Подымов Владлен Владимирович : другие произведения.

"Пасынки шторма", часть первая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "- Этим путем вы приведете нас к величию или смерти. Возвышение клана - достойная цель. - Он помолчал. - Смерть тоже приемлема."

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Май Магов
  Владлен Подымов
  
  ПАСЫНКИ ШТОРМА
  
  
  
  Книга под девизом:
  Усмешка судьбы, печать раскаленного неба.
  
  
  
  Посвящается:
  
  Героям этой истории.
  Упрямцы! Нет от вас спасения. Настырные, вы помогли и нам ожить.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  
  
  Решил как-то муравей гору Шондзи передвинуть.
   Подумал я, что желание это -- не мелкое.
  Гора такая большая, словно сама Великая Пагода. И уважение к ней большое.
   Я же крохотный, вот и уважение ко мне махонькое.
  Если гора приклонит свой слух к муравью, то и остальные начнут уважать его.
   И не только муравьи!
  Попросил муравей -- подвинься, гора, в сторону на три моих шага.
   Согласилась гора. Как глупо.
  Тогда стал муравей ростом до неба и в три шага дошел до побережья.
   Пришлось горе войти в море. Глубоко!
  Теперь там высится остров Ненно. И живет на нем муравей.
   И вовсе я Хёггивашэ, повелитель демонов!
  Вот так поверишь человеку...
   А это совсем не он!
  Но вскоре заскучал Хёггивашэ. Устал слушать славословия родичей.
   Глупые они, все интересы -- рыба да волны.
  Ушел демон бродить по миру, искать собеседников.
   Всю жизнь сидеть на острове и волны считать? Не желаю такого!
  Долго искал. Часто -- находил. Но даже длинная жизнь бывает неудобна.
   Короток век у других демонов. Не успевал поговорить.
  Устал он странствовать по миру.
   Живу я десятую жизнь. Все видел, все встречал.
  Возвратился Хёггивашэ на остров Ненно.
   Не признали меня. Верно, забыли за столько лет.
  Был там уже другой повелитель. Звался он тем же именем Хёггивашэ.
   И это -- хорошо! Скучна мне власть.
  Решил настоящий Хёггивашэ навсегда уйти от родичей.
   И ушел я.
  Встретился ему город людей. Захотел Хёггивашэ узнать -- кто такие люди?
   Поживу средь них. Вдруг найду собеседника?
  Сменил внешность Хёггивашэ. Стал подобен людям.
   Таким быть легко. Муравьем -- сложнее.
  Нашел себе дело. Стал уважаемым человеком. Не знали люди, кто он.
   Никто не знает. И вам не скажу.
  Нашел и собеседников. Хоть и недолго люди живут.
   Только познакомился, -- заказывай табличку в храм!
  Живет Хёггивашэ в людском городе и не думает о возвращении на Ненно.
   Долго жил я здесь. Уже привык.
  Но снится Хёггивашэ иногда, как был он муравьем и говорил с горой Шондзи.
   Полз я по валуну близ реки. И думал -- вот она, гора!
  
  
  
  Глава 34 -- Тень хмурого неба
  
  
  -- --
  
  Серый день.
  Низкое, затянутое тучами небо. Казалось, что еще немного -- и острые пики гор прорвут тучам брюхо, и разродятся небеса дождем. Крупные капли на миг зависнут в воздухе, а затем рухнут на иссохшую землю и прокаленные камни, прибивая серую пыль, растекаясь глинистыми потоками. Так казалось. Но серая хмарь, опускаясь все ниже и ниже, не желала дарить земле долгожданную влагу. Тучи лишь грозили горам набрякшей тяжестью, грозили, но так и не решились исполнить задуманное.
  ...По каменному склону с трудом брел Марахов, скользя на камнях, шатаясь и едва не падая. Изредка он переходил на неуверенный бег, и это длилось минуту-другую. Позже бег вновь сменялся на неверный, плетущийся шаг.
  Серые тени обступали, не давали дышать, застилали глаза блеклой мутью. Наконец они победили. Мир на миг померк. Скалы перевернулись и упали набок. Пересохшие губы человека дрогнули в слабой улыбке. Неужели горы, наконец, перевесили, и мир опрокинулся? Но почему так больно?
  Щеку Сержа холодил камень, а левый бок болел, словно от удара ножа. Марахов лежал, равнодушно разглядывая камни, глину и жухлую траву. Вот по серому граниту пробежал темно-рыжий муравей, остановился, пошевелил усами и юркнул в темную щель между камнями. Серж вздохнул, перевернулся на живот, встал на колени и, наконец, оторвал от земли каменеющую тяжесть тела.
  Нашарив в кармане вялый лист какого-то дерева -- он уже не помнил, что за дерево попалось ему вчера, -- и прилепил его на щеку, которая уже начала сочиться сукровицей из десятка глубоких ссадин. Не в первый раз за последние дни Серж использовал такой заменитель пластыря.
  Слабость вновь накатила, и Марахов опустился на невысокий валун. Положив голову на руки, он просидел так с четверть часа. Не глядя, на ощупь, развязал мешок и достал пару тонких пластин вяленого мяса. Прожевав сухие и безвкусные, словно картон, белесые волокна, он отпил пару глотков из большой плоской фляги, что висела на левом боку.
  Встряхнул. Вода плеснула -- едва ли треть фляги. Меньше литра.
  После еды полегчало, и он позволил себе с полчаса поспать. Короткий сон -- но даже его хватило, чтобы немного отдохнуть. На исходе получаса Марахов всхрапнул и завалился на левый бок, упав с камня. К счастью, без особых последствий.
  С трудом поднявшись, Серж протер глаза и осмотрелся.
  Серые тучи все также медленно наползали на горы, с трудом переваливали через острые пики и скрывались в глубине Чантэ. Похоже -- дождя не будет. Это хорошо. Не придется пробираться по горам, скользя по камням в потоках мутной воды.
  Серж закинул за спину походный мешок и отправился дальше. По дороге он оглядывался по сторонам. Вспоминал. Здесь он уже был -- дважды. Первый раз, когда ранней весной направлялся в Кинто, а второй -- когда едва неделю назад возвращался с отрядом ханза. Впрочем, в первый раз он на плато пришел с северо-запада, пробираясь через редкий горный лес, а теперь -- через юго-западный склон.
  Марахов взобрался на высокий камень и внимательно осмотрел пройденный путь.
  Вот!
  Какое-то шевеление почудилось вдалеке. Десяток темных точек перевалили через скальный клык и начали спускаться на плато. Серж сплюнул, тяжело спрыгнул с камня и пустился в путь. Он опережал демонов на два-три часа, но разрыв этот все уменьшался, утекал, словно песок из верхней колбы песчаных часов. Надо было что-то придумать -- иначе он станет добычей черных тварей не позже вечера.
  Хороших идей не было. В горах от демонов не спрячешься, да и хронокапсулу звать на помощь нельзя, ведь это полный провал! Потому Марахов зло оскалился, прибавил ходу и двинулся в сторону Кинто тяжелым полушагом-полубегом. Сейчас Серж был близок к отчаянию как никогда раньше.
  Еще пару часов он пробирался меж каменных глыб, обдирая руки и колени о гранит. Голова дико болела и вязкая битумная усталость наполняло все тело. Хотелось упасть на холодные камни и с облегчением ждать неизбежного... Но Серж лишь шипел и заставлял себя сделать очередной шаг.
  И еще.
  И еще один.
  Плато начало постепенно сужаться, собираясь перейти в ущелье. Несколько левее, совсем неподалеку, показался вход в еще одно ущелье -- шире и с хорошей тропой -- по нему Серж с отрядом ханза добрался до города.
  Марахов оглянулся и прищурился. Темные точки оказались заметно ближе -- шесть-семь тысяч шагов позади.
  У него есть час, не больше.
  Серж выпил большую часть воды, вылил остаток себе на голову и уронил флягу. Так или иначе, она ему больше не понадобится. Или он доберется до города, или... Он снял мешок и поспешно выгреб из него на камни остатки еды. Потом подумал, сунул кусок мяса в рот и принялся жевать. Затем просто встряхнул мешок над камнями, выбрасывая весь ненужный уже мусор, который он нашел в бывшем лагере ханза.
  Повертел в руках свой сагит, -- светло-зеленый индикатор заряда слабо трепетал, словно крылья умирающей бабочки, -- и сунул за пазуху. Больше ничего полезного в мешке не было. Хотя... он поспешно опустился на колени и разгреб тряпье, из которого делал факелы, отбросил в сторону банку с машинным маслом и ломти сушеного мяса.
  Перед ним лежали инициаторы.
  Когда-то давно-давно, три-четыре дня назад он сам их вытащил из тех сагитов, что бросили вместе с ним в пещере. В тот раз инициаторы помогли ему добыть огонь, возможно -- пригодятся и сейчас. Но если он будет неосторожен, -- Сержа передернуло, -- смерть будет долгой и неприятной.
  Он поднял голову и посмотрел в сторону крупных черных точек, что были видны уже не так далеко. Серж хрипло зарычал -- нет, он не умрет просто так!
  Марахов поспешно собрал инициаторы и распихал их по карманам. Затем покопался среди всякой всячины, что лежала в его мешке и подхватил большой кусок проволоки. Все остальное он разбросал по камням. Вдруг демоны хоть на минуту задержатся, чтобы осмотреть эти вещи?
  В этот миг со скалы в нескольких тысячах шагов позади него обрушилась лавина камней. Донесся вой, который быстро стих. Видимо, один из демонов слишком поспешил и сорвался вниз. Серж злорадно усмехнулся. Теперь остальные будут осторожнее -- и не будут так быстро догонять его.
  Агент Кубикса поднялся и побежал по камням, направляясь к дальнему ущелью, которое спускалось с плато. Ему надо бежать быстро, очень быстро.
  Иначе -- смерть.
  И он бежал. Шел.
  Вновь бежал...
  Опять шел. Шатаясь.
  Едва не падая на камни.
  Камни... Серые валуны перед глазами и серое небо сверху, как крышка чугунного котла. Давит, не дает дышать, кажется, что воздух словно вата -- с трудом пролезает в горло.
  Тяжелый хрип. Это его дыхание. Руки и ноги напитались тяжестью, словно мешок с хлопком, который бросили в воду. Голова трясется, словно у столетнего старика и скалы замедленно подпрыгивают перед глазами.
  Но черные точки начали отставать -- или же это только самообман? Ему надо полчаса, чтобы все подготовить. Полчаса, не больше. Впереди, в трех-четырех сотнях шагов как раз подходящее место.
  Ущелье смыкалось над головой. Полоса неба постепенно сужалась и удалялась -- он бежал под уклон. Едва заметная тропа меж высоких каменных стен -- или это не тропа? Пожалуй, нет, -- это русло ручья, что рождается здесь после дождя.
  Серж остановился и на минуту прижался лбом к холодному граниту стены. Спать он больше не сможет себе позволить, -- нет. Но надо немного отдохнуть -- без этого нельзя. Марахов опустился у стены и оперся об нее спиной. Несколько долгих минут он сидел не шевелясь.
  Затем поднялся и спустился на две сотни шагов вниз по ущелью. Осмотрелся. Да. Это подходящее место.
  Здесь ущелье делало резкий поворот влево. Большие глыбы, что лежали у левой стены, перекрывали ущелье и десяток-полтора шагов приходилось пробираться через узкий проход, едва не задевая плечами каменные стены.
  Марахов вернулся на полсотни шагов назад и бросил посреди ущелья пару инициаторов. Те равнодушно улеглись на камни и глину и теперь неярко поблескивали металлом. Затем Серж вернулся к нагромождению каменных глыб и уселся рядом с ними.
  Достав из кармана один из инициаторов, он отломил короткий кусок проволоки и поддел им крышку инициатора. Перед глазами открылась фасетка энергетических элементов -- круг мягкой керамики, разделенный на мелкие квадраты. Минуту ничего не происходило. Затем крохотный мозг устройства осознал, что крышка открыта и подал питание на фасетку. Та осветилась. Каждый квадрат теперь помаргивал своим светом. Желтый и красный. Зеленый и красный. Красный-красный-желтый. Зеленый-желтый-желтый.
  Марахов облизнул губы.
  Он согнул проволоку буквой U и осторожно воткнул один ее конец в зелено-красный глазок. Тот немедленно сменил цвет на синий. Другим концом проволоки Серж осторожно прикоснулся к зелено-желтому огню. Со слабым треском проскочила едва заметная искра. Фасетка на миг потемнела. Серж прикоснулся еще раз, увереннее. Снова треск и искра.
  Агент Кубикса сглотнул и начал отбивать искрами кодовую последовательность. Через минуту все было готово. Микросхема инициатора проглотила код и перешла в аварийный режим. Марахов прицелился и аккуратно прикоснулся к красно-красно-желтому огоньку. Потом уверенно протиснул проволоку внутрь огонька. Фасетка на миг полыхнула остро-синим и окрасилась в тревожно-алый цвет.
  Серж отложил инициатор в сторону, и смахнул со лба пот. Он здорово рисковал -- наладочные коды могли быть изменены. Но у него был хороший шанс -- эти коды редко меняются. И ему повезло.
  Как удачно.
  Отер влажные руки об одежду и на миг сцепил ладони в крепкий замок. Затем достал следующий инициатор...
  Вскоре перед Мараховым лежала горка инициаторов с открытыми крышками. Еще два он отложил в сторону. Три устройства остались лежать в карманах. Для них была предназначена иная роль. Серж криво усмехнулся. Они будут его последним резервом.
  Марахов встал и осторожно спрятал стальные цилиндры один за другим в щели между камнями. Затем отломил от куска проволоки два длинных куска и поднял инициатор, который лежал в стороне. Он свернул проволоку в спутанный клубок и зацепил его за U-образный кусок, который торчал из фасетки. Потом проделал то же самое со вторым инициатором.
  Нашел пару тонких сухих травинок, обломал их до нужного размера. Осторожно уложив инициаторы на землю, Серж лег рядом с ними и еще осторожнее просунул травинки между спутанной в клубок проволокой и фасеткой. Бережно и почти нежно воткнул стальной цилиндрик между камнями тропы и слегка вжал в сухую глину. Едва дыша, он отполз на несколько шагов и воткнул в глину второй инициатор, придерживая пальцами проволоку. Затем вставил вторую травинку между клубком проволоки и поверхностью фасетки.
  Вдали послышался шум и злобный рев. Преследователи уже близко! Сердце агента Кубикса подпрыгнуло и помчалось вскачь. Но он удержал себя в руках.
  Марахов несколько мгновений лежал недвижно, после этого тихо и осторожно поднялся на ноги и мягко-мягко, едва скользя над камнями и глиной, отправился вниз по ущелью. Лишь отойдя на полсотни шагов, он рискнул оглянуться. Подарки для преследователей уже были почти не видны. Тогда Серж перешел на нормальный шаг, а сотней шагов позже -- побежал.
  Он бежал так, как не бегал никогда.
  Демоны были рядом -- они шли едва ли не по пятам. Если он немедленно не найдет себе укрытия или не уберется из ущелья -- его ловушка может стать смертью и для него.
  В четырех сотнях шагов позади него когтистая лапа наступила на железный цилиндр, торчащий из глины.
  Ущелье осветилось ослепительной вспышкой. Коротко грохотнул гром. Мгновением позже горы вздрогнули намного сильнее. Тугая волна ударила в уши. Все вокруг заволокло дымом и пылью. Обломки камней взлетели, на миг застыли в воздухе и обрушились вниз, давя и калеча демонов. Десятки камней помельче ринулись вниз, под уклон, с каждой секундой набирая скорость.
  Каменная лавина громыхала за спиной Сержа. Марахов бежал, скользя на камнях и ежесекундно рискуя сломать ноги, упасть, да так и остаться здесь навсегда. За спиной он слышал тяжкие удары и прыжки камней.
  Где же! Где же хоть одна щель! По сторонам -- лишь высокие, вылизанные водой и ветром стены.
  Валуны грохотали все ближе.
  Вот!
  Серж прыгнул вправо и вжался в скальную расщелину. Через несколько секунд мимо него под уклон тяжко пропрыгало несколько больших камней и куча мелких. Пыльное облако затянуло проход между каменными стенами. Марахов подождал пару минут и побежал вниз, кашляя и едва видя дорогу.
  Через несколько сотен шагов он остановился и посмотрел назад. В серой пелене пыли мелькнули темные фигуры. Серж оскалился. У него не хватит времени, чтобы сотворить ловушку! Он секунду подумал и бросил на тропу три последних инициатора. У них он даже не открыл крышки, -- нет ни секунды! -- и метнулся вниз по ущелью. Марахов бежал, обгоняя постепенно оседающее облако каменной пыли.
  Увидев подходящую груду камней, он подбежал и упал за ней. Земля и небо кружились перед глазами. Серж перевернулся на спину, достал из-за пазухи сагит и проверил заряд. Энергии -- на два-три выстрела. Марахов перевалился на живот и осторожно выглянул из-за камней.
  Из пыльного облака появились темные фигуры. Одна, две... четыре. Четверо демонов стояли посреди ущелья, настороженно приглядываясь и прислушиваясь. Затем двинулись вперед. Марахов затаил дыхание...
  Фальшивая ловушка не сработала!
  Но в этот миг темные фигуры, едва уловив металлический блеск на тропе, резко остановились. Затем попятились и отошли назад. Один из демонов что-то рявкнул, повелительно указывая в сторону выхода из ущелья. Но остальные лишь глухо ворчали, медленно отодвигаясь все дальше от инициаторов.
  Демон яростно ревел и размахивал руками, но его товарищи только коротко взревывали и мотали головами, не желая идти в еще одну возможную ловушку, наподобие той, которая только что похоронила шесть их собратьев.
  Гранитные стены взвихрились перед взором Марахова и камень ударил его в лицо. Темный занавес упал над миром, и Серж потерял сознание. Агент Кубикса лежал лицом вниз на сером граните и не видел, как демоны, оглядываясь, ушли вверх по ущелью.
  А если бы видел...
  Какое облегчение.
  И -- удача.
  
  
  Дикая оса опустилась на руку Марахова.
  Такие осы живут в предгорьях и в горных долинах Чантэ. Пищей им служит все -- мелкие груши, горькая вишня, жуки или пауки, мертвые кролики и митехи. Иногда -- мертвые же люди.
  Оса осторожно пробежалась по тыльной стороне ладони человека. С сожалением потыкала наполовину выдвинутым жалом в палец и, недовольно жужжа, взлетела. Человек пах жизнью. Возможно, это ненадолго, но сейчас -- он жив.
  Серж коротко простонал и перевернулся на спину. В голове горели костры и в воздухе плыл горьковатый дым, от которого кружится небо над головой и слабеют ноги.
  Что за!...
  Он резко сел и со стоном схватился за голову. Алая тьма боли захлестнула мир. Серж долго со стоном раскачивался и шипел, ожидая, пока багряный прилив не отхлынет, не сменится ощущением жизни и холодного воздуха. Затем медленно поднялся, посмотрел вверх и вниз по ущелью и двинулся под уклон.
  К городу.
  Или нет... Он остановился, подумал, затем все равно направился вниз.
  Через час он выбрался из ущелья в небольшую долину. Определив направление, Марахов долго петлял по редкому леску, но все же нашел одинокую группу скал из красного гранита. Серж втиснулся в узкий лаз, прополз десяток метров и оказался в невысокой, чуть выше человеческого роста пещере. Там он на ощупь добрался до правой стены и приложил ладонь к камню.
  Минуту ничего не происходило, но потом камень потек, смялся жесткой тканью и в руки Сержу упал увесистый сверток.
  Это был его старый тайник. Тот, в который он спрятал все свое мелкое, но весьма полезное оборудование. К счастью, тайник не был разграблен -- видно, демоны так и не смогли обнаружить его. Маскирующий комплект был одним из тех, что были произведены еще на Земле. А тогда умели делать вещи!
  -- Хорошо! -- прохрипел Марахов и вздрогнул.
  Уже несколько дней он не говорил и не слышал своего голоса. И теперь его звуки показались ему чужими, какими-то бесконечно далекими... будто полученными взаймы у незнакомого человека.
  Он уложил сверток в пустой заплечный мешок и выполз из пещеры. Агент Кубикса с вздохом облегчения уселся на камни, рядом с красно-серой скалой.
  Вечерело.
  До города -- часа два-три. До деревни, где жил старый архивист Нобунага -- на час меньше. Серж же ни на крошку хлеба не сомневался, что старик примет его и позволит остаться передохнуть и набрать сил. Чем-то они понравились друг другу. За те несколько дней, что Марахов жил у архивиста, он научился уважать старика.
  Марахов сунул руку в мешок, на ощупь достал несколько таблеток. Рассмотрел добычу. Одну из таблеток он бросил в рот, остальные убрал обратно. Со стоном поднялся и направился к деревне, где жил Нобунага.
  У человека должны быть друзья. Хотя бы немного, хотя бы один-два.
  Иначе он быстро перестанет быть человеком.
  
  
  
  
  Глава 35 -- Дочь журавля
  
  
  -- --
  
  Лиловое покрывало вечерних теней опустилось на город.
  Несколько машин -- тут были и пара темно-синих "Асадзи", еще два "Данцуна" цвета морской волны, один "Фанла" и три "Шандая" -- прокрались в северо-восточный квартал.
  Машины въезжали в него с разных сторон и занимали заранее выбранные позиции. Внимание людей, что сидели в них, было направлено на одноэтажный каменный дом с небольшой двухэтажной пристройкой. Участок, на котором он стоял, был довольно скромен, -- крохотный сад едва в три-четыре десятка татами и такой же величины свободное от деревьев место. Вокруг дома был выложен красный кирпичный забор с черными железными воротами напротив выезда из подземного гаража.
  Обычный дом -- много похожих домов стояли в этом квартале.
  Лишь одно в нем было необычно -- скрытое внимание десятков людей к нему. Да еще крупные свежие выбоины в красном кирпиче забора.
  Вскоре в квартале появился тяжелый синий "Кусонг". Он остановился в паре сотен шагов от дома, в переулке рядом с большим шафранным садом. Из машины вышел высокий светловолосый парень в форме офицера полиции и осмотрелся.
  Вечер тихо шелестел ветвями шафранных деревьев и горьких вишен. В окрестных домах зажигался свет. Машин на улицах становилось все меньше. Жители квартала отходили от рабочего дня и кое-где начинались скромные вечеринки. Компании из трех-четырех человек спешили от дома к дому на недолгий разговор под чашку чая или лойкэ.
  Завтра рано вставать -- рабочий день.
  Шангер кивнул своим мыслям -- да, город живет обычной жизнью, не подозревая о том, что его ждет в скором времени. Затем достал телефон и позвал:
  -- Чанг!
  -- Да, мой господин?
  -- Что скажешь?
  -- В доме никого нет, мой господин.
  Шангер дернул правой щекой и прикусил светлый ус. Помолчав, он нажал кнопку общего разговора и произнес:
  -- В доме пусто. Всем ждать. Когда он появится, вы знаете, что делать.
  Бросив телефон во внутренний карман куртки, шангер оперся о крышу машины и посмотрел в сторону гор. Темные серые тучи прошли вчера над Кинто, а сегодня они висели над близкими горами -- не уходя, но и не роняя дождя. Их темная тяжесть явственно ощущалась шангером, словно некий великан опустил ладони ему на плечи.
  Дурной знак.
  Шангер вздохнул и сел в машину. Он не будет верить плохим знамениям. Он дождется появления того, кого они все ожидали. Он задаст свой вопрос. И если тот не ответит...
  Шангер стиснул зубы и сжал руки в кулаки.
  Лучше бы ему ответить.
  
