Далеко на севере, на восточном склоне северного Урала, среди непроходимой тайги, в окружении скалистых надолбов, на берегу речки Ивдель расположился небольшой городок Ивдель. Речка Ивдель виляла между скал и утёсов, делала перекаты, водопады и плёсы и утыкалась в конце пути в обширную, могучую Обь. Это сейчас Ивдель городок и даже город, а лет полтораста назад было на этом месте большое село Никито-Ивдельское, а возникло это село на месте вотякского поселения, которое названия не имело. Жили в том поселеии вотяки, которые потом стали называться удмуртами. Как и на Ивделе, так и надругих речках, что текли в сторону Оби, расположились вотякские деревни, и не только вотякские - и ханты селились, и манси, и зыряне разные. Тайга кормила всех. Ходили люди друг к другу лесными тропами, а зимой на лыжах. Обь была общая для жителей этого сурового, но доброго края - здесь рыбачили, ловили самодельными сетями головлей , нельму и непомерное количество щуки для себя и для собак. Поселились в этом краю русские. Построили свои дома, построили церковь, научили вотяков молиться по-православному. Название селу дали русское - Никито-Ивдельское. Жила в этом селе зажиточная русская семья Арефьевых. Сам Степан Никифорович был оборотистый мужик - держал лавку, пушной склад, ледник, сам с сыновьями (да и рабочих нанимал) строил для вотяков просторные лодки, которые назывались по-новгородски - ушкуи. На этих ушкуях ходили вотяки на Обь и привозили рыбу, которую Степан Никифорович морозид в леднике, а потом вывозил на продажу. Богатая была семья. Все сыновья были ладные, работящие и послушные мужики, кроме самого младшего и любимого Александра. Работать с братьями он не хотел, бродил по тайге с ружьём да с самострелом, охотился, сдружился с вотяками и ходил с ними на Обь за рыбой и всё учил отца не обижать вотяков, не драть с них три шкуры. А однажды привёл в дом из тайги худющую и грязнущую девчёнку-вотячку. Говорит в тайге нашёл возле костра. Отец её до неё доомогался, а она не далась - отец её и выгнал из дома. Звали девчёнку Гуринка. --Пусть живёт говорит Александр. Матери помогать будет, а в возраст войдёт - женюсь на ней. Работящая была девчёнка и к людям уважительная. Не стал Александр дожидаться,когда Гуринка в лета войдёт - забеременела она и девчёнку родила - пришлось Александра с Гуринкой обвенчать, и стали они жить по православному закону.
Прошли года. Помер Степан Никифорович, разбрелись его сыновья по своим домам и семьям, все дела в доме взял на себя самый непутёвый Александр, да оказался самый путёвый - и торговля у него шла хорошо, и другие дела лелал с умом. Дочка его выросла, окрестилиеё Ариной, стала Арина ладной и красивой девкой. Была она замечательной рукодельницей: и крючком, и на спицах, и на вязальном станке вязала она всё, что ни попадя вплоть до одеял да покрывал и штор на окна, а уж про кофты да платья - и говорить нечего. Одно плохо было - замуж ни за кого не шла, отказывала всем, а родители её не неволили. Дело в том, что заезжая цыганка нагадала ей, что суженый её будет с чёрной кудлатой головой, без бороды и с тёмным лицом. И ждала Арина такого суженого , и стало ей 30 лет.
И дождалась. Приехал с геологической партией молодой прораб и точно такой внешности, какой Арина дожидалась, но у него и шея была чёрная и верхняя часть груди. Это такое было у человека родимое пятно. Не медля ни минуты, вышла Арина за этого человека замуж, и он тоже не дурак оказался - быстро разглядел в девке все женские прелести. Звали его Павел Петрович. Увёз он Арину Александровну в северный уральский город Богословск, там действовал медеплавильный завод, а Павел Петрович работал на нём не малым начальником. Городок Богословск был тогда небольшим замухрыженным рабочим посёлком, расположенным среди невысоких уральских гор, он был окружён не особенно яркой северной тайгой. Население в посёлке было - рядовой рабочий люд и маленькая прослойка интеллигенции: учителя, врачи, инженеры и техники с завода и всякие там секретари. Павел Петрович был из числа этой интеллигенции. Образование у него было подходящее: реальное училище плюс горный институт в Екатеринбурге. На богословском заводе он работал уже несколько лет. А завод принадлежал каклй-то германской фирме.
