- Илуге! - Цаньян Джамцо стрелой несся к нему через двор. Илуге от неожиданности моргнул. Он никак не ожидал увидеть здесь брата.
Восторженно визжа, мальчик с размаху ткнулся ему в колени, обхватил, закинул вверх счастливую мордашку.
- Когда я вырасту, я буду такой же большой, как ты.
Илуге снова почувствовал неловкость. Он не знал, как отвечать на это неожиданное обожание, которым его всякий раз одаривал Цаньян. Осторожно погладил малыша по голове, и тот, отпустив колени, обеими ручонками вцепился в его ладонь.
- Мама тоже приехала. И дядя Дордже, - Цаньян выпаливал это безо всяких пауз, - После того как я хлопнул того, в зеркале, потому что он схватил маму и еще потому что я его теперь слушаю.
Илуге перевел взгляд на Ицхаль, застывшую в дверях. Она тоже явно испытывала неловкость.
- Иди сюда, Цаньян, - негромко произнесла она.
- Нет, я хочу с Илуге, - мальчик и не подумал отпустить руку брата, - И еще хочу такую же железную сеточку на руку. Я бы тогда дал тому-который-в-зеркале в нос покрепче и он бы к-а-ак улетел!
- Ты и так постарался, малыш, - следом за Ицхаль на солнечный свет небольшого внутреннего двора вышел Дордже Ранг. Илуге понял, что их приезд не случаен.
- Вы приехали мне что-то сообщить? - бесстрастно просил он, глядя на мать, - Если да, то напрасно. Завтра я возвращаюсь. И забираю Яниру и своего сына с собой.
Мать открыла рот, чтобы что-то сказать, но замолкла.
- Твоя мать подвергла себя и Цаньяна смертельной опасности, чтобы очистить себя от подозрений, которые ты бросил ей в гневе, - с осуждением заметил Дордже Ранг, - И то, чего ты хотел, достигнуто. Но дорогой ценой.
- Вы нашли Горхона? - Илуге недоверчиво прищурился. Помолчав, он добавил не без яда - Удивительно быстро, учитывая, что раньше вы совсем не так торопились.
- У нас были на то основания, - зеленые глаза Ицхаль полоснули его по лицу, как два лезвия, - И теперь, если ты не доведешь начатое до конца, я могу потерять вас обоих.
Илуге медленно перевел взгляд вниз, на Цаньяна, который был полностью занят тем, чтобы по одному отгибать закованные в кольчугу пальцы. Илуге увидел на его руке свежий шрам, на котором еще кое-где виднелись струпы засохшей крови.
- Так вы использовали для этого ребенка?
- Другого пути не нашлось, - мрачно ответил Дордже, - Гхи чуть не утащил твою мать за собой. И теперь Цаньян слышит его. Но, боюсь, гхи теперь тоже слышит Цаньяна.
- А можно я пойду с тобой? - неожиданно спросил малыш, - Он хочет тебя убить, а я ему не дам. Правда. Я его ка-а-ак хлопну!
Илуге против воли улыбнулся, однако его удивило ужасно озабоченное выражение, которое разом появилось на лицах Ицхаль и Дордже Ранга. А это были не те люди, которых бы могли смутить шалости трехлетнего ребенка.
- Нет, Цаньян, - очень серьезно сказал Дордже Ранг, - Ты будешь их слушать и говорить об этом нам с мамой.
- Вы хотите сказать, что Цаньян будет моим проводником?
Трехлетний малыш?
- Мы еще сами до конца не знаем возможностей этого малыша, - Дордже Ранг явно опять прочитал его мысли, - Но одно могу сказать точно : это Цаньян спас жизнь твоей матери. Гхи почти втянул ее в магический коридор, и, если бы это случилось, ты бы вряд ли снова увидел ее здесь, в этом мире.
Илуге уставился на маленького брата во все глаза.
- Вы за этим привезли его сюда?
- Тот-который-в-зеркале - он тут близко, - сообщил ему Цаньян, - Я его лучше слышу тут, чем дома.
Свой степной дом, - юрту в становище джунгаров, - Цаньян, должно быть , уже забыл. Теперь дом для него - княжеский дворец в Йоднапанасат. А вот он, Илуге, законный князь Ургаха, все еще чувствует себя в нем нежеланным гостем, которого очень хотят вежливо выпроводить восвояси.
- Цаньян! - Янира вышла на солнечный свет двора и остановилась, всплеснув руками. Илуге знал, что она-то не испытывает к малышу тех сложных, противоречивых чувств, что и он. Возможно, потому, что провела с ним в свое время куда больше времени, - Как же ты вырос!
