Аннотация: 9-я глава. К одной красивой картине не хватает пары. Достойный повод для победоносного завершения Второй Южной войны - не так ли?
Глава 9. Ургашская загадка
Предсказание госпожи Ю-тэ сбылось. Теперь она снова - фрейлина Ее величества вдовствующей императрицы-матери. Госпожа прислала ей указ о ее восстановлении в ранге уже на следующее утро, что говорило о том, насколько хорошо и незаметно действуют ее шпионы. Наверное, это должно было бы ее радовать. Если бы так не пугало. С тех пор, как они обе в первый раз переступили порог Шафранового Чертога, И-Лэнь постоянно ощущала себя висящей на волоске. Так вот оно каково- чувствовать себя не защищенной высоким родством, умом и талантом мужа?
Больше всего с ума ее сводил страх за дочь. Какое-то время она еще слабо надеялась на то, что все закончится шуткой. По крайней мере, так она подала свой визит к императору в беседе с дядей. Однако господин Той, несмотря на ее беззаботный тон, чуть не по словам заставил ее пересказать их беседу, пожевал губами и стал озабоченным. В свои игры он ее посвящать не стал, наказал только ни на шаг не откускать от себя детей и на следующий же день прислал молчаливую рабыню, - пробовать всю еду и все питье, которое появлялось у них на столе. С тех пор на сердце у И-Лэнь стало неспокойно.
А потом, в седьмой день месяца ивы, когда на них уже распустились первые сережки, возвещая весну, Господин Шафрана прислал на девочкой. И снова. И снова.
Потом И-Лэнь думала, что Шуань-ю девочка быстро надоест, и о них забудут. В конце концов она практически достигла своей цели: по крайней мере, смерть ее мужа расследуют, и император сожалел о ней. Если есть в ней виновные, то их найдут. Чего ей еще было желать?
Но судьбы людские в руках богов, и в поднебесном мире случаются странные вещи. Господин Шафрана и не думал забывать о девочке. Мало того, он потребовал ее постоянного присутствия при своей особе, - неслыханная честь! Наложницы императора, никогда и не видевшие своего повелителя, рвали на себе волосы, придворные возбужденно шептались, - неужели дочь опального полководца сумела отвратить императора от " южного поветрия", как деликатно здесь именовали влечение к лицам своего пола? Это было невероятно! И-Лэнь тоже в глубине души хотелось бы в это верить....
Но она точно знала, что никакая из тунгун, - специально назначаемых для этого придворных дам, - еще не обмакнула кисть в красную кисточку и не отметила в своей книге ни одно императорское сношение с женщиной ( что должно было быть проделано обязательно: во-первых, для точного установления высочайшего отцовства, а во-вторых, для вычисления времени зачатия будущего августейшего младенца и связанных с ним благоприятных и неблагоприятных примет).
Кроме того, Рри и не думал пропадать из поля зрения. Они с императором все так же проводили время в увеселениях и забавах. В те редкие минуты, когда И-Лэнь теперь удавалось видеть дочь, та сказала, что Рри теперь с ней ласков и снисходителен, как с комнатной собачкой. Что ж, это было лучше, чем противостояние. К сегодняшнему дню Рри уже должен понять, что О-Лэи ему не соперница. Можно ли вычеркнуть его из списка тех, кто может угрожать жизни ее дочери? И-Лэнь вздыхала и старалась отогнать страшные, точившие ее изнутри мысли.
Дядя был в полном восторге. Он теперь мог узнавать от О-Лэи содержание многих бесед императора, а это усиливало его позиции. Конечно, в том случае, если он мог перемолвиться с ней словом.
Императрица-мать почти сразу начала осторожно обхаживать И-Лэнь. Возможно, тогда она еще не разобралась в ситуации и всерьез считала, что О-Лэи может стать новой императрицей. Однако и после она предпочитала приблизить И-Лэнь к себе, - возможно, с целью следить за ней. Так или иначе, это вызывало открытое бешенство Первой Фрейлины. Императрица-мать в своем довольно-таки скучном существовании находила ... забавным сталкивать лбами своих фрейлин.
