Бекташ умер. Перед смертью он наделил своих старших сыновей усадьбами - инта. Баркук получил инта в Сирии, а Ахмад в непосредственной близости от города на берегу реки. Усадьбу выбирала и обставляла Арюкан. Эта усадьба раньше принадлежала какому-то ассирийскому купцу, который где-то проворовался, сам он был казнён по приказу султана, а семья его жила в усадьбе в ожидании новых хозяев, которым она будет служить в качестве рабов. Усадьба была записана на Бекташа с правом наследования. Только самые высокие мамлюкские чины обладали этим правом. Бекташ умер, и в усадьбе поселились Ахмад, Елдуз и их маленький сын Айбек. Елдуз не хотела, чтобы Фатьма жила в усадьбе, но та прямо за оградой натянула себе юрту и стала в ней жить. Елдуз сменила гнев на милость и поселили Фатьму в пристройку, которая предназначалась для небольшого гарема. В этой пристройке кроме Фатьмы никто не жил.
Семья казнённого купца жила в 3-х юртах расположенных в 500 шагах от дома и ухаживала за скотом, следила за чистотой в доме и во всех службах. Усадьба представляла собой большой дом для господ с пристройкой для гарема и надворные постройки: конюшни, коновязи, склады, кузница, поварня. Посреди двора был цветник и маленький фонтан. Весь двор был застелен колотым плитняком, сквозь щели которого пробивалась трава. Дальше за двором был большой сад, а ещё дальше виноградник.
В доме жили Ахмад , который уже оправился от ранения, Елдуз, сынок Айбек и братья Ахмада Калб и Джанибек. Здесь же в доме в 2-х коморках жили Сахраб и учитель француз Эдгар Дюпье. Арюкан отпустила двойнящек к брату, т.к. не подобрала пока для них учителя и тренера.
Раньше всех в доме поднималась Фатьма. Они с Сахрабом выводили лошадей и седлали их для братьев и для себя. Потом маленькая кавалькада скакала по пыльной улице посёлка к реке. Ахмад не делал гимнастику и не бросал камни - огромный шрам на груди и животе продолжал болеть, и Ахмад скрежеща зубами делал простые упражнения. Постепенно, день ото дня боль стихала, и Ахмад уже в полную силу фехтовал на саблях, ятаганах и мечах с Сахрабом, Фатьмой и с братьями. Единственная улица посёлка была почти всегда пустынна - только изредка её перебегал какой-нибудь мальчишка или тащилась полудохлая от жары собачёнка. Жителей не было видно и домов-то не было видно - вдоль улицы тянулись безрадостные глинянные дувалы.
После гимнастики все купались в реке, купали лошадей, снова садились и тихонько возвращались.
В рабах у Ахмада оказалась и бывшая прислуга купца. Всего с конюхами, поварами, пастухами, сторожами и уборщиками челяди набиралось до полсотни человек. Трудились они под началом Сахраба и Фатьмы.
Однажды Елдуз сказала Фатьме, что могла бы выдать её замуж и что ей было бы не зазорно и хорошо.
- Кроме моего господина никто ко мне никогда не прикоснётся! - отрезала Фатьма.
- А ты надеешся на это?
- Всё в воле Аллаха.
- Ты так красива, ты была бы богата, у тебя родились бы дети. - настаивала Елдуз.
- Я уже один раз допустила, что господин был ранен. Этого больше никогда не случится, пока я жива. Я всегда защищу его. Он живёт во мне.
После смерти Бекташа дворец притих, даже лошади в конюшне не ржали и собаки не лаяли. На Арюкан свалились такие заботы, о которых она раньше и не предполагала.
Однажды пришёл старший сын Бекташа Асан:
- Дорогая вали, распорядись насчёт гарема - что делать с женщинами, их не так много, все пожилые. В последние годы отец не обновлял свой гарем. Что делать с отарами и табунами, будем ли приобретать лошадей, отправлять ли людей на рыбную ловлю?
- Я лишь слабая женщина, мне трудно что-либо предлагать и распоряжаться. Я и хозяйства-то толком не знаю. Кто всё знает? Видимо, ты и Танбак. Вот вы и должны всё сделать так, как угодно Аллаху. Я поручаю это вам! Я на тебя надеюсь - больше не на кого. Ты отвечаешь за всё. Я остаюсь вали. Только знаю одно: женщины, имеющие детей от Бекташа, могут по желанию остаться во дворце, а остальные тоже. Если захотят, пусть живут здесь с нами. Если что-то не решите вы, решу я. Пусть люди обращаютя, обращайтесь и вы.
- Дорогая вали! Разреши возразить тебе. Я являюсь сардаром Ливии,меня назначил на это место султан, да продлит Аллах его дни, и не дело, если сардар не придёт к своему войску и будет заниматься делом во дворце. Поручи это всё моему брату Алуку. Мы с ним одногодки. Всё хозяйство он знает не хуже меня. Я бы ему доверил всё.
- Будь по-твоему! Позови мне Алука и Танбака.
У султана решался вопрос, кого назначить сардаром Египта. Надо было выбрать одного из четверых: Асан - сардар Ливии. Бахадур-бей - сардар Абиссинии, Зенги - сардар Сирии и Рашид-бей - сардар Ливана. Асана никак нельзя было назначить главным сардаром, т.к. был он сыном наложницы, правда наложница была чистокровной черкешенкой, но всё равно она не была женой Бекташа от Аллаха. Значит и сын её не был угоден богу. А значит и Египту. У остальных ратные заслуги были приблизительно равны, но Рашид-бей служил в непосредственной близости от беспокойного соседа - Турции. И граница была на крепком замке.
Султан тоже сомневался - надо ли держать в мирное время 200 полков в постоянной готовности, возможно хватило бы и половины и того мменьше. Бекташ непоколебимо настаивал на содержании полной армии. А это так дорого. Надо будет отпустить половину - мобилизовать всегда можно. Правда и это дорого: потребуются склады для оружия и доспехов. Коней надо будет брать на полное обеспечение - нельзя отправлять армию по домам с оружием и на конях. Это опасно - неизвестно, что может взбрести в голову людям. Египет нуждается в людском пополнении - мало стали рожать, много рождается девочек. Надо армию отпускать по домам - решил султан. Сардаром Египта был назначен Рашид-бей сардар Ливана.
цию. Он правильно понимал, что мамлюкский султанат, находящийся на окраине мыслимой человеческой цивилизации и соседствующий с дикими туарегами и другими бедуинскими племенами, ничего не может почерпнуть от них полезное в военном и культурном отношении. Многие мамлюкские дети учились во Франции и в Италии.Приглашали в свои семьи европейских учителей, приглашались европейские инженеры на государственную службу, но ничего пока нового в мамлюкской армии не происходило - это была храбрая отчаянная кавалерия, не признающщая от своей отчаянности доспехов, которая с криками "алла!" бросалась на врага и иногда побеждала. А иногда и встречала организованный отпор. Рашид-бей хорошо помнит, как не смогли мамлюки справиться с греками и македонцами, которые стояли плотным строем и, погибая под стрелами, отразили все лихие атаки мамлюков.
