Аннотация: Продолжение "Компаса черного капитана". Купить: http://www.labirint.ru/books/407120/
В пасти льда
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ "Сомнения"
Глава первая. "Демоны нижних палуб"
Бродун взревел. Возмущенный и недовольный голос косматого гиганта прокатился по снежной пустыне. Зверь, высотой двадцать футов, не меньше, неуклюже пятился от окружающих его людей и недоумевал - как в такой прекрасный, солнечный день ему довелось столкнуться с наглыми коротышками. Могучий нос-хобот, способный пробивать многовековой лед в поисках пищи, метался из стороны в сторону, будто указующий перст нацеливаясь то на одного моряка, то на другого. Крохи, окружившие бродуна, пугали пустынного странника. От них пахло шкурами мертвецов и грязью, и кроме того они делали ему больно.
В Пустыне вновь громыхнул выстрел дальнобоя. Обиженно взвыв, покрытый белоснежным мехом исполин попятился и сделал прыжок в сторону, мечтая оставить позади обидчиков. Толстые лапы подняли в воздух ледяную крошку, сверкнувшую в свете солнца.
Если бы у него хватило смелости и ума - он мог растоптать пиратов-охотников в считанные мгновения, которые с азартными криками гнали снежного великана на смерть.
Мне стало его жалко.
Зверь, испуганно прижимая лохматые уши и прихрамывая, поспешил прочь от полукольца охотников. Наверняка он уже сто раз проклял себя за то, что не сбежал, когда из-за гряды торосов выполз трехпалубный гусеничный корабль. Бродун мог скрыться, когда ледоход остановился, и с него спустили лайар. Могучие лапы унесли бы пушистого гиганта далеко-далеко от тарахтящей крохи, пока та ползла по безветренной ледяной глади, загоняя его в тиски меж двух кораблей, но мохнатый зверь лишь проводил её настороженным взглядом.
Зря...
Теперь же люди гнали глупого странника Пустыни прямиком к лайару, на носу которого двое моряков привели в готовность бортовой метатель и теперь ждали, когда дичь окажется в пределах выстрела. Двигатель кораблика молчал.
Среди сверкающих под ярко синим небом льдов раздался ещё один выстрел. На огненный порошок капитан сегодня не скупился и его можно понять: мясом бродуна, хоть и жестким, можно кормить команду целую неделю. Хотя может и больше? Никогда не задумывался об этом.
Истинные хозяева Пустыни, маленькие, беззащитные для мороза люди успешно гнали раненного зверя прямиком на спешно организованную засаду. Мне казалось, что на лайаре-то, спущенном с верхней палубы ледохода, можно было избежать ненужной возни. Но скучный корабельный быт настолько достал моряков, что те с радостью приняли участие в "охоте".
- Бауди, чего встал? - одернул меня ворчливый голос Полового. Старший матрос наблюдал за травлей бродуна, облокотившись на очищенные ото льда поручни. Он задумчиво коснулся жуткого шрама на месте правого глаза. Из-под обледеневшего шарфа поднимались облачка искрящегося пара. Металлическая сетка окуляра, прикрывающего здоровый глаз, покрылась инеем. - Работай, а то замерзнешь!
Я послушно взял увесистый ломик и принялся сбивать лед с обшивки. Половой прав: я уже чувствовал как холодные пальцы мороза пробираются под парку. Руки в огромных меховых варежках тоже стали замерзать. Несмотря на то, что сегодня над Пустыней царил чудесный безветренный день (надо сказать большая редкость) - весенний холод никуда не делся, и работа - лучший способ согреться. Тем более, что до ужина мне нужно расчистить дорожку от дверей на первую палубу, до трапа на верхнюю, где сейчас несколько механиков колдовали со странным механизмом, который все почему-то называли "папочкой". Вечно сокрытый чехлом, он был для меня одной из самых больших загадок "Звездочки".
Глаза, хоть и защищенные сетчатыми очками, уже заболели от яркой белизны солнечной Пустыни. Так что к работе я вернулся с облегчением.
Зазвенел металл, откалывающий наросший лед. Позади опять взревел бродун, на сей раз с нотками паники. Стиснув зубы, я продолжил работу. Не выйдет из меня охотника, никогда не выйдет. У меня сердце щемило от жалости к зверю, так неудачно столкнувшемуся во льдах со "Звездочкой". Но оспорить приказ капитана - это слишком смело для простого юнги. Поэтому оставалось лишь затолкать чувства куда подальше и посвятить себя работе.
Бродуны - очень красивые звери. Величественные, неторопливые корабли ледовых морей. Четыре лапы-столба, мохнатое, сильное тело и длинный, невероятно пушистый хвост. Мощная шея, вытянутая морда, заканчивающаяся твердым хоботом и маленькие грустные чёрные глаза-угли.
Ирония судьбы - этим красавцам не страшны даже снежные львы, а вот люди... Мягкие, беззащитные перед клыками хищников люди - самый опасный враг.
Мне представилась жизнь бродуна. Степенная, размеренная. Неторопливые поиски сероватого льда (как раз под таким часто находились колонии волокунов, забивающих вырытые пещеры рыбой). И бесконечное путешествие от горизонта до горизонта. Озаренное почти не греющими лучами солнца или же проходящее под колючими ударами вьюги, среди древних торосов и по снежным мостам над расщелинами. Знаете, иногда я ловлю себя на мысли о том, что этот мир был создан прежде всего для животных. Люди появились позже. И хоть утверждают легенды о первородности человека - мне кажется, все было совсем не так.
Взять хотя бы красный лед.
Белый кусок откололся, обнажив чёрный металл обшивки, с ребристыми вкладками для удобной ходьбы. Я ногой столкнул его вниз, с палубы, пропихнув между прутьями ограждения. Кусок гулко ударил по проходу следующей палубы, раскрошился, брызнув осколками. Ничего. Мне все равно потом внизу работать придется. Скину и оттуда.
Так вот... Красный лед. Людям он ничем не поможет. Этот мох (или растение?) пронизывающие многие ярды замерзшего панциря, можно попытаться сварить, но есть его все равно невозможно. А вот снежные олени, с невероятно вкусным мясом, держатся поближе к алым полям, облюбовывая их себе как пастбища. Но изначально же это был просто лед. Просто то, что уходит прямиком в океан. Причем здесь, казалось бы, люди?