И-Лэнь, кстати, обнаружила, что за время ссылки почему-то потеряла вкус к такого рода вещам. Она с удивлением обнаруживала в себе эти изменения по мере того, как снова втягивалась в орбиту придворной жизни, столь привычную для нее. Раньше ей , например, казалось весьма, весьма важным, кому императрица мать позволит нести ее веер, кто чаще остается почитать ей на ночь книгу и с кем сиятельная госпожа направится поутру в часовню или соизволит плавать в лодке.
Впрочем, оно и вправду было так. Иногда императрица проговаривалась. Или позволяла считать, что проговаривалась. Госпожа Хризантем ( официальный титул императрицы-матери, так же как Госпожа Сливы - титул Невесты Императора и Лотосовая Госпожа - титул его жены) провела на престоле или рядом с ним всю свою жизнь и уж конечно просто так ничего и никогда не говорила. В этот момент быть рядом было исключительно важно, - от подсказки или небрежной фразы, сказанной этой рано увядшей женщиной с маленьким обвисшим личиком и усталым,жестким ртом, зависело иногда больше, чем от приказа иных министров. Потому что И-Лэнь доводилось видеть, как уже подписанные приказы небрежно швырялись этим министрам в лицо. И переписывались.
Пожалуй, только Партия Восьми Тигров могла себе позволить не слишком считаться с Госпожой Хризантем. Остальные делали что могли, - в первую очередь, устраивая в прислужницы императрицы своих женщин. Появление И-Лэнь многими из них воспринималось... неоднозначно.
В этот день императрица-мать соизволила оказать И-Лэнь честь сопровождать ее полюбоваться старинными картинами на шелке. Еще выбрали всего лишь семь фрейлин, - у некоторых из тех, кому не удалось попасть в их число, потом до вечера были распухшие от слез носы. И-Лэнь послушно шла мелкими шажками за императрицей, которую несли четверо красивых молодых евнухов. Зал Изысканных Наслаждений располагался в отдельном павильоне, выкрашенном в синий цвет и отделанным бело-зелено-золотым орнаментом. Двери и окна , тем не менее, были сделаны из однотонного молочного стекла, чтобы пропускать максимальное количество мягкого, рассеянного света, - старые шелка картин выцветали и рыжели под прямыми лучами солнца.
"Какова ее истинная цель?" - И-Лэнь ни минуты не сомневалась, что императрица явилась сюда не без причины. Это будет понятно по ее выбору. Это стало понятно почти сразу.
Первой картиной, у которой она остановилась, было древнее полотно легендарного Жу Сианя " Три Сестры", изображающее три горы и три ущелья - ворота, отделяющие обе провинции Гхор от земель северных варваров. Никто, кроме нее, там не был. Сердце И-Лэнь гулко ударилось о ребра.
- Эта картина слишком прекрасна, чтобы это можно было описать скудной человеческой речью, - восхищенно произнесла императрица-мать, и фрейлины послушно закивали, - Я гляжу на нее уже много сотен раз, но ее очарование ничуть не поблекло. Изображенное все так же поражает меня. Скажи мне, И-Лэнь, тебе доводилось их видеть?
В этом можно было бы углядеть завуалированное оскорбление, если бы И-Лэнь не знала свою госпожу слишком хорошо. Госпожа Хризантем действительно спрашивала.
- Да, моя госпожа, - невозмутимо произнесла женщина. Какие-то неприятности с обстановкой в провинциях? Новый военный поход? Набеги северных варваров? Или... или расследование причин гибели ее мужа завершено? - Эти горы возвышаются, словно зубцы на спине дракона, столь огромного, что его нос, наверное, купается в Море Бурь...
- Прекрасное сравнение, - милостиво кивнула госпожа и перешла к следующей картине. Она тоже что-то сказала по поводу еще нескольких картин, но изощренный слух И-Лэнь улавливал, что это только для отвода глаз. Госпожу Хризантем интересовали только картины, на которых изображались Ургах и обе Гхор. Пожалуй, кроме нее этого никто так и не понял.
Тем более что в самом конце императрица резко остановилась перед одним из сравнительно новых полотен, до недавнего времени укрытого белым шелком . Оно изображало триумфальное шествие Великого Фэня по случаю победы в первой южной войне. Детали были прорисованы изящно и точно, хотя, на вкус И-Лэнь, слегка напыщенно. Картина сияла золотом и киноварью.