Франция представлялась Рашид-бею средоточием культуры и военного искусства. Он отчётливо представлял, что кожанные доспехи мамлюков только в условиях постоянной сухости могут быть какой-то защитой от ударов мечей и копий а так же от арбалетных стрел. Надо было быстро перевооружать армию и менять тактику ведения боя. Он так же видел преимущество длинного древкового оружия перед саблей, мечём и секирой. Рашид - бей видел, что пехота очень успешно справляется с кавалерией. И ещё многое видел опытный и мудрый сардар Египта Рашид-бей. Он зафрахтовал французский корабль и отправил на нём во Францию сотню отборных воинов из самых благородных мамлюкских фамилий под командой Асана. Асан взял с собой Баркука, и как только не прсился Ахмад, он его не взял. Ахмад с двумя десятками нукеров прискакал в ставку Рашид-бея, чтобы лично попроситься в состав миссии. Ничего из его поездки не получилось - Рашид-бей поучал его как маленького:
- Вы оба дети моего друга великого сардара Бекташа, я буду беречь его семью. Ты недавно был ранен, у тебя жена, сын и мать, у тебя малолетние братья.
- Братьям уже по 15 лет.
- Вот и возьмёшь их в свой поход, который должен принести нам кожи буйволов, много кож для изготовления доспехов. Малюки пренебрегают доспехами и поэтому несут большие потери в схватках даже с дикими бедуинами. Кроме того надо контролировать поступление буйволинных кож и изготовление доспехов. Вся армия должна учиться драться в доспехах в пешем строю. Я собираюсь привлечь к этому большому делу и брата твоего Алука - нечего ему сидеть возле юбки Арюкан и пересчитывать баранов в стаде. Кожи надо взять на африканском юге, где кафры имеют их в большом количестве, их надо взять торговлей и силой. Торговать будет Алим-бей, а воевать ты. Это хорошо. что ты приехал сам. Поезжай с Аллахом домой и пусть Алук через 2 недели прибудет ко мне.
На зафрахтованной испанской каравелле отряд мамлюков в 200 всадников отбыл из порта Ол-Салем на юг, вдоль восточного побережья Африки в страну кафров, с которыми придётся или торговать или воевать. Экспедицией командовал Алим-Бейбасар, опытный воин и купец. Ахмад был знаком с ним - он бывал в доме Бекташа и с уважением относился к Арюкан.
Ахмад занимался с воинами обыкновенным несением службы: с утра упражнения с тяжестями и борьба, после завтрака 2 часа фехтование, чистка и купание лошадей, после обеда сон и свободное время. На 200 воинов везли 20 женщин. Для них на палубе старым парусом отгородили угол. Распорядок службы не нарушала и морская болезнь, от которой страдала половина людей и лошадей - освобождались только те, на кого указывал лекарь - дервиш.
Фатьма жила теперь постоянно при Ахмаде, в его каморке спала у двери. Она хотела и еду для него готовить, но Ахмад решительно воспротивился. Одна из женщин попыталась подтрунить наз Фатьмой, но та сразу же отрубила ятаганом у неё косу.
Плавание продолжалось 16 дней. Капитан каравеллы выбрал самое удобное, как ему казалось для высадки, побережье, бросил якорь и предложил мамлюкам высаживаться.
До берега было шагов 300. Был почти полный штиль. На каравелле было несколько вёсельных ботов, и отряд смог бы постепенно переправиться на берег, но лошади... Как быть с лошадьми? Алим растерялся, и Ахмаду пришлось самому принимать решение. Они с Фатьмой взнуздали своих лошадей, вскочили верхом и прямо с палубы, вздыбив лошадей свечкой, бросились в бирюзовую воду. В воде Ахмад соскользнул со спины лошади, и, держась за гриву, поплыл к берегу. Рядом плыла Фатьма. Мамлюки бросались в воду с обоих бортов. Когда в воду бросился последний всадник, Ахмад и Фатьма уже выходили на берег. На карабле остались только 10 воинов, которые должны были убрать конюшню и погрузить в боты сёдла, оружие и товары, которыми предполагалось торговать с местными племенами.
Уже на второй день к временному лагерю мамлюков пришла большая группа чернокожих людей, были они небольшого роста, в набедренных повязках из сухих листьев, на некоторых повязки были из шкур каких-то животных. Все были вооружены длинными тонкими пиками, некоторые - большими луками, и. самое главное, что увидел Ахмад - у всех были огромные, почти в рост человека щиты. Щиты были наверняка кожаные - это было видно. Из такого щита можно было бы изготовть полный доспех для одного воина. Ахмад быстро поделился своими мыслями с Алимом. Среди этих людей видно было нескольких, которые, видимо, были предводителями - они были крупнее ростом и телосложением, набедренные повязки у них были из леопардовых шкур, они были разукрашены белой краской, носили какие-то ожерелья и выступали впереди общей группы.
Алим немедленно скомандовал выносить и раскладыватьпрямо на песке пляжа товары, которые успели перевезти с корабля. Здесь бвли большие ножи с костяными и деревянными рукоятками, точила для заточки оружия, материя домашнего изгготовления, груботканные ковры и цыновки и самые разнообразные разноцветные украшения в виде браслетов, бус и ожерелий. Кафры подходили осторожно по двое-трое, брали в руки товары, любовались ими и, оборачиваясь, показывали остальным, которые не решались подходить. Алим как-то сумел объяснить кафрам, что эти товары он может обменять на щиты. Кафры сгрудились в галдящую кучу, размахивали руками. А потом двое из них притащили 2 щита и подняли с земли 4 ножа. Такая цена должна была бы устроить мамлюков, но Алим, опытный купец, который много торговал с бедуинами и туарегами, стал торговаться и выторговал - за 2 щита 3 ножа. Для мамлюков это было почти даром. Кафры немедленно снесли на берег 48 щитов и забрали 72 ножа.
На второй день кафры пришли рано утром и с интересом наблюдали за тренировкой мамлюков. Они бросились врассыпную, когда увидели горцующих на лошадях воинов. Потом они с интересом рассматривали оружие мамлюков и были поражены дальнобойностью мамлюкских луков. Мамлюкская стрела летела на 300 шагов, а стрелы из лука кафра только на 100. Но кафрская стрела имела костяной наконечник с отверстием, в котором находилась капелька яда, способная убить козу. А 3 стрелы могли убить буйвола. Две стрелы убивали человека, который после ранения погибал на второй день. Кафры знали противоядие, но это была у них строго сохраняемая тайна, которую они не хотели рассказать и показать ни за какие товары. Алим не стал настаивать, розумно полагая, что не надо торопить события. Во второй половине дня в мамлюкский лагерь орущей и визжащей толпой пришли женщины. Они увидели, как одеты мамлюкские наложницы, хватали их и пытались раздеть. Они притащили все щиты, которые они отобрали у мужчин. Наложницы отдали им свои шальвары, рубахи и платки, а сами накрылись хитонами из тех тканей, которые предназначались для продажи. Кафрянки стягивали с них и эти хитоны. Мамлюкам пришлось с помощью мужчин-кафров утихомиривать чернокожих красавиц.
Видимо, слух о прибытии торговцев быстро распространился по побережью и дальше в глубину кафрской территории, т.к. в течение месяца трюм каравеллы был забиты щитами, которые были сняты с деревянных каркасов и высушенными буйволиными кожами. Товары были распроданы все, Алим даже хотел пустить в продажу оружие воинов, но Ахмад решительно воспротивился, и Алим не стал настаивать. За этот месяц никаких военных действий не случилось. Все были этому очень рады, т.к. были свидетелями, как кафры расправлялись со своими соотечественниками, приговорё нными к расстрелу ядовитыми стрелами и как эти бедняги умирали. Жертву привязывали к столбу и пускали в него 3 стрелы. Стрелы только слегка ранили человека, но через час он умирал в страшных конвульсиях.
