Аннотация: Насколько велика пропасть между верой и атеизмом, и почему иной раз представитель иной религии оказывается тебе ближе, и способен тебя понять лучше, чем единоверцы?
ГЛАВА XXXVI
БОЖЬЯ КАРА
Трясясь от плача, Мария вытерла икону, и обессилено опустилась на свою кровать.
Она чувствовала усталость, словно весь день таскала на себе тяжелые камни. Все ее тело дрожало, как в лихорадке.
- Господи, сколько же это еще будет продолжаться? - тихо произнесла Мария. - Не могу я больше этого выносить, не могу. Сколько злобы, сколько ненависти. Господи, ну когда же люди научатся любить?! Когда прекратится эта слепая ненависть? Ведь люди ненавидят, в основном, по незнанию, ненавидят то, чего не понимают. Господи, научи людей хоть немного любви, помоги им, не оставь их. Не дай им погибнуть в собственной ненависти. А меня, Господи, забери к себе. Пошли мне смерть. Не в силах я больше выносить все это, не в силах. Лучше смерть, чем такая жизнь.
Переодев мокрую одежду и умывшись, Мария вновь повалилась на собственную кровать, пролежала, таким образом, до самой темноты. Она ничего не ела, и ей и не хотелось. Лишь когда начало смеркаться, она пошла на кухню и перекусила бутербродом с чаем. После этого Мария вышла на балкон. Вечерняя прохлада приятно освежила ее. Все это время мать Марии сидела в своей комнате и смотрела телевизор.
Мария почти никогда не гуляла во дворе. Что ей там делать? Она прекрасно знала, что старики, сидящие на скамейках у подъездов, собираются там специально для того, чтобы распускать о людях сплетни. Понимая, что она и сама является объектом для таких сплетен, Мария старалась не попадаться на глаза их собирателям, и поэтому предпочитала сидеть дома, выходя лишь на балкон. Ей было очень неприятно оттого, что слухи о том, что она встречается с Терри, начали расползаться в округе.
Мать же, напротив, почти не интересовалась их отношениями. Она возненавидела Терри, даже ни разу не увидев его. Возненавидела за то, что он был другой расы и, разумеется, за то, что он был богат. Мать ненавидела всех, кто жил богаче, чем жили они, презирала всех, кто жил беднее, считая их полными ничтожествами. Обладая отвратительным характером, Октябрина Павловна была одержима идеей господства над всем миром. Впрочем, таковым был и отец Марии. Оба они всерьез верили, что вновь должны прийти сталинские времена, и они, непременно, будут находиться у руля, считая себя, едва ли не единственными, кто достоин этого положения.
Отец первым понял, что такие времена уже никогда не наступят. А, может быть, он понял, что даже если такие времена и наступят, то он и мать окажутся далеко не из числа тех, кто будет править страной. Поняв это, он покончил с собой. Он понял, что проиграл, но так и не понял, почему. Не понял того, что система, убившая законного царя и ведущая войну с Богом, просто обречена на поражение. Этого до сих пор не могла понять и мать Марии, ненавидевшая всех, кто не подчинялся ее воле. Тот факт, что ее дочь стала слабо тянуться к Богу, окончательно разъярил Ок-тябрину Павловну. Она никак не могла понять того, что война с Богом могла окончиться только ее собственным поражением. Всячески втаптывая веру дочери в грязь, она считала, что поступает правильно, и что рано или поздно, она одержит над дочерью по-беду.
Несмотря на сильную усталость, Мария, в эту ночь, долго не могла заснуть. Болели ноги, измученные постоянной стоячей работой, а, кроме того, была тяжесть на душе от конфликтов с мате-рью. Мария понимала, что перестань она посещать храмы и вести разговоры о Боге, эти конфликты бы прекратились, но поступить подобным образом, она не могла.
Промучившись душевными переживаниями часов до двух ночи, Мария, кое-как, уснула. А утром ее разбудил будильник. Умывшись и одевшись, Мария осторожно заглянула в комнату матери.
Октябрина Павловна лежала на спине в своей постели и тяжело дышала. Время от времени из ее горла вырывался хрип.
Мария никак не могла понять, спит ее мать, или нет. Она осторожно вошла в комнату и приблизилась к постели.
Из груди Октябрины Павловны вырвался тяжелый стон.
- Мама, - тихо, но тревожно произнесла Мария.
Октябрина Павловна с трудом открыла глаза.
- Мама, ты спишь?
Октябрина Павловна медленно повернула голову в сторону Ма-рии.
- Сердце... - еле слышно произнесла она.
- Что?
- Сердце, - чуть громче сказала Октябрина Павловна. - Сердце болит, прихватило и, наверное, давление. Голова раскалывается.
Мария бросилась к постели.
- Мама, да что же ты! Лекарства, какие тебе нужны?
- Принеси валерьянку.
Мария бросилась на кухню, и принялась шарить в аптечке.
- Вот, положи под язык, - Мария принесла лекарства, и приподняла голову матери. - Я сейчас вызову "скорую".
- Не надо "скорую", это пройдет. Должно пройти.
- А если не пройдет, - возразила Мария. - Сердце сильно болит?