Но не заладилось у Арины и Павла Петровича с детьми: родился Павлик, но долго не прожил, помер; затем девочка недоношенная родилась - назвали Маней, Марией значит. Была Маня вроде как не в себе: всё время то плакала, то тихонько что-то напевала, и слышала она плохо. В самом начале нового века родился сынок - назвали Костей. Как стал Костя в лета входить, стал куролесить: не слушался ни папу, ни маму, дерзил домработнице, на катке с ребятами дрался, в гимназии занимался только французским, немецким и музыкой. А музыкой занимался самозабвенно - на всех инструментах играл , дома в его комнате был целый склад музыкальных инструментов, начиная от пианино и кончая флейтой и кларнетом. А гитар, мадолин и балалаек было не счесть, и скрипка была, и трубы медные разные. И учебников разных по музыке было много. А учебники были на иностранных языках. Гимназию Костя бросил и поступил в духовой оркестр пожарной команды - там ему зарплату платили. Парень он был высокого роста, красивый и носил не очки, а пенсне.
А через 4 года после Кости родился Алёша, мать говорила Олёша. Алёша был мальчик вроде бы обыкновенный, но с причудами: много читал, рисовал, лепил из глины разные фигурки, знал французский и немецкий, отлично играл на пианино, стихи сочинял, песенку напевал: -
"шла телега из Тамбова, на дороге кот лежал , да ай-дай-да--а-а...." и много катался на коньках. На катке катались и Маня и Костя, а больше всех Алексей. Здесь собиралась молодёжь Богословска - дети интеллигенции и рабочих завода, Здесь влюблялись, начинали дружить, формировались отношения и пары. Здесь и Маня познакомилась с Геннадием Цыклером. Цыклер работал на заводе юристом и был на хорошем счету. Он был весёлый,остроумный, но Мане он не нравился - ей нравился Александр Македонский. К Мане Циклер приходил часто, и они шли на каток или в парк, или в гости. Однажды Алёша увидел, как Маня хвасталась перед Геннадием своими украшениями, перебирала их в руках, а он в это время вертел в руках портсигар, который отец привёз из очередной поездки - сказад, что выиграл в карты у шулеров. Портсигар был хорош. Он был из литого золота, жёлтый и тяжёлый с гравировкой на крышке. Павел Петрович сделал Мане замечание, что хвастаться вообще нехорошо, и демонстрировать свои вещи посторонним не надо. Маня надула губы.
П авел Петрович был на хорошем счету у администрации завода, он был главным специалистом по очистке меди от ненужных примесей и руководил соответствующей лабороторией. А жена его Арина Александровна в круг местной интеллигенции не входила, она считалась из "простых". Считалась она лучшей в городе рукодельницей, учила и консультировала женщин по этому делу. Павел Петрович много ездил по России, по разным металлургическим предприятиям. Каждый раз, возвращаясь из поездки, привозил жене и дочери подарки, различные украшения.
Подошло время, и пргласила его фирма, в которой был богословский заиод на работу в Германию, а из Германии в Турцию. Заняла эта командировка 10 лет и прервалась - началась война с Германией и с Турцией, и вообще началась первая мировая война. Семья возвратилась на Урал. Неожиданно родилась девочка. Назвали Женей. А Арине было уже 49 лет, да и Павел Петрович был уже в возрасте.
А тут новая напасть - революция. Семья переехала в Екатернбург. Павел Петрович сильно болел и умер. Во главе семьи встала Арина Александровна. Баламутный Костя добровольцем вступил в армию Колчака и ушёл с ней в отступление на восток. И оказался Алёша единственным мужчиной в доме. Было ему в это время 16 лет. Всё хозяйство вела мать с помощью домработницы. Маня ничего по дому делать не умела, она только вязала, вязала и вязала и пела " захочу я полюблю, захочу я разлюблю". Костя воевал где-то в сибирских снегах, а Женя пошла учиться в первый класс, но долго не проучилась, т.к. при большевиках школы и гимназии не работали, и пришлось Мане учить Женю грамоте. Учила она её добросовестно и строго - очень много читали и переписывали целые страницы из книг, которых в их доме было множество. Алёша поступил работать на мельницу счетоводом. Семейным советом решено было, что надо ему вступить в комсомол.