Ахмад сделал три похода вглубь территории, чтобы кони окончательно не застоялись. В деревнях, которые встретились отряду, мамлюков встречали доброжелательно, но ни яда для стрел, ни противоядия добыть не удалось - кафры замыкались в себе, опускали глаза и разводили руками.
Лошадей поднимали на борт волосяными арканами, грузили 2 дня. Погрузили, подняли паруса и отчалили в обратный путь.
Сардар Египта Рашид-бей добился у султана специальной награды для всех участников похода, Алиму и Ахмаду были выделены инта в Ливии.
Ахмад выпросил-таки у Рашид-бея разрешения отправиться к Асану, где бы тот ни находился со своим отрядом, с которым он отплывал во Францию. За эти 2 месяца, что Ахмад был в походе на юге Африки, Асан и Баркук вместе с сотней мамлюков участвовали в рядах французских войск в осаде французского города Дижона, который был в руках англичан и бургундцев. Город был взят, но Асан не собирался укладывать своих солдат для французского короля и отбыл в Турцию, где турки собирались открыть военные действия против непокорных сербов.
Ахмад испросил у турецкого посланника фирман для себя, и сотня солдат-мамлюков отправилась в действующую турецкую армию на Балканах. Через Ливан, Курдистан, Капподокию, малую Азию и Грецию мамлюки прбыли к Косову полю, где должна была состоятья решающая битва сербов в союзе с боснийцами с регулярной турецкой армией. На стороне сербов выступали и рыцари из некоторых европейских стран. Турецкая армия численно значительно превосходила сербов вместе со всеми их союзниками. Ахмад быстро розыскал отряд Асана и Баркука. Мамлюки были поставлены в резерв, предполагалось, что они должны будут преследовать разгромленного противника, но Баркук потребовал предоставить ему действовать самостоятельно с полусотней всадников. И Асан на это согластлся.
Наступило утро 15 июня 1389 года. Две армии сошлись посреди Косова поля и стояли готовые решить быть Сербии свободной или это маленькое царство будет ещё одной провицией огромной Османкой империи. Главной ударной силой турок являлась кавалерия - акынджи, вооружённые луками и саблями и тяжело вооружённые сипахи. Акынджи почти не имели доспехов, зато сипахи подстать европейским рыцарям имели полный доспех. Вооружены они были булавами. Их кони тоже были в защитной броне. Турецкая пехота была очень многочисленной, но только янычары, которых было около 6000 представляли собой действенную силу, способную наравных драться со стойкой в бою сербской пехотой, вооружённой в основном топорами и короткими алебардами. Многочисленная турецкая пехота - азапы были сильны только лучным боем и в рукопашной схватке были намного слабее сербов. Рыцарей на стороне сербов было не более одной тысячи. Во главе турок стоял сам султан Мурад- 1, а предводителем сербов князь Лазарь.
Фатьма быстро зашнуровывала и завязывала ремни панцыря и наручи Ахмада, подала ему стальной шлем и лук со стрелами. Коня Ахмада она уже заседлала, с левой стороны седла висела лёгкая секира, справа собранный кольцами волосяной аркан. Сама она была уже готова. Но вместо секиры у неё была длинная турецкая сабля. Полтлры сотни мамлюков во главе с Асаном были в составе акынджи и находились за небольшим холмом против левого фланга сербов. Баркук со своей полусотней остался в центре фронта вместе с лёгкой турецкой пехотой.
Ждали сигнала к битве.
И вот заревели турецкие трубы - битва началась. Закованные в железо рыцари обрушились на левый фланг турецкой пехоты и стали её теснить. Стрелы азапов не пробивали рыцарских доспехов, азапы пытались бороться с рыцарями копьями и алебарлами , но железные всадники перерубали древко пик, и турки были бессильны. Если бы не удар сипахов, турецкая пехота побежала бы. Завязался кавалерийский бой между тяжело вооружёнными рыцарями и сипахами, но рыцарей было намного меньше и они стали отступать к левому флангу, где лёгкая турецкая кавалерия (и мамлюки в том числе) , зайдя в тыл сербов, осыпали сербскую пехоту стрелами с дистанции 100 - 150 шагов. Стрелы летели сербам в спины, ряды их были расстроены, их атаковали турецкие азапы, началась рукопашная. Это была ошибка турок, они рано начали атаку, и кавалерия не могла продолжать обстрел из луков, чтобы не бить своих. Пришлось втесаться в рукопашную, в которой сербы были очень сильны. В это время подоспели рыцари, которые были подавлены сипахами на правом фланге, и мамлюкам впервые пришлось испробовать тяжесть европейской кавалерии. Ахмаду так показалось, что первая пришла в себя Фатьма: она накинула аркан на голову и плечи закованного в сталь поляка и, погнав коня, сбросила его с седла. Подоспевший Ахмад раскроил голову рыцаря секирой. Рыцари дрались отчаянно, их длинные мечи легко разрубали кожаные доспехи акынджи и мамлюков. Но на каждого рыцаря наваливались 2-3 турецких всадников. Силы были слишком неравны. Рыцари, вырываясь из свалки, один за другим покидали поле боя. Азапы и акынджи превосходящими силами громили сербов, которые дорого продавали свои жизни. Фланги сербов смешались и побежали, дрогнул их центр и стал пятиться, и турки посчитали, что время атаковать центр своеё пехотой.Вместе с азапами пошла в бой и мамлюкская полусотня, и Баркуку пришлось на себе испытать, что такое плотный пехотный строй. Ударами копий сербы сбрасывали мамлюков на землю и рубили алебардами . Сербы одолевали, но подоспевшие янычары выровняли положени, а сипахи вместе с лёгкой кавалерией завершили разгром сербов. Разгром был полный. По полю бежали сербские воины, которые не смогли противостоять превосходящим силам врага и отстоять свою свободу и независимость. Мамлюки в преследовании не участвовали, Асан увёл их в лагерь. Сюда же в лагерь вернулись остатки полусотни Баркука и сам он с перерубленной рукой, которую кое - как смогли перевязать его нукеры. Всего мамлюки потеряли 38 человек, 24 из которых были из полусотни Баркука.
-Сахраб, проводи нас на реку, сегодня не очень жарко, пусть мальчики искупаются - Елдуз хотела отвлечся от беспокойства за Ахмада и от ревнивых мыслей о Фатьме. Она беззаветно верила в любовь и верность мужа и благородство рабыни, но червячёк сомнения где-то под сердцем шевелился и раздражал. Арюкан видела беспокойство невестки и своей заботливостью старалась развеять её настроение.Она сама предложила Елдуз съездить на реку. Братья Ахмада были уже почти взрослые: Джанибеку и Калбу было уже по 15 лет, и Арюкан подобрала уже каждому по молодой, но опытной наложнице - их купил Танбак на александрийском рынке. Сыну Ахмада Айбеку было 4 года.
Наберегу реки Арюкан распорядилась устроить купальню: берег усыпали песком, который привезли на верблюдах с побережья, были построены мостки, уходящие в воду на 25-30 локтей, стояли 3 юрты, был установлен очаг, выкопали колодец для охлаждения продуктов и воды. На купальне работали 2 рабыни и евнух.
Елдуз, Джанибек, Калб, маленький Айбек, Сахраб и десяток нукеров выехали к реке рано утром и к полудню были на месте.
