И снова о любви, о "трудностях перевода" с женского на мужской и обратно. Попаданство. Боевитых юных попаданок нет.
Обновления пока будут хаотичны, примерно раз в неделю
Заморожено (в связи с нехваткой времени)
Пролог
Я стояла рядом со своим Ниссаном, прижав к груди крепко спящего сынишку, и с отчаянием смотрела в ночное небо. Проспала! Слишком задержалась на одном месте и не успела уехать до того, как сформировалось это 'северное сияние'. Широкое кольцо цветных сполохов стремительно спускалось, бросая причудливые отсветы на луговую траву. Выбраться из многокилометровой зоны действия этого жуткого явления за оставшиеся несколько минут у меня не было шансов. Поэтому я опять подчинилась своему чутью, утверждавшему, что метровое черное пятно в центре светящегося огромного кольца - единственное безопасное место. Преодолела пару шагов и оказалась в спасительной темноте.
Это было жутко: вокруг бушующее море переливающихся, меняющих цвет вспышек, а на мне ни одного блика, и невыносимая тишина, как будто уши заложило. Через несколько секунд я увидела, как световой цилиндр коснулся поверхности земли и закрутился смерчем, взрывая почву, ломая деревья и кусты, сминая мой автомобиль. И по-прежнему ни одного звука не доносилось до меня - словно я была отгорожена от происходящего звуконепроницаемым стеклом.
А потом я упала... вверх и провалилась в темноту, без звуков и запахов. Единственное, что удерживало меня от обморока - тепло Андрюшкиного тела в руках. Падая во тьму, я старалась плотнее обнять его в попытке максимально защитить своим телом самое дорогое сокровище, единственное, что осталось у меня после гибели любимого мужа. Последнее, что я увидела перед ударом, пришедшимся на правый бок, голубоватое сияние, окутавшее Андрюшку. Удивиться я не успела, острая боль обожгла бедро и руку выше локтя, и я потеряла сознание.
***
Артмаэль бежал по каменному коридору, спеша к оставленной у входа в Храм механической виверне. В ушах все ещё звучал ехидный смех старой предсказательницы.
Надо спешить, потому что очередной спонтанный портал наконец-то принесет из другого мира стоящий улов - сильную олану, способную укрепить пошатнувшееся равновесие магических потоков. Это радовало. Но мужчину грызло то, что он не всё сказанное понял. По крайне мере, слова, о том, что он станет сильнее через слабость свою, он посчитал бредом. И при чём тут ожидаемая олана? А потом ещё было бормотание, что не удержит он эту силу, потому что не достоин. И это о нём, одном из самых сильных и искусных магов в мире, а уж в своей стране, пожалуй, самом сильном. Да и не нужна ему никакая заёмная сила, своей хватает с избытком. А старуха, сказав всё это, пару мгновений понаблюдала за ним и расхохоталась, мол, потом поймешь.
Артмаэль решил не забивать голову непонятными изречениями предсказательницы, потом можно будет ещё раз наведаться сюда, расспросить. А сейчас надо определить направление, где формируется прорыв, чтобы там успеть подхватить пришелицу.
Покинув стены Храма, Арт закрыл глаза и потянулся к магическим потокам, ища отголоски будущего портала. Ага, вот и направление. Плохо только, что эхо изменений слишком чёткое - до прорыва осталось не очень много времени, и формируется он в жаркой пустыне. Не самое лучшее место для перехода.
Маг вскочил на виверну, импульсом энергии оживил механического зверя и направил её полёт в сторону намечающегося портала, попутно вспоминая карту пустынных оазисов, где можно будет остановиться на отдых на обратном пути.
Глава 1
Сколько себя помню, меня всегда окружала атмосфера счастья. Любящие родители не жалели улыбок и добрых слов для меня, да и друг друга баловали тем же. Да, у нас, как и у других, случались какие-то неприятности, но даже горюя о чём-то, я всегда знала, что эти переживания временны, они схлынут, и жизнь опять станет доброй и тёплой.
Ничего не изменилось ни во время учёбы в школе, ни в студенчестве. Со мной почти никогда не ругались, не цепляли, даже наоборот, некоторые особо 'ядовитые' представители школьной элиты неожиданно для всех начинали вполне дружелюбно общаться со мной, в худшем случае вели себя нейтрально, без привычных выпадов и издёвок.
Но я не считала, что мир вокруг добр и мягок. То, что я редко сталкивалась с грубостью и подлостью, нацеленной на меня, вовсе не означало, что мимо моих глаз проходили несправедливое отношение и жестокость по отношению другим. Где могла, я старалась помочь, но это не всегда получалось. Потом, уже повзрослев, я поняла, что мои неудачи случались обычно, если обижаемый подсознательно принял правила игры и согласился со статусом жертвы. Из такой ямы я вытягивать не умела, да и сложно тянуть того, кто не помогает, а порой и сопротивляется, не желает покидать привычное место.
По окончании школы я подала документы в университет на геолфак. Дело в том, что в детстве моей любимой книжкой была 'Малахитовая шкатулка' Бажова. Мама читала мне её на ночь, а папа потом показывал мне в энциклопедии камни, о которых я узнала из сказки. Чем дальше, тем больше я этим интересовалось, и заклинание 'гугл мне в помощь' очень хорошо помогало мне в этом. В итоге к выпускному классу я твердо определилась не только с факультетом, но и со специализацией - кафедра минералогии и петрографии.
А учеба в университете подарила мне Ксюху, ставшую мне самой близкой подругой. А ещё я там встретила Женьку, моего Женьку...
В тот день я несла черновик курсовой работы по кристаллохимии на проверку научному руководителю. Настроение было не очень: Аристарх Сергеевич сказал, что скорее всего его не будет на кафедре, и придётся сдавать курсовик Петру Алексеевичу, молодому преподавателю, закончившему в прошлом году аспирантуру под его чутким руководством. А этот самый Пётр Алексеевич, именуемый студентами-геологами Петечкой, прославился своими подвигами на сексуальном фронте на весь университет. Он регулярно пополнял список покорённых студенток, причём это 'покорение' происходило в самых разнообразных малоприспособленных уголках учебного корпуса - начиная от университетского палеонтологического музея и заканчивая пыльной лаборантской, заваленной образцами минералов.
Я только диву давалась, наблюдая, как мои сокурсницы прихорашивались, пытаясь привлечь его внимание. Да, красавец, умный и обаятельный, умеющий рассыпаться мелким бесом перед интересующим его объектом. Но, когда знаешь, что целью всего этого является 'романтический трах' где-нибудь среди окаменелостей, а после пары таких свиданий с тобой расстанутся ради следующей жертвы, все достоинства этого образца мужской красоты теряли ценность. В принципе, мне до похождений Петечки вообще не было бы дела, если б два месяца назад я неожиданно не обнаружила, что тоже вхожу в число студенток, подлежащих покорению, и мало того, уже подошла моя очередь на 'экскурсию' по закоулкам лабораторий. И если раньше к этому красавцу я относилась параллельно, то теперь он меня раздражал неимоверно. В девятнадцать лет я ещё не имела интимного опыта и не горела желанием расстаться с девственностью в объятиях этого проходимца в экстремальных условиях.
И вот с каждым шагом, приближающим меня к двери кафедры, настроение становилось всё хуже и хуже. Встреченная мной лаборантка, подтвердила, что Аристарх Сергеевич уехал утром, уже отзвонился и сообщил, что сегодня его не будет на кафедре. А завтра - пятница, и у меня практика весь день в другом корпусе, и пересечься с ним не получится. Значит, чтобы получить проверенную курсовую в понедельник, сдать надо будет сегодня Петечке, чтоб ему икалось в ритме собачьего вальса! Уже перед самой дверью, отделявшей меня от горячо нелюбимого препода, я остановилась и критически осмотрела маникюр. Вполне хватит, чтобы выцарапать глаза этому павлину, если он опять вздумает меня притиснуть к стеночке. Тут я услышала голоса и смех, доносившиеся из кабинета, сделала вывод, что Пётр Алексеевич там не один, и обрадовалась. Шансы избежать поползновений на мою девичью честь резко возросли. Мой стук в дверь совпал с очередным раскатом смеха, очевидно, поэтому мне никто не ответил. Я пожала плечами и открыла дверь. Когда вошла, настроение вернулось к прежним показателям, то есть резко ушло вниз. С Петечкой в кабинете общался крупный красавец-блондин, судя по непринуждённому сидению на преподавательских столах, его приятель. Оба с интересом уставились на меня.
- Здравствуйте, - изобразила я вежливую улыбку, стараясь не показывать, как мне не по себе, особенно от пристального взгляда незнакомца (к Петечкиным страстным взорам я уже худо-бедно притерпелась, лишь бы руками не трогал).
- Лизонька, - омерзительно ласково начал Петечка, эффектно-стремительным движением переместившись со стола ближе ко мне, - а что же Вы не стучитесь?
- Во-первых, Пётр Алексеевич, на приветствие надо отвечать приветствием, во-вторых, я постучала, но Вы изволили в это время смеяться и проигнорировали мои попытки быть вежливой.
Лизонька, Лизонька, - покачал головой аспирант, - ну простите меня, я так обрадовался Вашему приходу, что забыл обо всём. Давайте не будем ссориться.
- Не будем, - согласилась я, - вы возьмёте мою курсовую, сделаете отметочку во-о-он в том блокноте на столе Аристарха Сергеевича, и я уйду, и ссориться нам будет незачем.
-Хорошо, хорошо, - тем же приторно-вежливым тоном проговорил Петечка. Потом протянул руку к столу моего научного руководителя, взял его ежедневник, куда Аристарх Сергеевич педантично заносил сданное и сделанное студентами. Я смотрела, как он записывает мою фамилию на странице с сегодняшней датой, и нервничала, но не от общества Петечки, а от пристального взгляда его приятеля, не сказавшего ни слова с того момента, как я вошла в кабинет. Поэтому, когда у блондина зазвонил телефон, и он вышел в коридор, я мысленно выдохнула. Как оказалось, напрасно.
