Поликутина Людмила Николаевна : другие произведения.

Ты не исчезнешь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ещё одно напоминание о том, что жизнь - вечна...


ТЫ НЕ ИСЧЕЗНЕШЬ

  
   - Что же ты не идёшь, Миша? Пошли, давай руку.
   Тётя потащила его.
   - Идём же, вещи собраны. Ну, несносный ты мальчик!
   Ребёнок всё оглядывался на комнату, где стояло у окошка чёрное, красивое, с изящным орнаментом фортепиано, висели картины отца, а в шкафу со стеклянными дверцами было ещё много хороших книжек, которые, наверное, не успели уложить в коробки.
   - Тётя Лола, я подожду маму с папой. Они скоро придут?
   - Ишь, какой! - рассердилась тётя. - "Подожду..."! А некого, некого тебе больше ждать, карапуз.
   С ним разговаривали, как с маленьким. Миша покачал головой и усмехнулся. Вошёл здоровенный мужчина, от которого нестерпимо воняло сигаретным дымом. Мальчик отвернулся.
   - Сань, он не хочет идти. Повлияй-ка ты на него. Совсем весь в мать. Была такая же упёртая. Особенно когда вышла замуж за своего витающего в облаках придурка.
   Миша удивлённо смотрел на родственников.
   - Тёть Лола, а пианино?
   - Вот ещё, тарабанить будешь! Нечего. Соседи взвоют. Мне не надо лишних проблем. Ладно, пошли. Попрощайся со своим чёрным крокодилом.
   Мальчик весело рассмеялся.
   - Почему "крокодилом"?
   - Ну, гробом, - хохотнула тётя Лола, вроде бы подстраиваясь под настроение ребёнка, чтоб легче уговорить его уйти.
   Но Миша не понял ни её шутки, ни её задней мысли.
   Дядя рванул с места упрямого мальчишку так, что тот вскрикнул, и повёл прочь из родного дома...
   Целый день его куда-то везли на поезде. Он думал - встречать родителей. Как же далеко забрались мама с папой! И не доедешь.
   Миша был удивлён, когда на вокзале их встретили взрослый парень с девочкой такого же возраста, как он, Миша. Его привели в весьма уютный, но почему-то резко не понравившийся ему новый дом. Комнат было три, и в одну из них мальчика завели и так оставили, ничего даже не объяснив. Сказали только: "Давай размещайся".
   Вошла девочка.
   - Папа говорит, что с дороги надо всегда мыться. Смывать с себя плохую информацию, которую ты в дороге насобирал.
   - Чего? - скорчила рожицу девочка.
   - На волосах и коже остаётся нехорошая информация. А когда моешься, она исчезает, и забываешь о плохом.
   - Ну ты и дурак! - покрутила собеседница у виска.
   Миша насупился.
   - И чего ты сел на мою кровать? Ну-ка, сваливай отсюда. И не смей на неё больше садиться, понял?
   Мальчик молча встал. Вошла тётя, быстро покидала в шкафчик его вещи, не без вздохов и хмурой мины.
   - Тётя Лола, можно помыться?
   Она словно только что об этом вспомнила.
   - Да, да, иди. Тебе Влад покажет.
   Влад - это тот большой мальчик, понял Миша.
   Влад небрежно начал объяснять двоюродному брату, как пользоваться душем.
   - Ты меня не искупаешь? Папа меня всегда купает. И из душа брызгает.
   Парень поморщился и сдвинул красиво преломлённые брови.
   - Ты смеёшься, чувак? Я, что, больной, по-твоему? Я тебе не нанимался. Вон, мать попроси.
   - Она сказала, что ты должен.
   - Вот ещё.
   И Влад ушёл. Миша открыл кран, разделся, залез в ванную. Как мог, побрызгал на себя. Мыло было высоко, и ребёнок не достал. Стянул самое ближнее полотенце и начал утираться.
   - Эй, эй! Это же для лица! Ишь, пронырливый!
   Подскочила тётя Лола и побежала с полотенцем на балкон: сушить.
  
   Вечером все сидели за столом: ужинали. Влад был всё-таки такой забавный. Он всё делал и говорил так, будто ему этого совсем не хотелось - делать и говорить. В манере держать ложку, отламывать хлеб, жевать, окрикивать сестру было много лихой... беспечности.
   Семья уселась смотреть телевизор. Миша ходил по комнатам с потерянным видом.
   - Ты что, Миша? - голос тёти.
   - Тёть Лола, а у вас нет пианино? Я не могу его найти.
   - Нет и не было у нас таких громадин. И не предполагается.
   - А как же я буду играть? Я должен каждый день играть. Уж я и вчера пропустил.
   - Ты, наверное, не совсем понял нас тогда, в своей квартире. Ты больше не будешь мучиться. Мы великодушно избавляем тебя от этой пытки. С сегодняшнего дня никаких пианин, флейт и скрипок! Ты свободен, Михаил.
   Сказал дядя Саша.
   - Но я очень хочу поиграть.
   - Ох, иди-ка ты лучше в детскую, не зли дядю Сашу, - строго велела тётя.
   К укладывавшейся в постель матери прибежала дочка с квадратными от недоумения и ужаса глазами.
   - Мам, гляди, что он натворил!
   Оказалось, племянник исчиркал всю простыню чёрным фломастером. Приглядевшись, тётя Лола поняла, что это клавиши.
   - Ты что сделал, негодник!
   Она сорвала простыню с кровати.
   - Ах, злодей! Испортил такую вещь!
   - Я играю на ней по памяти, - хотел порадовать тётю своими способностями ребёнок. Но вместо радости последовала шумная затрещина.
   Мальчик побелел.
   - Будешь без простыни спать, гадёныш!
   Никогда раньше Миша не слышал столько бранных слов и не получал оглушительных шлепков. Мама с папой не пользовались подобным методом по отношению и к нему, и друг к другу.
   Ребёнок забился к стенке и поджал ноги. Ему всё мерещилось грозное лицо тёти Лолы и её могучая рука. Вдруг она спряталась под кроватью и схватит его за ногу, чтоб снова побить? Миша боялся даже всхлипывать, плакал бесшумно.
   Ему снова приснился этот сад... Какой красивый сад! Павлины клевали с его руки и распускали по его просьбе свои несравненные хвосты, а он бежал кому-то навстречу, игрался, смеялся и искал. На скамеечке сидел Он! Любимый, родной Он! Дядя в фиолетовом сиянии. Дядя улыбался ему, Мише, и манил к себе. Но мальчик весело качал головой. Он знал: стоит коснуться прекрасного молодого дяди - и тот исчезнет вместе со сном. А Миша не хочет, чтобы Он уходил.
   Как жалко, на этот раз сон быстро закончился. После Миша обычно просыпался, шептал: "Спокойной ночи, милый дядя", - и укладывался на другой бок, чтоб быстро заснуть во второй раз.
  