В городе действовалп Советская Власть. Сначала переловили и перестреляли остатки "беляков". Потом взялись за "бывших": "хозяйчиков", "тилигентов" и прочих "не рабочих". Хватали в домах, на улице, на базаре, предприятия не работали, снабжения никакого не было, на базаре можно было что-то купить, а чаще всего выменять и этим неплохо питаться. Меняли свои вязальные изделия. От греха подальше попрятала Арина Александровна все семейные драгоценности в нишу двойного пола - в разные узелки и свёртки заворачивала она золтые и серебрянные деньги, золотую и серебрянную посуда, браслеты, кольца и ожерелья. И в сё-таки Ари на Александровна решила, что из Екатеринбурга надо уезжать. Куда? По возможности в сельскую местность. По базарным слухам определили, что правильнее всего подаваться надо на юг, в казахстанскую степь. Арина Александровна тряхнула своими узелками и свёртками и наняла на базаре две одноконные санные подводы с возчиками. Погрузили сундуки, чемоданы. баулы и узлы и поехали. Ехали через деревни и заимки, спрашивали дорогу и ехали дальше. Зима была лютая. В деревнях кормили лршадей, варили себе еду, мужикам наливали самогонки или спирта и ехали дальше. Лихие люди не встретились.
Через неделю добрались до Челябинска, его объехали по степным просёлкам. За Троицком начинался Казахстан. Постепенно дело шло к весне. Хорошо оказалось, что вступил Алёша в комсомол. Сейчас комсомольский билет иной раз выручал при проверке документов. Проехали большой казахский аул Тогузак. В Кушмуруне уже была железнодорожная станция. Решено было добраться до Атбасара. Доехали.
Расплатились с возчиками.
Алексей сразу пришёл в комсомольский комитет и попросил работу. Ему обрадовались и предложили вступить в отряд по борьбе с бандами и кулачеством. И зарплату назначили. Алексей согласился. Семья поселилась в брошенном глинобитном доме с земляным полом и плоской крышей. Атбасар был полуаул, полустаница, действовала школа, население было наполовину казахское. На обширной площади стояло здание бывшей гимназии, здесь разместился "горсовет". В болшом каменном доме была тюрьма. Здесь же толпился базар. Поскольку в степи вокруг Атбасара население было казахское , полукочевое, то на базаре торговади лошадьми и другим скотом, а так же продуктами этого скота: мясом, сыром. кумысом, сухими и сырыми кожами и разными изделиями из кож, а так же овечьей шерстью, и всем, что можно из этой шерсти сделать. Арина Александровна сразу же накупила мотки разноцветной шерсти и ниток из шерсти, и они с Маней целыми днями вязали и через неделю уже торговали шалями, клфтами , рукавичками, носками и прочими и зделиями. У них уже появились и сформировалась клиентура.
Cлужба у Алёши сложилась хорошая: выдали ему военную форму, сапоги и будённовку, а так же оружие - длинный револьвер "кольт", который иронично называли "телячьей ногой". Кроме того Алёше полагалась винтовка, к ней 10 патронов и конь. Винтовка стояла в пирамиде в казармме, а конь, которого почему-то звали Самолёт, стоял в конющне. Был Самолёт непомерно огромного роста, но и Алёша тоже был высокий парень. В отряде было 22 человека, это были молодые ребята, сыновья местных козаков. Командиром отряда был бывший красноармеец Иван Мезин. Он не давал бездельничать своему отряду - ежедневно занимались "шагистикой", чистили лошадей, седлали их на скорость, упражнялись в скачке, рубили шашками камыш и лозу на речке. Настоящего дела не было - по базарным слухам банды Балташа бродили где-то далеко, а осколки кулацкого прошлогоднего восстания разбежались по аулам и где-то грелись на печках. Но отряд был всегда наготове. И вот случилось - прибежал мальчишка -казах с ратопыренными глазами и сообщил: "Балташ с джигитами по базару ходит!". Все встрепенулись, но Мезин приказал казарму не покидать, оружие привести в порядок, коней