- Даниил Евгеньевич? - переспросил мужской голос на его традиционное 'алло', выдержал паузу, дождавшись, когда он ответит утвердительно, после чего произнес: - Добрый вечер. Это Игорь Самойлов. Мы с вами сотрудничали пару лет назад.
- По поводу...? - этого спрашивать и не требовалось. Он прекрасно помнил этот голос и царапучего котенка, которого ему нужно было найти.
- У меня тогда пропала дочь, Ксения, помните? - голос не сполз на надежду или уговоры, как будто его издавал робот. Такой, абсолютно без эмоций!
- Да, что-то такое припоминаю... - ну набивать себе цену никому не возбраняется! Сделаем вид, что у него море подобных случаев. - У вас новое дело?
- Вот я, собственно, и звоню по поводу дочери... - голос как-то поплыл в сторону очеловечивания.
- Что? Опять она? Опять сбежала? - с ужасом переспросил Данька. Страх перед этим демоненком не прошел и за три года.
- Я заплачу в два раза больше, чем предлагал в прошлый раз, - голос тут же прекратил поползновения в сторону очеловечивания и остался на состоянии бездушного робота.
'Да не в этом дело!' - хотелось крикнуть ему. Как ему объяснить этому голосу, лишенному всяческих человеческих эмоций, что нервные клетки не восстанавливаются. А он, Данька, три года назад их потратил столько, что исчерпал весь свой резерв до конца жизни - хоть ложись и помирай, прямо щас и прямо туточки. Эх! Он потер помятое лицо ладонями, пытаясь прийти в себя от обрушившейся на него новости. Вот чего ему сейчас ну совершенно не нужно, так это встреча с этой девчонкой!
- Рассказывайте, - его голос тоже обесчеловечился, как обычно, когда он направлял мозги в рабочее русло.
Три года назад.
Моросил мелкий противный дождь, небо было затянуто низкими темно-серыми тучами. На фоне мокрой зелени деревьев выделялась одинокая темная фигура мужчины в черном плаще. Казалось, ему этот дождь не мешал, а наоборот помогал. Помогал скрыть под катящимися по лицу каплями те чувства, которые он вынужден был прятать уже не один день.
- Мне очень без тебя плохо! - шептали его губы. - Если бы можно было, я сделал бы все, чтобы ты вернулась!
Тяжело вздохнул. Тишина в ответ не давила - успокаивала. Как будто он получил ответ, за которым пришел сюда.
- Ксюха без тебя совсем изменилась, окончательно отбилась от рук. Была всегда такой послушной девочкой, а после .... я вообще ее не узнаю. Ты представляешь, твоя дочь стала готом! Да-да, - усмехнулся он сквозь дождь. - Она выросла и очень изменилась. И еще у меня такое ощущение, что она меня ненавидит, - чуть обиженно шепнул он, а потом быстро продолжил, как будто боялся, что она его перебьет: - Я знаю: переходный возраст и все такое, но с ней вообще стало невозможно разговаривать... Иногда мне кажется, что без тебя все рушится. Без тебя моя жизнь рушится... Я знаю, я должен быть сильным, но, Ленка, я не могу без тебя!
Самойлов неприлично всхлипнул, с трудом сглотнул все-таки навернувшиеся слезы и поднял воротник плаща.
- Ладно, я пойду, - кивнул он, покусывая нижнюю губу и уже делая шаг в сторону. Но вдруг вспомнив что-то, остановился: - А да, чуть не забыл самого главного: на следующей неделе приезжает твоя мама, мы придем к тебе вместе с ней.
Самойлов прикоснулся пальцами к губам, приложил их к холодному граниту могилы, развернулся и быстро пошел вдоль дорожки к выходу с кладбища.
Дома все было как обычно: тихо и до противного чисто. Не было ни разбросанных вещей, ни пролитого молока на кухне, не было даже запаха. Вообще никакого запаха не было - полная стерильность. Квартира была такой же пустой от всего, как и вся его жизнь после смерти жены. Ксении дома тоже не было. ...'дома...' Он горько и как-то злобно усмехнулся. Дом обычно пахнет горячими оладушками с цукини, которые она так любила готовить, там вечно орет все и изо всех углов: телевизоры во всех комнатах, какое-нибудь радио, еще и ай-под в ушах, пока она, пританцовывая и подпевая одной ей слышной мелодии, подбрасывает деревянной лопаточкой вкусный неровный овал (чем он неровне, тем он вкуснее - это они с Ксюхой вывели такой закон, тогда, когда она еще была нормальным ребенком, а не сорвавшейся с цепи бешеной дворнягой). А еще в доме должно быть полно всяких пахучих бутылочек, какие-то гели, бальзамы, кремы для всевозможных мест, которые стоят на любой найденной, но совершенно не предназначенной для этого, поверхности. Назначение этих баночек-скляночек до сих пор остается для него загадкой за семью печатями. И уж тем более остается тайной: как женщины их никогда не путают?! И как при таком огромном количестве она постоянно жаловалась, что нужно купить то или это?!
А он вечно ворчал, ходил по комнатам, выключал телевизоры, избавляясь от давления на барабанные перепонки. Он не любил громких звуков! Как он тогда мечтал о тишине и покое! Получил? Доволен? Так и хочется взять что-нибудь потяжелее и треснуть об стену, так чтобы и звук был погромче и пар выпустить. Вот кастрюля подойдет. Это из недавнего опыта. Ох и разбомбил он как-то кухню! Что называется, отвел душу! Да так отвел, что неудобно было перед домработницей, пришлось ей платить вдвое больше за причиненное безобразие. Пробовал включать телек на полную громкость - не-а, не греет! А теперь ничего в этой квартире, которая когда-то была домом, а теперь превратилась просто в пространство, куда двое людей приходят поспать, ничего здесь не греет. Ничего не цепляет глаз, ничего так радостно не раздражает. Он-то хотел, как лучше, когда попросил Риту Платоновну, их клининг-леди, убрать все Ленкины вещи. А получилось... как водится!
