Аннотация: Перевод статьи "WHAT IF PIZARRO HAD NOT FOUND POTATOES IN PERU?" из сборника "WHAT IF-2"
ЧТО, ЕСЛИ БЫ ПИСАРРО НЕ НАШЕЛ КАРТОФЕЛЬ В ПЕРУ?
Скромные корни истории
Мир без картофеля? Уильям Х. МакНейлл предлагает представить, как исторические ориентир, то, что дали за прошлые пять столетий высококалорийные, но малопрестижные крахмалистые клубни, которые презираются сегодняшними любителями диеты. Их принесли солдаты испанского конкистадора Писарро, после победы над андской империей Инков в 1531-32. Картофель происходит из перуанского altiplano (высокогорья), а не из Вирджинии, как ранее убеждали нас англофильские историки. Местные народы этого региона зависели от упругих мячиков, которые напоминали маленькие камни и годились для еды. Писарро и его горстка военных головорезов ворвались на волне оспы, которая сократила в десять раз население империи Инков и их власть, нагло используя преимущество своего иммунитета, после ранее перенесенной болезни, в котором видело символ покровительства Бога. Это, как и их жадность, является знакомой историей. Картофель, который Испанцы называли "chuno", должно быть, казался ничем по сравнению с богатством добычи, которую они захватили, МакНейлл пишет: "Все же я предлагаю считать, что скромный картофель играл большую роль в формировании последующей истории мира, чем все золото и серебро, которые так восхищали Писарро и его преемников".
Но что касается картофеля, какие различные дороги могла принять история? Стала ли бы Испания такой мощной силой, осуществляююей контроль над первой империей в истории, над которой солнце никогда не заходило? Ее богатство коренилось в залежах серебра, которое добывалось кормившимися картофелем подневольными чернорабочими. Выжилали бы без картофеля в Семилетней Войне (1756-63) Пруссия Фридриха Великого, проложившая пути, в конечном счете, для подъема Германии? Как отличались бы социальные пейзажи Соединенных Штатов, Канады и Австралии без ирландского картофельного голода? Было бы имперское и индустриальное развитие Европы в девятнадцатом столетии возможным без картофеля? Не была ли горючим для многих кризисов Холодной войны водка на основе картофеля? И смогли бы мы теперь, в редкие периоды относительного мира, восхищаться первой из главных и действительно незабываемой картиной Ван Гога "Едоки картофеля"?
Эта заключительная глава - та, которая охватывает столетия, континенты, и естественные границы того, что мы могли бы назвать альтернативой отсутствия.
Уильям МакНейлл, заслуженный профессор Университетa Чикаго, лауреат Национальной Книжной Премии за его книгу "Возвышение Запада". Среди его двадцати шести других книг - обзор военной истории "Гонка Мощи, Бедствий и Народов", и последняя "Держаться Вместе Вовремя: Эссе относительно Танца и Вращения в Человеческой Истории". В 1997-м он получил один из самых престижных международных призов "за целую жизнь выдающейся учености", Премию Эразмуса.
ЭТОТ ВОПРОС, вероятно, будет странным для большинства читателей и большинства историков также, как для самого Писарро и его бандитов. Все же без дешевого и обильного продовольствия, обеспеченного главным образом картофелем, в суровом климате перуанского altiplano, возможно, не выжила бы цивилизация Инков, которая так поразила Испанцев, когда они поднялись в Анды, чтобы завоевать их (1531-32). Для Писарро и его спутников факт, что народы Перу не выращивали пшеницу или рогатый скот, был тривиальным неудобством, так как это подразумевало, что они должны были есть незнакомые, неприятные заменители хлеба и мяса, к которым они привыкли. Для них это (картофель) должно быть, казалось полным пустяком по сравнению с богатством добычи, которую они захватили. Все же я предлагаю считать, что скромный картофель сыграл большую роль в формировании последующей истории мира, чем все золото и серебро, которые так восхищали Писарро и его преемников.
