Положенцев Владимир Николаевич : другие произведения.

Снежная рапсодия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Контрразведке Добровольческой армии ВСЮР, ведущей осенью 1919 наступление на Москву, становится известно, что красные готовят под Орлом мощный удар во фланг. С Северо-Западного фронта большевики срочно перебрасывают под Орел латышские и эстонские дивизии, отряды "червонных" украинских казаков и китайцев, которые должны войти в 13 и 14 армии комфронта Егорова. Но где конкретно и когда точно будет нанесен удар, какова будет его сила? Для выяснения этих вопросов в тыл к красным направляется прапорщик Елена Васнецова по прозвищу "Жница" - дочь начальника контрразведки Вооруженных сил юга России. Почему сорвалось наступление Белой армии на Москву, когда большевики уже собирали чемоданы и готовились уйти в подполье? Из-за чего отступление добровольцев стало началом конца всего Белого движения, кто в этом конкретно виноват? По мотивам воспоминаний офицеров контрразведки ВСЮР.
  
  
  
  "Где лебеди? - А лебеди ушли. - А вороны? - А вороны - остались. - Куда ушли? - Куда и журавли. - Зачем ушли? - Чтоб крылья не достались..."
   Марина Цветаева о белых офицерах, 1918.
  
  
  Часть I Утренняя увертюра
  
  Ранний, пушистый снег ложился крупными хлопьями на едва подернутые желтизной деревья. Его нещадно вмешивали в грязь сбитые солдатские сапоги, скрипучие колеса бричек и телег, растянувшейся на несколько верст колоны Добровольческой армии. Корниловцы, марковцы, дроздовцы, кадеты, ополченцы ловили снежинки, терли ими уставшие, серые лица, которые вмиг светлели.
  Снежные заряды подсвечивали с востока острые лучи заходящего солнца, отчего создавалась атмосфера нереальности, неестественной торжественности. На сельской церквушке с зеленым облупленным куполом и покосившимся крестом, будто его кто-то ломал, да так и не доломал, осторожно ударил колокол. А потом сорвался на праздничный перезвон. Старался во всю - радуйтесь, православные, благой вести, светлые силы вернулись, антихрист проклятый отступил. Бум-бум-бум-там-бум-там...
  Поручик караульного кавалерийского отряда 1-ой пехотной дивизии Корниловский ударной группы Александр Николаевич Обручев прикурил папиросу, тронул шпорой коня, приблизился к всаднику с погонами прапорщика, что ехал впереди за медицинской повозкой.
  -Не желаете ли, Елена Николаевна, дукатку? - спросил Обручев, протягивая пачку "Царь пушка" фабрики "Дукат".
  -Благодарю, поручик.- Девушка сняла красно-черную фуражку с приколотой к кокарде Георгиевской ленточкой, встряхнула пышной огненно-рыжей шевелюрой, непонятно как умещавшейся под корниловским головным убором.- Вы же знаете, я предпочитаю ароматные папироски, а у вас таких нет.
  -Подождите до Орла, вот возьмем город...
  -Вы в этом уверены?
  -А вы нет?
  -Я уверена в том, что давно пора вставать на ночёвку.
  -Скоро Сергиевка, думаю, там остановимся.
  - Не факт. У нашего полковника Скоблина энергии на троих. А уж у генерала Кутепова тем более.
  Добровольцы прошли за сутки более 45 верст, почти не встретив сопротивления красных. С легким боем заняли Фатеж, где командующий армией генерал-лейтенант Май-Маевский устроил импровизированный митинг на центральной площади. "Вы видите, друзья мои, - пафосно говорил Владимир Зенонович,- что сопротивление жидо-большевиков с каждым днем ослабевает. Да, враг еще силен, в его рядах много обманутого красивыми посулами народа. Но большевики, как предали всю святую Русь, отдав кайзеру на поругание исконно русские земли, так и предадут своих нынешних сторонников. Их ждет жуткое похмелье!"
  На эти слова раздались отдельные недвусмысленные смешки. Все прекрасно знали "спиртуозную" слабость командующего, особенно к крепленым крымским винам. На время Московского похода был объявлен жесточайший сухой закон. Двух прапорщиков, напившихся до изумления в первый же день после выступления, полевой суд приговорил к расстрелу. Но под Царицыным произошла стычка с сорокинцами, прапорщики геройски, видно с отчаяния, проявили себя и их помиловали, они отделались штрафами в сто рублей - в две месячные зарплаты. Злые языки поговаривали, что сам командующий взял в поход с десяток ящиков мадеры и в каждом занятом городе приказывает пополнять запасы "крымской амброзии".
  Съехали на обочину, уступив дорогу трем английским танкам: Мк V и Mк A "Уиппет", нескольким 5-дюймовым тракторным пушкам.
  - Большой театр в Москве сильно пострадал? - задал неожиданный вопрос поручик. Он знал, что Васнецова несколько лет училась в Московском Александровском военном училище, а потом принимала участие в боях на улицах города против большевиков.
  Девушка недоуменно взглянула на Обручева, встряхнула огненной копной, рассмеялась:
  - А почему вас теперь занимает Большой театр, поручик?
  - Любил, знаете ли, смотреть в Большом балет. Неоднократно ходил на "Дон Кихота" Минкуса.
  -Вы?! - изумилась Васнецова.
  -Знаю, не мужественное это дело, уважать балет. Но я просто млею от "Шопенианы", "Египетских ночей", "Карнавала", а "Половецкие пляски" в "Князе Игоре"...? Это невероятная гармония музыки и изысканного языка танца. Ну что вы смеетесь?
  -Нет, я рада и приятно удивлена, что такой герой, отчаянный воин не чужд высокого искусства. У Большого театра красные с анархистами выставили пушки и били по Кремлю, где мы укрывались. Мы артиллерией не отвечали, ее у нас просто не было. Когда я его в последний раз видела, он был цел.
  -Как же вам удалось уйти из окруженного Кремля?
  -Как ляхам в свое время, ха-ха. Впрочем, не очень и смешно. По старому подземному лазу от Водовзводной башни через Москва-реку. Выбрались за Болотной площадью, у Софийской церкви. Там затерялись в бывших овощных рядах и ночью ушли из города по Волоцкой дороге.
  - С вами была Белая бестия?
  -Атаманша Белоглазова? Конечно. Наш октябрьский выпуск в училище состоял из 25 девчонок-прапорщиков. Все бились с восставшими большевиками. Почтив все...Моя близкая подруга, баронесса София де Боде отстреливалась до последнего патрона из нагана, когда ее отряд окружили на Солянке...Софу схватили пьяные солдаты, хотели повесть голышом за ноги, уже начали срывать одежду. Анархисты за нее вступились, между ними и большевиками даже завязалась потасовка. Тут мы с офицерами училища и кадетами подоспели. Красные убежали, а анархисты пробормотали что-то невнятное и тоже ушли. Они нас обманули, обещали предупредить, если большевики задумают бунт, а сами не только не предупредили, но и примкнули к ним. Надеюсь, теперь они поняли, с кем связались. Красные их еще отблагодарят, по-марксистски. А почему вы спросили про атаманшу?
  Поручик пожал плечами:
  -Не знаю. О ней ничего не слышно, а еще недавно её имя было у всех на слуху.
  -Да уж, Анюта повеселила народ.
  Все в Добровольческой армии знали историю Анны Владимировны Белоглазовой- командира отдельного партизанского отряда полка генерала Маркова. Влюбилась в пленного красного офицера, которого сама взяла на шпагу, уговорила вступить в Деникинскую армию. Когда тот попал в плен, пошла его спасать, а ненаглядный оказался красным шпиком.
  -Невероятный, безумный поступок,- сказал Обручев, поглядывая на Елену.
  -Зато, какая роковая любовь. Эх! Что и говорить, навела Бестия шороху. Ха-ха.
  Васнецова закатила зеленые, миндалевидные глаза, втянула воздух несколько крючковатым носом, который ее не портил, но придавал некоторую птичью хищность.
  И ты не промах, подумал Обручев. Он не мог понять, чем привлекает его Васнецова. Из столбовых дворянок, внешность необычная, огненная, однако, красавицей не назовешь. Главное, внутри у нее есть невероятный магнит, который однажды притянув, не отпускает. Выражением лица чем-то напоминает "Жницу" с картины художника однофамильца Васнецова. Так прапорщика в армии и прозвали - Жница. Александру не нравилось это прозвище, он и за глаза никогда её так не называл. Не разобравшись в себе, поручик не делал явных попыток сближения, не искал специально с ней встреч, но при случае заговаривал на самые разные темы, как теперь.
  Рядом торопливо прогромыхала телега, крытая брезентом. На ухабах в ней позвякивали бутылки. Некоторое время двигались молча, потом Елена мрачно сказала:
  -Плохо, когда командующий пьяница. Это до добра не доведет. Всех нас.
  - Деникин считает, что сей порок Владимира Зеноновича не станет препятствием на пути к Москве. К тому же генерал, насколько знаю, остался Фатеже и собирается в Харьков. Это не то, о чем вы подумали - карболка для дезинфекции.
  -А сам-то Деникин, почему не повел армию? Боится сесть в ледяную лужу, как когда-то с Екатеринодаром? Не уберегли генерала Корнилова. Вот был настоящий полководец.
  -Тише, Елена Николаевна,- поручик вновь протянул прапорщику папиросу.- Услышат. Могут быть неприятности.
  -Какие неприятности? Вот подтянут красные к Орлу чухонцев да китайцев с ляхами, тогда начнутся крупные неприятности. Еще и хохлы как кость в горле. Признал бы Деникин польскую да хохлацкую независимость, черт бы с ними, во всяком случае, меньше врагов бы у нас сейчас было. А так... Нас всего ничего, союзники одним железным хламом помогают, а их тьма тьмущая. Мы для толпы олицетворение старого, ей наплевать на наши лозунги про европейскую демократию, новое Учредительное собрание. Она хочет свежего, неизведанного, пусть и обмана, но яркого, завораживающего. Вот большевики и постарались, дали ей этот наркотический дурман. Победят, кровью зальют страну, нашествие Батыя пустяком покажется. Однако рано или поздно туман рассеется, красная империя рухнет.
  -Вы считаете, что большевики не способны построить крепкое государство?
  -Почему же. На насилии, на фактическом возвращении рабовладельческого строя, с диктатурой их партии. На создании концентрационных лагерей, на подобие австрийских, под эгидой мира, равенства, братства, то, что они рисуют на плакатах. А на самом деле, на основе человеконенавистнического жидо-марксизма, проповедующего классовую борьбу. То есть ненависть человека к человеку. А как только мертвая большевистская хватка ослабнет, их квазигосударство перестанет существовать. Надеюсь, до этого не дойдет, мы победим.
  -Вы хорошо знаете тему.
  -Я внимательно слушала в Александровском училище курс политической философии. У нас были хорошие преподаватели. Один из них, кстати, красный комфронта Егоров.
  -Это заметно.
  - К сожалению, большевики действуют более продумано, чем наше командование. Барон Врангель пытался убедить генерала Деникина в том, что его московская затея - смертный приговор для армии Юга России. Я слышала, как он это говорил генералу Юзефовичу. Но тщетно, Деникин остался на своем. По мнению Врангеля, нужно было до зимы оставаться под Царицыным.
  -И после этого вы уверены в нашей победе?
  -Конечно. Но из-за ошибок она нам дорого обойдется.
  Елена подставила ладонь, на которые легли снежинки, подхватила их розовым язычком, по-детски засмеялась:
  -Хорошо! Прямо снежная рапсодия, неожиданная импровизация природы. Главное, чтобы она не обернулась для нас реквиемом.
  -Вы сплошной оптимизм, Елена Николаевна,- покачал головой поручик, закуривая очередную "дукатку". - Зачем же тогда напросились в поход?
  Вопрос был неслучаен. После того как Елена вместе с подругами по училищу пробралась на Дон, их дороги с некоторыми из них разошлись. Сначала Васнецова оказалась в Донском войске генерала Краснова. Его адъютант Гусельщиков округлил глаза: "Васнецова? Уж не дочь ли начальника контрразведки Деникина полковника Васнецова?" "Нет",- соврала она. Елена не хотела быть в одной армии с отцом. Мало того, что в младенчестве он бросил их с матерью, уйдя к молодой девице, так еще теперь наверняка будет изображать из себя перед окружающими заботливого отца. Поэтому, когда поняла, что с Красновым ей не по пути - тот наладил с немцами деловые контакты - с помощью тех же подружек, обосновавшихся в штабе ВСЮР, решила перейти в Кавказскую армию Врангеля. Но без отца все равно не обошлось. Он встретился с ней в Таганроге и долго не мог найти темы для разговора, молчал. Елена тоже чувствовала себя неловко. "Прости",- наконец сказал полковник, стоя у окна к ней спиной. "Попробую",- ответила она. Тот резко обернулся, схватил ее за плечи: "Я бросил не тебя. С Екатериной я не мог больше оставаться, она..." "Не надо,- перебила его Елена.- Ничего не хочу слушать. Помоги, если сможешь". "Зачем тебе это война? Союзные транспорты регулярно ходят в Марсель. Я дам тебе денег. Хочешь, бери с собой своих подруг. Генерал Дюмениль поможет вам устроиться во Франции. Ницца, Антиб, Мантона..." "Кавказской армией командует твой старый друг Петр Николаевич Врангель". "Хорошо,- вздохнул полковник.- Я поговорю, чтобы тебя определи в его штаб". "Спасибо". Однако в штабе Васнецова не задержалась. Когда заговорили о Московской директиве, она попросилась у командира 1-го армейского корпуса генерала Кутепова зачислить ее в один из Корниловских полков, под начало полковника Скоблина. Тот был против: "Зачем мне эта прапорщица, отвечай потом перед контрразведкой", но потом махнул рукой - "нам теперь каждый человек дорог". Ее зачислили в караульный кавалерийский отряд 2-го Корниловского полка. В задачи Васнецовой и еще полсотни дам, входила охрана полевых лазаретов и продовольственных обозов. Но это, что касалось прямых обязанностей. Все женщины отряда, которым руководил поручик Обручев, принимали участие в сражениях. Елена проявила себя неоднократно. На днях взяла в плен заместителя начальника штаба 13-ой армии Ударной группы красных, бывшего подполковника артиллерии, героя - брусиловца Антона Петровича Вербера. Тот клялся, что оказался у большевиков по принуждению, всегда мечтал вернуться к своим. Рассказал, что в районе Карачёва красные накапливают резервы для контрудара встык между Корниловской группой и Дроздовской дивизией. Генерал Кутепов сначала хотел повесить перевертыша, но передумал - может, на что еще и сгодится. Сведения Вербера были важными, их передали генералу Май-Маевскому. Предложили остановить на время продвижение к Орлу и всей мощью обрушиться на Ударную группу красных. Но Владимир Зенонович приказал продолжать двигаться вперед на Кромы, которые являются "орловским" ключом. Кутепов в сердцах говорил Скоблину: "Этот алкоголик завалит всё дело. Я Орёл возьму, но мой фронт выдвинется как сахарная голова. Когда Ударная группа противника перейдёт в наступление и будет бить по моим флангам, я не смогу маневрировать". "У нас нет выбора,- ответил Скоблин.- Во всяком случае, мы теперь хотя бы знаем намерения большевиков". Приняли решение укрепить дроздовцев полком марковцев и несколькими отрядами корниловцев. Генерал Кутепов тогда расцеловал Елену, подарил ей огромный букет полевых цветов, которые набрал сам.
  О планах красных Васнецова знала, поэтому и высказал свои опасения поручику Обручеву.
  -Напросилась в поход, потому что не люблю неопределенности, предпочитаю, чтобы история творилась с моим участием, Александр Николаевич.
  -Можно просто - Александр.
  -Не "можно", поручик, в походе не до фамильярностей. И вообще, пора делать объезд колонны.
  Она натянула поводья серой в яблоках лошади, собираясь двинуться вперед. Ее остановил зычный голос адъютанта командира 2-го Корниловского полка Левитова. Лицо его было строгим, будто он искал Васнецову целый день и почему-то не мог найти.
  -Госпожа прапорщик, потрудитесь незамедлительно прибыть к полковнику Скоблину. Они вас ожидают в доме купца Потапова, это у речки, за церковью.
  Оказалось, что авангард колоны уже вошел в Сергиевку, началось размещение на ночь. За речушкой Свапой выставили посты, дозорные разъезды направились на север к Тросне и на запад в сторону Городного.
  Начальник Корниловской дивизии полковник Николай Владимирович Скоблин встретил Васнецову радушно, будто у себя дома. Хозяев не было - или сбежали от красных, или сгинули в круговерти лихолетья. Дом предоставил под ночлег командирам староста села - одноногий длинный старик с Георгиевскими крестами на выцветшем синем пиджаке по имени Амос. Он подгонял баб, которые ставили на стол хлеб, овощи, медный, мятый самовар, самогон. Одна принесла в чугунке вареную курицу, видно, сваренную для себя. Она поставила чугунок на стол и вдруг упала на колени перед сидевшим на скрипучем стуле полковником. Схватила его руку, прижала к щеке, по которой ручьями потекли слезы.
  -Миленькие, родненькие, мы вас так ждали! Столько натерпелись от красных нелюдей, кто бы знал...
  Женщина начала целовать руку Скоблена, тот высвободился, поднял её с колен. Николай Владимирович явно растерялся.
  -Полно, не надо. Мы еще не одолели врага.
  -Только одолейте,- всхлипнула женщина, вытерла по-детски кулаками слезы.- Я одного не пойму, как же так, ведь большевики такие же русские люди, мы недавно одному богу молились, как же они вмиг превратились в люциферово племя? Батюшку Онуфрия в Городищах живьем закопали.
  Скоблин сам не раз задавал себе этот вопрос, но найти ответа на него за несколько лет Гражданской войны так и не смог. И вдруг теперь ответ появился в его голове.
  -В нас всех теперь черт. Мы слишком долго были рабами. Раб, получивший право убивать, страшнее самого страшного зверя. Простите нас.
  -Вас-то за что? - Баба тяжело вздохнула.
  -За то, что не отговорили царя Николая от войны. Если б не она, не повылезали бы эти демоны из нас.
  -Молодой совсем, неужто к царю имел доступ?
  -Нет, конечно, я в 1914-ом только военное училище прапорщиком закончил. За всех русских военных извиняюсь.
  -Молодой еще,- повторила тетка, а уже вон какой командир.- Ладно, кушайте, отдыхайте. Одна нижайшая просьба - не покидайте больше нас, не оставляйте более на растерзание этим нехристям. Церквы в округе обобрали, батюшек заставляли, каких не поубивали, им портянки и исподнее стирать.
  Баба опять всплакнул и, прикрыв мокрые глаза рукой, вышла из дома.
  Полковник пригласил Елену к столу, положил свою именную Георгиевскую шашку на низкую, аккуратно застеленную девичью кровать, словно хозяева все еще здесь жили.