Сначала он обрадовался отсутствию Ксюхи. Пусть небольшая, а передышка. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя после похода на кладбище. Меньше всего ему сейчас нужен был очередной скандал с дочерью, а он был неизбежен. В последнее время каждый их разговор превращался в поле боя.
К десяти вечера, когда дочь не появилась, он начал волноваться и обзвонил известных ему подруг Ксении. Ее нигде не было. Решив подождать ее в зале перед телевизором, с дивана как раз просматривалась входная дверь, он неожиданно для себя забылся тяжелым сном.
Проснувшись рано утром, обнаружил, что Ксения так и не приходила домой. Тяжело вздохнув, Самойлов позвонил единственному своему другу - Роману Туманову. Тот всегда знал, что делать в любых ситуациях.
***
- Кать, ну хватит на телефоне висеть, - взмолился Туманов.
Он вошел в комнату, взял свой любимый свитер и постоял некоторое время, наблюдая, как его жена слушает невидимого собеседника, приложив указательный палец к губам. Это был знак ему помолчать и не вмешиваться в ее разговор.
- Ну в кои-то веки собрались выехать всей семьей, - начал бурчать он, кружа вокруг да около, делая вид, что перебирает вещи, на самом деле просто действовал ей на нервы. - Взяли выходной на пятницу. Так все хорошо начиналось! Три выходных вместе на природе!
- Туманов, - не выдержала Катя. - Иди, складывай сумку. Я сейчас заканчиваю.
- Ага, знаю я, как ты заканчиваешь...
- Ром, проверь детей. Дай мне спокойно договорить, и я буду свободна на все ТРИ дня, - он уже видел, как она раздувала ноздри. Ага, отлично, значит, действительно он ее зацепил. Если бы не бурчал, она так бы и разговаривала еще часа два с сотрудниками, раздавая поручения и разъясняя, что еще нужно сделать. Уж за столько лет брака, он уже изучил ее вдоль и поперек и если ей не мешать, она может проговорить и полдня. Пусть бесится, что она делает всегда, когда ее отрывают от любимой работы, зато теперь она действительно закончит разговор через пару минут, и они, может быть, выедут вовремя, как и планировали. Туманов довольно развернулся и пошел прочь, напевая себе под нос какой-то веселый мотивчик.
- Вань, я тебя очень прошу, пойди к папе. Он у нас все знает, - попросила сына поглощенная сборами Катя.
- Папа сказал спросить у тебя, - заныл четырехлетний мальчуган, ходящий за ней хвостиком.
- Ну хорошо, - вздохнула она, сдаваясь. Сын весь в отца: не отстанет, пока все не будет по его. - Давай, что там у тебя? - Катя на секунду присела на стул, беря в руки раскрытую книгу.
- Вот, - малыш ткнул пальцем в страницу. Что именно 'вот' и почему, Катя так и не разобралась. В дверях появился Туманов с трубкой мобильного телефона в руке.
- Катюш, все отменяется.
- Что-то случилось? - тут же отреагировала она на его тон.
- У Самойлова Ксюша пропала...
- Как пропала? - ахнула Катя, прижимая маленького Ваньку к своему боку, как будто защищая от напасти.
- Не знаю. Пока ничего не знаю. Он только звонил, сам не свой. Давай поедем в другой раз, а? Или езжайте без меня...
- Нет, - четко ответила Катя. - Без тебя мы никуда не поедем. Ничего, съездим на следующие выходные. Ванюш, - обратилась она к сыну как к взрослому. - Можно тебя попросить кое о чем?
Малыш с готовностью кивнул.
- Ты не мог бы пойти к себе в комнату, нам с папой нужно поговорить. Хорошо, милый?
- Ладно, - захватив с собой книгу, которая была чуть ли не больше него, мальчик поплелся к выходу.
- Чего делать не знаю, - Туманов присел рядом с Катей, провел рукой по светлым волосам. - Игорь не хочет обращаться в нашу службу безопасности... Он думает, что это просто семейный неурядицы с дочерью...
- Н-да, нелегко ему дался последний год, - вздохнула Катя, вспоминая момент, когда они получили страшную новость об аварии, в которой погибла жена Игоря, похороны и его непроницаемое лицо...
- Ничего, что-нибудь придумаем, - уверено сказала Катя, поглаживая Туманова по плечу, вырываясь из задумчивости. - Слушай, а давай я позвоню Надин, у нее же Андрей то ли частный детектив, то ли что-то в этом роде.
- Позвони, - кивнул Туманов, поднимаясь. - Я пока тоже сделаю пару звонков.
- Ну что? - спросил снова появившийся через время Туманов.
- Надя с Андреем сейчас отдыхают в Доминикане, - поморщилась Катя. - Но Андрей пообещал скинуть номер его хорошего и надежного знакомого, который может помочь.
***
- Дан, добрый день. Куприянов беспокоит, - послышался в трубке уверенный голос. Голос, которого Дан очень боялся когда-нибудь услышать.
- Добрый день, Андрей Алексеевич, - тем не менее спокойно ответил он. Ну насколько это вообще было возможно - оставаться спокойным от такого звонка.
- Как ты? Все хорошо? - спросил голос.
- Да, все в порядке, - все так же ответил он. И только сейчас заметил, что встал и вытянулся в струночку от напряжения.
- Как мать себя чувствует?