Или взять тех самых волокунов, живущих в толщах льда и редко выбирающиеся наверх. Обладатели вонючего, противного мяса оказывались на столе людей в качестве пищи только в самые голодные дни, когда давно уже съедено все, что можно было съесть. Я слышал, что даже ледовые волки брезгуют охотой за подледными жителями. Зато их рыбные хранилища, сокрытые в белой твердыне - лакомая награда для бродунов. И получается, что волокуны были созданы для бродунов. Только те и разоряют холодные кладовые подледных обитателей.
Если задумываться дальше, то можно предположить, что бродуны и олени были созданы для людей, а волокуны и алый мох - для бродунов и оленей, а рыба и морская вода для волокунов... Но это же безумная цепь, если вспомнить о всех обитателях льдов. Все эти связи, кто кого ест и зачем - не слишком ли сложно для разумного созидания?
Надо льдами пронесся предсмертный вопль бродуна. Могучая гарпунная пушка на лайаре осечек не знала.
- Все, поймали, - сказал Половой. Он отлепился от поручня. - Теперь ждем ежедневного варева от мастера Айза. Бродунина с бродуниной, на бродуниновом бульоне.
Я улыбнулся, почувствовав, как царапнул губы шерстяной шарф. Кок ледохода "Звездочка" не слишком усердствовал в разнообразии меню. Главное, чтобы еда просто была. Вотчина пухлого весельчака находилась на второй палубе. Место сборищ и вечно раскаленных плит. Если хотите забыть о бесконечной зиме - добро пожаловать на кухню Валли Айза. Кок работал почти голышом, вечно мокрый от пота и с жизнерадостной улыбкой на круглом лице. Он был одним из первых, кого я увидел, выбрав путь юнги.
- Давай, Бауди, поторопись. И не забудь потом прибрать там, - Половой кивнул на проход второй палубы. - А то уже нагадил.
- Хорошо!
Охотники тем временем принялись разделывать тушу бродуна. Стараясь не смотреть в их сторону, я продолжил крайне интересную работу "настоящего моряка". Вообще, когда я только оказался на борту "Звездочки", мечтая о далеких странах, то сразу отметил идеальную чистоту. Теперь мне, новичку, доподлинно известно, сколько сил нужно потратить, чтобы добиться такого порядка.
И кто этим должен заниматься.
Первые несколько недель я даже разгибался с трудом. Поясница, спина, руки, ноги - у меня болело просто все. С утра до ночи я и мой друг - беглый воришка Фарриан ан Лавани - "знакомились" с недрами трехпалубного ледохода "Звездочка" при помощи тряпок, щеток, скребков и прочих инструментов уборки. Мастер Половой, старший матрос, поставленный над нами, гонял нас без жалости и какого-либо душевного трепета. Я бы даже сказал - нам доставалось больше чем остальным.
Но справедливости ради надо отметить: почти все моряки палубной команды частенько проводили время на карачках, драя коридоры и жилые залы. За исключением, разумеется, офицеров. Так что ничего постыдного в этом не было.
Казалось бы.
Одной из первых истин мне открылось следующее: палуба на корабле - это государство в государстве. Со своими порядками, традициями и таящимися в темных коридорах демонами.
Когда я закончил, наконец, расчищать дорожку и спустился по внешнему трапу вниз, чтобы не проходить бесконечные коридоры "Звездочки" - тарахтящий лайар привез последнюю партию нарубленного мяса. Моряки, перепачканные замерзшей кровью, возились у кормы ледохода, подготавливая суденышко к погрузке. Скрипел кран, звенели цепи, а внизу радовались тяжелому и удачному дню свежеиспеченные охотники.
Я прошелся по проходу второй палубы, сбросив вниз обломки льда, и побрел к ближайшему тамбуру. С работой покончено и если меня не поймает кто-нибудь из старших матросов - можно отобедать и спокойно предаться праздному отдыху в кубрике палубной команды.
Штурвал, отпирающий дверь в тамбур, загудел, проворачиваясь, и я шагнул прочь из ледяного мира в обитель тепла. Именно так пару месяцев назад мы с Фарри ступили на борт корабля, ещё не зная, что судьба закинула нас к лихим владетелям пустынь - ледовым корсарам.
Не могу назвать это время плохим. Отнюдь. Здесь я никому не был должен. Да, много работы. Но это работа, это труд, это справедливо. А то что скучно... По мне так лучше поскучать, чем вернуться в те времена, когда надо мною висели тени Звездного Головача и пьяницы Эльма. Когда я был заперт в снежном городке и с ужасом ждал появления слуг Черного капитана, идущих по моему следу.
О том, чем занималась "Звездочка" я трусливо старался не думать. Был случай, полтора месяца назад. Обычный день вдруг преобразился. Ледоход встал, старшие матросы пробежали по палубе и заперли все люки наружу и на другие уровни, а Половой собрал нас в кубрике и тщательно следил, чтобы никто не отлучился. Одноглазый корсар нервно теребил ключ от оружейного склада и вслушивался в рокот двигателей. Корсары палубной команды нервно шутили меж собой и тоже ждали пока ледовые штурмовики капитана "договариваются" с владельцем пойманного судна. Кто-то надеялся, что сделка полюбовной не будет и абордажникам потребуется помощь(тогда в руки палубной команды попадет оружие). Кто-то, как и я, боялся.
Грохот моторов, свет шаманских фонарей над головами и напряжение, страх перед схваткой - я помню те ощущения. Мы не могли даже посмотреть, что происходит снаружи - иллюминаторы были только в некоторых каютах штурмовиков на первой палубе, да в рубке капитана. Обхватив колени руками, я сидел и молился всем богам сразу, и Темному и Светлому, чтобы драка прошла без нашего участия. Вернее, без моего участия, хотя и понимал, что нет никакой разницы возьму я оружие в руки или нет. Я - корсар. Тот, кто живет за счет чужого горя. Дело совсем неблагородное. Тогда мне хотелось как можно быстрее сбежать с корабля. Но вокруг на многие десятки миль не было ни единого поселения.