- Да, прихватило немного.
Мать сморщилась и согнулась от боли.
- Когда это началось?
- Среди ночи я почувствовала боль.
- И все же я вызову "скорую помощь". - Мария бросилась набирать номер телефона. Пока она звонила, Октябрина Павловна тяжело дышала, откинувшись на подушки.
- Они скоро приедут, - сказала Мария, кладя трубку. Она старалась поймать взгляд матери, но та избегала встречаться взглядом с дочерью. Видно она, так же, как и Мария, вспоминала свои вче-рашние слова и поступок.
- Жаль, что у нас нет прибора для измерения давления, - посетовала Мария. - А то бы я сама тебе его бы измерила.
- Нет, так нет, - сухо ответила Октябрина Павловна. - Чего об этом говорить. Приедут врачи, сами измерят.
Мария с горечью посмотрела на мать.
- Вот, мама, разве можно бросаться такими словами! Зачем ты сделала такое? Разве можно гневить Бога такими словами и по-ступками?
- Твой Бог только на зло и способен, - мрачно сказала Октябрина Павловна. - Он без мести ничего не оставит. Так чем же мы-то хуже него?
- Неправда, мама, Бог многим людям добро делал. И месть здесь совершенно не при чем. Ведь ты же сама просила тебя наказать. Ты и на икону плюнула ради того, чтобы бросить вызов Богу. Как же он должен был поступить в ответ на твои действия?
Мать ничего не ответила, лишь нахмурилась еще больше.
Прозвенел дверной звонок, и Мария поспешила открывать. Прибыла "скорая помощь".
- Где больная? - спросила врач, входя в переднюю.
- В комнате, - указала Мария. Врач быстро прошла внутрь, размахивая чемоданчиком.
Пока она мерила давление, и делала электрокардиограмму, Мария стояла в дверях и ломала руки.
- Да, угораздило вас, - сказала врач, убирая приборы. - У вас же предынфарктное состояние, и давление зашкаливает о-го-го как! Давайте, рассказывайте, что произошло. Вы, наверное, перенер-вничали вчера вечером. На вас, словно, проклятье какое-то наложили.
При этих словах, Октябрина Павловна вздрогнула, и метнула взгляд на Марию, потом косо посмотрела на врача. Врач заметила этот взгляд, и насторожилась.
- Ну-ка, рассказывайте.
- Ничего не произошло, - сказала Октябрина Павловна, исподлобья глядя на Марию.
- Как же это, не произошло? Я же вижу, что что-то не так.
Врач перевела взгляд на Марию.
- Она вчера на икону плюнула, - сама не зная почему, созналась Мария.
Врач ахнула.
- На икону плюнули?! Да вы что же, зачем вы это сделали? Такие шутки опасные!
- Может быть, вы еще будете говорить, что это меня Бог наказал за это? - агрессивно воскликнула Октябрина Павловна.
- А что же, все может быть!
- Ну, знаете! Вы врач! И как вы можете говорить такие глупости?
- Ну и что же с того, что врач, - удивилась женщина. - Каких чудес-то только не бывает в жизни.
- Может быть, вы еще и Бога веруете? - вспылила Октябрина Павловна. - Может быть, вы верующая?!
- А что вас в этом так пугает? Верующая я или нет, я и сама не знаю. Но только безумец может относиться с пренебрежением к вещам, которых не понимает. Нельзя шутить такими вещами.
- Значит, по-вашему, я сумасшедшая? - Октябрина Павловна совсем взбеленилась. - Да я лучше умру, но не стану лечиться у таких, как вы! Мне не нужна ваша помощь.
- Успокойтесь, не безумствуйте, - врач попыталась уложить Октябрину Павловну на место. - Если вас так раздражают разговоры о Боге, то давайте не будем говорить на эту тему. Но у вас предынфарктное состояние, вам ни в коем случае нельзя нерв-ничать. Давайте лучше решать, что делать дальше. Вас нужно отправить в больницу, за вами нужен больничный уход.
Октябрина Павловна стала понемногу успокаиваться.
- Это ваша дочь? - спросила врач, указывая на Марию.
- Да.
- Помогите матери собраться. Вы никуда не торопитесь?
- Вообще-то мне надо на работу идти, но какая теперь может быть работа.
Мария стала собирать вещи. Октябрина Павловна делала корявые попытки одеться. Наконец, при помощи врача и Марии, она спустилась вниз к машине "скорой помощи".
ГЛАВА XXXVII
МЫСЛИ, ПОСЕТИВШИЕ ОТЦА, И МЫСЛИ, ПОСЕ-ТИВШИЕ СЫНА
В то время, когда Мария ехала с матерью в "скорой помощи", Юэнь Чюнь слушал кассету, на которой было записано воскресное свидание Марии с Терри. Запись эта была сделана скрытно и тайно Джеонгом, по просьбе самого Юэня Чюня. Он понимал, что поступает нехорошо, по отношению к сыну, но руководствовался он исключительно заботой о его судьбе, а вовсе не корыстными личными целями. Все, чего он хотел, это чтобы его сын Терри сумел устроить свою жизнь, чтобы он женился на порядочной жен-щине, которой нужен был бы он сам, а не его деньги. Юэнь Чюнь считал, что если это произойдет, то Терри сумеет побороть в себе свои недостатки, такие как страсть к азартным играм и женщинам. Юэнь Чюнь верил, что настоящая порядочная и заботливая жен-щина сумеет помочь ему в этом.