  Васнецова села на скамью, попыталась найти глазами икону, но угол, где обычно в светлице размещаются образа, был пуст.
  -Кушайте, Елена Николаевна,- предложил Скоблин, но ее и не надо было упрашивать. Она, ничуть не стесняясь, уже отрывала курице ногу.
  Полковник про себя ухмыльнулся - вот что значит дочь контрразведчика, никаких комплексов. Правда, говорят, он их с матерью бросил, когда Елена была с ноготок, но какая разница - кровь-то одна.
  -Может, винца?- Скоблин взялся за бутыль с самогоном.
  -А как же сухой закон?- ухмыльнулась Васнецова.
  -Сухой закон, как пост. Тем, кто в пути, дозволяется его нарушать. Или желаете крымской мадеры? Владимир Зенонович распорядился выделить пару ящиков. Вы же знаете его слабость к мадере.
  -Знаю,- кивнула прапорщик.- Вы что же, господин полковник, распивать меня на брудершафт пригласили или, может, соблазнить решили, по пути, так сказать, к победе? Так я...
  -Что вы, Елена Николаевна, как вы могли подумать. Никогда бы на вас не польстился...Господи, что я говорю. Я хотел сказать, вы очень привлекательная и соблазнительная девушка, но теперь, когда...
  Договорить он не успел. Дверь распахнулась и в светлицу, пригибаясь ,вошел командующий 1-ым корпусом генерал-майор Кутепов. Александр Павлович тоже собрался перекреститься на образа, но не найдя их, кинул фуражку в угол, вытер рукой гладкую, как шар, лысину.
  -О, вы уже вечерите? Славно. Здравствуйте, госпожа Васнецова, рад вас видеть.
  На этот раз Елена застеснялась. Как-то некрасиво - она "вечерит" вместе со своим непосредственным командиром, да еще с самогоном на столе.
  Но Кутепова это явно не смутило. Он приобнял Васнецову за плечи, сел рядом со Скоблиным.
  -Как здоровье батюшки, уважаемого Петра Николаевича? Ах, да, что я спрашиваю, полковник Васнецов при командующем в Таганроге. Хм. У нас к вам серьезное дело, Елена Николаевна,- сказал он. Его черные усы и бородка торчали торчком.
  Фуражку генерала подхватил староста Амос, застыл рядом, опираясь на костыль и сверля офицеров готовыми на всё, острыми как шипы, глазами.
  -Оставь нас, старик,- велел Кутепов, кликнул своего адъютанта подпоручика Скворцова.- Следите, чтоб никто лишний сюда нос не сунул. Когда дам команду, приведёте этого...ну, вы поняли. И еще. Кто будет в селе мародерствовать, лично вздену на первом столбе. Ясно? Исполняйте.
  Генерал налил из самовара кипятку в глиняную чашку, добавил травяного отвара из чайничка, поставил перед Еленой. Другую чашку предложил полковнику, но тот отказался. Перелил отвар в блюдце, Кутепов пить его не стал, поставил на стол. Пар, поднимавшийся из блюдца, терялся в его черной, плотной будто театральной, бородке. Васнецова внимательно на него смотрела, вытирая "куриные" губы рушником.
  -Ситуация сложная,- наконец перешел к делу генерал.- Большевики в спешном порядке перебрасывают на Южный фронт латышей. Это несколько стрелковых полков о четырех десятках пушек. Готовятся ударить нам во фланг и "червонцы".
  Елена кивнула. Она только что говорила об этой опасности Обручеву. "Червонцами" добровольцы называли советское украинское "червонное" казачество.
  -А это, по нашим данным, почти полторы тысячи сабель, 50 пулеметов, с десяток орудий. Подходят и эстонцы. С северо-запада Егоров, назначенный на днях, как вы знаете, командующим войсками Южного фронта, подтягивает 13-ую армию Геккера, 14-ую Уборевича, которой раньше и руководил.
  -Вы должны знать Егорова,- вставил Скоблин.
  Васнецова снова кивнула:
  -Да, Александр Ильич некоторое время преподавал у нас в училище военные науки. Потом его перевели, кажется, в Тифлис.
  -Ну вот, видите как хорошо! - воскликнул Кутепов.
  Вскинув на генерала зеленые глаза, Елена заморгала, давая понять, что не поняла чего же тут хорошего.
  -А Марию Вербер вы знали? - продолжал удивлять генерал.
  -Разумеется. Она училась курсом старше. Ее убили в первый день боев.
  -Жаль, очень жаль, хотя как на это посмотреть. Скворцов, давай!
  В светлицу, наполненную вечерним сумраком, вошел высокий седой военный без погон и ремней. Его высокий лоб был наморщен, будто он испытывал зубную боль. Это был тот самый подполковник Вербер, штабной начальник 13-ой армии, которого она взяла под селом Удалым в плен. Мария Вербер и этот красный...Надо же, кто бы мог подумать.
   Пленного сопровождал капитан контрразведки 1-го армейского корпуса Подоленцев. Елена знала, что его недолюбливают офицеры, за глаза переиначивают его фамилию на "Подлецов". Почему? Возможно, потому что военные вообще не любят "шпиков", а, может, и потому, что он был скор на расправу: расстреливал сходу не только пленных большевиков, но и проштрафившихся солдат. И внешность у него не очень приятная - острый нос, маленькие, пороховые глаза, которые моментально вспыхивают, если его что-то не устраивает или не раздражает. Елена с ним виделась несколько раз, в частности, при зачислении во 2-ой Корниловский полк.
  Капитан тогда взял ее за руку, слегка нагнулся, поцеловал, оставив на пальцах, словно специально, липкую, паучью слюну. "Рад знакомству с дочерью самого господина Васнецова - столпа, можно сказать без преувеличения, отечественной контрразведки".
  Как его имя-отчество Елена не помнила. Этот пробел сразу восполнил генерал Кутепов:
  -Садитесь, господа. А вы, Аполлинарий Матвеевич, ужинали?
  -Благодарю, господин генерал, я сыт,- ответил капитан.- Позвольте задать госпоже Васнецовой пару вопросов?
  -Разумеется,- кивнул Кутепов.- Но прежде хотел бы сам представить сего господина. Это Антон Петрович Вербер, плененный вами, Елена Николаевна, и одновременно отец вашей бывшей сокурсницы Марии Вербер.
  -Я уже догадалась, - ухмыльнулась Елена, вскинув густые брови, - хотя вначале посчитала просто однофамильцем Марии. Мало ли в России немцев?
  -Вы знали мою дочь? - спросил Вербер.
  -Были знакомы.
  -И когда она...как это произошло?
  -Точно не знаю. 27 октября в Александровском училище собрались сотни офицеров, юнкеров, кадетов, студентов, что были возмущены "красным" восстанием. Решили бороться с большевиками. Они имели подавляющее превосходство в Советах, но это ведь не повод узурпировать власть. Петроград не пример для подражания. Студенты поставили баррикады на Большой Никитской, Солянке, Моховой, с ними была, насколько знаю, и Мария. Они помечали баррикады белыми флажками, называли себя "белой гвардией".
  -Вот откуда началось великое "Белое дело"!- воскликнул Кутепов. - Героические ребята, жаль многие погибли.
  -В тот же день, вечером, завязались перестрелки,- продолжала Елена.- Мы с пятью девчонками прикрывали подступы к училищу со стороны Смоленского рынка. Нам выдали винтовки. У меня был еще и револьвер. Но большевики нахлынули лавиной.
  По ее словам, из Питера красным на помощь приехали тысячи матросов. Кадеты училища, юнкера и офицеры округа, укрылись в Кремле. Большевики побили из пушек кремлевские стены со стороны университета, хотели сделать пролом у Троицкой башни. Потом красные газеты писали, что после однодневного перемирия "кадеты" хитростью проникли в Кремль и "подло перестреляли" кремлевскую охрану.
  -Не было этого, - говорила эмоционально Елена,- мы пришли, чтобы укрыться от бесчинствующих в городе матросов, а красная охрана Кремля исподтишка напала на нас. Завязался бой. Тогда мы взяли верх, но положение сложилось для нас отчаянное. 2-го ноября мы ушли через подземный ход. О том, что Мария погибла на Моховой, у здания университета, мне рассказала ее подруга Нина Бирюкова, она была с ней. Большевики били из пушек картечью. Одним выстрелом положили, по ее словам, сразу десять человек. Бирюковой удалось пробраться дворами к Большому каменному мосту, а там, через Боровицкие ворота, в Кремль. Они были почему-то не заперты - заходи не хочу, но об этом никто не знал.
  -Хорошо,- Кутепов хлопнул по столу. - Будем считать вечер воспоминаний законченным. Перейдем ко второй части мероприятия. Итак, перед нами заместитель начальника штаба 13-ой армии, а конкретно Андрея Медардовича Зайончковского.
  -В прошлом заместитель,- поправил генерала Вербер.
  - В прошлом, Антон Петрович, вы были героем - брусиловцем, награжденным, как и уважаемый полковник Скоблин Георгиевским оружием, а стали предателем родины, связались с губителями России. Может, вам как немцу по крови, близки взгляды жида Маркса, но тогда извольте...
  -Да, но я же раскаялся, - перебил Кутепова Вербер,- признал, так сказать, свою слабость, допущенную исключительно перед угрозой расстрелом.
  -Низость, господин подполковник, вы признали. Надеюсь, искренне.
  Кутепов повернулся к Елене:
  -Так вот, для полноты картины. Под Уманью, 12-го дня, вырвался из клещей генерала Слащёва Нестор Махно со своей Революционной Украинской Повстанческой армией и теперь гуляет, мерзавец, по нашим тылам, громит их. Остановить его пока не удается. Под угрозой склады боеприпасов в Мелитополе и Бердянске. А там еще, глядишь, доберется до артиллерийских баз в Мариуполе, Синельниково, Волновахе.
  -Как же Махно удалось обмануть Якова Александровича Слащёва?- участливо спросил Вербер.- Я его знал по фронту, героический человек, отменный командир.
  Кутепов недоверчиво взглянул на Вербера, ответил:
  -Договорился со своим лютым врагом Петлюрой, который зажимал повстанцев с запада. Вероятно, подкупил. Тот дал ему оружия, патронов. Обеспечил выход из окружения через свои позиции. Махно неожиданно напал на полки Слащёва, сильно потрепал их и ушел на восток, к Днепру.
  -Как же так, разве Петлюра нам враг?
  -А, поди, разбери это хохлацкое племя, новоиспеченных украинцев,- ответил за генерала полковник Скоблин.- Галицкие стрельцы дружить с нами вроде бы не против, а те, что за петлюровскую Директорию, требуют, чтобы мы признали независимость Украинской народной республики, как немцы. Антон Иванович Деникин категорически против разбрасывания русских земель, поэтому и не идет с ними на союз. Я с ним полностью согласен. Какая этим малороссам держава? Без России у них до скончания века будет Дикое поле. И сплошные проблемы для нас. Основа их идеологии - во всем виноваты москали. А кто их, бандитов запорожских, в Россию звал? Сами царю в ножки поклонились - век преданными, как собаки будем, говорили. Поверили. Вот и получили. То ли еще будет, господа.
  -Но Махно, слава Богу, далеко,- вздохнул генерал Кутепов.- Надеюсь, его остановят. Меня в большей степени теперь беспокоит сложившаяся обстановка здесь, под Орлом. Город мы возьмем без проблем, тремя Корниловскими полками. А вот как его удержать при угрозе с фланга? Насколько укреплять Дроздовскую дивизию, какое число полков оставлять под Кромами? На эти вопросы можно ответить только точно зная планы противника. Сведения, полученные от господина Вербера ценные, но ситуация каждую минуту меняется.
  -Ну и как же их узнать?- спросила Васнецова, догадываясь, что сейчас ей предложат такое, что у нее откроется рот. Не просто ведь так позвали, да еще контрразведчик здесь. Она обернулась на капитана Подоленцева. Тому кивнул Кутепов, дозволяя говорить.
  Капитан откашлялся, достал золотой портсигар, но прикуривать папиросу не стал, положил его на стол. Казалось, он волновался, но это впечатление было обманчиво. Как и всякий контрразведчик, Подоленцев знал себе цену. В его уверенных глазах играла чертовщинка. Контрразведчиком Аполлинарий Матвеевич стал недавно, вместо погибшего подполковника Немилова. Тот зачем-то разбирал гранату Рдултовского да подорвался. Его рекомендовал на эту должность начальник штаба ВСЮР генерал Романовский, с которым Подоленцев служил в 206-ом пехотном Сальянском полку. В 1915 году, во время штыковой атаки генерала оглушило взрывом мины, засыпало землей. Подоленцев оказался рядом и откопал Романовского.
  - Скажите, Антон Петрович,- обратился контрразведчик к Верберу.- Кто-нибудь из ваших красных коллег, например начальник штаба Зайончковский, видели вашу дочь Марию или её фото?
  -Нет, - пожал плечами подполковник.- Знали только с моих слов, что она училась в Александровском училище, что пропала во время восстания и ее судьба мне неизвестна.
  -Замечательно,- капитан потер руки, взял портсигар с изображением какого-то скифского бога, вынул папироску, указал ею на Елену.- Вот ваша дочь Мария.
  -Вы смеетесь, господин капитан?- Вербер взлохматил белые волосы, состроил плаксивую гримасу.
  Капитан прикурил, а потом, опомнившись, вопросительно взглянул на генерала. Тот кивнул, разрешая, но в его глазах явно читалось - ну и хамы, же эти контрразведчики, сил нет. А никуда не денешься, про каждого знают такое, что и себе не всегда хочется знать.
  -Ничуть,- ответил тот, наконец.- Елена Николаевна тоже воспитанница Александровского училища, знала вашу дочь, хоть и не близко. Этого вполне достаточно.
  -Для чего же?
  -Как для чего? Вы вернетесь в расположение своей 13-ой армии, которой командует бывший генерал Геккер Анатолий Ильич. Вернетесь не один, якобы сбежав из нашего плена, а с дочерью. У вас какие отношения сложились с начальником штаба армии Зайончковским?
  -Хорошие. Но я не понимаю...
  -Видите, хорошие. Устроите свою дочь Марию в штаб армии. И не спорьте, Антон Петрович, у нас нет другого выхода. Где теперь находился штаб Ударной группы, в Навле?
  -Был там, собирались перенести в Хотынец или Дмитровск, но оставили в Навле из-за удобного расположения. Если послать разведку...
  -В этом нет необходимости. По нашим данным, красные собираются взять Турищево. Там у дроздовцев находится в плену член Революционного совета вашей 13-ой армии Аркадий Зингер. Личный друг красного Главкома Каменева и старый приятель самого Троцкого. Вы его знали?
  -Аркадия Аристарховича? Конечно. Он комиссар. Правда, с удивительно своеобразными, я бы сказал, вольными взглядами. Его терпят исключительно из-за связи с наркомом. С Троцким они сошлись в Америке. Зингер был редактором какой-то эмигрантской газеты. Вместе возвращались в Россию.
  -Ну вот. Всё просто. Завтра вы будете сидеть в одной кутузке с товарищем Зингером, а утром, хотя может и днем, неважно, вас освободят ваши коллеги из 13-ой армии. Да, вернетесь к красным, не вздумайте, что называется, свельзевульвиться, перевернуться. Ваша матушка проживает в Москве по известному нам адресу. Хоть там и большевики, но мы сможем до нее добраться. Вам всё ясно?
  Вербер приподнялся. Его лицо залила краска гнева:
  -Да как вы смеете...
  Капитан грубо усадил его на место, схватив за лацкан кителя:
  -Смеем, Антон Петрович. На кону судьба России.
  Кутепов подлил себе отвара из остывшего самовара, отхлебнул с блюдца. Он перенял эту манеру у Антона Ивановича Деникина, любящего так, по-простому, пить горячий напиток вприкуску с большим куском сахара.
  -Мы вас не неволим, Антон Петрович,- спокойно сказал генерал.- Если не желаете следовать нашему плану, я велю сию же секунду повесть вас во дворе. Даже сам, собственной рукой, накину вам петельку на шею, а потом выбью из-под ног скамеечку.
  От этих спокойных, но жутких слов Вербера пробила дрожь. Он поежился, закрыл глаза, так и сидел, громко сопя, некоторое время. Кутепов расценил это по-своему.
  -Ну, вот и замечательно. Не волнуйтесь, Антон Петрович, вы ровным счетом ничем не рискуете. Разве что жизнью, но так она и теперь немного стоит. Что касается вас, Елена Николаевна...
  -Мария Антоновна,- поправила та, снова без стеснения принимаясь за курицу.- Сейчас только доем и можно ехать Турищево.
  Все кроме Вербера расхохотались такой легкости. Кутепов вызвал адъютанта Скворцова, велел увести подполковника и готовить особый отряд к выезду. Когда те ушли, капитан Подоленцев обратился к Васнецовой:
  -Запоминайте, Елена Николаевна. Ваш псевдоним- Жница, кажется, так вас называют за глаза офицеры. Ну вот, ничего и придумывать не надо. С вами будут контактировать штабс-капитан Дунайцев Владимир Владимирович из 9-ой дивизии и ротмистр Вольнов Даниил Александрович из 7-ой кавалерийской дивизии. Первый служит при штабе дивизии, другой в интендантской роте.
  -А они сами не могут раздобыть интересующие вас...нас сведения?
  -Заседания штабов армий, я уж не говорю о штабе Южного фронта, проходят в исключительной секретности. Надеюсь, Вербера вернут в штаб 13-ой армии в качестве заместителя, теперь красные остро нуждаются в опытных кадрах. И вас куда надо пристроит. Не обязательно к себе в штаб, это уж я так...Сами сориентируетесь, вы девушка смышленая и яркая. Большевики еще не совсем оскотинились, не разучились ценить женскую красоту. Передавать информацию будете исключительно через них. Влюбите в себя Дунайцева, или Вольнова, якобы влюбите, чтобы ваши встречи не были подозрительными. Впрочем, они сами знают что делать. А уж они доставят информацию нам.
  - Как, если не секрет.
  -Секрет. Каждое звено, должно выполнять свою функцию, держать свою нагрузку, тогда и цепь не порвется. И все же, кое-что скажу. Проще и быстрее голубиной почты пока ничего не придумано. Кроме телеграфа, разумеется, но как понимаете, он в данном случае неприемлем. Один унтер-офицер дроздовец из местных, держит голубку, к ней и летят голубки из... есть одно сельцо недалеко от Навля.
  -А если Елене Николаевне нужно будет срочно передать сообщение, а Дунайцев с Вольновым не смогут это сделать по каким-то причинам?- спросил Кутепов. - Не усложняйте, капитан, не порвется ваша цепочка.
  -Ладно,- согласился Подоленцев, забыв о субординации.- Голубятня в Сомово, в тридцати верстах от Навля. В крайнем доме у речки живет некто Семен Подрядов. Рядом с домом - зеленая голубятня, не ошибетесь. Подписывайтесь "Жница". Если вас, не дай Бог, разоблачат, заставят писать нам ложные донесения, не упирайтесь, соглашайтесь. Потерять такую девушку будет непростительно. Поставьте в записке где-нибудь незаметно крестик или после первых двух слов, нужно это или не нужно по правилам правописания, запятую.
  -Хорошо, влюблю в себя офицериков, если они, конечно, симпатичные. Ха-ха,- рассмеялась Елена. - Курица какая-то жесткая попалась, наверное, все же петух.
  