- Яни! - завизжал малыш и полетел к девушке, раскинув руки.
Илуге отвел глаза.
- Мальчик хотя бы знает, кем ему приходится тот, кого мы ищем?
Лицо Ицхаль побледнело, словно от удара.
- Нет, - тихо ответила она, - И, я надеюсь, никогда не узнает.
Лучше не иметь отца вовсе, чем знать, в какое чудовище он превратился. И в чем причина его ненависти.
- Что же вы стоите во дворе! - Янира, наконец, выпустила из объятий счастливого малыша и сделала приглашающий жест. Илуге подумал, что она , похоже, чувствует себя здесь как дома. К Яниры вообще был дар располагать к себе людей, где бы она не оказывалась.
Следуя за ней, они прошли по лабиринту тоннелей, в котором Илуге еще так и не научился ориентироваться, в одну из просторных гостевых комнат, вырубленных в скале. Здесь, несмотря на отсутствие дневного света, было очень уютно: каменные стены обиты гладким темным деревом, тепло от маленькой жаровни так и манит занять место у очага.
- Как мои люди? - машинально протягивая руки к огню, спросил Илуге. Ему было приятно, что здесь, как в юрте, можно привычно усесться на подушки лицом к лицу. Громадные вычурные залы княжеского двора не располагали к ведению дружеских бесед.
- Мы отвели им одну из казарм, - коротко ответила Ицхаль, - Они отдыхают и, похоже, неплохо проводят время.
То есть, скорее всего, вкусили местных развлечений - , насколько понимал Илуге, с присущей степнякам непосредственностью.
- Хорошо. Когда... вы планируете сделать это? Я готов.
Что " это", никому не требовалось говорить.
- Ой ли? - покачал головой Дордже Ранг, - Ты становишься самоуверенным, угэрчи.
Илуге хотел было сказать что-то резкое, но промолчал.
- Вначале ты должен выслушать меня, - начал Дордже. Он сделал Ицхаль незаметный знак, и она покорно поднялась, уводя с собой Цаньяна и Яниру. Илуге понял, что разговор предстоит серьезный, и коротко кивнул, приготовившись слушать.
- Не советую тебе больше обвинять мать. Нам потребовалось перевернуть все имущество школы гхи. Это, кстати, ничего не дало - взбунтовавшиеся под предводительством Горхона гхи уничтожили не только монахов, но и все записи. Прежде, чем мы выяснили, как Горхона можно выманить, пришла весна. И нельзя упрекать твою мать в том, что она колебалась, если учесть, какой опасности она подвергала себя и Цаньяна.
Голос монаха был совершенно ровным, но Илуге знал - Дордже Ранг просто так ничего не говорит.
- Теперь о том, что нам вообще удалось узнать, - монах сменил тему, - Возможно, это заинтересует тебя с новой и неожиданной стороны. Секта гхи была основана пятьсот лет назад, во время предыдущего нашествия гулей. Тогда и были созданы гхи - как средство борьбы с ними.
Илуге считал секту гхи одним из самых мерзких порождений темной магии. В свое время мать рассказывала ему что для трансформации человека в гхи секта использовала воспитываемых с детства адептов, которые добровольно соглашались на смерть, чтобы после нее их душа оживила созданное с помощью магии чудовище.
Сейчас, после того, как он столкнулся с гулями, слова Дордже Ранга перевернули его представление о гхи как об исчадиях преисподней, вызванных к своему существованию чьей-то злобной волей.
- За пятьсот лет отсутствия угрозы секта выродилась, - невозмутимо продолжил Дордже Ранг, - Их служение князьям Ургаха, изначально имевшее благую цель, все более использовалось носителями титула в своекорыстных целях. Одновременно и отношение к секте менялось, - от восхищения беспримерной жертвой их адептов - к страху и омерзению. Однако, так или иначе, гхи оставались беспрекословными исполнителями воли князя. До тех пор, пока Хух-Хото и некоторые другие жрецы его секты не посчитали возможным произвести эксперимент, трансформировав в гхи убитого князем Ригванапади Горхона. Возможно, их интерес был чисто исследовательским, так сказать, - Дордже Ранг поджал узкие губы, -Возможно, они желали вернуть секте былое могущество и увеличить свое влияние. Так или иначе, Горхон, превратившись в гхи, не утерял части собственной воли и в неожиданный для всех момент сумел подчинить гхи себе. И тогда он послал их убить всех жрецов секты. Да-да, пока сам Горхон расправлялся со своим убийцей у нас на глазах, гхи перебили всех жрецов своей секты, исключив тем самым возможность, что кто-то из них попытается вновь начать их контролировать.