  
  -- --
  
  Митику осторожно проскользнула в одну из малых дверей своего дома.
  На ночь оставляли открытыми лишь две такие -- восточную и западную. Она выбрала восточную -- потому что там должен был быть хорошо знакомый ей человек.
  И -- так и случилось. На посту скучал молодой охранник, Бьолан Клот, крупный телом парень двадцати двух лет. Темноволосый и с грубоватыми чертами лица. Он пошел в охранники семьи Токунэхо почти сразу после окончания Средней школы, и вот уже лет шесть он оставался им. Насколько Митику знала, он будет еще год служить семье Токунэхо, а потом сдаст экзамены за первую половину обучения в Высшей школе.
  После этого перед ним открывалась широкая дорога: человек, который отработал охранником семь лет, да еще и с дипломом первой ступени Высшей школы -- это ценный человек. Таким нельзя пренебречь. Возможно, он предложит себя Сошаму Льняных Отражений. Ведь именно они через год будут отвечать за полицию Кинто. А может -- отправится в опасное путешествие с кораблем к Тысяче-и-одному-острову. В такой экспедиции он может стать начальником дюжины охранников, или даже двух дюжин.
  Бьолан поднял голову от экрана внешнего наблюдения и удивленно ею покачал.
  Затем широко улыбнулся. Девушка нравилась ему. Он ей тоже. Но то было обычное, дружеское чувство между молодыми людьми, которые с детства друг друга знают. И которые немало проказ совершили, еще когда учились в одном классе Младшей школы.
  -- Госпожа Митику, -- улыбнулся парень, -- а я думал, что мои глаза обманули меня.
  -- Нет уж, Бьо! Такого ты от них не дождешься.
  Охранник бросил взгляд на часы -- начало периода Сапфировых облаков. Довольно поздно. И Митику пришла в дом через восточный вход, хотя обычно возвращалась домой через главный.
  -- Что-то случилось, госпожа?
  -- Я сбежала из больницы.
  -- Верно, там очень скучно?
  -- Ты прав, -- Митику почти миновала стойку охранника, вдруг резко через нее перегнулась и щелкнула Бьолана по лбу.
  Парень только хмыкнул.
  Девушка прошла к двери в коридор, но затем вернулась обратно.
  -- Посмотри на мое лицо и скажи, -- видны ли шрамы? -- потребовала она.
  В свете яркого потолочного светильника Бьолан внимательно осмотрел лицо Митику.
  -- Ну что? -- в нетерпении спросила та.
  -- Вроде -- нет, -- неуверенно произнес охранник, -- но надо бы рассмотреть при дневном свете.
  Митику в досаде стукнула по полу каблуком.
  -- Мог бы сказать, что все хорошо!
  -- Все хорошо, -- с улыбкой откликнулся Бьолан.
  Девушка сжала кулачки. Затем рассмеялась. Чего она хочет от Бьо?! Она сама знает, что шрамы от порезов почти не видны. Шрамы -- да. Их почти нет. Но днем в зеркале она хорошо разглядела красные полоски -- следы от заживляющего пластыря. Ей обещали, что вскоре и они пройдут, если все время делать правильные компрессы.
  Но она не могла ждать в больнице, пока Янни где-то в городе сражается с ужасными ханза! Она так устала ждать новостей. Даже ее сестра по ордену Годзен тетушка Цатта не смогла сказать, что с Янни. Митику просто обязана встретиться с сен-шангером и узнать, что все с ним хорошо!
  Махнув Бьолану рукой, она нырнула в коридор и через пять минут была в своей комнате.
  Задернув шторы, она зажгла лишь несколько малых ночных ламп и принялась собираться. Почти половину часа девушка не могла выбрать из своего гардероба подходящую одежду. Не то! Все не то! Ну почему у нее так мало хорошей одежды? Почему?! Надо будет завтра посетить несколько магазинов и выбрать десяток-другой халатов, увагхи и кинну.
  А может -- еще и парочку костюмов в современном стиле? Да! В таком... небрежном. Ведь не зря же Янни так заботился о той девчонке в коротких шортах.
  Девушка кивнула своим мыслям. Не просто так! Верно, она ему нравится.
  Митику в отчаянии опустилась на пол, посреди разбросанной одежды и обуви. Хотелось плакать. Или стукнуть кого-нибудь по фамилии Хокансякэ. И неплохо было бы, чтобы это был сен-шангер двадцати четырех лет от рождения. Высокий такой.
  Мужчины!
  Как ужасно!
  В ярости она швырнула несколько туфель в стену. Затем ойкнула и быстро зажала руками рот. Несколько минут девушка сидела с трепещущим сердцем и прислушиваясь к звукам. Но, похоже, никто не понял, что она вернулась в дом.
  Злость на Янни растворилась в тревожном ожидании стука в дверь. И через несколько минут Митику спокойно и неторопливо выбрала одежду. Оказалось, что все не так уж печально. И в двух десятках шкафов набитых одеждой можно найти вполне миленькие вещи.
  Выбрав подходящие к предстоящей прогулке кинну и юбку до колен, Митику отложила и пару темно-зеленых туфель из акульей кожи. Поколебалась. Кинула на горку одежды серебряный браслет с мелкими изумрудами и пару сережек-колокольчиков. Тоже с изумрудами.
  Подготовив таким образом все для быстрого одевания, девушка подошла к дальней от окна стене. Сумрак прошуршал одеждой и мягкой теплой тенью мелькнуло женское тело.
  Обнаженная Митику подошла к большому зеркалу и принялась рассматривать себя. Длинные ноги, красивые бедра. Зеленые глаза, -- да-да! и не важно, что сейчас, в полумраке, они плохо видны! -- глубокого изумрудного оттенка. Короткие, но очень приятные на ощупь волосы. Девушка вздохнула и приподняла ладонью левую грудь. Только вот с грудью проблема. Слишком большая. Подруги говорят, что мужчины постоянно ищут себе девочек-подростков с маленькой грудью.
  Как глупо! И как обидно!
  Хотя... -- она довольно улыбнулась, -- Янни ее грудь нравится.
  Митику показала самой себе язык и тихо засмеялась, закрыв лицо руками. Какая она еще молодая и глупая!
  Девушка открыла дверь в ванную комнату и включила в ней свет. Четверть часа -- и она будет готова к великому таинству нанесения красок на лицо. Митику торопилась и потому довольно быстро вылезла из ванны. Оставалось самое главное -- правильно наложить на лицо сотни мелких, но очень важных штрихов. И сделать так, чтобы эти красные полосы больше не были видны!
  Еще через почти три четверти часа Митику появилась из коридора рядом с восточным выходом из дома. Зайдя за стойку к охраннику, она понизила голос и попросила:
  -- Бьо, никому не говори, что меня видел.
  Тот раздумчиво пошевелил бровями и ответил:
  -- Но, только если специально не спросят. Вы же знаете правила, госпожа Митику.
  Митику согласно кивнула. На большее она и не надеялась. Бьолан внимательно ее осмотрел, отметив для себя узор из цветов на сиреневого цвета кинну и тщательно накрашенное лицо.
  -- К своему сен-шангеру идете, Митику? -- спросил он.
  -- А что? -- хитро прищурилась девушка.
  -- Может и мне войти в Шангас?
  -- Думаешь, там всем выдают таких как я?
  -- Нет, -- с сожалением причмокнул Бьолан, -- не всем.
  -- У тебя же есть девушка?
  -- Есть. Я ее люблю, -- довольно ухмыльнулся охранник, -- и пока мне больше никого не надо!
  Девушка попыталась щелкнуть его по лбу, но в этот раз парень увернулся. Митику погрозила ему пальцем и произнесла:
  -- И помни! Меня не было!
  Бьолан молча усмехнулся.
  
  
  Жестяной фонарь упал на пол и покатился.
  Резкий звук вспугнул тишину, заставил ее укрыться в углах комнаты и затаиться, невидимо наблюдая за гостем. Нет! За гостьей.
  Митику досадливо покачала головой и продолжила дальше шарить ладонями по стене, над столиком, на котором минуту назад стоял фонарь. Наконец выключатель был найден. Мягко разгорелся свет. Митику прищурилась и заморгала. Все же свет в прихожей слишком ярок! Надо будет указать Янни на эту неправильность.
  Она положила ключи в деревянную чашу на столике у двери, скинула туфли и поднялась на пару ступенек -- на уровень пола всего дома. Спохватилась, ненадолго возвратилась к двери и поставила фонарь на его привычное место.
  Несколько минут девушка бродила по дому, зажигая свет в комнатах.
  Янни дома не было.
  Об этом она догадался еще тогда, когда остановила свою светло-желтую "Хёхда-ишиму" рядом с домом сен-шангера. Темные стекла окон и закрытая дверь -- верно, шангер еще оставался в Управлении. И телефон его не отвечал на звонки... К счастью, у Митику были свои ключи, и она в первый раз ими воспользовалась.
  И вот теперь она в одиночестве переходила из комнаты в комнату, рассматривая вполне ей привычный, но все еще немножко незнакомый дом. Дом, куда Янни звал ее хозяйкой Северных покоев. Митику лукаво улыбнулась. Может -- согласиться? Или же стоит еще дать шангеру немного повисеть на тонкой нити над пропастью ее немилости?
  Девушка тихонько запела. Такой большой дом -- и она в нем одна! Митику закружилась в легком танце...
  Ночь и сладкое одиночество! Пряный аромат духов от ее одежды. Легкие, словно перышком инки провели по стеклу, шорохи за окном и скольжение по полу. Да! Сейчас, даже, если никто тебя не видит -- чувствуешь себя счастливой!
  Янни нет? Как жалко!
  Митику неслышно плыла над полом, будто легкая бамбуковая лодочка по глади озера. Изредка останавливаясь и кружась, выключая свет и погружая дом во власть готовых явиться снов и фантазий. Только спальня еще светилась мягким желтым светом. Но вот и она впустила к себе темноту.
  Мягкое шуршание одежды -- и Митику растянулась на низкой кровати, обнимая подушки и тихонько напевая. Затем она перевернулась на спину и привольно раскинула руки. Тени закружились над ней, принося наслаждение истомы и внезапный стук сердца. Когда ждешь своего возлюбленного, каждый легкий звук заставляет тебя вздрагивать -- вдруг это он, долгожданный?
  Ах, что за ночь!
  
  
  Часы отстучали девять.
  Легкие дощечки из вишневого дерева, покрытые лаком из вишневых же косточек, сваренных в смоле черной сосны, тихо пощелкивали, нежно прикасаясь друг к другу. Они стукнули ровно девять раз. Вторая половина периода Изумрудных теней, и пора вставать.
  Митику мурлыкнула, -- как лень! -- потянулась, зевнула и помахала перед лицом ладонью, прогоняя мелких демонов сна. Она села на кровати, потянулась, взглянула в окно и вновь улеглась на толстый и жесткий матрас, застеленный зеленой шелковой простыней. Еще минуту или две она нежилась в тающих объятиях сна, затем решила встать. Двумя энергичными ударами ног она спихнула тонкое одеяло к краю кровати. Затем опять привстала, отодвинула подушку к низкой спинке кровати, и села сама, опершись об нее.
  Надо было подумать.
  Янни не пришел даже к утру -- верно, он опять остался ночевать в Управлении полиции. Несносный мальчишка! Мог хотя бы сегодня не оставаться на ночь на работе. И вообще -- зря она не позвонила вчера кому-нибудь из его напарников! Или же его сменщику -- сен-шангеру Ларову. Они наверняка знают, где Янни и тогда бы он обязательно приехал домой.
  Как ни странно, Митику плохо знала шангеров-полицейских из смены Янни, но с Ларовым тот ее познакомил. Видно потому, что именно вместе с Кристианом судьба дала Янни пройти самые трудные ступени последних лет.
  Девушка нашарила телефон под кроватью и набрала номер Янни. Затем -- Кристиана Ларова. Ни тот, ни другой не отвечали. Митику даже слегка разозлилась. Уже скоро период Быстрой Сойки, а шангеры не собираются появляться на работе.
  Как возмутительно!
  Может быть ей стоит поехать в Управление? Митику критически осмотрела свой наряд, который она вечером свернула и уложила на пол неподалеку от кровати. Нет. Слишком легкомысленно. Так нельзя. И вообще, -- поругала себя Митику, -- девушка не должна ездить за тем, кто предлагает ей стать хозяйкой Северных покоев. Пусть лучше он ее ищет и уговаривает!
  Она, наконец, сползла с кровати и быстро оделась. Однако на то, чтобы умыться и вновь нанести краску на лицо, ушел целый час. Час -- это и много и мало. В любом случае, девушка больше не злилась на Янни, но решила его слегка дернуть за нос, чтобы не был таким глупым и самонадеянным.
  Она быстро заварила себе терпкий цитанский чай, поджарила на толстой железной решетке ломтики желтого тунца с лимонным соком, сварила рис и положила в тарелку немного овощной смеси, которую обнаружила на самой нижней полке холодильника.
  Быстро утолив свежий утренний голод она отправилась искать необходимое для исполнения задумки. Впрочем, ей всего нужно было -- лист плотной бумаги. Она нашла ее быстро -- на письменном столе рядом с вычислителем лежала недавно распечатанная пачка отличной бумаги.
  Так много бумаги пропадает бесцельно. Может -- книгу написать?
  Девушка улыбнулась. Вытащив из пачки один лист, она согнула бумагу пополам, потом под двумя косыми углами, расправила ее и надорвала по углам. Еще несколько движений -- и перед ней на столе лежит белый бумажный журавлик.
  Митику хихикнула, достала из сумочки синий чернильный карандаш и нарисовала птичке глаза. Затем нос и брови. Несколько штрихов, -- и журавль раскрыл рот в глупой улыбке. Девушка злорадно усмехнулась и пририсовала огромные уши. Критически осмотрев, -- осталась довольна. Перед ней на столе сидел глупый и самонадеянный птиц, который не только перо Изумрудной птицы не поймает, но даже девушку в своей постели найти не сможет.
  Она задумалась, затем быстро набросала несколько строк на эту тему. Стихи украсили левую сторону хвоста журавля, а с другой стороны Митику аккуратно вывела имя Янни. Полюбовалась делом своих рук и отпустила птицу погулять в центре стола.
  Радовать хозяина, когда тот придет.
  Довольная улыбка -- и девушка повернулась к выходу из комнаты.
  Карандаш выпал у нее из рук.
  В дверях стоял незнакомый ей человек и с каким-то особенным выражением на лице наблюдал за ней.
  Девушка быстро, но, не упуская ни одной важной детали, осмотрела его, стараясь не показать, что он ей интересен. Как же! Смотреть на незнакомца столь пристально -- это неправильно. Человек выглядел поистине удивительно. Если бы не приличия, она едва ли удержалась, чтобы подойти поближе и разглядеть его внимательнее.
  Плотный темно-желтый халат-кинну, из-под которого виднелись ярко-белая рубашка со стоячим воротником и темно-синие узкие штаны, не слишком похожие на хаккама, но и не того покроя, что носят таревцы. Штанины, у которых понизу шли четыре коротких разреза, были опущены поверх низких сапог из какой-то жесткой ткани глубокого темно-синего цвета. Завязки кинну были тоже темно-синего цвета, лишь кисточки переливались сине-оранжевым. По всем швам одежды извивались строчки серебряных и золотых нитей, сплетаясь в неведомые слова давно забытого языка.
  Митику сморгнула. Ей почудилось, что под ее взглядом одна из таких строчек вдруг поплыла и изменилась. Девушка дернула плечом -- нет, не бывает такого. Затем она взглянула человеку в лицо.
  Высокий. Заметно выше Митику. Темноглазый. Черные волосы отливают удивительным золотистым оттенком. Возрастом непонятен -- можно было дать и тридцать и пятьдесят лет. А если внимательнее присмотреться -- то и еще больше.
  Как странно.
  Девушка не могла понять, что ее так удивляет в этом человеке. Может -- глаза? Говорят же, что именно по глазам можно оценить возраст человека, надо лишь заглянуть в них до самого дна -- и там увидишь ясную печать времени. Митику никак не удавалось обнаружить дно в глазах этого мужчины. Верно, она еще слишком молода, чтобы правильно судить о возрасте иных людей.
  Но не глаза были столь тревожащими.
  Человек смотрел на нее с удивительно странным выражением лица. Будто давно забыл и потерял нечто важное -- и вот, оно неожиданно нашлось! Это длилось столь краткое время, что позже Митику не была уверена -- показалось ли ей это, или все было на самом деле. Человек на миг смежил веки и едва заметно улыбнулся. В его глазах тут же обнаружилось дно. Неглубоко. Лет на тридцать, не более.
  Он стоял в проеме двери, загораживая выход в главный зал дома, и потирал руки, как будто стряхивал с них нечто ненужное. На миг руки его замерли, затем пальцы правой руки принялись писать по левой ладони. Что-то, известное только им.
  Митику пришла в себя и вежливо поклонилась.
  -- Доброе утро, господин... -- в ее голосе едва проявилась вопросительность.
  Человек низко ей поклонился и ответил:
  -- Доброе утро, моя госпожа, -- его правая рука дернулась и скользнула перед грудью. Пальцы ее танцевали в воздухе, то замирая, то взрываясь резкими движениями.
  В голосе незнакомца Митику послышался какая-то странная неправильность. Он не совсем верно выговаривал звук "о". Таревец? Человек вновь улыбнулся и принялся ее разглядывать все с тем же неявным интересом.
  Девушка чуть отвернулась влево, но краем глаза так же рассматривала его. В лице человека она находила все больше знакомых черт. Наконец, догадка всплыла в ней, словно дощечка из пробкового дерева, которую уронили в пруд. Может это отец Янни?
  -- Верно, вы господин Хокансякэ, отец Янни? -- спросила девушка.
  Человек задумался. Правая рука застыла перед грудью, лишь пальцы едва заметно шевелились. Он вроде как посомневался, затем мягко улыбнулся и ответил:
  -- Нет, моя госпожа. Меня трудно назвать господином Хокансякэ.
  Он помолчал и добавил:
  -- Но я, несомненно, в большой степени его родственник.
  Правая рука изобразила восклицательный знак.
  Изумленная Митику не знала, что сказать. Ответ совершенно сбил ее с толку. В большой степени родственник? Дядя? Дальний родственник? Почему он так странно говорит -- может быть у фамилии Хокансякэ есть семейные ветви в Ла-Тареве? И эти странные движения рукой...
  Вопросы жужжали, словно рассерженные пчелы.
  Девушка поймала себя на том, что во все глаза разглядывает этого удивительного мужчину. Это неправильно! Так не должно быть. Какая неприличная ситуация! И этот человек -- почему он не назовет ей своего имени?
  Родственник Янни отступил от двери в сторону, коротко поклонился и указал в сторону главного зала:
  -- Янни Хокансякэ пригласил меня. И вот -- я здесь. Но это ненадолго, госпожа... Токунэхо. Вскоре я покину этот... дом.
  Правая рука коротко дернулась и опустилась. Левой ладонью незнакомец крепко обхватил правое запястье.
  -- Вы знаете мое имя? -- удивилась Митику.
  -- Да. Вы похожи на своего дальнего родича, господина Того Токунэхо.
  -- Не знаю такого... -- замялась девушка.
  Какой стыд! Не знать родственников!
  -- Не беспокойтесь, госпожа Митику. У вас не было возможности с ним познакомиться.
  -- Как же так?
  -- Верно, он жил... давно. Вы тогда еще не родились, -- улыбнулся мужчина. -- Однако не будем стоять здесь.
  Правая рука вырвалась на свободу и пальцы отбили короткий такт в воздухе.
  -- Да, простите, -- смутилась девушка.
  -- Может быть, вы хотите чаю?
  Незнакомец вновь улыбнулся. Это была чуть знакомая улыбка -- Янни улыбался почти так же. Но шангер обычно не был столь задумчиво-грустным и когда смеялся -- делал это открыто. А этот мужчина -- едва пригласил к себе улыбку, показал ее миру и тут же спрятал -- глубоко-глубоко.
  Митику подумала, что это все же кто-то из близких родственников Янни. Очень близкий, верно дядя или двоюродный племянник.
  Человек чуть поклонился и добавил:
  -- Я буду рад, если вы подарите мне удовольствие выпить чаю вместе с вами.
  Девушка прошла в зал.
  Там, рядом с окном, на столе у восточной стены уже стоял чайник, пышущий паром и пара чашек. Еще на столе пыжились крутыми боками два чайничка с заваренным чаем. Незнакомец жестом показал Митику на одно из кресел рядом со столом и разлил чай в чашки.
  Митику отметила, что незнакомец наполнил свою чашку почти целиком заваркой, едва долив кипятка. Девушка опустилась в кресло и попробовала чай. Тот был хорош. Очень хорош.
  Она отпила еще и покачала головой:
  -- И как я не заметила вашего прихода? Ведь колокольчик над входной дверью стучит так громко.
  -- А вы и не могли его услышать, госпожа Митику. Я в этом доме уже второй день.
  -- Как, вы были тут всю ночь?!
  -- Да, я был в библиотеке. Там, -- мужчина кивнул в сторону двери в дальнюю половину дома. -- Это просторный дом. Я нашел большое и удобное кресло и уснул в нем.
  Пальцы проплыли перед ним тихой мелодией сна.
  Митику в смущении закрыла руками лицо. Но плечи вздрагивали от едва сдерживаемого смеха. Подумать только! Она провела ночь в доме с незнакомым мужчиной, когда Янни, раскинувшись на низком диване в гостевой комнате Управления, во сне ловил преступников!
  Незнакомец продолжил:
  -- Янни построил себе хороший дом. Верно, он вскоре пригласит в него какую-нибудь достойную девушку как хозяйку Северных покоев.
  Короткий и веселый танец правой руки.
  Девушка, наконец, собралась с храбростью и спросила:
  -- Как же мне называть вас, господин?
  Лицо мужчины застыло, затем странная улыбка ненадолго озарила его. Миг -- не более. Пара морщин возникла на лбу незнакомца -- он явно задумался.
  Указательный и средний пальцы промаршировали по столу.
  -- Верно, вы можете меня звать именем Най.
  Девушке помстилось, что пальцы незнакомца оставили на дереве стола едва заметные мерцающие следы. Она тряхнула головой. Удивительные вещи иногда чудятся и удивительно имя этого человека.
  -- Господином Най? Господином "Ничто"?
  -- Или же господином Сёги. Я сам себе игрок и игральная доска. Я как тот "золотой генерал", который добрался до порядков противника и теперь его перевернули другой стороной, дав новое звание .
  Господин Най улыбнулся явно удивленному виду девушки.
  Митику же молча рассматривала господина Най. Или господина Сёги, что было одним и тем же. Она никак не могла понять -- неужели он говорит всерьез? Ведь имя -- это так важно! Как он может так опасно шутить?
  Девушка отпила чаю, не сводя глаз с собеседника. Поставила чашку на стол и решительно произнесла:
  -- Я буду звать вас господином Сёги. Господин "Ничто" -- это слишком странно.
  Господин Сёги слегка улыбнулся. Он долил в свою чашку одной насыщенной заварки, -- Митику широко раскрыла глаза в удивлении, -- и с наслаждением выпил чай, смакуя каждый глоток. На несколько мгновений он смежил веки и стал удивительно похож на кота, которого до отвала накормили длиннохвостыми золотыми рыбками.
  Открыв глаза, господин Сёги серьезно посмотрел на девушку и поклонился:
  -- Я рад познакомиться с вами, госпожа Токунэхо.
  -- Я тоже, господин Сёги. Скажите, вы назвали имя Того Токунэхо... Кто это?
  Мужчина на мгновение прикрыл глаза. Затем мягко улыбнулся и ответил:
  -- У нас нет времени, госпожа Митику. Иначе я бы рассказал вам о вашем предке.
  -- Предке? Нет времени? Почему?
  Господин Сёги поднял палец вверх.
  -- Слушайте.
  В этот миг часы отстучали половину одиннадцатого. Митику тихо вскрикнула -- ей давно было пора на работу.
  -- Да, вам пора. А еще сейчас придут гости и помешают нам говорить.
  -- Вы ждете гостей?
  -- Я не жду. Но они придут, -- возразил ее собеседник и усмехнулся. -- Сейчас...
  Его рука выписала в воздухе замысловатый знак. Затем нырнула под стол и извлекла из-под него свежесорванный цветок желтого озерного лотоса. На листьях лотоса еще блестели мелкие капли воды. Господин Сёги усмехнулся и легким движением выбросил цветок в полуоткрытое окно.
  -- А пока они не пришли, -- прошептал господин Сёги, -- запомните одно слово. Одно-единственное слово должно быть у вас в сердце. И слово это -- Вера...
  Митику изумилась. Открыла рот, но...
  Резкий стук входного колокольца возвестил о появлении гостей.
  