Уже собирались ехать обратно, когда Елдуз увидела, как Айбек весело хохочет и сыплет песок на какой-то кривой деревянный сучёк. Елдуз подошла и отпрянула в холодном поту: перед мальчиком торчком стояла небольшая, разрисованная серебристыми узорами, змея. Её раздувшаяся шея с двумя кругами отливала желтизной. Тело змеи тихонько покачивалось, она как-то уклонялась от песка, который сыпал на неё Айбек. Елдуз присела, встала на четвереньки и тихо-тихо стала приближаться к сыну. Тот заливался звонким смехом. Змея как будто поняла, что их уже трое, она повернулась всем телом к Елдуз, и Елдуз увидела совсем близко её желтовато-золотистые глаза. Елдуз бросила в голову змеи горсть песка и схватила её упругое холодное тело. Змея куснула женщину в руку возле плеча. Елдуз вскочила и стала хлестать змеёй по песку и по цыновке, на которой сидел Айбек. Елдуз хлестала пока не поняла, что змея уже мёртвая. Всё это она проделала молча и только после этого бросилась к коновязи, где Сахраб с нукерами седлали коней.
- Сахраб, мне надо помочь, меня укусила змея.! - прохрипела Елдуз, у которой уже посинела рука и раздулась шея; она упала под ноги лошадей. Все оцепенели, а Елдуз билась в судорогах, изо рта у неё пузырилась пена.
Ночью она умерла. Утром её схоронили.
От заставы к заставе по македонским правилам мчались всадники в Ливан и дальше, неся засохшую ветку пальмы, перевязанную чёрной лентой.
Известие о смерти жены Ахмад получил через 12 дней.
На него было страшно смотреть - небритый, в одной только белой рубахе он уже сутки сидел у палатки , смотрел в одну точку и тыкал палочкой в твёрдую, как камень, землю. Асан, Баркук и другие не решались к нему подходить. На второй день утром к нему подошла Фатьма. Она обняла его за голову, прижала к своей небольшой, упругой груди и они так сидели. Потом они встали, Ахмад тяжело, как старик взобрался на своего Кэя, Фатьма села на свою лошадь, и они уехали из лагеря. Асан сразу же догнал их, что-то говорил Фатьме, та согласно покивала головой, и они уехали дальше.
Длинная тяжёлая турецкая стрела ударила царя Нестора в правую сторону груди. Стрела почти насквозь пробила его тело, т.к. рубаха на спине вздулась бугром - стрела надавила на кожу изнутри. Царь покачнулся в седле, изо рта показалась кровь. Стрела, повидимому , была выпущена из дальнобойного французского арбалета. Нестор остановил коня, медленно-медленно к ужасу окружающих спешился и твёрдыми шагами приблизился к толстому дереву, оперённым концом стрелы он упёрся в ствол дерева, обеими руками обхватил его и всем телом подался вперёд. Кожа на спине вздулась ещё и ещё, и наконечнмк стрелы вылез из спины. Нестор придавил ещё - наконечник вылез на полную свою длину.
- Отрезайте - глухим, но очень отчётливым голосом скомандовал царь. Наконечник отрезали.
- Беритесь за стрелу! Не тяните! Я сам!
Он упёрся руками в плечи впереди стоящего воина, держащегося за стрелу и потянулся всем телом назад. Окровавленное древко стрелы вынули. Царь повалился на руки воинов. Он был без сознания.
После Косовской битвы турки не стали оккупировать Сербию - прислали только наместника Капудан-пашу с его чиновниками. Сербия получала автономию, ей запрещено было именоваться царством, запрещено было иметь армию более 10-ти тысяч человек, и в то же время сербы должны были служить в турецких войсках в течение 10 лет и отдавать своих 13-летних отроков в янычары - по одному от хутора или села. Сербам запрещено было иметь хоть какое-то оружие и хоть какие-то доспехи и иметь в хозяйстве топоры с рукоятью длинее одного локтя. В каждом дворе не должно быть более одной лошади. Сербы должны были платить в турецкую казну одну десятину от своих доходов.
Но великий князь Нестор с первых же дней стал называть свою страну царством, а себя царём. Поэтому он сейчас умирал, убитый турецкой стрелой. Ему трудно было дышать. Вчера и сегодня он терял сознание. Он скользил взглядом по лицам присутствующих, не надолго останавливал взгляд на жене, которая припала головой к его ногам, и снова блуждал взглядом.
- Сына ждёт. - шептались между собой придворные.
Царевич Симон вошёл стремительно и, отодвигая в сторону попавшихся на пути людей, приблизился к ложу отца. Он встал на колони и склонил белокурую с некоторой рыжиной голову к голове отца. Воцарилась густая, почти чёрная тишина. Все понимали, что надо бы выйти и оставить умирающего со своими близкими, но все боялись пошевелиться. Первым опомнился митрополит Ворсонофий и, не глядя на свой сан, на цыпочках удалился и, остановившись у двери, отчаянными жестами позвал остальных за собой. Все потихоньку вышли.
Царица Елена тоже подошла к изголовью и взяла в руки левую лодонь мужа. Царь перебирал кольца белокурых прядей на голове сына .Говорить он не мог. Он только с любовью и нежностью смотрел на молодое, разгорячённое долгой скачкой лицо Симона. Это был тот же самый сынишка, которого он сажал на коня, которому насаживал червя на крючёк, когда они были на рыбалке, которого сам, никому не доверяя, учил стрелять из арбалета. Которому подбирал по росту доспехи и оружие, которого он ни разу не обругал и не наказал за эти 25 лет. Сын был похож на мать - в неё он был белокур, голубоглаз и миловиден. В неё он был стройный, гибкий и изящный и только характером он был похож на него - смелый, решительный и непокорный.
Царица Елена урождённая Алиция Верн дочь небогатого шведского ярла выходила за царя дикой Сербии не по любви, а по настоянию родителей. Но, приняв православие, родив сына, она полюбила эту страну, этот небольшой и храбрый народ и мужа своего полюбила, т.к. ко всему он был красивым и жизнерадостным человеком.
Сербия была маленьким славянским царством в самом центре самой центральной Европы. На север была лихая и заносчивая Венгрия - отчаянные рубаки, которые родились, видимо, на конях. Дальше на север была чопорная, полная непонятных традиций Чехия. А ещё дальше - легкомысленная Польша, оспаривающая право быть отчаянной и бездумной. На северозапад громоздились германские графства, княжества и курфюршества, поставляющие миру голодных, полураздетых храбрецов, которые становились под знамёна разных крестоносных орденов и были готовы завоевать всех, кто поддастся. Дальше была сверкающая Франция, но она была далеко и Италия была долеко. Всем этим большим и малым государствам не было дела до того, что на маленькую Сербию оскалил свои зубы рогатый звероподобный полумесяц - Стамбул. Царь Нестор пробовал договориться с соседями о совместном пртивостоянии против турок, но хорваты были католики, венгры припоминали прежние обиды, а чехи и поляки считали, что они надёжно прикрыты от турок южными соседями. И сербы были разгромлены на Косовом поле. Турки не успокоились и всё-таки убили непокорного царя Нестора.
Рука царя, оставив руки жены поползлак шее и к груди, пальцы стали царапать ворот полотнянной рубахи.
- Он что-то ищет. - прошептала мать.
Симон развязал тесёмки на вороте рубахи, раскрыл её и увидел на груди отца чёрную дыру, источающую зловоние. Пальцы царя уцепились в тесёмку креста и стали дёргать. Симон снял крест с шеи отца и вложил его в холодеющую руку. Последним движением царь Нестор всунул свой крест в руку сына. Он вздрогнул и вытянулся.
- Матушка! Ведь священника же нужно! Что же мы....!