- Каким образом ему это удалось? - быстро спросил Илуге.
- Я полагаю, что с помощью вот этого, - Дордже Ранг порылся в складках своего одеяния и извлек оттуда небольшой пергамент со старинным рисунком. На рисунке довольно грубо был изображен массивный перстень с навершием в виде гладкого черного квадрата.
- Это Дхар Деви, Перстень Судьбы, - указывая на него, продолжал Дордже Ранг, - Одна из реликвий столь древних, что его создание приписывают еще Итум-те, белым пришельцам с запада, принесшим в Ургах первые и основные из тайных знаний. - О Дхар Деви говорится, что он обладает огромной разрушительной силой и способностью подчинять себе души мертвых.
- То есть, если у Горхона отнять этот Дхар Деви, гхи будут подчиняться его носителю?
- На это указывают хроники, - коротко ответил ДорДже.
Илуге приподнялся, его глаза загорелись.
- А если я смогу завладеть Дхар Деви, я смогу использовать их в том, к чему они предназначены - в борьбе против гулей?
У него все внутри задрожало от этой неожиданной, яростной надежды. Он вспомнил ослепительно сверкающий склон ледника, и узкие звериные морды, закинутые вверх. Подобное - подобным. Да!
- Да, - кивнул Дордже, - однако в свитках имеется предупреждение, что попытка надеть Дхар Деви для простого смертного смертельна. Как и почему - нам выяснить не удалось.
Илуге хрустнул пальцами.
- Пусть так. Я понял. Значит, тогда - лишить Горхона возможности им пользоваться. Но для этого я должен его убить. Как убить гхи?
- Гхи были специально созданы неуязвимыми. Некоторые виды магии способны ослабить их, но не убить. Поскольку гхи создавались как противовес гулям, они созданы по их подобию. Огонь увеличивает их силу, вода и земля ослабляет. И те, и другие слабеют в подземельях, близко к местам, где граница нижнего мира тонка. Особенностью гхи является, что вынутая из смертного тела душа привязана магическими путами к потайному месту, куда гхи возвращается, чтобы получить подпитку. Разрушив эти путы, можно освободить душу и убить гхи.
- Это я знаю, - нетерпеливо перебил Илуге, - Я даже был там, где-то близко. Но я не смогу еще раз попасть в то место.
- Именно для этого твоя мать подвергла себя опасности, - с холодком ответил Дордже Ранг, - Создавая коридор, мы рассчитывали, что я или один из моих учеников сможет пройти по оставленному им следу. Коридор мы потеряли, но странная связь Цаньяна с Горхоном сохранилась. Он сказал, что может провести тебя.
- У вас нет других вариантов? - Илуге нахмурился. Он мог относиться к Цаньяну как угодно, но ему приходилось сталкиваться с гхи, и этой встречи он не пожелал бы и злейшему врагу. Кто знает, как поведет себя Цаньян и чем это обернется для них всех...
- Нет, - Дордже Ранг встретил его взгляд, и Илуге прочел боль в его глазах. Он вдруг подумал о матери. Наверное, с ее стороны действительно нелегко было принести такую жертву.
- Ладно, - Илуге опустил кулаки на бедра, его скулы затвердели, - Ладно. Теперь еще вот о чем. Если мне все же удастся убить Горхона, но он так и не отдаст искомое?
То, что Горхон украл из кельи школы Гарда, за чем охотился, надеясь обрести бессмертие.. Свитки Желтого монаха, в которых, по предположениям Дордже Ранга, содержались также сведения о борьбе против гулей.
- Будем искать другие пути, - вздохнул Дордже Ранг, но по его виду Илуге понял, что на эффективность этих путей жрец рассчитывает не особенно.
***
- Таира хочет, чтобы я прошла посвящение, - сказала Янира, поворачиваясь к нему. На ее узкой постели послушницы еле хватало места им обоим. В маленькой келье, где она жила все это время, было темно и тесно, но Илуге отказался жить в просторных покоях, предоставленных жрицами. Смежных с комнатами матери. Ему не хотелось видеть ее, ощущать на себе ее взгляд. Иногда ее глаза жгли его, как раскаленное железо.
- Нет, - коротко сказал Илуге, - Хватит с меня этой ургашской магии. В ней тонешь, как в бездонной трясине, и каждый следующий шаг все более опасен. Мне достаточно проблем с моей матерью и своим собственным наследством.
Еще хоть хорошо, что кошка Эмет, которой здесь все поклоняются, перестала ко мне заявляться.