- Мама умерла несколько месяцев назад, - все так же спокойно ответил Данька.
- Я не знал. Прости.
Почувствовав нерешительность в голосе звонившего, Дан решил перейти к сути.
- Андрей Алексеевич, я помню условия нашего договора. Я готов.
- Дан, прости, я, правда, не знал о твоей матери. Договор был с ней. Извини, что побеспокоил. Я обращусь к кому-нибудь другому.
- Нет, Андрей Алексеевич, - начал почти упрашивать Данька. - Вы мне очень помогли, вытащили меня из тюрьмы...
- Ты не был виновен, я просто восстановил справедливость...
- Да, я знаю, и все же... Если я могу помочь, позвольте мне это сделать... Мама бы хотела, чтобы я вернул вам долг... - уже тише добавил он. - У нас тогда не было денег распл...
- Деньги не всесильны, молодой человек, - усмехнулся голос.
- Да, конечно. Простите, но вы оплатили все расходы за меня и...
- Дан, мне очень жаль твою мать, она была очень хорошим человеком, - повисла тишина, как будто человек на том конце взвешивал все за и против. - Лады. Я дам твой номер, тебе позвонят.
- Спасибо, Андрей Алексеевич.
***
Ну, конечно! Другого она и не ожидала увидеть! Татьяна от отчаяния чуть не ударила по рулю.
Конечно, когда возвращаешься домой в первом часу ночи, трудно найти место для парковки. Все уже занято, заставлено, забито. Теперь придется кружить в поисках малейшей дырочки, куда можно будет впихнуть ее машину. Так, объезжаем дом еще раз и если ничего, то вон там, у дерева можно попытаться. Придется задними колесами заехать на бордюр, а перед будет немного торчать, ну и ладно! Да, там между машинами напротив дерева очень даже душевное местечко, сейчас мы попытаемся туда втиснуться. Какой-то пенек возле дерева? Странно, вроде раньше не было... Или не пенек... Ладно, сейчас хотя бы задом туда войдем, потом можно будет выйти из машины посмотреть, может кто-то из соседей мусор поставил - не перевелись еще в нашем дворе такие ...хм... как бы пополиткорректнее выразиться ... нехорошие люди - редиски! А темень-то! Деревья весь свет от фонарей перекрыли. Она уже почти вписалась в проем, когда неожиданно 'пень' громко завизжал и вскочил.
Таня резко ударила по тормозам и выскочила из машины, прижимая руку к выпрыгивающему сердцу. Кинулась к дереву, под которым 'пень' снова превратился в пень, только с другой стороны дерева.
- Ты кто? - спросила Таня и тут же почувствовала себя глупо.
- Ты что тут делаешь? - удивилась Таня, разглядывая худые коленки в черных колготках, выглядывающие в прорезях длинной черной юбки. Переведя взгляд повыше, попыталась разглядеть лицо в свете подфарников, но на глаза попадалась только копна черных волос. Копна? Нет, это скорее шарик, нет, шапка, короче, все что угодно, только не волосы - нечто огромное и черное. Слишком огромное и слишком черное для этого худенького существа.
- Сижу, - буркнул 'пенек'-ребенок.
- Сидишь, - зачем-то повторила Татьяна, начиная успокаиваться. - Ты меня до смерти перепугала. Чего визжать-то так?!
'Пенек' только с еще большими усилиями начал кутаться в черную же косуху.
Таня какое-то время постояла, молча разглядывая это 'чудо'. Так и хотелось спросить: 'Котенок, ты чей?'.
Сразу вспомнился случай, как она подростком сбежала из дома. В первый и последний раз в жизни.
День не предвещал ничего плохого. В школе отучилась как обычно, получила пятерки, дома убрала разбросанные с утра родителями вещи, помыла посуду, сделала уроки и только тогда заметила записку на кухонном столе от мамы: 'Сдай бутылки и купи хлеба'. Но было уже поздно, они договорились с подругой пойти с сестрой подруги на аэробику. Так хотелось посмотреть и попробовать что это за такое иностранное чудо, 'аэробика'. Она решила, что раз не заметила записку вовремя, а на улице уже темнело, то можно будет сделать эти мамины задания завтра. И уже сбегая вприпрыжку по лестнице, столкнулась с мамой. И видимо настроения у них не совпали. Она радостно улыбалась, предвкушая встречу с подругой, а мать тяжело поднималась по лестнице, таща тяжелую авоську с чем-то нужным, за чем она наверняка отстояла не один час в длиннющих очередях. Только Таня ничего этого тогда не понимала, как не осознавала все тяготы жизни, выпавшие на долю матери. Что можно понимать в одиннадцать лет!
- Мам, я все сделала, - подлетела она к матери и чмокнула ту в щеку. - Только бутылки не сдала и хлеба не купила, а так...
- Вот можешь и не возвращаться без хлеба, - устало походя сказала мать и поплелась дальше вверх по лестнице.
Радостное настроение как ветром сдуло.
