Подымов Владлен Владимирович : другие произведения.

"Господин Лянми", часть вторая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Беглецы с мертвой Земли, они создали звездную Империю. Две песчинки в масштабе Вселенной, они остановили Врага. И теперь их агент должен отправиться в далекое будущее. Туда, где сама планета помогает проснуться древним Сущностям. Где мир выполняет неосознанные желания людей. Где в одной точке времени и пространства сойдутся в битве последние линкоры Врага, мертвый бог и люди, ставшие демонами. Кто победит? Это зависит только от вас. Ведь История жива! Она непостоянна, всегда готова к изменениям Здесь и сейчас!
  
  
  
  
  
  
  Май Магов
  Владлен Подымов
  
  ГОСПОДИН ЛЯНМИ
  
  
  
  Книга под девизом:
  Рассветное солнце, миг до заката.
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  
  Многосильный Тайсу -- известный и благородный человек -- искал край мира.
   Далеко и долго. Никто еще не бывал там.
  Хотел он пройти через все три великие земли, устилающие поверхность моря.
   Увидеть желаю Чантэ, Имаросс и даже мертвый Гхонг.
  Шел он год. Стоптал три деревянные подошвы на гэта.
   Прошел я Чантэ!
  И второй год покинул земные пределы. Лишь скалы Гхонга ядовитые вокруг.
   Кашель поселился во мне. Навсегда.
  Но и Гхонг остался позади.
   Половина пути позади. Дважды по столько -- впереди. Как трудно...
  Возвысились над ним ледяные горы Имаросса, -- слепят глаза белым огнем.
   Слезы мешают видеть путь... Но не поверну обратно!
  Взобрался он на самую высокую из гор. Оглядывался вокруг.
   И смеялся я -- весь мир под ногами. Велик Тайсу!
  Спустился Тайсу с вершины и отправился обратно.
   А на сердце -- лед возлег. Замерзло оно в краю зимы.
  Шел долго, и был путь его страшен. Встречал людей и, -- брал, что хотел.
   Иных -- убивал. Что мне до их жизней? Мир лежал у меня под ногами!
  Силен Тайсу -- кто осмелится возразить?! Но вернулся он на родину. Весна!
   И звон капели пробился сквозь стылый лед...
  Остановился многосильный и задумался.
   Верно, нечто неправильное почудилось мне.
  Обернулся Тайсу и посмотрел назад. Короста ледяная от его ног -- до края земли.
   И это -- мое деяние?!
  Рассердился на себя многосильный и благородный Тайсу.
   Как я мог в гордыню впасть? Как потерял честь, убивая людей?!
  Разъял он свою грудь и вырвал ледяное сердце. Разбил его в мелкие куски.
   Не мое это сердце! Не будет оно больше указывать мне путь.
  Швырнул достойный воин осколки своего сердца со скалы в море.
   Но вернулись они леденящим дождем.
  Сотни лет бросает Тайсу с высоких скал осколки своего мерзлого сердца.
   Устал я, покоя лишь ищу...
  И говорят теперь старики, услышав, как льдины бьются о скалы, -
   То сердце мое рвется обратно в грудь!
  Что сердце Тайсу плачет в холодной глубине океана и просит принять его назад.
   Никогда! Помню я путь, которым оно меня вело...
  Нет покоя Тайсу с тех пор, и ищет он забвения и смерти.
   Но не дано то людям, меняющим мир. И я -- из таких!
  Не найти ему покоя. Ищет он и не может найти.
   Не слезы то мои, а лишь холодный дождь...
  
  
  
  
  Глава 13 -- Желание дождя
  
  
  -- --
  
  Кипящие потоки хлестали с крыш зданий.
  Вода бурлила на загнутых краях крыш, ныряла в выложенные из камня или кирпичей квадратные водосточные трубы. Чуть позже она сильными толчками выплескивалась на мостовую из пастей драконов, енотов-оборотней, водяных демонов сёдзё и иных чудовищ, явившихся из кошмаров резчиков по камню.
  Дождь.
  Это был не первый ливень в этом году, но первый столь сильный. Близилось лето, а с ним -- проливные дожди, ураганные ливни и влажная духота, которая накрывала город с приходом летних морских ветров.
  Трудное время.
  В такое время люди старались не заключать сделок, не вступать в брак, не заводить детей и не пить горячего чая. Благословенные холодные ветра, спускавшиеся с гор, спасали жителей Кинто, но казалось -- всего один прохладный день на целый десяток жарких и удушающих влажностью. Это было не так. Наоборот, удачных для жизни дней было много больше, чем тяжелых излишне влажным воздухом.
  Но как было трудно во время одного из них!
  Однако до летних ливней было еще далеко. Этой ночью на город опустились тяжелые холодные тучи со стылой, почти замерзшей водой. Такое бывает несколько раз в год. Только весной и поздней осенью. Лишь тогда на Кинто падает лахорг, обжигающе-ледяной дождь.
  Лахорг всегда приходит ночью.
  В это время Кинто вымирает -- мало кому пожелается бродить ночными улицами под ледяными струями воды. В такие ночи люди сидят дома, у разожженных каминов или горячих электрических обогревателей и смотрят телевизор, либо ведут с соседями неспешные многочасовые беседы по телефону.
  Некоторые приглашают ближних соседей к себе в гости -- вместе не страшно.
  Говорят, что лахорг -- время морских демонов сёдзё, что выходят из моря и быстрыми тенями скользят по вымершим улицам Кинто, заглядывая в дома и пугая людей огненно-рыжими волосами и неподвижными, словно темный морской лед, зелеными лицами. Мало кто верит в это, но многие зажигают огни во всех комнатах и закрывают на ночь окна плотными занавесями.
  К чему рисковать?
  Лахорг недолог. Он длится час или два, или три, -- не больше. Не слишком долго, но неосторожному хватит и этого.
  Лахорг опасен. Иногда, налетев без предупреждения, ледяной дождь собирает жатву -- ею оказываются замерзшие насмерть неосторожные прохожие. В лахорг каждый дом открыт для любого, застигнутого дождем на улице. Стоит только постучать -- и тебе откроют дверь, предложат горячую ванну и обжигающий чай.
  Урожай лахорга обычно очень скуден. Три-четыре человека -- не больше.
  Но -- есть.
  Потому люди Кинто внимательно читают газеты и слушают сообщения о погоде по телевидению. Никто не хочет стать семенами риса, унесенными холодным ветром. Все спешат укрыться дома или у знакомых, иногда бросая машины в самых неудобных местах.
  Изредка во время дождя на дорогах попадаются машины работников крупных торговых контор или отчаянных молодых парней. Первые слишком часто задерживаются на работе, а вторые -- показывают друзьям свою храбрость и неверие в сказки о сёдзё.
  Это их работа. Это их неблагоразумие.
  Но не все могут позволить себе укрыться в теплом доме. Под леденящими струями по улицам Кинто медленно движутся патрульные машины полицейских.
  Вспомним об одном из них.
  
  ...Холодные капли настойчиво стучали в ветровое стекло, упорно пробовали просочиться в щели, спрыгивали маленькими водопадами с крыши, разлетались из-под дворников жемчужной, в свете фар, пылью.
  Вода была везде. Казалось, что машина плывет по дну моря.
  Температура в салоне быстро падала, и Янни включил обогрев. Печка тихо зашелестела, гоня по "Сёкогаю" теплую волну. Впереди что-то засверкало в свете фар, и Янни снизил скорость. Оказалось, что это один из новомодных маленьких магазинов с зеркальными стенами. Последние годы они появились в городе чуть ли не на каждом углу, заполонив некоторые улицы, как цветы на кустах ишивики заполоняют сады весной.
  Магазины были довольно удобны, но вот их появление в Старом городе Янни не одобрял. Они совершенно не подходили по стилю к старым домам. Впрочем, сен-шангер был совершенно уверен -- то же самое когда-то говорили и про эти самые старые дома.
  Сен-шангер направлялся домой. Смена давно уже закончилась, но он остался поговорить с ребятами из третьей смены и проверить отчеты подчиненной ему дюжины полицейских. Теперь Янни возвращался домой, и, к своему нерадостному удивлению, попал в лахорг.
  Янни последние дни чувствовал себя настолько усталым, что не особенно обращал внимание даже на сегодняшние разговоры о лахорге. Он собирался успеть домой до дождя, но тот решил иначе. Первые, самые тяжелые ледяные капли упали на город в начале периода Сапфировых облаков, что за три часа до полуночи. Вот и пришлось сен-шангеру после работы медленно ползти по скользкому асфальту и брусчатке в стылой коробке своего верного "Сёкогая".
  Впереди показался большой перекресток, ярко освещенный мощными лампами -- он был как раз на границе Старого и Нового города. Янни повеселел. Еще немного, он выедет на окружную дорогу, объедет часть кварталов Нового города -- и дома.
  Дорога осветилась бледно-синим сиянием молнии. Заметно позже грохотнул гром. Почти сразу требовательно звякнул телефон. Затем громче.
  Похоже -- Управление.
  Не рискнув в такую погоду вести машину и говорить по телефону, Янни остановился у тротуара, включил аварийные огни и достал телефон из кармана. На экране появились светлые усы его сменщика -- Кристиана Ларова. Чуть позже тот отодвинул телефон от себя и лицо стало видно целиком.
  -- Оссу! Ты еще не добрался до дома? -- спросил Ларов.
  -- Оссу. Еще нет, я в Старом городе. Что случилось?
  Ларов нахмурился.
  -- Нет? Ну и зря... Я бы на другого вызов перекинул. А так -- придется тебе его принять.
  -- Да, жаль, что я не уехал домой раньше, -- усмехнулся Янни.
  -- Прошу простить сен-шангер, -- официальным тоном сказал Ларов. -- Но вызов срочный.
  -- Что произошло?
  -- Ситуация опасная, увы. А то я бы вместо тебя кого еще послал. Но пока они доберутся... а на улице -- лахорг! -- извиняясь, Ларов пожал плечами.
  -- Кристиан, я уже готов ехать на вызов, скажи, куда и зачем.
  -- Так, полагаю, ты на краю Старого города? Вот адрес: квартал Сэнкан, четыреста семнадцатый дом, это на севере, найдешь. Если я правильно понимаю твой обычный маршрут -- должно быть недалеко от тебя.
  Янни согласно кивнул.
  -- Да.
  -- Так вот, восьмиэтажный дом. Там всего один подъезд. Из третьей квартиры звонила некая старая дама. Девочка, ее внучка, как я понял, по имени Нанику, зачем-то залезла на чердак, а потом на крышу дома. А ты сам понимаешь -- лахорг. Четверть часа под дождем -- и все...
  -- Что? Девочка в лахорг вылезла на крышу? Ты уверен, что эта старая дама... э-э-э... говорит серьезно?
  -- Уверен. Если бы не был уверен, не звонил бы тебе, -- проворчал Ларов. -- Там еще одна внучка рядом с дамой была, она подтвердила. А что на крышу полезла -- так мало ли такого от неудачной любви происходит?
  -- Сейчас еду.
  Янни прижал телефон щекой к левому плечу и завел машину. Экран телефона замигал и погас. Из трубки донесся обеспокоенный голос Кристиана:
  -- Ты там прекрати водить машину в такой дождь и с телефоном под ухом! Мне не хочется разоряться на табличку для твоего посмертного имени. Знаешь, сколько жрецы нынче просят?
  -- Знаю, не мешай. Ты можешь проследить, далеко я от этого дома?
  -- Хэра... сейчас. Так. Включи маяк.
  Янни включил маяк, которым были оснащены даже личные машины офицеров полиции.
  -- Примерно в пяти кварталах к северо-востоку, -- тут же откликнулся Ларов.
  -- Хорошо, я так и думал.
  -- И выключи ты этот телефон! Меня черный экран приводит в уныние. Я сразу думаю о том, что по нынешним временам тебя дешевле будет похоронить в золотом гробу, чем заказать у жре...
  Янни сунул телефон в карман. Он вспомнил, что это за дом номер четыреста семнадцать. Когда-то Янни неплохо знал районы Старого города, что примыкали к Новому городу.
  Разбивая потоки текущий по дороге воды, его "Сёкогай" устремился на восток. Струи дождя и мелкая водяная взвесь дробили и разбрызгивали лучи мощных фар. Перед машиной вставало сияющее полотно света, прошитое холодными нитями-струями. Янни щурился, пристально вглядываясь вперед; иногда он почти останавливал "Сёкогай" и смаргивал с глаз слезы.
  Жаль, что в Старом городе так мало уличных фонарей.
  Доехав до места, он долго кружил по кварталу, разыскивая нужный дом. Нумерацию в Старом городе вели от времени постройки дома, так что на соседних строениях могли висеть таблички с номерами, различающимися на десятки и сотни.
  Как неудобно.
  Только сен-шангер собрался позвонить Ларову и попросить помочь, как нужный дом показался в свете фар. Это был большой дом из серого гранита с фронтоном, выложенным красным и желтоватым гранитом. Этажи оказались высокими, прямо-таки огромными -- метров по шесть.
  Над подъездом под порывами ветра раскачивался на цепи яркий фонарь. Бледное пятно света мелькало вправо-влево, вслед за ним метались тени деревьев, росших у дома. Самой цепи и креплений видно не было, казалось, будто некий великан встал у подъезда и размахивает факелом.
  Когда-то этот дом построила для себя богатая торговая семья, но потом подобный стиль вышел из моды, семья себе выстроила высокое здание из стали и стекла в Новом городе и перебралась туда. Заброшенное здание было позже куплено городом, перестроено и сдавалось жильцам в пожизненное владение.
  Янни подъехал ближе к дому и остановился. Волна воды из-под колес плеснула на неровную брусчатку тротуара. Янни с тоской осмотрел мокнущий под дождем дом, деревья и дорожки, выругался и достал с заднего сиденья форменную сумку со всем необходимым офицеру полиции. Накинув на голову капюшон плаща, он быстро пробежал по дорожке от машины до подъезда.
  В подъезде горел яркий свет, а дверь одной из квартир была приоткрыта. На двери -- прибита медная табличка с цифрой три. Похожу, отсюда и поступил вызов. Сен-шангер поднялся по лестнице на площадку рядом с квартирой. Не успел он ступить на площадку, как дверь распахнулась и появилась высокая седая дама в розовом халате перевязанным широким белым поясом.
  -- Офицер! -- произнесла дама. -- Как хорошо!
  Она взглянула на форменную куртку Янни и добавила:
  -- Сен-шангер отдела случайностей? Какая честь для меня...
  -- Э-э-э... -- Янни был весьма удивлен.
  Красный шнур пятого ранга хорошо виден на его куртке, но как дама узнала про отдел? Он подошел поближе к даме и поклонился:
  -- Для меня тоже честь познако...
  -- Сен-шангер, не будем терять времени. Моя деточка пропала, а на улице этот жуткий ледяной лахорг!
  Янни кивнул.
  -- Вы должны спасти мою Нанику! -- продолжила старая дама.
  В этот момент из-за спины дамы выглянула девочка лет четырнадцати-пятнадцати. Грустное выразительное лицо с тонкими чертами, изумительной красоты брови над живыми карими глазами. Сен-шангер мысленно присвистнул -- настоящая красавица! Через год-два она станет одним движением бровей вселять обжигающее пламя в сердца не только сверстников.
  Дама, не глядя, протянула руку и прижала внучку к себе. Янни с трудом отвел глаза от детского лица и спросил:
  -- Скажите, вы совершенно уверены, что она пошла именно на крышу?
  -- Да, офицер. Она последнее время себя странно вела, -- качнула головой старая дама, -- я ее часто находила именно там. И ведь спрашивала -- зачем тебе туда ходить? Тебе нельзя тут быть! Но она так и не сказала.
  -- Хорошо, я обязательно ее найду. А вы подготовьте пока горячую ванную и вызовите дрэгхэ.
  -- Нам не нужны врачи, я сумею сама вылечить мою девочку! -- Гордо выпрямилась женщина, затем прошептала. -- Я бы и сама пошла на верхний этаж и крышу... но на улице этот страшный лахорг... и сёдзё...
  Она зябко повела плечами, и крепче прижала к себе девочку, отодвинувшись от порога чуть в глубину квартиры. Янни кивнул и поспешил по лестнице вверх. В этом доме не было лифтов. Шангер задержался на первом пролете лестницы, повернулся к старой женщине и девочке и спросил:
  -- Скажите... а Нанику не собирается от несчастной любви шагнуть с крыши?
  Дама поджала губы и сердито покачала головой:
  -- Какие вы говорите гадости, офицер. При ребенке! Моя Нанику слишком мала для всех этих любовных глупостей!
  Девочка чуть покраснела и отвернулась.
  Может она что-то знает? Но сейчас не время выяснять.
  Добравшись до последнего этажа, Янни с большим трудом отворил тяжелую скрипучую дверь на чердачное помещение. Через порог он переступал осторожно, но предосторожность была напрасна -- потолок у чердака был высок, и на полу было почти чисто.
  Сен-шангер достал из наплечной сумки фонарь. Освещая им путь, он внимательно осматривал чердак. По всему помещению торчали толстые каменные столбы -- они поддерживали крышу. Что-то громко и неприятно хлопало. Флюгер на ветру? Нет, вряд ли.
  -- Нанику! -- крикнул он. -- Нанику!
  Луч фонаря выхватывал лишь какие-то небольшие обломки дерева, несколько старых шкафов, прислоненных к стенам и пару поломанных диванов. В одном углу валялись запыленные деревянные кресла. Видимо, кто-то из жильцов хранил здесь старые вещи. К счастью, вещей было немного, и Янни сумел все быстро осмотреть.
  Девочки не было. Неужели она вышла на крышу, под дождь?
  Как печально.
  -- Нанику! Я офицер полиции Хокансякэ! Твоя бабушка меня попросила тебя найти и поговорить! -- крикнул он еще раз.
  Не получив ответа, он вновь осмотрел помещение.
  В трех местах обнаружились выходы на крышу -- деревянные лестницы и деревянные двери. Средняя из них была распахнута и хлопала на ветру. Хоть выход и был укрыт под небольшой каменной башенкой, но ветром из проема несло дождь. Рядом с лестницей под ногами противно хлюпала лужа.
  Над городом сверкнула молния и громыхнул гром. Тени метнулись по углам.
  Янни показалось, что он услышал чье-то движение. Он остановился и прислушался. Нет, ничего.
  Открытая дверь на крышу притягивала его взгляд. Если девочка вышла наружу и пробыла под дождем хотя бы четверть часа... Вздохнув, он повесил фонарь себе на грудь и поднялся по скрипящим под ногами ступенькам.
  Ледяной дождь обрадовался новой жертве.
  Он плеснул Янни в лицо стылой водой и дернул плащ сильной рукой ветра. Янни едва удержался на ногах. Он крепко ухватился за башенку левой рукой, а правой водил фонарем вокруг себя. Крыша оказалась с небольшим наклоном в обе стороны от башенок. Луч фонаря метался по плитам крыши, теряясь среди струй воды в десятке шагов от сен-шангера.
  -- Нанику! Ты где! -- крикнул он. -- Нанику!
  Ветер унес звук его голоса. Вряд ли девочка услышит.
  Сен-шангер осторожно шагал по скрипящим под ногами плиткам черепицы. Сапоги скользили по мокрой керамике. Большие плиты размером с половину татами были крепко прибиты медными гвоздями. Дважды Янни поскальзывался на скользких от дождя плитах, и дважды ему удавалось удержать равновесие.
  Каждый раз он обливался холодным потом.
  Янни не верил, что тонкий металлический забор у края крыши его удержит, если он покатится в потоках воды несущейся по крыше. Когда он добрался до правой башенки, он был не только мокр от дождя, но и от страха. Уцепившись за надежный камень башенки, он несколько минут ждал под холодным ливнем, пока сердце не перестало колотиться. Затем вытащил из висящей на левом плече сумки длинный и крепкий шнур. Обмотав его вокруг башенки, и, затянув крепким узлом, обвязал шнур вокруг пояса.
  Надо будет обойти всю крышу. Идти далеко, до самой левой башни.
  Он мысленно пожал плечами. Безнадежно. Вряд ли он найдет девочку. Видимо Нанику стала одной из тех, кто гибнет в лахорге.
  На сильном ветру хлопала дверь средней каменной башенки. Она долго противно скрипела, затем раздавался влажный удар-шлепок по каменной коробке. Очень неприятно. Хлопающая дверь здорово действовала Янни на нервы.
  Он оторвался от надежного камня и отправился в обратный путь, останавливаясь каждые пять шагов и светя фонарем в обе стороны от себя. Он почти дошел до левой башенки, когда...
  Вот!
  Что-то лежало слева от него на крыше!
  Янни в радости ускорил шаг и направился к темнеющему на плитах свертку. Неужели девочка?!
  Нога попала на особенно скользкую плитку и Янни упал. Он катился к краю крыши, беспорядочно размахивая руками. В ужасе он что-то кричал, но не осознавал что именно. Пятьдесят метров до земли -- недолгий полет, в конце которого его ждет жесткие камни тротуара или острые скользкие сучья деревьев.
  Сен-шангер проломил телом давно проржавевший металл ограждения и упал в жадную глотку ждущей его пропасти.
  Рывок!
  Веревка сдавила его грудь. Стало трудно дышать, да еще он ударился о стену дома. Он висел над пропастью на расстоянии вытянутой руки от загибающегося вверх края крыши.
  С трудом Янни подтянулся на веревке. Обламывая ногти, он уцепился за приподнятый край крыши. Пальцы скользили по мокрой керамике. Он закинул на крышу ногу и постарался ею зацепиться за металлическое ограждение.
  Еще немного -- и он спасен!
  В этот миг под его пальцами раскрошилась старая керамическая плита и он вновь сорвался с крыши. От рывка и удара о мокрый гранит стены у него потемнело в глазах. Сен-шангер прохрипел ругательство. Из пролома на него вылился целый водопад ледяной воды. Она залила Янни глаза и мгновенно пробралась под плащ.
  Руки замерзли и едва двигались. Янни из последних сил подтянулся на веревке, схватился правой рукой за ограждение, затем забросил на крышу ногу. Ветер трепал плащ, пытаясь накинуть его на голову, замотать и лишить сен-шангера зрения.
  Мерцающий свет молнии осветил крышу.
  Лежащий на краю пропасти сен-шангер с ужасом увидел, что в дверном проеме башенки стоит человек с узкой маской на лице. Стоит и равнодушно смотрит на него. Человек был закутан в темный, вроде бы зеленый, плащ с плохо различимой эмблемой на груди.
  Грохотнул гром, и все вновь осветилось молнией. Человек исчез. В проеме башни никого не было, лишь дверь медленно закрывалась за исчезнувшим. Кто бы он ни был, но он не стал помогать Янни.
  Сен-шангер, шипя сквозь зубы, отполз от края крыши. Он наматывал веревку на правую руку, чтобы если его опять потащит вниз, не упасть с крыши. Двигаться приходилось ползком, на животе, наискосок возвращаясь к дальней башенке.
  Чуть позже Янни рискнул взобраться на середину крыши. Там он несколько минут лежал под ледяным дождем, затем пополз к той темной куче, что лежала у левой башни.
  Как ни странно -- фонарь уцелел и через минуту вполне исправно освещал сверток одеял, забытых на крыше и привязанных к торчащему из крыши толстому позеленевшему гвоздю. На всякий случай Янни ощупал сверток.
  Безумная мысль. Мокрая толстая шерсть -- никакого человека.
  Девочки на крыше не было.
  Сейчас это для Янни показалось просто безрассудным -- кто выйдет на крышу дома во время лахорга? А если вышел -- то кто останется? Только тот, кто хочет умереть. Может тело девочки надо искать на земле рядом с домом?
  Кто выйдет... Но ведь вышел! Янни вспомнил человека с маской на лице и странным светлым знаком на плаще. Янни навсегда запомнил этот знак. Ледяная вода и ослепляющий свет молнии помогли ему в этом.
  Янни вновь добрался до середины крыши и осмотрел оставшееся пространство. Никого нет.
  Как удивительно.
  Он так и оставил веревку на крыше. Ползти по мокрой крыше к дальней башенке, чтобы отвязать ее -- не было никаких сил. Спустившись на чердак, он осторожно закрыл за собой крышу. В свете фонаря все вокруг казалось мрачнее и неприятнее. Права рука едва удерживала фонарь. Кривые тени ползали по стенам от дрожащего фонаря, лужа хлюпала под сапогами с особенно противным звуком.
  Человека, которого он видел несколько минут назад, нигде не было.
  Янни осторожно прошел по всему помещению, резко оглядываясь и освещая вокруг лучом фонаря. Он дрожал от холода. Или не только от него? Чего бояться сен-шангеру, офицеру полиции с пятилетним стажем? Но во время лахорга происходят странные вещи. Говорят, что под струями леденящего дождя демоны сёдзё не только выходят из моря, но и...
  Ему послышался тихий звук, как если бы кто-то подвинул деревянный предмет. Янни выключил фонарь и крадущимися шагами пошел на источник звука. У него была отличная зрительная память и ориентация. Пройдя почти беззвучно десяток шагов, он вновь услышал этот звук.
  Как он помнил, именно в той стороне были навалены деревянные кресла. Девочка могла там спрятаться! Но зачем ей прятаться от него? Янни прокрался еще ближе и сощурил глаза. Затем включил фонарик. Из-под груды стульев на него испуганно глядели глаза.
  Кошачьи глаза.
  Сен-шангер присел на корточки и тихо засмеялся. Вот кто его пугал странными звуками! Яркие зеленые глаза удивленно мигнули, и к офицеру из-под стульев выбрался черно-белый котенок. Янни, уже совсем тихо смеясь, подхватил его, расстегнул плащ и сунул к себе за пазуху. Где-то там еще было сухое место, куда не добралась холодная вода.
  Котенок? Что же, теперь будет кому жить в его доме. Раз уж Митику не хочет становиться хозяйкой дома Янни, -- пусть хоть котенок принесет в него немного тепла.
  Янни сунул руку под плащ и погладил котенка.
  -- Я назову тебя... я назову тебя Черный тигр! Нет, это длинно. Просто -- Тигр!
  Сен-шангер криво усмехнулся. Ему еще остается пройти вокруг дома и осмотреть -- нет ли тела девочки. Хотя... если тут ходит этот странный человек... Янни вспомнил о лежащем во внутреннем кармане телефоне. Шангер добрался до выхода из чердачного помещения и спустился по лестнице туда, где висящий на стене светильник -- простой стеклянный шар -- освещал теплым светом лестницу.
  Экран телефона оказался разбит, но слышно было хорошо.
  -- Кристиан. Это я, Янни.
  -- Где ты? -- в голосе товарища было напряжение. -- Почему не звонишь? Приехал на место?
  Янни беззвучно рассмеялся. Он старался смеяться совершенно тихо, но Ларов что-то уловил:
  -- Ты там веселишься что ли? Зачем? Забыл мне позвонить -- что я должен думать? И включи экран!
  -- Прости, Кристиан, -- Янни вспомнил, что действительно, забыл позвонить Ларову, когда приехал к дому. Это была его, и только его ошибка. -- Я уже приехал к дому и давно ищу эту девочку.
  -- Нашел?
  -- Нет. Ни на крыше, ни на чердаке... Сейчас спущусь вниз и поищу вокруг дома. -- Янни кашлянул. Холодная вода давала себя знать.
  -- Экран включи, -- уже спокойно сказал Ларов. -- Не могу я так разговаривать.
  -- Я телефон разбил. Неудачно упал.
  -- Тебя только отпусти одного... Хорошо, я выслал к этому дому двух ребят из моей дюжины, они будут минут через пять-десять. Ты молчал и я решил, что они не окажутся лишними.
  Янни кивнул, затем вспомнил о разбитом экране и сказал:
  -- Понял.
  -- Что-нибудь еще?
  Сен-шангер задумался.
  -- Кристиан, я сейчас обойду вокруг дома -- вдруг она упала с крыши? Но есть одна странная вещь -- я на крыше видел человека. Мужчину в маске. Он был, затем пропал. Может, он как-то связан с исчезновением девушки?
  -- Так. -- Ларов подумал. -- Тогда тебе не нужно ходить вокруг дома одному. Дождись ребят.
  -- Договорились, я тоже не хочу лезть сейчас под дождь -- промок, как рыба на морском дне, -- и Янни закашлялся. -- Я еще перезвоню.
  Он выключил телефон и медленно спустился на первый этаж. Что же он скажет старой даме и девочке?
  Увидев его, дама ужаснулась.
  -- Сен-шангер... как вы нехорошо выглядите... -- только и смогла вымолвить она. -- А где моя девочка?
  -- Я не нашел ее на чердаке, сейчас обойду вокруг дома -- может она где-то стоит под дождем?
  Старая женщина молча смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Затем произнесла дрожащим голосом:
  -- Она не любит выходить на улицу...
  -- Но я не нашел на чердаке никаких следов ее присутствия. Может быть, она ушла в другой дом, или к подругам?
  Покачав головой, старая дама сказала:
  -- Я не знаю... я не знаю... Может быть... -- она подумала и, взглянув на Янни, добавила. -- Я сейчас поставлю горячий чай! И вы все расскажете!
  Она исчезла в глубине квартиры. Девочка же осталась стоять на пороге, не зная, то ли пригласить гостя в дом, то ли оставить его на пороге. Он такой мокрый и грязный! Что же делать?
  Янни усмехнулся. В таком виде он сам себя бы не пустил на порог своего дома.
  -- Как тебя зовут?
  -- Санделку.
  -- Санделку, у меня не лучшие новости. Я не нашел Нанику на крыше. Я собираюсь обойти вокруг дома. Но если я не найду ее и там, то... -- тут он замялся.
  На глазах девочки появились слезы.
  -- А вы хорошо искали?
  Янни устало кивнул головой.
  -- Но не все так плохо, может она ушла в другой дом?
  В этот миг из-за пазухи у Янни высунулось черно-белое ухо. Еще миг -- и показался розовый нос, осторожно принюхивающийся к доносящимся из квартиры запахам.
  Девочка круглыми от возмущения глазами посмотрела на Янни.
  -- Зачем вы обманываете, господин офицер?
  -- Я обманываю? -- растерялся сен-шангер.
  -- Да, вы же нашли нашу Нанику!
  Девочка протянула руки: котенок быстро выбрался из-за пазухи сен-шангера и прыгнул Санделку на руки, оставив Янни на память царапину на руке.
  Тот пребывал в странном состоянии, между просветлением и безумием.
  -- Котенок?
  -- Да, -- Санделку крепко прижала к себе мяукающее сокровище.
  -- Котенок, -- тупо повторил сен-шангер и сполз по стене. На камне остался мокрый след.
  -- Что с вами, господин офицер, -- забеспокоилась девочка. -- Вам нехорошо?
  -- Котенок...
  -- Да, а вам бабушка разве не сказала? Ой, как мне стыдно!
  Сидящий на корточках господин офицер захохотал.
  Котенок!
  Как великолепно!
  Он смеялся долго и весело. Когда через десять минут в подъезд вошли двое полицейских, Янни еще хихикал и хлопал в ладоши, сидя перед полузакрытой дверью. В узкой щели меж дверью и косяком иногда мелькали возмущенное лицо старой леди, карий глаз девочки или пушистый хвост котенка.
  Янни достал телефон, и, не глядя на полицейских, набрал номер. Услышав голос Кристиана, он, продолжая нервно смеяться, сказал:
  -- Кристиан, можешь не беспокоиться за девочку.
  -- С ней все хорошо, она нашлась?
  -- Да! И ты знаешь, мой Тигр оказался кошкой!
  Уронив голову на колени, он вновь засмеялся. Смеялся, не обращая внимания ни на седую даму, появившуюся на пороге квартиры, ни на доносящийся из телефона голос недоумевающего Ларова, ни на коллег-полицейских, ни на разлет бровей рдеющей девочки, что через год-два начнет вселять жгучее пламя любви в сердца не только сверстников.
  Полицейские и старая дама смущенно отвернулись от него. Нельзя смотреть, когда человек в таком состоянии.
  Янни смеялся.
  Котенок.
  Как смешно!
  