   Девочку звали Эля. Тётя Лола уговорила учительницу взять мальчика в её класс. Та не хотела поначалу, но махнула рукой. Она боялась, что ребёнок, тем более мальчик, примется хулиганить на уроках и переменах. А это новая забота. Кому хочется себе дополнительных забот?..
   Мишу всё-таки взяли. Эля совершенно пренебрегала им и настраивала против него своих подружек.
   Была у неё любимая подружка - Таня. И вот однажды тётя Лола услала дочь и племянника к Тане на день рождения.
   Таня надула розовые поросёночьи щёчки и в момент погасила все семь свечей. Детвора захлопала в ладоши и дружно заверещала: "С днём рожденья! С днём рожденья!" Таня съела первый кусок. За ней с увлечением последовало ещё пять ртов.
   Мише было очень весело. Он познакомился с Таниным одноклассником - его так странно звали - Ефремом. Они с Таней дружили. И их папы дружили.
   Ефрем был ещё тот сорванец.
   - Ты умеешь лазить по гаражам? - спросил он Мишу, искря большими, в пол-лица, глазищами.
   - Нет. А ты когда-нибудь плакал от музыки?
   - Чего?
   - Ну, от музыки. Меня мама один раз повела на концерт. А там дяденька-пианист играл. И я заплакал.
   - Она тебя побила?
   - Почему?
   - Ну, отшлёпала? За то, что ты разревелся при людях.
   - Да никто не слышал. Я так, про себя...
   - А зачем ты плакал? Тоже мне, пацан.
   - От музыки, наверное. Я забыл, как она называлась...
   - Я тоже люблю музыку. Петь люблю. Только втихаря.
   - Зачем втихаря?
   - А то мама разозлится. Ты знаешь, что такое "медведь на ухо наступил"?
   Миша развеселился.
   - Медведь на ухо наступил! Ха-ха-ха! Правда, смешно?
   - Это, наверное, больно? - очень серьёзно рассуждал Ефрем.
   Миша рассмеялся пуще.
   - Больно? Да ты не слышал, что ли, когда так говорят? Это значит, что у тебя нет музыкального слуха.
   - Чего?
   - Слуха. Музыкального.
   Миша дал петуха, чтоб показать человека без слуха.
   - Спой мне. Споёшь?
   Ефрем раздумывал.
   - Не бойся. Мы спрячемся.
   Таня нашла мальчишек спустя два часа. С разинутым ротиком наблюдала она, как оба произносили что-то неслыханное.
   - Я Вас лю-у-блю-у, я думаю о Ва-а-ас!.. - важно горланил Ефрем.
   - Ты смазываешь си. Дай я тебе дам си. Си-и-и!
   Подняв указательный пальчик, тянул Миша.
   - Вы чего?
   Оба вздрогнули.
   - Идём танцевать. У нас нет кавалеров.
   - Мы поём, не видишь? - выпятив грудь, Ефрем решительно махнул в воздухе.
   Таня надула губки.
   - Нечего тогда было мой торт есть.
   Ефрем прямо задохнулся от обиды. Молча обулся и ушёл, не сказав никому "спасибо" и "до свидания".
  
   Ночью Миша плакал. Мама с папой всё не ехали, и пианино не привозили. Он играл на столе на воображаемых клавишах. Он плакал, потому что ему больше не снился сад с дядей в фиолетовом сиянии.
  
   Когда Миша вышел из класса, чтоб отправиться в известное заведение, навстречу ему шёл Ефрем.
   Оба так обрадовались друг другу.
   - Ты хочешь сбежать с урока?
   - Ага, на меня будет кричать Валентина Сергеевна.
   - Давай, сбежим в зал. Туда, наверх.
   - Зачем?
   - Там стоит пионина.
   - Я знаю.
   - Знаешь? - Ефрем остолбенел. - И ни-че-го не де-ла-ешь?
   - Меня к нему не пускают, - Миша чуть не плакал.
   Друг похлопал его по плечу.
   - Ладно. Давай скажем, что я выступаю на концерте, а ты мне будешь играть. Давай?
   Миша просиял: и правда, хорошая идея!
   В актовом зале, к их удивлению, никого не было. Как мышки, подкрались к довольно грубо сколоченному инструменту с облупившимся лаком, Миша открыл крышку и затрепетал. Неуверенно перебрал первую октаву. Вперёд. Назад. Быстрее. Медленнее. Плавно. Отрывисто. Улыбка до ушей.
   Ефрем узнал мелодию и подхватил:
   - У дороги чибис, у дороги чибис, он кричит, волнуется, чудак... А скажите, чьи вы...
   Потом Миша играл гаммы, весёлые и грустные.
   - Гамма соль мажор. Моя любимая.
   Объявил он.
   Миша перебегал из октавы в октаву. Вот защебетал соловушка, вот слон затрубил, девочка засмеялась...
   - Это моя мама так радуется.
   - А покажи, как Танька с Элькой болтают.
   - Я так быстро ещё не умею. Лучше - как Валентина Сергеевна ругается.
   Басы недовольно забурдели.
   - Сонатина Клементи.
   Ефрем уселся и навострил уши.
   - "Волшебная флейта". Отрывок. Вольфганг Амадей Моцарт.
   - Кто? Вольфан? Какое смешное имя.
   - Он был очень хороший. А ты знаешь Бетховена?
   - Я знаю "Фабрику звёзд".
   - Это что, вроде "Могучей кучки", да?
   - Кучка?
   Ефрем расхохотался. Миша шумнул ему громким аккордом.
   - Много ты знаешь! Мне в музыкальной школе рассказывали. Знаешь, сколько они музыки напридумали? И не переиграть.
   Ефрем вскочил со стула и стал напевать одну из современных песен, пританцовывая: "Люли-поцелуи"... Миша перебил его своей игрой.
   Мальчики так увлеклись, что звонка не услышали. На перемене мимо зала проходила учительница географии и выгнала их, не слушая оправданий. Это была равнодушная по причине нервной работы и семейных забот женщина. Ей было всё равно.
   Мало того, о прогуле двух юнцов, естественно, узнали их учительницы. Вызвали родителей, и беднягам здорово досталось "на пироги".
  
   Нельзя сказать, чтобы тётя Лола, дядя Саша, Влад и Эля были плохими людьми. Они приняли нового члена своей семьи, хоть с недовольством, но всё-таки приняли. Они не присвоили ничего из его вещей, дали ему крышу над головой, свой уголок и не лезли в его тайны, скорби или радости.
   С другой стороны, мальчику иногда и хотелось бы, чтоб его о чём-нибудь поспрашивали, поговорили, особенно о маме с папой. Он полгода уж как узнал об их гибели. Но понять этого не мог. А потому и слёз не было. Тётя Лола называла его бессердечным, а он гадал: почему?
   Он помнил очень смутно, как вышел из метро, а мама побежала, смеясь, за папой - он задержался у картин, которые продавал в подземном переходе какой-то бедный дедушка. А потом Мишу отбросили - кто и зачем - было совершенно непонятно. И он попал в больницу. Довольно долго продержали там его, потому он и пропустил похороны.
   Родители Ефрема запретили сыну общаться с мальчиком "со странностями", и тот, если и видел Мишу, проходил мимо, правда, густо краснея и потупляя большущие глаза.
   У Миши осталась фотография совсем молодых папы и мамы - досвадебная фотография. Они оба пели на ней, лукаво и весело глядя друг на друга, готовые вот-вот залиться звонким, молодым смехом... Сны о прекрасном дяде и павлинах исчезли, но Миша всем сердцем жаждал их возвращения.
  