- Владыко Ворсонофий своё уже сделал. Нет на нас греха!
Они вышли из палаты и, обнявшись, пошли в покои матери.
- Они всё знают, всё умеют, всё сделают. - сказала Елена, кивнув назад. - Ты, сынок, поплачь. Я-то уж вся исплакалась, и слёз во мне не осталось. Царя Нестора похоронили. На похороны пришёл наместник султана Капудан-паша. Он молча стоял в стороне во всё время похорон, ни на кого не глядел, и сербы на него не глядели. На тризне после третьей-четвёртой чарки боярин Петко Блажич прямо спросил Симона
- Царство без царя на мочно, государь. Когда короновать тебя будем?
- Никого короновать не будем. Царство не умерло, царство осталось, умер царь - царица коронованная осталась и я - царевич Сербии.
- Непонятно сказал! Что-то больно хитро! Объясни!
- Постесняйтесь, бояре! - вступил митрополит. - Тело царя Нестора не остыло, а вы на тризне свару устраиваете! Узнаем всё в своё время.
После тризны бояре не успокоились, голоса гудели во дворе, где бояре разбирали своих лошадей - как быть без царя? Разве бывает царство без царя? Снова всех успокоил митополит:
- Царевич Симон молодой, но мудрее нас всех - не стал он дразнить турок своим царским титулом. Пусть турки думают, что они Сербию затоптали - царя убили. Царство осталось, и коронованная голова в царстве есть.
На третий день царевич Симон через начальника дворцовой стражи князя Христофора Ружича объявил:
- Поеду в Звонницу - с князем Должичем повидаться надо. Приеду - соберём Совет. Каждый должен будет доложить, чем занимается, как идут его дела, что собирается делать. Кто у нас старший в Совете? Князь Хмелевской? Вот ему и по чину положено меня заменять, пока меня нет.
- Не почину мне такое боярам объявлять, госудать.
- По чину! Ты всех нас тут хранишь, на тебя мы все уповаем, и я и все эти бояре. Иди. Объявишь и со мной поедешь.
Малая дружина считалась под командой царевича, но все дела в ней правил зрелый муж Оскар Дундич. В дружине было всего-то 200 всадников и все были тезвым взглядом кинуть - малолетки - 20=25 лет. Службу им Оскар Дундичь давал првильную: ранний подъём, бег, плавание, гимнастика., завтрак, уход за конём, сбруей и оружием. Стрельба из лука и арбалета, обед, отдых 2 часа, бои на тупом оружии , отдых до отбоя. На ужин - чаша каймака с кукурузным хлебом. По очереди ходили в караул. Харч был хороший: мясо, зелень, виноград. В субботу полагалась кварта вина. Курить, ссориться друг с другом и лениться было запрещено. Брали в малую дружину после смотров по всей Сербии, не глядя на чины и звания. И потому в ней были в основном люди простые: крестьяне, лесорубы, пастухи, плотогоны и охотники. Иногда подходтл к царевичу боярин и просил принять в дружину сына.
- А готов твой отрок нашу службу нести?
- Он стараться будет.
- Женат?
- Нет - рано ему...
- Нельзя, женатых только берём и чтогбы дети уже были. А никак - убьют, и будет твой род остановлен. Нельзя!
Вот таких 30 молодцов сопровождали царевича Симона в Звонницу, где он собирался ещё до Совета встретиться с командующим всего войска князем Должичем. Вперёд отряда ускакали гонцы - предупредить воеводу, что царевич едет. Но уже к обеду один из гонцов вернулся:
- Государь, свадьба впереди, боярин Скопич дочь выдаёт, задержать могут. Может - объедем?
Симон потеребил мягкую. темнеющую на лице бородку.
- Не гоже нам свадьбами пренебрегать! Поедем. Вина попьём.
Кони шли шибкой рысью, сделали привал на обед. Царевич махнул рукой конюха к себе. Мужик подбежал.
- Ты моего коня смотришь?
- Я, государь.
- А это что? - Симон похлопал своего коня по влажной шее. - Что же это он после 20 вёрст мокрый стал, как мышь? Ты посмотри какие кони у воев да расспроси, как это их кони не мокнут после 50 вёрст. Чтоб через месяц привёл коня в порядок!
- Сделаю, государь.
- Да уж сделай. Богом тебя прошу. Не то....
Нагрянул боярин Скопич. Был он не старый, седой только наполовину, ладный и крепкий мужчина. Он лихо спрыгнул с коня. Подошёл. Взял коня царевича подуздцы и преклонил колено. Симон не дал ему заговорить:
- Встань, боярин. Я тебе не бог, чтобы коленки предо мной протирать. Встань! Знаю - на свадьбу позвать хочешь. Спасибо! Торопимся мы. Но свадьбу сербскую пропускать нельзя. Садись на коня, дорогу показывай.
Звенели струны, плакали скрипки, пели флейты и свирели, гулко, но не громко ухал бубен. Молодые давно ушли, а на поляне продолжалась свадьба. Дружинники переплясали и перебороли всех местных хлопцев. К Симону подошёл сотник Дрибич:
- Государь! Хлопца я одного приглядел, в дружину годен. Как боярину сказать?
- Государь, ведь это кузнец мой. Без кузнеца меня оставляешь! - взмолился Скопич.
- Даю тебе времени год. За год подготовь себе не одного, а трёх кузнецов. Через год я этого парня заберу!
На следующий день в полдень царская кавалькада въезжала на территорию военного лагеря. Предупреждённый Должич построил все 3000 солдат в поле перед лагерем.
Не доезжая до построения, кавалькада остановилась и спешилась, а Симон подъехал к строю. Солдаты были построены в 10 рядов по 300 человек. На левом фланге без особого порядка столпились всадники. Лошади нудились, не стояли на месте, строя не было. Симон подскакал к войскам, к нему на пегом, мощном, похожем на тяжеловоза жеребце приблизиля командующий князь Должич. Он молодецки спешился, не глядя на свою седину и 50-летний возраст, преклонил колено, легко поднялся и взял коня царевича подуздцы. Это и было ритуалом встречи с командующим войсками.
- Буде живы! - взревела солдатская масса. - Буде живы, светлый Царь!
От этого крика конь царевича чуть не встал на дыбы и заплясал. Симон остановил его и стал охлопывать по шее. От этого солдатского рёва в строю всадников возникла сумятица. Строя не стало никакого. Несколько всадников покинули строй и никак не могли успокоить лошадей. Князь Должич гневно смотрел на своё войско.
- Солдаты! - заговорил царевич. - настало моё время заботиться о нашей с вами Сербии, о нашем народе, о нашем хозяйстве, о своём войске.
Симону пришлось почти кричать и всё равно слышать его могли только передние ряды.
- Сегодня ближе к вечеру мы начнём смотр войскам. Сейчас я вижу, что ваше оружие не годится для настоящего боя, ваши доспехи не выдержат сильных ударов, а одной храбрости для боя мало. Я вижу, что не всё в порядки с вашей кавалерией. Не знаю уж какая дисциплина у вас, но у лошадей дисциплина плохая. Я посмотрю ваше жильё, вашу кухню и вашу выучку.
Симон взмахнул рукой, приглашая свою дружины подъехать. На коротком голопе кавалькада приблизилась и скоро без суеты построилась у царевича за спиной. Кони были чистые, ухоженные. Стояли спокойно. Всадники, сыновья князей и бояр, кузнецов и пахарей. Молодые дворяне были одеты в сверкающие латы, на некоторых были крупнокольчатые кольчуги, на головах были стальные шишаки с затыльниками и наплечниками. Шаровары были простые, сапоги мягкие. Вооружены дружинники были короткими копьями, прямыми мечами с крестообразной рукоятью, половина всадников имела арбалеты. Щитов не было ни у кого.