Но что касается Марии, то Юэнь Чюнь не доверял ей и не верил. Он считал опасной эту женщину, так привязанную к своей традиционной религии - православию. Эта религия была совершенно чужда, воспитанному в буддизме, традиционной вере его предков Юэню Чюню. Честно говоря, он мало что знал о православии, и о христианстве вообще, но эта религия отпугивала его, как отпугивает большинство людей что-то новое и незнакомое.
Слушая запись беседы, которая проходила на набережной, Юэнь Чюнь подумал о том, что Терри пришел бы в ярость, если бы узнал о том, что их так подло подслушивали. Но Джеонг не должен был проболтаться, а касается себя самого, то за себя-то уж он ручался. Юэнь Чюнь невольно восхищался таким чудо-прибором, который мог на большом расстоянии так четко и чисто записать разговор.
Озабоченность на лице Юэня Чюня становилась все сильнее и сильнее, по мере того, как он слушал запись. Странное дело, но Мария, казалось, вовсе не старалась охмурить его сына. Разговоры на религиозную тему, которые занимали большую часть пленки, были почти совершенно чужды и непонятны Юэню Чюню. Но что-то в словах Марии привлекало его. Не зная почти ничего о Христе и о Библии он, тем не менее, чувствовал, что в этой религии есть что-то правильное, что-то хорошее.
Но ведь можно говорить красивые слова, а поступать совершенно наоборот. Большинство людей именно так и делают. Не входит ли и Мария в число таких людей? Но чем больше он слушал пленку, тем больше ему казалось, что Мария говорит искренне. Ему даже становилось жаль ее. Бедная женщина, она живет в стране, которая отвергла свою традиционную религию, и не может найти ни в ком понимания. Собственный народ был чужд собственной вере. Юэнь Чюнь понимал ее. Ему, убежденному буддисту, так же трудно было найти понимание в окружающих, как и ей. Но он жил в чужой стране, а она в родной. В этом была большая разница.
Слушая изложение ее мировоззрений, он приходил к выводу, что в Марии сохранились понятия о чести, нравственности, и вообще о добре и зле, чего было лишено почти все остальное русское общество. Пусть даже христианство чуждо буддизму, но разве буддизм не считает убийство смертным грехом? А сребролюбие, а прелюбодеяние, пьянство, все это одинаково порицается и буддизмом и христианством. Так может быть... Может быть, Терри как раз и нужна такая жена, как Мария? Может быть, она и есть тот образ идеальной и порядочной жены, хотя и сама не подозревает об этом?
Юэнь Чюнь был удивлен собственным выводом. Мария бедна, работает продавцом на рынке, но она иная. Она совсем не похожа на тех продавцов, которых в России принято называть хабалками. Тогда, может быть, стоит присмотреться к ней повнимательней. Чем судьба не шутит.
Юэнь Чюнь взялся рукой за сердце. Опять беспокоит, окаянное. Он потер ладонью левую сторону груди. Надо торопиться, как бы не оказалось поздно. Шутка ли, семьдесят пять лет. Хотя у него на родине, в Китае, люди доживают и до большего срока, но кто знает, за судьбу ручаться нельзя.
Если он умрет, не успев устроить судьбу своего сына, он себе этого никогда не простит. И там, на том свете, с него будет строго спрошено за то, что он оставил после себя. Неужели он так и не доживет до того момента, когда его единственный сын жениться, не возьмет на руки своих внуков?
Нужно торопиться. А с другой стороны, нельзя и ошибиться. Ошибка может дорого стоить его сыну.
Терри скучал. Не зная, чем занять себя, он отправился в казино. Но, едва только он уселся за свободный столик, как сразу же почувствовал, что ему стало не по себе. Как-то неприятно стало у него на душе, неприятно и гадостно. Ему казалось, что в стороне стоит Мария, и с укором наблюдает за ним.
Терри невольно огляделся по сторонам. Разумеется, никакой Марии поблизости не было, но неприятное чувство не проходило. Он любил Марию. Сам не зная почему, но он любил ее. Может быть, она была права, и это чувство влюбленности временно. Оно пройдет со временем, как дым, и тогда останется только презрение к самому себе. Презрение и ненависть.
Но, с другой стороны, ему уже давно не двадцать лет, и это чувство не может быть влюбленностью подростка. В то же время и влюбиться - это было совершенно не характерно для человека его возраста. То, что Мария не испытывала ответного чувства, это было очевидно. Но Мария явно не принадлежала и к числу тех, кто хочет окрутить мужчину ради его денег. Она решительно не хотела больше встречаться с Терри, и согласилась лишь после того, когда Терри пригрозил, что в случае отказа, он приедет к ней домой на машине, на глазах у всего двора.