В частности, испанская гегемония в Европе (1559-1640), возможно, не была достигнута без этого скромного клубня, поскольку это он кормил шахтеров Потоси, а именно они добыли беспрецедентные количества серебра, позволившие испанскому правительству платить его солдатам (по крайней мере большую часть времени) и выдерживать все другие имперские расходы, понесенные Филипом II и его прямыми наследниками. Но главные колеблющие мир побочные эффекты выращивания картофеля проявляются после 1650, когда основные серебряные залежи в Потоси закончились. Именно картофель, пришедший в Европу, позволил коренным ирландцам пережить кампанию английского правительства по расселению отставных солдат Кромвеля на конфискованной у них земле после 1652. То же самое растение спасло прусских крестьян от разрушительных действий вторгнувшихся армий в ходе Семилетней войны (1756-63), и их устойчивость позволила выжить армии и правительству Фридриха Великого. Затем, в девятнадцатом столетии, расширенное поступление калорий с картофельных полей поддержало демографическое и имперское расширение Европы, обеспечив вполне достаточную рабочую силу для фабрик и других городских промыслов, при поддержке массивной эмиграции за море, так же как по суше в Сибирь. Короче говоря, с тех пор (1545) когда испанские разведчики обнаружили "серебряную гору" в Потоси, военная и политическая история мира испытали глубокое воздействие от пригодности картофеля питать человека, воздействие, сначала на южноамериканском altiplano, затем в Ирландии и по всей североевропейской равнине, и, с несколько менее заметными результатами, всюду по другим хорошо увлажненным и относительно прохладным регионам Земли, особенно в Китае.
Понимание - почему - требует маленького объяснения. Картофель, известный ботаникам как Solatium tuberosum, происходит из Анд. Он дает наилучшие результаты в песчаных почвах с относительно прохладным сельскохозяйственным сезоном, но приспосабливается с готовностью к разнообразным широтам, пока есть достаточно воды в почве, чтобы позволить ему формировать его сырые, крахмалистые клубни. Картофель имел несколько преимуществ перед зерном как продовольствие для людей. Сначала и наиболее важно, в соответственно сырых почвах, выход калорий с картофельных полей обычно намного больше чем, то, что производит зерно. Это не будет справедливым для орошаемых рисовых плантаций в Восточной Азии, но в Северной Европе выход калорий с акра от картофеля в два-четыре раза больше, чем от зерна. Кроме того, клубни имеют достаточное содержание витаминов и минералов, чтобы составить полную и хорошо сбалансированную диету, если к ним добавлены жир, белок, и кальций цельного коровьего молока..
С другой стороны, картофель не может сохраняться так, как зерно.
Зрелое зерно слишком сухо, чтобы прорасти без увлажнения. Хранение поэтому только требует защиты семян от воды и от животных и насекомых вредителей. Картофель, напротив, является достаточно сырым, чтобы прорасти под влиянием встроенных в него биологических часов, которые обычно запускаются небольшими изменениями в температуре, и это вне зависимости от того, лежит ли он в подвалах и корзинах для хранения или остался под землей, где вырос. Клубни при хранении также уязвимы к грибкам, которые питаются ими так же с готовностью, как и люди; и как только грибы начинают расти, они быстро превращают клубни в гниль. Хранение картофеля в течение больше, чем нескольких месяцев, поэтому непрактично даже сегодня.
Без удовлетворительных методов долгосрочного хранения, картофель не мог поддержать цивилизованные формы общества, как это было с зерном. Что касается злаков, владение запасами зерна и использование их, чтобы кормить городских обитателей, таких, как священники и правители, послужило основой самых ранних цивилизаций. Арендные платы и налоги, денежные или натуральней, продолжали производить то же самое изъятие зерна от фермеров к правителям и менеджерам и их городским иждивенцам всюду в последующих тысячелетиях цивилизованной истории, и делали так до самого недавнего времени, когда рыночные обмены между городскими и сельскими обитателями начали доминировать над тем же самым процессом экспроприации.