   Однажды. Великое "однажды"!
   Однажды Влад сжалился над двоюродным братом и разрешил ему посмотреть "Культуру" - единственный канал, сохранивший крохи красоты в то ужасное время. Показывали расписные горшки и шкатулки.
   - Палех! - вспомнил мальчик название.
   Влад пил на кухне чай и, наверное, мучился чем-то, потому что лицо у него было такое, как у Миши, когда он размышлял о своей маленькой и такой горькой вдруг жизни...
   Рекламы на этом канале не существовало, а вместо них - разнообразные афиши: что и где должно пройти на следующий день.
   Раздирающий детский плач заставил Влада прийти в себя. Он побежал в гостиную. Миша уткнулся лицом в диван и закрыл уши. Телевизор крупным планом показывал чёрно-белые клавиши и пальцы, по ним бегающие. Вот и лицо пианиста. Японец какой-то. Вспотел, бедняга.
   Влад присел на корточки возле рыдающего ребёнка.
   - Ты чего, Михей? Не в кайф? Выключить?
   - Да! Да! - завопил скорей мальчик.
   В комнату пришла долгая тишина, давшая возможность перевести дух.
   - Может, пойдём погуляем, Михей? А? Скучно.
   Удивлённые мокрые глаза остановились на нём.
   - Не хочешь?
   - Хочу.
   Миша улыбнулся.
   - Ну, ну, не кисни, Мишель, - как мог, подбодрил юноша.
   В парке, куда спешил Влад, пели редкие птицы и сидели на каждой почти лавочке парочки. Перед одной из них Влад встал и посмотрел на воркующих. Миша чуть посторонился, предчувствуя что-то нехорошее. Слышал он следующее:
   - Это кто же такой? Не знала, что ты увлекаешься детишками, - девичий тонкий голос, приятный, но вызывающий сейчас.
   Девушка была очень красива. Миша особенно запомнил, что у неё в одной ноздре был вставлен переливающийся камушек.
   - Значит, мне не врали...
   Ух, каким жутким, несчастным голосом отвечал Влад, продолжая стоять, как статуя. Парень, обнимавший девушку, некрасиво заулыбался. Миша даже отступил ближе к брату, так ему не понравилась эта ужимка.
   - Это, что, твой телохранитель? - парень засмеялся, став ещё противнее.
   - Если сеять плохие и грязные мысли, то сам станешь плохим и грязным. Так говорил мой папа.
   Решил сказать мальчик, взяв Влада за руку. Он ещё до реакции парня на лавочке почувствовал потребность в защите. Влад крепко сжал его ладошку.
   - Что сморозило это чудо? - парень с лавочки встал.
   Девушка поднялась вслед за ним.
   - Я думаю... истину, - произнёс Влад.
   - А, ис-ти-ну! Я щас вам обоим такую истину устрою!
   Девушка опередила его.
   - Максим, ты что, это дитё!
   - Дитё! Ты, что, оглохла? За такие слова дитю по губам надо бить! Надрать по шее-то это дитё!
   - Успокойся, Макс! - девушке стало досадно.
   - Идём, пупс? - предложил Влад, и братья пошли.
   Им вослед неслись угрозы и ещё полный комплект нехороших слов, которых Миша не слышал даже от тёти Лолы.
   - Хочешь мороженое? - грустно так спросил юноша.
   Мальчик кивнул.
   - А ты?
   Влад покачал головой.
   - Вла-адик! - Миша потянул вздыхающего брата за рукав. - А зачем у неё в носу серёжка? Ей не больно?
   - У меня в ухе тоже серёжка. Хочешь, тебе сделаю?
   - Так то в ухе. А в носу-то! - поражался Миша. - Выпадет, и дырка останется. Будет гнить. Помнишь, у Эли так было?
   И тут Влад захохотал. Смех его долго не прекращался.
   - Ну, ты, пупс! - говорил и снова смеялся. - У неё, если хочешь знать, в пупке тоже серёжка.
   - Да-а?
   Миша вообразил себе, как она ходит и цепляет серьгой за кофту, рвёт себе живот. Он зажмурился.
   Влад понимал его мысли и продолжал хохотать.
   - Даёшь, Михей. Аж до слёз...
   Миша поднял на него глаза и увидел, как одна за другой катятся по лицу брата капельки. Тот закрыл лицо ладонями. Смех прекратился.
   - Досмеялся... - объяснял юноша.
   Но от этого объяснения мальчик весь сжался и виновато заморгал.
   - Досмеялся... Ладно, пошли до хаты? - чуть веселей проговорил Влад.
  
   Миша шёл со школы. Снег лежал жёлтый и намеревался, наверное, сойти. Сегодня отхватил две тройки. Ну и что. Это никого не интересует.
   - Михей, здорово, казак!
   Ой! На школьном дворе стоял Влад.
   - Привет! - обрадовался мальчик.
   И почему он ему был так рад, разве можно объяснить? Рад был без памяти. Даже поцеловал его.
   - Ну, чего лижешься? Здороваться учись. Снимай-ка варежку.
   И Влад научил его здороваться по-мужски.
   - Где Элька?
   - Она всегда с подружками идёт.
   - Бог с ней. Пошли кататься.
   - А санки где?
   - Санки-шманки, вот ещё! Зачем же созданы пакеты? - как поэтическую строчку, с расстановкой продекламировал Влад.
   И они до вечера прокатались на пакетах с длиннющей горки, перекусив двумя бутербродами, которые тётя Лола загрузила им для школьного завтрака. Вечером обоих ждал нагоняй, но перенесли они его мужественно.
  