из конюшни не брать. Сам он пошёл на базар. Уж как там дело было - неизвестно, а Балташа Иван собственноручно взял, а "джигиты" его раэбежались. Руки Балташа были связаны его собственным кушаком, а к ноге его была привязана верёвкой 20-фунтовая гиря. Гирю Балташ нёс в руках. Балташа поместили в тюрьму, в отдельную камеру и сразу дали ему огромную пиалу с лапшой и пиалу поменьше с чаем. Балташ был старик высокого роста с худым коричневым лицом и с на удивление белыми и чистыми зубами. В камере он сразу встал на колени и стал молиться своему Аллаху. Ребята из отряда всё время хотели заглянуть в камеру к Балташу, но Иван это запретил. Гирю от ноги отвязали. И случилось отряду действовать - Болташ сбежал. Во время утренней прогулки он встал на колени на свой чапан для молитвы, а потом вскочил, схватил чапан и накинул его на голову Митьке Говорухину, который был приставлен к нему часовым. Болташ выскочил во двор, добежал до ограды, перепрыгнул её и побежал по соседнему огороду. Митька заорал, все в отряде переполошились, а Иван быстро направил всех парами искать и ловить беглеца. Алёша побежал выполнять команду командира вместе с Митькой Говорухиным. Митька хоть и бал растяпой, но оказался парнем шустрым и храбрым. А Болташ далеко не побежал - он забежал во двор школы и уже выводил из школьной конюшни облезлую школьную лошадёнку, когда ребята его увидели. Стрелять ребята не стали , а только наставили свои "телячьи ноги" на Болташа. Болташ засмеялся и поднял руки. Его опять связали тем же самым кушаком и отвели в тюрьму.
Иван Мезин не знал, что ему надо делать с Болташём, а ему из Акмолинска, из ГПУ по телефону приказали - расстрелять.Расстрелять Болташа не успели - ночью его джигиты налетели на отряд, троих ранили и вызволили из тюоьмы своего Болташ-аку. Ивана Мезина вызвали в Акмолирск "на ковёр", а оттуда прибыл в отряд новый командир Николай Шаляпин.
Настала весна, а за ней лето. Арина Александровна с Маней и Женей переселились на заимку в ближайшем от Атбасара "колке". Кто-то эту заимку построил, служила она какое-то время людям исправно, а потом опустела. На заимке была вполне приличная изба, два сарая и огород. Маня с Женей как могли возились в огороде, а мать хозйничала и руководила. Алексей жил в козарме и пару раз в неделю приезжал ночевать на заимку. Однажды, когда он приехал на заимку, во дворе он увидел заседланного строевого коня, а в избе на кухне сидеk подбористый, явно военный, человек с полуседой подстриженной бородой в заграничном кителе, на вешалке висела его шапка-кубанка. А в углу прислоненный к стене стоял английский восьмизарядный карабин. Человек сидел за столом в свободной позе и с настороженным любопытством смотрел на вошедшего Алексея.
_Это он Болташа изловил? - заговорил человек. - А меня тоже заарестовать захочет? Давай поручкаемся, молодой! Он подал небольшую крепкую лодонь и сильно пожал. Арина Александровна с испугом смотрела на них.
- Ну, пойду я . - сказал гость. - Засиделся я . Проводишь? -спросил он мать.
-- Кто это? - спросил Алексей, когда мать вернулась.
- Симбирцев Илья Ильич. -ответила Арина Александровна. Всё прячется по заимкам да по аулам. Да сколько верёвочке не виться.... попадётся он, убьют его ваши.... ты уж, Олёша, не трожь его, ежели встретитесь. И он тебя тоже не тронет - он обещал.
Утром Алексей видел, как Симбирцев вывел из сарая своего оседланного коня, легко вскочил на него и неспешной рысью уехал со двора. Эта встреча тяжело аукнулась Алексею через 25 лет. Симбирцев был предводителем кулацкого восстания против Советской Власти в североказахстанской степи. Его искали, ловили, но он постоянно уходил от отрядов ЧОН. В конце концов он был пойман и расстрелян. Во время поимки он, стреляя с обеих рук из револьверов , сбил с коней четверых молодых бойцов семипалатинского отряда.