  К Турищево подъехали ночью на санитарном грузовом автомобиле "Рено 60CV" с большим красным крестом на выцветшем, пробитом пулями брезенте. В кузове на двух боковых лавках разместились: Васнецова, Вербер, четыре солдата, унтер-офицер и незнакомый Елене подпоручик - корниловец, огромный как медведь, с толстым, обвисшим лицом. Он все время шмыгал мясистым в прожилках носом, вытирал пот с массивного лба несвежей тряпкой. Подоленцев называл его Сашей.
  "Вот это охрана",- прапорщик толкнула в бок подполковника Вербера. Она была в простом сером в крапинку деревенском платье и обычном крестьянском тулупе, которые ей дали бабы. Тулупа она не снимала, хотя после неожиданного снегопада вновь по-летнему потеплело. На ее ногах были большие мужские башмаки на широких застежках. Не удивительно, что мужские. Теперь все носили то, что удавалось достать. Вербер на тычок отреагировал глубоким вздохом, перешедшим в короткие всхлипы. Он был в своей форме. В дорогу ему выдали корниловскую офицерскую шинель из английского сукна.
  Капитан Подоленцев устроился сначала рядом с шофером, потом что-то вспомнив, отвел Васнецову с Вербером в сторону.
  -Вы театром, часом, не увлекаетесь, Елена Николаевна? - спросил капитан, делая жадные затяжки папиросой и выдыхая дым себе под ноги.
  -Почему же, мы в училище регулярно ставили Шекспира, в "Макбете" я играла ведьму.
  -Даже не сомневаюсь, что роль вам удавалась на славу,- съязвил контрразведчик. - Замечательно. Значит, сумеете изобразить убитую горем дочку, когда ее отца поволокут на плаху.
  -На плаху?- испуганно переспросил Вербер.
  -Да, на плаху. А вы как думали, мы будем стрелять вхолостую?
  От этой фразы подполковник вздрогнул.
  -Не волнуйтесь, а то раньше времени скончаетесь. Это образное выражение. Стрелять мы вас, конечно, не будем. Просто повесим перед окошком острога, где сидит ваш красный дружок Зингер, чтоб всё видел. Да не тряситесь же. Веревка будет подрезана, ну набьете себе синяк на нежном месте. Не перебивайте. По старой традиции, коль веревка порвалась, смертная казнь отменяется. Мы вас определим, с дочкой, разумеется, в острог к комиссару. А в скором времени вас освободят большевики.
  -А если не освободят?
  -Куда они денутся. По нашим сведениям, команду освободить, во что бы то ни стало, своего дружка Зингера дал по телеграфу лично нарком Троцкий. Егоров в лепешку расшибется. И теперь, когда нас никто не слышит. Ваша легенда такая...
  Капитан говорил короткими, рублеными фразами, чтобы они сразу запоминались. После того, как Вербера взяли в плен под Фатежем, его отправили на допрос в Курск к самому командующему Добровольческой армией генералу Май-Маевскому. Однако тот, то ли куда-то уехал, то ли в очередной раз запил, поэтому с ним беседовал генерал Кутепов. Но Вербер никаких секретов не выдал, держался как кремень. Когда его собирались уже расстрелять, он якобы сломался и сообщил, что комфронта Егоров готовит удар по 1-му армейскому корпусу Кутепова из Герасимово, что недалеко от Турищево. Там якобы уже стоит большая группировка. Готов, мол, незаметно провести туда разведотряд корниловцев, чтобы они убедились в его искренности. Кутепов дал добро. Однако Вербер сознательно привел отряд корниловцев к засаде.
  -Прямо, как Сусанин, герой 12-го года,- заключил капитан, состроив язвительную физиономию.
  -А если проверят?- усомнился Вербер.
  -Все продумано. Там несколько дней назад действительно была перестрелка. Оттуда красные, скорее всего, и собираются идти спасать Зингера. Далее. Во время боя вы сумели высвободиться, напали на командира разведчиков и убили его. Можете даже назвать фамилию - поручик Семен Румянцев, он действительно погиб недавно, правда, в другом месте. Однако убежать вы не смогли. Недобитые корниловцы увели вас с собой в Турищево и там решили повесить. Сию процедуру и увидит товарищ Зингер Аркадий Аристархович.
  Некоторое время Вербер молчал, потом задал вполне резонный вопрос:
  -А Мария? То есть, моя дочь. Она-то откуда взялась в этом хм...спектакле?
  -И мне это очень любопытно узнать,- кивнула Елена. Идея с пленным подполковником ей в общем-то нравилась - простая, незатейливая, вполне может сойти за правду. Правда, уверенности в самом Вербере нет. Хлипкий какой-то, дерганный, не похож на героя-брусиловца. Глаз за ним да глаз нужен.
  -С вами, Мария Антоновна, немного сложнее. Легенда такая. В Москве вы поддержали красное восстание, в отличие от ваших подруг по Александровскому училищу. Когда Ленин летом выдвинул лозунг "Все на борьбу с Деникиным!", записались добровольцем в отряд красного ополчения. Оказались в Орле. Узнали, что ваш отец- заместитель начальника штаба 13-ой армии. Решили попасть к нему. Здесь - внимание. В бронепоезде "Лев Троцкий", который нам удалось захватить под Змиёвкой, находились ополченцы из Москвы. И среди них в списке отряда значилась некая Вернер 24 лет. Имени указано не было. Среди убитых оказались две девицы приблизительно такого возраста, возможно, одна из них и Вернер.
  Капитан, по его словам, недавно вспомнил, что у них в плену находится красный замначштаба с фамилией Вербер, одна буква роли не играет - "н" или "р", какая разница? И у него сразу созрел план.
  -То есть некая Вернер 24-ех лет, вернее, Вербер, осталась жива, попала к вам в руки. Хитро, - ухмыльнулась Елена.
  -Голь, сами знаете, на что способна. Ха-ха,- капитан рассмеялся отрывистым, лающим смехом.- Словом, совершенно верно. Вы в нашей контрразведке скрывать свое происхождение не стали, но не рассказали, что поддержали красное восстание в Москве. Наоборот, мол, вы мужественно бились с большевиками на баррикадах. Потом решили затаиться, а при случае записались в красные добровольцы. Вас определили стрелком в бронепоезд. Из Москвы он вышел 14-го сентября, пять вагонов и грузовой прицеп. Вы - второй номер пулемета, не знаете полного вооружения поезда и состава команды. Начальник бронесостава - Айвар Меднис, латыш, по прозвищу Кребс - русский. Мы его нашли с дыркой в голове в штабном вагоне, застрелился. Можете сказать, что шуры-муры с ним крутили, обещал, мол, в Латвию после войны забрать. Голубоглазый красавец с белым и чистым, как у юной девушки лицом. Под Змиёвкой оказались поврежденными рельсы. Ремонтная бригада отправилась осматривать пути, и тут налетели корниловцы. Так вас взяли в плен. О судьбе остальных ваших товарищей вам ничего неизвестно, вероятно, все погибли. Белые, узнав кто вы, предложили вам убедить своего отца рассказать нам все, что он знает о дислокации и передвижении красных частей. Вы согласились. Так вы встретились с отцом и вместе решили привести корниловцев к засаде под Герасимово, где вас не могли не заметить свои.
  -Что-то здесь не всё логично,- заметил Вербер.
  -Например?
  -Зачем Марию взяли со мной в Герасимово?
  -Для надежности, чтоб вы каким-либо образом не выдали корниловский отряд. Если что, сразу обоих и в расход.
  - Ладно, - согласился подполковник,- главное, чтобы Зингер в легенду поверил. Он знаете, какой недоверчивый, хитрый, бывший каторжанин, подвох за версту чует. С каторги и сбежал через Дальний Восток в Америку.
  -Можете не сомневаться, поверит,- заверил капитан, похлопав Вербера по груди.
  В село въехали, когда начало светать. Остановились за площадью, у винной лавки с заколоченными ставнями и ободранной вывеской "Тимофеев и сын. Вино в бочках, бутылках и разлив".
  Все выпрыгнули из санитарного грузовика, стали разминать затекшие после долгой тряски конечности.
  -Можно приступать? - спросил Подоленцева подпоручик с обвисшим, потным лицом.
  -Приступай, Саша, - разрешил капитан.
  "Медведь" отвел Вербера за грузовик, ударил огромным кулаком сначала в живот, а когда тот согнулся пополам, ногой в лицо. Подполковник упал в пыль, закашлял кровью. Подпоручик начал нещадно его пинать во все части тела. Кашель перешел в хрип.
  -Вы что, с ума сошли?- Васнецова дернулась к Верберу. Подоленцев ее остановил:
  -А вы как думали, Елена Николаевна? Большевика, который провел у нас в застенках несколько дней, мы будем вешать свежего, словно огурчика? Кто нам поверит? А уж прожженный каторжник... Не перестарайся, Саша, а то всю обедню испортишь.
  Пнув затихшего Антона Петровича еще несколько раз, "медведь" встряхнул уставшими руками. На правом кулаке его была кровь:
  -Вот теперь хватит. А то ненатурально будет. Поднимете-ка его.
  Солдаты подскочили к Верберу, оторвали от земли. Тот застонал, разлепил полные тоски и боли глаза. Лицо превратилось в кровавое месиво, из ушей текла кровь.
  -Гады,- пробормотал он.- Ненавижу.
  -Вот. То, что нужно,- констатировал подпоручик.- И говорить может членораздельно, а вы во мне сомневались, Аполлинарий Матвеевич. Ха-ха. Мы дело свое тонко знаем. А с ней что?
  Елена попятилась:
  -Как, вы им меня будете бить?
  -Только чуть-чуть, Елена Николаевна. Для пользы дела.
  Не успела прапорщик и глазом моргнуть, как с неё сорвали тулуп, изваляли в пыли, порвали платье, а Подоленцев ей лично поставил под левым глазом фиолетовый синяк.
  -Не случайно вас Подлецовым прозвали,- прошептала Елена, держась за разбитую щеку.
  Но капитан не обиделся, расхохотался:
  -Контрразведка и разведка, Мария Антоновна, дело тонкое, аккуратное, в них нет, и не может быть мелочей. Чуть не так и провал. Сами ведь согласились, добровольно, так что будьте любезны играть по всем правилам. От этого зависит не только ваша жизнь, но и судьба многих солдат и офицеров Русской армии, ради которых вы пошли на эту жертву. Не исключено, что у красных вас может ждать более суровое физическое испытание. Будьте готовы к героизму. Пафосно, но объективно.
  Елена высморкалась в разодранную до бедра юбку, стряхнула пыль со всклоченных волос:
  - Претензий не имею, капитан. Кушать только хочется.
  -Потерпите, в тюрьме покормят. Ха-ха.
  Солдат, посланный в острог, прибежал с заспанным унтером-дроздовцем и ефрейтором в светло-серой форме императорской армии. Офицеров в селе не оказалось.
  Капитан приказал им согнать на площадь, несмотря на ранний час, людей. А Зингера в камере заставить смотреть в окошко на казнь.
  -Дерево есть подходящее для виселицы напротив острога?- поинтересовался у унтера Подоленцев.
  -Так точно,- ответил тот, вытянувшись во фрунт. - Березы ветвистые.
  -Веревку покрепче выбери, лично приладь. Смотрю, ты в этом деле искушенный.
  -Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Не оплошаем.
  -Чтоб было все натурально.
  -Так точно, ваше благородие. Не извольте беспокоиться.
  На площади, напротив церкви застыл броневик "Полковник Безмолитвенный", отбитый, как объяснил унтер, в прошлом году у красных Донской армией. Донцы за три бутыли самогона передали "железку" дроздовцам.
  Возле "Полковника" по-утреннему вяло курил солдат, в надвинутой на глаза шапке. Он, казалось, даже не обратил внимания на корниловцев, притащивших на площадь избитого человека в военной форме без погон.
  В противоположной стороне от храма, там, где стоял острог, а раньше было жандармское управление, действительно росли мощные березы. На одну из них унтер деловито приладил веревку, предварительно опробовав ее на прочность. Ефрейтор подставил под дерево табуретку, принесенную из острога.
  К месту "казни" солдаты пригнали, кого нашли - пару торговок с пустыми плетеными корзинами, трех сопливым мальчишек. Бабы испуганно перешептывались, нервно грызли семечки, ребята ковыряли в носах.
  -Веревка точно подо мной оборвется?- беспокоился, окончательно пришедший в чувство и вновь способный что-то соображать подполковник.
  -Не волнуйтесь, Антон Петрович,- заверил капитан.- Ну, какой мне смысл вас обманывать? Начальный план операции и построен на этом.
  - Операции "Снежная рапсодия",- уточнила Елена.
  -Что? Почему "Снежная рапсодия"?
  Васнецова пожала плечами:
  -Не знаю. Вспомнила первый осенний снег, мягкий как пух, он ложился мне на ладони, а я его лизала, словно мороженое. Только музыки не хватало, Венгерских рапсодий Листа. Она звучала у меня в душе.
  -Красиво,- согласился капитан.- Пусть будет "рапсодия", какая, в сущности, разница. Можно вас на минуточку?
  Подоленцев отвел Елену в сторону, приблизил взмокший нос к ее уху:
  -Вы должны сказать нашим офицерам-связным Вальнову и Дунайцеву пароль. Запоминайте, его кроме них и нас с вами, не знает никто: "Я слышала, до войны вы коллекционировали живопись". Ответ: " У меня было хорошее собрание набросков Васнецова. В частности, "Жница". Если офицеры выйдут на вас сами, назовут тот же пароль, тогда вы ответите про наброски Васнецова и Жницу.
  -Как в шпионском романе, - ухмыльнулась однофамилица живописца.
  -Мы и живем, как в романе, Елена Николаевна. Пару лет назад и представить невозможно было, что такое с нами будет.
  Капитан подошел к Верберу, сидевшему у стены дома:
  -Возвращаясь к нашим баранам, Антон Петрович. Перед тем, как вас вздернут, произнесите, пожалуйста, пару ярких, можно пафосных фраз, для полноты картины. Мария Антоновна, вы готовьтесь, скоро и ваш выход. Зингер у окна?
  -Так точно, ваше благородие,- отрапортовал усердный унтер.- Сказали ему, что сейчас забавное действо на площади будет.
  -Ну, давайте, вперед,- капитан подтолкнул Вербера, который встав на ноги, чуть не упал. Солдаты его подхватили, поволокли к импровизированной виселице.
  Солнце показалось за церковью, добавило золота на облезлый, но все еще позолоченный крест купола. К месту "казни" подтягивались старухи и дети. Унтер затащил Вербера табуретку.
  Антон Петрович облизал сухие, в кровавых трещинах губы. Вдруг заговорил громко, ясно:
  - Поглядите, люди, на этих зверей в образе человеческом. Убийцы, палачи, негодяи! И они хотят установить в России свои порядки. Но я их не осуждаю. Как говорил Сократ, зло - это незнание добра. Никто не делает зла по своей воле, только по незнанию светлого и разумного. Не ведают они что творят! Господи, прости их!
  Вербер поклонился людям, как Пугачев перед казнью. Продолжил:
  -Мы, большевики, знаем, что такое добро и как нести его людям. Добродетель - это знание, марксистское знание. За это и умираем. Дочь моя, верю, ты узнаешь счастье на этой многострадальной земле! Да здравствует пролетарская революция, ее вождь и учитель товарищ Троцкий!
   Подоленцев, стоявший на углу бывшего жандармского отделения, поморщился:
  -Вроде бы ничего, но с Сократом перебор. Как вы считаете, Мария Антоновна? По-моему, слишком вычурно, театрально. И жид Бронштейн здесь как-то не очень уместен. Лучше бы про Ленина сказал. Ладно, и так сойдет.
  Он махнул рукой унтеру. Тот понимающе кивнул, с размаху ударил подполковника под дых. Вербер обмяк у него на локтях.
  -Зачем опять "папу" бить? И так еле дышит, уймитесь,- Васнецова недобро взглянула на контрразведчика.
  -Ваш выход,- сказал он.
  Елена вздохнула, собралась. Вырвавшись из рук, якобы крепко державших ее солдат, побежала к виселице.
  -Отец, я здесь! Изверги корниловские, что вы делаете, отпустите его, немедленно!
  Она упала в пыль, поползла, простирая руки к "отцу".
  Капитан вновь поморщился: "Возможно, шекспировские ведьмы у неё выходили лучше, но не факт". Поднял указательный палец. Ефрейтор подскочил к Васнецовой, начал её пинать. Она закричала так, что с деревьев сорвались вороны, бабы заохали, уткнулись в цветастые платки. Кто-то из детей испуганно бросился прочь, другие наоборот подошли ближе.
  Теперь Подоленцев щелкнул пальцами. Ефрейтор оставил Елену-Марию, а унтер накинул на шею подполковника петлю, плюнул ему в лицо, обозвал "иудой", выбил табуретку из-под его ног.
  Вербер задергался всем телом, засучил ногами, захрипел, изо рта начал вываливаться язык. Веревка не обрывалась. Васнецова обернулась на капитана - что происходит? Но тот стоял с каменным лицом.
  Когда подполковник посинел, сук на котором он висел, затрещал и вместе с Вербером рухнул на землю. Все замерли. Елена подбежала к "отцу", обхватила его голову, с трудом ослабила петлю, оставившую на шее глубокую фиолетовую борозду. Похлопала по щекам. Казалось, всё кончено, но Вербер широко раскрыл рот, начал жадно глотать воздух, заморгал выкатившимися из орбит глазами.
  Капитан неспешно подошел, подпихнул сапогом обломившуюся ветку.
  -Ты что, пенек трухлявый, мне обещал?- он сунул под нос, застывшему в ужасе унтеру кулак. - Забыл свои обязанности? Сейчас велю тебя на соседнем суку вздернуть, поглядим, выдержит ли он тебя. Ладно, раз уж так...Хм, надо же.
  Подоленцев медленным шагом приблизился к бабам. Те застыли с широко раскрытыми от ужаса глазами. Указал на Вербера;
  -Этот большевик поносил нас, белых освободителей, тех, кто нещадно борется с жидо-марксизмом, кто хочет избавить Россию от нашествия дьявольских слуг, что отнимают у вас последнее. Мол, мы звери и нехристи. Даже древнегреческого философа сюда приплел, мерзавец. Но это неважно, важно то, что мы, корниловцы - честные и порядочные люди. По старой традиции, коль под приговоренным к смерти обрывается веревка, не выдерживает виселица, казнь отменяется. Это как раз тот случай. Красный бандит не будет повторно повешен и отправится в тюрьму. Дальнейшую его судьбу рассмотрит полевой суд. Всё! Пошли все по домам. Живо!
  Бабы, подхватив юбки, заторопились прочь, толкая друг друга корзинами. Дети разлетелись воробьиной стайкой.
   Капитан приказал Вербера и его "дочь" вести в острог. За углом лавки Васнецова освободилась от "объятий" солдат:
  -Вы что же, капитан, и в самом деле собирались повесить Вербера, ветка подломилась случайно?
  -Совершенно верно,- спокойно ответил тот.- А что от него толку? Никакой надежды на то, что он не признается во всем большевикам. Погубит и вас, и нас. Зато вы получили бы прекрасный козырь - любимого родича, красного командира на глазах у толпы зверски убили злодеи - корниловцы. Красота.
  -Кутепов же говорил иное.
  -Ну что, Кутепов? - развел руками капитан. - Контрразведка и разведка - дело деликатное, как я уже вам говорил. Не все должны знать тонкости, проводимых ею операций. Даже армейские генералы. Александр Павлович прекрасный воин, вот и пусть воюет. А наше дело тайное, скрытое от лишних глаз и ушей. Спросит результат-то генерал с меня, а не с себя. От нас, специальных служб, зависит исход войны не меньше, чем от военачальников. Взять хотя бы моего германского коллегу, руководителя контрразведки кайзера Вальтера Николаи, который летом 1917 года обеспечил тайную перевозку Ленина и прочих революционных экстремистов из Швейцарии в Россию через Германию . Он ведь не посвящал Вильгельма во все в тонкости той операции, только в общих чертах, а результат получился сногсшибательным. Россия вышла из войны, да еще отторгла от себя часть исконных территорий.
  Вербер пошевелился, приподнял голову.
  -Вы подлец, Подоленцев,- произнес он.
  -Ну, уж сразу и подлец,- вздохнул капитан.- На всех не угодишь, Антон Петрович. Вы живы и радуйтесь. И вообще, я пошутил. Ветка была специально выбрана такая, чтоб подломилась. Верно ведь, унтер-офицер?
  Тот вытянулся:
  - Сам выбирал, ваше благородие. Не должна была.
  -Пошел вон, кретин, рожу твою видеть не могу.
  Унтер отдал честь, пошел прикурить к солдату у броневика.
  Верберу отвесили еще пару легких тумаков, поволокли в острог. Подпоручик Саша собирался приложиться кулаком и к Елене, но капитан его остановил:
  -Слишком хорошо, тоже плохо. Покалечите, кто уродину в штаб возьмет? "Снежная рапсодия", хм. Красиво.
  