- Из картин, что были написаны за последние сто лет, эта мне нравится больше всего, - небрежно повела плечом императрица, - Когда пройдет пятьсот лет, и краски слегка поблекнут, а шелк станет ветхим, эта картина будет воистину бесценна. Глядя на нее, воины будут слышать боевые барабаны древних битв, и сердца их наполнятся гордостью за великие деяния своих предков, - Госпожа Хризантем сделала паузу и снова слегка улыбнулась И-Лэнь непроницаемыми, темными и влажными, как вишни, глазами. Она , конечно, знает, что уже сегодня эти ее слова будут процитированы и по-разному истолкованы в десятке разных мест, - Однако к ней не хватает пары, - хоть парная война и имеется.
Теперь фрейлины засмеялись, повинуясь скупой улыбке, дернувшей вверх уголки накрашенного рта.
- Я не сомневаюсь, что Вторая Южная война будет окончена столь же победоносно, - сказала И-Лэнь, - В конце концов, пары к картине действительно не хватает!
- Эта картина написана в период цветения вишни, - раздумчиво произнесла императрица, - Вторая должна была бы быть написана в осенних тонах. Как ты думаешь?
И-Лэнь склонила голову.
- Несомненно. Тримфальное шествие в красных одеждах на фоне осенней листвы будет смотреться подобно вспыхнувшему факелу. Такая картина могла бы прославить своего создателя...
- О да, - снова улыбнулась Госпожа Хризантем, - Любого из них.
Она имеет в виду обоих - и того, кто будет ее писать, и того, кто будет на ней изображен. Победителя.
И-Лэнь была женой и дочерью полководцев, политиков и стратегов. Она поняла. Вторая Южная война должна быть выиграна до зимы. Однако при чем здесь интерес к западу?
***
- Что ты думаешь о канатоходцах, О-Эхэй? - Господин Шафрана нагнулся к ней со своего трона, левая рука милостиво покоилась на ее голове. Императору нравилось перебирать ее волосы, и О-Лэи боялась шелохнуться в момент, когда следовало принимать монаршью ласку.
- Они прекрасны, мой господин, - пробормотала О-Лэи, с замиранием средца наблюдая за тем, как тоненькая девушка с веером , покачиваясь, ступает на канат маленькой ножкой в легкой шелковой туфельке
- Прекрасны? - в голове Шуань-ю послышалось изумление, и О-Лэи поняла, что выдала себя, - Канатаходцы - прекрасны? Неужели тебе нравятся площадные забавы, О-Эхэй?!
У нее все внутри сжалось в комок. Нужно что-то срочно придумать. Какую-нибудь мудрость из папиной книги. Лопатками она чувствовала злорадный взгляд Рри, прожигающий ей спину. О-Лэи улыбнулась и серьезно посмотрела в глаза императору.
- Прекрасна ли придворная дама, фрейлина второго или третьего ранга, когда, набелив лицо, она спешит выказать императрице свою почтительность, поддерживая на выходе длинные рукава ее одежд? ( Неверно, неверно, лицо императора осталось пусто!) Прекрасен ли чиновник шестого ранга, юноша, только что назначенный на свою должность, когда он в своих одеждах цвета весенней зелени впервые переступает порог Шафранового Чертога?
- Это действительно может быть прекрасным, - лицо Шуань-ю светлеет, глаза заволакивает мечтательная дымка, - Но причем здесь канатоходцы и их простолюдные забавы?
- Придворный подобен канатоходцу, - цитирует О-Лэи ( император не знает, что она цитирует "Трактат о феномене власти"). - Один неверный шаг, - и он впадет в немилость, а немилость господина подобна падению в пропасть глубиной в десять тысяч лэ.
Сзади раздается сдержанный смех придворных, и она позволяет себе добавить от себя:
- В этом есть особо утонченная красота, пусть простолюдины и не подозревают о ней.
- Вот за что я люблю маленького О-Эхэя, - император соизволит величать ее в мужском роде, в том числе и высказывая свою милость, - Он может даже невинную забаву облечь в слова, исполненные высшего смысла. Однако то, что ты говоришь, печально. Разве ты так себя чувствуешь?
Рука с холеными пальцами поднимает ее подбородок, красивые глаза цвета корицы смотрят в ее, - широко распахнутые, полные настоящего, некрасивого страха. Император вдруг выпускает ее лицо из ладони и встает, не обращая внимания на то, как танцует на канате набеленный старик, какие заученные шутки он кричит, прежде чем сделать свое сальто.