Мысленно уже покидая кафедру, я положила курсовую на стол, но руку убрать не успела - мое запястье сжали мужские пальцы:
- Не стоит так спешить, детка, - ухмыльнулся Петя. - Пары закончились, ты вполне можешь уделить мне немного времени.
- Для Вас, Петр Алексеевич, я не детка, а Кудрявцева Елизавета Андреевна. И у меня нет никакого желания уделять Вам время! - отрезала я, устав дипломатично отшивать этого героя-любовника, и попыталась освободить руку из захвата. Не тут-то было. Меня не только не отпустили, но и прижали к стене. Ситуация аховая: за спиной стена, справа-слева массивные столы, а передо мной разъярённый Петя.
- Ну и чего ты ломаешься, цену себе набиваешь? - зашипел нависший надо мной мужчина. Одной рукой он удерживал мою левую руку за моей же спиной, а второй ухватил мои волосы, оттягивая голову чуть назад. Щелчок расстегнувшейся заколки вывел меня из оцепенения, я ощутила невероятную злость. Свободной рукой я вцепилась ему в горло, надавливая на гортань и тоже зашипела:
- Уш-ш-лёпок, убери руки!
И тут же меня отпустили, но это произошло вовсе не по доброй воле Петра Алексеевича: за разборками мы не заметили, как вернулся его приятель. Он подскочил к нам и, надавив пальцами на запястья Пети, заставил его разжать руки:
- Пётр, тебе девушка сказала, что не хочет с тобой общаться, - судя по голосу, он был невероятно зол.
Я вылетела из кабинета и рванула по коридору. Меня трясло. За спиной хлопнула дверь, и я ускорила шаг.
- Лиза, подождите, пожалуйста, - раздался сзади баритон блондина-спасителя. Я остановилась и повернулась к нему, невольно сжимая кулаки. Он подбежал ко мне и протянул заколку, слетевшую с моих волос во время разборок на кафедре.
- Я хочу извиниться за поведение Петра, даже не знаю, что на него нашло. Он никогда не позволял себе...
Я, перестав вслушиваться в его слова, прислонилась к стене и закрыла глаза, пытаясь сдержать набежавшие слезы. Не вышло: соленая водичка предательски потекла из-под опущенных ресниц по щекам.
А потом я оказалась теплых мужских объятиях, меня гладили по волосам, по-моему, даже целовали в макушку, и шептали что-то успокоительное, а я даже не вырывалась, наоборот, вцепилась в утешителя и плакала уже навзрыд.
К счастью, я никогда не страдала склонностью к затяжным истерикам, поэтому через несколько минут моя 'Ниагара' иссякла, и я, изредка всхлипывая, отстранилась от нежданного спасителя.
- Спасибо за помощь и извините за этот слезоразлив, - я взглянула в лицо парню, который оказался чуть ли не на голову выше меня. А учитывая, что я дюймовочкой не являюсь (мои сто семьдесят пять сантиметров позволяют мне смотреть 'свысока' на большинство моих сокурсниц), выглядел он внушительно.
- Меня зовут Евгений Огнев, Женя, - от невероятно тёплой улыбки обаятельного блондина могло растаять даже мороженое, что уж говорить обо мне.
В этот день мы с Женей расстались только вечером. Он подождал, пока я умывалась в туалете, потом пригласил в кофейню на соседней улице, где мы несколько часов проболтали. Оказалось, что с Петечкой он учился в одном классе, приятельские отношения сохранились и в ВУЗе, только если Петра Алексеевича увлекла геология, то страстью Жени была археология.
После истфака Женя занялся делами небольшой компьютерной фирмы, доставшейся ему от родителей, погибших в авиакатастрофе несколько лет назад. Но чтобы иметь возможность получать 'открытый лист' для проведения самостоятельных раскопок, он ещё работал на полставки в Инспекции по охране историко-культурного наследия. Он с удовольствием рассказывал о своём увлечении, о том, что пришёл к приятелю с просьбой свести его с кем-нибудь, сведущим в палеонтологии - нужна была консультация. И с интересом слушал меня, о моем увлечении камнями, о планах пройти специализацию по геммологии в РГГРУ. А потом было провожание и поцелуи, нежные, кружащие голову.
Через неделю он познакомил меня с единственным близким ему человеком - бабушкой. Антонина Ивановна оказалась невероятно светлым человеком. Мы провели втроём очень приятный вечер, по завершении которого Женя изъявил желание познакомиться с моими родителями. Я и не думала возражать и через несколько дней пригласила его к себе. Конечно, появление в моей жизни мужчины, да еще всячески демонстрирующего серьёзные намерения по отношению ко мне, для мамы и папы стало неожиданностью, но к Женьке они прониклись доверием сразу, и были рады за меня.
А вскоре Женька стал моим первым мужчиной. Первым и единственным. Сводившим меня с ума своими прикосновениями, поцелуями. И потом каждая близость с ним была яркой, дарившей мне ощущение полёта.
Ксюха, познакомившись с Женькой, однажды выдала мне:
- А вы похожи... Вы одной породы - 'обожанцы'.
- В смысле?! - я обалдела от нового термина лучшей подруги. Она всегда интересно воспринимала и характеризовала окружающее. Обычно я легко улавливала её мысль, но тут моя фантазия отказала.
- Ну, вас обожают все окружающие, от вас тепло какое-то исходит, - пояснила подруга. - Вы с Женькой и по отдельности 'светите', а когда оказываетесь вместе, это что-то феерическое. Обычно с такими бешенно влюблёнными парочками не очень комфортно находиться - чувствуешь себя лишней. А вы - исключение, умудряетесь согревать душевно не только себя, но и окружающим перепадает...
Когда я в качестве контраргумента привела моё странное воздействие на Петечку, явно не умиротворяющее, она махнула рукой:
- Их высочеству было мало обычной дозы, ему хотелось того, что было предназначено Женьке. Вот и бесился: видит око, да зуб неймёт.
С момента того злополучного посещения кафедры не прошло и года, как я уже стала Огневой. А ещё через три года появился Огнев Андрей Евгеньевич.
Но одно обстоятельство меня очень беспокоило: чем счастливей я себя чувствовала, тем сильнее в глубине грызлась тревога. И отмахнуться от этого я не могла. Было у меня то, что моя мама называла 'волшебной чуйкой': я нередко знала куда нельзя идти и что нельзя делать. Нельзя, потому что опасно. И не раз эта 'чуйка' сберегала здоровье (а однажды жизнь) мне и моим близким. Но тревога, прочно поселившаяся в моей душе, была иной: почему-то она воспринималась мною, как еле слышный скрежет каких-то огромных шестерёнок, и сообщала не только об опасности, но и о её неизбежности.
Глава 2
Первые три года семейной жизни для нас с Женькой были необычайно светлым временем. Предчувствие, пока ещё звучавшее еле слышным шёпотом на окраине подсознания, не особо беспокоило.
Мы были заняты узнаванием друг друга. Наши притирки друг к другу происходили в крайне щадящем варианте. Редкие ссоры больше походили на споры, с аргументами и без агрессии. Размолвки заканчивались быстро и по одному сценарию: тот, у кого в данный момент быстрее проходил запал, обнимал другого, а у этого другого мысли не возникало дернуть плечом, мол, не трогай меня, я в обидах, или заявить что-нибудь вроде 'теперь ты понял, что ты неправ'. И невозможно было определить кто чаще выступал миротворцем в нашей семье, эта роль у нас была переходящей.
Это было временем почти абсолютного счастья для нас. Любовь, обустройство своего гнездышка и любимое дело у каждого из нас - жизнь была полна событиями и эмоциями.
Женька не забывал о своем увлечении археологией. Его рады были бы видеть в своих экспедициях бывшие сокурсники и преподаватели, но он предпочитал сам организовывать раскопки, там, где ему интересно. Надо сказать, что многие студенты-археологи сами изъявляли желание поехать с ним. Дисциплина у Женьки в лагере была железная, но все знали одну особенность. Если Огнев начал где-то копать, значит выкопает что-то интересное. Да, у Женьки тоже была своя 'волшебная чуйка', позволявшая ему чётко определять места, где раскопки не пройдут впустую.
А я закончила университет и начала претворять свои планы в жизнь. Для начала я прошла специализацию по геммологии, как и собиралась. Теперь в моих задумках было совершенствование того, что раньше было моим хобби - изготовление украшение. Моя главное увлечение - это камни, причём ювелирно-поделочные и поделочные мне были даже интереснее, чем драгоценные. Я пробовала разные техники, результатом моих творческих метаний стала ещё одна любовь - бисер. И с направлениями я определилась: вышивка камнями и бисером и проволочное плетение - wire wrap.
Большим благом для меня стало то, что мы отказались от заманчивого предложения Жениной бабушки. Она хотела вернуться в свой дом на окраине города и освободить для нас трехкомнатную сталинку, в которой жила вместе с внуком после гибели его родителей.
Мы решили, что это нам будет лучше поселиться в пригороде. А бабушке будет удобнее жить в квартире, рядом с поликлиникой, магазинами и подругами. Тем более дом был совсем немаленьким, с просторной кухней и большой застеклённой верандой, окруженный садом. К тому же Женька перед свадьбой сделал там полноценный ремонт, и дом превратился в уютное семейное гнёздышко. Особый восторг у меня вызвало то, что многое было сделано им собственноручно.
В общем, дом был замечательным, но самым главным плюсом его был огромный чердак, который Женька утеплил и переоборудовал в мастерскую. Когда он привел меня сюда в первый раз, я была потрясена. Просторное помещение с огромными окнами во фронтонах, отделанное светлым деревом, было условно разделено тремя встроенными посередине стеллажами на две половины. На одной половине были верстаки, полки с разнообразными инструментами, говорившими, что это мужское царство. Судя по заготовкам на верстаке, именно здесь создавались те изумительные парусники, которые украшали квартиру бабушки.
А вот вторая половина была почти пустой. Как оказалось, эта часть ждала меня. С помощью мужа я оборудовала 'чистую зону' для работы с бусинами и бисером, и 'грязную' - где происходила пайка, шлифовка, патинирование и прочие слесарно-химические действа. Надо сказать, что к моменту окончания университета у меня появились первые покупатели моих украшений, и мастерская для меня стала насущной необходимостью.