Янира обиженно поджала губы:
- Ты ведь не знаешь, о чем идет речь.
- И не хочу знать, - отрубил Илуге, - Я сказал тебе, зачем здесь моя мать со своей свитой. Это требует моего участия. Но после этого мы, - ты и я, - покинем Ургах. И, клянусь Аргуном, мне не слишком хочется сюда возвращаться!
- Но ты - правящий князь Ургаха, - изумилась Янира, - Я думала, мое посвящение в школу Шидэ принесет нам обоим пользу. Эта школа не практикует безбрачия, - наоборот, браки только поощряются. Необходимости находиться в храме для моего рода, - то есть как говорит Таира, - не существует, как не существует и каких-либо других ограничений. Я специально ее спрашивала. А жрица ургашской секты в качестве матери наследника ургашского трона куда лучше, чем безвестная варварка. Я же вижу, тебя мучает, что многие в Ургахе до сих пор считают тебя варваром, чужаком. Я хочу сделать как лучше для тебя и нашего сына. Тем более, что, если секта Шидэ признает мое родство по крови - это придется сделать и остальным. Наш сын - и об этом можно будет рассказать всем и каждому, - на три четверти ургаш по крови. И даже твой отец, Зарин Боо, тоже принадлежал к секте лонг-тум-ри, когда повстречал твою мать. Никто не сможет больше сказать, что мы для них - чужие!
- Мне наплевать на то, что думают эти земляные крысы, - процедил Илуге, раздувая ноздри. Разговор ему не нравился. - Я - тот, кто я есть. И тебя они примут без всяких этих глупостей. Или не примут. Какая разница? Пускай мать вместе с Цаньяном подавятся своим драгоценным Ургахом. Я отвоюю у куаньлинов обе Гхор, и там нам и нашим сыновьям, даже если ты родишь их десять, вполне хватит места.
- Ты говоришь это со зла. Здесь ведь твои корни, - нерешительно пробормотала Янира, - И мои, как выяснилось...
- Что-то я не слишком ощущаю радость родственников по случаю моего возвращения. И рождения нашего сына, - проворчал Илуге.
- Они кажутся скорее озабоченными, чем враждебными, - пожала плечами Янира, - А причин для озабоченности больше, чем блох на больной суке.
- Ты уедешь со мной, - повторил Илуге.
Янира замолкла. Тень размолвки, пробежавшая между ними, была неожиданной и неприятной после драгоценных, не омраченных никакими заботами дней. Казалось, мать привезла их с собой в эту безмятежную обитель.
Нет. Они никуда не делись. Просто он, Илуге, сумел на короткое время отодвинуть их. Но все хорошее быстро кончается.
- Это случится завтра? - прошептала Янира, прижимаясь к его горячей коже, - Я боюсь за тебя, Илуге.
- Лучше поцелуй меня, - пробормотал Илуге, прижимая к себе ее теплое, гибкое тело, - Это придаст мне сил.
Наверное, еще никогда после того, первого раза они не любили друг друга так страстно и яростно, как в эту холодную ясную ночь под огромными звездами в храме Бал-Лхамо. Они оба уже успели узнать, насколько хрупка человеческая жизнь. И почему-то это осознание в ту ночь сделало их наслаждением неистовым и острым, полным ярости и нежности, переходящих в боль.
Когда на рассвете, опустошенные страстью, молчаливые и спокойные, они вышли на мощеные плиты двора, они увидели, что мир вокруг стал белым и розовым. Выпал снег, и восходящее солнце выстлало мир до горизонта нежнейшими оттенками цветущих вишен. Илуге почувствовал, что плечи Яниры под его пальцами дрожат.
- Не бойся, - прошептал он ей в ухо, наклоняясь, - Я вернусь. Я не позволю тебе остаться одной. Не брошу тебя и нашего сына.
Она коротко всхлипнула и затихла, и дальше они стояли уже в молчании, пока утренние гонги не просигналили начало нового дня.
Появился Дордже Ранг, явно вставший затемно и проводивший комплекс упражнений : его тело, обнаженное по пояс, блестело от пота. Илуге одобрительно хмыкнул, глядя на него: его поджарому мускулистому торсу, узловатым рукам и крепким бедрам позавидовал бы тридцатилетний. А почтенный настоятель, как он знал не понаслышке, умел прикинуться столетним старцем. Впрочем, не исключено, что на самом деле Дордже Ранг им и был. Его длинные седые усы и бороду трепал утренний ветерок.
Подойдя, он окинул их цепким взглядом, не менее одобрительно хмыкнул и отошел. Янира под его взглядом покраснела до корней волос.
