В раскрытую сумку приземлился паспорт. Эва, не останавливаясь, глянула, как он лёг. Аккурат меж фотографией и ключами.
Осмотрелась в последний раз.
Посидеть ещё хоть чуточку в своем кресле. Но сколько можно?
Эва жмёт на красную кнопку. Та послушно загорается. Через секунду в руках Эвы потёртая книга. Бросает её в сумку. Та прикрывает собой снимок, на котором женщина обнимает смеющегося младенца.
Заметив это, Эва морщится. Красная кнопка, и томик снова у неё. Через секунду он отправляется в уничтожитель мусора.
Пора выходить. Напоследок можно и хлопнуть дверью. Вот так! Эти стены пропитались её жизнью, как одежда духами.
Ничего, выветрится, - мрачно думает Эва.
На улице - солнце. Какое яркое... Ещё недавно ей казалось, что она может растаять под солнечными лучами, как масло на толстом куске хлеба.
Красная кнопка - и тёмные очки прикрывают истончившиеся беззащитные глаза.
Эва идёт по улице. Перед выходом она накрасилась старой помадой Марты. Вызывающе красные губы. За 80 лет впервые позволила себе такую пошлость.
Ни одного прохожего - удивлять некого. Эва зажмуривается и представляет себя молодой. Вот она - на огромных каблуках, в черной кожаной миниюбке - до невозможности вульгарной - и в белой гипюровой кофточке, сквозь дырочки которой видна грудь - бежит по дороге.
Куда бежит? Эва не знает. Может, за автобусом? Или...к любовнику? У неё никогда не было кожаной миниюбки, гипюровой кофточки, огромных каблуков и любовника. И куда можно бежать одетой именно так - она не может представить.
Но как же хочется, чтобы она бежала. Такой вот полуголой, решительно безрассудной.
У Эвы на виске бьётся жилка. Красная кнопка, и палец послушно гладит её. От этого делается холодно. Нестерпимо.
Пронзительно остро скрипят шаги Эвы.
Как долго она не гуляла на улице? Лет десять?
Бесцельные прогулки не поощрялись общественностью, и Эва сидела дома, читала книги. Вытирала пыль. И за всем этим всегда ждала. Ждала дочь в гости. А Марта приезжала редко. Пару раз в год, а то и реже.
Бросала на пол какие-то блестящие пакеты с подарками. Пристально на неё смотрела и, как в детстве, называла "маманей". Дочь говорит, что счастлива, но почему-то всегда спешит, и ей некогда даже попить чай.
Марта. Аккуратистка. Брезгучка. Фифонька.
На лице Эвы, как разрыв на истончившейся выцветшей бумаге, появляется улыбка.
Она всё идет и идёт вперед. Мимо сверкающих неоном городских пустот. Каких-то закрытых зданий. Пролетающих на огромной скорости аэромашин.
Уже вечер. Солнце янтарем поджигает листья деревьев. Эва нечаянно забрела в заброшенный парк. Сейчас она сядет вот на эту скамью и будет смотреть на огни многоэтажек.
Красная кнопка, и Эва садится, поставив на колени сумку. Оранжевым, жёлтым, красным светятся окна. Голова кружится, когда представляешь, сколько чувств в один и тот же момент проживают люди. Сотни, тысячи, миллионы жизней протекают единовременно, то соприкасаясь друг с другом, то нет. Кто-то несется вперед на немыслимой скорости, тогда как другой еле плетется, озираясь на каждом свертке. И все происходит "сейчас".
В эти секунды! И насколько в масштабах Вселенной всё это ничтожно, коли мир до сих пор не разорвало от противоречий. Эва, заворожённая этим пониманием, долго смотрит на один из балконов. Причудливый узор на пластике напоминает ей птицу. А следом старую-старую сказку, которую любила слушать Марта. Эва всегда начинала её одинаково, шепотом, нараспев: "В тёмном-тёмном лесу жила-была белая-белая Сова". Тут Эва делала паузу, досчитывала про себя до десяти и продолжала:
- Она знала имена всех зверей и растений. Умела разговаривать с рыбами. И понимала, о чём говорит дождь.
Однажды, точно в такое же утро, как все предыдущие, но совершенно другое, у неё родилась Ая.
- У-уУ, - сказала маленькая рыжая доченька. Услышав эти робкие первые звуки, белая Сова забыла, как надо дышать. Ей показалось, что вместе с воздухом она вместила в себя все северные сияния и рассветы.