Постепенно росла моя квалификация и увеличивалось количество заказчиков. Очень сильно помогло в этом сотрудничество с одним довольно успешным местным модельером. Он откликнулся на моё предложение использовать мои украшения для показа на одном из региональных фестивалей моды. Итогом стало появление в его магазине расшитых бисером и камнями украшений, поясов, сумочек.
Но этого мне было мало, хотелось обучиться ювелирному делу. И тут опять помог мой Женька, поддерживавший меня во всех начинаниях. Он познакомил меня с одним старичком-ювелиром, который был рад заполучить в свою мастерскую геммолога. А я была рада открывшимся новым возможностям.
У меня уже появились мысли о курсах в Строгановской академии, но жизнь внесла свои коррективы. Однажды я поняла, что на некоторое время мне придется ограничиться вышивкой, так как даже работа с проволокой будет нежелательна, и порадовала мужа, что скоро он станет папой.
Пару недель Женька сходил с ума, всячески ограждая меня от чудящихся ему опасностей, в том числе и от себя. Потом у меня терпение закончилось, и я высказала ему всё, что думаю по этому поводу и закончила свою эпическую речь словами:
- В общем, не беси меня, мне вредно нервничать!
Как ни странно, это оказало успокаивающее действие на моего мужа.
Прислушавшись к моему совету, он не стал задавать вопросы Гуглу, а поговорил с моим врачом, умной и спокойной тёткой лет сорока пяти. Я предпочла в это время посидеть в коридоре с книжечкой. После этой беседы Женька вышел из кабинета просветлённый. Пока мы ехали домой, он молчал и ... улыбался. А вот когда мы зашли в дом, я, как только скинула босоножки, получила от любимого умопомрачительный поцелуй. И 'поплыла' так, что не сразу поняла, как я оказалась без блузки, отметила только, что юбка подозрительно ползет вниз, и опять пропала.
Потом были ещё поцелуи, движение пальцев по коже, мои ладони на сильных плечах... И шёпот, заставляющий загораться ещё сильнее... Мучительно-сладкие медленные движения моего мужчины, заставляющие льнуть к нему, желая большего, его хриплое дыхание, мой вскрик и его стон... Ощущение сильного горячего тела, и снова шёпот, теперь успокаивающий, и мысли, бессвязные, но полные ощущения счастья...
Это ощущение счастья и предчувствия чуда не покидали меня до родов Андрейки.
А потом мне стали сниться кошмары. Сначала редко, раз в два-три месяца. Я просыпалась с криком, чувствуя, как бешенно колотится сердце. Муж обнимал меня и успокаивал. Расспрашивать о снах было бесполезно, я помнила только ночное небо, переливающееся разноцветными сполохами. И чувство страха и обречённости.
Постепенно этот жуткий сон стал сниться всё чаще и чаще. Женька уже давно отказался от археологических экспедиций, не желая оставлять меня одну сначала во время беременности, а потом с маленьким сынишкой. И теперь, хотя Андрюшка подрос, не стал получать открытый лист, чтобы не оставлять меня надолго. Только под моим давлением отправился на несколько дней в чужую экспедицию, стребовав с меня клятвенное заверение, что если мне опять что-то приснится, я тут же позвоню ему, не обращая внимания на часы. В итоге муж вернулся через два дня, сказав, что две ночи дергался, то и дело хватаясь за телефон, что содержимое этого кургана не стоит его нервов, и больше он никуда не поедет, пока я не стану спокойно спать по ночам.
Но лучше не стало. Наоборот, мой кошмар стал приобретать реальные очертания, когда Андрюшке исполнилось три года. Той весной в СМИ и Интернете то и дело стали мелькать сообщения о странном явлении - северном сиянии, наблюдавшемся очень и очень далеко от полярного круга. Действительно, для Воронежа, Белгорода, Краснодара, Ставрополя и других, явно несеверных мест, это аномалия.
А для нас с Женькой началась траурная полоса. Сначала летом погибла Ксюшка, утонула на море. Водолазы, нашедшие её тело, сказали, что она странно выглядела, как будто резко уснула и тихо ушла под воду. И как раз в тот вечер над южным городком небо сияло зелёно-голубыми сполохами...
А осенью бабушка Жени поехала в Казань навестить подругу и умерла в поезде ночью от сердечного приступа. И опять пассажиры рассказывали о зелёно-голубом свечении неба над ними...
Зимой, как ни странно, сообщения об аномальном северном сиянии исчезли. Люди посудачили об этом, решили, что причина в жарком лете, и успокоились. Только для меня скрежет невидимых шестерёнок становился всё явственнее. Я почему-то была уверена, что весной всё вернётся и даже станет хуже. Мы с Женькой старались не расставаться, мучимые нехорошими предчувствиями.
И действительно, зима закончился и начался новый виток несчастий. В начале апреля мои родители попали в жуткую аварию на трассе М4 под Тулой: семь машин, словно попав в какой-то огромный водоворот, потеряли управление, поехали по странной спиральной траектории и столкнулись друг с другом в одной точке. То, что это произошло на скоростном участке федеральной трассы, привело к страшным последствиям. Из пятнадцати людей выжили только двое. И они утверждали, что в этот момент небо горело разноцветными сполохами - жёлто-зелёно-голубыми. Моим маме и папе не повезло...
Нам с Женькой, чтобы не захлебнуться в этом горе, оставалось только цепляться друг за друга, за нашу любовь, за наше маленькое счастье - Андрюшку. Только я знала, что это не последний удар по нам. Откуда? Понятия не имею. Но это были уже не предчувствия, а точная уверенность. Я даже знала, что когда в палитре этого 'северного сияния' появится красный оттенок, станет совсем плохо. И я не ошиблась.
Глава 3
Июнь и июль ознаменовалось несколькими появлениями подобных сполохов, сопровождавшихся различными авариями и несчастными случаями, масштабы которого зависели от заселенности освещенной ими территории или оживлённости трассы, как в случае с моими родителями. Август и первая половина сентября стали временем затишья.
То сентябрьское воскресенье, по-летнему солнечное, я запомню навсегда. Сразу после завтрака мы все трое решили посвятить этот замечательный день делам во дворе: я занялась цветником, Женька отправился выпиливать засохшие ветки яблонь и вишен, Андрюшка проводил ревизию игрушек в песочнице, деловито выстраивая на скамеечке ведёрки, формочки и самосвальчики. И настолько нам было уютно в этот день, что душевная боль начала затихать, появилась надежда, что мы сможем просто жить и опять испытаем то умиротворение и счастье, как раньше. Недолгая иллюзия, к сожалению. А мы практически поверили, когда Андрюшка, услышав про обед, умчался "мылить ручки", а мы еще задержались во дворе, обнявшись и целуя друг друга, жадно и сладко. И продолжали верить, когда уставший Андрюшка крепко заснул после обеда, а мы оказались в спальне; когда опять стали целоваться, но уже расставаясь одеждой; когда любили друг друга, и Женька шептал о том, что моя кожа светится в солнечных лучах, о том, как он счастлив, что я есть у него, а потом что-то совсем бессвязное шептала я, перемежая слова со стонами, прижимаясь к нему, что-то требуя, о чём-то умоляя...
Моя вера в счастливое будущее пошатнулась, когда Женьке позвонил Пашка Мелёхин, бывший однокурсник-археолог, просивший помочь: у него на раскопках студенты умудрились что-то наворочать с теодолитом, он приехал в город, отыскал прибор на замену, но не смог уехать, в его припаркованную машину врезался какой-то пьяный ухарь, капитально помял левую сторону и снес левое зеркало, и теперь товарищ ищет кого-нибудь, с машиной на ходу и без алкоголя в крови, чтобы быстрее вернуться на раскопки, пока студенты не докопали выделенный им в качестве наказания участок и не начали опять маяться дурью.
Вроде бы ничего такого, но у меня сжалось сердце. Только я не могла разобраться почему: то ли предчувствие, то ли просто страх из-за всего, что на нас свалилось.
Когда Женька уехал, ощущение чего-то неизбежного и страшного усилилось. Я, пытаясь отвлечься, стала перебирать запасы бисера, бусин, фурнитуры, делая пометки, что нужно будет докупить, но не смогла сосредоточиться. Плюнув на всё, кинулась к телефону. Пусть я покажусь мужу истеричкой, пусть сочтёт это моим капризом, но я буду рыдать, буду умолять его вернуться. Но всё было против меня: я семь раз набрала Женькин номер, и каждый раз безразлично-вежливый женский голос на русском и английском языках сообщал, что он недоступен. Следующие три часа показались мне адом. Я изо всех сил старалась не показывать перед Андрюшкой, что я нервничаю. Сохраняя внешнее спокойствие, даже пособирала с сыном домики из мелких кирпичиков 'Лего', посмотрела с ним мультики.
Когда в семь часов небо резко заволокло тучами, и раздался первый гулкий раскат грома, сотрясающий всё вокруг, я вздрогнула. А потом зазвонил телефон. Я кинулась к нему, спотыкаясь на разбросанных Андреем игрушках. Уже ухватив серебристый смартфон и нажимая кнопку приёма, поскользнулась на какой-то пластиковой деталюшке и упала, к счастью, в кресло.
- Солнце, как ты? - услышав голос мужа, я почувствовала, как слёзы навернулись на глаза.
- Все нормально, Жень. Как ты доехал? Я переволновалась, не могла до тебя дозвониться, - я прилагала все усилия, чтобы не разрыдаться в трубку.
- Нас ливень с грозой накрыл уже на подъезде к лагерю. А в дороге телефон почему-то перестал видеть сеть, причём обе сим-карты отрубились, такого со мной ещё не было. Лиз, у вас там как с погодой?
- Тоже гроза заходит, вот-вот польёт.
- Лизок, мне, наверное, придётся здесь заночевать. Тут льет так, что последние несколько километров ехал ползком - ничего не видно. А скоро стемнеет - вообще будет весело. Лучше выеду рано утром, быстрее доеду.
- Конечно, не стоит рисковать, - произнесла я, пытаясь понять, чего больше боюсь: того, что Женька поедет в темноте по такой непогоде, или того, что сегодня ночью его не будет рядом.