- Мам... - как-то просяще протянула Таня. Но мать только мотнула головой, мол и без тебя тошно. Она могла бы махнуть рукой, но одной - она опиралась на перила лестницы, а в другой держала почти перерезающую пальцы сумку с продуктами. И даже не оглянулась. А Тане так стало обидно, просто до слез. Она неуверенно спустилась вниз по лестнице к выходу, все раздумывая идти на встречу с подругой или вернуться домой и помочь матери. А что она поможет, если уже ее обвинили. Решила встретиться с подругой, хоть предупредить, что она не пойдет ни на какую аэробику. Так и сделала, а после встречи с подругой, побрела к магазину, периодически останавливаясь, выуживая из карманов пальто мелочь. На хлеб не хватало, даже на половинку. Она доплелась до магазина, постояла, посмотрела сквозь огромную стеклянную витрину на освещенное нутро (там наверняка тепло и вкусно пахнет свежеиспеченным хлебом), но войти так и не решилась. На те деньги, которые у нее есть, можно купить булочку, даже две. Но булочку домой не принесешь, только еще больше раздражать мать. Вздохнув, она поплелась обратно к дому. Уже совсем стемнело, улицы обезлюдили. Скоро и отец придет с работы домой, или уже пришел. Отец всегда ее защищал, но почему-то она была уверена, что в этот раз и он тоже будет ее ругать. Уже подошла к подъезду, помялась перед дверью, развернулась и пошла на параллельную улицу в сторону школы. Если в домах окна постепенно загорались уютным светом, то в здание школы наоборот было темным и каким-то нависающим на нее. Школа словно укоризненно смотрела на нее темными глазницами. Стало жутковато, захотелось срочно куда-нибудь спрятаться. Она зашла в круглую площадку, заросшую высокими кустами. Посреди площадки стояла лавочка. Какая была изначальная задумка этой площадки, вряд ли кто-либо мог сказать. Сейчас на этой площадке курили мальчишки-старшеклассники, собираясь по три-четыре человека, кусты были такие густые, что даже при свете дня рассмотреть, кто находится на площадке, было невозможно. Это и спасало мальчишек от гнева директора и завуча.
Здесь Таня и решила спрятаться и подумать, что делать дальше. Лавка была влажная и холодная, но она все равно примостилась на ней, нахохлившись как мокрый воробушек. Прямо как вот эта девочка в черной косухе. Что-то было в ней трогательное, несмотря на отпугивающий чернотой вид гота.
Таня долго сидела в кустах, рассматривая редкие листья и поглядывая на небо, не зарядит ли мерзкий моросящий дождь и раздумывая, что делать дальше и на долго ли ей хватит двух булочек. На два дня? А если ее не будет в школе два дня, ее выгонят из школы? Жалко, она хорошо училась. Ну и что, можно будет поехать куда-нибудь далеко-далеко, где тепло и не так промозгло. Она представила себе железную дорогу и мчащиеся по ней вагоны, а потом солнце и ласково плещущиеся волны моря. Ну какого-нибудь моря, в данный момент совершенно не важно какого именно. Она засунула руки поглубже в карманы, нащупала пальцами мелочь и вытащила ее, чтобы еще раз пересчитать свои шесть копеек. И вдруг, у нее даже сердце екнуло, среди желтой советских монет блеснул белый металл. Таня затаила дыхание. Это могло означать либо десять, либо пятнадцать копеек. О двадцати Таня не смела и мечтать, это и так целое состояние. Она наклонила голову поближе к раскрытой ладони. Точно, пятнадцать копеек. Теперь можно купить хлеб и вернуться домой. Таня зажала монетки в кулачок и бросилась из школьного двора, мимо школы, мимо дома, в другую сторону, по улице к хлебному магазину в надежде успеть... Но она не успела. Задыхаясь от бешенного бега, Таня смотрела на закрытые двери и темную витрину. Не успела! Последняя надежда вернуться домой пропала. Вот бестолочь! Могла бы покопаться в карманах получше, когда магазин еще был открыт! Или сдать бутылки вместо того, чтобы идти на встречу с подругой. А теперь что?! А далекое солнечное море манило огромными белыми кораблями, покачивающимися на ласковых волнах...
Таня медленно плелась обратно, потеряв последнюю надежду вернуться домой. Она даже подошла к дому и зашла в подъезд, и даже подошла к дверям квартиры. Там было тихо, был слышен только звук телевизора. Вот так! Ее никто и не ищет, наверное, никому она не нужна без хлеба. Таня развернулась и тихонько пошла по ступенькам вниз. Вернулась на уже облюбованную лавочку. Почему именно сюда? Снова сунула руки в карманы и стала думать. Теперь у нее было много денег, на них можно купить аж семь булочек, хватит на семь дней. Наверное. А можно купить три булочки и бутылку газировки. Или одно пирожное. Нет, одного пирожного будет мало, надо не швыряться деньгами...
Сколько она там просидела? Часа два или три или четыре. Только она уже совсем замерзла, руки были холодные как лед и карманы пальто не спасали. Зубы отбивали дробь, когда послышался голос отца:
- Таня! Таня!
- Пап, - тихонько позвала она, боясь, что сейчас ей влетит по первое число.
Отец появился из-за кустов, большой и строгий, в поблескивающих в неверном свете фонарей очках.
- Ты что здесь делаешь? Мама нам такой ужин приготовила! А ты тут сидишь мерзнешь. Пошли домой, - махнул он рукой, приглашая Таню следовать за ним.
- Я хлеб не купила, - прошептала Таня, ожидая, что вот сейчас-то отец на нее накинется.
- Ну и ладно, там мама макароны отварила. Обойдемся сегодня без хлеба, - улыбаясь, сказал он.
То ли от этой улыбки, то ли от его понимающего голоса, Танин подбородок задрожал, а из глаз полились горячие крупные слезы. Отец притянул ее к себе.
- Мама скала без хлеба домой не приходить, - разревелась Таня, уткнувшись отцу в куртку.
- Ну-ну, - успокаивал он ее, гладя и похлопывая по спине. - Ладно. Пойдем домой. Мама там волнуется. Она же просто так сказала про хлеб. Пойдем, ты совсем замерзла.
Она почти успокоилась по дороге домой, идя рядом с отцом. Чувствуя, что он рядом, он ее защищает. И все же когда они подошли к двери, она замялась. Вдруг мама будет ругать. А когда мама ругалась - хуже некуда!