- У-уУ, - повторила Ая, и белая Сова наконец выдохнула.
День за днем она училась быть доброй матерью. Обитатели леса то и дело качали головами, наблюдая, как она вместе с птенцом катается по земле. Показывает язык. Нет да и скажет кто из них, что белая Сова лишилась своей мудрости.
- Мама, мама, я заяц, смотри, как я прыгаю! - и маленькая Ая, растопырив лапки, бежала по тропинке. Заканчивалось это тем, что она всякий раз зарывалась клювиком в снег.
Белая Сова проделывала то же самое. Финальное опрокидывание в сугроб у неё получалось особенно лихо. Ая смеялась на весь лес, и затем они вместе повторяли это ещё пару раз, прежде чем полететь домой греться ромашковым чаем.
Бурый медведь, став как-то свидетелем этой игры, рассердился. Громко топнув лапой, он прорычал:
- Кто же так воспитывает детей? Птицы должны учиться быть птицами! Зайцы зайцами! Безобразие!
Белая Сова сделала вид, что не услышала этого.
Так шли дни. Сменяли друг друга месяцы. Ая взрослела. В один из вечеров она сказала:
- Мама! Мама! Мама... Я не могу больше жить в нашем лесу! Днем снится мне, как я летаю среди жёлтых бабочек. Как склоняюсь над невиданными цветами. Я хочу улететь из нашего леса. Туда, где начинается солнышко!
Белая Сова долго молчала, прежде чем ответить: "Лети, Ая. Лети только вперед и никуда не сворачивай. Твой путь будет далёким, и не вздумай поворачивать назад. Солнце сожжет твои крылья".
Стремительным было прощание, белая Сова знала, что слезы расставания внушают сомнения, и торопила дочь изо всех сил.
- Какая бесчувственная, - судачили потом обитатели леса. Но белой Сове не было до того никакого дела. Она знала, что её вера поможет дочери преодолеть путь.
Зимы меняли наряды, приходило время снегов и уходило, а белая Сова всё ждала свою Аю.
И как-то утром, когда раскинувшиеся снежные поля осветились голубым цветом, к ней с высоты спустился орёл.
- Белая Сова, здравствуй, - горделиво поздоровался он. - Я прибыл к тебе с другого конца света передать привет от великой Аи. Она правит всеми зверями и птицами нашего края!
- Что Ая просила мне передать? - перебила орла Белая Сова.
- Она хочет увидеть тебя! -
- Хочет увидеть меня, хочет увидеть, хочет...
И Белая Сова засобиралась в дорогу. Обитатели тёмного леса не стеснялись говорить в полный голос, что у Аи нет совести. Ведь выдержать такой перелёт может далеко не каждая молодая птица. Но Белая Сова никого не слушала.
Она вылетела глубокой ночью, чтобы никто не видел её слез. В этом лесу прошла её жизнь, а Белая Сова знала, что сюда не вернется. Она летела и в дождь, и в град. Мимо южных стран, мимо морей и океана. Никуда не свернула и ни разу не обернулась.
Когда она пролетала скалистый суровый край, её сердце дрогнуло. Тогда Белая Сова поняла, что пора спускаться.
Стоял промозглый сырой день. Белая Сова кружилась над чужим неприветливым лесом и звала дочь.
- Ая, Ая, Ая...
- Уу-У, - послышалось из глубины леса. Из последних сил Белая Сова величественно развернула крылья и устремилась туда. На ветвях дуба сидела Ая, а рядом с ней два чёрных совенка.
- Уу-У, - повторили совята.
Белая Сова, как когда-то давно, затаила дыхание. Что-то невиданное рождалось прямо на её глазах. Распрямлялось, расцветало, растворялось в воздухе. Сев рядом, Белая Сова долго-долго молчала.
Наконец-то она была дома.
На этих словах сказка заканчивалась. Марта просила продолжения. Эва злилась. Эту историю она узнала от бабушки, а та от своей бабушки, и рассказывать сказку про Белую Сову стало семейной традицией. Эве же она никогда не нравилась и казалась набором пустых фраз.
- Нет продолжения, - говорила в ответ и давала зарок не рассказывать больше сказку, но всегда уступала уговорам Марты.