  
  ...Едва сдерживаемая ярость в голосе.
  -- Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос, -- светловолосый сен-шангер навис над человеком в темно-желтом халате.
  Вокруг них полукругом застыли шангеры. Видно было, что многие из них желали бы оказаться сейчас далеко отсюда. Митику сидела в кресле рядом со столом и, сцепив руки, в ужасе слушала разговор.
  -- Я вам ответил, -- спокойно произнес господин Сёги, -- Янни Хокансякэ вернется.
  -- Когда?
  -- Этого я не знаю, -- также спокойно ответил господин "Ничто", допил чай и довольно прищелкнул языком. -- Но я не думаю, что с ним произойдет что-то плохое.
  Низенький черноволосый сен-шангер ухватил Кристиана Ларова за руку и с трудом оттащил в сторону. Затем прошипел в ухо:
  -- Не надо с него ничего требовать! Это же он! Он! Ты разве не понимаешь?!
  Ларов минуту кусал губы, затем повернулся к господину Сёги и проскрежетал:
  -- Прошу меня простить. Я волнуюсь за друга.
  Человек в желтом кинну спокойно кивнул:
  -- Похвальное чувство. Достойное. Хорошо, когда у человека есть друзья.
  Светловолосый полицейский подавился яростными словами. На миг у него потемнело в глазах, но он сдержался и лишь резко кивнул.
  Господин Сёги встал и коротко поклонился:
  -- А теперь мне пора, господа шангеры. Вы можете передать уважаемому Хёгу-шангеру, что я появлюсь вовремя, -- тут его голос заледенел. -- А до тех пор -- я свободен в своих делах. Не беспокойте меня!
  Последние слова прогрохотали каменной лавиной.
  Пальцы человека в золотом кинну яростно вонзились в воздух.
  Вцепились. Рванули.
  Пол резко дернулся. Многие из шангеров не удержались на ногах и попадали. Другие схватились друг за друга и едва сумели устоять. Перед глазами у полицейских завертелись цветные полосы, в мелькании которых исчез их странный собеседник.
  И лишь девушка не ощутила ничего. Митику изумленно рассматривала полицейских, которые вдруг превратились в пьянчуг, выхлебавших по большому кувшину крепкого вина. Она видела, как господин Сёги миновал ползающих по полу полицейских и открыл дверь малой хозяйственной комнаты. Проем осветился, в нем повисло зеленоватое мерцание, в которое и шагнул необычный гость.
  Прощальная улыбка девушке, короткий росчерк руки -- и этот удивительный человек исчез.
  Человек? Митику засомневалась. Да не сон ли это? Может, она сейчас очнется в постели и часы вновь отстучат девять? Ларов громко выругался и Митику поняла -- нет, не сон. Такие слова ей точно не могли присниться.
  Светловолосый сен-шангер отпустил руку своего низенького напарника и злобно рявкнул:
  -- Где?!... Куда он делся?!
  Он не ждал ответа, но Митику молча указала на вход в хозяйственную комнату. Низенький сен-шангер поспешно бросился туда. Через минуту появился на пороге и покачал головой:
  -- Его там нет.
  Ларов тоже осмотрел комнату, где скрылся человек в желтом кинну. Появился в зале и жестом отправил людей на улицу. Шангеры с облегчением покинули дом, где им довелось встретиться со столь опасной силой. С той мощью, от которой людям стоит быть подальше и уж точно -- не давать ей поводов к недовольству.
  В доме остались только Митику и Кристиан. Митику молча сидела, рассматривая офицера полиции. Вопросы душили ее, но она старалась сдержаться. Ларову сейчас непросто... пусть придет в себя.
  Сен-шангер стоял, уперев лоб в стену и думал. Судя по лицу -- ничего хорошего в голову не приходило. Офицер оторвался от стены и повернулся к девушке:
  -- А вы, госпожа Митику, как сюда попали?
  Девушка вздрогнула и ответила:
  -- Вчера вечером приехала.
  -- Как?! -- изумился шангер, -- Когда?!
  -- Вечером. Ночью. Вон моя машина стоит...
  Ларов выглянул в окно, и по его лицу пробежало сразу несколько ярких теней. Удивление, растерянность, ярость... Он едва сдержался, чтобы вновь не выругаться.
  -- Прошу меня простить, госпожа Митику... Мы... не видели вашей машины. И не заметили, как вы приехали...
  Как странно.
  Девушка решилась:
  -- Кристиан, расскажите мне... Что это за человек? И где Янни?!
  Сен-шангер скривился, огляделся по сторонам и опустился в кресло, в котором недавно сидел его странный собеседник. Минуту он молчал и лишь жевал свой светлый ус. Затем встал и поклонился Митику.
  -- Я принесу вам плохие вести, госпожа Токунэхо. Янни нет. Он... ушел.
  -- Как... ушел? Куда?
  -- Человек, с которым мы сейчас говорили -- это Господин Лянми.
  -- К-кто?!
  -- Да! Это именно он. Он! Им у нас так любят пугать детей... и вот, он здесь. Живьем. По-настоящему...
  Митику в ужасе зажала рот руками.
  -- Шангас при Водоеме был вынужден вызвать его. -- Продолжил шангер. -- В городе в ближайшие дни возможна война, и война страшная... Нам нужен Господин Лянми, он наша единственная надежда.
  -- Господин Лянми... Но это же... легенда...!
  Кристиан Ларов покачал головой:
  -- Митику, я говорю то, что знаю. Без его помощи дейзаку не переживут ближайшие недели. А с ними -- многие из жителей города. Помните те черные слухи...?
  -- Да, -- прошептала девушка, -- но Янни...
  Сен-шангер тяжело вздохнул и быстро ответил, за скороговоркой пряча чувства:
  -- Янни провел обряд вызова Господина Лянми. Господин проявился в теле Янни. Забрал его тело... как человек, который поселяется в доме. Как мы думаем -- временно. Да вы и сами слышали, что он сказал. Лишь на время. Янни вернется, обязательно вернется... -- Ларов словно убеждал самого себя.
  Комната перед глазами Митику заметалась раненой птицей и девушка потеряла сознание. Ларов шагнул к креслу и встал на колени перед девушкой. Поспешно достал из наплечной сумки аптечку и торопливо вытряхнул из нее комок желтой липкой смолы. Оторвал кусочек и наклеил его на запястье девушки.
  Через два десятка ударов сердца девушка вздохнула и пошевелилась в кресле. Она открыла глаза и тут же залилась слезами.
  -- Янни... о, Янни!
  -- Не беспокойтесь о нем, Митику! Он обязательно вернется.
  -- Как же я без него... и этот ужасный господин "Ничто"! Зачем он забрал Янни! -- плакала девушка.
  Шангер взял девушку за руки.
  -- Верьте мне, Митику! Янни обязательно вернется. Клянусь всем самым важным для меня, -- я заставлю Господина Лянми вернуть его вам!
  Он долго успокаивал девушку, чуть не половину часа. Наконец та вздохнула, проглотила последние, самые горькие слезы, и отвернулась от Кристиана. Вытерла руками глаза, посмотрела на разводы краски на пальцах и хлюпнула носом:
  -- Кристиан! Верно, я сейчас такая некрасивая!
  -- Нет, что вы, Митику... Нет! Лучше девушки и быть не может.
  -- Вы обманываете меня, Кристиан... -- пробормотала Митику и всхлипнула. -- Я сейчас ужасна. Пожалуйста, оставь меня одну...
  -- Вы уверены, Митику?
  -- Да. Мне надо привести себя в порядок. И... подумать.
  -- Хорошо, -- светловолосый сен-шангер поднялся с колен. -- Но я буду рядом. На улице. В синей машине в проулке справа.
  -- Да, если вы понадобитесь, я позвоню...
  Шангер кивнул и вышел из комнаты. Чуть позже щелкнула входная дверь.
  Митику посидела еще немного в кресле, размазывая последние слезы по лицу. Вздохнула и поплелась в ванную комнату -- смывать краску. Настроение было просто ужасное, ужасное, ужасное!
  Она умылась и оглядела себя в зеркале. Эти красные глаза... И Янни, который неизвестно где и как себя чувствует... Она почувствовала, что глаза вновь набухают слезами. Но плакать нельзя! Девушка вцепилась зубами в правую ладонь. Острая боль отогнала слезы и Митику стало чуть легче. Она встала перед зеркалом и сцепила руки перед грудью. Глядя на свое отражение, девушка постаралась успокоить дыхание.
  Тише... Еще тише. И еще спокойнее... Медленнее, вот так...
  Из ванной Митику вышла совершенно спокойной. Лишь заплаканные глаза выдавали, что она только что была совершенно не в себе от столь неприятного известия. Девушка бродила по дому, заглядывая в каждую комнату. Где-то здесь было то, что ей нужно...
  Да! Здесь. В той же комнате, в которой она всего час назад оставила бумажного журавлика. Мельком Митику погладила одинокого птица. Он теперь надолго один -- хозяин ушел и вернется нескоро. Но она не будет забирать отсюда журавлика, нет...
  На миг ей явственно послышался голос Господина Лянми: "...и слово это -- Вера...". Она вздрогнула и оглянулась.
  Никого.
  Девушка подошла к узкому дубовому шкафчику и открыла скрипящую створку. На полках устроили себе вечеринку фигурки богов и будд. Белый мрамор, обожженная глина, литая медь, мелкие темно-синие раковины, -- здесь были фигурки из любого материала. На одной из полок стояла даже Лодка с Семью Удачами. Семь фигурок из белой глины, золотая роспись...
  Как красиво.
  Эбису, Дайкоку, Хотэй...
  Хотэй? Фигура изображала довольно улыбающегося старика, с руками сложенными на огромном животе. Девушке вдруг показалось, что старик на миг приоткрыл прищуренные глаза и подмигнул.
  Она не колебалась больше -- схватила фигурку и спрятала в карман.
  Через минуту она была в главном зале, там, где недавно пила чай с Господином Лянми. Митику вздрогнула и передернула плечами. Мысль о том, что она только что разговаривала с этой Сущностью пугала ее.
  Девушка поставила фигурку божка на чайный столик, рядом с едва заметными следами, которые оставили пальцы Господина Лянми. Следы постепенно тускнели, уплывая вглубь дерева. Вскоре их не будет видно и ничто не напомнит ей о разговоре с вызывающей ужас Сущностью.
  Митику вздохнула. Накрыла фигурку бога ладонями, затаила дыхание и беззвучно прошептала пожелание. Подержала бога в руках, согревая своим теплом. Достала из сумочки черный карандаш, которым обычно подводила брови...
  И -- закрасила богу удачи левый глаз.
  
  
  -- --
  
  Кристиан Ларов сидел в машине и медленно поджаривался.
  Он не слишком удачно поставил ночью машину и теперь нес за это наказание. Просторный "Кусонг", который он взял в Управлении для этой операции, постепенно превращался в печь. Полуденное солнце раскаляло его все сильнее, в салоне машины было душно, не помогал даже включенный на полную мощность охладитель.
  Офицер хмуро жевал свой левый ус. Он понимал -- Господин Лянми ушел и вряд ли вернется в этот дом. Пора было принимать решение.
  Ларов смахнул с усов пару капель пота и достал телефон. Пару раз в сомнении подкинул его на ладони, затем открыл и набрал номер. Тот, с кем он хотел говорить, откликнулся очень быстро. Кристиан коротко поклонился и произнес:
  -- Мое мнение подтвердилось. Это действительно был Несущий Слово, тот, кого многие зовут именем Господин Лянми...
  С экрана его молча разглядывал глава Средней ветви Ширай Гомпати.
  
  
  