- Танюш, ну ты что? Так нас напугала! - кинулась мать к ней. - Замерзла совсем. Ты где была? - прижала ее к своему теплу.
- Ты сказала... - слезы снова полились в два ручья.
- Глупенькая, - прижала мать ее к себе покрепче, целуя то в щеку, то в лоб. - Иди переодевайся, мой руки, давайте садиться ужинать. Папа еще не ел с работы - тебя ждали.
Вот теперь глядя на эту девчушку во всем черном, она вспоминала те ощущения потерянности и брошенности. Так одиноко может чувствовать себя только ребенок, поссорившийся с родителями.
***
- Ты с родителями поссорилась? - спросила Татьяна, приближаясь к съежившейся девочке.
- А вам-то что? - буркнула та.
- А вот грубить все же не стоит, - более холодным тоном укорила Таня.
В ответ тишина.
- Давай я позвоню кому-нибудь. Твои родители, наверное, с ума сходят.
- Нету у меня родителей, - резко почти выкрикнула девочка и, наконец, подняла к Тане зареванное лицо в черных разводах.
Н-да, страшновастенький видок! И что за мода по пол лица черными тенями замалевывать?! На счет родителей Таня ни секунды не сомневалась, что все вранье.
- Ладно, - согласилась Таня, не зная, что еще сказать или сделать. Постояла еще немного в нерешительности, забрала вещи из машины и повернулась было идти к подъезду, но передумала.
- Слушай, давай так: ты идешь ко мне, у меня в квартире, по крайней мере, не холодно и есть что перекусить и где поспать, а я тебя ни о чем спрашивать не буду. Идет?
- Никуда я не пойду, - шепнула девочка, но Таня расслышала в ее голосе неуверенности. Все-таки холод и голод видимо давали о себе знать.
- Второй раз предлагать не буду. Либо идем сейчас, поможешь мне пакеты донести, или останешься здесь на всю ночь, - пригрозила Татьяна.
Видимо перспектива провести всю ночь на холоде возымела действие. 'Пенек' зашевелился и вырос. Девочка оказалась всего-то чуть ниже Тани. Вот это акселерация у детей!
- На, - сунула Таня ей в руки пакеты и, не оборачиваясь, застучала каблучками к двери подъезда. Не слыша позади шагов, обернулась: девочка стояла на том же месте, держа пакеты, все еще раздумывая идти или нет.
- Ребенок, ты идешь? - подогнала ее Таня.
- Я не ребенок, - пробурчала девочка, перешагивая через бордюр.
- Хорошо, неребенок, давай шевелись, я уже замерзла, - повела она плечами. И отвернувшись к сумке в поисках ключей, произнесла как будто сама себе:
- И как ты тут сидела на такой холодище?!... Кстати, долго сидела? - бросила она вопрос за спину, занятая открыванием двери.
- Не знаю, - буркнула девочка.
- Понятно, - кивнула Таня, хотя ей было ничего не понятно.
Войдя в квартиру, Таня сразу приступила к разъяснению плана действий. Так девочке будет легче сразу освоиться.
- Так, ванная там. Сейчас выдам тебе чистое полотенце и футболку. Я пока пакеты разберу, - говорила она, переходя из одной комнаты в другую в поисках нужных вещей.
Девочка все стояла на пороге с пакетами. Таня положила полотенце и футболку на подлокотник кресла, показав на них девочке, та еле заметно кивнула. Таня подошла взять у нее пакеты и посмотрела на лицо с размазавшейся тушью внимательнее. Что-то было в этой девочке трогательное, несмотря на весь ужасный черный вид, все же казалось что это маска, за которой она прячется.
- Тебя как зовут? - внимательно глядя на незнакомку, спросила Таня.
- Вы обещали не задавать вопросы, - ощетинилась та.
- Ну ок, - отмахнулась Таня, забирая пакеты. - Меня зовут Татьяна, - бросила она уже из кухни.
- Итак, она звалась Татьяна, - начала паясничать девочка, расшнуровывая тяжелые черные ботинки на высокой платформе.
- Сама по себе, - вдруг вздернула подбородок. - Что нельзя? И вообще...
- Да, никаких вопросов, - предупредила ее порыв Таня. - Я помню. Идем, я покажу тебе, где что стоит в ванной.
***
Услышав, что шум воды в ванной прекратился, Таня начала разливать чай. Н-да, чаевничать в час ночи на сон грядущий - это, конечно, очень 'умно', но неребенка надо согреть, а ей... она будет радоваться хоть какой-то компании, появившейся в ее холостяцкой квартире за долгое время.
Взглянув на девочку, появившуюся на пороге кухни, Таня облегченно выдохнула:
- Слава богу! Это парик! Я все думала, неужели так можно над собственными волосами издеваться?!
Девочка прикоснулась к своим длинным соломенного цвета волосам, засмущалась, слегка склонив голову вбок.
- Хочу перекрасить в черный, - кивнула девочка для большей убедительности.
- Зачем? - удивилась Таня.
- Чтобы было поярче, - пожала плечами девочка.
- У тебя красивые волосы, зачем же их портить?! Садись, ешь, - между делом скала Таня указывая на кружку с дымящимся чаем.
- Да кому нужен этот мышиный цвет! Вот были бы у меня такие волосы как у вас! - она восхищенно посмотрела на Танины шоколадного цвета кудряшки. - За такие можно полжизни отдать!
Таня усмехнулась в ответ:
- Если б ты знала, как меня бесят мои волосы и сколько времени и денег мне стоит их вытянуть. Чтобы они ложились хоть в каком-то подобии порядка... Я вот всегда мечтала о длинных прямых светлых волосах, как у тебя.
