Аннотация: Ещё одно напоминание о том, что жизнь - вечна...
ТЫ НЕ ИСЧЕЗНЕШЬ
- Что же ты не идёшь, Миша? Пошли, давай руку.
Тётя потащила его.
- Идём же, вещи собраны. Ну, несносный ты мальчик!
Ребёнок всё оглядывался на комнату, где стояло у окошка чёрное, красивое, с изящным орнаментом фортепиано, висели картины отца, а в шкафу со стеклянными дверцами было ещё много хороших книжек, которые, наверное, не успели уложить в коробки.
- Тётя Лола, я подожду маму с папой. Они скоро придут?
- Ишь, какой! - рассердилась тётя. - "Подожду..."! А некого, некого тебе больше ждать, карапуз.
С ним разговаривали, как с маленьким. Миша покачал головой и усмехнулся. Вошёл здоровенный мужчина, от которого нестерпимо воняло сигаретным дымом. Мальчик отвернулся.
- Сань, он не хочет идти. Повлияй-ка ты на него. Совсем весь в мать. Была такая же упёртая. Особенно когда вышла замуж за своего витающего в облаках придурка.
Миша удивлённо смотрел на родственников.
- Тёть Лола, а пианино?
- Вот ещё, тарабанить будешь! Нечего. Соседи взвоют. Мне не надо лишних проблем. Ладно, пошли. Попрощайся со своим чёрным крокодилом.
Мальчик весело рассмеялся.
- Почему "крокодилом"?
- Ну, гробом, - хохотнула тётя Лола, вроде бы подстраиваясь под настроение ребёнка, чтоб легче уговорить его уйти.
Но Миша не понял ни её шутки, ни её задней мысли.
Дядя рванул с места упрямого мальчишку так, что тот вскрикнул, и повёл прочь из родного дома...
Целый день его куда-то везли на поезде. Он думал - встречать родителей. Как же далеко забрались мама с папой! И не доедешь.
Миша был удивлён, когда на вокзале их встретили взрослый парень с девочкой такого же возраста, как он, Миша. Его привели в весьма уютный, но почему-то резко не понравившийся ему новый дом. Комнат было три, и в одну из них мальчика завели и так оставили, ничего даже не объяснив. Сказали только: "Давай размещайся".
Вошла девочка.
- Папа говорит, что с дороги надо всегда мыться. Смывать с себя плохую информацию, которую ты в дороге насобирал.
- Чего? - скорчила рожицу девочка.
- На волосах и коже остаётся нехорошая информация. А когда моешься, она исчезает, и забываешь о плохом.
- Ну ты и дурак! - покрутила собеседница у виска.
Миша насупился.
- И чего ты сел на мою кровать? Ну-ка, сваливай отсюда. И не смей на неё больше садиться, понял?
Мальчик молча встал. Вошла тётя, быстро покидала в шкафчик его вещи, не без вздохов и хмурой мины.
- Тётя Лола, можно помыться?
Она словно только что об этом вспомнила.
- Да, да, иди. Тебе Влад покажет.
Влад - это тот большой мальчик, понял Миша.
Влад небрежно начал объяснять двоюродному брату, как пользоваться душем.
- Ты меня не искупаешь? Папа меня всегда купает. И из душа брызгает.
Парень поморщился и сдвинул красиво преломлённые брови.
- Ты смеёшься, чувак? Я, что, больной, по-твоему? Я тебе не нанимался. Вон, мать попроси.
- Она сказала, что ты должен.
- Вот ещё.
И Влад ушёл. Миша открыл кран, разделся, залез в ванную. Как мог, побрызгал на себя. Мыло было высоко, и ребёнок не достал. Стянул самое ближнее полотенце и начал утираться.
- Эй, эй! Это же для лица! Ишь, пронырливый!
Подскочила тётя Лола и побежала с полотенцем на балкон: сушить.
Вечером все сидели за столом: ужинали. Влад был всё-таки такой забавный. Он всё делал и говорил так, будто ему этого совсем не хотелось - делать и говорить. В манере держать ложку, отламывать хлеб, жевать, окрикивать сестру было много лихой... беспечности.
Семья уселась смотреть телевизор. Миша ходил по комнатам с потерянным видом.
- Ты что, Миша? - голос тёти.
- Тёть Лола, а у вас нет пианино? Я не могу его найти.