Женька ещё немного поговорил со мной, рассказывая, что там набедокурили студенты, пока руководитель метался в поисках теодолита и машины по городу. Я даже посмеялась над кровожадными планами Пашки по поводу провинившихся. Разговор я закончила, если не успокоенная, то уже не замирающая от страха за мужа.
Обычные рутинные дела - уборка игрушек, купание Андрюшки и чтение ему сказки перед сном - не давали мне опять занервничать. Но как только сын уснул, страх вернулся. И устранить его не смогли ни чашка травяного чая, ни тёплый душ. Решив, что утро вечера мудренее, я всё же отправилась спать. Покрутилась минут сорок на широкой кровати и потянулась к телефону.
- Чего не спится, солнце? - муж откликнулся моментально.
- Неуютно без тебя, тоскливо, - призналась я.
- Я тоже скучаю, ливень вроде уже почти закончился. Сейчас посплю несколько часиков, а на рассвете рвану к вам. У самого сердце не на месте, пока далеко от вас.
Тут на заднем фоне раздались какие возгласы, а потом я услышала, как муж спросил у кого-то:
- Что светится? - и разговор оборвался.
Я пыталась дозвониться до Женьки, но он опять был недоступен. Полночи я провела в обнимку с телефоном, то и дело набирая заветные номера, но снова и снова мне отвечал автомат. Под утро я всё-таки задремала и увидела жуткий сон. На изрытой земле лежал окровавленный Женька.
- Солнце, прости, - надрывно прохрипел он, - не успел...
А я в этом проклятом сне не могла ни двинуться, ни сказать что-либо, только плакала, глядя как изо рта мужа стекает тёмная струйка крови
- Не плачь, Лизок, я люблю тебя... тебя и Андрюшку... Плохо, что всё так заканчивается... Но я счастлив, что ты была в моей жизни... - Женька закрыл глаза, только редкие тяжелые вдохи говорили, что он жив.
Неожиданно он опять открыл глаза, только взгляд у него был такой, словно он меня уже не видел.
- Запомни, спастись можно будет только в темноте... - тут он закашлялся, и кровь потекла сильнее. - Ты у меня сильная девочка... береги себя и Андре...
Остекленевшие глаза и замершая грудная клетка заставили меня закричать. С этим криком я и проснулась на рассвете. И сразу же поняла, по ощущению холодной пустоты в душе, что это не обычный кошмарный сон, что мой мужчина действительно больше никогда не обнимет и не поцелует меня. Ещё вчера днём он любил меня здесь, на этой кровати, горячий, страстный. А сейчас он, нет, не он, его изуродованное холодное тело лежит где-то на мокрой земле. Я лежала и плакала, только слезы эти не приносили облегчения, наоборот, боль скручивалась внутри меня в тугой комок.
Звонок телефона не сразу привлек моё внимание, когда же до меня дошло, что дребезжит у меня под боком, я вскочила и, увидев высветившийся номер, трясущимися руками схватила аппарат.
- Алло, - голос у меня был охрипший и срывающийся.
- Елизавета, здравствуйте, - незнакомый мужской голос погасил мою безумную надежду, - вы знаете владельца этого телефона?
- Да, - неживым голосом ответила я, - это мой муж...
- Мне... очень жаль, - по большим паузам было видно, что моему собеседнику трудно даётся этот разговор, - он... погиб сегодня ночью...
Дальше я автоматически отвечала на вопросы, мозг вроде бы работал, а чувства словно заморозились. Потом позвонила Борису Ивановичу, ювелиру, обучавшему меня, сообщила о произошедшем, попросила помочь - приглядеть за Андрейкой. Не прошло и получаса, как он приехал ко мне вместе со своей женой, которая и стала няней для моего сына на ближайшие несколько дней. А Борис Иванович отправился вместе со мной по инстанциям. Особо ценным для меня оказалось сочувствие этой пожилой четы, безмолвное и деликатное, и их поддержка. Не представляю, что я без них делала бы...
Остальное я помню урывками: опознание, ритуальное агентство, похороны... Молодой офицер МЧС, чей наряд вместе полицией был на месте гибели экспедиции, нашёл меня и сообщил подробности того, что произошло. Внешность его помню смутно, зачем ему понадобилось поговорить именно со мной - было непонятно, причём не только мне, но и ему самому. Но рассказ его я выслушала внимательно. Жители соседних сел видели, как после ливня в небе над полями появилось очередное 'северное сияние', сначала высоко, а потом всё ниже и ниже. А дальше был раскатистый глухой гул и ударная волна, дошедшая до сел, находившихся километрах в пятнадцати от эпицентра. А там, где было свечение, теперь всё выглядит так, как будто одновременно прошёл огромный торнадо и произошло землетрясение. И судя по всему, народ в экспедиции быстро понял, что надо срочно покинуть это место. Машин там было достаточно, но раскисшая почва сильно тормозила движение, они не успели чуть-чуть, метров двести не дотянули до границы опасной зоны. Я задала этому офицеру только один вопрос: какого цвета были сполохи. И услышала ожидаемое: голубые, зеленые, желтые и красные. Всё, набор цветов, как в моём сне, аномалия заработала в полную силу. К сожалению, больше ничего об этом страшном явлении я не знала.
Глава 4
Лишившись любимого, я выстояла только благодаря сыну. Я слишком любила моего мальчика, чтобы позволить себе полностью отдаться своему горю. Моя боль не уходила, она законсервировалась и затаилась до поры до времени где-то в глубине души. Нескоро заживет эта рана, нескоро. Но сейчас я была занята другими делами.
Первое и самое важное - это, конечно же, Андрейка. Он, хоть ему и было всего четыре года, как-то сразу понял, что папа больше не вернётся. Тосковал, рисовал картинки для папы и просил отправить их ангелам, чтобы они передали их 'любимому папочке'. У меня сердце разрывалось не от своей, от Андрюшкиной боли, от того как он страдает. А однажды вечером сынишка рассказал, из-за чего он больше всего переживает. Оказалось, что Андрей не просто скучает по папе, он очень горевал, что мы-то вдвоем, а папа там на небе один, и ему плохо без нас, поэтому он и пытался передавать весточки ему 'через ангелов', про которых то ли видел мультик, то ли кто-то читал ему книжку. Вот так мы, сострадая друг другу, пережили эту осень и зиму.
Когда я не была занята Андрюшкой, работой и домашними делами, я искала информацию об аномальном 'северном сиянии'. Из найденных в интернете сведений я узнала, что в период между осенним и весенним равноденствием в Тихом Океане было зафиксировано несколько странных штормов и тайфунов, что само по себе было нехарактерно для этого времени года, и все они сопровождались сполохами в небе. Два или три раза непредсказанные метеослужбами ураганы возникали на пути следования самолётов. К счастью пилоты успевали отреагировать и изменяли маршрут, чтобы обойти опасный район (а о том, что такие сполохи в небе предвещают стихийные бедствия, уже знали во всём мире и отслеживали их появления). А в одной из таких бурь пропало научно-исследовательское судно. Через пару недель нашли обломки и тела участников экспедиции, но не все, кто-то так и остался без вести пропавшим.
Учёные высказывали предположения, что место появления этого свечения (и разгула стихии вслед за ним) каким-то образом зависит от положения Земли относительно Солнца, а у меня было ощущение, что оно словно наводилось по какому-то ориентиру. Я воспринимала это явление как живое и хищное существо, полуразумное, но обладающее своей волей, очень опасное. И понимала, что после весеннего равноденствия оно вернётся в наши края. Не знаю, почему, но подсознательно я его боялась, мне казалось, что оно будет искать меня.
И я начала готовиться к новому 'сезону северного сияния'. Во время новогодних праздников я 'проинспектировала' свое финансовое состояние. Как ни мерзко это звучало, но потеряв своих близких, я стала богатой наследницей. Я унаследовала две большие квартиры в центре города и получила страховку за автомобиль, которая позволила мне с небольшой доплатой купить Ниссан Икс-Трейл. Родительскую квартиру я продала и положила деньги в банк. Я не бросила свою работу, поэтому могла жить, не прибегая к этим средствам. Заказов у меня было достаточно, а то, что я выполнила даже те, которые у меня были в работе на момент Женькиной гибели, подняло мою репутацию среди клиентов. Но в конце февраля я предупредила постоянных покупателей, что в конце марта - начале апреля уеду, и перестала принимать заказы.
А сама вплотную занялась подготовкой к многомесячному путешествию. Составляя списки и закупая необходимое, ощущала себя этакой Сарой Коннор. Моё предчувствие, что с приходом весны придётся удариться в бега, полностью оправдалось. И очень быстро поняла, что на меня объявлена охота...
В первый раз, когда я опять испытала эффект 'скрежета шестеренок', кожей ощущая вибрацию неслышимого ухом звука, я не поняла, что это сигнал к действию. И даже нараставшая тревога не подтолкнула меня к отъезду. Но увидев в вечернем небе разноцветные неоновые переливы, я усадила Андрюшку в машину и рванула по дороге, подальше от этой жуткой красоты.
Мне очень повезло, что мы находились в это время в мотеле, стоявшем на перекрестке дорог, вдали от населенных мест. И постояльцы, и персонал мотеля быстро сориентировались, что происходит. Желающих полюбоваться на необычное природное явление не нашлось, поэтому в течение двадцати минут двухэтажное здание придорожной гостиницы опустело. В этот раз ненасытное чудовище осталось без жертв, что порадовало меня несказанно. Я была уверена, что это приходили за мной, и не хотелось бы мучиться мыслью, что это я виновата в гибели людей.
Так лето прошло в переездах. Я снимала для нас с Андрюшкой домик на какой-нибудь небольшой турбазе, и мы оставались там, пока я опять не начинала 'слышать' кожей вибрацию этого потустороннего скрежета. Если раньше я воспринимала это как механизм, с усилием распахивающий массивные створки ворот, то теперь это было медленно наводящимся на меня орудийным стволом, и меня начинало колотить в предчувствии залпа. Теперь я, наученная горьким опытом, при первых же признаках приближающейся аномалии, подхватывала сына, и мы мчались подальше от людей. Я останавливалась ближе к ночи где-нибудь в поле и ждала, наблюдая то за темным небом, то за мирно спящим Андрюшкой. Как только появлялись первые сполохи очередного 'северного сияния', я быстро заводила машину и уезжала, оставляя стихию бушевать в безлюдном месте. Выплеснув энергию в очередной буре, этот неведомый охотник, собирался с силами и начинал новое преследование только через две-три недели.