  
  Глава 36 -- Изначальный
  
  -- --
  
  Морщинистая рука опустила на прилавок бронзовую фигурку танцующей девочки. Маленькая, не больше ладони, фигурка мечтательно улыбающейся плясуньи: парила та в божественном "Вишневом ветре". Девочка лениво перебирала пальчиками невидимые лепестки, медленно изгибаясь и кружась. На лице застыли тени невинной радости и удовольствия от хорошо исполненного дела.
  Танец длился, длился...
  Годы и столетия плыла девушка в облаках из вишневых цветов, вызывая улыбку на лице хозяев и их гостей. Ей нравилось танцевать. Для себя, для других... для кого угодно. Изредка она переходила от одного человека к другому. И не было в том ничего дурного -- так устроен мир, что многие хотят увидеть "Вишневый ветер".
  Сегодня девочка вновь должна была сменить свой дом.
  Два человека осматривали фигуру с должным тщанием. Одним из них был продавец -- длинный и худой старик в застиранном синем халате, другим -- покупатель, невысокий человек лет пятидесяти. Покупатель -- господин Тонг, известный посредник в продаже древних вещей -- был хорошо одет и упитан. Кругленький человечек склонился над фигуркой девочки. Он пытался высмотреть хоть малейший изъян, но так и не смог его найти. Бронза зеленела самой качественной патиной на свете. Так считал Старый Ву и уже мысленно подсчитывал прибыль.
  -- Хм... Неплохо, неплохо, -- бормотал Тонг, водрузив на нос специальные очки-сканер, и, верно, в сотый раз внимательно разглядывая фигурку. -- Бронза настоящая. Похоже, ей пять-шесть столетий.
  -- Самая настоящая, не сомневайтесь, щедрый господин! -- вскричал Старый Ву. -- Никак не меньше десяти сотен лет.
  -- Не сомневаюсь. Самому металлу -- сотни три-четыре. А вот с патиной вы продешевили, господин Ву. Кто же теперь покупает ее у торговца Хенгоро? Ныне все используют смеси от "Бернардо ТК". Северяне научились делать краску, удивительно похожую на настоящую патину, верьте мне.
  -- Трудно менять привычки, господин Тонг, -- вздохнул старик. -- Я все как-то по старинке.
  -- А зря, зря... -- произнес господин Тонг и выпрямился.
  Он еще несколько минут разглядывал бронзовую фигурку, вертел ее в руках и скреб ногтем, и едва ли не обнюхивал. Заставив себя поставить ее на прилавок, посредник с неохотой признал:
  -- Очень хорошо, господин Ву. Качественно. Очень. Даже я бы не признал в ней подделку прошлого века, если бы не купил месяц назад партию патины у господина Хенгоро.
  -- Верьте мне, господин Тонг! Это самый настоящий мастер Кейку. Говорят, клейма на вещах, что родились в его руках, мерцают по ночам во время полной луны. По давней легенде, эту способность семье мастера подарила одна из Сущностей. Верно, это был сам Дракон!
  -- Э-э-э, господин Ву, разве можно верить в эти сказки? Если бы хоть одно клеймо мастера Кейку и правда светилось -- разве не выкупили бы все его работы жрецы дейзаку? Нет, не будем говорить о легендах.
  -- Как же, мой господин, не говорить о них? Ведь большая часть стоимости таких предметов -- истории с ними связанные.
  -- В этой вещи, -- покупатель показал на танцующую девушку, -- главное, чтобы металл был подлинным.
  -- Верьте мне, господин Тонг, это настоящая старая бронза. И это настоящий мастер Кейку, вот, смотрите, -- Старый Ву перевернул фигурку и показал клеймо мастера.
  Отпечаток крохотной человеческой ладони едва заметно мерцал в утреннем свете. Неверный блеск его плыл утренним туманом над горным озером.
  Покупатель метнул изумленный взгляд на Старого Ву и уставился на клеймо. Достал очки-сканер и долго рассматривал едва заметно светящуюся метку. Сняв сканер, господин Тонг тщательно пригладил волосы и в волнении дернул тоненькими усиками:
  -- Я не знаю, как вы этого добились, господин Ву. Но готов купить у вас этот секрет.
  Торговец стоял с лицом, подобным маске бога льда.
  -- Господин Ву? У меня хорошее предложение к вам!
  Старый Ву вздрогнул и пробормотал:
  -- Нет-нет, господин Тонг, я не продам эту скульптуру. Я совсем забыл, что это подарок друга и мне нельзя ее продавать.
  -- Хорошо, господин Ву. Хорошо. Я полагаю, что за эту фигурку из бронзы четырехсотлетней давности и патины, которую вы вчера купили у господина Хенгоро, я могу заплатить... скажем двести сэгнату. Или даже двести пять.
  Торговец улыбнулся и подвинул бронзовую танцорку к себе. Он уже пришел в себя.
  -- Что вы, господин Тонг. Это совершенно недостойная сумма для такой ценной вещи. Подумайте только, бронза столь древняя, сама вещь -- изумительно красивая. Нет, я не могу ее отдать так дешево.
  -- Двести тридцать?
  -- Нет, мой господин, меньше, чем за тысячу триста сэгнату я ее не отдам. Посмотрите, какие тонкие линии. Какое восхитительное литье! Ее делал настоящий мастер. Верно, это был сам Кейку.
  -- Тысячу триста! Вы поистине лишились разума, господин Ву! -- возопил господин Тонг. -- Кто даст такие деньги за никчемный кусок металла!
  -- Тысячу триста. Или даже тысячу пятьсот, -- я забыл, что эту вещь подарил мне давний и очень хороший друг и она дорога мне как память о нем! А то был достойный человек, и воспоминания о нем не могут стоить меньше, чем тысячу восемьсот.
  -- Тысячу восемьсот? -- поразился покупатель. -- Поистине, боги отняли у вас чувство меры! Такая потеря для вас! Триста пятьдесят сэгнату.
  Он попытался вывернуть фигурку из руки торговца и придвинуть ее к себе. Удалось не совсем, торговец крепко держался за бронзу.
  -- Ах! -- Старый Ву шлепнул себя по лбу. -- Как я мог забыть?!
  -- Что еще? -- проворчал господин Тонг, преисполняясь дурных предчувствий. -- Вы еще что-то вспомнили?
  -- Да! Эту древнюю вещицу подарил мне не друг, а любимая женщина! Очень достойная дама из хорошей семьи, -- вскричал Старый Ву и деловито добавил. -- Она вскоре после этого умерла. Очень печально, да. Я не продам скульптуру меньше чем за две с половиной тысячи сэгнату.
  И он решительно пододвинул бронзовую танцорку ближе к себе. Но не слишком далеко от господина Тонга. Покупатель потянул маленькую скульптуру в свою сторону.
  -- Четыреста тридцать.
  -- Боги лишили меня памяти, -- за что мне такое наказание?! -- воскликнул старый торговец. -- Ведь та достойная женщина была матерью моих детей! Три тысячи и ни веллом меньше!
  -- Пятьсот... кха... девяносто сэгнату!
  Господин Тонг на миг отвлекся от схватки. Он достал сине-зеленый платок и вытер им вспотевший лоб. Старый Ву воспользовался этим и ловко спрятал фигурку под прилавок.
  -- И дети умерли во младенчестве! Четыре тысячи!
  -- Тысяча четыреста сэгнату и, клянусь Одиннадцатью ветрами, я не предложу больше, -- выдавил из себя господин Тонг и вновь вытер лоб.
  -- Вы лишаете меня самого дорогого, что есть у меня в этой жизни, -- грустно произнес Старый Ву. -- Верьте мне, господин, это станет для меня великой потерей.
  Он достал бронзовую плясунью и нежно опустил ее на прилавок. Извлек из-под прилавка неровный кусок плотной бумаги и принялся со всем тщанием заворачивать в нее скульптуру. Старый Ву горестно вздыхал и всем своим видом показывал, насколько тяжко расставаться со столь необычной вещью за такие незначительные деньги.
  Нет справедливости в подлунном мире.
  Как печально!
  -- Я тоже многое теряю, -- проворчал покупатель, доставая нужную сумму. -- И сам не верю в то, что это делаю.
  Торговец сокрушенно покачал головой и мгновенно сосчитал сэгнату в кожаном бумажнике покупателя. Оценив сумму, он едва заметно облизнулся и вкрадчиво прошептал:
  -- Господин Тонг, у меня есть великолепное предложение. Только для вас!
  -- Что вы мне хотите продать? -- с подозрением произнес господин Тонг.
  Старик нырнул под прилавок и почти сразу же вновь появился. В руках он держал два здоровенных клубка черной шерсти. Он ткнул их чуть не в лицо низенькому покупателю и торжественно возгласил:
  -- Вот! Смотрите, господин Тонг! Такого нет ни у кого. И будет только у вас!
  -- Что это? -- с некоторой брезгливостью вопросил тот.
  Клубки дрогнули в руках у торговца и развернулись. Свесились длинные лапы, остро блеснули глаза, оскалились мелкие сахарные клыки.
  -- Это, щедрый господин Тонг, -- придвинулся ближе к покупателю Старый Ву и навалился тощим брюхом на прилавок, -- это нечто совершенно необычное. Уникальная, редкая порода обезьян! Они обучены танцам, вычесыванию блох и разным забавным вещам. Берите, не пожалеете!
  -- А... -- промямлил посредник. -- Э... обезьяны?
  -- Смотрите, какие они красивые. Какой густой мех! И холодный нос! Да-да, нос!
  Покупатель отодвинулся подальше от прилавка и пришел в себя.
  -- Я не люблю животных, господин Ву. И я не настолько богат, чтобы покупать бесполезные вещи. К тому же, они, верно, болеют сотнями дурных болезней...
  Обезьяны с презрением посмотрели на господина Тонга. Тот поперхнулся и сухо закончил:
  -- ... нет! Я их не беру.
  Он взял упакованную в жесткую бумагу бронзовую фигурку и направился к выходу. В дверях он столкнулся с дамой средних лет, за руку которой держалась девочка лет десяти. Старый Ву выбежал из-за прилавка, проводил господина Тонга до двери и пожелал ему удачного пути. Крикнул вслед, что ждет его у себя в любой день, в любое время, -- и повернулся к новым покупателям.
  Покупательницам.
  Одна из них была привлекательной дамой лет тридцати, вторая, верно, ее дочерью. Одеты они были по моде Кинто, но видно было, что это не южанки, а самые настоящие жительницы Ла-Тарева. С порога девочка скорчила рожу одной из обезьян. Та удивленно покосилась на девочку и осторожно взобралась на шкаф. Другая немедленно спряталась под прилавок.
  Старик улыбнулся и произнес:
  -- Уважаемые госпожи, вы попали в лучший магазин подарков и необычных вещей Кинто! Верно, вы приехали к нам из Ла-Тарева?
  Дама слегка удивленно сдвинула брови и кивнула:
  -- Да, мы с дочерью решили посетить ваш город. А теперь хотим купить сувениров перед отъездом.
  -- Чудесно, чудесно, -- пробормотал торговец и рассмеялся. -- Магазин Старого Ву к вашим услугам, красивые госпожи.
  Дама усмехнулась, затем чуть нахмурилась:
  -- А как вы узнали, что мы из Ла-Тарева? Неужели мы одеты не по моде?
  -- Что вы, прекрасная и щедрая госпожа! Вы исключительно модно одеты! Вам вслед, верно, на улицах оборачиваются все молодые мужчины нашего города! Но мне, старику, видно многое из того, что молодые глаза обычно пропускают. Наши женщины иначе смотрят по сторонам. Им в Кинто уже все привычно, даже в таком необычном месте, как мой магазин...
  -- Достаточно, -- женщина слегка порозовела и кивнула, -- я поняла.
  Старый Ву глубоко поклонился.
  -- Что вы желаете увидеть, щедрая госпожа?
  Девочке надоело стоять рядом с матерью. Она дернула руку, вырвалась и отправилась на прогулку вдоль шкафов у стен, разглядывая стоящие за стеклом фигурки богов, раковины, сушеные морские звезды и морские же туманности, обломки красивых камней, металлических ежей, мечи и кинжалы, обтрепанные древние книги, и тому подобные восхитительные вещи.
  Дама посмотрела ей вслед с беспокойством. Потом повернулась к торговцу и попросила:
  -- Я хочу что-нибудь необычное. Что-то такое, чего нельзя найти нигде больше.
  -- Только в Кинто, госпожа, чьи глаза подобны сапфирам?
  -- Да. И даже больше -- чего-нибудь такое, чего нет ни у кого!
  Пока она говорила, легкий румянец проступил на ее щеках. Старик на миг залюбовался женщиной и подумал о том, какой же красавицей становится женщина, если полностью отдастся предвкушению удивительной и необычной покупки.
  Затем Старый Ву задумался. У него было много безделушек, которые он мог выдать за нечто уникальное. И многие из них такими почти были. Почти. Но ему вдруг захотелось на самом деле предложить даме нечто поразительное.
  -- Госпожа, -- начал торговец немного неуверенно, -- у Старого Ву есть одна поистине уникальная вещь...
  -- Рассказывайте!
  -- Но... эта вещь... она очень редкая и дорогая. Очень дорогая, -- прищелкнул пальцами Старый Ву. -- Даже не знаю, с чем и сравнить. Она столь драгоценна, что...
  -- Неужели она дороже алмаза? -- заинтересовалась дама.
  Торговец качнул головой:
  -- Нет, алмаз, пожалуй, дороже... но золото -- дешевле.
  У покупательницы расширились глаза. Золото -- дешевле?!
  Невероятно!
  -- Я должна иметь эту вещь! -- твердо произнесла она. -- Покажите мне ее.
  Старый Ву немного посомневался, затем добавил:
  -- И эта вещь обладает странными свойствами. Они проявляются редко, но именно этим она ценна... Но лучше Старый Ву покажет ее вам.
  С этими словами старик прошаркал на склад.
  Через несколько минут он вернулся, держа в руках фарфоровое блюдце с кусочком чего-то странного. Он с поклоном поднес блюдце поближе к глазам покупательницы. На фарфоре лежал беловато-голубой обломок почти прозрачного камня. Тот был похож на плоский треугольник с неровными краями.
  Старый Ву торжественно произнес:
  -- Это Сердце лахорга!
  -- Лахорга! -- тихо взвизгнула в восхищении дама. -- Это тот самый, ужасно опасный дождь?
  -- Да... Правда, это не само Сердце, а его осколок. Их изредка находят на улицах города после того, как стихает ледяной дождь. Находят сотни похожих обломков льда, но лишь один-два оказываются настоящими. Остальные -- просто лед, госпожа.
  -- После дождя?
  -- На самом деле нет, моя госпожа. Осколок Сердца лахорга надо искать еще во время дождя и успеть его подобрать, пока он не исчез под лучами солнца.
  -- Расскажите! Что с ним делают?! Почему он так ценен?
  -- Моя госпожа, ходят разные слухи о Сердце... Говорят, что тот, кто сумеет сложить из кусков само Сердце, сможет управлять лахоргом. Насылать его на город по своему желанию или отвращать в сторону. Многие пытались собрать -- но мало кто преуспел. Верьте мне, госпожа, -- никто! Уж Старый Ву знает. Ходили слухи, что пять сотен лет назад один человек сумел это совершить, и дейзаку пришлось вызывать Сущность, чтобы его победить... Но это лишь легенда, моя госпожа. Сердце лахорга еще не знало хозяина. И кусочек Сердца может принадлежать вам!
  Широко распахнутыми глазами дама рассматривала невзрачный камень:
  -- А точно ли это... оно?
  Старый Ву поклонился и серьезно произнес:
  -- Вода, которая прикоснется к Сердцу, должна сильно охладиться и засиять, щедрая и прекрасная госпожа. Уж Старый Ву знает! Верьте мне, госпожа, я не обману.
  Старик пошарил рукой под стойкой. Вытащив из-под нее широкую фарфоровую чашу с высокими стенками, он опустил в нее осколок Сердца лахорга и налил воды из серебряного кувшина.
  С минуту ничего не происходило. Дама подняла брови и вопросительно посмотрела на торговца. Старик нахмурился и левой рукой покачал чашу, пустив по поверхности воды маленькие волны.
  Неудача?
  Как обидно!
  Вода вдруг ярко полыхнула индиговым и алым. Старик выронил из руки кувшин и тот сильно ударил его по ноге. Но Старый Ву не заметил этого. Он не мог оторвать глаз от расплывающихся по чаше радужных разводов.
  По поверхности воды пробежали белые стрелки. Миг -- и она застыла льдом. В следующее мгновение чаша с грохотом лопнула. Осколки фарфора и льда разлетелись по всему магазину. На неровном обломке остался лежать только бледно-голубой треугольник Сердца лахорга.
  Старый Ву долго в задумчивости смотрел на него, что-то шепча и загибая пальцы.
  Северянка осторожно, кончиком туфли, оттолкнула кусок льда, который упал ей под ноги, и неуверенно спросила:
  -- Господин Ву, это так и должно было быть?
  -- Э-э-э... изумляющая взор госпожа, это крайняя редкость... Обычно вода лишь охлаждается, -- пробормотал торговец, но тут же оживился. -- Но теперь вы видите, какой поистине необыкновенный кусок Сердца лахорга может достаться вам? Верьте мне, госпожа, такого нет ни у кого!
  Рядом с дамой появилась девочка, которая все это время усиленно доказывала, что лица у обезьян вовсе не так выразительны, как у детей. Но теперь, когда что-то взорвалось -- ей стало интересно. Она подняла с пола кусок льда и принялась скрести им по стеклу шкафа.
  Пронзительный и гадкий звук раздался в магазине. Дама поморщилась и, отобрав у дочери лед, уронила его на пол. Вытерла руки платком и вновь повернулась к торговцу:
  -- Хорошо, -- произнесла она, -- так сколько оно стоит, это Сердце?
  -- Осколок Сердца, моя госпожа, прошу простить мою невежливость... Осколок. Стоит же он недорого, совсем дешево! Только для вас, прекрасная госпожа! Всего-навсего двадцать пять тысяч сэгнату.
  -- Дорого, господин Ву. Неужели оно может столько стоить?
  -- Верьте мне, моя госпожа, оно не может стоить меньше, чем двадцать три тыся...
  -- Четырнадцать.
  Старый Ву посмотрел на фарфоровые осколки и куски тающего льда на полу и поклонился.
  -- Хорошо, восхищающая взгляд госпожа. Только ради ваших коралловых губ и тонких яшмовых рук, что подобны невозможно прекрасному сну... Старый Ву отдаст вам это замечательное, изумляюще редкое Сердце за девятнадцать тысяч семьсот сэгнату!
  Северянка покраснела и согласно кивнула.
  -- Завтра приедет мой человек, привезет деньги и заберет... его.
  Старик в волнении потер руки и бросил взгляд в сторону шкафа. Там девочка и обезьяна молча объясняли друг другу, насколько каждая из них гадка и ужасна. Девочка побеждала.
  Старый Ву оживился:
  -- Госпожа, посмотрите, какая красивая обезьяна. Ваша дочка и моя обезьяна уже подружились. Не стоит их разлучать... Обезьяна очень редкой породы, верьте, Старый Ву не обманет вас. Берите обезьянку, госпожа! Отдам за ничтожнейшую сумму, даже не покрою расходов на обучение животинки разным забавным вещам! Танцам, вычесыванию блох...
  Дама сморщила носик.
  -- Блохи? У ваших зверей блохи?
  -- Что вы, прекрасная госпожа! Как можно! Они совершенно чистые и...
  В этот миг девочка добралась-таки до обезьяны, которая сидела на шкафу и ухватила ее за нервно подергивающийся хвост. Та в ужасе заверещала и спрыгнула со шкафа на прилавок. Она упала на него и тут же метнулась к приоткрытой двери склада. Но девочка крепко ее держала, и обезьяна повисла на хвосте, раскачиваясь на углу прилавка, вереща и злобно скаля зубы.
  -- Настя! -- прикрикнула дама на дочь. -- Отпусти немедленно бедное животное!
  Обезьяна замолчала и недовольно уставилась на даму. Та нахмурилась -- в недавних криках обезьяны ей послышалось нечто знакомое. Слова?
  Девочка с сожалением выпустила из рук черный хвост. Обезьяна шлепнулась на пол и с воплем радости метнулась на склад. Дверь захлопнулась за ней и стук возвестил -- дверь надежно заперта на засов. Через мгновение -- скрежет ключа в замке.
  Крепость была готова к обороне.
  Дама удивленно обернулась к торговцу. Старый Ву откашлялся и смущенно пожал плечами:
  -- Я же говорил вам, щедрая и прекрасная, словно весенний рассвет, госпожа, что зверюшки... обучены разным вещам.
  -- Вы о таких не говорили, -- покачала головой северянка.
  -- Нет? Но...
  -- Обезьяну мы не будем покупать! -- твердо произнесла дама, подозрительно глядя на запертую дверь склада.
  Девочка тут же скорчила унылую физиономию, достала из кармана гвоздик и принялась ковырять им в драгоценной раковине-хоолми. Старый Ву поспешил спасти свой товар.
  Дама взяла девочку за руку, кивнула торговцу и вышла из магазина.
  Старик с облегчением прислонился к прилавку, затем достал из угла кресло и устало опустился в него. Покачал головой. Поистине -- сегодня день чудес! Все ведет себя не так, как должно. И клеймо Кейку -- ну почему оно так мерцало? Ведь то действительно подделка, причем недавняя. И Сердце лахорга.... Лед! Как такое может быть?
  Он вздрогнул. Ему вдруг послышался чей-то сухой смешок. Торговец в страхе огляделся. Подбежав к двери магазина, он быстро запер ее на все засовы и опустил внутренние жалюзи. Когда магазин оказался полностью закрыт, старик несколько успокоился и решил заварить чай. Вскоре чай был готов и он позвал обезьян. Те выбрались -- одна из-под прилавка, другая -- из склада. Обезьяны уселись на прилавке, неподалеку от старика. Старый Ву мрачно на них смотрел и пил чай.
  Обезьяны мрачно зыркали в ответ.
  Старик отставил чашку и начал набирать злость. Через пару минут ее стало вполне достаточно.
  -- Что я скажу вашим семьям! -- потрясая худыми руками с тонкой сеточкой вен, кричал Старый Ву. -- Люди не хотят брать вас к себе! Вы слишком подозрительно себя ведете!
  -- А не надо нос постоянно щупать. Кто возьмет обезьяну с распухшим носом? -- тихо пробормотала одна из обезьян.
  -- Что? Что ты сказал Амхин? -- возопил старик. -- Еще и неуважение к старшим?
  Обезьяны мрачно и упрямо молчали.
  Старик упал в кресло, достал из-за пазухи платок и вытер им пот со лба.
  -- Лапы подбери! -- взревел он, ткнув рукой в сторону обезьяны по имени Амхин.
  Та судорожно прижала к животу среднюю пару рук.
  -- Все катится с горы... -- удрученно бормотал старик. -- И еще вы не продаетесь! О чем думали ваши родители, когда зачинали вас? О том, что добрый Старый Ву будет всю жизнь кормить вас? Нет! Я отправлю вас обратно в горы, к семьям.
  Он взял чашку и выпил чая. Чай оказался совсем холодным. Старик огорченно покачал головой. Еще и это! Столько неудачных событий сегодня. Обязательно произойдет что-то очень плохое.
  Надо отдохнуть.
  
  
  Спустя час Старый Ву сидел на крыше своего трехэтажного дома в западном пригороде Старого города Кинто. Многим не очень нравился этот район -- слишком близки промышленные кварталы города, всего-то с пять-семь километров. Но старик привык к своему дому. Они были вместе долго, слишком долго, чтобы дом мог сменить хозяина.
  Или чтобы Старый Ву смог бы отдохнуть в каком-то ином месте.
  Тут он был дома. Так долго, как только помнил себя.
  Он прижмурился, наслаждаясь тем, как закат неспешно заливает небо и облака багрово-фиолетовым. Было тихо, так тихо, как это бывает лишь летом на переломе периода Вечернего Волка, когда птицы еще не отошли от дневной жары, а люди уже закончили работу.
  Кресло, в котором он сидел, расположилось под высоким деревянным навесом. Навес был похож на небольшое, и от того захудалое деревенское святилище, поставленное в честь местного ками. Впрочем, это и было святилище, -- когда-то. Его давно не обновляли, и вряд ли хоть самый мелкий дух согласился бы явиться в нем. Ведь с того времени, как этот малый домашний храм был поставлен на крыше дома, прошли сотни лет. Храм пришел в негодность, да и Старый Ву не слишком жаловал обряды призыва духов. Изредка он сам назвал себя ками, и это было не слишком далеко от правды.
  Старик поднял чашку с чайного столика, стоящего слева от него. Отпил немного, наслаждаясь слегка вяжущим вкусом свежего зеленого чая.
  И -- напрягся.
  Второе кресло рядом с чайным столиком, которое пустовало столько, сколько он себя помнил, вдруг заскрипело под тяжестью тела. Кто-то негромко кашлянул.
  Старый Ву обернулся. Рука с чашкой чая дрогнула. Он глядел долго, несколько минут, вспоминая и качая головой. Веря и не веря. Затем кивнул своим мыслям и опустил чашку на стол. Рука его почти не дрожала.
  -- Я чувствовал. Все это было не просто так. Я знал... -- хрипло произнес он и прокашлялся. Продолжил. -- Я едва не догадался.
  -- Стоило догадаться, -- сказал тот, кто сидел слева и усмехнулся. -- Полезно, если люди быстро узнают гостей.
  Старый Ву ошеломленно качал головой.
  -- Может это лишь представляется мне? Верно, я сплю и вижу неприятный сон? Ведь ты не можешь быть тем, кого я знал так давно?
  Его собеседник позволил легкой улыбке появиться на губах.
  -- А чего бы желал ты?
  -- Не знаю, -- угрюмо проворчал старик и подвигал чашку с недопитым чаем по столу. -- Я знаю, чего от тебя ожидать, и не знаю -- чего от кого-то иного. Но ты... опасен.
  Его собеседник искренне и громко рассмеялся. Умолк и холодно улыбнулся:
  -- Пора платить долги, мой древний друг. Когда-то я оставил тебя в живых и тем преступил волю призвавших меня. Это было трудно! Ведь я почти нарушил свое слово -- ради тебя. И ты это знаешь.
  Рука старого торговца дрогнула и драгоценный фарфор разлетелся осколками по керамическим плитам, устилающим крышу дома.
  -- Ты не очень сильно нарушил слово, -- прошептал Старый Ву, -- я не убивал людей.
  -- Да, ты этого не делал. Лично не убивал. Тогда. В отличие от всей твоей семьи и многих, очень многих сородичей. Ты не воевал с людьми -- почему? Потому что знал -- люди ваши родичи. Что именно от людей произошли вы и не так уж далеко разошлись ваши пути.
  -- Это так. Но я не сражался с ними! Не убил ни одного человека в то давнее, жестокое время! И за эти сотни лет сам я тоже не убил никого из людей, хотя, -- пусть упадет небо на землю, если лгу! -- многие из них очень сильно мешали мне!
  -- Это хорошо, -- усмехнулся Господин Лянми, -- это греет мое старое сердце. Впрочем, нет, нынче сердце у меня молодое.
  Ву внимательно посмотрел на него.
  -- Да, нашелся-таки тот, кто сумел выманить тебя из твоей темной бездны огнем своей души.
  Улыбка на устах Господина Лянми застыла. Льдом. День померк и на город опустились синие тени. Ветер со скрежетом пробирался между Старым Ву и его гостем. Старый торговец, -- торговец? -- вдруг захлебнулся кашлем. Он вцепился в халат напротив сердца -- ледяная улыбка его собеседника пробирала холодом до костей.
  Господин Лянми медленно поднялся.
  -- Не пытайся узнать, где я пребываю тогда, когда меня нет в этом мире, -- голос Господина наливался яростью. -- Знание это -- не для тебя! Оно несет смерть, и тебе не выдержать встречу даже с его тенью!
  Господин Лянми раскинул руки в стороны. Казалось, он решил объять весь мир -- и ничто в этом не будет преградой для него! Голос его грохотал подобно грому, подобно падающей каменной лавине.
  Старый Ву скорчился в кресле. Страх разливался в нем неудержимым половодьем. Зачем, зачем он решился это сказать?!
  Тень Господина росла и росла, он закрывал собой дома и небо, поднимаясь над Кинто. Еще миг -- и, казалось, он подпирает головой звезды. И оттуда, с высоты, пришел холодный голос, в котором северный ветер тенху нес слепящий глаза снег и с грохотом падали ледяные глыбы:
  -- Ты ведь не хочешь знать ответ на свой вопрос? Ты, которого далекие твои праправнуки напрасно величают именем Изначального?
  Старый Ву упал на колени и мотнул головой:
  -- Нет, нет! Не хочу! Забудь о моих внуках, Господин!
  Он долго ждал ответа. Сердце билось, как пойманная птица в жестоких и сильных пальцах.
  Дождался.
  Из соседнего кресла послышался сухой смех. Так смеются те, кому не слишком смешно.
  -- Сядь, мой друг. Никогда больше не падай на колени. Ни перед кем. Жизнь всего твоего племени не стоит того, чтобы так унижать себя Я не называнию другом никого, не имея на то желания. Так что не страшись за себя и за правнуков.
  Старый Ву поднялся с колен и осторожно опустился в кресло. Колени его дрожали. Ему пришлось положить на них руки и сдерживать изо всех сил.
  -- Только ради других и можно встать на колени. Но не ради себя...
  -- Не бойся. Слишком мало тех, кто видел, как в этот мир пришла новая заря. Я не буду угрожать тебе смертью. Но не дай мне повода заподозрить в тебе любопытство! Ведь ты можешь узнать то, что не предназначено тебе. Знание это опасно, мой друг. Для меня -- тоже. Как странно, правда?
  Старый Ву уронил голову, сжав виски руками. Он забудет о любопытстве -- одной попытки достаточно на долгую жизнь. А он желал, чтобы жизнь была именно долгой.
  Господин Лянми помолчал, рассматривая столь давнего знакомого.
  -- Я пришел, чтобы принести тебе Слово. И слово это -- Обязанность... Ты должен мне и нынешним летом вернешь долг полностью.
  Несколько минут Старый Ву бездумно рассматривал плиты под ногами, покрытые сеткой малых и больших трещин. Господин Лянми дал ему осознать Слово. И проговорил:
  -- А теперь я хочу узнать, что происходило в городе за все эти сотни лет.
  -- Кха... да.... Но, разве твои Ученики не говорили тебе? Они же так часто открывали тебе дорогу в мир!
  -- Нет. Они отворяли дверь не для меня. Они призывали лишь мою Тень и не понимали этого.
  Ву покачал головой.
  Как удивительно!
  -- Рассказывай, -- поторопил его холодеющий с каждым мигом голос. -- У меня не так много времени.
  Старый Ву кивнул и начал почти бесконечный рассказ.
  
  
  -- --
  
  Тень скользила по тоннелю.
  Тьма, свет. Мрак, отблеск, мгла...
  Длинный и почти прямой ход внутри горы. Тусклые светильники на потолке бросали бледный не свет даже -- блеклую желтую тень -- на каменный пол. В этом полумраке двигался призрак. Скользил, иногда останавливаясь и дотрагиваясь до камня стен, заглядывая в бельма фонарей и плывя дальше.
  Сумрак, свет, мга...
  Впереди и чуть вверху показался малый светлячок. Он постепенно рос и вдруг превратился в широкий вход в пещеру. Верно -- рукотворную. Слишком правильна форма, да и каменные арки тянутся вдоль стен, сходясь в вышине. Стальное кольцо обхватывало пещеру на двух третях ее высоты; яркие плафоны рождали в каменном мешке иллюзию летнего полдня.
  Темь, блик...
  Тень добралась почти до самого входа и остановилась в двух шагах от него. Свет упал на нее и призрак превратился в человека. Высокого и темноволосого, в желтом кинну и темно-синих хаккама. Верно, молодого, раз долгое и спешное путешествие в чреве горы не заставило его даже запыхаться. Верно, очень старого, раз знал эту дорогу. Только один человек был столь молод и столь стар.
  Человек подошел ближе к входу и прислушался.
  