В тот раз обошлось. Капитан пойманного ледохода откупился частью груза и ушел, а мы, просидевшие в напряжении несколько часов, выползли наружу, чтобы перенести захваченное добро на корабельные склады. Ни капли крови не пролилось на ослепительный снег. Никто не остался лежать среди безжизненных льдов.
Но то было в тот раз...
Потом мы почти месяц простояли в Пустыне, в стороне от путевиков и проложенных трактов. Трехпалубный шапп спрятался в расщелине, подальше от чужих глаз и ждал какой-то определенный груз. Старое место встречи, как с тоской звали его моряки.
Несколько дней назад к месту встречи подошел чёрный шапп и выгрузил на снег три сотни мешков с зерном. Капитан "Звездочки", Аргаст Дувал, по прозвищу "Гром" очень долго торговался с косматым, похожим на медведя командиром черного судна. Я наблюдал за этим с палубы, ежась от пронизывающего ветра. Ощетинившиеся оружием абордажники обеих команд стояли друг напротив друга, и посреди этой молчаливой угрозы резко жестикулировали два здоровяка. Торг длился около часа, и после того как владельцы кораблей ударили по рукам - мы спустились за грузом и оттащили его на теплый склад.
Интересно, откуда взялось столько зерна? Неужели там, на юге, есть такие большие теплицы?
Впрочем, это было несколько дней назад, и теперь мы двигались куда-то на юг, делая остановки вроде той, что сейчас. Теперь мы действительно были вольными бродягами Пустыни.
Не могу сказать, что мне это нравилось.
"Кошки" повисли у меня на плече, дверь на вторую палубу отворилась, и я очутился в царстве теплых запахов. Этот тамбур выводил прямиком на кухню мастера Айза, большую часть времени колдующего над плитами. Ароматы сырости, варева, нечистых тел и острых ноток энговых смесей кружили голову. В прямом смысле. Затхлый зал, проветривающийся очень редко, посреди которого нахохлились плиты кока, был окружен лежаками механиков корабля - а этот народец зазря не мылся, справедливо полагая, что все равно придется испачкаться.
Поначалу запах кухни был истинным испытанием, но со временем я привык. И сейчас, стоя в воняющем зале с низким потолком и переборками (чтобы беречь тепло от плит и печей), думал о том, что раз время ужина уже пришло, то можно заглянуть к корабельному коку за миской баланды. Грубое, конечно, словечко. Да, мы частенько ворчали на старину Валли, но исключительно в дань традиции. Готовил он на самом деле очень вкусно.
- Мастер Айз! - окликнул я здоровенного кока, работающего, как водится, с голым пузом и со смешным колпаком на бритой голове. - А можно...
- О! Бауди! Не можно, а нужно! - он обернулся, махнул рукой, в которой был зажат половник, в сторону стоящего у плиты подноса. - Бери и дуй к шаману, поняло? Пусть оно пожрет, да?
Я сокрушенно вздохнул, но спорить не стал. Юнга делает все, что приказывают старшие матросы или офицеры. Валли Айз, как кок, принадлежал к касте последних.
- Я тут "кошки" оставлю с паркой?
- Оставляй, чудо. Поторопись, остынет!
Он забыл про меня в ту же секунду, как я коснулся подноса. Работы у кока хватало.
Корабль содрогнулся, взревел и тронулся с места. Звякнула посуда, сваленная горой в мойке, задрожали кастрюли и чаны, сложенные в нависающий над плитой отсек. Я пошатнулся, схватившись за стол.
- Драный демон, - сорвалось с губ.
Меня ждала нижняя палуба.
Как я уже говорил - каждый уровень пиратского шаппа - это свой, особенный мир. Есть первая палуба, вотчина офицеров и ледовых штурмовиков - украшенная коврами и диковинными шкафчиками из дерева. Всегда светлая, всегда тихая, если плотно прикрыты двери в небольшой тренировочный зал. Трехместные каюты абордажников, отдельные покои офицеров - постоялый двор на гусеницах, а не боевая палуба. Чуждый для простого моряка мирок с отдельной отопительной котельной.
Из палубной команды наверху чаще всего бывали стюарды. Самая замкнутая и оторванная от простых пустынников группка. У нас в общей зале спал только один из них: старший матрос Ворчун - остальные держались поближе к офицерам, прикрепленные каждый к своему "хозяину".
Стюардов в команде недолюбливали. Может быть из зависти, а может быть из-за очевидного примера как может извратиться вольная жизнь странника Пустынь. Был ты свободным человеком, и вдруг стал личным рабом какого-нибудь головореза. Пусть еда лучше, работы меньше, но ты себе уже не принадлежишь. Ты - стюард.
Меня передергивало от перспективы оказаться среди офицерских слуг. Вторая палуба казалась мне значительно милее. Все её запахи, все шумы, темные закоулки и старые топчаны общих залов были частью мира простого моряка или техника. Здесь всегда бурлила жизнь. Даже ночью. Слышались беседы у печек. Шатались по темным коридорам обходчики или ремонтники. В столовой, неподалеку от кухни мастера Айза, постоянно торчал кто-то из ледовых штурмовиков, соскучившихся по общению с "простыми людьми".
Первая, вторая палубы - вот она корабельная жизнь. Настоящая. И в пику ей существовал нижний уровень "Звездочки".
Я остановился на последней ступеньке трапа, ведущего в темный коридор технической палубы. Ненавижу это место и считаю его самой зловещей частью корабля. Царство грохота с которым не справлялась даже усиленная обшивка перегородок. Я чувствовал, как ярдах в двадцати от меня, за могучими боками шаппа, перемалывают вековой лед огромные траки. Судно тряслось и подрагивало из-за неровностей Пустыни, и ему вторило тихое позвякивание крышки на кастрюле да дрожь зубов.
В этой темноте кто-то есть
Я сошел с трапа в пахнущий маслом и гарью мир корабельных механиков, оказавшись на территории тьмы, затхлого воздуха и резких звуков. Очень странное место облюбовал себе старый корабельный шаман. Нездоровое. Перехватив поудобнее поднос, я с тоской посмотрел вперед, туда где кончалось пятно света от фонаря и начиналась тьма. Вдоль пола тянулась труба отопления, покрытая старыми тряпками. Не знаю, для чего они, но унылую картину дополняли прекрасно.