  Камера в бывшем жандармском отделении оказалась довольно просторной, с одним зарешеченным полуторадюймовыми железными прутьями окном, выходящим на площадь и двумя деревянными топчанами по обе стены. На одном из них имелся серо-черный, порванный в нескольких местах матрас. Рядом - охапка сена.
  На ней устроился молодой человек лет двадцати пяти. Руки он держал в карманах широких военных галифе. На нем была широкая исподняя рубаха, с небольшими кровавыми подтеками на правом, засученном рукаве. Длинные, черные волосы, как у студента-народника, были перетянуты кожаной бечевкой. Такие же "ночные" глаза, родинка возле небольшого, слегка вздернутого носа, алые, тонкие губы. "Красив",- подумала Васнецова, которая ожидала увидеть пожилого, возможно, седого "комиссара" с иудейскими чертами лица. Капитан его внешность не описывал.
  Солдаты бросили Вербера у одного из топчанов, ушли, громко хлопнув окованной, как в средневековых застенках, дверью. Елена попыталась его поднять, но обмякший подполковник оказался слишком тяжел. Она взглянула на "красавца", который уже спешил на помощь. Вместе перевалили Вербера на лежанку.
  -Звери, - сказала вполне искренне Елена.- А изображают из себя порядочных людей, соблюдающих исконные традиции.
  -Я всё видел,- сказал черноглазый, кивнув на окно.- К сожалению, теперь все звери: и белые, и зеленые, и красные. Человек вообще быстро превращается в дикое животное, потому как, по сути, им и является.
  -Большевики тоже звери? - Васнецова взглянула на молодого мужчину, который с каждой секундой нравился ей внешне всё больше.
  -А чем они лучше других? Но это вовсе не значит, что сама идеология большевизма, вернее, социал-демократии, полностью порочна. Лично я проникся марксизмом не так давно. Мне интересны работы Маркса о диалектическом материализме, о философии истории, где основной акцент делается на освобождении человека, о базисе и надстройке общества, политической экономии, в частности, прибавочной стоимости товара. Правда, там есть противоречие. Маркс не учитывает технический прогресс, подсчитывая затраты на производство товара. Но я в целом, подчеркиваю, в целом, только на данном этапе Гражданского противостояния, поддерживаю его постулат о классовой борьбе. Сначала мне были близки взгляды эсеров, потом анархистов. Одно время я даже был в отряде Нестора Махно.
  -Вы? - удивилась Елена и вдруг расхохоталась. "Красавец" чем-то и напоминал батьку Махно, фото которого она видела в "Таганрогских ведомостях". Возможно, длинными волосами. Черты лица у комиссара были более аристократичными. "Да, этот гораздо приятнее".
  -Ну да, а что, собственно, такого? Нестор Иванович не националист, не экстремист, его лозунг - "За Советы без большевиков". Имеет право на свои политические взгляды. По сути, человек, конечно, не меняется никогда, но свои взгляды он обязан трансформировать в течении всей жизни. Иначе это не человек, а каменный столб. Извините, что я так многословен. Знаете, несколько дней без человеческого общения.
  -Ничего, мне даже интересно познакомиться...
  -Ах, какая оплошность с моей стороны. Позвольте представиться - Аркадий Аристархович Зингер, комиссар 13-ой армии РККА, член Реввоенсовета Южного фронта. Для вас просто Аркадий.
  На топчане зашевелился Вербер:
  -Дайте хоть воды что ли, потом будете любезничать.
  Зингер взял с железной тумбочки у двери огромную кружку, поднес ее к губам избитого подполковника. Часть воды пролилась на его лицо.
  -Это мой отец Антон Петрович Вербер,- сказала Васнецова. - А меня зовут Мария Антоновна.
  Зингер хлебнул из кружки:
  -Я знаю его. Это заместитель начальника штаба нашей армии. Его белые взяли за день до того, как я попал к ним в лапы. Вот и встретились.
  Подполковник снова застонал, открыл глаза, кивнул.
  -А вы как оказались у корниловцев?- спросил комиссар.- Позвольте, я оботру ваши ссадины, сударыня. Ох, какой нехороший синяк.
  Васнецова подставила лицо, и Зингер аккуратно стал его протирать. Елене было приятно. Эх, с таким бы о любви поговорить, а не о марксизме,- мысленно вздохнула она, но сразу себя осадила. Рассказала свою легенду - об Александровском училище, боях в Москве, бронепоезде, пленении. О тот, как обманула белых и пошла с отцом на верную смерть.
  -Вы героиня,- подытожил её рассказ Зингер.- Подполковник, разумеется, тоже. Жаль, что о вашем подвиге никто не узнает. Сегодня вашему отцу повезло, а завтра...Скоро нас троих вздернут уже на надежном суку. Меня знаете, почему еще не повесили? Я им наврал, что знаю число, время и место, когда на Южном фронте появится Троцкий, но сообщу об этом только высокопоставленному офицеру контрразведки. Вроде поверили, говорят скоро приедет. Зачем я это сделал? Есть маленькая, с ноготок надежда на то, что к тому времени село возьмут наши.
  -Вы знакомы с самим Троцким?
  -С Лёвой? Конечно, мы вместе работали в Америке в одной социал-демократической газетке. Через моих знакомых удалось собрать деньги на возвращение в Россию. Мы часто с ним спорим. Я хоть и поддерживаю на данном этапе большевиков, но откровенно ему говорю - вы заменяете диктатуру пролетариата диктатурой одной партии. А это огромная ошибка, которая рано или поздно может привести к краху всей советской государственности. По национально-политическим и территориальным вопросам, на мой взгляд, тоже сделано много неверного, ошибочного. Нельзя было подписывать Брестский мир и давать независимость Украине, Эстляндии, Курляндии и прочим. Следовало продолжать держать Германский фронт, до победы Антанты оставалось совсем немного и тогда на нас союзники смотрели бы совсем иными глазами. Да они буржуи, да они недруги, но есть мудрая поговорка - держи друзей близко, а врагов еще ближе. В этом мы с Лёвой едины, но Тяпкин-Ляпкин настоял на мире.
  -Кто?
  -Ну, Ленин, кто же еще. Так его Лёва называет. Однажды в Швейцарии Ульянов купил себе ботинки. Вышли они на прогулку с Лёвой. Ботинки сильно натерли ноги Ленину. Он уговорил наивного Лёву с ним поменяться обувью, мол, умирает, больше не может идти. Леве ботинки оказались малы, но Ульянов напрочь отказался снова меняться, скакал рядом и дразнился: так тебе, так, помучайся, как я мучился. Ну, Лева в сердцах и окрестил его Тяпкиным-Ляпкиным, прохвостом. Интересно, что Ленин не обиделся. Во, говорит, еще одна хорошая для меня партийная кличка - Тяпкин-Ляпкин.
  -Странно слышать подобные речи о вожде мирового пролетариата от красного комиссара.
  -Повторяю, да, я большевик, мне пока нравятся "красные" лозунги: "Мир народам, земля крестьянам, фабрики рабочим". Посмотрим, как это будет воплощаться в жизнь.
  -А Учредительное собрание?
  -Что Учредительное собрание?
  -Ну, белые воюют за Учредительное собрание. Вам их лозунги не нравятся?
  -Ах, это Учредиловка. Одна свара и ничего более. Свобода для России всё равно, что медведю рояль. Разломает и снова в лес убежит. И потом, в белых лозунгах много о смерти - "Умрем за родину", "Отечество или смерть", "Лучше смерть, чем гибель России". Это признак обреченности. Они сами чувствуют, что их время ушло. Хоть и говорят, что воюют за демократию и свободу, но какую реальную свободу они могут дать людям? Если победят, генералы снова осядут в своих роскошных поместьях, капиталисты на фабриках, заводах, будут пить французский коньяк, курить гаванские сигары, а бывшие солдаты продолжат, как и раньше, гнуть на них спину. Да, возможно, они пойдут на существенные уступки рабочим и крестьянам, но суть общества от этого не изменится. Рано или поздно опять случится государственный кризис и все начнется заново: революция, насилие, смерть...И это уже будет окончательный конец Рюриковой Руси.
  -С вами интересно, - честно сказала Елена.
  Сама подумала: правду про него Вербер говорил. Надо же какой оригинал - служит комиссаром в Красной Армии, член Реввоенсовета, дружит с "Лёвой", но еще не решил, будет ли ему дальше по пути с большевиками.
  Замок заскрежетал. Солдаты принесли миски с кашей и хлебом, недобро взглянули на арестантов, не сказав ни слова, удалились. Вербер облегченно вздохнул - думал опять пришли его бить. Попросил еще воды.
  
  Днем в селе началась отрывистая пальба. Елена и Аркадий прильнули к окну, столкнулись ненароком лбами, замерли, взглянув друг на друга, рассмеялись.
  -Приятное соприкосновение, как первый поцелуй,- произнес Зингер, пытаясь глубоко заглянуть Елене в глаза. Достал из кармана галифе круглые, студенческие очки. Васнецова удивилась, что их не разбили и не изъяли при допросах.
  Мимо решетки метались люди, споткнулся какой-то мальчик.
  -Что там происходит?- спросил комиссар.
  -С арестантами разговаривать не положено,- по-взрослому серьезно ответил мальчик, потом все же несколько прояснил ситуацию. - Беляки удрали, а наши мужики по красным, что за Чечерой объявились, палят. Нам ни тех, ни других не надобно.
  -Как удрали? - Елена схватилась за железные прутья, словно пыталась сломать. Ни слова не говоря, никак её не предупредив, Подоленцев взял и ушел? Странно. Хотя, может, не было у капитана времени на разговоры, да и не хотел он лишний раз с ней общаться, это могло вызвать у комиссара подозрение.
  -Вы что же со всей Красной армией воевать собираетесь?
  Но мальчишка уже мчался через площадь.
  -Самоубийцы,- прошептала Елена ему вслед. - И красные, и белые им, видите ли, "не надобны".
  В дверь несколько раз тяжело стукнули, вероятно, прикладом, потом заскрежетал запор, она отворилась.
  -Ну, сволота, красная, выходи,- с чувством сказал приземистый мужик со всклоченной неровной бородой, будто её обрубили топором. За широким кушаком, опоясывающим оливкового цвета зипун, какие носили еще в прошлом веке крепостные, торчал обрез. Его черные, нетрезвые, вероятно, с вечера глаза, радостно сверкали. - Красные пока в лес убёгли, а мы доделаем то, что их благородия не доделали.
  Мужика отстранил хмурый детина в зеленом до пят пальто, с подтянутыми до локтей рукавами. Он держал трехлинейку, из ствола которой поднимался дымок.
  -Дважды на праздник не приглашаю, - произнес он поповским басом. Поставил винтовку к стене, схватил за шиворот Зингера, затем Васнецову, поволок их к выходу.
  -А с этим страдальцем недовешенным что делать?- Коротконогий кивнул на Вербера.
  -Ещо таскать его. За ноги выволоки к амбару, по башке дрыном дай, чтоб не орал, собаки сожрут. Они, как беляки, не оплошают.
  Мозг Елены начал вскипать. Эти точно, как и собаки, не "оплошают". Видно, красные им здорово насолили.
  С многострадальной березы, только с другой ветви, свисала новенькая пеньковая веревка, видно, только что прилаженная.
  -У нас не обломится и не порвется, это у благородий все гнилое, как и они сами,- пообещал громила то ли Елене, то ли щуплому мужику, ростом с ребенка, суетившемуся у дерева. Из его кармана торчал наган. Он заискивающе хохотнул.- Сначала с красными разделаемся, потом белых на котлеты пустим. Ха-ха.
  Воротник платья Елены порвался, она упала в лужу, разодрала в кровь колено об острый камень. Страх перед реальной смертью сковывал всё тело. Неужели так и придется бессмысленно, глупо погибнуть от рук этих увальней?
  Но голова работала исправно: "Зингер, как видно, не боец. Еще минута и все будет кончено. Что же делать? Извечный вопрос". Что-то светлое забрезжило в подсознании. "Руки детины были заняты нами, а заходил он в камеру..."
  -Погоди! - закричала на всю площадь Елена. - Богом прошу!
  -Пощады не будет, сразу предупреждаю, - ответил громила, но остановился. -Чего надобно, молитву прочитать? Ишь, красная б..., а в бога верует. Сатаны вы все, сколько не молитесь. Зачем зерно отобрали, зачем скотину увели, а?
  -Не дай без молитвы помереть. Крестик мой в камере остался, намоленный, фамильный, золотой. В сене спрятала, чтоб корниловцы не отобрали.
  Зачем сказала что золотой?- прикусила губу, холодея Елена. - Дура, я дура, раз золотой, сами за ним пойдут.
  -Эй, Сапрыка,- обратился "ямщик", как окрестила для себя Васнецова громилу, к щуплому товарищу,- поди, принеси её крестик. Не люциферины какие иноземные.- Он обернулся к церкви, перекрестился.
  К большому своему изумлению Васнецова увидела на краю площади вчерашний броневик "Полковник Безмолитвенный", с безвольно свисавшими из его гнезд пулеметами. Почему его наши, отступая, не забрали? - подумала она. Видно, не успели. Странно.
  -Он не найдет, только я сама,- сказал Васнецова без доли надежды. Но, как и бывает в жизни, правда редко, это невероятное сработало.
  -Черт с тобой, иди,- разрешил "ямщик".- Не вздумай бежать, собак следом пущу, примешь смерть злую, лютую.
  -Куда ей бежать, Парамон?- осклабился Сапрыка.- Ее и бабы наши, стервь красную, догонят и на вилы подымут.
  -Это верно, ступай что ль.- Парамон подтолкнул Елену к двери острога, из которого мужик с обрубленной бородой вытягивал за ноги Вербера. Анатолий Петрович ойкал и, кажется, плакал, мужик хохотал.
  Винтовка стояла в камере у стены. Елена делала всё по-военному быстро, без сомнения. Проверила патроны - четыре, один из обоймы "ямщик" успел высадить. Должно хватить, чтобы добраться до броневика. Вокруг больше людей не видно. Правда, это не факт, что их нет поблизости.
  Передернула затвор. Решительно вышла во двор. Почти не целясь первую пулю пустила в затылок, тащившему подполковника мужику. Его череп треснул как арбуз, разлетелся кровавой "мякотью" по кустам и деревьям.
  -Ты чего палишь, Яшка? - раздался из-за угла недовольный голос Парамона.
  "Оказывается, скота, что назвал меня "красной стервью" Яшкой звали, -ухмыльнулась Елена. - Царство небесное, сейчас к тебе твои друзья присоединятся, не успеете друг по другу соскучиться".
  Дослала патрон в патронник, вышла на площадь. Парамон уже прилаживал к безропотному Зингеру веревку, перекинутую через мощную ветвь дерева. На мушке револьвера комиссара держал Сапрыка.
  Вторым она уложила его. Мужик просто осыпался на землю, как осенний лист. "Ямщик" обернулся. В его глазах вспыхнул не испуг, недоумение. Он выпустил из рук веревку, которая соскользнула с дерева, змейкой свернулась у его ног.
  -Это чего такое? - задал он бессмысленный вопрос. Наморщил лоб, задвигал носом, словно принюхивался к Елене.
   Ей вдруг стало жалко Парамона. Не от хорошей жизни крестьяне, совсем недавно героические солдаты императорской армии, возненавидели весь свет. Революционная мразь всех мастей, на немецкие деньги раскачала страну, ввергла её в пучину ненависти и безысходности.
  Парамон не обомлел от страха. Достал из-под полы пальто нож, откинул большое, отливающее синевой лезвие, двинулся враскачку, по-медвежьи на Васнецову.
  -Лучше уходи,- посоветовала она ему.
  -Вот еще,- ухмыльнулся "ямщик".- Нам ли баб бояться.
  Уже начала плавно нажимать на курок, как за его спиной раздалось несколько выстрелов. Парамон остановился, закашлялся, округлил в еще большем изумлении глаза, сделал несколько шагов вперед, стал валиться на Елену. Она едва успела отпрянуть. К распростертому телу гиганта подошел комиссар Зингер с револьвером в руке.
  -Думал, для такого великана трех патронов мало будет, ан нет, хватило,- сказал он спокойно.- Уходим, пока смерды с вилами не набежали.
  -Туда, - кивнула Елена на броневик.- Только Вербера надо забрать.
  Комиссар кинулся за подполковником, Васнецова побежала к бронетрактору. Почему же корниловцы его не забрали? Внутри "Безмолитвенного" пахло мазутом, пороховой гарью.
  Вскоре появился Зингер с Вербером, опустил на землю, прислонил к двери броневика.
  -Ну что там? - спросил с надеждой комиссар.
  -Бензина нет, потому белые его и оставили. К кормовому орудию снарядов нет. Пулеметы тоже почти пустые, лишь в одном лента патронов на сорок. Еще две гранаты Рдултовского.
  -Не густо.
  -И не говорите, Аркадий Аристархович.
  -Аркадий,- поправил тот.- Как же это вы про винтовку в камере вспомнили? Я, признаться, со страху всё позабыл. Вы моя ангел-спасительница.
  -Еще до спасения далеко. Вон, поглядите.
  На краю площади, за церковью, появились мужики и бабы, скорым шагом, направлявшиеся к телам убитых односельчан.
  -На минуту боя,- вздохнула Елена, протягивая гранату Зингеру, а сама прилаживаясь к пулемету.
  Единственный заряженный "Максим" лишь частично захватывал через амбразуру площадь, его ствол был направлен в сторону винной лавки. Нужно было вынуть ленту и заправить в другой пулемет, но как назло заело рамку. Елена ударила по ней кулаком. Наконец рама поддалась.
  Народ подошел с гневными криками к убитым Парамону и Сапрыке. Какая-то баба указала на подполковника у бронетрактора. Комиссар выругался по-английски:
  - Fucking shit! Надо было втащить подполковника внутрь.
  -Все равно бы догадались,- ответила Елена, прицеливаясь.
  Первую короткую очередь она дала поверх голов. С деревьев, в том числе и с березы, на которой их собирались повесить, полетела жухлая листва.
  Толпа бросилась врассыпную. Бабы скрылись за домами, а мужики, некоторые с винтовками, попадали на землю, попрятались за деревьями.
  -Сейчас начнется, наверняка знают, что в броневике нет бензина. Что ж, будем отстреливаться до последнего патрона, нет ничего страшнее гнева раба,- сказал Зингер.
  -Вот как, - ухмыльнулась Елена.- А не за этого ли раба мы, товарищ комиссар, воюем?
  Зингер не смутился:
  -Для начала из этого раба нужно сделать человека: отмыть, накормить, научить читать, черт возьми, вот за что я, по крайней мере, воюю. А пока это черные, необразованные смерды.
  Мужики сползались за церковь, где они не просматривались из броневика, вероятно, готовились к захвату.
  -Откуда их столько, почему на фронте?
  -Уже навоевались,- вдруг подал голос снаружи Вербер.- Теперь им ни черт, ни поп не нужен. Наверняка их кумир - Петлюра. Здесь полно малороссов.
  -Да уж, Петлюра редкостный проходимец, - вздохнул комиссар,- это он русский фронт расшатал, уговорив Керенского создать украинские национальные части. Так окончательно рассыпалась русская армия. Октябрь в Питере случился. Но с немцами и австрияками Петлюра не дружит, в отличие от Скоропадского, это и нравится бывшим солдатам.
  -Неужели, вы жалеете, что большевики совершили переворот? - удивилась Елена.
  Аркадий махнул рукой:
  -Я хотел, чтобы большевики взяли власть мирным, избирательным путем. Но нет, о революции не жалею. Раз "временная" власть оказалась кисельной, чего же её жалеть? Дайте-ка, сударыня, короткую очередь по правому краю бакалейной лавки. Ишь, активизировались там смерды, аки тараканы. Эх, жаль, ненадолго мы свои жизни сохранили.
  По броневику застучали пули, охотничья дробь, полетели камни. Их из-за ближайшего дома бросали дети. Они быстро выскакивали на площадь, швыряли камни и так же молниеносно скрывались.
  -Любит нас, большевиков, народ нечего сказать,- вздохнул Зингер, взводя ударник гранаты. Высунулся из броневика, швырнул бомбу в сторону винной лавки. Тут же обмяк.
  -Комиссара убили, - спокойно констатировал Вербер.- Сейчас и нас крестьяне растерзают.
  Раздался оглушительный взрыв, в домах полопались стекла, где были, звякнул колокол на церкви, в который, вероятно, попал осколок. Елена нажала на гашетку пулемета, выпустила последние патроны.
   Аркадий оказался ранен, пуля пробила ему плечо. Он на четвереньках забрался в броневик, кивнул на последнюю гранату:
  -Попадать в руки к разъяренным смердам нельзя, Елена Николаевна. Давайте уж умрем быстро и без мук.
  По башням бронетрактора продолжали стучать пули, но уже со всех сторон. Окружили. Вербер отмахнулся, когда Васнецова попыталась его втащить внутрь:
  -Лучше уж на солнце умереть, чем в этой консервной банке.
  Елена взяла гранату, передернула ограничительную заслонку на гранате. Как-то неудачно все получилось,- подумала она.- Нужно было сразу уходить из села, как только пристрелили трех мужиков. Только, куда с покалеченным Вербером далеко бы ушли? вслед, как обещал Яша пустили бы собак.
  