Алексей исправно служил в своём отряде, а после поимки Болташа товарищи смотрели на него как на героя, но Алексей нисколько не задавался и был с товарищами наравных. Новый командир отряда Николай Шаляпин немного выделял Алексея за грамотность и некоторую культурностьЮ а когда в Акмолинске стал формироваться полк ЧОН, он именно Аексея направил туда от атбасарского отряда. В Акмолинске Алексея в полк не включили, а сразу отправили в Екатеринбург, который уже был переименован в Свердловск, в краевую школу милиции, где он должен был учиться два года. По окончании учёбы Алексей в звании лейтенанта милиции с двумя кубиками на петлицах вернулся в Акмолинск, где стал работать оперуполномоченным в городской милиции. Работа была "грязная" - ловили бандитов и бывших повстанцев, коротенько судили и расстреливали. Расстрел производился в тёмном без окон каземате, где был один стол, табуретка, и на столе лампа-"трёхлинейка" . Человека приводили в каземат, быстренько, для проформы зачитывали ему приговор, ставили лицам в дверной проём и стреляли в затылок. Стрелять по инструкции полагалось именно из "нагана", чтобы дырка в голове была небольшая и именно в затылок, чтобы смерть наступала мгновенно. Из дверного проёма убитый падал вниз, в подвал, а оттуда труп вытаскивали через другую дверь, грузили на телегу или в сани и везли хоронить. Для расстреляных было отдельное кладбище, где заранее готовили могилы. Могилы были с номерами, так что родственники могли "свою" могилу найти. В зимнее время убитый, упавший в подвал в любую позу замерзал в этой позе, и его никак было не вытащить и не погрузить, Приходилось топором рубить руки и ноги трупов, чтобы можно было вытащить и погрузить. Потом догадались перед расстрелом руки и ноги связывать верёвкой. Всем участникам этой ужасной работы полагалось перед работой полстакана спирта - и тем, кто стрелял, и тем, кто трупы разделывал и вывозил. Летом это делали каждый день т.к. стреляли каждый день, а летом труп в подвале больше одного дня не должен был находиться, т.к. мог завоняться. Алексею стрелять пока не доверяли, а на разделку трупов в подвал посылали постоянно. Спирт ему не нравился, после спирта ему было плохо: сначала дерзил всем, а потом спать хотелось. Алексей отдавал свой спирт товарищам, а сам рубил трупы просто так. У Алексея в кабинете "оперов" был свой стол, на столе лежала папка с чистыми листами, ручка с пером "рондо" и чернильница. Чернильница была пустая. А в ящике стола был толстый трёхцветный карандаш. От нечего делать Алексей этим карандашём рисовал своих сотрудников, которые сидели за другими столами, а иногда допрашивали арестантов. Сидя за столом, Алексей по 5-6 раз в день разбирал и собирал свой табельный револьвер-самовзвод, протирал тряпочкой детали, смазывал ружейным маслом и пересчитывал патроны, которых всегда было шесть. Но однажды его послали "на дело". Дело в том, что на кладбище в зоброшенной сторожке появился трупоед. Он выкапывал из могил трупы и тем питался. Алексею дали задание ликвидировать его. Дело было летом, и, когда он подошёл к этой сторожке, из её открытой двери пахнуло смрадом - Алексею захотелось убежать. Но задание надо было выполнить, и он, превозмогая позывы тошноты, подошёл к сторожке и заглянул в двеоной проём. Через щели в крыше пробивался свет, и можно было что-то разглядеть: на полу валялось тряпьё и какие-то кости, а посреди помещения на корточках что-то сидело и что-то грызло. Это "что-то" издавало повизгиващие звуки, о потом привстало и так же на корточках неровными скачками стало приближаться к двери. Алексей вынул из кабуры наган, зачем-то крутнул барабан и выстрелил в мерзкое, волосатое, покрытое волдырями лицо. Существо завалилось набок. Вернувшись в управление, Алексей зашёл к начальнику и прямо-таки потребовал свою дозу спирта и выпил, не чувствую ни вкуса, ни запаха. Хлопцы-опера уложили его спать, в "обезьяннике", который оказался в это время пустой.