Сейчас Эва радуется этой истории. Неожиданно для себя она шёпотом, нараспев, говорит: "В тёмном-тёмном лесу жила-была белая-белая Сова".
И медленно, слово за словом, рассказывает всю сказку. Первый раз в жизни плачет в конце. Эва вдруг понимает, что ни разу не была у Марты дома. Та звала, а она отказывалась. Почему? Боялась стеснить? Что за глупости?.. Мысли об этом, как головная боль, остры и безжалостны. И Эва, борясь с ними, незаметно для себя засыпает.
Просыпается от шума. Она не одна в парке. Сквозь деревья видны всполохи костра.
Красная кнопка, и Эва встает. Ей хочется с кем-нибудь поговорить. Раздвинув ветви, выходит на большую поляну. Здесь трое сидят у огня. Два мужчины и женщина лет тридцати. У неё непокрытые грязные волосы, чёрные злые глаза, а в руках - Эвина сумка.
Эва подходит к ним. Красная кнопка - и она протягивает руку.
- Отдайте... пожалуйста!
Девица начинает хихикать.
- Заткнись, - говорит ей седой, с перебитым носом. - Садитесь-ка с нами, - обращается уже к Эве.
- Выпьете? - он протягивает ей стакан с какой-то подозрительной жидкостью.
Красная кнопка, и Эва берёт его. Красная кнопка, и Эва сидит у костра.
Языки пламени словно дрожат от голода. Так кажется Эве.
- Откуда вы, Бабушка? - спрашивает седой.
Эва неопределенно кивает головой в сторону.
- Верните сумку, - просит она опять.
- Стира, отдай! -
Девица показывает седому кукиш. Тот встает, подходит и бьет её кулаком в нос. Брызжет кровь. Стира ползает по поляне и кричит. А затем затихает, прижавшись спиной к дереву.
Эве страшно. К её ногам бросили сумку. Красная кнопка, и Эва одним глотком выпивает содержимое стакана. Горло сжимается от боли и отвращения, которые сменяются ощущением тепла.
Эва открывает сумку. Всё на месте, кроме фотографии, на которой она вместе с Мартой.
Она хочет пожаловаться седому. Чтобы тот заставил эту девицу вернуть снимок. Но Эва не делает этого. Сидит и смотрит на пламя.
Седой больше ни о чем её не спрашивает. А через какое-то время вовсе уходит. Следом за ним, куда-то в кусты, уползает и несчастная Стира.
- Дайте мне выпить, - неожиданно подает голос тот, второй.
Эва смотрит на него и только сейчас замечает, что у него нет рук.
Пустые отверстия для металлических нано-протезов.
Красная кнопка, Эва подходит. Красная кнопка - наливает из бутылки в стакан. Красная кнопка - приставляет ко рту.
- Спасибо...
Пьёт и морщится. Не старый. Эва не может определить, сколько ему лет. Глаза то ли серые, то ли вовсе бесцветные.
- Спасибо, - повторяет он, - меня зовут Зденек.
- Вы поляк? - машинально спрашивает Эва, хотя это ей совершенно безразлично. Как завороженная, смотрит туда, где должны быть его руки.
- Великое общество не делит людей по национальным признаком. В великом обществе все равны и свободны. В великом обществе царит братство.
Три постулата, которым учат в начальной школе.
Зденек ухмыляется. Так, что становятся видны его жёлтые кривые зубы. Всё столь некрасиво в нём, что Эве неловко. Будто и не человек перед ней.
- Ты так стара, что прощаю тебе твою нескромность, - гогочет он. Впрочем, и это получается у него довольно уныло.
- Я чех. Наполовину. Так же, как и человек. Видишь, отчасти железный. Если быть точным, то на 33 процента. А ты?..
Эве не нравится это "ты".
- На семьдесят пять.
Первый раз говорит это вслух. Марта не знает об операции, а больше и сказать-то об этом некому.
Зденек, присвистнув, глядит на неё в упор.
- Никогда ещё не видел таких терминаторов, как ты.
Эва смеется. Тихо и сухо, как будто идёт по листьям. Смех шаркающий, тусклый. Эва слышит это сама, и ей грустно.
- Пару дней назад мне позвонили из какой-то клиники. Сказали, что я счастливчик, и они бесплатно меня подлечат. Надо подписать какие-то бумаги, и всё...
- И ты поверила?
Эве не хочется вспоминать тот день. Как в последний раз спускалась по лестнице. Кололо в боку, жгло в коленях, спине. Она шла и думала, что скоро станет легче.
