Полякова Марина : другие произведения.

Княже, мой княже...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.40*51  Ваша оценка:
  • Аннотация:

    ЧЕРНОВИК



    Когда ты твердо уверена, что Китеж-Град и Беловодье всего лишь легенды, сложно представить, что приснившиеся тебе сказочный город и нахальный рыжий князь существуют на самом деле. Но князь не захочет оставаться для тебя всего лишь зыбким сновидением и докажет тебе свою реальность. Правда, сделает он это столь экзотичным способом, что благодарности за такое "прозрение" ты к нему испытывать не станешь. Как и за то, что он попутно разрушит твою привычную жизнь...
    Это не историческое фэнтези, не альтернативная история, просто фантазия со славянскими мотивами.

    Предупреждение: писать как Семёнова и Мазин не умею.

    За обложку спасибо Насте Fallenfromgrace
    Основной файл обновлен 03.08.17
    28 глава в комментариях
    На всякий случай: https://prodaman.ru/Marina-Polyakova
  ГЛАВА 1
  Из экзаменационной аудитории я вышла, впервые ощутив на собственной шкуре, что значит выражение 'выжат, как лимон'.
  - Ярослава! - окликнула меня Лилька, моя одногруппница, сдавшая экзамен полчаса назад. - Наши у Наташки Корсак в общежитии собираются отмечать. Ты с нами едешь?
  Я отказалась, чувствуя себя больной и разбитой, хотя утром и днём всё было в порядке. А сейчас неожиданно стало так плохо, что даже полученная четвёрка не радовала. Ну, хоть не расстраивала, отнесём это обстоятельство к плюсам. И то, что самый сложный для меня предмет - управление и экономика фармации - благополучно сдан, это тоже плюс, огромный такой, просто гигантский плюсище. Но в данный момент у меня всё плыло перед глазами, и бросало в жар, поэтому я пока не осознавала по-настоящему, сколько у меня поводов для бурной радости.
  Присела на скамеечку у 'аквариума' - застеклённой пристройки, являвшейся входом в нашу альма-матер. Яркое майское солнышко, по-летнему гревшее с утра, скрылось за тучами, но духота и жара остались. Я покосилась на остановку автобуса, точнее на толпу под прозрачной поликарбонатной конструкцией и рядом с ней, и моё самочувствие сообщило мне о своём резком ухудшении. Вздохнув, я заглянула в кошелёк. Наличные были в достаточном количестве, и я набрала номер службы такси.
  Мне повезло, машина приехала быстро, к тому же это был новенький Хендай Солярис с работающим кондиционером. Уже подъезжая к дому, я поняла, что решение не ехать общественным транспортом было очень верным. Слабость и дурнота усиливались, и, видимо, моё самочувствие отразилось на моём внешнем виде - таксист, молодой парень, помог мне выйти и проводил до дверей подъезда, и уточнил, работает ли у нас лифт и дойду ли я до квартиры, с сомнением окинув взглядом сначала меня, а потом нашу девятиэтажку. Я заверила его, что первый этаж не требует лифта, и у меня всё будет в порядке. Парень попрощался и пошёл к машине.
  Захлопывая подъездную дверь, я усмехнулась: необычный таксист мне попался, мало того, что очень симпатичный и вежливый, так он ещё и ехал быстро, но аккуратно, а уж если вспомнить, что в качестве музыкального сопровождения были Сара Брайтман, Андреа Бочелли и Дулсе Понтеш... Да-а-а, моя школьная подружка Иришка в отличие от меня не растерялась бы в такой ситуации. Она или не отпустила бы его так просто, или 'забыла' бы что-нибудь в его машине. Но Иришка - это Иришка, а я - это я. И эта наша несхожесть не мешает нам дружить уже столько лет.
  Я вошла в прихожую и обессиленно опустилась на пуфик. Прислушалась к необычной тишине, царящей в нашей квартире: братец, будучи кадровым офицером, в связи с окончанием отпуска отбыл вчера в свой гарнизон на Дальний Восток, а родители, у которых этот отпуск начинался с завтрашнего дня, сегодня днём отправились за город навестить бабушку, прихватив нашего общего любимца - рыжего кошака с характерной кличкой Наглый.
   С трудом расстегивая ремешки босоножек, раздражённо шипела сама на себя, что надо было не выделываться, а одеть легкие балетки. Нет, захотелось к своим ста пятидесяти девяти сантиметрам ещё восемь добавить, прямо такая высокая стала, слов нет!
  Избавившись наконец от обуви, я практически по стенке доползла до душа. Сколола, чтобы не намочить, волосы на затылке, и открыла воду, сделав её попрохладней. Чуть теплые струи немного уменьшили дурноту. В полотенце я прошла в спальню и задумалась на тем, что бы такое одеть. Действие прохладной воды закончилось, а жара и духота снова мучили меня, и жутко потянуло в сон. Раз я дома одна и собираюсь лечь спать в ближайшее время, решила, что ночная сорочка из разреженного льна, скроенная как длинный сарафан, вполне подойдёт в качестве одежды. Тонкая ткань приятно коснулась кожи. Всё-таки права бабушка, когда говорит, что лучше льна для жаркого времени ничего не придумано.
  Я сняла заколку, державшую мою гриву, и прилегла на кровать, потом вспомнила, что я сегодня только завтракала, а вместо обеда был горячий шоколад с булочкой. Но сил встать уже не было. Спать хотелось гораздо сильнее, чем есть. И слабость накатила с новой силой, комната поплыла перед глазами. Я закрыла глаза и, проваливаясь в тяжелое болезненное забытьё, услышала раскат грома...
  И увидела странный сон. Мне приснилось, что я... проснулась. Я села и осмотрелась. Странно, сорочка мне снилась та, в которой я легла, а вот комната была совсем другой. Да и комнатой назвать её было сложно. На ум приходило слово из русских народных и авторских сказок - 'покои'. Кровать, на которой я сейчас находилась, тоже можно было удостоить более помпезного звания 'ложе': не двуспальная, а какая-то многоспальная, с резными деревянными изголовьем и изножьем, витыми столбиками, поддерживавшими балдахин из белой полупрозрачной ткани. Да и сатиновая гладкость простыни явно не совпадала с хлопковым постельным бельём на моей кровати.
  Светло-зелёные стены этого просторного помещения переходили в красивые стрельчатые своды, и вся их поверхность была покрыта сложным растительным узором. Я залюбовалась плавными, гармоничными линиями и переходами стеблей, листьев и цветов, ни одного лишнего завитка, всё именно так как надо.
  А когда я пошла к стрельчатому окошку с витражом в верхней части, у меня захватило дух от увиденной красоты, так что я забыла про узорный витраж: передо мной лежал освещённый яркой луной город, очень похожий на владения князя Гвидона в фильме Птушко 'Сказка о царе Салтане'. Сходства добавляла и водная гладь с лунной дорожкой. А вот ночное светило явно выбивалось из видеоряда: его огромный диск был двухцветным - желтая центральная часть была окаймлена широкой сиреневой полосой. Да, воображение у меня оказалось буйным.
  От разглядывания пейзажа в стиле славянского фэнтези меня отвлек негромкий скрип за спиной. Я обернулась и застыла. Ох, фантазия моя, ты оказывается такая фантазия... Открыв неприметную дверцы в углу, в сказочные покои вошел не менее сказочный молодой мужчина. Из одежды на нём были только полотняные серые штаны. Для него наша встреча тоже оказалась неожиданной, и мы застыли, рассматривая друг друга. Не знаю, чего он наглядел, но мне было чем полюбоваться: сильное тренированное тело, горделиво-широкий разворот плеч, пресс тоже не разочаровывал, несколько шрамов только подчеркивали эту красоту. Лицо было под стать телу: чёткие мужественные черты, крепкий подбородок радовали глаз. Влажные вьющиеся волосы до плеч и изогнутые брови были цвета тёмной меди. В серых внимательных глазах плескалось удивление.
  Я вздохнула: даже во сне я какая-то неправильная, другая при виде такого экземпляра начала бы лужицей расплываться, а я стою и рассматриваю этот элитный образец мужской красоты, как статую в музее.
  Но тут рыжий красавец плавно двинулся в мою сторону, и мне стало не по себе. Уж очень сильно в его движениях хищник проглядывал. Остановился он в паре сантиметров от меня. Я подняла взгляд, пытаясь понять по лицу парня, чем дальше обернётся этот сон для меня.
  - Интересный подарочек мне приготовили к возвращению, - тихо проговорил рыжий, легко проводя пальцами по моей щеке.
  Стоп! - я перехватила наглую руку, уже гладившую мою шею. - Даже во сне не желаю быть чьим-то подарком!
  - Во сне, говоришь? - задумчиво прищурился мужчина, помолчал секунду и продолжил. - Князю и во сне не отказывают!
  - Кня-а-азь! - насмешливо протянула я, пытаясь хоть немного отодвинуться от собеседника, для этого я была готова вжаться в стену, но сон сном, а ощущения вполне реалистичные - твердая стена сзади, и горячее мужское тело впереди. - Князь ты на пиру да в битве, а в спальне - просто мужчина, в постели титулы и звания не помогают.
  Откуда во мне взялось столько ехидства и наглости, даже не знаю. В реальной жизни в такой ситуации я бы, наверное, дар речи потеряла, и вырывалась бы молча, краснея от смущения. А тут я дразню такого самца, когда нас разделяют пара сантиметров воздуха, и тонкая льняная ткань моей сорочки... ой, ошиблась, уже только сорочка осталась в качестве прослойки: этот неведомый князь подхватил меня на руки и двинулся в сторону ложа с балдахином.
  - Вот сейчас и посмотрим, нужна ли мне подмога в постели или сам справлюсь, - прошептал он мне на ухо.
  Как ни странно, я не почувствовала ни испуга, ни возбуждения от происходящего. Только вздохнула и неожиданно даже для самой себя пожаловалась:
  - А я голодная, весь день ничего не ела...
  Князь от моего заявления чуть не споткнулся. Хорошо хоть в этот момент были уже у кровати, а то я бы точно испугалась. Ведь учитывая мои очень правдоподобные ощущения от твердых стен и горячего мужчины, не хотелось бы прочувствовать, как меня прикладывает о жесткие доски пола, а потом придавливает княжьим телом, которое по весу совсем не бабочка.
  Но к чести князя, тот устоял и бережно опустил меня на кровать, с которой я совсем недавно поднялась. Потом он склонился надо мной, опираясь на руки, и поцеловал меня. Отрицать не стану, прикосновения его губ были очень приятными, и я ответила на этот поцелуй. Впервые за весь этот странный сон у меня ёкнуло сердце, когда я почувствовала, как губы мужчины становятся настойчивее. Когда он прервал поцелуй и чуть отодвинулся, продолжая нависать надо мной, дыхание у нас обоих стало чаще. Вдруг мужчина усмехнулся:
  - Пойду, прикажу принести еды. Тебе сегодня много сил понадобится.
  С этими словами он вышел из спальни. И опять я подивилась отстранённому восприятию своего сна: далеко недвусмысленная фраза тоже меня не взволновала, наоборот, как только он ушёл, дыхание успокоилось, и меня потянуло в дремоту. Да что ж такое, даже во сне спать хочу! Эк, меня экзамены укатали.
  В полусонном состоянии я, чтобы улечься поудобнее, повернулась на бок и, уже засыпая, увидела в окне как одна двухцветная луна расходится на две - маленькую желтую и большую сиреневую. Но прежде чем окончательно провалиться в сон, успела услышать стук двери и удивлённый возглас князя:
  - Что?! Волхва ко мне! Немедленно!
  В этот момент я проснулась, по-настоящему, в своей постели. И именно сейчас мне почему-то стало жутковато, не от того, что снилось, а от реальности того, что я чувствовала в этом сне. Я вообще редко вижу сны, точнее, редко помню их, да и воспоминания эти расплывчатые и неясные, в основном в виде смутных ощущений и эмоций. Именно по этому 'послевкусию' я ориентируюсь, чтобы определить, плохой сон мне снился или хороший. А тут всё так чётко и ярко. И чувствую себя ещё более разбитой и уставшей, чем в тот момент, когда засыпала. Кое-как поднялась с кровати и добрела на подрагивающих ногах до кухни. Там заварила травяной сбор, которым меня бабушка поила на ночь в детстве, когда мне снились кошмары.
  Постепенно меня отпустило, ушла из тела дрожь, оставляя только ватную слабость, я с кружкой в руках подошла к окну. Туч уже не было. Было звездное небо и полная луна. Огромная. Но, к счастью, как и положено, одноцветная. Так и допивала чай, разглядывая её.
  Потом вернулась в спальню, упала в расстеленную постель и проспала до утра крепким сном. Бабушкин чай не дал шанса всяким нафантазированным князьям побеспокоить меня.
  ГЛАВА 2
  Утро встретило облаками, гулкой тишиной квартиры и нехорошим чувством, что 'ложечки нашлись, а осадочек остался'. Странный сон по-прежнему не давал покоя. Конечно, такого болезненного состояния, как ночью, уже не было, но впечатление от увиденного было по-прежнему ярким. И очень странно, что это сновидение с явной эротической подоплёкой оставило у меня вовсе не чувственное 'послевкусие', а тревогу. Было настолько не по себе, что всё время хотелось оглянуться и убедиться, что за моей спиной никого нет. Пока варила кофе и вынуждена была следить безотрывно за туркой, даже несколько раз передёрнула плечами от ощущения чужого взгляда.
  Во время завтрака и кофепития, размышляла, к чему мне вообще приснился такой сон. Вряд ли это из-за того, что я, дожив почти до двадцати лет, всё ещё девственница. Да, среди моих подруг и приятельниц я, можно сказать, уникум. Но двадцать - не сорок, поэтому комплексов особых у меня нет. К тому же, переживания у меня сейчас совсем не соответствуют такому сну.
  В итоге, решила совсем забить на этот сон и просто насладиться выходными перед трехнедельной практикой. Тем более, если начать разбираться с ним с точки психоанализа, можно такого нагородить на ровном месте... А в конце концов прийти к выводу 'а ещё бывают просто сны'. Поэтому я сразу ограничилась принятием на веру этого высказывания и пошла поливать цветы. А то и сегодня жара намечается.
  День так и прошёл в попытках заняться своими делами и избавиться от неясной тревоги, порождённой этим дурацким сном. Мне почти удалось забыть о странно прошедшей ночи, когда я устроилась в кресле с чудной книжечкой, найденной в букинистическом магазинчике. Надпись на невзрачно-серой обложке гласила 'Справочник по сбору лекарственных растений', а фамилия Гаммерман, под чьей редакцией он был составлен, внушала трепет и уважение. Погрузившись в изучение этого раритета, изданного в середине двадцатого столетия, я не заметила, как за окном сгустились сумерки. Только когда стало трудно различать буквы на желтоватых страничках, я поняла, что скоро вечер. И этот вечер сменится ночью. И опять я почувствовала страх.
  На моё счастье родители решили вернуться сегодня: мама позвонила и велела ставить чайник и заваривать много-много чая, запивать вкусняшки, переданные бабушкой. Я, испытав невероятное облегчение, радостно закружилась по кухне. А через двадцать минут тягостная тишина сменилась возмущенным мявком Наглого, затисканного мной, и веселой пикировкой родителей, беззлобно подкалывавших друг друга и меня.
  Уплетая пирожки с ягодной начинкой, я в который раз подивилась талантам бабушки. А ведь это для меня она бабушка, а для кого-то много лет была грозным завотделением, известным в городе кардиологом. И тем не менее поражала она не только врачебными талантами, но и кулинарными. И мама, и я на кухне не теряемся, но, например, пирожки у нас такие не получаются. Вкусно мы печём, но сделать тесто настолько воздушным и нежным нам ни разу не удалось. Отправляя последний кусочек в рот, я вдруг осознала, как соскучилась по бабушке, из-за подготовки к экзаменам я почти месяц её не видела. Надо будет после окончания практики, хоть на пару недель уехать к ней.
  Я ещё немного поболтала с родителями, пожелала им спокойной ночи и пошла в свою комнату. И только когда расчесывала волосы, поняла, что за столом я налила родителям обычный чёрный чай, а в своей кружке неосознанно заварила тот сбор, который пила ночью. Видимо, слегка напуганное подсознание было очень против странных снящихся князей и выкинуло такой защитный фортель.
  Я ещё несколько вечеров заваривала этот чай, на всякий случай. Но к через неделю воспоминания о сне окончательно потускнели, тревога ослабела и затихла. Хотя иногда мне всё же чудился чужой взгляд и шёпот, какой-то неясный зов. Но эти странные ощущения длились одну-две секунды, не больше, поэтому я легко отмахивалась от них.
  Да и с началом практики мне стало не до фантазий. Заведующая аптекой, куда я попала на практику, была старой закалки и твёрдо считала, что студенты практику должны не отбывать, а отрабатывать. Поэтому мы не просто наблюдали за работой сотрудников, но и сами активно участвовали в этом. А поскольку у нас имелся план практики с темами на каждый день, то по этим темам мы готовились и отвечали, прежде, чем нас допускали к работе. Но в принципе, я не возражала, аптечная технология мне была всегда интересна, в отличие от экономики фармпредприятия, знания по которой сейчас более востребованы, поэтому приходилось прилагать усилия и учить, учить, учить... А душа тянулась к ступкам и весам. И к фармакогнозии, специалисты по которой теперь особым спросом не пользовались. Вот такая проблема у меня была - вроде обучалась интересной для себя профессии, но то, что меня привлекало в ней больше всего, практической пользы для будущей карьеры почти не имело. Шестой курс почти полностью будет состоять из практики, но большая часть этой практики будет касаться юридических и управленческих сторон фармации. Поэтому я воспользовалась предоставленной мне возможностью и взвешивала, растирала, разводила...
  Однажды утром я вылетела из подъезда, боясь опоздать на практику, так как времени добраться до аптеки было совсем впритык, и застыла в изумлении: у моего подъезда припарковался серебристый Хендай, симпатичный владелец которого вез меня после экзамена пару недель назад. И сам владелец стоял рядом, прислонившись к машине. Увидев меня, он просиял потрясающе красивой улыбкой и шагнул навстречу. Остановился передо мной, протянул мне букет роскошных бело-сиреневых ирисов со словами:
  - Девушка, Вы забыли в машине...
  А я ошалев от появления парня, от волшебно пахнущих цветов, только и смогла пробормотать, что опаздываю. Через пару минут я уже была в машине, которая выруливала на проспект в направлении аптеки. Так в моей жизни появился Артём, Тёма.
  По пути в аптеку в тот день я узнала, что Артём закончил магистратуру в архитектурно-строительном университете и накануне защитил диплом. Оказалось, что несколько недель назад он досрочно сдал дипломный проект и решил подработать в освободившееся до защиты время. Эта подработка и свела нас.
  Встречи с ним подарили мне массу удовольствия и впечатлений. Мы побывали на выставке цветов, сходили несколько раз в театр и в кино. И всегда он умудрялся угадать, что мне понравится. Разговаривать с ним было отдельным удовольствием: умный, с отличным чувством юмора, удивительно солнечный парень.
  И всё было бы замечательно, кроме одного. Стоило Артёму прикоснуться ко мне, как в моей душе появлялся абсолютно иррациональный страх. Нет, я боялась не его, а за него. Было ощущение, что, как только он становится ближе, над ним сгущается что-то недоброе, опасное для него, не для меня. Вот такая чехарда происходила со мной: с одной стороны, мне было приятно, когда он брал меня под руку или приобнимал за талию, очень приятно, но с другой стороны, в этот момент окружающий мир словно чуточку выцветал: казалось, что самую малость, едва заметно тускнеют краски, приглушаются звуки. Рационального адекватного объяснения этому не было, я списала всё на переутомление и ту странную недопростуду после экзамена и решила не обращать на это внимания, тем более, прежде провидческими талантами я не блистала.
  Прошло уже две недели после нашего 'повторного' знакомства. Я приехала на факультет сдать подписанный дневник практики и сидела на подоконнике напротив закрытой двери. Просто я забыла, что коллектив этой кафедры строго соблюдает время обеденного перерыва, который закончится через полчаса. Но скучать мне не пришлось. Сначала позвонил братец, у которого на Дальнем Востоке уже был вечер: он не дозвонился до родителей, решил у меня уточнить как дела, как жизнь. В итоге, поболтали с Вовкой минут десять. Только распрощалась с ним, прорезались родители с новостями.
   Отгуляв одну неделю отпуска, они умудрились через три недели работы взять ещё четырнадцать дней с сегодняшнего дня. Решив, что грешно не воспользоваться таким случаем, они сегодня вечером уезжают на море. Поэтому вполне возможно, что я их сегодня уже не застану. Прощаясь мама, нарочито-суровым голосом сообщила, что по возвращении она жаждет познакомиться с мальчиком, который трижды за полторы недели сводил её дочь в театр, очень хочется посмотреть на столь редкий экземпляр современного молодого человека. Я заверила, что обязательно передам Артёму приглашение на ужин. Только нажала отбой и отправила брату сообщение о родителях-путешественниках, позвонил Артём. Тоже с новостями. Он только что подписал трудовой договор в фирме, куда очень хотел попасть. Для получения этой работы мечты ему пришлось пройти тестирование и два собеседования и несколько дней понервничать в ожидании результата. А теперь он хочет отпраздновать это со мной. Узнав, что освобожусь минут через сорок, сказал, что будет через полчаса на стоянке у входа и отключился. Я посмотрела на свои джинсы, белую футболку с рукавами крылышками и босоножки без каблука - вид не очень парадный, надо будет переодеваться.
  Через тридцать пять минут я, щёлкнув ремнём безопасности, оглядела Тёму - его одежда была мужским вариантом моего наряда: простая белая футболка, синие джинсы и бежевые сандалии. Гармоничная парочка.
  - Где и как праздновать будем? - поинтересовалась я.
  - Ты в ресторан хочешь? - вместо ответа спросил Тёма, выруливая с парковки.
  - Не очень, - поморщилась я.
  - А если честно? - задорно улыбнулся парень.
  - Если честно, вообще не хочу, - глядя на него, я не смогла удержаться от ответной улыбки.
  - А в океанариум хочешь? - хитро прищурился Артём.
  - Да! Хочу! - я пришла в дикий восторг от его предложения, и мы поехали в сторону огромного торгово-развлекательного комплекса на окраине города.
  Перекусив в кафе, мы отправились на экскурсию. Большая территория океанариума встретила нас полутьмой и по-разному освещёнными вольерами, аквариумами и террариумами. В 'лесостепной зоне' мы полюбовались на любопытную куницу, наблюдавшую за нами с ветки, задержались у клетки с семейкой сурикатов, уж очень потешный вид был у этих зверьков.
  Тропическая зона с вольерами, имитирующими древние развалины в индийских джунглях, вызвала не меньше интереса. Единственное, я постаралась подальше отойти от обиталища паука-птицееда. Зато у огромных аквариумов с яркими кораллами и актиниями, между которыми сновали разноцветные рыбки, я задержалась. И дело было не только в аквариуме, но и в том, что Тёма стоял за моей спиной совсем близко и легко, почти невесомо обнимал меня за плечи. Мы не торопясь переходили от аквариума к аквариуму, любуясь на жителей этого огромного 'живого уголка', даже посмотрели на кормление тигровых акул, обитавших в огромном аквариуме с имитацией затонувшего парусника. И всё это время я ощущала легкие ласкающие касания рук Тёмы.
  Когда мы вышли из океанариума, у меня голова шла кругом и от увиденного, и от Артёма. А он посмотрел сначала на меня, а потом вдаль и вдруг широко улыбнулся:
  - Ты только пауков недолюбливаешь, или бабочек тоже?
  - Нет, бабочки у меня вызывают только положительные эмоции, - недоумённо покосилась я на него.
  Артём, ничего не объясняя, подвёл меня к диванчику в холле, сказал, что он сейчас вернётся, и исчез. Но я была совсем не против посидеть, только сейчас почувствовала, как устала за полтора часа ходьбы. Поэтому, закрыв глаза, откинулась на мягкую спинку и вытянула ноги. Хорошо-то как! Я погрузилась в расслабленно-блаженное состояния и только улыбнулась, услышав рядом тихий голос Артёма:
  - Можешь даже не открывать глаза, сюрприз будет!
  То, что меня подхватили на руки и куда-то понесли, стало для меня большой неожиданностью. Но глаза открывать не стала, представив, как люди смотрят на нас, не хотела видеть чужих недоумевающих или любопытных взглядов. Ну, и раз сказано - сюрприз, значит пусть будет сюрприз.
  Артём шагал недолго, через пару минут меня поставили на ноги, раздался негромкий хлопок, и я ощутила легкие прикосновения к виску, волосам.
  - Можешь открывать глаза, - прошептал Артём.
  Я послушалась его и стала потрясённо оглядываться. Мы были в большом просторном помещении с искусственным деревьями и имитацией цветников, и всё вокруг было заполнено... бабочками. Да, именно бабочки сидели у меня на волосах, летали вокруг, замирали на декорациях и снова взлетали. Маленькие, большие и просто огромные - размером почти в две мои ладони, самых разных цветов.
  Я с восторгом подставляла ладони тропическим красавицам и наблюдала за грациозными движениями их крылышек, которые то поворачивались невзрачно окрашенной нижней стороной, то снова превращались в распускающийся диковинно-яркий цветок. Артем подошёл почти вплотную и преподнёс мне сидящую на его указательном пальце бабочку ярко-лазурного цвета. Когда я потянулась к ней, она вспорхнула и затейливыми кругами поднялась к сетке, натянутой на потолке. Проводив взглядом капризную красавицу, я повернулась к улыбающемуся Артёму.
  - Ты такая красивая, - прошептал он, касаясь ладонями моего лица, и поцеловал меня. Эйфория полностью вытеснила мои страхи, и я, не задумываясь, поддавалась настойчиво-нежным губам, отвечала с упоением, стремясь продлить этот сладкий поцелуй с едва заметным оттенком горечи.
  ГЛАВА 3
  Как гласит общеизвестная истина, всё хорошее когда-нибудь заканчивается. И опять её не удалось опровергнуть: наш с Тёмой поцелуй тоже не стал бесконечным. Мы какое-то время стояли, тесно прижавшись друг к другу, потом, не произнеся ни слова, вышли из комнаты с бабочками, держась за руки. Уже машине на меня резко накатила дурнота и зазнобило, потом озноб сменился внутренним жаром - кожа на лбу и висках оставалась прохладной. Артём быстро заметил, что со мной творится что-то неладное, и затормозил на обочине. Минут пять мы потратили на выяснения куда меня везти: я настаивала на доставке меня домой, а Тёма склонялся к варианту общения с медиками. Наконец мне удалось победить в этом споре, решающим аргументом стало отсутствие температуры, а пониженное давление и усталость - не повод везти меня в больницу, с этим я могу справиться и подручными средствами из домашней аптечки.
  Тема довёл меня до двери квартиры и ушел только после получения от меня клятвы, что если мне станет хуже, то я обязательно вызову скорую или позвоню ему, не обращая на время. Попрощавшись со мной коротким, жгучим поцелуем, он вышел из подъезда.
  Я же заползла в квартиру и подивилась неприятной тишине. Как-то неуютно стало на душе. Но тут из родительской комнаты выполз сонный Наглый, вразвалку подошёл ко мне и стал тереться о ноги. Мне даже легче стало, исчезло ощущение давящей пустоты в квартире. Завершив ритуал приветствия, котяра сел передо мной и коротко мяукнул, требовательно взирая на меня жёлтыми глазищами. Правильно: он выказал мне свое уважение, теперь моя очередь демонстрировать ответное расположение, то есть положить в кошачью миску чего-нибудь вкусненького. Так что пришлось мыть руки и идти на кухню.
  Где-то через час позвонил Артём, волновавшийся за моё самочувствие. Успокоила парня, сказав, что мне уже лучше, а сейчас отправлюсь спать, и утром будет совсем замечательно. Когда он спросил о моих планах на завтра, честно ответила ему, что завтра собираюсь уехать к бабушке за город. Секундное молчание, и слегка расстроенным голосом Артём сказал, что он до понедельника всё равно свободен и отвезёт меня сам. Я не стала возражать и спорить - не было сил, да и, положа руку на сердце, его машина всяко лучше рейсового автобуса. Хотя, как раз в данный момент, когда схлынуло очарование сегодняшнего дня, я пыталась разобраться, что чувствую к нему. Он мне нравился и даже очень, но мучило меня подозрение, что он ко мне испытывает более сильные чувства, а я боялась, что не смогу ответить ему тем же.
   Впрочем, чего я волнуюсь, как будто мне предложение сделали, и я должна срочно решить, какой ответ дать. Мы же только познакомились, влюбляться молниеносно я не умею, от общения с ним кайф получаю, а уж целуется он... я даже зажмурилась от нахлынувших воспоминаний. Но мысли, заставлявшие сердце частить, были быстро вытеснены из головы новым приступом муторной слабости с головокружением.
  Решив, что в моём состоянии, сон будет наилучшим средством укрепления здоровья, я подхватила подошедшего ко мне Наглого и отправилась спать. Кота устроила у себя в ногах, из-за жары вместо одеяла укрылась простынёй и стала уплывать в дремоту. Когда я почти уснула, неожиданно встрепенулся Наглый и начал прохаживаться по мне. Пришлось встать и отправить кота за дверь. Немного покрутилась с боку на бок, устраиваясь поудобнее и дожидаясь, когда стихнет царапанье и возня оскорблённого выдворением кота, и, наконец, провалилась в сон...
  И опять мне приснился до жути реалистичный сон с пробуждением в незнакомом месте. И это была не опочивальня князя. Я находилась в пещере, которую вполне можно было назвать гротом. Просторная, со сводчатым потолком, в одном из склонов которого было огромное отверстие, поэтому мрачного впечатления она не производила. Напротив, выглядела просто сказочно: внутренне пространство грота по большей части было хорошо освещено светом уже виденных мной лун, которые как раз начали расходиться, но их диски пока ещё частично перекрывались. Вода, покрывавшая дно пещеры, отражала сиреневое и желтое свечение этих лун на стены, вспыхивавшие разноцветными искрами. И посреди всего этого великолепия, на огромном плоском камне, восседала я. Полюбовавшись на звёзды и ночные светила, оглядев стены, я перешла к изучению камешка, на котором устроилась, надо сказать, вполне удобно. Круглый, большого размера, метра три в поперечнике, он напоминал непрозрачный янтарь бледно-жёлтого, почти белого цвета, совсем как донниковый мёд. И удивительно теплый. Провела ладонью по поверхности - потрясающая текстура, не стеклянно-гладкая, как у тщательно отполированного камня, а приятно-шелковистая, как у морской гальки, мягко обточенной водой. Я, жмурясь от удовольствия, нежно водила рукой по камню, наслаждаясь подаренными удивительным сном ощущениями.
  - А меня так погладишь? - раздался уже слышанный когда-то голос. И интонации были такие, что мурашки по коже побежали. Я подняла глаза. Ну вот, декорации другие, за исключением лун, а князь всё тот же, рыжий и нагло улыбающийся. И опять на нём из одежды только штаны.
  - Ну, здравствуй, князь, - тяжело вздохнула я, разглядывая мужчину, стоявшего у стены. Судя по корзине со снедью, которую он держал в руке, моё подсознание, заказавшее этот сон, никак не определится с тем, какой именно голод я испытываю.
  - А что ж так нерадостно встречаешь меня, красавица? - направился он ко мне, ступая воде, доходившей ему до щиколоток. - Я вот истосковался по тебе, подарок тебе приготовил.
  Ага, я оказывается не только озабоченная и голодная, но ещё и меркантильная: мало того, что опять князя полуголого нафантазировала, так ещё и подарок от него возжелала. Если он сейчас преподнесёт мне 'злато-серебро с каменьями самоцветными', то уже и не знаю, что о себе думать. Пока я занималась самообследованием-самокопанием и составляла список своих скрытых пороков, воплощение первого пункта из этого списка уже устроилось рядом со мной на камне. Подарок, предъявленный мне, показал, что не всё так трагично с моими моральными качествами. В руках князя были три деревянных гребня, очень красивых: один большой, примерно десятисантиметровой ширины, на спинке которого были вырезаны какая-то птичка и орнамент из листьев, и два гребня-заколки, шириной сантиметра по три, тоже с изображением птичек. Я провела пальцами по полированному и промасленному дереву.
  - Красиво... - зачарованно произнесла я, ощущая подушечками мелкие резные детали, тепло дерева.
  - Это не простые гребни, - прошептал князь, лицо которого было уже рядом с моим, а нога касалась моего бедра.
  Я чуть откачнулась назад со словами:
  - Да-да, не простые, а золотые...
  Князь сказку про курочку, нёсшую заготовки для работ Фаберже, не знал, поэтому слегка обиделся:
  - Не золотые, а деревянные, зато зачарованные.
  Вот, я уже, оказывается, начала мечтать о волшебных артефактах, хорошо хоть не о цветочке аленьком, к которому бонусом идёт чудище заморское для утех постельных. Впрочем, зачем нам чудище, тут вот князь имеется, и костюм у него явно не для игры в шахматы. Ладно, поддержим этот бредовый диалог моего сознания с подсознанием:
  - И в чём же их зачарованность?
  - Утомление снимает, силы дарит... - бросился перечислять князюшка, но увидев недоверчивое выражение моего лица, решил перейти к доказательствам на практике. - Не веришь - сейчас покажу.
  Я не успела глазом моргнуть, как князь только что передо мной сидевший, оказался у меня за спиной и начал расплетать мою гриву, которую я собирала на ночь в слабую косу, чтобы не спутывалась. Светлые, слегка вьющиеся, пряди легли на спину и плечи, заставив парня тихо восхититься:
  - Экое богатство...
  Я не стала даже дергаться, настолько приятны были прикосновения теплых пальцев к голове, а когда он осторожно провел гребнем по моим волосам, я прикрыла глаза от удовольствия. Действительно, с каждым проходом гребешка по моей шевелюре, я всё сильнее погружалась в состояние неги, словно после расслабляющего массажа. И совсем не заметила, как гребень опять сменился тёплыми мужскими руками, которые сначала мягко массировали затылок, потом начали ласково поглаживать шею, перешли на плечи, сдвигая тонкие бретельки ночной сорочки. Когда к нежной коже над ключицей прикоснулись горячие губы, я застонала от удовольствия и прижалась спиной к мужчине, в это мгновение ставшему для меня самым важным и желанным. Единственное, чего я хотела - не проснуться в этот момент.
  Князь тоже не желал завершения этого сна, его руки гладили меня, настойчиво избавляясь от тонкой преграды между нами в виде моей сорочки. Я пьянела от этих прикосновений всё сильнее, в голове было только одна мысль: 'Только бы он не остановился!' И это моё желание герой моего сна активно исполнял. Не знаю, через сколько секунд или минут я уже совсем обнажённая лежала, прижимаясь спиной к теплому камню и вздрагивая от ласк князя.
  Плохо соображая из-за горячего языка, прошедшегося по чувствительной ушной раковине, я даже не сразу поняла, что он хрипло шепчет:
  - Открой мне своё имя...
  И только когда он снова требовательно произнес:
  - Имя! - и легонько прихватил зубами там, где прошёлся язык, я со стоном выдохнула:
  - Ярослава...
  И вскрикнула от боли при первом движении князя внутри меня. Он тут же остановился, обнял меня, шепча что-то утешающее, и снова были поцелуи, прикосновения, нежные, дразнящие. Только когда я опять потеряла голову от его ласк и, забыв о боли, сама прижалась к нему, он продолжил. Остальное совсем потонуло в мареве жгучих ощущений, стонов, вскриков, моих и его.
   В себя я окончательно пришла уже у князя на груди. Мне было очень хорошо лежать вот так, распластавшись по горячему крепкому княжескому телу, закрыв глаза и уткнувшись ему в плечо, и чувствовать, как его пальцы легонько поглаживают мою спину, перебирают волосы.
  - Есть хочешь? - тихонько спросил он меня.
  - Нет, - вздохнула я, - спать хочу.
  - Тогда спи, - прошептал князь, - теперь можно.
  И я опять заснула во сне с мыслью: 'Бедная я, бедная, наяву устала, и во сне переутомилась...'
  Выплывала я из сна, долго и тяжело. Окружающий мир выкристаллизовывался постепенно, с каждой мыслью становясь не только чётче, но и меняя эмоциональный окрас.
  На самой грани сна и реальности, всё ещё находясь в плену блаженной истомы, я думала том, что в жизни, к сожалению, первая близость с мужчиной вряд ли будет такой замечательной. А вот немного придя в себя, я задалась вопросом, почему я лежу поверх одеяла совершенно голой. Голой?! Я, ощущая, как бешенно колотится сердце, резко открыла глаза и лежала, боясь пошевелиться. Убедившись, что я нахожусь в своей комнате, на своей кровати, и кроме меня на постели только солнечные зайчики, отраженные подвесками люстры, я сделала первую попытку встать. И опять замерла, почувствовав неприятные ощущения внизу живота. Что это значит? Где моя ночная рубашка, которую я одела вечером?!
  В панике я резко села, почти не обращая внимания на слабую тянущую боль, и осмотрела себя. Йошкин кот! Я действительно голая, и ночнушки в комнате не наблюдается. Засохшая кровь на внутренней стороне бёдер тоже настойчиво намекала, что этот эротический сон был вовсе не сном, а идеально чистая постель подтверждала, что девственности я лишилась не здесь. Мне становилось всё страшнее, я нервно провела рукой по волосам, убирая упавшую на лицо прядку и обнаружила в волосах какой-то посторонний предмет. Ощупав голову уже обеими руками, я извлекла из спутанных локонов три деревянных гребня - два узких и один широкий.
  Некоторое время я тупо разглядывала резьбу на них, пытаясь определить, что же это за птички с женским лицом на них изображены. Я смутно помнила из сказок, что есть Сирин и Алконост, а ещё, вроде, Гамаюн, но чем они отличаются, и что каждая из них символизирует, в голове не всплывало. Тут снова накатила паника, мне захотелось взвыть, или хотя бы порыдать от ужаса и непонимания происходящего. Сильнее этого было только желание ткнуть каким-нибудь из гребней в глаз одному рыжему коз... князю, оказавшемуся вполне реальным.
  Кое-как уговорив себя поставить истерику в планах дня третьим пунктом, после душа и завтрака, я осторожно сползла с кровати и побрела в ванную. Почти сразу же я почувствовала, как отступает боль и нервозность под струями горячей воды. Но стоило мне опустить глаза вниз и увидеть уплывающий в сторону слива рыжий волос, смытый с моего тела, я снова сорвалась. Но в этот раз страх прочно сменился злостью: я, сжав кулаки, топала ногами по поддону душевой кабины и вспоминала все известные мне ругательства на русском, английском и латыни. Я надеюсь, что одному неместному рыжему гаду в это время икалось очень сильно.
  Эта злая истерика меня взбодрила невероятно. Когда я вышла из ванной, телесный дискомфорт почти исчез, и душевное состояние уже не было испуганно-упадническим. За завтраком окончательно определилась с дальнейшими действиями. Для начала - осмотр гинеколога, потом - аптека. Диплом я ещё не получила, но о средствах экстренной контрацепции и профилактики нехороших заболевания я знала. А потом, если что, можно будет подумать и о консультации у психиатра.
  Пустая банка из-под успокоительного бабушкиного чая, обнаруженная при извлечении из шкафчика кофемолки, стала для меня неприятной новостью. А ведь он так хорошо 'прогнал' сны о князе в прошлый раз. Но поскольку я и так собиралась к бабушке, повода для сильных переживаний не увидела. Пока остывал сваренный кофе, я дозвонилась в платный медцентр и записалась на осмотр. Мне повезло, в девять утра из-за отказавшегося прийти на приём пациента у врача образовалось окно. А поскольку сейчас ещё не было и восьми, я успевала выпить кофе и спокойно добраться до клиники.
  Я настолько ушла в мысли о своих проблемах из-за странных 'сонных' приключений, что звонок в дверь стал для меня неожиданностью.
  