В его сырой форме, городской народ не мог жить за счет изъятия скоропортящегося картофеля от его производителей, в значительной степени потому что, так как они не должны быть вырыты из земли, пока не пришло время есть их, производители картофелин избежали проблемы необходимости защищать склады ценного продовольствия. Производители зерна, напротив, были радикально уязвимы для вооруженных мародеров, потому, что с того момента как зрелое зерно собрано и запасено, запасы собранного зерна было легко найти и унести. Цивилизованные арендные и налоговые сборщики, которые брали только часть урожая, могли бы или не могли бы быть способны защитить сельских обитателей от набегов. Но это было, разумеется, лучше для фермеров зерна разделить урожай с мощными правителями и владельцами, которые имели ясный и прямой интерес в исполнении всех, что они могли, чтобы защитить тех, кто произвел зерно, от которого каждый зависел. Следовательно, хлеборобство и цивилизация идут вместе от начала истории.
Тем не менее, в его первоначальной андской среде произрастания, картофель действительно был основным продовольствием для Империи Инки и ее предшественников. Это было так потому, что специфический климат южноамериканского altiplano позволял сохранить картофелины, выкладывая их к на сухой ночной воздух, когда, несмотря на тропическое местоположение Перу, температуры иногда понижались ниже нуля. Вяленый, высушенный замораживанием картофель, названный chuno испанцами, был полностью эквивалентен зерну, так как chuno мог храниться в течение многих лет без потери пищевой ценности. Следовательно, сборщики Инки могли облагает это налогом и действительно требовали, чтобы картофелеводы доставляли chuno к государственным складам так же, как они требовали от кукурузоводов в более низких высотах, передачи зерна; и должностные лица могли тогда использовать продовольствие из таких складов, чтобы кормить солдат, чернорабочих общественных работ, и всех домашних служащих, администраторов, и священников, которые вместе и образовали правительство и цивилизацию Инков.
В 1532 Испанцы унаследовали эту административную систему и после 1545 года использовали ее, чтобы снабжать chuno многие тысячи мобилизованных серебряных шахтеров в Потоси. Их усилия, в свою очередь, произвели поток серебра, которое поддержало испанскую имперскую мощь в Европе и Америках и, в ходе следующего столетия, раздутые цены во всем мире. Быстро повышающиеся цены, в свою очередь, опрокидывают старые экономические и социальные отношения всюду в цивилизованных обществах. Таким образом это было, что между 1545 и приблизительно 1650, картофель, переработанный в chuno, питал беспрецедентную добычу серебра в Перу, вызывая во всем мире экономический и социальный переворот, при возвышении испанской военной мощи в Западной Европе. Никто не понимал, что происходило в этоо время; еще меньше кто-нибудь мог поверить, что противная, горькая (на европейский вкус) еда делает все это возможным. Все же, конечно, это так и было.
Но это начальное воздействие на всемирную историю было только прелюдией к тому, что то же самое растение произвело на европейской почве. Как это произошло - не было зафиксировано; но достаточно правдоподобно, что все началось с испанских судов, которые, направляясь в Tихий океан, должны были запасать продовольствии для своего возвращения. Знакомые европейские хлебные злаки не были доступны, так что моряки на пути домой должны были положиться на кукурузу и картофель - все, чем Тихоокеанское побережье Южной Америки могло их снабдить. Мы также знаем наверняка, что при возвращении к Испании, моряки доставляли образцы на берег, и некоторые очевидно думали достаточно много о новых пищевых продуктах, чтобы пробовать привить их. Большинство частей Испании было слишком сухо для картофеля; но Атлантические ветры приносили достаточную влажность к Стране Басков по северо-западному побережью Испании, чтобы там рос картофель.