Началась в Казахстане коллективизация, и начались по всему Казахстану восстания: в Семиречье бунтовали казаки, по юге восставали аулы, в восточном Казахстане пылали сёла и деревни, повсюду было неспокойно - только в Акмолинском округе была тишь и гладь. Но большевикам не терпелось везде навести свой порядок. Акмолинский отряд ЧОН послали в помощь Кустанайскому ОГПУ для подавления восстания в Батпаккари и в Тургае, которое возглавили активисты Бекежанов, Кадиев и Оспанов. Всего восставших набиралось до 500 сарбазов. Русские крестьяне восставали против колхозов, а казахи против непосильной мясозаготовки и тоже против колхозов. Восстание разгромили, главарей перестреляли, но восставшие перешли к партизанщине, разбрелись по степи, и крупные шайки появились в Акмолинском округе. Шайки были по 40-50 человек, огнестрельное оружие было не у всех, но беспокойства от этих шаек было много6 они налетали неожиданно, в основном ночью, убивали колхозных вожаков, уничтожали документы, угоняли скот. Скоро окрестное население стало ненавидеть этих басмачей и готово было помогать ЧОНовцам в истреблении этих банд. По донескнию разведки большая банда должна была остановиться на ночёвку в ауле Баяут на берегу озера Сары-Коль. К назначенному времени отряд ЧОН в составе 24 человек с двумя пулемётами заняли окраинные дома аула, укрыв пулемёты в копнах сена. Банда подошла к вечеру на заморённых конях. Плотным пулемётным огнём банда была опрокинута, всадники валились наземь, кони вставали на дыбы, бандиты поворачивали коней и уходили в степь. Из дворов выскакивали на свежих конях ЧОНовцы, стреляя из револьверов в спины убегавших. Алексей на своём Самолёте быстро догнал одного на неказистой лошадёнке, всадник сдёрнул с плеча дробоаик и , не целясь, пальнул, тем не менее три крупные картечины ударили Самолёта в грудь, от чего он только прибавил хода. Тремя выстрелами из нагана Алексей свалил всадника. Им оказался пожилой казах. Он был ранен в плечо. Упав с коня, казах пытался перезарядить ружьё, но Алексей успел выстрелить ему в грудь.
За это участие в ликвидации банды Алексея повысили в звании и назначили старшим оперуполномоченным. Теперь он не участвовал в расстрелах и погребениях. У него теперь кроме стола и стула была тумбочка, на которой стоял телефон, запороллеленный с другими двумя аппаратами. Он мог теперь слушать переговоры своих товарищей по кабинету. И его могли слушать. Кроме того Алексею теперь доверялось производить допросы задержанных. Чаще всего он хадержанных после допроса отпускал домой - слишком уж обвинения были несерьёзные. Среди задержанных быстро разошёлся слух, что этот "длинный" разбирается "по-справедливости" и никого за-зря под расстрел не приводит. Но наступило время, когда стали "брать" и его товарищей по кабинету. Сначала в большом толстом конверте было получено обширное разъяснение, почему Женьку Трампа надо арестовать и под конвоем этапировать в Свердловск: во-первых его родители были "из бывших", во-вторых он зачем-то изучал английский язык, а когда он учился в милицейской школе, то писал крамольные стихи про любовь и кроме всего прочего Женька Трамп не вступил в комсомол. Когда начальник милиции майор Зорин зачитал на пятиминутке это сообщение, Женька Трамп заплакал. Его утешали, как могли, а завтра поездом он должен был быть отправлен в Свердловск. Но Женька до утра не дожил - он застрелился из своего новенького "коровина".
Затем пришла очередь и майора Зорина - он тоже застрелился. Алексей хорошенько подумал, и пришёл к выводу, что биграфия Женьки Трампа похожа на его биографию. А вдруг и за ним придут!! Сделалось страшно.
Однажды, когда Алексей пришёл с работы домой, он застал в комнате заплаканных мать и сестёр и сидящего за столом Геннадия Цыклера, бывшего всдыхателя Мани. Цыклер мало изменился, у него только появились усы, которые он носил на манер Тараса Шевченко. Женщины встали и ушли. Алексей увидел, что на столе лежит их золотой портсигар, и Цыклер постукивает по нему пальцем.
- Вот это, Алёша, твоя жизнь и смерть. Я знаю столько о тебе и о твоей семье, что хватит на 10 расстелов. Все вы - и ты, и мать твоя, и сёстры твои вот в этом портсигаре. Сейчас я его заберу, и вы останитесь жить. Иначе.... сам понимаешь....
Цыклер встал и ушёл. Портсигар он положил в карман.
Алексея арестовали через месяц. Следствие установило, что он из дворянской семьи, что брат его служил у Колчака, что он был знаком с повстанцем Симбирцевым и что, работая в "органах", он лойяльно относился к преступникам....