  ГЛАВА 4
  Открыла я не сразу - почему-то боялась даже посмотреть в глазок, был иррациональное опасение, что за дверью топчется рыжий красавец благородных кровей. А увидев на лестничной площадке встревоженного Артёма, я только сейчас поняла, насколько прошедшая ночь выбила меня из колеи. Я напрочь забыла о том, что он должен был приехать и отвезти меня к бабушке.
  - Яра, ты как себя чувствуешь? - испуганно спросил он меня.
  - Почти нормально, - ответила я и даже не соврала.
  Предложила Тёме зайти в квартиру и выпить кофе. Он согласился. По дороге на кухню заглянула в зеркало, висевшее в прихожей, и поняла причину испуга в глазах парня - лицо бледное, осунувшееся, под глазами круги, опухшие губы - единственное свидетельство страстной ночи (помимо характерных синяков на плечах и груди) только подчеркивали бледность кожи, не диссонируя с общим видом болеющей особы. Вот и верь сказкам о цветущем виде после ночи любви.
  Пока Тёма пил кофе с домашними плюшками, я рассказала о необходимости заехать в клинику на обследование. Он, не вдаваясь в подробности, радостно поддержал меня. Видимо, парень сильно переживал из-за моего нежелания показаться врачам. Но, как и всякий здоровый мужчина, плохо понимал, что может входить в эти обследования помимо сдачи крови и осмотра терапевта. А ещё он, подобно многим представителям сильной половины человечества, испытывал подсознательный страх перед медучреждениями, поэтому было очень легко уговорить его не ходить со мной, а подождать меня в машине. Тем более, что я, собираясь сразу ехать из клиники к бабушке, помимо собранной сумки прихватила и переноску с Наглым. Тащить кота к врачу было бы не лучшим решением, и оставлять его одного в машине тоже не хотелось, хоть он и не выражал беспокойства: полудремотно растёкся на мягкой подстилке и изредка лениво помахивал хвостом.
  Получив от врача подтверждение реальности происходившего ночью, я узнала, что, в принципе, у меня всё отлично, на всякий случай сдала необходимые анализы. Через полчаса, получив на руки заключение врача с рекомендациями и первые результаты обследований, зашла за лекарствами в аптеку, находившуюся в холле. Выпила назначенный контрацептив тут же: хотя цикл у меня стабильный, и сейчас был относительно безопасный период в плане зачатия, но 'относительно' не гарантирует стопроцентности, а бросаться в омут с головой и спешно рожать маленьких рыжих княжичей я не собиралась.
  Тёма тактично удовольствовался моими общими фразами о переутомлении и возможном снижении гемоглобина, и мы поехали к моей бабушке. Тёма уверенно вёл машину, а я, засмотревшись на мелькавшие вдоль шоссе луговые цветы, мыслями вернулась к содержимому лежащей на заднем сиденье сумки. Перед выходом из дома я положила в её боковой карман загадочно появившиеся гребни. Мне почему-то показалось нужным захватить их с собой. Бабушке их что ли показать? Но я даже не представляю, как ей рассказывать о таком, тем более, сама не могу понять, что произошло, точнее, как всё это случилось. Я раньше скептически относилась ко всяким байкам про параллельные миры, колдовство и тому подобной мистике.
  Почти всю дорогу я молчала, пытаясь даже не обдумать что-то конкретное, а хотя бы определиться 'в какую сторону' вообще думать. К реальности меня вернуло прикосновение теплой ладони к моему плечу. Я с удивлением поняла, что машина остановилась, и повернулась к Артёму.
  - Куда сворачивать? - с мягкой улыбкой спросил он, указывая на развилку впереди.
  - Направо, - ответила я, удивившись, как быстро мы доехали. Или я просто не заметила.
  Бабушка поливала розы в палисаднике перед домом, поэтому увидела нас сразу. Она вышла из калитки и, сделав два шага навстречу мне, вдруг резко остановилась. Лицо её побледнело, карие, как и у меня, глаза посмотрели на меня с испугом и сожалением. Через пару секунд она овладела собой и приветливо улыбнулась. Поэтому перед Тёмой, который сначала вытащил мою сумку и переноску с котом, а потом подошёл к нам, предстала доброжелательная и радушная хозяйка. А я поняла, что бабушке можно и нужно будет рассказать о произошедшем ночью. И её послушать тоже не помешает.
  Но остаться наедине с бабушкой удалось намного позже, чем я планировала. Артем после знакомства с моей бабулей, с её душистым чаем и необыкновенными пирожками собрался в город - вечером ему надо было забрать родителей с дачи, находившейся по другую сторону нашего города. Я вышла его проводить и посмотреть не вернулся ли Наглый, ушедший покорять местных кошек.
  - А сколько лет Любови Александровне? - поинтересовался вдруг у меня Артём
  - Почти восемьдесят пять, - улыбнулась я, понимая его удивление, поскольку бабушке на вид и семидесяти не дашь.
  Артём только покачал головой, а потом, решив, что возраст моей бабушки не такая уж интересная тема разговора, он притянул меня к себе и поцеловал. Я, отвечая ему, растворялась в его нежности и хотела плакать от придавившей меня обречённости. Разбираться в происходящем ещё предстояло, но я чувствовала, что так просто от рыжего князя мне не уйти.
  Когда мы оторвались друг от друга, я посмотрела на Артёма и вздрогнула: капля крови из носа прочертила дорожку по его верхней губе. Я не боюсь крови, но тут у меня сжалось сердце. Схватив ничего не понимающего Тёму за руку, я поволокла его обратно в дом. Там я помогла ему остановить кровь, бабушка осмотрела его, померяла давление, пульс. Потом, подумав пару секунд, принесла стакан с водой накапала туда какую-то настойку из своих запасов, заставила Тёму выпить это и велела полежать полчасика. За тридцать минут я издёргалась, пока сидела рядом с Тёмой, всё время ожидая, что ему может стать хуже. Артём успокаивал меня, говорил, что чувствует себя нормально, что виной всему аномальная жара, которая стоит последние несколько недель.
  Через полчаса бабушка, ещё раз осмотрев Тёму, сказала, что действительно с ним всё в порядке и можно ехать. Но на прощание всё же сунула ему пузырек с каплями, советуя попить их недельку. Перед тем, как Артём сел в машину, я коротко поцеловала его, словно боясь причинить ему вред, и стрясла с него обещание позвонить, как только он приедет в город, и вечером, когда он вернётся с дачи.
  - Что это было? - поинтересовалась я у бабушки, которая отнеслась к произошедшему, как к закономерному и ожидаемому происшествию.
  - Первое предупреждение, - ответила она с тяжёлым вздохом. - Ох, детка, попала ты... Пойдём в дом, расскажешь, как всё произошло...
  - А ты мне расскажешь, почему всё это произошло?
  - Расскажу, - невесело улыбнулась бабушка, - хоть и не думала, что вообще придётся с кем-то говорить об этом.
  Мы устроились на кухне. Пока бабушка заваривала свежий чай, я коротко рассказала о 'снах' с князем, даже сходила в комнату и принесла гребни из сумки. Бабушка, взглянув на них, хмыкнула что-то про самонадеянного дурачка. Честно сказать, после её слов у меня отлегло от сердца, я всё-таки с опаской относилась к этим гребешкам. Ладно, потом разберёмся, на что рассчитывал с ними князь, и что получил в итоге. Но судя по реакции бабули, какой-то срочной деактивации они не требуют. И то хлеб.
  Выслушав мой рассказ, бабушка налила нам чай и села напротив меня. Задумчиво рассматривая янтарную жидкость в чашке, она произнесла:
  - Даже не знаю с чего начать... Наверное, сначала расскажу про себя... Детка, ты слыхала про Беловодье?
  - Ну, что-то вроде славянской Шамбалы, - я ошарашенно смотрела на бабушку, - но это же легенда, сказка, наподобие Китеж-града...
  - Сказка, говоришь? - усмехнулась бабушка, - это хорошо, что ты про Китеж-град вспомнила, ведь, судя по всему, ты именно на него любовалась из окошка в первую ночь.
  - То есть Китеж-град реально существует?! - если в реальность рыжего князя я худо-бедно поверила, то в невидимый город, исчезнувший якобы во времена Батыя, поверить было сложнее.
  - Да, детка, существует, - грустно улыбнулась бабушка, - только в другой реальности, имеющей определённые точки соприкосновения с нашей. Я особо много не скажу про то, как соотносятся тот мир и наш, но судя по моему перемещению, они сдвинуты во времени относительно друг друга. Мне сложно соотнести эпохи, так как миры схожи географически, но история сильно разнится, да и магическая составляющая вносит свои искажения. В чём-то там век двенадцатый-тринадцатый, а в чём-то и к девятнадцатому приближается... Но не суть важно. Я расскажу тебе пока свою историю. А потом на вопросы твои отвечу, если смогу, конечно. А пока сказка.
  Я молча кивнула, и бабушка тем голосом, которым рассказывала мне сказки по вечерам, продолжила:
  - В одном мире. похожем на этот, на месте России (примерно от западной границы до Енисея), северного Казахстана, Украины и Беларуси находится большая страна -Беловодье. Только в легендах это страна представляется раем земным, страной свободы и счастья. На самом же деле основное отличие Беловодья - там не бывает войн, точнее на него никто никогда не нападал, защита богов не даёт. Об этом я потом расскажу. А боги там вполне себе реальные, действующие. И есть у меня подозрение, что местный пантеон славянских богов был принесён как раз из Беловодья. Да и сказки о домовых, русалках и прочих существах появились здесь не случайно.
  Столица Беловодья находится в Китеж-граде, стоящем на острове посреди Светлояр-озера, только это озеро намного больше того, которое находится в Нижегородской области, хотя по местоположению они совпадают. Да и Китежградский остров по площади будет размером побольше земного озера.
  Но это пока так, присказка. Жила-была в селении неподалеку от стольного града Китежа одна семья. Богатством они особым не обладали, но слава о потомственном знахаре Добромиле и травнице Веселине доходила и до столицы, потому и не бедствовали. А главным своим достоянием считали дочку - Любомилу.
  Первым несчастьем в их семье стала гибель Веселины, утонувшей в полынье. Поседел в одночасье Добромил, выстоял только ради дочки, которой на тот момент и десяти лет не было. И всё больше проводил времени с Любомилой, учил её и травничеству, и лекарскому искусству, знаниями о магии, от предков доставшимися, делился. Даже перебрался в Китеж, думал дочке там лучше будет. Да только всё иначе обернулось.
  Только однажды ранней осенью увидал Любомилу молодой волхв княжеский. Уж что видный двадцатипятилетний парень углядел в пятнадцатилетней девчонке-худышке, которая только-только взрослеть начала, непонятно. Правда, поговаривали, что у предков Веселины была частичка божественной крови, от самой Макоши доставшаяся. Передавалась по женской линии, но не в каждом поколении пробуждалась. Возможно на это и польстился волхв.
  Но Любомила ничего не знала, только не по себе ей стало на гулянии с подружками, когда увидела, что на неё смотрит волхв. Вроде бы всем хорош: и статью, и лицом, да только красота какая-то недобрая, хищная. А уж от взгляда холодных голубых глаз и вовсе мороз по коже.
  А зимой пришёл волхв к отцу Любомилы и сказал, что забирает девочку невестой в свой дом. Добромил отказал, мол дитё ещё, какая из неё невеста, а тем паче жена, да толку. Волхв напомнил, что он, как и князь, своей силой защиту Беловодья питает, поэтому может взять женой любую девицу, подходящую ему, и ничьё согласие ему не требуется. А будет Добромил противиться, юная Любомила всё равно окажется в тереме у волхва, чуть позже правда, но уже не обязательно законной супругой.
  Тут бабушка замолчала, её карие глаза невидяще смотрели на стену. Через несколько секунд она передёрнула плечами, словно стряхивая с себя неприятные воспоминания, и продолжила, но уже совсем 'несказочным голосом':
  - Я слышала их разговор в сенях. Мне кажется, что Велимудр, этот волхв, знал, что я всё слышу. И его слова были в первую очередь мне предназначены. Отец остался в горнице, пришибленный речью волхва, а тот вышел в сени один, и, заметив меня, удивлённым не выглядел. Наоборот, улыбнулся довольно, прижал меня к стенке так, что я даже через полушубок бревна спиной почувствовала, и поцеловал, словно клеймо ставил. Потом сказал, что заберёт меня на Велесов день, и ушёл.
  До назначенного волхвом срока оставалось чуть больше недели. Отец, не зная о моём подслушивании и встрече с Велимудром, рассказал о его предложении сам, но сказал, что попытается решить дело миром и выбить отсрочку. В Беловодье жизнь спокойная, долгая, девушек раньше семнадцати -восемнадцати лет замуж обычно не отдают, а могут и до двадцати додержать. А тут в жёны захотел пятнадцатилетнюю мелочь, у которой только коса да ресницы пышностью отличаются, а больше и смотреть не на что. Так рассуждал отец.
  А я вспоминала хищный взгляд и понимала, что не отступится волхв. Заберёт к себе. Единственную может поблажку сделает - не потащит сразу в постель, даст привыкнуть к себе, или, скорее, даст время смириться с уготовленной участью. И чую быть мне для волхва игрушкой бессловесной и бесправной. Да и тошно было от его взглядов и прикосновений, а как вспомню про поцелуй - сбежать хочется. Но не получится - на краю света найдёт, как зверь дикий свою жертву почуявший.
  Поэтому, не рассчитывая на успех отца в выбивании отсрочки, начала рыться в старых свитках, доставшихся от дедов-прадедов, надеясь найти хоть что-то. И оказалась права: отец обращался ко всем, кто мог хоть мало-мальски помочь, но каждый раз возвращался всё мрачнее и мрачнее. А я нашла один потрёпанный, полустёршийся лист пергамента с описанием различного использования варяжских рун. Была там комбинация, якобы открывающая проход за пределы мира, если начертить их в неком 'месте силы'. Терять мне было нечего, поэтому я назначила этим загадочным 'местом силы' капище на берегу, ведь земля там, напитанная ритуалами, только что не искрила. Было место ещё посильнее, но туда доступ сильно ограничен.
  Ночью, когда отец, осунувшийся от безуспешного поиска моего спасения, наконец уснул, я вышла из дома. Обе луны светили в полную силу, пришлось идти, прячась в тени домов. Хорошо, что недалеко. На капище взмолилась перед резной статуей Макоши, прося не оставить родную кровь без заступничества и удачи. И надо сказать, удачу она мне подарила, правда очень странную. Я, когда чертила руны на земле, постепенно погружалась в транс. Это было очень необычное состояние: дочерчивая последний знак, я уже действовала не наугад, а точно знала, что делаю. Поэтому добавила ещё один знак, отрезающий мою силу от магических источников Беловодья. Это обрывало мой след, не давая возможности выследить меня. А потом была темнота и тишина... Как долго это длилось, не могу сказать - восприятие было в тот момент изменённым, словно под галлюциногенами.
   Но когда меня выбросило в эту реальность, я не сразу поняла, что происходит. Опять темнота, но уже разрываемая грохотом, свистом, вспышками... И смерть вокруг, повсюду. Совсем рядом что-то взрывается, обсыпая меня мёрзлой землёй, какой-то бородатый, огромный мужик со странным оружием высовывается из-за кучи камня сбоку и дёргает меня за руку с воплем: 'Ты откуда взялась здесь, дурында?'. Потом он запихнул меня в какую-то нишу рядом с собой, рявкнул, чтоб не высовывалась, пока он не вернётся за мной, и уполз куда-то в темноту... И снова взрывы, жуткий надсадный вой и грохот. Дальнейшее помню плохо, только молила всех богов, чтобы этот мужик выжил и вернулся. Мне в тот момент он чудился моим спасением и защитой. И он выжил, и действительно стал для меня самым близким человеком на долгие годы. Пришла в себя в госпитале, куда меня приволок мой спаситель.. Оказалось, что выбросило меня сюда в феврале сорок третьего в самое пекло последних боёв за Сталинград...
   ГЛАВА 5
  Какое-то время мы с бабушкой молчали: она, потому что погрузилась в тяжёлые воспоминания, я, потому что переваривала, точнее пыталась переварить услышанное. Очень хотелось, чтобы всё это оказалось бредом, страшной сказкой, но подсознательно я уже приняла это как данность. Хотелось задать множество вопросов. Останавливало то, что я никак не могла определиться, в каком порядке спрашивать. И был ещё один момент: я чувствовала, что ответы на некоторые вопросы мне очень не понравятся.
  Поразмышляв ещё пару минут, я всё-таки рискнула:
  - Ба, а как ты поняла, что со мной что-то случилась? Ты что-то во мне увидела?
  - Понимаешь, детка, каждый человек привязан к какому-то миру. С реальностью, в которой он существует, его словно связывает множество 'ниточек', потолще и потоньше, поярче и побледнее. Это и привязанности к другим людям, к дому, к работе, увлечениям. Переплетения этих ниточек образуют этакую сложную сеть, объединяющую всех людей в мире. А тебя хоть и держат пока 'ниточки' этого мира, но появилась и связь с той реальностью, где существует Беловодье. И я бы не сказала, что они слабые.
  Как я и ожидала, ответ породил новые вопросы. И опять дилемма: о чём спросить сначала? Прямо хоть записывай, чтобы не забыть назревшие вопросы.
  - Выходит у тебя магия сохранилась?
  - Способности и знания никуда не делись, просто источники магии здесь слабее, чем в Беловодье, поэтому и возможности ограничены. Но кое-что могу. Да и посмотреть ауру и связь с миром не требует много сил.
  Тут я вспомнила о том, что пройдёт несколько часов, и наступит ночь. Что меня ждёт, если засну? Как этого избежать?
  - Ба, а тот чай успокоительный, которым ты поила меня в детстве на ночь...
  - Этот чай, - со вздохом ответила бабушка, - просто не давал тебе нечаянно потянуться к Беловодью, не давал тебя обнаружить. Я так старалась закрыть тебя от того мира. Если твоя мама родилась обычной, то в тебе частичку силы Макоши я сразу увидела. Поэтому делала всё, чтобы боги того мира тебя не обнаружили, даже крестила тебя на следующий день после твоего рождения, попросила батюшку, который навещал своих прихожан-старичков в нашей больнице. А когда тебе в детстве стали сниться яркие сны со сказочными мотивами, я стала давать тебе этот отвар. Ты просто крепче спала, и вероятность нечаянного всплеска твоей сущности исчезала.
  - А если я сейчас буду опять пить этот чай? - жалобно спросила я предчувствуя недоброе. И мои нехорошие ожидания полностью оправдались.
  - Не поможет, - покачала головой бабушка, - нити той реальности заякорились на твоей ауре крепко. Чай уже ничего не даст. Нам главное удержать тебя этой ночью, не дать уйти в Беловодье. А потом я постараюсь что-нибудь придумать.
  - А ведь если ты во время ритуала сумела оторваться от того мира...
  - Ярослава, девочка моя, я во время ритуала была напитана энергией капища, поэтому смогла выжить, и то этот ритуал не прошёл бесследно. Если в Беловодье я прожила бы лет сто пятьдесят - сто семьдесят, то здесь проживу максимум лет до ста. А тебя такой разрыв скорее всего убьет.
  Я потрясённо посмотрела на бабушку и спросила её:
  - Неужели ты не жалеешь?
  - Нет, - улыбнулась она, - во-первых, жизнь моя здесь сложилась удачно, я занималась любимым делом, стала уважаемым человеком. А самое главное, я встретила твоего деда, родила детей любимому мужчине. И внуки у меня замечательные... А вообще, даже один мой Алёша стоил таких жертв. Единственное о чём жалею, что не хватило сил продлить его жизнь...
  Глаза бабушки увлажнились. Я тихонько вздохнула. Бабушкина любовь к деду стала семейной легендой. Дед Алёша был военным, начавшим карьеру молоденьким лейтенантом в разгар Великой Отечественной. С той войны он принес медали, ордена и осколок под сердцем. Этот осколок и убил его вскоре после рождения моей мамы. Если старший мамин брат, дядя Серёжа, помнил отца, то мама знала его только по фотографиям, где был запечатлён высокий красивый мужчина, темноволосый и темноглазый, с обаятельной гагаринской улыбкой. А на тех фотографиях, где они были вместе с бабушкой, он никогда не смотрел в объектив, только на жену.
  А потом я вспомнила про ещё одного мужчину, для которого моя бабушка была дороже всех сокровищ на свете - её отца. Не удержалась и прошептала:
  - А как же твой отец?
  Губы бабушки дрогнули, с трудом сдерживаемые слезы всё же прочертили влажные дорожки на щеках.
  - Я тогда от страха была словно в каком-то угаре... Уходя из дома, я всё же оставила на свитке с описанием ритуала заговорённый на меня амулет, камешек в котором должен был светиться, пока я жива, и написала на полях пергамента: 'Не верь, даже если погаснет. Со мной всё будет хорошо'. Полное осознание наступило только, когда я немного пришла в себя после перехода и начала более или менее воспринимать реальный мир. Только тогда я поняла, что дороги назад нет, и отца я никогда больше не увижу... Потом я рыдала ночами, то приходя в отчаяние от мыслей о том, что я натворила, то вспоминала Велимудра и приходила в ужас от того, что могла оказаться в его власти. Потом постепенно успокоилась, но сердце до сих пор ноет из-за отца. Надеюсь, что амулет всё же не погас даже после моего ритуала...
  Я пожалела, что задела эту старую незаживающую рану в душе бабушки. А потом поняла, что ей тоже надо было выговориться и выплакаться, чтобы хоть немного освободиться от этого груза. А потом вдруг возникла мысль:
  - А почему нет хода? Я же переходила отсюда туда и обратно?
  - Детка, - грустно улыбнулась бабушка, - ты 'скользила' между мирами, подчиняясь их потокам силы, как бы плыла по течению, во второй раз тебя правда немножко 'подтолкнули', но всё равно в направлении потока. А я совершила заплыв 'наперекор стремнине'. Это не моя сфера, поэтому я многое объяснить не смогу, просто расскажу, как я воспринимаю и вижу это.
  - А тебя Беловодье не может вытянуть назад?
  - Нет, - покачала головой бабушка, - я крепко привязана к этому миру. Первым якорем стал твой дед, моя любовь к нему.
  У меня мелькнула спасительная мысль:
  - А если у меня сложится с Артёмом?
  - Про Артёма лучше забудь пока, - нахмурилась бабушка, - погубишь парня...
  - В смысле? - я с ужасом посмотрела на бабушку.
  - Видела, что с ним было, когда он тебя поцеловал? - вопросом на вопрос ответила бабушка. - Сила, которая тянет тебя в Беловодье, не может ничего сделать с твоими старыми крепкими связями, но новые будет рвать безжалостно, не давая им укорениться. Так что держи Артёма подальше от себя, если не желаешь ему зла. По крайней мере, пока мы не решим эту проблему.
  - Что же делать? - я с отчаянием смотрела на бабушку.
  - Пока попробуем тебя обезопасить этой ночью, - ответила бабушка, увлекая меня в комнату, где она хранила травы.
  Следующие несколько минут я наблюдала, как она передвигается по комнате, снимая с полочек берестяные туески с травами, насыпает щепотку того, щепотку сего на небольшой лоскут полотна, потом укладывает какой-то камешек в центр травяной горки, что-то шепчет, завязывает лоскуток с содержимым в небольшой узелок и подвешивает на шнурок.
  - Вот, - протянула мне бабушка пахнущий травами маленький мешочек на шнурке, - одень на шею. Удержать тебя я пока не смогу, но вот это не даст никому увидеть тебя, пока ты будешь молчать. Поэтому умоляю, что бы ты ни увидела и ни услышала этой ночью, ни слова, ни звука. К утру вернёшься домой. А я за ночь сделаю другой оберег для тебя, луна пока полная, и силу я последние несколько лет почти не расходовала, так что сплести и напитать защиту для тебя смогу.
  Я дрожащими руками одела эту своеобразную ладанку на шею.
  - А про князя не расскажешь мне? Зачем я ему?
  Бабушка, прищурившись, посмотрела на меня, улыбнулась и покачала головой:
  - Князя я не знаю. Когда я сбежала, его, судя по всему и в проекте не было. Кое-какие мысли на его счёт у меня есть, но об этом лучше поговорим утром.
  - А с гребешками что не так?
  - Да с ними князь сильно перемудрил, - усмехнулась бабушка. - Гребнем он расчёсывал тебе волосы, чтобы привязать тебя к себе крепче.
  - Приворот? - возмутилась я.
  - Не совсем, - снова улыбнулась бабуля, - если б не было хоть какой-то симпатии, влечения, он не подействовал, а так он усилил уже имевшиеся чувства, создал то, что могло возникнуть само, только спустя время. А он -торопыга, за что и пострадал.
  - Как пострадал? - я почувствовала, что у меня голова кругом идёт от этих сказок.
  - А так, магия этих гребней - женская, от Макоши, действует в две стороны. А на тебя её действие к тому же и коротким оказалось, побурлило в крови и схлынуло, - тут бабушка хитро прищурилась. - Угадай, в какую сторону?
  - В княжью... - с ужасом прошептала я, хватаясь за голову. Этот хитровыдуманный рыжик получил двойную дозу 'облучения'! Потом с надеждой спросила бабушку:
  - А у князя это быстро пройдёт?
  - Не пройдёт, - припечатала бабушка, - немного успокоится, но что пробудил, то и останется? А ты-то чего распереживалась? Ещё неясно есть у князя к тебе что-нибудь кроме плотского. А уж для снятия напряжения он кого-нибудь найдёт, думаю девки при княжьем дворе не оставят страдальца без утешения.
  - То есть ему всё равно с кем? - это открытие как-то неприятно резануло меня.
  - Ну почему же, разницу он ощутит, это ж всё равно как желать пирожное-корзиночку с воздушным кремом, ягодами и шоколадной крошкой, а получать обычную печенюшку из песочного теста. Как думаешь, равнозначная замена?
  Я представила князя, у которого из-под носа убирают вазочку с вожделенным десертом, и ставят простецкое блюдечко с немудренной печенюхой, и расхохоталась. Бабушка, видимо, представив схожую картину, поддержала меня.
  Отсмеявшись, мы почувствовали, как напряжение немного спало. Собираясь заняться защитным оберегом для меня, бабушка отправила меня спать, ещё раз напомнив, что молчание - золото и залог моего возвращения в мир компьютеров и космических кораблей.
  ГЛАВА 6
  Укладываясь спать, я предусмотрительно оделась в домашние трикотажные брюки и футболку. Если вдруг что-то пойдёт не так, не хотелось бы опять появиться перед князем в полупрозрачной сорочке. Он же наверняка воспримет такую одежду как приглашение повторить прошлую ночь. Хотя скептически осмотрев себя в зеркале, я признала, что брюки и футболка в обтяжку тоже могут впечатлить рыжего красавца из другой реальности. Но что поделать, многослойных сарафанов в пол у меня в гардеробе не завелось, так что будем ориентироваться не на взыскательные вкусы иномирных князей, а на собственный комфорт.
  Заснула я быстро. И снова странное пробуждение. Знакомые зеленые стены с растительным узором и светлый балдахин над роскошной кроватью. В этот раз князюшка решил обойтись без романтики в пещерных условиях и в покои пригласил? Или это от него не зависит? Кстати, а где хозяин опочивальни-то? И ответом на мой не высказанный вопрос раздался звук открывающейся двери. Пришёл князь. И не один, с ним был высокий мужчина, очень колоритный, надо сказать. Длинные русые волосы с проседью собраны на затылке. Явно не молод, но горделивая осанка и уверенные движения не давали заподозрить его в немощности. Отец? Но если рыжий его сын, то почему он князь, а не княжич? Или это тот волхв, которого он звал при моём первом появлении? Все эти вопросы, конечно же, остались невысказанными. Я хорошо помнила, что должна молчать, чтобы не случилось.
  Как бабушка и обещала, меня мужчины в упор не замечали. Я решила, что надо переместиться куда-нибудь подальше, где у них будет минимум шансов наткнуться на меня. Затаив дыхание, я тихонько соскользнула с кровати и, осторожно ступая босыми ступнями по гладкому полу, отошла в дальний угол, к той самой неприметной дверке, откуда в прошлый раз появился князь. Осмотрелась и решила потом при первой возможности выскользнуть из комнаты, от греха подальше. Пока же с ногами забралась на широкую скамейку, стоявшую у стены в этом углу, откинулась спиной на стену и приготовилась наблюдать и слушать. Вдруг что-нибудь ценное для себя услышу.
  Князь и пожилой мужчина устроились у витражного окна за небольшим резным столиком. Разговор они вели негромко, но и голоса особо не понижали. А поскольку я сидела тихо, как мышка под носом у кота, слышала я их хорошо.
  - Ярополк, - обратился к князю его собеседник, - зачем ты пытаешься вытащить сюда эту девицу? Неужто влюбился?
  Последний вопрос седовласый произнес с усмешкой, и я была с ним согласна: у меня тоже не получалось поверить в это. До того, как на князя подействовал гребешок, его глаза смотрели на меня слишком уж расчётливо. Возможно, я приглянулась ему: на лицо и на фигуру я не жалуюсь, да и мой невысокий рост вряд ли можно отнести к недостаткам. Но каких-то особых чувств в князе я не заметила. Не было в нем того, что так часто мелькало во взгляде того же Артёма. При воспоминании о Тёме тоска захлестнула меня с новой силой, я глубоко вдохнула, пытаясь справиться с чувствами, захлестнувшими меня.
  - Да я о любви не говорю, Велимудр, - медленно проговорил рыжий после секундной паузы. Знакомое имя заставило меня вздрогнуть. И волхв тут же заозирался, словно что-то почувствовал. Я замерла, боясь даже вздохнуть, не то что шелохнуться. Через несколько секунд Велимудр недоумённо пожал плечами и повернулся к собеседнику. А я осторожно выдохнула, чувствуя, как частит сердце.
  Князь задумчиво крутил в руках взятое с расписного блюда яблоко и особо не обратил на оглядки волхва. Видимо, он впервые всерьёз задумался о причинах своей настойчивости.
  - Она, слов нет, хороша, - также медленно продолжил он, - не похожа на наших девок, тоненькая, гибкая, но всё при всём... И глаза темные, с поволокой, а волосы как спелый колос, золотые. Но не в этом даже дело... Она в другом отличается. Я ж её увидел в первый раз, решил, что её прислали постель погреть мне, князя с дороги ублажить. Видел, что не похожа на теремных девок, подумал, что кто-то диковинкой решил порадовать.
  Да, неприятное это дело - подслушивание, можно столько о себе интересного узнать. Хорошо, хоть диковинной зверушкой не обозвал. Впрочем, ночь впереди, князь ещё на многое может 'расщедриться', так что стиснуть зубы и кулаки, и молчать.
  - И когда ж ты сообразил, что она не подаренная тебе наложница? - поинтересовался волхв.
  - Да сразу же, - засмеялся Ярополк, - только выпускать всё равно не собирался. Раз пришла ко мне в опочивальню, значит моя. Только никак не мог понять, невинная она девица, или ж нет. Вроде не пугалась, не шарахалась, только удивлялась, но и на опытную наложницу совсем не похожа. Ну, да выяснить это - дело нехитрое. Так что по любому, ей дорога была ко мне в постель: на пути мне попалась, любопытство моё разожгла.
  Вот же поганец рыжий! Я всеми силами пыталась не выругаться вслух и не зашипеть от злости. А уж как в глаза бесстыжие захотелось ноготками ткнуть... Князюшка же, не подозревая, как близок он был к потере зрения, продолжил:
  - А то, что её случайно занесло не только в мой терем, но и в Беловодье, я быстро смекнул. Она всё про сон твердила, да и то, что я князь, ей всё равно было. Даже посмеялась надо мной, подразнила. А уж когда заснула и исчезла, тут всё ясно стало. Читал я в старых летописях о похожем, когда человек из мира в мир переносится, безо всяких ритуалов. Зачем, почему, только богам ведомо.
  - Ну да, ты меня быстро позвал, удалось след души поймать, необычный, к слову сказать, след. И если б я припозднился, её с тобой связать уже не получилось...
  - А почему её до сих пор нет? - нахмурился вдруг князь, - Неужто связь оборвалась?
  - Не оборвалась, - засмеялся волхв, - после такой-то ночи, да на алтарном камне... Ты теперь для неё такой якорь, отовсюду притянешь. Только скажи-ка, мне Ярополк, не боишься, что она тебе голову попытается оторвать, когда до неё дойдёт, что ты сотворил?
  Правильный вопрос, волхв, прямо в точку. А вот князь твой такого ума ещё не нажил, судя по ответу:
  - А что я сделал? Она не по моей воле сюда попала, меня очаровала, да и потом сама же передо мной не устояла. И я ж не против, княгиней назвать готов хоть сей же миг. А если и захочет отвернуть голову, то попытаться - не сделать. Да и Сварог небось не оставит, уж как-нибудь защитит от такого грозного неприятеля, - расхохотался рыжий.
  Смейся, смейся, княже. Посмотрим, что ты утром запоёшь. Княгиней он меня готов назвать, только мне такой супруг сто лет не нужен.
  А вот волхв не поддержал веселящегося князя, вздохнул:
  - Дурное ты говоришь, Яр. Я-то знаю, что дело не в похоти было, и просто приглянувшуюся девку ты бы к алтарному камню не поволок. И Алконост-гребнем ты зря воспользовался, он простой вроде, да есть там что-то неясное, непонятное... Вот чую, аукнется тебе это ещё, аукнется. Молод ты, Ярополк, рано на тебя княжение свалилось, торопишься, рубишь с размаху, не задумываясь.
  С князя веселье словно морской волной смыло и унесло:
  - Ты же знаешь, Велимудр, я не желал так рано княжеский венец получить, тем более такой ценой. А стену я напитал так, что теперь долго никто проломить её не сможет, даже изнутри. Да и близких у меня не осталось, чтобы предать, как дядя отца предал. Впрочем, и поддержать, кроме тебя, некому больше. Да, может я и поспешил, и девчонку обманул, зато больше никто не будет, как я, пробиваться к родным через вражье войско, надеясь спасти их. И хоронить зарубленных степняками родителей никто не будет. Я всё для этого сделаю!
  Я удивленно смотрела на мгновенное превращение рыжего оболтуса в молодого и решительного правителя. Не всё мне понятно, но меня оказывается соблазнили не из-за похоти, а из каких-то высоких государственных интересов. Но как-то утешение из этого не очень. Выходит, для князя я в плане чувств, даже самых низменных, пустое место.
  - А красавицу эту я всё равно поймаю и приручу, - тряхнув рыжими кудрями, вдруг заявил этот ко... лоритный тип.
  Вот ведь стервь княжеских кровей мужескаго роду!
  Пока я унимала кипящую злость и сдерживала яростное желание подойти и врезать этому красавцу в глаз, князь и волхв занялись обсуждением каких-то текущих дел, предстоящих празднеств. Довольно долго они не вспоминали обо мне. Вдруг князь взглянул в окно и увидел далеко разошедшиеся луны и вскочил:
  - Ну где же она?! Уже Доля и Недоля к горизонту уйдут скоро, а её нет! Почему?!
  - Верно, она что-то узнала о Беловодье и сумела как-то закрыться, - произнёс задумчиво волхв.
  - И что? Она останется в своём мире? - заметался по комнате князь, - а если она понесла? Моё дитя вырастет в чужом мире без отца?
  Потом он резко остановился перед волхвом, и опять вместо рыжего мальчишки появился князь, решительный и жёсткий:
  - Велимудр, ты же сможешь провести обряд призыва по крови? Я буду призывающим!
  - Но ведь ты лет десять жизни отдашь...
  - Плевать! Она должна быть рядом со мной!
  - Хорошо. Но в ближайшее время не получится, силы нужно будет много, Купальскую ночь придётся ждать.
  - Хорошо, подождём, не год же до неё остался!
  Волхв ушёл, а я сидела в своём уголке ошалевшая и перепуганная, и понимала, что срочно хочу к бабушке. Чтобы она улыбнулась и сказала, что всё это ерунда, и ничего князю не обломится.
  Погружённая в эти мысли, я даже пропустила как князь разоблачился и улегся почивать. На моё счастье, ему не пришло в голову кликнуть какую-нибудь девку, чтобы компенсировать неоправдавшиеся надежды на моё появление. Прошло ещё несколько минут, князь тихо дышал. Я на цыпочках подошла к кровати. Спит. Всегда завидовала людям, способным засыпать так быстро и легко. Назад на скамейку не пошла, присела на пол, рядом с княжеским ложем. Смотрела на безмятежно-красивое лицо Ярополка и думала о том, с чего ему так неймётся добраться до меня. Тут, наверняка, полно красавиц, которые с радостью сыграют роль покладистой ласковой княгини, а ему так не терпится перепахать мою жизнь. Не верю, что я так уж ему позарез нужна, и волхв так же думает. Что, мол, ценность представляет какую-то, но не настолько великую, чтобы князь несколькими годами жизни жертвовал. Что же тебе надо, княже, от меня?
  Вдруг лицо князя исказилось, словно от боли, и он тихо застонал, шепча: 'Матушка...' Я не выдержала и провела пальцами по складке, залегшей между бровей, жалея и безмолвно утешая. Вдруг Ярополк накрыл мою ладонь своей, прижал к щеке и, не просыпаясь, пробормотал:
  - Ты всё-таки пришла...
  Я замерла от страха, ругая себя всеми известными ругательствами за неуместную жалостливость. К счастью, больше ничего не происходило: князь, прижимая мою ладонь к лицу, крепко спал и улыбался чему-то во сне. Я молча сидела рядом, когда почувствовала, что и на меня накатывает сонное забытьё. Ну наконец-то! Я бессильно склонила голову на постель рядом с князем и погрузилась в сон. А потом было бьющее в окно моей комнаты солнце и бабушка, побледневшая, когда я спросонья спросила:
  - Ба, а что такое обряд призыва по крови?
  ГЛАВА 7
  Услышав мой вопрос, бабушка даже пошатнулась, и обречённо вздохнув, села на кровать рядом со мной.
  - Обряд призыва по крови - это очень плохо для нас, детка. Твоё естественное скольжение между мирами несложно подтолкнуть как в одну, так и в другую сторону. Поэтому и князь, заякорив твою ауру на себя, легко менял место твоего появления в Беловодье, и поэтому же я могу заблокировать твоё перемещение, это значительно тяжелее, но возможно. А вот этот обряд - очень мощное воздействие, вытягивает много сил у призывающего, и противопоставить ему мне нечего, особенно теперь, когда я почти все накопленные силы влила в создание блокирующего амулета для тебя.
  С этими словами бабушка положила на одеяло кусочек янтаря, подвешенный на кожаный шнурок. Я дотронулась до прозрачной капельки - тёплая.
  - И ничего сделать нельзя? - жалобно спросила я, резко осознав, на что меня обрекает рыжий князь, вознамерившись выдернуть в свой мир и лишить привычной жизни.
  - Пойдём завтракать. Потом расскажешь мне, что ты видела и слышала, а я подумаю, - без особой надежды в голосе сказала бабушка.
  После завтрака я постаралась, как можно подробнее рассказать о прошедшей ночи - вдруг какая зацепка отыщется. Заметила, как бабушка зябко повела плечами при упоминании Велимудра, а потом задала ещё один заинтересовавший меня вопрос:
  - Ба, о какой стене речь шла? И как её князь напитал?
  - Яра, помнишь я говорила тебе о том, что Беловодье вовсе не рай земной, как утверждают легенды, просто на него уже много-много веков не было нападений. Его граница защищена заклинанием. Это заклинание подпитывают магические жилы, идущие от острова, на котором стоит Китеж-град. Представь себе снежинку с многочисленными, многократно ветвящимися лучиками. Догадаешься сама, что находится в центре этой снежинки, или подсказка нужна?
  - Тот камень из пещеры? - я с ужасом смотрела на бабушку. - Только не говори, что без меня заряжать эту 'батарейку' у князя не получится.
  - Получится, очень даже получится. Как в нашей с тобой крови есть частичка силы Макоши, так и у князей Беловодья из поколения в поколение передаётся благословение Сварога. И Ярополк не исключение. Он этот камешек пригоршней своей крови может напитать без проблем.
  - Зачем же я ему понадобилась? На кой ляд он меня на этот камень приволок? Своей крови жалко стало?
  - Детка, его сила мужская, сила воина, заклинание хорошо подпитывает. Но вот представь: стоит частокол, крепкий, прочный, бревнышко к брёвнышку вкопан, но если его ещё чем-нибудь зацементировать, скрепить эти брёвнышки между собой, его прочность намного выше станет. Вот примерно так и твоя женская сила вплелась в княжью, дополнительно усиливая заклинание. Не дурак, твой князь, ой не дурак. Хотя в чём-то и глуповат, - добавила бабушка, заметив, как меня перекосило при словах 'твой князь'.
  Кое-что из произошедшего для меня прояснилось, и всё равно вопросов осталось много. Но поскольку они не столь насущны были, отложила их на потом. А пока мы занялись амулетом. Бабушка закрепила застёжку на шнурке так, чтобы он находился напротив определённой точки в верхней части грудины.
  - Сейчас этот камешек мог бы даже выдернуть тебя из Беловодья, но как только волхв проведёт обряд в Купальскую ночь, на янтаре появится первая трещина. Год он после этого выдержит, вряд ли больше. Когда он рассыплется, призыв сработает, - удручённо пояснила бабушка. - К сожалению, второй подобный амулет я смогу изготовить только лет через пять. Так что будем думать, что нам делать, как использовать имеющееся время.
  Я дотронулась до кулончика - теплый, словно на солнце нагретый.
  - А если бы ты металлический кулон использовала, он дольше выдержал бы? - спросила я.
  Бабушка усмехнулась:
  - Яра, если б я использовала металл, амулет бы продержался ненамного дольше, только он бы не трещинами покрылся, а начал плавиться. К счастью сработала старая привычка, и я даже оправу металлическую сковырнула и закрепила его на шнурке.
  Услышав про такой вариант развития событий, я тоже порадовалась отсутствию металла на кулоне.
  Следующая неделя прошла спокойно. Я спала без сновидений: и без обычных, и без 'беловодских'. Единственной мукой были звонки Артёма по вечерам: я была рада слышать его, только понимала, что вместе нам не быть, если я не хочу сгубить его. Но расстаться с ним вот так, по телефону, мне казалось, совсем уж жестоко.
  В субботу я пошла в лес с бабушкой, помочь со сбором трав. Вернулись мы утомленные духотой и многочасовым хождением по лесу. Разложив принесённое сушиться под навесом, я взяла свежую одежду и пошла душ. Мылась я всегда без кулона - боялась, что шнурок от влаги растянется. Чтобы не забыть случайно янтарную капельку в бане, сразу, как только сняла его с шеи, сунула в карман чистых шорт. Сполоснувшись чуть тёплой водой, я неторопливо оделась и пошла в дом. В прохладной комнате устроилась с травником в удобном кресле и не заметила, как задремала.
  ... И опять оказалась в княжеском тереме, в спальне Ярополка, на моё счастье, традиционно пустой. Только переместило меня в этот раз почему-то не на княжеское ложе, а в кресло у окна. Я, похолодев от ужаса, сунула руку в карман шорт и облегчённо выдохнула, нащупав теплую янтарную капельку. Ругая себя за головотяпство, застегнула шнурок на шее и уже собралась переместить легший поверх ткани кулон под маечку, чтобы он коснулся кожи в нужной точке и вернул меня домой, да так и застыла с зажатым в ладони кулоном. Причина была проста: в резко распахнувшуюся дверь ввалился князь. Меня он не увидел, кресло, в котором я сидела, в глаза не бросалось, а рыжему было не до осмотра своих покоев. Его внимание, а также губы и руки были заняты пышнотелой красоткой с длинной русой косой.
  Похоже, прелюдия у них началась задолго до спальни, поэтому девица была в одной длинной рубашке, ворот которой был распущен и сползал с плеча. Князь жарко расцеловывал всё щедро выставленное напоказ. Тут меня охватила такая злость, что для смущения места уже не осталось. Я, значит, к Артёму подойти не могу, боюсь угробить его нечаянно, а этот типчик, в супруги набивающийся, ни в чём себе не отказывает. Ну, сейчас я тебе, княже, подпорчу томный вечер. Подкарауливая нужный момент, я устроилась поудобнее в широком троноподобном кресле с резной спинкой, оперевшись спиной на один подлокотник и перекинув ноги через другой.
  Мои перемещения на кресле, конечно же, никто не заметил. Возможным зрителям моего гнездования было совсем не до меня. Рыжий уже развернул красотку спиной к себе и одну руку запустил ей за ворот рубашки, а другой задрал подол сзади. Эти движения княжьих рук вызвали томный стон щупаемой девицы. Князь же, пошарив вдоволь под просторной рубашкой, мягко подтолкнул её к ложу. Судя по тому, как привычно красавица опустилась на колени у кровати, облокотившись на её край и выставив пышный зад, это их не первое 'свидание'. Но имеет шансы стать последним.
  Как только князь устроился позади своей дамы и спустил штаны, я, взирая на обнажившиеся княжьи ягодицы, громко возмутилась:
  - Тебя тут невеста ждёт-дожидается, а ты что творишь?
  Эффект превзошёл мои ожидания. Князю не повезло дважды: во-первых, он связался со мной, а во-вторых, он на свою беду, пристраиваясь к девице, встал коленями на разметавшийся по полу подол её рубашки. Перепуганная моим воплем владелица рубашки с визгом вскочила и вылетела за дверь, а рыжего из-за её поспешности развернуло лицом ко мне и приложило затылком о деревянный бортик кровати. Он на удивление шустро прикрыл спущенные штаны подолом рубахи, наверное, стесняясь того, что там у него тоже всё 'испугалось', и ошалело смотрел на меня, точнее на мою покачивающуюся голую ногу. Похоже, короткие шорты и спортивный топ для князюшки оказались сродни ещё одному удару по голове и что-то нарушили в его речевых и двигательных центрах. Поэтому я, чувствуя вполне искреннюю обиду, продолжила издеваться, не выпуская из рук кулон.
  - Княгиней, значит, готов меня назвать? Да только нужен ли мне козёл такой, по чужим огородам скачущий? Ой, чую, не зря я после тебя к лекарю ходила, мало ли какой заразы мог понанести, по всем помойкам шарясь...
  Не скупясь на обидные слова, я внимательно следила за унижаемым князем. И не пропустила момент, когда в его глазах растерянность сменилась хищным огоньком. Поэтому, когда он, мгновенно поправляя штаны, вскочил на ноги, я прижала ладонью заговорённый янтарь к коже немного ниже кючиц и провалилась то ли в сон, то ли в обморок, как мне показалось, на мгновение, очнувшись уже в кресле в бабушкином доме.
  Когда рассказала бабушке о приключившемся со мной, она только головой покачала:
  - С одной стороны, спуску ему нельзя давать, слабину почует - сомнёт, а с другой - раззадорила ты его ещё сильнее. Он теперь землю рыть будет, лишь бы до тебя добраться. Ну да ладно, что будет, то будет, - и вдруг улыбнулась. - Да и при любом раскладе, вряд ли ты ему поддашься. Идём спать. Как говорится, утро вечера мудренее.
  Но утро не порадовало - на янтаре пролегла первая трещинка.
  Я с ужасом смотрела на сантиметровый штрих, прочертивший гладкую поверхность кулона. Кинувшись к бабушке, я надеялась услышать, что это не то, о чём я подумала. Но её сошедшиеся на переносице брови и погрустневшие глаза подтвердили моё подозрение: да, обратный отсчёт пошёл. Отчаяние захлестнуло меня, и я, всегда такая выдержанная и сильная, опустилась на пол и разрыдалась, горько и безутешно. Бабушка просто села рядом и обняла меня. Я вцепилась в неё, словно боясь, что меня прямо сейчас перекинет в беловодскую реальность, в горячие объятия рыжего князя. Когда наш дуэт превратился в трио из-за прихода Наглого, я за своими завываниями и не заметила. Какое-то время так мы и просидели: я, рыдающая в полную силу, молчаливо обнимающая меня бабушка и участливо мурчащий кот, прижимающийся к моему боку.
  Когда я затихла и перешла на негромкие всхлипы, бабушка усадила меня в кресло и вышла. Наглый забрался ко мне на колени и свернулся огромным рыжим клубком, не переставая басовито мурчать. Я гладила его и чувствовала, как на смену беспомощному отчаянию приходит мрачная, но придающая решительности, злость. Тут вернулась бабушка с чашкой горячего чая:
  - Сама удержишь?
  Я кивнула и взяла из её рук тонкостенную фарфоровую чашечку, над которой поднимался ароматный пар. С каждым глотком пахнущего чабрецом и душицей чая в голове прояснялось и постепенно появлялись чёткие и дельные мысли о том, что надо сделать за оставшееся время. Главный же лозунг предстоящей кампании я произнесла вслух:
  - Ну, княже, ты сам нарвался на неприятности!
  ГЛАВА 8
  Китеж-град. Княжеский терем
   Уверенные, быстрые шаги гулко звучали на пустынной лестнице, ведущей к княжеским покоям. Завершив дневные дела, поздним вечером Велимудр направился проведать князя, который после проведённого ночью ритуала впал в забытье. В княжеской опочивальне волхв перекинулся парой слов с находившимся там лекарем, потом отпустил того восвояси. Ещё раз осмотрел бессознательного князя и довольно хмыкнул: забытье перешло в крепкий сон. Силен стервец, завтра уже будет на ногах. Легко отделался, очень легко.
   Волхв сел в кресло и откинулся на спинку, устало прикрыв глаза. Предыдущая ночь была бессонной, но и этой ночью вряд ли удастся заснуть: уж очень много беспокоящих мыслей. С княжеского ложа донесся тихий стон и бормотание. Волхв вскинулся и прислушался: нет, похоже князю просто во сне что-то привиделось. Через несколько мгновений дыхание спящего опять выровнялось и стало едва слышным.
   Велимудр усмехнулся, вспомнив, как вчера перед ритуалом попытался образумить князя. Но тот глазами сверкнул на волхва, набычился, челюсти сжал так, что желваки заходили на скулах, и процедил зло:
   - Ну уж нет, она от меня не уйдёт...
   Да-а-а, чем ему эта девчушка насолила, непонятно. Волхв прислушался к миру и почувствовал уже еле различимые следы волшбы, творившейся в опочивальне накануне. Не совсем разгладилась ткань мироздания, едва заметными искажениями намекая, что опять приходила эта красавица из другого мира. Пришла и ушла... Только перед уходом князя распалила так, что тот чуть ли не искрил от злости.
   Ох, князюшка, схлопочешь ты себе бед на рыжий загривок, это ж тебе не безотказная Милёнка, которая из твоей спальни вчера в исподнем выбегала, рукавом стыдливо прикрываясь. Милёнка... а почему она бежала-то? Обычно она ж томной павой выплывала из княжьих покоев, а тут как перепуганная сорока вылетела... Волхв дураком не был, быстро сложил дождик с молнией и представил, что за гроза тут могла на князя обрушиться. Он уже не знал, можно ли тут ещё смеяться или уже сокрушаться надо. Но раз на князе ни синяков, ни царапин не видно, знать словами незадачливого прелюбодея отхлестали, и слова те крапивой жгучей оказались. Вон как Ярополк от них взбеленился, а ведь волхв уже уговорил его подождать с призывом до зимнего солнцестояния, мол, тогда и сил на ритуал меньше уйдет, и подготовиться можно будет получше. А там может и вообще одумался бы князь, оставил бы эту девицу в покое. Но князь, как норовистый конь, закусил удила и понёсся по буеракам - Купальская ночь подошла, давай вытаскивай ему зазнобу из другого мира.
   Вытянул, да не совсем так, как надо. Волхв снова смежил веки, воскрешая в памяти прошедшую ночь. Для князя-то эта ночь на капище закончилась вместе с обрядом - он сразу в беспамятство провалился. А вот для Велимудра как раз самое важное и началось...
  Завершив призыв, волхв склонился над бесчувственным телом подопечного, чтобы хоть немного подпитать самоуверенного князя силой, благо той в Купальскую ночь полно было, воздух напоен ею, словно ароматом трав в пору сенокоса. А то ведь, не приведи боги, заплутает беспокойная душа, Навь с Явью перепутает. Занятый лечением князя и мысленным распеканием оного самыми непристойными словами, Велимудр вздрогнул от неожиданности, когда совсем рядом прозвучал женский голос, тот же самый, что и семь десятков лет назад:
  - Опять ты, Велмудр, воду мутишь, неугомонный?
  Волхв медленно поднял взгляд - не ошибся, перед ним стояла именно она, такая же красивая, как и тогда, ни нежные черты, ни светло-русые волнистые волосы, уложенные в прическу, ничуть не изменились. Да и с чего бы меняться бессмертным богам, а уж Макошь, само воплощение жизни и женского начала, тем более старению не подвержена. Только в светлых глазах, очерченных темной линией густых ресниц, затаилась мудрость тысячелетий и немножко грусти. Правда эта грусть тут же сменилась лукавыми искорками, когда богиня склонилась над молодым князем:
  - А, так это рыжику-сварожичу спокойная жизнь надоела? - усмехнулась она, легонько проводя тонкими пальцами по вискам Ярополка. - Красну девицу из другого мира захотел... Ну-ну, молодец будешь, коли сумеешь её завоевать... А вот это, чтоб не думал, что краше тебя на свете быть не может, - Макошь легонько ткнула большим пальцем в лоб спящего князя.
  Волхв молча наблюдал за тем, как богиня восстанавливает жизненные силы князя, чувствуя, как глухо заныла давно зарубцевавшаяся и зажившая рана в душе. Столько лет не вспоминал о пережитой обиде, а тут вдруг опять всколыхнулось. Макошь повернулась к Велимудру и прозорливо улыбнулась:
  - А ты никак опять дурью маяться начал? Сызнова меня разлучницей считать начал?
  - А вдруг... - волхв нервно сглотнул, снова вспомнив как беспомощно и бестолково пытался той зимней ночью восстановить связующие ниточки, обрезанные ушедшей Любомилой, - вдруг это было моё счастье? А ты и её отпустила, и мне не дала возможности догнать её. Я ведь с ума по ней сходил, и не только я... Это Любомила ничего не замечала, не понимала, а у меня в душе зверь просыпался, когда я видел, как ей парни вслед смотрят...
  Велимудр запнулся, увидев, как укоризненно качает головой Макошь, хоть и не перебивает его ни словом, ни жестом.
  - Ох и глупый ты человек, волхв, неразумный совсем, хоть и поседеть успел, - нежный певучий голос богини окончательно погасил его запал, - не люб ты ей был, не люб. Возненавидела бы она тебя за твою настойчивость, и тебе счастья это не принесло бы, ты бы в ответ её возненавидел за то, что не оценила и не приняла твоей любви, за то, что всю душу вымотала, выстудила. Она не просто от тебя сбежала, её выбросило именно туда, где предназначенный ей мужчина был. Да и тебе грех жаловаться, всё сложилось у тебя, или ты до сих пор не понял, что именно твоя Слада - судьба твоя?
  Волхв, как много лет назад, в это мгновение почувствовал себя снова учеником, нерадивым и бестолковым, не увидевшим очевидного. Неужто он и вправду, прожив столько лет с женой, не понял, что именно умиротворение и солнечное тепло, исходившее из зеленых глаз его Слады и есть то самое счастье? Боги даровали ему вместо той болезненно кипящей страсти тихую, спокойную, как широкая полноводная река, любовь, а он со своей юношеской обидой до сих пор расстаться не может, этих самых богов гневит, жалуясь непонятно на что.
  Макошь с улыбкой наблюдала за ним, словно читая его душу и понимая его, лучше, чем он сам.
  - Спасибо, что вразумила, - с достоинством поклонился в пояс Велимудр богине, а та только рассмеялась, словно хрустальный колокольчик зазвенел:
  - Словно знатных гостей принимаешь в княжеском тереме - со всем почтением да по правилам вежества. Понял и ладно, не будешь нам со всякой ерундой докучать, - она хитро прищурилась. - Или ещё чего спросить хочешь?
  - А она... - Велимудр неловко замялся, - и вправду счастлива?
  Макошь чуть погрустнела:
  - Была счастлива, правда не очень долго, овдовела рано, но считает, что и эти годы с любимым того стоили, да и детки у них славные, и внуки удались. А уж внучка просто загляденье, вон князь уже оценил, - опять рассмеялась Макошь.
  - Значит, эта Ярослава - внучка Любомилы? - растерянно спросил волхв. - Ох, мы и наворотили...
  - Ничего, все идёт, как задумано, главное, больше не вмешивайся в то, что меж ними происходить будет, помочь - не поможешь, только помешаешь, - загадочно сказала Макошь и повернулась к своему деревянному изображению, явно намереваясь уйти.
  - Ярослава - судьба Ярополка? - прямо спросил Велимудр. - Ведь их нити судьбы в твоих руках?
   Богиня обернулась:
  - Не знаю, полотно с их нитями ещё не выткалось. Да и ниточки у них с норовом, как и они сами. Чьи-то судьбы сами ложатся в полотно, чьи-то чуть направить надо, а вот их нити гуляют... Я уж помощницам сказала, как лягут, так в полотно и вплетать. Хочешь покажу, какой узор получается?
  Макошь подошла к волхву и положила мягкие тёплые ладошки ему на виски, и мир для него пропал: серо-синее марево пронизывала ярко-алая нить, истончавшаяся в нескольких местах, но потом опять набиравшая силу, наливавшаяся огнём. Рядом с ней появилась золотистая ниточка с мягким теплым свечением, сначала вынырнувшая в полотне искорками, а потом проявившаяся окончательно. Эти две нити то сплетались, обвивая друг друга, то расходились по полотну причудливым узором. А когда взгляд волхва наткнулся на натянутые нити основы, не переплетённые уточиной*, всё исчезло - и полотно божественных ткачих, и богиня, под чьим присмотром оно создаётся. Ночь закончилась, занимался новый день. Первые лучи восходящего солнца скользили по резным деревянным кумирам, золотили рыжие кудри князя, лежащего в центре круга из узора рун...
  