Обе улыбнулись.
- Да, трава на газоне соседа всегда зеленее, - усмехнулась Таня. - Так ты с кем живешь? - как бы между прочим спросила она.
- С па... с бабушкой, - быстро поправилась девочка, застыв с недонесенным до рта бутербродом. - Вам-то что?
- Слушай, золотце, - вскипела Таня. - Я привела тебя в свой дом, надеясь хотя бы на вежливость. Никто тебе душу выворачивать не собирается, у меня своих проблем - выше крыши. Но те люди, с которыми ты живешь, могут волноваться, искать тебя. Поэтому надо их предупредить.
- Меня никто не ищет, - отрезала девочка, но менее враждебным тоном.
- Ох, ладно, из тебя клещами ничего не вытянешь. Давай укладываться спать. Утро вечера мудренее.
Девочка внимательно посмотрела на Таню и вдруг всхлипнула.
- Ты чего? - испугалась Таня.
- Ничего, - снова буркнула та. И после еще одного всхлипывания очень тихо добавила: - Так мама часто говорила...
В голове у Тани крутился стандартный вопрос 'Скучаешь по маме?' Но задавать его она не стала. Не тот ребенок, не та ситуация, да и вообще ей показалось это глупым.
Утром Таня нашла обрывок из журнала, прикрепленный под магнитиком на холодильнике. На обрывке было написано одно только слово: 'Спасибо'.
***
После похорон Самойлов еще полгода носил обручальное кольцо. Просто не обращал на него внимания. Не до него было. Хотя... скорее всего, просто хотел, чтобы хоть что-то осталось по- прежнему, что-то постоянное из прошлой жизни.
Поэтому он упорно не замечал пристальные красноречивые взгляды друзей на его безымянный палец. Может они и хотели как лучше, надеясь, что если он снимет кольцо, то боль внутри него утихнет. Порвется последняя ниточка, связывающая его с ней, а с этой ниточкой прекратиться и боль? Как же это наивно! Насколько далеки его друзья от понимания того, ЧТО он потерял!
Ленка была для него не просто женой, не просто женщиной, не просто другом, она была его половиной. Смерть забрала не только ее, но и его. Они так долго были вместе, что он даже не помнил, когда они познакомились. Казалось, они были вместе с рождения. Ну, конечно, не с рождения, но с первого класса - это точно. Их сразу же посадили за одну парту, так и началась их дружба.
Это действительно была настоящая дружба, познающаяся и в радости и в беде. Они делились друг с другом всем, со всеми вопросами шли не к родителям, братьям, сестрам, а друг к другу. Даже когда подросли и начали ходить на свидания в старших классах, приходили друг к другу и рассказывали свои ощущения. Они ни разу не смотрели друг на друга, как на мужчину и женщину. Их дружба была бесполой. И это было здорово! Было здорово без всякого стеснения обсуждать с человеком противоположного пола вопросы, которые интересуют подростков в период созревания. Без краски, заливающей лицо, делиться опытом первых поцелуев.
Они практически всегда были вместе, в школе за одной партой, после школы с плеером с одними наушниками на двоих. Окружающие привыкли видеть их вместе. Тогда только появилась реклама шоколадных палочек Твикс - их так и прозвали: Твикс - сладкая парочка. Неразделимые. Вот такими они и были. Единственное время в сутках, когда они были порознь, - ночь, рано или поздно приходилось разбредаться по домам и ночевать в своих постелях.
Первые проблемы начались, когда они начали учебу в ВУЗах. Их половины отказывались понимать их отношения, им это казалось странным, ненормальным. Они прибегали друг к другу, крутили у виска пальцам и жаловались на странных людей. Почему нельзя понять: у них дружба, просто дружба! Да, и такое бывает между парнем и девушкой! Началась ревность, отношения не складывались, партнеры сменяли друг друга, и только эта парочка оставалась вместе. Ничто не могло их разлучить. Легче поменять партнера по танцам, поцелуям, постели, чем поменять друга!
Постепенно их дружбе перестали верить даже близкие знакомые, намекая, что они просто скрывают от всех свои отношения. Они только смеялись над их глупыми домыслами...
Пока однажды они не поехали к ее тетке на дачу в Подмосковье. Там собралось много народа, отмечали чей-то день рождения что ли (он сейчас не мог вспомнить, что был за повод). И в начале первого ночи, когда уставшие гости-родственники постепенно начали расходится по комнатам, выяснилось, что им постелили мало того, что в одной комнате, так еще и в одной постели! Чего они никогда не делали - никогда не спали вместе! Да, смотреть телевизор удобно устроившись рядышком на диване - это само собой! Но спать. Ночью. Вместе. Вот тут они оба смутились, и Ленка пошла к тетке разруливать ситуацию. Уставшая тетка отмахнулась, сказав:
- Не морочьте мне голову!
После чего Ленка робко вернулась в комнату и, пожав плечами, поставила его перед фактом: другого варианта нет, придется спать вместе. Одеяло им тоже дали одно на двоих, и, замерзнув ночью, они тесно прижались друг к другу, а потом... Потом природа взяла свое! В ту ночь они и дали начало новой жизни под названием Ксюха.
Правда, следующую неделю после знаменательной ночи на даче они смущенно избегали друг друга, пока не соскучились. А потом как-то само собой получилось, что они поженились. И совсем не удивились, когда выяснилось, что Ленка беременна. Да и Ксюха родилась вроде как само собой.