  
  
  
  Глава 14 -- Голод демона
  
  
  -- --
  
  На ладонь упала капля обжигающего холода.
  Затем еще и еще.
  Мурамаса держал ладонь под скатывающимися с крыши балкона каплями. Он стоял уже половину часа. Рука застыла и почти не слушалась, но Мурамаса, скривив губы в дикой усмешке, продолжал держать ладонь под дождем. Наконец, когда рука совсем перестала чувствовать холод, он медленно убрал ее из-под дождя.
  Распахнув халат, он приложил ледяную ладонь к груди напротив сердца. Холод обжег кожу и медленно потек с пальцев, цепляя сердце ледяными когтями. Сердце вздрогнуло, раз, другой... забилось медленно и тяжело, с трудом выталкивая из себя кровь. Казалось, что кровь загустела и превратилась в кашу из красной туши и снега. Ощущение холода вместе с заледеневшей кровью постепенно расходилось по телу.
   Мурамаса криво улыбнулся и покрепче ухватился за дверь на балкон. Ноги едва держали его. Он дрожал в экстазе. Искусник едва сдержал крик наслаждения. Уронив голову на грудь, Мурамаса стоял, переживая безумное наслаждение. Затем шумно вздохнул и поднял голову, вглядываясь в стену ледяного дождя.
  Какое блаженство.
  Если бы лахорга не было -- он бы его создал!
  -- Хорошая погода, мой гос-сподин, -- он, наконец, повернулся к Ширай Гомпати.
  Тот уже четверть часа, сидя в кресле рядом с полыхающим камином, наблюдал за своим лучшим искусником. Иногда он задумывался -- не демон ли Мурамаса? Не родственник ли он по отцу тем зеленомордым и огненноволосым, что живут в глубинах моря и изредка выходят на сушу за кровавой жатвой, или просто -- напугать людей и тем принести себе радость.
  Но нет, -- не рыжие волосы были у Мурамасы. Черные. Да и весь он был смуглый и темный.
  Гомпати и сам любил черный цвет, но Мурамаса... тут глава Средней ветви покачал головой. Никто не видел Мурамасу одетого во что-нибудь иное, кроме черного, абсолютно черного шелка. Говорят, даже мыло для ванны Мурамаса себе сам варил и добавлял туда пепел сожженных шафранных деревьев.
  Хотя наверняка это только слухи, уж слишком невероятно такое.
  Вот и на этот раз -- Син-ханза был уверен, что Мурамаса специально показал ему свой обряд получения силы и знания. Иной глава ханзаку, не говоря уж о дейзаку, после подобного всерьез задумался -- а не полезно ли будет, чтобы искусника завтра же утром нашли в заливе?
  Но не Ширай Гомпати! Син-ханза не боялся древних сказок. Пусть его искусник получает знания любым путем, лишь бы делал, что должно.
  Отставив на маленький столик у кресла бокал с недопитым коньяком, Ширай Гомпати легко поднялся. Он скрестил руки на груди и слегка насмешливо взглянул на своего искусника. Тот молча стоял у балконной двери и смотрел на Гомпати. Холодный ветер трепал черные волосы Мурамасы: пряди то взлетали, то падали на плечи, то закрывали его лицо.
  Полюбовавшись этой картиной, Син-ханза криво усмехнулся и произнес:
  -- Что же, господин Мурамаса, вы показали впечатляющее зрелище. Не пора ли представить мне что-нибудь, имеющее отношение к моим интересам? Сагами вас очень хвалит -- так не подведите же его.
  -- Гос-сподин Сагами слишком добр, -- равнодушно ответил искусник, -- но я постараюсь не разочаровать вас.
  Он осторожно прикрыл балконную дверь и пересек комнату. Подойдя к стене, он звякнул ключами и в стене бесшумно образовался провал. Если бы Гомпати лично не утверждал планы своего дома и лаборатории, он бы удивился -- столь бесшумно работал механизм, убирающий в сторону тяжеленную каменную плиту.
  -- Прошу, мой господин, -- поклонился Мурамаса, показав рукой в сторону тайной двери.
  Они спустились по хорошо освещенной лестнице на три десятка метров под землю и попали в длинный тоннель. Широкий тоннель, -- две машины легко проедут, -- по нему в лабораторию когда-то завозили оборудование. Тоннель не особенно хорошо обустраивали -- на камне до сих пор видны следы горных молотов. Пол выровняли, залили бетоном и на стены повесили круглые светильники. И все.
  Цепочка огней тянулась вперед, скрываясь за поворотом. Временами в тоннеле встречались узкие боковые проходы. Вдоль правой стороны тоннеля в стене была пробита выемка -- в ней тянулись толстые силовые кабели. Питание лаборатории, да и всего загородного поместья Син-ханзы шло от городских станций, но в глубоких подвалах нашлось место и для нескольких автономных генераторов и большого запаса топлива.
  Мурамаса шел впереди, показывая дорогу и рассказывая, куда ведут ответвления тоннеля. На лице у Гомпати бродила слабая усмешка -- он тут неоднократно бывал и отлично знал, где расположены комнаты помощников искусника и что хранится на складе. Ну да пусть его поговорит. Когда искусники или мудрецы чувствуют некоторое уважение к себе, они работают лучше.
  Главное, чтобы им не приходила в голову идея, будто их исследования -- самое важное. Главное -- результат. Главу Средней ветви интересовал только один результат. Только один.
  Задумавшийся Син-ханза пропускал мимо внимания слова своего главного искусника. Но одно из них вырвало его из раздумий.
  -- Стекло?
  Мурамаса прервался на полуслове, затем повторил то, что сказал еще минуты две назад:
  -- Камера облицована с-специальным стеклом, господин Гомпати.
  -- И что это за стекло?
  -- Это стекло, которое мы сделали по древнему рецепту. Оно умеет с-сдерживать Гаки-о-Моро.
  -- Как странно, -- удивленно произнес Син-ханза и остановился. Мурамаса это заметил не сразу, потому прошел несколько шагов вперед, затем вернулся. Ширай Гомпати несколько мгновений стоял неподвижно, затем спросил: -- Стекло удержит этих жутких демонов? Оружие предков бессильно перед какой-то стекляшкой?
  -- Да, мой господин.
  -- Все равно -- это слишком странно! Оружие не может бояться хрупкого стекла!
  -- Дело в том, господин Син-ханза, что мы совсем недавно выяс-снили -- Гаки-о-Моро это не оружие.
  -- Что же это, если не оружие? Пожирающее все и вся лавина -- и не оружие?
  -- Не знаю, господин Гомпати, зачем нашим предкам требовалась с-столь удивительная вещь. Но это не оружие. В древних записях это сказано совершенно ясно.
  Глава Средней ветви покачал головой.
  Как удивительно!
  Такую вещь можно было сотворить только как страшное, самое страшное оружие -- а у древних оно было чем-то иным? Какими поразительными людьми были древние мудрецы и искусники!
  -- Так что же, наши враги смогут спрятаться от моего гнева, всего лишь увешавшись стеклянными пластинами?
  -- Нет, мой господин. Не с-смогут. Гаки-о-Моро могут проесть и это с-стекло так же легко, как и лист плотной бумаги.
  -- Рассказывай. Я не понимаю, -- махнул рукой Син-ханза.
  И он направился дальше по направлению к лаборатории. Мурамасе пришлось идти рядом, заглядывая ему в лицо.
  -- Когда мы открываем сосуд и пробуждаем Гаки-о-Моро -- мы тут же з-саставляем наши вычислители следить за тем, чтобы оно не приближалось к стенам камеры. За прошедшие годы мы узнали несколько команд, в ос-сновном -- как повелевать движением Гаки-о-Моро, но многие другие остались тайной. Мы еще не знаем, почему эти голодные демоны так смирно лежат в древних сосудах из с-специального стекла и столь жадно поедают это же с-стекло, едва оказавшись снаружи сосуда. Но это так. Возможно, мы не знаем каких-то тайн -- но мы их узнаем.
  -- К чему тогда облицовывать стены этим древним стеклом?
  Мурамаса пожал плечами.
  -- Мой господин, я надеюсь вскоре раз-собраться с тем, почему все так происходит. И тогда это стекло станет нашей защитой, а враги никогда не узнают, как защититься от Гаки-о-Моро. А камера... нам приходится держать включенными несколько вычис-слителей, которые управляют шарами из этих жадных демонов. Если бы мы знали, как сделать стекло непроницаемым для них -- мы узнали бы многое об их поведении в с-свободном виде. Тогда тайны управления этой древней вещью открывались бы много, много быс-с-стрее...
  Гомпати молча шел и размышлял над сказанным. Все было не так хорошо, как полагал он и как говорил Сагами. Впрочем, стоит ли наказывать его Левого помощника, -- Син-ханза еще не решил. Он решит это после. После того, как искусник покажет ему обещанное.
  Он подошел к двери в лабораторию, и подождал, пока Мурамаса распахнет ее перед ним. Искусник достал из кармана кусочек пластика, похожий на обычную денежную карточку, и вставил ее в щель замка. Замок щелкнул и дверь медленно повернулась. Мурамаса с натугой потянул ее на себя, помогая механизму двери сработать быстрее.
  Несколько шагов -- и они в лаборатории.
  -- С-сюда, мой господин, -- искусник открыл еще одну дверь.
  За дверью оказалась большая комната, разделенная на две части. Тихо гудели вычислители. Стояли столы и жесткие металлические стулья. Дальняя от двери половина комнаты была превращена в стальную камеру. Стенки камеры блестели -- десятки крупных стеклянных панелей покрывали металл. Высокое и широкое окно позволяло в деталях разглядеть внутренности камеры.
  В углу камеры было устроены стеклянные ящики и круглый люк. Два помощника Мурамасы суетились около люка, пристраивая к нему тяжелый стеклянный цилиндр.
  Все это было незначительным. Застыв посреди комнаты, Гомпати неотрывно смотрел в окно камеры.
  В центре камеры лениво вращался грязно-белый вихрь.
  Гаки-о-Моро.
  Это была та страшная сила, что пришла из глубин времен. То оружие, что считал своим глава Средней ветви. Сила, способная опрокинуть мир, -- и даже, -- его уничтожить! Полностью. Неудивительно, что древние не называли Гаки-о-Моро оружием. Это было нечто свыше оружия, выше обычных средств убийства и разрушения. Это был почти Абсолют!
  И скоро он будет под его контролем!
  Стоявший посреди лаборатории Син-ханза почувствовал, как ветры Времени ворвались сюда, под десятки метров камня, стали и бетона, подхватили его душу и понесли ее пыльными дорогами истории. Терзающие душу Гомпати демоны алчности и жажды власти на миг отступили, -- и он увидел перед собой лики древних, тех, кто жил в мире тысячи и тысячи лет назад.
  Нет! Не какие-то жалкие сотни лет, время, когда родились напыщенные дейзаку. Нет. Син-ханза видел далекое прошлое. То время, когда люди были подобны богам, когда они могли создать нечто подобное Гаки-о-Моро -- и оставить, забыть его по небрежности. Или же то была дальняя мысль и тонкий расчет? Быть может это наследство или подарок для будущих властителей над людьми?
  Древние знали многое и умели еще больше. Только глупцы полагают, что прошлое мертво! Оно живо, оно тянет жадные руки вверх, в будущее. А за ним во тьме веков танцует призрак еще более давнего прошлого, опутывая душу живых совсем тонкими, прозрачными, но крепкими, подобно стальным канатам нитями.
  Возможно, его душа тоже опутана призраками прошлого? Неважно. Он видел прошлое -- он станет его наследником!
  Да будет так.
  Один из помощников Мурамасы неосторожно подвинул на столе большой стеклянный сосуд. Резкий звон вырвал главу Средней ветви из обволакивающей пелены странных мыслей и странных возможностей. Ветры времени утихли -- он был в настоящем. Его ждали дела этой жизни.
  Гомпати медленно повернул голову в сторону помощника искусника. Тот побелел как первый снег. Затем взгляд Син-ханзы переместился на широкие стеклянные цилиндры с крышками -- те самые древние сосуды, что так дорого обходились его ханзаку.
  -- Так что, эта белая пыль поедает даже эти древние сосуды?
  -- Да, мой господин. Малейшая ошибка, и с-сосуд разрушен. У нас их много, но каждый из них ценен.
  -- Осторожнее с ними, господин Мурамаса, -- произнес Ширай Гомпати, -- контрабандисты доставляют их из мертвых городов Имаросса и последнее время жалуются, что находить их стало все труднее. Они сильно подняли цены.
  -- Мы осторожны, мой господин, -- пожал плечами Мурамаса и указал на стоящее почти на середине комнаты кресло из серой стали. -- Пожалуйс-ста, вам оттуда будет все хорошо видно.
  Син-ханза кивнул и устроился в кресле. Его темный плащ свисал с подлокотников почти до пола.
  Мурамаса отошел чуть влево. Там, в трех шагах от окна в камеру стоял небрежно изготовленный пульт управления. Было видно, что при его изготовлении спешили и собирали из того, что было под руками. На пульте мерцали лампочки, светились ряды кнопок, торчало с пяток разных рычагов и небольшой руль, наподобие тех, что устанавливают в машинах.
  Помощники искусника отошли от камеры. Мурамаса с молчаливым вопросом взглянул -- и один из них кивнул головой. Искусник посмотрел в сторону Гомпати, потом решительно повернул тумблер на пульте.
  В стене камеры образовалась широкая щель. В эту щель в камеру въехала тележка, на которой был укреплена нетолстая, но высокая гранитная плита. Щель немедленно закрылась. Тележка повернулась и подъехала почти к центру камеры. Один из помощников искусника управлял ею.
  Затем медленно и торжественно Мурамаса нажал на большую желтую кнопку на пульте.
  Белый вихрь вздрогнул и приостановился. Мурамаса нажал другую кнопку. Вращение вихря резко ускорилось. Прошла минута, и перед людьми за толстым стеклом окна дрожал в воздухе белесый шар. Был он размером с два кулака взрослого мужчины. Его края расплывались в воздухе, как если бы он был создан из частичек утреннего тумана, скатывающегося с гор.
  Темный искусник осторожно тронул рычаги. Шар двинулся к стоящей на ребре вертикальной плите. Он задел край плиты и кусок гранита рассыпался. Беззвучно, почти не слышно -- по камере потек мельчайший гранитный песок. Еще касание -- и другой угол плиты оказался разрушенным непонятной силой.
  Ширай Гомпати внимательно смотрел. В нем нарастало возбуждение. Да! Это оно, именно оно! Сила, способная пожирать дома, выпивать реки и крушить горы! Он наблюдал, как двигает рычаги искусник. Мурамаса разогнал шар и ударил им в центр плиты. Шар на несколько секунд затормозил, растекся толстым блином, затем вдруг оказался с другой стороны плиты.
  В граните зияла идеально ровная дыра, а в камере взвихрилась серая гранитная пыль.
  Син-ханза поднялся с кресла и подошел к стеклу. Его руки дрожали от радости. Да, ему не показалось -- шар увеличился в размерах. Тем временем Мурамаса ударил шаром еще раз -- пробив широкую дыру с одного края плиты. Тележка накренилась. Искусник отвел шар в сторону -- и ударил еще раз.
  Пыль взлетела столбом, и тележка перевернулась. Она упала набок, беспомощно вращая колесами. Глаза главы Средней ветви разгорелись.
  -- Еще.
  -- Что, мой господин?
  -- Еще бей! Пусть Гаки-о-Моро насытятся!
  Последовало еще два удара -- в камере густела гранитная пыль, она взвивалась вверх потоками, оседая на стекле.
  -- Еще! Еще сильнее! -- вскричал Син-ханза, упиваясь зрелищем разрушения.
  -- Господин, это опасно. Это очень опас-сно! -- возразил Мурамаса
  -- Что-о-о?! -- взревел Гомпати. Он оттолкнул искусника от управления и резко развернул шар. Дергая за рычаги, он еще несколько раз ударил шаром по гранитной плите и тележки. Каменная и металлическая пыль висела камере. Набравший массу шар Гаки-о-Моро остановился, вздрогнул и расплылся на мгновение тускло-белым пятном.
  В сером тумане, заполняющем камеру, возникли два сгустка тумана.
  Гудение вычислителей усилилось и сгустки превратились в шары. Оба помощника Мурамасы бросились к вычислителям. Новый Гаки-о-Моро немедленно надо взять под контроль! Им удалось переключить вычислители в максимальный режим и захватить управление над новорожденным шаром. Медленно они отвели один из шаров в сторону и подвесили справа под потолком.
  Пусть висит. Когда господин уйдет -- они поместят его в древний сосуд.
  -- Кэра! Они не только растут, но их становится больше, -- расхохотался Гомпати, нацеливаясь шаром на обломки тележки.
  -- Гос-с-сподин Гомпати! Нельз-з-ся! Нам нельз-ся так делать!
  -- Прочь, глупец! Я могу делать все, что захочу! -- разъяренный Син-ханза повернулся к искуснику.
  -- У нас не хватит вычис-с-с-слителей, чтобы управлять многими Гаки-о-Моро!
  -- Молчи и не мешай мне! Я столько лет ждал их -- тебе не понять меня! -- и Гомпати отшвырнул от себя искусника. Тот упал.
  Син-ханза жал на все кнопки подряд и дергал рычаги, управляя шаром. В его руках Сила! И Сила эта покорна его воле!
  После нажатия одной из кнопок в стене вновь открылась щель и в камеру влетела птица. Это был ястреб, один из тех, кто живет и охотится в горных лесах над Кинто. Щель мгновенно закрылась, а птица беспомощно заметалась по камере.
  Где небо? Где свобода?! Нет, только серый туман, от которого слезятся глаза и воздух застревает в горле!
  Под потолком замигала ярко-алая панель. Ширай Гомпати не обращал на нее внимание. Перед ним разыгрывалась старая как мир сцена охоты и смерти. И он был охотником! Крутанув вправо руль, он заставил бело-серый сгусток описать по камере круг. Дернув рычаг, Син-ханза добавил скорости и нацелился летящим шаром на птицу.
  Ястреб в ужасе метался по камере. Он дробился на тысячи отражений в стеклянных пластинках -- сотни крыльев, глаз и клювов метались по большой замкнутой коробке. Но не долго ему оставалось жить. Белесая пленка Гаки-о-Моро уже покрывала его перья, один глаз лопнул и капли крови разлетелись по камере. Мельчайшие частицы перьев сглатывались жадной пылью известкового цвета.
  Ястреб рухнул на пол. Он не понимал, почему крылья вдруг перестали держать? Почему он видит одним глазом, а другой затягивает мутная пелена? Как больно! Птица в ужасе билась, подпрыгивала, падала и металась по камере.
  Син-ханза никак не мог попасть клубящимся шаром Гаки-о-Моро в птицу. Белесый шар управлялся плохо. Подлетая к стенам камеры, он вдруг отпрыгивал назад в непредсказуемых направлениях. Разозленный Син-ханза яростно дергал рычаги и рычал.
  Грязно выругавшись, он дернул на себя рычаг, побуждая шар вернуться к центру камеры. Шар неохотно пополз обратно. Ширай Гомпати в бешенстве дергал и дергал рычаг. С его губ разлеталась слюна. В этот миг он не был похож на главу могущественного ханзаку.
  Безумец -- таково было его имя.
  Мурамаса повернулся к помощникам и резко указал на дверь. Те поспешно выбежали. Когда Син-ханза придет в себя, он может захотеть, чтобы их завтра нашли в заливе. Они были в ненужном месте в ненужное время.
  Они осмелились видеть недостойное поведение главы Средней ветви.
  Искусник не увидел, как от нестерпимой боли птица высоко подскочила, и шар, управляемый Син-ханзой задел ястреба. Не долетев до пола, птица исчезла во вскипевшей вокруг нее белой смертельной пыли. Во все стороны брызнула кровь. Белесая пыль яростно бурлила и жадно рвалась за теплыми каплями. Шар вспух, на мгновение увеличившись втрое -- затем медленно сжался до первоначального размера.
  Почти до первоначального. Он медленно увеличивался, пока маленькие голодные демоны заживо пожирали птицу и превращали плоть ястреба в такие же как они, мельчайшие, вечно голодные пасти.
  Шар все рос. Мурамаса встревожился. Если шар вырастет еще немного, то он разделится на два. Почему это происходило -- искусник не знал. Насколько он понимал -- так не должно было быть. Но управление Гаки-о-Моро еще так несовершенно!
  Ему нужно больше времени на изучение этой древней вещи.
  Шар рос. Тревога закралась в сердце искусника -- он не сможет управлять сразу двумя шарами! Мощности его вычислителей недостаточны. Мурамаса отступил от стеклянной стены к своему столу. Если произойдет худшее...
  Но шар прекратил свой рост. Он медленно крутился рядом с полом. По размытой фигуре пробегали волны, рябь иногда вдруг возникала или пропадала -- но шар больше не рос. Мурамаса вытер пот со лба.
  В этот миг неподвижно стоявший и пожиравший взглядом кровавую трапезу Ширай Гомпати очнулся. Он отпустил рычаги и медленно повернулся к Мурамасе. Темный искусник похолодел. Даже он устрашился -- Син-ханза смотрел на него мертвыми глазами, в которых не виделось ни единой мысли. Что если... что если он прикажет теперь Мурамасе войти в камеру?
  Безумная мысль. Но не такая уж ошибочная, если имеешь дело с Син-ханза.
  Зрачки Син-ханзы дрогнули, расширились, затем сузились, и в глазах постепенно появилось нечто, что говорило -- приступ безумия отступил. Он не ушел, -- нет! -- он затаился на время. Но сейчас -- сейчас он молчит.
  Рука главы ханзаку поднялась к лицу. Медленно и неуверенно. Утерев слюну со рта, Ширай Гомпати несколько минут ледянил Мурамасу пустым взглядом. Затем запрокинул голову и расхохотался.
  -- Это было красиво! Кипящая кровь и пыль костей!
  Он холодно усмехнулся. Затем достал из кармана желтый платок и провел им по рту и подбородку, стирая последние липкие следы недавнего безумия.
  -- Да, гос-сподин, я рад, что вам понравилось, -- поклонился Мурамаса. -- Это все, что мы могли вам показать. Увы, но мои ис-с-следования пока не продвинулись дальше, чем это.
  Он отвернулся к вычислителю, подключил специальную программу и осторожно направил шар к горловине древнего сосуда.
  В этот миг шар в камере разделился на два.
  Искусник медленно и осторожно вел шар -- малейшая ошибка, и он серьезно повредит стенку камеры. Какие расходы! И надолго прервутся интересные эксперименты.
  Син-ханза похлопал его по плечу. Мурамаса стиснул зубы и прошипел:
  -- Мой господин, сейчас идет важное и опас-сное дело. Подождите минуту.
  В ответ он услышал ледяной голос ханзы, который подошел к стеклянной плите, отделяющей лабораторию от камеры смерти:
  -- Посмотрите в камеру. Там появилось еще одно очень важное дело.
  Мурамаса выпрямился и взглянул в камеру. О, Кокумы, демоны ночи! Еще один Гаки-о-Моро!
  Син-ханза увидел его побелевшее лицо и впервые почувствовал беспокойство.
  -- Что-то неправильное с ним? Так усыпите его, Мурамаса!
  -- Мой гос-сподин, -- прошептал бледный искусник, -- мы еще не знаем, какова команда на усыпление Гаки-о-Моро!
  Син-ханза медленно отступил от стекла. Не сводя глаз с подрагивающего в камере шара, он прошептал:
  -- Вы не знаете, как усыпить? Так чем же вы занимались все это время!
  -- Нам надо включить з-запасной вычис-слитель. Или спрятать один из шаров в сосуд. Тогда мощности вычислителей освободится, и они возьмут под контроль ос-с-ставшиеся два шара, -- так же тихо ответил Мурамаса, разглядывая третий Гаки-о-Моро.
  Шар дернулся и медленно поплыл в сторону стекла, отделяющего его от людей.
  Искусник, осторожно и тихо двигаясь, запустил программу на вычислителе, пытаясь управлять и третьим шаром. Мурамасе казалось, что шар разглядывает его тысячами и миллионами глаз, прицеливаясь, с чего удобнее начать пожирать искусника. Дьявольский голод и дьявольская радость чудились ему. Нажав несколько клавиш, искусник перевел вычислители в запредельный режим. Гудение охладителей стало нестерпимым.
  Серая сфера неуверенно заколебалась в воздухе. Попытки вычислителя взять его под контроль мешали окончательно выбрать себе цель. Но Гаки-о-Моро хотели есть.
  О, как они хотели есть! Кто пролежит три тысячи лет в тесной стеклянной скорлупе, без свежего воздуха, без солнечного света... Без пищи! Голод Гаки-о-Моро яростно вопил и рвал его вперед, но иная сила, родственная той, что некогда управляла им, тянула назад.
  Однако голод оказался сильнее. Туманное пятно Гаки-о-Моро медленно двинулось вперед
  Мурамаса лихорадочно набирал команды. Запасной вычислитель, который он только что включил, выходил на рабочую мощность. О боги и демоны, ну почему он не поставил вычислитель больше и мощнее!
  Гаки-о-Моро прилип к стеклу. Оно выдержало миг, не более. С треском и звоном толстое стекло взорвалось. Осколки зазвенели по всей комнате, разбивая приборы, древние стеклянные сосуды, ломая тонкую древесину шкафов. Один из осколков вонзился в спину Мурамасе и глубоко вошел под правую лопатку. Кровавое пятно тут же расплылось по его халату.
  Главе ханзаку невероятно повезло. В тот миг, когда шар коснулся стекла, он машинально закрыл рукой глаза. Теперь его лицо и руки, посеченные осколками стекла кровоточили, но глаза были целы.
  -- Задержите его, мой гос-сподин! Но не трогайте -- это с-с-смерть!
  Совет искусника опоздал.
  С ревом подняв тяжелый стол, Гомпати швырнул его в сторону белесого шара. На пол посыпались обломки дерева и металла, но шар немного сдвинулся в сторону камеры.
  Не отрываясь от вычислителя, Мурамаса крикнул:
  -- Желез-зо! Кидайте в него только металл!
  -- Что?!
  -- Металл! Только с-с-стальные вещи! Или с-с-стекло!
  Гомпати лихорадочно обшарил глазами комнату. Оторвал от пола стальное кресло, на котором недавно сидел, и швырнул в Гаки-о-Моро. Шар расплескался по металлу. Через мгновение кресло ударилось о дальнюю стену камеры и развалилось на куски. Его обломки напоминали сито. Но несколько поистине драгоценных мгновений было выиграно.
  Гомпати кинул в шар еще одно кресло и промахнулся. Затем -- один за другим несколько больших стеклянных цилиндров. Один из них удачно отбросил шар на пару шагов в сторону камеры.
  Он начал метать в сторону шара все, в чем была хоть кроха металл или стекло. Но шар медленно продвигался к нему.
  Вбежавшие на шум помощники Мурамасы в ужасе застыли.
  Шар приблизился к лицу главы Средней ветви на расстояние руки.
  Син-ханза вдруг успокоился. Ширай Гомпати выпрямился, сложил руки на груди и усмехнулся. Он почувствовал на лице осторожные покалывания миллионов игл. Невидимые щупальца Гаки-о-Моро пробовали его плоть на вкус. Или ему это только казалось? Он ощерился. Смерть? Сейчас? Когда он в двух шагах от исполнения задуманного? Нет, он не верил в это!
  Еще полшага, еще два пальца проплыл по воздуху Гаки-о-Моро. Запасной вычислитель взвыл на пределе мощности.
  Шар застыл, затем медленно пополз в камеру.
  Какое облегчение.
  
  Через час Мурамаса стоял перед главой Средней ветви в его личном кабинете.
  Темные шторы закрывали окна, за которым уже тихо стучали последние капли дождя. Горящие в камине дрова распространяли жар по комнате, и электрические обогреватели тоже были включены. Тепло. Но на сердце у Мурамасы как ледяная лавина улеглась. Ему было почти так же холодно, как три часа назад. Но никакого наслаждения. Трепет удовольствия от Вечного Холода, который приходил к нему с ледяными каплями лахорга, теперь был далек от него. Далек и не с ним.
  Он устал.
  -- Я вами доволен, господин Мурамаса. Очень доволен, -- прошипел сидящий в кресле Син-ханза.
  Личный врач суетился вокруг Гомпати, прикладывая к порезам на лице хозяина розовые кусочки пластыря. Вскоре все лицо главы Средней ветви было заклеено пластырем -- так много оказалось порезов и объеденной Гаки-о-Моро кожи.
  Мурамаса застыл неподвижно в глубоком поклоне напротив кресла. Его спина горела огнем. Кусок стекла извлекли еще полчаса назад -- и теперь он с едва зашитой раной на спине вынужден кланяться этому безумцу? Хорошо, что Гомпати не видит его глаз -- он не смог бы спрятать свою злость. Этот безумный ханза! Он погубил результаты многомесячной работы -- и теперь доволен?!
  Син-ханза махнул рукой, и врач поспешно вышел в дверь, оставив их одних.
  -- Да, я вами доволен, господин Мурамаса. Хорошо, что я увидел Гаки-о-Моро в действии, теперь я точно знаю, насколько они полезны. Вы получите хорошую награду -- я дарю вам один из моих домов на побережье.
  Мурамаса поклонился еще глубже. Этот дурак! Он не может смотреть дальше своего короткого носа! Зачем ему, Мурамасе, великому ученому и мудрецу, дом на побережье? Он там будет изучать древние вещи?
  Как глупо!
  Тем временем Ширай Гомпати продолжил:
  -- Кроме того, вы получите деньги на создание еще одной лаборатории. Подальше от этого места, где-нибудь в предгорьях. В Северном доме, к примеру. Полагаю, вы сумеете быстро построить там еще одну лабораторию. И купите побольше вычислителей, сегодняшние... -- тут Син-ханза помахал ладонью в воздухе, -- э-э-э... мелкие проблемы больше не должны возникать.
  Искусник воздел на лице довольную улыбку и вновь глубоко поклонился. Не бойся немного согнуться, прямее выпрямишься -- это хорошая пословица. Он улыбнулся, слушая как Гомпати строит планы на то, как, когда и какое оборудование будет закуплено для новой лаборатории. Мурамаса тщательно запоминал слова главы Средней ветви.
  Да, он все запомнит. Сегодняшний день -- особенно.
  Он, Мурамаса, когда-нибудь сумеет доказать этому безумцу, обуянному жаждой власти, что лишь он, темный искусник, должен править Кинто. Он, и никто более.
  Так будет.
  А если не получится -- пусть мир погибнет! Жестокая улыбка появилась на его лице, и искусник склонился еще ниже. Да, так и случится.
  Да будет ужас в мире!
  