Соответственно, в течение нескольких десятилетий после завоеваний Писарро, картофель пустил корни в баскской стране, и баскские рыбаки скоро начали запасать свои рыбацкие лодки картофелем, когда направлялись к Большой Ньюфаундлендскую. Именно они принесли его на западное побережье Ирландии, куда они обычно прибывали на берегу для отдыха перед возвращением. Точно, когда картофель начал расти на ирландской почве, остается неизвестным, но к 1650 г., его урожай был достаточно велик в самой западной области Коннахта, чтобы спасти жизни ирландцев после их поражения солдатами Кромвеля (1649-52).
В результате, когда английское правительство стало решать ирландскую проблему, распределяя конфискованные земли в Лейнстере и Мюнстере среди демобилизованных ветеранов, выдавливая коренных уроженцев этих областей в Коннахт, побежденные ирландцы сумели выжить, выращивая картофель на маленьких клочках земли, и добавляя это новое продовольствие к молоку от рогатого скота, который долго был основным основанием ирландской экономики. Ирландская почва и климат были такими, что одного акра картофеля и достаточного количества травы для коровы, было достаточно, чтобы кормить семью, и еще оставалось достаточно, чтобы вырастить свинью. Какой бы однообразной не казалась эта диета для нас, она поддержала быстрый прирост заметно здорового ирландского населения со времени, когда солдаты Кромвеля заставили их принимать это.
Английские поселенцы, по контрасту, ели хлеб и сыр и были полностью несклонны изменить свои привычки, даже при том, что пшеница часто не вызревала в ирландском климате, а рожь и овес давали гораздо меньше с акра и стоили больше, чтобы их собрать и превратить в хлеб, чем картофель, который должен был только быть вырыт из земли и брошен в горшок с кипящей водой, чтобы быть готовым к столу. Это подразумевало, что Ирландцы могли жить гораздо более дешево, чем Англичане, и когда ветераны Кромвеля нашли, что тип хлеборобства, с которым они были знакомы в Англии, не давал удовлетворительных результатов в более сыром, более прохладном ирландском климате, они распродали земли скупщикам, которые скоро нашли, что разведение крупного рогатого скота было единственным реальным способом получить наличный доход от земли.
Эти землевладельцы-выскочки нуждались в наемных руках, чтобы пасти их стада и быстро обнаружили, что ирландские чернорабочие были опытными скотоводами и очень дешевы, только нуждаясь в акре для картофеля и достаточном количестве травы для коровы. В результате, и несмотря на намерения английского правительства, Католический ирландские работники и их новый картофельного стиль питания вытеснил намного более дорогих питающихся хлебом английских чернорабочих из почти всей сельской Ирландии. Благодаря картофелю, поэтому, большинство населения Ирландии оставалось ирландцами, кроме в Ольстере, где более раннее восстание против Англичан привело к поселению Протестантских Шотландцев из присоединенной после 1607 г. страны. Шотландское сельское хозяйство, основанное на овсе, а не на пшенице, было более пригодно к ирландской почве; и так как картофель был неизвестен в Ольстере, пока в начале восемнадцатого столетия, Шотландо-ирландцы успешно заместили Ирландцев в большей части этой области, с политическими и социальными результатами, которые все еще определяют и сегодня.
Тогда, в девятнадцатом столетии, когда более быстрые и вместительные пароходы начали пересекать моря, они неосторожно ввезли в Европу южноамериканский грибок, при влажных, прохладных условиях оказавшийся смертельным для картофеля, который к тому времени утвердился всюду по Ирландии и на большей части северной европейской равнины. Лета 1845 и 1846 были необычно прохладны и влажны в Западной Европе, и проистекающий картофельный неурожай принес жестокий голод в Ирландию и серьезные нехватки продовольствия в других местах в северной Европе. В Ирландии больше чем миллион человек умер от голодания и от инфекций, вызванных голодом; в то время как миллионы других эмигрировали во время и после голода. Образовавшаяся в ресультате ирландская диаспора изменила социальные пейзажи Соединенных Штатов, Великобритании, Канады, Австралии и других стран. Это, вероятно, надо считать, вторым всемирным изменением вследствие картофельного культивирования и ирландского образа жизни, который опасно зависел от этого единственного продукта.