  Вдруг со стороны речки послышалась пулеметная стрельба, ухнула пушка. Елена увидела в амбразуру, что мужики ринулись от церкви и лавок вглубь села. На площади показались всадники. Комиссар, тоже наблюдавший за происходящим, закрыл лицо руками:
  -Господи, прямо сейчас пойду тебе свечу поставлю. Это же наш буденовский кавалерийский отряд. Его из-под Воронежа под Орел перебросили.
  -С чего взяли, может, это мамонтовцы?
  -Повязки на руках белые, как у деникинцев раньше, чтоб издали было видно кто такие и свои не постреляли.
  Верно, отметила про себя Васнецова, наши давно тряпок на себя никаких не наматывают. Зачем? Форму марковцев, корниловцев, дроздовцев и так ни с какой другой не перепутаешь.
  Комиссар выскочил из бронетрактора, замахал окровавленной рукой:
  -Товарищи! Сюда, мы свои! Ура, товарищи, да здравствует пролетарская революция! Да здравствует товарищ Троцкий!
  
  Часть II Дневная оратория
  
  В штабе командующего Южным фронтом Александра Ильича Егорова, что располагался в здании уездного дворянского собрания Навля, царила бюрократическая суета. Егоров всего пару дней назад принял командование фронтом от Владимира Николаевича Егорьева, в Первую мировую - генерал-майора, командира 5-го гренадерского Киевского полка, начальника штаба 1-ой гренадерской дивизии. Красноармейцы смеялись: Егорку на Егора поменяли. Но Егоров, командуя 14-ой армией, хорошо себя показал, поэтому за его назначение выступил сам главком вооруженными силами Республики Сергей Сергеевич Каменев. Егорову не нужно было особо вникать в суть дел всего фронта. И все же советская бюрократическая машина брала свое. Командующему ежеминутно приносили телеграммы, письма, какие-то бумаги на подпись. В конце концов, он не выдержал и велел двум своим помощникам более не входить без разрешения в свой кабинет и не приносить "всякий бумажный хлам", кроме депеш из Москвы.
  Он не был рад своему назначению. Деникин собрал огромную силу и как медведь ломится на Москву, попробуй его останови. Вся надежда на советских "червонцев", китайцев и прибалтов, чьи дивизии Троцкий обещал в ближайшее время перебросить с Северо-Западного фронта, там ведь тоже дела не ахти какие. Русский народ все меньше верит в "красные лозунги", дезертирует целыми ротами, полками, вливаясь к белым, или сколачивая банды. Не помог даже декрет "О красном терроре" годичной давности, как раз и направленный на подавление симпатий к деникинцами. В РККА забирали насильно - ловили мужиков - бывших солдат и офицеров по трактирам, злачным местам, рынкам, "рекрутировали" целые станицы, села, словом хватали тех, кому надоела война и кто не присоединился к белым. Деникинцы, зачастую, пополняли свои ряды таким же способом - или расстрел, или борись за "белое знамя свободы". Однако "красная принудительная машина" работала четче и слаженней. Несмотря на текучку, Красная армия во много раз превосходила по численности белую. Прибалты, украинцы, кавказцы искренне верили, что после победы с "апологетами прошлого", их советские республики приобретут настоящую свободу и независимость. К тому же Антанта слабо помогала Деникину.
  "Ну что такое 74 ржавых французских танка, треть из которых тут же сломалась и оказалась у большевиков? Десяток самоходных пушек, английское сукно за тонны нашей пшеницы, что мы отправляем в Марсель! - возмущался начальник штаба ВСЮР Романовский на заседании Ставки в Таганроге. - Высадившиеся в Архангельске, Мурманске, Крыму, Одессе англичане, французы, американцы, австралийцы, румыны и прочие, лишь грабят Россию. Разворовывают то, что еще не разворовали большевики. Где реальное участие в боях? Ах, французские артиллеристы с крейсера "Адмирал Об", приняли участие в походе нашего бронепоезда по Мурманско-Петроградской железной дороге. Вот ведь заслуга! И где они все теперь? Если бы была реальная помощь союзников, мы давно бы оторвали всё головы красной гидре". "И чехи еще под ногами у Верховного правителя России Колчака мешаются, а у него Золотой запас России",- одобрил слова Романовского генерал Деникин и поморщился. Он поддержал назначение Колчака на должность Верховного правителя, формально теперь он подчинялся адмиралу. Но из Омска стали слать в таганрогскую Ставку разного рода директивы и циркуляры, которые были нужны на Юге России, по выражению барона Врангеля, как "собаке пятая нога". К тому же, Колчак назначил бывшего министра иностранных дел Российской империи Сергея Дмитриевича Сазонова, находившегося в Париже, своим дипломатическим представителем. По мнению Деникина, Сазонов компрометировал своими "старорежимными" действиями Россию и стал вести свою внешнюю политику. Но главное расхождение было в том, что Колчак летом этого года признал де-факто независимость Финляндии, Бессарабии, Польши, Закавказья, Туркестана, прибалтов, а генерал Деникин, воюя на нескольких фронтах, в том числе с Грузией и Советской Украиной, не признавал эту независимость. Колчак, Врангель, Краснов убеждали Деникина изменить свою позицию, чтобы хоть "на немного уменьшить число врагов", но Антон Иванович был не преклонен: "Я понимаю, исторический момент, господа,- отвечал он.- Но я не какой-нибудь большевик Ленин, который торгует Россией в своих интересах налево и направо". Врангель, с которым у Деникина были тоже непростые отношения, лишь разводил руками: "История нас рассудит".
  О противоречиях в "стане белых" прекрасно знал командующий Южным фронтом Егоров. "Это их и погубит",- говорил он не раз. О том, что происходит на других фронтах, у Деникина и вообще в мире ему ежедневно, а то и несколько раз на дню докладывал его помощник, начальник Разведупра Кирилл Андреевич Свирчевский. Раньше он был руководителем агентурной разведки и военного контроля, то есть контрразведки Полевого штаба 14-ой армии и Егоров, уйдя на повышение, забрал опытного спецслужбиста с собой. Кабинет командующего находился на третьем этаже дворянского собрания, Свирчевкого ровно под ним, этажом ниже.
  Около 10 часов утра начальник разведки вошел в приемную командующего. Двое помощников поприветствовали его, но по-разному. Порученец и второй помощник Илья Ильич Сотканный - еще совсем зеленый парень, из бывших студентов-максималистов с большим выпуклым лбом и маленьким хомячьим носом, лишь кивнул, явно демонстрируя независимость и свою значимость - подумаешь ищейка в очередной раз забежала, знаем мы таких. Старший помощник - Алексей Яковлевич Отмаш, средних лет мужчина, с офицерской выправкой, маленькими ефрейторскими усиками, какие носили на войне германцы и внимательными, умными глазами, встал по стойке смирно, задрав подбородок. Его товарищ за соседним столом ухмыльнулся.
  Ухмыльнулся и Свирчевский - никак не мог привыкнуть, что в последнее время комкоры, начдивы, не говоря уж о командующих фронтами стали окружать себя помощниками и занимать при первой возможности роскошные кабинеты с приемными, как и при старом режиме. А уж канцелярская машина их штабов, словно работала автономно, независимо ни от кого. Как-то все по-другому должно быть, вздыхал красный контрразведчик. Но как именно он не знал.
  -У себя? - спросил Свирчевский.
  -Занят,- не поднимая головы от амбарной книги и каких-то телеграфных лент, ответил Сотканный.
  -Для вас всегда на месте,- любезно кивнул головой Отмаш.
  Контрразведчик взялся уже за ручку двери, обернулся на молодого нахала:
  -У меня к вам просьба, Илья Ильич, Когда в следующий раз обратитесь в лазарет к доктору Шварцу по поводу своего очередного "гусарского насморка", извольте ему заплатить, а не пользоваться своим служебным положением.
  Юноша зарделся, глаза подернулись туманной пленкой:
  -Я...кажется, - промямлил он. Но начальник Разведупра его не дослушал, вошел в кабинет.
  Отмаш опустился на место, вытер пот со лба рукавом гимнастерки:
  -Сколько раз тебе повторял, проявляй уважение к чекисту. Твоя юношеская самонадеянность доведет тебя до беды. И не посмотрят, что ты дальний родственник командующего.
  -А чего он...
  -Ты что, и впрямь, "насморк" подхватил?- Отмаш выделил слово "насморк.- Заразишь еще.
  -Я к тебе в любовники не набиваюсь, а это так, мелочи. Уже все прошло. На всякий случай к доктору заходил.
  -Не мелочи то, что Сверчок про всех всё знает. Так что придержи свой норов.
  В просторном кабинете с картинами по стенам, изображающими морские сражения, натюрморты и лица одутловатых дам, за большим письменным столом, обитым, как и стены темно-зеленым материалом, сидел командующий. Рядом с ним - два недопитых стакана с чаем, несколько карандашей на листе бумаге. Высокий лоб наморщен, картофельный, типичный среднерусский нос покрыт потом, широкий рот плотно сжат, будто в вечном запрете что-либо произносить. Воротник светло-зеленого кителя, перетянутого ремнями, слегка расстегнут. Самое яркое, что выделялось в форме - красный нарукавный знак-ромб с золотой звездой. Когда Егоров командовал армией под Царицыным, его нашивка представляла собой вращающийся крест, с загнутыми против часовой стрелки концами. Егоров не любил этот "индуистский санкристический знак" - своего символа что ль для Красной армии придумать не можем? Свирчевский тогда лишь разводил руками: "Gammadion- по-французски, символ бесконечности, незыблемости власти и мира".
  Командующий поприветствовал разведчика стоя, указал на ореховый, обитый красным бархатом стул.
  -Чаю? Отмаш отменный заваривает, пил бы не отрываясь. У вас ко мне срочное дело?
  -Видите ли, Александр Ильич, вчера выездной кавалерийский отряд 7-ой дивизии освободил из плена белых комиссара 13-ой армии Зингера, а с ним еще и заместителя начальника штаба Вербера.
  -Очень хорошо. Зингер друг Льва Давидовича.
  -С Вербером была его дочь Мария.
  -Замечательно, Кирилл Андреевич. Что же вы от меня хотите, вас что-то смущает?
  -Зингер видел из острога, как Вербера корниловцы вешали, да не повесили.
  -Как так? - Егоров отложил карандаш, сделал глоток чаю.
  -Сук под Вербером подломился и они его вроде как помиловали, вернее, заменили казнь тюрьмой. Туда же посадили и его дочь, а потом белые, завидев наш разъезд, вдруг сорвались и ушли из села.
  -Какое село, вы говорите?
  -Турищево.
  Командующий протянул руку к тумбочке взял карту:
  -Ну да, Рядовичи, Сомово, все правильно, я приказывал провести осторожную разведку в тех местах. А белые, значит, как только ее заметили, сразу удрали?
  -Именно.
  -Чудно. Хотя, возможно, Май-Маевский проводит передислокацию перед решительным ударом по Орлу. Что ж, пусть берет, ловушка почти готова. Так вас смущает то, что корниловцы Вербера не повесили?
  -Он желает, чтобы его восстановили в должности заместителя начальника штаба.
  -Нам нужны сейчас опытные кадры. Об этом постоянно говорит Ленин.
  - В силу своей профессии, я обязан исполнять приказы высшего руководства.
  Свирчевский достал из кармана потертой кожаной танкистской куртки сложенный лист бумаги, развернул.
  -Никто не отменял приказа Главкома вооруженными силами РСФСР от 5 октября 1918 года товарища Вацетиса, а в нем сказано: сообщать в Москву, в частности, члену революционного военного совета республики Аралову списки всех перебежчиков во вражеский стан лиц командного состава со всеми имеющимися необходимыми сведениями об их семейном положении. Члену Реввоенсовета товарищу Аралову принять по соглашению с соответствующими учреждениями меры по задержанию семейств предателей и о выработанных мерах сообщить революционному военному совету для всеобщего объявления". Нынешний Главком товарищ Каменев других приказов на этот счет не издавал.
  -Вы предлагаете задержать Аркадия Зингера? Вы с ума сошли. Он ведь не только приятель Троцкого, но и упомянутого вами товарища Каменева. Да, он странный...хм, большевик, я бы сказал, эксцентричный человек- здесь верю здесь не верю, здесь разделяю линию партии, здесь нет. Но мы не можем сомневаться в его честности, у нас нет оснований.
  -А Вербер?
  -Что, Вербер? Его хотели повесить, но не повесили, это не повод его подозревать. Как, кстати, они себя вели в плену?
  - Героически, можно сказать. Перестреляли местных мужиков, которые тоже хотели их вздернуть, за то, что они красные. Потом залезли в броневик и отстреливались до последнего патрона, пока наши не подошли и не показали мужикам кого надо любить, а кого вешать.
  -Ну, вот видите, а вы сомневаетесь.
  -У меня работа такая, Александр Ильич, сомневаться. Но мои сомнения легко развеять.
  -Это как же, Кирилл Андреевич?
  -Дочь Вербера Мария, по ее словам, окончила Московское Александровское училище, где вы преподавали.
  -В самом деле? Замечательно. Славное было время. В январе 1916 года меня перевили в Тифлисское Великого князя Михаила Николаевича училища, где я на ускоренных курсах выпускал прапорщиков. Мария, говорите?
  -Вы должны её знать, по крайней мере, помнить в лицо.
  -Да-да, в лицо. Там было много курсантов. Но девушек меньше. Некоторых даже помню по именам: Нина Бирюкова, Маша Черноглазова, эх, какие очи, Наталья Семенова, кстати, ваша однофамилица Зинаида Свирчевская.
  -Многие воевали и воюют против нас.
  -Да, пролетарская революция вскрыла суть каждого человека, не все оказались готовы к борьбе за светлые идеалы, не смогли выбраться из трясины своих политических заблуждений, нравственных издержек.
  -Хорошо сказано, Александр Ильич. Так, что, взглянете на Марию?
  -На кого? Ах, да, разумеется.
  Командующий собрался пригласить помощника, чтобы тот разыскал Вербера с дочерью, но Свирчевский его остановил:
  -Они в моем кабинете, прикажите их привести.
  Отдав распоряжение Отмашу, командующий вновь предложил разведчику чаю. Тот снова отказался.
  -Разрешите совет, Александр Ильич?
  -Конечно, Кирилл Андреевич. Всегда рад к вам прислушаться.
  -Уберите из приемной и вообще от себя Сотканного.
  -Илью, почему же? Он, конечно, зелен, резковат.
  -Не в этом дело. Я понимаю, он ваш родственник, двоюродный племянник вашей троюродной тети. И все же.
  Егоров захлопал глазами от такой осведомленности контрразведчика.
  -У него нехорошая болезнь, может всех заразить, эта гадость передается не только через интимную близость.
  -Что вы! Илья? Откуда вы знаете? Ах, да...И куда же его?
  -В лазарет, помощником фельдшера. Там ему самое место. По крайней мере, теперь.
  -Когда же он успел? Вот ведь, артист. И кого же на его место?
  -У меня есть несколько проверенных кандидатур. Думаю, вам вполне подойдет командир особого диверсионного отряда 9-ой дивизии Владимир Владимирович Дунайцев. Бывший штабс-капитан при особом отделе 18-го драгунского Северского полка Кавказской дивизии. Там, кстати, старшим унтер-офицером воевал командир Конной армии Буденный.
  -Хорошо, я подумаю,- Егоров нервно побарабанил пальцами по столу, пожевал губами.- Ну что там, где Вербер с дочерью?
  Дверь в кабинет открылась, в нее просунул голову Отмаш:
  -Можно заводить?
  -Давно пора,- хмуро ответил Егоров. Ему очень не понравилось сообщение Свирчевского об Илье. Слухи могут расползтись по всему фронту, что у командующего родственник, которого он пристроил к себе помощником, черте чем нехорошим болен. Так и до Москвы дойдет. Ох, уж этот Сверчок с длинным носом.
  