  
   *Уточина (уд. 1-ый слог) - Нить утка, введенная в ткань.
  
  ГЛАВА 9
  Китеж-град. Княжеский терем
  Пока Велимудр перебирал в памяти события прошедшей ночи, молодой князь метался на своем ложе, одолеваемый недобрыми видениями. Когда чернота беспамятства, охватившая его после болезненного ритуала, сменилась снами, перед ним сначала чередой прошли воспоминания о той, ради которой он пошёл на такие мучения. Образы вспыхивали и угасали, быстро сменяя друг друга.
   ...Тонкая девичья фигурка в ярком свете двух лун, поворот головы, недоумение в карих глазах без примеси страха или похоти... Насмешливо протянутое, звучащее непривычной издёвкой 'Кня-а-азь?!'... А вот насмешница уже на его постели, в Ярополк склоняется над ней, даря поцелуй... Ответное движение нежных губ, от которого перехватывает дыхание и вскипает кровь...
  Яркая вспышка и последовавшая за ней тьма сменяются новым видением, ещё более горячим, заставляющим вздрагивать тело даже во сне. Густые золотистые пряди рассыпаются по обнажённым плечам, Алконост-гребень легко скользит по ним, добавляя мягкого мерцания и заставляя замирать от непонятного восторга сердце князя, повидавшего и узнавшего немало девиц, красивых и искусных в любовных утехах, но не вызывавших такого томления... Шёлковое золото волос растеклось по Алатырь-камню, обрамляя затуманенное страстью лицо, трепещет на щеках тень ресниц, полураскрытые припухшие губы что невнятно шепчут, заставляя двигаться осторожно, чтобы этот шёпот не сменялся вскриком боли...
  Снова вспышка и снова тьма, отделяющие жаркое видение от другого, не столь приятного. Обладательница золотистой гривы полулёжа устроилась в массивном дубовом кресле и покачивает голой стройной ножкой. Смотреть на это было бы приятно, если б не её слова, которые колят и жалят...
  Вместо вспышки видение сменяет туман, серый и густой. Ярополк слышит незнакомый женский голос, красивый, мелодичный и чуть насмешливый. Надеясь выбраться из этого тумана, князь прислушивается к звукам и идёт на этот голос. Неизвестная женщина всё ближе и ближе, если сначала невозможно было разобрать слова, то постепенно речь её становится отчётливей.
  - Эх, княже, княже, - насмешливый голос раздаётся совсем рядом, - а нужно ли ей такое счастье? Как думаешь, что Ярослава ответит, если спросишь?
  И звонкий смех невидимки рассыпается в тумане хрустальным перезвоном. В это же мгновение новая вспышка ослепляет Ярополка.
  Проморгавшись, князь видит, как истаивают клубы тумана, и перед ним снова она - причина его метаний - Ярослава. Одета странно: в синие узкие штаны и белую безрукавку. Стоит среди непонятных, словно ненастоящих, деревьев, глаза закрыты, на губах лёгкая улыбка, а вокруг порхают бабочки, огромные, яркие, в Беловодье таких сроду не водилось. Попытался Ярополк шагнуть к ней и не смог, как будто в стену прозрачную упёрся. И позвать не получилось - голос пропал. А к Ярославе подошёл парень, высокий, худощавый, но ладный, и одет почти так же, как и она. Сказал что-то, и девушка глаза открыла, засияла улыбкой ещё ярче. Больно стало Ярополку от того, с какой нежностью она смотрела на парня, явно влюблённого в неё (у того на лице всё крупными рунами было расписано так, что и гадать не нужно). А когда парень склонился, чтобы поцеловать её, князь взвыл беззвучно, видя, как Ярослава потянулась к нему, отвечая на поцелуй. Резануло по сердцу от вида тонких обнажённых рук, обвивших крепкие плечи соперника, но и взгляд отвести не смог. Стоял, прижавшись к невидимой преграде, и смотрел, как мужская ладонь нежно скользит по гибкой спине Ярославы, как её пальцы ворошат русые пряди на затылке целующего её парня. Смотрел, корчась от жгучей ревности. В конце концов, не выдержал, начал молотить по преграде кулаками, в дикой надежде разбить эту непонятную стену и забрать то, что принадлежит ему, Князю Беловодья! Резкая боль выбросила его из этого видения в княжеские покои, за окнами которых занимался рассвет. Ошалевшими глазами Ярополк оглядел свою опочивальню - развороченная постель, надломившийся столбик изголовья, крупная щепа от которого вонзилась в ладонь. А рядом Велимудр, перехвативший пораненную княжескую руку и не давший доломать ложе, смотрит без испуга, и даже без удивления, а скорее с пониманием. И тело болит, словно накануне под копыта своего Соколика попал.
  - Где... она? - прохрипел князь, пытаясь отогнать ранящее душу видение. Но получалось плохо, хотелось схватить непокорную иномирянку и вытрясти правду про того, кто посмел перебежать ему дорогу.
  - Нет её, - усмехнулся волхв, - не соизволила явиться пред твои мутны очи. Видно, не такое ты сокровище, чтоб к тебе со всех ног мчаться через грани миров.
  От издевательского голоса Велимудра, как от пригоршни соли на ране, занялась злой болью посечённая последним сном душа. И слова его наложились на увиденное, словно знал волхв, почему так беспокойно спал князь.
  - Не получилось... - бормотал князь, безуспешно пытаясь встать на ноги, - это он её держит, своей любовью держит и не даёт ей ко мне вернуться...
  - Было б к кому возвращаться, - фыркнул волхв, возвращая на ложе подопечного, - кто её держит?
  Князь почувствовал, что тело пока не хочет ему повиноваться, и, уже не сопротивляясь, откинулся на подушки. Помолчав немного, рассказал волхву об увиденном во сне.
  Велимудр выслушал его, задумчиво нахмурился, потом покачал головой:
  - Нет, не сходится... Ты, Ярополк, прав: это не простой сон, это тебе кусочек её жизни показали, и я даже знаю, кто тебе дал это подсмотреть, - едва заметная улыбка прошлась по губам волхва, - только ты девицу эту по себе непутёвому равняешь. Да и если б была у неё к другому любовь настоящая до той вашей ночи, Алконост-гребень бесполезным оказался бы, не смог бы перебить такое чувство. А уж забрав её невинность на алтарном камне, ты девушку так привязал к нашему миру, что теперь не даст ей эта привязка ни с кем сойтись в том мире.
  - К миру привязал? - вдруг вскинулся князь, уловив что-то новое для себя в словах Велимудра. - А не к себе?
  - К миру, к миру, - подтвердил волхв, - пока она там, ты для неё якорь, а вот когда она здесь появится... - мужчина многозначительно замолчал.
  - Так почему же она не появилась? Неужто промахнулись мы? - встревоженно спросил Ярополк.
  - Не промахнулись, успокоишься - сам почувствуешь, как между вами нить натянулась. Только защита у неё появилась, так просто не выдернуть, связь ваша эту защиту подточит со временем, тогда и появится здесь твоя зазноба. Здесь, значит в Беловодье, а не у тебя под боком, - подковырнул князя волхв, проследив его взгляд на соседнюю подушку.
  - И долго ждать? - вздохнул Ярополк
  - Долго, может до зимы, а может и до следующего лета, защита там непростая, сам почуешь, как понемногу связь будет силой наливаться и становиться всё прочнее. А как притянет её в твою сторону, сразу поймёшь.
  - Долго ждать, - скривился князь, - поскорее бы.
  - Ой, княже, княже, - укоризненно покачал головой волхв, - отдыхай и радуйся отсрочке. Есть время охолонуть да подумать, как красну девицу будешь уговаривать голову рыжую с плеч не снимать. Иль до сих пор не понял, что это тебе не Милёнка, которая на тебя смотрит и только томно вздыхает, и твой свист призывный как милость великую принимает.
  Волхв полюбовался, как передёрнулся Ярополк при упоминании девки, гревшей княжескую постель последнее время, и, улыбнувшись своим мыслям вышел из княжеских покоев.
  ГЛАВА 10
  Первый день я с трудом отводила взгляд от кулона: мне всё время казалось, что появившаяся трещинка по чуть-чуть увеличивается и в любой момент поползёт, ветвясь и захватывая всю янтарную каплю, словно разлом на речном льду ранней весной.
  Бабушка, заметив это, укоризненно сказала:
  - Не трать время на глупые дёрганья - кулон продержится до следующего лета. А тебе сейчас стоит успокоиться и подумать. Мы отыграли почти год, надо использовать это время и подготовиться к перемещению в Беловодье.
  - Сейчас меня больше всего волнует, как я всё объясню маме и папе. И Артёму, - сжав руками идущую кругом ото всех этих событий голову, простонала я.
  - Родителей твоих я возьму на себя, - ответила бабушка, - а вот с Артёмом придётся тебе самой говорить. И я не уверена, что стоит ему говорить всю правду.
  - Я тоже так думаю, - с тяжелым вздохом признала я её правоту.
  После обеда я по совету бабушки отправилась на речку, благо тут идти всего ничего: выйти из калитки, перейти через дорогу, пятьдесят шагов по траве - и вот он берег. Купаться и загорать совершенно не хотелось. Тем более погода была не особо жаркой, а на солнышко то и дело набегали тучки. Поэтому раздеваться не стала, просто расстелила покрывало на травке, села в позе лотоса и задумалась.
  Сначала озадачилась продумыванием легенды для Артёма. Расстаться нам придётся сейчас. Не хочу парня обнадёживать, да и сама боюсь увязнуть в нём, через год будет ещё больнее уходить. Да и опасно ему быть рядом со мной, всё равно, что ходить по лезвию ножа, в любой момент оступится и погибнет.
  А Артём, словно почувствовав что-то неладное, выбрал именно сегодняшний день, чтобы повидаться со мной. Мне очень повезло: к тому моменту, когда за моей спиной послышался шум подъехавшей машины, я успела определиться, что и как нужно сказать Тёме.
  - Привет, - парень опустился на покрывало рядом со мной, пристроив свою голову на моих коленях, - я скучал по тебе.
  Я грустно улыбнулась и провела рукой по растрепавшимся на ветру русым прядям:
  - Здравствуй, Артём.
  - Что случилось? Ты сама не своя, - Тёма ласково погладил пальцами по моей щеке. И в этом прикосновении было столько тепла и нежности, что я зажмурилась от резанувшей сердце боли.
  - Случилось, Тёмочка, случилось...
  Парень, нахмурившись, поднялся, сел рядом и приобнял меня:
  - Рассказывай, попробуем справиться.
  - Вряд ли с этим мы справимся. Видишь ли, Тём, в моей жизни был, точнее, есть другой мужчина, - я почувствовала, как напряглась обнимавшая меня рука Артёма, но отстраняться от меня он не стал. - На тот момент, когда мы с тобой начали встречаться, я думала, что свободна. Но...
  - Но оказалось, что всё не так просто... - бесцветно проговорил Тёма.
  Ох, милый мой, ты даже не представляешь насколько всё непросто.
  - Да, Тёма, к сожалению, наши отношения совсем не закончились. Он не смог забыть обо мне, и я, как выяснилось тоже.
  - А ты уверена, что тебе нужен именно он? Я ведь чувствую, что нравлюсь тебе. А мысли о том, другом, тебя не очень радуют, - тихо сказал Артём.
  - У нас много проблем и очень непростые отношения.
  - Он женат?
  - Нет, но планирует жениться. На мне, - горько усмехнулась я.
  - Если он настолько дорог тебе, почему ты говоришь об этом так... невесело? - заглянул мне в глаза Артём.
  - Потому что у нас слишком много разногласий, чтобы мы могли счастливо жить-поживать после свадьбы. И нам придётся решать эти разногласия. Но самое главное, Артём, тебе лучше держаться от меня подальше. Этот мужчина занимает высокое положение и очень не любит преград. Мне он ничего не сделает, а вот ты можешь пострадать.
  - Ты хочешь, чтобы я ушёл в сторону и оставил тебя один на один с этим чудовищем?! - выдержка изменила Артёму, и он вскочил на ноги.
  - Он не чудовище, - устало сказала я. - Это, во-первых, а во-вторых, ты, к сожалению, ничего не сможешь противопоставить ему, если он сочтёт нужным, он сметёт тебя и не заметит этого. И прежде чем ты скажешь, что ты его не боишься и готов рискнуть, я прошу, подумай, каково мне будет, если ты покалечишься или погибнешь? Ещё раз замечу, мне он никогда вреда не причинит, скорее сам пострадает за меня. А я не хочу, не хочу, быть виноватой в твоей гибели, - сорвалась я на крик, видя упрямо поджатые губы Тёмы.
  И не выдержав напряжения, разрыдалась. Мой нечаянный срыв оказался эффективнее сказанных слов: Артем опустился на колени рядом со мной, обнял и стал тихонько укачивать, целуя в макушку и шепча:
  - Не плачь, не плачь, пожалуйста, прости меня...
  - Я не хочу... не хочу..., - всхлипывала я, обхватив его за шею.
  - Успокойся, Яра, солнышко моё, я сделаю так, как ты хочешь, уеду, исчезну из твоей жизни, только не плачь, - быстро говорил Артём, целуя мои мокрые щёки.
  Я прижалась к нему и тихо сказала:
  - Я просто хочу, чтобы ты был счастливым... живым, здоровым и счастливым. У меня другая судьба. И я сама уеду отсюда в следующем году.
  Какое-то время мы так и сидели, вцепившись друг в друга. Потом Артём расцепил мои руки и встал:
  - Пожалуй, я поеду.
  - Куда? - вскочила я, встревоженно глядя на него, бледного, с расширенными зрачками. - Я тебя в таком состоянии не отпущу. Идем!
  Ухватив парня за руку, я поволокла его к бабушкиному дому. Артём уже не сопротивлялся, молчаливо шёл за мной. Так же, не сказав ни слова, поднялся со мной по ступенькам на веранду и сел на мягкий диван, а я отправилась на поиски бабушки. Но перед тем как уйти, забрала у Тёмы ключи от машины - очень боялась оставлять его в одиночестве, слишком уж он странно выглядел.
  Бабушка на заднем дворе под навесом разбирала высушенные травы. Я коротко поведала ей о разговоре с Артёмом.
  - Ты правильно сделала, детка, - грустно вздохнула бабушка, - он хороший мальчик и заслуживает счастья. Будем надеяться, что он переболеет тобой, и у него всё ещё сложится в жизни.
  - Меня только его состояние волнует: он бледный, как полотно, зрачки такие, что радужку почти не видно, и шатает его. Я его отпускать в дорогу боюсь.
  - Пойдём посмотрим, - нахмурилась бабушка.
  Когда мы пришли, Тёма сидел там, где я оставила его, только закрыл глаза и откинулся на спинку дивана, в лице, по-прежнему, ни кровинки. Увидев, как тяжело он открыл глаза при звуке наших шагов, бабушка посуровела и отправила меня в дом за водой и аптечкой.
  Через полчаса её усилий лицо Тёмы, хоть и оставалось бледноватым, но уже не походило на гипсовую маску, да и зрачки приняли нормальный размер. Только отдавать ключи от машины я всё равно не стала, заявив, что ему лучше переночевать у нас, а утром он часов в семь уедет и без проблем успеет не только на работу, но и сможет заехать домой переодеться. Я же понимаю, что шорты цвета хаки и черная футболка с названием рок-группы для офиса не очень подходят. Бабушка меня поддержала. Так что ужинали и чаёвничали мы втроём. После бабушкиных настоек и травяных чаёв Артём почти полностью пришёл в себя. Против ночёвки он уже не возражал, только попросил постелить ему на веранде. Устроив его на ночь и пожелав спокойной ночи, я пообещала вернуть ключи утром, после завтрака.
  Перед тем, как уйти в свою комнату спать, я спросила у бабушки, что это было с Артёмом.
  - Если схематично, то выглядит так: мальчик, утешая тебя, выплескивает эмоции, открывается, непроизвольно пытаясь поделиться с тобой силой, поддержать тебя. Ты принимаешь его поддержку и в ответ сама тянешься к нему, сострадая его боли. Для мира Беловодья ты уже его частица, и вашу формирующуюся эмоциональную связь он воспринимает как нарушение равновесия, и начинает вытягивать из Тёмы силу, чтобы сгладить этот всплеск. Так что держи свои чувства к нему под контролем, не позволяй себе таких вспышек.
  - А как с теми чувствами, что я испытываю к тебе, к родителям? - ужаснулась я. - Мне теперь совсем в робота бесчувственного превратиться надо?
  - Нет, тут всё не так страшно. Эти связи старые, давно сформировавшиеся, их Беловодье воспринимает частью тебя самой. Да и родительская любовь отличается от любви мужчины, она более пластична, 'не держит' тебя намертво, так сказать, 'растягивается' без возникновения напряжения. А вот связь с мужчиной при малейшем натяжении начинает звенеть как струна, создавая потребность быть ближе друг к другу.
  - Понятно, - вздохнула я, - спокойной ночи.
  Проснулась я на рассвете, ещё не было пяти часов, прошла на цыпочках, чтобы не будить Тёму, через веранду в пристроенную пару лет назад ванную комнату. Умылась, оставила на бельевой корзине для гостя чистое полотенце, зубную щётку и пошла на кухню. Когда завтрак был почти готов, я услышала шаги на веранде. Выглянула и обнаружила, что Тёма встал и отправился умываться. К тому моменту, когда он вышел из ванной, стол на веранде уже был накрыт. Горячие бутерброды, оладьи, мёд, варенье и исходящие ароматным паром чашки со свежесваренным кофе вызвали у Тёмы грустную улыбку. И я понимала его, сама легко могла представить наши уютные ранние завтраки на двоих. Была б возможность выбирать, вряд ли бы предпочла искрящие бурные отношения с рыжим Ярополком тёплой окутывающей нежности Тёмы.
  Кофе мы пили, сидя на ступеньках, глядя на позолоченные утренним солнышком реку и лес на дальнем берегу.
  - Ты, по-прежнему, уверена в своём решении? - нарушил наше молчание Тёма.
  - Да, - коротко и твёрдо ответила я.
  - А как друг я не могу остаться рядом? - помолчав ещё пару секунд спросил Артём.
  - Тёма, не надо терзать ни себя, ни меня, такая 'дружба' для нас с тобой будет лишь ещё одним источником боли.
  Допивали кофе мы опять в задумчивом молчании. Больше Тёма никаких вопросов мне не задавал. Только уже садясь в машину, в ответ на моё 'прощай' он произнес:
  - Если нужна будет помощь, ты всегда можешь позвать меня. Помни.
  С этими словами он завёл машину и уехал.
  ГЛАВА 11
  Еще пару дней я была в полном раздрае после разговора с Тёмой. Но как только я более или менее успокоилась, позвонили родители и сообщили, что приезжают послезавтра. Завершив разговор с мамой, я положила телефон в карман и испуганно посмотрела на бабушку:
  - А что мне им сказать? С ними история про воссоединение с давним возлюбленным не прокатит...
  - Я же тебе говорила, твоих родителей я беру на себя, - улыбнулась бабушка.
  - И что же ты им скажешь?
  - Правду.
  - Какую правду?! - я была в шоке.
  - Какая есть, такую и скажу...
  - Ну, предположим, поведаешь ты им правду, но они ж не поверят, - я никак не могла поверить в бабушкины правдорубские планы.
  - А уж это моя проблема, - усмехнулась бабуля. - Хочешь полюбоваться?
  Я отрицательно помотала головой - пусть это и малодушно, но совсем не хочу ещё и через это проходить.
  Моих родителей бабушка встретила спокойно, а вот меня то и дело начинало колотить. Но всё оказалось гораздо проще. После ужина бабушка увела родителей в свой 'кабинет', и, как только за ними закрылась дверь, меня обволокла ватная тишина. В какой-то момент мне стало казаться, что я осталась одна в доме. Очень хотелось пойти и проверить, не испарились ли родители и бабушка из закрытой комнаты, но я пересилила себя и ушла на веранду.
  Минут двадцать я бездумно листала лежавшую на диване книгу, даже пыталась читать, но безрезультатно: информация в мозгу не задерживалась ни на секунду. Я так и не успела осознать, что за книга у меня в руках, когда на веранде появились родители. Оба бледные, пошатывающиеся, но если у мамы, тут же кинувшейся ко мне, на лице читалась непередаваемая смесь разнообразнейших эмоций и глаза были на мокром месте, то папа выглядел заторможенным, являя собой дивную иллюстрацию лозунга: 'Шок - это по-нашему!'
  Но первым высказался всё же именно папа. Пока мама, обнимая меня одной рукой, другой вытирала слёзы то себе, то мне, и мы с ней изо всех сил старались не разрыдаться в голос, папа наконец справился с лёгкой расфокусированностью взгляда и задумчиво произнёс:
  - Не зря говорят, все тёщи - ведьмы, но мне повезло, у меня настоящая, а не в силу зловредности характера...
  Этот вывод был вполне в стиле моего папы, у которого чувство юмора может отключить только настоящая трагедия. А если он шутит, значит всё не так плохо, как кажется. Именно лёгкий, жизнерадостный характер папочки при полном отсутствии таких качеств, как легкомысленность и безответственность, покорил мою маму почти тридцать лет назад. Недавно, когда мы с ней в очередной раз 'шептались' о мальчиках и мужчинах, она, смеясь, рассказывала, что уже в восемнадцать лет она была довольно практичной и трезвомыслящей особой. Поэтому быстро поняла, что симпатяга Игорёк из параллельной группы - это редкой ценности мужчина, который не будет впадать в депрессии и страдания по крупным и мелким поводам, а возникшие в жизни проблемы решит, не переставая при этом заразительно смеяться и шутить. Вывод был однозначным: надо брать!
  Знакомые и родня утверждают, что этот папин талант во определённой мере передался и нам с Вовкой. Например, прошлой весной я как-то ругалась на однокурсника, который сильно подвел меня при подготовке совместного доклада для одного из семинаров. Мне пришлось провести бессонную ночь, чтобы доделать Мишкину часть, поэтому в тот день я была зла невероятно, хоть и получила пятерку с плюсом за эту работу. Мишку я преподавателю закладывать не стала, но парню высказала всё, что накипело. Тот слушал меня, соорудив, как он сам любил говорить, 'морду каменной горгульи'. Я, налюбовавшись на эту 'горгулью', возмутилась:
  - Да я гляжу, тебе вообще всё пофиг!
  - Ярославочка, - кинулся ко мне парень, - вот честное слово, мне стыдно, просто ужас как!
  - Ну да! Это 'стыдно' прям крупно написано на твоём лице, только чернила симпатические весь эффект портят!
  - Яра, прости, - неожиданно захохотал Мишка, - просто у меня противоборство двух эмоций: с одной стороны, стыдно жутко, а с другой стороны, ты меня такими словами распекаешь, что одна мысль остаётся - не заржать бы, а то ведь обидишься ещё больше.
  - Дурак ты, Мишка, - устало вздохнула я, растеряв весь запал, - и выводов не делаешь...
  - Да сделал я вывод, сделал, неожиданный, но верный, - важно сказал вдруг посерьезневший однокурсник.
  - В смысле, неожиданный? - недоверчиво спросила я. Про степень верности даже уточнять не стала, и так знаю, что у Мишки с этим вечно проблемы.
  - Выходи за меня замуж! - выдал он, опять войдя в режим 'мордастой горгульи'. - Я согласен, чтобы меня пилили таким образом, хоть каждый день.
  Я, конечно, опешила от такого предложения, но это сватовство гусара пресекла сразу:
  - Миша, да я с тобой даже на маленький совместный реферат на пять листов не соглашусь, а ты аж на целый замуж разгубастился!
  И ушла, махнув рукой на всё ещё хохочущего Мишку. Безнадёжен.
  В общем, в нашей семье не умеют долго горевать, тщательно и со вкусом предаваясь страданиям. Поэтому слова папы, заставившие нас с мамой забыть о недовыплаканных слезах, были встречены смехом - моим, маминым и... бабушкиным. Да, папа повеселил своими умозаключениями и любимую тёщу, вышедшую на веранду как раз к финальной фразе. А ещё через мгновение смеющееся трио превратилось в квартет - к нам присоединился папа.
  Когда все успокоились, бабушка, как человек с большим руководящим стажем, быстренько сорганизовала всю нашу компанию накрыть стол для чаепития.
  - Любовь Александровна, а теперь расскажите нам, сколько времени осталось до Ясиного... хм, переезда? - опять первым начал разговор папа. Папа всегда звал меня Ясей, утверждая, что я - 'его ясное солнышко'. Потом это подхватил и Вовка. У женской половины нашей семьи такой вариант моего имени как-то не прижился, да и я им никогда не представлялась. Словно не хотела делиться чем-то сокровенным, давая право называть меня Ясей только самым дорогим для меня мужчинам.
  - Время есть. Думаю, наша девочка успеет даже диплом получить, - усмехнулась бабушка. - Но нужно ещё много сделать.
  - Начерно план мы уже набросали, - добавила я, - в ближайшие дни додумаем.
  - Ага, - потянулся уже полностью пришедший в себя папа, - сегодня можно ещё поплакать, пожалеть себя, тебя, а завтра будем думу думать.
  - А что же мы Володе скажем? - вдруг охнула мама.
  - Тоже думала об этом, - ответила я, - слетаю, наверное, к нему сама, поговорю. Только надо будет решить, что рассказывать Вовке.
  - Не надо никуда лететь, - загадочно сказала бабушка, отпила чай, и ответила на незаданный нами вопрос. - Завтра утром всё узнаете.
  - Я всегда доверял тёще, - с преувеличенно серьёзным видом подвёл итог сказанному папа, - а теперь вообще считаю глупым спорить с ней.
  - Правильно, Игорь, - в тон ему ответила бабушка, - здоровый инстинкт самосохранения - наше всё.
  И снова на веранде раздался дружный хохот.
  ГЛАВА 12
  А утро принесло радостное известие, даже несколько. Позвонил Вовка и вывалил на нас ворох новостей, одна другой лучше. Он получает капитанское звание и его переводят в соседнюю с нами область. Так что разделять нас будут не шесть с половиной тысяч километров, а всего-то двести пятьдесят. И возвращается он не один. Вот же конспиратор! В мае-то он молчал, как партизан на допросе, когда мама осторожно пыталась вызнать у него насчет возможной девушки.
  Я вдруг поняла, что рада переезду брата и его решению обзавестись семьёй ещё и потому, что родители и бабушка не будут чувствовать себя одинокими, когда меня утянет в Беловодье.
  Но особо праздновать нам не пришлось. Папа объявил, что такие перемены в жизни сына его радуют, но с ними вышеозначенный сын справится сам, а вот перемены, ожидающие его дочурку, требуют внимания.
  Дочурка, то есть я, не стала спорить и предоставила папе краткий перечень, чем надо заняться в ближайшее время, дабы не пропасть в малознакомом для меня мире. Точнее, в практически незнакомом: была я только в княжьем тереме, да в пещере, при воспоминании о которой у меня до сих пор вспыхивали щёки и частило сердце.
  Первым, самым важным пунктом моего плана, было, как ни странно, завершение обучения. Только я решила немного изменить специализацию - меня давно зазывал к себе завкафедрой фармакогнозии*: предлагал писать у него диплом с перспективой поступления в аспирантуру. Вот сегодня же позвоню Александру Трофимовичу и поинтересуюсь, осталось ли в силе его предложение. Меньше потрачу времени на экономику, а больше на то, что мне реально пригодится. Да ещё и бабушка обещала помочь и насчет травничества, и насчет умения оказать первую, и не только первую медицинскую помощь.
  Следующим по значимости шло предотвращение финансовых проблем в новом для меня мире. Поскольку денег княжеской чеканки у меня не было, а бабушка говорила, что в Беловодье имелся свой Монетный двор, и с фальшивомонетчиками разговор был недолгий и суровый. Поэтому надо было определиться, что брать с собой в качестве эквивалента местных денег, так чтобы стоимость была высокая, а масса маленькая. Пока кроме золота, серебра и драгоценных камней в голову ничего дельного не приходило. Возможно, ещё специи, но они имеют срок годности и требуют правильных условий хранения, в отличие от драгметаллов и самоцветов.
  Ну, ещё навыки выживания в лесу и приёмы элементарной самообороны тоже не помешали бы. Тем более, что в княжеский терем я не стремлюсь, даже наоборот, рассчитываю обустроиться где-нибудь подальше от него.
  Папа в целом план одобрил, но внёс кучу дельных дополнений. Я не возражала - мне всё пригодится, только намекнула папе, чтобы он сильно не размахивался. Цели должны быть реальными, и достижение их должно укладываться в оставшееся время. Гибрида спецназовца и университетской библиотеки из меня всё равно за год не получится. Да и за большее время тоже. Ну не суждено мне стать Лилу Даллас с мультипаспортом*.
  Но кое-какие навыки мне всё же пришлось совершенствовать, поэтому одним из новых пунктов, внесённых папой, значились уроки верховой езды. К счастью, для меня это было не в новинку: в подростковом возрасте я три года ходила в конноспортивный клуб. Поэтому не только знала, с какой стороны к лошади подойти, но и как её оседлать и почистить. Честно говоря, я была очень рада этому дополнению: в затягивающей меня круговерти хлопот часы, проведённые с каурой кобылкой Берёзкой, стали настоящей отдушиной.
  Остальное же время проходило в перебежках от университетских преподавателей к тренерам секции туризма, куда меня приткнул опять же мой горячо любимый и невероятно деятельный папочка. Не отставала от него и бабушка. Для начала она обеспечила мне пару ночных смен в неделю в приёмном отделении больницы, где она проработала столько, что её до сих пор не забыли. Здесь я упражнялась в обработке ран и наложении швов.
  На этим участие бабушки в подготовке 'юного диверсанта', то есть меня, не ограничилось. Когда я, устаканив своё напряжённое расписание, смогла вырваться к ней в выходные, у нас случился очень интересный разговор.
  Пристально оглядев меня, бабушка с лукавой усмешкой заявила:
  - Твой рыжий князь, паршивец ещё тот, конечно, но силу твою подпитал знатно.
  - В каком смысле подпитал? - спросила я и тут же залилась румянцем, сообразив, когда именно происходила эта 'подпитка', - То есть, та ночь была ещё и моей инициацией?!
  В моей душе смущение начало сдавать позиции и уступать новой волне злости на князя: моя первая близость с мужчиной, мало того, случилась не по любви, а под воздействием непонятно каких чувств, вызванных злополучным гребешком, да и соблазняли меня, как выяснилось, не как желанную женщину, а для того, чтоб защитное заклинание поядрёней вышло. А теперь ещё и это...
  - Нет, - засмеялась бабушка, - не накручивай себя. У нас инициации, как таковой, вообще не бывает. Просто сила твоя, как цветок, росла и распускалась постепенно. Поскольку здесь магические источники не так богаты энергией, как в Беловодье, происходило очень медленно. Та пещера с камнем сама по себе мощный источник силы, но неоформленной, без мага-проводника неспособной в защитное плетение влиться. А в ту ночь ты заклинание своей сформировавшейся силой подпитала, да тут же и сама неосознанно энергию из этого источника потянула, да ещё и с большим запасом. Этот избыток для твоего дара, как подкормка для растения, сработал. Теперь твои способности должны проявиться отчётливо. Ты меняешься, Ярослава, да и сама уже, наверное, это чувствуешь.
  Я кивнула, и в правду, окружающий мир стал восприниматься иначе, словно ярче засиял. Особенно сильно это ощущалось почему-то в лесу и в лаборатории. И в плане человеческих эмоций тоже кое-что изменилось. Вот, например, сейчас, я поняла, что бабушке во время рассказа пришла в голову какая-то мысль, встревожившая её, хотя ни улыбка с её лица не исчезла, ни голос не дрогнул.
  - Вот и будем потихоньку разбираться с твоими талантами. Чему смогу - научу. А, возможно, и ты меня чему-то научишь...
  Последнюю фразу бабушка произнесла очень тихо, словно только для себя. И судя по всё же изменившемуся тону её голоса, с этой резко активизировавшейся силой действительно не всё так просто. Но пока не горит, то есть бабушка просто в задумчивости. Раз так, будем решать проблемы по мере поступления, в конкретном случае, по мере обретения чёткой формы.
  