- Мы бы хотели заняться делами государства, - небрежно говорит он, выходя и на ходу протягивая распорядителю внутренних покоев руки с волочащимися по полу рукавами своего расшитого позолотой кафтана. Распорядитель внутренних покоев на ходу омывает руки императора от липких остатков десерта, - император изволил смотреть представление, кушая сваренные в меду цукаты. Двое евнухов впереди распахивают высокие красные лакированные двери с прорезным орнаментом в виде мифических птиц. Толпа придворных, - более ста человек, - напряженно замирает в дверях.
- Рри, Цао, О-Эхэй, - называет император имена тех, кому дозволено перешагнуть порог, - Цао, дай мне свой список.
- С моими нижайшими благопожеланиями, - низко кланяясь, тучный Цао, семеня, подбегает к императору. Его обтянутая блестящим шелком спина оказывается прямо под носом О-Лэи, она вынуждена отступить и чувствует, что кто-то, на чье тело она случайно наткнулась, мгновенно ретируется
- Настоятель Храма Неба - результаты небесных вопрошений - конечно, мы его примем в первую очередь, - император оглашает те дела, которые намеревается сегодня решить. Придворные ждут, затаив дыхание, - в списке Цао всегда в три раза больше пунктов, чем возможно решить даже целой коллегии судей. Иногда , по слухам, закладываются целые поместья ради того, чтобы попасть в этом списке хотя бы на первую страницу. - Господин Первый Министр, с докладом о состоянии дел. Что бы это значило?... Но, - да, мы примем его. Затем - военный Министр. Новости с Южного фронта нас волнуют, как всегда. Доклад о засухе в провинции Сэ... Цао, займись этим, и сделай мне краткий доклад, - сомневаюсь, что мы сможем выделить достаточно денег из казны. Императрица-мать с изъявлениями высочайшей...Передай, что мы сами посетим ее. И доклад о путешествии в страну черных варваров.... Если останется время. Пусть ждут.
- Слушаюсь, Сердце Срединной, - поклонился господин Цао. По его знаку евнухи быстро и незаметно очищают покои от толпы царедворцев. Пальцы императора ложатся на плечо О-Лэи жестом, ставшим привычным уже не только для нее. Император шествует к своему трону, занимает его, и его молодое лицо неуловимо меняется. Теперь, обратясь на юг, в Зале церемоний, он уже почти ничем не напоминает человека. Таким О-Лэи увидела его в первый раз, - только тогда она стояла по другую сторону невидимой границы.
Цао начинает церемонию приема. Даже сейчас О-Лэи боится толстого евнуха со змеиными глазами до оцепенения. Особенно когда он с ней ласков. А он с ней всегда ласков до приторности. Именно Цао начал при ее появлении выполнять приветствие, каким приветствуют министров. Императора очень это развеселило, и теперь вся челядь при ее появлении вытягивает левую руку ладонью вверх и склоняет голову. От этого О-Лэи всякий раз хочется завизжать.
Евнухи раскрывают двери с драконами, - она прекрасно помнит на них каждую трещинку. Жрец Храма Неба Бохтан облачен в синие одежды своего ранга, его рогатая митра отбрасывает на пол длинную тень, и какая-то рыбина под хрустальным полом в испуге шарахается прочь. Гладкое непроницаемое лицо жреца с черными ямами глаз выдает уроженца востока - но и только. Мягкий голос звучит совершенно безукоризненно: чувствуется, что жрец с одинаковой легкостью может шептать, успокаивая испуганного ребенка, и держать речь перед девятью тысячами воинов. Они хорошо знают друг друга, эти двое, император и жрец. Шуань Ю приветственно и небрежно взмахивает рукой, жрец позволяет себе улыбнуться уголком губ. Не так, совсем не так он смотрит на Цао. Это совсем короткий взгляд, но О-Лэи кажется, что он разрезает воздух, как масло.
- Каковы предзнаменования? Каковы благоприятные направления? Как приняты принесенные жертвы? - император задает вопросы, и О-Лэи слышит, что он привык их задавать десятки, сотни раз,- каждый раз, когда они встречаются в этом зале.
- Милость Неба, как всегда, простерта над своим возлюбленным сыном, - бархатным голосом произносит жрец. Сейчас голос у него низкий, успокаивающий.