  ...Голос слышен в пещере.
  Говорит. Шепчет, спорит сам с собой, иногда -- ярится и ругается. Шелестящий, пришепетывающий. Шуршание змеи по песку, шипение лопающихся пузырьков, шорох тихого прибоя, -- на что был похож голос? На саму душу шипения, если бы она вдруг объявилась в мире.
  Человек шагнул из полутемного коридора в освещенный зал.
  Взглянул наверх, туда, где узкие каменные ребра сходились в центре купола и нарушил тысячелетний спор шипящих голосов:
  -- Ты еще жив, гэнсуй ? Или мне лучше звать тебя Центурионом?
  Голос ошеломленно умолк. Несколько минут в пещере властвовала вязкая тишина. Затем шелестящий голос откашлялся и прошипел:
  -- Только один безумец мог назвать меня так.
  -- Ты прав, только я.
  Голос надолго умолк. Минуты тянулись и тянулись. Человек в желтом кинну терпеливо ждал.
  Дождался.
  -- Да... ты. Хоть я и не узнаю тебя в этом облике.
  -- Не будем обо мне. Ответь на мой вопрос.
  -- Я жив, Несущий Слово, жив так же, как в тот день, когда впервые увидел солнечный луч.
  -- Это хорошо. Верно, ты еще в здравом рассудке, гэнсуй?
  -- Я не заслуживаю твоей насмешки, Несущий Слово, -- мрачно прошептал голос. -- Не зови меня так. Лучше -- Центурионом.
  -- Моя насмешка не так велика, как тебе кажется. Ты жил долго, и будешь жить еще дольше, -- усмехнулся Господин Лянми. -- Даже дольше меня. И у тебя еще все впереди.
  -- Не надейся, я, и правда, буду жить долго, -- прошелестел голос. -- И я увижу тот день, когда ты придешь к концу Пути, и перед тобой встанет тот выбор, о котором ты желаешь забыть.
  Человек мрачно усмехнулся.
  -- Я не пытаюсь его забыть. Это не то, от чего можно отвернуться.
  -- Вы получили больше, чем другие, -- не слушая его, бормотал тихий голос. -- Вы жили сотни жизней -- так не говори, что цена этого слишком высока.
  -- Не скажу. Я знаю цену, которую заплатили другие, чтобы я появился. Помню и о той цене, что придется заплатить мне...
  -- Помнишь ли? Цена, заплаченная за тебя -- велика. Сумеешь ли ты ее оправдать?
  -- Не тебе мне об этом говорить, осколок прошлого, недоразвитый Высший интеллект!
  -- Я -- человек! -- взъярился шепот.
  -- Ты человек? Ты был им! Но сейчас ты, -- человек ткнул пальцем в стену, -- здесь.
  Голос издал невнятное восклицание. И спросил:
  -- Как ты догадался?
  Господин Лянми подошел к стене и провел пальцем вдоль едва заметной трещины, которая складывалась в большой квадрат.
  -- Время, Центурион. Оно не щадит даже камень. Он крошится, открывая тайное...
  Голос вздохнул.
  -- Жаль, что я не использовал титанит. Все было бы много проще.
  Человек пожал плечами.
  -- Не уверен.
  Вновь тишина. Ненадолго.
  -- И что же ты хочешь? -- помолчав, спросил голос.
  -- Я? Ничего. Только -- помочь тебе понять себя.
  -- Мне -- себя? Несущий Слово, я разговариваю с собой тысячу лет!... Я знаю себя лучше, чем кто-либо иной во всем мире может узнать себя. Тысяча лет одиночества! -- прохрипел голос. -- Ха! Не уверен, что еще не впал в безумие подобно многим до меня. В иные дни мой разум разваливается на части, -- а знаешь ли ты, насколько это страшно для таких, как я?
  Голос сначала возвысился до крика, но последние слова прозвучали тише шороха песка в колбе песочных часов.
  Ему ответил голос человека в желтом:
  -- Но что хочешь ты сам, когда цел и осознаешь себя? Чего ты ждешь, кому ты нужен, с кем твоя верность? Ответь на эти вопросы, -- и ты поймешь то, что я хочу тебе сказать.
  -- Я не знаю, какого ответа ты от меня ждешь, -- угрюмо прошипел голос. -- Но ты пришел не просто так. Тебе что-то нужно. Я знаю это.
  -- Ты прав. Мне -- нужно. Но не только мне...
  -- И что же это? Ради чего ты явился?
  Человек подошел ближе к центру пещеры и встал на одну из серых плит, что обрамляли черный квадрат на полу в центре пещеры.
  -- Чуть больше тысячи лет назад я был у тебя в гостях. Помнишь?
  -- Помню.
  -- Тогда я у тебя просил кое-что...
  -- И это... помню.
  -- Сегодня мне нужно то же самое.
  Голос долго молчал. Затем нехотя признался:
  -- Прошло так много времени. Многое изменилось. Мои сенсорные поля разрушены.
  -- Все?
  Голос угрюмо молчал.
  -- Все?!
  -- Нет... -- ядовито плюнул голос. -- Не все.
  -- Тогда...?
  -- Это мое последнее поле. Оно чудом уцелело во время того цунами. Пять сотен лет назад. Ты должен знать, ведь Кошка...
  -- Не знаю! -- Крик Господина Лянми хлестнул по стенам. Но человек тут же успокоился и добавил. -- Я не встречался с ней...
  Хозяин пещеры задумался.
  -- Я мог бы и догадаться...
  -- Так что? -- тихо прошептал человек в темно-желтом кинну.
  -- Я не знаю, заработает ли поле, -- с трудом выдавил голос. -- Это мое единственное поле дальних сенсоров. И -- единственное поле вообще. Дай мне время подумать.
  Человек кивнул и опустился на пол. Через пару минут одна из серых плит поднялась и развернулась в удобное кресло. Человек встал и благодарно кивнул.
  -- Спасибо.
  -- Не за что. Ты же гость... Жаль, у меня из напитков ничего не сохранилось... я бы угостил тебя. Хотя...
  Еще один серый квадрат поднялся и раскрылся столом. В центре столешницы протаяла дыра, из которой, конвульсивно дергаясь, поднялся запыленный металлический сосуд.
  -- У этого напитка выдержка больше трех тысяч лет... -- голос заперхал и человек не сразу понял, что это смех. -- Цени.
  Человек поклонился и сел за стол.
  -- Я ценю. Но я здесь не за этим.
  Он пригубил из грязного сосуда. Чистый спирт обжег горло.
  Голос зашипел умоляюще:
  -- Я включаю поле раз в десять лет. И слушаю... слушаю пространство. Вдруг кто-нибудь... еще жив и хочет говорить? Раз в десять лет... на десять минут... я не рискую его включать чаще. Это мое последнее сенсорное поле... -- тихо шипел голос и вдруг взорвался гремящим шепотом. -- Ты просишь невозможного!
  Человек молчал.
  -- Ну, зачем тебе мои сенсоры? Все равно, то, что было тогда -- ушло и больше не вернется.
  Человек молчал.
  -- Да! Я лгу самому себе! Но знаешь ли ты ужас?! Мой ужас! Как только я представлю, что могу остаться даже без этой призрачной нити туда, к свету... Туда, где безграничное пространство... Остаться одному.... Слепому... Глухому... На тысячи лет оказаться запертым в этой каменной скорлупе и ждать, ждать, ждать... без единого шанса выбраться отсюда!
  Человек молчал.
  -- Быть замурованным в тесноте пещеры! Мне! Да я когда-то жить не мог без пространства! -- бесился голос. -- Мне! Тому, кто вел сквозь безбрежность космоса сотни кораблей! Мне, гэн... -- голос поперхнулся и умолк.
  Надолго.
  Человек одним глотком допил остаток спирта. Иссушающий огонь прокатился по языку и горлу. Нёбо онемело. Господин Лянми осторожно поставил пустой сосуд в центр стола.
  -- Я почти ненавижу тебя. Ты пришел, чтобы рискнуть всем, что у меня есть, -- устало прошипел голос.
  Человек на краткий миг склонил голову.
  -- ...отобрать все, что ценно для меня... -- едва слышно произнес голос.
  Молчание. Мертвящее, словно тусклое осеннее солнце над недавним полем сражения.
  Тихий скрип и шипение:
  -- Но я... Центурион. А враг еще жив. Ты прав, война еще не окончена.
  Человек поднял голову.
  Черный квадрат в центре пола начал медленно подниматься, вытягиваясь в аспидно-черный столб.
  Господин Лянми встал и отошел на пару шагов от центра пещеры.
  Столб поднялся на пару метров выше его головы и замер. Послышался далекий заунывный звук сирены. Сверху вниз, вдоль граней темного столба проскочили длинные холодные искры. Громкий щелчок и тяжелые пластины отделились от столба. От каждой угольно-черной плоскости столба отошли по две пластины: малая, размером не более метра в длину и большая, высотой в человека или выше.
  Большие пластины отодвинулись от столба на полметра и зависли в воздухе. Малые тоже отодвинулись, упали вниз, перевернулись и застыли в метре от пола. Они висели вокруг столба лепестками странного черного цветка.
  Человек шагнул к одной из малых пластин и положил руки на нее, оглаживая и почти лаская.
  -- Сейчас... -- проскрежетал тихий голос. -- Погоди минуту...
  Большие пластины замерцали ослепительным светом -- затем пространство смялось и провалилось внутрь них. Перед человеком предстали четыре экрана, наполненные тьмой и звездами. Впрочем, экраны ли то были?
  Человек не обратил внимания на другие пластины -- ему хватит и одной. Он придвинулся к экрану ближе и медленно провел рукой по малой черной доске. Звездная карта на экране повернулась. В лицо человеку дохнуло холодом и пустотой пространства.
  Без участия человека звездный пейзаж изменился. Прыжок. Хоровод звезд. Еще один прыжок. Острые и яркие проколы в темной ткани пространства дернулись на миг и расплылись длинными разноцветными хвостами. Еще скачок и поворот звездного неба.
  Слева появился темно-серый, почти черный шар и застыл в центре экрана.
  Человек едва не отшатнулся.
  Долгие минуты он стоял и молча смотрел на шар.
  Наконец он решился и движением руки по угольной доске приблизил его. Шар расплылся громадным тусклым пятном по экрану, собрался вновь и завис перед человеком. Огромный, устрашающий, лоснящийся.
  Господин Лянми присмотрелся. Нет! Ему не показалось! Шар вращался с бешеной скоростью вокруг вертикальной оси. Вот... Да! Человек вновь приблизил к себе изображение шара. Крохотная огненная полоса возникла на боку шара. И тут же исчезла. Видно то был малый астероид, небольшой обломок камня, коснувшийся бока шара. Он исчез во вспышке, огонь которой закрутился вокруг цитадели Врага.
  -- Проходит дальний астероидный пояс, -- прошелестел голос. -- Через несколько месяцев нас ожидает несравненное зрелище.
  -- Да... В ближнем поясе ему будут попадаться уже крупные камешки... -- задумчиво произнес человек и вздрогнул. -- Что?! Астероидный пояс?! Уже?!
  Вместо ответа вокруг шара возникла ярко-зеленая прицельная рамка.
  Она мигнула и рядом с ней высветились слова и цифры. Прогноз говорил о трехстах восьмидесяти днях.
  -- Чуть меньше года, -- с невольной дрожью в голосе произнес человек. -- Мое пророчество оказалось точным.
  Он смотрел на шар, и глаза его полнились чем-то мутным и жестоким, как наполняются водой сомкнутые ладони, если поднести их к бьющему из скалы ключу. Господина Лянми медленно охватывали гнев и безумие.
  -- Как я желал ошибиться! -- яростно шептал он, склоняясь все ближе к поверхности пластины. -- Как я надеялся, что увидел будущее неправильно! Но нет!
  С исступленным криком он ударил крепко сжатыми пальцами экран. Ладони пробили тонкую пленку и погрузились в ледяную пустоту космоса. Руки вытянулись на тысячи километров в холодной тьме. Кончиками пальцев он попытался уцепиться за темно-серый шар. Но Враг увертывался, ускользал, обжигая нестерпимой болью! И тогда Господин обхватил шар ладонями и сжал изо всех сил. На миг ему почудилось, что тот подается, сминается и плющится.
  Дикая, яростная боль!
  Холодная вспышка, -- и беззвучный взрыв отбросил его от темного экрана. Человек далеко отлетел от черного столба, и упал, ударившись спиной о стену пещеры. Руки нестерпимо жгло.
  -- Безумец! -- оглушительно шипел, -- почти ревел! -- над ним голос. -- Ты чуть не уничтожил себя! Меня! И мои последние сенсоры!
  Голос бесновался долго, постепенно затихая и становясь тем шипением и шуршанием, которое было для него привычным. Человек же слабо копошился у стены, подавляя боль и пытаясь сесть. Наконец это ему удалось. И то, и другое.
  Поверхность экрана перед ним трепетала, как вода озера под сильным ветром. Пузырясь, шипя и постепенно успокаиваясь. Минута -- и темная плоскость разгладилась и заиграла бликами, отражая светильники на своде пещеры.
  Человек сел у стены и осторожно уложил обожженные руки на колени.
  -- Забыл... Я не должен Творить и Изменять... -- пробормотал он. -- Теперь я лишь Несущий Слово...
  -- Ты безумец! Менять! -- прошипел сверху голос. -- Бездна изменила тебя самого!
  -- Это не Бездна...
  -- А что же?!
  -- Тот, чье тело я ношу... Это он, такой юный и сильный... И я не всегда могу остановить его, -- устало ответил человек.
  Голос промолчал.
  Темные пластины дернулись и поплыли к столбу. Внешне ни одна из них не пострадала от недавнего поступка гостя. Но можно было не сомневаться -- не скоро еще хозяин пещеры доверит тому свои возможности.
  Хотя... Он -- Центурион, а враг еще жив.
  Пластины прилипли к столбу, слились с ним в единое целое. Столб дрогнул и поплыл вниз. Через минуту он утонул в камне и стал лишь черным квадратом, плитой в центре зала.
  Четверть часа в пещере было тихо. Каждому было о чем подумать.
  -- Может ты не заметил, -- прошипел голос почти спокойно, -- но тебе удалось попридержать чертову тварь. Ты подарил миру еще семь дней жизни.
  -- Придержал?
  -- Да. Приостановил. Теперь тот дьявол доберется досюда за триста восемьдесят семь дней.
  -- Все равно... так близко... -- проговорил, запинаясь, Господин Лянми, -- так скоро...
  -- Ты забыл, Несущий Слово, -- бесплотный голос, казалось, невесело забавлялся удивлением Господина Лянми, -- там, где ты был, время идет совсем не так, как здесь...
  Человек качнул головой:
  -- Я не мог этого знать. Я первый раз появился в мире за все время после изгнания.
  -- А как же твоя Тень? Или Кошка, которая приходила в мир пять сотен лет назад?
  -- Не лезь в мои тайны, гэнсуй! -- взъярился вдруг Господин Лянми. -- Или ты не увидишь даже завтрашнего рассвета!
  Шелестящий голос умолк. На некоторое время в пещере воцарилась тишина, прерываемая лишь дыханием человека.
  -- Я. Просил. Не. Называть. Меня. Так. -- В шелестящем голосе прорезались металлические нотки ледяной ярости. Той ярости, когда уже все равно, что будет после. -- Я стар и болен. Да! Я никчемная железка, которая пытается убедить себя, что все еще остается человеком! Да! Да! Но я не заслужил твоих насмешек!
  Человек в темно-желтом кинну устало пожал плечами.
  -- Это не насмешка, Центурион. Это -- предвидение...
  -- Что?! -- грохотнул голос, затем вновь сорвался на шепот. Но теперь в шепоте явственно чувствовались безумные нотки надежды. -- Что ты сказал? Повтори!
  -- Я сказал. Что тебе. Не вечно. Звать себя. Центурионом.
  -- Как? Как?! Я -- один! Мой флот погиб! -- зло и яростно зашелестели змеи. -- Корабли... люди... расплавлены... сожжены... И я -- лишь железный ящик в тюрьме гранитных стен! Сотни, тысячи лет...
  Человек молчал.
  -- "Картахена" -- самый быстрый корабль вселенной... "Петербург" -- первый линкор, который мы построили здесь... "Гремящий Ихав"... "Карфаген" -- гордость верфей Короны... "Веселый Пайк"... "Александр Великий" -- его сделали по моему проекту... близнецы "Марсель" и "Иокогама"... -- бормотал голос, а перед внутренним взором того, кому он принадлежал, проплывали величественные картины хищных и безумно красивых в своем совершенстве металлических колоссов.
  Красота и совершенство. Мощь. Изумляющие красота и мощь.
  И -- гордость!
  Да, он гордился ими! До судорог в руках, которых был давно лишен. До спазмов в горле, которое могло теперь только шипеть.
  Он не помнил иного. Не хотел помнить их смятыми, оплавленными кусками металла. Он не желал вспоминать титанические вспышки огня, после которых по пространству растекались тяжелые, насыщенные металлом облака газа.
  Он -- не хотел. А значит -- не помнил. У кристаллов и стали свои преимущества.
  Как больно.
  Человек в желтом молча стоял. Слушал.
  Голос помедлил, давя в себе рыдания, с трудом освобождаясь от картин прошлого, затем надломлено прошипел:
  -- Ты лжешь... Ты не можешь вернуть это... Ты лжешь... За долгие годы в Бездне, мой друг, ты приобрел дурные привычки.
  Господин Лянми расхохотался.
  Он смеялся громко, словно сбрасывая с себя напряжение и шелуху столетий, освобождаясь от темных мыслей и дурных предчувствий. Смеясь, он не замечал ничего вокруг себя. Не видел, как его рука расплылась цветным туманом и погрузилась в гранит стены. Черты его тела подернулись дымкой и он начал тонуть в камне.
  Господин Лянми умолк и выбрался из гранита.
  -- Не только тебя терзают призраки прошлого, -- тяжело уронил он. -- Но это не повод...
  -- Три тысячи лет в этой чертовой пещере! В одиночку!
  -- Тебе не хватает людей? Но как я могу тебя поддержать?
  Голос задумался. Чем ему может помочь столь неожиданный гость? Чем? Чтобы сейчас, в этот же миг уйти от одиночества, -- абсолютного, иссушающего душу одиночества.
  -- Ты мог бы установить новые сенсоры, -- задумчиво предложил тот, кто отзывался на имя Центурион. -- Я бы мог чаще слушать эфир...
  -- Сенсоры?
  -- У меня осталось несколько сенсоров на складе... -- медленно вспоминал голос и тихо добавил, -- ...но давно уже нет рук.
  Человек в желтом покачал головой:
  -- Я мог бы. Но нет времени. Всего один-два дня, -- и мне вновь придется уйти туда... откуда недавно пришел.
  -- И нет никого, кому бы ты мог поручить...
  -- Нет.
  Долгое ледяное молчание.
  Века, сжимающие костлявой ладонью горло.
  -- Я... едва не поверил, -- с горечью прошептал голос. -- Ты жесток. Как ты жесток...
  -- Нет, гэнсуй, не жесток. Я принес тебе Слово. Верю, ты его оценишь. И слово это...
  Молчание. И, -- упало камешком в глубокий колодец:
  -- Надежда...
  
  
  -- --
  
  Высоко в горах неподалеку от Кинто тянется к небу скала. Белый камень в обрамлении красного и серого гранита. Вершина одной из самых больших гор в этой гряде. Скала не большая и не маленькая. Средняя.
  Казалось бы, что с того? Мало ли скал? Но эта -- особая. Некогда она была обычным серым гранитом. Некогда, -- очень давно. Говорят, именно на ней собирались Сущности в те годы, которые остались в памяти людей, как Время Жестоких Перемен. Они собирались -- и спорили. Они обсуждали то, что им нужно сотворить с Кинто, как сделать его таким, каким они хотели видеть подвластный их силе город.
  Скала слышала их мысли и споры. Слышала и боялась, ибо речи их были поистине ужасны... Говорят, что именно от страха скала поседела -- теперь она сплошь чистый белый кварц, твердый словно алмаз.
  С тех времен прошли сотни лет, и принесенная ветром земля запятнала когда-то белоснежные камни скалы. Мелкие кусты и корявые деревца цепко ухватились за трещины и тощие пласты земли. Птицы свили гнезда в их ветвях.
  Никто из них не боялся, ведь сотни и тысячи лет скала не слышала голосов и мыслей Сущностей. Она их забыла, как сон, что исчез далекой ночью и теперь лишь бледное отражение луны в чаше с давно выпитым чаем. Они ушли и никогда не вернутся в мир!
  Скала ошиблась. Сегодня все изменилось.
  Человек в запыленном темно-желтом кинну попирал сапогами белый кварц.
  Перед ним раскинулась восхищающая взор картина. Кинто. Старый город с его древними домами, многие из которых помнили сотни и сотни ушедших лет. Новый город -- весь из стекла и стали, кровавым алмазом блистающий на закатном солнце. Громадная темная подкова Порта и разноцветные квадраты промышленных кварталов.
  Кинто. Город показал себя человеку таким, каким его могут видеть лишь парящие высоко в небе птицы.
  Птицы, и он, человек на краю седой скалы.
  Человек повернулся к северу. Там, в предгорьях, в глубинах гранитных толщ, ему виделось некое шевеление. Там ждали своего мига нетерпеливые и страшные чудовища. Древние шары из серого тумана. Голод и смерть. И люди, сотни людей, готовились помочь родиться им на свет. Наивные, они верили в свою власть над смертью!
  Человек холодно улыбнулся.
  Он мог уничтожить эту смертоносную мощь прямо сейчас. Мог, но медлил. Что-то подсказывало ему, что еще не время. Не сейчас. Или же он просто не хотел проявить силу? Ведь после этого ему придется уйти. Уйти, туда, где...
  Человек дернул плечом. Нет! Он подождет. Он даст смерти и голоду созреть... А тем временем у него будет день, два или три, которые он сможет провести, знакомясь с Кинто. С городом, который он знал так давно и узнал так недавно.
  Да! Это будет правильно и интересно.
  За его спиной, в сотнях метров внизу, по скалам ползли черные фигурки. Те, кого люди зовут демонами, спешили проверить, кто же явился на эту скалу, овеянную столь страшной славой. Верно, Изначальный еще не успел предупредить сородичей.
  Изначальный?
  Человек усмехнулся.
  Как забавно.
  
  
  
  
  Глава 37 -- Время перемен (Ити)
  
  
  -- --
  
  Время надвигалось.
  Оно спешило и бежало, теряя в дороге часы и минуты, дни и года. И вновь обретая их в бесконечном вращении колес Вечности.
  Канджао планеты Шилсу с каждой минутой становилось все ближе. Оно принимало все более явственные и четкие черты, процарапанные острым металлом по живой ткани вселенной. Скоро наступит то поистине страшное и удивительное время, когда многие начнут совершать странные поступки, люди -- превращаться в зверей, а звери -- в людей. Горы будут расти, а океаны -- мелеть. На свет выйдут глубинные страхи, потаенные желания, дикие влечения и трудные, порой жестокие, решения.
  Но не все подвластно силе Канджао. Люди, твердые в устремлениях, сами назначают себе судьбу. Некоторые -- превзойдут мощь Канджао и определят путь мира на сотни лет вперед.
  Необходимо лишь ясно видеть цель и быть готовым к ней.
  Надобно лишь пылать яростным желанием.
  И -- действовать!
  