- Да, Зденек. Они выпотрошили меня, как рыбу. Я и сама не знаю, что осталось во мне моего.
Зденек долго молчит, прежде чем попросить:
- Дай ещё.
Эва выливает ему остатки.
- Я слышал подобные истории. По договору ты отдала им квартиру?
Эва кивает.
- Да, они молодцы...нашпиговали тебя железом по чесноку. Дура ты.
Зденек ругается. Беззлобно, скорее по привычке.
- И я дурак. Напился в баре до чертиков, очнулся уже без рук. Всегда найдется тот, кому нужен металл. Вот и я бы сейчас тебя обокрал, да нечем.
Эва глядит на Зденека. Наверное, он одних лет с Мартой. Может быть, она даже видела его маленьким мальчиком, когда гуляла с дочерью.
- Зденек, у тебя есть дети? -
- Думаю, нет. Хотя кто знает. Только ни они мне не нужны, ни я им. А у тебя поди есть?
Эва кивает: "Дочь. Я вырастила её одна. Родилась - маленькая, как перышко. Моя Марточка..."
- Так чего ты не идёшь к ней?
Презрительно посмотрев на Зденека, ничего не говорит в ответ. В ночной тишине становится слышно всё. Кажется, еще чуть-чуть, и можно будет услышать прошлое. Эва боится прошлого.
Она вдруг осознает, что очень замерзла и проголодалась. Это её пугает. Как есть, когда ты из железа?
- Зденек, скажи...я могу есть? - Зденек?! Ты спишь?..
Красная кнопка, и Эва подходит к Зденеку так близко, что может потрогать его.
Ей так хочется прижаться к тёплому и живому, что Эва садится рядом. От Зденека пахнет мочой и грязью, но это её не отталкивает.
Из сна выдергивает свет. Прожектор бьёт прямо в лицо. Эва ослеплена, и ничего не видит перед собой.
- Тут парочка бесчипных. Грузите в машину. Проверим на месте, кто такие.
Мгновение, и Эвы касаются чьи-то руки.
- Кэп, старуха железная! Неподъемная!
- Так, пусть сама идёт, - отзывается сердитый голос.
Эве хочется возразить. Сказать, что не железная. Но язык прилипает к нёбу. Красная кнопка, и она безропотно заходит в кузов.
Машина несёт их куда-то. Тусклый жёлтый свет уродует лица. Эва пытается рассмотреть всех пассажиров, но у неё не получается.
Её укачивает, как это было всегда в транспорте. Всё становится зыбким, и Эве временами кажется, что она едет в школьном автобусе.
- Вытряхивайтесь, доходяги!..
Те двадцать-тридцать шагов от машины до серого здания кажутся бесконечными. Впереди - спины, спины и спины. И ни одной прямой. В одних из них ей мерещится Стира. У неё фотография с Мартой. Эва спотыкается и чуть не падает.
Сзади матерится парнишка, один из полицейских. Эва почему-то думает о нем, как о солдатике. С юным нежным лицом. Совсем мальчик. Почему солдатик? О войне Эва только читала. И то в детстве. Великое Общество подарило миру стабильность. И какой только дурак назвал его великим?..
И когда? Эва не помнит. Наверное, после всеобщего чипирования. Марта тогда только получила аттестат зрелости, а это значит дочери было пятнадцать. Какой же это был год? 2050 или 2055?
- Поживее! - окрик солдатика врывается в беспорядочные мысли Эвы. Она так и не может вспомнить. Перед глазами Марта. У неё снова чёрные короткие волосы и подбородок - сердечком.
- Мама, я сдала экзамены! И первой из класса чипировалась. Посмотри!
Марта вытягивает вперед ладошку. Между указательным и большим пальцами наклеен розовый лейкопластырь. Тарелка летит из Эвиных рук.
- Ну что ты, Мамочка! Это ведь ничуть не больно, - тараторит Марта.
- Больно, пока укол делали, а потом раз-два и готово! Зато я теперь никогда не потеряю проездной! А ведь сколько раз теряла. Ну, мамочка, не смотри так! Не надо!
Марта говорит взахлеб. И всё время смущенно улыбается. Эва ловит её взгляд. Просеивает его через миллион внутренних сит и не находит ничего необычного. Только веселье и смех. И ещё чуть-чуть стыд.