Вспоминая сейчас, как бедно они жили, снимая крошечную однокомнатную квартирку на последнем этаже двенадцатиэтажки на окраине, откуда было вечно не добраться, в доме, где почти никогда не работал лифт, постоянно в долгах, постоянно с Ксюхой на руках, которая то переворачивала чай на курсовики, которыми он подрабатывал им на жизнь, то какала на только что подаренный родителями ковер, он блаженно улыбался. Они были так счастливы! Потом это вошло в привычку. Потом он встретил Туманова и начался его стремительный взлет по карьерной лестнице. Потом они купили эту огромную квартиру. Потом он подарил ей на день рождения эту, будь она трижды проклята, машину...
Это все было потом. А тогда, засыпая над дипломной работой, в вечных слюнях Ксюхи, в комнате, обвешенной пеленками (памперсы уже появились, но были безумно дорогими, они не могли себе этого позволить, и даже подаренные родителями или друзьями экономили и одевали Ксюхе только по выдающимся случаям, вроде похода к кому-нибудь в гости), он чувствовал себя счастливым, потому что впереди была жизнь, полная проблем, взлетов и падений, но вместе с ней, с Ленкой - его лучшим другом, его половинкой.
Только вот в один миг эта жизнь рухнула, и внутри осталась только пустота.
Спустя месяцев семь после похорон, прийдя однажды в пустую квартиру, в которой их домработница только что убрала все Ленкины вещи, он взвыл от безумной злости. На пустоту, окутывавшую не только сердце и душу, но и тело. На Ленку, за то, что бросила его. На судьбу, за то, что обошлась с ним так несправедливо. На себя, за то, что несколько лет назад сделал ей такой сюрприз-подарок, красиво швырнув ключи от машины на кухонный стол перед ее дымящейся чашкой кофе. На чертово кольцо, которое не хотело сниматься с пальца. Это его взбесило окончательно. Он бегал по квартире, поливая руку то оливковым маслом, то забегая в ванную в попытках намылись руку, чтобы стащить сволочное кольцо. После получаса этого броуновского движения кольцо все-таки поддалось, и он с огромным удовольствием запустил его в стену, слушая, как оно, звеня, катится куда-то по полу. Он даже не посмотрел куда. Развернулся и пошел спать в гостевую комнату, со дня похорон он ни разу не спал в их спальне. Только через несколько дней он заметил его, аккуратно пристроенное домработницей на столешнице с его стороны ванной комнаты. С того дня он ни разу не дотронулся до него, но каждое утро, бреясь, исподволь поглядывал на поблескивающий кусочек желтого металла. Самое обыкновенное обручальное кольцо, без бриллиантов, без резьбы или какого-либо рисунка. А он смотрел на него то с ненавистью, то с грустью, то с нежностью, то с безумным желанием вернуть давно ушедшие дни.
Со временем прошла даже вмятина от кольца на пальце. Со временем прошла и боль при каждом взгляде на кольцо, со временем стало чуточку легче дышать. Смотреть на кольцо с утра стало своего рода ритуалом, как будто он общался с ней каждое утро, как будто каждое утро она желала ему удачного дня...
***
- Ну и?... - подгоняла Катя мужа с разъяснениями. Они оставили детей на срочно вызванную няню и отправились к Игорю домой.
- Ну и сейчас должен приехать какой-то человек, вроде следователь или детектив, я толком не понял, поговорить с Игорем у него дома.
- Понятно. Ты на работу поедешь? - спросила Катя, зная, что, если Самойлов не в офисе, то там должен быть Туманов и наоборот. Никто из них не знал, когда они планировали провести выходные семьей на свежем воздухе, что Ксюха пропадет.
- Да, заеду. После...
Они немного помолчали.
- Останови машину, - не попросила, а скорее приказала Катя.
- Что случилось? - озабоченно переспросил Туманов, съезжая на обочину.
- Что-то мне нехорошо, - промямлила она, вяло вылезая из машины.
Он внимательно следил за тем, как она постояла у открытой двери, потом походила туда-сюда, наконец, со вздохом залезла назад на пассажирское сиденье и, глядя прямо на дорогу, задумчиво протянула:
- Неужели я снова беременна?!
Глаза Туманова округлились от удивления, которое тут же сменилось искренним почти щенячьим восторгом.
- Ну что сидишь?! Поехали, - обреченно вздохнула она.
Но увидев его счастливое лицо, добавила:
- Даже не смей! - ноздри ее раздувались от ярости.
Ему так нравилась она в гневе! Так и хотелось схватить ее в охапку и со смехом ощущать, как она пытается вырваться из его медвежьих объятий!
- Третья беременность подряд, - тем временем продолжала она зло бурчать. - Я что свиноматка?! У меня проект в самом разгаре!
- Наймем еще одну няню, - робко вставил Туманов.
Она яростно развернулась к нему всем телом.
Он честно изо всех сил пытался стянуть расползающиеся в счастливой улыбке губы.
- Вот что ты ржешь? - накинулась на него Катя. - Туманов, предупреждаю! Если я беременна, рожать сам будешь! - и гордо отвернулась.
- Угу, - покорно кивнул он, выворачивая на дорогу.
***
Когда они с Катей поднялись в квартиру Игоря, следователь, или детектив, или кто он там вообще, уже был там.
Игорь в растерянности тер лицо обеими ладонями, как будто это могло помочь ему вспомнить что-то, что он упустил, и ерошил волосы.
- Туманов, - представился Роман, смеряя молодого человека жестким взглядом. - Роман Георгиевич.
- Катя, - представилась она, ободряюще улыбнувшись парнишке. Она точно знала, какое грозное впечатление на всех производит ее муж, не хватало еще смутить этого молодого следователя.
- Так вы работаете в Конторе? - многозначительно и в то же время с сомнением спросил Туманов.