  -- --
  
  Дорога исчезла. Минуту назад едва заметная колея в последний раз мелькнула в траве. И все. Теперь ничего не говорило о том, что люди изредка пользуются этим давно заброшенным путем.
  Черный "Шандай" свернул с затерянной в прибрежных лесах дороги и въехал в тень, которую отбрасывали кроны черных сосен. Лес сжал машину колючими лапами елей и пушистыми пальцами кустов винника. Сагами в последний раз показал водителю направление, и вскоре перед ними открылась поляна. "Шандай" заехал на нее, прокатился несколько метров и остановился.
  Сагами выбрался из машины и осмотрелся. Лес встретил его терпким ароматом смолы, приглушенным рокотом близкого прибоя и редкими вскриками невидимых птиц в кронах сосен.
  Водитель, -- а это был второй помощник Сагами по имени Вада Дзуро, -- выключил двигатель и тоже вылез из машины. Дзуро был цан-ханзой двадцати восьми лет, среднего роста, худым и темноволосым, как и большинство жителей Кинто. Он подошел к господину и вопросительно взглянул на него.
  Сагами все еще рассматривал поляну. Она была грушевидной формы, и ее широкая сторона открывалась в сторону моря. Редкие кусты и пара кривоватых и тонких сосен росли на дальнем ее конце. А дальше -- только песчано-скальный обрыв.
  И -- море.
  Сагами пересек поляну, раздвинул кусты и выбрался на голый каменный язык, что далеко выдавался из берега, на тысячи лет зависнув над морем. Внизу, в двух десятках метров под ним, плескались волны. Они неостановимо накатывались на узкую, в пяток шагов, полосу галечника и с грохотом рассыпались пенными потоками.
  Зашуршали кусты и рядом с Сагами появился Дзуро. Глянул вниз и отступил от края. В глубине души он был удивлен -- зачем его господину потребовалось забираться так далеко от города, если обряд можно провести в любом саду размышлений?
  Сагами долго рассматривал искрящееся бликами море, затем согласно кивнул своим мыслям и обернулся к помощнику:
  -- Что же. Это хорошее место. Мне оно всегда нравилось -- здесь получаются удачные обряды.
  Дзуро молча поклонился. Последнее время господин был им недоволен, -- и это хорошо ощущалось. Парня терзали плохие предчувствия и он старался делать все тихо, не привлекая к себе внимания... Впрочем, Сагами не ждал ответа. Он вернулся на поляну, недолго побродил по ней и ткнул пальцем себе под ноги.
  -- Здесь.
  Дзуро уже был рядом. Сагами выбрал хорошее место -- почти в центре площадки, напротив разрыва в кустах, который открывал хороший вид на море. Помощник Левой руки кивнул и побежал к машине.
  Через пару минут он вернулся с двумя большими металлическими ящиками в руках. Это были длинные и объемистые короба, но не слишком тяжелые. Вада быстро их раскрыл и принялся выкладывать на толстый слой опавших игл разноцветные свертки.
  Подойдя ближе, Сагами недовольно нахмурился.
  -- Ты неправильно делаешь, -- спокойно произнес он. -- Такая ошибка недостойна твоего звания.
  -- Прошу простить меня, мой господин. Я ни разу не проводил этого обряда, -- низко поклонился его помощник.
  -- Нехорошо. Надо учиться, пока есть возможность.
  Сагами достал из ящика деревянный раскладной столик и поставил его на землю. Установил, прижал к земле и чуть подвигал из стороны в сторону, чтобы стол встал покрепче. Застелил белой грубой холстиной и поставил по углам бронзовые чаши.
  Из другого короба Сагами извлек четыре старых футляра красного дерева, покрытых лаком. Открыв один, он вытащил слегка изогнутый меч и внимательно его осмотрел. Полоса стали хищно сверкнула на солнце, подрагивая в радостном нетерпении.
  Да! Эти мечи пробовали человеческую кровь, и теперь им чудилось, будто запах ее где-то рядом. Совсем рядом. На расстоянии вытянутой руки.
  Хотя откуда здесь кровь?
  Сагами усмехнулся и положил меч на столик. Потом извлек из футляров остальные. Уложил на холст. Четыре меча образовали ромб, выступая концами лезвий и рукоятей за пределы стола. Сагами поправил один из мечей и встал.
  Его помощник опустился рядом и развернул свертки с перетертыми в порошок ароматными травами и бутылочками драгоценных масел. Он наполнил ими чаши, тщательно отмеряя серебряной меркой травы, считая капли масел и тихо шепча слова древнего ритуала. Проверив все чаши, он осторожно стер каплю масла с одной из них и поднял взгляд на Сагами.
  -- Все правильно, мой господин?
  -- Да, ты хорошо запомнил, -- холодно одобрил тот.
  -- У меня хорошая память, мой господин. Теперь я не совершу ошибки при подготовке этого ритуала.
  Сагами прищурил правый, светлый глаз и внимательно посмотрел на помощника левым, темным. Затем кивнул.
  -- Да, у тебя хорошая память.
  Дзуро похолодел от его тона. Сагами едва заметно усмехнулся и продолжил:
  -- И ты больше не совершишь ошибки.
  Парень радостно улыбнулся и поклонился. Мрачные предчувствия в нем постепенно таяли.
  -- А зачем вам этот обряд, мой господин? -- рискнул спросить он.
  Сагами удивленно хохотнул.
  -- Хочешь знать? Хорошо. Я собираюсь узнать, кто из дейзаку... опаснее. Кто из них дальше остальных уйдет дорогой Власти и Силы.
  -- Но... мой господин, -- неуверенно возразил Дзуро. -- Ведь скоро дейзаку не станет. Так говорит господин Гомпати!
  В ответ -- холодная усмешка. Сагами едва заметно покачал головой, рассматривая помощника. Наконец, он произнес:
  -- Да, так говорит господин Гомпати.
  Он молча указал в сторону металлического короба. Вада спохватился, достал из ящика специальную квадратную подушку, набитую жесткими перьями и положил ее рядом со столиком. На ней господин Сагами будет сидеть, проводя обряд.
  Левый помощник Син-ханзы рассматривал солнце, едва видимое сквозь кроны сосен. Он прищурился и свел руки перед грудью, размышляя над чем-то, известным только ему самому. Солнце равнодушно смотрело в ответ, пронзая кроны черных сосен короткими лучами.
  Сагами перевел взгляд на Дзуро, пожал плечами и проронил:
  -- Говорят, для того, чтобы обряд прошел правильно, нужна жертва. Я в это не верю, но если можно принести жертву, то почему этого не сделать? Вдруг слухи о ее полезности окажутся правдой?
  Он опустился рядом со столиком и погладил холодное лезвие меча. На миг ему показалось, будто меч в нетерпении дрожит под рукой.
  Запах крови. Они чувствуют его. Он рядом, совсем близко... Один шаг.
  -- Жертва? -- дрогнул голос у Дзуро. -- А что будет жертвой?
  -- Что? Ты неправильно спрашиваешь. Надо было спросить -- "кто".
  -- Кто? Но...
  -- Ты, -- спокойно ответил Сагами, резко встал и развернулся.
  В руках у него остро блеснула льдистая полоса стали и голова Вады Дзуро покатилась по толстому ковру бурых игл. Брызги крови оросили стволы сосен и жемчужно-серую накидку Сагами. Обезглавленное тело мгновение-иное постояло, затем ноги подогнулись и оно тяжело завалилось на землю.
  Пара минут -- и тело перестало подергиваться в танце смерти.
  Сагами присел рядом, сунул руку во внутренний карман куртки Дзуро, достал бумажник и внимательно рассмотрел номера денежных карточек. Кивнул. Дзуро был человеком главного шпиона Средней ветви Юкимы Хотто.
  Левая рука Син-ханзы встал, равнодушно уронил денежные карточки на землю и произнес, обращаясь к мертвому телу:
  -- Что же, все как я думал. Было бы неудобно, если бы я ошибся.
  Он помолчал.
  -- Ты обещал мне верность и не сдержал слово. Как жаль.
  Сагами отодвинул тело помощника в сторону и окунул пальцы правой руки в его кровь. Постоял, глядя на падающие с пальцев теплые багряные капли, и отвернулся от того, кто недавно был Вадой Дзуро. Пара шагов, -- и он у мечей.
  Сагами опустился на колени, уложил меч на должное место и осторожно провел окровавленными пальцами по дымчато-стеклянным, словно прозрачным лезвиям. Алые капли растекались по поверхности, пятная узорчатую сталь.
  Мечи оказались правы, кровь была рядом.
  Шаг -- не больше.
  
  
  ...Двое одетых в темное сен-гетта впереди, двое позади. Руки за спиной в наручниках. В таком виде предстал Ник Сагами перед малолетним Великим Генту.
  Тот сидел у дальней стены большого зала в деревянном кресле с высокой спинкой. Резное дерево извивалось в танце огня и воды, сплетаясь в причудливых изгибах столь необычного союза. По бокам кресла главы Гетанса стояли и другие кресла, не такие вычурно-торжественные. Все они были заняты людьми. Сагами скользнул взглядом: Рамон Байе, глава воинов Гетанса, Алехандро Таромэ, первый помощник Генту, Ката Ёси -- шпион, и еще один человек, имени которого он не знал.
  Слева от Великого Генту часть кресел была укрыта переносной ширмой из полупрозрачной ткани. Верно, там сидели важные гости Гетанса. Они могли видеть Сагами, как через чуть тронутое ледяными узорами стекло, а он -- мог лишь догадываться о том, кто там сидит.
  Вдоль глухих, без единого окна, стен зала были установлены яркие светильники в виде громадных кованых факелов, формой совсем как рога у горных быков. Изогнутый и чуть завернутый в спираль металл приносил с собой чувство основательности и стремительности одновременно.
  Таким хотел выглядеть Гетанс -- твердым в своей позиции и готовым к изменениям.
  Таким он и был.
  Как раз поэтому Сагами обратился к Великому Генту. Ему нужен был именно этот дейзаку. Но была у него и еще одна мысль -- мальчик-Генту так мал, и им так легко будет управлять... Нет! Сагами немедленно изгнал эту мысль из головы. Не время и не место.
  Он вышел к центру зала, почти рядом с креслами для гостей и остановился. Наручники вгрызлись в запястья, но он постарался забыть о боли. Вначале -- дело.
  Вэнзей несколько мгновений смотрел на того, кто долгое время был первым помощником его самого страшного врага. Ненависть кипела в мальчике, желая вырваться на свободу в диком крике, злом приказе или даже ударе по стоящему перед ним человеку.
  Но нет! Нельзя. Он -- Великий Генту, глава Гетанса.
  Долго смотрел. Казалось -- часы.
  Но вот на лице у Сагами появилась тень улыбки. Появилась и пропала, но этого хватило, -- Вэнзей очнулся от наваждения и откинулся в кресле. Оглядел Сагами и почти спокойно произнес, обращаясь к первому помощнику Алехандро Таромэ и главе воинов Рамону Байе:
  -- Я не просил надевать на него наручники. Ведь он пришел как гость?
  -- Мой господин, он может быть опасен, -- угрюмо проворчал Байе. -- Кто знает, какие у него мысли?
  -- Я настаиваю.
  Рамон Байе махнул рукой и сен-гетта сняли наручники с Сагами. Затем, повинуясь знаку Байе, скользнули тенями в стороны и встали у стен, готовые в любой момент броситься на ханза.
  Странное творилось сегодня в Доме Гетанса. Небывалое.
  Вэнзей помолчал, рассматривая спокойного ханза, затем указал на кресло, стоящее в центре зала, напротив своего кресла. Ник Сагами коротко поклонился и сел.
  Молчание. Холодное и яростное. Равнодушное и полное ненависти.
  Но вот Сагами пошевелился, встал и поклонился.
  -- Господин Титамёри, -- он едва заметно усмехнулся, -- прошу позволить мне рассказать о том деле, с которым я пришел.
  Вэнзей переглянулся с Алехандро Таромэ и ответил:
  -- Мы не откажем вам в этой просьбе.
  Сагами вновь поклонился и сцепил руки перед грудью:
  -- Великий Генту, я пришел к вам с весьма необычными словами.
  Он умолк. Жадное внимание со всех сторон -- оно ощущалось каждым из тех, кто был в зале.
  -- Вы объявили войну убийцам вашего отца. Вы объявили войну Средней ветви Черного Древа.
  Мальчик холодно кивнул.
  Сагами помолчал и продолжил:
  -- Я, Левая рука Син-ханзы Ширай Гомпати, главы Средней ветви Черного Древа, говорю, что не виновен в смерти вашего отца, матери и сестры. Мне не было известно намерение господина Гомпати и я не мог повлиять на него. Я не был противником Гетанса более, чем того требовал от меня мой господин. Мне нет нужды воевать с Гетансом поклонников Танца или другим дейзаку.
  Слова были сказаны и услышаны. Но слова -- это не более чем слова.
  -- Продолжайте. -- Вэнзей уронил слово тяжело, будто большой камень в стоячий пруд.
  Сагами коротко усмехнулся. Он был почти уверен, что мальчик согласится выслушать. Теперь главное -- доказать свою искренность.
  -- Прежде чем продолжить, я прошу дать мне малый ритуальный набор.
  Вэнзей склонил голову направо, затем повернулся к Таромэ:
  -- Это возможно?
  Тот подумал и ответил:
  -- Да. Он пришел к нам как гость, а значит его руки не могут запятнать наши малые святыни.
  Мальчик кивнул одному из сен-гетта. Тот бесшумно исчез в боковой двери и через несколько минут вернулся. В руках он нес две круглые пластины с загнутыми вверх краями -- золотую и серебряную. Позади следовал еще один человек, который поставил перед Сагами маленький столик. Третий внес красную деревянную шкатулку, украшенную по углам серебряными фигурками будд.
  Все это время никто из тех, кто находился в зале, не произнес ни слова. Молчание свернулось клубком в центре зала, лениво протягивая мягкие и тяжелые лапы к каждому человеку, к каждому углу.
  Сагами опустился в кресло, пододвинул к себе шкатулку и огладил ее. Коротко поклонился и открыл крышку. Внутри шкатулки лежали обычные ритуальные предметы, которые есть в доме любого значительного человека. У Гетанса набор включал в себя бронзовые или серебряные фигурки Танцоров, но сейчас для Сагами это было не важно.
  Ему нужно было то, что есть везде, в каждом наборе. Он погрузил руки в шкатулку и извлек из нее четыре черных камня, -- голыши, обкатанные за тысячелетия морем. Черный, словно сама ночь, базальт, в котором изредка проявлялись ослепительно-белые прослойки.
  Осторожно закрыв шкатулку, он отодвинул ее в сторону и положил перед собой круглые пластины.
  Подняв золотую пластину над головой, он показал ее мальчику-Генту. Положил ее на стол перед собой и громко произнес:
  -- Как известно, господин верен людям, идет правильной дорогой воина, мудреца или искусника, крепок словом и поступает разумно, слушая ближних советников.
  С каждой перечисленной добродетелью Сагами ставил один камень на золотое блюдо. Он умолк и перед ним на золоте воздвиглись четыре крохотные черные скалы.
  Глава Гетанса молчал. Молчал яростный гигант Рамон Байе, обычно склонный к быстрым и поспешным решениям, тихо сидел хитрый и умный толстячок Ката Ёси, не произнес ни слова и худой первый помощник Алехандро Таромэ. Лишь один из сидящих по правую руку от мальчика-Генту едва слышно вздохнул -- видимо учитель Такэда понял, куда ведет дорога Ника Сагами.
  Молчали все.
  Ханза на миг прикрыл темный глаз, блестя правым, янтарным. Продолжил:
  -- Я считаю, что господин мой не был верен мне. Я провел тайный обряд хатамо-ротатамэ и выяснил -- мой господин употребил мою верность мне во зло.
  Сагами взял черный камень с золотой пластины, подержал в руках и уронил его на серебро.
  -- Мне нельзя служить неверному господину.
  Долгую и черную минуту стояла тишина. Потом вновь раздался голос ханза, холодный и равнодушный. Сагами на миг даже почудилось, что это не он говорит, что телом управляет кто-то иной. Что слова приходят откуда-то сверху, из такого далека, что даже звезды были ближе. Миг, -- и наваждение прошло.
  Он продолжил:
  -- Дорога, которой идет мой господин -- это путь смерти. Но это не путь его личной смерти, как пристало воину -- это смерть жителей Кинто, смерть всего мира. Это дурной путь. Он приведет лишь к позорному и недостойному завершению жизни.
  Второй камень звякнул о серебро.
  -- Мне нельзя служить плохому воину и тени бесславной смерти.
  Сагами взял в руки третий камень. Подержал его в руках, вспоминая застывшее в неслышном крике лицо археолога-северянина.
  -- Он совершает недостойные поступки, нарушает слово. Он не чувствует стыда и забыл о долге. Он потерял лицо в моих глазах.
  Третий черный камень прокатился по светлому металлу.
  -- Мне нельзя служить недостойному человеку.
  Четвертый кусочек тьмы оказался в руках Сагами. В тот же миг явилось воспоминание -- разваливающаяся в воздухе скала, десятки стремительно летящих серых шаров и захлебывающийся хохот Гомпати.
  -- Одно может быть оправданием ему -- мой господин безумен.
  Сагами тихо опустил последний камень на серебряный круг.
  -- Но мне нельзя служить безумцу.
  Он тяжело вздохнул. Вот и все. Он сделал это -- прошел половину дороги.
  Какое облегчение.
  Сагами поднял и долго держал серебряную пластину обеими руками перед собой. Металл холодно блестел в свете светильников.
  -- Четыре камня. Четыре малые смерти. Моя верность господину Гомпати умерла. Я свободен.
  Он опустил серебряный круг смерти на стол.
  Молчание.
  Надолго. Века и тысячелетия. Подобное многие из тех, что были в зале, видели впервые в жизни. Никто более не сомневался в серьезности слов Сагами.
  Ник Сагами встал. Глаза -- что ледяное пламя. Он взглянул на тринадцатилетнего главу Гетанса:
  -- И я пришел к вам, Великий Генту Вэнзей Титамёри, чтобы предложить вам мою верность. Прошу вас принять ее и позволить мне быть вашим советником. Я умею многое и знаю еще больше. Мой приход принесет Гетансу то, без чего ему не обойтись на пути к величию. И помните -- моя верность не пустой звук и она останется крепкой, словно лучшая сталь до тех пор, пока вы будете верны мне.
  Зал вздохнул. Задумался и вновь вздохнул.
  Несколько долгих минут.
  Чем ответит глава Гетанса на столь нежданные слова?
  Вэнзей чувствовал всеобщее внимание. Он встал с кресла и подошел к Сагами. На хаори бывшего ханзы виднелись мелкие бурые пятна. Мальчик указал пальцем на одно из них и спросил:
  -- Кровь на вашей одежде?
  -- Это кровь моего помощника. Он был неверен мне и я его убил. Он послужил мне в обряде, которым я прошел вдоль Дороги Силы и Власти.
  -- Вы его убили, господин Сагами?!
  -- Да. Принес в жертву.
  Вэнзей отдернул руку и сжал зубы. Он едва сдержался, чтобы не скривиться от отвращения. Но он постарался успокоиться и думать разумно. Он не маленький мальчик, который боится крови, он -- Великий Генту!
  -- Если вдруг я решу принять вашу верность, вы должны будете забыть о таких действиях!
  -- Да, господин Титамёри. Если такова будет ваша воля...
  Мальчик крепко сцепил руки за спиной. Помолчал и спросил:
  -- Зачем вам нужен был этот обряд?
  -- Я хотел узнать, кому принести мою верность. Кто из дейзаку окажется столь важен, чтобы я рисковал жизнью ради него. Кто подержит действием и мощью мои мысли и дела. Где мои знания и умения будут наиболее полезны.
  -- И что же вы узнали?
  -- Если Гетанс примет мою верность, он сможет вскоре сравняться в силе и влиянии с Шангасом при Водоеме.
  Мальчик засмеялся и покосился в сторону ширмы.
  -- Это невозможно!
  Сагами долго молчал, затем ответил:
  -- Так будет. Я это видел.
  Смех резко оборвался. Вэнзей вздохнул и сказал:
  -- Это невозможно. Скорее море отступит от берегов. Шангас древен и велик. Гетансу нескоро представится возможность сравниться с ним.
  Блеск янтарного глаза и короткая усмешка были ему в ответ. Жесткий прищур, короткий смех и холодный голос:
  -- Полный обряд Дороги Силы и Власти. Кровавая жертва. Или вы сомневаетесь в обряде?
  Мальчик покачал головой и вернулся в свое кресло. Произнес, раздумчиво глядя на неожиданного гостя:
  -- Вы могли произнести слова верности только мне?
  -- Нет. Я мог принести верность Шангасу при Водоеме или Арронсэ Синего Солнца. Но они бы не приняли меня.
  Вэнзей посмотрел влево, увидел знак и кивнул одному из своих людей. Ширму слева от кресла главы Гетанса убрали. В глубоких креслах, которые были едва ли не роскошнее трона самого Великого Генту, удобно устроились глава Шангаса при Водоеме Хёгу-шангер Чженси и его советник Киримэ.
  Сагами и Киримэ внимательно рассматривали друг друга, ведь до сих пор они не встречались лицом к лицу. Пока Киримэ сидел за ширмой, он уже составил мнение -- а вот бывшему ханза только сейчас представилась возможность взглянуть в глаза его противнику.
  Уже не противнику. Возможному союзнику.
  Чженси усмехнулся, наблюдая эту битву взглядов. Затем привстал и коротко поклонился. Киримэ и Сагами также поклонились друг другу.
  Вэнзей обернулся к главе Шангаса и Киримэ и спросил:
  -- Посоветуйте, умудренные возрастом и знанием.
  Хёгу-шангер и Киримэ переглянулись. Чженси прикрыл глаза, а Киримэ произнес:
  -- Это должно быть только вашим решением, Великий Генту. Сагами прав -- он не должен отвечать за решения своего хозяина. Однако он мог и знать о готовящемся убийстве вашего отца. Поэтому только вам взвешивать на золотых весах его вину и его полезность.
  Хёгу-шангер открыл на мгновение глаза и проговорил:
  -- Он может быть очень полезен Гетансу. Очень. Не знаю, станет ли Гетанс равен Шангасу, но Сагами -- полезен.
  Помолчав, добавил:
  -- Но какое бы решение вы не приняли -- он должен быть свободен в возможности уйти отсюда. Он пришел сам, полагаясь на вашу справедливость и честь.
  Вэнзей торопливо кивнул:
  -- Никто не сможет сказать, что глава Гетанса запятнал недостойным деянием свое имя.
  Он повернулся к Сагами и в сотый раз спросил себя -- что ответить этому странному человеку, который не различает добра и зла, света и тьмы.
  Сагами молча стоял в центре зала. На лице его не отражалось ни малейшего движения мысли или эмоций. С холодным интересом он ждал слов Вэнзея. Что решит этот мальчик в столь трудной ситуации? Что он изберет -- слепую месть за жестоко убитого отца или будущее величие Гетанса? Что Великое колесо положило ему, Сагами, в жизни -- стать Левой рукой главы Гетанса, которая будет управлять всеми делами Танцоров, или прозябать пустой жизнью? А может мальчик прикажет его тайно убить?
  Как интересно.
  Вэнзей внимательно разглядывал стоящего перед ним ханза. Нет! Не ханза. Сагами уже не Левая рука Ширай Гомпати. Это обычный человек, житель Кинто. И в то же время -- слишком ценный и слишком опасный житель. Он никогда не станет простым человеком. Он будет менять мир -- но кто знает, в какую сторону? Не стоит ли приобрести этот ценный инструмент для пользы Гетанса? Вот и господин Чженси сказал, что Сагами может быть полезен Танцорам.
  Мальчик посмотрел влево -- его первый помощник на миг смежил глаза и поклонился; Учитель кивком поддержал Алехандро Таромэ. Взгляд направо -- Ката Ёси поклонился, а Рамон Байе коротко пожал плечами.
  Мнения помощников были ясны. Осталось лишь принять решение ему самому. Причем -- быстро, ведь если размышления длятся долго, результат будет неудачным. Как не раз говорил ему Учитель, правитель все должен делать быстро, но принимать во внимание советы своих людей.
  Глава Гетанса поклонников Танца Вэнзей Титамёри встал. Звонкий голос разнесся по залу:
  -- Древние учат, что человеку нужно принимать решение в течение семи вдохов и выдохов.
  Склонив голову, он отсчитал биения сердца. Свел руки перед грудью и медленно хлопнул в ладоши:
  -- Касивадэ. Пусть боги слышат. Я принимаю вашу верность, господин Ник Сагами. Вечером вы принесете мне формальную клятву.
  Сагами на миг прикрыл глаза и усмехнулся там, во тьме.
  Получилось.
  Как неожиданно.
  