- Нет и не было у нас таких громадин. И не предполагается.
- А как же я буду играть? Я должен каждый день играть. Уж я и вчера пропустил.
- Ты, наверное, не совсем понял нас тогда, в своей квартире. Ты больше не будешь мучиться. Мы великодушно избавляем тебя от этой пытки. С сегодняшнего дня никаких пианин, флейт и скрипок! Ты свободен, Михаил.
Сказал дядя Саша.
- Но я очень хочу поиграть.
- Ох, иди-ка ты лучше в детскую, не зли дядю Сашу, - строго велела тётя.
К укладывавшейся в постель матери прибежала дочка с квадратными от недоумения и ужаса глазами.
- Мам, гляди, что он натворил!
Оказалось, племянник исчиркал всю простыню чёрным фломастером. Приглядевшись, тётя Лола поняла, что это клавиши.
- Ты что сделал, негодник!
Она сорвала простыню с кровати.
- Ах, злодей! Испортил такую вещь!
- Я играю на ней по памяти, - хотел порадовать тётю своими способностями ребёнок. Но вместо радости последовала шумная затрещина.
Мальчик побелел.
- Будешь без простыни спать, гадёныш!
Никогда раньше Миша не слышал столько бранных слов и не получал оглушительных шлепков. Мама с папой не пользовались подобным методом по отношению и к нему, и друг к другу.
Ребёнок забился к стенке и поджал ноги. Ему всё мерещилось грозное лицо тёти Лолы и её могучая рука. Вдруг она спряталась под кроватью и схватит его за ногу, чтоб снова побить? Миша боялся даже всхлипывать, плакал бесшумно.
Ему снова приснился этот сад... Какой красивый сад! Павлины клевали с его руки и распускали по его просьбе свои несравненные хвосты, а он бежал кому-то навстречу, игрался, смеялся и искал. На скамеечке сидел Он! Любимый, родной Он! Дядя в фиолетовом сиянии. Дядя улыбался ему, Мише, и манил к себе. Но мальчик весело качал головой. Он знал: стоит коснуться прекрасного молодого дяди - и тот исчезнет вместе со сном. А Миша не хочет, чтобы Он уходил.
Как жалко, на этот раз сон быстро закончился. После Миша обычно просыпался, шептал: "Спокойной ночи, милый дядя", - и укладывался на другой бок, чтоб быстро заснуть во второй раз.
Девочку звали Эля. Тётя Лола уговорила учительницу взять мальчика в её класс. Та не хотела поначалу, но махнула рукой. Она боялась, что ребёнок, тем более мальчик, примется хулиганить на уроках и переменах. А это новая забота. Кому хочется себе дополнительных забот?..
Мишу всё-таки взяли. Эля совершенно пренебрегала им и настраивала против него своих подружек.
Была у неё любимая подружка - Таня. И вот однажды тётя Лола услала дочь и племянника к Тане на день рождения.
Таня надула розовые поросёночьи щёчки и в момент погасила все семь свечей. Детвора захлопала в ладоши и дружно заверещала: "С днём рожденья! С днём рожденья!" Таня съела первый кусок. За ней с увлечением последовало ещё пять ртов.
Мише было очень весело. Он познакомился с Таниным одноклассником - его так странно звали - Ефремом. Они с Таней дружили. И их папы дружили.
Ефрем был ещё тот сорванец.
- Ты умеешь лазить по гаражам? - спросил он Мишу, искря большими, в пол-лица, глазищами.
- Нет. А ты когда-нибудь плакал от музыки?
- Чего?
- Ну, от музыки. Меня мама один раз повела на концерт. А там дяденька-пианист играл. И я заплакал.
- Она тебя побила?
- Почему?
- Ну, отшлёпала? За то, что ты разревелся при людях.
- Да никто не слышал. Я так, про себя...
- А зачем ты плакал? Тоже мне, пацан.
- От музыки, наверное. Я забыл, как она называлась...
- Я тоже люблю музыку. Петь люблю. Только втихаря.
- Зачем втихаря?
- А то мама разозлится. Ты знаешь, что такое "медведь на ухо наступил"?
Миша развеселился.
- Медведь на ухо наступил! Ха-ха-ха! Правда, смешно?
- Это, наверное, больно? - очень серьёзно рассуждал Ефрем.