  *Фармакогнозия - одна из фармацевтических наук, изучающая лекарственные средства, получаемые из сырья растительного или животного происхождения (включая продукты жизнедеятельности растений и животных, а также продукты первичной переработки такого сырья - эфирные и жирные масла, смолы, млечные соки и пр.).
  *Персонаж фильма Люка Бессона 'Пятый Элемент'
  
  
  
  
  ГЛАВА 13
  
  В общем, в конце лета, когда приехал Вовка, я уже во всю проходила квест 'подготовка к переселению в Беловодье'. Прибытие братца тоже потрясло нашу семью, но, к счастью, в положительном смысле. Во-первых, он, как и обещал, приехал не один, а во-вторых, это 'не один' означало 'с женой'!
  Представлять нам свою вторую половину Вовке пришлось прямо на вокзале. Мы же ведь нетерпеливыми оказались, явились встречать полным составом, впору перекличку и построение проводить. Братец, увидев шеренгу родственников, в первый момент дрогнул. Но потом, видимо, вспомнил, что он не абы кто, а целый капитан, причем действующий, а требовательно взирающий на высоченного отпрыска папенька - всего лишь младший лейтенант запаса. А уж мелкотравчатая сестрёнка вообще военный билет получит только через год. Ну, а матушка любимая так и вовсе гражданское лицо. Эта спасительная мысль чётко обозначилась в Вовкиных карих глазах, сразу возвращая ему горделивую выправку и командирское выражение лица. Братец глубоко вдохнул, словно собираясь гаркнуть команду 'смирно', пресекая 'разговорчики в строю', и... выдохнул, споткнувшись о насмешливо-ласковый взгляд бабушки. Хм, а бабушкин-то военник покруче будет - ведь до прихода в кардиоотделение областной больницы она была майором. Да-да, наша дорогая Любовь Александровна получила медицинское образование не в гражданском ВУЗе. И уволилась она уже в звании майора медицинской службы. Так что звезд у братца на погонах много, только мелковаты они будут супротив одной бабушкиной.
  Молчаливое выяснение крутизны виртуальных звёздочек на плечах резко прекратилось с появлением из-за спины Вовки неземного создания, чьё 'здравствуйте' прозвучало серебряным колокольчиком.
   До сих пор все девушки, которых братец осчастливливал своим вниманием, были как на подбор: высокие, статные брюнетки модельной внешности. К цвету глаз Вова был менее придирчив, как, впрочем, и к уровню интеллекта. А тут перед нами появилась девушка ростом чуть выше меня, чьи льняные локоны и натуральный фарфоровый цвет кожи без следов косметики заставили меня почувствовать себя рядом с ней чернавкой. Большие, широко распахнутые голубые глаза выражали целую гамму чувств - от волнения и тревоги до невероятной нежности и гордости при взгляде на Вовку. Именно взгляд, живой и искренний, делал её похожей на ангела, а не на куклу.
  Брат решил воспользоваться нашим шоком и добить окончательно:
  - Привет, семья! Познакомьтесь, это моя жена Марина!
  Мы восторженно выдохнули все одновременно:
  - Марина?!
  Нет, не все... Мама просто улыбалась. Именно с неё-то Вова и начал представлять новых родственников молодой жене:
  - А это, Мариша, моя мама - Марина Алексеевна...
  Теперь смятение и удивление поселилось и в голубых глазах. Каким образом, Вовка умудрился утаить от жены имя родительницы - непонятно. Но, судя по довольному лицу братца, сюрприз этот он подготовил сознательно, а теперь наслаждался произведенным эффектом. Дальнейшее представление, распределение по такси и прибытие домой произошли уже более спокойно.
  Благодаря накопленным отгулам за суточные наряды, неделю Вовка смог провести с нами. И это было очень кстати.Для начала мы смогли познакомиться поближе с новым членом семьи. У Марины нрав оказался под стать внешности: мягкий, терпеливый и спокойный. Очень подходящий для её профессии: врачу-педиатру крайне необходимы такие качества. Но подо всей этой нежностью и мягкостью тем не менее чувствовался стойкий оловянный солдатик, способный выдержать многое и не сломаться. Братику очень повезло, и его молниеносная женитьба оказалась очень правильным поступком. Его выбор одобрили все, включая Наглого, пытавшегося изображать перед новым человеком ласкового котёночка. И это при габаритах, больше подходящих мейн-куну, а не дворовому коту.
  А я, глядя на родителей, на брата с Мариной, задумалась об одной вещи, дурацкой на первый взгляд, да и на второй тоже не особо умной. Но эта мысль так и не шла у меня из головы. А вдруг количество вот такой 'семейной благодати', то бишь везения с супругом в нашей семье ограничено. Поэтому Вовка лучится от счастья, успев ухватить свою Жар-Птицу, а у меня всё так нескладно и коряво, причём я ничего такого не сделала, чтобы заслужить это 'коряво'. Нет, зависти не было, я слишком люблю старшего брата, самого замечательного и красивого, поэтому рада его удаче. Просто хотела понять, что ж я сделала не так?
   Но это вопрос меня быстро перестал мучать. Легко поверив в конечность выделенного нам семейного счастья, я вдруг взглянула на эту гипотезу с другой точки зрения и поставила совсем другой вопрос: а если бы нам с братом пришлось решать, кому из нас достанется этот шанс на счастливую, спокойную семейную жизнь? И сразу поняла, что при любом раскладе уступила бы брату. И дело не только в любви. Ему, как человеку, выбравшему очень тяжелую профессию воина, защитника, жизненно необходима такая жена, способная поддержать его и поехать с ним куда-угодно. На этом мои мучительные рассуждения о распределении счастья закончились, и всё опять стало просто и ясно.
  И, конечно же, бабушка ознакомила наших молодожёнов с нашей проблемой. Им пришлось пройти через то же испытание, что и родителям. Присутствовать я опять отказалась, хоть и не дёргалась уже так. Как мне бабушка поясняла, Беловодье показать она может только в своих воспоминаниях, а вот реальность путешествий между мирами приходится демонстрировать кратковременным переносом в другой, магически неактивный и безопасный для неё мир. Поначалу 'подопытным' кажется, как и мне в Беловодье, что это сон. Предложение взять какой-нибудь камешек или цветочек в этом 'сне' приводит к тому, что этот чужеродный объект остаётся в руке и после 'пробуждения'.
  Вовка с Мариной перенесли это легче, чем родители. А когда они на радостях выволокли из другой реальности в нашу здоровенный, переливающийся всеми цветами радуги кристалл, бабушка даже немного растерялась от их энтузиазма. А потом, придя в себя и пристально поглядев на молодую невестку, вдруг строго-настрого велела в ближайшее время ничего тяжелее стакана кефира не поднимать. В чём дело, первым сообразил Вовка, знавший кое-что о медицинских талантах бабушки, подхватил жену на руки и поволок в гостиную делиться радостью с родителями:
  - У нас будет ребёнок!
  А бабушка, выйдя следом, ехидно сказала:
  - А вот и неправда! - полюбовалась на расстроенного внука и еще не осознавшую происходящее невестку и добавила: - Не ребёнок, а два ребёнка!
  Что тут началось! О злополучном Беловодье забыла даже я. Это ж столько радостных новостей нам привалило. Брат то и дело целовал потрясённо-счастливую жену и сам сиял улыбкой, делавшей его очень похожим на деда Алексея. А вот когда мы все немного успокоились, Вовка вспомнил, по какому поводу он ту красивую каменюку притащил, и, набычившись, потребовал объяснений. Получив требуемое, он закипел от возмущения и стал выяснять у бабушки, а нельзя ли ему как-то наведаться в княжий терем. На чьё уж счастье, Вовкино или княжье, не знаю, но такой финт был невозможен. Брат попыхтел-попыхтел, но потом пообещал меня отвести к одному человеку, способному обучить меня кое-каким приёмчикам, так чтоб и князю жизнь мёдом не показалась, если что.
  Потихоньку жизнь стала более упорядоченной. Вовка с женой поселились в соседнем городе. Он отправился на службу, Марину с распростёртыми объятиями встретили в детской поликлинике. Но и про нас не забыли. С тренером, например, брат созвонился и, как было обещано, договорился насчёт меня. В выходные молодожёны приезжали в гости. Да и мы регулярно наведывались к ним.
  Беременная Марина чуточку поправилась и излучала такое счастье и спокойствие, что около неё можно было греться, как в лучах весеннего солнышка. Но был момент, когда я заволновалась, а вдруг в племянниках, как и во мне, проснётся бабушкина кровь. И их тоже может утянуть от родителей в Беловодье? Но бабушка успокоила меня, что это наследуется только по женской линии. Я с облегчением выдохнула.
  Всё шло своим чередом: бабушка, папа и брат контролировали мою подготовку, причём мужчины в своём энтузиазме иногда перегибали палку, и их пыл охлаждали жёны, выступавшие в таких случаях единым фронтом. И тогда звучало на два голоса синхронно-укоризненное:
  - Мариша!
  Но обе Мариши настаивали, что ребёнку, то есть мне, нужна короткая передышка. Мужчинам становилось стыдно, и мне делались послабления, дабы в Беловодье попала деятельная и полная сил девица, а не измученная непосильными нагрузками сдыхоть.
  
  ГЛАВА 14
  К зиме я уже привыкла к бешенному ритму своей новой жизни. И в этой круговерти начала забывать о первопричине своей сверхнагрузки. На кулон поглядывала далеко не каждый день, да и отпала в этом такая необходимость: я стала его чувствовать. И знала без осмотра, что до его рассыпания в труху ещё далеко.
  Страх истаял, и летние события стали опять казаться сном, наваждением. Но рыжий князь опять напомнил о себе и вернул меня в мою нереальную реальность. Произошло это на одном из ночных дежурств за неделю до Нового года.
  Начало того вечера было обычным, рутинным: отогревшись чашкой горячего какао после пробежки по заснеженному городу, я переоделась и занялась ранами, швами, фурункулами и прочими 'радостями'. Ближе к полуночи наступило затишье. Дежурный врач в приказном порядке отправил меня спать, пока есть возможность. Я была совсем не против - умоталась за день. Но только я начала уплывать в тёплую дрёму, как в коридоре послышались торопливые шаги и дребезжание колёс каталки. Прислушалась. Нет, не каталки, а каталок. Я вскочила и, на ходу растирая ладонями лицо, дабы быстрее проснуться, помчалась за всеми. Но догнала бежавших только у входа в приёмное. Там выяснилось, что моя помощь не требуется. Привезли инсультника и пострадавшего в аварии, и первого уже поднимали на лифте в реанимацию, а второго увозили в сторону оперблока.
  Я поплелась обратно в ординаторскую, но новую попыток уснуть даже не стала предпринимать: в крови адреналин зашкаливает, сон сбежал безвозвратно. Решила попить чайку. Как раз успела сделать последний глоток ароматного крепкого напитка, когда позвонили из реанимации и попросили подойти в отделение помочь им. Недоумевая, зачем им понадобилась именно я, поднялась на пятый этаж. А уж если учесть, какие там опытные медсёстры работают, совсем непонятно какой толк может быть от меня.
  У спешившего по коридору реаниматолога на бегу узнала, что здесь одновременно ухудшились два пациента, и весь дежурный персонал реанимации был плотно занят ими. Новопоступивший же инсультник был стабилен, но оказался диабетиком с глубокими трофическими язвами. Их-то меня и позвали обработать.
  В больнице давно уже стали поговаривать, что раны, которые обрабатывала и зашивала я, никогда не гноились, не воспалялись, и заживали быстрее, чем ожидалось. А уж когда у парализованного отца главврача после моих перевязок начали рубцеваться пролежни, ранее не поддававшиеся лечению современными дорогостоящими средствами, за мной окончательно закрепилась слава 'легкой руки' в плане перевязки. Но тут, каюсь, дело было не столько в руках, сколько в вытяжках и мазях, которые я делала сама.
  С тех пор у меня в рюкзачке всегда были несколько заветных флаконов - своеобразная аптечка первой помощи. Вот и сейчас я приволокла свой набор спецсредств и занялась язвами. Каждый раз, изготавливая лекарства или обрабатывая раны, я по совету бабушки 'отпускала' себя, подчиняла движения рук внутреннему чутью. Я не переставала контролировать свои действия, но словно впадала в лёгкий транс, немного отодвигая реальность, чтобы не сбивала и не мешала. Видимо, поэтому меня не пугали страшные раны и швы, с которыми я сталкивалась довольно часто. Да и видеть я их начала немного иначе...
  Сегодняшний пациент вообще был 'идеален' в этом плане - был без сознания, но в стабильном состоянии, поэтому не отвлекал вопросами и разговорами, не сбивал тревожным писком мониторов. Мерный, тихий шум компрессора аппарата ИВЛ выполнял роль метронома, ускоряя наступление того изменённого состояния, позволявшего при лечении коснуться 'энергетического тела' пациента, немного ускоряя заживление физического.
  Когда я уже закрывала обработанную язву стерильной салфеткой, меня вдруг накрыло желание. Чуждое, мужское желание женского тела. Я сначала оторопела: с одной стороны, обстановка не располагала к таким эмоциям, с другой, ну не могла я испытывать возбуждение от ощущения пышной женской груди под пальцами. Да и пальцы мои, затянутые латексом, разглаживали вовсе не мягкое тело неведомой соблазнительницы, а грубую марлю. Но потом я ощутила, что эпицентром, от которого расходится по телу волнами это странное томление, является точка прямо под янтарным кулоном, и догадалась, кого сейчас 'царицей соблазняют'. Добило меня примешавшееся к похоти сожаление, что эти наглые руки касаются не другой груди, меньшего размера и более упругой. Ах, ты ж, рыжий гад, это он, похоже, так своеобразно тоскует обо мне! Сейчас я твою тоску усугублю, придам выразительности твоим страданиям! И по какому-то наитию, легко сосредоточившись на пульсирующей точке в районе грудины, я с удовольствием поделилась с 'той стороной' пережитым за сегодня: эмоциями от вскрытия гнойника, зашивания глубокой раны и очистки трофической язвы. С не меньшим удовольствием 'выслушала' ответ: возбуждение резко исчезло, сменившись смесью потрясения, негодования, смущения, досады и злости. И диссонирующей ноткой к этому коктейлю примешивалась странная радость. Но больше 'общаться' мне не хотелось, и, подчиняясь всё тому же чутью, позволившему провернуть такое, я резким усилием согнала дымку транса со своего сознания. Помогло. Теперь надо искать способ закрываться от этой заразы княжеских кровей. Участвовать в его развлечениях я не хочу, своими переживаниями делиться тоже не желаю, а вот без этих 'погружений' мне не обойтись при овладении своей силой. Это мне бабушка уже объяснила.
  И особо раздражает тот факт, что царапнуло произошедшее. Не 'до крови', но неприятно. Очень неприятно.
  
  
  