  
  
  
  Глава 15 -- Гости
  
  
  -- --
  
  В комнате было темно.
  Даже фонарь с Негасимым огнем, возносящим вечную молитву к предкам и звездам, что стоял в доме каждого жителя Кинто, и тот погас. Предки не слышали слов Янни и это было хорошо. Вряд ли человек в бреду мог сказать что-то достойное.
  Янни дрожал под тонким одеялом. Лахорг отыскал свою жертву.
  Крупные капли пота ползли по его лицу, скатываясь на жесткую подушку. Он не замечал их -- он спал и видел ужасные сны. К утру его постель будет мокра, как земля после дождя.
  Жесткая рука легла на его горячий лоб. Янни что-то прошептал в забытьи и слегка повернулся.
  Рука ушла с его лба.
  Через несколько минут те же жесткие и крепкие пальцы встряхнули его. Янни медленно всплывал из глубин тяжелого сна. Пальцы бесцеремонно, но не грубо раскрыли ему рот, и Янни почувствовал на языке горечь пилюли. Затем он, кашляя и стуча зубами о тонкий фарфор, запил пилюлю несколькими глотками холодного чая.
  Мутными глазами Янни смотрел вверх, не узнавая того, кто принес ему чашку. Потом упал на кровать и вновь провалился в горячий и мокрый сон.
  Как тяжело.
  
  Утром Янни проснулся в скверном состоянии духа и тела. Голова болела, как будто по ней всю ночь колотили палками. Однако кашель и температура исчезли. Сев на влажной постели, он с неудовольствием откинул в сторону тонкое одеяло.
  Как неприятно.
  Что-то произошло ночью. Кто-то приходил. Янни с трудом попытался припомнить, что же было ночью. Так трудно! Может это Митику? Но как она могла сюда попасть?
  Он крикнул:
  -- Митику!
  Хриплое эхо прокатилось по пустым комнатам дома. Ничего -- ни шороха, ни звука шагов. Нет, это не она. Да и как она могла узнать, что он простудился?
  Он помнил лишь пальцы, раскрывающие ему рот, горечь пилюли на языке и слегка вяжущий вкус чая. Только эти ощущения -- ничего больше. Он не видел человека. Было слишком темно.
  Темно?
  Янни посмотрел в сторону Негасимого огня. Кованый фонарик холодно блестел металлом в утреннем свете. Еще и это. Он забыл добавить масла в фонарь. Неудачно.
  Янни откинулся на неприятно холодную и влажную простыню, укрылся одеялом и задумался. Слишком много всего странного в последние дни.
  Слишком много.
  И кто был тот человек, которого он мельком видел вчера вечером? И кто ночью его накормил пилюлей из Дерева Жизни, -- а это было наверняка именно оно! -- неужели тот же таинственный наблюдатель? Два удивительных происшествия рядом -- они обязательно связаны между собой.
  Сушеные плоды Дерева Жизни -- это весьма редкая и мало кому доступная вещь.
  Но если ему ночью помог тот человек в темном плаще, то почему он не помог ему чуть раньше, когда Янни висел на крыше дома, а под ногами у него разверзлась пропасть?
  Как удивительно.
  Шангер с трудом добрался до ванны и совершил утреннее умывание. В зеркале он видел измученного человека, явно старше своего возраста. Да, лахорг -- это смертельно опасно.
  Через несколько минут, приведя себя в порядок и растерев щеки ладонями, он сел в кресло и позвонил в Управление. А затем -- Митику.
  Девушка откликнулась почти сразу. Услышав его вопрос, она изумилась:
  -- Что вы, господин Хокансякэ! Чтобы я, скромная и порядочная девушка, и поехала к человеку в столь невменяемом состоянии, что он даже не помнит -- звонил ли мне и звал ли в гости?! Нет, никогда! -- Произнесла девушка и задрала нос. Затем внимательно рассмотрела его и добавила. -- А что с вами? Чем вы больны?
  -- Я вчера вечером простудился под дождем, но сейчас уже почти здоров. Даже собираюсь отправиться в Управление.
  -- Вы попали под лахорг?! Как вы можете так невнимательно относиться к своему здоровью! Я немедленно к вам приеду, -- не отказывайтесь, -- и займусь вами. Верно, вы, даже, не приготовили себе горячий утренний чай?
  Янни растерянно кивнул. Митику иногда поражала его метаниями из крайности в крайность. Но о чае он действительно забыл.
  -- Вот! Я так и знала, господин Хокансякэ. Продержитесь без меня еще половину часа -- и ваше спасение будет тут как тут!
  Митику на экране улыбнулась, грозно нахмурила брови и рассмеялась. Подмигнув Янни, она выключила телефон. В душе у Янни расцвели чудесные цветы. Что ему до проблем мира и таинственных людей? У него есть Митику -- и этого достаточно для счастья.
  Как хорошо!
  Через час, -- никак не раньше! -- рядом с его домом посигналила машина. Янни выглянул в окно -- перед домом стояло такси. Это приехала Митику.
  Он быстро добрался до двери и открыл ее перед девушкой. Сбросив туфли, она вошла в дом, недовольно огляделась и поманила к себе Янни. Она подвела его к окну, осмотрела лицо, дотронулась до покрасневших век и покачала головой.
  -- Вы серьезно больны, господин Хокансякэ. Это очень плохо. Мне необходимо заняться вашим здоровьем. Будем вызывать доктора? Нет? И я думаю, что справимся сами -- ни к чему беспокоить уважаемых дрэгхэ.
  Шангер не успел вставить и слова, как был отправлен в ванную -- полежать полчаса в горячей воде. Митику быстро достала из шкафа большое и толстое полотенце, и кинула его в Янни. Тот едва успел поймать и теперь стоял, ошеломленный энергией девушки. Митику погрозила ему пальцем:
  -- Идите греться, господин сен-шангер. А я пока поищу лекарства и сделаю вам чай.
  -- Да, я недавно как раз купил порошок от простуды. И добавьте в чай капельку меда, Митику, -- попросил Янни.
  Девушка кивнула:
  -- Не сомневайтесь.
  Янни ушел в ванную, а девушка осмотрелась. Всюду был беспорядок. Чашка из-под чая, с несколькими присохшими ко дну крупными чаинками, стояла на рабочем столе. Две книги лежали на полу у кровати, и один из домашних тапков примостился на окне, между двумя маленькими горшками с карликовой пальмой и миниатюрным кустиком ишивики.
  Пальму год назад подарила Янни сама Митику. С тех пор она лишилась части листьев и потому выглядела очень грустной. Девушка покачала головой -- эти мужчины! О чем только они думают! Они не умеют устроить свой дом, неудивительно, что им нужна помощь женщин.
  Митику сдернула с широкой низкой кровати простыню, прошлась по толстому матрасу электрической сушилкой, затем расстелила свежее белье и достала из шкафа новое одеяло.
  К тому моменту, как Янни, закутанный в толстое полотенце, вернулся из ванны, его уже ждала свежая постель и столик с яростно бурлящим чайничком, чашками и блюдцем с горным медом. На кровати лежал зеленый атласный халат с резвящимися в морских волнах дельфинами.
  -- Быстро переодевайтесь в халат и ложитесь в постель, -- скомандовала девушка. -- Я пока отвернусь.
  Янни поступил, как от него потребовали.
  -- Уже все, я в кровати, госпожа Митику и вполне одет, -- он сложил обе подушки горкой и оперся на них.
  Девушка подвинула поближе к кровати низкий столик и налила горячий чай из фарфорового чайника, расписанного золотыми цветами в такую же расписную чашку. Капнув в чай горного меда, она подала чашку на блюдце Янни.
  Тот с благодарностью ее принял и осторожно отпил горячего чая.
  Митику поправила на молодом шангере одеяло, налила чаю и себе, но, не попробовав его, поставила на столик. Она грустно и несколько недоуменно произнесла:
  -- Вы не умно себя ведете, господин Хокансякэ. Лахорг! И вы под него попали. Очень глупо. А ведь в высшей школе в нашем классе вы были первым по оценкам.
  -- Да и вы, госпожа Митику, были рядом, не отставая ни на миг. Помните, как мы с вами соперничали в учебе, -- улыбнулся Янни.
  -- Обо мне можно не беспокоиться. Я не буду бродить под холодными струями лахорга. Я ответственная девушка. Через несколько лет я выйду замуж за достойного человека, -- тут Митику прищурилась, хитро глядя на Янни. -- Мне многие хорошие люди предлагают стать хозяйкой Северных покоев. Да-да! И не только молодые люди, но и уважаемые в городе достойные люди. У меня будет трое прекрасных детей, и я буду заниматься только ими. Мне не будет хватать времени на всякие глупости, навроде акций и бирж, которыми я сейчас занимаюсь.
  -- А чем же вы будете заниматься, будущая достойная хозяйка Северных покоев? -- улыбнулся Янни.
  Митику подоткнула вокруг него одеяло, поправила подушку и села рядом с ним на кровать. Янни протянул к ней руку, но Митику отвела ее и погрозила пальцем, -- мы говорим о серьезных вещах, господин сен-шангер, -- не мешайте!
  Обведя комнату задумчивым взглядом, девушка произнесла:
  -- Я буду заниматься детьми. Да-да. Именно ими. И только ими, -- девушка лукаво хихикнула. -- Ну, быть может, у меня останется несколько минут и на мужа!
  Отпив несколько глотков ароматного чая, Янни поставил чашку на блюдце. Фарфор нежно звякнул.
  -- Неужели только детьми будете заниматься, о хозяйка Северных покоев счастливого мужа?
  -- Дети важнее, -- отрезала девушка. -- Муж -- тоже важно, но он уже большой и может позаботиться о себе самостоятельно.
  Янни кивнул. Митику права, но...
  Как обидно!
  Девушка увидела что-то в его глазах и нежно улыбнулась.
  -- Янни, ведь дети для мужчины -- это очень важно. Очень. Прислушайся к себе, и ты это поймешь. Возможно, я не уйду сразу с работы, но все равно -- я не хочу отдавать воспитание детей в руки родителей или учителей в детских школах.
  Янни прислушался к себе и, на удивление, ничего не услышал. Ему еще двадцать четыре года -- дети так далеко!
  Тем более, еще нет той достойной девушки, что готова стать его хозяйкой Северных покоев. Он притворно застонал и откинулся на подушку. Встревоженная Митику наклонилась к нему и он захватил ее в объятия. Теплое тело девушки неудержимо манило его.
  -- Нет-нет, господин сен-шангер, никаких глупостей! -- высвобождаясь из его объятий, сказала Митику. -- Вам надо лежать, думать о тридцати трех праведниках, о крыльях Золотой птицы, плодах Дерева Жизни и тем изгонять из тела болезнь. Только об этом.
  -- Но, в "Семидесяти семи путях наслаждений" говорится, что любовь полезна во время болезни, -- возразил достойный шангер.
  -- Я не верю тому, что слышу, господин сен-шангер, -- притворно возмутилась Митику. -- Как! Вы читаете книги столь предосудительного содержания?! И вас не задержали ваши же коллеги?
  -- А я им не говорю о своих интересах, -- улыбнулся Янни, проводя рукой по приятно округлому колену девушки.
  -- И правильно. Вас бы тут же арестовали и заключили в самую глубокую из темниц Управления полиции. Как опасного для невинных девушек человека. Ведь в Управлении есть глубокие темницы? Скажите "да", господин сен-шангер, доставьте девушке удовольствие!
  И Митику больно ущипнула Янни за руку.
  Тому, под угрозой столь жестокого наказания, как защипывание до смерти, пришлось согласиться. В Управлении полиции тут же оказалось удивительное количество глубоких древних тоннелей, со страшными узкими пещерами-камерами, наполненными невероятными злодеями и жестокими преступниками, которые десятками лет сидели на хлебе и воде.
  Буде такое осуществилось в реальности, половина Шангаса только и делала бы, что охраняла пленников. А вторая половина -- разыскивала в городе для их прокорма черствый хлеб и ключевую воду.
  Рассказ об ужасах древних тоннелей и темниц затянулся едва ли не на полчаса.
  Дослушав эти увлекательные истории, Митику покачала головой, затем взяла висящий на стене у окна телефон и вызвала такси.
  -- С вами интересно, господин сен-шангер. Возможно, я даже одну минуту поразмыслю над вашим предложением стать вашей супругой. Но не больше. И бойтесь стать скучным, господин Хокансякэ. Бойтесь этого! Всегда будьте таинственным, сильным и... и добрым, -- хитро улыбнулась Митику. -- А теперь мне пора. Я обещала родителям вернуться не позже чем через два часа.
  Янни сел на кровати, собираясь встать и проводить девушку до дверей. Та строго покачала головой и слегка толкнула его в грудь.
  -- Вы не цените моих усилий! Если вы вылезете из-под одеяла, то тонкий дух лечения покинет вас. Лежите, я сама смогу захлопнуть дверь дома.
  Откинувшись на подушки, Янни с облегчением расслабился. Он чувствовал себя плохо и терять поселившееся в нем после чая тепло совершенно не хотелось. Он дал себе обещание сводить на днях девушку в самый великолепный ресторан города.
  И подарить ей драгоценный цветок лотоса. Три цветка. Она так прекрасна. Она так замечательна. Янни смотрел на Митику нежным взглядом и не переставал восхищаться.
  Девушка поглядела на него и куснула нижнюю губку. В глазах у нее вдруг что-то сверкнуло. Слеза?
  -- И, пожалуйста, больше не пугайте меня так. Будьте осторожнее. Мне бы очень не хотелось, чтобы с вами что-то произошло, господин Хокансякэ, -- произнесла она очень серьезно.
  Затем она вздернула нос и добавила:
  -- Кто же меня будет так хорошо развлекать?
  Через минуту девушка исчезла из комнаты, лишь щелкнула выходная дверь и тонкий аромат фиалковых духов еще долго нежно струился в воздухе.
  Почти час Янни лежал и размышлял о девушке. Возможно, ему удастся уговорить родителей Митику и они согласятся на их брак? Они не хотели слышать о подобном до достижения им тридцати лет, но ведь он же просит руки сверстницы. Если ждать до его полного совершеннолетия, -- тридцати лет, -- то и Митику тогда будет столько же!
  Это нехорошо.
  Он еще раз вспомнил слова Митику -- она обещала подумать над его предложением. Она может поговорить со своими родителями. Если захочет.
  Да, такая уважаемая семья, как Токунэхо, может думать о женихе из более известной в городе семьи, чем Хокансякэ. Но Янни уже сен-шангер, и может надеяться через несколько лет на ранг хат-шангера. Что же будет важнее в глазах родителей девушки?
  Голова кипела от мыслей.
  Как сложно!
  Он вспоминал разговор с девушкой, просматривал его слово за словом. Нет, он не поедет сегодня в Управление. Он будет лежать и мечтать... Вдруг он вздрогнул. Митику сказала что-то про Древо Жизни... Древо Жизни -- и Янни почувствовал горький вкус на губах. Странный ночной гость и еще более странный человек на крыше дома.
  Шангер зажмурился и постарался припомнить тот рисунок, что он увидел в свете молнии на плаще. Рисунок вспоминался плохо, голова ужасно болела. В конце концов, Янни понял, что как-то он сможет изобразить этот знак, но не очень хорошо.
  Печально.
  Надо будет поискать рисунок в архиве, когда он вернется на работу. Или?
  Янни нашарил под кроватью трубку запасного телефона. У него их там было несколько штук, -- что делать, у телефонов слишком хрупкий экран, -- а работа в полиции часто весьма напряженна. Несколько долгих гудков и перед ним появилось усталое лицо сен-шангера Ларова.
  -- Хорошего утра. Ты еще не отправился домой?
  -- Оссу, -- вяло произнес Кристиан. -- Нет, может и совсем не поеду -- пойду и посплю в свободной гостевой комнате Управления.
  Янни кивнул -- он тоже так иногда делал.
  -- Скажи, тебе никогда не попадались люди в темно-зеленых накидках и с вот таким знаком на груди? -- Янни примерно изобразил в воздухе знак.
  Кристиан Ларов покачал головой.
  -- Попадаться -- не попадались. Я даже не знаю, кто это мог быть. Нарисуй этот знак на бумаге, я так не очень разобрал.
  Янни встал с кровати. Поискал на столе, нашел лист бумаги и рисовательную ручку. Толстым стержнем он старательно изобразил на бумаге знак. Где надо -- заштриховал, где надо -- оставил свободное пространство. Показал листок Кристиану.
  Тот поглядел и неуверенно сказал:
  -- Похоже на родовой знак Хёгу-шангера.
  Янни и сам уже это заметил. На бумаге знак выглядел более знакомым, чем в воспоминаниях. Не совсем, конечно, знак господина Чженси, но похоже.
  -- Ладно, я попробую узнать. Может, кто из коллег знает? У меня есть приятель, он может знать. Только, -- рассмеялся и потер ладонями лицо Ларов, -- с тебя хорошая, -- и большая! -- бутылка лойкэ! Он любит их собирать. Видно слишком много рассказывал историй про северян. Похоже, это заразно!
  Офицеры рассмеялись. Шутки про таревцев и их любовь к лойкэ были довольно популярны в полиции. Некоторые из полицейских отличались прямо-таки нездоровой любовью к пересказу таких историй. Заканчивалось это обычно любовью к самому напитку.
  -- Хорошо, будет тебе, то есть, ему -- бутылка лойкэ, -- рассмеялся Янни.
  -- Ага. Ему. А мне? Между прочим, я тоже люблю рассказывать шутки про северян, -- состроил обиженную физиономию Ларов. -- Так что с тебя еще одна бутылка.
  Он подумал и добавил:
  -- Но -- маленькая!
  -- И то хорошо, -- хмыкнул Янни, -- значит, ты еще здоров.
  Кристиан усмехнулся и отключился.
  Когда через полчаса он появился на экране, от веселости не осталось и следа. Хмуро кивнул, дернул левый ус и сказал:
  -- Надо встретиться. Срочно.
  -- А что... -- начал Янни.
  -- Все при встрече. Я сейчас к тебе приеду, в конце концов, должны же офицеры проведать своего заболевшего товарища? -- слабо улыбнулся он.
  Прошло не больше половины часа, и мрачный Ларов вошел в его дом.
  А еще через половину часа Янни смотрел в окно, как уезжает от него Ларов. Тот аккуратно развернул свой синий "Тэмпатцу" и скрылся за углом. Сен-шангер опустил занавесь на окно. Ему надо было подумать. За ним следили "невидимые тигры" самого главы Шангаса при Водоеме. Но зачем и почему?
  Он постарался вспомнить события последних недель. Не было ничего настолько особенного. Или дело в тех четырех ханза? Но что в них необычного?
  Как странно.
  
  
  
  
  Глава 16 -- Прогулка во тьме
  
  
  -- --
  
  Бархатное покрывало ночи медленно опускалось на город.
  Молодые, еще дрожащие в потоках теплого воздуха, звезды постепенно проявлялись на небе. Из-за края гор выглянул яркий серп луны и не спеша взобрался чуть выше. Тут он остановился отдохнуть, и принялся настороженно оглядывать раскинувшийся под ним город.
  Новый город уже вовсю полыхал цветением вывесок, то тут, то там ярко мерцали вспышки реклам, зажигались все новые и новые огни вдоль дорог, освещались окна квартир в больших домах. Окна офисов и контор постепенно гасли, но свет их потухающих глаз заменяли своим сиянием окна высоких домов и яркие огни танцевальных залов, кинотеатров, ресторанов и баров.
  Город заканчивал работу и собирался отдохнуть. Пятый день недели -- самое время смыть с себя пыль офисов, фабричных цехов и контор. Надо лишь надеть яркую маску и широкие светлые хаккама, накинуть на плечи куртку-увагхи, расшитую птицами и цветами, и отправиться на поиски ночных приключений.
  Они не будут излишне долго прятаться.
  Но не одними ночными радостями жив Кинто.
  В Порту взревел отходящий от причала большой океанский катер. Почти сотня пассажиров прогуливалась по его палубам и стояла у ограждения, в последний раз перед расставанием разглядывая Кинто, махая руками родственникам, друзьям и знакомым. Пожалуй, катерами такие суда звали по традиции -- это был настоящий корабль.
  В Старом городе все было намного тише. Лишь площадь Цветка сияла большим светлым пятном с расходящимися в стороны, подобно спицам Алмазного колеса, дорогами. Дейзаку не скупились на освещение главной площади Кинто и широких улиц, которые вели к ней.
  А маленькие улочки Старого города?
  Тут все было иначе, Старый город не любил ярких огней, и потому улицы, ведущие к древним домам, всегда прятались в тени. Но кому здесь ходить? Те, кто тут живет, привыкли ложиться рано, и еще раньше возвращаться домой. А если дела и заставят их задержаться -- что ж с того. Они хорошо знают родной район -- и не надо им много света. Не достойно это -- заливать резким электрическим огнем дома со столь древней историей.
  Потому-то редкие фонари освещали дорогу запоздалым прохожим, да окна домов манили теплым светом прогуливающиеся парочки. Мало что можно увидеть сквозь даже легкую кисею на окне, -- но как любопытно порой!
  Ночь пришла в Кинто -- и город мягко принял ее.
  