Тем не менее, основное воздействие картофеля на современную европейскую историю произошло на Континенте, а не в Ирландии. Эта история требует возвращения ко времени, когда испанские моряки впервые привезли клубни через океан. Поскольку мы видели, большая часть самой Испании не подходила, но картофель преуспел в долине По в Италии, которая стала частью испанской империи в 1535. Неизвестные моряки, должно быть, внесли их туда, и угнетаемые итальянские крестьяне посчитали их ценными не в последнюю очередь, потому что они избежали налогообложения, с тех пор как городской народ поначалу не мог для использовать новый продукт. Картофельные сады тогда распространяются к северу очень быстро, из Италии через Альпы во Франш-Конте, Рейнланд и Недерланды перед концом шестнадцатого столетия.
Картофель следовал по этой дороге к северной европейской равнине, потому что именно здесь местные крестьяне были регулярно жертвами реквизиций вооруженных групп испанских солдат, идущих по так называемой "Испанской Дороге". Это, в свою очередь, было потому что, когда голландские мятежники начали восьмидесятилетнюю войну с переменным успехом против Филипа II Испанского и его наследников (1568-1648), их военно-морское превосходство сделало море опасным для плваний испанцев. Испанское правительство было поэтому вынуждено поддерживать свои армии в Нидерландах, отправляя отряды из Италии в северном направлении к театру войны. С незапамятных времен европейские армии жили за счет земли по которой они машировали, так как трудноти транспорта лишали их других возможностей. Соответственно, испанские солдаты в пути к Нидерландам реквизировали зерно в деревнях по пути и делали так год за годом. При этих обстоятельствах, крестьяне быстро обнаружили, что картофель спасал их жизнь. Просто оставляя его в земле, пока не требуется для еды, они могли быть уверены - кое-что им останется даже после того, как вооруженные отряды фуражиров выгребли все доступные склады зерна. Мы можем только предположить, что молва и персональный опыт совместно распространили новости относительно жизнеспасительных особенностей новой культуры от деревни до деревни, для распространения картофеля к северу из Италии, что, однако, не оставило никакого следа в известных записях.
В конечном счете, существование картофеля по "Испанской Дороге" действительно привлекло внимание науки, когда в 1588 ботаник, латинизировавший свое имя в Carolus Clusius (Каролус Клузиус) написал акварель с избражением картофельного растения, которое он обнаружил в саду около Монса в Бельгии. Клузиус впоследствии опубликовал эту акварель в своей книге "Rariorum plantarum historia" (История редких растений", Антверпен, 1601) наряду с описанием того, что он назвал Papas Peruanorum (Папас Перуанорум), вместе с кратким изложением того, что он узнал о растении. Он правильно сообщил, что оно прибыло из Перу и было "обычно" в северной Италии, где это было оценено и как фураж для животныхого и как продовольствие для человека. Это - первая письменный запись существования картофеля на континенте Европы, найденная на сегодняржн, и полностью правдоподобное, но неполное, описание того, где растение первоначально произрастало. Безусловно, Клузиус не смог объяснить, почему земледельцы по Испанской Дороге были настолько готовы ринять новую культуру и не знал ничего о картофельных садах баскских рыбаков. Их существование можно достоверно доказать, однако, от проверенного факта, что ирландский картофель, происходит из Испании, а не из последующей интродукции Фрэнсисом Дрэйком другой разновидности картофеля в Англию в 1580 г.. Один английский ботаник быстро заметил картофель, "привезенный Дрейком из его известного кругосветного плавания", но хотя Джон Джерард выбрал большую гравюру нового завода растения для фронтисписа своей книги "Гербариум, или Всеобщая История Растений" (Лондон, 1597), таким образом предшествуя публикации Клузиуса о картофеле на четыре года, Джерард, ошибочно назвал новое растением "картофелем из Вирджинии, " таким образом вводя ошибку в английский научный язык, которая удержалась в течение большей части девятнадцатого столетия.