Терри отлично понимал, что Мария очень замкнутая и мрачная женщина но, почему-то, именно это его и привлекало в ней. Несмотря на все отрицания, Терри знал, что Мария нуждается в помощи, в моральной поддержке. Ей нужен был близкий человек, которому бы она могла довериться.
И Терри хотел стать таким человеком. Несмотря на то, что их разделяла религиозная и расовая пропасть, Терри чувствовал, что между ними есть что-то общее. Мария была не вульгарна, не глупа, может быть, это и являлось причиной ее одиночества. В современных женщинах ценится только красота и раскрепощенность, а Мария умудрилась сохранить в себе целомудрие. Разумеется, ей, с такими религиозными понятиями, было очень трудно найти себе мужа.
Но ведь и сам Терри отнюдь не соответствовал образу целомудренного мужчины. У него, за всю его жизнь, было множество подруг и любовниц. Может быть, как раз это и отталкивало от него Марию. Терри почувствовал угрызения совести. Мария была первой женщиной, перед которой ему стало стыдно. Она казалась Терри образцом чистоты, рядом с которым он сам был крайне распущенным человеком. Он поставил себя на место Марии, и понял, что может вызывать у нее лишь неприязнь, и ничего более.
Терри почувствовал себя виноватым и перед отцом. Отец столько вложил в него, столько сделал для того, чтобы он стал человеком. А он, неблагодарный, просаживал в казино деньги, заработанные его отцом. Терри почувствовал себя подлецом. Ведь он даже не может заниматься бизнесом, всегда жил на готовенькое. Все делал его отец. Нет, так дольше продолжаться не может, он не должен быть позором своему отцу в его старости. Он должен доказать и себе и отцу, что он не напрасно ест отцовский хлеб. Он сможет жить так, что отец будет гордиться им.
Терри с отвращение оглядел игровой стол, за которым сидел, и покинул казино.
Сев в машину, он закурил сигарету, и оглядел себя. Он был одет в дорогой костюм, сидел в роскошном "Мерседесе", а Мария, женщина, которой он пытался понравиться, вынуждена была тор-говать на овощном рынке, чтобы кое-как свести концы с концами. Как же он об этом не подумал! Женщина, которая ненавидит богатство, живет тихой неприметной жизнью, желая соблюдать нравственные законы, никогда не полюбит такого человека, как он, выставляющего на показ все то, что она считает пороком. Все это неправильно.
Терри завел мотор, и поехал домой. Отец был дома и, похоже, ожидал сына.
- Ты вернулся? А где ты, собственно говоря, был?
В голосе отца не было раздражения, и не было ничего, чтобы указывало на то, что между отцом и сыном может разразиться буря. Юэнь Чюнь говорил совершенно спокойным и мягким тоном.
- Я заехал в казино но, почему-то, мне совершенно не захотелось играть. Я не сделал ни одной ставки.
Терри посмотрел в глаза отцу, который молча ждал продолжения.
- Ты мне не веришь?
- Верю, - ответил отец.
Терри облегченно вздохнул, и сел на диван. Отец не спускал с него глаз.
- Ты хочешь что-то сказать? - вновь насторожился Терри.
- Да. Расскажи мне о твоей Марии.
- Что?
- Расскажи мне о том, что, по-твоему, она из себя представляет, и что ты о ней думаешь.
ГЛАВА XXXVIII
ОТЧАЯНИЕ АНДРЕЯ ГРАДОВА
В пятницу вечером Мария возвращалась с работы. Открывая дверь своей квартиры, она почувствовала какую-то пустоту внутри себя. Дома не было матери, которую поместили в больницу. С одной стороны, это должно было принести Марии успокоение. Это означало, что некому теперь втаптывать в грязь ее веру, и устраивать скандалы. Редкий день проходил мирно, без скандалов. Конфликт между матерью и дочерью был очень глубоким, и со временем, разрастался все больше и больше.
Но, с другой стороны, она все же была родной матерью Марии, и та не могла представить себе жизни без нее. Ведь она была единственным близким человеком для Марии, и Мария приходила в ужас при мысли о том, что ее мать может умереть.
Войдя в пустую квартиру, Мария, первым делом, прошла в свою комнату и, встав перед иконой Иисуса Христа, стала молиться, прося у Бога, чтобы он простил ее мать за ее грехи и, в особенности, за ее вчерашний поступок.
Закончив молиться, Мария прошла в ванную, но тут в дверь раздался нетерпеливый звонок. Мария закрыла кран с водой, который едва только успела открыть, и пошла в прихожую. Звонок нетерпеливо зазвонил снова.
Мария открыла дверь. На пороге стояла взволнованная Самар-ханова.
- Андрюшка Градов повесился! - с ходу выпалила она.
- Как повесился?! - в ужасе воскликнула Мария, почувствовав, что у нее стали ватными ноги.
- То есть, его сумели спасти, но он пытался повеситься, - исправилась Самарханова.
Мария прислонилась к дверному косяку, и взялась за сердце.
- Ох, как вы меня напугали! Чуть саму в могилу не свели!