- Вот так должны выглядеть солдаты Великой Сербии. Я не оговорился - Сербия с благословения всевышнего великая страна. Вот так будете выглядеть вы.
Командиры, командуйте!
Круто повернув коня , царевич поскакал к шатру командующего, за ним мчались князь Должич и тысяцкие, которых было почему-то не трое а около десятка. Рядом с царевичем скакал князь Ружич.
- Не должен я тебе советы давать, государь, но послушай старого дворцового волка: не раскрывай душу, не раскрывай намерений, не надо обещать. Поговорить нам с тобой надо, не успели мы с тобой поговорить - моя вина.
- Сейчас в шатре поговорим.
Возле яркого. украшенного лентами и щтандартами, шатра Должич спешился и принял коня царевича.
- Здесь жить будешь, государь. - он указал рукой на вход.
Симон вошёл и приглашающе махнул рукой Ружичу.
- Что ты хотел сказать мне, князь?
- Не знают тебя люди. Ни солдаты, ни холопы, ни дворяне, ни бояре. И пусть не знают. Не через слова должны узнать тебя, а через дела. Знаю я твои мысли, думы и решения - хочешь поднять Сербию с колен, возродить войско, убедить народ в его святом предназначении. Не доноси свою душу до каждого. Ты царевич и должен быть загадкой для всех, ты не можешь быть в одной бане со всеми, голым тебя видеть не должны - прости ты меня за грубость, государь.
- Я тебя понял, князь. Зря я сказал солдатам, что их жизнь и судьба изменятся?
- Да, зря!
Лагерь производил удручающее впечатление: палатки и шатры были натянуты небрежно, грязь от прошедшего 3 дня назад дождя хлюпала под ногами, мусор и отбросы валялись вокруг палаток, не во всех палатках были нары. Некоторые попоны, на которых спали солдаты, лежали прямо на мокрой земле. Дежурных в палатках не было.
- Где люди умываются по утрам? - спросил Симон.
Должич опустил глаза: - Раз в неделю купаются в реке. Подошли к большой поляне, где обедали солдаты. Некоторые вскочили, держа в руках котелки и ложки. Симон остановил их поднятием руки, подошёл к ближнему краснощёкому бородачу.
- Поделись со мной, солдат. Чем тебя кормят?
Лицо солдата стало пунцовым:
- Баранину сегодня дали.... и мамалыгу....
- Ну что такое баранина я знаю, а вот мамалыгу дай попробовать. Царевич взял у солдата ложку, зачерпнул из котелка жёлтое варево и стал есть.
А почему без соли? Тебе так нравится?
- Да уж две недели без соли едим.
- И баранина без соли?
- Я же говорю - нету соли уж давно.
- А утром что ели?
- Мамалыгу.
- А вечерять чем будете?
- Да мамалыгой же! Чем же ещё?
У солдата от пота сопрела рубаха, от него несло лошадиной вонью.
- Ладно, обедай дальше. Спасибо за угощение.
- Будь здрав, государь.
Царевич обернулся к Должичу:
- Кто у тебя на снабжении, князь?
- Боярин Цытич, вот он. - Должич указал на плотного низкорослого боярина в расшитом кафтане.
- Пойдём к нему в шатёр!
- У него в лагере шатра нет. Он в самом Звоннице живёт.
- Небось и в самом Белграде хоромы есть? - Симон уже обращался к самому Цитичу.
- Есть, государь.... боярин посерел лицом.
- Навестим мы тебя. Взять его! Так, чтоб солдаты не видели.
- Сделаем, государь! А сейчас не хочешь ли отобедать - до смотра ещё 2 часа.
- Пообедаем.
В шатре у Должича были нактыты столы, уставленные винами и яствами - всего человек на 50.
- Всё убрать. Солдатскую мамалыгу сюда и баранину, а вино сейчас не ко времени. - Симон был угрюм и смотрел жёстко. - И без соли!
Обед прошёл в молчании. Должич смотрел в пол.
К смотру Должич назначил 100 солдат.
- Как будем делать, государь? Распорядись.
- Распоряжусь.
В середину огромного круга выходили парами - дружинник Симона и солдат. Были они без кафтанов и рубах, голые по пояс. Обращало внимание то, что солдаты все были зрелого и перезрелого возраста. Были они отменно сильные, мускулы бугрились на руках, плечах и спинах. Дружинники были молодые - не старше 30 лет парни. Боролись на поясах, по-сербски, по-турецки, на палках, боролись на руках. Вышло 10 пар, ни в одной схватке дружинники не проиграли. Бились на палках в доспехах - любое самое лёгкое касансание палкой тела соперника выводило его из строя. -- трижды победили солдаты. Вышли 2 пары всадников. Они были с копьями и со щитами. Оба раза лошади кавалеристов , не доскакав до противника, свернули в сторону, и схватки просто не состоялись. Только в стрельбе из луков и арбалетоа солдаты утёрли нос дружинникам - били точно на всех дистанциях.
- Стрелков наградить! - распорядился царевич. - Да не потом когда-то, а сейчас перед строем.
Победителей в стрельбе наградили специально для этого привезёнными ятаганами.
- Я уж думал - назад подарки везти придётся. - наконец улыбнулся Симон. - А как доспехи себя чувствуют от сербской стрелы? - Симон обернулся к Должичу.
- Давай испытаем, государь.
Мигом притащили чучела на крестообразных подставках и одели их в доспехи: в мелкокольчатую и крупнокольчатую кольчуги, в кожаный доспех и в стальной панцырь, который сняли с дружинника.
Били на 100 шагов. Все три стрелы пробили мелкокольчатую кольчугу, крупно кольчатую пробили 2 стрелы, третья застряла в кольцах, но до тела воина она достала бы. Одна стрела пробила кожаный панцырь на полвершка - она бы ранила воина, и все 3 стрелы отскочили от стального панцыря.
- Вот такая вот картина - не годятся наши доспехи. А сделать на всю армию стальные - не хватит ни железа ни денег. Давайте попробуем турецкие и немецкие доспехи.
Турецкие доспехи пробивались свободно и легко. Немецкие панцыри держали стрелу из лука. Но арбалетные стрелы пробивали и немецкие доспехи. Стреляли турецкими луками и немецкими арбалетами - и те и другие пробивали сербские доспехи.
Стельба продолжалась до глубоких сумерек.
- Ну что же- стреляем мы хорошо, доспехи у нас дрянь, для рукопашного боя мы не годимся. Я уже не говорю о походе. А с такой кавалерией только за зайцами гоняться. - подвёл итоги Симон.
- Ужинать будем, государь? - сприсил Должич.
- А как же - положено! Еду поедим солдатскую и вина выпьем. Всем солдатам - вина!
Всю ночь царевич Симон беседовал с должичем и Ружичем.