До восемнадцатого столетия, картофель оставался только садовым растением, как в Стране Басков, так и в Ирландии, Северной Италии, Рейнской Области или смежных областях. Большинство европейских крестьян обрабатывало полосы в общих полях, и традиция требовала, чтобы каждый сеял те же культуры в смежных полосах так, чтобы последующие работы сбора урожая, подбирания, и вспахивания могли происходить по расисанию. Это подразумевало, что новые зерновые культуры не могли обычно входить в общие поля. Тем не менее, как мы только что видели, между 1560 и 1700 г.г. распространение сравнительно маленьких картофельных огородов уменьшило обычное разрушительное действие на демографию реквизиций со стороны вооруженных сил в наиболее затронутой войной части Европы. Это было существенно постольку, поскольку размеры европейских армий увеличились, смерть крестьян от голода вслед за идущими солдатами стала все более широко распространенной и достигла разрушительного кульминационного момента в Германии в течение Тридцатилетней Войны (1618-48). Ее ужасы долго помнили, потому что это было последним случаем длительной войны в Северной Европе прежде, чем картофель стал общедоступным, чтобы предупредить сельское голодание даже после того, как запасы зерна были все унесены солдатами-фуражирами.
Это, в свою очередь, стало возможным, потому что, после 1750, распространение картофеля по европейским ландшафтам перестало зависеть от инициативы неграмотных крестьян, полагаясь исключительно на устную информацию. Вместо этого, правительственные должностные лица вмешались и начали, сначала только в Пруссии, размножать картофель с преднамеренной целью сохранить сельских налогоплательщиков от военного голода. Это было начато, когда юный прусский король, Фридрих Великий, проводя кампанию в Rhinelands в течение Войны австрийской Последовательности (1740-48), заметил, как картофель позволял крестьянам переживать военную реквизицию. Соответственно, в 1744 он решил ввести эту культуру в Пруссии, приказывая местным администраторам распределить свободный семенной картофель вместе с инструкциями о том, как его выращивать.
Инициатива Фридриха дала плоды в течение Семилетней Войны (1756-63), когда прусские крестьяне перенесли многочисленные вторжения австрийских, русских и французскими армий, не испытав серьезный голод. Выживание против всех ожиданий прусского государства и армии зависело от новой и удивительной устойчивости прусского крестьянства столько, сколько же% скольи от известных победах Фридриха, британских субсидий и внезапногом изменения Российской политики. Из этого следует, что последующая история Германии конечно очень отличалась без присутствия картофеля в прусских полях и садах в течение Семилетней Войны. Но нет никакого смысла в спекуляциях на тему том, как победные силы Франции, Австрии, и России, возможно, изменили бы ход немецких дел, почти наверняка предупреждая объединение Германии Бисмарком под прусским лидерством в 1870.
Вместо этого, в течение Семилетней Войны тайна способности Пруссии противостоять повторным вторжениям стала очевидной для армий нападения, и когда мир возвратился. Французское, Австрийское и российские правительства стали подражать Пруссакам, как официальную политику распространение картофеля среди их собственных крестьян приняв. Французы следовали впереди, частично благодаря усилиям армейского доктора, Антуана Пармантье, который, столкнувшись с картофелем в Пруссии, потратил остаток своей жизни, на исследование его пищевой ценности и способов наилучшего выращивания. Он издал свои результаты в книге, названной Examen chymique des pommes des terres" ("Химическое исследование картофеля", Париж 1774). Кстати, официальные усилия сделать картофель приемлемым во Франции побудили Марию-Антуанетту рекламировать достоинства растения, появляясь на придворных балах с цветами картофеля в прическе. Австрийские и российские официальные усилия догнать Пруссию также произвели относительно быстрые результаты, хотя инерция и ограничения культивирования в полях подразумевали, что картофель оставался главным образом садовым растением в этой части Европы до 1820-ых и 1830-ых.