- Эээ... - протянул Дан, не рассчитывавший, что кто-то может прямо в лоб задать ТАКОЙ вопрос, и поэтому не заготовивший на него ответ. Даже если кто-то и работает в Конторе, кто ж в этом станет сходу признаваться!
- Простите, мы вас прервали своим появлением, - поспешила ему на помощь Катя. - Давайте, мы пока займемся чаем, а вы продолжайте, - улыбнулась она, с силой утягивая мужа в сторону барной стойки. - Что на тебя нашло? - зашипела она ему куда-то в плечо.
- Какой-то он ... совсем молоденький, - продолжая придирчиво глядеть на Дана, скептически протянул он. - И хлипкий...
- Ну не всем же быть таким бугаем, как ты, - попыталась урезонить его Катя, гремя чашками и стараясь переключить его внимание. Но не тут-то было!
- И плеч совсем нет, - намеренно громко сказал Туманов. - У них в Конторе что, физры нет?!
- Есть у него плечи! - отрезала Катя шепотом, пытаясь перевести разговор на тон ниже. - Нормальный молодой человек.
Но не тут-то было!
- Да он два раза не подтянется, - усмехнулся Туманов.
- Двадцать пять раз, - послышался спокойный голос Дана, который в это время о чем-то спрашивал Игоря. - Как и положено по нормам.
Вот уж отбрил так отбрил. Катя втянула в себя губы, чтобы не расплыться в улыбке. Не каждый день ее мужа ставили на место. Хм, а день обещал быть интересным!...
- Так вы говорите, что банковской карточки у Ксении нет, - тем временем продолжал взявший себя в руки и, казалось, совершенно невозмутимый Дан.
- Да, я не приверженец давать детям карточки.
- Значит, наличные - подытожил Дан. - Сколько у нее может быть наличных денег на руках?
- Эээ... понятия не имею, - растеряно развел руками Игорь и беспомощно посмотрел в сторону Туманова.
- А вы, Даниил... не расслышал вашего отчества... - вежливо спросил Туманов. Слишком вежливо, так могли только издеваться.
- Евгеньевич, - не моргнув глазом, ответил Дан. Очень вежливо. К тону не придерешься!
'Молодец, парнишка, - подумала Катя, - не сдрейфил!'
- Так вот, Даниил Евгеньевич, - Туманов намеренно выделил отчество. - Не могли бы вы объяснить нам к чему эти вопросы?
- Роман Георгиевич, я задаю ровно столько вопросов и те из них, которые мне необходимы для того, чтобы найти девочку. Я рассматриваю разные версии. По одной из них ребенок сбежал из дома, - и предваряя рвущееся со всех сторон возмущении, добавил, подняв руку в примирительном жесте. - Мне необходимо проработать все версии, даже на ваш взгляд невозможные и несущественные. Поэтому, Игорь Михайлович, - снова повернулся он к Самойлову. - Не могли бы вы припомнить, сколько может быть наличных у Ксении?
- Я не знаю, - ответил Самойлов, нерешительно пожав плечами. - Этим всегда занималась жена. Я представления не имею, сколько нужно давать ребенку денег. Она просила, я давал, сколько просила.
- То есть, - заключил Дан. - У девочки могла скопиться значительная сумма для поездки в другой город?
- В какой другой... - начал было Туманов, но его перебил сам Самойлов:
- Ром, я сам позвонил Даниилу Евгеньевичу, попросил о помощи, дай ему сделать свою работу. - Потом, вздохнув, продолжил: - После смерти жены я мало внимания уделял дочери, так что у нее вполне могла скопиться большая сумма. Сейчас вспоминаю, что мог давать и пять тысяч, потому что другой купюры не было, а оставлять назавтра... я знал, что забуду.
- Пять тысяч - это большие деньги для ребенка, - пробормотал себе под нос Дан. - Когда вы видели свою дочь в последний раз?
Игорь смутился:
- Не помню, - он забегал глазами, как глубоко провинившийся человек. - Прошлую ночь точно не ночевала дома, я ее ждал, так и не появилась. А за ночь до этого ... я ... напился сильно... не помню.
- Понятно, - ободряюще кивнул Дан. - То есть, может, девочки нет уже двое суток. Можете мне дать номера телефонов ее друзей, одноклассников?
- Да, только она в последнее время ни с кем не общается. Только вот одна школьная подруга у нее осталась - Василиса, ее все Васей называют, сейчас я телефон вам напишу.
- А вы ничего записывать не будете? - не смог удержаться Туманов от ехидного вопроса.
- Нет, у меня отличная память. Это одна из причин, почему меня взяли на работу, - и мужчины обменялись взглядами.
Катя отвернулась к окну, снисходительно улыбаясь: мужчины иногда выставляют себя такими дураками!
***
Василиса оказалась приятной девушкой, уже вполне сформировавшейся физически. Дан даже подивился акселерации подростков. Хотя, в общем-то, и понятно в пятнадцать лет. Однако жирок, виднеющийся с боков между курткой и джинсами с заниженной талией, отвлекал от рабочего настроя. Даже не жирок, а аппетитные бочка... Гхм, пятнадцать лет! О чем он думает! Это же статья даже за мысли! Зря он разорвал все отношения с Зоей с месяц назад. Обоим было понятно с самого начала, что они друг другу не подходят. Ну совсем не подходят, как небо и земля, вообще никаких точек соприкосновения, кроме секса. Но они упорно пытались наладить постоянные отношения. Почему? Наверное, потому что секс был хорошим. Прямо скажем, отличным. Надо было не рвать с ней, а договориться о дружеских редких встречах с целью поддержания физического и морального здоровья. Но он максималист, либо 'да', либо 'нет'. А если 'нет', то и мучить ни себя ни ее незачем. Все проехали!