- Давай, давай, без предисловий, - Шуань Ю нетерпеливо постукивает пальцами по подлокотнику кресла, - Каковы предзнаменования на юге?
- На юге наступает равновесие, - жрец осторожно подбирает слова, - Прдзнаменования благоприятны, но есть некоторые признаки, которые могут помешать....
- Какие? - резко спрашивает Шуань Ю.
- Четыре раза выпадало Предзнаменование Предостережения, - жрец почти пожимает плечами, - На этом направлении оно означает вероятность принятия неверных решений, дурной совет, который может быть дан повелителю...
- Еще что? - Шуань-Ю ждет с прикрытыми глазами, словно будучи углублен в себя.
- Самые интересные знамения на западе, - оживляется жрец.- Выпадает знак больших перемен, возможная опасность, - но знаки располагаются вовнутрь, так что угроза относится только к самому Ургаху.
- Возможно, там что-то назревает, - задумчиво произносит император иделает расслабленный жест кистью левой руки, - впрочем, сегодня мне доложат об этом, - Что еще?
- На востоке все очень благоприятно, - благостно кивает жрец.
- А как же засуха в процинции Сэ? - бросает император. О-Лэи успевает заметить, что жрец явно об этом не осведомлен, - по тому, как еле заметно напрягается его тело под складками синей ткани.
- Все разрешится наилучшим образом, - выражение лица Бохтана не меняется.
- Еще? - требует император.
- Север нестабилен, он во власти темных вод, которые приносят как благодатные, так и опасные течения. На севере равновесие нарушается.
- Что в центре? - Шуань Ю улыбается.
- В центре знак Неверности, - отчетливо говорит жрец, - Кто-то из числа приближенных Сына Солнца неверен ему. Из числа тех, кому повелитель доверяет.
Сердце О-Лэи уходит в пятки. Император продолжает улыбаться.
- Скажи, жрец, выпадет ли в центре другой знак? Хоть когда-нибудь? - произносит он скучающим тоном, и те, кто стоит за троном, считают нужным улыбнуться императорской шутке, а тон ее говорит о том, что это шутка.
Бохтан молчит, - вопрос не подразумевает ответа.
- Довольны ли духи? - после некоторого молчания снова спрашивает император.
- Две тысячи послушников непрерывно совершают песнопения в кумирне великого отца-небожителя Сына Неба, и других божественных предков. Пятнадцать лучших медиумов Срединной заняты расшифровкой полученных посланий. Пока все они благосклонны.
- Хорошо, - император кивает головой. Аудиенция окончена.
Шуань-Ю переглядывается с Цао. Цао объявляет имя Первого Министра. О-Лэи старается сделаться еще незаметнее, чем она есть. Император рассеянно накручивает на палец прядь ее волос.
Господин Той по всем правилам придворного этикета простирается на прозрачном полу. С некоторых пор ( а точнее, с тех пор, как его племянница заняла свое странное и высокое положение при императоре), господин Той часто бывает в Шафрановом Чертоге.
- Итак, что же за состояние дел привело тебя сюда? - в голосе Шуань-Ю слышится скрытое любопытство.
- Вчера ночью столицу посетил северный варвар, который назвал себя послом, - начал господин Той. После предыдущего визита жреца это вызывает у императора интерес, он подается вперед, - Я посчитал... возможным принять варвара лично.
- И что же? Надеюсь, он не слишком вонял? - губы императора сочувственно кривятся. Следует засмеяться его шутке, и раздаются сдержанные смешки.
- Э-э-э... вонял, мой господин, - господин Той тоже поддерживает шутку, и смешки становятся громче, - Но он принес мне один интересный свиток на ургашском языке. - Господин Той достает из складок одежды свиток, - В нем сыновья невинно убиенного князя Ургаха Каваджмугли, чудесным образом оставшиеся в живых и собравшие армию из северных варваров, просят Сына Неба .... Немного помочь. Деньгами. И воинами.
- Смело, - Шуань-Ю прикрывает глаза, длинные ресницы ложатся на щеки, - Что-то еще?
- Наследники щедры на обещания, - усмехается господин Той, - Они предлагают после захвата власти в Ургахе вернуть долг в двойном размере. И беспошлинную торговлю на вечные времена.