Успешно пробегав половину весны и почти всё лето, я всё же попалась в капкан в конце августа. Видимо дало знать о себе напряжение последних месяцев: заманивая в очередной раз аномалию подальше от людей, я уснула в ожидании начала 'северного сияния'. Проснулась, когда кольцо света уже спускалось на землю...
***
Артмаэль подгонял виверну, заставляя ту лететь с максимальной скоростью, сжирая заряд аккумулирующих амулетов. Портал должен вот-вот раскрыться над зарослями ксуртула. Его пружинящие ветки могли бы стать хорошей подушкой для падающего в них человека. Но сейчас, после длительной суши. они стали хрупкими и легко ломались, выплескивая из сердцевины обжигающий сок. Арт передернул плечами, вспомнив, как ему в одном из походов много лет назад прижигали рану этим соком: дезинфицировал он конечно великолепно, но болевые ощущения от его применения зачастую приводили к потере сознания. Раскаленным железом и то было бы не так больно. Но от железа оставались ожоги, а после сока ксуртула раны заживали очень быстро.
Уже на подлёте Арт увидел вспышку и падающее в заросли тело. Через несколько минут он был на месте и кинулся вытаскивать из упругих веток 'подарок' стихийного портала. А подарок был необычным во всех смыслах. На ветках лежала молодая женщина, даже в бессознательном состоянии продолжавшая прижимать к себе ребёнка. И ребёнок этот, светловолосый мальчик, мирно спал, окутанный стазисным коконом! Откуда взялась магия, если у людей из немагических миров она пассивна, и приходится прикладывать немало усилий для её пробуждения?
Оставив эти вопросы на потом, Артмаэль осторожно приподнял левитирующим заклинанием выпавших из портала женщину и ребенка и перенес на спину виверны. В паре взмахов отсюда находится ближайший оазис, там можно будет заняться пострадавшей.
Десять тактов - и виверна приземлилась в тени деревьев. Арт спрыгнул со спины механического чудовища на траву, парой незамысловатых пассов освободил светящийся кокон с мальчиком из рук женщины и опустил на траву. Через несколько часов защита растает, и малыш проснётся сам, тут причин для беспокойства не было. А вот девушка всё ещё не приходила в себя. Судя по разорванной и окровавленной одежде, она сильно пострадала при падении. Арт быстро достал из своего багажа одеяло, расстелил его у источника, пробивавшегося между корней дерева, и опять вернулся к виверне. Подхватив на руки изящное тело, обтянутое непривычной одеждой, он перенес девушку на одеяло. Повозившись с незнакомыми застёжками, Арт все же снял одежду и невольно залюбовался. Он, конечно, подозревал, что под такой наряд нижнюю рубашку одеть проблематично, но открывшийся вид впечатлил. Тут же обругав себя последними словами, что не о том думает, занялся ранами на правой стороне тела девушки. В принципе, все было не особо страшно. Острые обломки веток пропороли плоть на руке и бедре, но сами же и продезинфицировали нанесённые раны. А сознание девушка, видимо, потеряла от болевого шока. Смыв кровь с кожи, Арт перевязал раны и укрыл пострадавшую олану своим плащом. Облегчённо вздохнув, он привалился спиной к дереву: успел, не совсем, конечно, но ничего непоправимого не произошло. А олана действительно сильная, давно в их мире таких не появлялась, а уж с активной магией и подавно, даже среди рождённых здесь олан такие редко встречались. Да и мальчик тоже с даром. Мальчик! Артмаэль вскинулся. Он взял только один артефакт-переводчик, а их двое. Вывезти двух человек не проблема, мальчик маленький, девушка, хоть и довольно высокая, но изящная, а виверна у него большая, справится с такой нагрузкой легко.
А вот с общением могут возникнуть сложности. Перемещение через портал и без того не очень хорошо сказывается на человеческой психике. Арт поморщился, вспомнив, как месяц назад встречал очередную олану. Слабенькая, толку от неё не особо много будет, но нервы она ему здорово потрепала. Сначала изводила бурными истериками, а потом вдруг успокоилась и назначила его на роль мужчины своей мечты. Лучше бы дальше истерила. Арт не выдержал, наложил заклинание сна и быстренько отвез в Храм к предсказательницам, пусть сами наставляют и обучают. Ему в столице этих проблем не нужно.
Отогнав неприятные воспоминания, Артмаэль вернулся к насущному: как из одного артефакта сделать два? В принципе можно использовать языковое заклинание, у которого два минуса: во-первых, это очень болезненно для принимающего матрицу заклинания, во-вторых, расход энергии большой, остатка может не хватить на подзарядку виверны. И есть огромный плюс: тот, на кого накладывается заклинание, получит почти полное знание языка, за исключением отдельных фразеологизмов и наименований того, что есть в его мире, но отсутствует в этом. Правда, чем шире словарный запас у реципиента, тем больше он потянет в плетение энергии из донора. Так, на кого накладывать заклинание. Ребенок? На него, конечно, энергии уйдёт намного меньше, но мучить малыша болезненным ритуалом не хочется. Растает кокон, оденем на него артефакт. А потом сам выучит новый язык, детям это легче даётся. Значит заклинание плетем для девушки. Тем более, она без сознания, не прочувствует боль в полной мере. Да и вряд ли она много потянет из него, молодая мамочка с ребёнком. Арт на всякий случай присмотрелся к ауре девушки, действительно, мамочка, вон ниточка тянется от неё к кокону с ребёнком, нежно-золотистая, ровно светящаяся.
Мужчина опустился на колени около девушки, сдернул с неё плащ, и, скатав его валиком, положил под голову, так чтобы лицо незнакомки было повёрнуто к небу. Убрал из волос металлическую заколку, дав свободу гриве вьющихся волос, вынул серьги из ушей и положил рядом с заколкой - в районе головы не должно быть металла, витой шнурок на шее в принципе не помешает, только расправить его надо, чтобы кулон был на теле. Артмаэль дотронулся до странного кулона - два гладких кольца, большое и маленькое, закреплённые петлёй шнурка - и отдёрнул руку от неожиданности. Эти кольца несли очень сильные отпечатки аур. Арт пригляделся внимательнее, маленькое кольцо принадлежало девушке, а большое - мужчине, её мужчине. Скорее всего это были брачные артефакты, странные, но всё же выполняющие свою функцию. Точнее, выполнявшие когда-то - мужчина, носивший это кольцо, погиб.
Артмаэль осторожно сдвинул связанные шнурком колечки и сосредоточился на плетении заклинания. Так, а теперь самое важное - закрепить его на девушке. Магией, словно булавками, он прикалывал это 'кружево' к её ментальному полю. И последний этап, самый болезненный, магическая подпитка, которая срастит заклинание с 'основой', практически встроит его в ментальное поле. Поток энергии хлынул через руки мага, сжавшие виски девушки, и заставил её со стоном выгнуться от боли.
- Ничего себе мамаша-'наседка'! Судя по тому, сколько энергии уходит, девочка получила неплохое образование, только зачем? - шипел Арт, с трудом удерживая в неподвижности голову бьющейся от боли девушки. Маг злился вслух, а мысленно страдал, глядя как исказила мука нежное лицо. Одновременно с окончанием болезненной подпитки, глаза незнакомки распахнулись, и Артмаэль на мгновение замер, вглядываясь в яркие радужки сине-зелёного цвета, точь-в-точь как вода в Южном Море.
Глава 5
Из темноты беспамятства меня выдернула боль, молниями пронзившая виски. Я пыталась закричать, но получилось не очень: связки напрягались для пронзительно-громкого вопля, а из горла вырвался лишь хриплый стон. Но возможно мне так показалось - одуряющая, выжигающая боль искажала реальность, и даже горячие сильные ладони, сжимающие мою голову, воспринимались как галюцинация. Вдруг резко, достигнув пика, боль оборвалась, осталась только дикая слабость. Я бы, наверное, провалилась в сон, но ощущение ладоней на моих висках не исчезло, и это заставило меня открыть глаза. В первую секунду мне показалось, что я ослепла, но темная пелена посветлела, истончилась, и я потрясенно смотрела на мужчину, склонившегося на до мной. Красивое лицо с практически идеальными чертами, аристократичность которых не умаляли даже коротко остриженные волосы. Но завораживала не эта мужественная красота. В ювелирной мастерской мне как-то в руки попал серый турмалин, прозрачный, великолепной огранки. Я долго крутила его и любовалась переходами цвета от светло-серого до темного фиолетово-серого, напоминающего грозовое небо. И единственной оправой для этого самоцвета с огранкой антик я видела мужской перстень, серебро с чернением. А сейчас на меня смотрели глаза, напоминающие блеском и цветом этот самый турмалин, светло-серые сначала и резко потемневшие до грозового оттенка через секунду.
А в следующее мгновение мне стало не до красавца, я вскинулась с воплем:
- Андрей!!! - и тут же рухнула от накатившей дурноты. К счастью незнакомец успел меня подхватить и уберёг от новых ударов.
- Если Андэриэй - это твой мальчик, то с ним всё в порядке, он цел и невредим, спит в стазисном коконе в нескольких шагах от тебя, - успокаивающе прозвучал мягкий баритон над ухом. Я была готова поклясться, что говорил он не по-русски и не по-английски, но я его отлично понимала... Я всё-таки брежу, просто не пришла в себя после 'северного сияния'. Я вспомнила сполохи и темноту и вздрогнула. Мужчина, почувствовав мою дрожь, прижал меня к себе чуть сильнее и успокаивающе погладил по спине:
- Всё в порядке, скоро всё пройдёт.