К тому времени, во Франции, Нидерландах и Германии картофель прорвался через заборы сада и стал полевой культурой, таким образом чрезвычайно расширяя количество калорий, доступных, чтобы кормить быстро растущее население. Чтобы понимать величину этого эффекта, нужно помнить что традиционное зерновое земледелие в Европе требовало оставления поля под паром каждый второй или третий год. Это было необходимо, чтобы очистить поля от сорняков, вспахивая пары летом прежде, чем семена сорняка проросли. В картофельных садах, мотыжение вручную было единственным способом удалить сорняки, так что с точки зрения человеческого труда картофеля требовал гораздо большего количества рабочей силы летом, чем зерно, которое слишком плотно сеялось для того, чтобы можно было его мотыжить. Картофель не мог поэтому стать основным полевым растением, если не могла быть найдена достаточная рабочая сила, чтобы мотыжить занятую им землю.
Но, по причинам, все еще обсуждаемым среди демографов, Европа наряду с остальной частью цивилизованного мира начала испытывать неудержимый прирост населения после 1750. там, где сельскохозяйственная земля была уже полностью занята, получающийся всплеск численности населения означал меньшие наделы на семейства и понизил уровень жизни. Крестьянские восстания, который начал беспокоить китайское имперское правительство в 1770-ых, отмечают это несчастное обстоятельство в Китае. Но в Северной Европе картофель был доступен, чтобы занимать паровое поле зерна, и официальная правительственная политика была готовой ускорить этот процесс. Производство продовольствия умножились соответственно, так, чтобы обеспечить питанием возросшее население Северной Европы и сделать доступным, усиление сельскохозяйственным, индустриальной, военной и других форм организованной активности. Быстрый прорыв североевропейских наций к мировому господству в девятнадцатом столетии зависела от этой удачи.
Легко понять, как готовность обширных пустующих паровых полей позволила очень мощному процессу усиления с обратной связью утвердиться в Северной Европе после 1750. Просто, при посадках картофеля на парах, новая и огромная поставка продовольствия могла быть произведена без малейшего сокращения традиционных урожаев зерна! Какое золотое дно! Вместо общепринятого пара, от трети до половине пашни Европы могла быть заняты картофелем или другими новыми культурами вроде турнепса и сахарной свеклы, и пока растущие растения мотыжились вручную однажды или дважды в начале лета, сорняки очень целесообразно контролировались. Следовательно картофельные поля могли быть засеяны зерном в следующем году, как обычно, в то время как новые сельскохозяйственные культуры занимали новые, болше не простаивающие под паром, поля. Дополнительная рабочая сила была существенна для этой интенсификации европейского сельского хозяйства; но картофель, превоходя, как упоминалось в два - четыре раза зерно по количеству калорий на акр, позволял кормить растущее число рабочих рук, необходимых для его культивирования. Вдобавок ко всему, остаток картофеля годился для фуража животных и для преобразования в водку, которая, фактически, стала очень важным источником дохода для российского правительства.
При этих обстоятельствах, как только картофель становился полевой культурой, население могло и действительно поднималось далеко выше прежнего уровня, и картофеля, будучи дешевым, стал основным продовольствием более бедных классоввсюду по северной европейской равнине, от северной Франции и Нидерландов через Германию и Польшу в Россию. Хлеб никогда не замещался полностью, как это было среди Ирландцев, так что воздействие неурожйных лет (1845-47), когда картофель, неудавшийся почти всюду, было соответственно уменьшено на европейском Континенте (и в Англии), хотя "голодные сороковые" долго помнили те, кто пострадал через них.