- Когда нечего терять, не грех пообещать и луну с неба, - роняет Шуань Ю, - Но... да, твое известие... заинтересовало меня. Я жду тебя завтра с предложениями того, как следует поступить.
Короткий поклон, ритуальные пожелания, - и господин Той покидает залу. О-Лэи видит, как гордо развернуты его плечи, - сегодня он сделал шажок к тому, чтобы вернуть доверие императора. И без ее помощи, стоит сказать.
Военный министр, напротив, не может сказать ничего нового. Он мямлит что-то неразборчивое о задуманных маневрах нового командующего, - кажется, его зовут Бастэ, - и какой-то секретной вылазке. Император раздражен и скучает. О-Лэи кажется, что министр даже не представляет, о чем говорит. Сама она знает карту южных границ явно куда лучше. " На юге наступает равновесие...". Всем здесь, в столице, уже надоела эта война.
Потом военный министр оживляется. У него тоже новости из Ургаха, - правитель Ригванапади, которому ранее высылались предложения о совместном походе против северных варваров, предлагает Сыну Небес победоносную войну.
Это интересно. Скуки императора как не бывало.
- " Начало осени, - лучшее время для нападения на степные племена, - гласит послание, - Это время, когда степные племена откочевывают на свои зимние зимовья и, напав на них в этот момент, можно легко взять искомую добычу и увести ее на свежих, откормленных конях, которые только что пригнаны с летних стойбищ. Прошу Сына Неба прислушаться к плану военной компании, предалагемой моими лучшими советниками, и сообщить мне свое решение, так как, согласно предыдущим договоренностям, подготовка к нашему совместному походу идет полным ходом...."
- Помнится, когда мы писали в Ургах прошлый раз, целью нашего послания было проверить, на что ургаши готовы, - лениво говорит Шуань Ю, - Оказывается, они ... очень готовы.
- Одновременность таких посланий вряд ли случайна, мой милостивый повелитель, - раздается голос Цао., - Если мой господин разрешит своему ничтожному слуге высказать свое мнение....
- Говори, Цао, - обрывает вступление император. Евнух прикрывает узкие, заплывшие жиром глаза. В падающем сверху солнечном свете его лицо лоснится, видны попытки замаскивать багровые следы назревающего чирья на правой щеке. Возможно, это следствие производимой операции, но у многих евнухов, как и у Цао, проблемы с чистой кожей, особенно к старости. Что не добавляет евнухам популярности, и без того небольшой.
- Наши шпионы доносят, что князь Ургаха последнее время стал мрачным и постоянно совещается со своим главным колдуном по имени Горхон, - Цао, конечно, не мог не знать , какая тема будет обсуждаться с императором. Это давало ему возможность подготовиться. Иногда очень важные известия приходилось задерживать месяцами, пока для Цао не доставят той информации, которая ему нужна. Чаще всего это всего пара фраз, которые он скажет в такой момент, как сейчас, - Возможно, что каким-нибудь образом, - допустим всего на мгновение, - ему стало известно... о притязаниях на его трон. В этом случае его предложение должно быть столь настоятельным. Как сейчас.
- Это только предоположение, - император кривит губы - Что толку от них?
- Предугадав мотивы противника, можно понять, как следует поступить, - назидательно говорит Цао.
- А ты знаешь - как? - парирует император.
Цао задумчиво жует узкие темные губы.
- Этот вопрос... требует величайшей сосредоточенности, - наконец осторожно говорит он. - Его следует обдумать.
- Хорошо! - император поднимает руку, - Вопрос столь важен, что мы должны обдумать его. Остальное - потом.
- Цао, Рри, Жень Гуй, - он обращается к военному министру по имени, отчего тот весь расцветает, - К завтрашнему дню я жду от вас предложений. А сейчас я устал. И хочу некоторое время побыть один.
Настроение императора опять изменилось. С ним всегда так, - он непредсказуем, как река,меняющая русло. Явно разочарованные, названные неохотно покидают покой. О-Лэи знает, - они все равно будут ждать, там за дверьми. Настроение императора может снова измениться...
Ей тоже надлежит уйти. Однако при ее попытке подняться рука императора, лежащая у нее на голове, мягко толкает ее обратно.