   Мальчик замедлил шаг. "Фа, фа-ре-фа, ля диез..."
   - О чём базарчик? - склонился над ним брат.
   - Ветер поёт "фа, фа-ре-фа, ля диез..." Слышишь?
   Мишины глаза сияли ярче самой чистой сосульки на солнце.
   - Ты не перегрелся, малёк?
   Влад приложил руку к детскому лбу.
   - Ты мне не веришь?
   - Допустим, верю. Когда у тебя день рождения?
   - Первого августа.
   - Далеко. А у меня - завтра. Я тебя приглашаю.
   Сидели с Владом в кафе вдвоём, брат поназаказывал всякой вкуснотищи, себе налил, как сам сказал, вина, а Мише предложил виноградный сок. Им было так весело!
   - А на выходных ещё дома, в семье, отметим. Красота, да?
   - Да! - согласился Миша, энергично жуя.
   Вдруг мальчик побледнел. Глаза его расширились, и он замер.
   - Мишель, в чём наша проблема? - заволновался Влад, пару раз встряхнув брата.
   - Владик, там эта девочка. С тем мальчишкой, который на нас кричал тогда в парке, помнишь?
   - А-а, не страшно. Ты что так перетрусил, мужик? Может, мы их не знаем.
   К облегчению Миши, пара села за столик и даже не смотрела в их сторону. В ноздре у девушки ничего не переливалось. Вид был усталый, жалкий. Один противный мальчишка громко гоготал и смотрел на неё так, как иногда тётя Лола смотрела на Мишу, если тот набедокурит. Парень с девушкой их, действительно, не видели. Влад сидел, сделав презрительное лицо, и медленно кушал.
   И тут - раздражённый вскрик. Упал стул. Вернее, его со злостью опрокинули. Влад не обернулся.
   - Владик, он ушёл, а она плачет...
   - Выпьем за любовь, Михей!
   Она услышала. Застыла.
   - Мороженое купить? Или лучше пирожное?
   Ребёнок неуверенно прошептал:
   - А можно шоколадку с начинкой?
   Влад тряхнул головой, мол, в чём вопрос. Пока он ходил, девушка поставила на место опрокинутый стул и подошла к Мише.
   - Приветик, - улыбнулась она.
   Мальчик улыбнулся в ответ.
   - Ты с Владом сильно дружишь, я вижу. Ты не мог бы передать ему... Что я очень хочу с ним поговорить?
   - А где твоя серёжка? В носу которая.
   - Да вот нос заболел. Сняла.
   - И с живота тоже?
   Она внимательно взглянула на ребёнка.
   - Нет, там висит.
   - И тебе не больно цеплять?
   - Я иногда снимаю... С днём рождения, Влад.
   Парень едва посмотрел на неё и положил перед братом пирожное-картошку.
   - Извини, Михей, шоколадки не было.
   - Это моё самое прелюбимое! - обрадовался мальчик.
   - Можно с тобой поговорить? - нерешительно отозвалась девушка, поздравление которой проигнорировали.
   - Нельзя.
   - Хочешь, чтобы я умерла?
   Бедняжка совсем сникла.
   - А что такое "умирать"? - встрял мальчик
   - Это значит... не жить.
   - А где - жить?
   - Нигде. На небесах, наверное.
   - Папа говорил, что есть Тонкий Мир, и оттуда приходят на Землю, и после смерти уходят.
   - Умный у тебя папа.
   - Да. Я так хочу, чтоб он приснился мне. И мамуля тоже. Они мне даже не сказали, что собираются уйти в Тонкий Мир. И я теперь скучаю...
   - Они у тебя умерли, что ли? - поняла девушка.
   - Они никогда не вернутся...
   Миша вздохнул и встал из-за стола. Влад опустился перед ним.
   - Ну, что, хлопец? Поплачь, поплачь.
   - Почему... они мне... не сказали? - всё не мог уяснить ребёнок.
   - И чего ты полезла со своими смертями? - буркнул юноша, насупив красивые брови.
   - Миша, может, они не успели тебе сказать?
   Девушка присела рядом. Повернувшись к ней, ребёнок сквозь слёзы и всхлипы произнёс:
   - Ты любишь зефир?
   И протянул ей на ладошке лёгкий белый кружок. Влад одёрнул его.
   - Нечего делиться со всякими. Она...
   Он указал глазами на девушку.
   - Она бросила меня. Она предала меня. Выбрала богатого. Кто может ей каждый день дарить, что только она захочет! И за это она его любит. Что, теперь она тебе нравится?
   Миша молча смотрел на девушку. Положил зефир обратно. Дёрнул брата за руку: пора домой.
   Девушка догнала их у подъезда.
   - Влад, пожалуйста... Послушай, хоть немножко...
   - Сказал бы я тебе сейчас, да при детях... Не бегай за мной, поняла?
  
   Миша прокрался в пустой актовый зал. Закрыл плотно двери. Пулей подлетел к выцветшему инструменту. Долго гладил молчаливые клавиши, совершенно одинаковые, и даже странно, что эти, внешне такие безындивидуальные, покрытые белым или чёрным, мёртвые деревяшки могут дарить счастье самому живому и неповторимому человеческому сердцу...
   - Ми-и-и... - пропел Миша.
   Потом было ре. До. Си, ля, соль, фа.
   - Фа, фа-ре-фа, ля диез... Ветер, - шептал мальчик.
   Упорные гаммы звучали друг за другом. Миша не любил минорные. Исключением была только ре минор.
   Сегодня ему приснилась мама.
  
   Тётя Лола взяла Мишу за ухо. Он вздрогнул, но не закричал.
   - Мне жалуются на тебя уже второй раз за год! Скоро тебя вышвырнут из школы! И правильно сделают. Ах, стервятник! Жалкий отродыш!.. И что тебя тянет к этому гробу! Чисто мамаша твоя дурёха! Вышла за дурака и дурой стала! Иськусьтво, понимаешь, культуря!
   - Разве это плохо? - пискнул сквозь страх ребёнок.
   Она взбеленилась.
   - Мою семью опозорить захотел, бармалей! Чтобы говорили, как плохо я тебя воспитываю! Что, не кормят тебя тут? Не поят? Не стирают тут на тебя горы?!.
   Миша заплакал.
   - Чего нюнишь? Мужик, называется! Кто тебя выучил реветь? Папаня твой?
   Вошла Эля и принялась наблюдать. Кажется, она была счастлива, что находилась не на месте двоюродного брата.
   - Не ругайтесь на папу! - всхлипывал мальчик.
   Шлепки сыпались щедрой рукою.
   Ворвался Влад, только что пришедший из школы.
   - Не смей его бить! - кинулся к матери.
   - Защищаешь? А тебе известно, что меня завтра снова вызывают в школу из-за этого придурыша?
   - Не ори! - грозным голосом сын ей в ответ.
   - Как ты с матерью разговариваешь? - изумилась женщина.
   - А ты как - с родным племянником?
   - Вижу, вы спелись с ним! А он уроки сорвал у десяти учителей, если хочешь знать. Барабанил в актовом зале на пианинах, понимаешь ли! Он точно чокнутый. Что из него вырастет? Уже недоумок!
   - Если ты ещё раз на него заорёшь, ни меня, ни его больше не увидишь!
   - Вот я отцу-то всё расскажу. Угрожаешь мне? А кто тебя кормить-то будет, миленький мой?
   - Сам прокормлюсь. Грузчиком устроюсь, на бензоколонку, куда захочу! И школу брошу ненаглядную.
   - Ой, Владенька, - мать вмиг помягчала, - школу как же... У тебя мозги-то есть... В институт надо...
   - Ладно. Пошли, Миха, поговорить надо.
   Влад увёл брата погулять.
   - Ты играл в зале? - строго спросил он мальчика.
   - Да, - Миша вздохнул.
   - Зачем?
   Ребёнок принялся было снова лить горькие струйки.
   - Хватит, хватит, enough, Михей! - приказал Влад. - Так зачем?
   - Я люблю...
   - Что любишь? Тарабанить?
   - Нет. Играть.
   Юноша куда-то быстро зашагал, так что Мише приходилось бежать.
   Открылась красивая, резная деревянная дверь. Миша озирался.
   - Можно увидеть кого-нибудь из местных учителей?
   Влад говорил, как взрослый, совсем серьёзно и по делу. Мальчик приоткрыл от удивления рот.
   - Да вон идёт Виктор Иннокентьевич. Вас интересует фортепиано?
   Кивок.
   - Он как раз по этой специальности, - вахтёрша указала на элегантно одетого мужчину, с виду жутко важного.
   - Здравствуйте, Виктор Иннокентьевич. Вы не могли бы прослушать вот это создание?
   Миша оробел. Преподаватель оглядел обоих.
   - А вы кто же будете?
   - Я его брат. Двоюродный. Имею честь учиться в (пятой) школе.
   Влад был в своих всегдашних джинсах, с навешанными на грудь цепочками, чудными медальонами, с круглой серьгой в ухе и небрежно зачёсанными волосами до плеч... Преподаватель колебался.
   - Почему же не родители привели?
   - Они работают.
   - Идёмте.
   Мишу завели в небольшую комнатку. Преподаватель сел с Владом в сторонке и приказал:
   - Располагайся.
   Мальчик ласково погладил клавиши.
   - Я пока потренируюсь, - сообщил он, обернувшись.
   Виктор Иннокентьевич сделал ладонью одобрительный жест и заговорил с юношей:
   - Он раньше играл, судя по всему.
   - Да. Когда жил в своей семье.
   Гаммы из медленных переходили в быстрые, легато сменяло стаккато и наоборот, не прерываясь.
   - Почему не обратились в начале учебного года?
   - Да Мишка особо так не рассказывал, что ему это нравится. Мы думали, он даже рад, что больше не мучается.
   - Старинный танец "Волынка". Пёрселл.
   Объявил мальчик и не замедлил с исполнением.
   - Это второй класс музыкальной школы. Миша, подойди сюда.
   С некоторым сожалением ребёнок соскочил с круглого стула-вертушки.
   - Ты давно не играл?
   Мальчик тяжело вздохнул.
   - Вы знаете, молодой человек, - преподаватель повернулся к Владу, - мальчику нравится играть. Это единственное, что я могу вам сказать с твёрдостью. Есть ли у него талант и насколько он может быть развит в нём - покажет только время. Часто бывает, что на более позднем этапе, когда игра усложняется, дети бросают учиться.
   Тем временем Миша опять уселся на стул и что-то наигрывал.
   - Он у вас немного странный.
   - Он такой после гибели родителей, когда мы его увезли из Москвы.
   - Его родители были музыканты?
   - Отец - художник, мать... учительница в школе, но оба занимались музыкой. Погибли во время теракта... Виктор Иннокентьевич, Вы не могли бы взять его сейчас учиться? С оплатой я никогда не затяну, это факт.
   - Я возьму его. Но только во второй класс. На третий он пока не тянет, хотя должен быть уже в третьем. Но это неважно.
   Когда Виктор Иннокентьевич сообщил сумму оплаты, Влад понял, что это лишь половина тех денег, которые на месяц выдают ему родители. Однако он пообещал.
   - Знаете, у нас трудность только в том, что дома играть не на чем.
   - А где же инструмент, на котором мальчик занимался прежде?
   Влад вздохнул.
   - Мои родители не любят.
   - Ладно, здесь всегда в определённый час найдётся определённый класс, где определённый инструмент не будет занят.
   Наконец Виктор Иннокентьевич улыбнулся, и всей его важности как не бывало. Если бы не столь малое знакомство, Влад, наверное, кинулся бы ему на шею.
  