Миша рассмеялся пуще.
- Больно? Да ты не слышал, что ли, когда так говорят? Это значит, что у тебя нет музыкального слуха.
- Чего?
- Слуха. Музыкального.
Миша дал петуха, чтоб показать человека без слуха.
- Спой мне. Споёшь?
Ефрем раздумывал.
- Не бойся. Мы спрячемся.
Таня нашла мальчишек спустя два часа. С разинутым ротиком наблюдала она, как оба произносили что-то неслыханное.
- Я Вас лю-у-блю-у, я думаю о Ва-а-ас!.. - важно горланил Ефрем.
- Ты смазываешь си. Дай я тебе дам си. Си-и-и!
Подняв указательный пальчик, тянул Миша.
- Вы чего?
Оба вздрогнули.
- Идём танцевать. У нас нет кавалеров.
- Мы поём, не видишь? - выпятив грудь, Ефрем решительно махнул в воздухе.
Таня надула губки.
- Нечего тогда было мой торт есть.
Ефрем прямо задохнулся от обиды. Молча обулся и ушёл, не сказав никому "спасибо" и "до свидания".
Ночью Миша плакал. Мама с папой всё не ехали, и пианино не привозили. Он играл на столе на воображаемых клавишах. Он плакал, потому что ему больше не снился сад с дядей в фиолетовом сиянии.
Когда Миша вышел из класса, чтоб отправиться в известное заведение, навстречу ему шёл Ефрем.
Оба так обрадовались друг другу.
- Ты хочешь сбежать с урока?
- Ага, на меня будет кричать Валентина Сергеевна.
- Давай, сбежим в зал. Туда, наверх.
- Зачем?
- Там стоит пионина.
- Я знаю.
- Знаешь? - Ефрем остолбенел. - И ни-че-го не де-ла-ешь?
- Меня к нему не пускают, - Миша чуть не плакал.
Друг похлопал его по плечу.
- Ладно. Давай скажем, что я выступаю на концерте, а ты мне будешь играть. Давай?
Миша просиял: и правда, хорошая идея!
В актовом зале, к их удивлению, никого не было. Как мышки, подкрались к довольно грубо сколоченному инструменту с облупившимся лаком, Миша открыл крышку и затрепетал. Неуверенно перебрал первую октаву. Вперёд. Назад. Быстрее. Медленнее. Плавно. Отрывисто. Улыбка до ушей.
Ефрем узнал мелодию и подхватил:
- У дороги чибис, у дороги чибис, он кричит, волнуется, чудак... А скажите, чьи вы...
Потом Миша играл гаммы, весёлые и грустные.
- Гамма соль мажор. Моя любимая.
Объявил он.
Миша перебегал из октавы в октаву. Вот защебетал соловушка, вот слон затрубил, девочка засмеялась...
- Это моя мама так радуется.
- А покажи, как Танька с Элькой болтают.
- Я так быстро ещё не умею. Лучше - как Валентина Сергеевна ругается.
Ефрем расхохотался. Миша шумнул ему громким аккордом.
- Много ты знаешь! Мне в музыкальной школе рассказывали. Знаешь, сколько они музыки напридумали? И не переиграть.
Ефрем вскочил со стула и стал напевать одну из современных песен, пританцовывая: "Люли-поцелуи"... Миша перебил его своей игрой.
Мальчики так увлеклись, что звонка не услышали. На перемене мимо зала проходила учительница географии и выгнала их, не слушая оправданий. Это была равнодушная по причине нервной работы и семейных забот женщина. Ей было всё равно.
Мало того, о прогуле двух юнцов, естественно, узнали их учительницы. Вызвали родителей, и беднягам здорово досталось "на пироги".
Нельзя сказать, чтобы тётя Лола, дядя Саша, Влад и Эля были плохими людьми. Они приняли нового члена своей семьи, хоть с недовольством, но всё-таки приняли. Они не присвоили ничего из его вещей, дали ему крышу над головой, свой уголок и не лезли в его тайны, скорби или радости.
С другой стороны, мальчику иногда и хотелось бы, чтоб его о чём-нибудь поспрашивали, поговорили, особенно о маме с папой. Он полгода уж как узнал об их гибели. Но понять этого не мог. А потому и слёз не было. Тётя Лола называла его бессердечным, а он гадал: почему?