- Только представь, мне не надо будет ничего больше учить! Ни-ког-гда! Ты чего так удивленно смотришь? Не знаешь, что чип - это как выход в интернет? Вот спроси, что хочешь? Например, кто выиграл чемпионат мира по шахматам в 2000 году?
Кто же? Кто же? Кто же?
Марта жмурится. В набат ударяют секунды. Эва слышит их слоновий топот.
- Ой. Пусто в голове...не нахожу ответа.
Марта растерянно смотрит на Эву.
Эва долго молчит. Ей хочется вырвать из руки дочери вживлённую под кожу микросхему. Растоптать ту ногами. Сварить в закипающем супе. Вместо этого она говорит:
- Если не можешь найти ответ, значит не так задаешь вопрос. Не волнуйся. Ешь.
Марта радостно расправляется с салатом. Эва наливает ей борщ и садится рядом.
У дочери по лицу разбросаны веснушки. Весёлые, смешные. Кончик носа облупился на июльском солнце. Острые, ещё подростковые черты лица, а во взгляде уже - тайная неопределенность, мягкость.
- Маманя, я зачислена в группу претендентов на место секретаря молодежной добровольческой организации. Ты чипируйся. Тебе сложно что ли? Ради меня. Ну все уже знакомые взрослые так сделали. Чтобы у меня проблема не было из-за тебя. Угу-сь?
- Эвелина Ивановна Бриолик, 2012 года рождения.
Свет лампы оголяет привыкшую к темноте Эву. Напротив стоит полицейский. В одной руке у него её старый паспорт, - он держит его на расстоянии от глаз, будто боится испачкаться, - в другой ай-чип. Он произносит вслух данные, ай-чип, реагируя на речь, тут же показывает, что есть на неё в базе.
Читает полицейский с трудом. Его выдают губы. По ним видно, что он проговаривает текст про себя. Напрягаясь при этом, как первоклассник.
Взглянув на ай-чип, Эва мгновенно считывает сухой канцелярский язык:
- Родилась в Москве. 15 лет работы библиотекарем. По возрасту оформила отказ от чипирования. Проживает по адресу: Проезд Угольный, д.5. Дочь - Марта Фелитова.
Когда полицейский доходит до последнего предложения, его глаза округляются и он говорит в полный голос, так что слышно всем: дочь - Марта Фелитова.
По камере, в которую затолкнули человек сорок, пробежался легкий ох. Словно все дружно в одно и то же мгновение вздохнули и выдохнули.
- Простите, Эвелина Ивановна.
Полицейский неловко склоняет голову, будто кланяется ей. Ай-чип дрожит в его руках. Паспорт он бережно кладёт обратно в её сумку.
Он выводит Эву в длинный тёмный коридор. Постоянно повторяет что-то, Эва старается слушать, но у неё не получается. Мысли-воспоминания, как собранные в банку с водой жуки, пытаются выкарабкаться наружу, лезут вверх и падают, падают...
- Дочь, ты куда?.. Опять уходишь?
Марта, не поднимая головы, шнурует ботинки.
- На собрание, Маманя.
Эва стоит напротив. Её фартук припорошен мукой. Она напекла блинов к приходу дочери, а та, переодевшись, убегает куда-то.
- Марточка, что за собрания? Что вы там обсуждаете каждый день? Посидела бы дома. Книгу почитала.
Марта выпрямляется, в её глазах - смех.
- Зачем, Мама? Кто читает теперь? Вот ещё тратить на это время.
Ты забыла про чип?
Тут лицо дочери на мгновение делается серьёзным.
- Кстати, ты обещала чипироваться. Обещала и не сделала!
Эва снимает фартук и прижимается спиной к стене.
- Я не хочу.
- Мама, это важно. Милая моя, хорошая! Ну почему ты не хочешь?
Эва молчит. Слова Марты о книгах, сказанные на бегу, без желания ранить, вышибли из неё весь воздух. Стало нечем дышать от боли и чувства утраты.
Что такое книги? Это дедушка Лёня. Когда он щурился за чтением, маленькой Эве казалось, что разбегающиеся от глаз морщинки - улыбаются. Становясь в городской библиотеке за рабочий стол, он будто делался выше ростом. Низенький, с добрым, чутким ртом и глазами, в которых ей чудилась нагретая солнцем ореховая скорлупа и сладкая чурчхела.