Пол под ногами дрожал, и я шел очень аккуратно, ожидая в любой момент резкого толчка или удара. Позади сквозь переборки доносился грохот расположенных на корме двигателей.
Балиар ан Вонк самый чудаковатый человек на борту "Звездочки". Даже полубезумные инструментарии, большую часть дня проводящие здесь, среди механизмов, предпочитают спать на второй палубе, где грохот двигателей "Звездочки" ещё можно научиться не замечать (хотя несмотря на все многослойные перегородки, призванные снижать грохот до терпимого - гремело у двигательной очень сильно) .
Старый шаман почти никогда не покидал черной палубы.
Оказавшись на границе света и тьмы, я перевел дух. Теперь поворот направо. Там будет безликая дверь в технические помещения и узкий закуток, в котором должен гореть фонарь. Если он горит - хорошо. Если нет, то наощупь в закуток и вдоль стенки налево, дальше - переход в ещё один коридор. Там будет ещё один, и я его увижу, если не погас фонарь. Инструментарии дотошно проверяют каждый механизм на своей палубе, следят за любой мелочью, связанной с сердцем корабля. Однако освещение коридоров к их интересам не относится. Капитан Аргаст Дувал как-то умудрился заставить их самостоятельно убирать свои проклятые коридоры, чтобы держать палубную команду подальше от секретов инструментариев, но вот битву за фонари вне технических лабиринтов проиграл. Так говорили в кабаке "У Полового" (как в шутку называли печь посреди жилого зала простых моряков, у которой постоянно грелся кто-то из старожилов и с охотцей делился жуткими историями да легендами "Звездочки").
Одна из страшных сказок гласила, что на третьей палубе обитают души погибших моряков. Тех, кто настолько прикипел сердцем к бывалому шаппу, что даже после гибели остался на борту. Меня страшилки не трогали. Опыт подсказывал, что от живых гораздо больше неприятностей. И я с большей радостью встретился бы в темном коридоре с духом мертвого моряка, чем с тем, кого увидел в проходе к каюте шамана.
Под мерцающим фонарем, прислонившись к переборке, стоял ученик шамана - Зиан ан Варр. Тощий, как древко алебарды, в роскошной, распахнутой шубе. Вытянутое лицо с надменно поджатыми губами, темные провалы пустых глаз с вечно розоватыми белками от пагубного пристрастия к алому камню.
Он о чем-то переговаривался с механиком, лицо которого было тщательно обмотано грязными тряпками, а глаза скрывали огромные защитные очки. Инструментарию явно хотелось уйти подальше от скучающего Зиана, но он терпеливо изображал интерес к беседе.
Ан Варр - один из демонов "Звездочки". Желтое пятно на свежевыпавшем снеге. Избалованный лицемерный ублюдок, которого ненавидела большая часть палубной команды, и опасались механики. Лихих штурмовиков он задирать не смел, а при офицерах имел вид придурковатый и благоразумный. Ему хватало ума не наглеть и держать себя в руках, и потому меня колотило от бессильной ярости, когда я видел Зиана в компании с кем-нибудь из властьпредержащих на корабле пиратов.
Было в нем что-то необъяснимое, что-то такое, что нельзя описать словами. Удивительно, но он ни разу не задевал меня. Ни разу не трогал, но я его ненавидел. Просто за то, что он был. Досадное, глупое чувство. И даже сейчас я не могу понять, отчего оно тогда возникло так ярко, так невыносимо важно.
Надо сказать, что Фарри на тот момент уже как-то получил свою дозу подлости от "привилегированного" пассажира. Не сильно, не очень обидно, обошлось внеочередными работами на гальюне. Такими незначительными достижениями могли похвалиться немногие палубники. Обычно расплата за шалости молодого шамана была куда строже. Кое-кто при виде Зиана вздрагивал и прятал глаза, вспоминая что-то из прошлого. Истории эти никогда не рассказывали в нашем "кабаке". Но они всегда были где-то неподалеку.
У печки Полового говорили, что когда-нибудь капитан узнает о бесчинствах юнца, говорили, что тогда все станет иначе. Но люди опытные, пересекающие Пустыню уже не один год, лишь хмыкали и напоминали, что свободные шаманы, пусть даже такие неприятные как ан Варр, у путевых столбов не валяются, а гильдейские стоят так дорого, что капитан Гром и дальше будет путешествовать с закрытыми глазами и с затычками в ушах.
Зиан, скучающий в проходе, увидел меня и некрасиво улыбнулся. Словно кто-то прорезал дугу на его прыщавом круглом лице. Его уныние, неприязнь к механику и злость на учителя моментом растворились в новой эмоции. Но это была не та радость, которую испытывают от встречи с приятелем. Так ликуют грабители, зажавшие в переулке богатую добычу. Или циркачи, выходящие на помост перед зрителями.
Тело как одеревенело. Очень хотелось развернуться и уйти, лишь бы не проходить по узкому коридору мимо затаившегося мерзавца. Из-за подноса мне пришлось бы хитро маневрировать, лишь бы не задеть Зиана. И ан Варр это понимал. Он улыбался, ожидая кульминации и развязки.
"Тебе придется потесниться, Эд. А это значит, что ты проиграл. Что ты выполняешь его волю."
Я прогнал прочь гордыню. Разумнее всего было заткнуть её и пройти через пустяковое испытание. Подумаешь, ерунда какая-то, мелькнуло в голове.
"Не ерунда!"
Инструментарий чуть потеснился, пропуская меня. В его очках показалось мое отражение. Напряженное лицо, почти каменное. Угрюмый взгляд. Я и правда так выгляжу? Расслабься, Эд! Немедленно расслабься, не то он все поймет. Поймет, что ты его боишься.
"Разве?"
Чуть приподняв поднос, лишь бы не задеть Зиана, я попытался протиснуться мимо.
- Постой, юнга! - вдруг сказал шаман. - Что же ты несешь? Неужели с кухни прислали помои для нашей свинки?
Он покосился на инструментария, ожидая реакции на шутку. Тот неуверенно хмыкнул и чуточку сжался, мечтая юркнуть куда-нибудь в темный угол.