- В полдень будет наилучшее время, - бросил он через плечо, уже удаляясь, - Постарайтесь выспаться, что ли.
- Наглец, - фыркнул Илуге. Дордже Ранг частенько бесил его своей непредсказуемостью и бесцеремонностью. И частенько так вот заставлял улыбаться. Впрочем, наглый монах, похоже, прав. Им действительно стоит отдохнуть.
Годы, проведенные на войне, приучили Илуге засыпать тогда, когда для этого выдастся время. Янира оставила его у себя, а сама взяла Ринсэ и ушла куда-то в сопровождении двух неизменных рослых монахинь. Илуге провалился в глухой, без сновидений, сон, едва его голова коснулась подушки.
Его разбудило чье-то присутствие в комнате. Полуоткрыв глаза, он увидел над собой мать, ее руку, замершую над его плечом в нерешительности. Ее лицо было в тени, но по подрагивающим рукам Илуге понял, что она нервничает.
Она в замешательстве отдернула руку, когда он сел на постели. Встал.
- Нам пора, - тихо сказала Ицхаль. По ее глухому голосу трудно было что-нибудь понять, но мать казалась подавленной. Илуге почувствовал, что должен ей сказать что-то. Возможно, он сегодня умрет, и негоже на всю жизнь оставить ее с ранящим воспоминанием об их последней ссоре.
- Я не настолько стремлюсь к ургашскому трону, как ты возможно, вообразила, - отрывисто сказал он, - Люди, умирающие у меня на глазах, волнуют меня больше.
- Нам тоже следовало иметь больше точек зрения, чем одну, - еле слышно проронила Ицхаль, - Хотя бы мне - ради тебя, - следовало. Прости нас.
Ее слова пролились на сердце Илуге живительным бальзамом. Однако холодный голос внутри него неумолимо предупреждал, что время выходит, и кивнув, он стремительно вышел.
Судя по всему, Дордже Ранг выпроводил Таиру из ее личной залы для медитаций. По крайней мере, другой такой обширной, очень светлой, с белеными стенами и широким круглым отверстием в потолке, комнаты, Илуге здесь не видел.
Дордже Ранг, Лунг и Цаньян Джамцо ждали их. Со стороны все трое казались занятыми игрой, в которой нужно успеть сунуть ладонь между ладонями партнера раньше, чем они сомкнутся в хлопке. Судя по всему, Цаньян выигрывал с большим отрывом, при каждом новом выигрыше закатываясь заразительным смехом.
Завидев их, Дордже Ранг сделал неуловимый знак, и Лунг прекратил игру, несмотря на протесты Цаньяна.
Дордже Ранг молча указал Илуге на круглое солнечное пятно на полу, образованное падающим с потолка светом.
- К сожалению, мое знакомство с Заарин Боо, твоим отцом, было слишком коротким, чтобы я мог быть вполне уверен, что ты сможешь повторить то, что удалось тебе тогда. Однако сходство должно быть. Я предлагаю тебе воспользоваться практикой, которую часто используют в моей школе новички в деле управления цампо. Мне и твоей матери никакая помощь уже не требуется, но первоначально поток света помогает вывести сознание из стабильного состояния, которое и блокирует двойника. Мы будем помогать тебе и страховать твое тело в случае, если заметим повреждения. В крайнем случае, - повторяю, в самом крайнем случае, мы попытаемся прийти тебе на помощь. В остальном тебе придется полагаться на себя. И Цаньяна.
Он не знает, кто его отец. И что случится, когда и если он приведет меня к нему.
Удобно устроившись напротив Илуге в заботливом кольце материнских рук, Цаньян принялся легонько раскачиваться и похлопывать в ладошки. Со стороны он казался обычным ребенком, который поглощен придумыванием какой-то новой шалости.
Илуге сел в центре круга, раздевшись до пояса. Немного подумав, осторожно стянул кольчугу с левой руки, стараясь не замечать страдальческого взгляда матери, и изумленно-восхищенного - Цаньяна, - с каким они смотрели на иссиня-черную, будто тронутую изморозью кожу. Илуге подавил шевельнувшийся было внутри червячок сомнения. Ему следует сконцентрироваться на собственном умении. По чести сказать, он далеко не был уверен в том, что ему удастся по своей воле управлять своим двойником. Тогда, год назад, в тронном дворце, над телом убитого отца, он даже сам не понял, как это у него получилось. Боль, ярость и жажда мщения вели его за собой.
Сейчас ему предстоит проделать все это в трезвом рассудке.