- Мать успела его из петли вытащить. Вызвали "скорую". - Самарханова с укором посмотрела на Марию. - Я думала тебе будет не безразлично узнать об этом. Думала, ты сходишь, проведаешь его.
- Да что же я, конечно! - Мария словно опомнилась. - Идемте, скорее!
Они спустились на этаж ниже.
Андрей сидел на диване, свесив в них обрубки ног. На его шее четко отпечатался след от веревки. На лице было выражение полного отчаяния.
- Андрюшка, да ты что же удумать хотел? - бросилась к нему Мария.
Андрей хмуро посмотрел на нее, и ничего не ответил, лишь попытался отодвинуться подальше.
Да зачем же ты удавиться хотел? - на глазах Марии блеснули слезы. - Что ты! Да ты о матери подумал?
- О матери?! - злобно сверкнул глазами Андрей. - Вот именно, подумал! Она же меня на это и толкала!
- Как?! - ахнула Мария.
- А так! Она же сама сказала: "Зачем тебе такая жизнь нужна? Мучаешь только и себя и меня. Лучше вешайся, чем так жить".
Мария медленно отстранилась от Андрея, и с ужасом посмотрела на его мать. Татьяна отвела глаза, чтобы не встречаться взглядом с Марией. В глазах Марии появился немой укор. Она вновь повернулась к Андрею.
- Да что ты, Андрюшка, как можно! Ну, повесился бы ты, а что потом бы было, после этого? Ведь это же все, это приговор себе.
- Ну и что, что приговор! - воскликнул Андрей. - Зато пришел бы конец мучениям, и все! Всем бы от этого только легче стало!
- Да ведь мучения бы только начались! Нет смерти, как таковой! Это просто переход в другой мир, в другую форму существования! Понимаешь? Самоубийство - это самый страшный грех. Совершая его, человек как бы отрекается навсегда от Бога. И тогда и Бог отворачивается от человека, отправляет его в ад, а уж в аду-то и начинаются настоящие мучения, перед которыми меркнут все земные беды и несчастья. Ты думаешь, что, наложив на себя руки, ты избавишь себя от страданий? Совсем нет, ты бы лишь только усилил их.
- Да хватит тебе запугивать его! - не выдержала Самарханова. - Что ты его изводишь! Не видишь, разве, что ему и так тошно!
- Я не запугиваю, я пытаюсь объяснить ему, на что он себя мог обречь, если бы совершил самоубийство.
- Никто не знает, что будет потом. - Махнула рукой Самарханова. - Все там будем! И не надо человека с ума сводить подобными разговорами.
- Все там будем? Вы что же, представляете себе тот свет, просто как кладовку, в которую складывают всех умерших? В том-то и дело, что всех ждет разная участь. Кто что заслужит, тот то и получит потом! Вы только попробуйте представить себе это: впереди целая вечность. Вечность! Вы понимаете это? Вы можете себе представить вечность? Задумайтесь только на минуту, что та-кое вечные мучения. Мучения, которые не прекращаются ни на минуту! Ведь это же страшно даже представить!
- Ну что ты голову людям морочишь! - продолжала возмущаться Самарханова. - Ну откуда ты можешь знать, что, в действи-тельности будет там, да и есть ли вообще эта жизнь там? Ведь никто там не был, никто оттуда не возвращался. Как же можно с уверенностью говорить о том, что будет там. Религия так учит? Так и религий на земле тысячи, и каждая из них учит своему, порой даже совершенно противоположному остальным. Так что, как же можно вообще брать на веру что-то, да еще и навязывать это дру-гим.
Самарханова кивнула на Андрея.
- Он знает только одно, что здесь ему очень плохо, жизнь для него не выносима. Вот он и хотел прекратить эти страдания, понимая, что ничего хорошего его в жизни не ждет.
- Вы что же, хотите сказать, что лучше бы было, если бы он повесился? - гневно посмотрела на Самарханову Мария.
Та равнодушно пожала плечами.
- Для него это, может быть, было бы и лучше. Да ты посмотри на него, поставь себя на его место! Что может он ждать от жизни? Да для него день прожить муки адские.
- Ну, знаете ли. - Мария почувствовала, как в ней закипает негодование. - И это вместо того, чтобы поддержать парня, вы говорите, что лучше бы было, если бы мать не успела его спасти! Не ожидала я от вас этого, не ожидала.
Татьяну, все это время стоявшую молча, вдруг прорвало:
- Да что же это такое! Как вы смеете такое говорить! - обрушилась она на Самарханову. - А если бы это был ваш сын, вы бы ему такое говорили?
- Но ведь вы же сами этого хотели! - возразила Самарханова.
- Да ведь я же говорила это в сердцах! Я вовсе не думала, что он воспримет эти слова всерьез! Я же вовсе не хотела, чтобы так случилось!
- Ну, а вот он воспринял ваши слова всерьез, - все также жестоко произнесла Самарханова. - Взял и сунул голову в петлю!
Татьяна разрыдалась.
Мария вскочила, и взяла ее за руку.
- Давайте пройдем с вами на кухню.
Говоря эти слова, Мария вывела мать Андрея из комнаты.