  Беловодье. Княжеский терем
  Второй день метался в своих покоях молодой беловодский князь, пытаясь понять, каким чудом получилось достучаться до той, что скрылась в иномирье, лишив его покоя. И почему опять связующая нить, хоть и ощущается натянутой тетивой, словно в пустоту, в глухое ничто, тянется. Уже и княжеский волхв развел руками, мол, закрылась опять твоя ненагляда, и как пробиться к ней снова, одни боги ведают. Только они, эти боги, с советами по всяким мелочам к смертным (хоть и одаренным их божественным благословением) снисходить не желают.
  Ярополк устало опустился в кресло и, разглядывая морозные узоры на оконном стекле, стал до мелочей вспоминать ту ночь в надежде найти разгадку...
  Вернулся он тогда поздно с очередного выезда. С конца осени начала то там, то сям появляться нежить. Да так часто, словно кто-то заранее семена кинул, а теперь вот урожай подоспел. Если с мелкой пакостью, вроде лесавок* да подвиев*, в поселениях и городах и обычная стража с местным волхвом уничтожить могла, то для упырей да волкодлаков посерьёзней войско требовалось.
  А тут и вовсе под Китеж-градом хлопотун*, чёрного колдуна посмертие, появился. Откуда взялся - неведомо, про колдунов этих в Беловодье боле века не слыхали. И поди ж ты, вылупилась эта погань неподалеку от столицы, народ изводит, в одной деревне за ночь две семьи выпил. Всех подняли на ноги, но логово найти не получалось, волхвы никак след обнаружить не могли. Пришлось князю с малой дружиной спешить, кровь-то сварожья чутьё даёт к нежити колдовской посильнее, чем у волхвов: босоркуна* или анчутку* может и не заметит, а вот порождение чёрной волшбы, да ещё и такой, с жертвоприношениями, обязательно найдет.
  И нашёл. В чаще непролазной. Спешили, пока темнота не зашла, управиться, продирались через заснеженные колючие кусты. Секирой нурманской от души намахался: пока дорогу прорубал, пока увёртливого хлопотуна покрошил... Когда спалили останки нежити и логово его, уже сумерки на лес спустились. К терему подъезжали уже под светом Доли и Недоли.
  Пока кровь бурлила после боя да после скачки, усталости Ярополк не чуял, потому отправился в баню - смыть пережитое за день.
  Из парной вышел согретый и расслабленный, сменил простынку на чистое бельё и сел на лавке, потягивая мятный квас. Уходить из тихого предбанника в суетный даже в позднее время терем не хотелось, поэтому согласно кивнул банщику, спросившему про чай. Тот ушёл за горячим настоем. Хорошо так было сидеть, привалившись спиной к теплым брёвнам, прикрыв глаза. Никто не теребил, не требовалось спешно ничего решать. Душа почти блаженствовала. Если б не свербело занозой в ней воспоминание о кареглазой девчушке, 'заблудившейся' по дороге в Беловодье...
  Дверь скрипнула, впуская банщика с чаем. Лениво прислушиваясь к шороху ткани и позвякиванию посуды, князь подумал, что у банщика очень странные шаги. С неохотой поднял веки, и обнаружил, что перед его лицом колыхается пышная женская грудь. Ярополк задумчиво рассматривал ложбинку, открытую благодаря распустившемуся шнурку на затейливо вышитой тонкой рубашке.
  - Устали, князь-батюшка, помочь вам чем? - с бесстыжим придыханием произнесла обладательница вышеупомянутой груди, склоняясь ещё ниже, всем видом говоря: вали меня, княже, на лавку али на пол да бери. Сладкий запах восточных притираний и разгоряченного женского тела ударил в нос. Слишком сладкий. То ли дело, когда от слегка позолоченной солнцем кожи еле уловимо пахнет липовым цветом и синелью*, чей аромат плыл по весне над матушкиным палисадником, когда цвёл привезённый в подарок послами Чайной страны куст.
  Князь поднял руку, чтобы отодвинуть нарушительницу покоя, но ладонь легла не на плечо назойливой прислужницы, а прямо на богатство, уже почти не скрываемое низко расшнурованной рубашкой. Тело, за несколько месяцев изголодавшееся по женской ласке, сразу отозвалось болезненным напряжением. И Ярополк встал и рванул сорочку с плеч предлагающей себя девки, зло подумав, что раз уж обладательница 'нужного запаха' так противится встрече с ним, то он будет обходиться тем, что есть.
  Но лицо, курносое, нарумяненое, с подведенными сурьмой бровями, видеть не хотелось, поэтому резко развернул девку спиной к себе и прижал её всем телом к бревенчатой стене. Та не возражала, сладко постанывая, когда мужские ладони грубо сжали её грудь.
  А Ярополка снова окатила острая тоска: и запах не тот, и под рукой хотелось ощущать не эту большую рыхлую грудь, а другую, меньшего размера, но упругую, так хорошо ложившуюся в его ладонь. А ещё хотелось взвыть от невозможности дотянуться до другой, такой желанной и далёкой. И вдруг он замер, почувствовав чужое возмущение, злой звездой опалившей грудь там, где ощущалось натяжение незримой нити, соединившей его со строптивой иномирянкой. А потом новой волной хлынули чужие чувства-воспоминания: запах крови, гноя, разлагающейся плоти, тонкие нитки, пронзающие кожу и стягивающие раны аккуратными стежками, и страдание, чужое страдание, отголосками бередившее душу избранницы князя.
  Желание, наваждением охватившее до этого Ярополка, смыло этим потоком. Князь отшатнулся от несостоявшейся любовницы, накинул ей на оголенные плечи холстину, валявшуюся на лавке, и вытолкал её из предбанника. Ошалевшая от столь резких перемен в желаниях князя, девка даже слова не сказала, только растерянно хлопала глазами, оглядываясь на мужчину, столь рьяно выпроваживающего её.
  Оставшись в одиночестве, Ярополк медленно опустился на лавку. В душе всё ещё кипело: и злился на себя, на Ярославу, и досадовал, что у девок-прислужниц пойдёт новая сплетня, и радовался, что удалось достучаться-дозваться. А то уж стало казаться, что и нет вовсе Ярославы, почудилась ему и она, и та ночь на алатырь-камне. Правда, откликнулась она совсем ненадолго, выплеснула на него махом злость и обиду, и снова закрылась.
  А по терему, видно, с новой силой поползут слухи о его неведомой невесте, возникшие ещё летом, после рассказов перепуганной Милёнки. Та, даром, что ничего не увидела, выскочив из его спальни заполошной сорокой, но подружкам шёпотом рассказала, что, дескать, у князя невеста есть, могучая чародейка, которая в любое время может перенестись в терем и так же из него исчезнуть, минуя стражу. А уж грозна, аж сердце замирает. Масла в огонь подлил болтливый мальчишка, убиравший у лекаря: его рассказ о ране на княжеском темечке, окончательно убедила девок, жаждущих побывать в спальне повелителя Беловодья, в том, что неведомая княжеская невеста гневлива и скора на расправу.
  Почему от князя начали шарахаться девки, князю объяснил Велимудр, не скупясь на ехидные пересказы баек о Ярославе. А ведь Ярополк тогда поддался на уговоры волхва, мол, подождать с призывом до зимнего солнцестояния или до Велесова дня. Да и сам стал подумывать, что раз уж не идёт девица к нему, чего ж её неволить. А тоска, поселившаяся в душе после ночи с ней, как-нибудь пройдет, уймется. Уже рукой махнул, решил жить как прежде. Но стоило привести Милёнку в опочивальню накануне Купальской ночи, как тут же появилась Ярослава. До сих пор тошно вспоминать её слова, тогда же вообще огнём душа занялась, и пора для ритуала подходящей оказалась...
  А сейчас, думалось князю в который раз за эти дни, хоть затылком, хоть лбом о брёвна бейся: опять себя во всей красе Ярославе показал. И что ж его так скрутило после одной-то ночи с этой птичкой-невеличкой из другого мира? Кто она такая? Князь вспомнил, какой ему в бане ответ прилетел, и передёрнулся: чем же она занимается, что такими воспоминаниями его одарила? Ничегошеньки он о ней не знает. Только то, что силой кого-то из богов она искрится. Кто же из них благословение своё в чужом мире оставил? Сила там женская, теплая, так хорошо дополняющая его огненную силу, Сварогом княжескому роду подаренную. Неужто Макошь постаралась? Давно уже не просыпался сильный дар этой богини в жительницах Беловодья, очень давно. Если он прав в догадках, то лучшей жены и матери его детей ему не сыскать. Только вот характер у этой наследницы Макоши не мёд, ой не мёд совсем.
  Князь вздохнул и сам себе сказал:
  - Ай, ладно, как появится здесь, буду думать, чем её уговорить-улестить...
  Бросив ещё один взгляд на сгустившиеся сумерки за морозным стеклом, Ярополк встал и решительно направился из опочивальни: его ждали скопившиеся за эти дни дела.
  лесавки* - злые духи, обитающие в лесу, никчёмные, пакостливые и злобные родственники лешего, очень маленькие, серенькие, похожи на ежей.
   *подвий - злой дух, в виде вихря, приносящего порчу или сглаз. Если случайно попасть в этот вихрь, с человеком случится что-то нехорошее.
  *хлопотун - злой дух, использующий тело умершего черного колдуна.
  *босоркуна - злой дух, вызывает засуху, навевает на людей и скотину болезни - поветрия.
  *анчутка - проказливый бесенок, помесь черта и утки. Его отличительная черта - невысокий рост, умение летать и повышенная чумазость.
  *синель - сирень
  ГЛАВА 15
  Ох, княже, княже... Хоть и зла я была на тебя, но всё ж спасибо, что встряхнул меня, напомнил об убегающем времени. Я снова почувствовала, как близко сказочное Беловодье подступило ко мне, и задумалась о житье-бытье в этом необычном мире. Если раньше подсознательно я отгоняла мысли о том моменте, когда рассыплется зачарованный янтарь, то теперь перестала прятаться и приняла неизбежное. Поэтому стала терроризировать бабушку вопросами об обыденной жизни в Беловодье.
  Первое, что меня стало интересовать, это еда. Как и ожидалось, картофель, кофе и какао будут для меня недоступны. На моё счастье страстной кофеманкой или какаоманкой я не была, предпочитала чай, а вот по жареной картошечке скучать буду. С фруктами будет попроще: отсутствие бананов-апельсинов вполне переживу, может, даже и не замечу. А мясо и рыба в Беловодье ещё и повкуснее, наверное, будут.
  Разобравшись с кулинарной тематикой и наметив 'контрабандный' список семян пряных трав, типа розмарина, тмина и тому подобного, я озадачилась государственным устройством Беловодья. Из бабушкиных пояснений сделала вывод, что в княжьих землях царит, по сути дела, абсолютная монархия. Во главе государства князь. Рядом с ним всегда княжий волхв, формально подчиняющийся ему, но по сути дела, стоящий почти наравне с ним и имеющий чуть меньше власти и привилегий. Хотя, насколько я поняла, в законотворчество он мало вмешивается, так, если только мудрым житейским советом. У волхва о другом голова болит - магическое равновесие в получившемся замкнутом контуре. Этакий младший демиург, поддерживающий гармоничное и устойчивое функционирование получившейся магической экосистемы. А вот внешняя и внутренняя политика, экономика и прочее вменялось в обязанность князю. В помощь ему была Боярская Палата, обладавшая совещательным голосом.
   Но было и общее дело у князя с волхвом, требовавшее совместного приложения сил - защитный контур Беловодья. Правда и тут у них было разделение труда: князь был 'энергоснабжающей организацией', а волхв - отвечал за 'техническое обслуживание' сложной сети энергетических жилок, протянувшихся до границ.
  Узнав о том, что Беловодское княжество делилось на множество уделов, я впервые соотнесла его с нашей картой и озадачилась его размерами. Ведь для успешного управления такой внушительной территорией нужна связь, дороги. А получив ответ на этот вопрос, узнала, откуда в наших сказках появились камни-указатели с выбитыми надписями, любезно подсказывающими искателям приключений, где и на какую часть тела можно найти это искомое. Именно такие камни (правда, с другими надписями) разбросаны по дорогам Беловодья. Ими обозначены точки выхода проколов пространства, путешествие через которые позволяет проехать за сутки-двое расстояние, соответствующее семи-, а порой и десятидневным конным переходам. По сути дела, все более или менее крупные города Беловодья соединены сетью таких скоростных туннелей. А наличие в узловых точках 'княжьих' постоялых дворов и воинских застав снижает шансы на встречу с разбойниками разного пошиба для путешественников, пользующихся (за разумную мзду, конечно же) этими дорогами
  Постепенно, все эти детали, складывались-сцеплялись, образуя картину вполне себе реального Беловодья, населенного людьми и нелюдьми: домовыми, лешими, русалками и другой нечистью, чаще всего мирно сосуществующей с людьми. Хотя бывало и иначе, да и нежить порой появлялась, как разумная, так и не очень, но, традиционно недружелюбная к окружающим.
  А ещё 'свидание' с князем опять подстегнуло мою силу. Мир, который и до этого начал окрашиваться в новые краски, стал очень быстро расцветать-раскрываться передо мной сказочным цветком. Особенно ярко это проявилось в выбранной мной специальности: у живых растений я видела своеобразную ауру, высушенные листья, корни, цветы и плоды тоже давали излучение, которое вместе с запахом подсказывало мне, что с чем лучше сочетать и в каких пропорциях.
  Прислушиваясь к этим новым ощущениям, я в буквальном смысле слова увидела, почему не стоит сочетать много компонентов в фитосборах: каждое растение, нет, каждая часть растения обладала собственным 'звучанием', которое изменялось по мере роста, созревания, под влиянием того или иного способа заготовки. И при смешивании для наилучшего результата нужно было получить гармоничную 'мелодию', а вот если неправильно подобрать состав препарата, моим внутренним слухом он воспринимался жуткой какофонией. А уж если прислушаться к смеси, в которую сделали по принципу 'всё самое-самое и побольше', становилось совсем тошно. Ведь такой огромный оркестр практически невозможно заставить звучать красиво. Поэтому от подобных сборов и вытяжек, как говорил мой научный руководитель, 'никакой пользы кроме вреда'.
  И особо, раздражающе-ярко, мной стали ощущаться яды, причём и растительные, и синтетические. При лёгком погружении в транс, который выглядел для окружающих как сильная задумчивость, я видела бьющее по глазам излучение, ощущала агрессию и силу этих веществ. И мне неважно было, где они находятся - в колбе или в человеческом теле, только во втором случае приходилось ещё сильнее 'задумываться'.
  Мои новые умения легко накладывались на уже имевшиеся у меня знания по фармакологии и фармакогнозии, органично сплетаясь с ними, немного видоизменяя их, придавая им новые грани. А вот с людьми было сложнее. Я могла видеть биение жизненной энергии в их телах, замечала искажения и дефекты этих потоков, но исправить что-либо напрямую, без лекарств, у меня не получалось. При изготовлении мази или настойки я могла аккуратно вливать свою силу, чуть усиливая полезные свойства компонентов и пригашая вредные побочные, сглаживая диссонанс между необходимыми для лечения, но плохо уживающимися в одной емкости травами. На человеческое энергетическое тело воздействовать сколько-нибудь заметно проснувшейся силой я не могла. Несколько раз пыталась, но по ощущениям было всё равно что воду резать ножом.
  Сначала было немного обидно за свою профнепригодность, но бабушка очень быстро меня разубедила в этом. Когда у нас опять выдалась спокойная минута вдвоём, я пожаловалась ей на свои неудачи, а в ответ услышала:
  - Ты зря за мной тянешься, детка. У тебя другой дар. Да и мои способности не столь сильны, просто я их применяла там, где от их приложения толку больше. Терапия мне доступна только в обычном, земном формате. Моя стихия - реанимация, где сильным толчком, словно разрядом дефибриллятора, можно отогнать смерть и дать пациенту шанс, резко качнув маятник в другую сторону. А вот в медленном вытягивании человека из болезни, в постепенном восстановлении его здоровья я не особо сильна. Это дело таких, как ты, способных с помощью правильных лекарств потихоньку вливать силу в пациента, убирать искажения в потоках энергии, циркулирующих по человеческому телу.
  - Но ведь ты тоже умеешь обращаться с травами... - недоумевающе начала я, но бабушка остановила меня, покачав головой:
  - Э, нет, мои знания по травничеству - базовые, я их именно выучила, и изготовить лекарство так ювелирно, как ты, я не смогу. Оценить результат - да, а вот самой так прочувствовать процесс - не дано.
  Немного помолчав, бабушка продолжила:
  - И ещё такой момент, Яра... Наши с тобой силы, если выразиться языком физики и математики, векторные величины, разные и по направленности, и по численному значению. И по второму показателю ты сильно обходишь меня.
  - Что?! - я удивлённо смотрела на бабушку.
  - Да, моя хорошая, - грустно улыбаясь, ответила она, - сила твоего дара уже заметно больше, чем у меня, а ты ведь на подъёме, ещё не достигла пика. И чем дальше, тем больше у меня желание поблагодарить беловодского князя за проведение обряда...
  Моему потрясению не было предела, я молчала, не в силах сказать что-либо. Мои возмущенные взгляды бабушка помехами своему повествованию не сочла, поэтому продолжила спокойно и обстоятельно излагать то, что её давно беспокоило:
  - Уровень моей силы меньше твоего, поэтому я достаточно легко приспособилась к этому миру. А вот твой дар сильнее, и будет ещё расти. Пока ты не испытываешь неудобств, но когда ты войдешь в полную силу, дискомфорт сначала испытает сам мир, и начнет тебя устранять, как занозу в его энергетическом теле, нарушающую равновесие. И у тебя будет два выхода: либо несколько лет тяжелой болезни с полным истощением жизненных сил и смертью в итоге, либо перемещение в другой, более богатый магией мир, для которого ты не будешь чужеродным, мешающим элементом. И кто знает, чем пришлось бы расплатиться за этот переход. Поэтому появление князя в твоей жизни я считаю благом: сначала он подстегнул развитие твоего дара, окончательное пробуждение которого могло произойти через десяток лет. А потом, повинуясь своему капризу или чему-то ещё, провёл обряд призыва на крови, можно сказать, сам оплатил тебе спасительный билет.
  Я с ужасом представила, что было, если б мой дар проснулся годам к тридцати. Ведь к тому времени я могла обзавестись семьёй: мужем, детьми... И потом металась бы между двумя способами покинуть их: медленно умереть у них на руках или быстро сбежать в другой мир. Впервые с момента знакомства с рыжим князем я готова была искренне сказать: что ни делается, всё к лучшему. Само перемещение в Беловодье теперь не воспринималось мной так трагично. Да и, что уж греха таить, ночь с Ярополком вполне можно было причислить к разряду 'будет, что вспомнить в старости'. Но от князя, как и прежде, хотелось быть подальше. Ибо его мысли обо мне в роли княгини вызывали вполне естественный вопрос: а оно мне надо? И пока по всем параметрам выходило: не надо! И попутно с освоением магии я занялась обдумыванием, как отстоять это 'не надо'.
  А с магией было не всё так просто. Точнее не со всем. С 'профильным' даром я разобралась довольно быстро: интуитивное приложение пробуждённой силы к уже имевшимся знаниям и навыкам давали замечательный результат. И если здесь я легко доверялась своим новым ощущениям, которые, по большому счёту, не вступали в противоречие со знакомой мне реальностью, а только добавляли ей чёткости и яркости, то с бытовой магией было несколько сложнее. Вроде и видела окружавшие меня потоки магии, но словно сквозь пелену и боковым зрением, а уж поверить, что могу что-то с ними сделать, это оказалось почти непосильной задачей.
  Бабушка только качала головой, глядя на мои не очень-то удачные попытки хоть что-то сотворить. Потом она пришла к выводу, что у этой проблемы две основные причины: с одной стороны, магия этого мира не особенно явственная, рассеянная, невнятно ощущаемая мной, с другой, на эту невнятность накладывается моё неверие. Я же двадцать лет жила, считая магию исключительно сказочным явлением.
  Поэтому волевым решением бабушки эти бесполезные практические занятия были почти полностью заменены теорией. Я уже знала, что магия в мире Беловодья одинакова для всех, но методы её использования были разные. Если верить преданиям, зависели они от того, чему боги-покровители научили подопечных. Северные народы - нурманны и сверги - прибегали к узорам из рун. Они позволяли сконцентрировать большое количество энергии, но имели свои недостатки: во-первых, их небходимо было изобразить на каком-либо материальном носителе, во-вторых, они больше подходили для масштабного воздействия (типа атаки вражеского войска или пробивания пути на край света, а то и в иномирье). При использовании в быту, например, для обогрева или освещения жилища, расход силы получался несопоставимый с результатом, говоря научным языком, коэффициент полезного действия был крайне низкий. Но что поделать, покровительствующие им боги были весьма воинственны, да и народы им оказались под стать: подобно земным викингам жили битвами и рискованными морскими путешествиями. Поэтому и вышел такой перекос в развитии их магии.
  В Беловодье же волхвы, целители, травники и прочие волшебники-чародеи предпочитали работать с силой напрямую, либо просто напитывая ею нужный объект, либо создавая сразу из них нужные плетения. И тут тоже были варианты. Можно было сотворить энергетическую копию нужного предмета - щита, стены, веревки, требовалось только хорошо представить вещь. Но без закрепления на реальном предмете эта копия очень быстро развеивалась, и функция её соответствовала этому самому предмету, только усиливая его. А можно было именно сплести потоки, и в зависимости от составляющих узора придать этому плетению очень интересные свойства. Просуществовать автономно они могли довольно длительное время, всё зависело от вложенной энергии.
  Копии мне всё же поддались, я даже сотворила щит, похожий на зеркальную амальгаму, для своего янтарного кулона, внеся с его помощью Беловодского князя в 'черный список' - связь с абонентом есть, но вызов отклонён. А плетения требовали более четкого ощущения злосчастных магических потоков. Одна надежда была, что в Беловодье мне будет легче почувствовать их. Поэтому пока я просто зарисовывала и запоминала под чутким руководством бабушки основные узоры, пробовала соединять их в те или иные схемы на бумаге. А что выйдет на практике пока не ясно, оказалось, что сложность конструкции зависит и от силы творца, и от опыта, навыков работы с этими потоками. В общем, это я узнаю только в родном мире бабушки.
  ГЛАВА 16
  Время... Время, к сожалению, очень текучая субстанция, сколько б ни было его, всё равно закончится. Вот и отпущенный мне год неумолимо истекал, увеличивая количество трещин на моём янтаре. И с каждой новой насечкой на медовой поверхности кулона я ощущала, как ниточка, заякоренная в районе грудины, натягивается всё сильнее. Чем слабее становилась защита, тем чаще я чувствовала себя рыбкой на крючке: леска неумолимо тянет меня к разделу двух миров, пока я упираюсь, стою на прежнем месте, но ловкая подсечка иномирного рыболова прочно закрепила жало крючка во мне. Еще немного и упирающийся улов будет выдернут на поверхность. И всё же я ещё посопротивляюсь, и дам себя выловить в только максимально удобный для меня момент.
  Закончилась зима, весна становилась все более похожей на лето... Приближающееся расставание с родными заставляло сердце сжиматься от тоски. Но я успела порадоваться рождению здоровых дочки и сына у Вовки с Мариной. Девочка, которую неожиданно для меня родители единодушно назвали Ярославой, родилась с густым темным пушком на голове и уже темными глазками, явно претендуя на звание 'папина дочка'. А вот крепыш Стас рядом со смугловатой миниатюрной сестренкой выглядел этаким бело-розовым ангелочком с золотистым хохолком и ярко-голубыми глазами в обрамлении густющих ресниц.
  Радость и хлопоты, связанные с рождением племянников смазали, почти полностью перекрыли волнение по поводу защиты диплома. Хотя на фоне неумолимо приближающейся встречи с Беловодьем преддипломные переживания были не особо яркими, так, дань традиции. Поэтому получение документа о присвоении мне специальности провизор в красной корочке тоже можно было бы отнести к исключительно радостным событиям, если б не искреннее огорчение моего научного руководителя из-за моего отказа поступать в аспирантуру.
  Список радостей добавился и сюрприз, весьма приятный и отрадный: к нам нагрянули гости из Владивостока - мои двоюродные братья. Антон и Андрей, несмотря на возраст за тридцать и серьезные должности в крупной судоходной компании, в обычной жизни были жизнерадостными и немного шебутными товарищами, общение с ними проходило весело и шумно. И то, что семья дяди Серёжи приезжала не очень часто (раз в год-полтора), не снижало накала радости при встрече. А может и наоборот, усиливало его. В этот раз кузены приехали одни, без родителей. Три месяца назад у тети Наташи случился микроинсульт, вроде обошлось без особых последствий, но перелёт для неё, по словам врачей, был нежелателен. А дядя Сережа не захотел оставлять её одну. Да и, как проговорились братья, он, переволновавшись за жену, тоже чуть не слёг с сердечным приступом, но к врачам обращаться отказывается. Бабушка шутливо попеняла им, что они никак не угомонятся, всё холостякуют, мол, порадовали бы родителей внуками, те бы о болячках сразу забыли. Но я в её голосе уловила нотки беспокойства. Наверняка после моего отбытия отправится навестить дядю Серёжу и тётю Наташу.
  А бабушка решила, что раз братья так удачно появились перед моим отъездом, то и голову бить не стоит, выдумывая для них объяснения в каких джунглях я заблудилась. Пусть тоже чего-нибудь притащат из показанной другим родственникам реальности, а потом, возможно, и моё перемещение в Беловодье увидят. Я даже порадовалась, что у меня не столь многочисленная семья, а то ведь была б у бабушки кучка детей да толпа внуков, по камешку, по цветочку перетаскали бы весь подопытный мир сюда. Про себя порадовалась, молча, вслух только поинтересовалась у бабушки, а хватит ли у неё сил на такой финт. Ведь основные силы она израсходовала при изготовлении моей защиты, в тот мир дважды уже дорогу открывала, да и во время занятий со мной потихоньку использовала то, что едва-едва успевала восстановить. Она махнула рукой и пояснила, что на самом деле это не требует особых усилий: в тот мир ведёт небольшая червоточина, которая при лёгком 'нажатии' превращается в проход. Но это кратковременное преобразование: минут через пятнадцать он схлопывается, предварительно вытолкнув пришельцев туда, откуда они явились. По сходному принципу было и моё первоначальное скольжение между мирами.
  Реакция кузенов на новости оказалась очень похожей на Вовкину: восторг от знакомства с новой реальностью быстро сменился попытками выведать стёжку-дорожку в Китеж для мужского разговора с одним очень самонадеянным венценосцем. Выяснив, что это невозможно, они не смогли остаться безучастными и подключились к моей подготовке. Их помощь оказалась очень ценной: парни были фанатами турпоходов и скалолазания, их советы при выборе рюкзака и упаковке необходимого багажа очень сильно облегчили мне жизнь.
  В последних числах июня я почувствовала, что тянуть уже бессмысленно: янтарный кулон начал осыпаться крошкой. Бабушка подтвердила, что он продержится три-четыре дня, не больше. А поскольку переместиться неожиданно, не успев прихватить приготовленные вещи, мне совсем не улыбалось, я решила сама назначить дату отбытия.
  В тот вечер все, включая новорожденных племянников и Наглого, собрались в бабушкином доме. Снять кулон и появиться в Беловодье я решила ближе к рассвету, поэтому большую часть дня проспала и встала только, когда тёмное небо освещала яркая луна. После позднего ужина все, кроме маленьких Стаса и Яры, бодрствовали, решив отоспаться потом Расположившись на веранде, мы наслаждались оставшимися нам часами, так быстро истекавшими, таявшими, как снег под жарким весенним солнцем. Родители старались улыбаться, но то и дело отворачивались, украдкой вытирая глаза.
  - Мы решили, что это надёжнее бумаги, - мама, еле сдерживая слёзы, вложила мне в ладонь цепочку с гроздью жетонов, похожих на армейские. Только вместо выбитых букв на этих металлических пластинках с обеих сторон были фотографии тех, кто мне был дорог. Мини-фотоальбом. И он действительно был долговечнее небольшой папки с бумажными фотографиями, лежавшей на дне большого рюкзака.
  Когда ночная синь неба на востоке стала немного светлеть, я решительно встала:
  - Пора!
  Побледневшие родственники встали молча и пошли вслед за мной. В качестве 'взлетной площадки' я выбрала лужайку за бабушкиным домом, скрытую от дороги и соседей разросшимися американскими кленами: мало ли какие спецэффекты будут сопровождать это перемещение, не хотелось бы пугать живущих поблизости дачников. Но дойти до места быстро мне было не суждено. Только я распахнула калитку, как перед ней резко затормозил знакомый серебристый автомобиль. Артём. Как и обещал, весь год он меня не тревожил. Но почему он появился именно сейчас?! Тёма, вежливо поприветствовав толпу моих родственников, подошёл ко мне.
  - Что ты здесь делаешь? - севшим голосом спросила я.
  - Я почувствовал, что если не приеду сегодня, сейчас, то больше тебя никогда не увижу, - просто ответил он. - Ты не передумала?
  - Тема, - я через силу улыбнулась, - обратный отсчёт запущен, и изменить ничего нельзя. И ты сможешь сейчас убедиться в этом. Пойдём, проводишь, раз умудрился так вовремя появиться.
  Я направилась в сторону кленовой рощи. Через пару минут я стояла в центре лужайки, окруженная родственниками. Не было только Марины, укачивающей неожиданно проснувшуюся и захныкавшую Яринку. Все остальные были здесь, даже Наглый, весь день пропадавший то ли на охоте, то ли на амурных встречах, неожиданно нарисовался, сел в позе копилки и пристально смотрел на меня. Я обняла родителей, бабушку, шепнув им, что всё будет хорошо, а каждый вечер на закате я буду рассказывать для них о том, что произошло со мной за день, вдруг услышат, почувствуют. Потом оказалась в крепких объятиях трёх братцев - родного и двоюродных. Парни увлеклись и чуточку помяли мне рёбра, явно не желая отпускать маленькую любимую сестрёнку одну, без присмотра старших братьев, в неведомое Беловодье.
  Вовка сначала долго молчал, крепко прижимая меня к себе, потом буркнул:
  - Задай ему перцу, этому рыжему. Я знаю, ты сможешь.
  Чмокнул меня в макушку и отпустил с тяжёлым вздохом. А я повернулась к Артёму. Он непонимающе наблюдал за происходящим.
  - Тёма, почему всё происходит здесь и в это время ты поймёшь через несколько минут. И бабушка объяснит.
  Потом не выдержала, обняла его и прошептала:
  - Прости, не судьба...
  - Я понял, - легко целуя меня в висок и нежно обнимая в ответ, произнёс Тёма. - Я всё время чувствовал, что ты вроде рядом и в то же время какая-то преграда есть. Не хотел в это верить, но от моей веры тут оказывается ничего не зависит. В любом случае, пусть удача будет с тобой, где бы ты ни оказалась.
  С этими словами он отпустил меня. Я посмотрела на стремительно светлеющее небо и подошла к бабушке. Она подала мне заговорённую ладанку, отводившую от меня чужие взгляды при условии моего молчании, и предупредила:
  - В этот раз её действие будет короче. Если в прошлый раз она сутки могла бы тебя укрывать, в этот раз не больше двенадцати часов, аура твоя будет отторгать её действие. Если ещё раз такой захочешь воспользоваться, срок ещё меньше будет.
  Я молча кивнула и вернулась к троице братьев. Сначала Антон и Андрей нацепили на меня большой походный рюкзак, проверив ещё раз, что все ремни и пряжки идеально подогнаны, попутно тихонько поведали, что в рюкзаке лежит подарок от них троих. Прямо под бабушкиным подарком. Когда успели запихнуть, ведь вместе собирали!
  Разобравшись с багажом, я забрала у Вовки 'ручную кладь' - небольшую холщовую котомку с самым необходимым на первое время: бутерброды, несколько серебряных безделушек, которые можно использовать вместо денег на первых порах, и ещё кое-что из мелочей. Отойдя в центр поляны, я выдавила дрожащую улыбку:
  - Прощайте.
  И сняла кулон. Крошки янтаря посыпались с новой силой, камень распадался в руках. Загорелось, запульсировало в районе грудины, обдало чужой радостью и предвкушением. Да, рыбка попалась, и скоро, повинуясь движению гибкого удилища, будет выдернута из родного мира, только вот упадёт ли она в подставленные руки рыболова, это вопрос.
  Вокруг меня всё заволокло серебристой дымкой, которая начала темнеть, превращаясь в густой туман, отрезающий меня от родных. Голова начала кружиться, тело стало ватным, веки потяжелели. Но прежде, чем отключиться, я увидела, как из клубов на меня с сердитым мявком прыгнула рыжая кошачья тушка, вцепляясь в полотняную куртку всеми четырьмя лапами. Машинально обняв неведомо как прорвавшегося ко мне Наглого, я всё же провалилась в сон...
  Или мне просто показалось, что провалилась. Потому что я сразу же проснулась. Я полулежала, подпираемая рюкзаком. Первым, что я увидела, было рассветное небо. Чужое, с бледными лунами у разных сторон горизонта. На груди топтался Наглый, добавляя неудобства - весил он всё же порядочно. Я осторожно спустила кошака на траву и поднялась. Местом моего приземления оказалась большая, поросшая мягкой ярко-зеленой травой поляяна. По её краю стояли деревянные фигуры. Они были совершенно не похожи на славянских кумиров, которых я видела в учебниках истории. Это были настоящие статуи из дерева, вырезанные так тонко и точно, что казались почти живыми. Мужчины, женщины, они смотрели на меня, стоявшую в центре, внимательно, но без угрозы, без презрительного высокомерия, может только с небольшой долей снисходительности, как старший смотрит на младшего. И сила, она прямо-таки бурлила в границах круга, очерченного статуями. Не обращая внимания на трущегося у моих ног Наглого, я медленно поворачивалась, рассматривая деревянные лица и то, что было за спинами беловодских кумиров. Позади статуи женщины, мягко, по-матерински улыбавшейся, в нескольких метрах был обрыв, под которым плескалась вода. Похоже я была на берегу озера. Я повернулась на сто восемьдесят градусов и оказалась перед изображением высокого мужчины, чью тонко вырезанную кудрявую шевелюру венчал металлический обруч с ярко-красным камнем. В этой стороне был виден шумящий вдалеке лес и дорога в дымке рассветного тумана.
  И замерла, услышав за спиной:
  - Ну, здравствуй, искорка моя.
  
  ГЛАВА 17
  Хоть голос был женский, нежно-напевный, поворачивалась я к неведомой собеседнице, затаив дыхание и еле сдерживаясь от дурацкого вопроса: 'Кто здесь?!' Я была в шоке от услышанного по двум причинам: во-первых, пару секунд назад за моей спиной был пустынный обрывистый берег, во-вторых, кто-то меня увидел сквозь отводящее взгляд плетение.
  Повернувшись лицом к озеру, я увидела перед собой реальное воплощение той статуи, на которую любовалась сначала. Передо мной стояла красивая статная женщина, глядевшая на меня с мягкой ласковой улыбкой. Сложив в уме её схожесть с деревянным изображением богини и способность 'не замечать' действия моего кулона, я пришла к выводу - Макошь. Еле удержалась от того, чтобы озвучить это, в последний миг вспомнила, что голос может разрушить хрупкое слияние скрывающей меня защиты и моей ауры. И тогда меня увидит не только богиня, но и князь, который, я не сомневалась, уже скачет в эту сторону. Чтоб он да не ощутил здесь моего появления - я не настолько везучая.
  Потом я подумала, что ведь можно обойтись и без голоса, движение губ моя визави, наверняка, разберёт, и беззвучно произнесла:
  - Макошь?
  - Правильно, искорка, угадала, - улыбнулась женщина. - И выкрутилась как!
  Несмотря на восхищение моей изобретательностью, улыбаться я не спешила, наоборот, глядела недружелюбно.
  - Сердишься на меня? - ласково, по-доброму усмехнулась Макошь. - И ведь знаешь, что зря.
  Знаю. Понимаю, что в этом перемещении моё спасение. Но всё равно причин радоваться нашей встрече не вижу. Больше поводов для расстройства. О, а вот, судя по звукам за спиной, и ещё один встречающий (и ещё один подвод огорчаться) торопится, коня подгоняет. Обернулась и увидела, что ошиблась: всадников, выезжающих из леса, было двое. Шевелюра мчавшегося впереди на вороном коне предсказуемо отливала золотистой медью в лучах утреннего солнца. Второго было видно плохо, не обладал он такой яркой мастью, но я предположила, что это, скорее всего, волхв. Я дернулась, чтобы взять Наглого на руки, надеясь, что защиты хватит на нас двоих. Но Макошь меня опередила, легко наклонившись и подхватив моего увесистого кота. У этого предателя морда стала такой блаженной, словно он кило сметаны литром валерьянки запил. Я непонимающе посмотрела на богиню. Та только заговорщицки подмигнула и поднесла палец к губам, призывая к молчанию.
  Я согласно кивнула и снова повернулась в сторону подъезжавших всадников. Спутником князя действительно оказался Велимудр. Я с опаской смотрела, как спешился Ярополк. Встрепанный вид князя явно говорил о том, как он торопился: судя по одежде и волосам, вскочил с постели, впопыхах рубаху со штанами натянул, да сапоги растоптанные. Даже коня седлать не стал, только на уздечку терпения хватило, так спешил осчастливить меня. Но княжий взгляд, скользнувший по капищу, на нас с Макошью, стоявших в самом центре, не остановился. Я тихонько выдохнула. Не увидел.
  Князь тем временем с испугом бросился к обрыву, посмотрел вниз и вроде как немного успокоился. Потом опять заметался по берегу.
  - Куда она могла деться?! - раздражённо закричал он подъехвшему волхву. - Велимудр, я же чувствовал, что она появилась здесь!
  Тот остановил коня у одной из статуй, изображавшей молодого длинноволосого мужчину с витым узорным посохом и совой на плече, но спешиваться не стал.
  - Появилась здесь, но уже ушла, - голос волхва, в отличие от князя, звучал ровно и спокойно.
  - Куда ушла?! - ещё сильнее закипая, проорал князь. Ё-моё, какие страсти! Прям аки лев рычит. Хорошо хоть меня не видно, а то впору было б изображать страх девочки-полонянки, чтоб хоть немного Их Великолепие успокоить.
  Волхва эти пробы на роль царя зверей не впечатлили от слова совсем.
  - В Китеж, наверное, других-то городов на острове нет. Ты же чувствуешь, что она жива, что с ней всё в порядке, а здесь ты её не нашёл - рассудительно произнес он.
  - Так быстро ушла? - не поверил князь
  - Ну, верно, к тебе спешила, хотела поведать, как истосковалась, как рада-радёшенька, что наконец-то здесь оказалась, - в голосе волхва отчётливо зазвучали ехидные нотки. Я насмешливо скривилась, судя по тихому смешку Макоши, троллинг князюшки она тоже уловила.
  Князь зло сплюнул, и полез в кусты лещины, видно, пытаясь выяснить каким путём я двигалась им навстречу, оставаясь незамеченной. Волхв остался на месте и задумчиво смотрел вдаль, на сверкавшие солнечными зайчиками волны. Как только князь отошёл подальше, Велимудр, по-прежнему глядя на воду, вдруг произнёс:
  - Ярослава, знаю, здесь ты ещё, чую... Прадед твой, Добромил, жив, в Лекарской слободе Китежа его найдешь. У любого в тех краях про Добромила Милосерда спросишь - покажут дорогу. Ярополку я о родне твоей не говорил. Вижу, что не по сердцу тебе его наскок, потому и неволить тебя не хочу.
  Помолчав немного, Велимудр добавил тихо:
  - Хоть так вину свою уменьшу...
  Затем волхв спешился и повел лошадь в поводу навстречу вывалившемуся из кустов князю, ещё более встрёпанному, чем по прибытии сюда. Покачал головой и начал что-то негромко говорить, судя по доносившимся словам, их ждали дела, встреча с какими-то послами. Князь то ли подостыл, то ли ещё что, но выслушал сказанное волхвом молча, только челюсти сжал до желваков на скулах.
  Всё так же, не говоря ни слова, Ярополк подошёл к своему скакуну и легко запрыгнул ему на спину. Прежде, чем тронуть коня с места, князь обвёл ещё раз всё вокруг капища хищно прищуренным взглядом, от которого у меня неприятно ёкнуло в груди. Осмотревшись напоследок, он направил коня в ту сторону, откуда прискакал. Волхв последовал за ним.
  Я настороженно проводила взглядом высокую встречающую делегацию, дождалась, пока всадники скрылись меж сосен, и ещё секунд десять напряженно смотрела на опустевшую дорогу. Убедившись, что князю не взбрело в рыжую головушку вернуться и ещё раз прочесать берег, я позволила себе немного расслабиться: положила котомку у ног, сняла с плеч объёмный рюкзак и с наслаждением потянулась. Вроде длительного перехода не совершала, но мышцы успели затечь, наверное, от нервного напряжения. Размяв тело, я выжидательно уставилась на покровительницу нашего рода. Задавать вопросы вслух я всё же не рисковала, хотелось сохранить действие ладанки ещё на несколько часов.
  - Ну, что ж, теперь можно и поговорить, - улыбнулась Макошь, устраиваясь на траве. Я села рядом и, криво улыбнувшись, кивнула, мол, конечно, поговорим: диалог мне сегодня особенно удастся.
  - Да, можешь не молчать, - махнула рукой богиня, - я потом восстановлю защиту, до города добраться хватит.
  - Спасибо за возможность задать вопросы, но даже не знаю с чего начать... - растерялась я.
  - Ты уж определяйся, времени у меня не так много.
  - Дела-заботы? - чуточку ехидно поинтересовалась я.
  - Нет, просто мне здесь подолгу быть нельзя, - с грустной улыбкой ответила Макошь, поглаживая рыжую увесистую тушку Наглого, мурчавшую под её чуткими пальцами.
  - Вы здесь тоже избыточная величина, как я на Земле? - осенило меня.
  - В общих чертах так, только я здесь настолько избыточная величина, что скорее сама поврежу миру, чем он мне. Но об истории этого мира я тебе как-нибудь в другой раз поведаю. Думаю, мы ещё встретимся, хоть и не скоро.
  Решив, что исторические изыскания действительно можно оставить на потом, я спросила о том, что сказал волхв насчет прадеда и неведения князя о моих родственниках.
  - Правду сказал Велимудр, правду, - вздохнула Макошь, - я велела ему не вмешиваться ему в ваши с князем отношения. А он этот наказ решил выполнить с избытком. Но тут он прав, князю перебеситься надо...
  - Он из-за этих гребней так...бесится? - достала я княжий дар из котомки.
  - Да, из-за Алконостов, - покачала сокрушённо головой богиня, - это ж надо учудить такое: гребень этот для супружеских пар создавался, дабы крепче связать, не дать возникнуть холодку и размолвкам между любящими. Когда чувство сильное, давнее, оно только ярче становится. А тут из крохотного семечка-зачатка страсть разгорелась. Он и сам ещё понять не может, чего он так мается. Ты уж не злись на него сильно, за глупую хитрость он теперь крепко расплачивается - вон как мечется, душа покой потеряла.
  - Вряд ли душа, - безнадёжно махнула я рукой, - скорее тело. Интерес-то у него был телесный, он-то и расцвел так от магии гребня.
  - И тело тоже, - согласилась Макошь, - но не только. Или ты думаешь, что только телом привлекла его? Зря. Уж у князя-то красавиц всех мастей и разной степени опытности перебывало, ему это не в новинку, а вот от чего сердце у него ёкнуло, чтоб так поддаться гребешку... - богиня неопределённо пожала плечами, не договорив.
  - В общем, ждать нужно, мозги на место станут, тогда и поговорить с ним можно будет, - заключила она после короткого раздумья.
  - Я, надеюсь, мне необязательно ждать этого просветления рядом с князем?
  - Он так не люб тебе? - с грустью спросила Макошь.
  - Я его не знаю, - честно ответила я, - он, конечно, внешне хорош, но для меня он чужой. Мы друг друга, боюсь, не поймём.
  - Может оно и к лучшему... - задумчиво и непонятно проговорила Макошь, явно не ко мне обращаясь.
  - В общем, сама решай, - это уже адресовалось мне, - к князю тебя никто насильно приковывать не будет, кроме князя самого, конечно. Этот будет пытаться удержать тебя, отступать пока не собирается.
  Я согласно кивнула. Уже поняла, даже недолго понаблюдав за его метаниями по берегу, как у него горит. Но вот в том, что пожар этот не только княжеское тело захватывает, но и душу, всё равно сомневаюсь.
  И всё же, сейчас меня больше интересовал вопрос, как попасть в город незамеченной. У меня, конечно, была продумана одежда, которая позволяла мне из-за мелких габаритов сойти за мальчишку. Но ведь, если проходить через ворота, стража намётанным глазом могла зацепиться за что-то, выдающее моё нездешнее происхождение. И я уверена, что князь, возвращаясь назад, отдал приказ страже смотреть в оба. Когда я спросила об этом Макошь, она поведала мне, что у Китеж-града нет стен! И стража есть только на пристани и у моста, который соединяет остров с берегом. Ну, и в самом городе улицы патрулируют.
  Но как?! Я понимаю, что 'граница на замке' и всё такое, но подобное мне представляется невероятной беспечностью. Ведь город, где находится ключ к защите всего Беловодья, должен особо охраняться!
  Всё это я и выпалила, сама не определившись, к кому обращаюсь: к Макоши, к статуям или, вообще, к ясному небу. Богиня вместо ответа поманила меня к краю берега. Да, вижу: обрывисто, высоко, и камни острые внизу, всё равно можно найти способ взобраться и по этим скалам.
  Макошь только укоризненно вздохнула и сказала:
  - Смотри внимательней, другим зрением...
  Точно, сосредоточившись на линиях магических потоков над водой, я чётко увидела, что они расположены не хаотично, а образуют сложный узор, идущий широкой, метров на пятнадцать-двадцать, полосой вдоль берега. Ещё тщательнее всмотревшись, я смогла выделить взглядом некоторые, знакомые мне по бабушкиным лекциям, структуры: вот эта сигнальная, вот эта отталкивает, вот эта сковывает... Ох ты ж, постарались на славу здешние волхвы-маги, вон сколько всего наплели.
  - Раньше здесь попроще охранное плетение было, - оторвала меня от любования этими кружевами Макошь, - но Ярополк решил поостеречься после того, как степняки на границе сумели прорваться семь лет назад. Он и на воде охранные ладьи с воинами пустил вокруг острова, и магическую защиту усилил. Вон как понакрутил, одарённый сварожич. И напитывает с запасом. Видишь, каким цветом сияет? Ровно костёр.
  Плетение действительно светилось оранжево-алым цветом, напоминая переливами языки пламени над поленьями. Красиво, не спорю. Но зацепило меня другое: уж очень явственно мне почудились в голосе богини нотки гордости за столь талантливого князя, и это настораживало.
  Я, желая немедленно прояснить этот вопрос, повернулась к собеседнице. Но, наткнувшись на её безмятежный, проходивший как бы сквозь меня, взгляд, услышала, как мурчит на её руках Наглый и забылась на мгновение. А потом спросила совсем другое, вдруг неожиданно остро почувствовав чужеродность богини в этом мире, даже по сравнению со мной:
  - А что значит, божественная кровь? Разве вы совместимы с людьми?
  - Правильный вопрос, но до тебя его почему-то никто не задавал. Нет, мы не совместимы, да и Сварогу, - Макошь с усмешкой кивнула на статую кудрявого красавца напротив её изображения, - не понравилось бы, заведи я детей не от него. И я бы возражала, если б мой супруг решил осчастливить другую женщину, неважно, богиню или обычную смертную. Нет, мы просто много веков назад, когда только появилось Беловодье, поделились небольшой частицей нашей силы с некоторыми магически одарёнными людьми, усилив их способности. Но удержать этот дар и передать его по наследству могли только люди с выдающимися способностями к магии, поэтому число одаренных было не очень велико. Со временем, у кого-то дар ослабел, немного рассеявшись, а у кого-то, как в вашем роду, закрепился прочно, хоть и не в каждом поколении проявляется.
  - Понятно, - кивнула я, пытаясь уложить в голове новые факты.
  - Хорошо, что понятно, - вздохнула Макошь, - и, вообще, хорошо с тобой, искорка моя, разговаривать, но мое время почти истекло. Я уверена, что мы с тобой ещё увидимся, а пока я тебе подарок сделаю на прощание. Не хочу, чтобы ты в тоске-неведенье по родным изводилась...
  Макошь подала мне Наглого. Я подставила руки, принимая назад безбилетного пассажира рейса Россия-Беловодье, но потом ссадила его на траву.
  - Кошки сами по себе магические существа, - продолжила богиня, - вернее, они являются небольшими магическим источниками, поэтому смотри... - Макошь начертила в воздухе знак, который тут же проявился, налившись ярко-зеленым свечением. - Это червоточина, небольшие врата в другой мир. Человек в них не пройдет, а вот кот сможет, причём, уйдет в родной мир и пробудет там, пока сила, влитая в эту руну не иссякнет. Потом его перекинет туда, где руна была начертана. И сразу скажу, силой её напитать можно только раз, добавить не получится, а как опустеет - развеется. И проход такой сделать можно будет только, когда Доля и Недоля будут полными и вместе сойдутся.
  Я, не веря собственному счастью, слушала пояснения и торопливо переносила в добытый из котомки блокнот знак, похожий на бабочку с зигзагами молний на крыльях. Дрожь в руках мешала проводить ровные линии, но получилось довольно сносно.
  - Так? - предъявила на проверку Макоши нарисованное.
  - Молодец, всё правильно, - похвалила она меня.
  - Спасибо, - сказала я, - и за подарок этот, и за то, что на князе не настаивали.
  - Девочка моя, любовные страдания князя - они только его, и ничьи больше. А тебя неволить мне резона нет. У тебя своя жизнь здесь будет, ты ещё много нового для себя узнаешь со временем. А уж как у вас с князем сложится, это дело десятое. Мне довольно и того, что ты жива, здорова, и в полную силу войдёшь в мире, который тебе не повредит. До встречи, моя хорошая, не горюй, здесь всё не так страшно.
  Макошь ласково коснулась моих волос, тронула отводящую взгляд ладанку у меня на груди, потом сделала шаг назад и исчезла.
  Я от неожиданности ещё пару секунд изображала столб, потом очнулась и развила бурную деятельность по подготовке похода на Китеж-град. С большим рюкзаком по городу средь бела дня мне не хотелось идти - тяжелый он, и сильно нездешний на вид. Поэтому я решила его спрятать на берегу. Когда мы с Макошью рассматривали творение князюшки, мне показалось, что в скалистом обрыве есть небольшие расселины. Я пошла к краю: ага, вот удобный выступ, над которым как раз темнеет узкий вертикальный лаз. Осторожно сползла к нему. Ну, ровно то, что надо: пещерка, в которую протиснулся мой рюкзак, а следом и я юркнула, чтобы пропихнуть его поглубже - так, на всякий случай. Спрятав свой багаж, выбралась наверх, к беспокойно помявкивающему Наглому.
   Когда я устроилась на траве рядом с ним, он умолк и стал с интересом наблюдать, как я закалываю и прячу волосы под шапку а-ля 'Гекльберри Финн', как, достав зеркальце и коричневый карандаш, разрисовываю нос и щёки веснушками. Отвод глаз хорошо, но ведь может и не сработать. Да и обратиться с вопросами к людям придётся. Бабушка схематично рисовала мне план города, поэтому сориентироваться примерно, в какую сторону идти, я могла. Но уточнять всё же придётся. Да семьдесят лет прошло...
  Закончив малярные работы, я с удовольствием осмотрела результат: из зеркальца мне озорно улыбался кареглазый веснушчатый мальчишка. Добавила немного пыли на лицо и одежду. Замечательно. Просто мальчик в добротной, но запылившейся в дороге одежде и обуви. Ну, и щекам досталось по пути, что с ребёнка взять.
  Встала, вскинула котомку на плечо и пошагала в Китеж, кота брать на руки не стала, предоставив Наглому возможность размять лапы. А то ведь надорвусь, пока донесу это упитанное тельце, претендующее на роль почтового голубя.
  ***
  Когда хрупкая фигурка в невзрачной просторной одеже уже приблизилась к лесу, посреди капища вновь появилась Макошь. Проводив взглядом скрывшуюся за стволами деревьев девушку, богиня вздохнула, грустно глядя на опустевшую дорогу, но осталась неподвижной. Через пару мгновений за её спиной появился красивый рослый мужчина. Его кудрявые русые волосы удерживал обруч, украшенный пламенеющим самоцветом. Мягко ступая по траве, он подошёл к Макоши и приобнял её за плечи:
  - Встретила?
  - Встретила и проводила, - богиня откинулась спиной на грудь мужчине с видом нежащейся кошки, явно наслаждаясь его близостью.
  - А чего ж вздыхала, или не всё ладно?
  - Почему ж, хорошая наследница моего дара пришла. На пользу Беловодью её появление пойдёт, - Макошь развернулась и прижалась щекой к крепкой груди своего избранника.
  - Настолько хороша, что ты её даже 'малыми вратами' одарила? - усмехнулся тот, ласкающе проведя ладонями по спине жены.
  - Да, - отстранилась от него Макошь, - я хочу, чтобы девочка полюбила этот мир, как мы когда-то. Чтобы не болела у неё душа по родным. Постаралась сгладить то, что твой, Сварог, наследничек натворил!
  Глядя, как на последних словах сердито сдвинулись брови любимой, Сварог отпустил Макошь, разведя руки в шутливом покаянии:
  - Ну, что ж поделать ему бедному? Сама ж говоришь: хороша. Не устоял, наломал дров. Так теперь ему эти дрова разгребать и разгребать, - и, пока жена не успела возмущённо возразить, схватил её в охапку, и прошептал, нежно касаясь губами уха. - Да разберутся как-нибудь, не дети ж малые, а я по тебе соскучился...
  Макошь прильнула к мужу. Ещё несколько мгновений центр капища украшала страстно целующаяся божественная пара, которая вскоре исчезла в дымке перехода...
  