  На третьем этаже таверны "Ван-ван" тихо скрипнуло окно. Постоялец осторожно отодвинул в сторону раму, и теплый вечерний воздух пролился потоком в его комнату. Он уже почти час назад выключил свет -- постепенно его глаза привыкали к темноте, а возможные наблюдатели -- ушли устраивать свои дела.
  Археолог спит -- зачем следить за ним?
  "Археолог" тем временем осмотрел окрестности через универсальный сканер, замаскированный под зеркальные очки. Такие очки были не слишком популярны в Кинто, но другого сканера у него не было. Местные модели ему не нравились -- слишком тяжелы, неудобны и вовсе не так универсальны, как его собственный.
  Ничего подозрительного.
  Окна комнаты Марахова вели во внутренний двор таверны, там, где был разбит крошечный, всего шагов пятнадцать в длину, сад. Сад мог похвастать двумя десятками шафранных деревьев и горькой вишни, несколькими кустами ишивики и невероятным разнообразием цветов, названий которых Марахов не знал, и даже не надеялся когда-либо узнать. Теперь, в темноте, освещенный лишь отраженным светом с улицы, да неярким месяцем, сад казался погруженным в задумчивое молчание.
  Марахов осторожно перекинул ногу через подоконник, затем полностью нырнул в окно. Он встал на узкий, -- в кирпич, -- карниз и тихо закрыл окно. Сумка в руке мешала двигаться, и он ее забросил на левое плечо -- как их носят в Кинто. Серж посмотрел вниз -- третий этаж, не так уж высоко для него.
  Он примерился, чуть присел и легко спрыгнул вниз. Мягкие мокасины, на днях специально приобретенные для такого случая, погасили удар. Тихий шлепок -- и он стоит на дорожке, проведенной вокруг "Ван-ван".
  Оглядевшись, он отправился через сад -- к дальней его стене, отгораживающей таверну от сада соседнего дома.
  Через четверть часа он добрался до одной из улиц Старого города -- там, где он оставил купленную позавчера темно-синюю "Хёхду". Она так и стояла с тех пор здесь, поджидая его. Марахов за эти дни сделал довольно много всего -- в числе прочего он купил сразу три машины разных моделей и в разных магазинах. Одна из них скучала в подземном гараже в Порту, одну он оставил на платной стоянке на севере Нового города, а одна ждала его здесь, в одном из бесчисленных тупичков города Старого.
  Он вновь надел сканер, издалека внимательно рассмотрел машину, затем прошелся мимо нее -- все было нормально. Ни один из тех малозаметных знаков, которые он оставил на машине, не был нарушен. В ультрафиолетовой подсветке сканера слабо светились тонкие пластиковые нити, налепленные им на стекла и двери.
  Все было хорошо.
  Он с облегчением вздохнул. Все же привычные ему средства здорово облегчают жизнь. Не зря он пару дней назад рискнул и добрался до тайника, оставленного в горах. Несколько ссадин на руках, ушиб колена и потраченный день -- но теперь он мог выполнить свою часть сделки с ханзаку.
  Серж распахнул дверцу "Хёхды" и завел машину. Сонно рыкнул усилитель, набирая обороты, затем вышел на рабочий режим и тихо заворчал, иногда тихо взревывая, когда аккумулятор подбрасывал ему новую порцию питания.
  "Хёхда" тихо тронулась с места. Марахов осторожно вывел ее тупика. Свисающие через низкий забор ветви шафранных деревьев гладили стекла и новенький лак машины. Серж включил панель инфоцентала -- в машине раздался голос диктора, зачитывающего сводку погоды. Затем в эфире пошел концерт известной в городе группы. Звонкие голоса флейт перемежались с резкими щелчками неизвестного ему инструмента, и все это на фоне мерного рокота барабанов, в котором угадывался свой, отличный от флейт ритм.
  Очень необычное ощущение. Оно стало еще более странным, когда раздался голос певца. Было в нем нечто изумляющее -- удивительно, что голос человека мог издавать такие низкие вибрирующие звуки.
  Под звуки этой и еще нескольких песен, Марахов выехал из города. По дороге он на минуту остановился, и купил в придорожном магазине несколько бутылок вина, сыр, копченое мясо в фольгированном пластике, килограмм яблок. Когда певца сменил голос диктора, рассказывающего о программе на выходные дни развлекательных заведений Нового города, Серж выключил звук. Инфоцентрал медленно подмигивал ему цифрами времени. 21-47. Несколько минут до полуночи. Середина периода Летучей Мыши.
  Если он не поторопится, то тот, к кому он направляется, может и не пустить его в дом.
  Он нажал на педаль, и машина заворчала, радуясь притоку мощности. Серж вывернул на окружную дорогу и разогнался. Спустя четверть часа он притормозил на пустынном шоссе, свернул направо и проехал с полкилометра по неровному бетону.
  Впереди, в свете фар, замелькали деревья и низенькие заборы. Это была та деревня, через которую он когда-то прошел, спустившись с Плато сушеной рыбы. За последние дни Серж бывал здесь не раз -- и пешком, и на машине. Но все время он проходил мимо деревни. Может быть сегодня ему удастся здесь переночевать.
  Он остановился у крайнего дома, свернув с дороги и оставив машину прямо у забора. Захватив с заднего сиденья сумку, он вылез из машины и подошел к дому. Окна дома не были видны с дороги, но теперь...
  Он видел, что они пусты и темны.
  Перепрыгнув через забор, он обошел вокруг дома. Ни одно окно не светилось. По словам соседей Нобунага ложился поздно, очень поздно. Что же, видимо, старика опять нет дома -- отправился к кому-то из многочисленных детей и внуков. А ведь ему уверенно говорили, что сегодня, в эту пятницу, Нобунага обязательно будет дома, верьте, уважаемый господин!
  Выругавшись и помянув вслух всех Кокума, он повернулся к машине.
  Не успел он пройти и пару шагов, как жесткая ладонь зажала ему рот, а по спине ударили палкой. Хотели ударить. Там, где секунду назад был Серж, никого уже не было.
  Он вывернулся из крепких морщинистых рук, крутнулся, отпрыгнул на несколько шагов в сторону и развернулся в сторону нападавшего. В слабом свете от далекого фонаря, и в еще более слабом свете объеденного Небесной мышью полумесяца, Марахов увидел перед собой светлый балахон, крепкую палку и сильные руки.
  Их обладатель был в сильной ярости.
  -- Как я вижу, вы хорошо прыгаете, господин археолог! Но вам не следовало упоминать некие имена, тем более здесь, и ночью!
  Человек сбросил с головы капюшон и оказался Итиро Нобунагой, тем самым бывшим работником Архива, к которому и приехал Серж. Марахов скривился -- такая ошибка!
  Как неприятно!
  Он вежливо поклонился и произнес:
  -- Вина моя безмерна, уважаемый Нобунага, я прошу меня простить. Моя ошибка не по злу, а лишь по незнанию.
  Старик лишь яростно прошипел нечто непонятное. Сильным ударом вбил свой боевой посох на пол-локтя в землю и ухватился обеими руками за его середину. Постояв пару минут в молчании, он легким движением левой руки выдернул посох.
  Когда он обратился к Сержу, его голос был уже спокоен:
  -- Хорошо, что вы готовы признать свою ошибку. Когда мы расставались в прошлый раз, я не предполагал, -- тут он повторил несколько язвительно, -- я не предполагал, что мне придется ударить вас палкой по спине.
  Серж промолчал и слегка пожал плечами. Нобунага ведь промахнулся? Старик увидел движение и понял его правильно:
  -- Кэра! Я же не сказал, что попал! -- тут он расхохотался.
  Серж улыбнулся. Старик ему явно начинал нравиться.
  -- Зачем же бить меня по спине? От этого ума не прибавится.
  -- До головы я не дотянулся, -- проворчал старик, -- а если бы дотянулся, то было бы еще хуже. Вряд ли после этого в ней осталась хотя бы одна мысль.
  Серж хмыкнул.
  -- Неужели уважаемый Нобунага готов признать, что его палка не дает умных мыслей? А я уже решил, что он настоящий ямабуси.
  -- Ямабуси -- это сказка, -- возразил старик, -- а мой посох -- очень даже настоящий. Как-нибудь я это вам продемонстрирую, господин Марахов... не на голове, пожалуй.
  Марахов слегка поклонился:
  -- Мне будет весьма полезно взять пару уроков у такого мастера, как вы.
  -- Льстец. Что же, я полагаю, господин археолог проделал столь долгий путь не просто так. Предлагаю вам свое гостеприимство -- ужин готов, я ждал вас.
  Марахов слегка удивился. Старик ждал его? Он поклонился и показал в сторону машины:
  -- Я сейчас подойду, только захвачу еду, которую купил к ужину.
  Старик кивнул и растворился в тени. Через минуту окна его дома осветились и открылась дверь, из которой на землю лег светлый прямоугольник.
  Еще через две-три минуты Марахов зашел в дом к старику. Тот запер за ним дверь, забрал два пакета с едой, подождал, пока гость сбросит у порога обувь, и отвел его в комнату у кухни.
  Комната была невелика, в десяток татами. В центре ее стоял основательный деревянный стол и вокруг него четыре низких тяжелых стула. Старик набросил на стол квадратную скатерть в размер столешницы и принес из кухни два свернутых разогретых полотенца.
  В центре стола он поставил железную подставку, на которую торжественно водрузил мелкую сковороду с еще шипящим жареным мясом. Рядом положил потемневшую от времени, треснувшую доску с полутора десятками приправ.
  Марахов удивился сильнее -- как старик сумел подгадать именно к его приезду? Он сам не был уверен, в какое время приедет к бывшему архивисту.
  -- Надеюсь, мое гостеприимство будет удачным, -- проворчал старик, расставляя мелкие тарелки и положив на стол несколько яблок, привезенных Сержем, -- кроме старого Токодзиры, да моих детей, появляющихся у меня раз в половину года, я уже давно никого не принимал в гости.
  -- А как же соседи?
  -- С соседями мы обычно встречаемся в нашем Деревенском Доме. Вы его могли видеть в центре деревни, -- старик помолчал, и добавил, -- а могли и не видеть. Он далеко от дороги.
  -- Не видел, но надеюсь когда-нибудь побывать. Уверен, там много интересного, -- вежливо ответил Серж.
  -- Нет там ничего интересного, это старая развалина, -- расхохотался старик, -- одно там хорошо -- есть два больших зала с длинными столами. Мы там иногда устраиваем праздники лета и осени. Пьем горячий сакэ и холодный лойкэ, да ишивичное вино ишчу кое-кто приносит с собой. Сидим, вспоминаем давние дни, да кто с какими уважаемыми людьми был знаком.
  Марахов вежливо слушал, изображая интерес.
  -- Старые валуны, обросшие мхом, -- хмыкнул старик. -- Ну да, вас это не должно волновать. Не затем вы ко мне приехали в середине ночи, чтобы слушать о выживших из ума стариках.
  -- Это соседи сказали, что я вас искал?
  -- А то кто же. Еще три недели назад. Я как раз уезжал к сыну. А на днях так вообще -- сразу двое предупредить пришли.
  Марахов помог старику расставить на столе стаканы, затем открыл пару бутылок с сухим красным вином.
  -- Мне было интересно, насколько хватит уважаемого господина археолога. Но я не стал это проверять до конца, мне самому интересно, что вы от меня хотите, -- усмехнулся старик.
  Марахов усмехнулся в ответ.
  -- Много чего. Вы же работали в городском Архиве... мне там много чего интересно.
  -- Архив намного ближе, чем мой дом, -- поднял брови старик, -- впрочем, я не против.
  Он указал гостю на стул и разлил вино по стаканам. Отхлебнув вина, он взглядом показал Марахову на мясо, -- мол, ждет, нельзя его есть холодным, -- и сам ухватил палочками внушительный кусок.
  Серж взял палочки и решил выбрать себе тоже достойный кусок.
  -- Может вам более привычный инструмент нужен? У меня есть вилки, -- спохватился старик.
  -- Ничего, так интереснее, -- сказал Серж, забросив в рот сочное мясо, -- и вкуснее, -- добавил он. -- Об обычаях не спорят, их исполняют.
  Старик глотнул еще вина.
  -- Где уважаемый северянин сумел узнать столько наших пословиц?
  Агент задумался. И, правда, где? Для него это были вполне привычные фразы, он их говорил, не задумываясь. Наконец он сообразил...
  -- Я долго знал одного уважаемого человека, он часто их повторял, -- осторожно сказал Серж.
  -- Он был родом из Кинто? -- заинтересовался старик.
  -- Пожалуй да, не совсем, но... близко к тому, -- почему-то Марахову совершенно расхотелось врать старику.
  Нобунага недоуменно поднял брови и долго смотрел на Марахова. Затем ухватил очередной кусок мяса, обмакнул его в тертый сыр с перцем и отправил в рот.
  Четверть часа они молчали, лишь похваливали мясо и вино, столь удачно подошедшие друг к другу. Наконец мясо закончилось, за ним закончился и тертый сыр с жареной пастой из бобов. Чуть позже они отдали дань уважения печеному тофу под корицей. Когда Серж уже в ужасе стал прикидывать, сколько же всего наготовил неугомонный старик, тот усмехнулся и сказал:
  -- Похоже, мой гость вполне сыт...
  -- Сыт, сыт, -- поспешно подтвердил Серж, -- и желает слегка отдохнуть...
  Они рассмеялись.
  -- Тогда пройдемте в мое скромное жилище -- там обсудим интересующие вас вопросы.
  Старик захватил бутылку вина, Серж -- стаканы, и они вышли из комнаты, погасив в ней свет. Старик явно экономил деньги.
  Они вышли...
  Через минуту после их ухода из комнаты, занавесь на окне колыхнулась. Рама окна тихо отъехала в сторону и на подоконник легли две мощные лапы. Жесткая черная шерсть начиналась от самих черных ладоней, а из пальцев торчали большие кривые когти. Владелец когтей прислушался, довольно сверкнул в темноте мощными клыками и осторожно перемахнул через подоконник.
  Старик и агент Кубикса удобно расположились в большой комнате, явно предназначенной для приема гостей. Глотнув вина, они в одно и то же время улыбнулись и произнесли:
  -- Расскажите мне...
  -- Так что вас привело...
  Старик весело расхохотался, Марахов тоже рассмеялся.
  -- Давайте, задавайте вопросы, уважаемый археолог, -- утирая слезы, сказал Нобунага.
  Серж пожал плечами.
  -- Меня интересует очень серьезная вещь, -- начал он.
  Нобунага тут же прекратил улыбаться.
  -- Точнее, меня интересуют три вещи. Одна из них самая простая -- я хочу попроситься к вам в гости на несколько дней.
  -- Это можно, -- проворчал старик, -- совершенно не вижу причин отказать.
  Марахов благодарно кивнул.
  -- И есть еще две вещи -- и они уже намного сложнее, -- он ненадолго умолк. -- Мне нужно знать все то, что вы знаете о Сущностях и древних городах в пределах пяти-семи сотен километров вглубь Чантэ.
  Удивленный Нобунага долго молча качал головой.
  -- Однако вы многого хотите, господин Марахов, -- наконец произнес он. -- Эта информация не запретна, и я даже когда-то интересовался ею. Но о ней почти не говорят с чужими. Да и между собой не говорят.
  -- Я знаю, -- поклонился Серж, -- мне это уже сказал один шангер.
  -- Хм... Шангер, да... Гоча-гоча... Сущности и мертвые города, -- задумчиво бормотал старик, затем он поднял голову и спросил Сержа. -- Зачем вам мертвые города -- это понятно. А вот к чему вам Сущности?
  Марахов пожал плечами и отпил вина. Кислый вкус вопроса старика смешался с сухим вином. Коктейль оказался довольно непростым.
  -- По моим мыслям, Сущности как-то связаны с мертвыми городами, -- ответил агент Кубикса.
  Десять долгих минут старик смотрел в пол. Потом он поднял голову и жестко сказал:
  -- Это так. Мало кто об этом слышал, но это так. Однако я не знаю, как именно они связаны, знаю лишь, что серьезная связь есть только у Агатового Дракона Тао-Рин. Остальные Сущности связаны намного слабее. Им заброшенные города особенно ни к чему.
  Марахов чуть не захлебнулся вином, которое пил в этот момент. Он долго откашливался. Подумать только -- его выстрел в чистое небо привел к тому, что луна упала на землю!
  Старик терпеливо ждал. Серж откашлялся и смущенно кивнул.
  -- Об этой связи я более ничего не знаю, и полагаю, что вы тоже не узнаете, -- продолжил старик. -- И вряд ли это как-то коснется любого из нас.
  Серж молча пожал плечами. Старик потер руки -- ему вдруг стало чуть прохладно.
  -- О Сущностях я знаю мало -- я вам дам имя одного из архивистов, он может рассказать вам намного больше. Сам же я -- знаю очень мало, увы. Что касается городов, то я сейчас расскажу все, что знаю сам. О них, -- это слово старик выделил голосом, -- я знаю все!
  Его рассказ занял почти полтора часа. За это время Серж удивительно обогатился знаниями об истории Чантэ и, в частности, о ее заброшенных городах. Старик знал поразительные вещи. Сержу даже в голову не приходило, что существуют некие циклы доступности городов. Не упоминая причин, Нобунага рассказывал, в какое время доступен к исследованию тот или иной город, он называл графики и сроки, лучшие дороги и удобные перевалы.
  Слегка ошеломленный Марахов записывал наиболее важные сведения в свой электронный блокнот, месяц назад купленный в самом роскошном магазине Кинто. За месяц в нем накопилось немало полезных фактов, но сегодня... Сегодня он узнал втрое больше, чем за весь этот месяц.
  -- Так что же за причины, что та...-- начал Марахов.
  В этот момент ему показалось, что занавесь у двери слегка колыхнулась. Тяжелое чувство опасности взорвалось в нем! Марахов поперхнулся и умолк. То же движение заметил и старик. Он легко вскочил на ноги и обеспокоено посмотрел в сторону коридора. Серж тоже встал.
  -- Что там?
  -- Мне показалось... -- старик встал и осторожно отправился к двери.
  Серж почувствовал, как у него дико забилось сердце. Он сглотнул -- язык вдруг оказался совершенно сухим. Агент Кубикса сделал два шага за стариком. В этот миг старик подхватил свой боевой посох, лежащий на полу и резко ткнул им в сторону шелковой занавеси. Что-то мягко, но с громким стуком упало. Марахову показалось, что он увидел руку в рукаве, которая взмахнула в воздухе.
  Человек?!
  Марахов одним мягким прыжком долетел до двери, в полете выдернув из кармана пистолет. Но старик оказался быстрее.
  Отдернув в сторону шелковую занавесь, Нобунага облегченно выругался. На полу лежала доска, обряженная в черный костюм. На толстой вертикальной доске была набита небольшая поперечина, и на ней висел пиджак. Пиджак, как и брюки, привязанные к доске, явно был ровесником Сержу.
  -- Это я сам когда-то сделал себе для тренировок и забыл, что вчера поставил ее сюда, -- облегченно вздохнул Нобунага.
  Серж убрал пистолет. Старик заметил его движение и молча покачал головой.
  -- Я посмотрю еще рядом с кухней, мне кажется, что там что-то не так, -- сказал он.
  Серж отправился за ним.
  Они зашли в комнату, где недавно отдавали должное кулинарному искусству Итиро Нобунаги. Сержу сразу бросилось в глаза, что занавесь из плотного шелка у окна слегка покачивается под ветром. Нобунага вновь помрачнел. Он тихо скользнул к окну и концом посоха отодвинул занавесь. Рама окна оказалась слегка сдвинута в сторону.
  -- Странно, -- медленно сказал старик, -- я думал, что закрывал окно.
  Он задвинул раму на место и поставил на место маленькие, но крепкие засовы. Затем оглядел комнату и подошел к другому окну.
  Когда старик отвернулся, Марахов быстро надел на глаза зеркальные очки и выглянул в окно. Он оглядел сад, поспешно меняя режимы сканирования. Сердце бешено стучало. Ему показалось, что в конце сада... Показалось?.. Он подавил вздох.
  -- Что? -- резко повернулся к нему старик.
  Серж постарался незаметно снять и спрятать в карман сканер. Очень странное поведение -- смотреть ночью в темное окно в солнечных очках. Вряд ли старик остановился бы только на одном вопросе.
  -- Ничего. Мне что-то показалось, -- повернулся к Нобунаге Серж. -- Но там... ничего не было.
  Старик молча качнул головой.
  Они вышли из комнаты и вернулись туда, где недавно сидели. Однако разговор больше не шел. Тени бродили по углам и Серж прислушивался к каждому звуку, который раздавался в доме. Он никак не мог сосредоточиться на разговоре -- стук сердца становился медленнее, но каждый скрип и шорох казался предвестником опасности. Не зря старик так всполошился, совсем не зря!
  Что-то здесь неправильно!
  Серж чувствовал опасность вокруг дома. Сейчас она еще далеко, но... Но когда-нибудь вернется.
  Старик тоже явно думал о чем-то своем, и неохотно отвечал на вопросы агента Кубикса. Пару вопросов он просто не заметил. Когда Марахов вежливо перевел тему на то, что верно, пора бы и спать, Нобунага с облегчением согласился и проводил гостя по скрипучей лестнице на второй этаж. Там у него была комната для гостей.
  Отдав гостю большой тяжелый бронзовый ключ, старик посоветовал:
  -- Вы закройтесь изнутри, мало ли чего. Иногда через нашу деревню проходят недостойные люди.
  Кивнув, Марахов пообещал, что обязательно запрется, да еще и стулом припрет дверь.
  -- Это может оказаться не лишним, -- явно через силу улыбнулся Нобунага и попрощался.
  Спустившись на первый этаж, старик потушил почти все лампы, оставил лишь парочку самых тусклых. Покрепче ухватив посох правой рукой, он отправился по дому. Нобунага решил проверить запоры на всех окнах, прежде чем лечь спать.
  Все оказалось нормально. Облегченно покачав головой, он направился к спальне. И чего он испугался? Глупых слов гостя, когда тот ругался на улице? Вряд ли они возымели силу... Он посмеялся над своими страхами.
  За его спиной слабо колыхнулась портьера.
  Старик свернул за угол коридора.
  Из-за занавеси появилась черная фигура заметно выше человеческого роста. Во тьме вдруг вспыхнули темно-алым светом глаза. Чудовище сделало бесшумный и тем особенно жуткий шаг вслед старику. Затем еще один.
  До рассвета оставалось еще три часа
  
  
  
  
  Глава 17 -- Магазин Старого Ву
  
  
  -- --
  
  День был хорош. Солнце изредка скрывалась за редкими облаками, медленно плывущими по небу. Было тепло. Тидайосу-шангер стоял на крыльце и улыбался -- ласковый и нежный весенний ветер нес запахи сезона обновления: нагретой земли, молодой травяной зелени, последних цветов ишивики и даже тонкий аромат белопенных цветов унохану.
  Скоро шафранные деревья вспухнут оранжевыми взрывами бесчисленных цветов. Скоро. Жизнь вокруг кипит и радуется теплу и солнцу.
  Тяу-Лин подошел к ожидавшей его машине и сел внутрь.
  Человек за рулем оглянулся и почтительно склонил голову. Жрец махнул рукой, и машина тронулась. Водитель показал карточку охране у ворот, вывел машину со двроа Управления и спросил:
  -- Куда вас доставить, уважаемый Тидайосу-шангер?
  -- Пожалуй, вначале на улицу Синих огней, затем на окраину -- там, где стоит известный магазин редкостей и подарков.
  -- Синие огни -- это магазин книг господина Фанчу?
  -- Да.
  -- А в магазине редкостей я не был. Это на северной окраине или на западной? Скорее на северной, да?
  -- Правильно. Только я тоже не помню, как туда ехать. Но ты найдешь, он один там такой.
  Водитель уверенно кивнул.
  -- Найдем.
  Через пару часов, выбрав с десяток новых книг и вдоволь поговорив с владельцем магазина, Тяу-Лин оправился дальше. Познания господина Фанчу были удивительны, но интересы слишком узки. Книги и только книги! А как же "танцующая кисть", театр, или хотя бы, световые картины, которые стали последнее время входить в моду? Даже он, Тяу-Лин, проживший больше десяти дюжин лет на свете, интересовался новыми вещами. Хотя познания господина Фанчу глубоки и удивительны. Мало кто смог бы, к примеру, припомнить полусотни стихов о летящих журавлях. И не просто назвать, но и прочитать по паре строф!
  Жрец закрыл глаза и попробовал сам вспомнить несколько старых текстов. Все, что пришли на ум, уже были названы господином Фанчу. Ни одного другого не припомнилось! Или же Фанчу перечислил их все? Тидайосу-шангер расстроено покачал головой. Все же поразительные познания, ему таких уже не приобрести.
  Машина затормозила. Водитель прервал размышления жреца:
  -- Господин Тяу-Лин, это тот магазин?
  Жрец открыл глаза и осмотрелся. Они стояли на улице Цветущей лозы и справа от них на первом этаже четырехэтажного дома висела вывеска: "Удивительные редкости и подарки". Буквы скакали по вывеске, как молодые горные козлята, то взбираясь на самую вершину, то осторожно спускаясь вниз. Ужасно некрасиво нарисовано!
  Тяу-Лина слегка передернуло. Каждый раз, когда он смотрел на эту вывеску, он хотел попросить владельца магазина ее сменить. Хотя бы даже за счет Шангаса. И как это соседи позволяют ему такую уродливую вывеску? Он бы не позволил.
  Водитель все еще вопросительно смотрел на него. Тяу-Лин поспешно кивнул:
  -- Да, это тот магазин.
  -- Его точно ни с чем не спутаешь, -- пробормотал водитель, -- и не забудешь.
  Жрец усмехнулся и вылез из машины.
  Дверь магазина легко распахнулась и висящие над входом лакированные палочки сухим стуком возвестили приход покупателя.
  -- Ай, какой гость! Какой уважаемый покупатель! -- из-за прилавка поспешно выбежал хозяин магазина.
  Торговец живо закрыл за гостем дверь и повесил на нее табличку "Три чашки чая".
  -- Что желаете купить на сей раз, уважаемый господин Тяу-Лин? -- спросил Старый Ву и поклонился. -- Мой магазин к вашим услугам!
  Верховный жрец осмотрелся. Он часто бывал в магазине Старого Ву -- у того нередко появлялись прекрасные древние вещицы, до которых жрец был большим охотником. Вот и на этот раз Тидайосу-шангер углядел на стоящих вдоль стен полках и на крышках огромных сундуков несколько интересных безделушек.
  Здесь можно было найти массу удивительных предметов: рог неведомого зверя и тихо гудящее семейство пчел-чиранто в деревянном домике, обломок древнего меча и огромную рогатую раковину из тех, что водятся лишь на крайнем Севере. Иногда на полках появлялись некие принадлежности домашнего хозяйства старых времен, чьи названия и смысл были утрачены за сотни лет. Изредка через магазин проходили еще более древние и странные вещи, наследства времен, когда люди владели всем миром.
  Очень многое можно было найти в магазине Старого Ву, и никто не знал, откуда старик берет эти вещи. Некоторые он покупал в Кинто, некоторые ему привозили с самого Имаросса, но вот остальные... как в его руки попадали остальные удивительные вещи -- знало лишь левое копыто Хёггивашэ, Великого демона-хашура.
  -- Ничего особенного. Я хочу приобрести хорошую шкатулку для гадальных палочек. Хорошую, красивую, древнюю, -- жрец примерно показал какого размера должна быть шкатулка.
  Он открыл стеклянную дверцу одного из шкафов, в которых стояли фигурки богов и будд. Рассмотрев внимательнее, Тидайосу-шангер с восхищением цокнул языком -- лица божков были исполнены такой выразительности! А ведь дикари с островов их делали по традиционному способу -- склеивая из цельных раковин. На глаза шли раковины-малыши, десяток таких поместится на ногте мизинца. На нос и щеки -- чуть побольше. И так дальше, до самых крупных, из которых составляли тело божка...
  Как трудно.
  И -- изумительно красиво!
  Торговец на миг задумался над просьбой уважаемого покупателя, затем просиял:
  -- Есть, есть такая шкатулка! Старый Ву сейчас ее покажет.
  Нырнув в дверь, он скрылся в задней части магазина, где у него был склад и закуток, где торговец пил чай и отдыхал от превратностей торговли. Парой минут позже старик вернулся, поспешно оттирая рукавом халата пыль с деревянного ящичка. На лбу у торговца красовалось известковое пятно.
  Взяв резную коробку в руки, Верховный жрец внимательно осмотрел ее. Это была крепкая, удачно сделанная шкатулка. По стенкам танцевали прихотливые извивы узоров: по-настоящему живые хищные птицы и драконы, буйные пенные гребни -- ничего лишнего и неправильного. Видно было -- настоящий мастер делал! Тяу-Лин одобрительно кивнул. Затем нахмурился и, поставив шкатулку на прилавок, подергал ее крышку. Потом несколько раз открыл и закрыл шкатулку.
  Старый Ву с некоторым удивлением следил за жрецом.
  -- Не извольте беспокоиться, милостивый господин Тяу-Лин, все будет в порядке. В наше время многие предпочитают, чтобы вещь была старой не только по годам, но и внешне. Они полагают, что если она покрыта трещинами и лак местами отслоился -- это хорошая, ценная вещь. Но я полагаю, что потрескавшийся лак -- это не главное.
  -- Да? А как иначе определить, что эта вещь стара годами и тем ценна?
  -- Как? Удобством. Удобные и приятные вещи делали лишь в древности. Сейчас люди слишком спешат, поэтому вещи выходят не такие удобные, чем были раньше. Вы обязательно купите эту шкатулку, милостивый господин! Посмотрите, какой узор, какое древнее, -- не побоюсь сказать, многоисторическое, -- дерево! -- продолжил расхваливать товар торговец. -- Шкатулку вырезали из чурбачка, специально закопанного в песок рядом с морем. Раз в год его доставали и смотрели -- достаточно ли он просолился? И лишь тогда, когда дерево приобрело вот этот глубокий темный цвет, его выварили в крови, -- желчь слишком дорога! -- синей акулы, и осторожно распилили на дощечки. Из них мастер и сотворил эту чудесную шкатулку.
  Жрец понюхал шкатулку. Пахло свежеспиленной черной сосной. Он в сомнении поднял брови. Торговец поторопился его заверить:
  -- Это было много-много лет назад. Уважаемый Тидайосу-шангер тогда еще не родился. Верьте, господин, Старый Ву не обманет вас.
  -- Выглядит она как новая, -- усмехаясь, сказал Тяу-Лин. -- Что-то подсказывает мне, что ей от роду не более года.
  -- Ай, Старый Ву не станет вас обманывать, щедрый господин. Но если сомневаетесь... -- тут старик отошел от прилавка к стене. Заскрипела крышка сундука и он нырнул в него с головой. Наружу торчали лишь яростно шевелящиеся ноги.
  Тремя минутами позже ноги особенно сильно брыкнулись и Старый Ву вылез из сундука, держа в правой руке какую-то добычу. Крышка сундука упала и прищемила ему пальцы на левой руке. Старый Ву не обратил на это внимания. Он выдернул руку, затем, привычно пососав пальцы, помахал ими в воздухе. Все это он проделал быстро и аккуратно, что говорило о большой практике в этом вопросе.
  -- Вот, если вам не нравится, что шкатулка так хорошо и молодо выглядит, я могу предложить специальную мазь, -- в правой руке у Старого Ву оказался подозрительного цвета флакон с замотанным бумагой и закапанным сургучом горлышком.
  Он протянул его жрецу.
  Тяу-Лин взял флакон и попытался прочесть надпись на кривой бумажной наклейке. Попытка была не слишком удачна. Горькая Настойка Для Пищеварения?
  -- Лучшее Средство Для Старения! Рецепт Древних! -- гордо произнес Старый Ву выделяя первые буквы каждого слова и деловито добавил. -- Надо этой мазью натереть шкатулку, -- обязательно снаружи и изнутри! -- и через неделю по ней пойдут трещины, а крышка будет дребезжать и скрипеть как самая что ни на есть древняя.
  Верховный жрец поспешно поставил склянку на стол подальше от себя.
  -- Нет, это мне без надобности.
  -- Берите мой господин! Берите! Отдам дешевле, чем покупал! Даже не возмещу расходов на хранение, -- печально закатил глаза торговец.
  Жрец решительно покачал головой. Старый Ву исчез под прилавком и появился уже держа в руках небольшую черную обезьяну.
  -- А обезьяну, не хотите ли обезьяну, господин Тяу-Лин?
  -- Нет, -- удивился жрец, -- зачем мне обезьяны?
  -- В вашем деле обязательно нужны обезьяны! Уж Старый Ву знает. Верьте мне, вам обязательно нужна обезьяна. Она обучена всяким полезным вещам: танцам, вычесыванию блох...
  Тидайосу-шангер слегка отодвинулся от обезьяны.
  -- Это хороший подарок для вашей... гм... да, -- смутился Старый Ву.
  Жрец удивленно посмотрел на торговца.
  -- Для кого?
  Торговец не знал, что ответить. Он машинально пощупал нос у обезьяны. Нос был холодный и слегка распухший от постоянного ощупывания. Обезьяна открыла пасть и злобно цапнула старика за пальцы.
  Тот привычно сунул их в рот и пососал. Потом помахал в воздухе.
  -- Гхм... да... так вот... -- он потянулся к носу обезьяны, и тут же поспешно отдернул руку, -- у моих обезьян холодный нос, что говорит о крепком здоровье и тонком нюхе. И густом мехе, да. Холодный нос, уважаемый господин Верховный жрец! Без этого никуда! Даже у вас такого нет, мудрый господин Тяу-Лин! Купите, господин, не пожалеете! Холодный нос!
  Слегка ошеломленный потоком слов жрец протянул руку к обезьяне. Та быстро взобралась повыше, уселась на плече торговца и недобро оскалила зубы.
  -- Только, гхм... не трогайте ее нос слишком часто -- она этого не любит, -- быстро предупредил Старый Ву.
  -- Ну, вы и любите чай замутить! -- жрец решительно отошел от прилавка. -- Вспомните, мы договаривались о чем-то ином. Зачем мне обезьяны? Я куплю шкатулку без этого странного средства. Но меня интересует и нечто иное -- вы знаете что.
  Старый Ву тут же стал серьезным. Он сунул обезьяну под прилавок, выпрямился и внимательно посмотрел на жреца.
  -- Да, господин Тяу-Лин, Старый Ву помнит вашу просьбу. Но, -- тут он пожал плечами, -- ничего особенно интересного не попадалось Старому Ву за последние дни.
  -- Совсем ничего?
  Старик сделал жест -- я сейчас! -- и скрылся в глубинах магазинчика. Вскоре он появился из двери, пятясь задом и осторожно таща за собой небольшой столик на колесах. Он развернулся, выкатил столик в центр магазина и выпрямился.
  -- Вот все, что было интересного за этот месяц, уважаемый Тяу-Лин, -- тихо сказал он. -- Очень мало. Но каждая вещь довольно ценна.
  На столе расположилась весьма потрепанная книга в коричневой обложке, какой-то старый сосуд из зеленого стекла, длинная и узкая черная раковина на подносе, обломок древнего радужного диска, на маленьком куске черного бархата лежали две блестящие монеты -- одна большая, играющая всеми цветами радуги, вторая -- маленькая и невзрачная.
  Жрец бросил равнодушный взгляд на раковину, затем подвигал пальцем большую монету -- она меняла цвет, переливаясь всеми цветами радуги. Это была золотая монета из Ла-Тарева. Их начали чеканить совсем недавно, но пара таких монет уже украшали коллекцию жреца.
  Он еще несколько раз толкнул легко скользившую по бархату сверкающую монету, затем решил осмотреть маленькую.
  -- Что это? -- спросил Тяу-Лин, рассматривая ее.
  Он не сумел найти на ней понятных знаков. Хотя... таким значком в древности обозначалась платина. А это что?
  -- Это очень ценная древняя монета, господин. Старому Ву она досталось очень дорого, очень! Она сама по себе очень ценна, -- видите, она из сплава платины и палладия, -- но еще дороже она тем, что это явно очень древняя монета. Еще до Переселения. Да-да, уважаемый Тидайосу-шангер, эта монета появилась в мире много раньше, чем в первый раз произнесли слово "Шангас".
  Жрец осмотрел монету. Ценная вещь, но мало ему интересная. Никаких узоров и украшений -- только символы платины и палладия. Обыкновенный слиток необыкновенного возраста. Хотя и выглядит как новый. Он положил его на стол и перешел к другим вещам.
  -- А чем ценна эта большая бутылка?
  -- Мне трудно сказать, господин. Эти сосуды привозят контрабандисты морем с северного материка. Они изредка находят их на самом дальнем севере -- в развалинах старых городов. За последние месяцы сосуды вздорожали вдесятеро -- Средняя ветвь Черного Древа скупает их почти по любой цене!
  Старый Ву подозрительно огляделся по сторонам, как бы убеждаясь в отсутствии чужих ушей, и прошептал на ухо жрецу, сколько стоит этот стеклянный цилиндр. Тидайосу-шангер пораженно взглянул на него:
  -- Это невероятно! Они тратят такие большие деньги на всякие неполезные вещи?
  -- Возможно, они нашли им хорошее применение, господин?
  -- Но какое применение может быть у стеклянной бутыли?
  Торговец пожал плечами.
  Верховный жрец еще раз осмотрел бутыль. Ничего особенного. Толстое зеленое стекло, металлический ободок у горла, завинчивающаяся стеклянная крышка с металлическим же ободком.
  И их поспешно скупают ханзаку?
  Как странно.
  Жрец поднял книгу. "Книга перемен". Такая древняя копия! Удивительно. Он задумчиво перелистал книгу. На некоторых листах виднелись карандашные пометки, на иных -- отчеркнутые строки. Тяу-Лин пробежался глазами. Конечно, так не узнаешь наверняка, о чем гадал бывший владелец книги, но все же... Опытный гадальщик, а жрец считал себя таким, может даже по намекам попробовать понять, к чему вели чужие обряды.
  Глаза жреца вдруг зацепились за знакомые строчки: "Третий месяц... Придет... нежданною весной... пятый сын... на миг он станет первым..."
  Не может быть!
  Кто-то еще проводил обряд Мерцающего взгляда по этому пророчеству?
  Обеспокоенный жрец прочитал вслух отчеркнутые строки. Ему показалось, что его словам вторит эхо. Он удивленно поднял голову и увидел -- рядом стоит торговец Ву и на память повторяет пророчество! Увидев, что жрец пристально смотрит на него, торговец смутился и отошел к столу.
  Тидайосу-шангер поманил его к себе и тихо спросил:
  -- Что вы сейчас говорили?
  -- Есть такие стихи, уважаемый господин Тяу-Лин...
  -- Какие?
  Старый Ву закрыл глаза, ненадолго задумался, и затем произнес:
  -- "Придет чужой Дракон раннею весной,
  Призрак прошлого на крыльях древней колесницы, -
  Стальное копье.
  С собой принесет он смерть и войну, --
  Крови безумье!"
  -- Там еще с десяток строк, -- пожал плечами торговец, -- но эти считаются главными.
  -- Интересно, я не слышал этого текста, -- задумчиво произнес Тидайосу-шангер, уперев острый взгляд в глаза Старого Ву. -- Прочитайте мне, пожалуйста, эти стихи полностью.
  Старик кивнул головой и исполнил просьбу Тяу-Лина.
  Верховный жрец осмотрелся, нашел кресло и опустился в него. Сердце его билось, как бьется о прутья клетки только что пойманная птица. Старый Ву спокойно стоял рядом со столиком.
  -- Вы хорошо помните эти стихи, уважаемый Ву?
  -- Да, господин.
  -- Первая строчка звучит именно как "Придет иной Дракон..."?
  -- "...раннею весной". Да, господин Тяу-Лин. Именно так. Я читал эти стихи в доме одного моего знакомого. Он говорил, будто книга, которую я держал в тот момент в руках, была очень стара. Что-то около шести сотен лет или более.
  -- Вы ошибаетесь, уважаемый Ву. Этому пророчеству не более пяти сотен лет.
  -- Старый Ву плохо понимает в этом, уважаемый господин Тяу-Лин. Я даже не знал, что это именно пророчество. Мой знакомый говорил мне, что читал эти строки в книге возрастом более восьми сотен. И это был список с еще более старой книги.
  -- Он ошибся, ваш уважаемый знакомый. Такого не может быть!
  -- Верно он ошибся, господин. Вам виднее, -- пожал плечами торговец. -- Так вам нужна эта книга?
  -- Да, я ее возьму.
  -- А остальное?
  Тидайосу-шангер еще раз осмотрел стол. Ничего, что бы всерьез заинтересовало его, там не было. Он еще раз осмотрел маленькую монету, ища хотя бы какие-нибудь признаки, что над ней поработал мастер-гравер. Нет. Слиток, обычный слиток.
  -- Пожалуй, я возьму только эту книгу и шкатулку. Подготовьте их, господин Ву. Еще я поговорю с искусниками нашего дейзаку, и, возможно, мы купим эту странную бутылку.
  Торговец довольно кивнул и поспешил к прилавку. Достав из-под прилавка большие куски плотной рисовой бумаги, он скосил глаза вниз, затем посмотрел на жреца.
  -- Так вы не возьмете обезьяну, господин Тяу-Лин? -- вкрадчиво произнес он. -- Старый Ву отдаст ее очень дешево! Дешевле, чем стоило ее научить танцам и выче...
  Жрец поспешно отказался. Впрочем, его отказ, как будто бы не очень огорчил торговца. Тяу-Лин еще раз взглянул на отчеркнутые строки и спросил:
  -- А что с вашим знакомым? Где он живет?
  -- Он исчез, уважаемый господин.
  -- Исчез?
  -- Да, господин Тидайосу-шангер. Это был вздорный и резкий человек, но мне жаль, что он пропал. Мы с ним часто очень приятно беседовали об удивительных вещах. Он преподавал археологию в одной из Высших школ. Неделю назад он пропал -- и никто не знает, где он. Последнее время неудачные случайности происходят слишком часто.
  Жрец задумчиво пожевал губами и кивнул:
  -- Печально. Но вдруг, если он найдется, обязательно дайте мне знать. Я очень хочу с ним поговорить.
  Торговец поклонился, отпер перед жрецом дверь магазина и вынес за ним покупки.
  Всю дорогу жрец повторял про себя строки: "...иной Дракон... ...пятый сын... ...на миг он станет первым...". И главные строчки -- про дракона и колесницу! Они опять ошиблись, и пусть небо упадет на землю! Как они ошиблись... Как он ошибся! Он! Именно он, Верховный жрец Шангаса при Водоеме, должен был использовать самую старую книгу из доступных. Но откуда он знал? Всю свою долгую жизнь он и не подозревал, что текст "Книги перемен" может быть разным!
  