Картофельные болезни распространялись при влажной холодной погоде; и когда цухие летние периоды возвратились в Евроуе после 1847, болезни уменьшились или даже исчезли. Но каждый раз, когда возвращалась достаточно продолжительная прохладная, влажная летняя погода, это позволила грибкам возобновлять их разрушительные действия до 1880-ых, когда были введены защитные химические опрыскивания. Незадолго прежде, чем химические опрыскивания (и искусственные удобрения) начали изменять европейское сельское хозяйство, изобретение гужевого культиватора уменьшило или устранило потребность в мотыжение картофеля и другие пропашных культура, таким образом освобождая сельских чернорабочих для индустриальной занятости в шахтах и фабриках, которые начали вырастать около месторождений угля Европы при одновременной массивной эмиграции за море и также в восточном направлении в Сибирь.
Эффект сознательного официального патронажа картофельного культивирования, заданного Фридрихом Великим в 1744, оказалось, был очень значительным. Прежде всего, картофель быстро стал полевой культурой и все более и более важным источником человеческой пищи всюду по северной Европе. Следовательно, усиленный размах войн на Французской Революции и Наполеона (1793-1815) был терпимым для сельского населения Европы в значительной степени благодаря продовольствию с картофельнхе огородов и полей. Иначе европейские правительства, возможно, возможно не смогли бы мобилизовать миллионы солдат при продолжении их полевого прокормления традиционным способом, безжалостно реквизируя зерно и животных от местных сельских жителей. Но вместо того, чтобы вызывать смерть и бедствие в еще большем масштабе, чем это было во время Тридцатилетней Войны% годы между 1793 и 1815 вызвали только минимальный ущерб европейским сельским поселениям.
Так как картофель продолжал свою экспансию в ранее бесплодные для хлеборобов поля и поскольку ручное мотыженье перестало быть необходимым, европейская сельская местность начала пустеть. Миллионы мигрантов начали работать в новых фабриках и шахтах и обеспечили другие услуги в быстрорастущих городских центрах, в то время как другие эмигрировали за моря и в восточном направлении в Сибирь. Бурный рост населения европейских народов в девятнадцатом столетии было действительно замечателен; не в последнюю очередь из-за чудесного факта, что сначала в пределах Европы непосредственно и затем за морями и в Сибири Европейцы нашли, что пустовавшие земли обеспечили их растущее население соответствующим, действительно обильным, продовольствием.
Устранение бесплодия земли произошло и по всей собственно Северной Европе, и здесь картофель играл ведущую роль, как мы только что видели. За границей и в Сибири этому предшествовала вымирание местного населения под воздействием болезней, принесенных цивилизацией, и разрушения старых экологических балансов спросом цивилизации на меха и некоторые других предметов потребления, которые разрушили) местные общества в сибирском, американском, австралийском, и других заморских ландшафтах, открывая путь для европейского заселения. Военное завоевание просто обеспечило успех европейских эмигрантов в вытеснении старых жителей везде, где известные европейские зерновые культуры и агротехника оказались жизнеспособными. В итоге, культурные и политические преобразования обеих Америк, Австралии и частично Сибири были действительно решительными и граждане Соединенных Штатов и России - сегодня самые заметные наследники этого процесса.
Без дополнительного продовольствия с картофельных полей, бурный рост населения Северной Европы, возможно, не произошел бы. Кукуруза также играла подобную, но менее заметную роль в Южной Европе; но это - другая история. Конечно еще очень большую роль для роста Европы играли и текущие изъятия из ее мировых колониальных владенийм; но можно уверенно сказать, что картофель из Перу был существенен, чтобы питать бурно прирастающую человеческую биомассу, которая обепечила имперские предприятия Европы. Картофель таким образом мощно воздействовал на общий ход мировой истории с 1750. Серебро и золото блестят, это так, но картофель, неприметный и незамеченный сначала, был более важен, так как с тех пор он менял курс человеческой истории долгодйствующими способами, и делал так неоднократно, со времени Писарро, впервые встретившегося с ним и презиравшего его.
Так что было бы, если Писарро не нашел бы картофель в Перу? Наш мир наверняка радикально отличался бы, даже при том, что никто не может сказать точно, насколько велико было бы это отличие.