- Да что же вы такое делаете, - возмущенно начала Мария, закрыв за собой кухонную дверь. - Как вы могли даже говорить такие слова сыну!
Татьяна всхлипывала, но ничего не отвечала.
- Неужели вы совершенно не думали о том, к чему это может привести? А если бы вы не успели, что было бы тогда? Вы понимаете, что толкали сына на самоубийство? Вы ведь даже не осознаете, какой это грех. Такой смертью умер Иуда, когда предал Иисуса Христа. Вы не верите в Бога, я знаю. Но почему вы из-за своего неверия готовы сгубить сына? Вам тяжело, может быть! Но сыну-то еще тяжелее! И вы никак не можете понять, что смерть - это переход в иную форму существования, а вовсе не конец. И потом, неужели вам самой стало бы легче жить оттого, что ваш сын болтался бы в петле?
Татьяна неистово трясла головой.
Нет, нет, что ты, Маша, что ты!
- Тогда зачем вы толкали его на это? Вы сгубили бы и его и себя! Его грех лег бы на вас, вы понимаете это? Вас же саму бы совесть мучила до конца ваших дней.
- Но я не думала, я не хотела!
- Вот вы лучше благодарите Бога за то, что он не допустил этого. А Андрею, сейчас, так нужна ваша поддержка. Он ведь чувствует себя вашей обузой, да еще и слышит такие вот ваши слова и пожелания. Вот он и решил наложить на себя руки, чтобы избавить вас и себя от страданий. Окажите ему моральную поддержку, пусть он увидит, что хотя бы вам он не безразличен.
Татьяна кивала головой, утирая слезы.
- А вы, вместо этого, пьете, - безжалостно продолжала Мария. - Что он видит, что у него на душе творится? Ведь ни вы, ни я, этого и представить не можем. Поддержите его, пусть он почувствует материнское тепло.
Прозвенел входной звонок. Это приехала "скорая".
- Здравствуйте, где ваш герой? - с этими словами врач вошла в квартиру. Татьяна провела ее в комнату.
- Что же это ты надумал? - обратилась врач к Андрею, садясь на стул напротив него. Андрей молчал, хмуро глядя на врача.
Женщина осмотрела шею Андрея.
- Ну, следы еще какое-то время будут держаться, но так, повреждений никаких нет. Вот ведь, молодой совсем парень, а голову в петлю сунул. Тебе же еще жить, да жить.
Она осеклась, увидев обрубки ног Андрея.
- Ты думаешь, своею смертью ты бы лучше сделал? О, ты ошибаешься, матери бы ты только лишние проблемы создал, лишнюю головную боль. Ты знаешь, сколько сейчас похороны стоят? Мать бы твоя без гроша осталась. Ты об этом подумал? И зачем ты это удумал, что не живется тебе?
- А вы сами не видите? - не выдержал Андрей. - Сами этого не понимаете?!
- Ну и что ж, теперь! Ну, лишился ног, я понимаю, плохо, но разве ты один такой! Как же другие, находятся в таком же положении, и ничего, живут. Голову-то в петлю не суют.
- А вы попробуйте сами! - выкрикнул Андрей. - Попробуйте, поживите сами, как другие! Отрубите себе ноги! И тогда посмотрим, что вы запоете! Хорошо говорить со стороны, пока самих такая беда не коснулась! Легко наблюдать за другими и рассуждать: "Я бы на их месте так не поступил. Я бы вот как сделал. Так-то и так-то". За чужим горем просто и легко наблюдать с хладнокровием, но когда беда касается самого, вот тогда-то и понимаешь, каково другим. Ненавижу я вас всех, умников!
Врач ничего не ответила на это Андрею. Поговорив немного с его матерью, она покинула дом.
Мария запустила руки в волосы, и качала головой.
- Что же вы, люди, делаете! Ох, что же вы делаете!
Она со страданием смотрела на Андрея. Ей хотелось его утешить, но она не знала, как это сделать. После того, что ему наговорили, и Самарханова, и врач, ее слова, чтобы она не сказала, будут восприняты в штыки. Ох, как же тяжело на душе у Андрея. И этого ни понять, ни представить не смогут никто из присутствующих. У Марии обливалось сердце кровью за Андрея. Ведь он может в любой момент повторить попытку самоубийства. И что тогда будет с Андреем? Но ни мать Андрея, ни врач, ни, тем более, Самарханова, не могли понять этого. Они были слишком далеки от христианства, чтобы осознавать весь ужас положения. У них была иная логика, они жили по другим представлениям и понятиям. Все они выросли в атеистическом государстве, поэтому понять все это, им было чрезвычайно сложно. Да и не было никого, кто хотя бы попытался разъяснить им это, научить христианским основам. В который раз ей вспоминались жестокие слова православного редактора. Неужели же, и в самом деле, простые заблудшие люди никому не нужны? Страшно, если это так, страшно.
ГЛАВА XXXIX
ПОТЕРЯВШИЕ НАДЕЖДУ
Вера оказалась права. Повышение арендной платы отразилось, в первую очередь, на зарплате продавцов. И без того маленькие расценки были урезаны еще больше.
Мария тяжело вздохнула, узнав о новой неприятности. Вера же пришла в гнев.