  Вечером Тидайосу-шангер достал из шкафа гадательные палочки и распаковал завернутую в бумагу шкатулку. Внутри шкатулки оказались склянка с подозрительной мазью и записка.
  "Протирать три дня внутри и снаружи. Тогда будут трещины и скрипеть".
  Тидайосу-шангер выругался и поспешно выкинул склянку в окно.
  
  
  
  
  Глава 18 -- Карта странствий
  
  
  -- --
  
  Звуки сплетались в диком танце наслаждения.
  Они бились в окна, стучали в каменные блоки стен дома. Они танцевали по столу, спрыгивая иногда по пол, взбирались по шелковым занавесям и прыгали в воздух. Они летели к потолку, безумно вертясь в воздухе и совершая фигуры высшего музыкального пилотажа.
  Иные звуки, заскучав в полупустой комнате, выбирались наружу, к свету, теплу и свежим запахам весны. Там они обращались бездомными музыкальными волнами и танцевали в воздухе с другими звуками: шелестом молодой листвы горьких вишен и ясеней, что росли в саду, топотом проскакавшей лошади и тихим гудением машин на далеком шоссе.
  Впрочем, снаружи дома их никто не слышал.
  Как обидно!
  Никто их не слушал, и они грустно возвращались в комнату к человеку с тонкими металлическими усиками, торчащими из-за ушей. Человек сидел на стуле, слегка подергиваясь в такт музыке. Он работал за большим узким столом, стоящим у окна. На столе были разбросаны кипы листов, стояло несколько странных приборов и черный лаковый поднос с чайничком и чашкой с горячим зеленым чаем. Человек задумчиво отхлебнул чая, обжегся и привычно прошипел ругательство.
  На одном из приборов мигнул зеленый огонек. Человек сильно прижал верхнюю крышку прибора и над ним образовался легкий, почти прозрачный экран. Пара мгновений -- и экран потемнел, налился красками. По нему побежали строчки и затанцевали графики. Наконец все успокоилось и человек стал внимательно разглядывать карту, легкими прикосновениями пальцев отмечая на экране интересующие его места.
  Музыка достигла пика силы. Человек отвлекся от работы, запрокинул голову и медленно затанцевал плечами в такт музыке. Затем вздохнул, прикоснулся к левому металлическому усику и сделал музыку тише.
  Работа слишком важна.
  Он получил прекрасные результаты, но их надо еще правильно обработать.
  Через два часа многодневная работа была завершена. Человек нашел чистый лист бумаги, достал ручку и перерисовал карту с экрана. Затем закрыл сеанс связи с капсулой. Если бы не ее отличные сенсорные поля и мощный бортовой мозг -- ничего бы у него не получилось.
  Но теперь работа сделана. Можно и отдохнуть.
  
  Серж покрутил головой, -- несколько оборотов влево, затем вправо, -- и встал из-за стола. Шея дико болела. Он уже несколько дней провел на втором этаже дома у Нобунаги, склонясь над бумагами, чертя карты и графики. Иногда он отправлялся в город -- покупать продукты и просто отдохнуть. Затеянное им дело было довольно сложным и требовало массу внимания. Кроме того, Сержу приходилось иногда часами лежать в кресле, закрыв глаза и вспоминая мельчайшие подробности своего прошлого. Ошибиться было нельзя. Ошибка слишком дорого могла обойтись.
  Он подошел к окну и огляделся.
  Нынешний день сулил только хорошее. Теплое, нежаркое солнце, слабый ветер с моря и бурно цветущие кусты унохана вдоль побережья. Очень красиво. Самих цветов он не видел, слишком далека деревня от моря, но аромат уноханы разносился на много тысяч шагов от цветущих кустов.
  Внизу послышались шаги старика.
  Серж прислушался, затем поспешно снял с тонкий обруч универсальной связи. Это он торчал подобно странным рожкам из-за ушей. Затем Марахов быстро собрал разбросанные по столу листы, свернул их в трубку и сунул в сумку. Туда же он бросил мощный комп с встроенной станцией связи и несколько инфокристаллов. Затем по столу им были разбросаны листы со всякими странными вычислениями и рисунками. Это была фальшивка для старика, если вдруг он забудет о правилах гостеприимства и во время отсутствия Сержа поинтересуется его работой.
  Впрочем, это была скорее не фальшивка, а худший вариант. Работа с сенсорными полями капсулы дала Сержу куда более интересные возможности.
  Нобунага постучал в дверь.
  Марахов дважды повернул увесистый бронзовый ключ в замке и широко распахнул дверь. За ней стоял старик в своем неизменном застиранном до потери цвета балахоне. Нобунага усмехнулся:
  -- Да уж, удивительная ночь была неделю назад. Я вижу, вас она тоже проняла -- теперь закрываетесь даже днем.
  -- Сами же предупреждали о недостойных людях. А я иногда устаю так, что засыпаю даже днем, -- Серж отступил от двери и пропустил старика внутрь комнаты.
  -- Да, вы правы. Я обнаружил пропажу нескольких вещей -- верно, и правда ко мне в дом забрались недостойные люди, -- пожал плечами старик и кивнул на стол с разбросанными по нему схемами. -- Есть что-нибудь интересное в вашей работе?
  Серж подошел к столу и взял наугад два листа. Затем протянул их Нобунаге.
  -- Вот посмотрите -- ничего не напоминает? -- хмыкнул Серж.
  -- Напоминает! -- захохотал старик, показывая один рисунок археологу. -- Напоминает то, чем детей делают.
  Рисунок, и правда, напоминал известный мужской орган. Серж нахмурился. Это о чем же он думал, когда рисовал эту дрянь?! Ну да, уже почти четыре месяца без женского общества, но до такого дойти...
  Старик тем временем ловко перевернул рисунок иначе и пальцем провел две пересекающиеся в одной точке линии.
  -- А вот так он мне сильно напоминает схему города Тровил. Его развалины не далее полутора сотен километров на запад.
  -- Именно, -- кивнул головой Серж, -- вот смотрите: тут склады, тут были когда-то стоянки для машин. А это -- жилые кварталы. Город небольшой был, всего тысяч на пятьдесят жителей, но хорошо спланирован. Удачно вписывался в слияние двух рек. М-м-м... нет, не помню, как их называют.
  -- Унто и Аканзы, -- проворчал старик. -- Мало кто их помнит.
  -- Наверное. Да, пожалуй, это они.
  -- Точно говорю. Когда-то в детстве... лет так в тридцать, -- старик хохотнул, -- я там был.
  -- Тогда ясно, откуда вы все знаете о городах.
  -- Не все, -- пожал плечами старик, -- но многое.
  Он еще раз посмотрел на план.
  -- И что же там можно найти, в этих развалинах-то? -- спросил он.
  -- Скажу только вам и только сейчас, в надежде на нечто невероятно вкусное, чей запах доносится даже сюда, -- хитро произнес Серж и старик довольно ухмыльнулся. -- Так вот, только для вас, уважаемый Итиро Нобунага. Вот это здание, -- да-да, именно оно, -- это не просто магазин. Это специальный склад. Это даже не склад, это убежище, которое в обычные дни использовали то как склад, то как магазин, то еще под какие нужды. В случае серьезных катаклизмов в его глубинах могло укрыться почти все население города. Не надолго -- на неделю-две, не больше. Я полагаю, в его глубоких подвалах могло сохраниться нечто полезное.
  Нобунага скептически хмыкнул.
  -- Убежище? На целый город? вы что-то путаете, господин северянин! У нас на Чантэ такого не строили!
  -- Наверняка было. Таких убежищ в городе должно было быть не меньше, чем на все население города -- тогда города строили именно так. Их могло быть не одно, а много, даже десятки. Главное -- угадать, какое здание было входом в это убежище. В убежище было много всего, что хранилось в специальной упаковке, неподвластное времени.
  -- Все равно оно все уже исчезло или растащено. За столько-то лет!
  -- Ну да, именно за столько лет. Я не знаю, как правильнее объяснить, но это не только склад и убежище. Это убежище для людей и в нем -- специальный... резерв? Нет, не могу объяснить. Это то, что хранят на самый плохой день. Не все из жителей Тровила знали об этом резерве. И уж тем более, мало кто может знать это сейчас. Резерв мог сохраниться. Если те, кто был во главе города, вдруг погибли во время паники или просто не успели подготовить этот резерв к вывозу...
  Старик тяжело опустился в кресло и покачал головой.
  -- Да, многие города бросали именно так -- без подготовки и без времени на сборы. Люди сидели, ждали чего-то. Они не верили, что им придется уходить. И вдруг -- оказывалось, что поздно готовиться. Надо хватать самое необходимое и бежать, бежать... И они бежали, гибли сотнями и тысячами на дороге к океану. Гибли в основном женщины и дети. Старики не уходили, они оставались умирать в умирающих городах... -- старик осекся и потер горло.
  Марахову тоже вдруг показалось, что ему трудно стало дышать.
  Давно уже забытая история вдруг встала перед ним живой картиной. Впрочем, для него это не история, нет. Когда он вернется в свое время... это будет для него будущим.
  Страшным и реальным.
  Он не сможет спасти никого из погибших полторы тысячи лет назад. Никого!
  Как тяжело.
  Старик молчал, уронив голову на руки. Молчал и Серж. Старик что-то тихо пробормотал, затем прошептал чуть громче:
  -- Я каждый раз думаю об этом, когда вспоминаю о мертвых городах. Почему-то мне все это представляется очень реально. Я там был, я видел эти города. Люди жили там хорошо, не хуже, чем живут сейчас люди Кинто... или Ла-Тарева. И вот... Да...
  Марахов молча кивнул.
  Нобунага поднял голову и спросил:
  -- На Севере тоже было так?
  Это был трудный вопрос. Старик и не подозревал, что Марахов так до сих пор и не сумел понять -- что же гнало людей через весь континент, что заставило собраться их в один большой город? Один город на одном материке, второй -- на другом. Почему люди бросали дома, привычные места и убегали в панике через сотни километров, через горы и леса, погибая по дороге десятками тысяч?
  Что?
  Он не мог найти ответов. Ни в нескольких сотнях книг, которые он переворошил, ни в разговорах с жителями Кинто. Даже вот старик не сказал. Не спрашивать же у него впрямую? Это было опасно. Археолог -- и не знает?
  Как странно.
  Серж за последние дни пытался выяснить намеками, что же за напасть обрушилась на людей тогда, почти полторы тысячи лет назад.
  Бесполезно.
  -- Люди везде одинаковы, -- осторожно ответил Серж.
  Старик согласно кивнул и тяжело вздохнул. Он еще раз посмотрел на рисунок и вернул его археологу.
  -- Да, теперь я понимаю, что вы ищете. Возможно, вам улыбнется удача. Не сразу, не в первом городе -- но наверняка найдете что-либо хорошее. Был бы я моложе -- обязательно попросился с вами. Не за древними вещами, -- нет! -- просто еще раз посмотреть на те города.
  -- Не хочу обещать. Я запомню ваше пожелание...
  -- Хорошо. Я на большее, чем вашу память и не рассчитываю, -- грустно хохотнул Нобунага. -- Пойдемте есть, пока мясо не испарилось в воздухе. Уж больно силен аромат.
  Он вышел из комнаты.
  Через час, отдав должное вкусной еде и попрощавшись со стариком, Марахов забрал вещи и отправился в город. Он пообещал вскоре появиться вновь и собирался выполнить обещание. Старый архивист знал так много, что за эту неделю Серж основательно разобрался в истории Чантэ. А ведь почти все время Серж работал и они с Нобунагой общались исключительно по утрам и вечерам.
  Теперь он понимал, почему так пренебрежительно отзывался о его знаниях господин Цинь. Несколько грубых ошибок, который тогда в разговоре сделал Серж -- и удивительно, что Цинь не назвал его полным тупицей.
  Может -- не успел?
  
  
  -- -
  
  Серж осторожно вел свою синюю "Хёхду" по шоссе. Впереди дорога взбиралась на невысокую горку, за которой посверкивали стекла домов -- там начинались южные окраины Кинто. Мимо Сержа иногда пролетали другие машины. Их водители недоуменно косились на него.
  Как же! Такая мощная машина, а ползет со скоростью тяжело груженой черепахи.
  Впрочем, никто из водителей не выказал своего удивления -- это недостойно. Многие просто слегка улыбались и кивали Сержу -- таревцу простительно наслаждаться природой Кинто. Каждый житель города знал -- нет ничего прекраснее во всем мире, чем побережье, на котором распростерся их родной город.
  Ничего удивительного, что северный гость поражен красотой ласкающего белые пляжи моря, кипения белотканной уноханы вдоль дороги и робких еще, но изумительно прекрасных вспышек ярких цветов на шафранных деревьях.
  И горы! Далекие и почти недоступные вершины, покрытые вечными снегами.
  Хотя... говорят люди, что на Имароссе тоже есть горы и снег. И больше ничего. Как им не повезло, беднягам. Досталось счастья -- с малую раковину!
  Серж почти слышал, как все это думают проезжающие мимо водители. Он улыбался собственным мыслям и на самом деле наслаждался открывающимся видами. Все шло отлично! И он мог позволить себе слегка расслабиться.
  Еще через половину часа он, покружив по городу, остановился на одной из улиц Старого города и припарковался неподалеку от общественных телефонных кабин. Набрав некий номер, он подождал пару минут и увидел на экране холодное лицо первого помощника главы Средней ветви.
  Брови Сагами слегка приподнялись.
  -- Удачного дня, господин Сагами, -- поздоровался Серж.
  -- И вам удачного дня. Куда же вы исчезли, господин Марахов? Мы собирались встретиться в ближайшие дни, -- холодно спросил Сагами. -- А вы исчезли, не оставив следа. Ваш телефон не отвечает, и в "Ван-ван" никто не знает, когда вы появитесь.
  -- Прошу меня простить, -- вежливо поклонился Серж, -- дела.
  -- Дела? Так не делаются дела, господин Марахов. Это крайне... неудачное начало для нашего сотрудничества.
  -- Разве? -- не менее холодно спросил Марахов. -- Мы договаривались на конкретный день?
  Сагами умолк. Археолог был прав. Они не говорили о сроках и не давали обещаний.
  Марахов понял его молчание правильно. Он сказал более дружелюбно:
  -- Дело в том, что я, в предвидении нашего соглашения, уже подготавливал для него основание.
  -- Вы верите в то, что мы обязательно примем ваше предложение?
  -- Почему нет? На мой взгляд, оно весьма интересно, -- пожал плечами Серж. -- Но если нет, то эти данные мне самому пригодятся.
  -- Какие именно данные?
  -- Сведения о том, где и что можно искать. Карта для поисков.
  Сагами задумался. Карта? Всего за несколько дней? Так быстро? Очень странный человек этот таревец. Странный, но полезный. Сагами широко улыбнулся и произнес:
  -- Что же, нам есть что обсудить. Тем более, вы говорите, что уже есть, о чем говорить...
  -- Да, я готов встретиться. Прямо сейчас.
  Сагами посмотрел в сторону, затем повернулся к Сержу и согласно кивнул.
  -- Время ценно. Не стоит его терять.
  
  
  
  
  Глава 19 -- Сто тысяч демонов
  
  
  -- --
  
  Хмурое небо лениво роняло крупные капли дождя.
  Брусчатка постепенно темнела, еще полчаса -- час и по камням побегут первые юркие ручейки, скатываясь в узкие водосточные канавки вдоль дорожек. Впрочем, ветер мог передумать и унести небогатый свой небесный урожай в сторону гор.
  В разрыве туч блеснуло солнце, и падающий на Кинто дождь расчертил небо редкими жемчужными нитями.
  
  Митику перевернула страницу.
  Воин, убегающий от стаи из десяти тысяч демонов, решил влезть на дуб высотой не менее тысячи локтей. До вершины взбираться было высоко, и он остановился передохнуть на самой первой от земли ветке. Демоны не преминули тут же собраться под деревом, чтобы похвалиться острыми когтями, длинными клыками, и удивительным количеством убитых ими врагов. Воин уселся на ветке, свесив ноги едва не к макушкам демонов, и тоже запел, размахивая мечом, длиной не менее трех сотен рю, песню про убитых им врагов и глупых демонов. Обозленные демоны достали большие секиры и принялись рубить дерево, не обращая внимания на болтающиеся перед глазами ноги воина.
  Девушка была уверена, что рубить они будут долго, не меньше, чем страниц пятнадцать и все это время демоны будут хвалиться, а воин их ругать. Потом, когда демонам наскучит рубить могучий дуб, они разведут под ним костер из наломанных поблизости деревьев высотой не менее, как до середины неба. Костер будет гореть жарко, как если бы пятьдесят драконов дышали огнем, и сто тысяч демонов будут ожидать того момента, когда воин от невыносимой жары сам бросится в пламя и погибнет с честью.
  Воин же утрет слезы печали рукавом, и начнет готовиться к смерти, сочиняя прекрасные стихи, в которых будет уверять Небо в своей невиновности. Затем вдруг уснет и увидит сон, в котором ему явится прекрасная богиня. Потом он проснется и не возжелает огненной чести, решив вместо того перебить всех демонов, полагая, что желание это не мелкое. Он обратится к богам, и изумляющая взор богиня Инари, которой воин посвящает свои победы, попросит своего божественного брата Райдзина, чтобы тот явился во всем блеске дождевых струй и грохоте молний.
  Еще через два десятка страниц костер будет погашен дождем, демоны перепуганы грохотом грома и блеском молний, а воин, порубив пятьдесят тысяч демонов на мелкие, недостойные упоминания кусочки, прогонит остальные двести тысяч в горы. Затем вымажется красной глиной, прицепит к поясу вымазанный в красной же глине хвост из веток дуба, и будет ждать богиню. Инари непременно сойдет с алой тучки и предстанет перед воином в виде красной лисицы.
  А там недалеко и до полусотни страниц любви могучего воина и прекрасной богини. А может -- и до объявления воина сыном бога.
  Как скучно.
  Девушку всегда волновал вопрос -- неужели для того, чтобы вызвать бога или богиню, надо лишь измазаться в красной глине и несколько минут скакать на четвереньках по мокрой земле? Похоже, что авторы таких книг так и полагали.
  В горы бы их. Под дождь и в раскисшую глину. Пусть богов зовут.
  Девушка хихикнула и перевернула следующую страницу.
  Об стекло окна негромко звякнул камешек.
  Митику вспорхнула с жесткой кровати, отбросила прочь глупую книгу о приключениях древнего воина и быстро подошла к окну. Внизу на выложенной цветным гранитом дорожке стоял Янни, смущенно улыбаясь и держа в руке букет цветов, завернутый в слегка промокшую от дождя бумагу.
  Сердце Митику радостно забилось. Янни!
  Как хорошо!
  Девушка отодвинула раму окна, улыбнулась и помахала ему рукой. Затем отошла от окна, достала специально вчера купленную толстую веревку, завязала ее узлом за торчащий внизу из подоконника крюк и сбросила ее на улицу. Янни осторожно взял в зубы букет цветов и ухватился за веревку.
  В этот миг из-за угла дома степенно вышла собака. Это была высокая, длинноногая сука, молодая и глупая, белого цвета с коричневыми пятнами на боках. Она в изумлении на миг чуть присела на задние лапы, затем с громким лаем бросилась к сен-шангеру, который уже успел взобраться на веревку. Рыча, собака бросилась на Янни. Тот брыкнулся и ужом заскользил вверх по веревке. Собака от огорчения взвизгнула и залаяла громче.
  Митику побледнела. Если лай собаки привлечет внимание -- ей суждено провести дома все праздники! Она шикала и махала руками на собаку. Но та не понимала приказов хозяйки, а может приняла происходящее за какую-то игру, и лаяла все громче. Митику чуть не плакала. А если кто выглянет!
  Убить бы эту собаку!
  К счастью, через минуту Янни уже стоял в ее комнате, с цветами в зубах. Он взял цветы в руку и озабоченно оглядел брюки. Собака уселась под окном и, изредка порыкивая, громким лаем выражала свое недовольство. Как же, -- добыча ушла!
  Митику с облегченьем вздохнула и поцеловала Янни. Наконец-то он здесь! Как она его ждала!
  Где-то в коридоре послышались шаги.
  Янни открыл рот, но не успел ничего произнести. Митику прижала палец к губам и быстро повела его в дальний угол комнаты. Там стояло несколько ширм, отгораживая от ее огромной комнаты небольшой закуток, где стояло большое зеркало. Там девушка обычно примеряла новые наряды и готовилась выходу из дома. Затащив туда Янни, она толкнула его на несколько сложенных цветных матрасов и набросала на него одежды.
  Она едва успела втащить в комнату веревку и швырнуть ее в глубину платяного шкафа, как в стену у двери постучали. Девушка бросилась на постель. В стенку постучали вновь. Она сонным голосом произнесла:
  -- Кто пришел? Я сплю.
  -- Это мы, Митику! -- с этими словами в комнату вошли ее родители.
  Господин Токунэхо был известным шелкоторговцем и промышленником, достойным человеком пяти с половиной десятков лет. Заботы о процветании немалой семьи посеребрили его волосы, но все равно -- выглядел он лет на десять моложе. В этот час был одет в парадный светло-зеленый хаори с ярко-синим гербом семьи на груди. Синие хаккама выглядывали из-под хаори. Госпожа Вахин-То не любила традиционную одежду и потому надела светло-оранжевый костюм и повязала желтый шарф вокруг шеи.
  -- Прости, что мы помешали тебе спать, -- произнесла госпожа Вахин-То.
  По их виду девушка поняла -- они пришли с чем-то серьезным. Мама успокаивающе улыбнулась дочери и опустилась в кресло. Господин Токунэхо прошелся по комнате, подошел к окну, выглянул и минуту с удивлением смотрел на залаявшую при виде его собаку. Затем покачал головой и повернулся к дочери.
  -- Да, Митику, у нас есть, что сказать тебе, -- он остановился и с недоумением посмотрел на мокрые следы у окна.
  Девушка закусила губу. Неужели родители собрались к кому-то в гости и хотят ее тоже взять с собой?
  -- К нам приехал господин Торгест Асика, -- произнес отец Митику, отвлекшись от изучения мокрых пятен на полу.
  Митику похолодела. Этот противный рыботорговец или кто он там!
  -- Я не хочу его видеть! -- возмутилась она. -- Он мне очень не нравится, и не кажется достойным человеком.
  -- Митику, -- тихо сказала госпожа Вахин-то. -- Послушай, что скажет тебе твой отец, господин Токунэхо.
  Девушка умолкла, до боли закусив губу. Ее отец направился к креслу, которое стояло рядом с тем, где сидела госпожа Вахин-То. Митику едва не удержалась от вскрика. Цветы!
  -- Да-да, нам надо поговорить, дочь, -- сказал господин Токунэхо.
  Он поднял с кресла пакет с цветами и удивленно повертел его в руках. Затем с изумлением взглянул на Митику.
  -- Что это?
  Девушка забрала у него цветы и села на свою кровать.
  -- Это... возможно кто-то вчера принес и забыл, -- произнесла Митику и положила пакет с цветами рядом с собой, повернув мокрой стороной вниз.
  Ее мама улыбнулась, а господин Токунэхо помялся, но решил не расспрашивать. Кто знает, что выяснится после расспросов? У него был слишком трудный разговор к дочери, ни к чему спорить из-за... гм... мокрых цветов? Он подозрительно посмотрел на почти высохшие следы на полу.
  Как странно.
  Но он не будет выяснять причины этих следов. Нет. Это сейчас ни к чему.
  -- Моя дочь, к нам прибыл господин Асика. Он хочет встретиться с тобой и предложить тебе нечто достойное твоего внимания, -- после некоторых раздумий произнес шелкоторговец.
  Девушка скривила гримасу, будто глотнула неразбавленного лимонного сока и, с неохотой, кивнула. Обрадованный господин Токунэхо достал телефон и коротко произнес в него:
  -- Пригласите господина Асика.
  Через несколько минут в комнате появился невысокий кругленький толстячок, улыбающийся столь широко, что в один миг становилось понятно -- он безмерно счастлив ступить на циновки, украшающие пол комнаты Митику. До сих пор они встречались лишь в гостиной.
  Уважительно поклонившись родителям Митику, толстячок подошел к самой девушке и тоже поклонился, затем ловко выхватил из-за спины букет из трех бледно-лиловых лотосов.
  -- Это большая редкость, госпожа Митику, но я сумел их достать.
  Холодно поблагодарив, девушка подошла к столику у окна, на котором стояли вазы для цветов, и поставила в одну из них лиловые лотосы. Толстячок тем временем уселся в кресло, напротив кресел хозяев и рассказывал, с какими трудами он достал именно эти, лиловые лотосы. Как много запросил торговец, и с какими предосторожностями он вез сюда эти цветы. Господин и госпожа Токунэхо внимали его рассказу.
  Вдруг Асика поперхнулся и умолк. Он пораженно смотрел в сторону Митику.
  Господин Токунэхо и госпожа Вахин-То обернулись к девушке.
  Та с несколько растерянным видом стояла, держа в руках только что снятую бумагу с цветов, которые принес ей Янни. Цветы оказались нежно-салатового цвета лотосами. Как известно любому жителю Кинто, катера привозили такие лотосы не чаще трех раз в год с дальних островов, где жили только дикари, не знающие даже письма.
  Опасное занятие. И очень дорогие цветы. Много дороже лиловых лотосов.
  Глаза господина Асики блеснули и он голосом, наполненным ароматом меда и чайного листа произнес:
  -- Я вижу, у вас тоже есть друзья, которые разбираются в цветах.
  Девушка чуть порозовела, но твердо произнесла:
  -- Нет, господин Асика. К сожалению, это кто-то забыл у меня букет. Вчера у меня было много гостей в связи с праздником Белого цветка. Видимо, один из них и забыл. По рассеянности.
  -- Столь дорогие цветы? Вам повезло, госпожа Митику, что к вам ходят столь удивительные друзья, -- улыбнулся толстячок, -- жаль, что у меня нет таких.
  -- Но у вас много достойных друзей, -- вступил в разговор господин Токунэхо, -- вам нельзя жаловаться на милость Неба!
  -- Да, у меня много друзей, -- медленно произнес господин Асика, рассматривая нежную зелень лотосов, которые Митику успела поставить в вазу рядом его цветами, -- у меня очень много разных друзей. Хотя никто из них не забывал у меня дома таких дорогих цветов.
  Госпожа Вахин-То неслышно скользнула за дверь и почти тут же вернулась. В руках она несла узкую лаковую дощечку с чашкой чая. За ней вошли трое служанок неся в руках такие же черные подносы с чашками, наполненными горячим чаем из цветов жасмина. Хозяйка дома встала на колени перед гостем. Тот поклонился, взял чашку, отпил из нее и улыбнулся матери Митику.
  -- Необычный вкус, госпожа Вахин-То. Вы готовите удивительный чай.
  Хозяйка дома улыбнулась и поставила поднос на маленький столик, рядом с креслом, где расположился господин Асика. Затем она вновь села в кресло рядом с мужем. Служанки расставили подносы на столики рядом с креслами, в которых сидели хозяева дома и удалились.
  Гость отпил еще немного чаю из чашки и поставил ее на столик.
  -- Так вот, любезные хозяева. У меня много разных друзей... -- толстяк слегка улыбнулся и заговорил тише, -- вы знаете, что судьба владельца нескольких больших кораблей... -- тут он едва заметно скосил глаза в сторону Митику, затем продолжил, -- судьба судовладельца очень печальна.
  Хозяева согласно кивнули.
  Как же! Управлять десятком больших кораблей не так-то просто. Приходится постоянно летать из города в город, плавать на кораблях в шторма и в жару, проводить много времени в порту, проверяя грузы и сидеть ночами с документами. Да, не позавидуешь господину Асике! Ведь он часто рассказывал им про свою трудную жизнь -- они уже хорошо запомнили все несчастья, что обрушились на голову их гостю, когда его дядя несколько лет назад внезапно умер и оставил ему большое наследство.
  Впрочем, господин Токунэхо, пожалуй, променял бы судьбу известного шелкоторговца и две свои небольшие фабрики по производству одежды и обуви на десяток кораблей господина Асики. Променял бы, не задумываясь. Но не предлагает судьба подобного обмена.
  Как печально.
  Поэтому он лишь согласно кивал, внимая в сотый, верно, раз, рассказу об унылой судьбе гостя.
  Гость тем временем глотнул еще чаю и добрался до главного.
  -- Мои друзья предупредили меня, что скоро в Кинто нужно ждать больших изменений. Больших! -- господин Асика значительно поднял палец. -- Много серьезнее, чем можно бы подумать.
  -- И что же произойдет, уважаемый господин Асика? -- заинтересованно спросил господин Токунэхо.
  -- Это большая тайна, но я вам скажу... И как достойным людям, и как будущим ро... гхм... -- толстяк запнулся, ибо шелкоторговец сжал губы и едва заметно покачал головой.
  При этих словах Митику резко выпрямилась и устремила на гостя пронзительный взгляд. Когда же она заговорила, то голос ее журчал подобно весеннему ручью:
  -- Вам что-то попало в горло, господин Асика? Что вы хотели нам сказать?
  Госпожа Вахин-То с тревогой посмотрела на дочь.
  Толстяк же слегка поморщился и ответил:
  -- Да, госпожа Митику, я неудачно глотнул чаю.
  Госпожа Вахин-То засуетилась:
  -- Я немедленно прикажу подать новый!
  -- Ни к чему, уважаемая хозяйка! Этот чай хорош, просто я в некотором волнении.
  -- Мы слушаем вас, господин Асика, -- поспешил добавить шелкоторговец.
  Толстый судовладелец значительно улыбнулся и громким шепотом произнес:
  -- В Кинто грядут большие перемены! Скоро дейзаку исчезнут, а на их место придут иные люди. Серьезные и уважаемые люди.
  Хозяева дома побледнели и переглянулись.
  -- Не может быть, -- прошептал бледный как цветок унохана господин Токунэхо, -- это невозможно!
  Толстяк усмехнулся и потер руки.
  -- Это совершенно возможно! Да, так оно и произойдет. Всех людей дейзаку отправят в горы, а городом будет управлять иные люди... вы знаете о ком я.
  Митику резко встала из кресла и произнесла:
  -- Это все вздорные слухи, которым мало веры! Дейзаку сильны, а люди их -- благородны! Городу не требуются другие управляющие!
  Толстяк недовольно блеснул глазами, полуприкрыв, однако, их веками. Разглядывая Митику сквозь узкие щелочки глаз, он на минуту задумался. Неужели тот молодой сен-шангер...? Затем судовладелец слегка улыбнулся и произнес:
  -- Возможно это все слухи, госпожа Митику. Почему бы нет? Но я слышал, что в горы отправят всех дейза, кроме некоторых.
  -- Кроме кого? -- в волнении стиснула шелк платья Митику.
  Несколько минут толстяк наслаждался всеобщим вниманием. Затем небрежно сказал:
  -- Мне сказали, что дейза из Шангаса при Водоеме не будут отправлены в горы.
  -- А что же, что с ними будет? -- спросил шелкоторговец.
  -- Их всех убьют. Всех до единого. И тех, кто с ними связан -- тоже. Очень печальные сведения.
  С этими словами гость откинулся в кресле и отпил жасминового чая.
  Как приятно.
  Четверть часа в комнате не было произнесено ни слова.
  Тишину нарушил господин Токунэхо.
  -- Вы принесли важные известия, уважаемый господин Асика. Но вы уверены в них?
  -- Судовладельцу приходится изредка общаться... с... э-э-э... теми, кого иногда называют контрабандистами, -- слегка раздраженно ответил тот. -- Я, разумеется, никогда с ними не имею серьезных дел, но почему не поговорить?
  -- А эти... э-э-э... люди имеют связи там... с... -- не договорил шелкоторговец.
  Толстяк кивнул.
  -- Именно, достойный господин Токунэхо. Так и никак иначе. Очень хорошие связи. И всегда очень правильные сведения от них приходят.
  -- Что же, наш достойный гость, это очень полезные и важные слова, -- со вздохом протянул хозяин, -- а я-то полагал подписать долгий договор о поставках городу форменной одежды для полиции и рабочих городского хозяйства.
  -- Возможно, это будет правильно, -- пожал плечами господин Асика, -- все же изменения в Кинто будут не завтра. Но -- в этом году. Так что не загадывайте надолго, уважаемый господин Токунэхо.
  Митику сидела в кресле, задумчиво перебирая в руках шелковые завязки рукавов. Господин Асика, глядя в глаза шелкоторговцу, едва заметно качнул головой в сторону девушки. Тот нахмурился и отрицательно качнул головой.
  Сегодня не время.
  Толстяк на миг прикрыл глаза, затем вновь расплылся в улыбке.
  -- Уважаемые хозяева, я должен вас покинуть. Совсем забыл, мой самый большой корабль сегодня прибывает в Кинто. Мне нужно быть в Порту.
  -- Для нас честь, что вы нас посетили, господин Асика, -- поклонился судовладельцу хозяин дома.
  Митику тоже встала и поклонилась. Молча.
  Толстяк обернулся к ней и широко улыбнулся.
  -- Я к вам приду в гости потом, позже, -- произнес он, -- когда смогу принести что-нибудь столь же удивительное, как зеленые лотосы.
  -- Что вы, господин Асика, мы рады вас видеть в любой день, -- вмешалась госпожа Вахин-То.
  Судовладелец еще раз всем поклонился и распрощался. Хозяева ушли его проводить, оставив девушку одну. Госпожа Вахин-То шепнула, что вечером придет поговорить. Митику кинула, закрыла за родителями дверь и подошла к вазам драгоценными лотосами.
  Минуту девушка задумчиво обрывала лиловые лепестки.
  Затем спохватилась и бросилась в дальний угол ее большой комнаты. Как хорошо, что господин Асика ушел! Ей надо срочно обсудить новости с Янни. Он должен что-то знать о происходящем.
  Проскользнув за ширмы, она разбросала накидки и платья. Янни Хокансякэ спал, подложив под голову кулак и подрагивая во сне левой щекой и иногда шевеля ногами.
  Несколько секунд девушка себя не помнила от досады. Как так! Она за него так переживает, а он уснул и едва ли не храпит?! Затем она осторожно опустилась на матрасы и улыбнулась. Похоже, ее воин сегодня опять оставался в Управлении до утра, а теперь воюет во сне со ста тысячами демонов.
  Станет ли она для него богиней Инари?
  Улыбаясь, девушка взяла сен-шангера за руку.
  В глазах ее стояли слезы.
  