  
  
  
  Глава 38 -- Время перемен (Ни)
  
  
  -- --
  
  "Данцун" с ревом преодолевал подъем.
  Узкая дорога -- почти тропа -- змеей ползла вокруг огромных каменных глыб, поднимаясь все выше в горы. Местами машина зарывалась в мелкий гравий почти до днища, изредка буксовала, с ревом выплевывая из-под колес камни и дорожный сор. В такие минуты Серж стискивал руль до боли в руках. В голове билась одна мысль -- алый сигнал!
  Ментальный поводок раз в несколько минут колол висок острой болью. Марахов уже не однажды вспомнил недобрым словом всех родственников по материнской линии безвестного техника, который готовил это орудие пытки.
  Руганью Агент Кубикса отгонял от себя страх.
  Эта чертова дорога! И почему именно сейчас, когда время так дорого?!
  Однако местный ками оказался милостив и вскоре гость Кинто выбрался к неприметной расщелине, выходящей прямо к дороге. Бросив "Данцун" с незаглушенным двигателем, Марахов проломился через хилые кустики придорожной растительности и вскоре оказался под невысоким каменным козырьком. Именно здесь Серж несколько недель назад спрятал комп и пару мелочей, наличие и суть назначения которых было бы затруднительно объяснить ханзаку.
  Марахов достал из каменной щели сверток, укутанный в вечную пленку, и опустился на землю. Комп бесшумно распахнул полупрозрачный экран. Ментальный поводок разочарованной взвыл и умолк. Боль тоже ушла.
  Страх -- остался.
  Серж лихорадочно перебирал команды управления капсулой, влезая все глубже и глубже в ее системы. Он уже видел кровавую полосу на экране. Он понимал мигающие слова и числа. Но еще не осознавал их.
  Не давал себе осознать.
  И лишь когда базовые алгоритмы и системы подтвердили внезапный сбой энергосистемы; когда бортовой мозг хронокапсулы с сожалением констатировал лептонный пробой большинства аккумуляторов; лишь тогда Марахов отпустил себя. И принял то, о чем предупреждала тревожно мерцающая кровавая надпись.
  "Энергонакопители: 22.2% стандарта.
  Критический предел: 67 часов".
  У него оставалось чуть больше трех суток.
  На все.
  
  -- --
  
  Серый песок и мелкие выбеленные морем куски дерева хрустели под ногами.
  Тропинка уже минут пять извивалась меж все плотнее смыкающихся стен ржавого металла. Ржавчина была морская -- темная, плотная, вовсе не желающая отслаиваться широкими рыхлыми пластами, как то бывает на суше. Нет, она крепко держалась черно-охряной шкурой на громадных железных цистернах, погнутых подъемных механизмах и каких-то непонятных конструкциях, небрежно наваленных в этой дальней от города части Порта. Изредка на ржавье мелькали серо-белые проплешины соли.
  Серж огляделся, шагнул в сторону с тропинки и скрылся среди плотной тени, которую отбрасывала какая-то замысловатая конструкция, похожая на давно издохшего кита. Через минуту он вышел из сумрака и отправился дальше по тропе. Там, позади, под слоем песка остались лежать обломки телефона, самого дешевого из тех, что попались ему вчера в магазине.
  Серж прошел последние полсотни шагов по узкой тропинке меж тонущих в грязном песке конструкций и добрался до старого, возрастом в не меньше чем сотню лет, ангара. Строение было почти квадратным в плане, с одной единственной дверью, в которую упиралась тропинка. Впрочем, другие двери тут были не нужны. Во многих местах железной обшивки ангара мелькали щели и рваные дыры, а в одном месте кто-то выломал приличных размеров кусок.
  Марахов осторожно постучал в дверь, криво висящую на одной петле. Еще раз стукнул. Подождал и стукнул дважды. Выждал минуту и потянул дверь на себя, стараясь отодвинуть ее как можно шире в сторону. Пару раз Серж тут уже бывал и каждый раз эта дверь награждала его изумительно плохо отчищающимися рыже-черными полосами на плаще.
  Открылся темный зев, из которого тянуло запахом гниющих водорослей, дымом ларшавхи и, на удивление, слабым запахом дорогой парфюмерии. Марахов принюхался -- да, пахло именно какими-то духами или чем-то подобным. Он переступил порог и сразу же отошел от двери, шагнув вправо.
  Глаза постепенно привыкали к полутьме и он смог оглядеться.
  Булькающий голос позвал его слева:
  -- Я здесь, господин северянин.
  Марахов обернулся и в несколько шагов добрался до говорившего. На новеньком деревянном ящике с яркими оранжевыми и лиловыми наклейками сидел человек лет сорока, крепкий и невысокий. Желтый Тунец, человек одного из кланов контрабандистов. Человек в последний раз затянулся крохотной сигаретой из листьев ларшавхи, сплюнул на пальцы, потушил ее и сунул остаток сигареты в нагрудный карман болотного цвета балахона.
  -- Как... кхлям... добрались? -- равнодушно пробулькал Тунец.
  -- Неплохо. Только однажды кто-то мелькнул. Черная таревская куртка и что-то синее на голове.
  -- Не беспокойтесь, господин. Это мой... кхлям... человек.
  Марахов кивнул.
  Человек поднялся с ящика и отвесил небрежный поклон.
  -- Ваш заказ готов, господин Серж Марахов.
  -- Это хорошо. Покажите.
  Человек покачал головой.
  -- Подождем. Кхлям... недолго.
  Несколько минут, и в стенку ангара дважды тихо стукнули.
  -- Все хорошо, за вами... кхлям... не следили, -- булькнул Тунец, поднялся, прошел куда-то в глубь ангара и вернулся с маленькой пластиковой карточкой в руке.
  Он протянул ее Марахову.
  Тот внимательно осмотрел карточку, достал из внутреннего кармана маленькую монетку из палладия и отдал ее человеку в балахоне. Тунец извлек из кармана небольшое устройство, чиркнул им по монете и подождал результата. Трижды мигнул зеленый огонек. Человек довольно булькнул и спрятал монету и прибор в карман.
  Тем временем Серж подошел к двери и еще раз осмотрел карточку. На ее светло-синей поверхности играли радужные разводы, а внутрь пластика был запечатан квадрат тонкой золотой фольги с его именем и парой длинных номеров.
  -- Это хороший товар, господин северянин, -- заверил контрабандист. -- Кхлям... он стоил хороших денег.
  -- И я хорошо заплатил за него.
  Тунец довольно ухмыльнулся.
  Серж спрятал карточку в карман и достал из другого кармана почти такую же. Он долго и осторожно жег пластик на огне зажигалки. Когда от карточки остался только сморщенный обгорелый кусок -- разломал его и растер между пальцами.
  -- Кхлям... -- проглотил слюну Тунец, -- в следующий раз отдайте ненужную карточку мне.
  Марахов отрицательно качнул головой, затем спросил:
  -- Зачем она тебе? Ведь она много хуже, чем та, которую ты только что продал мне.
  -- Деньги, -- пожал плечами человек в балахоне, -- она все равно дорого стоит.
  Серж кивнул.
  -- Хорошо. С этим делом мы закончили. У меня есть еще заказ.
  -- Что вы хотите, господин северянин?
  Марахов промолчал. Он прошелся вдоль ангара, как бы не решаясь начать разговор. Однако на самом деле он внимательно прислушался к тому, что происходило за стеной ангара. Вот ему послышался какой-то тихий звук... Серж усмехнулся, подошел к Тунцу и произнес:
  -- Меня интересует все, что касается Сущностей.
  Тот булькнул, выпучил глаза, и вновь булькнул, не в силах сказать ни слова.
  -- А-а-а... кхлям... -- начал он.
  И не закончил.
  В дверь ангара ворвались какие-то серые тени. Тунец тут же метнулся в глубину ангара, крикнув Марахову:
  -- За мной! Быстрее!
  Серж бросился за ним, но вдруг споткнулся на бегу, упал и долго не мог встать, запутавшись в длинном плаще. Когда он вскочил на ноги, вокруг уже стояло три человека -- два шангера и один дрэгхэ.
  Марахов пожал плечами и принялся спокойно отряхиваться от песка.
  Из темной глубины ангара доносились звуки борьбы. Вскоре двое дрэгхэ приволокли Тунца. Еще один шел сзади и рассматривал то, что недавно находилось в карманах балахона болотного цвета.
  -- Сигарета из ларшавхи, три щепоти наркотической соли, определитель благородных металлов, -- явно краденый, -- древняя монета, сушеный краб и плавник желтого тунца, -- доложил он офицеру дрэгхэ, что стоял рядом с Сержем. -- Еще -- куча разного мусора.
  Дрэгхэ кивнул и повернулся к Марахову.
  -- Что у вас за дело было к столь неуважаемым людям, как контрабандисты, господин... э-э-э...
  -- ...Марахов, -- закончил тот и улыбнулся. -- Контрабанда? Я не знал. Я с этим рыбаком обсуждал возможность покупки редких морских животных.
  -- Животных?! -- удивился дрэгхэ.
  -- Рыбак?! -- помятый Тунец возмущенно булькнул. Какая глупость! Он не рыбак!
  -- Да, морских животных. Редких. Я их хочу отвезти к себе на родину. Подарю родственникам.
  Офицер дрэгхэ и один из шангеров переглянулись.
  -- Домой... в Ла-Тарев?
  -- Да.
  -- Ваш идентик при себе?
  Марахов кивнул и спокойно достал из кармана прозрачный пластик с золотой фольгой внутри.
  Оба офицера по очереди рассмотрели документ. Мрачно переглянулись, отошли в сторону и долго шептались. Один из них, которого Серж опознал как рин-шангера, подошел к нему и потребовал:
  -- Предъявите ваш телефон, господин Марахов.
  Тот холодно улыбнулся и отдал полицейскому роскошный "Техну-400". Шангер сличил серийный номер телефона с тем, что был записан у него в блокноте.
  -- Что-то ищете, господин офицер? -- спросил Серж.
  -- Да. Нам кто-то позвонил и предупредил о вашей встрече с контрабандистом.
  -- Полагаете, это сделал я? -- равнодушно удивился Серж.
  -- Верно, не вы. Но проверить стоило.
  Марахов спокойно пожал плечами.
  Тунец стоял неподалеку и слушал разговор, внимательно разглядывая грязный песок под ногами. Двое рядовых дрэгхэ крепко держали его за руки. При последних словах шангера Тунец поднял взгляд на Марахова. Едва заметные огоньки разгорелись в его глазах. Верно, таревец играет в свою игру, в которой все лишние фигуры упали на его, Тунца, голову!
  Контрабандист взъярился. Но -- не произнес ни слова. Покупатель -- основа жизни таких, как он. Даже если клиентом оказывается такой странный и ненадежный человек.
  Офицер дрэгхэ и рин-шангер вновь переглянулись. Тунец оказался довольно опытным и не попался в расставленную ловушку.
  Как неудачно.
  Дрэгхэ дал знак своим людям и те вывели контрабандиста из ангара. За ними прошел и сам офицер Кэнба, молча кивнув на прощание шангеру.
  Когда они ушли, шангер повернулся к Марахову и спросил:
  -- Вы с ним говорили о Сущностях, господин Марахов?
  -- Нет, зачем мне это? -- удивился Серж. -- Вам, верно, послышалось.
  Рин-шангер скривился, будто хлебнул лимонного сока.
  -- Хорошо. Я прошу вас проехать с нами, в Управление полиции. С вами, верно, захочет поговорить мой начальник.
  Пожав плечами, Марахов последовал за ним.
  Несколько машин полиции и внутренних сил Порта, в которых служили только люди Кэнба Агатового Дракона, стояли у входа в эту заброшенную часть порта, давно уже превращенного в свалку. Не только в свалку, к слову сказать. Здесь, среди проржавелых конструкций и пятен соли на песке, иногда встречались довольно серьезные люди и заключались важные сделки. Сделки из тех, что неудобно заключать средь тиши садов Старого города или блеска стекла и стали города Нового.
  Каждому делу свое место для рождения.
  Шангер указал на свою машину, кремового цвета "Тэмпатцу". Марахов сел на заднее сиденье, справа и слева его зажал сам рин-шангер и один из его подчиненных.
  Через полчаса они были на Площади Черепахи.
  Правые ворота Управления полиции раскрылись перед машиной, и она въехала во внутренний двор. Еще через десяток минут Марахов и двое шангеров сопровождения стояли перед гладкой дверью из древесины коричного ореха. Рин-шангер дважды стукнул в нее, дождался недовольного ворчания, которое донеслось из недр комнаты, и распахнул дверь перед агентом Кубикса.
  Марахов вошел внутрь кабинета. Рин-шангер последовал за ним.
  Серж резко застыл на пороге.
  Светло-серые стены. И странные картины на них. Очень странные. Таких Марахов еще не видел. На всех их были изображены демоны -- он это понял сразу. Длинные клыки и кривые рога, шипастые палицы, пожирающие трупы людей пасти, едва заметные серые тени, слюна, текущая по волосатым мордам, рыжие волосы и плавники -- вполне обычные представления жителей Кинто о демонах.
  Но стиль исполнения... -- рука мастера! Великого мастера.
  Эти холсты жили особой жизнью, тени и чудовища с недобрым вниманием разглядывали любого, кто входил в кабинет. Спину Сержа холодил чей-то взгляд. Он обернулся.
  На картине была стена. Невысокая каменная стена с волосатыми человеческими ногами. В трещинах стены угадывался рот, искривленный в тоске и агонии печали. Другие трещины -- как пустые бельма безумных глаз.
  Серж настолько увлекся картиной, что едва не забыл, зачем он тут.
  Тихий голос из-за его плеча вернул его в обычный мир.
  -- Это Нуркаб -- демон напрасный усилий, господин Марахов.
  Серж резко развернулся.
  -- Что?
  Перед ним стоял невысокий худой старик, чье лицо избороздили глубокие морщины. Серж вздрогнул. Этот старик напоминал ему... одного человека, которого здесь быть не могло. Он остался там, в прошлом, во тьме тысячелетий.
  Старик едва заметно растянул в улыбке губы и повторил.
  -- Картина -- о демоне напрасных усилий. Так его представлял художник.
  -- Да-да... -- пробормотал Марахов, не отводя взгляда от лица старика. -- Очень похоже...
  Старик усмехнулся.
  -- Я -- таку-шангер Киримэ. Начальник отдела случайностей. Контрабандисты тоже относятся к интересам моего отдела.
  -- Прошу простить мою невежливость, господин Киримэ. Я засмотрелся на эти великолепные картины и забыл представиться. Я, Серж Марахов, археолог из Ла-Тарева. Но, верно, вы это уже знаете?...
  Невозмутимо кивнув, таку-шангер вернулся за стол. Это было вполне обычный стол из легкого дерева, из тех, что встречаются повсеместно в офисах мелких торговых компаний. Лишь длиной он был более обычного, шагов в пять-шесть.
  Старый шангер указал Марахову на кресло. Рин-шангер остался стоять у двери. Подождав, пока Серж устроится в кресле, он доложил начальнику все обстоятельства нынешней непростой ситуации.
  Арестовать уважаемого гостя города по звонку неизвестного человека -- неудачная мысль! Но уж слишком странен этот таревец, слишком с нехорошим человеком его застали. И весьма эта встреча подозрительна.
  Таку-шангер выслушал подчиненного, помолчал, разглядывая что-то позади Сержа, и значительно кивнул. Тоскливый взгляд, который грыз спину Марахова, вдруг похолодел, превратился в ледяной столб и уперся в позвоночник Сержа. Марахов поерзал в кресле, и лед исчез, оставив после себя тревожное чувство и ощущение близких неприятностей.
  -- Что с вами, господин Марахов?
  -- Мне... кажется, что тот демон, тот... бесцельных усилий... смотрит на меня, -- с кривой улыбкой признался тот.
  -- Это плохой знак. Это картины известного художника. Они никогда не подают знак без особой цели.
  Марахов пожал плечами. Если шангер собирался испугать его какими-то выдуманными историями...
  -- Да, это плохой знак, -- повторил таку-шангер, -- но не будем о демонах.
  Старик встал из-за стола и подошел к Сержу. Наклонился над ним и тихо спросил:
  -- Вы говорили с контрабандистом о Сущностях, господин Марахов?
  Тот покачал головой.
  -- Верно, ваш человек ошибся. Что не удивительно, ведь...
  -- Хорошо, -- не дослушал таку-шангер и отошел к окну.
  Он постоял несколько минут, разглядывая на Площади Черепахи нечто, видимое только ему.
  Тем временем Марахов вытащил из кармана узкую белую пластиковую ленточку и принялся наматывать ее на указательный палец левой руки. Сняв с пальца -- согнул в кольцо. Затем -- в какую-то сложную фигуру.
  Киримэ повернулся к Сержу и продолжил:
  -- Нельзя говорить с недостойными людьми о Сущностях. Это слишком серьезные вещи, чтобы упоминать их без дела.
  Лента резко распрямилась в руках северянина. В ответ на недоуменный взгляд таку-шангера, Марахов закрутил ленту спиралью и пожал плечами:
  -- Это меня успокаивает.
  Рин-шангер у двери возмущенно вздохнул. Северянин попал к уважаемому господину Киримэ, а ведет себя как последний дикарь с Островов!
  Таку-шангер царапнул взглядом руки таревца и вкрадчиво спросил:
  -- Так что, мой подчиненный ошибся? А я знаю, что вы, господин Марахов, интересовались Сущностями уже давно.
  Серж покатал меж пальцами ленту, свернутую в кольцо. Мелкий кусочек пластика отвалился от нее и упал на пол. Марахов пожал плечами:
  -- Возможно, я на самом деле что-то сказал рыбаку о Сущностях. Мое увлечение этими историями велико. Быть может, я и сам не осознаю, насколько велико... и иногда говорю о них совершенно бездумно?
  -- Такое бывает. Да, бывает.
  Таку-шангер прошелся по кабинету.
  -- А что еще вас интересует, господин археолог?
  -- Многое. Древние города, старые вещи... Ценные монеты, к примеру.
  -- ...оружие древних времен?
  Марахов спокойно пожал плечами:
  -- К чему мне оно?
  -- Как знать... Ходят странные слухи про вас, господин Марахов.
  -- Я их не слышал, господин Киримэ. Буду признателен, если расскажете.
  -- Пересказывать слухи? Это не лучшее занятие.
  -- Очень жаль. Я всегда интересуюсь тем, что говорят обо мне люди. Видно, я очень тщеславен.
  Киримэ промолчал. Минуту в кабинете стояла напряженная тишина. Затем таку-шангер слегка улыбнулся:
  -- У нас состоялся очень странный разговор, господин Марахов.
  Такая же легкая улыбка в ответ.
  -- Да, господин Киримэ, очень.
  -- Верно, мы еще не раз встретимся.
  -- Возможно. Хотя я собирался вскоре вернуться на родину.
  -- Как скоро?
  -- Верно, я не задержусь здесь более недели. Мне здесь нельзя быть, я слишком близко к сердцу принял истории про ваших сказочных героев, навроде Кошки Хинши или Дракона.
  Рин-шангер недовольно скривился. Киримэ же не моргнул глазом.
  Сказочные герои?
  Как интересно.
  Таку-шангер согласился:
  -- Пожалуй, вам, господин Марахов, необходимо отдохнуть. Излишнее увлечение историей бывает слишком опасно для душевного здоровья.
  Серж согласно склонил голову и покатал между ладонями шар, свернутый из белой ленты. Еще одна светлая чешуйка скользнула к полу.
  Таку-шангер поморщился и махнул рукой:
  -- Идите, господин археолог. Ваша машина через половину часа или раньше будет у ворот Управления. Подождите в комнате для посетителей у правых ворот, пока ее пригонят.
  Марахов поклонился, поднялся из кресла и вышел. Рин-шангер отправился за ним -- проводить по коридорам Управления.
  Через четверть часа рин-шангер вернулся в кабинет начальника. Тот стоял у окна и рассматривал Старый город. Рин-шангер остановился у входа и кашлянул.
  Киримэ промолвил:
  -- Ты правильно сделал, что привез сюда этого таревца.
  Молодой полицейский промолчал.
  -- Он хотел попасть в Управление, -- задумчиво качнул головой таку-шангер. -- И он сюда попал.
  Рин-шангер молча слушал начальника. Таку-шангер строго посмотрел на него и спросил:
  -- Зачем он хотел сюда попасть?
  Рин-шангер вновь промолчал. Он знал, что Киримэ вовсе не ждет от него ответа.
  -- Вызови ко мне хат-шангера Лима Фаррела. А сам -- бери пять человек. Тех самых... и займись господином Мараховым.
  Молодой полицейский поклонился и вышел из кабинета Киримэ.
  В этот момент Марахов сел в свой "Данцун", достал из кармана белую пластиковую ленту и особым образом свернул ее. Крохотные чешуйки, -- мельчайшие частицы белого пластика, рассыпанные по коридорам Управления полиции и кабинету таку-шангера, проснулись. В них зашевелилась механическая жизнь, и невидимые глазу неживые организмы принялись за работу.
  Через полчаса стены Управления полиции обрели уши. И -- язык, который рассказывал все услышанное агенту Кубикса. Но Серж не успел услышать разговор таку-шангера и его помощника.
  Как неудачно для Шангаса.
  