- Ну что, видишь, кто оказывается крайним? Всегда тот, кто не способен за себя постоять. Как же, в таком случае, не обманывать покупателей?
- Если ты будешь обманывать покупателей, то крайними окажутся они, а не ты, - мягко произнесла Мария.
- А я и не хочу оказываться крайней! Почему я должна оказываться в дураках? Пойми, я не желаю никому зла, но не я создавала эту систему. Я бы с удовольствием этого не делала, но я вынуждена так поступать, вынуждена! Пускай об этом думают вышестоящие, которые загоняют нас в кабалу, которые вынуждают нас обманывать других.
- А что им об этом думать, они заботятся лишь о своем кармане. Их не волнуют простые продавцы, да и вообще все те, кто стоит ниже них на социальной лестнице.
- Тогда какой же может быть спрос с меня? - воскликнула Вера. - Почему я должна поступать честно, и расплачиваться за чужие грехи?
Мария вздохнула.
- Просто не будь на них похожа. Не поступай так, как они. Пусть это все будет на их совести, а не на твоей.
- Но у меня нет выбора! Если не буду обманывать, обвешивать и обсчитывать, я просто умру с голоду. А мне надо кормить дочь. Она тоже жизни хочет. Чиновники положат лишний миллион себе в карман, а мы, простые работяги, должны с голоду умирать? Так что ли, по-твоему?
Вера с вызовом посмотрела на Марию.
- Нет, не так. Но ведь у тебя есть муж, он же тоже зарабатывает.
- Ах, вон оно как! Значит, я должна сесть на шею своему мужу и сказать: "Дорогой, я, с сегодняшнего дня, решила быть честной, поэтому работать буду бесплатно, а ты меня содержи до конца моих дней". Так я должна ему сказать, или по-другому?
- Какое-то время будет трудно. А ты обращайся к Богу, проси его о помощи.
- К Богу? Ты посмотри вокруг, когда Бог помогал кому-нибудь из нас? Мы не нужны Богу. Бог помогает тому, кто народ грабит, нас истребляет. Им-то нечего бояться, у них деньги есть.
- От Бога деньгами не откупишься, - возразила Мария.
- Брось, за деньги от всего откупишься. Они дадут часть во-рованных денег на храм, и церковь им все грехи простит до конца их жизни.
- Даже если церковь их и простит, это вовсе не значит, что и Бог их простит.
- Как же это так? - с сарказмом произнесла Вера. - Ведь церковь же действует от лица Бога. Что сказал священник, то сказал и Бог.
- Совсем не обязательно. Священник не знает людских сердец, а Бог знает все людские помыслы.
- Ну, так что же?
- А то, что если человек просто делится своими деньгами с церковью, а сам не раскаивается в своих грехах, то и Бог его не простит, и не посмотрит на все его деньги.
Вера замолчала, не зная, чем возразить, но было видно, что она не слишком-то верит словам Марии. И в этом не было ничего удивительного. Человек, видевший всю свою жизнь лишь одну не-справедливость, не может уже верить ничьим словам. Слишком часто обманываемый, он видел лишь то, что за деньги можно было купить всех и вся. Очень сложно человеку поверить в то, что существует некто, которого нельзя купить за деньги, который будет судить человека за его дела, а не за его связи.
Мария оглядела рынок. В основном, все посетители рынка были пожилыми людьми. Мария подумала о том, что и во дворах сейчас стало мало детей. Детские площадки пустуют, нигде не слышно голосов ребятишек.
Марии вспомнилось ее собственное детство. В то время во дворах играло множество детей, сейчас же все словно вымерло. В сквериках и на лавочках можно было увидеть лишь пенсионеров, да пьяниц, рыскающих в поисках выпивки.
Россия вырождалась, и Марии вдруг стало страшно. Она пред-ставила, что станет со страной лет через двадцать, когда сегодняшняя молодежь превратится в стариков, а нового поколения просто не будет.
- Вера, а ты заметила, что сейчас стало очень мало детей?
- В каком смысле? - недовольным тоном спросила Вера. Ей явно больше не хотелось вступать в диалог.
- Я хочу сказать, что сейчас стало детей мало рождаться. Молодые семьи не хотят иметь детей.
- Разумеется, не хотят. Кому же охота детей на вечные муки обре-кать.
- Почему же на вечные муки? - возмутилась Мария.
- А на что же? Посмотри, какая сейчас жизнь стала. Чтобы детей вырастить, сколько денег иметь надо.
- Да, уровень жизни сейчас низкий стал, - согласилась Мария.
- Вот то-то и оно.
- А с другой стороны, раньше-то ведь еще хуже было. Младшие дети донашивали одежду старших, сидели на картошке и воде, есть вообще было нечего. Однако, все равно, в семьях по нескольку детей было.
- Ну и что же в этом хорошего было? Народят детей, а те, потом, по улицам побираются, ищут, где бы кусок хлеба украсть. И шли, в результате этого, дети на преступление. Вспомни, сколько раньше малолетних преступников было, сколько беспризорников было. Порядочные родители помногу детей рожать не станут. Вполне и одного ребенка хватит. А вот пьяницы и наркоманы нарожают кучу детей, а те и живи, как хочешь! Родителей это и не волнует.