  
  -- --
  
  Вечером господин Асика взял телефон и набрал номер.
  Он давно не набирал этот номер. С того момента прошло уже семь лет. Да. Ровно семь лет назад внезапно умер его дядюшка, оставив ему долгожданное наследство. Очень вовремя умер, у господина Асики как раз закончились все деньги, и кредиторы следовали за ним будто хвост за головой змеи.
  Экран господин Асика предусмотрительно отключил. Несколько долгих гудков и тяжелый голос спросил:
  -- Кто?
  -- Один старый клиент. У меня вновь есть заказ.
  Через минуту он отключил телефон и вздохнул головой. Он не знал, кто принял его заказ -- да это было и не важно. В таком деле меньше знаешь -- легче мочить слезами рукава на похоронах. Хотя он и не собирался на похороны этого... как его... Хокансякэ.
  Судовладелец положил на стол телефон и подтянул к себе груду счетов и накладных. Во многом его рассказы про трудную жизнь были абсолютно правдивы -- и документы приходилось проверять очень тщательно. Ложился спать он далеко за полночь.
  Он довольно улыбнулся. Что же. Его скоро ждет награда. Столь красивая девушка, и хорошее приданое! А там, -- кто знает, -- может быть, дом и фабрики семьи Токунэхо станут его.
  Господин Асика позволил себе еще пару минут помечтать об изящной фигурке Митику и хорошо оборудованных фабриках ее отца, затем решительно раскрыл папку с бумагами.
  Вряд ли он был бы столь спокоен, если бы мог заглянуть в один подвал, что располагался в двух десятках километров от его дома. Там, в узком и длинном помещении, раздавались выстрелы. Под низким потолком плавали клубы сизого дыма, постепенно всасывающиеся в вентиляционные решетки.
  Длинными очередями стрелок рубил висящий на толстых железных цепях квадратный щит из плотного дерева. Еще несколько очередей и стало ясно -- стрелок не просто так крошит в щепки дерево. Из квадрата постепенно стала вырисовываться фигура человека. Низенькая, пузатенькая фигура на тонких ножках, со свисающим впереди крючком того, чем люди делают детей.
  За спиной стрелка заскрипела дверь и в подвал вошла госпожа Вахин-То.
  Она прищурила глаза, рассматривая расщепленный на краях деревянный щит, и покачала головой. Как недостойно! Затем улыбнулась. Но какое мастерство!
  Стрелок повернулся к ней и снял с головы наушники. Это была Митику.
  -- Мама, -- серьезно произнесла девушка, -- если мне вдруг придется выйти замуж за господина Асика, это будет очень печальный для него день.
  -- Почему?
  -- Потому что он не переживет Ночь Срывания Цветка, -- произнесла девушка и двумя точными выстрелами отстрелила у мишени то, чем делают детей.
  Она обернулась к госпоже Вахин-то и добавила:
  -- Если вдруг в Кинто произойдет то, о чем говорил сегодня этот жирный митех, то я лучше уйду в горы вместе с Янни.
  Госпожа Вахин-То взяла из ее рук автоматический пистолет и тремя короткими очередями оторвала у фигуры нижнюю часть туловища. Кусок мишени с грохотом упал на пол. В воздух поднялись клубы цементной пыли. Хозяйка семьи опустила пистолет, прижала к себе дочь и сказала:
  -- Уважай своего отца. Он должен думать не только о тебе, но и обо всей нашей большой семье. Ему трудно. Но он поймет, что если в Кинто произойдет то, о чем сказал господин Асика, то, возможно, нам всем придется уйти в горы.
  Мать и дочь обнялись. Иногда и женщинам приходится брать в руки оружие.
  Особенно таким как они, женщинам ордена Годзен.
  
  
  
  
  Глава 20 -- Темный поцелуй прошлого
  
  
  -- --
  
  По камню пробежала ящерица. В нескольких шагах ниже по склону скакнул неосторожный кузнечик, и ящерица прыгнула, расправив во все стороны лапы. Меж ее лап раскрылась кожаная перепонка и ящерица с тихим гудением взрезала полотно воздуха.
  Кузнечик осторожно оглядывал окрестности с вершины большого валуна, когда его накрыла тень. Он тут же выстрелил собой в воздух. Поздно! На солнце влажно блеснул тонкий язык длиной в руку человека, и ящерица легко шлепнулась на нагретый солнцем камень. Изо рта у нее торчала дергающаяся лапа кузнечика.
  Она сглотнула, затем шустро перебежала к дальнему краю камня и прислушалась.
  Странно. Кузнечики вдруг целой тучей ринулись в ее сторону. Ящерица растерялась -- она не знала, на кого из них охотиться. Но вот она услышала тихий шум за поворотом скалы. Еще миг и она взвилась в воздух. Не за добычей, нет!
  Она спасала свою жизнь.
  Шум приблизился и превратился в топот и скрежетание когтей по камню. Ящерка метнулась под один из валунов. Через несколько секунд из-за скалы показались пять темных фигур.
  Вот они подошли к краю обрыва, как раз там, где нашла свое укрытие ящерка. Миг они смотрели вниз. Затем они разделились. Четверо большими, но легкими скачками убежали в ту сторону, откуда явились, а один поспешно упал на плоский валун. Его голова, покрытая жесткими черными волосами оказалась в двух шагах от спрятавшейся под камнем ящерицы.
  Стоит ему повернуть голову... Впрочем, его внимание было обращено вниз, на происходящее в нескольких сотнях метров под скалой.
  Он внимательно наблюдал.
  Далеко под ним цепочка людей с трудом перебиралась через хлещущие потоки узкого, но сильного горного ручья. Наблюдатель проследил, куда ведет их путь.
  Люди идут к Железной пещере! Надо предупредить Изначального. Додумав эту нехитрую мысль, наблюдатель задумчиво поскреб кривым когтем камень, на котором лежал. На граните остались белесые царапины -- твердый камень легко крошился этими когтями в пыль.
  Наблюдатель перебрался на другой камень, повыше и левее, оттуда было заметно лучше видно происходящее внизу. Он внимательно разглядывал людей. Около полусотни -- что же, это не так уж и много. Он и его люди сумеют справиться с ними.
  Наблюдатель довольно ощерился.
  Мимо него мелькнула в воздухе ящерица. Она устала дрожать в ужасе и решила хоть как-то изменить свое страшное положение. Хуже не будет!
  Черный взблеск шерсти -- и ящерица беспомощно дергается в ладони наблюдателя. Он поднес ящерицу к пасти и оскалил крепкие белоснежные клыки.
  Вкусно!
  Ящерка поняла -- хуже бывает! Еще как хуже!
  В этот миг суета людей на переправе отвлекла ее мучителя. Он равнодушно отшвырнул за спину ящерку и с интересом смотрел, как суетятся и бегают по берегам ручья люди. Похоже, они что-то уронили в воду, и теперь пытаются это выловить. Наблюдатель довольно ощерил клыки. Напрасная попытка! Воды ручья быстры и потеря уже далеко.
  Ящерка, брошенная сильной рукой, расправила летательные перепонки и, поймав поток струящегося от нагретых камней воздуха, заскользила вниз, над пропастью, с каждым мигом удаляясь от страшного места.
  
  Серж поднялся на небольшую плоскую площадку. Он в сотый, наверное, раз сверился с картой и высокоточным компасом. Потом достал сканер местного производства, переделанный им в чувствительный датчик металла. Четверть часа работы и Серж уверенно кивнул -- все было так, как он предполагал.
  К нему подошел командир отряда ханза -- цан-ханза Гин-Фан, тот самый ханза, который когда-то повстречался Сержу в парке. Как ни странно, явно провалив задание, он получил под командование пять десятков человек. Хотя и лишился фаланги пальца на левой руке. По тому, как он действовал этой рукой, было видно, что он еще не привык к потере.
  Почему Сагами послал его с Мараховым, тот понимал. Это был намек. И намек был понят, но тут же забыт. Сержу было о чем беспокоиться.
  -- Что? -- жадно спросил Гин-Фан.
  -- Это здесь.
  -- Вы уверены, господин Марахов?
  -- Да. Вот отсюда -- и вглубь скалы. Нам надо пробить камень метров на пять-десять, не больше.
  -- Лучше бы мы взрывали с южного склона -- там намного удобнее площадка, -- скривился ханза.
  Серж огляделся. Да, южный склон был намного удобнее. Но он не собирался давать ханза доступ к удобной дороге.
  -- На юге слишком большой оползень накрыл вход. Там мы будем пробивать метров сто-сто пятьдесят, -- слегка преувеличил Серж. -- Кроме того, с юга мы откроем центральный вход в этот склад. А там дверь -- плита толщиной в два метра. Особый металл, не думаю, что наша взрывчатка его возьмет.
  Гин-Фан удивленно покачал головой.
  -- Взрывчатка не возьмет? Так не бывает. Взрывчатка взрывает все!
  -- В древности умели делать вещи, уж поверьте. Я один раз открывал такой склад -- потратил больше трех месяцев и извел очень много взрывчатки. Хотите потратить столько же времени?
  Гин-Фан в сомнении покачал головой, но подозвал взрывников и объяснил им ситуацию. Те попросили примерный план штольни, которую должны проложить взрывы. Серж вновь достал из наплечной сумки сканер, провозился с ним полчаса, но нарисовал для взрывников примерный план скалы и проходящего внутри нее тоннеля, к которому необходимо было пробить дорогу.
  Взрывники принялись за работу. Завизжали высокооборотные электрические буровые машины, и вниз по склону поплыло облако каменной пыли. Гин-Фан закашлялся и отозвал Сержа в сторону. Они укрылись от визга машин и едкой пыли за скалой.
  -- Как полагаете, господин Марахов, что нам достанется на этом складе?
  Агент Кубикса задумался. Судя по всему, склад довольно велик -- но вот что можно отдать ханзаку со склада, а что лучше не стоит выпускать в мир?
  -- Судя по тому, что я знаю, в таком складе пять секций: транспорт, энергия, оружие, станки и продовольствие.
  -- Очень интересно. Надо будет попробовать, что ели наши предки, -- оскалил зубы в улыбке цан-ханза.
  -- Я не думаю, что склад полностью цел. За прошедшие годы его могли не раз открывать и выбирать из него все, что было. Я видел несколько таких складов. Обычно из них забирали еду и машины. Потом -- оружие. Еще брали станки. Меньше всего людей интересовали энергогенераторы.
  -- Хорошо, но оружие там оставалось?
  -- Оставалось, -- усмехнулся Серж. -- Оружие -- оставалось. Однако только самое большое и неудобное. Нам предстоит тяжелая работа.
  Цан-ханза пожал плечами. Если надо -- он заставит своих людей умереть, но вытащить как можно больше оружия. Господин Сагами ясно выразился -- или он, Гин-Фан, оправдает его доверие, или он, Сагами, прикажет ему отрезать уже не палец, нет. Гин-Фан должен будет отрезать себе голову.
  Но если эта экспедиция окажется удачной! Господин Сагами будет доволен и вознаградит его. Гин-Фан уже знал, как именно. Он вышел из-за скалы и посмотрел на взрывников -- работа шла быстро.
  Хорошо.
  Через час взрывники закончили первую часть работы. Люди укрылись подальше от места взрыва. Грохотнул рукотворный гром. Древняя скала взлетела к небу в фонтане пыли и дыма, и упала россыпью щебня. Часть щебня и крупных камней покатилось склону, породив небольшую каменную лавину.
  Из укрытий поднялись люди и подошли к тому, что осталось от скалы. Пыль клубилась над местом взрыва, скрипела на зубах и неохотно оседала на землю. Серж осмотрел место взрыва. Что же -- неплохо. Гин-Фан прошелся по щебню и тоже остался доволен работой взрывников.
  -- Еще пара взрывов -- и мы отвалим этот кусок скалы, -- сказал он, и пнул один из валунов.
  -- Пожалуй. Только скажите взрывникам, чтобы уменьшили заряды. Не в этот раз, а в следующий. Не хватало нам обвалить потолок в тоннеле.
  Гин-Фан отряхнул пыль с рубашки и кивнул.
  -- Хорошо.
  Он тут же подозвал командира взрывников и вполголоса отдал ему указания. Взрывник нервно потирал руки и кивал. Он тоже опасался, хотя и не того, о чем говорил командир. Кусок скалы неудачно навис над площадкой -- как бы не упал, когда они будут сверлить шурфы!
  Через два часа взрывники закончили свою работу.
  Прогрохотал третий, затем четвертый -- последний взрыв -- напоследок взрывники расчистили площадку от щебня, сбросив большую его часть вниз по склону. Затем они посовещались, и один из них метнул в воздух пакет со взрывчаткой. Пакет упал далеко внизу на склоне горы. Несколькими секундами позже прогремел взрыв.
  Гин-Фан пожал плечами на недоуменный взгляд Марахова:
  -- Они суеверны. Нельзя четыре взрыва, нужно хоть маленький -- но пятый.
  -- Надеюсь, им не придет в голову, что нужен еще и шестой, и именно в тоннеле? -- усмехнулся Серж и отправился к зияющей в теле горы дыре, выбитой последними взрывами.
  Снизу по склону поднимались, обливаясь потом на жаре, два десятка ханза, которые тащили крепления и быстро застывающий строительный состав. Еще десяток ханза шли по обе стороны и внимательно посматривали по сторонам -- охраняли. От кого они могли охранять так далеко от города и бойцов дейзаку -- оставалось для Сержа загадкой.
  Освещая путь мощным налобным фонарем, Серж осторожно пробрался через пробитое отверстие к металлической облицовке тоннеля. Часть ее была пробита силой взрыва и теперь стена представляла собой хаос рваного металла. Плиты частью были вбиты в тоннель, а частью щерились острыми краями навстречу Марахову.
  Гин-Фан ждал снаружи. Пусть таревец пройдет этой дорогой первым.
  Серж почувствовал на щеке дуновение ветра, затаил дыхание -- дуновение ветра явственно ощущалось. Он вылез из провала.
  -- У вас есть бумага? Мне нужен лист бумаги, -- обратился он к цан-ханза.
  Бумага быстро нашлась. Серж выбрал самый тонкий лист, оторвал от него несколько узких полосок и опять полез в темнеющий провал. Толпа ханза некоторое время стояла рядом с рукотворной пещерой, затем цан-ханза отправил их за следующей партией креплений. Лагерь был в четырех тысячах шагов ниже по склону и несколько в стороне. Никому не хотелось получить по голове падающим при взрыве камнем, поэтому площадку для лагеря тщательно выбрали -- подальше от взрывных работ. Кроме того, над ней не должно было быть склонов, готовых родить каменную лавину.
  На всякий случай палатки поставили прямо под почти вертикальной скальной стеной и возвели над ними покатые навесы из металлических листов. От падающего валуна не спасет -- но хоть мелкие камни не опасны. Под этими навесами и были сложены все припасы, механизмы и крепления. На охрану лагеря цан-ханза поставил десяток боевиков.
  Тем временем Серж вновь добрался до металлической стены древнего тоннеля. Он поднес бумажную полоску как можно ближе к пробитой в металле дыре. Полоска затрепетала, явно притягиваясь током воздуха внутрь тоннеля. Где-то в горе существует система вентиляционных туннелей. Серж не мог решить, хорошо ли это или плохо для его планов. Снаружи цан-ханза позвал его. Возможно -- волнуется?
  Серж вылез из тоннеля и минуту щурился на солнце. Гин-Фан дождался, пока он проморгается и нетерпеливо спросил:
  -- Что там? Мы пробили дорогу?
  -- Там... верно, нам повезло.
  Лицо цан-ханзы осветилось.
  -- Но не в том, о чем вы подумали, уважаемый Гин-Фан. Нам повезло, что не придется носить газовые маски. В тоннеле явно есть другие выходы, высоко на вершину скалы, и потому мы можем не опасаться, что внутри скопился дурной воздух.
  Гин-Фан пожал плечами и философски сказал:
  -- Это тоже хорошо.
  Он отошел и начал подгонять подчиненных. Ханза забегали, засуетились и ближе к вечеру в пробитом отверстии уже стояли жесткие распорки, а потолок был укреплен балками и строительной смесью. Теперь можно было не опасаться, что на них вдруг упадет глыба гранита и придавит перед самым входом в тоннель. Рваную дыру резаками превратили в почти идеальный двухметровый круг, и вытащили из тоннеля упавшие плиты.
  Серж все это время сидел на валуне рядом в пяти десятках шагов от входа в провал. Он рассматривал серые и коричневые изломы гор, на некоторых -- снежные шапки, на иных -- зеленые пятна лесов. Он здесь уже был, четыре месяца назад он появился из разрыва в ткани времени в трех сотнях километров к северо-западу. Провел месяц, почти не вылезая из капсулы, еще полмесяца -- на подготовку в ближних от капсулы лесах. Затем две недели шел пешком -- до Кинто.
  Как мало он видел.
  Небольшой пятачок гор, несколько долин, и один большой город. Две недели идти пешком -- и все. И ведь это -- половина того, что доступно в мире горожанам Кинто.
  Голос цан-ханзы вырвал его из раздумий.
  -- Что? -- обернулся Серж.
  -- Мои мастера говорят, что все готово.
  -- Хорошо. До темноты еще несколько часов. Потратим пару из них на разведку.
  Гин-Фан кивнул. Ему тоже не терпелось попасть внутрь хранилища древних тайн.
  Серж на всякий случай взял газовую маску и повесил за спину плоский баллон с кислородом. Он был уверен, что почувствует, если воздух внутри старого хранилища окажется опасным и успеет надеть маску. Уж на что-то, но годилось его перестроенное тело. Наблюдавший за ним цан-ханза усмехнулся и отдал приказ людям. Через несколько минут десяток ханза во главе с Гин-Фан были подготовлены к первому походу в логово древних тайн. У всех за спиной висели газовые маски и кислородные баллоны, а на груди -- сильные фонари. Некоторые несли на себе инструменты.
  И все были вооружены.
  Еще два десятка остались сторожить снаружи -- цан-ханза явно опасался чего-то непонятного. Возможно, он не был уверен, что их экспедиция оказалась тайной от остальных ханзаку или дейзаку?
  Миновав вырезанное круглое отверстие в металлической стенке тоннеля, небольшой отряд проник внутрь. Серж шел впереди, освещая пол и стены, осторожно пробуя ногой лежащий под ногами металл. Он был готов в любой момент отпрянуть назад. Вряд ли здесь устроили ловушки типа проваливающихся полов -- но кто знает? Надо быть готовым ко всему. Сердце его стучало.
  Серж обвязался вокруг пояса веревкой, за ним той же веревкой обвязались остальные члены их разведпартии. Мало ли что произошло в древних тоннелях за прошедшие годы?
  Осторожность и еще раз осторожность!
  Люди медленно продвигались по тоннелю.
  Широкие лучи фонарей метались по тоннелю, освещая поржавевшие металлические стены, плиты из темного металла под ногами и гранит, выглядывающий там, где часть плит отвалилась от стен и упала, перегородив тоннель. В таких местах было труднее всего. Приходилось останавливаться и осторожно перелезать через них. В двух местах пришлось долго ожидать, пока трое ханза не разрежут на части полностью перегородивший тоннель хаос ржавого металла.
  Громкое эхо от визжащих резаков металось по тоннелю, то убегая далеко вперед, то возвращаясь обратно -- уже низким и тягучим. Казалось, будто гора говорит с ними о чем-то своем, о чем-то древнем и непонятном. В такие моменты ханза крепче сжимали в руках оружие. Даже Сержу было не по себе.
  Тоннель извивался в теле горы, постепенно поднимаясь к ее вершине. Почти через час они выбрались из тоннеля и прошли через две больших комнаты, заваленных истлевшим за тысячи лет мусором. Когда-то это было стеллажами, столами и чем-то еще, но сейчас... сейчас это стало грудами ржавчины и помутневшего пластика, перемешанными с каменной пылью, песком и землей. Видимо, где-то наверху существовал открытый все эти годы выход наружу, через который ветер и дожди нанесли песка и грязи.
  Люди перешагнули через ржавые обломки двери и вышли в громадный зал.
  Зал был огромен. Лучи фонарей не достигали потолка, дальний конец зала терялся во тьме, а в ширину он был не меньше двух сотен шагов. По обеим сторонам зала виднелись широкие проходы в комнаты и залы, и каменные лестницы с остатками металлического ограждения. Эти лестницы вели наверх, на второй, и третий ярус, где в темноте смутно угадывались такие же входы в помещения, как и там, где стояли люди.
  Ярусов могло быть больше, чем им казалось. Лучи фонарей рассеивались, дробились на части и терялись в молчаливой тьме. По стенам зала метались тени лестниц и каких-то ржавых конструкций.
  Тишина. Лишь дыхание людей и слабый шум падающих капель воды где-то далеко нарушали ее.
  Зал тоже был наполнен грудами чего-то, что некогда было железными и пластиковыми конструкциями, столами, кабинами, шкафами, деревьями в вычурных металлических кадках, стойками, компьютерами, десятками длинных столов и сотнями удобных кресел, информационных экранов и еще тысячью разных вещей и предметов, которые окружают людей.
  Все это было. Когда-то.
  Сейчас -- лишь пепел и пыль под ногами. Лишь проржавевший металл и растекшийся в бесформенные груды пластик. Кое-где из мусора торчали обломки почти вечных пластокерамических плит. Иногда в свете фонарей сверкало стекло, порой под луч фонаря попадались обломки черного гранита.
  Серж мрачно осматривался.
  Громадный человеческий муравейник. Некогда шумный, наполненный светом и деловитым движением -- ныне он был пуст, как скорлупа давно съеденного ореха, и захламлен, как заброшенная хижина в лесу.
  Люди молчали, оставаясь у самого входа в зал и рассматривая величественное сооружение. Лишь Серж прошел чуть вперед и остановился, когда натянулась веревка, которой он был связан с Гин-Фаном. Потом веревка провисла, позади него раздался шорох песка и скрип ржавого металла под ногами и к нему приблизился цан-ханза. Серж повернулся к Гин-Фану. Перед лицом ханза появлялся и быстро рассеивался пар -- внутри рукотворной пещеры было довольно холодно. Гин-Фан чуть дрожал -- может от холода, а может -- чего-то еще.
  -- Это то, что мы искали? -- спросил он и потер руки в тщетной попытке согреться.
  Серж мрачно поглядел на него и промолчал. Он все еще рассматривал зал -- и никак не мог понять, куда же его забросила воля случая и ошибка в расчетах. Это был вовсе не резервный склад одного из городов и не хранилище одного из Кубиксов.
  Несколько минут он бродил по пещере, оглядывая стены, груды мусора под ногами и осыпающиеся ржавчиной обломки. Под ногами что-то блеснуло. Серж нагнулся и вытащил из мусора под ногами керамическую табличку. Очистив ее от пыли, он поднес ее ближе к фонарю. Его сердце забилось -- на желтоватой, изъеденной за прошедшие тысячи лет, поверхности керамики он увидел контуры знакомого зеленого символа и надпись "...пад-7. ...тдел ...олевых иссле...".
  "Запад-7"?
  В душе его поселилась ледяная пустота. Родился и тут же застыл во тьме и льду подавленный крик. Он слишком хорошо знал этот символ и это название. Слишком хорошо. Одно время он видел его каждый день по много раз. Одно время... Время? Какая смертельная ирония.
  Марахов поднял голову и посмотрел на стоящего рядом Гин-Фана.
  -- Мы нашли не то, что искали.
  Цан-ханза дернулся и открыл рот, собираясь что-то сказать. Серж тихо продолжил:
  -- Мы нашли много больше.
  Как печально.
  
  
  
  
  Глава 21 -- Самоубийство влюбленных
  
  
  -- --
  
  Медленно взмахивая резными крыльями из ярко-голубого картона, на левое плечо Хацуми опустилась бабочка.
  Синий свет падал узким снопом, раздвигая в стороны тьму вокруг тонкой фигурки девушки и изящной скамейки из ясеня, на которой она сидела. Девушка была укутана в тонкую белую рубашку до колен. Сверху на рубашку была накинута светло-желтая хаори без герба и узоров, а из-под накидки выглядывали изумрудного цвета хаккама. Длинные, распущенные тесемки спускались по ее одежде, зеленеющие, подобно весенней траве.
  Хацуми плавно поднесла к плечу левую руку и бабочка, все так же лениво взмахнув крыльями, перелетела на ее ладонь. Девушка вытянула вперед руку, указывая ею куда-то в темноту зала, и произнесла:
  -- О, мой возлюбленный Токуро, твои мысли обо мне столь сладки, что даже цветы неба прилетают, привлеченные их ароматом!
  Под потолком медленно разгорелся второй светильник, и яркое желтое пятно упало к ногам девушки. Там сидел юноша в старой темно-синей куртке-увагхи с небрежно зашитыми дырами. На его фиолетовых хаккама светились белым и алым большие заплаты.
  Юноша встал на одно колено и прикоснулся щекой к ноге девушки. Затем поднял лицо к возлюбленной и громко прошептал:
  -- О, мой цветок ночи, мои мысли не столь приятны, как приятен голос твой и лицо!
  Девушка опустила руку на голову Токуро и произнесла:
  -- Но слышу я яшмовой флейты звук. Поет печально так она -- то не странно, что слезы сжимают мое сердце!
  Юноша схватил ее руку и прижал к лицу.
  -- Если Небо подарило нам счастье сегодня быть вдвоем -- то знак! Мы будем вместе!
  Синий свет чуть пригас, а желтый -- разгорелся.
  Юноша поднялся с пола и присел на скамейку справа от девушки.
  -- В ночной тишине проносится свежий ветер, и слышу я сладкий аромат цветов унохана -- то рука твоя убрала паутину слез с моих глаз!
  Хацуми печально откликнулась:
  -- Воды светлой реки между нами -- кто сможет переплыть ее? Не дают покоя мне мысли, -- что если разлука ждет нас в будущем близком?
  Токуро порывисто обнял ее и громко произнес:
  -- На речном берегу не расстанемся мы! Одинокий парус исчезнет вдали -- лишь мы будем вместе. Закатное солнце откроет нам путь -- никто не в силах помешать нашей любви!
  Девушка медленно склонила голову на плечо юноши.
  Картонная бабочка неспешно порхала над ними.
  Синий светильник неровно замерцал, в левом углу сцены загорелся белый свет и озарил сидящую на полу фигуру в белой одежде. Лицо человека было выкрашено белой краской, едва заметными угольными штрихами были обозначен нос, губы и обведены глаза.
  Фигура чуть повернула голову в сторону девушки и прошелестела:
  -- Она плачет.
  Через несколько ударов сердца белый свет погас и бесполая фигура вновь скрылась во тьме.
  Влюбленные минуту сидели без движения, лишь картонная бабочка перелетала с левого плеча Хацуми, на правое плечо Токуро и обратно. Затем за их спиной разгорелись алые светильники. Стало видно, что юноша и девушка сидят на скамейке посреди большого сада. В глубине его виднелся маленький красивый дом. Изогнутая крыша его, покрытая новенькой посеребренной черепицей, и изящная резьба столбов говорили о том, что дом принадлежит состоятельному человеку. Или же о том, что это Дом-на-озере для девушек, услаждающих богатых гостей.
  Один из алых светильников требовательно полыхнул. Из глубин сада раздался женский голос, громко и зло звавший девушку. Хацуми порывисто поднялась на ноги и застыла, опустив голову и прижав правую руку к сердцу. Левая безвольно висела вдоль тела.
  Вновь загорелся белый фонарь и осветил сидящую белую фигуру. Бесплотный голос произнес:
  -- Ей надо идти. Она боится.
  Затем фигура скрылась в полутьме.
  Хацуми медленно направилась в сторону дома. Юноша упал на колени и протянул руки ей вслед:
  -- О, коварная луна, она обманула наши надежды! Нам надеяться нельзя на небо -- под светлой луной грущу я, и слышно, как поют в душе моей песню "Сломанных ив".
  Юноша упал лицом вниз, и медленно поднял над собой странно изогнутую правую руку. Казалось, будто чайка с раненым крылом лежит перед зрителями. В глубине сада, где скрылась девушка, раздались звуки веселой мелодии.
  Белая фигура, освещенная на краткий миг, прошептала:
  -- Он горюет.
  Минутой позже юноша медленно поднялся на ноги. Он смотрел в зал закрытыми глазами и ощупывал руками воздух перед собой, словно слепой старик в незнакомой комнате.
  -- О, если бы не бедность нынешняя моя! Имей я тысячу монет серебряных, я бы выкупил Хацуми возлюбленную мою. В нефритовых скалах гнездо наше было бы. Ручей лепестков и ущелье тенистое... -- но не бывать всему этому! Виной тому лишь бедствие, упавшее на семью мою. Кто-то прогневал Небо? Но денег лишились все мы, и есть один только способ...
  Токуро открыл глаза и яростно вскричал в темноту зала:
  -- Один лишь способ! Убить человека в себе и стать демонам подобным! Зажгу я небо и землю в горне жаркого пламени! Возьму я город в руку и сожму ее, лишь огненные искры взлетят выше неба!
  В ответ юноше прилетел единый вздох изумленного зала.
  Зрители потрясенно молчали. На протяжении сотен лет постановка этой пьесы была неизменна, лишь новые декорации и другие актеры были свидетельством прошедшего времени. Но сегодня, у них на глазах, текст пьесы оказался столь резко преображен. Чудилось, будто горящий факел воткнули каждому из зрителей в сердце. Они, пришедшие насладиться постоянством и удивительностью игры знаменитых артистов, вдруг оказались в кипении водоворота хаоса.
  Лахорг ударил ледяной волной в сердца зрителей.
  Как... поразительно.
  И -- страшно.
  