  А Свирчевский встретился с чудом спасшейся троицей еще в Щегловке - в нескольких верстах от Навля, где проверял "на секретность" 9-ый полк 13-ой армии, стоявшей в селе. Зингер полез обниматься, несколько раз чмокнул фронтового чекиста в щеку. Кирилл Андреевич тоже изобразил радость, принялся расспрашивать сначала командира кавалерийского отряда, взявшего Турищево, потом принялся за Зингера и Елену. Вербер говорить почти не мог и его он пока оставил в покое. Во время рассказа комиссара контрразведчик качал головой, цокал языком, приговаривал: "Ну, надо же". В какой-то момент комиссар замолчал, взглянул на Свирчевского: "Да ты не веришь, что ль? Я ж тебе за это в ухо дам. Если б не Мария, мы давно бы уже с архангелами беседовали". "Что ты, что ты, Аркадий,- Свирчевский со смехом вытянул вперед руки, словно защищаясь.- Верю, конечно, верю каждому твоему слову. Как тебе не поверить? Вы, Мария Антоновна, безусловно, будете награждены".
  На следующее утро он велел привести "отца с дочерью" к себе в кабинет, несколько часов уточнял детали их пребывания в плену у белых, о стычке под Герасимово, несостоявшейся казни и мужественном избавлении от "взбесившихся крестьян". Вербер хоть и встал на ноги, но изъяснялся с трудом, лишь кивал на слова Елены.
  Свирчевский сказал, что днем их примет командующий фронтом, которого наверняка знала по Александровскому училищу Мария. Васнецова напряглась. Она, понимала, что встреча с Егоровым рано или поздно состоится, но не ожидала, что это случится так скоро и напрямую. Помнит ли он ее? Наверняка. Насколько хорошо, вот в чем вопрос.
   6 мая 1915 года по случаю Рождения Его Императорского высочества в училище давали бал. Александр Ильич пригласил её на танец. Щеки Елены вспыхнули весенними розами - надо же сам капитан Егоров, строгий и требовательный преподаватель снизошел до нее. Ее девичья фантазия расцвела буйным цветом, но случился казус - во время Английского вальса Елена оступилась и чуть не упала, повиснув на руках капитана. Вроде бы ничего страшного, но она жутко смутилась. Егоров сделал вид, что ничего особенного не произошло, что-то шутливое шепнул ей на ухо. А после Александр Ильич с таким же темпераментом и изяществом танцевал с другими девушками. Поговаривали даже, что у него роман с Валей Тоцкой. Через год его откомандировали в Тифлис. Главное, вспомнит ли он Марию Вернер, погибшую в бронепоезде, за которую теперь выдает себя Елена?
   "Молите Бога, чтобы командующий имел слабую память,- сказал ей "отец". От напряженного ожидания он покрылся испариной. "Не тряситесь, Вербер,- Елена ткнула его в бок. Тот застонал. - Извините, Антон Петрович, забылась. Держите, пожалуйста, себя в руках. И учтите, одно ваше лишнее слово... Я скажу, что весь этот дьявольский спектакль придумали вы за солидный куш, который в английских фунтах уже переведен на ваш личный счет в Лондоне. Кушать охота, сейчас бы куриную ножку. Вы хотите кушать, Антон Петрович? Этот занудный чекист мог бы даме хотя бы чаю предложить, невежа. А вообще-то он ничего, выразительный. На Давида Микеланджело похож". "Ах, о чем вы думаете, Мария Антоновна".
  В кабинет командующего Южным фронтом они вошли около полудня. Свирчевский сразу спросил Егорова, знакома ли ему эта девушка?
  Реакция командующего удивила всех, в первую очередь Елену. Он поднялся из-за стола, широко расставил руки, будто поймал огромную рыбу. Его лицо засияло добродушной улыбкой. Подошел к Васнецовой, наклонил голову, словно снова хотел пригласить на очередной танец, взял за ручку, поцеловал.
  Елена захлопала глазами.
  -Вы думаете на войне мы, солдаты, перестали быть мужчинами? - весело спросил Егоров. - Я категорически против революционной уравниловки мужчин и женщин. Разве могут сравниться дамские прелести с мужской грубостью, ха-ха. Здравствуйте, я рад вас видеть, Мария...
  -Мария Антоновна,- подсказала Елена.
  -Ах, да, конечно, мне докладывал товарищ Свирчевский. Да я и сам помню. По моему предмету вы были отличницей.
  -Не совсем, Александр Ильич.
  Егоров шутливо погрозил ей пальцем:
  -А-а, проказница. Помните, как мы с вами танцевали Английский вальс...Ну, на празднике? Ха-ха. Вы тогда продемонстрировали верх изящества. Ха-ха.
  -Не вгоняйте меня в краску, Александр Ильич,- Елена опустила глаза, потом тоже заразительно рассмеялась.
  Егоров приобнял Васнецову за плечи, проводил к бархатному стулу, учтиво его пододвинул, обернулся на контрразведчика:
  -Кирилл Андреевич, если у вас были какие-то сомнения, то я подтверждаю личность...Марии Антоновны.
  -Позвольте в вашем присутствии задать ей вопрос,- попросил Свирчевский, пристально глядя на Васнецову.
  -Прошу. Ах, извините, товарищ Вербер,- он протянул руку Антону Петровичу, взглянул на его разбитое, измазанное йодом лицо.- Здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста. Ах, что они, изверги, с вами сделали. Но они, кажется, получили свое. Рад, что вы таким чудесным образом, благодаря несравненному героизму вашей дочери, смогли избежать гибели. И от кого? От крестьян, союз с которыми, по словам товарища Ленина, нам так важен. Надо лучше воспитывать народ, вести неустанную революционную пропаганду. В селе проведена агитационная работа, товарищ Свирчевский?
  -Конечно, с теми, кого догнали, сразу и провели.
  -Да-а, гражданская война, развязанная белыми генералами - это ужасно. Ужасно.
  -Так я могу спросить?
  -Пожалуйста.
  Самое страшное, вроде бы, позади,- подумала Елена.- Егоров узнал её, но не помнит имени и фамилии, это главное. Что чекисту еще надо?
  - Скажите, Мария Антоновна,- начал тот вкрадчивым голосом,- какого числа ваш бронепоезд выдвинулся из Москвы?
  -14 сентября,- твердо ответила Елена, как её учил Подоленцев.
  -Так, и сколько человек было в экипаже?
  -Я не командовала красными ополченцами, была обычным стрелком пулеметного расчета. Мне не сообщали точной численности личного состава, но, думаю, не менее 70 человек.
  -Кто был начальником бронепоезда?
  -Айвар Меднис, латыш из Риги. Он был влюблен в меня, обещал жениться. Послушайте, у вас нет хотя бы чаю, с утра в животе пусто.
  Егоров тут же взялся за полупустые стаканы, но одумался, вызвал Отмаша, велел принести всем чаю и что-нибудь к нему. Тот исполнил приказание вмиг, будто всё уже было приготовлено заранее. Елена с жадностью, не стесняясь, набросилась на румяные крендели. Когда прожевала, чего с нетерпением ждал Свирчевский, продолжила:
  -Меднис застрелился у меня на глазах, когда белые ломали прикладами дверь в штабном вагоне.
  -Почему же вы не застрелились? - ехидно спросил чекист.
  -А кто будет воевать с деникинцами, если мы все перестреляемся? Я надеялась бежать любой ценой.
  Егоров даже похлопал в ладоши:
  -Прекрасный ответ. Не стреляться нужно в критических ситуациях, а не терять самообладания. И вы в Турищево прекрасно это продемонстрировали, Мария Антоновна.
  -Я запросил Москву телеграфом, - не унимался Свирчевский.- В списках экипажа бронепоезда "Лев Троцкий", вышедший из Николаевского депо 14 сентября не значилась стрелок-пулеметчица под фамилией Вербер.
  Однако нужного эффекта контрразведчик не добился, Васнецова даже не оторвалась от выпечки, хотя это стоило ей огромных усилий. Прожевав, ответила:
  -Писарь полуграмотный букву в билете ополченца перепутал, вместо "б" написал "н". Я ему говорила, а он только рукой махнул - мол, какая разница. Я и Айвару жаловалась, но он сказал, что так даже лучше - чем меньше о твоем прошлом теперь знают, тем спокойнее. А мне больше всех надо было? Если бы нашлась моя книжица ополченца...
  -Она была найдена в бронепоезде, когда мы на следующий день отбили его у белых,- сказал контрразведчик. - На имя Вернер Марии Антоновны, 1896 года рождения.
  -Ну, вот и замечательно,- Егоров мягко постучал кулаками по столу. - Значит, все вопросы закрыты. Или у вас еще есть, Кирилл Андреевич?
  -Нет! - Он шутливо поднял руки.- Мне все теперь ясно. Да, а где вы служить собираетесь, Мария Антоновна? Если, конечно, собираетесь. Батюшку вашего, по его желанию и с разрешения командующего фронтом, мы определим на прежнее место заместителем к Зайончковскому. Андрей Медардович, уверен, будет рад. Вы, вероятно, хотел бы быть при нём?
  Удачный расклад, подумала Елена, но уж больно чекист гладко вышивает.
  -Нет,- ответила она.- Я бы не хотела путать службу с семейными отношениями. Уверена, я могла бы быть полезна в боевом подразделении.
  -Да, такая героическая девушка-прапорщик, с шашкой наголо будет грозой корниловцев, - сказал Егоров.- Жаль прежние воинские звания отменили, я бы вернул, нечего стесняться славных страниц истории: Бородинская битва, оборона Севастополя, наконец. Ну, не сверлите меня взглядом, Кирилл Андреевич. Это же не царь героизм проявлял, а народ. Вам, Мария Антоновна, я предложил бы место при штабе Южного фронта, моим вторым помощником, вместо... одного молодого человека.
  Елена опять напряглась. Одно предложение лучше другого, об этом Подоленцев с Кутеповым и мечтать не могли.
  -Вы, Антон Петрович, не против того, чтобы ваша дочь была при мне?
  -Я?- очнулся Вербер, молчавший все это время, ожидавший разоблачения "дочки" и соответственно, своего конца. Он пригладил пятерней белые волосы, потрогал синяки на лице. - Буду только рад.
  -Замечательно,- кивнул Егоров.
  -Я предлагал другую кандидатуру,- сказал Свирчевский,- и вы, Александр Ильич, её одобрили. Кандидатуру командира особого диверсионного отряда 9-ой дивизии Владимира Владимировича Дунайцева.
  Свирчевский пронзил взглядом Елену, медленно перевел его на Вербера.
  Васнецову пробило током - вот это неожиданность. И что это означает?
  Долго гадать не пришлось.
  -Пусть Дунайцев будет еще одним моим личным порученцем, - ответил, несколько смутившись Егоров.
  Контрразведчик ухмыльнулся:
  -Возможно, он был бы славным порученцем, если бы не оказался шпионом Деникина.
  -Что?!- воскликнул командующий.
  То же воскликнула в душе и Васнецова. Провал? Не успели начать спектакль с красивым названием "Снежная рапсодия" и уже занавес. А так славно всё складывалось. "Есть пара секунд, чтобы огреть чекиста чернильницей, выхватить револьвер из его кобуры, пристрелить Егорова - все же недаром пропадать - потом себя.
  -Мы задержали некоего Семёна Подрядова из села Сомово, - продолжал контрразведчик.- Он собирался отправить шифрованное сообщение в штаб белых голубиной почтой. Семен и указал на Дунайцева.
  -Да вы что же, Кирилл Андреевич, со мной шутки решили шутить?- Егоров поднялся во весь свой немалый рост, сжал кулаки. Губы его посинели от гнева.- Для чего же мне в помощники шпиона предлагали, уж не подозреваете ли и меня?
  -Работа такая, Александр Ильич, у Разведупра Красной армии- всех подозревать, в том числе и вас.
  -Ну, знаете ли, я вынужден буду доложить о вашем поведении вашему непосредственному начальнику товарищу Аралову.
  Егоров вытер лоб платком, хлебнул чаю, почти сразу же остыл.
  -И что же Дунайцев? - спросил он после некоторой паузы.
  -Молчит, утверждает, что Подрядов всё врет, ничего он ему не передавал и вообще его не знает. Но мы добьемся от него правды. Послание пока не расшифровано. У меня есть предположение, что Май-Маевский решил узнать о передвижении наших войск под Орлом, где мы готовим ему удар во фланг. Для этого заслал к нам опытного лазутчика для связи с "кротами", типа Дунайцева. У белых шпионов плохо с оперативной передачей информации. Крестьян ведь они используют не от хорошей жизни. Что ж, подождем, мимо нас шпик не просочится. Ему необходимо в самый центр, в штаб к командующему фронтом попасть.
  -Или к вам в Разведывательное управление, - вставила Елена.
  -Что?
  - Вся секретная информация проходит через вас.
  -Да, да, вы правы, Мария Антоновна, или к нам.
  Свирчевский обвел всех тяжелым взглядом, особо задержал его на Елене, но она глаз не отвела.
  - Буковка "н" вместо "б", говорите? Ну-ну...
  Командующий Южным фронтом поднялся, сказал, что больше никого не задерживает, велел зайти к нему "молодому нахалу" Илье, подхватившему, по словам Свирчевского, "нехорошую болезнь".
  