- Тебя мы не отпускали, О-Эхэй, - говорит император, - Ты, мой маленький носитель кисти, останешься при нашей особе. Возьми принадлежности и следуй за мной. Возможно, мне захочется сложить стихотворение.
Она молча выходит за ним в его личные покои. Император редко изъявляет желание остаться наедине с собой. Чаще всего за ним всюду таскается человек тридцать-сорок. Иногда ей до боли жаль его, столь одинокого в этой толпе.
Личная спальня Шуань-ю уже знакома ей. Это зал ,способный вместить сто человек. У дверей бдят две тугун с своими девственно чистыми книгами. Они раздражают Шафранового Господина донельзя, но против традиции бессилен и император. К спальне примыкает меньшее помещение, где император любит уединяться. Это сравнительно небольшая квадратная комната с прекрасным видом на императорский сад. Закатное солнце освещает его, сочится сквозь бумагу ширм, столь тонкую, что она почти незаметна. На полу - шкура огромного белого зверя, похожего на медведя, но вдвое больше тех, что О-Лэи видела в императорском зверинце. Говорят, ее привезли откуда-то с севера.
По его знаку она раздвигает ширмы и какое-то время император молча любуется пышным цветением орхидей. На низком столике из драгоценной яшмы стоит его любимое вино из лепестков роз. Налив пиалу до краев, она опять замирает рядом с ним, и его пальцы привычно перебирают ее волосы.
"Невидимые течения
Словно струи горячего воздуха
Летним днем
Знает ли кто, куда унесут они?
И кого опечалят?"
Сейчас его голос - это мягкий голос поэта, и щемящая грусть этих строк пронзает О-Лэи. Золотой свет уходящего дня, стрелы удлиняющихся теней,протянутые к ним из сада, танцующие в воздухе пылинки, - все напоено красотой. Мгновение, за которое страшно ступить. Ее сердце переполняется до краев.
- Это прекрасно, мой господин, - шепчет она.
- Искренность всегда прекрасна, мой маленький О-эхэй, - отхлебнув вина, отвечает император. Его глаза цвета корицы, в который танцует солнечный свет, кажутся безмятежными, - Наверное, оттого она так редка...
О-Лэи чувствует, как волшебство мгновения утекает у нее сквозь пальцы, тает, тает... и уходит, чтобы не вернуться никогда. Ей хочется плакать. Но она никогда не заплачет в присутствии своего господина. Она берет кисточку и медленно выводит каллиграфические строки. Потом, позже, она запишет это стихотворение на лучшей бумаге и повесит в своем доме. Чтобы смотреть на него иногда. На самую невозможную из всех надежд.
Император встает, его высокая фигура заслоняет свет. Он небрежно сбрасывает на пол свой пышный, затканный золотом кафтан, оставшись в легкой шелковой рубашке и просторных штанах. Сейчас он кажется О-Лэи ближе...чуть-чуть. Она может даже осмелиться коснуться его....
- Такие минуты мне особенно дороги, - говорит он, рассеянно устремив взгляд туда, где царствует заходящее солнце, - Минуты, когда знаешь, что есть нечто превыше всего. Солнце - повелитель императоров.
Он смеется. У него молодой, мальчишеский смех. Ему нет и двадцати пяти лет.
О-Лэи смотрит на него сияющими глазами. Все, что ей позволено, сейчас и всегда.
- Я думал о том, что сказано сегодня, маленький О -Эхэй, - его лицо грустнеет, он обращается к ней, как к женщине, - Ты несчастна здесь со мной? Ты боишься? Я часто вижу страх в твоих глазах, они не умеют лгать...- он подходит,берет ее лицо в ладони, - Быть может, тебя следует выдать замуж? Считается, что этого хотят все женщины?
- Я не хочу! - О-Лэи пытается справиться с непослушными губами.
- Тогда как мне сделать тебя счастливой, О-Эхэй? - император участливо наклоняется к ней.
- Позвольте...позвольте мне быть рядом, мой господин, - удается ей выговорить, в горле стоит комок.
- Я и так не отпускаю тебя ни на шаг, - Шуань-ю отпускает ее, - Рри даже вздумал ревновать. Это...утомляет. Так что же мне делать с Ургахом? - он резко меняет тему, так резко, что О-Лэи вздрагивает. Чтобы скрыть замешательство, она вновь наполняет пиалу императора
- Небо посылает мне предостережение от неверного совета, - продолжает император, расхаживая по комнате, - Как же мне угадать, какой из них неверен?