  Среди тех, кто решил посетить представление, был и глава Шангаса при Водоеме вместе с первым помощником. Они сидели в отдельной кабинке, отгороженной от остального зала ширмой из толстой бумаги. Их кабинка -- совсем рядом со сценой, даже видны тонкие прозрачные нити, с помощью которых мастер-кукольник заставлял бумажную бабочку порхать над головой юноши.
  Чженси искоса взглянул на старого таку-шангера. Киримэ сидел в кресле, наслаждаясь игрой актера. На сцене Токуро как раз заканчивал свой монолог. Хёгу-шангер уселся в кресле удобнее и спросил:
  -- Как вам новая постановка, господин Киримэ?
  Старый таку-шангер усмехнулся:
  -- Хорошо. Очень хорошо. Пожалуй, сегодня господин Киндзиро Хамакура превзошел самого себя.
  -- Да, в семьдесят лет играть молодую девушку -- это одно, а вот изменить столь старый текст и так, чтобы это было красиво и не казалось недостойным по отношению к древнему автору... Это дано немногим.
  -- Что же, подождем окончания пьесы и поздравим господина Хамакура?
  -- Обязательно, -- задумчиво произнес Чженси, -- обязательно.
  Они помолчали, рассматривая красочное действо на сцене.
  -- Господин Гомпати, я вижу, тоже пришел, -- едва заметно улыбнувшись, заметил Киримэ.
  -- Да. Едва ли не раньше нас.
  -- Трудно не посетить представление такого мастера, как господин Киндзиро Хамакура и его не менее талантливого сына, господина Киясу Хамакура, -- усмехнулся Киримэ.
  -- Особенно, если они объявляют представление вне обычного времени и приглашают самых уважаемых людей города. И совершенно случайно оказывается, что представление идет не на пользу столь печально известным ханзаку.
  Они одинаково усмехнулись. Тут же телефон Хёгу-шангера приглушенно зажужжал. Тот послушал, что ему сообщили, и несколькими словами ответил на звонок. Через минуту телефон зажужжал вновь. Чженси выслушал сообщение и молча кивнул.
  Вернув телефон во внутренний карман, он вновь слегка повернулся к таку-шангеру:
  -- Скажите, господин Киримэ, мой уважаемый бакугэру, а вы ни о чем не разговаривали не так давно с господином Киндзиро Хамакура?
  -- А вы, мой господин, с его сыном?
  Чженси приглушенно рассмеялся:
  -- Вот как! Интересно, не вышло ли так, что отец и сын получили одинаковую просьбу от разных людей?
  Старый шангер молча усмехнулся. Глава Шангаса довольно покачал головой:
  -- Так вот откуда берутся эти случайности!
  -- Вы ведь назначили меня начальником отдела случайностей, господин Чженси, вот я и устраиваю их по мере сил. И не мешаю моему господину создавать свои.
  Хёгу-шангер удовлетворенно улыбнулся. Что же, он рад, что сумел вытащить своего старого друга из той далекой от города деревушки. За последние годы глава Шангаса не раз жалел, что рядом с ним нет его бакугэру. Человека, который всегда его правильно поймет и которому достаточно лишь тончайшей ниточки, намека, чтобы тот увидел весь замысел.
  Киримэ же тем временем размышлял над тем, удалось бы им так легко уговорить уважаемых актеров, если бы не те страшные слухи, что распространились недавно по городу?
  Вряд ли.
  Безумный сам роет себе яму.
  В этот момент занавесь за их спиной шевельнулась и в кабинку вошел Тидайосу-шангер. Тяу-Лин был в своем обычном облачении -- сине-зеленого цвета одежда и темно-желтые низкие полусапоги. Он коротко поклонился и устало опустился в кресло справа от Чженси.
  -- Вы опоздали и пропустили столь многое, господин Тяу-Лин, -- сказал тот.
  Верховный жрец кивнул и тихо произнес:
  -- Да, я знаю. Мне уже позвонило, верно, чуть не полгорода. Вы не представляете, что творится в Кинто. Подумать только, господин Киндзиро Хамакура поменял древнюю пьесу!
  -- Завтра весь город будет говорить об этом, и популярность господина Хамакура взлетит до седьмых небес, -- улыбнулся Киримэ, -- так что он ничего не потерял, а лишь приобрел.
  Верховный жрец внимательно посмотрел на старого, едва ли не ему самому ровесника, таку-шангера. Затем на главу Шангаса. Лица в полумраке были видны плохо, но Тяу-Лин качнул головой и заметил:
  -- Пожалуй, я знаю, кто подал великому актеру столь неожиданную идею.
  Чженси едва заметно усмехнулся.
  Тяу-Лин помолчал минуту и спросил:
  -- Что же, с господином Хамакура понятно. А что с нашим молодым сен-шангером?
  Чженси, указав на ограждающие кабинку ширмы, негромко прошептал в ответ:
  -- Не беспокойтесь о нем, господин Тяу-Лин. Мы приняли ваши опасения. Люди господина Киримэ теперь будут охранять его. А сейчас давайте насладимся этим замечательным представлением. Уважаемые актеры играют сегодня изумительно, как никогда ранее.
  Глава Шангаса повернулся к сцене и умолк. Таку-шангер и Верховный жрец последовали его примеру.
  На сцене бушевал пожар.
  Скамейка, сад и изящный домик исчезли. На их месте появились дома Старого города Кинто, а в центре сцены стояла самая настоящая каменная скала. На ее вершине была плоская площадка, маленькая, едва двоим поместиться.
  Огненно-алые куски шелка трепетали под сильной струей воздуха, создавая иллюзию гигантского моря огня, охватившего Кинто. То разгорающиеся, то потухающие светильники добавляли пляску алых огней над городом. Всюду бегали люди, на миг или на минуту застывая в страшных изломанных позах. Некоторые падали на землю и так лежали. Горе и неслышный плач стояли над Кинто.
  Лишь человек в белых одеждах равнодушно и неподвижно сидел в темном углу слева.
  Из-за скалы вышла Хацуми. Она двигалась медленно, казалось, каждый шаг дается ей с большим трудом. Выйдя на сцену перед скалой, она остановилась и застыла на несколько мгновений. Затем отступила назад и прижалась спиной к скале, распластав по ней руки.
  -- Исчез Токуро мой, и нет его нигде. Может, тучи песка и снега обвевают его в чужой стране? Три года были неразлучны мы -- и вот нет его нигде! Все горестней и печальней мне, последние листья надежды роняю я. Три года были неразлучны мы -- и вот нет его нигде!
  Девушка склонила голову влево и застыла.
  На скале появился Токуро, одетый в богатую одежду с пятнами крови. За поясом у него торчал длинный нож. Он встал, слегка расставив руки, словно желая обнять зал.
  -- Здесь всю ночь танцуют огненные обезьяны, скоро станет алой белая гора. Посмеяться мне хоть горьким смехом, но лишь слезы из очей бегут. Три года были неразлучны мы с Хацуми -- и вот нет ее нигде!
  Он опустил голову, прижав правую руку к сердцу и подняв левую чуть выше головы.
  Темнота слева от них медленно просветлела, и безжизненный голос одетого в белое человека произнес:
  -- Они потеряли друг друга. Они плачут.
  Так же медленно свет погас.
  Девушка отошла от скалы и опустилась на колени.
  -- Ночью и днем ожидаю его я. И легкий звук заставляет вздрагивать: шелест дождя или шорох ветра. Рукавом закрываю глаза и плачу, друг дорогой мой. Где ты, потерял память на дорогах чужбины и забыл меня? Беда в город пришла, горит огнем он -- и нет рядом тебя.
  Медленно подняв голову, Токуро двумя осторожными шагами подошел к краю скалы и опустился на левое колено. Склонив голову направо, он слушал, что говорит Хацуми. Затем резко поднял руки к небу:
  -- Вижу белую цаплю на тихой осенней реке -- то моя любимая Хацуми плачет невдалеке.
  Плавно поднявшись на ноги, девушка запрокинула голову, и, полуобернувшись к скале, вытянула руки к юноше. Ее руки извивались в "танце волн". Так же, наполовину обернувшись к юноше, она опустилась на колени и произнесла:
  -- Открылось небо дивной чистоты -- то рядом со мною появился ты!
  Девушка быстро поднялась и исчезла за камнем. Через несколько мгновений она появилась на скале, рядом с Токуро. За их спинами языки шелкового пламени взвихрились с особой яростью, а жители города застыли на коленях, с руками, вытянутыми в сторону огня.
  Токуро и Хацуми минуту смотрели на горящий город. Потом юноша встал на колени перед Хацуми. Девушка медленно провела рукой над его головой и тоже опустилась на камень. Они взялись за руки и одновременно подняли лица к небу.
  -- Алые искры любви смешались с темно-лиловым дымом утраты. Поем мы грустную песню потери и ветер разносит ее по далям необозримым.
  Влюбленный чуть отодвинулся от девушки, и, заглядывая ей в глаза, спросил:
  -- Прозрачней белого шелка твоя слеза. О, не плачь Хацуми, что должен сделать я?
  Девушка посмотрела в сторону трепетания алого шелка и произнесла:
  -- Под огненным дыханьем пожара увядают цветы и чернеет трава на лугу. Любимый мой Токуро, к чему нам жизнь, если души наши будут мертвы?
  Юноша склонил голову перед Хацуми и прикоснулся щекой к ее ноге.
  -- Да будет забыт тот обделенный разумом день, когда решился я стать наемником жадных людей. Лишь денег себе желал, забыв о страданьях чужих. Забыл о людях и о перерожденье -- никто домой не вернется живым с этого поля сраженья.
  Хацуми и Токуро отпустили руки друг друга. Девушка словно прилегла на камень, прижавшись головой к груди возлюбленного. Токуро выпрямился, и, также оставаясь на коленях, медленно и осторожно хлопнул в ладоши. На минуту они застыли.
  Белая тень, на миг проявившаяся слева, прошептала:
  -- Касивадэ. Он обратился к богам.
  Миг, -- и тень исчезла в сумраке.
  Девушка тихо произнесла:
  -- Боги слышат. Лишь там небеса и земля только там для нас. Лишь там, а не средь людей. Идем же любимый, идем в страну, ожидающую нас. Встретимся в Чистой Земле -- не будем желать иного!
  Токуро нежно огладил воздух над ее головой и ответил:
  -- Будем глядеть мы отсюда на горы, а горы на нас. И долго глядеть мы будем, друг другу не надоедая. Любоваться месяцем сможем, когда он еще серебрит светом своим воду реки. Три года неразлучны мы были. И будем неразлучны еще три тысячи раз по столько! Прими же любовь мою, о Хацуми и подари мне свою!
  Выхватив из-за пояса нож, он прикоснулся им к груди девушки, затем к своему горлу. Красные лампы поблекли и город скрылся во тьме. Включились синий и зеленый направленные светильники, ярко осветив лишь вершину скалы. Остальная часть сцены оказалась скрыта во мраке. На скале Токура и Хацуми сплелись в нежном объятье, и лишь нож сверкал в поднятой руке юноши.
  Затем рука с ножом упала, юноша и девушка тихо опустились на скалу и застыли в неподвижности.
  Слабый свет мягко вызвал из тьмы невидимости одетого в белые одежды человека. Тот прошептал и шепот его был услышан даже в дальних уголках зала:
  -- Они умерли.
  Человек медленно лег лицом на пол.
  Несколько минут в театре стояла ошеломленная тишина.
  
  Глава Средней ветви выпрямился в кресле.
  Он выбрал отдельную кабинку, ближе к левой стороне зала. Его кабинка была в четвертом ряду -- так, как он и хотел. Син-ханза сидел и улыбался совершенно спокойно, но расположившийся в соседнем кресле таку-ханза Хотто, глава шпионов Средней ветви, обливался холодным потом. Старый шпион боялся. И не зря.
  Горящие глаза Син-ханзы впились в актера, игравшего роль юноши. Семья юноши в одночасье обеднела, и он не смог выкупить свою возлюбленную из Дома-на-озере. Древняя трагедия. Сотни лет актеры ее играли неизменной, такой, какой она вышла из-под кисти мастера. Сотни лет -- но не сегодня.
  Странное творилось ныне в театре. Странное и непонятное. Это приводило в ярость господина Гомпати и беспокоило главу его шпионов.
  Син-ханза был раздражен и зол. Как он мог попасться в такую ловушку? Зачем он пришел сегодня в театр -- чтобы стать свидетелем позора ханзаку? Но сильнее раздражения, сильнее удивления, сильнее всего иного, чему и не найти названия, в нем поднималась темная волна предчувствия. Ветры времени вздымались и несли сверкающий алмазный песок. Песчинки впивались в глаза Син-ханза, прогрызая себе путь в его душу.
  Рука Ширай Гомпати опустилась на подлокотник кресла и сжалась. Вцепилась в дерево до посинения ладони.
  Таку-ханза Хотто похолодел.
  Необходимо было срочно что-то делать. Вдруг его господин впадет в безумие посреди переполненного театра? А здесь много уважаемых и полезных людей! Самые известные люди Кинто собрались ныне под сводами старого театра. В зале были даже главы дейзаку, извечных противников Ветвей Черного Древа. Если что-то произойдет, то господин Гомпати навсегда потеряет лицо... Многие полезные и нужные люди отвернутся от Средней ветви. Как же, ведь ей правит безумец!
  Весьма неприятная ситуация. Подобного нельзя допустить!
  Хотто поклонился Гомпати и, слегка запнувшись, произнес:
  -- Какая... необычная трактовка древнего текста. Верно, это господин Киндзиро Хамакура лично решил изменить пьесу. Никто бы иной на такое не отважился.
  Несколько долгих мгновений таку-ханза казалось, будто господин его не слышит.
  Затем тот расслабился, руки его перестали сжимать подлокотники, словно это было горло врага, и он откинулся на спинку кресла. Через четверть часа, не повернув в сторону Хотто головы, Син-ханза произнес:
  -- Я благодарен вам, господин Хотто. Вы были правы, не время и не место для выражения моего гнева.
  Глава Средней ветви Черного Древа не отрывал глаз от сцены.
  В это время на сцене юноша решил умереть, чтобы смыть позор, который он принял, нападая ради денег на горожан. Его возлюбленная предложила ему это печальное решение и решила последовать за ним дорогой смерти. Люди, которые дали оружие юноше, так и не были показаны. Последнюю половину часа зал был исполнен напряжения -- кого же назовет господин Хамакура в качестве виновников пожара и самоубийства влюбленных?
  Но нет, не было показано этих людей. Однако каждый, кто сидел в зале, очень хорошо понимал, о ком идет речь. И каждый из тех, что смотрел сегодня эту пьесу, сделал для себя выбор. Часто он был совсем не в пользу Черного Древа.
  Пьеса закончилась. Влюбленные убили себя по древнему ритуалу. Тела Токуро и Хацуми лежали на вершине скалы и сильный ветер трепал их одежды.
  Зал молчал, словно ни одного человека не было в нем. Затем взорвался, всплеснулся оглушающей волной хлопков одобрения.
  Таку-ханза боялся повернуться к своему господину. Он был на грани того, что древние называли бёсё -- когда в человеке вздымаются самые темные и липкие чувства, когда разум исчезает и человеком руководит лишь страх.
  И вдруг случилось невероятное...
  Хотто услышал слева от себя сильный хлопок. Затем еще один. Хотто обернулся к господину, и увидел, что глава Средней ветви громко хлопал левой ладонью по правой руке. Он далеко отставил их от себя, руки обрели свою жизнь и волю и рвались к актерам. Устремив неподвижный взор на сцену, Ширай Гомпати хлопал все сильнее.
  В глазах его плясало пламя.
  То было не отражение огня, что недавно полыхал на сцене. Нет, это были далекие отголоски кровавого безумия, что ныне пряталось, но готовилось вскоре собрать свою смертную жатву.
  Син-ханза жестоко улыбался, аплодируя гению сцены, который только что нанес сильный удар по задуманным Гомпати делам. Так неприятно, но так красиво! Глава Средней ветви сильно бил левой рукой по правой, и ничего не видел перед собой.
  Он был слеп и не собирался прозревать.
  
  
  
  
  Глава 22 -- Ледяная тьма
  
  
  -- --
  
  Невозмутимое зеркало озера отразило луч утреннего солнца.
  Затем еще один. И еще. Минутами позже лучи посыпались как стремительные золотые стрелы далекого небесного лучника. Стрелок помедлил и выглянул сверкающим краем из-за гор.
  Последние клочья тумана, подгоняемые слабым ветерком, поплыли в сторону западного берега. Где-то далеко, почти в центре озера гулко ударила хвостом большая рыбина. Потом еще раз -- слабее. Через минуту легкие волны достигли маленького скального пляжа, заплясали в утренних лучах, покрыв светлым муаром камни, смутно темнеющие из-под толщи прозрачной воды.
  Как красиво.
  И -- зябко.
  
  У среза воды стояли двое. Они ждали.
  Волна плеснула особенно сильно и замочила ботинки одному из них. Человек чуть отступил от воды.
  -- Не Великий ли Карп там плещет? -- он качнул головой в сторону озера.
  Второй с интересом посмотрел на него. Странный человек. Иногда в обыденных вещах такие удивительные ошибки совершает, а иногда вспоминает древнейшие из легенд, которые и не всякий старик, из тех, что любят рассказывать истории внуками, припомнит. И не по причине дряхлости и слабой памяти не вспомнит, а просто так -- не знал никогда о них. Ни отец, ни дед не рассказывали ему.
  Гин-Фану посчастливилось услышать эту легенду. Поэтому он сдержанно усмехнулся словам таревца и ответил:
  -- Вряд ли ему здесь достаточно еды. Озеро это мало популярно среди жителей нашего города.
  -- Да, пожалуй, это так. Значит, это не Карп, -- согласно качнул головой северянин.
  Гин-Фан еще раз усмехнулся, затем озабоченно оглянулся. Он пересчитал воинов, что стояли у них за спиной, укрываясь за скалами и деревьями. Большинство из них внимательно осматривали окружающие скалы и прислушивались к звукам.
  Хорошо! Здесь не место для беспечных прогулок. В горах забудешь об охране -- не вернешься домой.
  В тихий плеск волн вплелся далекий звук мотора.
  -- Летит, -- спокойно сказал таревец.
  -- Да, я узнаю этот звук. Это наш самолет, -- согласился Гин-Фан.
  Рокот стал громче. Еще через пять минут над озером блеснуло в лучах восходящего солнца крыло самолета.
  Цан-ханза поднес телефон ко рту и сказал.
  -- Я вижу вас. Садитесь и направляйтесь к желтой скале. Если надо -- дадим знак.
  Телефон протрещал нечто невразумительное, затем звук очистился:
  -- ...давайте знак! Не вижу я эту скалу. Туман!
  И, правда, туман еще не ушел с озера.
  Гин-Фан махнул рукой и один из его людей зажег дымящий оранжевым дымом факел.
  Через минуту пришел ответ:
  -- ...вижу. Сажусь.
  Рокот мотора приблизился и на озеро с громким плеском упал гидросамолет. Видимо из-за тумана пилот не смог точно оценить высоту, и посадил самолет не совсем удачно.
  Через несколько минут, ревя двигателями, он подрулил к пляжу, где его ждали люди. Цан-ханза махнул рукой, и четверо его подчиненных, зацепив самолет за торчащий впереди крюк, стали подтаскивать его ближе. Подтянув самолет на несколько метров к берегу, они закрепили веревку вокруг одного из деревьев. Еще ближе к берегу тащить гидроплан было нельзя. Потом он мог и не сойти с камней.
  Из самолета на поплавок выбрался пилот. Он перелез на крыло и, соскользнув по металлу, упал в воду в трех шагах от берега. Выбравшись на берег, он, на удивление совсем не смущенный неудачным падением, поклонился стоящим и сказал:
  -- Вот письмо от господина Сагами.
  Цан-ханза взял у него из рук непромокаемый футляр, открыл и достал письмо. Футляр вернул пилоту, письмо же спрятал во внутренний карман.
  Пилот убрал футляр в карман и добавил:
  -- На этой неделе больше самолетов не будет. У второго небольшая проблема -- шипит осевой подшипник, -- и мы решили не рисковать.
  -- Хорошо, -- кивнул цан-ханза и махнул своим людям.
  Десяток ханза вынырнули из-за скал, и подошли к небольшому штабелю черных и темно-зеленых ящиков, сложенных под деревьями. Ухватив несколько ящиков за ручки, они потащили их к самолету. Вскоре вокруг гидроплана по грудь в воде суетились люди, и он покачивался, отправляя волны в путь по всему озеру.
  -- Господин, Марахов, вы собирались дать указания...
  -- Да, -- кивнул Серж. -- Сейчас, когда они дойдут до тех ящиков...
  Через четверть часа дело дошло и до тех самых ящиков. Двое ханза принесли черный ящик с белым, неправильной формы пятном на крышке, напоминающим отпечаток человеческой ладони, и поставили у ног Сержа.
  Тот поманил к себе пилота.
  -- Вот эти ящики -- обязательно передай мои слова -- открывать нельзя!
  Пилот молча кивнул.
  -- Никому нельзя открывать их без меня! -- еще раз повторил Серж. -- Пусть ждут до моего приезда. Если кто-то попытается открыть -- они взорвутся, так что и сам не трогай их без нужды.
  Пилот кивнул и вытер руки об влажный комбинезон.
  -- Я пометил эти ящики особым знаком, полагаю, не понять его -- трудно, -- усмехнулся Серж и показал на ярко-красную четверку, нарисованную на крышке ящика.
  Пилот кивнул в третий раз. Чего тут не понять? Смерть есть смерть.
  -- Повтори указание, -- повелительно сказал пилоту цан-ханза.
  -- Ящики, помеченные смертью, не трогать. При разгрузке проследить, чтобы их не открывали, и передать предупреждение дальше.
  -- Хорошо. Обязательно передай предупреждение!
  Пилот улыбнулся и сказал:
  -- Не беспокойтесь, господин Гин-Фан. Мне хочется увидеть рождение внуков. А если я предупреждение не передам -- они точно у меня не появятся.
  Короткая усмешка искривила лицо цан-ханзы, и он отпустил пилота.
  Марахов и Гин-Фан внимательно проследили за погрузкой ящиков в гидросамолет. За полчаса в него были погружены все ящики, которые ханза еще вчера вечером перетащили из основного лагеря. Очень неудобно -- носить ящики чуть ли не за десяток километров по горам, но что делать? К счастью, дорога от лагеря до озера проходила по плоскогорью и единственным по-настоящему трудным делом было перетаскивание ящиков через горные ручьи.
  Пилот на прощание поклонился, махнул рукой и закрыл за собой дверь в салон. Гидроплан отвязали и несколько ханза, оступаясь в холодной воде на скользких камнях, с трудом развернули его носом к озеру. Один из ханза упал в воду и долго барахтался рядом с поплавком -- видимо, там дно резко уходило в глубину.
  Напоследок Гин-Фан по телефону передал пилоту последние указания и пару слов для какого-то ханза на базе Средней ветви. Пилот запустил двигатель, и гидросамолет осторожно двинулся к центру озера, поднимая волну и водяную пыль.
  Затем мотор взревел и самолет, оставляя за собой пенистые волны, разогнался, тяжело оторвался от воды и взлетел навстречу солнцу. Поднимался он с трудом, едва не чиркнул по верхушкам деревьев на другой стороне озера.
  -- Перегрузили, -- сказал Марахов.
  Цан-ханза мысленно с ним согласился. В следующий раз надо будет приносить меньше ящиков.
  Немного погодя Марахов и цан-ханза отправились в лагерь. Их сопровождало две дюжины человек -- и каждый был вооружен. Цан-ханза всерьез относился к охране экспедиции.
  Через три часа они были в лагере.
  Поскольку самолетов в ближайшие три дня больше не предполагалось, а в лагере было довольно много готовых к отправке ящиков и коробок, вытащенных из древнего сооружения, то Гин-Фан разрешил людям отдохнуть. Большинство просто легли спать -- лагерь охранялся днем и ночью, потому возможность отдохнуть была драгоценна.
  Марахов добрался до своей палатки и прилег на толстом и жестком матрасе, заменяющим ему постель. Достав из внутреннего кармана теплой рубашки карту с обозначенными местами существующих на этот момент убежищ, складов и хранилищ, он задумался. Еще две-три отправки в город, и арсеналы древнего сооружения опустеют.
  Надо искать иное хранилище. Нужно найти хороший склад, на котором будет сильное, но не слишком мощное оружие. К счастью, Гин-Фан не догадался, что помимо тех складов, что они нашли, Серж прошел как минимум мимо двух замаскированных. На таких складах хранилось что-то особенное. Серж собирался при случае самостоятельно разобраться с хранящимся там. Может быть, там найдется нужное ему? А может он обнаружит лишь пустые полки.
  В этот момент на палатку легла тень и голос цан-ханзы негромко произнес:
  -- Вы здесь, господин Марахов? Я был бы рад с вами поговорить.
  -- Входите, господин Гин-Фан, -- Серж приподнялся и сел на матрасе.
  Цан-ханза вошел и присел на раскладном стуле у ящика, исполнявшего для Сержа роль письменного стола.
  -- У меня есть один вопрос, господин Марахов.
  -- Да?
  -- Две недели назад я вас спросил, что же мы нашли. Вы не ответили. Теперь я спрошу вас вновь. Что это за подземный город? Это не похоже на то, о чем вы говорили раньше.
  -- Я и не говорил, что это подземный город.
  Цан-ханза согласно кивнул.
  -- Вы этого не говорили. Хотя раньше мы все полагали, что нашли хранилище, в котором были укрыты оружие и оборудование из ближайшего города, Интуку.
  Серж неопределенно пожал плечами.
  -- Но теперь я вижу, что это не так, -- продолжил Гин-Фан. -- А если учесть нашу позавчерашнюю находку... -- он понизил голос, -- ...то представляется, что это подземное сооружение довольно странного свойства.
  Цан-ханза вдруг тихо встал и бесшумно скользнул к выходу из палатки. Молча постояв несколько минут, он вновь сел на стул и улыбнулся Сержу:
  -- Послышалось...
  -- Предполагаете шпионов дейзаку среди своих людей?
  -- Возможно, -- согласно кивнул ханза. -- Это бывает. Очень печально, но иногда это случается.
  Они помолчали, и ханза вкрадчиво произнес:
  -- Так что же, господин Марахов, каковы ваши мысли о...
  Марахов долго смотрел на боевика. Затем решился:
  -- Это очень давняя и печальная история, господин Гин-Фан. Вы хотите ее услышать?
  Ханза кивнул.
  -- Что же. Мы нашли не убежище горожан из Интуку. И не их склад, или склад какой-либо иного города. Нам посчастливилось найти базу одного из великих кланов, что в далекой древности управляли нашим миром. Некогда эти кланы пришли в наш мир и принесли с собой недолгую войну и столетия мирного времени. Они стали хозяевами Шилсу. Но, похоже, нашлась сила, которая превозмогла их силу. Эта пещера -- база клана Лентер. У них было много баз, в основном -- на Имароссе. Но вот мы нашли и их базу здесь, на Чантэ.
  -- Кланы. В древности были кланы, -- раздумчиво произнес ханза и спросил. -- На что это было похоже?
  -- Полагаю, на ханзаку или дейзаку, -- усмехнулся Серж. -- Не ждите от меня многого, это было слишком давно.
  Гин-Фан поклонился и показал знаком, что внимательно слушает.
  Серж задумался и продолжил не сразу. Он несколько минут молчал, представляя себе давние события, затем сделал вывод:
  -- Самое ценное они успели либо вывезти, либо уничтожить. Вы же видели -- в стенах базы некогда бушевал пожар. Многое сгорело, а что не сгорело -- расплавилось от высоких температур. Хотя пожар там был не на всей базе, а лишь в отдельных ее помещениях. Поэтому я и полагаю, что хозяева базы ее покинули в спешке, но успели уничтожить все, что могло представлять интерес для их врагов.
  -- А кто были их враги?
  Серж пожал плечами и сказал:
  -- В конце концов, все мы знаем о Великой Войне. Но кто был враг? Я читал лишь о Враге -- именно так, с большой буквы, он именуется в старых книгах.
  -- Что же, кто бы ни победил в той войне, одно ясно -- Враг никогда не появится вновь. Иначе он объявился бы много раньше, -- с вздохом заключил ханза.
  Серж в сомнении покачал головой.
  -- Враг мог решить, что люди уничтожены и потому на какое-то время забыл о нашем мире.
  -- Хорошо. Враг далеко и ему, видимо, не до нас, -- произнес Гин-Фан и усмехнулся. -- У нас есть свои враги, и они ждут нас в Кинто. Но что вы скажете о позавчерашней находке? Как она подходит к той картине, что вы нарисовали?
  -- Мне трудно ее объяснить, -- медленно произнес агент Кубикса. -- Мне ее очень трудно объяснить.
  Он думал об этой находке непрерывно. И чем больше он о ней думал, тем меньше ему она нравилась. Может быть все было вовсе не так хорошо, как он себе представлял? Может быть, клан Лентера покинул свою базу в столь большой спешке, что... или все они были убиты и некому было...
  Настроение Марахова быстро опускалось к самому дну.
  Гин-Фан взглянул на него, и быстро вспомнил, что ему надо проверить, как несут службу ханза, назначенные в охрану лагеря. Он быстро распрощался с Сержем. Выйдя из палатки, цан-ханза удовлетворенно улыбнулся. Похоже, рыба заглотила крючок -- и не пришлось искать даже особенно жирного червя. Хочешь узнать человека -- узнай его друзей. Посмотрим, прав ли господин Сагами.
  Цан-ханза шагал по лагерю, крепко сжимая в кулаке письмо Ника Сагами.
  Марахов же лег на матрас и вновь взялся изучать карту. Но за все время до заката ни одна полезная мысль так и не посетила его голову. Он не мог отвлечься от раздумий о недавней находке.
  Она задела его душу.
  Как трудно.
  