- Читай больше, доченька. Доверяй книгам, они никогда тебя не оставят, - говорил, гладя Эву по голове. Показывал тисненые тома из красной кожи. - Это Софокл, это Шекспир, это Пушкин. - Подрастешь, люби их, как меня.
Эва смеялась над этими словами. А когда белым дождем яблоневых лепестков занесло могилу дедушки, вспомнила их. И читая каждый раз - Шекспира, Софокла, Пушкина - смеялась и плакала. Между строками видела деда.
Книги - это её собственный папа. После смерти деда он занял его место. Продал своё дело: пару магазинов и фабрику по изготовлению папирос и встал за книжный прилавок. И каждую субботу Эва приходила в библиотеку с маленькой Мартой. Дочь не хотела идти сама. И она несла её - двухлетнюю куклу с щеками-булочками - на ручках. Почитать, конечно, не удавалось с ней рядом, и Эва водила её между стеллажами. По черным, белым, красным томам прыгали солнечные зайчики. Папа из-за стола улыбался своим девочкам. С каждым разом всё более тонкий. Он будто бы вытягивался вверх, словно продолжая расти. Эва боялась замечать, как старость выпивает из него жизнь. Она запретила себе делать это.
- Воробышек, когда ты в последний раз перечитывала Брэдбери? - спросил он в ту субботу. - Эвочка, он гениален. Я горжусь, что тоже библиотекарь. Вот, возьми "Вино из одуванчиков". И не говори, что у тебя нет времени на чтение. Это ерунда! Читай ночью. Нельзя позволять себе останавливаться. Сердце должно работать, а книги заставляют его трудиться.
Не успела Эва перечитать. Теплый сухой сентябрь дышал в спины собравшихся. Отец всегда любил раннюю осень. И ушёл именно в это время.
Через год Эва закончила медицинский, но пошла работать не в больницу, а в эту библиотеку. Зачем? Она не смогла бы ответить. Беречь книги, разговаривать с ними. Знакомить с другими людьми. Слышать в читальном зале голос деда, отца.
Кто читает теперь, - сказала Марта - юная, современная. Эва по-прежнему молчит. Она боится посмотреть на дочь и увидеть не свою девочку, а взрослого чужого человека.
Марта обнимает её за плечи и прижимается к ней.
- Ну, пожалуйста!
Эва гладит тонкие чёрные волосы. Когда-то давно она думала, что невозможно любить ребенка от мужчины, без которого можешь жить. Тогда ей казалось, что, умри отец Марты, и тут же умрет она. Первый раз она поцеловалась в 24 года. Эва любила и плакала. Отец Марты был женат и жил далеко. Редкие встречи дарили надежду на чудо. И оно произошло - Эва забеременела. Первые месяцы накрыли её с головой невидимым, не дающим дышать одеялом. Одеяло заглушало слезы и укрывало от осуждающих взглядов знакомых.
Эва долго его носила. А потом незаметно вдруг поняла, что никогда не знала любви. И тот человек не любил её тоже. И это ничего не значило, потому что Марта стала продолжением её дыхания. И одеяло исчезло. Мир вокруг оказался намного чище и красивее.
- Не удивляйся ничему вслух. Иначе в жизнь воплотится то, что кажется тебе невозможным, - поговаривал рабби, живущий на их улице.
Так Эва доказала, что его утверждение верно. Её семья никогда не была верующей. Мама - караимка - наверное, умела говорить с Господом. Но она умерла, когда Эве было семь лет. Папа же вобрал в себя кровь многих народов мира. Дедушка говорил, что отец - человек без корней. Печально при этом качал головой. Отец же в ответ только смеялся. Можно сказать, что их семейной религией стала любовь к книгам. Но раввина, живущего по соседству, уважали. И он частенько приходил в гости. Садился на лавку под вишню. Долго говорил с дедом. Смеялся. Он бы понял Эву. И, наверное, нашел бы, что сказать Марте сейчас.
Поцеловав дочь в лоб, Эва говорит:
- Доченька, нельзя просто так всё узнать. Нужно самой учиться. А потом представь, что весь интернет теперь в твоём теле. И не только ты всё знаешь, но и про тебя всё знают.
Глаза Марты - весёлые, теперь постоянно весёлые - нахмуриваются.
- Ты пугаешь меня?
Эва качает головой: нет. Но я не понимаю, почему тебе нравится всё это. И что вы делаете на этих бесконечных собраниях?