Он глубоко, медленно вдохнул воздух и закрыл глаза. Невесомый солнечный свет струился сквозь веки, расходился пред глазами красноватыми пятнами. Илуге чувствовал солнечное тепло на своем лице, на своих плечах, - будто кто-то огромный гладит его теплой бесплотной рукой. Постепенно все тело охватило ощущение пламени, каким оно кажется в ярком солнечном свете, - прозрачным и трепещущим.
Илуге чувствовал, как свет внутри него начинает биться, как пламя свечи на ветру, все быстрее и быстрее. Он сделал вдох, и внутри него будто распахнулась вверх клубящаяся белая пропасть. Медленно выдыхая и поднимаясь вверх, к свету, он почувствовал, как какая-то сила разворачивает за его плечами крылья.
Вокруг все было напоено все тем же жемчужным, нескончаемым светом. По мере движения вверх становилось все холоднее и ощущения его двойника-птицы - все более отчетливыми. Однако Илуге все еще боялся открыть глаза, словно бы это вмиг лишит его опоры. Ему казалось, что он уже очень высоко.
- Илуге! - звонкий голос Цаньяна доносился, казалось, со всех сторон одновременно. Потом послышался каскад удаляющихся смешков, и Илуге все же решился разлепить веки. Иногда так бывает, когда смотришь против света : видишь не сами предметы, а их контуры. В странном сияющем мареве он увидел силуэт Цаньяна, и горы, горы впереди. Крутой хребет иззубренным горбом вздымался к небу ослепительного жемчужного цвета. Мягкие, восхитительно упругие белоснежные крылья размахом в полтора раза больше размаха человеческих рук несли его над морем клубящихся облаков, где далеко внизу виднелась фигурка бегущего ребенка. Цаньян в этом странном месте, в отличие от Илуге, оставался в том виде, в котором пребывал обычно. Фигурка казалась крошечной, но своим новым, птичьим зрением Илуге без труда различал, когда малыш щурился или улыбался.
В этом странном мире все было возможно, и Илуге не приходилось подолгу ждать : облака будто бы сами несли Цаньяна на своих белых пушистых гривах . Хребет пододвинулся, расколовшись на отдельные гряды, издали казавшиеся сплошным массивом. Ослепительные языки ледников вспыхнули под солнцем, зажгли в небе зеленоватые отсветы. Облака теперь напоминали гигантскую реку из кипящего молока, которая быстрым потоком вливалась в широкое горло одного из ущелий. Маленькая фигурка Цаньяна, несомого потоком, сверху казалась тонущей в белой пене.
Облачная река, будто живая, неслась по сужающемуся горлу ущелья все быстрее и быстрее. Илуге различал как, будто настоящие буруны, внизу закручиваются облачные вихри и клочья тумана, будто брызги, цепляются за камни, оседая на них мириадами сверкающих капель. Ущелье почти совсем сомкнулось, подняв облачный гребень почти до самых своих вершин. А потом облачный поток, подобно гигантскому водопаду, вдруг вырвался из горла и растекся по небольшой долине ровным белым покрывалом, напоминая свежевыпавший снег.
Свои новым, птичьим зрением, странно искажавшим привычный фокус, Илуге смотрел вниз, в долину. Мир вокруг был сияющее, ослепительно бел. Ровный молочный оттенок облачного покрова плавно перетекал в ослепительно-белый цвет снега на склонах гор и опалесцирующий - неба с неподвижно застывшим в нем раскаленным и холодным одновременно светилом. И только ряды черных, гладко отесанных явно человеческими руками гранитных столбов прорывали облачное покрывало.
Крохотная фигурка Цаньяна застыла у подножия одного из них.
Илуге не помнил этого места. В своем прошлом поединке с гхи они сражались ночью, на склоне покрытой льдом горы. Это место рождало в нем смутный страх, - слишком странным, призрачным было окружавшее их сверкающее белое безмолвие.
- Это здесь, - донесся до него слабый голосок ребенка.
Его ( двойника) крылья плавно несли его над долиной, чутко ловя воздушные потоки. Сделав над долиной широкий круг, Илуге не заметил никаких признаков того, что они искали. Сверху гранитные столбы оказались ровно стесанными, словно фронтоны колонн какого-то чудовищно огромного недостроенного храма.
Ветер покачивал и нес его вниз, словно осенний лист с дерева. Его (двойника?) когти скрежетнули по гладкой каменной поверхности, когда он приземлился на одну из гигантских колонн. Вблизи оказалось, что в центре столба, облицованного гладким камнем, имеется массивная прямоугольная плита.