- Мой господин мудр... - бормочет О-Лэи. Император поднимает бровь.
- Что я слышу? Ты учишься быть придворным, мой маленький О-Эхэй?
О-Лэи опять проваливается в липкий, тянущий страх. Как она посмела мечтать о том, что он будет нуждаться в ней? Что однажды взглянет иначе, чем на игрушку?
- Избежать неверного совета можно, если поступить по-своему, - нерешительно говорит она, - Так, как хочется. Как кажется верным.
- О, мудрый совет, - ласково смеется император, - Не является ли он тем самым неверным советом?
- Быть может... - роняет она еле слышно.
Император опускается на широкое ложе, застланное покрывалами. Оно предназначено для отдыха, не для сна. На стенах вокруг него вытканы фениксы - символ мудрости. Их золотые круглые глаза смотрят без всякого снисхождения. За которой из стен сейчас прячутся соглядятаи?
Он подзывает ее, и О-Лэи бесшумно подходит и осторожно садится на краешек ложа. Сердце Срединной кладет голову ей на колени, и смотрит на нее снизу вверх. У него красивые густые ресницы, кожа век отливает легкой голубизной.
- Быть может, из множества советов твой окажется самым мудрым. Падме говорил, что устами ребенка в мир приходит истина.
О-Лэи очень трудно сосредоточиться, когда он так смотрит на нее.
- Я не смею советовать в столь важных делах, - говорит она,задыхаясь, в то время как пальцы императора играют белым пояском ее халата, - На память приходит история из "Весен и Осеней", когда к князю Дэ прислали просьбу о подмоге одновременно два сражающихся княжества - Вэ и У.
- И как поступил князь Дэ? - лениво спрашивает император, растягиваясь во весь рост и устраиваясь на ее коленях поудобнее. Пиала с вином перекочевывает ближе, он время от время пригубливает золотистую жидкость.
- Князь Дэ послал подмогу в оба княжества, - О-Лэи чувствует себя чуть-чуть увереннее, потому что именно в молчании она начинает задыхаться, - С наказом сеять раздор в рядах обеих армий. Когда же армии перешли в решительное сражение, люди князя Дэ нарушили свои позиции, и отошли, ослабив позиции и вынудив противников сражаться в невыгодных для обоих условиях. А когда обе армии обессилели, они одержали быструю победу над ними. В комментариях историка Вань Куна это называется " Сидя на холме, наблюдать за сражением тигров".
Глаза Шуань-Ю вспыхнули. Восхищенно улыбнувшись, он приподнялся и звонко чмокнул ее в нос. От неожиданности О-Лэи потеряла равновесие и упала навзничь. Сильные руки императора приподняли ее, глаза цвета корицы оказались напротив.
- Клянусь, я сделаю тебя своим советником, мой маленький О-Эхэй! Если завтра кто-то предложит мне совет более разумный, он воистину будет гением!
- Я думаю, завтра моему господину предложат свои советы люди, куда более сведующие в делах, чем я, - О-Лэи вся светится от его похвалы.
- Зато ни один, более не преследующий своих интересов, - отвечает император.
Теперь его голова лежит у нее на животе, одежды обоих в беспорядке. Глядя в потолок, они поочередно вспоминают истории из " Весен и Осеней". О-Лэи счастлива так, что все ее тело будто купается в потоке света.
Наконец, во время ее длиннющего рассказа о странствиях императора Сэмму она чувствует, как дыхание Шафранового Господина выровнялось, однако не смеет потревожить его и продолжает лежать, - это самая долгая и самая счастливая ночь в ее жизни, все равно не уснуть. Ей хочется умереть вот так, прежде чем в окна прольется свет нового дня, в котором он никогда не полюбит ее. Потому что императоры, как боги, не могут любить смертных.
Утром их найдут евнухи, - в виде, далеком от безупречности. Уже к вечеру И-Лэнь по секрету шепнут, что император, похоже, соизволил снизойти до этой маленькой пигалицы, ее дочери. Но еще до того О-Лэи, наполненная до краев своим счастьем, стоя чуть позади императора, услышит, как на вопрос о том, как поступить с Ургахом, распорядитель внутренних покоев рассказывает историю князя Дэ.