   ГЛАВА 18
  Меньше двух часов заняла у меня дорога до города. Я могла бы, наверное, и в один уложиться, если бы ещё не останавливалась то и дело: прислушаться, не скачет ли кто навстречу, посмотреть, не отстал ли мой ненаглядный кошак. Но на дороге никого не встретила, и Наглый, хоть и с недовольной мордой, но всё же бодро бежал за мной. И ещё одним замедлителем стала сама дорога - не потому, что плохая, а наоборот, слишком уж хорошая. Ну, не похожа она оказалась на грунтовую дорогу, даже хорошо утоптанную. Я даже присела и пощупала - явно какое-то покрытие, верхний слой ровный и словно запёкшийся, похожий на гаревые дорожки на стадионе. Только головой покачала: да, на тёмное средневековье не тянет. Отправилась в путь с надеждой, что Китеж-град всё-таки не встретит меня панельными многоэтажками и неоновой рекламой.
  Нет, до этого прогресс здесь не дошёл. Это я поняла, когда лес неожиданно закончился, и я, выйдя на опушку, увидела окраинные дома, порадовавшие меня сказочной уютностью. Я остановилась, чтобы подобрать свое рыжее сокровище, то, которое с четырьмя лапами и хвостом. Это самое сокровище милостиво дозволило разместить его утомлённое тельце частично на руках, частично на плече. Придерживая довольно замурчавшего кота, я пошла дальше, рассматривая всё вокруг. Аккуратные бревенчатые избы, стояли упорядоченно, чётко обозначая прямую широкую улицу. Резные наличники и ставни с прорисованными узорами усиливали ощущение сказочности. А вот стекла в окнах, не всегда хорошего качества, но всё же стекла, не то чтоб вызывали диссонанс, но удивляли. А ещё на каждом доме на стене, обращенной на улицу, в металлической оплётке крепились полупрозрачные кристаллы голубоватого или желтоватого оттенка. И что-то мне подсказывало, что они были уличными фонарями.
  Я так засмотрелась на дома, что чуть не столкнулась с прохожим, неторопливо шагавшим мне навстречу. Именно эта неторопливость, подкреплённая некоторой задумчивостью, позволила мне увернуться в последний момент и не вписаться лбом в подбородок коренастому мужичку. Тот недоуменно огляделся, ощутив неладное, пожал плечами, пробормотал что-то неразборчивое и продолжил путь. Я, мысленно обругав себя, тоже отправилась дальше и уже не забывала, что стараниями Макоши я снова невидима для окружающих, пока молчу.
  Припомнив план города, я поняла, что вышла как раз в Лекарскую слободу, где селились знахари и травники. Теперь бы собраться с духом и спросить у кого-нибудь про дом прадеда. Бабушка говорила, что жили они ближе к пристани, и от их дома были неподалёку купеческие лабазы, где хранились товары, доставленные по воде. Мысленно покрутив всё тот же план, я определилась, что к пристани мне надо повернуть налево.
  Так и поступила. Ещё минут двадцать осторожных блужданий между людьми, которых становилось всё больше и больше, и я увидела в конце улицы большие строения с крохотными окошками под крышей, непохожие на виденные до этого дома. Так, судя по муравьиной суете рядом с ними, это и есть искомые склады, то есть лабазы. Теперь бы определиться, где дом прадеда. Я с тоской огляделась: народу вокруг много ходит, а спрашивать страшно. Защита исчезнет. А выговор у меня всё же отличается от местного. Вроде и слова понятные, но произносят их местные жители немного иначе, напевнее что ли. Да и отличие моего активного словарного запаса может подвести меня под монастырь. Ага, под тот самый, которого тут, кстати, и нет. К счастью, долго маяться мне не пришлось. То ли встреча с Макошью сильно подняла акции предприятия 'Ярославкина удача', то ли встреча с князем год назад выбрала лимит моих неудач на всю следующую пятилетку, но мне опять повезло.
   Со стороны лабазов (очевидно, от пристани) мне настречу шла семейная пара: ярко и явно дорого одетые мужчина и женщина, статные, красивые. Но в глазах их не было ни гордости за свой богатый вид, ни желания произвести впечатление, только тревога и нервозность, а у женщины ещё и глаза были заплаканы. Причину их переживаний можно было определить сразу: на руках у матери хныкал завернутый в расшитое серебристыми узорами синее покрывало малыш, которому было год-полтора, не больше. Когда они прошли мимо меня, я сделала шаг вперёд и тут же остановилась, услышав знакомое имя: Добромил Милосерд.
  Затаив дыхание от привалившего нечаянного счастья, я обернулась и увидела, как прохожий, к которому обратился отец малыша, что-то негромко объяснял и показывал. Я пошла за моими невольными проводниками, чувствуя, как начинает частить сердце.
  Когда мы, свернув в тихий переулок, подошли к небольшому аккуратному дому, ставни и наличники которого были расписаны красными обережными узорами, родители с ребёнком вошли во двор, а я осталась у калитки. Наглый, до этого молчавший и очень убедительно притворявшийся жертвой таксидермиста, потерся о мою шею и вопросительно мявкнул: мол, чего стоим, кого ждём? Я погладила рыжую шёрстку, но с места не сдвинулась. Пока у прадеда посетители, смысла нет идти. Наглый поворочался, пофырчал и опять обвис увесистой горжеткой на моём плече.
  Я присела на скамеечку у дома, явственно ощутив, что три часа ходьбы не прошли бесследно. Но когда, пара с малышом снова появилась на улице, я вскочила, забыв о ноющих ногах. Их провожал высокий пожилой мужчина, которого несмотря на абсолютно седые волосы и бороду язык не повернулся бы назвать стариком. Движения у него были совсем не старческие, уверенные, исполненные силы. И голос его басовито гудел что-то успокаивающее, вызывающее у матери малыша слёзы, но уже не от горя, а облегчения и радости. Многократно рассыпавшись в благодарностях, посетители наконец ушли. Прадед улыбнулся им вслед и уже направился к дому, когда я осторожно спустила кота на землю и дрожащим голосом сказала:
  - День добрый!
  Он обернулся, лицо его не было испуганным, только озадаченным. Но когда я сдернула затенявшую лицо шапку, он вздрогнул и после секундного молчания сдавленно произнес:
  - Любомилушка...
  - Нет, Ярослава, её внучка, - также сдавленно произнесла я, ожидая дальнейшей реакции.
  И дождалась. Родственник, на глазах растеряв бодрость, опустился на лавочку, с которой я совсем недавно встала. Глядел на меня молча, только на дрожащих губах расцветала несмелая улыбка, да в знакомо карих глазах поблёскивала подозрительная влага. И эти неожиданно родные глаза светились таким теплом, что, когда прадед, чуть поморщившись, характерным жестом потёр грудину, я встревоженно кинулась к нему:
  - Деда, сердце?
  И оказалась в его крепких объятиях.
  - Деточка моя, лучик ты мой, значит вправду выжила моя Любомилушка... - шептал он, гладя меня по волосам и целуя в макушку.
  - Выжила, деда, - всхлипывая, подтвердила я, - и сейчас жива-здорова. Я тебе всё-всё расскажу...
  Немного придя в себя, мы всё же переместились в дом. Просторная горница была светлой, чистой, но совсем мужской. Это сильно ощущалось в излишней простоте и практичности внутреннего убранства: вроде и занавески есть на окнах, и скатерть на столе, только вот и то, и другое из простого тонкого полотна, белоснежного, идеально чистого, но без малейшего намёка на декор.
  Но рассмотрела я всё это потом. Сначала прадед всё никак не мог меня отпустить, словно боялся, что ему пригрезилось моё появление, или что я сейчас исчезну. Да и я отогревалась в его тепле, чувствуя, как уменьшается боль от расставания с семьёй. Мы ещё толком ничего другого не сказали, но я уже знала, что не одна в этом мире.
  Связь с окружающей реальностью нам вернул ворчливый голосок, донёсшийся из-за печки:
  - Чудом кровинушку вернуло домой, а он заместо покормить, разговоры разговаривает. И животина вон глазищами голоднющими сверкает, того и гляди, Добромил, сожрет меня. Намыкаешься без домового ж...
  Я, каким-то чудом удержавшись от визга, разглядывала беловодского собрата, нет, не Кузи, а Нафани, макушкой достигавшего мне до колена. Вот, не вру, один в один герой мультика про Кузю, встрёпано-бородатый, из густой бурой растительности на лице нос торчит, да глаза блестят. Но одёжка аккуратная, чистая.
  Наглый, не ставший дожидаться специального приглашения от полувменяемых нас, занялся изучением дома сам. И действительно, внимательно рассматривал это чудо, но про гастрономический интерес домовой приврал, желая сгустить краски. Кот даже поиграться с ним не пытался. Просто смотрел. Очень пристально. Но домовой страха не выказывал, сам поглядывал то на меня, то на кота, снисходительно фыркая себе в усы.
  - Барма, раз уж про покормить заговорил, - спокойно ответил ему прадед, - так помоги стол накрыть.
  - Подождать придётся, - развёл руками этот самый Барма, - не поспело ещё. Гостей-то не ждали. Вона пока корзинка с пирожками не опустела. И взвар с утра приготовил на меду липовом, чаю уже остыл.
  - Я не голодная, перекусывала недавно, - вмешалась я, наконец отмерев, - и коту перепало, так что и он сытый.
  Наглый укоризненно взглянул на меня, мол, чего ж ты, хозяйка, контору спалила, котика же могли внепланово покормить, а теперь худеть придётся. Но мне стало не до кошачьих безмолвных упрёков. Метнувшийся со скоростью света домовой молниеносно сервировал стол. Выложенные из-под салфетки на блюдо свежие пирожки и разлитый по кружкам напиток источали такие запахи, что я не устояла и потянулась к угощению.
  Пока под присмотром деятельного домового доходил обед, я успела рассказать прадеду о бабушке, о её жизни, о его внуках-правнуках, показать медальоны с фотографиями родных. Историю моего появления в Беловодье я поведала уже после обеда.
  Пока я рассказывала о бабушке, о её спасителе, ставшем ей приёмным отцом, о том, как его дочь встретила своего любимого мужчину, как росла наша семья, прадед улыбался и вытирал катившиеся из глаз слёзы. Когда же я перешла к рассказу о князе, о перемещении в Беловодье и встрече с Макошью вид у него стал сначала озадаченным, потом серьёзно-сосредоточенным. Выслушав меня, он немного помолчал, потом хлопнул ладонью по столу и сказал:
  - Княже наш, конечно, завидный жених, но коль он не по сердцу тебе, то принуждать тебя не дам. Хоть что там про меж вами было, - тут я покраснела, вспомнив, как мялась, рассказывая прадеду в двух словах про ночь с князем. - Рядом с такими мужами должна быть вторая половина, а не зверёк, запуганный иль ненавидящий. А то что ж получается: наложницам, что гости иноземные князю дарят, вольную дают, а из беловодских девок, рабства не знающих, невольницу молчаливую делать?
  Я изумлённо смотрела на прадеда: а он у меня ещё тот революционер оказывается!
  - Ну, князь, и что? - ворчливо фыркнул Бармуша, примостившийся во время разговора на лавке рядом со мной. - Так и у нас не дурища безмозглая, а вон экая умница-разумница, и силой так и светится. Чтоб такую завоевать мало одного княжьего венца, с родительской главы на его свалившегося. Он бы ещё пряниками да орехами медовыми приманивать начал, ровно белку в лесу.
  Я представила, как княже меня сладостями в терем зазывает, а я с осторожным беличьим цоканьем крадусь за лакомством, и расхохоталась. Мой смех почти сразу подхватил прадед, а потом и домовой. Даже Наглый присоединился к нам с радостным мяуканьем. Хотя он, скорее всего, просто хотел сообщить, что расправился с полной миской угощения, полученного от домового.
  На улице только начали сгущаться сумерки, но меня стало клонить в сон - сказалась бессонная ночь и насыщенный на события и потрясения день. Увидев, как я тайком позёвываю, дедуля напомнил нам о том, что утро вечера мудренее, и отправил меня сначала в баньку, а потом спать. Я прежде чем пойти к веникам-тазикам, поинтересовалась, не встречу ли я там банника. Дед с домовым удивлённо переспросили в один голос:
  - Кого?!
  Когда же я пояснила про аналог домового, но только для бани, Бармуша возмутился:
  - Какой ещё банник, веник ему в бороду и щёлок в глаз?! Али я совсем немощный, что за баней доглядеть не могу? Ещё в кажный амбар по своему домовому посадить, чтоб от безделья загнулись! Понавыдумают же околесицу!
  Мы с дедом еле успокоили разбушевавшегося коллегу Нафани. В конце концов, выплеснув своё негодование, домовой милостиво принял мои извинения и объяснения по поводу отсутствия в моём мире домовых, но наличия огромного количества сказок и слухов про этих существ. После примирения Бармуша выдал мне стопочку белья, к которому я добавила сменный комплект из котомки, отвёл меня в баню, показал бадьи с горячей и холодной водой, горшочки с мягким мылом, и исчез. Именно не ушёл, а потопал в уголок и там исчез, словно растворился. Момент 'нуль-перехода' домового мой глаз так и не уловил.
  Смыв с себя пыль и волнения сегодняшнего дня в пахнущей сосной и травами баньке, я вышла во двор. Солнце уже скрылось за горизонтом, но небо еще не потемнело окончательно. Какое-то время я постояла, глядя на постепенно проявляющиеся чужие звёзды и прислушиваясь к стихающему Китежу. Где-то там, на противоположной стороне города княжеский терем с неугомонным рыжим владельцем. Не даст он мне покоя здесь, придётся уезжать, хоть и не хочется расставаться с прадедом и ворчуном-домовым. Но об этом действительно лучше подумать утром, на свежую голову. А сначала послушать, что старший родственник скажет, судя по его задумчивому взгляду, он уже начал что-то обмозговывать.
  Когда вернулась в дом, мне вручили кружку с травяным чаем, явно успокоительным. Принюхалась, точно: слабенький успокоительный сбор, просто чтобы сон глубоким и ровным. Против этого возражать не стала, день действительно выдался непростым, мозгу и телу нужен полноценный отдых. Выпив горячий ароматный напиток, я сонно поплелась в приготовленную мне комнатку. Упала на застеленную свежим бельём кровать и провалилась в сон, успев подумать: на этом новом месте точно нельзя предлагать жениху присниться невесте, а то ведь, не приведи Макошь, приснится - не отмашешься...
  ГЛАВА 19
  То ли из-за моего предусмотрительного незагадывания, то ли в силу технической невозможности, но в первую ночь в этом сказочном мире мой сон не тревожили никакие женихи - ни рыжие, ни другой масти. Или я так крепко спала, что не помнила увиденное. В этом случае могу сказать одно: коль уж в памяти не зацепился, значит впечатления не произвёл. Хотя сомневаюсь, что вторжение князюшки в мой сон прошло бы столь бесцветно и незаметно.
  Крепко проспав всю ночь, я проснулась, когда солнце уже поднялось. Но разбудили меня вовсе не его лучи, светившие в окошко, а аромат свежей выпечки, вкусным облаком плывший по дому и проникавший повсюду. Я резво вскочила с постели, сделала несколько разминочных движений руками ногами, потягиваний-прогибов. Хорошо-то как! Шустро оделась и отправилась за завтраком, используя усиливающийся вкусный запах как путеводную нить. И меня ничуть не расстроило, что Ариадна оказалась метр в прыжке и с густой бородой. На взгляд оголодавшей переселенки, Барма, вынимавший румяный пирог с мясной начинкой из печи, был намного красивее какой-то там внучки Зевса с клубком ниток. Мысль о том, как здесь обстоят дела с античными богами, исчезла, не успев до конца сформулироваться - Бармуша уже привычно ворчливым голоском отправил меня умываться, наказав не мешкать, мол, всё уже на столе, горячее и вкусное. Верю-верю. И задерживаться уж точно не стану, голод не тётка, пирожка не подаст, в отличие от хозяйственного домового. Ещё напрягало, что у стола крутился Наглый (явно кормленный, но всё равно волновавшийся при виде еды), то есть моя порция могла волшебным образом уменьшиться. Я была против такого развития событий.
  Посетив удобства и умывальню в небольшой пристройке, я ещё раз подивилась несовпадению здешней реальности с моими представлениями о жизни в Беловодье. Когда меня вчера сначала просветил Барма, а потом кое-что разъяснил прадед, у меня был шок: в Китеже были и центральный водопровод, и даже центральная канализация! Конечно, не такие, как в моём мире, но всё же. И если с водопроводом ещё можно было предположить что-то (вода же кругом!), то на тёплый клозет рассчитывать не приходилось. А вот поди ж ты.
   Дедуля рассказал, что город резко разросся лет шестьдесят назад, население увеличилось чуть ли не в два раза. Дед Ярополка, опасаясь, что от нечистот пострадает остров, да и само озеро загрязнится, дал задание решить назревающую проблему умельцам из Ремесленной слободы. Они как раз незадолго до этого соорудили первые ветки водопровода и устройство, которое благодаря сочетанию механики и магии гнало воду из озера по трубам под напором.
  Покумекав, мастера додумались не только до подземных канализационных каналов, в которые можно было сделать врезки из каждого подворья, но и до очистных сооружений, так как спускать всё в неизменном виде в озеро означало превратить его в вонючее болото. А через несколько лет мастера осчастливили Беловодье и конструкцией 'седального места', то бишь местным аналогом унитаза с подведенной проточной водой. Коллеги дедули из Лекарской слободы поддержали это изобретение, позволявшее обустроить теплый и гигиеничный туалет. Эти деятели, по сути заменявшие здесь Минздрав, оказались очень продвинутыми и быстро смекнули, как это уменьшит число многих заболеваний, особенно гинекологических, а, следовательно, и количество недоношенных беременностей и тяжёлых родов. Постепенно почти во всех более или менее крупных городах появились и водопровод, и канализация, благодаря чему последние лет двадцать эпидемии в Беловодье стали редкостью.
  Я вчера только на всякий случай уточнила, не использовался ли свинец в обустройстве водопровода. Дед удивлённо посмотрел на меня и сказал, дескать, разве ж можно, чтоб такая отрава, как свинец, соприкасалась с питьевой водой и пищей. Всё-таки правильно бабушка говорила, что здешнюю жизнь нельзя чётко соотнести с какой-либо эпохой земной истории. Оказалось, что объём накопленных местными исследователями знаний очень даже внушительный, только с техникой не сложилось. Её по большей части здесь заменяет магия, при этом притормаживая технический прогресс. Хотя вчера Барма, например, расспрашивал прадеда о 'паровом движителе', который пытались соорудить два брата-кузнеца из Медногорского удела (это, по-моему, Уральские горы, здесь называемые Малахитовыми).
  Прокручивая всё услышанное вчера, я параллельно с умыванием и чисткой зубов обдумывала, о чем ещё нужно расспросить прадеда и домового. И надо будет разобраться с местным временем, отмеряемым компактным вариантом клепсидры с магической составляющей - часомером. Насколько я поняла, в сутках здесь шестнадцать часов, хотя сами сутки по длительности совпадают с земными. То есть один местный час в полтора раза длиннее земного. Да ещё деление этого удлинённого часа на части и доли, которые сложно соотнести с привычными мне минутами и секундами.
  В итоге в умывальной я успела стольким забить себе голову, что к столу пришла в глубокой задумчивости. Села перед тарелкой и, не выходя из этого отрешённого состояния, едва замечая суетящегося рядом со мной Барму, что-то ела, что-то пила. Очнулась я, когда хлопнула входная дверь и раздался голос прадеда. Посмотрела на оставшуюся половину пирога на блюде и почувствовала, что с исчезнувшей половинкой был перебор. Отхлебнув шиповниковый отвар на меду, я услышала, как домовой отчитывается хозяину, что правнучка уже на ногах, умытая, накормленная, только уж больно задумчивая и невесёлая. Последнее Барма произнёс дрогнувшим голоском, и так жалобно это прозвучало, что мне стало стыдно: заставила бедного домового волноваться попусту. Пойду-ка, успокою страдальца, и прадеду доброго утра пожелаю. А кстати, куда он с утра пораньше ходил?
  Особо далеко идти с вопросами не пришлось - я даже вылезти из-за стола не успела, как прадед вошёл в горницу. Подошёл ко мне, пожелал доброго утра и как-то привычно, словно делал это каждое утро, поцеловал меня в макушку. Хотя это вполне объяснимо: для него привычно - он, наверняка, так же целовал мою бабушку в детстве, я тоже привыкла получать чмок в макушку от папы по утрам, а прадеда я практически сразу стала воспринимать как родного человека.
  Выглядел прадед сосредоточенным, но не расстроенным. Это уже обнадёживало, но я всё же спросила:
  - Деда, всё хорошо? Или уже не очень?
  - Не пугайся, Ярославушка, - губы прадеда тронула лёгкая улыбка, - не так уж всё страшно. Ищут тебя, не без этого, но не в открытую. Так, слыхал, как на рынке торговок расспрашивали о девице, росту невеликого, златокосой и темноглазой. И всё так вскользь, словно ненароком. Но раз девицу ищут, глаз за мужскую одежду вряд ли зацепится. Князь-то тебя в ней не видел. Так что вывезти тебя из города сложности великой не составит.
  Прадед, прищурившись смотрел в стену, словно складывая в уме картинку из кусочков-паззлов, сосредоточенно подгоняя один к другому, и не обратил внимание как наши с Бармой лица изменились при его словах. Если домовой, услышав о необходимости отъезда, просто пригорюнился, то я вспомнила, что самое приличное, в чём меня князь видел, это тонкая ночная сорочка, и почувствовала, как загорелись щёки.
  К счастью, прадед занялся повторением моего подвига по уничтожению половины пирога без отрыва от сложных умопостроений, и на мой жаркий румянец внимания не обратил. Барме тоже было не до моих цветоперемен. Он был занят двумя делами сразу: горевал и подливал хозяину отвар шиповника, чтобы пирожок легче глотался.
  Когда прадед пришёл к финишу и с пирогом, и с размышлениями, он изложил свой план. Не желая оставлять новообретённую правнучку среди незнакомых людей, он решил отвезти меня в городок Опалиху, что в Московинском уделе. Там жил его воспитанник, которого он подобрал через несколько лет после пропажи дочери. На востоке Беловодья в тот год в нескольких городах и селах прокатился мор, то есть эпидемия. Лекарей, травников и знахарей со всего Беловодья отправили на подмогу местным врачевателям. В одной деревеньке, вымершей больше, чем наполовину, он и нашёл тринадцатилетнего Тихомира. Зашёл в очередной дом проверить, есть кто живой, нашёл там пять трупов и еле дышавшего мальчишку. Едва-едва теплилась в нём жизнь, одной ногой уже на тот свет шагнул, но Добромил его выходил и оставил у себя. Парень вырос, стал искусным резчиком по дереву. Только на месте ему не сиделось, поехал у мастера в Московии поучиться, да так в том уделе и остался там: девушку встретил, влюбился. К приёмному отцу приехал только в гости, жену молодую показать, а потом уехал в родной городок жены, ту самую Опалиху, дом большой отстроил в понравившемся месте. И теперь прадед регулярно ездит к ним, и в гости, и по делам - Дарёна, жена Тихомира, оказалась знатной травницей, толковой и аккуратной. Прадед стал пополнять свои запасы у неё. По сети переходов там получалось несколько часов езды, а травы и снадобья от Дарёны такого качества были, что коллеги прадеда стали передавать с ним свои заказы. Как раз в ближайшие дни он собирался в очередной раз в Опалиху. И решил меня отвезти туда, сочтя, что городок хоть и не слишком большой, но и не маленький, где меня сразу приметят. А поскольку там регулярно большие ярмарки устраиваются, для местных приезд нового человека событием года не становится.
  Обговорив детали, мы пришли к выводу, усилившему тоску Бармуши: отъезд лучше не откладывать, и отправиться завтра утром, пораньше. Прадед, волнуясь за меня, готов был хоть вечером выдвинуться, мол, заночевать можно будет на постоялом дворе, у точки перехода. Но мне нужно было забрать рюкзак, спрятанный на берегу.
  ГЛАВА 20
  Оказалось, что вчера мне просто очень повезло провести большую часть дня с прадедом. Сегодня же временное затишье в его доме закончилось. Сначала, сменяя друг друга, шли пациенты, потом пару часов у него отняли ученики. Не желая попасться никому на глаза, я после завтрака предусмотрительно укрылась в примыкавшей к баньке комнате, где у деда хранились запасы трав и снадобий. Обедом и полдником меня обеспечил заботливый домовой, чуть ли не ежечасно забегавший меня проведать.
  Но скучать мне особо не пришлось: я воспользовалась разрешением прадеда похозяйничать в этом аптекарском раю. Благо всё необходимое - посуда, инструменты, сырье - было аккуратно расставлено и разложено на полках. Когда бутыль с полуфабрикатом вытяжки для лечения кишечных инфекций отправилась настаиваться в тёмный угол, а болеутоляющая мазь была разложена по керамическим горшочкам с притертыми крышечками, я решила вспомнить уроки бабушки по теории магии и попробовала применить кое-что на практике. Как бабушка и предполагала, перемещение в Беловодье положительно сказалось на моих возможностях: мне удалось простое плетение вокруг кружки чая, которое одновременно хранило тепло и позволяло удерживать ёмкость в ладонях, не обжигаясь. Плетение простое, но не скажу, что далось оно мне легко. И попыхтеть пришлось, и само 'кружево' выглядело не столь изящным, как, например, на посудине со льдом, в котором хранилась какая-то настойка, требовавшая холода. Зато подпитать тускнеющее плетение этого магического термоса мне удалось очень легко.
  Во время всех этих экспериментов компанию мне составлял Наглый. Правда, делал он это не очень-то убедительно, потому что бессовестно дрых почти всё время, изредка, приоткрывал глаза, чтобы полюбоваться, как привычными движениями хозяйка что-то растирает в ступке, или как менее уверенно, если не сказать коряво, сплетает ниточки магических потоков. Убедившись, что съестного эта самая хозяйка ничего не сотворила, зевал во всю пасть и снова засыпал.
  Прадеда я увидела уже ближе к вечеру, когда поток визитёров иссяк, и я вернулась в избу.
  - Тут ребятишки мои шептались, - поделился со мной новостями прадед, - видели, что князь вчера на закате опять на капище ездил. Вернулся уже по темноте. Что-то найти надеялся...
  - Надежды юношей питают, - фыркнула я. - Неужто он рассчитывал, что я передумаю и буду ждать его там весь день?
  - Это вряд ли. Как бы там ни было, княже наш молод, но совсем не глуп, совсем...
  Я не стала спорить, лишь неопределённо повела плечами: хитросделанность не всегда означает наличие большого ума, и всё же утверждать что-либо по этому поводу пока не буду.
  Но тут меня встревожила одна мысль:
  - Я, надеюсь, он каждый вечер туда прогуливаться не будет?
  - Сегодня он точно допоздна в тереме будет - к нему посланцы из Персии прибыли, будут опять о Хвалынском море речь вести. Всё хотят нас оттуда подвинуть или хотя бы договор повыгодней заключить. Только княже им особо уступать не намерен: ни камни защитные двигать не собирается, ни горючу воду за бесценок отдавать. Но и разругиваться с ними тоже негоже - торгуем много. Так что сегодня ему не до тебя будет, - успокоил меня прадед.
  Выслушав его, я попыталась перевести сказанное им в доступные для меня категории. Хвалынское море это ж вроде как Каспий? А 'горюча вода' - это нефть, наверное? Я только головой покачала: ишь ты, и в этом сказочном мире идёт борьба за энергоресурсы. Ну что ж, могу пожелать удачи князюшке в отстаивании государственных интересов, причём с чистым сердцем: я ведь ни Беловодью зла не хочу, ни самому князю. Лишь бы он подальше от меня был. Кстати, о государстве...
  - Деда, а почему Беловодье до сих пор княжеством называется? В моём мире такое большое государство уже царством или империей нарекли бы.
  - Да как-то и не задумывались... У нас же ничего особо не менялось, только число уделов прирастало. А остальное как было, так и осталось: в уделах наместники правят, и над ними князь китежградский, защита всему, - просто пояснил прадед.
  Да, похоже, здесь звание князь несколько иное, чем в моём мире. По интонациям прадеда, я ощутила, что в это понятие вкладывается более глубокий смысл, не совсем понятный мне. Нет, князь в Беловодье не просто правитель, он гораздо важнее, значимее. От осознания этого я поёжилась и ещё сильнее захотела оказаться подальше отсюда. Ведь, если меня Ярополк всерьёз под венец потянет, люди (да и нелюди, наверное, тоже) не поймут, чего дура-девка сопротивляется честным намерениям самого князя.
  После ужина я резво вскочила, желая поскорее отправиться за своим имуществом. Но прадед с легкой укоризной во взгляде охладил мой пыл: мол, после еды так резко срываться с места в карьер вредно, да и подождать немного придётся. Я сначала не поняла, чего или кого ждать надо? Оказалось, во время утреннего променада прадед успел купить для меня лошадь и отвёл её к знакомому кузнецу подковать. Тот сразу заняться ею не мог, но пообещал, что сделает всё попозже, а вечером подмастерье приведёт лошадь к хозяину, дабы тот не отвлекался и не мотался туда-сюда. Подозреваю, что когда-то у кузнеца или его домочадцев были проблемы со здоровьем...
  Долго ждать не пришлось: только начало смеркаться, как появился обещанный подмастерье, доставивший нам некрупную соловую кобылку, уже в узде и под седлом. Лошадка была явно не из гордых породистых скакунов, но ухоженная, крепенькая и, судя по добродушно-флегматичным янтарным глазам под густой светлой чёлкой, спокойная. В общем, именно то, что мне надо. И кличка Златка очень подходила ей.
  Прадед вывел своего гнедого мерина из небольшой конюшни на два стойла, и мы отправились добывать моё имущество, оставив Наглого под опекой Бармы. Отдельным везением было то, что удалось проехаться по пустым улицам: время ужина, все по домам. Да и прадед, как я поняла по нашему зигзагообразному маршруту, специально выбирал такие улочки.
  Минут через двадцать бодрой рыси мы подъезжали к капищу. Спешившись, я на всякий случай быстро огляделась, убедилась, что вокруг безлюдно, и бодро направилась к берегу, прадед шёл в нескольких шагах от меня. Моё целеустремленное шествие к нужной точке на секунду застопорилось: на каком-то шаге мне на мгновение показалось, что нога зацепилась за слабо натянутую тонкую нить. Я озадаченно посмотрела вниз. Ничего. И ощущение, только появившись, моментально исчезло. Наверное, травинку зацепила, растительность на поляне густая, довольно высокая. Убедившись, что всё в порядке, двинулась дальше.
  Заветная расщелина отдала мой багаж без особых проблем. Но выползать из неё пришлось осторожнее, так как выступ перед ней не так уж велик. Аккуратно вытянув рюкзак, передала его прадеду. Он с легкостью втащил его наверх, и так же, без особых усилий помог взобраться мне. Но когда он наклонился, чтобы забрать рюкзак, вдруг испуганно всхрапнули и вскинулись лошади, до этого спокойно стоявшие там, где мы их оставили.
  Прадед непонимающе нахмурился и поспешил к нашим скакунам, явно опасаясь, что они могут куда-нибудь рвануть без нас. Пока он успокаивал и привязывал их к подходящим деревцам, я отряхнула рюкзак и вскинула его на спину. Десяток метров я и сама смогу его пронести. Но стоило мне сделать несколько шагов по траве, как опять едва ощутимо зацепилась ногой за что-то. Но высматривать это 'что-то' я в этот раз не стала - уже было не до того. Вокруг меня, очертив большой прямоугольник, вспыхнула ажурная стена. Божечки ж мои, сколько всего там было накручено! Судя по 'узорам', мне было бы проще прорваться через метровый слой бетона, армированный стальной сеткой. Хоть эта стеночка после мгновенной вспышки во время активации и престала быть видимой для обычного зрения, но я уже знала, что искать, и смотрела иначе. Плетение вызывало одновременно и досаду на такого глупое попадание в капкан, и восхищение ювелирной сложностью и количеством силы, влитой в него. Мне до такого тренироваться и тренироваться, и то не факт, что сумею что-то подобное воспроизвести. Можно, конечно, за помощью к автору обратиться, благо определить его совсем нетрудно: уж очень знакомое свечение с медно-огненными переливами.
  Прадед, обернувшийся уже после появления ловушки, поначалу кинулся ко мне, но стена, спружинив, откинула его назад. К счастью, откинула мягко: он, чуть пошатнувшись, только отступил на пару шагов назад, и теперь растерянно смотрел на меня. Я подошла к видимой в 'магическом спектре' ловушке и тронула её рукой. Плотная и теплая.
  - Что же развернуло эту ловушку? - озадаченно спросил прадед.
  - Похоже это я сделала, - пришлось мне покаяться. - Я когда к берегу шла, ногой зацепилась за что-то, подумала, что в траве запуталась, а на обратном пути опять зацепилась и... вот, - я с некоторым испугом осмотрела свою клетку.
  - Я ж никаких чар здесь не чуял, - нахмурился прадед, - только сила чистая, без плетений. Но здесь всегда так, капище рядом, от него сила волной исходит.
  - А разве такое возможно, чтоб на ровном месте вот это выросло? - я смотрела на него округлившимися глазами.
  - Ну, сигналка почти немагическая, без плетения, просто ниточка, к углам тянувшаяся. Видно, была на кровь настроена...
  Я чуть не застонала в голос при этих словах: княже, сколько ж мне будет та злополучная ночь аукаться-то? На сколько лабораторных образцов тебе ещё хватит моей кровушки, упырь рыжий?
  -...А с плетением совсем затейливо получилось. Это ж надо было чары навести, потом тихонько силу оттянуть, не нарушив само плетение. В него-то, ровно метал раскалённый в изложницу, можно потом залить силу из другого источника. Я о таком только слыхал, не знал, что нашему князю такое под силу, - в голосе прадеда послышалось невольное восхищение.
  Озаренная спасительной мыслью, я скинула рюкзак и рванула вдоль границы своей ловушки, немаленькой, кстати: метров десять в поперечнике, в длину не меньше тридцати. Заботливый княже предоставил мне клетку практически с 'удобствами', предусмотрел, что мне возможно здесь придётся не один час просидеть, и густые кусты в одном краю к моим услугам, и родничок в другом. Обежав всё по периметру, я узоры-переплетения осмотрела. В основании каждого из четырех углов, как и ожидала, обнаружила по крупному камню с остаточным магическим фоном. Из них-то сила и вливалась в опустевшее плетение. Осталось кое-какие догадки проверить.
  Вернувшись к рюкзаку, я занялась экспериментами: подняла веточку и бросила в 'стенку'. Прошла, словно и не было преграды, упала рядом с прадедом.
  - Деда, - попросила я, - брось ветку ко мне.
  Прадед, явно не понимая моих действий, всё же сделал то, что я просила. Ага, в этот раз фокус не удался - веточка свалилась по ту сторону границы.
  Я свела воедино то, что выяснила о княжеском капкане: я не могу выйти за его пределы, зато предметы стенка наружу пропускает. Внутрь не пропускает ничего и никого, точнее, почти никого: если не ошибаюсь, вот те завитки являются знаком хозяина, они позволят создателю этого творения ходить туда-сюда, не замечая препятствия.
  - Деда, как долго это плетение продержится? - поинтересовалась я, затруднившись оценить количество влитой в ловушку силы.
  - К рассвету иссякнет, - после секундной заминки ответил прадед.
  К рассвету? Замечательно. Вытащить меня отсюда сразу у князя не получится: стеночка прочная и без 'выключателя'. Не стал он вплетать сюда структуру, позволившую бы ему за секунду развеять чары: то ли не подумал, то ли напирал на надёжность в первую очередь ('выключатель', нарушив ритмичность узора, уменьшил бы прочность плетения, да и сам бы образовал точку уязвимости).
  Что ж, княже вряд ли бросится проверять столь надёжные силки прямо сейчас. Скорее всего, он спокойно доделает свои дела и потом уж отправится извлекать из ловушки неразумную канарейку. А у меня есть время воплотить в реальность возникший в моей голове план. Довольно отчаянный, если не сказать дурацкий. Но попытка не пытка в данном случае. А других шансов может и не быть.
  Я кинулась шерстить рюкзак. Так, в этом кармане аптечка с таблетками. А в этом берестяной чемоданчик, в который аккуратно уложены мешочки с травяными сборами. Нам нужно вот это, это и это.
  Прадед молчаливо наблюдал за извлечением необходимых ингредиентов, термостаканов, плоского армейского котелка, и разборной треноги. Я, разложив эти сокровища перед собой, задумалась, не понадобится ли мне ещё что. О, вспомнила! Из потайного кармана достала комок плащёвки, превращавшийся в объёмистую котомку (свою-то я оставила притороченной к седлу). И последний штрих: появление на белый свет из основного отделения моих любимых джинсов.
  - Деда, отвернись, пожалуйста, - немного смутившись, попросила я.
  Глаза прадеда округлились при виде потёртых тёмно-синих штанов, но просьбу мою выполнил. Я быстро сменила просторные льняные штаны на плотно севшие джинсы и почувствовала себя спокойнее: не пояс целомудрия, но всё же пуговицы-болты и металлическая молния затруднят доступ к телу, если что.
  - Деда, - позвала я, лихорадочно запаковывая рюкзак, - я тебе отдам вещи, забери их домой. И Златку уводи. Если у меня всё получится, я приду рано утром, и мы уедем. Приготовьте мне одёжку женскую, неброскую, размер побольше...
  - А если не получится? - спросил прадед, поднимая выпихнутый из ловушки рюкзак.
  - Тогда у вас появится очень злая княгиня, - засмеялась я. - А у князя начнётся череда мелких неудач, типа царапин на лице или несварения желудка. Но будем надеяться, что князю повезёт, и эти напасти обойдут его стороной. Поезжай, деда. Не хочу, чтобы князь тебя увидел.
  - Боги да не оставят тебя без удачи, Ярославушка! - произнёс прадед вместо прощания.
  Я посмотрела вслед ему и вздохнула: если удача, дарованная богами Беловодья, будет такого же качества, как и всё остальное свалившееся на меня 'счастье' местного производства, то лучше не надо, я уж как-нибудь сама выгребу.
  ГЛАВА 21
  Княже появился, когда небо совсем потемнело, и ярко светившие Доля с Недолей стали сближаться. Я уже почти достигла нирваны, лежа на спине на охапке травы и наблюдая за неторопливым движением ночных светил в чернильной синеве неба. Магия перехода вечера в ночь зачаровывала, погружала в состояние неги. Блаженствуя, я заложила руки под голову и прислушивалась к уютному потрескиванию веток в небольшом костерке, к соловьиным трелям на фоне нежного стрекотания сверчков и приглушённого плеска воды в озере. Но всё это продолжалось ровно до того момента, как со стороны леса донесся гулкий цокот копыт, разрушивший очарование наступающей ночи.
  Вставать не хотелось. Но поскольку вечер начал портиться, пришлось хотя бы сесть, дабы не провоцировать князя на дурные мысли. Хотя ему для этих самых мыслей дополнительных стимулов, похоже, не требуется, он талантливый, сам справляется. Я сидела, подтянув колени к груди, и задумчиво созерцала, как, освещая себе дорогу факелами с закреплёнными на них 'солнечными' кристаллами, из темноты вынырнули три всадника. Впереди ехал князь на рослом вороном коне, отставая от него на корпус, позади следовали два воина, видимо, охрана.
  Княже легко спрыгнул с коня, пружинистым шагом подошёл к моей ловушке. Едва мазнув по мне взглядом, гораздо внимательнее он осмотрел своё творение, словно проверяя его и прикидывая какие-то варианты. Ну да, всё прочно, на совесть, только вытащить меня из этой клетки, пока не истощатся напитанные силой чары, нет возможности. Один вариант, правда, есть: шарахнуть сырой силой по узлам плетения. У князя, думаю, мощи хватит для этого, но я очень надеюсь, что он не пойдет этим путем, поскольку так можно повредить не только наколдованную стенку, но и меня. Ведь князь меня ловил не для того, чтоб разнести одним ударом на мелкие кусочки и удобрить эту полянку. Я почти уверена в этом. Вот из-за этого 'почти' я немного мандражировала, пока княже не закончил осмотр. У меня даже от сердца отлегло, когда он, всё так же игнорируя меня, вернулся к сопровождающим и что-то приказал им. Что именно, я не расслышала, но эти несколько слов, брошенных Ярополком, вызвали у его охраны какие-то возражения. Выслушав своих воинов, князь ответил более многословно, но из сказанного им разобрала я только полную раздражения фразу:
  - А Велимудру скажите, что поутру приеду, невесту привезу!
  Бȯльшую часть его спича я не расслышала, но тон у князя был такой, что сопровождающие спорить больше не решились и, развернув коней, уехали. А Ярополк привязал своего скакуна к деревцу, снял переметные сумы и двинулся ко мне. Без усилий преодолев собственноручно созданное плетение, князь подошёл ко мне и впервые с момента появления на берегу посмотрел на меня пристально. Молча. А я тоже внимательно рассматривала стоящего передо мной мужчину. Красивый, этого не отнять. Черный, лишённый каких-либо украшений, но хорошо подогнанный по фигуре кафтан, подчёркивал стать князя. Поневоле залюбуешься.
   Вставать я не спешила, равно как и вопрошать, точно Царевна-Лебедь: 'Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что ж ты тих, как день ненастный?' Хотя какой там 'день ненастный'! Сияет, как новенький червонец: ухмыляется довольно, а в серых глазах светится торжество победителя. Нет, страшно мне не было. Но возникло стойкое ощущение, что в данный момент князь никаких чувств, вроде любви или страсти, ко мне не испытывает, главное для него то, что в итоге всё получилось по его желанию. Важна была не я сама, а факт поимки непокорной 'невесты'. И вряд ли мне сейчас грозило что-то страшнее повторения ночи на алтарном камне, к тому же, маловероятно, что сегодняшняя ночь окажется хуже первой. Только вот чувствовать себя охотничьим трофеем было не очень-то приятно. И мне вдруг стало так тоскливо, просто до слёз.
  Но долго потосковать не удалось: молниеносным движением князь поставил меня на ноги и поцеловал, сначала нежно, даже осторожно, постепенно усиливая напор, но всё же не позволяя крепким объятиям перерасти в грубое облапывание. Сопротивляться было бессмысленно, я предпочла получать удовольствие и поучаствовала в этом поцелуе. Когда он закончился, я, с трудом выровняв дыхание, решила прервать молчание:
  - И тебе доброго вечера, княже...
  - Ну, здравствуй, жар-птица моя, долгожданная, - ответил князь, довольно щурясь и не спеша выпускать меня из рук.
  - Косточки не переломай жар-птице на радостях, княже, - намекнула я на то, что Ярополку стоило бы ослабить хватку, а лучше вообще руки убрать.
  Как ни странно, князь перевыполнил мои ожидания и отпустил меня. Но вид у него был, как у кота, играющего с мышкой, поэтому обманываться его покладистостью я не стала. Настороженно глядя на него, отступила на шаг и спросила:
  - Я как раз чай собиралась пить. Не желаешь ко мне присоединиться?
  - Почему бы и нет? - вальяжно ответил Ярополк, удобно устраиваясь на моей лежанке. - Угощай, хозяюшка.
  Напряжение сразу же стало спадать. Я наполнила термостаканы горячим настоем, один подала князю и присела рядышком. Что-то слишком доверчив княже, подумалось мне. Но эта мысль тут же исчезла, когда князь сделал пасс рукой над дымящейся ароматным паром посудиной и довольно кивнул, глядя, как вспыхнул зелёным перстень на среднем пальце. Детектор ядов? Я отхлебнула душистый настой и улыбнулась своим мыслям: нет здесь яда, дорогой, даже магии нет, только травки с легким успокаивающим действием. Правда, две из них, заваренные вместе, дают сильный снотворный эффект. Но об этом я тебе не стану говорить. И о том, что таблетка кофеина, выпитая мной час назад, полностью нейтрализует их действие, тоже промолчу. Будем придерживаться правила: лишние знания - лишние горести. Сидит человек, пьет вкусный чай, представляет, как 'намстит' беглой невесте в ближайшие ночи, а может не только ночи. Вон как глаза светятся от предвкушения, когда на меня смотрит, аж огнем обжигает. Зачем портить человеку удовольствие. Я даже глаза опустила, двойной выгоды добиваясь: с одной стороны, выгляжу покладисто, с другой, скрываю от князя думки о том, что набежавший 'супружеский долг', вопреки его ожиданиям, не уменьшится, а будет прирастать до тех, пока он не задумается о его списании.
  Допив чай, Ярополк плавно перетёк в лежачее положение и устроил свою рыжую головушку у меня на коленях. Я даже расслабилась: ну лежит, ну щурится, как довольный жизнью хитрый котяра, но не трогает же... почти. Одна рука князя легонько оглаживала моё бедро, другая пока смирно лежала на траве. Из-за это расслабленности я и пропустила момент, когда князь, резко перекатившись на бок, вдруг подмял меня под себя. Я даже пискнуть не успела, хотя толку-то пищать в данной ситуации. Оставалось только смотреть на нависающего надо мной Ярополка, пытаясь предугадать, когда на него подействует чай, и что он успеет сделать до того, как заснёт. И то, что он только прижал меня собой к траве и зафиксировал мои руки над головой, но не спешил переходить к активным действиям, как-то не сильно обнадеживало. Сердце, и без того безбожно частившее, забилось ещё сильнее, когда вдруг губы Ярополка, а потом и язык прошлись по краю ушной раковины. Запомнил-таки, где у меня чувствительные точки. Но не ограничился этим: нежные неторопливые поцелуи коснулись не менее чувствительной шеи. Когда же кожа, обласканная губами князя, вдруг ощутила не болезненный, но всё же довольно чувствительный укус, я вздрогнула и попыталась освободиться.
  -Шшш, - едва слышно произнес Ярополк, - не дёргайся, я тебя не трону сегодня, потерплю до опочивальни.
  Но особо обрадоваться я не успела, как он продолжил, почти касаясь своими губами моих губ:
  - А вот уж там ты споёшь мне, моя жар-птица. Всю ночь петь будешь, я постараюсь, обещаю.
   Ответить мне не удалось: рот мне закрыли поцелуем, долгим, сладким поначалу и болезненно-горьким потом. Княже не поскупился показать свою страсть, наказывая за долгое ожидание. Уж не знаю, сдержался бы князь, как обещал, или нет, но тут начал действовать чай. Яростно терзавшие мой рот мужские губы становились всё менее настойчивыми, а княжье тело, обмякнув, ещё сильнее придавило меня к земле. Почувствовав на своей щеке ровное сонное дыхание Ярополка, я кое-как спихнула его с себя. Скатиться-то он скатился, но даже во сне продолжал меня обнимать. Пришлось поизображать из себя червячка, выползая из крепкого захвата князя.
  Оставшиеся четыре часа до рассвета я хотела провести подальше от спящего Ярополка. Поначалу это было несложно: погасила костерок, собрала вещички, на это ушло какое-то время. Но когда всё необходимое было сделано, я почувствовала усталость и начала подмерзать (с озера потянуло холодком). Промаявшись какое-то время, я плюнула на всё и устроилась под боком у князюшки. Он большой, тёплый, даже горячий, чего добру зазря пропадать. Пригрелась и подремала пару часиков. Ярополк больше не пытался во сне облапить покрепче, только слегка приобнял. Поэтому с подъёмом на рассвете проблем не возникло.
  Я наслаждалась звонким теньканьем утренних птах и наблюдала, как гаснет узорная сеть, отделявшая меня от свободы. Когда она стала полностью бесцветной, я подхватила свои вещи и легко шагнула через нее. Оглянувшись, я увидела, что прозрачная матрица заклинания всё ещё держится в воздухе. Да, княже, талантлив ты без меры в самых разных областях, этого отрицать не буду. Прикинув, что скоро сюда явится встревоженный отсутствием князя Велимудр, я решила увеличить себе фору и влила свою силу в пустое плетение. Засветившаяся мягким золотистым свечением ажурная стена побудет теперь для князя ловушкой и защитой одновременно. А ещё не даст Велимудру разбудить князя сразу. Силы у меня поменьше, чем у Ярополка, по крайней мере, пока, но часа три он ещё поспит без помех. А я как раз выскользну из Китеж-града.
  ГЛАВА 22
  Из сладкого сновидения Ярополка выдернула студёная родниковая вода, щедро выплеснутая ему в лицо. Молодой князь сел рывком и, утирая лицо рукавом, грозно пообещал:
  - Выпорю!
  - Кого?! - сердито отозвался невесть откуда взявшийся Велимудр.
  - Жену... - уже не столь сурово пробурчал Ярополк, пытаясь разлепить глаза и страдая от тупой боли в голове, но твёрдо решив не медлить с брачным обрядом: волхв тут, капище тоже рядышком. А потом... нет суровых мер к обретённой супруге принимать не собирался, даже если б это она его так разбудила, но чуточку припугнуть наперёд стоило.
  - Так ты тут всю ночь женился? - с непонятным ехидством спросил волхв. - Только на ком? Окромя вон той белки в орешнике боле особ женского роду не заметил.
  Князь, позабыв о гудящей голове, вскочил и заозирался. Пусто! Упорхнула жар-птица, даже памятного пера не оставила незадачливому птицелову. И давно уже опустела клетка: истаять плетение должно было на рассвете, а сейчас солнышко стояло высоко, чуть ли не на полдень намекая. Кинулся тут же Ярополк коня своего седлать, между делом пеняя волхву, что не мог тот раньше приехать да разбудить.
  - Да я тут уже с раннего утра кукую, - спокойно ответил Велимудр, - только подойти к тебе не мог, уж больно ты знатную защиту накрутил.
  - А куда ж Ярослава подевалась? - рявкнул князь, запрыгивая в седло. - Просочилась сквозь мою защиту? И не должна была она столько продержаться...
  - Так в защите этой из твоего только узоры оставались, а силой чужой напитана была.
  - Покричал бы, позвал... - не унимался князь, трогаясь в путь.
  - Княже, ты меня за дурака-то не держи, - чуть повысил голос последовавший за Ярополком волхв, - чуть не осип, пока пытался до тебя докричаться. Только уж больно крепко спалось тебе. Ишь, как утомила тебя женитьба.
  - Странно, - задумчиво сказал Ярополк, немного успокаиваясь, - я же по утрам с рассветом встаю. И ежели не в своей опочивальне засыпаю, сплю чутко, вполглаза... Неужто от чая того так повело? Но там же ни ядов, ни сильных трав, ни магии не было ни капельки. Да и она пила его вместе со мной.
  - Княже, княже, - покачал головой волхв, - травки ведь тоже умеючи можно заварить, и это, видно, не единственный секрет у зазнобы твоей. Отравы не было, но сонное зелье знатное у неё получилось: не разбуди я тебя, ты бы до полудня точно проспал, но встал бы без больной головы. А так пришлось пораньше потревожить, насильно сон согнать. В терем приедем - подлечу.
  - Не до того, к страже на мост и на переправу первым делом! - скомандовал князь, заставляя коня перейти со спокойной рыси в галоп.
  