Мария вздохнула.
- Ох, бывает и такое. Ну, все равно же, детей иметь надо. Без них у страны нет никакого будущего.
- А какое будущее вообще может быть в нашей стране? Что может ждать людей в будущем? Сегодняшняя молодежь прошла через этот кошмар, который называется жизнью, и поэтому-то они и не желают подобного своим детям.
- Ну, неужели же все так плохо, - ахнула Мария. - Было же и есть что-то хорошее.
- Значит, это плохое просто тебя не коснулось.
- Но ведь это же не единственная причина, почему не хотят заводить детей, - произнесла Мария, немного подумав.
Вера пожала плечами.
- Одна из главных. Ведь все прекрасно понимают, что нашу страну ждет гибель. Зачем тогда заводить детей?
- Ну почему же нас ждет гибель? - чуть ли не со слезами воскликнула Мария. - Ведь наша собственная судьба лежит в на-ших руках!
- В каких наших, - махнула рукой Вера. - Наша судьба в руках тех, у кого власть.
- Но ведь эту власть дал им сам народ. Разве не народ избирал их на посты? Разве не мы сами ходили на выборы?
- Я никогда не ходила ни на какие выборы, - возразила Вера.
- Тем более, ты отдала свой голос тому, у кого сила.
- Может, и отдала, - пожала плечами Вера. - Да только и те, кто ходит на выборы, за кого они голосуют? Они голосуют за тех, кто им нальет стакан водки или поставит банку сгущенки! Вот и все выборы.
- Ну, вот видишь, ты сама признаешь, что люди за подачку готовы продать мать родную и детей своих. Так как же можно говорить о том, что от народа ничего не зависит?
Вера хмыкнула и нахмурилась. Слова Марии показались ей убеди-тельными.
- Но все равно, сейчас выросло новое поколение, которому совершенно не нужна наша страна, им безразлична ее судьба, оно ни во что не верит.
- Но почему оно ни во что не верит? - продолжала Мария. - Разве не старшее поколение в этом виновато, разве не родители должны были научить их любить родину?
- Каким образом они должны были научить этому? И чему должны люди верить? Нам всю жизнь задурманивали головы, обещая нам коммунизм, обещая светлое будущее. Наша страна семьдесят лет жила такими обещаниями, а в итоге жизнь становилась все хуже и хуже. Сколько можно было еще верить в это светлое завтра? Наконец выросло поколение, которое четко и ясно понимало, что никакого светлого будущего никогда не наступит, и жить нужно лишь сегодняшним днем. Вся страна это прекрасно поняла, и вот результат, все живут сегодняшним днем, и о будущем не думают. Потому что страшно думать о будущем. Оно ужасно. А ты говоришь, родители должны научить детей верить. Верить во что? В дедушку Ленина? Или в его дело? Да провались оно все про-падом!
Вера выругалась.
- Все это происходит оттого, что мы отошли от Бога, - сказала Мария. - Объявили ему войну, и всю жизнь поступали наперекор Богу, нарушали все его заповеди.
- Как же один, если религий тысячи: христианство, ислам, буддизм, и так далее. Богов множество.
- Нет, бог один. Религии, которые признают многобожье, на деле поклоняются бесам, которые и выдают себя за богов.
- Ну, знаешь! - воскликнула Вера. - Ты просто пытаешься выдать свое мировоззрение за истину. В этом и причина религиозных распрей. Каждый считает свою религию истинной, а все остальные ложными. Никто не желает уступать другому, поэтому и существуют религиозные войны. Причина этому абсурдно проста, просто по-детски наивна: никто не желает уступать другому.
ГЛАВА XL
БЕДНОСТЬ И БОГАТСТВО
Вера выжидающе смотрела на Марию, ожидая, что она скажет на это. Но Мария молчала, опустив глаза. Она обдумывала слова Веры.
- Ты сама, как я посмотрю, веришь в христианство? - спросила Вера.
- Да, я христианка.
- Но ведь даже в христианстве существует три Бога: Бог-отец, Бог-сын, и Бог-святой дух.
- Но ведь это лишь образно говоря.
Вера покачала головой.
- Все это слишком сложно, и слишком запутанно.
- Да, согласилась Мария. - Для непосвященного человека, для невоцерковленного, это очень сложно понять. Да и что греха таить. - Мария махнула рукой. - Библия вообще сложна для понимания. В этом мнении сходятся и священники и монахи.
- Вот видишь, - торжествующе произнесла Вера. - Чего же ты хочешь от простых людей, какого понимания?
Вера выбросила окурок сигареты, которую усиленно курила.
- Нет, человеку не понять Бога, не понять его путей. Так стоит ли забивать себе голову вопросами, на которые нет ответа? Нужно просто жить в свое удовольствие, и брать от жизни все.
- Так учит нас запад, - сказала Мария.
Вера кивнула.
- Правильно учит. В этом единственный реальный смысл жизни, все остальное просто пустая философия, желание выдать желаемое за действительное.