  
  -- --
  
  Солнце давно скрылось за горами и, с каждой минутой темнеющее небо теперь бесшумно рождало светлые точки звезд. Вокруг было тихо, лишь изредка потрескивали отдыхающие от дневной жары валуны, да иногда шуршали ящерицы по склону. Совсем редко по воздуху бесшумно проносилась призрачная тень -- то совы из ближайшего перелеска выходили на охоту.
  Тихо. Ветра почти нет, что редкость для гор.
  За прошедшие недели направляемые на охрану лагеря люди расслабились и уже почти не обращали внимания на шуршание мелких камней на каменной осыпи или на мелькающие в воздухе силуэты. Тем более, смотри -- не смотри, все одно -- камни, нагретые солнцем за день, в ночных прицелах светились куда ярче, чем ящерицы и птицы.
  Лишь малые ночные орлы, уж совсем редко проплывающие по воздуху с добычей в когтях, были хорошо видны в ночных прицелах.
  Часовой зевнул, и взглянул вниз, туда, где в полусотне метров от него неярко тлели угли прогоревшего костра. Сегодня один из ханза сумел подстрелить горного козла и половина лагеря ела жареное мясо. Каждому досталось немного -- но все равно, будет о чем рассказать в казармах! Часовой ухмыльнулся, представив себе завидующие физиономии тех сослуживцев, кто остался в городе.
  За его спиной в воздухе промелькнул силуэт.
  Это был не орел и не сова -- человек. Он легко прыгнул еще раз, мягко приземлясь на вершину валуна, затем высоко взметнулся в воздух, пролетел десяток метров над острыми краями отколовшихся от стены глыб и прилип к каменной стене. Цепляясь за трещины в скале, он подтянулся, нашел ногой опору, и поднялся выше. Потом еще выше. Через несколько метров скала стала не такой крутой, и человек быстро и уверенно пополз по ней. Как оказалось -- чересчур быстро. Когда до вершины стены оставалось не больше нескольких метров, под его ногой провернулся и упал вниз камень.
  Часовой в полусотне метров вниз по склону прислушался. Опять ящерицы шуршат!
  По осыпи скатился крупный камень и тяжело упал рядом со стоящим ханза. Тот выругался и поспешно отскочил в сторону. Вот ведь повезло! Попал бы в голову -- не миновать серьезного ранения или чего похуже.
  Ханза оглядел склон. Что-то мелькнуло там, наверху. Он всмотрелся внимательнее -- нет, ничего. Часовой оборотился от склона и вздрогнул. Прямо перед ним темнела высокая фигура. Ханза схватился за пистолет...
  -- Собираешься стрелять в своего начальника? -- шевельнулась фигура. Это оказался цан-ханза Гин-Фан.
  -- Прошу простить, господин Гин-Фан, -- пробормотал часовой.
  -- Я недоволен тобой. Ты слишком поздно меня обнаружил. Запомни это. А теперь скажи, не было ничего необычного?
  -- Нет, мой господин, хвала богам -- все тихо.
  -- Никто не проходил мимо тебя?
  -- Нет, мой господин.
  -- Даже... э-э-э... хорошо. Забудь. Значит -- никого. Хорошо. Тебе сменяться через полчаса, разбуди моего помощника и передай ему -- я ушел в пещеру наверху.
  -- Ночью, мой господин?
  -- Да. Вернусь часа через два-три, -- сказал Гин-Фан, и, не обращая внимания на боевика, направился к натоптанной за эти дни тропинке, ведущей к пробитому наверху входу в тоннель.
  Удивленный часовой долго смотрел ему вслед, пока силуэт цан-ханзы не скрылся за скалой, затем отвернулся от склона и, нерешительно потоптавшись, отправился вперед. Приказ гласил -- двигаться вдоль периметра лагеря.
  Несколькими сотнями метров выше какой-то человек пробирался мимо десятка ханза, что охраняли вход в пещеру. К счастью, боевики развели небольшой костер и большинство из них спало вокруг него. Но все равно, один из них сидел буквально в двух десятках шагов от пещеры, несильно раскачиваясь и издавая тихие и тягучие звуки.
  Видимо -- тихо пел, чтобы не уснуть.
  Странный способ.
  Человеку пришлось двигаться очень медленно, замирая, когда костер вспыхивал и подбрасывал к небу особенно яркие огненные ладони. Но все прошло удачно, и он, всего лишь ободрав локти, прополз за разбросанными взрывами валунами и нырнул во тьму провала.
  Через четверть часа на площадке у костра появился цан-ханза. Он отдал несколько коротких распоряжений приободрившимся часовым и тоже исчез в тоннеле. Осторожно пробираясь между наваленного в тоннеле металла, он потерял еще с десяток минут и выбрался в центральный зал вырубленного в горе комплекса намного позже, чем предполагал.
  В зал он зашел не сразу. Выглянув из-за стены, он увидел, как далеко, почти в самом конце гигантской пещеры мечется по стенам луч света. Цан-ханза чуть качнул головой, -- нет, не удается все так, как задумано! -- подрегулировал яркость ночного прицела на максимум и отправился вслед за лучом света.
  По дороге он нашел в груде мусора метровой длины прут из темного, но не тронутого ржавчиной металла, -- их много лежало по этим заброшенным помещениям, -- и прибавил шагу. Световое пятно уже скрылось, видимо тот, кто освещал себе дорогу, уже зашел в один из боковых проходов.
  
  Светлое пятно металось по стенам, выплясывая странный дерганый танец.
  Если бы не тренировки, то Сержа могло банально стошнить. Он уже тридцать три раза проклял себя за то, что не взял в экспедицию фонарей, которые можно было носить в руке, а не только на груди или лбу.
  Серж прошел тоннелем до центрального зала. Там он, оскальзываясь на осыпающихся под ногами кучах каменной крошки и ржавого железа, долго искал нужное помещение. За две прошедшие недели он и ханза под руководством Гин-Фана успели осмотреть большую часть помещений базы. Сумели найти два склада, где под запечатанной вечной пленкой хранилось оружие и оборудование. Ханза постепенно опустошали склады, перетаскивая ящики вначале в лагерь, а затем -- к озеру, где раз в два дня опускались гидросамолеты.
  За это время удалось извлечь из хранилищ и отправить в Кинто несколько тонн груза -- большое достижение, если вспомнить о трудностях. К счастью, на складах не оказалось ничего серьезнее средних пехотных сагитов, десятка полевых пищевых синтезаторов, нескольких компьютеров с пустой памятью и полутора десятка систем связи.
  Это было и хорошо и плохо одновременно. Даже один средний сагит стоил сотни скорострельных автоматов, имевшихся на вооружении у боевых отрядов ханзаку и дейзаку. Но оружие -- это не более, чем инструмент в хороших руках. Серж опасался, что у ханзаку не найдется нужного количества бойцов, чтобы вызвать в Кинто катастрофу.
  А ему была нужна именно катастрофа.
  Сотня-другая людей, вооруженных сагитами -- это серьезно, очень серьезно. Это, возможно, коренное изменение сил в городе, но отнюдь не катаклизм. Крах его плана? Нет, отсрочка. Он был уверен, что в одном из древних хранилищ найдет то, что ханзаку смогут использовать как серьезнейший козырь в борьбе за власть.
  Он искал это здесь, и он будет искать это в других местах древнего наследия.
  Сержу было очень больно. Он вспоминал город, людей, с которыми он познакомился -- Нобунагу, того офицера полиции, его девушку, хозяина "Ван-ван", Старого Ву, и сотню других людей, с которыми его свела судьба.
  Он всех их предавал.
  Именно так стоило называть его действия, что уж прятать правду от самого себя. Именно так. Но призвать Сущность иным путем? Все, -- никто не сказал иного! -- сходились на том, что дейзаку не будут вызывать Сущности, только лишь в случае крайней опасности. Серж был уверен -- ни уговоры и угрозы, ни предложения древнего оружия и технологий не способны заставить глав трех самых больших дейзаку пойти ему навстречу.
  Он прожил в Кинто достаточно для того, чтобы понять это. Старшие дейзаку слишком стары и привержены традиция, а молодые дейзаку не имеют возможностей вызвать Сущность. У него нет иного выбора!
  Ему нравились люди Кинто. И он должен был поставить их перед лицом смерти.
  Как тяжело.
  Гин-Фан открыто радовался найденным запасам оружия. Из города пришли вести, что и там все были вполне довольны. Как рассказывали пилоты самолетов, главный искусник Средней ветви -- Мурамаса -- лично приходил на аэродром и руководил выгрузкой трофеев.
  Ханза были довольны. И пока люди под командованием цан-ханза перетаскивали наружу содержимое двух складов, Марахов мог спокойно бродить по остальным помещениям. Он искал нечто. Нечто такое, что будет одновременно и страшным, и не станет смертельным. Средство, которое окажется ядом, но ядом не смертельным.
  Удивительная мысль. И бесполезны поиски. Он не нашел ничего подходящего. Но вместо этого он и цан-ханза нашли кое-что иное.
  Фонарь осветил на стене нарисованный им знак. Это оно. То, что он сегодня хотел увидеть.
  Серж с трудом отодвинул в сторону висящие в бетонном проеме ржавые железные лохмотья. Они подавались тяжело, неприятно скрипя по бетонной крошке разбросанной по полу. За бывшими дверями ему пришлось два десятка метров перебираться через холмы бетонной пыли, грязи и песка. Из некоторых холмов торчали металлические прутья, совершенно целые, без малейших пятен ржавчины. Похоже, это был титанит, но зачем он был здесь? В древние времена, -- тут Серж усмехнулся, он стал думать как жители Кинто, -- из титанита делали корпуса космических кораблей. Здесь им, похоже, армировали двери и стены.
  В конце комнаты виднелся темный провал двери. За ней была лестница, вырезанная в стене глубокого и широкого колодца. Лестница поворачивала направо. Когда-то здесь ходил гравилифт, а теперь лишь изредка попадались торчащие из ступеней лестницы вертикальные штыри -- остатки ограждения.
  Вот ведь интересно -- сколько лет прошло с тех пор, как на далекой Земле бароны и графы возводили замки с высокими башнями? В этих башнях лестницы тоже сооружали так, чтобы защитникам было легче драться, а захватчикам -- мешала бы стена. Тысячи лет прошло с тех пор, а кланы строили так же, как и в далекие, древнейшие времена на Земле. С той лишь разницей, что здесь защитники спускались бы вниз, а не поднимались, и потому лестница закручивалась в другую сторону.
  Неужели кто-то думал и о такой возможности, как защита с мечом или шпагой в руке? Или за столетия в архитектуре просто укрепилась эта мысль?
  Серж спускался по лестнице, видя перед глазами только десяток ступеней и каменные, грубо обработанные стены. Все остальное терялось во тьме. Колодец лифта был не слишком глубок, метров пятьдесят, не более, но Сержу казалось, что он спускается почти к центру планеты, погружаясь все глубже в вязкую смолистую тьму.
  Холодно.
  И чем ниже -- тем холоднее.
  Серж иногда останавливался и согревал дыханием руки.
  Лестница вывела на широкую площадку, за которой виднелась небольшая комната. Из комнаты вели три двери. Серж зашел в левую -- остальные были ему не интересны.
  За дверью оказалась длинное и узкое помещение, в сотню шагов длинной и шириной в десяток или чуть более. Вдоль левой стены стояли двухъярусные стеллажи и на них поблескивали вечной пленкой длинные свертки.
  Серж подошел к ближайшему стеллажу и опустился на колени.
  Через помутневшую за долгие годы, но все еще прозрачную и прочную пленку на него глядели заледеневшие глаза девушки. Ей было лет двадцать пять или двадцать семь. Впрочем, он мог и ошибиться. Лицо девушки застыло в слабой гримасе боли -- и не удивительно. Ее левая рука была почти напрочь раздроблена. На форменной одежде, так хорошо знакомой Сержу, висела табличка. Он наклонился и прочитал: "Мари Готье, мл. лейт".
  Серж поднялся и посмотрел на лежащее на втором ярусе тело. Это был техник, мужчина лет сорока со страшной раной на груди. Патрик Аугрэ.
  На следующем стеллаже лежала девушка-техник и мужчина в неизвестной ему униформе. Вероятно -- научник. Лорен Вискало и Бенедикт Ти. Дальше были двое военных, лейт и рядовой. Игорь Агафов и Ром Ярославцев.
  Он переходил от стеллажа к стеллажу, осматривая каждого и пытаясь прочесть все имена. Пока что ему не попадалось ни одного знакомого. Чуть дальше середины стеллажа он в одном из блестящих свертков увидел девушку и вздрогнул.
  Тени метнулись по стенам.
  Она была слишком похожа на... Он ухватился рукой за ледяную стойку стеллажа и на миг закрыл глаза. Затем наклонился над ней и вгляделся в лицо девушки. Нет, не она. Слава всем богам и буддам -- не она. Но сходство!
  У девушки была заклеена пластырем вся правая сторона головы. Тоже, видимо, ранение, и ранение серьезное. Все люди на стеллажах были ранены, в той или иной степени их раны были тяжелые. Однако Серж был готов поставить правую руку на то, что все они были живы в момент погружения в ледяной сон.
  Лед и вечная пленка. Это было дешевым заменителем гибернации. Таким дешевым, что полагалось в качестве стандартного комплекта даже для гражданских флаеров. Места занимает немного, а при случае может спасти жизнь. Правда, вероятность оживления намного хуже, чем у гибернации...
  Но в иных случаях другого выхода просто нет.
  Он попробовал расправить пленку на груди у девушки. Ее нашивка заледенела, а пленка никак не хотела менять свое привычное за тысячи лет положение. Ему с трудом удалось прочитать имя. Ирен Мороз, младший научник. Это не она. Он с облегчением перевел дух. Впрочем, он уже чуть раньше понял, что это не она. Слишком молода, вряд ли больше восемнадцати лет.
  Но как похожа!
  Серж опустил руку на вечную пленку. Через пальцы к нему от замороженного тела потек ручеек холода. Даже не ручей, едва заметная струйка. Капля за каплей, холод просачивался сквозь вечную пленку. Да, где-то там, на спине у каждого из лежащих закреплен диск с замораживателем и запасом энергии. Упакованные в сверкающую, почти не разрушаемую временем броню вечной пленки, эти люди могли лежать здесь еще долго, многие тысячи лет, ожидая того дня, когда их положат на белый металлический лист с загнутыми краями. На ложе регенератора.
  Или того, теряющегося во мраке времени момента, когда энергия в замораживателе иссякнет, вечная пленка рассыплется и люди растают, как тает лед по весне.
  Серж осветил фонарем дальнюю стену помещения. Он прошелся до нее, разглядывая каждого лежащего на стеллаже. Почти пятьдесят стеллажей. Без малого сотня человек лежала перед ним в ожидании решения судьбы. И некоторые -- он это уже понял, были потомками тех людей, которых он знал когда-то.
  Его била дрожь. Он знал многих из их родителей -- лично повстречав или же по рассказам друзей. А теперь дети его друзей и знакомых лежат здесь, вмороженные в лед и сверкающий пластик.
  База "Запад-7". Он жил здесь какое-то время. Год или полтора, перед тем, как он был направлен в Кубикс Танцующего Лотоса. Он не сразу узнал базу -- ведь ему так редко приходилось бывать на поверхности. Да и горы сильно переменились за эти три тысячи лет. Что-то произошло за эти годы с Шилсу, что-то резко изменило планету.
  Но он здесь жил. Недолго.
  Как это было недавно. И бесконечно давно.
  Серж вдруг насторожился.
  Так. Похоже, его маленькая ночная вылазка не оказалась слишком неожиданной для некоторых людей. Возможно, они даже специально подтолкнули его к ней.
  За спиной у Сержа под ногами человека заскрипел песок и мелкие обломки бетона. Блеснул и заискрился на складках вечной пленки свет фонаря.
  -- Что, господин Гин-Фан, вам тоже не спится? -- спросил, не поворачиваясь, Серж.
  -- Именно так, господин Марахов. Я увидел, что кто-то вошел в тоннель и решил последовать за ним.
  Марахов повернулся к цан-ханза. В бледном, синеватом свете фонаря тот показался ему много старше, чем когда-то давно, -- кажется -- вечность назад! -- в парке Каменного Сада.
  -- И что же вы обнаружили? -- спокойно спросил Серж.
  -- Я? Ничего. Только археолога-северянина, который весьма сильно интересуется найденными... предметами. Очень правильное стремление. Я тоже страдаю бессонницей с тех пор, когда они были обнаружены.
  Гин-Фан опирался на металлический прут, один из тех, что лежали по всей территории бывшей базы "Запад-7". Он ткнул прутом в сторону стеллажей и произнес:
  -- Мне мало интересно, почему вы отправились сюда ночью, уважаемый господин Марахов. Но я бы желал, чтобы вы поделились вашими мыслями об этих... людях.
  Ледяной холод и ледяное молчание. Двое стояли друг напротив друга и смотрели в глаза. Слепящий свет фонарей -- и мертвое молчание.
  Серж с трудом разлепил губы:
  -- Это люди того клана, о котором я говорил. Это был великий клан, и он пытался спасти своих людей. Но -- неудачно, как видите, господин Гин-Фан.
  -- И это все?
  -- А что еще? -- искренне удивился Серж.
  Цан-ханза помолчал и вновь ткнул прутом в сторону лежащей на первом стеллаже девушки. Прут уперся в ее правое плечо. Пленка заскрипела, но выдержала. Агент Кубикса почувствовал, как раскаленная игла злобы вонзилась ему в мозг, а виски взорвались ледяными уколами. Серж едва подавил вспышку гнева и ненависти.
  -- Мы сможем их оживить? -- заинтересованно спросил цан-ханза, похлопав прутом по груди мужчины на втором ярусе.
  -- Я сомневаюсь, господин Гин-Фан, -- процедил Серж, едва сдерживаясь, -- я в этом очень сомневаюсь.
  -- Почему же?
  -- Нужны иные технологии. До этих технологий около тысячи лет развития. Нужен работающий прибор под названием регенератор. Даже для древних времен это была большое и дорогое устройство. Это... как я читал... была очень большая установка, размером с целый дом.
  Тут Серж несколько преувеличил. Впрочем, он был полностью уверен -- эти люди почти мертвы. В этом времени не удастся найти работающий регенератор. Даже если в иных хранилищах найдется какое-нибудь древнее оборудование -- вряд ли там окажется регенератор. Такие установки были редки и никогда не пылились на складах. Да и управлять им будет некому -- сам он не был специалистом в этом деле.
  -- Значит?...
  -- Лично у меня надежд их оживить нет. А я во всем мире лучший специалист по древней технике -- уж поверьте, господин цан-ханза, -- горько скривил губы Серж. -- Если я говорю "нет", это окончательное "нет". Как взблеск алмазных спиц Колеса перед глазами.
  -- Жаль. Было бы полезно оживить кого-нибудь из них.
  -- Да. Но не все еще для них так плохо. Вдруг боги окажутся милостивы к ним, и люди когда-нибудь их сумеют оживить? Не сейчас. Через тысячу лет.
  -- Тысяча лет? Это для нас бесполезно, -- произнес Гин-Фан. -- Мы не можем ждать так долго.
  -- Ничего не поделаешь. Иного способа нет.
  -- Тогда они для нас совершенно не нужны, а значит -- опасны. Их нужно уничтожить.
  Марахов помолчал. Не полезны -- значит опасны и подлежат смерти. Такова основная логика жизни ханзаку. Всех ветвей Черного Древа. Нужно спасти этих людей... Но у него есть задание... Но дети друзей!
  -- К счастью, только вы знаете об этой находке, -- наконец произнес Серж и криво улыбнулся. -- И я не позволю их уничтожить.
  -- Не только я, -- сказал цан-ханза и сильно похлопал прутом по груди девушки-научника.
  Он поскреб ногтем пленку и потянулся за торчащим в поясном чехле кинжалом.
  -- Не трогать! -- взревел Серж, -- Не трогать ее!
  Гин-Фан резко обернулся и пригнулся. В руке он крепко сжимал титанитовый прут. Так они стояли несколько минут, освещая друг друга нагрудными фонарями. Затем цан-ханза чуть расслабился и усмехнулся:
  -- А ведь вы меня напугали, господин Марахов. Я, было, решил, что вы на меня сейчас броситесь и будете убивать.
  -- Возможно, вам показалось правильно, -- холодно ответил Серж.
  -- Но ведь это только мертвецы? -- едва заметно удивился Гин-Фан, -- Что вам до них.
  -- Я хочу, чтобы они остались такими, какие они сейчас.
  Цан-ханза склонил голову направо. Немного помолчав, он облизал губы и предположил:
  -- Возможно, у вас есть особая причина желать этого?
  -- Возможно.
  -- Или у вас особое отношение к именно этим мертвым людям?
  Марахов сжал губы. Ему дико хотелось решить проблему одним движением, одним ударом. Резкий удар ногой -- и Гин-Фан валится на холодный пол, поднимая в воздух облака пыли. Тело не найдут -- уж он, Серж, об этом позаботится.
  Цан-ханза явно что-то почувствовал. Он сделал шаг назад и вновь напрягся.
  -- Не делайте ошибки, господин Марахов. Даже если вам повезет... Два моих помощника знают, что я пошел сюда вслед за вами.
  -- А я и не собирался делать ошибок, господин Гин-Фан, -- Серж на шаг приблизился к командиру боевиков. -- В пещерах многое бывает. Бывает, с потолка падают камни. Очень печально, да.
  Он придвинулся еще чуть ближе к ханза. Тот на шаг отступил и покрепче сжал металлический прут. Серж решился. Стремительный скользящий шаг и... Гин-Фан отпрыгнул в сторону выхода и полоснул воздух перед собой титанитовым прутом.
  Серж оттолкнулся от стеллажа и взмыл в воздух. Он пролетел над головой Гин-Фана и ударил рукой, целясь ему в голову. Но боевик как будто того и ждал. Он ускользнул вправо, правда, не очень удачно -- задев плечом за стену, он ободрал руку. Зато удар Сержа пришелся в пустоту -- он едва почувствовал на сомкнутых в кулак пальцах прикосновение к волосам ханза.
  Приземлившись на обе ноги, Серж на миг застыл в низкой стойке кан-хо, затем скользнул к цан-ханза. Его тень заметалась по стенам в свете качающегося фонаря. Цан-ханза отпрыгнул назад и выхватил из чехла кинжал.
  Агент Кубикса оскалился в усмешке. Кинжал? Что ж -- это тоже неплохо.
  Прыжок с места влево и Серж пробежал два шага по стене. К подобному Гин-Фан не был готов. Удар ногой -- и кинжал улетел куда-то во тьму, под стеллажи. А сам Гин-Фан покатился, собирая на одежду мусор и пыль.
  Серж метнулся к взвихрившейся пыли и мечущемуся сверканию нагрудного фонаря. И попал под удар титанитового прута.
  Гин-Фан очень удачно и сильно достал Сержа прутом по правому плечу и тут же пнул в живот. От удара в живот Серж ушел в высокий обратный прыжок, но правую руку как обожгло огнем. Он тут же вновь взметнулся в высоту, оттолкнулся от стеллажа и ударил ханзу ногой в грудь. Того отбросило на несколько метров и проволокло на спине по полу.
  Серж тоже отлетел, только в другую сторону. Судя по всему, у Гин-Фана под курткой был жесткий бронежилет. Плохо.
  Марахов вскочил. Спина горела -- он ее сильно ободрал об обломки бетона. И все эти полеты при бешено носящихся по стенам лучам фонарей... У него слегка кружилась голова. В нескольких метрах от него в клубах пыли кашлял Гин-Фан. Он тоже уже встал и утирал лицо от грязи и пыли. Серж шагнул к нему. Ему нужно убить цан-ханзу! Люди клана Лентер должны оказаться в безопасности.
  Гин-Фан поспешно отскочил назад. Затем он вдруг усмехнулся и, сделав еще два шага назад, глубоко поклонился Сержу и произнес:
  -- Я обязан вам кое-что сказать. Прошу меня простить за такие действия. Но я должен был их совершить.
  -- Должен? -- Серж неподдельно удивился и остановился.
  -- Должен. -- Гин-Фан выпрямился и опустил прут. -- Таков был приказ моего хозяина.
  -- Глава Средней ветви интересуется древними мертвецами? -- с усилием спросил Серж.
  -- Нет. Не глава Средней ветви. Мой хозяин -- господин Ник Сагами. Знайте это, и больше не ошибайтесь в суждениях.
  Марахов невольно посмотрел на левую руку ханзы. Он давно уже знал из разговоров рядовых ханза, что левый мизинец Гин-Фан отрезал себе по приказу Сагами.
  Гин-Фан правильно понял его взгляд и порадовался. Удивленный и заинтересованный враг -- уже не враг, а почти союзник. Но надо не забывать о будущем! И потому он отбросил в сторону металлический прут и сказал:
  -- Господин Сагами приказал мне проделать то, что я сейчас сделал. Он не просил меня как-то повредить этим давно мертвым людям -- только сделать вид, что я собираюсь это совершить. Клянусь Черным Древом -- это так. Он лишь желает знать ваше отношение к... давно прошедшему.
  -- Зачем ему это?
  -- Я не могу знать его мысли, -- поднял бровь ханза и, помолчав, продолжил. -- Может быть, уйдем отсюда и поговорим? Здесь слишком... явственно слышится, как Алмазное колесо катится по золотой дороге.
  Марахов не ответил, молча рассматривая цан-ханзу.
  Гин-Фан пожал плечами и закрыл глаза, опустив руки вдоль тела.
  -- Если не верите мне, можете убить. Хотя это нерадостный для меня выход, -- произнес он, вновь чуть пожав плечами.
  -- Господин Сагами не ценит вас?
  -- Ценит. Но есть вещи важнее моей жизни, -- цан-ханза помолчал и добавил. -- Пойдемте отсюда.
  Серж еще минуту стоял молча, затем кивнул и осторожно выбрался из комнаты. Долго-долго он поднимался по бесконечной лестнице. Позади него слышалось дыхание цан-ханзы, но Серж не сомневался -- тот не ударит в спину.
  -- Так что же нужно господину Сагами? -- спросил Серж, когда они стояли в центральном зале.
  -- Я не знаю, что нужно моему господину. Вы сможете лично спросить у него, когда мы вернемся в город, -- пожал плечами ханза. -- Но он приказал, чтобы я передал его слова -- он не враг вам.
  -- Не враг? Но это странные слова -- он и не должен быть моим врагом. Ведь мы вместе делаем одно дело.
  Ханза поклонился.
  -- Несомненно, это так. Но все же запомните слова моего господина. Он не враг вам. И он не собирается забирать отсюда этих замороженных людей или как-то им вредить.
  Серж задумался. Неужели у Сагами есть хоть какие-то предположения о том, кто он на самом деле? За все время, пока он жил в городе, он не нашел даже следов упоминания о Кубиксах или кланах. Нигде. Ни в старых книгах, ни в архиве ханзаку. Даже старый архивист Нобунага никогда не упоминал о них. Люди Кинто очень плохо знали о древних временах. О тех, которые были больше полутора тысяч лет назад.
  История для большинства жителей Кинто начиналась с основанием Кинто и Шангаса при Водоеме, как многие думали -- примерно одиннадцать-двенадцать веков назад. Для немногих история была длиннее, они знали о событиях на двести-триста лет более древних, произошедших сразу после Великого Канджао, что бы это ни значило в их представлении. Лишь очень немногие что-то слышали о Великой Войне, и считали, что это самое древнее событие, доступное человеческой памяти. А ведь он, Серж, пришел из времен задолго до Великой Войны. По крайней мере, Серж даже не предполагал, кто мог сражаться в этой войне. Его время было мирным временем, и так продолжалось уже несколько сотен лет до рождения Сержа.
  Все так странно.
  Невероятно, чтобы Сагами догадался о том, кто такой Серж.
  Однако иметь в союзниках левую руку главы Средней ветви -- очень полезно.
  Гин-Фан жестом показал вперед, и они пошли по направлению к тоннелю, ведущему наружу. Когда они почти добрались до первой комнаты, перед входом в главный зал, ханза обернулся к Марахову и произнес:
  -- Конечно же, мой господин верен господину Ширай Гомпати. Но у господина Сагами есть личные, -- совсем незначительные! -- интересы в этом мире, и ни к чему великому главе Средней ветви задумываться о них.
  -- К чему тревожить столь большого человека пустяковыми подробностями, -- согласно кивнул Серж.
  Цан-ханза довольно улыбнулся.
  -- Именно так, господин Марахов. Именно так. А сейчас поспешим, я беспокоюсь о своих людях -- я слишком надолго их оставил.
  Через полчаса они стояли на каменной площадке над лагерем. Гин-Фан осматривал лагерь через ночной прицел и тихо, со страхом в голосе ругался. Все часовые куда-то подевались. Или уснули, или...
  Серж почувствовал, как холодеет сердце. Что-то случилось.
  -- Надо спуститься и проверить... -- прошептал Гин-Фан, доставая из кобуры пистолет.
  Марахов кивнул и тоже щелкнул предохранителем своего сагита. Он носил его, уже не таясь -- теперь, когда они вытащили из хранилищ базы несколько тонн подобного оружия, он мог повесить сагит на пояс, не опасаясь вопросов.
  -- Полагаете, что... -- прошептал он.
  -- Горы -- это страшно, господин Марахов, -- нервно и так же тихо ответил Гин-Фан, осторожно спускаясь по тропинке вниз. -- Я вообще не понимаю, почему мы так беспечно живем здесь. Ни единого нападения за две недели!
  Серж не успел спросить, чего же боялся командир ханза. Впереди на камне показалось тело одного из часовых. Ночной прицел явственно обрисовал его фигуру. Ханза неподвижно лежал в неудобной для живого человека позе. Цан-ханза и Серж чуть разошлись в стороны и подкрались к нему, постоянно оглядываясь.
  Когда они приблизились к телу часового, тот открыл глаза и тихо произнес:
  -- Господин цан-ханза, позвольте доложить, вы уже несколько минут как на прицеле. Вокруг все тихо и в лагере спокойно.
  Гин-Фан яростно сплюнул и выругался.
  -- Еще раз устроите это неподобающее представление -- заставлю каждую ночь охранять лагерь!
  Он убрал в кобуру пистолет, обернулся к Сержу и произнес:
  -- Но все же боги милостивы к нам. Многие, побывавшие в подобных экспедициях, не вернулись домой. У нас же -- как благословение Седьмого Неба на лагерь опустилось. Еще неделя -- и все мы будем дома. Устроим праздник в честь удачного окончания похода.
  Серж убрал сагит и прищурился на вершины гор в сторону Кинто. Горы постепенно проявлялись на темно-сером небе.
  Светало. Скоро утро.
  Им везет? Что же, это хорошо.
  
  
  -- --
  
  Потрепанный древний сагит покинул кожаное хранилище. Черная ладонь любовно огладила старый потускневший металл, местами покрытый глубокими царапинами.
  Изначальный доверил ему эту вещь! Изначальный -- доверил. Ему!
  И он не подведет.
  Острые уши шевельнулись -- далеко-далеко звеневший комар превратился в тихое жужжание шмеля. Пора.
  Тихий шум моторов летящего гидросамолета приблизился и стал ревом. Рука, покрытая густой темной шерстью, подняла сагит. Яркая вспышка озарила небо и на землю посыпались горящие обломки. Они падали на скалы и лес, тяжело волоча за собой шлейфы пламени и дыма.
  Через минуту все стихло, лишь трещал, разгораясь, лесной пожар.
  Черные губы разошлись в усмешке, обнажив белоснежные клыки. Это был уже второй гидроплан за сегодня.
  Как неудачно для людей.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"