  ***
  В тереме в тот день княже появился только к обеду, злой от голода, больной головы и неудачных поисков. Стража на мосту поутру рано молодых девиц не видела, отроков, подходящих по телосложению и описанию, двое мелькнуло, но оба оказались купеческими сыновьями-погодками, ехавшими с отцом. Князь готов был броситься вдогонку, дабы убедиться, что ни один из них не являлся переодетой девицей, но старший стражник в сегодняшней смене хорошо знал и купца, и сыновей, поэтому княжья надежда быстро найти упорхнувшую жар-птицу умерла, едва родившись.
  Паромщики тоже не порадовали: с утра перевозили только взрослых мужиков да трёх баб: две были совсем в почтенном возрасте, третья же хоть и молодая, но рыжая, конопатая, круглобокая, и к тому ж сильно в тягости. И то паромщикам запомнилась не столько она, неуклюжая, с испуганной улыбкой на круглощеком конопатом лице, сколько здоровенный рыжий кот, с важным видом сидевший в её корзине.
  И снова притихла теремная челядь, стараясь не попадаться на глаза молодому князю. Вроде и не самодурствовал он никогда, не посылал слуг да дружинников под плети по каждой мелкой провинности, будучи не в духе, но уж больно не по себе становилось людям от взгляда суровых княжеских очей, пугающих невесть откуда появляющимся стальным отблеском. Только волхву была нипочём княжья ярость, чему никто не удивлялся. Велимудр ещё юного княжича уму-разуму учил, в волшбе и чарах наставлял, да и после ранней гибели его родителей отеческой заботой подросшего князя не оставил.
  А вот остальным подальше от князя быть хотелось. Даже у послов, людей бывалых, много повидавших, от тяжёлого взгляда непривычно немногословного князя по хребту морозцем прихватывало так, что желание на чём-то настаивать испарялось, как роса под полуденным солнцем. А уж о простых прислужниках и говорить нечего... Одно радовало: хоть князь и хмур, как небо перед метелью, но волхв спокоен и не тревожится, значит не так уж всё и страшно.
  А княже, не представляя в полной мере, какой жути он на всех нагнал, только немного удивился, что посланцы шаханшаха персидского как-то азарт в переговорах потеряли, на новых встречах пока не настаивали. Но это и к лучшему - не мешали князю голову ломать, угадывая в какую сторону птичка иномирная улетела. По городу уже вдоль и поперёк верные люди прочесали, тихо, осторожно, шума не привлекая - не нашли следов. Из необычного только и нашли мужичка, рассказывающего друзьям-соседям, что несколько дней назад поутру невидимку встретил. Да и тут промашка вышла: жена его всю необычность быстро развеяла, мол, возвращаясь поутру из кабака, не только с невидимкой столкнуться можешь, а и много всего причудливого и непонятного увидеть умудришься.
  Как же радовался княже несколько дней назад, след найдя на берегу у капища. Не зря поехал туда ещё раз вечером, походил, покрутился, вспомнил, как мальчишкой прятался в расщелинах гранитных. Осмотрел всё, до чего смог дотянуться, и нашёл, нашёл ведь. От радости аж сердце забилось, когда увидел припрятанный мешок походный, явно нездешний по виду. Только дотянуться до него не получалось. Вырос княже сильно да в плечах раздался с тех пор, как лазил здесь. Думал сначала арканом начарованным зацепить, но потом решил силу попусту не тратить, не мешок же ему ловить надо, а его хозяйку.
  И дальше так славно всё складывалось: ловушка сработала, птичка попалась. Вот она уже была в его руках, теплая, трепещущая. И снова можно было обнимать её, смотреть в глаза, темные, словно у лани, только вместо кротости - отсветы костра в их глубине. И нравилось князю, до одури нравилось, что не походила она на загнанную в капкан добычу, спокойно глядела глаза в глаза, с достоинством предлагала чай тот треклятый, будто Ярополк в гости к ней зашёл, а не ловушку свою проверить явился.
  Но сильно не понравилось, как отчаянно вырывалась она потом, неожиданно обжигая душу какой-то тоской безысходной. Самому тошно стало: девок, имени которых и не вспомнить порой, на шёлковых простынях ласкал, а ту, которую ждал, при воспоминании о которой ныли и душа, и тело, под кустом орешника укладывает. Неужто одну ночь продержаться не в силах, чтобы завтра сделать её княгиней и на законных правах ввести в опочивальню. А уж там-то, неспешно, растягивая удовольствие, на словах рассказать и на деле показать, как он заждался свою жар-птицу...
  Ярополк в который раз уже за прошедшие три дня до боли треснул кулаком, не разбирая, по чему-то твердому, снова и снова вспоминая ту ночь, когда проворонил уже гревшую руки добычу. В какой стороне искать её? Словно сквозь землю провалилась!
  Ведь и окрестные сёла объехали, никого не нашли. Даже на постоялый двор у путевого камня заглянули - пусто, хозяин обстоятельно поведал про два купеческих каравана, что поутру в дорогу отправились - один к Ладоге, другой к Малахитовым горам. Не ведал только князь, что про всех купцов тот хозяин рассказал, а вот про старого знакомца Добромила, что в Московию поехал родню проведать, забыл. Ну, как забыл, в голову не пришло: Добромил всегда в эту пору туда направлялся. А что оплатил дорогу за двоих, так хозяин, даже и не пересчитывая монеты, ссыпал в ларец, и сколько лекарь взял камешков дорожных, не приглядывался. Занят был с купцами, норовившими обсчитать его, а за лекарем приглядывать смысла не было - все в округе знали, что человека честнее и совестливее Добромила Милосерда ещё найти надо.
  