- Это ужин для мастера Вонка, - сказал я.
- Мне кажется, что именно это я и сказал! Дай взглянуть, чем кормят старого безумца.
Он бесцеремонно протянул руку и стянул крышку с кастрюли. Я попытался отшагнуть, но Зиан ловко вцепился свободной рукой в поднос и вонзил в меня взгляд.
- Не дергайся. Уронишь.
Затем он с заговорщеским видом посмотрел на механика, подтянул поднос к себе поближе и смачно харкнул в парящее мясо.
- Немного приправы от ан Варра. Все для любимого учителя.
Несколько мгновений я приходил в себя от шока. Поднос показался очень тяжелым, словно в слюне обсосанного любителя алого камня содержались тысячи фунтов горной породы.
- Иди уже, чего стоишь, юнга.
Лязгнула вернувшаяся на место крышка.
- Ты больной? - вырвалось у меня. Глупое, беспомощное. Мне стыдно за то, как я тогда отреагировал. Ничего лучше детского "ты больной" у меня на тот момент не нашлось. Увы, я никогда не умел отвечать остротами. Это талант Фарри, а не мой.
- Да брось ты, пусть откушает мяса, чего ему станется. Главное, как мне видится, чтобы он не попросил меня разжевать ему пищу. Но пока зубы старика ещё на месте. Справится, как думаешь?
Зиан посмотрел на инструментария, надеясь, что его искрометная шутка не прошла незамеченной.
- Надо идти, - буркнул тот. - Срочно.
Он, мысленно давно уже просчитавший каждый шаг до ближайшей двери, рванулся с места и быстро скрылся в одном из подсобных помещений, впустив в коридор лязг машин.
- Струсил, - сам себе прокомментировал это Зиан. Взгляд шамана блуждал под действием алого камня. Он катал наркотик во рту, пытаясь вспомнить имя безвестного механика, и совсем не думал обо мне, а я боролся с закипающим внутри гневом. Не надо обзаводиться врагами так скоро. Не надо!
"Ты не сможешь. Ты везде найдешь себе неприятности, Эд. И кто-нибудь непременно пострадает. Непременно!"
От него несло давно не мытым телом. Запах перебивал даже привычный для третьей палубы смрад энги и её смесей. Он вонял даже больше чем инструментарии.
- Ты чего творишь? - вырвалось у меня. Разум пал на колени, пораженный возмущением и гневом. Логика отступила.
Он с недоумением посмотрел на меня, затем на оскверненный котелок с мясом, но промолчал, искренне не понимая моего возмущения.
- Я говорю, чего ты творишь?! Это ужин мастера ан Вонка!
Зиан опять не произнес ни слова, бестолково улыбаясь. Шаркуний сосатель камня! Хотелось сказать ему что-нибудь обидное, злое, пробудить совесть, если она у него вообще есть. Где-то на краю сознания я понимал, что никто мне не поверит в то, что Зиан плюнул в ужин учителю. И уж тем более сам добряк Балиар не поверит. Свидетель-инструментарий рисковать не станет и затеряется среди собратьев так, что я никогда не узнаю, кто он вообще был.
Я стоял в коридоре, держа поднос с испорченным мясом, и пытался придумать, как быть дальше. На миг во мне появилась мысль, что пусть сами разбираются друг с другом. Мое дело - отнести ужин. Что там с ним сделают по дороге - неважно. Пусть хоть яд сыплют, какая мне разница?
Но эта слабость жила во мне только один миг. Может быть, лучше всего ей было и победить, не знаю. Потому что в следующие несколько минут мною безраздельно владел гнев.
- Совсем ум потерял, камнесос поганый, - прошипел я и ткнул Зиану подносом в грудь. Тот опешил, распахнул глаза в изумлении. Кастрюлька перевернулась, и парящее мясо с бульоном пролилось ему на одежду.
Вскинув руки, ан Варр уставился на то, как по его дорогой шубе стекает жир. Потом поднял взгляд на меня.
- Ой, простите, - процедил я и нагло встретил его взор.
- Я это так не оставлю, запомни.
Блуждающий взгляд сосателя прояснился.
- Понял, палубник? Ты зря так поступил. - Зиан приоткрыл рот, показав гниющие зубы. - Очень зря.
- В следующий раз будешь думать, прежде... - не мог смолчать я.
Ученик шамана подался вперед и попытался достать меня кулаком, но я легко угадал его движение, отшатнулся, и в свою очередь приложил его в скулу. Небольно, но обидно. Слишком небольно. Руки чесались страшно, честное слово. Хотелось размазать недоноска по коридору. Накопленная за последние два месяца ненависть рвалась наружу, словно получив единственный шанс.
"Помни об Эльме. Ты же не хочешь стать таким же?"
- Ах ты шаркуний выродок! - взвыл Зиан и отпрянул. - Поганая шавка!
Я неторопливо поднял поднос с кастрюлей и пожал плечами, буркнув:
- Зато у меня хотя бы мозги имеются!
Он услышал это сквозь гул двигателей и заскрипел зубами, а я, наслаждаясь его обидой и возмущением, зашагал по коридору в сторону трапа. Ноги и руки потряхивало лихорадкой драки, но я знал, что ухожу победителем.
- Я этого так не оставлю, палубник. Ой не оставлю, - прошипел мне в спину Зиан. Он скрестил на груди дрожащие руки и тщетно пытался успокоиться. Уголок его рта предательски подергивался.
- Напугал льва морозом, - сорвалось с моих губ
И тут мне в шею что-то противно шлепнулось, от чего по телу пробежали отвратительные мурашки. Меткий гад умудрился забросить мне за шиворот жирный кусок мяса. Мерзкий, царапающий кожу налипшей грязью. Я обернулся, отбросил в сторону поднос и двинулся к прищурившемуся Зиану.
Он не проронил ни слова. Он попытался закрыться от моих ударов, но ни разу не атаковал. Я понял почему лишь когда услышал удивленный старческий возглас:
- Что здесь происходит?
На пороге своей каюты стоял Балиар ан Вонк с фонарем в руке. Добродушное лицо пожилого шамана вытянулось от изумления. Он переводил взгляд то на разбрызганный ужин, то на меня, прижавшего Зиана к стене.