  -- --
  
  Серый "Данцун" прошелестел тормозами и остановился.
  Марахов выключил двигатель и позволил себе несколько минут отдыха -- расслабив руки на руле и закрыв глаза. Настоящее блаженство! Люди Киримэ заставили его понервничать. Это был весьма опасный эксперимент -- даже небольшая ошибка грозила серьезными проблемами. Но у него не было выхода -- ведь то, что он узнал этим утром, не оставило времени для раздумий. Надо действовать быстро, пусть это и рискованно.
  Серж пожал плечами и завел машину.
  Усилитель подбросил в двигатель порцию энергии и тот блаженно заворчал, как если бы под капотом вдруг проснулся большой и сытый кот. Марахов тронул педаль и теплый ветер, наполненный дикой смесью морской соли и запаха уноханы вновь ласково лизнул его лицо.
  Шоссе неслось ему навстречу, заворачивая чуть к востоку.
  Через полчаса он был уже у знакомой деревни. Съехав с дороги, Серж провел "Данцун" мимо кривых, слегка наклоненных в сторону гор яблонь, и остановил машину в десятке метров от входа в дом Нобунаги.
  Скрипнула дверь и на пороге появился старый архивист. Он неопределенно хмыкнул, подошел ближе и озабоченно осмотрел Сержа, -- Нобунага хорошо помнил, каким нашел необычного гостя пару дней назад на пороге дома, -- и вновь хмыкнул. На сей раз -- удовлетворенно. Марахов выглядел вполне хорошо.
  -- Вы быстро поправили здоровье, господин Марахов.
  -- Благодаря вашим отварам полезных трав, -- улыбнулся Серж, -- хоть они и имеют необыкновенно отвратительный вкус...
  Старик расхохотался:
  -- Если бы лекарства были хороши на вкус, их бы звали травяными настойками и подавали в ресторанах!
  Серж усмехнулся и кивнул.
  -- Однако, полагаю, что дело не только в моих травах, -- добавил старик, -- никогда не видел раньше, чтобы они так хорошо действовали.
  Серж пожал плечами и безотчетно прикоснулся к левому карману брюк. Там лежало несколько капсул с регенерином.
  -- Как бы там ни было, а я уже вполне здоров.
  Старик царапнул его лицо взглядом и согласно кивнул:
  -- А я уж беспокоился утром, когда вернулся и не нашел вас дома, господин Марахов. Теперь вижу -- беспокоился напрасно.
  Марахов подошел к дому и присел на ступеньки у входа. Архивист слегка приподнял левую бровь. Его гость сидит на ступенях, когда в доме есть хорошие толстые циновки и удобные кресла? Какое странное поведение.
  Серж улыбнулся и поднялся.
  -- Я зайду в свою комнату -- мне надо обдумать некие события.
  Нобунага слегка кивнул.
  -- И я был бы рад, если бы вы потом уделили мне десяток минут, господин Нобунага.
  Негромко рассмеявшись, старик махнул рукой:
  -- У меня много свободного времени. Я с радостью потрачу часть его на разговор с вами, господин Марахов. Верно, вы не просто так приехали из города.
  Марахов несколько раз кивнул и направился в дом.
  Нобунага тихо добавил:
  -- И я еще не слышал вашей истории про горы, господин Марахов.
  Тот приостановился и пожал плечами. Обернулся и пообещал:
  -- Услышите.
  Он прошел сквозь гостевую комнату, свернул в коридор, поднялся по лестнице, проскрежетал толстым бронзовым ключом в замке и оказался в "своей" комнате.
  Марахов присел на кровать и некоторое время рассматривал стены из гладких лакированных досок, желтоватый цвет которых напоминал ему бледный янтарь, большой черный стол из неясного происхождения древесины, пару наивно-возвышенных картин с видами моря и гор.
  Он успел привыкнуть к этим вещам, к этой комнате, к этому дому. К старому архивисту, к молодому офицеру полиции, к случайной женщине, которая недавно спасла его от него самого. К удивительному городу, в который его занесла судьба и приказ Координатора Кубикса Танцующего Лотоса Филиппа Моттэ. А еще вернее -- не судьба и не что-либо иное, а железная воля двух древних стариков, -- Лентера и Тоххайдо -- людей, нить жизни которых терялась в такой далекой тьме веков, что мало кто мог это представить.
  Он успел привыкнуть к Кинто и его жителям, как привыкал не раз к вещам и людям, городам и местностям. Неудачное качество для полевого агента, задача которого -- идти по времени и пространству. Бесценная способность для того, кто хочет остаться на этом пути человеком.
  Он -- привык, а сегодня днем ему придется решать -- остаться ли здесь и навсегда потеряться во времени, или вернуться обратно не выполнив задания.
  Марахов подошел к столу. Достал из заплечного мешка толстую черную пластину, сильно надавил на нее ладонью и дождался, пока в воздухе проявится экран. Потыкав в него пальцами, он добрался до того, что сейчас было самым важным. На экране медленно наливалась алым надпись:
  "Энергонакопители: 22% стандарта.
  Критический предел: 62 часа".
  Марахов мрачно кивнул. На возвращение в свое время у него есть всего шестьдесят два часа. Чуть меньше трех суток. И еще надо учесть время на разного рода непредвиденные случайности... Еще минус два часа. У него ровно шестьдесят часов.
  Как много!
  Если подумать -- вечность!
  Серж рассмеялся. Смех звучал странно и агент Кубикса резко умолк. Выключил комп и спрятал его в мешок. Взамен достал тонкие золотистые полоски и широкую серую пластину, отливающую облачной сталью.
  Разделся, небрежно побросав на кровать рубашку и брюки. Укрепил на руках и ногах по одной золотой полоске, так, чтобы они кольцами обхватывали локти и колени. Потер грудь и неохотно приложил к ней стальную пластину. Та едва слышно чмокнула и присосалась к коже. Серж привычно вздрогнул от короткой обжигающей боли. На глазах выступили слезы.
  Серж лег на пол, вытянул руки вдоль тела, закрыл глаза и расслабился. Текли минуты, дыхание его становилось все тише и тише, пока совсем не замерло... Сила, дремлющая в пластине, медленно просыпалась.
  И -- вот!
  Тело вздрогнуло, раз, другой... Сердце остановилось, призадумалось, затем забилось частым молотом. Тело тряслось все сильнее, ладони шлепали по полу, глаза слепо уставились на деревянные балки потолка. Изо рта потянулась ниточка слюны. Волны боли накатывали на Сержа, изредка вздымаясь настоящим штормом.
  Ураган близился.
  Вскоре в океане боли и огня взметнулась волна. Нет -- Волна! Она понеслась, накатываясь на близкий берег, становясь при этом все выше и грознее. Приподнялась, застыла на мгновение в воздухе и -- обрушилась!
  Руки Сержа резко распрямились. Кулак врезался в ножку стула и тот разлетелся по комнате щепой и обломками. Тело агента выгнулось и он глухо застонал. Еще несколько минут продолжалась агония, но, наконец, все стихло.
  Через какое-то время Серж пришел в себя. Он провел ладонью по груди, сжал левый локоть -- золотые полоски и пластина исчезли. Медленно оделся и посидел на кровати, тупо глядя в пол, кое-где запорошенный серебристой пылью. Вздохнув, агент поднялся и отправился на разговор с архивистом.
  Старые деревянные ступени, что уже полвека верно служили хозяину дома, подавались под ногами с едва слышным скрипом. Марахов спустился на первый этаж и нашел там Нобунагу, который устроился за чайным столиком в главной комнате и задумчиво жевал тоненькие полоски сушеного мяса. Хозяин дома уже давно с тревогой прислушивался к происходящему на втором этаже и теперь пристально вгляделся в гостя, ища объяснений недавнему грохоту и стуку.
  Не нашел.
  Серж молча упал в кресло у столика и положил в рот одну из полосок. Язык обожгло огнем. Агент Кубикса вздохнул и сжевал еще пару-тройку кусочков мяса.
  Архивист слегка улыбнулся:
  -- Вы весьма громко думаете, господин археолог. В следующий раз, когда вы пойдете подумать, я покину дом. А то вдруг вам в голову придет какая-нибудь особенно сильная мысль -- и вот, нет господина Нобунаги, погиб под развалинами!
  Марахов усмехнулся и промолчал.
  Они сидели и молча пили чай, размышляя каждый о своем.
  Когда чашка опустела, Нобунага махнул рукой в сторону окна, которое было раскрыто во всю ширь. За окном виднелись близкие горы.
  -- В Кинто верят, что с гор приходит все плохое. Я часто думаю, что люди правы в своих мыслях.
  Марахов пожал плечами:
  -- Все? А как же кофе? Его же выращивают на склонах гор -- я об этом столько слышал. И железо -- его же добывают из шахт на юге. И -- нефть...
  -- Кофе? Железо и нефть? Возможно лишь кофе, да пара сортов чая. А железо и нефть -- сделало ли оно хоть одного человека на шафранный лепесток счастливее?
  -- Значит -- кофе и чай? И больше ничего?
  -- Больше ничего.
  Нобунага умолк. Молчал и Марахов, лениво гадая, к чему старик завел этот разговор. Истекали последние минуты спокойной жизни и Сержу совершенно не хотелось спорить с архивистом, доказывая, что горы -- это горы. И что не все, что приходит с гор -- опасно и неприятно.
  Старик отодвинул от себя тарелочку с мясом и прищурился:
  -- Так что вы расскажете о горах, господин Марахов?
  Тот едва заметно улыбнулся.
  -- О горах я не расскажу ничего особенного. Камни, осыпи, скалы... И много царапин на руках и ногах. Но вы не об этом хотите ведь знать, господин Нобунага? Хорошо, отвечу. Я был недавно в горах. Искал оружие для людей, которые называют себя ханзаку.
  -- У меня была такая мысль, -- кивнул старик. -- Но я счел ее глупой.
  Серж пожал плечами, откусил еще мяса, прожевал и продолжил:
  -- Оружие мы нашли, и часть его переправили в город. А потом ханзаку решили меня убить -- верно, чтобы не платить деньги. Или еще по какой причине.
  -- Или еще по какой причине, -- эхом откликнулся старик. -- Продолжайте, господин Марахов.
  Серж посмотрел на небо, которое постепенно затягивалось облаками, багровеющими в закатном солнце.
  Шестьдесят часов!
  -- Я не желал плохого Кинто. Не желал тогда и сейчас не желаю. Но я должен найти возможность встретиться с Сущностью. С любой из них.
  Старый архивист молча кивнул. Казалось, он понимает план Сержа. Может быть, так оно и было. Марахов вновь бросил взгляд в окно, повернулся к старику и пожал плечами:
  -- Но Сущность я мог бы ждать долго, очень долго, и так и не дождаться. Поэтому мне нужна была такая ситуация, когда Сущности обязательно придут в город.
  -- Вы решили устроить маленькую войну? -- усмехнулся старик.
  -- Да.
  -- Что же, вы не первый на этом пути. Не первый, нет. Но не стоит звать Сущности. Они приходят тогда, когда хотят, а вовсе не тогда, когда их зовут.
  Серж промолчал. Что толку спорить? Он прошел по этому пути достаточно далеко. Остается подождать чуть меньше трех дней... и тогда будет понятно, удался ли его план.
  Нобунага молча пил чай, жевал мясо и довольно щурился каким-то мыслям. Наконец он утвердительно кивнул и повернулся к Марахову.
  -- Господин Марахов, ведь вы не археолог. Так?
  -- Так. Я многое знаю о прошлом, но я не археолог...
  -- Это хорошо. Было бы скучно смотреть на археолога, который желает начать войну.
  -- Да? -- удивился Серж.
  -- Да. Не люблю людей, которые не видят свой путь, и ступают по листьям кувшинки, полагая, что идут по крепкому мосту. Люди, которые берутся за чужое дело -- смешны.
  Марахов пожал плечами. Архивист продолжил его выспрашивать:
  -- Вас послал сюда кто-то из сильных людей Севера?
  -- Людей Севера... -- протянул Марахов. -- Зачем вам знать такое, господин Нобунага?
  Старик вдруг резко встал, отошел в центр комнаты и повернулся к Сержу.
  -- Затем, что ваша маленькая затея удалась. Дейзаку собираются вызвать Сущность, -- жестко отрезал он. -- И я, Итиро Нобунага, сын Итиро Ёсикара, желаю знать, зачем вам Сущность!
  В голосе старика вдруг неожиданно проявился стальной стержень. Марахов слегка оторопел. Едва заметно поморщился и подумал, что зря он так открыто говорил с архивистом. Тот так сильно нажимал на свою фамилию, что стало ясно: Итиро -- не простой род. Похоже, Серж что-то упустил. Что-то очень значительное...
  Следовало быть осторожнее. Намного осторожнее.
  Серж поднялся и, тщательно подбирая слова, ответил:
  -- Мой интерес... не несет вреда Кинто. Наоборот. Мне нужно встретиться с Сущностью, чтобы отвести смертельную опасность от города. Это мелкая война, она... не важна по сравнению с другими вещами.
  Старик коротко хохотнул. Мелкая война, вот как?
  Он молчал, рассматривая Марахова довольно-таки неприятным взглядом. Тот вдруг ощутил на себе давление, как если бы некая мягкая, но неумолимая сила попыталась пригнуть его к полу. Серж покачнулся, пошире расставил ноги и устоял.
  Наваждение схлынуло.
  Лицо старика слегка обмякло.
  -- Возможно, вам просто повезло, господин северянин, -- пробурчал Нобунага и отвернулся. -- Нечасто бывает, что кто-либо хочет вызвать Сущность и та приходит.
  -- Верно -- повезло, -- подтвердил Серж.
  Старик скривился, метнул недовольный взгляд в его сторону и отошел к окну. Серж все так же стоял в шаге от чайного столика, опасаясь нарушить тишину. Происходило нечто важное. Он был в этом уверен -- он явственно это чувствовал.
  Нобунага повернулся к нему, неопределенно повел правой рукой и негромко сказал:
  -- Будет полезно, если вы расскажете мне о себе...
  -- Что вы хотите знать?
  Старик в затруднении сложил руки на груди. Похоже, он тоже не вполне был уверен в своем интересе к таревцу.
  -- Вы ведь прибыли в Кинто необычным путем?
  -- Да. Через горы.
  -- Через горы? Хм... да...
  Нобунага задумался.
  -- У вас есть...
  -- Что?
  Старик расстроено пожевал губами, резко взмахнул левой рукой:
  -- Нечто такое...
  Марахов поднял брови. Нобунага дернул левой щекой и резко спросил:
  -- Есть ли у вас машина, господин Марахов? Машина, катер, самолет... что-то необычное... чего нет в Кинто.
  -- Есть. Что-то вроде самолета, -- ответил тот.
  -- Самолет, вот как? С крыльями? Не дирижабль, а самолет?
  -- Да какая, к демонам, разница?
  -- Не спорьте. Просто говорите.
  -- Есть крылья. Короткие такие. Треугольные. Впрочем, они могут быть и другими, но обычно они треугольные, -- язвительно сказал Серж и добавил. -- Трудно представить самолет без крыльев.
  -- Похож ли ваш самолет на копье? -- Старик не обратил внимания на тон Сержа.
  Серж задумался.
  -- Никогда об этом не думал, но... Да. Похож. На наконечник копья.
  -- Что же. Это кое-что объясняет, -- задумчиво протянул старик.
  -- Да? И что же?
  -- Вам не нужно знать. Вам это ничего не даст, а одному достойному человеку может повредить.
  -- Повредить? Кому? Это странно...
  -- Не будем спорить, может быть когда-нибудь потом я расскажу.
  Старик коротко усмехнулся. Указал рукой гостю на кресло и сам опустился в другое. На его лице вдруг резко обозначились морщины. Нобунага опустил голову на сложенные в замок пальцы и задумался. Он шевелил бровями, едва слышно вздыхал и ворчал нечто невнятное.
  Но вот размышления закончились. Архивист поднял голову и пристально уставился на Сержа. Тот ответил столь же прямым взглядом. Несколько минут они сидели и рассматривали друг друга. Старый архивист с новым интересом разглядывал гостя, заново припоминая все его странности и удивительные особенности. Теперь все это выглядело совсем иначе. Он задумался -- как он мог так ошибиться? Ведь даже таревцы хорошо знают те вещи, которых не знал Марахов.
  Серж же молча ждал результатов раздумий старика. Не просто так Нобунага выспрашивал его!
  Архивист чуть усмехнулся и вкрадчиво произнес:
  -- Так чей же вы человек?
  Его гость криво улыбнулся:
  -- Не могу сказать -- это слишком невероятно. Но... помните наш разговор про человека, который хорошо знал местные пословицы, и которые были для него привычны как воздух?
  -- Да, помню.
  -- Он один из двух людей, которые меня послали в Кинто. Подумайте, может ли тот, в ком живет дух Кинто повредить городу?
  У старика перехватило дыхание. Минуту он разевал и закрывал рот, но ничего не смог произнести. Затем плотину прорвало. Он вскочил и заревел:
  -- Вы полагаете, что я поверю в эти безумные слова?! Пословицы! Кэра! Да я сам могу назвать вам сотню пословиц и что с того? -- яростно кричал старик, едва не брызгая слюной. -- Вы считаете меня несмышленым мальчишкой? Нет! Это не так!
  Он умолк и стоял с багровым лицом, тяжело дыша. Сеточка голубоватых вен проступила на его морщинистой шее. Серж в первый раз задумался над тем, сколько же лет Нобунаге.
  Тот помолчал минуту, опустился в кресло и проворчал:
  -- Это самый глупый довод, который я слышал в жизни, а у меня была очень длинная жизнь...
  Старик надолго умолк, и слова повисли в воздухе, словно балки моста, из-под которых выбили опоры. Нобунага думал. Минутами позже он решительно завершил фразу:
  -- Это поистине безумный довод. Но он убедил меня.
  -- Что? -- не поверил услышанному Серж.
  -- Вот именно. Сам себе удивляюсь. Кэра... Но я помогу вам! Вы не похожи на плохого человека.
  -- А так? -- Серж скорчил страшную рожу и приставил кулаки к голове.
  Старик через силу улыбнулся, но потом посуровел.
  -- Нет, не играйте этим, -- он махнул рукой в сторону гор. -- Они могут обидеться -- и тогда вы получите серьезных врагов.
  Серж пожал плечами.
  -- Кто родился под грохот канонады, тот не боится выстрелов из ружья. Они уже мои враги. Теперь мне лишь остается срочно встретиться с Сущностью и навсегда покинуть Кинто.
  Старик выпучил глаза. На миг он задохнулся. Серж в тревоге привстал. Что со старым архивистом? Но тут Нобунага громко расхохотался. Он смеялся долго и со вкусом, пытаясь что-то сказать. Сержу с трудом удалось разобрать:
  -- Кэра! Срочно... ха-ххха! встрети... ха-ха-ха... с Сущностью? Это... ха-ха-ха! удачная шутка, госпо... ха-ха... Марахов.
  -- Если бы это была шутка, -- проворчал Серж.
  Нобунага, все так же похохатывая, смахнул слезу со щеки.
  -- Надо же -- срочно встретиться с Сущностью... Миллионы людей уверены, что даже на протяжении всей их жизни Сущность не появится в Кинто. А вам -- срочно. Кэра!
  -- Так что -- удастся? -- терпеливо переспросил Марахов.
  Старик долго успокаивался и утирал слезы. Потом пожал плечами:
  -- Удастся, не удастся... Откуда мне знать? Но если Сущность в ближайшие дни окажется в городе, я вам сообщу, где ее можно найти.
  -- Поверьте, это будет полезно всему городу.
  -- Может, и поверю, -- хмыкнул старик и добавил, -- а теперь пора идти готовить. Не мешайте мне -- это серьезное дело.
  Глубокий поклон и Серж направился в свою комнату.
  Старик, в последний раз хмыкнув, ушел на кухню. Марахова он туда не допускал, видно любил хозяйничать там в одиночестве. Или же то был один из обычаев Кинто, -- этого Серж пока еще не понял.
  Через четверть часа Марахов спустился со второго этажа, нашел архивиста и подал тому крохотную черную пластинку.
  -- Возьмите.
  -- Что это?
  -- Я еду в город. Если вдруг вы захотите мне что-то сказать -- дважды произнесите мое имя и сообщите то, что хотели сказать. Я услышу.
  Старик недоверчиво повертел в руках черный квадратик и сунул во внутренний карман балахона.
  -- Хорошо. Верно, это вещь, которую вы нашли в мертвых городах?
  Марахов молча кивнул. Затем поклонился и сказал:
  -- Верьте мне, жизнь многих людей Кинто зависит от того, сумею я поговорить с Сущностью, или нет.
  Проворчав что-то малопонятное, старик скрылся в двери, ведущей на кухне. Серж мгновение-иное постоял, смотря ему вслед, затем вышел из дома.
  Его путь лежал в город. Сумеет старый архивист ему помочь -- неизвестно, а Сущность надо найти. Слишком тяжкий груз лежал на плечах Сержа, слишком нелегкие решения он принимал последние месяцы.
  Как трудно.
  ...Нобунага в задумчивости глядел вслед серой машине. "Данцун" мигнул тормозными огнями и скрылся за невысоким холмом. Старый архивист поджал губы -- его гость уехал, но загадка осталась. И она была не из тех, которые можно обдумывать не торопясь, удобно устроившись на энгаве с чашкой чая в руках. Нет, она терзала сердце опаляющим жаром и впивалась в ладони колючими ледяными иглами.
  Время драгоценно.
  Решения необходимы.
  Но прежде -- совет. Нужно поговорить с тем, кто знал больше. Такой человек был, один-единственный во всем Кинто.
  Старик до хруста сжал кулаки. Предстоящий разговор его не радовал. Он бы отдал что угодно, лишь бы не звонить этому человеку. Все бы отдал. Все, кроме некогда принятого на себя долга.
  Нобунага взял телефон и набрал номер. Секунды сменялись минутами, те -- десятками минут, а экран оставался темен. Через час архивист с досадой бросил трубку на стол. Поморщился, переключил ее в режим автодозвона и вышел из комнаты -- собираться.
  
  -- --
  
  Холодная сырая тьма жадно пила тусклый свет вечных ламп.
  Глотала, хлебала, давилась от жадности... и не могла утолить жажду. А ведь всего-то ничего было той тьмы -- клетушка с десяток шагов в поперечнике и чуть больше -- в длину. И лестница, крутая и недлинная. Склизкие ее ступени ожидали гостей, из-под ног которых можно было бы вывернуться. Но не часто бывали здесь гости, все больше хозяин заглядывал, а с ним не пошутишь -- уж очень давно он в доме поселился, скоро полсотни лет. Хотя что эти годы по сравнению с возрастом холодильных машин, встроенных в стены? Когда-то давно, во времена, покрытые невообразимой толщей столетий, здесь хранили биообразцы.
  А ныне... Уже давно хозяин дома устроил здесь ледник, изредка оставляя на покрытых изморозью стальных полках то тушку зайца, то бедро оленя, то жирного митеха.
  Но что хозяин?
  Вот он, небрежно сброшен на одну из полок. В кармане кинну моргает синим глазом телефон, -- верно, кто-то пытается связаться с ушедшим к Алмазному колесу. Но не проложили еще линии связи к Колесу, не сбудется желание нетерпеливого абонента.
  Телефон моргал, подмигивал темноте васильковым огоньком. И стылый мрак мелкими-мелкими глотками утолял свою безграничную жажду.
  А наверху, там, где солнце и горы, ветер пел свою бесконечную песню.
  Непостоянен ветер.
  Он уже забыл своего друга.
  И сейчас погонщик облаков и владыка туч бездумно играл завязками серого дорожного халата старика, который присел отдохнуть у подножья скалы. Еще несколько человек в синей форме расположились на камнях вокруг. Верно -- охраняли. Старик глотнул из походной фляги сильно разбавленного вина, -- даже не вина, едва подкрашенной розовым воды, -- отдал жестянку воину и достал телефон.
  Минуло несколько долгих минут ожидания, но аппарат слепо таращился в небо мертвым экраном.
  Человек в сером халате поднял голову и прищурился, разглядывая крутую тропу наверх. Встал и повелительно взмахнул рукой. Воины направились к петляющей меж камней тропинке. Старик последовал за ними, на ходу выключая телефон.
  Сапфировый огонек в последний раз уколол морозную тьму.
  Тьма с сожалением облизнулась.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"