Но тут я осознала, что на мне только нижнее белье, хотя и спортивное, но всё же бельё. И ощутив, как движется вниз по спине мужская горячая ладонь, я вышла из оцепенения и начала выцарапываться из рук незнакомца, требуя вернуть мне одежду. Но он только сильнее прижал меня к себе, почти полностью лишив возможности двигаться:
- Шшш, успокойся и не дёргайся, а то повязки с ран слетят. Твою одежду надо привести в порядок - она разорвана и в крови.
Спокойный голос, звучавший завораживающе ровно, всё же достучался до моего рассудка. Я прекратила дёргаться и только сейчас почувствовала тупую тянущую боль в правом бедре, правая рука почти не болела, лишь немного саднило чуть выше локтя.
Мой спаситель (по крайней мере, я на это надеялась) подхватил меня на руки и донес меня до того места, где в траве крепко спал Андрюшка, окружённый голубоватым сиянием. Действительно, как кокон.
Я растерянно перевела взгляд на незнакомца. Он без слов понял неозвученный мной вопрос и сообщил, что этим коконом я (?!) защитила сына при прохождении портала. Этот ответ меня, конечно, не устроил, я продолжала смотреть на мужчину, только взгляд у меня, наверное, стал жалобным, потому что в голове билась одна мысль: 'Ну пожалуйста, пожалуйста, скажи, что это шутка и выдай другое объяснение, укладывающееся в рамки известного мне'
Мой собеседник только тяжело вздохнул:
- Давай ты сейчас подкрепишься и ляжешь, тебе надо отдохнуть и набраться сил. А я постараюсь объяснить, что с вами произошло.
Признавая здравость сказанного, я позволила вернуть меня на прежнее место, без возражений одела выданную спасителем рубашку, которая оказалась вполне приемлемой для меня длины - чуть выше колен.
Мужчина принес мне лепешки и фляжку с каким-то травяным чаем. Голода я особого не ощущала, а вот пить хотелось неимоверно, поэтому водичка с мятным привкусом показалось мне сказочной.
- Меня зовут Артмаэль, можно Арт, - представился мужчина, принимая от меня опустошенную наполовину фляжку.
- Елизавета, то есть Лиза, - прошептала я, связки по-прежнему плохо слушались.
- Лииза, - сказал Арт, растянув 'и', - сейчас тебе лучше прилечь. К вечеру, в крайнем случае, завтра днём слабость пройдёт, и ты будешь нормально себя чувствовать.
- А мой сын...
- Да он вообще в полном порядке, кокон без подпитки скоро развеется, и твой сын проснётся. А пока я тебе расскажу, куда вы попали.
Я внимательно слушала, что рассказывает Артмаэль, и думала о том, как бы не сойти с ума от такой информации. Когда он замолчал, я прикрыла глаза и мысленно стала систематизировать и 'раскладывать по полочкам', изложенное этим магом. Да-да, бред бредовейший: и мир магический, и красавец один из сильнейших здешних магов, и у меня супер-миссия, ну не то чтобы спасти мир, скорее стать для его магических потоков своеобразным трансформатором и стабилизатором. Вот такая у меня ассоциация с электрическими цепями возникла: из-за нехватки определённых элементов этот мир может капитально замкнуть. Это если я всё правильно поняла.
Если по пунктам, то получается следующая картина. Мир называется Дэйниис, целая вселенная с планетами, окутанными магическими полями. И связанными портальными переходами. Та, где мы находимся, называется Арелла, планета-государство.
Когда-то, много тысячелетий назад, если верить легендам и словам Артмаэля, несколько сильных магов, занимавшиеся преобразованием планет Дэйнииса, рассорились, причем ссора переросла в полноценные боевые действия. А поскольку эти кудесники по силе и возможностям были на уровне демиургов, конфликт имел тяжёлые последствия. И хотя военные действия происходили в открытом космосе, вдали от обжитой части этой вселенной, отголоски битв, докатывались до планет и оказывали очень сильное влияние на потоки магии, окружавшие эти планеты. Всё это привело ко множественным 'экологическим' катастрофам с магической подоплёкой: искажённые энергетические потоки негативно влияли на всё живое, некоторые планеты превратились в безжизненные пустыни.
В общем, когда противники чуть поостыли и увидели, что натворили в запале, кинулись восстанавливать порушенное. Самым сложным было избавиться от 'вредной' энергию, возникшей при магических преобразованиях. С этим помогали справиться люди с особым даром поглощать и восстанавливать потоки искажённой энергии, причем без вреда для себя. В подавляющем большинстве это были женщины. Их называли оланами - 'гармонизирующими'. Мужчин с таким талантом практически не встречалось.
Когда оказалось, что олан недостаточно для наведения порядка после этой войны, демиурги создали заклинание портала, способного разыскивать людей с таким даром в других мирах. Восстановив энергетический баланс этой вселенной, демиурги покинули её. Но перед уходом обезопасили выжившие планеты от повторения подобных катастроф, привязав это заклинание к магическим полям планет. И когда количество изменённой магической энергии достигло бы критического уровня, порталы должны были активироваться снова. Что и произошло на Арелле: последние несколько веков рождалось много довольно сильных магов, планета прогрессировала, широко используя магические изобретения в повседневности.
А вот с рождением олан получилась накладочка. Какие-то идиотки из этой когорты несколько столетий назад начали ратовать за ведение оланами монашеского образа жизни, что должно повышать уровень их умений. Достоверных сведений о положительном влиянии невинности на способности к изменению энергетических потоков не появилось, а вот на численности олан это сказалось отрицательно: их способности по наследству передавались с большой частотой, а в виде спонтанной мутации возникали в единичных случаях. Маги, хоть и долгожители, но бессмертными они не являются. И после недавней смерти двух сильнейших олан от старости энергетический баланс планеты нарушился, магическое поле активировало порталы. Поскольку о событиях, произошедших во время конфликта демиургов, за столько тысячелетий подзабыли, то не сразу поняли, что происходит: изменения в магическом поле почувствовали, но определить, что это формируются поисковые порталы, смогли через несколько месяцев.
Не передать словами, что бушевало у меня в душе, при мысли о самонадеянных магах-демиургах, о поборницах нравственности, из-за действий которых погибло столько людей, из-за которых я лишилась и родителей, и любимого мужчины, из-за которых мы с сыном оказались в чужом мире. Когда Артмаэль закончил свой рассказ, я кратко описала, что творилось в моём мире последние пару лет. Он становился все мрачнее и мрачнее с каждым моим словом. Оказалось, что при демиургах портал выглядел иначе, полоса света была очень узкой, формировался он быстро и захват был чётко локализован. Видимо, в автоматическом режиме это заклинание требовало больше энергии, что и вылилось в такие разрушительные последствия. Я уже не знала на кого злиться, цепочка чужих ошибок так исковеркала мою судьбу.
***
Артмаэль готовил укрепляющий отвар, исподволь наблюдая за Лизой и её проснувшимся сынишкой. Эта иномирянка довольно сильно удивила его и выдержкой, и характером, и умением четко определять, что для неё важно, а что имеет второстепенное значение
Арт уже общался с несколькими иномирянами, заброшенными к ним через портал, поэтому примерно представлял, что нужно будет спросить, о чем рассказать в первую очередь. Но с этой девушкой общение пошло в другом русле.
Ему даже представиться нормально не удалось, потому что молодую мать волновало не имя незнакомого мужчины, а то, как себя чувствует её ребёнок. Это оказалось для неё настолько важным, что она попыталась сразу же встать. Но быстрое заживление ран вытянуло из Лизы много сил, да и ментальное воздействие не прошло даром, поэтому Арт предпочёл донести её на руках до спокойно спящего в стазисе сына, чем тратить слова и время, убеждая девушку, что всё в порядке. И не ошибся. Она быстро успокоилась, и через несколько тактов внимательно слушала краткий экскурс в историю Ареллы. А потом описала, как выглядели эти порталы в её мире.
Арт пришёл в ужас: оказалось, что заклинание, не управляемое создателями, требовало огромной энергетической подпитки, из-за чего превратилось в стихийное бедствие, убивающее всех попавших в зону свечения. Это объяснило, почему из двух порталов выпали переломанные трупы, похожие на тряпичные куклы. А когда Лиза рассказала, что заклинание, спасающее его мир, убило её близких, Арту стало не по себе. Магическое поле Ареллы, стремясь к самовосстановлению, лишило эту девушку семьи. Он мысленно напрягся, ожидая вспышки ненависти со стороны Лизы и к этому миру, и к себе самому, но ни обвинений, ни истерик не было. Все ограничилось парой слезинок, скатившихся из-под плотно сомкнутых ресниц. Ей было больно, и эта боль была застарелой, крепко угнездившейся в её душе, что было не очень хорошо. Но долго жалеть себя девушка не стала.
- Арт, у меня несколько вопросов... - хрипло произнесла она.
- Ты хочешь знать, что ждёт тебя здесь? - усмехнулся Арт.
- Это был бы второй вопрос...
- А первый?
- Что ждёт моего сына здесь?
- Сына? - Арт удивленно посмотрел на Лизу. - Можешь за него не волноваться, как и за себя, впрочем. Я даже сквозь кокон вижу, что из него выйдет довольно сильный маг, а уж редкие для мужчин способности 'гармонизирующего' добавят ему веса в нашем обществе. Я подозреваю, что латентные способности были и у его отца, поэтому твой сын обладает хорошим потенциалом и редким даром. Вас обоих будут учить, оберегать, оказывать всяческую помощь.
- Помощь? - переспросила Лиза. - Какую именно?
- Ну, во-первых, с обустройством - сначала вы поживёте в моём замке, поскольку вашим обучением, скорее всего, буду заниматься я. Во-вторых, ты как олана будешь получать выплаты из казны...
- Откуда столько заботы? - голос Лизы был полон скепсиса.
- Все на Арелле заинтересованы в долгой и благополучной жизни олан.
Разговор пришлось прервать, потому что как раз в этот момент развеялся кокон вокруг сына Лизы, и Артмаэль занялся мальчиком: одел ему на шею кулон-переводчик, в двух словах объяснил произошедшее.
Малыш, не соотносивший свое попадание в этот мир с потерей отца, воспринял произошедшее с восторгом: он вместе с мамой оказался в сказке, их встретил волшебник, а через пару дней они полетят в настоящий замок на виверне, которую мальчик обозвал дракончиком. Даже походные припасы на обед воспринимались им как часть приключения. По-детски непосредственный и любознательный, он вызывал у Арта добрую улыбку.