- Я и сам хотел бы это знать, учитель! - сказал ан Варр. Он отстранился от меня, повернулся к шаману лицом и развел руками. - Посмотрите, что он сделал с моей шубой?
Гнев во мне сошел на нет, лишив сил и разума. Я понял, что потерял инициативу, что погорячился. Осознал, что никто не услышит моей жалобы на то, что ужин был безнадежно испорчен плевком Зиана. Мало того, меня скорее всего ещё и осудят, посчитав за ябеду. Вместо этого я угрюмо стиснул челюсти и встретил осуждающий взор старого шамана.
- Все не так, как выглядит, - жалко проговорил я и заткнулся.
- Я не хочу разбираться в этом, я видел то, что видел и не видел того, что было до этого, - сказал старик. - Но ты, малыш, знаешь законы "Звездочки".
Он смотрел на меня, ожидая реакции, и я покорно кивнул, понимая, что меня ждет.
Глава вторая: "Возмездие"
Капитан Аргаст "Гром" Дувал был крепким мужчиной, едва перевалившим за четвертый десяток и собиравшимся бороздить Пустыню ещё лет двадцать, как минимум. Обладатель пышной черной бороды, сросшимися на переносице густыми бровями и усталым взглядом холодных серых глаз отличался глубоким басом, суровостью нрава и звериной осторожностью. Любитель хорошо выпить во время скучных будней, сегодня он ещё был трезв и только собирался запереться у себя в каюте и насладиться настойкой, но его планы рухнули, когда старый шаман поднялся со мною и Зианом в пристройку на верхней палубе и бесцеремонно вошел в покои капитана. Из своего угла на шум выглянул стюард Дувала - рябой Кунни, но тут же исчез за ширмочкой, едва поймал недовольный взгляд хозяина.
Развалившись в богато украшенном кресле, капитан Гром с сомнением смотрел на меня и Зиана. Инцидент чуть скрасил серые будни, но радости не прибавил. Хозяин "Звзедочки" почти не скрывал своей неприязни к ученику шамана, но при этом сдерживался от открытого одобрения моего поступка. Выслушав рассказ Зиана о том, как юнга толкнул подносом преданного ученика почтенного Балиара, а потом и вовсе набросился на добропорядочного ан Варра с кулаками - капитан спросил мою версию, и тут меня как заморозило. Я молчал, насупившись и опустив взгляд. Лишь кулаки сжимал, да мечтал, чтобы этот момент поскорее завершился, чтобы он остался в прошлом.
Что я мог тогда сказать? Ничего. Лишь признаться в собственном гневе.
"А ведь это он и был, малыш. Именно гнев."
Капитану пришлось повторить свой вопрос ко мне трижды, прежде чем я выдавил из себя:
- Вспылил. Виноват.
Зиан при моих словах победно улыбнулся.
Аргаст Дувал переводил взгляд с меня на Зиана и чувствовалось, как в голове капитана неохотно крутятся мысли. Около минуты он молчал, размышляя. Никто не посмел прерывать затянувшуюся паузу.
- Даже не знаю, что с вами делать, промерзлое вы мясо.
- Закон показывает... - заговорил Зиан.
- Закрой свою пасть, - поморщился Аргаст. - А не то я подтащу тебя, оледневшее ты дерьмо, поближе и посмотрю внимательно в заплывшие глазенки. Как думаешь, что я там увижу?
Молодой шаман побледнел от возмущения и быстро склонил голову, чтобы не выдать себя. Розоватые следы алого камня, отличающие поклонников этого наркотика, ещё не растворились, и Зиан об этом знал. Гром несколько секунд буравил его взбешенным взглядом, а затем посмотрел на меня.
- Теперь ты, мясо. Третий пункт корабельного закона гласит: поднявший руку на товарища по команде должен быть наказан десятью ударами плети перед всей командой. Ты должен был ознакомиться с кодексом, когда тебя брали на борт. Надеюсь, ознакомился?
Честно говоря, я этого совсем не помнил. Мы лишь поставили подписи там, где указал боцман. Так сложились обстоятельства, что первой целью было сбежать из Снежной Шапки. Все остальное казалось несущественным.
Однако я торопливо кивнул, лишь бы не злить бородатого корсара.
- Хорошо. Так вот, все мордобойные споры пусть разрешаются в портовых кабаках, будь они прокляты, а не на борту "Звездочки". Там хоть поубивайте друг друга, а в походе - гребанный закон есть гребанный закон. Понял меня, шаркунье ты мясо?
- Да, капитан!
- Балиар! - не отрывая от меня взгляда, рыкнул Аргаст.
Старик Балиар ан Вонк улыбался и качал головой, совсем не слушая капитана. В мыслях он был где-то далеко,
- Балиар, старая ты корова, слышишь меня?
Шаман вынырнул из забытьи и воззрился на Дувала. Тот поиграл желваками и, стараясь говорить спокойно, спросил:
- Ты точно видел как этот сопляк метелил твоего ученика?
- А? Что? Да-да, конечно, - подслеповато щурясь, закивал шаман. - Посмотри на его шубу, Аргаст.
Дувал с трудом удержался от улыбки.
- Значит, завтра днем получишь то, чего заслуживаешь, мясо, - громыхнул Аргаст.
Я молчал, исподлобья оглядывая его богатую каюту. Здесь было уютно и просторно. На стенах красовалось разнообразное оружие, от дальнобоев разных видов, копий, гарпунов и алебард до узких клинков и массивных боевых ножей. У окна (самого большого из тех, что я видел на корабле), за которым во льды садилось солнце, висела пара картин. А за закаленным стеклом, с тройной рамой, виднелся купол носовой рубки и фигура дежурного рулевого.
Справа от меня стоял Зиан с ледяным выражением лица, и его вид без слов говорил, что история с ним не закончится капитанской карой. Что меня ждет много чудесного в ближайшем будущем. Признаюсь, это были неуютные мысли. Но на краткий миг справедливость восторжествовала, пусть и стоила мне десять плетей.
Десть плетей. Наверное, это будет больно. По спине пробежались мурашки.
- А теперь выметайтесь отсюда и дайте мне отдохнуть, - подытожил капитан и пошевелился в кресле, посмотрев в сторону шкафа с запечатанными кувшинами. - Мне, ломанные траки, надо подумать. Кунни, тащи сюда карты!