- Поём, мама...
Марта отстраняется затем, чтобы, посмотрев ей в глаза, сказать:
- Поём хором. И у меня лучше всех получается! Вот послушай!.. Вме-ееесте мы сии-ла, вмееесте стремиииимся!
- Замолчи!..
Эва пугается своего тона - резкого, злого.
Марта вскакивает на ноги. - Ты всегда, всегда так, Мама!
Коричневая деревянная дверь от удара ещё долго чуть слышно поскрипывает. Слышно, как из крана капает вода. У Эвы мокрые щеки. Слезы на вкус как кровь.
Она не знает, как уберечь дочь. Жизнь вокруг так стремительно меняется. Больше всего сейчас Эве хочется обнять родителей и спросить, что делать. Но их нет на свете. С ними ушло и знание. Живое, важное, как вода и хлеб. Знание о предках, о вере. Знание, которое не дадут даже книги...
Примерно через год Марта оставит её одну. Будет навещать, но с каждым разом всё реже. А на все вопросы отвечать смехом и улыбкой. Так что Эва перестанет вообще о чем-то спрашивать.
- Эвелина Ивановна, чаю?
В кабинете тепло и светло. Здесь не экономят энергию. Эва сидит за столом напротив человека в сером костюме. На его одежде нет никаких отличительных знаков, но Эва понимает, что это большая фигура.
- Или кофе? У меня отличный кофе. И я отменно умею его варить.
- Спасибо, ничего не надо, - говорит Эва, хотя ей очень хочется.
- Простите, я не представился. Генерал-майор внутренней политики Леонид Андреев.
У него сумрачные, уставшие глаза. Даже их цвет - зелёный - словно затянут дымом.
- Я понимаю, что с вами случилось, Эвелина Ивановна. Поверьте, вы можете есть и пить. Разрешите сделать вам кофе?
Эва кивает. Андреев - подтянутый, с уверенными и живыми движениями - внушает ей страх и симпатию. Откуда-то из глубины всплывает мысль, что вот к такому бы она побежала на свидание в гипюровой кофточке.
Генерал-майор ставит перед ней чашечку с чёрным кофе. Бархатистая пенка вся в лакомых пузырьках. Господи, какой аромат! Она отпивает глоток и зажмуривается. Ей всё еще страшно глотать.
- Смелее, Эвелина Ивановна. Я знаю случаи, когда люди, попавшие в переделку, подобную вашей, умирали от жажды и голода.
Андреев подмигивает ей. - И не волнуйтесь по поводу квартиры. Медицинский центр не заберёт её. Я уже позвонил. Вы можете смело возвращаться домой.
- Вы всё это из-за Марты..., - догадывается она.
Красная кнопка, и Эва отставляет стакан в сторону.
Она не может понять, что происходит. Почему одно только имя дочери производит такой эффект. Чего же не знает она о Марте? Стараясь скрыть панику, Эва говорит первое, что приходит в голову. Механическое произнесение слов спасает её. За ними - та Эва, которую никто не видит - трясущаяся от страха, с беззубым плачущим ртом грудного младенца.
- Генерал-майор, у вас удивительное сочетание имени и фамилии. Вы знаете об этом?
Андреев выразительно молчит. Эва жмёт раз за разом на красную кнопку. От чёрного и сладкого кофе мысли становятся четче.
- Был такой писатель. Полный ваш тезка. Но вы ведь сейчас не читаете книг. Впрочем, это не важно. Скажите, почему вы...
Эва теряется. Матери не должны такое говорить вслух. Она закрывает глаза.
- Скажите, кто сейчас Марта?..
Андреев долго молчит. Только глядит на неё в упор. Собирается с мыслями. Взвешивает всё за и против. Отточенный, как карандаш. Опасный. Умный.
- Эва Ивановна, это известно всем. Любой ребёнок ответит на ваш вопрос. Неужели вы...правда, не знаете?..
Генерал-майор встает из-за стола. Подходит к окну. Долго глядит в ночную тишину, разрезаемую светом прожектора.
- Ваша дочь - легенда. Одна - такая. Десять лет назад наши учёные добились большого прорыва в науке. Вы, наверное, слышали про "Эйдос". Это глобальный проект генетиков и психологов, которые доказали, что интернет можно сделать живым. Дать ему плоть и кровь. Чипирование было его предвестником. Тогда впускали виртуальный мир в себя. Согласно "Эйдосу" нужно было сделать наоборот. Войти самому в интернет. Звучит сумбурно, но я не специалист.