Вот и сейчас, прислушиваясь к разговору, точнее к водопаду вопросов со стороны сына и ответам мамы, он то и дело давился смешком, удивляясь то забавным детским умозаключениям, то веселым объяснениям Лизы, умевшей простыми понятиями объяснить сложные вещи, интересовавшие Андрея. 'Интересные имена: Елизавета, Андрей, - отстранённо подумал подумал Артмаэль, - непривычно звучат, но красиво...'
Глава 6
После пробуждения Андрюшки и недолгой суеты вокруг него, Артмаэль объяснил нам, что мы задержимся в этом оазисе на несколько дней по двум причинам: во-первых, у меня на восстановление уйдет дня два, во-вторых, он не сможет в ближайшие дни зарядить кристаллы-аккумуляторы своей виверны, так как израсходовал на языковое заклинание для меня много сил, при этих словах в его взгляде промелькнуло удивление с примесью уважения и... досады, что ли.
У Андрея, услышавшего про виверну, загорелись глаза: сразу захотелось посмотреть на этого чудо-юдо-зверя. Артмаэль на удивление легко нашел общий язык с моим сыном, и Андрей этот день провел в прыжках от меня к Арту и обратно. Я с улыбкой смотрела на него, такого счастливого, попавшего в сказку, полную волшебства. Надо сказать, Артмаэль зорко наблюдал за мной, за моим состоянием: как только на меня накатывал очередной приступ слабости, он переключал внимание Андрюшки на себя, давая мне возможность отлежаться и не напугать ребенка. И пару раз относил меня в тенистую рощицу неподалеку и деликатно оставлял меня в одиночестве минут на двадцать, предварительно убедившись, что я крепко держусь за удобную веточку.
Подняться сама я смогла только на следующий день. Даже после родов я не чувствовала себя настолько слабой, как в это утро. Артмаэль успокоил, что к вечеру это точно пройдет, и силы полностью вернутся. Но поначалу всё равно пришлось пользоваться его поддержкой при передвижении по оазису, что очень расстроило Андрюшку, горевшего желанием помочь маме. Но он вряд ли бы удержал обессиленную маму в вертикальном положении.
После обеда я сидела на своей лежанке и наслаждалась ощущением, как постепенно уходит из тела вялость, и мышцы начинают подчиняться мне. Но очень беспокоила выступавшая от жары и слабости испарина на теле, кожа чуть ли не ныла, требуя воды. Я уже стала думать о том, сколько раз придется греть небольшой котелок с водой из ручья (уж очень она в нем холодная, ледяная просто), чтобы хоть немного сполоснуться. Но тут услышала разговор Артмаэля и Андрейки об озере за холмом. Когда Арт подтвердил, что в нем можно будет искупаться - вода там теплая, опасной живности не водится - я была на седьмом небе от счастья. Но он предложил подождать до вечера, когда я, по его расчетам, буду чувствовать себя нормально и смогу поплескаться в свое удовольствие. Я не стала возражать, несколько часов могу и потерпеть, тем более, после умывания холодной водой стало значительно легче.
К тому времени, когда стемнело, слабость окончательно прошла, и я почувствовала себя бодрой, а мысли о скором купании поднимали настроение.
Когда Андрейка заснул, Артмаэль пожертвовал мне свежую рубашку и флакончик чего-то, заменяющего мыло. Я мысленно фыркнула, ишь какой запасливый путешественник, прямо принц крови инкогнито. Потом осмотрела вещи, в которых попала сюда. Как по мне, все же лучше щеголять в джинсах с несколькими небольшими дырками, чем в одной мужской рубашке, поэтому я решила отстирать кровь со штанов. А вот из водолазки, наверное, сделаю безрукавку - тонкий трикотаж, разодранный ветками, восстановлению не подлежал.
Собрав все, что нужно для купания и постирушек, я пошла по тропинке за Артом. Но сделав пару шагов, я остановилась и нерешительно оглянулась на сына, мирно сопящего на мягкой травяной лежанке. Артмаэль, почувствовав, мою заминку, тоже обернулся:
- Не переживай, оазис закрыт защитным контуром, хищников здесь нет. Да и я сразу вернусь.
После секундного колебания я, признав правоту его слов, все же отправилась к вожделенной воде.
Прошедшую ночь я провела в глубоком восстановительном сне, впрочем, и вчерашний день я помнила смутно, то и дело впадая в дремоту от слабости. А сейчас, шагая за Артмаэлем, я невольно любовалась тем, что видела: неяркое свечение, исходившее от густой травы и роскошной листвы деревьев, создавало ощущение волшебства, а уж три разноцветных луны на чернильно-синем бархате неба выглядели сказочной декорацией, слишком красивой, чтобы быть реальностью.
А когда мы дошли до озера, я потрясенно застыла, ощутив под ступнями шелковисто-мягкий белый песок. Вода, переливавшаяся всеми оттенками темно-синего, лазурного и бирюзового, мягко плескалась в оправе узкой песчаной полосы.
- Здесь всегда так красиво? - удивилась я шепотом, словно боялась спугнуть сказку.
- Только в те ночи, когда на небосводе одновременно появляются все три светила, - ответил Артмаэль. - В остальное время здесь все выглядит проще. Ну, что, тропинка прямая, в воде - только мелкие рыбки. Я вернусь к Андрею, а ты можешь спокойно купаться.
Наши с сыном имена в его устах звучали непривычно: 'Андэриэй, Лииза'.
Я еще немного постояла, вслушиваясь в мягкие шаги. Когда они стихли, я занялась своими делами. Через несколько минут наскоро простиранные джинсы уже висели на ветке - кровь с них сошла на удивление легко, видимо свою роль сыграл тот едкий сок, который ожёг мои раны.
Скинув рубашку и белье, я сначала прополоскала их и отправила сохнуть к джинсам, а потом нырнула в теплую воду. Какое блаженство! Немного поплавала и только после этого переместилась к камешку неподалеку от берега, где оставила бутылочку, полученную от Артмаэля. Открыв флакончик, я понюхала содержимое. Пахло травами: чем-то похожим на мяту и чабрец с легкой примесью полыни. Аромат был не очень насыщенным, нежным. Я улыбнулась: все-таки этот маг большой сибарит. Вытряхнув на ладонь немножко густого геля из бутылочки, я занялась волосами. Средство оказалось не только хорошо пахнущим, но и заменило дорогой шампунь, отлично промыв мою кудрявую гриву. Смывая пену с тела, я вдруг с грустью отметила, что похудела за прошедший год. Я всегда была худощавой, как мама смеялась, 'балетного телосложения'. После родов я немножко округлилась, фигура стала более женственной, статной. При моем росте это смотрелось довольно эффектно, и я сама себе очень нравилась в этом новом облике. А теперь вот опять 'балерина', не пугающе тощая, кости не торчат, но два-три килограммчика мне не помешали бы. Вздохнув, я легла на спину и, чтобы отогнать грустные мысли, закрыла глаза, постаралась расслабиться и не думать ни о чём, кроме приятно теплой воды, ласкающей кожу. Получилось это довольно легко, в душе появилось умиротворение, вскоре сменившееся приливом бодрости, как после крепкого и спокойного сна.
Открыв глаза, я на секунду задержала дыхание от восторга: воздух надо мною то и дело вспыхивал мелкими искрами, которые тут же исчезали. И все это свечение было немного приглушённым, нежным. Казалось, вот сейчас из листвы деревьев, склонившихся над озером, вылетят крохотные феечки с прозрачными крылышками и устроят хоровод, как в детских сказках.
Я перешла вертикальное положение и коснулась ногами дна: меня едва заметным течением сместило на мелководье. Когда я встала в полный рост, вода не доставала мне даже до пояса. Я смотрела на мягкие переливы неяркого света, исходившего от травы, деревьев, искрами пронзавшего воздух и воду, и... слышала музыку, мою любимую мелодию! Опьяненная этим волшебством, я починилась ей и стала подпевать. Слова из прошлой, счастливой жизни переплетались с этой тихой музыкой, дополняя друг друга:
'-Sognami dentro le tue notti, amore,
sognami
Anche ad occhi aperti, amore,
sognami...
Come fosse l'ultimo incantesimo,
l'ultimo miracolo ...
Мечтай обо мне ночами, моя любовь,
мечтай обо мне,
даже когда глаза твои открыты, моя любовь,
мечтай обо мне,
как если бы это было наше последнее волшебство,
последнее чудо... '
Подчиняясь мелодии и словам, я танцевала в воде. В душе бурлила давно забытая радость, дарящая мне чувство полёта, позволяющая сейчас, в это мгновение, почувствовать себя такой, как раньше, до той ночи, когда моё сердце разлетелось на осколки.
Пропев финальную фразу, я отправила в воздух пригоршни воды и с изумлением смотрела, как она рассыпается в воздухе в мельчайшие капли, зависает в воздухе, перемешиваясь со вспыхнувшими искрами, а потом светящееся туманное облако плавно, как в замедленной съёмке, оседает вниз.
Из этого завороженного состояния меня вывело прикосновение чужих пальцев к спине, нежно погладивших кожу вдоль позвоночника...
***
Артмаэль, вернувшись с озера, сел неподалеку от спящего мальчика и прислонился спиной к гладкому стволу таргеи. Прикрыв глаза, мужчина попытался проанализировать, что происходит с оазисом и... с ним самим.
Когда-то давно разбросанные в песках оазисы были источниками силы. К настоящему времени эти источники были спящими, работали только на поддержание водоёмов и растений, выдавая себя лишь легким магическим фоном. Сколько раз Артмаэлю приходилось путешествовать по пустыне, используя оазисы для отдыха и ночёвок, всегда было одно и то же: неизменный уровень воды в озерах и ручьях, всегда пышная зелень, даже если вокруг этого островка благоденствия бушевала песчаная буря. А сейчас оазис пробуждался, внешнего тока сил пока не ощущалось, лишь свечение, но раньше и этого не было.