Он помнил очень смутно, как вышел из метро, а мама побежала, смеясь, за папой - он задержался у картин, которые продавал в подземном переходе какой-то бедный дедушка. А потом Мишу отбросили - кто и зачем - было совершенно непонятно. И он попал в больницу. Довольно долго продержали там его, потому он и пропустил похороны.
Родители Ефрема запретили сыну общаться с мальчиком "со странностями", и тот, если и видел Мишу, проходил мимо, правда, густо краснея и потупляя большущие глаза.
У Миши осталась фотография совсем молодых папы и мамы - досвадебная фотография. Они оба пели на ней, лукаво и весело глядя друг на друга, готовые вот-вот залиться звонким, молодым смехом... Сны о прекрасном дяде и павлинах исчезли, но Миша всем сердцем жаждал их возвращения.
Однажды. Великое "однажды"!
Однажды Влад сжалился над двоюродным братом и разрешил ему посмотреть "Культуру" - единственный канал, сохранивший крохи красоты в то ужасное время. Показывали расписные горшки и шкатулки.
- Палех! - вспомнил мальчик название.
Влад пил на кухне чай и, наверное, мучился чем-то, потому что лицо у него было такое, как у Миши, когда он размышлял о своей маленькой и такой горькой вдруг жизни...
Рекламы на этом канале не существовало, а вместо них - разнообразные афиши: что и где должно пройти на следующий день.
Раздирающий детский плач заставил Влада прийти в себя. Он побежал в гостиную. Миша уткнулся лицом в диван и закрыл уши. Телевизор крупным планом показывал чёрно-белые клавиши и пальцы, по ним бегающие. Вот и лицо пианиста. Японец какой-то. Вспотел, бедняга.
Влад присел на корточки возле рыдающего ребёнка.
- Ты чего, Михей? Не в кайф? Выключить?
- Да! Да! - завопил скорей мальчик.
В комнату пришла долгая тишина, давшая возможность перевести дух.
- Может, пойдём погуляем, Михей? А? Скучно.
Удивлённые мокрые глаза остановились на нём.
- Не хочешь?
- Хочу.
Миша улыбнулся.
- Ну, ну, не кисни, Мишель, - как мог, подбодрил юноша.
В парке, куда спешил Влад, пели редкие птицы и сидели на каждой почти лавочке парочки. Перед одной из них Влад встал и посмотрел на воркующих. Миша чуть посторонился, предчувствуя что-то нехорошее. Слышал он следующее:
- Это кто же такой? Не знала, что ты увлекаешься детишками, - девичий тонкий голос, приятный, но вызывающий сейчас.
Девушка была очень красива. Миша особенно запомнил, что у неё в одной ноздре был вставлен переливающийся камушек.
- Значит, мне не врали...
Ух, каким жутким, несчастным голосом отвечал Влад, продолжая стоять, как статуя. Парень, обнимавший девушку, некрасиво заулыбался. Миша даже отступил ближе к брату, так ему не понравилась эта ужимка.
- Это, что, твой телохранитель? - парень засмеялся, став ещё противнее.
- Если сеять плохие и грязные мысли, то сам станешь плохим и грязным. Так говорил мой папа.
Решил сказать мальчик, взяв Влада за руку. Он ещё до реакции парня на лавочке почувствовал потребность в защите. Влад крепко сжал его ладошку.
- Что сморозило это чудо? - парень с лавочки встал.
Девушка поднялась вслед за ним.
- Я думаю... истину, - произнёс Влад.
- А, ис-ти-ну! Я щас вам обоим такую истину устрою!
Девушка опередила его.
- Максим, ты что, это дитё!
- Дитё! Ты, что, оглохла? За такие слова дитю по губам надо бить! Надрать по шее-то это дитё!
- Успокойся, Макс! - девушке стало досадно.
- Идём, пупс? - предложил Влад, и братья пошли.
Им вослед неслись угрозы и ещё полный комплект нехороших слов, которых Миша не слышал даже от тёти Лолы.
- Хочешь мороженое? - грустно так спросил юноша.
Мальчик кивнул.
- А ты?
Влад покачал головой.
- Вла-адик! - Миша потянул вздыхающего брата за рукав. - А зачем у неё в носу серёжка? Ей не больно?