   Летом Влад поступил в техникум. Как ни увещевала его мать об институте, он ей не уступил. Как раз в это время отцу дали путёвку в санаторий, и все трое, включая Элю, обиженные на сына, уехали.
   Миша каждый день, кроме воскресенья, когда муз.школу закрывали, ходил играть. Но, чтобы не пропадал и этот день, Влад договорился в той школе, которую закончил, с самим директором. Как-никак, ученик он был достойный, особенно когда выиграл областную олимпиаду по английскому языку.
   Как родилась дружба шестилетнего мальчика и восемнадцатилетнего подростка, установить, конечно, маловозможно. Но ни за что на свете теперь Влад не бросил бы его. Он с болью думал также, что, проводи он столько же времени с сестрой, матерью или отцом, может, его привязанность принадлежала бы сейчас им, людям кровно ближе, чем сирота-брат.
   Вместо этого юноша понимал, как далеко теперь его мысли, его сердце от кого-либо из членов родной семьи.
   С Мишей было совсем не скучно. Он был странен своей молчаливостью и редкими-меткими разговорами о Тонком Мире, ауре и воплощениях. Мальчик никогда не сюсюкал и удивлённо разглядывал тех, кто подобным образом с ним обращался. Ругань и повышенные тона пугали его, как скелеты в страшных снах.
   Апрель и май тайком от родителей Влад, действительно, устроился разгружать товар в магазины, и тем мог оплатить обучение брата, даже осталось.
  
   Миша всё не приходил. Через неделю показательные выступления в музыкалке. Решили проверить, насколько быстро за сентябрь ученики вспомнили летнюю программу. Будут снимать на видеокамеру - всё серьёзно.
   А его всё не было. Наконец, двойной звонок в дверь.
   - Эля! Привет.
   Из других комнат, тем не менее, высунулись любопытные лица, и тут же спрятались.
   - Мишка твой в больнице. Беги в главный корпус. Нам только позвонили, и я сразу к тебе.
   - Молодец. Так держать.
   Влад обулся и выскочил вон. Эля семенила рядом.
   - Он ногу сломал.
   - Что?
   - Ногу. Упал, наверное.
   Наконец, главный корпус. Палата. Влад задрожал. Эля остановилась позади.
   - Мне было слишком хорошо. Знаешь, ток по всей спине прошёл.
   Миша был само спокойствие!
   - Что случилось? - присел брат на краешек.
   - Я играл Моцарта. Знаешь, Larghetto в его двадцать четвёртом концерте... Думал, с ума сойду. И сошёл, наверное. Я совсем не помню, как падал. Кажется, стул ногой зацепил...
   Влад не понимал его.
   - Чуть не умер. Так хорошо было. Я летел, представляешь? Совсем не чувствовал клавиш. И рук тоже. Как птица, и всё над облаками. Я видел облака. Белые, серые, розовые.
   Влад закрыл глаза: будущее Миши чуть приоткрылось ему, и от этого не стало легче. Парень стёр из памяти неприятное видение.
   В палату тем временем вошла медсестра.
   - Будем терпеть уколик, Мишенька?
   - Укольчик, вы хотели сказать, - расплылся довольный мальчик.
   Видно, медсестра была хорошим человеком - вот первая мысль, пришедшая Владу при виде неё.
   - Время для посещений скоро закончится, - предупредила медсестра. - Приходите завтра, после двенадцати.
   - Катя?..
   - Привет, Влад.
   Изумление.
   - Я здесь практику прохожу. Я в мед.училище учусь.
   - А где дырка в носу?
   Миша показал на себе, где у неё должно быть проколото. К ним подошла Эля, неуверенно улыбнувшись давней приятельнице своего брата.
   - Ты меня помнишь?
   - Помню, Элли-волшебница.
   Узнала. Она всегда так звала её раньше.
   - А я уже в шестом классе.
   - Время шустрое, да?
   Катя нахмурилась, и в это же мгновение брови помягчели.
   - А я себе тоже сделала пирсинг на животе.
   - У меня его давно нет.
   У Миши слипались глаза.
   - Ладненько, казак, спи сладко.
   Влад встал, поцеловав брата в лоб.
   - Владик, а я тут долго буду?
   - Пока нога не срастётся, - ответила Катя-медсестра. - Через недельку дадим костыли.
   - Педаль не нажму... - пролепетал мальчик и улетел за феей сна.
   Катя выходила вместе с Владом и Элей. Её рабочий день закончился. Элю брат обещал проводить домой.
   - Давно не виделись. Ты в М. учишься?
   - Да. Последний год. Почти готовая медсестра.
   - Я думал, ты собиралась на юриста.
   - Было дело. А ты? В институт, я слышала, тебя тоже не потянуло.
   - Почему? Я поступил заочно. Правда, не туда, куда хотелось бы. Но история - сфера тоже классная.
   - Бесплатно?
   - Так точно...
   - Как странно, что мы общаемся, - усмехнулась девушка.
   Оба умолкли и последнее, что сказали друг другу - "прощай".
  