Но самым сложным было понять, что творится в его душе. Эта юная женщина, по виду совсем девочка, пришедшая из другого мира, вызывала у него странные чувства, пробиваясь через его панцирь рассудочности и невозмутимости.
Лиза говорила, что ей двадцать восемь лет. Двадцать восемь оборотов их планеты вокруг солнца. А если пересчитать на время Ареллы, то ей и двадцати пяти лет не будет. По местным законам несовершеннолетняя, хотя в своём мире она взрослый и самостоятельный человек. Впрочем, она и здесь, если отбросить цифры, взрослая. То, как она повела себя, когда очнулась, и то, что ей пришлось пережить за последнее время, вызывало у Артмаэля уважение и восхищение. Внутренний мир Лизы оказался ещё эффектнее и интереснее её красивой внешности. Это сочетание внешней нежности, хрупкости и внутренней стойкости, силы характера, ума манило Арта невероятно.
Из раздумий о Лизе Артмаэля вырвал резко изменившийся магический фон: он ощутил неожиданно появившиеся вокруг него потоки силы, хаотичные в первые мгновения, но быстро принявшие упорядоченную структуру. Арт чувствовал насколько они богаты энергией, но подчинить их, даже просто потянуть из них силу не получилось. Зато эти потоки оплетали его тело, обтекая как вода, Артмаэль практически кожей чувствовал их прикосновение. А в какой-то момент он понял, что сила источника увлекает его за собой, как потоком бурной реки, уводит с поляны. Не видя причин для борьбы с этой древней магией, Артмаэль подчинился, бросив перед уходом на Андрея полог тишины, чтобы сон мальчика не потревожил случайный треск сучка или крик ночной птицы.
Арт быстро понял, что сила источника ведет его в сторону озера, к Лизе. Когда ветки деревьев перестали загораживать водную гладь, он замер, глядя на происходящее в озере, которое, судя по всему, и было сердцем этого источника. Энергия здесь не просто ощущалась, она была видна обычным зрение, искрясь вокруг Лизы. А девушка, подчиняя себе эту силу и одновременно подчиняясь ей, пела на незнакомом языке и танцевала. Её тело жило в гармонии с мелодией, плыло в пространстве, наполненном магией, чувствами. Нежный красивый голос кружевом оплетал сознание Артмаэля, а плавные движения рук, бедер в такт музыке рождали желание, желание обладать и желание дарить удовольствие.
Магия источника привела мужчину к женщине, его идеальной женщине, свела их в пару, словно говоря: отбрось ненужные сомнения, пойми, что для тебя важно и что тебе по-настоящему нужно в жизни, сделай шаг навстречу своему счастью, удержи его...
Когда Лиза допела, обнажённый Артмаэль уже был в воде, за её спиной. Совсем рядом, руку протяни - и коснешься этой красивой гибкой спины. Арт так и сделал, проведя пальцами по гладкой манящей коже, с искрящимися капельками воды. А потом склонившись к её уху прошептал:
- Ты такая красивая, Лииза...
Глава 7
***
Когда я услышала знакомый голос, первый испуг, заставивший сердце замереть, сменился совсем другим страхом, от которого сердце бешенно забилось.
- Андрей... - дернулась было я.
- Он крепко спит под защитой двух контуров, - крепкие горячие ладони легли мне на плечи, удерживая на месте.
Артмаэль стоял так близко, что я кожей чувствовала тепло его тела. И боялась я не столько его действий, сколько своей реакции на них. Мне не хотелось, чтобы он перестал касаться меня. Наоборот, хотелось большего, но он был для меня чужим, незнакомцем, и это пугало, не позволяло в полной мере насладиться приятными ощущениями.
Артмаэль, видимо, почувствовал это и, поглаживая мою шею, прошептал:
- Почему ты так пугаешься меня? Замираешь, словно у тебя не было мужчин раньше.
- У меня был один мужчина, - хрипло сказала я, - только один, которого я любила и которому я доверяла, как самой себе. И он был очень нежным любовником. Поэтому опыт у меня не такой уж богатый.
Как ни странно, мои слова вызвали секундное замешательство за моей спиной, а потом сильные руки развернули меня на сто восемьдесят градусов, и я уже смотрела в темно-серые с фиолетовыми отсветами глаза.
- Я тоже умею быть нежным, Лииза, - Артмаэль притянул меня к себе, потерся щекой о мою щеку. Прижиматься к нему было очень приятно, горячая кожа пахла травами. Я не стала отталкивать его, а когда он прижался губами к моей шее, я перестала сопротивляться своему влечению и обняла его.
Этот мой жест стал для Арта сигналом к решительным действиям. Он подхватил меня на руки и отнес на берег. Там он бережно уложил меня на мягкую траву. Оказавшись надо мной, первые несколько секунд он молча смотрел мне в глаза, а потом потянулся к моим губам. Первый наш поцелуй был неторопливый, тягуче-нежный, сладость с какой-то странной терпкой горчинкой. Отвечая на этот поцелуй, я окончательно закрывала дверь в прошлое и делала первый шаг в распахнувшееся передо мной будущее. От прикосновения уверенных губ, от тесно прижимающегося горячего мужского тела я поплыла. И все перепуталось во времени и пространстве, я только чувствовала горячие искры поцелуев на коже по всему телу, сильные руки, страстно обнимающие меня. Неторопливые вначале, глубокие движения овладевшего мной мужчины постепенно становились резче и яростнее, уводя нас обоих к пику удовольствия. Я закричала первой, выгнувшись и теснее прижавшись к Артмаэлю, ответом мне раздался его хриплый стон. А потом восторг наслаждения у меня сразу же сменился слезами: эмоции сорвали заслон, преграждавший выход боли. Я рыдала, оплакивая все свои потери разом, чувствуя, как со слезами приходит облегчение. Арт, казалось, понимал, что со мной происходит. Он не стал спрашивать, что случилось, не стал утешать словами, просто обнял меня покрепче, давая выплакаться у него на груди.
Когда я успокоилась, он отнес меня в воду, умыл и искупал, удерживая одной рукой, а другой мягко проводя по лицу, по телу. Все это привело меня в состояние дремотной неги. Я уже засыпала, когда он вынес меня на берег, там несколькими пассами высушил кожу и волосы. Последнее, что помню в этот вечер, прикосновение тонкой ткани рубашки к коже и усыпляющее покачивание на руках Артмаэля в такт его шагам...
***
Мой крепкий безмятежный сон прервался на рассвете. Хотя обычно мне требуется несколько минут, чтобы выплыть из сонного состояния в реальность, но в этот раз у меня словно нажали кнопку включения, и я распахнула глаза. Голова была абсолютно ясная, поэтому у меня не возникло вопроса, кто меня обнимает: что происходило на озере, я помнила отчетливо. Судя по ровному. тихому дыханию Артмаэля, он, в отличие от меня, крепко спал. Когда я пошевелилась, он не просыпаясь, прижал меня крепче и пробормотал с улыбкой: 'Эйна...'. Я замерла, чужое имя, произнесённое Артом, для меня оказалось сродни удару под дых. Я зажмурилась, восстанавливая дыхание. Через пару минут мне всё-таки удалось вывернуться из его захвата.
Отойдя от улыбающегося во сне Арта, я переместилась к Андрею. Посидела рядом с тихонько сопящим сыном, любуясь светлой шевелюрой и темными ресничками, придававшими ему вид ангелочка. Стараясь не думать о загадочной Эйне, я размышляла о том, что ещё нужно узнать о нашем с Андреем житье-бытье в этом мире. Потом я вдруг вспомнила о постиранных вещах, так и оставшихся у озера, и решила сходить за ними, пока все спят.
Всё время, пока шагала по тропинке к озеру, пока умывалась и снимала с веток просохшие джинсы и белье, я думала о том, что произошло вчера.
С одной стороны, я не испытывала каких-то угрызений совести, приступов стыда, если только немного смущения... Вспоминая распаленного Артмаэля, его шёпот: - Не закрывай глаза, посмотри на меня, Лииза, - я и сейчас чувствовала какую-то странную правильность происходившего. После гибели Жени я ощущала холодную пустоту вместо согревающей и обволакивающей любви мужа. Арт не занял его место, он сумел вчера стать другим источником тепла, прогнал выстужающий душу мрак. Надолго ли - не знаю, ведь, с другой стороны, после этой ночи он всё равно остался для меня практически незнакомым. Кем мы стали друг для друга - непонятно. Вдруг я похолодела от мысли, что я действительно не знаю, что меня ждет после этой ночи. Это ведь другой мир, другие законы и обычаи... Я же ничего не знаю о социальном устройстве этого общества. А вдруг, переспав со мной, он приобрёл какие-то права на меня? Кто знает, может у них тут есть какие-нибудь узаконенные формы рабства...
Сидеть на берегу озера и мучиться неизвестностью было страшнее, чем получить самый неприятный ответ. Я решила пойти и разбудить Артмаэля, чтобы прояснить своё положение, но тут услышала шаги за спиной и поняла, что ответ могу получить сейчас же, не сходя с места.
- Светлого дня, Лииза, - улыбнулся Арт
- И тебе тоже светлого дня, Арт, - поприветствовала его я, но улыбнуться в ответ не смогла, и от попытки приобнять увернулась. - Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос: то, что произошло между нами, - я на секунду замялась, подбирая слова покорректнее, - накладывает на меня какие-нибудь обязательства?
- Н-нет, - растерянно ответил он, явно не ожидая такого вопроса.
Я с облегчением выдохнула и даже прикрыла глаза, чувствуя, как напряжение оставляет меня. Когда я снова взглянула на Арта, непонимание в его глазах сменилась холодной высокомерность, а ответ прозвучал пощечиной:
- Можешь не волноваться за себя и свою свободу, по крайней мере, я претендовать не буду. От одиночества я не страдаю, а когда мне потребуется постоянная спутница жизни, для меня, как для представителя древнего рода, всегда найдётся достойная кандидатка.
Разъяснив мне таким образом, кто из нас кто, Арт развернулся и ушёл. Ну что ж, причисление к 'недостойным' не очень приятно, но что поделать, сама виновата. Зато сказал всё честно и в глаза, да и вопрос предполагаемой неволи отпал...