- Илуге-е-е! - голос Цаньяна заметался между столбами, рождая бесконечное, гудящее и сливающееся, сверхъестественное эхо. Каждый звук в этом странном месте была неестественно громок. На какой-то момент ему показалось, что каменные столбы закачались и инстинкт птицы сорвал его с края платформы раньше,чем он успел это осознать.
Цаньян стоял внизу, закинув голову - крошечный, беспомощный... Илуге неожиданно охватил страх за него. Сумеют ли мать и Дордже Ранг защитить малыша?
Гигантские колонны неожиданно взвыли. Каменная плита в центре ближайшего к нему столба неожиданно и бесшумно ушла в невидимый паз. И этот пробирающий до костей нечеловеческий вой шел из черной пасти образовавшегося в ней отверстия.
" Неудивительно, что гхи трудно убить!" - успел подумать Илуге, стремительно складывая крылья, чтобы ускользнуть от первого из появившихся гхи.
Всегда, когда он видел их раньше, гхи передвигались как люди, - или, в крайнем случае, как звери. Но здесь они ринулись на него, словно рой потревоженных ос, передвигаясь длинными волчьими прыжками прямо во воздуху. Инстинкты двойника были в этом воздушном царстве куда более верны, чем его собственные, и Илуге попытался меньше контролировать его ( свое) тело. Словно почувствовав свободу, его крылья упруго взрезали воздух. Взмыв над равниной, он молниеносно спикировал на спину одному из гхи, глубоко запустив в нее когти величиной в ладонь взрослого мужчины.
Узкие челюсти гхи щелкнули совсем рядом. Когти двойника продолжали рвать нечеловеческую плоть, яростный вой гхи, многократно умноженный эхом, звучал на грани невыносимого. Илуге с мрачной яростью ощутил в этом вопле боль и он ( двойник) принялся наносить сокрушительные удары клювом, целя в страшные, бледно-голубые, в мутноватых красных прожилках глаза.
Остальные гхи накинулись на него одновременно. Илуге почувствовал пронзительную боль, когда в его тело вонзились клыки. Выпустив свою жертву, Илуге взмахнул крыльями, поднимаясь выше... а затем ринулся вниз, увлекая за собой вцепившихся в него врагов.
Гхи явно не были не приспособлены для воздушной схватки, даже в этом месте. Их движения становились медленными и неловкими, несколько, визжа, пролетели мимо. Клубок тел вокруг Илуге распался и он вновь взмыл в небо, готовый в любой момент отразить новую атаку.
" Там, в этих колоннах, скрыто то, что одушевляет гхи", - промелькнуло в голове, - " Мне надо каким-то образом добраться до их сердцевины - или разрушить колонны".
А потом он увидел его. Среди сотен гхи, заполнивших равнину, Илуге узнал Горхона сразу. И услышал его торжествующий хохот.
- Я долго ждал тебя, варвар. Но я терпелив.
Гхи, подчиняясь своему вожаку, вернулись на свои насесты, напоминая теперь в сгущающемся тумане какие-то причудливые, уродливые каменные скульптуры. Горхон стоял на одном из крайних столбов, почти у самой границы облачного водопада, где клочья облачных волн, казалось, обдают его пенными брызгами.
Илуге поднялся выше, чутко ловя ветер крыльями. Двойник жил в нем, захватывал его, и думать становилось все труднее. Илуге ощущал поднимающийся откуда-то изнутри него хищный инстинкт, растекающийся по венам жаждой крови.
" У меня есть только один шанс, - он будто прорывался сквозь мутную, багровую, застилающую разум пелену. - Я должен проникнуть внутрь. Что бы ни было. И что бы там ни скрывалось. По-другому убить гхи невозможно."
- Иди ко мне! - Горхон широко раскинул свои когтистые руки, ощерив звериную пасть.
Поймав воздушную волну и позволив ей нести его вниз, набирая скорость, Илуге бросился на врага. Горхон снова захохотал, готовясь принять его в свои объятия, но Илуге в последний момент сменил направление и, сложив крылья, камнем ринулся внутрь колонны, в распахнувшуюся ему навстречу тьму.
В узком, тесном пространстве у Илуге не было никаких шансов удачно приземлиться. Он упал, и упал тяжело, на холодный каменный пол маленького помещения, выломав в падении правое крыло. Двойник в нем яростно клекотал и рвался наружу, но разум человека велел Илуге из последних сил рвануться к вмурованной в стену каменной чаше, на которой что-то светилось призрачным светом.
Он не успел. Горхон спрыгнул прямо перед ним, пружинисто приземлившись. Из его горла доносился довольный, клокочущий хрип.