  Елене отвели комнату на втором этаже низенького дома купца Зотьева, насквозь пропахшем рыбой. Несомненно, ею и торговал купец, от которого в комнатах остались фотографии, где он демонстрирует огромных щук и сомов, а в подполе стоял длинный разделочный стол с горами полусгнившей чешуи. На этаже жила также полу глухая бабка купца, за которой ухаживала 12-летняя девочка Катя. Внизу по комнатам расположились два командира среднего звена и с десяток солдат. Основная масса бойцов 14-ой армии, нескольких смешанных дивизий и полков, разместилась в палатках по всему городу, рядом у леса и западнее озера, в которое впадала река Алёшенка.
   Бойцы на первом этаже нещадно дымили махоркой, а кто побогаче папиросами, отчего бабка порой выползала из своего угла, стучала клюкой по перилам лестницы:
  "Что б вас черти так в аду до скончания времен обкуривали!"
  Солдаты смеялись:
  "Спускайся, бабуля, с нами покури, глядишь, плесень с тебя слезет, омолодишься. Ха-ха". "Ей нельзя, по мужикам соскучится, а ноги-то не ходют".
  Старуха начинала сильно кашлять, потом навзрыд плакать, бойцы ржали во все горло. На второй день Васнецова не выдержала, спустилась вниз, поправила ремень, который оттягивала рыжая кобура с револьвером. Обмахнулась рукой от дыма:
  -Это кто тут такой острословный?
  -Ну, я,- развязно ответил один солдат, выпуская дым широким как у карася ртом, большими, вращающимися кольцами.
  Васнецова ни слова не говоря, выхватила у него изо рта толстую самокрутку, тут же заснула ее обратно ему в рот огненным концом, прихлопнула кулаком. Солдат завыл, схватился за рот. Его товарищи повскакивали. Елена молниеносно вынула револьвер, взвела курок.
  -Если кто дернется, пристрелю. Курение в доме отменяется раз и навсегда. За оскорбление пожилой женщины отправлю под арест.
  Солдаты таращили глаза, обожженный скулил, плевался, кашлял. Кто-то поднял винтовку.
  -Браво, браво!
  Обернувшись, Елена увидела входящего в комнату одного из жильцов-командиров. Он был в короткой серой бекеше сюртучного покроя, отороченной светлой цигейкой на воротнике - стойке, груди и карманах. Зеленые без пятнышка галифе были заправлены в узкие кавалерийские сапоги со шпорами. На голове заломленная назад папаха. Ишь ты, какой щеголь,- подумала Васнецова.
  Щеголь театрально хлопал в ладоши.
  -Уши заложило, не расслышали, что вам сказала помощник командующего фронтом? - он обвел тяжелым, оловянным взглядом, солдат.- На улицу курить, живо!
  Когда бойцы выползли из дома, щеголь слегка поклонился:
  -Позвольте представиться, Алексеев Алексей Алексеевич. Местные неблазники, ха-ха, прозвали меня "Триа", командир летучего отряда 8-ого кавалерийского полка. Резко вы с ними.
  -Не терплю хамства, тем более в отношении беззащитных пожилых людей.
  -Хотя, не удивлен, наслышан про ваши подвиги в Турищево. Это мой отряд отбил вас у злых крестьян. Ха-ха. Правда, меня тогда не было, я находился в штабе армии.
  -Я должна сказать вам спасибо?
  -Нет, конечно, но если бы вы не отказались со мной...
  -Откуда такие изысканные манеры, Алексей Алексеевич?- перебила Васнецова.
  -Я из дворян и не скрываю этого. Так же как и вы. Пока нас терпят.
  -Пока?
  -Разумеется. Мы, кадровые военные, большевикам сейчас нужны как воздух. А потом они от нас избавятся.
  - И вы так спокойно об этом говорите.
  -Разумеется, мы одного с вами круга, имеем образование и знания. Нужно будет вовремя унести ноги. Они уже теперь начинают сходить с ума. Знаете, сколько раз меня допрашивал Свирчевский, по прозвищу Сверчок, на предмет того, не родственник ли я умершего год назад Верховного руководителя Добровольческой армии генерала Алексеева?
  -А вы не родственник?
  -Я? Ха-ха. А что, похож? Не знаю, почему вы поддержали чуждую нам классовую идеологию, а я пришел к выводу, что бег по кругу окончательно разрушит Россию. Именно бег по кругу и предлагают белые. Что было, то и будет. Душно так жить и душно за это воевать. Хочется перемен, любых, пусть даже самых фантастических. Эсеры во главе с Керенским, эсдеки, кадеты попробовали дать народу в промежуток до Октября что-то новое, светлое, но у них ничего не получилось. И не могло получиться, все прекрасно помнят, как они грызлись в Госдуме, пока их не разогнал царь. И конституционная монархия, как в Англии, нам не подходит, потому как дурь в Росси исходит с самого верха и нет гарантий того, что даже ограниченные во власти монархи опять не начнут разлагать народ. А его нужно воспитывать, как вы сами видите. Нет, пусть уж попробуют на этот раз большевики.
  -Вы же сказали, что нужно вовремя унести ноги.
  -Мы в любом случае, нежеланные гости на этом рабоче-крестьянском торжестве. Ладно, так как вам мое предложение?
  -Вы еще ничего предлагали.
  -Ах, да. Мои ребята добыли упитанного кабана, вечером зажарят у реки. Составите компанию?
  -Скажите, Алексей Алексеевич, комиссар Зингер ваш приятель?
  -Почему вы так решили?
  -Вы чем-то похожи.
  -Мы приятельствуем, верно. Аркадий хороший парень, только у него солянка в голове.
  -У вас, как я успела заметить, тоже.
  -Да? Ха-ха. Возможно. Ну, так как, насчет кабанятинки?
  -С удовольствием.
  
  Второй день в штабе, в качестве помощника командующего фронтом, выдался суетным. Елена и представать себе не могла, что канцелярско-бюрократическая машина способна так интенсивно работать фактически на передовой.
   Васнецова сидела на месте переведенного в лазарет Ильи Сотканного, записывала в амбарную книгу входящие - выходящие письма и циркуляры. Её коллега Алексей Отмаш записывал на прием к командующему, созывал на совещания командиров частей. Совещания эти проходили через каждые 2-3 часа. Чему они были посвящены, какие решения принимались, Елена, разумеется, не знала, что её очень раздражало. Зачем, она спрашивается, здесь? Постоянно терзала мысль - если Дунайцев арестован, есть ли смысл разыскивать Вольнова из 7-ой кавалерийской дивизии? Вдруг, Дунайцев его выдал и за ротмистром теперь установлено наблюдение. А может, Дунайцев не знает о существовании Вольнова? Ведь говорил же Подоленцев, что каждый разведчик должен знать только то, что ему необходимо. Предположим, у Вольнова уже есть какие-то сведения, но насколько они важны и как их передать в штаб Кутепова, когда в Сомово арестован Семён Подрядов. Почтовые голуби улетели, и вернуться не обещали. Что за сообщение он должен был передать? И от "папаши" теперь никакого толку.
  Вечером того же дня, когда состоялась встреча с командующим фронтом, Отмаш зарегистрировал приказ о восстановлении Вербера в должности заместителя начальника штаба 13-ой армии. Второй приказ гласил: "В ввиду тяжелого физического состояния", товарищ Вербер А.П. направляется на лечение в Брянск".
  Егоров теперь общался с "Марией Антоновной" исключительно по-деловому, даже ни разу ей не улыбнулся, словно раньше её и не знал. Перед тем, как уехать лечиться "папа" бросил фразу: "Егоров не так прост, как кажется. Он опасней Свирчевского".
  Начальник Разведупра появлялся в штабе чаще других. И каждый раз дружески расплывался перед Васнецовой в улыбке. Однажды даже взял за руку:
  -Ну как вам тут, не обижают?
  -Кто?
  -Да вот этот нелюдимый охламон Отмаш?
  Свирчевский кивнул на Алексея. Тот поморщился, но не обиделся. Более того ответил в том же духе:
  -От чересчур людимого охламона слышу. Иди, Кирюша, куда шел.
  Васнецова ответила:
  -Мы с Алексеем Дмитриевичем прекрасно вместе работаем, он мне во всём помогает.
  -Не иначе, ты Алёшка, на Марию Антоновну глаз положил. Смотри у меня.
  Шутливо погрозив помощнику кулаком, Свирчевский скрылся в кабинете командующего.
  Елена поинтересовалось у Отмаша, когда у них с со Свирчевским сложились столь дружеские отношения. И узнала, что они вместе в 1915 году сидели в окопах Западного фронта. Однажды, отправившись в село за сливовицей, они случайно перехватили немца, у которого в ранце оказалось полно местного самогона - тоже бегал к крестьянам за "шнапсом". Напились, и, перепутав направления, вломились в блиндаж к германцам. Отмаш, как он потом говорил, со страху промямлил: "Gib auf, sie sind umgeben"- сдавайтесь, вы окружены. Пьяный в стельку поручик Свирчевский, тоже немного знавший немецкий, его поддержал: "Оder sie werden zerstört"- или будете уничтожены. Немцы, а в блиндаже их было человек 20, подняли руки. Как выяснилось, у офицера, что был среди пленных, оказались очень важные сведения. Отмаша со Свирчевским наградили медалями Святого Георгия и предоставили недельный отпуск. Далеко уезжать подружившиеся герои не стали, всю неделю обмывали награды в соседней деревне под свист пуль и снарядов. Вскоре Отмаша ранили и отправили в киевский госпиталь. Дороги боевых друзей разошлись и вновь соединились уже в Гражданскую.
  За два дня через Елену не прошло ни одного серьезного документа. Всё что она держала в руках - это поставки из Брянска и Калуги муки, готового хлеба, консервов, перевязочного материала, йода, словом, по линии интендантства. "Важные" бумаги и телеграммы проходили через Отмаша или их приносил командующему Свирчевский.
  Время шло, а подвижек не было. Более того, Васнецова не знала даже с чего начать, что предпринять.
  На третий день, дверь в кабинет Егорова, где шло совещание с командармами и комдивами, оказалась приоткрытой. Отмаша не было, он уехал по какому-то срочному делу в Локоть, где располагался временный штаб 13-ой армии. Елена еще удивилась - зачем ехать, если начштаба Зайончковский здесь?
  -Если так, значит, расстрелять Калныньша к чертовой матери! - раздраженно кричал Егоров, и Васнецова сразу вспомнила его в аудитории Александровского училища с указкой в руке, таким же строгим. Курсанты боялись, когда он сердился. Видимо, теперь, там, за дверью, дрожали комдивы. - Что, значит, нет вагонов под погрузку? Это саботаж, контрреволюция. По закону военного времени!
  -Мы не можем портить с латышами отношения,- ответил кто-то.- Прибалты бьются с белыми, как звери. Они видят в них царский режим. В нас - надежду на свободу. Без их помощи нам придется туго.
  После некоторой паузы Егоров уже более спокойно спросил:
  -А что с "червонцами"? Доложите, Николай Вячеславович.
  Николаем Вячеславовичем звали начальника штаба Южного фронта Пневского. За день Васнецова выучила имена, фамилии, должности всех командиров Южного фронта. Причем, это не вызвало у нее затруднений. Все же кровь контрразведчика - большое дело, радовалась она за себя. Эта же кровь подсказала ей довольно быстро, что щеголь Алексеев, пригласивший на "кабана", начал её обхаживать по указанию Свирчевского. Он проявлял к ней внимание, но глаза оставались холодными. Женщину не обманешь. Вечером, у костра на реке предположение Васнецовой подтвердилось.
  Он довольно грубо попытался вызвать её на откровенный разговор о семье, подругах по Александровскому училищу, боям в Москве. Разве об этом спрашивают понравившуюся девушку? А потом вдруг брякнул, что был знаком с командиром бронепоезда "Лев Троцкий" Меднисом. Посмотрел какой эффект произвели на Елену его слова. Она же ответила, с аппетитом жуя кабанину, совершенно спокойно: "Кребс, то есть Айвар, мне нравился. Я сходила с ума от его фиолетовых, как бессарабская слива, глаз и пшеничных, есенинских волос. Вы любите Есенина? Шрам на правой щеке вообще делал Айвара мужественным, неотразимым Бальдром из Вальхалла. Рассказывал, что шрам получил в юности, вступившись за любимую девушку". "Да,- согласился Алексеев,- он всегда был задирой и сердцеедом. Его сливовые глаза, и пшеничные волосы, как вы изящно выразились, Мария Антоновна, погубили не одну доверчивую девичью душу".
  Вот и попался, голубчик,- ухмыльнулась про себя Елена.- Все же, крайне слабая еще контрразведка у красных. Как можно было так глупо клюнуть на элементарную наживку? Глаза у Медниса, по словам Подоленцева, были голубыми, как разбавленные чернила, волосы темные, а лицо Айвар имел чистое, без единой царапины. И зачем, спрашивается, Алексеев сам заговорил о начальнике бронепоезда, когда его никогда не видел? Грубая ошибка Свирчевского. Так не проверяют. Расскажу потом отцу, будет смеяться.
  В кабинете послышался кашель бывшего генерал-майора Пневского. Кто-то прикрыл дверь, но она снова вернулась на прежнее место.
  -С червонными казаками тоже некоторая заминка,- начал начальник штаба.- После занятия белыми Харькова, с железнодорожным транспортом сложилась непростая ситуация. Но я уверен, проблема вскоре будет решена. За счет срочной переброски составов из Москвы, Брянска, Калуги. Некоторые части советских украинцев направляются к нам своим ходом.
  -Да уж, постарайтесь решить проблему быстро и четко, как это вы с успехом делали, будучи начальником штаба Кубанской казачьей дивизии 8-ой армии.
  Егоров любил напоминать подчиненным, как успела за короткое время заметить Васнецова, их прошлое в Императорской армии. Вероятно, таким образом Александр Ильич пытался держать их на коротком поводке, чтоб не забывались. Сам он в Первую мировую войну особым героизмом не отличился и его совесть, как он наверное считал, была чиста.
  -Доложите, пожалуйста, общую обстановку.
  Пневский вновь закашлялся, послышались его шаги, вероятно, перешел к карте, которую перед совещанием принес в кабинет Отмаш. Она была опечатана сургучной пломбой Разведупра. Отмаш брал карты по распоряжению Егорова, а потом возвращал их под расписку в секретную канцелярию, что располагалась в подвале дома.
  Через некоторое время послышался голос начальника штаба:
  -Итак, в соответствии с директивами Главкома Красной армии товарища Каменева за номерами 4474-4476 мы осуществляем переброску специальных отборных частей, формируем на линии Навля-Карачев-Хотынец ударную группу, целью которой мощный удар во фланг и тыл наступающей на Орел армии Май-Маевского, точнее 1-ому корпусу Кутепова.
  -Это мы прекрасно знаем, давайте сразу к делу,- перебил Егоров.- Кстати, Май-Маевский хоть теперь-то трезвый?
  Все захохотали. Елена напряглась - главное, чтобы никто не вошел в приемную и не помешал слушать то, ради чего она здесь находится. Прикинув "за" и "против" - вдруг Свирчевский пожалует, подошла к входной двери, закрыла ее на ключ, вернулась на цыпочках на свое место.
  -Какое там! Наверняка с похмелья мучается,- так же, со смехом ответил начальник штаба фронта. - Говорят, в день по пять бутылок мадеры выпивает.
  -Трезвый - нетрезвый, а Дмитровск, по которому должна была изначально пройти линия нашей ударной группы, взял. Кромы тоже вчера не удержали,- уже совершенного серьезно, с металлом в голосе сказал командующий.
  -Не удержали, - согласился извиняющимся голосом Пневский.- Скоблин ударил с севера, дроздовцы отвлекли с юга. Итак, переброска с Западного фронта Латышской стрелковой дивизии и кавалерийской бригады Червонного казачества замедлилась, повторяю, проблему в ближайшее время решим. 15 числа начнется движение к Навлю конного корпуса Буденного, через день, 16 октября планируем переброску эстонцев и 11-ого Кременчугского партизанского отряда товарища Попова.
  Елена запоминала каждое слово. Однако память все же вещь ненадежная, может в любой момент подвести, как она не раз убеждалась. Сейчас, когда на кону судьба России, любая ошибка может стать роковой. Васнецова взяла лист бумаги, стала записывать все, что слышала.
   -Что мы будем иметь к 20 октября. Докладываю,- продолжал между тем Пневский,- Латыши: 9 стрелковых полков, один кавалерийский, 45 орудий. Червонцы- 2 кавалерийских полка- это около полутора тысяч шашек, 25 пулеметов, 10 орудий. Партизаны: 3 стрелковых полка- 1650 штыков, 150 сабель, 47 пулеметов, 6 орудий. Всего - 10 дивизий, 2 отдельные бригады, 4 кавалерийские бригады,62 тысячи штыков и сабель, 278 орудий, 1120 пулеметов. С эстонцами точно пока не ясно, но не менее 3 дивизий. У белых, не вдаваясь в подробности, около 25 тысяч штыков и сабель, 75 орудий, несколько сотен пулеметов. Мы будем иметь значительное превосходство
  -Все это хорошо,- сказал Егоров. Послышался скрип отодвигаемого стула, вероятно, он встал из-за стола, подошел к карте. - Не числом, а умением, как говорил Суворов. Простой и главный вопрос - когда мы сможем нанести удар по 1-му корпусу Кутепова?
  -Исходя из вышеизложенного, 23 октября.
  -Поздно. Предлагаю ускорить начало наступления. Назначить дату - 21 октября. Что под Орлом? Начальник штаба 13-ой армии, Андрей Медардович, доложите.
  Теперь послышался кашель Зайончковского, к которому вновь был назначен заместителем "отец" Елены.
  -Кутепов, несомненно, возьмет Орел, не сегодня-завтра, возьмет, - сказал тихим, еле слышным, хриплым голосом начштаба. - Наши правофланговые соединения не смогли выдержать удар Кутепова. 9-я, 55 стрелковые дивизии и Отдельная бригада Свешникова практически уничтожены.
  -Пусть берет Орел, мы ему особо мешать не будем. Орел станет ловушкой не только для Кутепова, а для всей белой банды. История этого не забудет. Мы прославим наши имена.
  Шаги стали приближаться. Васнецова едва успела спрятать бумажку, принять рабочий вид над амбарной книгой. Дверь распахнулась, Егоров высунул голову:
  -Мария Антоновна, распорядитесь по поводу чаю. Да, Отмаш в отъезде, сдайте, пожалуйста, после совещания карты сами, я их опечатаю и предупрежу секретный отдел. И еще, как только появится Отмаш, пусть сразу найдет меня, я буду на встрече с местным населением в бывшем драматическом театре, он знает. К утру нужно будет оформить секретный приказ по фронту на основе сегодняшнего совещания. Чайку, чайку спроворьте, в горле пересохло.
  Через некоторое время Егоров в кабинете громко повторил:
  -Итак, 21 октября, товарищи. Главный удар на Кромы силами стрелковых и кавалерийских полков латышей и украинцев. Эстонцы в составе сводной 55-ой дивизии из частей 13-ой армии возьмут Фатеж, 57-ая и 41-ая стрелковые дивизии 14-ой армия отобьют Дмитровск, затем поддержат удар на Кромы. Далее, наступление на Орел и полное уничтожение 1-го армейского корпуса Кутепова. Мы зажмем их стальными клещами, завизжат они у нас как белые мыши в мышеловке, ха-ха.
  Смех начальника Южного фронта поддержали командиры армий, дивизий и полков. Елена едва успела все записать, как ручка входной двери задергалась. Это был Свирчевский.
  -Что это вы тут позакрывались? - подозрительно спросил он.
  -Особо секретное совещание, разве вы не знали?
  -Да? Ах, верно, мне говорил Александр Ильич. Что ж, зайду позже. А вам, Мария Антоновна, кожаная форма очень идет.
  -Это комплимент, Кирилл Андреевич? Уж не решили ли вы за мной приударить, как намедни товарищ Алексеев.
  -Кто?- наморщил лоб контрразведчик, но встретившись с прямым, взглядом Елены, рассмеялся. - А-а, проказница, вас не проведешь.
  Совещание закончилось через полчаса. Даже чай, который "спроворили" девочки из канцелярии, командиры, видно, не успели допить. Больше ни о чем существенном речь на совещании не шла. В основном говорили о поставках продовольствия и обмундирования с царских складов. Еще обсуждали какие знаки отличия должны быть у героев-бойцов РККА после успешной Орловско-Кромской операции.
  После того как все разошлись, Егоров еще некоторое время сидел в кабинете, потом позвал Елену, кивнул на скрученные в трубку карты:
  -Опечатал, секретный отдел я предупредил. Мог бы сдать сам, но нет времени. Не забудьте направить ко мне Отмаша, как только вернется. Спасибо за чаек и булочки с изюмом.
  -Это девочки из канцелярии постарались.
  -Выражаю им благодарность в вашем лице. Никак не могу забыть как мы с вами тогда танцевали...Эх.
  -Может, еще станцуем, Александр Ильич.
  -Обязательно, Мария Антоновна. Вот разобьем Кутепова, разгоним всю их белую свору и станцуем.
  -Долго ждать придется, а я нетерпелива,- вдруг неожиданно для самой себя выпалила Елена и мысленно прикусила губу.
  Егоров напрягся, его широкие губы, сжались как тиски, глаза блеснули стеклянными осколками. Он похож на налима, подумала Елена. Но командующий вдруг расхохотался:
  -Объективность в суждениях и здравый смысл в выводах - превыше всего! Долго вам ждать не придется, уверяю вас.
   Рулон с картами опоясывала несколько раз веревка, прихваченная на концах восковой печатью. Командующий протянул его Елене:
  -Ваше первое сверхважное задание, ха-ха, сдать карты в секретку. Настоятельно еще раз прошу, не забыть направить товарища Отмаша ко мне. К приказу будет очень важное дополнение по главному удару. На совещании, в целях секретности, я сообщил иное число и место его нанесения. Командиры получат приказ за сутки до выступления. Пока тайна. И не закрывайте приемную, когда будете уходить, я предупрежу начальника охраны, пусть Алексей здесь ночью поработает, а то он повадился брать секретные материалы домой. Прямо, хоть Свирчевскому на него жалуйся.
  Чего же ещё не пожаловался? - ухмыльнулась мысленно Васнецова.
  -Тогда лишитесь расторопного и умного помощника,- сказала она.
  На это Егоров ничего не ответил, пристально взглянул на Елену почему-то печальным взглядом, тяжело вздохнул и вышел.
  Оставшись одна, она аккуратно потрогала восковую печать. Один конец веревки печать прихватывала лишь с краю, вынуть и вставить обратно не составит труда. Карты, они теперь так важны. Все, что она слышала и записала можно забыть. Ничего себе, конспирация. Подоленцев мог бы поучиться. На картах наверняка рукой Егорова указаны число, время и направление главного удара. Открыть и сразу бежать? Глупо. После её исчезновения, Егоров с Пневским все переиграют.
  Елена прижала карты к груди, направилась к выходу. В дверях столкнулась с начальником Разведупра. Свирчевский сиял, словно медный пятак.
  -Вам не тяжело? Могу помочь.
  -Каждый должен заниматься своим делом.
  -Золотые слова. Как вы карту-то к себе прижали, словно дитя. Так и печатку попортить можно. Ну-ка, не испортили еще?
  Кирилл Андреевич схватился за веревку на рулоне, приблизил свои блеклые глаза к печати.
  -Нет, все цело. Поздравляю.
  -С чем?
  -А-а, ну с тем, что вы очень хорошо справляетесь со своими обязанностями. Александр Ильич вас хвалит.
  -Жду не дождусь, когда похвалите вы.
  -А это, Мария Антоновна, зависит только от вас. Исключительно от вас.
  -Я постараюсь оправдать ваши надежды. Для начала пригласите, что ль на кабанину.
  -На что? Ах, вы все о том...Я уже объявил товарищу Алексееву выговор.
  -Мало. Неплохо бы сразу расстрелять.
  -Ух, какая вы кровожадная. С кем же я останусь? Трудно найти профессионального сыскаря. Кругом одни дилетанты, ничего не смыслящие в нашем деле. Так, может, действительно, поужинаем сегодня вместе? Тут есть одно местечко...
  -У меня голова болит.
  -Голова? А не подташнивает?
  -Вы переходите на скабрезности, товарищ Свирчевский.
  -Я не в том смысле, вы не так поняли. Штабной повар утром влил в кашу несвежего масла. У меня, признаюсь, живот скрутило. А вы непременно сходите в полевую санчасть, она стоит за мостом на Речной улочке. Обязательно сходите.
  Именно это и собралась сделать Елена. У нее созрел план, который казался на первый взгляд абсурдным. Но другого плана в голову не приходило. А действовать нужно было быстро.
  Разведчик подошел к двери в кабинет командующего, провел пальцами по ее ребру:
  -Надо бы края войлоком оббить, никакой шумоизоляции. Так ведь?
  -Не знаю, не подслушиваю.
  -Понимаю. А я бы на вашем месте непременно подслушивал.
  -Даже не сомневаюсь
  -Опять не так меня поняли. Чтобы быть хорошим помощником, надо знать всё, что в голове у начальника, пусть он этого и не хочет. Да-а, уметь бы читать чужие мысли.
  Свирчевский приблизил свое лицо почти к самому носу Елены, изобразил приторную гримасу:
  -Ну, так как насчет вечера?
  -Я подумаю. А вам бы тоже не мешало показаться лекарю, зубки полечить. Не люблю, когда изо рта красивого мужчины плохо пахнет.
  Свирчевский застыл, потом в своей излюбленной манере погрозил пальчиком:
  -Все-то вы замечаете, все-то вы видите. Красивого мужчины? Это обнадеживает.
  Полевой лазарет располагался возле речки Навля за деревянным, в резных фигурках зверей, мостиком. Видно, до войны от души постарался местный мастер или мастера. Парные звери в образе медведей, волков, кабанов и зайцев были не похожими друг на друга, каждый имел индивидуальную особенность. В конце мостика сидел деревянный, смешной мужичок, сжимавший в руках-сучках палку, похожую на двустволку. Елена положила ладонь на его голову из березового полена, улыбнулась: надо же, какие таланты жили когда-то в этой глуши. Удивительно, что, несмотря на войну, в Навле сохранилось такое чудо.
  Дальше, за рекой лежала желто-серая поляна, а за ней протирался густой, подпалённый осенью, лес. Возле трех больших палаток с красными крестами сидели, лежали забинтованные раненные бойцы. Возле них хлопотали медсестры в обычной одежде и несколько молодых девушек в белой форме сестер милосердия Российского общества Красного Креста, реорганизованного год назад декретом Совнаркома. Видно, новой формы для красных медсестер большевики еще не придумали, решила Елена.
  Солдаты в широких потертых шинелях и папахах с красными лентами по диагонали, переносили раненных на руках и жердинах, перехваченных ремнями. Елена знала, что утром и днем под Глоднево было несколько стычек с дроздовцами, раненные вероятно, оттуда.
  Возле одной из палаток, Васнецова увидела Илью. Он о чем-то спорил с медсестрой, размахивал руками. Когда заметил Елену, его лицо скривилось, будто у него внезапно разболелся зуб. Вальяжно подошел, вытер руки об окровавленный фартук, засунул их в карманы синих, непомерно больших для него галифе. "Похож на мальчишку-переростка, решившего заняться взрослым делом, по сути, еще ребенок. Капризный, крайне эгоистичный,- отметила Елена. - То, что его убрали из штаба, несомненно, страшный удар по его самолюбию. Я, занявшая его место - враг номер один, хуже Деникина".
  -Пришла полюбоваться на мое унижение?- спросил с вызовом на "ты" Илья. Елена ответила в том же духе:
  -Какое же это унижение? Здесь ты реально помогаешь фронту, а в штабе протирал штаны.
  -Теперь ты их протираешь.
  -Так решил твой родственник Егоров. Как начнется операция, попрошусь на передовую.
  -Героиня. А вот я не герой. Знаю, ты ни при чем, это Алёшка Отмаш, скотина, меня выжил. Нашептал Свирчевскому, что я якобы болен, а тот выдал это в наглой форме Ильичу.
  -Насколько я знаю, вы были не очень почтительны со Свирчевским. Разве можно так с чекистами?
  -Да плевать я хотел на этого Сверчка. Я здоров, ясно? Можете, у доктора Шлоссера спросить.
  -Так пусть Шлоссер и скажет командующему, что вы не...заразны.
  Илья замялся, поковырял как школьник, застигнутый с папиросой, мыском ботинка землю:
  -Ну...там. Немного другое, почти закончилось. Но венерианского нет, я вас уверяю.
  -Я верю. Не кричите. Да-а, некрасиво Алексей Отмаш с вами поступил.
  -Еще бы. А все из-за того, что ему нравится моя девушка. Теперь ходит слух, будто и у Дарьи грязная болезнь. Видеть меня не хочет. Я Отмашу как другу про свою...проблемку рассказал, а он вон как поступил. Убить ядовитого гада мало.
  -Зачем же убивать? Есть идея получше, как ему отомстить. Могу подсказать.
  Глаза Ильи загорелись:
  -И как же? Погодите, а вам- то какой резон? Вы для чего хотите ему...ну, жизнь подпортить?
  -Не приятен он мне, вот и все. От него луком за версту несет и прыщи на шее, как у бородавочника. Мне дурно делается, когда на него гляжу. И потом, хочу полное расположение командующего получить. Нравится мне Александр Ильич, мы с ним в военном училище еще танцевали.
  -Знаю. Дверь в кабинете Егорова, как решето, все слышно. А я?
  -Что ты? Ясное дело. Когда стану старшим помощником Егорова, верну тебя в его аппарат. Побьем Май-Маевского под Орлом, Александра Ильича наверняка заместителем наркома по военным делам сделают. Представляешь свою перспективу?
  Сотканный мечтательно закатил глаза, кивнул на бревно возле канавы, где стирали бинты медсестры. Присели. Он достал папиросы и очень удивил Елену. Это были её любимые ароматные папироски "Дюшес" Санкт-петербургской табачной фабрики "Колобова и Боброва" На пачке рыжая девица с библейским личиком держит на блюдце разрезанные груши. Папироски по 6 копеек 20 штук действительно имели аромат сушеной груши, и очень нравилось девчонкам Александровского училища. Покуривали, разумеется, тайком, в кустах возле дальней ограды. Их часто гонял и докладывал генералу преподаватель древней философии Артамон Поликарпович Сиделкин. Однажды Елена с подругами спрятались в другом месте, в кустах у пруда. Только подожгли ароматные "грушевые палочки", как рядом услышали хруст веток. В следующее мгновение увидели, как Сиделкин ломится через кусты, на ходу взасос целуя преподавательницу математики Алену Ивановну Курчаткину. Немая сцена. После этого философ перестал устраивать облавы на курящих кадеток.
  -Благодарю. Где вы их достаете, Илья Ильич?- вдруг перешла на "вы" Васнецова.
  Сотканный расплылся в улыбке. Ему явно очень понравилось, что впервые за многое время его кто-то назвал по имени отчеству.
  -За деньги все можно достать,- уклончиво ответил он.- Так что вы хотели мне подсказать?
  Глубоко затянувшись, Илья закашлялся, постучал пальцами по папиросной коробке:
  -Вы очень похожи на нее, на эту рыжую фурию. Правда. Ха-ха. Надо же, только заметил.
  Елена впервые услышала, как Илья смеется. Смех его был похож на брачные звуки хорька.
  "А вот ты точно на этого зверька похож - круглые ушки, маленький красный носик, острые коричневые глазки, капризный ротик, от природы изогнутый книзу".
  -Отмаш берет на дом секретные документы,- сказала она.- Возьмет и сегодня. Если они пропадут, ему несдобровать.
  -Украсть у Лёшки секретные бумаги?
  -Вот именно. На время, разумеется. Они найдутся в тот же день, но доверие он потеряет.
  -Да ты что! - Илья подскочил с бревна. Папироса взорвалась искрами. Елене показалось, что искры полетели и из его глаз.- Отмаша могут расстрелять.
  -Никто его не расстреляет, повторяю, документы найдутся. Сядь.
  Илья опустился на бревно, стал жадно прикуривать новую папиросу от своего окурка.
  -Вы живете в одном доме?
  -Нет, он у купчихи Пузыревой, что у канавы. Я рядом, на постоялом дворе, в пятом номере, с прибалтами из Каунаса. Отвратительная компания. Они все время в карты играют и ругаются между собой на мерзком языке. Что б их поубивало. Лёшка документы в планшете держит и спит на них. Как же их у него взять?
  Елена ухмыльнулась и напомнила, что Сотканный служит в лазарете, где наверняка есть снотворное. Илья сказал, что пара баночек немецкого люминала действительно осталась. Васнецова тут же отправила его за препаратом. Ильи довольно долго не было - по его словам, пришлось перевязывать раненых. Когда появился, в руке плотно сжимал два пузырька. Один без этикетки, другой маленький с широкой завинчивающейся крышкой. На нем было написано "Cocaini hydrochloridum".
  -Кокаин-то зачем? - удивилась Елена.
  -Это не для него, для меня.
  -Не увлекайся.
  -Попробую. Повозись тут в разделочной с мясом, поймешь. - Он протянул Елене другой пузырек.- Люминал, то есть фенобарбитал. Действует не сразу, но надежно. Только как Отмашу его дать?
  -Это моя проблема. Твоя задача проникнуть незаметно к нему в комнату, когда уснет.
  -Это как раз несложно. Сейчас тепло, он окно плотно не закрывает, а оно выходит на канаву.
  -Замечательно. Планшет передашь мне.
  -Тебе? Для чего? Что-то ты задумала. Может, лучше рядом в каком-нибудь сарае спрятать, а потом вернуть?
  -И как ты себе это представляешь? Нет. Сделаем по-другому. Я якобы случайно найду планшет у подсобки в штабе. Мол, Отмаш увлекся наркотиками, а потому забыл, что не брал планшет домой. Это хорошо, что ты кокаин прихватил, в планшет нужно будет подложить пузырек.
  -Весь?
  -На донышке.
  -Тогда согласен.
  Илья свинтил крышку пузырька с кокаином, насыпал себе на ладонь дорожку белого порошка, прикрыл одну ноздрю большим пальцем, всосал в себя.
  -Феерия. Ладно, что дальше?
  -А дальше Отмаша выгоняют, ты возвращаешься в штаб, и мы с тобой вместе работаем долго и счастливо.
  -Зачем долго? Ты же сказала, Александра Ильича скоро Троцкий к себе заберет.
  -Обязательно заберет. Планшет спрячешь за амбаром у бывшей скотобойни, знаешь? Там еще старый, заброшенный колодец. Прицепишь за ремень к внутренней его стенке. В ней гвоздик есть.
  -Всё же ты что-то задумала.
  -Тебе не всё ли равно? Секретные документы останутся в целости и сохранности, а Отмаш, в лучшем случае, займет твое место в лазарете, будет, как ты говоришь, мясом заниматься. Когда всё сделаешь, камушек мне в окно бросишь. Маленький.
  -Не дурак.
  На том и расстались.
  