   - Ты очень привязан к своему брату, - заметила Катя, когда спустя три дня сидела с Владом в палате и ждала, чтоб проснулся Миша, - сделать укол.
   - Есть такое, - нехотя ответствовал парень.
   Катя замолчала.
   - Я слышал, ты собиралась замуж.
   Она огорчённо сжала губы.
   - Какое там замуж... Он меня бросил, как только узнал, что я беременна. Да мы и не собирались, кто-то сплетню пустил.
   - А как... ребёнок?
   - Я его потеряла. Это так называется? Не смогла выносить. Слабая... Да не слабая. Не заслужила просто.
   - Он так и не пришёл потом?
   - Нет. Исчез. И слава богу.
  
   Миша очень волновался. Произведение он знал отлично, но пропустил целую неделю. С самого утра не ходил в школу - занимался в музыкальном классе. Вечером придёт Влад. И Катя тоже. Миша сам её пригласил.
   - Без педали не будет того, что должно быть. Придётся одной ногой орудовать.
   Зал наполнялся ещё по-летнему яркими нарядами и приятным беспокойством. Концерт был, по существу, таким большим домашним торжеством: родители пришли насладиться талантом своего чада и отметить про себя его несравненность.
   Хор, ансамбли, солисты и инструментарии всех подвидов суетились за кулисами - в маленьком светлом фойе, шепча молитвы, самовнушения, утешения и теребя друг дружку дрожащими руками. Пришли с местного телевидения, понатащили "мыльниц", "цифровушек" и мобильных телефонов со встроенной видеокамерой... В общем, нагнали страху на юных артистов, как смогли.
   Миша искал глазами брата, отодвинув пальчиком занавес. Катя пришла. Простая такая, милая и немало изумлённая. Села в самом последнем ряду. Застеснялась, наверное. Тоже кого-то осторожно высматривала.
   - Миша-а! - за спиной. - Победа!.. Братишка здорово прячется.
   Влад выведет мальчика и усадит. Мишу смущали костыли, он и так весь "на иголках" из-за недельного пропуска. Влад пенял себе, что не сделал макет клавиатуры, как давно хотел.
   - Ладно, паренёк, я уже готовлюсь к обряду самоизбиения. Не веришь? В углу дома стоит большая дубина.
   Миша рассмеялся.
   - Да я не подведу тебя, ты не трясись, пожалуйста. Ты видел Катю?
   - А пусть её сидит, - махнул рукой Влад, скорчив равнодушную гримасу.
   Но Миша знал, что ни одной гранью сердце брата не соприкасалось с безразличием. Никогда. Миша улыбнулся и больше ничего не говорил: сосредоточивался.
   Масса круглых от любопытства глаз сопровождали странную пару: молодой человек в белой рубашке, обрамлённой тёмно-синими брюками, пиджаком и галстуком, поддерживал мальчика точно в таком же наряде, но только с бабочкой.
   "Кто из них играет?"
   "Какие красивые мальчишки!"
   "Может, они в четыре руки?"
   "Что это с Зарянкиным? Лучше бы уж дома лежал, не хватало мне тут на видео хромого!", "Выключите камеры!". И многие послушались авторитетную даму, являющейся в музыкалке завучем... Её дочь возвели на пьедестал профессионализма.
   "И кто допустил?" - всё возмущалась она.
   Тем временем мальчик поклонился, а Влад торжественно, с плохо скрытым восхищением объявил: "Вольфганг Амадей Моцарт. Концерт N24 для фортепиано с оркестром. Вторая часть. Larghetto. Исполняет Михаил Зарянкин".
   Потом единственная запись этого выступления ходила по рукам и являлась уникальной. В тот день не выключилась только камера, бывшая в руках у сына Виктора Иннокентьевича. Размножать он её запретил и позволял смотреть только при нём или сыне. Исключение представляли сам исполнитель и его двоюродный брат.
   Когда Влад доведался, что Мишу не сняли из-за хромоты, он с воинственной готовностью встал на стражу уникальной кассеты и ещё пуще - на защиту самоё Миши.
   Сам юный пианист нисколько не страдал, паря от звуков фортепианного концерта, которые всё не могли улетучиться из его души. Он был счастлив, что сломал ногу, а не руку. Он был счастлив, что прямо на сцене, положив руку на рояль, слушал музыку (Человек) в Фиолетовом Сиянии.
  
   - Я сегодня видел Ефрема. Ты представляешь, он курит!
   - Это у которого мамаша шибко интеллигентная, что посчитала тебя придурком?
   - Почему ты такой злой, Владь?
   - Да потому что не мужик твой Ефрем. Мамулькин слюнявчик.
   - Люди меняются! - возразил Миша с досадой.
   - Да? С какой это стати? - возмутился и брат. - Откуда такие познания, малыш?
   - Я не малыш! Я взрослый человек! И люди меняются, если они сильные!
   - Да? И преступники тоже, конечно.
   - А они - слабые! У них слаборазвитая мысль. В ней нет силы, понимаешь?
   - Это тебе всё твой отец навнушал? - озлился Влад.
   Миша безмолвно вскрикнул. Онемели оба.
   - Мой папа мне снится, хоть и умер. А тебе твой - ни разу не снился! Ты его даже не видишь так часто живого, как я - своего папу, который умер!
   Мальчик топнул ногой.
   - И никто тебе не снится! - бушевал он. - Ни мама, ни Эля, ни Катя, ни я тебе не снюсь!
   - С какой такой радости мне должна сниться Катя? - спокойно спросил брат. - А тебя я вижу каждый день.
   - Ты с ней дружишь! Вы при мне сто раз разговаривали!
   - Мне нет до неё никакого дела. У неё и у меня - разные дорожки. Ясно?.. Или ты влюбился, пупс? Я вам мешаю?
   Захлёбываясь слезами, Миша крикнул во весь голос:
   - Я никогда... тебе...не прощу... за папу!
   Гордыня схлынула. Влад обнял мальчика и прижал к себе.
   - Мишка, ты прости, прости меня... Я тебя прошу, прости...
   Мальчик неудержимо плакал.
   - Ты никого не любишь!..
   - Ты мне снишься каждую ночь, правда. Вчера приснилось, что я делаю тебе макет, крашу клавиши... Позавчера - что ты сломал руку... Я даже проснулся. Испугался. А где-то полгода назад... был такой сон: ты стоишь с каким-то дядькой. Высоченным, в длинном фиолетовом костюме, что ли... Он мне поклонился... А потом повёл тебя за собой. Там, далеко, что-то розовело и, кажется, даже ходил кто-то...
   - Он сиял? - оживился мальчик, заслушавшись.
   - Да. И ты тоже. У него на голове была...
   - Восточная шапка с павлином? - воскликнул счастливый ребёнок.
   Влад зажмурился и сжал зубы - так больно ему вдруг сделалось. Он не испугался, не вздрогнул от удивления, хотя "шапка с павлином" была чистой правдой.
   - Ты прости меня...
   - Я простил сразу. Слушай, я так ждал, что мне приснится этот человек! А он взял, и тебе приснился. Там не было сада?
   - Нет. Одни звёзды кругом...
   - Он с тобой не разговаривал?
   - Даже ты со мной не разговаривал. И не... оглянулся.
   - Не переживай. Может, я с тобой до этого попрощался?
   Миша поцеловал брата.
   - Если хочешь, приводи сюда Ефрема. Я не против. Если так понравится, кури, как он... Я тоже курил.
   - Нет. Это не интересно. Вонь такая! Никакой музыки!
  