- У меня в ухе тоже серёжка. Хочешь, тебе сделаю?
- Так то в ухе. А в носу-то! - поражался Миша. - Выпадет, и дырка останется. Будет гнить. Помнишь, у Эли так было?
И тут Влад захохотал. Смех его долго не прекращался.
- Ну, ты, пупс! - говорил и снова смеялся. - У неё, если хочешь знать, в пупке тоже серёжка.
- Да-а?
Миша вообразил себе, как она ходит и цепляет серьгой за кофту, рвёт себе живот. Он зажмурился.
Влад понимал его мысли и продолжал хохотать.
- Даёшь, Михей. Аж до слёз...
Миша поднял на него глаза и увидел, как одна за другой катятся по лицу брата капельки. Тот закрыл лицо ладонями. Смех прекратился.
- Досмеялся... - объяснял юноша.
Но от этого объяснения мальчик весь сжался и виновато заморгал.
- Досмеялся... Ладно, пошли до хаты? - чуть веселей проговорил Влад.
Миша шёл со школы. Снег лежал жёлтый и намеревался, наверное, сойти. Сегодня отхватил две тройки. Ну и что. Это никого не интересует.
- Михей, здорово, казак!
Ой! На школьном дворе стоял Влад.
- Привет! - обрадовался мальчик.
И почему он ему был так рад, разве можно объяснить? Рад был без памяти. Даже поцеловал его.
- Ну, чего лижешься? Здороваться учись. Снимай-ка варежку.
И Влад научил его здороваться по-мужски.
- Где Элька?
- Она всегда с подружками идёт.
- Бог с ней. Пошли кататься.
- А санки где?
- Санки-шманки, вот ещё! Зачем же созданы пакеты? - как поэтическую строчку, с расстановкой продекламировал Влад.
И они до вечера прокатались на пакетах с длиннющей горки, перекусив двумя бутербродами, которые тётя Лола загрузила им для школьного завтрака. Вечером обоих ждал нагоняй, но перенесли они его мужественно.
Мальчик замедлил шаг. "Фа, фа-ре-фа, ля диез..."
- О чём базарчик? - склонился над ним брат.
- Ветер поёт "фа, фа-ре-фа, ля диез..." Слышишь?
Мишины глаза сияли ярче самой чистой сосульки на солнце.
- Ты не перегрелся, малёк?
Влад приложил руку к детскому лбу.
- Ты мне не веришь?
- Допустим, верю. Когда у тебя день рождения?
- Первого августа.
- Далеко. А у меня - завтра. Я тебя приглашаю.
Сидели с Владом в кафе вдвоём, брат поназаказывал всякой вкуснотищи, себе налил, как сам сказал, вина, а Мише предложил виноградный сок. Им было так весело!
- А на выходных ещё дома, в семье, отметим. Красота, да?
- Да! - согласился Миша, энергично жуя.
Вдруг мальчик побледнел. Глаза его расширились, и он замер.
- Мишель, в чём наша проблема? - заволновался Влад, пару раз встряхнув брата.
- Владик, там эта девочка. С тем мальчишкой, который на нас кричал тогда в парке, помнишь?
- А-а, не страшно. Ты что так перетрусил, мужик? Может, мы их не знаем.
К облегчению Миши, пара села за столик и даже не смотрела в их сторону. В ноздре у девушки ничего не переливалось. Вид был усталый, жалкий. Один противный мальчишка громко гоготал и смотрел на неё так, как иногда тётя Лола смотрела на Мишу, если тот набедокурит. Парень с девушкой их, действительно, не видели. Влад сидел, сделав презрительное лицо, и медленно кушал.
И тут - раздражённый вскрик. Упал стул. Вернее, его со злостью опрокинули. Влад не обернулся.
- Владик, он ушёл, а она плачет...
- Выпьем за любовь, Михей!
Она услышала. Застыла.
- Мороженое купить? Или лучше пирожное?
Ребёнок неуверенно прошептал:
- А можно шоколадку с начинкой?
Влад тряхнул головой, мол, в чём вопрос. Пока он ходил, девушка поставила на место опрокинутый стул и подошла к Мише.
- Приветик, - улыбнулась она.
Мальчик улыбнулся в ответ.
- Ты с Владом сильно дружишь, я вижу. Ты не мог бы передать ему... Что я очень хочу с ним поговорить?