- Берегли мы тебя, государь, от той действительности, в которой находится наша Сербия и не только Сербия, а и весь славянский край. Многие народы гнутся под турками: и греки, и македонцы, и албанцы. Больше всех болгарам достаётся. - начал князь Ружич. - а нам сербам меньше всего от турецкого ига попало - нам царство оставили и царя. Убили Нестора, чтобы попугать. Только у нас да у хорватов цари, а в остальных славянских землях - назначаемые султаном господари и не Черногория уже теперь . а Черногорский вилайет. В Македонии и в Албании вообще только турецкое правление. Нас и босняков после косовского разгрома почему-то пожалели: налог положили самый посильный, каждый год отдельный назначают. А ведь везде - пятину отдай! Парней наших в армию берут. Мужиков по сёлам не осталось, народ в леса забивается, от турок спасается. Армию нам разрешено держать только 3000 да по другим лагерям тысяч пять наберётся, доспех только мелкокольчатый, сделать его - трудов надо много положить, а он не держит ни стрелы ни удара доброго. Копья - полторы сажени. Секир и топоров не положено. Арбалеты держим подпольно, кавалерии быть не должно. Короче - это не армия, а только с разбойниками сражаться. Много чего ты сам знакшь, государь, а подробно мы тебя не посвещали. Не хотели твою молодость омрачать - царь Нестор, земля пусть будет ему пухом, запретил всем учителям говорить про эти наши несчастья. Был ты мал совсем, когда разбили нас турки на Косовом поле, и потеряли мы свою независимость. Но дух сербского народа жив, он не сломлен, ещё живы те, кто на Косовом поле не погиб, выросли их дети, они понимают, что такое свобода. Они встанут при необходимости за свою страну. Царь Нестор , не лихим словом будь помянут, смирился с турками да, видно правильно сделал: отвёл жадный турецкий взор от Сербии. Потому говорю тебе - будь осторожен в словах, в намерениях и в делах. Думаешь нет среди нас турецких соглядатаев - есть! И во дворце есть, и здесь вот, в армии, есть! И мысли свои держи в узде, а дела, если делать будешь, замаскируй под что-нибудь. Есть люди, которым Сербия не больно-то нужна, есть такие, что прямиком на стороне турок. Это в виду имей. А для начала надо тебе ехать в Стамбул, поклониться, хоть не до земли (а то не поверят), султану и визирю. Одарить султаншу-вали и сановников и скорее надо это делать, а замешкаешся - сами турки с войском пожалуют. Да и подозрение навеешь.
Наутро, сказав Ружичу, чтобы продолжал смотр самостоятельно и чтобы к концу недели был в Белграде, царевич Симон ускакал в Зборов. Услыхав, что царевич едет в Зборов, князь Христофор Ружич изменился в лице, чуть вздрогнул и опустил глаза. Зборовский замок был фамильным домом Ружичей. И окрестные земли принадлежали этой семье. Крестьяне, охотники и лесорубы жили на земле Ружичей, возделывали поля, заготавливали лес, охотились и платили долю хозяину. Ружич почти всю свою пахотную землю отдавал внаём , оставляя себе немного для виноградников. Но весь лес оставлял за собой. В лесу люди охотились с разрешения его управляющего. Зборовский замок только назыаался замком - было это старое, каменное, неуклюжее 2-этажное здание . окружённое высоким дубовым тыном. Речка Славка почти замкнувшимся кольцом окружала усадьбу, делая её труднодоступной. В усадьбе жили дочь князя Магда, как назвал он её на немецкий манер. Жена Мирослава умерла в родах, так и не увидав свою дочь, может оттого любил Ружич свою девочку беззаветно. Магда жила здесь с тремя детьми: Стефан от первого брака с Милованом Стоничем, погибшим 10 лет назад в глупой схватке с австрийцами и Ив с Воиславом - это были сыновья царевича Симона. Сейчас Магда была беременна четвёртым ребёнком. Была она старше Симона на 8 лет. Князь Ружич уже не знал как относиться к дню, когда пригласил царевича погостить, порыбачить и поохотиться в свою усадьбу. Он не предполагал, что взрослая, розумная 25-летняя вдова и 17-летний мальчишка полюбят друг друга. А сейчас он был дедом двух прекрасных ребят - детей некоронованного царя Сербии, любил их всеми силами души, баловал и обучал. Старшему Иву было 7 лет, младшему Воиславу - 5. Князь Христофор был возмущён и почти взбешён, узнав, что дочь забеременела в третий раз.
- Ты не думаешь о себе, обо мне, о нашей семье, о детях своих в конце концов! Ведь это безотцовщина обыкновенная, а ты подзаборная холопка, таскающая в подоле неизвестно от кого! И что с того, что эти ребята царские дети, а ты царская невенчанная жена и что с того, что он тебя любит и ваших детей - всё равно заказана тебе дорога к людям и у нас в Сербии, и где бы то ни было. Дай бог благополучного царствования царице Елене и сыну её Симону , т.к. в противном случае от нас даже крестьяне наши отвернутся. Кто будет владетелем Зборова, когда время подойдёт?
- Стефан, он законный сын и наследник.
- А этих када мы определим? К туркам в янычары? Какая судьба будет у Ива и Воислава? Да ещё кого-то родишь! Ты дочка без ума и без мозгов. Что ты думаешь обо всём этом теперь?
- Уеду я. Только Симон булет знать, куда уеду, да ты, батюшка. Уеду. Надо освободить жизнь царя. Я уже знаю, куда я уеду , но пока не скажу. Симон детей не оставит - я знаю. Он их определит. А я замуж выйду. Знаю за кого. Возьмёт он меня с моим выводком. Вот разрешусь доченькой и замуж побегу, а потом уеду. Всё, батюшка, у меня расписано, всё заказано. Симону пока ничего не скажу, а то с ума сойдёт раньше времени.
- Дочка-то Симона будет? - Князь Христофор ошалело смотрел на улыбающуюся Магду.
- Ты, батюшка, меня обижаешь - я всё-таки не подзаборная девка. У меня любовь, а потом будет венчание. Всё по-божески.
Такой разговор состоялся у князя Ружича с дочерью за 2 дня до отъезда в Звонницу.
Сейчас Симон скакал на своём вспотевшем коне по лесной, едва заметной среди деревьев и кустов, дороге, иногда низко опустившиеся ветки хлестали его по лицу и по шапке, он едва успевал пригибаться.
В том месте, где Славка почти сомкнулась в кольцо, стояли ворота, за воротами был подъёмный мост над глубоким котлованом, на дне которого торчали неотёсанные глыбы, а дальше был тын с тремя воротами.
Дети бросились к отцу, взобрались на коня, и Симон повёз их к дому. Магда шла навстречу. Они поцеловались.
- Я провезу их вокруг дома и приду. Хорошо?
На коротком голопе он поехал по красивому газону вокруг дома. За домом располагались хозяйственные постройки и конюшни. Там же была колыба для челяди. Дружинникам надлежало жить на первом этаже дома. Ссадив детей и отдав коня, Симон отправился в дом.
- Искупаешся? - подошла Магда.
- А как же! О, да ты уже совсем оформилась! - Симон погладил Магду по округлому животу. Симон окунулся с головой в ледяную воду, которую держали для него в огромном дубовом чане. Растёрся жёстким полотенцем и вышел.
- Давай позавтракаем в спальне. - предложила Магда.
- Конечно в спальне! - обрадовался Симон.
Магда была высокого роста с грубоватыми чертами лица, жгучая брюнетка с жёсткими волнистыми волосами. Она пренебрегала всеми женскими ухищрениями для усиления своей привлекательности. И сама считала себя некрасивой. И действительно - красивой назвать её было трудно, но она притягивала к себе какой-то внутренней силой. "Зачем мне эот мальчик?" - часто думала Магда. -"Что мне в том, что он сын царя, что он будет царём Сербии?" И сама себе отвечала: "- Ни зачем! Просто люблю его бесконечно и готова сделать всё для самой малой его радости. И любить я буду его всегда, а его дети это бесконечная моя радость и счастье. Он даже не просто любимый и единственный - он моя жизнь. Если он умрёт, я не умру, я буду растить его детей и внуков." так рассуждала эта сильная, волевая Магда, строгая и рачительная хозяйка, у которой в спальне за занавеской висела крупнокольчатая кольчуга, лежали шлем и короткий пехотный меч.