   Случайная встреча у её подъезда. Долго смотрят друг на друга. Она улыбается.
   - Твой Миша так играл, что я до сих пор помню.
   - Он - не мой. Мне он ничего не должен.
   - Без тебя ничего бы не было. И этого концерта тоже.
   - Без него меня тоже давно бы не было...
   Катя сжалась.
   - Представляешь, до вчерашнего дня я и не знал, как сильно завишу от него. Мы с ним поругались. Покричали друг на друга как следует...
   - Ты первый помирился.
   - Первый.
   Оба вспомнили одно и то же.
   - Я пришёл просить у тебя прощения.
   - За что?
   - Если бы я простил тебя тогда... Ты не стала бы искать новых встреч, потом не потеряла бы ребёнка, потом не наглоталась бы таблеток до полусмерти. Я знал об этом. И не пришёл.
   - Не говори ерунды, Влад. Всё это в прошлом, и это был только мой путь, который я сама в здравом уме выбрала, - сухо ответила девушка.
   - Значит, ты не прощаешь меня? Но я и предполагал...
   - Это ты не должен меня прощать! Я тебя предала. Я тебя бросила! Всё, что случилось со мной потом, - одно следствие.
   - Никакого следствия никогда бы не было, если бы я тебя не оттолкнул.
   - Влад, я тебя не узнаю! Ты не заболел?
   - Мишка мог меня вчера не простить... Я плохо сказал о его отце. Ревность...
   - А когда Миша вырастет и заведёт свою семью?..
   Влад умолк.
   - Или ты заведёшь - свою? - не унималась Катя.
   - Я все деньги трачу на него. Вряд ли это кому понравится. Едва ли у меня будет семья. Пока его не обеспечу, не смогу спокойно жить. Ему нужен хороший рояль. Образование. Отдельная квартира. Он - талантливый. Я думал, что преувеличиваю, но я сам слышал.
   - Ты сумасшедший, Владька. Это и правда никому не понравится.
   - Я и не сомневался. Мне пора. Извини.
  
   Миша уже несколько раз впадал в экстатическое состояние. Влад умолял его играть посдержанней. Брат обещал.
   - Ты играешь для людей! Может, ты хочешь, чтобы и они музыкально задурели, не ты один?
   - Честное слово, Влад. Я ненарочно.
   - Ты бы видел себя! Как наширявшийся наркоман!
   - Сердишься?
   Влад корчил обиженную гримасу и махал рукой:
   - Ну тебя.
   Миша учился в консерватории. Брат работал механиком, и на двоих им хватало вполне.
   Как далеко были теперь мамы с папами, сёстры с подругами и друзьями, а с ними ласка материнского сердца, бессмысленные тёткины шлепки, сцена братской ревности, уникальная кассета и исчерченная в клавиши простыня. Один Сад, прекрасный, благоуханный, где ходят павлины с говорящими глазами и клюют из твоих рук, остался зовом к себе, зовом к светящейся фиолетовой ауре высокого, как Бог, Существа... Всё чаще воскрешала память этот Сад.
  
   Последнее время Миша ходил тихий и счастливый, словно нёс в себе тайну, не доступную никому. Даже ему, Владу.
   В свои восемнадцать лет Михаил Зарянкин был известен как гений не только на родине. Его игру признавали выше, чище и виртуознее (легче) игры самого Ференца Листа.
   Потом появилась поклонница, милая девушка, с которой Миша здоровался, но дальше дело не шло.
   Иногда Влад дразнил брата: вот, мол, красавица-умница, любит искусство, любит Мишу, - что ещё нужно?
   Мише она тоже нравилась, но, значит, не настолько, чтоб увлечься и забыть фортепиано. Он мог играть, словно заведённый, не отрываясь, по нескольку часов. После занятий в консерватории вплоть до полуночи. К сожалению, ночью препятствовали соседи, и Влад мечтал купить собственный дом, хоть на окраине, чтобы брату ничто не мешало в его необъяснимом стремлении соприкасаться с клавишами.
   Сам Влад давно привык. Более того, когда он возвращался домой с работы, порой, жутко надоедавшей своей монотонностью, ему казалось, что он входит в храм... Правда, Влад ни разу не бывал в храме, но представлял его именно таким, каким была его квартира вот уже столько лет... Невыразимое облегчение, отдохновение испытывало его сердце...
   Конечно, в каком-то смысле Влад был одинок. Во время игры Миша никогда не разговаривал, и брат был вынужден приспособиться к молчанию. Он никогда не ревновал к фортепиано. Мысль о том, что якобы оно отнимает время для человеческого общения, казалась мужчине кощунственной. Мысль о том, что сам брат, Миша, отнимает у него, Влада, полноценную личную жизнь, вообще не имела места в сознании.
   Так же, как Влад был привязан к брату, так же он привязался и к его музыке.
   Но не стоит считать такую привязанность фанатичной. Влад часто задумывался: что было бы с ним, если бы Миши вдруг не стало? Если бы появилась семья, собственная жизнь, в которой старшему брату просто не нашлось бы места?
   "Мишка не может исчезнуть просто так", - всегда с улыбкой думал мужчина. Даже в физике сказано, что ничто не исчезает бесследно. Такая энергия, какая есть в Мишке, просто так не угаснет. Она будет продолжать жить где-то в иных сферах. Быть может, в том самом Тонком мире, о котором часто говаривал брат в детстве... А насчёт его семейной жизни... Как-то Влад заслушался: фортепиано что-то грустное запело, как будто человек делился своим маленьким горем. А потом вдруг брызнуло радостью из-под Мишкиных пальцев, и до конца произведения эта радость не прекращалась. В эту-то минуту Влад и понял: не будет у брата семьи.
   Семья, несомненно, очень ценное, трудное и любовное приобретение. Она стоит многих страданий, удовольствий... А всё же это не единственная миссия, ради которой человек приходит на Землю. Есть люди, остающиеся одиночками до конца дней, а труд их всё-таки - лишь во имя другого человека. Других людей. Хотя они и не сознают этого, да и не в том их задача, не в этом осознании.
   У Мишки музыка всегда получалась какая-то радостная. Даже самая, казалось бы, трагическая, смертельная, например, шопеновский Похоронный марш, или там Лунная соната, - становились не такими страшными и болезненными, когда их исполнял М. Зарянкин. Критики не раз повторяли, что "молодой пианист заставляет по-другому взглянуть на смерть и страдание"...
  