- При чем здесь Марта? - не выдерживает Эва. Слова Андреева впиваются в её мозг, иссушают его.
- Если говорить коротко, то ваша дочь стала интернетом. Представьте себе огромный кристаллический лес. Бесконечный. Множество лучей в нём соединяются и расходятся, рождая бесчисленные пространства. 21 апреля 2088 года ваша дочь вошла в него. И как бы вам это сказать...у вас же нет чипа?.. Вот, смотрите....
Генерал-майор садится напротив Эвы. Закрывает глаза. Какие-то секунды его лицо кажется беспокойным. Словно он ищет что-то. Затем всё растворяется в его умиротворенной улыбке.
- Эва Ивановна, я сейчас слушаю вашу дочь. Марта поет детскую песню про чёрного дрозда. Знаете, в моем детстве та часто звучала по телевизору...
- Я ни-че-го не понимаю. Где моя девочка? Причем тут чип, интернет, лес?
Эва говорит медленно. Хотя внутри всё надрывается от крика.
Андреев открывает глаза, и в них холод и лёд.
- Ваша дочь ушла в интернет. Дала ему свою плоть, память, голос. Мне маленькому часто читали сказки. Среди них была о драконе, которому отдавали в жертву принцессу.
Так вот, ваша Марта решила уйти к дракону сама.
Вы сказали, что мы сейчас не читаем книг, но нам и не нужно. Знания сами вливаются в нас. Сами находят нужных людей. Они ведь все уже тут - в голове...
Ваша дочь не единственная. Тысячи других ушли в Эйдос - в кристаллический лес. Но только Марта приходит, стоит только её позвать.
Если я скажу, что ваша дочь сейчас у меня в голове, то не совру. В каком-то смысле так оно и есть на самом деле.
Андреев наливает себе кофе. В безмолвии обостряются звуки.
Шум льющейся воды, чайной ложечки, касающейся бортиков фарфоровой чашечки, дыхание Андреева. Эве кажется, что даже электрические лампы шумят и давят на её сознание.
- Эйдос...каждый день в нём исчезают люди. Бесследно и безвозвратно. Никто не знает, в чем секрет и почему так вышло, но лишь ваша дочь обрела бессмертие. Стала утешением ищущих. С кем разговаривает подросток перед тем, как полететь с крыши? С Мартой. Кто слышит последние слова приговорённого к смертной казни? Марта. Кто ободряет самых жалких людей, недостойных, казалось бы, прощения? Всё она. И те, другие, обласканные успехом, и они находят покой с Мартой.
- Вы не понимаете, - невпопад шепчет Эва. Резкий голос Андреева как тупой-претупой нож, режет и режет её. - Не можете понять. Вы дьявол, - добавляет она.
Генерал-майор кривит рот вынужденной полуулыбкой.
- Я понимаю вас. Моя жена. Она ушла год назад. И ничего не осталось. И никого.
Красная кнопка, и Эва встает со стула.
- Вы отвезете меня к этому лесу?
Андреев качает головой.
- Никто не знает, где он. У него нет адреса. Каждый сам находит его. Или же...наоборот.
Простите, я не смогу вам помочь.
Эва ощупывает глазами лицо генерал-майора. Скалистое, каменное лицо. Вдруг ей делается жаль этого чужого, несомненно страшного человека.
- Что же. Смерть - дело одинокое, - говорит Эва и пробует улыбнуться. - Тогда, пожалуйста, вставьте мне наконец этот треклятый чип!..
Небо - чёрное, синее - с прозрачными всполохами, предвещающими рассвет - плавает в глазах Эвы.
Она сидит на скамье. В том же парке. Генерал-майор оказал ей любезность и лично привёз сюда.
- Спасибо, - кивнула ему головой. Думала, он сразу уйдет, а он сел рядом и долго не уходил. По его напряженным взгляду Эва поняла, что он в интернете. Может быть, с её Мартой...
- Я каждый день ищу этот лес. И никогда не могу найти, - неожиданно отзывается Андреев. - Интернет для меня как длинный коридор улиц. Все дома закрыты, а я один. И так всегда с тех пор, как ушла моя жена. Только Марта иногда выходит ко мне.