- Теперь я могу распоряжаться как хочу! Я сейчас хочу обвенчаться с тобой. Проведу Совет, издам необходимые указы и отправлю сватов к князю Христофору. Ты рада? Что ты молчишь?
- Я рада, что ты со мной!
- Я всегда был и буду с тобой!
Магда нежно поцеловала его в мягкую волнистую бороду. - Тебе борода идёт.
- Отец трёх детей должен быть с бородой.
- Давай встанем - в постели трудно говорить серьёзно.
Она залюбовалась его мощным торсом с мягкой атласной кожей, его тонкими, мускулистыми руками и длинными мощными ногами. Он был красив и он стеснялся повернуться к ней лицом. Он был стеснительный этот мальчик - царь. Магда тихонько засмеялась.
- Ну, что ты хотела мне серьёзное сказать? - Симон натянул шаровары и рубаху. Обуваться он не стал.
- Погоди, я тоже оденусь. - они сели в кресле за столик, на котором были остатки их завтрака.
- Вина выпьешь? - спросила Магда.
- Нет. Говори, что ты хотела.
- Не надо присылать сватов. Мы не будем с тобой венчаться.
- Что? Что такое ты мне сказала?
- Не бесись! Будь мужчиной и царём! Выслушай меня. То, что ты услышишь, я обдумала давно и поверь - мне не легко было принять это решение. Во-первых я люблю тебя, во-вторых я люблю свою Сербию, я хочу чтобы её царь был в полном царском благополучии. Я повторяю - в царском благополучии. Царь не принадлежит себе, он принадлежит царству и своему народу. Все действия царя должны быть направлены на благо страны и твоего народа. В том числе женитьба и рождение детей.
Что твоему царству может дать женидьба на бедной дворянке без титула и без имени? Что приобретает Сербия, получая такую царицу? Я верю в твою любовь и, видит Бог, если бы не наши дети, отдала бы я свою кровь капля за каплей за тебя. Но я отдам больше - я отдам своё счастье. Хотя как сказать - моё счастье всегда будет во мне. Ты хоть женатый, хоть мёртвый будешь во мне. Я уже сказала отцу - он меня понял. Думаю - поймёшь и ты. Ты обязан меня понять. Не разочаровывай меня своей настойчивостью и своим царским гонором. Я всё сказала, ты ничего не говори. Выпей вина!
- После таких глубоких рассуждений ты меня убедила, что царицей должна быть именно ты.
- Принадлежность царицы к династии и союз с сильным соседом будет выгоднее для Сербии.
- Ты же не забывай - я и распорядиться могу!
- Над собой вольна только я сама. Так что не грусти, будь достоин моей любви и своего царского звания. Давай действительно выпьем. Хоть мне и нельзя - выпью с тобой немного. За любовь за нашу выпьем.
Два полных дня Симон занимался с сыновьями. Маленький Воислав визжал от восторга, когда ему на крючёк попадалась маленькая форелька, старший Ив уже уверенно скакал верхом. Они ездили по лесным дорогам - Воислав в седле с отцом, а Ив на своей смирной лошадке.
- А правду Борзик говорит, что ты царь? А, тато? - спрашивал белокурый кудрявый Воислав.
- Не задавай глупых воросов! - отпарировал ему смуглый, черноволосый и черноглазый Ив.
- А кто это Борзик? - поинтересовался Симон.
- Это нашего конюха сын. - ответил Ив.
- Ну, так ты правда царь? - Не унимался меньший сын.
- Я отец ваш.
- А ты всё время с нами и с мамой будешь? - и снова Воиславу ответил брат: - Цари не живут на одном месте, они всё время ездят.
И к нам будешь приезжать?
- Конечно буду.
На седьмой день своей оездки Симон скакал в Белград и вечером уже снова беседовал с Ружичем. Ружич никогда ничем не показывал Симону, что он с ним в кровном родстве через этих маленьких сорванцов, которых он беззаветно любил. Он очень жалел свою дочь и был горд за неё, за её ум и мужество.
- Всё сказано, государь, все прибыли на Совет кроме боярина Зорича - неможется ему, рана косовская открылась. Царица Елена пожелала быть и Копудан-паша без приглашения прибыл.
- Чем занимается Зорич?
- Дорогами и мостами.
- Ладно, пусть выздоравливает. Послать к нему гонца с приветом!
- Сделаю, государь. А что делать с боярином Цытичем, коего в железах привезли?
- Судить будем - заворовался. А турок пускай сидит, а то шпионы ещё переврут чего.
Совет собрался в главной дворцовой палате. Это были 12 опытных государственных мужей, седобородых, но крепких с виду, которые занимались каждый в своём приказе делами царства. Докладывали по очереди. Первый доложил главный казначей боярин Неманич. Он сказал, что казна практически пуста. Доход от налогов и расходы приблизительно равны, долга перед султаном нет, новых требований Турция не заявляла, что священный резерв в нерикосновенности вот уже 130 лет, и он надеется ещё столько же простоит.
Боярин Болтич доложил, что торговля идёт своим чередом, что склады и базы полны товаров, но беда прежняя - нет собственного морского порта, Словения снова отказала в аренде Бара.
Доложили о налогах, о соседях ближних дальних, кто с кем дружит, кто с кем воюет.
Особый доклад очень внимательно выслушал о положении в Турции и о взаимоотношениях с нею. Из его доклада выходило, что турки застряли со своими войнами в Ливане, Сирии и на Кипре, Боснии дали статус царства, что македонский паша Муса уже султана не признаёт. Ведёт свою политику в Албании и в соседних славянских княжествах и что султан хотел бы его приструнить, но силы пока нет. Дав самостоятельность Боснии, султан ослабил Мусу, но он вообще хотел бы посадить его на кол.
- Я побывал в Звоннице, в тамошнем военном лагере. Пусть князь Должич доложит Совету о своих делах.
Должич не умалял своей вины, не сваливал всё на Цытича и просил Совет освободить его от командования войсками. Кроме лагеря в Звоннице был ещё такой же в Задоре и ещё 4 были в других местах Сербии.
Царица Елена пожелала поручить суду установить истинную вину Цытича и сказала, что хотела бы, чтобы наказание не было слишком строгим.
На другой день был собран Малый Совет, который заседал 2 дня и на котором был выработан первый указ царицы Елены и царевича Симона Обреновичей. В малый Совет входили 6 бояр во главе с Хмелевским. Седьмым был царевич Сербии Симон.
Указ гласил:
По всем границам установить контроль входа и выхода из страны. На дорогах, пересекающих границу, установить пограничные посты. При приказе внешних отношений установить коллегию по пересечению границы в обе стороны.
Разработать свод законов по главным вопросам жизни государства и граждан.
Всем владетелям сдавать в казну глсударства кожи скота (лошадей и быков). Строить склады для кож.
Установить патрулирование дорог.
На любых условиях договориться об аренде славянских портов Бар и Ульцин.
Увеличить производство товаров, потребляемых соседями (Австрия, Венгрия, Чехия и Валахия)
Установить торговые отношения с турками и болгарами.
Установить обязательное 4-летнее обучение детей 10 - 14 лет.