   Влад с букетищем белых, чистейших лилий шагал к большому залу консерватории, где в этот день его брат давал собственный концерт. Съехались пианисты со всего мира. В фойе толпились ученики музыкальных школ, студенты всевозможных муз. учреждений, Мишины однокурсники, люди, просто любящие музыку. Даже личико той самой поклонницы мелькнуло однажды.
  
   Он вышел и кратко поклонился. Обычной приветливой улыбки зрителям на его лице не было в помине. Строгость и бледность - и всё, дальше неизвестность.
   "Надо было зайти к нему перед началом", - подумал Влад.
   Но он не зашёл.
   Пианист сел за рояль.
  
   "Концерт без конца...", - как назвали впоследствии музыкальные критики это выступление.
  
   Было и восхищение, и удивление талантом, и внутреннее преклонение перед глубиной, красотой...
   А когда настала эта минута, в зале раздался женский вскрик. Изумлённые лица обратились туда, откуда он донёсся.
   Девушка-поклонница часто-часто моргала и всё смотрела на сцену. Вдруг все осознали, что музыка не звучит. Она незаметно перешла в тишину. Растворилась в Молчании...
   Молодой пианист сидел, облокотясь на рояль, будто задумался над клавишами.
   Из-за кулис поспешно вышел, наверное, организатор концерта и склонился над Мишей, шепча ему что-то на ухо. В передних рядах услышали чёткое: "Михаил, ты что улыбаешься?".
  
   А спустя минут пять замешательства и недоумения зрителям было объявлено, что пианист умер.
   Влад взбежал за кулисы. "Там для Вас записка", - бросил кто-то испуганно.
  
   "Дорогой мой брат, милый, родной. Я знаю, что это последнее, что я пишу в этой жизни. Не пугайся, милый брат. Вчера мне приснился тот славный сон, который снился тебе много лет назад, о человеке в фиолетовой ауре и восточной чалме. Я ждал этого сна, этого видения, десять лет. Я ждал этого Человека десять лет. Иногда Он являлся мне во время игры, слушая, думая, сияя каким-то торжеством, светом, каких нигде среди людей невозможно представить.
   Если я скажу тебе, что это реальное существо, ты вряд ли мне поверишь. Поэтому я просто скажу, что в детстве Он являлся мне в каждом сне, даже и не вспомню, с года, с двух лет или, может, позже... Я играл с Ним, гладил по золотистой головке Его чудных птиц, бегал в Его Саду, о чём-то с Ним говорил... Однажды Он рассказал мне о Стране Утренних Зорь. Он сказал, что когда-нибудь приведёт меня туда. Не думай, что это Рай. Тонкий мир - не рай. Там совершенно отсутствует праздность, в отличие от жизни на Земле. Поэтому, для того, чтобы попасть туда, мне сначала на Земле нужно было научиться самоотверженному труду. Только благодаря тебе, мой дорогой, любящий и любимый, я достиг той вершины творчества, того сердечного Огня, с которым смогу пойти за Моим Учителем дальше...
   Не лей горьких слёз, не страдай, потому что я не исчезну бесследно"...
   Влад вздрогнул.
   "Я благословляю тебя, отдавшего такую часть своей жизни мне, чужому мальчишке, до которого никому не было дела. Я благословляю тебя на всех твоих путях и молю Его, Моего Учителя, о том, чтобы Он защитил и освятил твою жизнь, которая была далеко более самоотверженной, чем моя.
   Люблю тебя всем сердцем, всей душой и надеюсь, что ты не забудешь меня.
   Мне пора уходить... До встречи, дорогой брат. О, я так верю во встречу!
  
   Брат".
  
   Врачи так и не объяснили причины внезапной смерти пианиста. Они только говорили, что подобные случаи бывали и раньше. Например, в монастырях монахи умирали во время молитвы, или, что чаще, пожилые люди - во сне. Сидевший тут же, весь потерянный, сжатый, преподаватель Миши по фортепиано, который успел полюбить своего талантливого воспитанника, пробормотал: "Он однажды упал прямо посреди исполнения, в моём кабинете. А потом, когда его привели в чувство, сказал, что это ничего страшного. Это экстаз".
  
   Лента жизни быстро перематывалась на начало. Один за другим сменялись кадры событий.
   Вот родился внук, Влад щекочет его длинной седой бородой и смеётся.
   Вот он чествует вместе с остальными гостями молодых: женился его младший сын.
   Влад достаёт из ящичка комода кучку бумаг. А под этой кучкой - фотография маленького Миши за пианино. Влад плачет, но быстро утирает слёзы рукавом.
   Старший сын, совсем юный, серьёзный, держит под мышкой только что врученный диплом победителя. В руке у него скрипка. Губы едва улыбаются. "Благодаря тебе все мои дети оказались талантливы...", - думает Влад в ту минуту.
   Построили дом, красивый, просторный. Влад вводит туда беременную жену.
   Самая первая встреча с ней.
   Похороны Миши. Как много людей пришло! Влада ещё удивило, до чего торжественное у брата лицо.
   Тот самый эпизод смерти на сцене, женский вскрик.
   Влад идёт на концерт с большим букетом.
   А сколько кадров с обидой, раздражением, потраченных впустую минут, дней, лет! Какими глупыми они казались теперь покидавшему землю...
   Вот Влад с сестрой встречает Мишу на перроне. Родители выводят семилетнего мальчишку, насупленного и удивлённого.
   Взъерошенный, красный и хохочущий третьеклассник Влад носится по классу с лучшим другом и почему-то впервые думает: "Я - самый счастливый!".
   Мама первый раз ведёт его в школу, Влад смотрит вокруг большими любопытными глазами, не зная, чего ожидать от такой кучи народу, долговязых дядей, которые называются "старшеклассники", и от строгой, но улыбчивой тёти, именуемой "ваша учительница Мария Антоновна".
   Отец сажает Влада на шею, тот визжит от восторга и страха.
   Мать с отцом ругаются. Разбилась чашка. Влад ползает по полу и недоумённо разглядывает осколки и сердитую маму.
   Какой огромный мир, какое синее небо, и такие большие фиолетовые цветочки свисают с куста! Мама нюхает их и улыбается, беседуя с незнакомой тётей в платье с кружевным воротничком. Влад тянет к воротничку руки. Руки плохо слушают его, он возмущённо плачет.
   Дальше - кадры без ярких картин, одни ощущения.
   Владу холодно - он кричит. Его погружают во что-то тёплое. Опять кричит: не нравится ему. Запах молока...
   И ещё один - самый сильный - крик...
   Влад умер.
  
   Миша взял его за руку и повёл к широкому огненному пространству, сиявшему тем ярче, чем ближе они подходили.
   "Это Страна Утренних Зорь, дорогой брат". И как будто не было ни его, Мишиных, похорон, ни его внезапной смерти, будто он только вышел ненадолго, и вот опять вернулся к разговору, давно начатому... Правда, это был не разговор, а обмен мыслями, образами.
   Миша подвёл Влада к высокой сияющей фигуре. Эта фигура так же мысленно обняла Влада и поклонилась ему. Влад ответил таким же поклоном... Наверное, будь он на Земле, то сказал бы, что слёзы благоговения льются по его щекам. Но здесь лишь что-то искрило, переливалось...
   И то были не слёзы.
   То было громкое, яркое, радостное эхо озарённой мысли: "Жизнь вечна!".
  
   9 декабря 2005 г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"