  ГЛАВА 23
  
  Мерно покачиваясь в такт движениям неторопливо рысящей Златки, я вслушивалась в шум леса, приглушаемый перемещением по 'подпространственному туннелю'. Поначалу было неуютно от звуков, доносящихся словно сквозь слой ваты, вязнущих в окружающем воздухе, но постепенно я освоилась и уже особо не обращала на это внимания. Это всё были мелочи по сравнению с утром.
  Мне до сих пор не верилось, что я смогла провернуть такое. Никогда не страдала склонностью к авантюрам, но сегодня меня несло. Как вспомню своё преображение в беременную, неповоротливо-толстую молодку, сама себе удивляюсь. Волосы, полностью скрытые под серым платком, густо нарисованные веснушки на щеках, раздувшихся от ватных шариков за дёснами, брови, подведённые тем же карандашом для рисовки веснушек, сделали меня для всех рыжей. По крайне мере, паромщик, поторапливая меня, гудел хриплым простуженным басом: 'Не боись, рыжая, свезем на тот берег, даже не покачнем. Вон на котейку своего глянь, не трусит, ровно боярин важный разлёгся'.
  Везение не оставило меня и потом, когда я от остальных пассажиров тихонько смогла приотстать, да в лесок завернуть. А уже там дождалась прадеда, приведшего Златку с навьюченным на нее рюкзаком. Но подъезжая к постоялому двору, я опять задёргалась: а что если Ярополк умудрился выбраться из ловушки и успел устроить здесь засаду? Потом мысленно шикнула на себя, заставляя успокоиться. Самое страшное, что мне грозит, это княжеская опочивальня и князь, злой и жаждущий продолжения ночных забав. Не смертельно, в общем. Поэтому сердце не надрываем, а ждём прадеда рядом с постоялым двором и надеемся на лучшее.
  К счастью, страхи мои не оправдались, и вскоре мы с прадедом оказались у камня с выбитыми надписями и стрелками. Приложив к серой гранитной поверхности обсидиановый камешек, купленный на постоялом дворе, я с интересом наблюдала, как темная капля погружается в камень, словно растворяясь в нём. А дальше было ещё занимательнее: воздух за камнем сгустился, а потом стал похож на оболочку мыльного пузыря. Я тронула лошадь, заставив её пройти сквозь переливчатую плёнку. И скорее ощутила кожей, чем услышала, как она лопнула. Наглый, дрыхнувший в притороченной к седлу корзине, во время перехода только ухом недовольно дёрнул, но просыпаться не стал. За невидимой границей я обернулась и вздрогнула: камень был, лес был, прадеда не было. Но испугаться я не успела: снова затуманилось над камнем марево, превращающееся в прозрачную пленку, и через пару мгновений прадед был рядом со мной.
  И вот уже третий час мы неспешной рысцой продвигаемся по гладкой неширокой дороге к тому месту, где в моем мире находится Москва. Только там нет огромного шумного мегаполиса, а есть город средних размеров по здешним меркам, тысяч тридцать населения. Но вряд ли я его увижу сейчас, путевое камни всегда находятся за границей городов, и этот не исключение.
  Навыки верховой езды мне пригодились, но всё равно пришлось делать передышку в середине пути - так долго находиться на лошади мне не приходилось. Да и пообедать хотелось на твердой земле, а не в тряском седле. Из 'подпространства' мы вынырнули, когда уже сгустились сумерки, а к Опалихе подъехали по темноте, подсвечивая себе дорогу фонарями. Дом Тихомира и Дарёны стоял немного на отшибе, на крутом речном берегу. Особо осматриваться ни сил, ни смысла не было, но даже при скудном свете наших дорожных и здешних настенных фонарей я успела заметить деревянное кружево, обрамлявшее входную дверь и окна дома. Да-а-а, а прадед не преувеличил, рассказывая о талантах приёмного сына.
  Хоть и заявились мы поздновато, нас встретили радостно. В первую очередь, конечно, это радушие относилось к прадеду, а мне перепало за компанию. Поскольку время было позднее, и мы устали с дороги, нас особо мучить расспросами не стали. Наскоро сполоснувшись и перекусив, я сразу отправилась спать. Ночь почти без сна, нервное утро и долгая дорога заставили меня уснуть, едва я коснулась подушки.
  С пробуждением на рассвете вернулись страхи, отступившие накануне из-за усталости. Лежа в кровати, я наблюдала за первым солнечным лучом, ползущим по светлым половицам и домотканым коврикам, и думала: как отреагируют на мою историю Тихомир и Дарёна? Да, они радушные и симпатичные люди, но и гостеприимству бывает предел. Это для прадеда я родная кровинка, ради которой он и головой рискнуть готов, а для его приемного сына я могу оказаться всего лишь головной болью.
  Из-за этих мыслей я не решилась покинуть комнату, услышав, что хозяева проснулись и суетятся в горнице. Видимо нервы совсем никудышные стали, коль уж я не покидала это временное убежище до тех пор, пока не услышала голос прадеда.
  Стоило мне появиться у стола, смуглая и невысокая Дарёна тут же усадила меня перед большой миской с дымящейся пшённой кашей, и я почувствовала себя почти счастливой. Я очень люблю именно эту кашу, а тут она была мало того, что была рассыпчатая и ароматная, так ещё с творогом и крупным чёрным изюмом, добавлявшим сладости и чуточку ароматной терпкости. Райское кушанье на мой взгляд. Наглый в отличие от меня не занимался с утра пораньше самоедством, поэтому уже успел позавтракать и был занят умыванием. Судя по довольной морде, ему тоже пришлось по вкусу угощение.
  После сытного завтрака, когда хозяйка поставила перед нами кружки с чаем и блюдо с яблочными пирожками, прадед приступил к рассказу о том, кто я такая и откуда взялась. Я снова занервничала и отложила ухваченный горячий пирожок. Напряжённо ожидая, как поведут себя его слушатели, узнав про князя, я глотала чай, совершенно не чувствуя вкуса.
  Вопреки всему, что я надумала, радушные хозяева не перестали быть таковыми, только поудивлялись, никак не проявляя страха. Когда же рассказ был закончен, Тихомир, крупный флегматичный мужчина с открытым приятным лицом и светло-русой кудрявой шевелюрой, только пощипал себя за недлинную аккуратную бороду и тихонько хмыкнул. Дарёна, в противоположность мужу худенькая и шустрая, с улыбчивыми лучиками морщинок в уголках глаз, засмеялась, озорно сверкнув тёмно-карими глазами:
  - Люди-то баяли, дескать князь наш молодой умён да так хорош собой, для сердец девичьих сам по себе присуха. А гляди ж ты, и с этой присухой промашка вышла.
  Тяжело вздохнув, я признала, что княже, слов нет, хорош, как не поверни, да только мне этого мало. А умом он мне не догадался похвастаться, только статью молодецкой да наглостью.
  Звонкий смех Дарёны да добродушная спокойная улыбка Тихомира позволили моему бедному сердечку успокоиться немного. Но всё ж тревога до конца не отступила, хоть и твердили они мне, что самодурства и мстительности за князем, невзирая на вспыльчивость нрава, не замечалось. И чтоб наказывал для устрашения всех без разбору и посуровее, такого тоже не было.
   Более или менее я успокоилась, только когда со всех троих взяла обещание, не рисковать понапрасну из-за меня. И если князь всё же нападёт на мой след, отдать ему искомое, не раздумывая: он-то меня не для лютой казни ищет, в любом случае жива останусь. Самим же говорить, что знать не знали о его поисках, просто нашли и приютили, пожалев. У меня ведь в этом мире только они и есть, и потерять новую семью я совсем не хочу.
  Сказав это, я даже разрыдалась. На кинувшихся было ко мне прадеда и Тихомира, Дарёна тихонько шикнула, мол, не мешайте, идите своими делами займитесь. А я, уткнувшись ей в плечо, выплакалась всласть. Когда слёзы иссякли, жизнь показалась легче и проще.
  Пока мужчины суетились во дворе, Дарина показала мне дом, помогла обустроиться в отведённой мне комнате. Осмотрев мои одёжки, покачала головой и полезла в стоявший здесь же сундук. Оказалось, что там были сложены девичьи наряды их младшей дочки, недавно уехавшей из родного дома с мужем. Надо сказать, одежда в Беловодье несколько отличалась от моих представлений о старинных сарафанах, рубахах и штанах. Кафтаны и штаны мужчин шились по довольно сложным лекалам, обеспечивавшим точную посадку по фигуре. Женские наряды тоже не были бесформенными, по силуэту напоминали одежду дымковских глиняных барышень.
  Младшенькая у Тихомира и Дарёны, видно, пошла статью в папу, а не в маму: платья, из которых она выросла пару лет назад, были мне немножко великоваты. Но это можно было исправить несколькими стежками, главное было отобрать одежду из тканей попроще. Здесь в ходу были яркие краски и обилие богатой вышивки, красивой, продуманной, но, на мой взгляд, мало подходившей для повседневной одежды.
  Подобрав мне одёжку на первое время, Дарёна отправилась заниматься обедом. Я же занялась разборкой большого рюкзака. При виде некоторых вещей я еле сдерживала вновь наворачивающиеся слезы. Например, доставая пакет с семенами от бабушки, тончайшую оренбургскую шаль от родителей. Достав из рюкзачных недр очередной предмет, я с недоумением уставилась на явно антикварную, увесистую коробку: темное полированное дерево, латунные детали покрыты патиной. Этого точно не было в моих вещах. Поставила ящичек на стол, щёлкнула застёжками и застыла в изумлении: на тёмно-синем бархате тускло поблёскивали чашами аптечные весы трёх размеров и латунная мачта-основание, которая ввинчивалась в гнездо на крышке.
  В выдвижном отделении обнаружились два набора гирек и разновесов - старинный и современный - с пинцетами. И записка, из которой я узнала, что братцы долго ломали голову, что подарить мне на память. Им хотелось, чтоб это был не бесполезный сувенир, а нужная вещь. Звание генератора идеи Антон и Андрей безоговорочно отдали Вовке, отметив, что он, как родной брат, лучше знает меня. От двоюродных же братцев исходило предложение приобрести дополнительно современный набор разновесов, потому как 'они ж точнее этих доисторических с дробями унций, да и миллиграммы с граммами привычней'. Где они откопали этот раритет - ума не приложу, но я была им благодарна. С чувством щемящей нежности к моим обожаемым братцам я достала из коробки самые маленькие весочки, привычным движением зажала между пальцами левой руки обоймицу с узорчатой гравировкой, останавливая колебания изящной стрелки, проверила точность положения весов и легонько тронула подушечками пальцев правой руки металлические цепочки, края миниатюрных чаш. Полюбовавшись, опустила весочки на бархат и закрыла крышку. Надеюсь, эта красота действительно пригодится мне.
  Разобрав вещи, я занялась подгонкой отложенной одежды. Когда Дарёна пришла позвать меня к обеду, я уже успокоилась и снова лить слёзы не собиралась. К вечеру же, посовещавшись, мы решили, что кому говорить и что делать. Никто не видел, как мы подъезжали, поэтому соседям Дарёна собиралась сказать, что нашла меня в лесу пару недель назад, больную и в беспамятстве. Выходила, поставила на ноги, но с выздоровлением память не вернулась, и сердобольные супруги решили приютить найдёныша, у которого ещё и большие способности к травничеству оказались. Меня эта версия устраивала, так как выводила из-под удара гостеприимных хозяев дома и прадеда. Я только предложила сделать так, чтобы время моего 'нахождения' совпало с моим попаданием в Беловодье. Для этого я пока в ближайшие дни побуду болеющей, а на людях появлюсь попозже.
  Через несколько дней я убедилась, что боги неспроста подкинули прадеду Тихомира, которого потом свели с Дарёной. Они все оказались настолько схожими по доброте и участию людьми, что я только радовалась за прадеда: он всё же получил свой кусочек отцовского и дедовского счастья после исчезновения дочери. Отогреваясь и успокаиваясь в этом доме, я почувствовала себя более уверенно. Поэтому, когда прадеду пришло время возвращаться в Китеж-град, я отпустила его с лёгким сердцем. Скучала, конечно, ждала его следующего приезда, но уже не мучилась ощущением тяжкой потери.
  ГЛАВА 24
  Спокойная и размеренная жизнь в доме Тихомира и Дарёны, которых я сначала для соседей, а потом, привыкнув, совершенно искренне называла тётушкой и дядюшкой, позволила мне успокоиться и присмотреться к новому миру. Что-то здесь напоминало русские народные сказки, и было смутно знакомым, а что-то было необычным и неожиданным.
   Удачным для меня было и то, что Дарёна была травницей. При всех моих способностях и знаниях самостоятельно заниматься здесь травничеством было бы для меня проблематично. Да, я могла оценить и применить то, что попадало мне в руки, даже если это было неизвестное мне растение. Но ведь, чтобы заполучить его, надо знать, где оно растёт и когда его собирать. Тем более, в этом мире и помимо известной мне флоры было немало такого, что на Земле не существовало: либо исчезли под ледником, которого здесь, похоже, не было, либо мелькали только в сказках. Например, здесь росла одолень-трава, и ею оказалась не кувшинка вовсе, а совершенно незнакомое мне растение, правильно приготовленная настойка которого помогала одолеть небольшие парезы и восстановить атрофированные мышцы. Или взять цветущий папоротник, точнее растение, очень похожее на папоротник, но относившееся к покрытосеменным и называвшееся здесь папор-звездочка. Папор этот зацветал после летнего солнцестояния, распускаясь несколько ночей подряд под светом звёзд. Правда кладов он не открывал, власти над нечистью не давал, но порошок из листьев, сорванных во время цветения, невероятно хорошо растворял камни и песок в почках, выводя их практически безболезненно.
  Поэтому я всё лето и начало осени хвостиком ходила за Дарёной, а та щедро делилась секретами: где что искать, как собирать неизвестные мне травы. А уж инструменты, посуда и прочие приспособы - всё это чуть ли не заново пришлось осваивать, слишком многое мне было в новинку.
  Отлипала я от названой тётушки только в то время, когда приезжал прадед. В первый раз он подгадал свой приезд к двойному полнолунию, когда можно было испытать подаренную Макошью руну. И опять нам на руку оказалось расположение дома на отшибе. Ночью, при свете сошедшихся Доли и Недоли я со страхом (а вдруг не получится?) рисовала заветную руну на расчищенном пятачке у леса, подступавшего к избе Тихомира. Щедро влив силы в появившийся знак, я с восторгом наблюдала за появлением серебристо-сиреневой воронки, которая должна была на время привести Наглого в мой родной дом. Рыжий кандидат в почтовые голуби в это время сидел на руках у прадеда и с любопытством посматривал, что там хозяйка магичит, и время от времени дергал головой из-за ошейника с прикреплённым письмом. Когда я подхватила его и сунула в возникшую над руной воронку, он не стал отпихиваться и сопротивляться, наоборот, рыбкой нырнул туда и исчез. А воронка после этого, не изменив цвета и усилив свечение, превратилась в бесформенное облачко, неподвижно висящее над вычерченным на земле знаком.
  Можно было бы пойти спать, так как раньше утра Наглый не должен был появиться, но мы с прадедом ещё долго сидели, разговаривая о том, о сём. Мы бы дождались и возвращения Наглого, но раньше появилась Дарёна, которая разогнала нас по кроватям, сказав, что надо выспаться, завтра, мол, плакать и плакать, для этого силы тоже нужны.
  Как в воду глядела. Утром мы получили весточку, наспех написанную бабушкой и оказавшимися у неё по счастливому стечению обстоятельств родителями. Читали и плакали. И смеялись, прочитав последнюю строчку, в которой папа сетовал, что ошиблись с питомцем, надо было заводить лошадь, или хотя бы пони. Мол, кот заметно отъелся на беловодских харчах, но грузоподъёмность всё же недостаточная, чтобы облегчить мне жизнь, перетаскивая в Беловодье вещи с Земли. Но особой нужды в этом у меня не было, а вот переписка с родными стала для меня отрадой, да и для прадеда счастьем было получить весть от пропавшей много десятилетий назад дочери. И за родных у меня душа перестала ныть от мыслей, что они мучаются от неизвестности: что со мной, всё ли в порядке...
  Так в делах и мелких радостях промелькнуло сначала лето, а потом и золотая раннеосенняя пора стала плавно перетекать в предзимье. С наступлением холодов я озаботилась одеждой и обувью на зиму. С обувью проблем не возникло: давний знакомый Тихомира, хороший сапожник, за несколько дней стачал мне из мягких, словно ткань, шкурок две пары удобных меховых сапожек - одни попроще, а другие понаряднее. Я сначала не поняла, зачем мне две пары, ненадёжные что ли? Но Дарёна сказала, что так положено, на праздники и в гости в нарядном ходят. Я хоть по гостям и празднествам расхаживать не собиралась, но спорить не стала: мало ли как повернётся, а Тихомир с Дарёной - люди здесь уважаемые, вдруг для них мой невзрачный внешний вид укором станет.
  С верхней одеждой получилось чуть посложнее. Для походов в лес я, порывшись среди отданных в моё полное владение подростковых одёжек младшей дочки Дарёны, нашла удобный тулупчик из овчины. Как и все вещи из этого сундука, он был добротный и толком не ношенный, видно, девочка как раз вступила в фазу роста, быстро превращаясь из подростка в фигуристую девушку. А любящие родители не жалели средств, одевая детей в ладно сидящие наряды по размеру, вот всё это добро и ушло в сундук.
  Мне бы этого хватило, но Дарёна, как и с сапожками, настояла, что нужен и нарядный полушубочек. Я согласилась, но с условием, что куплю его на свои. На одной из летних ярмарок в Опалихе я продала кое-что из украшений и бисерных запасов, принесённых с Земли, хотя прадед и Тихомир с Дарёной отговаривали меня, мол, им особо тратиться некуда, а зарабатывают они немало, и уж содержание столь нетребовательной и некапризной девицы, как я, для них труда не составляет. Да, я не знала отказа ни в чём, но мне всё же хотелось иметь свои средства и не чувствовать неловкости от беспомощности и сидения на шее у новообретённых родственников. Я постаралась объяснить им это, и мне показалось, что они меня поняли. Или просто рукой махнули: чем бы дитя не тешилось...
  В поисках нарядной зимней одежды мы с Дарёной долго ходили, смотрели, но меня в ужас бросало от длинных и тяжеленных шуб из соболей, лисиц и прочих дорогих пушистиков. В итоге сговорились с одним скорняком, владельцем лавки и большой мастерской, о пошиве крытого тулупчика из светлой овчины и песца. Еле уговорила сделать верх из бледно-голубой шелковистой ткани, а не тех алых и оранжевых атласов, расшитых золотой нитью. Нет, моих денег и на большую роскошь хватило бы, но не совпала я во вкусах с местными модницами, любившими яркие наряды. А вот мастер, которого позвал скорняк, посмотрел на отобранные мной материалы и одобрительно кивнул:
  - Красоту сошьём, красна девица прям зимушка-зима получится, беленькая да с искоркой.
  Когда через неделю мы отправились за тулупчиком, как раз ударил морозец. Снегом землю лишь чуть-чуть присыпало, но деревья закрыло густым инеем, придав им сказочный вид. В лавке скорняк встретил нас радушно, вынес готовую одёжку, качая головой и приговаривая, мол, сам не ожидал, что так красиво получится без ярких тканей и украшений. Я примерила, покрутилась перед большим, темноватым зеркалом на стене. Действительно красота: доходящий до колен, сшитый в талию, тулупчик сидел как влитой, льдистого цвета ткань и светлая песцовая опушка в сочетании с ярко-голубым тёплым сарафаном делали из меня нежную снегурочку. И накинутая на голову белоснежная ажурная шаль - подарок родителей - отлично вписывалась в этот образ.
  Любовавшийся на меня скорняк вдруг всплеснул руками:
  - У меня ещё есть... - и кинулся, не договорив, вглубь лавки. Когда он вернулся, я с восторгом смотрела на его руки. Он принес шапку-боярку из белоснежного меха, похоже норкового. Верх был покрыт голубым атласом и расшит мелким жемчугом и стеклярусом, из-под меха выглядывала неширокая ажурная поднизь из жемчуга. Произведение искусства, а не головной убор, смотришь и видишь морозные узоры на стекле и искристые снежинки. Я заворожённо взяла из рук торговца шапку и надела её, как носили здесь, поверх тонкой шали. В зеркале отразилась сказочная снегурочка при полном параде.
  Сказка разбилась одним словом, которое произнёс хозяин лавки, умильно глядя на меня:
  - Княгинюшка!
  Я испуганно повернулась к нему:
  - Что?!
  Скорняк, оторопев от моей 'неправильной' реакции, забормотал, что, дескать само вырвалось, завтра большая ярмарка открывается, Предзимье, с праздниками, гуляниями, даже князь молодой из Китеж-града должен пожаловать. Вот и подумалось ему, что князь холостой, жену всё никак не сыщет, да видно не туда смотрит, поэтому и не находит никак свою княгиню. А увидел бы меня, сразу нашёл бы, ага. Ох, уважаемый, это ж надо так с закрытыми глазами в яблочко попасть. И что сказать не знаю.
  Я беспомощно оглянулась на Дарёну. Жизнерадостная тётушка моих страхов не разделяла, тихонько прыскала в кулачок, переводя взгляд с тушующегося скорняка на меня, раздираемую испугом и негодованием. Она-то и уладила недоразумение, навешав лапши мужику про мое смущение, девичью стыдливость и излишнюю скромность. Тот успокоился, но снова расстроился, когда я наотрез отказалась шапку покупать. Я его понимала: вещь недешёвая, но те, у кого есть деньги, вряд ли на неё позарятся - недостаточно яркая и броская для богатого наряда. Но у меня рука не поднималась взять эту шапку, после того, как меня в ней княгиней 'обозвали'. А ещё и княже завтра сюда принесёт нелёгкая.
  Пришибленная этими известиями, я погрузилась в свои невесёлые думы и шла за Дарёной, автоматически переставляя ноги. Куда бы спрятаться, так чтоб гарантированно не попасть на глаза князю?
   ГЛАВА 25
  Первым порывом было собрать вещички, дождаться торжественного появления князя, дабы не столкнуться с ним на подпространственной 'короткой' дорожке, и рвануть в Китеж-град к прадеду. Остановило меня то, что прадед сейчас был в отъезде (кому-то из его учеников потребовалась помощь) и вернуться в Китеж собирался только через неделю-другую, не раньше. Бармуша меня бы принял, но появление в пустом доме неведомой гостьи привлекло бы внимание соседей. А это в моей ситуации было излишним.
   После недолгих метаний я всё же настроилась на поиск более рационального решения. И это решение тут же нашлось: потеплее оденусь, прихвачу термос с горячим чаем, бутерброды и отправлюсь в лес. Как раз заморозки ударили, самое время заготавливать ягоды рябины и ольховые шишки. Дарёна не стала отговаривать, тем более запасы ольхи и рябины действительно нуждались в пополнении. К вечеру, когда я вернусь, князь уже должен будет покинуть ярмарку и отправиться в столицу удела, к наместнику боярину Гостомыслу.
  В лесу на следующий день я оказалась ближе к полудню. Дождалась, когда на ярмарке за рекой торжественно, в лад, загудят трубы, приветствуя высокого гостя, накинула тулупчик и направилась по тропинке, уводящей в пристывший от лёгкого морозца лес. Как только деревья скрыли Опалиху, я развязала широкую запашную юбку из ситца, одетую поверх джинсов, аккуратно сложила её и запихнула в котомку. В штанах из джинсовки и тонком термобелье мне мёрзнуть не придётся, а передвигаться по лесу гораздо удобнее.
  Смешанный лес под дневным солнцем выглядел нарядно. Полуоблетевшие клёны, липы, берёзы перемежались с зелеными елями и соснами, серебристый иней покрывал ветки, засохшую траву и шуршащую под ногами листву. Морозец был едва заметный, ровно такой, чтобы земля была твёрдой, не расползаясь в грязевую кашу. Я быстро выбросила из головы мысли о князе. От прогулки по тихому безветренному лесу в солнечный день было светло и покойно, уютно даже.
  Сначала я дошла до зарослей ольхи, растущих вдоль извилистого ручья, уже прихваченного хрусткой ледяной корочкой. Тёмные соплодия легко отделялись от подмороженных веточек, и я довольно быстро наполнила ими высокий туес. Аккуратно пристроив его в котомке, выбралась на просеку и направилась за рябиной.
  После летних, почти ежедневных, походов за травами с Дарёной я здешние лесные стёжки-дорожки знала хорошо. Крупных хищников здесь не водилось, заблудиться в лесу со знакомыми приметными деревьями, оврагами и просеками мне не грозило. Поэтому ходить сюда я не боялась, даже наоборот, любила. Лес мною воспринимался, как живое существо, да он таким и был по сути: растения и животные были словно клетки единого организма - взаимосвязанные, сплетённые в сложную гармоничную систему, которая к тому же была полна магии. И я всегда старалась ощутить связь с лесом, прочувствовать это биение жизни, дабы не навредить своим вторжением.
  Вот и сейчас, шагая по знакомой тропинке, я позволила себе соскользнуть в лёгкий транс, чтобы уловить 'сердечный ритм' покрытой густой изморозью и чуть припорошенной снегом чащобы. Если летом жизнь здесь напоминала бурную речку, шумливую, с радужной водяной пылью над особо крутыми порогами, то сейчас лес медленно засыпал, погружаясь в дрёму, замедляя пульсацию жизненных и магических токов. Но даже в этом сонном состоянии лес узнал меня, ответил ласковым касанием. Я скользнула чуть дальше, переплетаясь своей силой с лесной, словно пальцами рук в приветствии. С тех пор, как впервые мне удалось поздороваться с лесом, эти моменты встречи с лесом стали моими любимыми во время походов сюда. Мысленно напевая колыбельную, я успокаивающе тронула всколыхнувшийся вдруг ручеек жизненных сил: ещё не хватало так не вовремя пробудить засыпающие растения. Убаюкивая лес, я и сама успокаивалась, наслаждаясь поселившимся в душе умиротворением.
  Но когда среди этих лениво пульсирующих потоков я вдруг ощутила появление нового источника, бурлящего силой, в первый момент оторопела. И для него я тоже не осталась незамеченной: вспыхнув, он рванулся ко мне, знакомым жаром опаляя грудину и словно заключая меня в крепкие объятия. Потрясение моё от происходящего было столь велико, что в первые моменты я даже не сопротивлялась происходящему. Но когда вдалеке раздался стук подков по утоптанной и подмёрзшей земле, я опомнилась и вынырнула из транса, обрывая установившуюся связь. Дробное эхо ритмичных ударов уже звонко рассыпалось вокруг, наполняя гулко пустой лес. Я копчиком почувствовала, что надо спрятаться и замереть, и кинулась в ельник, перемежавшийся редкими соснами.
  Мысленно вознося хвалу Вовкиному тренеру, я шустро вскарабкалась на средней толщины сосну с пышной кроной и притаилась среди веток. Мелькнувший на просеке всадник заставил меня мысленно взвыть: вороной конь, алый плащ и медные кудри не оставили сомнения в том, кто устроил скачки по лесу. И по чью душу этот всадник появился на лесной тропе, гадать тоже не приходилось.
  Когда князь исчез из виду, я тихонько выдохнула: пронесло... Но покидать столь удачно подвернувшееся убежище не стала: вот когда высокому гостю надоест мотаться по лесу, и он направится в сторону города, тогда и можно будет спускаться на землю. Но не сразу, выжду на всякий случай полчасика, а то и час, причем не земной, а здешний, который в полтора раза дольше. Мне не сложно: посижу, птичек послушаю, воздухом целебным с фитонцидами подышу.
  Но помедитировать мне не удалось, слева вдруг раздался насмешливый старческий голосок:
  - Доброго дня тебе, красна девица! Как тебя занесло сюда, али ты с белками решила потягаться?
  Я, ещё плотнее обхватив ствол сосны, медленно повернула голову и удивленно уставилась на мелкотравчатого старичка в сером тулупчике, непринуждённо болтавшего ногами на соседней тоненькой ветке. Лицо его было закрыто густыми бровями и косматой бородой, больше похожими на белёсый мох, чем на седые волосы. В этой буйной 'лицевой шевелюре' рассмотреть можно было только розовый нос-картошку и прищуренные голубые глаза, сверкавшие весельем.
  Хотя я, кроме Бармуши, другую беловодскую нечисть не видала (у Дарёны домовой стеснительный был, мне на глаза не показывался), но догадка возникла сразу.
  - Леший... - полувопросительно-полуутвердительно произнесла я.
  - Ну, леший, и что? Лес-то мой ты эвон как поприветствовала-приласкала, а со стариком наследнице матушки-богини здороваться уже не по чину? Али Дарёна вежеству к лесному народу не обучила? - притворился обиженным хозяин опалихинских лесов, но веселье в не по возрасту ярких глазах старичка не давало поверить в его обиду. Я поддержала его игру и промямлила, изображая испуганную недотёпу:
  - Простите, дедушка леший, девица я пугливая да несообразительная...
  Мой собеседник не выдержал и заливисто расхохотался, вспугнув присевшую на верхушку дерева ворону.
  А я уже с искренним испугом прижала палец к губам и прошипела:
  _ Тише, тише...
  Скрипучий смех моментально оборвался, и леший прислушался к лесу. Затих он очень вовремя. Князь, решив, что в густой непролазной чаще искать нечего, направился обратно в Опалиху. Снова раздался стук копыт, мелькнул на просеке алый княжеский плащ. Но порадоваться я не успела: князь вдруг свернул с просеки и пустил коня медленным шагом по ельнику.
  - Это ты от князя здесь хоронишься что ли? - снова заскрипел леший.
  Я умоляющим жестом сложила ладони, безмолвно прося тишины. Но леший уже перебрался на мою ветку и успокаивающе тронул меня за плечо:
  - Да не трусись ты так, не услышит он нас. Нешто я в своем лесу укромное место себе не начародействую? Хозяин я здесь, али кто?
  Услышав это, я расслабила напряженные плечи и стала с интересом наблюдать за уже спешившимся князем. Он то медленно прохаживался между деревьев, то вдруг замирал, становясь похожим на принюхивающегося хищника. В эти моменты я зябко поводила плечами.
  Леший тоже с любопытством смотрел за этими телодвижениями князя.
  - А чегой-то ты прячешься от него? Али чем навредила ему? - вдруг поинтересовался он у меня.
  Я чуть не задохнулась от негодования, но сдержалась и только буркнула:
  - Да он сам себе вредитель!
  Старичок-лесовичок присмотрелся попристальней к нему, потом ко мне, потрепал свою моховую бороду и определился:
  - Да у вас же связь полюбовная!
  Ишь глазастый какой, старческая близорукость, видно, не грозит.
  - А сбежала-то зачем от него? Обидел, жениться не схотел? - продолжал любопытничать леший.
  - Как раз из-за того, что 'схотел', - неохотно призналась я, нервно ожидая следующего закономерного вопроса.
  И не обманулась:
  - Ух ты! Чем же он тебе так не угодил. Князь вон какой молодец-красавец, к девкам, говорят, ласков. Да и умом славится...
  Именно в этот момент князь решил опровергнуть слова лешего, заметался между моим деревом и соседним, заорав:
  - Ярослава, чую, здесь ты! Иди ко мне немедля! Обещаю, не буду строго наказывать, разок выпорю и прощу. Выходи сей же миг!
  Я обалдела от столь щедрых обещаний. С предложениями кнута в качестве пряника я ещё не сталкивалась. Повернувшись к хихикающему лешему, я укоризненно сказала:
  - Может князь и не дурак, но и умным его что-то назвать не получается. А уж ласковость у него точно в избытке, вон как девушку приманивает. Оно, конечно, любая на такие посулы побежит, собственный радостный визг обгоняя. Только такая дурная, как я, своего счастья не поймёт.
  Леший встретил мою тираду молча, только слезы от беззвучного смеха вытирал и качал головой.
  Послушав уверения князя на тему 'бить буду сильно, но аккуратно', я затосковала. Каким-то образом князь понял, что я живу в Опалихе, и про Тихомира с Дарёной, скорее всего, тоже узнал. И теперь ситуация была патовая: ещё раз вывернуться из княжьих объятий не получится, но и сдаваться князю тоже не хочется. Если он выполнит обещанное, я ж как мужчину его вообще воспринять не смогу, и хорошо, если не попытаюсь подушкой придушить в одну из ночей этого экзекутора-любителя.
  Полностью нырнуть в омут безнадёги мне не дал леший. Он толкнул меня кулачком в бок и заговорщицки прошептал:
  - Хочешь, укрою тебя в своем доме? Там князь тебя точно не найдёт!
  Я была в курсе, что лешие, как и домовые, существа необычные, перемещающиеся в слоях реальности, дом у них в подпространстве, а 'работа' здесь, в обычном мире. Поэтому недоверчиво посмотрела на лешего: с чего бы такая благотворительность? А то ведь начало окажется как в старой детской сказке: шла по лесу Лена, споткнулась, упала и к деду Плакунчику в гости попала... А как потом от этого деда Плакунчика выбираться, это будет уже другой вопрос.
  Леший правильно истолковал сомнение на моем лице и чуточку обиженно сказал:
  - Да разве мог бы я вред причинить той, кого Макошь одарила своим благословением? Лесом своим клянусь, что не замышляю худого и предлагаю только помощь!
  Ощутив, как отозвался лес на эту клятву, я уже без опасений согласилась: существование леса и лешего были сплетены воедино так тесно, что клятва лесом была равносильна клятве жизнью.
  - Мне бы Дарёну с Тихомиром предупредить, чтоб не волновались... - сказала я, испытывая неловкость, что вынудила лешего, пожелавшего мне помочь, принести такую серьёзную клятву, а теперь ещё и этим нагружаю.
  - Сейчас всё сделаю, ты меня здесь только подожди. Дарёна-то не станет с меня заверений требовать, она меня давнёхонько знает. Ленточку только дай, для прадеда твоего меточку оставлю, чтоб не сбился, когда за тобой приедет.
  - Вы и прадедушку знаете? - поразилась я, высвобождая плетёную тесёмку из косы.
  - Ещё б не знать, он ведь тоже в узор Макоши вплёлся давно, даром что Белобогом при рождении поцелованный.
  Выхватив у меня ленту, леший деловито велел сидеть здесь, не шуметь и ждать его. И исчез мгновенно, без каких-либо спецэффектов. Я осторожно посмотрела вниз: конечно, буду ждать, терпеливо и тихо. Вон меня какой хищник караулит.
  Князь бродил уже молча, ничего не обещал, ничем не грозил, только внимательно присматривался ко всему вокруг. Я поёжилась, радуясь, что он не сотворил какой-нибудь компас для моих поисков. В принципе, мог бы, если у него осталась моя кровь. Только это ж не пассивная сигналочка, расплачиваться за его работу пришлось бы так же, как и за моё перемещение - годами собственной жизни. Но князь и без компаса умудрился добраться до меня. Когда он застыл, прислушиваясь к чему-то, я невольно залюбовалась: четкий мужественный профиль, хоть на золотых монетах чекань вместо Алконост-птицы, алый плащ с меховым подбоем распахнут и не скрывает ладную фигуру князя, затянутую в лёгкую кольчугу. Меня вдруг обдало жаром от не ко времени всплывшего воспоминания о том, какое сказочное тело под кольчугой находится, и как приятно было прикасаться к нему. Только плата за ощупывание пальчиками этой красоты может оказаться неподъёмной для меня, поэтому полюбуюсь лучше издали, как в музее.
  Но всё непристойные мысли тут же вылетели из моей головы, когда князь, словно гончая, почуявшая добычу, устремился к дереву, на котором я сидела. Сильно я испугаться не успела: рядом со мной материализовался леший, сообщил, что всё уладил, и без предупреждения дёрнул за руку, увлекая за собой в темноту.
  ***
  Ярополк и сам не понимал, зачем согласился по пути в Московье заехать на ярмарку в Опалиху. Шёл, скучающе разглядывая яркие шелка-атласы да роскошные меха в торговых рядах. Воины из дружины разбрелись в поисках подарков жёнам да невестам. Только ему подарок приглядывать не нужно, некого одаривать. На прилавке дородного торговца князь взглядом задержался на шапке из белоснежного меха и лазоревого атласа. Инеистый блеск стекляруса и перламутрово-переливчатые жемчужины делали её залетевшей невесть как сюда чужестранкой среди ярких собольих шапок с алыми верхушками, горящими на солнце золотым шитьем и самоцветами. Совсем как его жар-птица, неведомо куда упорхнувшая, цепляющая душу не ярким румянцем и чернёными бровями, а нежной, тонкой красотой и живой улыбкой. Князь криво улыбнулся подскочившему торговцу и качнул головой, отказываясь от предложения посмотреть товар. Отвернулся, ища взглядом Велимудра и почему-то прислушиваясь к разговору за спиной.
  - Ну что, никак не продашь эту шапку? Говорил тебе, не найдётся покупателей на неё здесь. Норка саамская дорога, но кто ж поймёт тут ценность её. Да и неярка она, девкам то поогнистей подавай, чтоб глаза от их красоты слепило...
  - Я думал, хоть из стольного града люди приедут. Чай, в княжьей свите люди небедные, много повидавшие, стоящей вещи цену знают. У меня ж намедни её чуть не купили... - уныло отвечал собеседнику торговец.
  - Кто?!
  - Да помнишь, травница у себя сиротку-найдёныша приютила?
  - А, маленькая такая девчушка, тёмненькая...
  - Тю, тёмненькая! У неё только глазки тёмные, а коса ровно спелый колос золотится...
  Князь, при словах о девице столь редкостной внешности застыл, и хоть поворачиваться не спешил, но слушал уже, затаив дыхание.
  - И что, не понравилась ей шапка-то? Али дорого?
  - Понравилась, ещё как! И деньгами не жались!
  - А чё ж не купили?
  - Да кто ж этих девок разберёт, что у них под волосьями за мысли бродят! - ответил досадливо торговец. - Любовалась перед зеркалом, и чего уж говорить, хороша была в этой шапке, ровно не простая девка, а княгинюшка, прям. Так и сказал, а она вдруг вздрогнула, побелела...
  Торговец не успел договорить, только сам побелел, когда князь нежданно-негаданно к прилавку его вернулся да вдруг допрос учинил с пристрастием: что за травница, где живёт? Что за девица, откуда взялась? Неведомо чего пугаясь, торговец выложил всё, что знал: травница Дарина, живут с мужем у леса на отшибе, во-о-н там, на пригорочке за рекой, девицу, по слухам, нашли в лесу летом, больную, да выходили. Только, вроде, окромя имени та девица вспомнить не смогла, Яриной все её кличут...
  Ярополк дальше слушать не стал, щедро сыпанул торговцу в ладонь горсть золотых монет и подхватил приглянувшуюся ненаглядной строптивице шапку. Столь ценную покупку спешащий князь вручил удачно подоспевшему Велимудру.
  Когда волхву свалилась в руки женская шапка с наказом беречь, как зеницу ока, тот опешил и ничего спросить не успел: князь уже взлетел на коня и помчался к мосту. Ястребом подлетел к дому с узорчатыми наличниками, и кинулся к хозяйке дома выспрашивать про воспитанницу. Та, в отличие от торговца, страху не показывала, но где девица сказала. В лесу ягоды да травы для зелий лечебных собирает. Спокойно травница с Ярополком говорила, только когда он коня к лесу повернул, задержала его, коснувшись узды и тихо сказала, глядя пристально чёрными глазами:
  - Не обидь, князь, девицу, нет в том чести.
  - Не обижу, - с лёгким сердцем пообещал князь и тронул коня.
  Мчался по лесной дороге Ярополк с невесть откуда взявшейся уверенностью, что выедет куда нужно. Прислушивался к лесу сердцем и силой, пытаясь отыскать след своей жар-птицы. И услышал-почувствовал, как к лесной магии примешивается уже знакомая, полная теплых золотистых искорок сила. Вот и нашлась беглянка! Пришпорил молодой князь коня, благо дорога ровная и твёрдая, гнал, пока на непроходимый бурелом не наткнулся. Опять сбежать пытается! Ну уж нет, своё упускать ещё раз он не собирался. Назад князь ехал уже не столь быстро, приглядываясь к обочинам, поэтому сумел ухватить взглядом едва заметный след на пожухлой траве. В ельник побежала, под еловой лапой решила от него укрыться, глупая?
  Только опять извернулась Ярослава, словно в воздух взлетела или по сосновым стволам белкой взбежала. Ох и занялось в душе у Ярополка пламя: чует, что рядом она, даже запах липы и синели чудится, а в руки не даётся. В сердцах закричал, чтоб выходила немедля, и ещё много чего накричал в горячке. А потом мысленно аж застонал, сообразив, что творит. Какая порка! Да он руку-то поднять на неё не сможет! Стоило представить, как розга коснётся нежной кожи, уродуя её красной вспухшей полосой, у князя аж сердце перевернулось. Он и на синяки, оставшиеся на плечах и груди Ярославы в их первую и единственную ночь, смотрел с болью, виной из-за своего нетерпения и неосторожности изводился.
  Сообразив, что от горячечного метания по ельнику толку не будет, князь замер и прислушался. И вдруг ощутил невесомое тёплое касание: словно чей-то вздох кожу на щеке пощекотал. Ярополк, боясь пошевелиться и спугнуть почудившееся, стоял неподвижно и пытался понять, откуда это пришло. Через миг понял: вон от той сосны справа. Как только туда забралась, белка проказливая! Кинулся князь к угаданному дереву, готовый на колени упасть да покаяться за слова дурные, да только вдруг оборвалось всё разом, словно в один миг девица перенеслась неведомо куда. Пусто было на дереве. И в лесу было пусто и холодно...
  И повторный заезд к травнице ничем не помог. Та всплеснула руками и сказала, что леший здешний весточку прислал, дескать у него пару седмиц поживёт Ярослава, дабы силы свои полностью раскрыть, уж очень сильный дар у неё лес чуять. Видел князь: не лжёт хозяйка дома, и ловить здесь было нечего. А с лешим связываться бесполезно, всё равно, что воду ситом черпать. Не лес же палить! А выманивать строптивицу, бросив в темницу людей, спасших и приютивших её, князю претило. Да он им награду должен дать, а не карать.
  Перед тем, как покинуть дом травницы, князь наказал: как вернётся беглянка, немедля в Китеж отправить. Только сердце чуяло, не вернётся сюда Ярослава. Так и уехал ни с чем.
  Несколько седмиц ждал напрасно князь вестей о Ярославе. А потом пошли потоком известия о нежити да нечисти злой, пробуждающейся то в одном месте, то в другом. Пока удавалось изничтожить эту дрянь, не давая ей расползтись. Но чуял князь, что есть какая-то причина тайная у этого, и если не найти её сейчас, то и до большой беды недалеко.
  По самую маковку этими тревожными хлопотами занят был князь. Потому и прошли мимо него слухи из Старой Руссы, что у заимки Макоши появилась хозяйка: почти два века пустовал небольшой терем на острове, образованном двумя рукавами реки Ловать, и вот, наконец-то, нашлась наследница, наделённая достаточной силой, чтобы принял её дом, богиней зачарованный.
  ГЛАВА 26
  Пара недель в гостях у лешего добавила ещё несколько интересных штрихов к картине беловодского мира. Радушный хозяин учил меня не только общению с лесом (оказалось, что и с полем, лугом, даже водоёмом можно будет пользоваться теми же приёмами 'погружения'). Помимо этого, лешему пришлось отвечать на кучу вопросов, возникающих у меня, пришелицы из техногенного мира.
  Первый вопрос возник у меня уже через четверть часа после моего появления в логове лешего. Я сидела на пенёчке у вигвамоподобной избушки и переживала за оставленных в Опалихе Наглого и Златку, да и вещи было немного жаль, хотя леший вроде обещал и с этим помочь. Как раз в этот момент я увидела, как сквозь мутную дымку на внесезонно зелёную полянку шагнула копия радушного хозяина леса, только росту поменьше, да и мохнатость едва прикрывала подбородок и по цвету больше походила на мох. Появившийся передо мной лешачонок держал за узду мою Златку с навьюченным на седло моим рюкзаком. Гордо восседающий на рюкзаке рыжий кот придавал этой композиции вид бременских музыкантов в урезанном составе.
  Лешачонок, увидев меня, отчаянно засмущался и произнёс:
  - Вот... это... тятя велел... я того... привёл...
  - Спасибо просто преогромное! - искренне ответила я на столь обстоятельный 'доклад'. Прелесть какая, он бы этой застенчивостью хоть немножко с князем беловодским поделился, тому б цены не было.
   Наличие отпрыска у лешего для меня означало наличие у него второй половины. Но тот на вопрос о супруге рассмеялся и заявил, что лешачих в природе не существует, а наследник появляется в буквальном смысле почкованием.
  Запытав лешего вопросами, я выяснила много интересного. Оказалось, что лешии, как и домовые, это энергетические сущности, получившие материальную оболочку. Но если домовые ближе к людям, с которыми и связано появление духа дома, их сущности двуполые, и для появления домовёнка необходимо их слияние в энергетическом смысле с последующим отпочковыванием сгустка энергии, из которого и сформируется новый дух. Для леших же необходим только определённный уровень силы. Вот только в отличие от многодетных домовых у лешего только один наследник может быть.
  Ещё одно отличие леших от домовых выявилось, когда я спохватилась и, коря себя за оплошность, попыталась выяснить имена приютивших меня хозяев леса. Оказалось, нет у них имён. Не нужны. Друг друга они и так различают, а с людьми пусть домовые общаются.
  Я, переваривая полученную информацию, думала, что меня уже нечем было удивить. Но тут мы зашли в избушку... и очутились в просторном доме, пол, стены и крышу, которого образовывали плотно переплетённые ветки неизвестного мне то ли дерева, то ли гигантского кустарника. Живого, продолжавшего расти, образуя похожие на пещеры комнаты с зелёными потолками. Я покосилась на довольно улыбающегося лешего: да-а-а, как-то иначе я себе эльфов представляла... Из ступора меня вывел Наглый, ткнувшийся мне в ноги: мол, чего застыла хозяйка?
  Я снова засыпала лешего множащимися с огромной скоростью вопросами, точнее, попыталась засыпать. Вразумительных ответов в этот раз я не получила, только объяснения в стиле щуки из колодца при музее НИИЧАВО: 'Как делаю, как делаю... Почём я знаю... Обучен сызмальства, вот и делаю.'. Честное слово, меня аж оторопь взяла, когда услышала эту чуть ли не дословную цитату Стругацких в устах беловодского лешего. У меня даже закрались подозрения насчет писателей: не закидывало ли их ненароком сюда? Уж больно колоритные у них персонажи там были, в том числе и нечисть.
  Впрочем, мне и без досконального объяснения процессов управления растениями, климатом и неограниченных перемещений в подпространстве информации хватило. И для изучения, и для практического освоения. Например, под конец своего пребывания во владениях лешего я уже сама могла кое-что с растениями сотворить. Ускорять рост особо не получалось, по крайней мере, на заметную величину. Но вот заставить травинку немного переместиться и шустро обвить указанную мной веточку я смогла, хотя и попыхтела изрядно под лешачьими взглядами - насмешливым старшего и сочувственным младшего.
  Две недели в гостях у леших прошли интересно, но затягивать своё пребывание здесь мне не очень хотелось. Всё-таки условия тут были спартанские: умывание в ручейке на одном краю полянки, туалет в кустиках - на другом. И с питанием тоже чуть не возникли сложности: огонь на этой поляне разводить нельзя, сырое мясо я есть не могу, а ягоды и орехи я только как десерт воспринимаю. На моё счастье предусмотрительная тётушка Дарёна, отдавая мои вещи лешачонку, сразу договорилась с ним, чтобы он приходил по утрам на опушку у её дома и забирал приготовленную для меня еду.
  В общем, моей радости не было предела, когда границу лешачьих владений пересёк долгожданный седовласый всадник на гнедом мерине.
  - Деда! - кинулась я к самому родному в этом мире человеку.
   Но только прижавшись к нему, я поняла, что в первую очередь всё же очень соскучилась по прадеду. Да и волновалась за него: вдруг в поездке что-то случилось, не юноша ведь уже, возраст солидный.
  В путь отправляться мы решили утром. Как бы мне ни хотелось покинуть гостеприимных леших, но прадедушке нужен был отдых: ведь он поспешил в Опалиху сразу, как только появился дома и узнал о произошедшем на ярмарке. Вечер после ужина прошёл в неспешной беседе. Я почти не участвовала в ней, больше слушала. А когда у меня на коленях пристроился тихо мурлыкающий Наглый, откинулась на пружинящие ветки стены и прикрыла глаза, погружаясь в приятное дремотное состояние, почти перестала вслушиваться в разговор деда и лешего. Хотя отрывки фраз улавливала: '...к Ильмень-озеру отвезу...', '...силы ей хватит, с запасом уже...', 'непутёвый... разве ж можно так пугать её, когда она силой наливается, а границ силы этой не чует ещё...', '... дорожку я вам проложу, до сумерек в Чернолесье доберётесь...'.
  А дальше я ничего не помню. Проснулась я уже утром на лежанке в отведённой мне комнатке. Вспомнив про отъезд, я вскочила и неосторожно стряхнула кота, пристроившегося у меня в ногах. На недовольный мявк Наглого я не стала обращать внимания, помчалась умываться. Возвращаясь от ручейка, я наткнулась на старшего лешего, вплетавшего низку разнокалиберных бусин в гриву моей Златки, гнедого мерина он уже одарил похожим украшением.
  - Доброе утро. А что это? - заинтересовалась я.
  - Доброе, егоза, - добродушно отозвался леший. - Путеводный амулет это, чтоб прямой дорожкой до нужного леса добраться.
  - А с ним можно будет туда-сюда ездить?
  - Одноразовый он, - леший погасил мою надежду беспроблемно навещать Дарёну с Тихомиром. - Дорожку я каждый раз наново прокладываю. Как волхвы некоторые, закреплять её мы не умеем, да и без надобности это нам...
  Конечно, без надобности, подумалось мне, если для вас эти не сетка дорожек, а поле - в какую сторону захотел, в такую и пошёл. Но лешему ничего говорить не стала. Да и зачем? Каждому - своё. Я и за то, что мне даровано, не в обиде. И так получила больше, чем могла рассчитывать.
  - А куда мы доберёмся-то? - спохватилась я, вспомнив обрывки вчерашнего разговора.
  - Прадед расскажет, - хитро улыбнулся вредный леший.
  Ну что ж, значит, дождусь от прадеда пояснений, я терпеливая.
  Но о конечной точке путешествия я узнала только после того, как мы позавтракали, попрощались с лешими (младший снова застенчиво зеленел, желая мне доброго пути), и выехали на проложенную лешим дорожку.
  Оказалось, что я ехала принимать наследство, островок с домом, передававшийся из поколения в поколения в семье моей прабабки по женской линии. Точнее предавались сведения о нём, не всем хватало сил это наследство принять.
  - Я собирался туда отвезти Любомилу, - рассказывал прадед, - надеялся, что хватит ей силы пробудить заимку. Стань она хозяйкой тех мест, её бы без согласия оттуда никто увезти не смог бы. Но она про неё и узнать не успела... - прадед тяжело вздохнул.
  - А у меня только теперь силы накопились для этого? - спросила я.
  - У тебя и при появлении здесь их хватало, - усмехнулся прадед. - Я просто хотел, чтоб ты здесь обжилась, попривыкла. Весной думал тебя отвезти, но придётся, видно, тебе там зимовать.
  Я поёжилась. Одной зимовать в пустом доме, конечно, не очень хотелось, но к князю попадаться не хотелось ещё больше. Хоть мне и не очень верилось в то, что он способен избить меня, но проверять на собственной шкурке не хотелось. А вдруг ошибаюсь? Я и так особой любви к нему не чувствую, а тут вообще возненавижу.
  Так в разговорах и раздумьях мы через несколько часов вынырнули из сумрачной глуши подпространства на широкую дорогу, огибавшую лесную опушку. Здесь зима уже вступила в свои права полностью. Мы остановились ненадолго, укутались в приготовленные заранее тулупы, и двинулись дальше.
  Солнце уже стало скрываться за макушками деревьев, уступая место сумеркам. Лошади ступали по укатанной дороге легко, бодро, поэтому еще не успело окончательно стемнеть, когда мы подъехали к мостику, перекинутому через неширокий рукав реки, огибавший островок. Я озадаченно посмотрела на противоположный берег: мостик там практически упирался в стену из плотно переплетённых еловых лап. Это как? Лесорубов звать, чтобы дорогу проложить? Но прадед, не выказывая удивления, приглашающе махнул рукой на мостик. Я спешилась, пожала плечами и пошла навстречу елям, ведя Златку в поводу. С каждым шагом ощущение правильности происходящего усиливалось. Подойдя вплотную к елям, я потянулась силой к лесу, также, как делала это в Опалихе. Снег вокруг меня засиял золотистыми сполохами, свечение рванулось по еловой стене, словно огоньки новогодней иллюминации, и взвилось над деревьями, рассыпалось искрами, которые зависли в воздухе, расцвечивая потемневшее небо. Еловые лапы дрогнули и разошлись, открывая мне дорогу к стоящему на поляне бревенчатому высокому дому.
  ГЛАВА 27
  После недолгого любования открывшимся видом, я обернулась. Прадедушка спешился, но на мостик не заходил. Я взглянула вниз: по середине речушки, повторяя изгибы русла, сквозь тёмную, свободную ото льда воду светящейся лентой прорисовывалась граница. Повинуясь интуиции, я сделала несколько шагов по мостику назад и произнесла фразу, необходимость которой очень остро ощущала в этот момент:
  - Деда, проходи, будь гостем дорогим...
  Прадед улыбнулся, коснулся ладонью резного столбика, от которого начинались перила. Узорчатое деревянное навершие коротко, всего лишь на миг, осветилось неяркой вспышкой, видно, так срабатывала здешняя система распознавания 'свой-чужой'.
  Мимо расступившихся ёлок к бревенчатому терему мы подошли уже вдвоём. Прадед занялся лошадьми, а я медленно начала подниматься по высокой лестнице, осторожно знакомясь с домом. Именно знакомством и были мои первые касания к перилам: терем воспринимался как живое существо. Перед моим приходом он крепко спал, а теперь потихоньку пробуждался, но до конца ещё не проснулся, оставаясь пока в плену вязкой дремоты. Хотя моё присутствие он уже ощутил.
  Я зашла в просторные сени, толкнула тяжёлую дверь с маленьким резным окошечком, закрытым цветными стёклышками в мелком переплёте, и очутилась в большой комнате с высокими стрельчатыми окнами. Явно парадная часть дома была пустой и холодной, немного пахло пылью, полынью и сосной. Но дом был сохранный, разрушения и гниения здесь совсем не было заметно. Хоть он и простоял без хозяйского пригляда столько времени, заброшенным не выглядел.
  За остаток вечера мы с прадедушкой успели смахнуть более или менее пыль в большой горнице и двух комнатах, выходивших в неё, придали им в какой-то степени жилой вид, частично разобрав багаж. И, самое главное, протопили, большую печь. Согревшиеся и усталые мы лениво поужинали дорожными пирогами тётушки Дарёны и отправились спать.
  Уже проваливаясь в сон, я подумала, что надо будет как-то подновить облупившуюся роспись, украшавшую печь и стены. Только где бы мастера найти, чтобы не испортил тонкий изящный рисунок, контуры которого всё ещё довольно чётко виднелись. Утром, открыв глаза, я попыталась понять: то ли я плохо рассмотрела эти самые узоры накануне при свете фонарей, то ли за ночь нашёлся мастер высокохудожественной росписи. И не просто нашёлся, но и всё сделал за эту самую ночь.
  Отдохнувшее за ночь тело требовало движения и... покушать, конечно. Поэтому разлёживаться я не стала. Быстренько одеваясь, я поняла, что телу хочется не только поесть, но и помыться. Всё-таки водные процедуры в ручье не могли заменить полноценного купания. Пожалуй, сразу после завтрака мы с прадедушкой и устроим банный день.
  Выйдя из своей комнаты, я услышала чужие голоса, раздававшиеся у печи.
  - Скоренько, скоренько, давай, Уладушка. Для хозяюшки и гостя ейного стол накрыть надо, а то проснутся вот-вот... Чего ж мы их смущать-то беготней будем, - суетливо волновался хрипловатый басок.
  - Да уйди ж ты, окаянный, с дороги! - сердито перебивала его обладательница контральто. - Поди, лучше посуду поставь, под ногами у меня не путайся! Да и скатерть, вон глянь, как перекосилась.
  -Где?! - испуганно охнул басок.
  И вся эта разноголосица сопровождалась позвякиванием кухонной утвари и дробным топотом мелких шажков.
  Я осторожно вышла из-за огромной печи, перекрывавшей мне обзор, и остановилась, боясь потревожить занятых готовкой и наведением красоты на столе домовых, точнее пары - домового и домовихи. Понаблюдав немного за их суетой, я всё же решила поздороваться:
  - Доброе утро!
  - Ох, хозяюшка! - испуганно охнули они слаженным дуэтом.
  - Только, не пугайтесь меня, не убегайте, - попросила я и присела на лавку.
  Домовые вняли моим словам, взяли себя в руки, подошли ко мне и поклонились:
  - Здрава буде, хозяюшка!
  Приветствие тоже прозвучало на два голоса, а вот дальше инициативу взял на себя домовой, произнеся почтительно, но без намёка на подобострастие в голосе:
  - Я - Бова, а это моя вторая половина - Улада. Служить мы тебе будем честно и верно. Только прости, что так уж неладно получилось: впредь стараться будем пораньше с утра всё готовить...
  - Не стоит о пустом переживать, - в тон домовому ответила я, искренне улыбнувшись, - наоборот, рада с вами повстречаться, раз уж помогать мне будете по хозяйству. Меня Ярославою зовут. Прошу вас, не убегайте, не прячьтесь. Для дедушки домовой в его доме - не слуга, а друг, да и мне с вами веселее будет, чем одной в пустом тереме.
  Пара домовых просияла в ответ улыбками:
  - Как скажешь, хозяюшка. А почему ж одна? Дедушка-то надолго может остаться, родная кровь ведь.
  - Дедушка мой - лекарь в Китеж-граде не из последних, - с грустью и гордостью одновременно ответила я, - там его ждут и больные, и ученики. А я молодая да здоровая, уж как-нибудь справлюсь, а с вашей-то заботой точно не пропаду.
  При последних словах Бова приосанился, а Улада разрумянилась и согласно закивала, мол, точно-точно, не пропадёшь.
  Когда раздались шаги прадедушки, домовый уже успокоились, дёргаться не стали, встретили его почтительно и без нервной суеты. А после второго круга знакомства и приветствия, Бова, заслышав от меня про баньку, тихонько испарился. Уладушка же принялась ухаживать за нами, и, к слову сказать, делала это ласково, но не назойливо.
  Потом было посещение бани, истомой наполнившее согретое и вымытое тело. Осмотр доставшихся мне владений я оставила на после обеда, здраво рассудив, что делать это надо с сухой головой и сытой. Но экскурсию по островку пришлось отложить - после обеда у меня появились первые гости.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.40*51  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"