Здесь, в этом тесном каменном мешке, Илуге не мог ни прыгнуть на врага, ни снова выпустить покалеченные крылья. Тело двойника, раньше великолепно служившее ему, теперь превратилось для него в клетку. А Горхон, припав на руки и вновь напоминая этим гигантского волка, уже готовился к прыжку.
- Не трогай его!
Цаньян возник рядом с чашей. Илуге дернулся, понимая, что не успеет прикрыть ребенка от гхи, однако и Горхон, не ожидавший появления своего сына, застыл, поводя мордой от одного к другому.
- Мой сын.
Здесь, когда ему не приходилось использовать не приспособленные для человеческой речи связки гхи, его слова были ужасающе четкими. Сердце Илуге пропустило один удар.
- Ты плохой, - сердито сказал Цаньян, - Зачем ты хотел убить маму , а теперь моего брата?
- Чтобы ты мог править, - теперь Цаньян всецело завладел вниманием Горхона, - Я вижу, что моя сила передалась тебе. Ты будешь величайшим из правителей Ургаха!
- Я не хочу быть правителем, - Цаньян топнул ногой, - Я хочу играть с Илуге, и чтобы он дал мне покататься на своем волшебном коне!
- Когда вырастешь, ты оценишь все, что я сделал для тебя, - Горхон выпрямился, стараясь придать себе по возможности человеческий облик. - А сейчас вернись к маме и не мешай нам, сынок.
- Я никакой не твой сынок! - упрямо сказал Цаньян, - Скажи ему. Илуге!
- Да, скажи ему, Илуге, Князь Лавин, - гхи ощерился, - Скажи ему правду!
- Я пришел за свитками Желтого Монаха, - Илуге ощущал свои слова как направленный поток, для которого ему не требовалось раскрывать рот, - Если ты отдашь их я не убью тебя.
- Не убьешь меня? Щенок! - шерсть на загривке гхи поднялась, - Посмотрим!
И он прыгнул. Илуге встретил его когтями, и клювом, колотя по каменному полу бессильными крыльями. В одном они с своим двойником сейчас были едины: убить или быть убитыми. Ослепительная боль отступила, сменившись не менее ослепительным бешенством. Гхи придавил его к земле, наступив на правое крыло, и Илуге теперь один за другим наносил ему оглушающие удары левым. Левым крылом. Левой рукой. Левой - той, что несла смерть своим прикосновением всему живому. Но не мертвому. Однако и гхи , каким-то образом, мог чувствовал леденящее прикосновение нижнего мира, потому что вдруг выпустил его.
- Никакой ты мне не отец, - сказал Цаньян Джамцо. - Я тебя хлопну!
И хлопнул. Каменная колонна дрогнула, родив гулкое эхо, каменные осколки посыпались на них Гхи обернулся, то ли собираясь что-то сказать, то ли чтобы напасть. Но сейчас все внимание Илуге сузилось до размеров крохотного пространства между массивной фигурой гхи и стеной, на которой мерцала светящаяся чаша. Волоча по полу перебитое крыло, Илуге прыгнул, вцепившись когтями в край чаши и что есть силы ударил клювом внутрь. Прозрачная , похожая на слюду ,поверхность лопнула, рассыпалась фонтаном искр. На дне чаши лежали свернутые в трубку листки. Следующим движением Илуге глубоко вонзил в свиток когти.
Горхон упал на колени, страшно и совсем по-человечески закричав. По краям пробитого свитка, сначала медленно, а затем сплошным потоком потекла густая черная кровь. Фигура Горхона, скрючившаяся на полу, вдруг поблекла, а затем, словно что-то изнутри размывало ее все сильнее и сильнее, стала исчезать.
- Мой...сын...- донесся до них ускользающий голос и ужасная фигура гхи пропала, растворилась без следа облачком бледного синеватого дыма, всосавшегося в каменный пол.
Что-то звякнуло. На полу остался лишь красивый перстень из блестящего, точно ртуть, металла с черной печаткой в виде ровного квадрата.
- Он теперь далеко, и ему больше не больно, - сказал Цаньян, глядя на перстень, - Это он мне оставил, правда, Илуге? Какой красивый!
И потянулся к перстню.
- Остановись!
Прежде, чем сообразил, что делает, Илуге выбросил вперед здоровое крыло, чтобы не дать ребенку коснуться перстня. И почувствовал боль, равной которой испытать невозможно. Будто расплавленным металлом, она хлестала его, ослепив и оглушив, заставив повалиться на пол и кричать, кричать, срывая голос до хрипа, срываясь с цепи собственной воли и падая в пустоту...