В проходе мы с Зианом столкнулись плечами, и ученик шамана чуть слышно произнес:
- Жди.
Он протиснулся в проем и торопливо зашагал по коридору прочь от каюты Дувала. Я задержался у двери, и почувствовал легкую руку Балиара на своем плече.
- Принесите мне мой ужин ещё раз, молодой человек. Если вам, конечно, не трудно, - сказал улыбающийся шаман. - И прошу вас, уберите, что там разлилось. Сами понимаете, запах. Он мешает моей работе.
- Хорошо, мастер ан Вонк, - сказал я и пошел к трапу на вторую палубу. Запах? Да там, на нижней палубе, так воняло смесями энги и парами различных зелий инструментариев, что несколько кусков мяса погоды не сделают. Даже если сгниют!
Запах, тоже мне...
Я побрел на кухню.
Здесь, на борту ледохода не было определенного времени для еды. Чаны с варевом стояли на медленном огне все то время, пока бодрствовал мастер Айз. Но всегда оставалась вероятность того, что в похлебке не останется кусков мяса и придется довольствоваться бульоном. Так что большая часть команды торопилась на ужин сразу после того как раздавался сигнал кока. Толстяк брал в руки тяжелый стержень и со всей мочи колотил по болтающейся рядом с ним рельсе. Заветный лязг быстро растекался по второй палубе. На штурмовую же, к абордажникам, спешил с вестью тот несчастный, кого занесло на камбуз первым. Механиков, отдыхающих вокруг кухни, кок никогда не трогал.
Столовая у вотчины Айза делилась на две части. Общую и крошечную офицерскую, сокрытую потасканной ширмой. Когда я вошел в обитель кока, то ткань в командирском уголке была отодвинута в сторону, и я заметил сразу двух офицеров, склонившихся над мисками. Обмениваясь скупыми фразами, они уничтожали ужин, словно выполняя некую повинность, которую нужно сделать быстро и качественно.
- Ты долго, - заметил толстяк, когда я оказался около плит.
- Я разлил ужин, - в принципе, это была правда. Делиться всей историей я не хотел. Завтра команда и так узнает о произошедшем. - Споткнулся... Шаман попросил повторить.
- Раззява, - скучающе и снисходительно отметил Айз. - Выдрать бы тебя, по-хорошему. Сейчас посмотрю, осталось ли что...
Я промолчал, глядя, как он открыл крышку одного из чанов и принялся вылавливать в нем куски мяса. Судя по тому, что возился он приличное время - их осталось не так-то много. А у меня из головы не шла последняя фраза Зиана. Глупо было надеяться, что молодой шаман оставит меня в покое, или что в нем иссякло воображение на гадости. Скорее всего тщедушный ан Варр бросится к своим дружкам, жаловаться. И даже если Волку и Сиплому, офицерам абордажной команды, не захочется тратить свое время на новенького юнгу - у Зиана есть самый важный козырь. Алый камень, ради которого головорезы пойдут на все.
Миска с мясом стукнулась о стойку, привлекая мое внимание. Айз внимательно посмотрел мне в глаза:
- В этот раз не пролей.
Он так выделил это слово, что я вспыхнул от возмущения. Добродушный кок был убежден, что ароматное мясо осело у меня в желудке, а не погибло в грязи нижней палубы.
- Зря я тебя отправил голодным, юнга Эд. Моя вина. Будет урок.
Едва сдержавшись от того, чтобы не начать оправдываться, я развернулся и двинулся к трапу, проклиная про себя этот явно неудачный день и мечтая, чтобы поскорее наступило завтра, когда капитан объявит о наказании и хотя бы это сотрет из души Айза противную жалость ко мне.
Но перед тем как я ушел, в офицерской столовой произошло нечто странное. Нечто, чему я не мог дать объяснения. Один из офицеров, лейтенант абордажников по прозвищу Старик, швырнул свою миску в лицо сотрапезника.
Первый помощник капитана Мертвец моргнул, стряхивая с ресниц жирные капли, на пару мгновений его взгляд остекленел, но затем вернул привычную невозмутимость, и седовласый моряк с вечно ехидно-равнодушными глазами продолжил ужин, будто ничего не произошло. Плечистый Старик едва сдерживаясь от ругани вскочил на ноги, бросил гневный взгляд на меня и я поспешил ретироваться, пока абордажник не сорвал свой гнев на нерасторопном юнге.
О произошедшем я быстро забыл. Мне было о чем подумать и без этого странного случая. Меня ждали перемены.
Удивительно, но в те долгие часы перед наказанием я больше всего переживал за то, что обо мне подумал мастер Айз. Вместо того чтобы ждать в темных закутках оскалы Волка и Сиплого или бояться неумолимой кары, я вел про себя воображаемый диалог с коком, убеждая его в том, что он ошибся. Что это унизительно, когда про тебя так думают. Что нельзя судить человека так сразу.
Мне грозило десять плетей и месть старших офицеров, а я думал о том, что обо мне подумал кок. Странно. Но так оно и было.
- Ты сумасшедший, Эд, - сказал мне Фарри, когда вечером мы залегли на свои топчаны и разговорились. Ночная вахта нам в тот раз не грозила, и потому мы могли спокойно поболтать, пока нас не сморит сон. К сожалению, это случалось не так часто как хотелось. Старшие офицеры всегда находили работу для юнг, считая, что таким образом мы быстрее станем частью команды и наберемся необходимого опыта.
После того как "Звездочка" ушла в поход - общий зал переменился. В нем появилось несколько десятков перегородок, призванных удержать драгоценное тепло. В некоторые закутки приходилось заходить нагнувшись, насколько низко спустили потолочные плиты. Некоторые и вовсе закрыли. Лабиринт тесных комнатушек-коробок, отделенных друг от друга переборками, крутился вокруг четырех боковых печей и одной центральной. Тепла нам хватало, и порою за ночь не сгорала и половина отведенной для отопления энги.
В нашу каморку, расположенную по прямой от главной печи, даже попадал свет от пламени. И сейчас я лежал на спине, а на темном металле низкого потолка плясали отраженные огоньки "кабака". Я слышал возбужденный голос Шона и ехидные комментарии моряка по имени Сабля. Слов его с наших лежаков было не разобрать, но интонации светловолосого матроса узнавались на раз-два. Резкий моряк был родом откуда-то с юга и нередко по делу и без задирал то одного, то другого соратника. В нем странным образом уживалась ненависть к людям и страх перед ними. В глазах вечно плескался вызов и готовность влезть в драку по любому поводу. Но он бравировал, успешно скрывал свою неуверенность в себе, и даже не догадывался, что его тайна уже известна новенькому юнге-эмпату.
Снаружи мороз грыз борта корабля, тщетно пытаясь прорваться внутрь. Ветер завывал над раскачивающимися мачтовыми фонарями, бился секущей метелью о стальные листы зачарованной обшивки и надеялся прорваться к людям. Так хорошо, когда безумный холод остается по ту сторону стен. Кстати, одним из открытий для меня стало, что такие ледоходы как "Звездочка" это не просто железные коробки на гусеницах. О, сколько оказывается, скрывалось под броней ледовых кораблей. Например многослойные листы обшивки, между пластами которой попадались то пустоты, то забитые колючей тканью щели. Вдоль них шли тамбуры, где едва-едва работала система общего отопления. Но этот прохладный воздух защищал от мороза сами каюты, где в основном топили небольшими печками. На храмовом ледоходе Кассин-Онга, оставшемся в прошлом, таких ухищрений не было.
Со стороны всё кажется проще и понятнее, а когда ты становишься частью ледохода, когда он становится обыденностью - узнаешь много нового. Как-то раз мне довелось помогать вытаскивать какой-то старый механизм на палубе инструментариев. Лопнувшая пружина титанического размера, которую два дня меняли чумазые техники. Кто-то из механиков, глядя на мое изумление, снисходительно сказал тогда:
- Не будет ее, корабль будет ходить по льду как старое корыто, и вы тут все заблюете. Я видел, я знаю.
Я лишь покачал головой, не веря. Трясло и так знатно. Первые пару дней, пока мы шли к месту встречи, еда в горло действительно не лезла. Хотя, после стало проще. Может, действительно дело было в пружине?
- Напасть на Зиана.... Ну ты просто огонь! - вновь выдернул меня из теплых размышлений Фарри.
- А что мне было делать?! - под тяжелым одеялом меня разморило. Голоса моряков у "кабака" усыпляли.
- Ну я не знаю, Эд! Вариантов можно придумать предостаточно! А ты выбрал самый сомнительный из них. Хотя, что я говорю! Ты же его и убить мог ведь, правда? Выследить и жестоко покарать, хе-хе.
Я пожал плечами, понимая, что Фарри не увидит равнодушного жеста. Намек на смерть Головача сложно было не заметить, но такие вещи лучше пропускать мимо ушей. Что случилось - того уже не изменишь. Хотя если бы время обернулось вспять - я поступил бы так же.
- Уходить с корабля надо, Эд, пока ты ещё во что-нибудь не ввязался, - прошептал мой друг. - Мы только время теряем!
- В Пустыню уходить? - мне не удалось сдержать скепсис.
Фарри засопел.
- Ну, не в Пустыню, конечно. В ближайшем городе! Просто пока мы тут катаемся, ты себе опять врагов заведешь! Ты же умеешь ими обрастать.
- Ты не знаешь, что происходит между Мертвецом и Стариком? - я попытался сменить тему.
- А что такое?
Пришлось поведать ему о той сцене, которую я увидел на кухне.
- Ого! - восторженно зашептал Фарри. Он, как человек общительный и любопытный, обожал поковыряться в таких историях. Юнга Лавани быстро сошелся почти со всеми моряками палубной команды. Среди его знакомых числились и ледовые штурмовики, и механики. Рыжеволосый, улыбчивый мальчуган постепенно становился вселюбимым сыном "Звездочки". И в тоже время вряд ли кто-то кроме меня знал о том, как сильно Фарри хочет продолжить наше путешествие в Барроухельм, а не ходить в команде ледовых корсаров по Пустыне.
- Так знаешь что-то об этом?
- Старик и Мертвец друг друга недолюбливают, это всем известно. Но чтобы так вот прилюдно. Завтра поспрашиваю ребят с верхней палубы, может, знают чего. Ой как интересно-то! Чего ж не поделили они, как думаешь?
Я промолчал. Размолвка офицеров волновала меня в последнюю очередь. Зато Фарри отвлекся от обсуждения моего сегодняшнего срыва.
Интересно, это будет очень больно?
- Мастер Айз теперь думает, что я съел ужин шамана, - поделился я наболевшим. Фарри мигнул пару раз удивленно, и расплылся в недоуменной улыбке:
- А тебе не все ли равно, что думает о тебе какой-то кок?
- Обидно, знаешь ли. Неприятно когда о тебе могут подумать так плохо.
Мой друг тяжело вздохнул и неожиданно серьезно проговорил:
- Когда я путешествовал с цирком Аниджи - у нас в труппе был фокусник один. Он почти ни с кем никогда не разговаривал, но однажды во время истории... неважно какой истории... сказал мне - если хочешь жить счастливо, никогда не ищи одобрения других людей. Есть только Боги и ты. Остальное преходящее.
- И ты с этим согласен?
Фарри помолчал, а потом буркнул:
- Давай спать уже! А то наговоримся сейчас до кошмаров. Тебе предстоит несколько непростых дней, пока будет заживать спина. Уверен, Половой тебя жалеть не станет.
Он нырнул с головой под грязное одеяло и почти моментально засопел. Я с тяжелым вздохом перевернулся на спину, чувствуя неровности жесткого лежака. Поерзал.
Да, наверное, будет очень больно...
***
- Вы должны помнить, сучьи вы дети, что вы команда! - громыхал Дувал. - Гребанная команда, а не шайка оледеневших на голову бандитов! Я не потерплю у себя на борту ваших вакханалий! Закон един для всех!
Столы и лавки оттащили к стенам, чтобы освободить площадку посреди столовой. Также механики повесили побольше фонарей на стропила, и непривычно яркий свет с потолка заставлял щуриться, словно солнце застало тебя посреди Пустыни.