  Когда Елена вошла в приемную командующего, в ней сидел Свирчевский:
  -Все нормально, Мария Антоновна?
  -Все замечательно, Кирилл Андреевич.
  -Даже не сомневался. А я тут ваше место стерегу. Как голова, ходили в лазарет?
  -Да, Илья, которого вы туда сбагрили, дал мне таблетку аспирина.
  -Противный малый. Так, может, поужинаем сегодня вместе?
  -Не знаю. Мне нужно кое-что доделать.
  -Ну, доделывайте. Если надумаете, жду вас в театре, там Александр Ильич будет с местными встречу проводить. Рядом работает харчевня "Коммунар". Затхлая забегаловка, но по нынешним временам готовят неплохо. Даже щуку под грибным соусом подают. Жду с нетерпением.
  Когда армейский чекист наконец ушел, Елена сходила в канцелярию, где все время стоял горячий самовар, наполнила два стакана чаем. Один поставила на стол Отмаша, размешала в нем ложку люминала. Принюхалась. Только бы не заметил постороннего запаха.
  Алексей Отмаш появился уже в шестом часу, весь какой-то нервный, раскрасневшийся. Старался не смотреть Елене в глаза, а увидев на столе стакан с чаем, очень обрадовался, залпом его осушил, потом принюхался:
  -Странный аромат,- сказал он, глядя подозрительно на стакан.
  -Травы лесные, очень полезные при нервах.
  -Мне это в самый раз, вы даже не представляете, Мария Антоновна, чего мне стоит в последнее время себя сдерживать.
  -Что же вас тревожит?
  -Сверчок постоянно мозг сверлит. Семья в Харькове осталась, а там Деникин. Кутепов взял Орёл.
  -Правда? Неожиданно. Скоро мы его оттуда выбьем.
  -Не сомневаюсь.
  Елена сказала, что Егоров ждет Отмаша в театре, где проводит агитационную встречу с местными, что ему к утру нужно что-то сделать, кажется, оформить приказ по фронту.
  -Придется опять ночь корпеть, - вздохнул старший помощник.- Это только кажется, что приказы командующего так легко оформлять в четкую, ясную, доходчивую и политически грамотную форму. Да еще, чтобы сыщику нашему, Сверчку ушастому и глазастому, угодить. Надоедливый, сил моих больше нет.
  -Вам поставят памятник за ваши терпение и старание, Алексей Яковлевич.
  -Согласен даже на месячный отпуск, Мария Антоновна. Кстати, есть сведения о вашем батюшке. Он идет на поправку.
  -Очень рада. Спасибо, товарищ Отмаш.
  -Эх, я бы предпочел, чтобы вы называли меня просто Алексеем. Но я понимаю, вы для меня ягодка недоступная, не по моим, так сказать, зубкам.
  Оба рассмеялись. Отмаш подхватил свой потертый планшет, вышел скорым шагом из приемной.
  В харчевню Елена в тот вечер не пошла. Камушек звякнул о стекло в половине четвертого утра. Накинув армейский плащ, она спустилась на цыпочках по лестнице, стараясь не шуметь. Уже во дворе надела сапоги. Ночь стояла темная, моросил мелкий, теплый дождь, больше напоминавший туман. Это было на руку. Амбар за бывшей скотобойней находился на западной стороне села, на берегу пруда. Постов по дороге видно не было, поэтому до места она добралась, не обходя дома со стороны леса.
  Планшет висел во внутренней стороне колодца на гвоздике. "Молодец, Илья, не подвел". Спрятав под плащ сумку, отправилась к штабу. Красноармейцы из караульной роты дремали в стороне от крыльца на телеге с сеном. "Ну и стража",- ухмыльнулась Васнецова.
  В приемной она зажгла керосинку, открыла планшет. Он был наполнен разными бумагами. Стала лихорадочно их просматривать. Наконец, нашла то, что нужно. Рукой Егорова был набросан черновик:
  "План Орловско-Кромской операции. 19 октября, 05.00. Ударной группе в составе: 55 дивизии, бригаде 3 дивизии, бригаде 9 дивизии, 42 дивизии занять Кромы. 14 армии в составе 41 дивизии, 57 дивизии, 2 бригадам 7 стрелковой дивизии, совместно с Эстонской стрелковой дивизией, нанести удар по 1 корпусу генерала Кутепова в Орле с севера, тем самым сорвать вступление Добровольческой армии в Тульскую губернию. 3 бригаде и Отдельному латышскому кавалерийскому полку, Отдельной кавалерийской бригаде Червонного казачества, занять Дмитровск, двигаться в направлении Малоархангельск - Фатеж. Удар должен быть неожиданным и решительным по всему фронту, чтобы враг не успел опомниться". Снизу приписка: "По нашим данным, в штабе 1-го корпуса Кутепова рассматривается предложение полковника Скоблина о срочной переброске в район Кром дополнительных подразделений белых, чтобы окружить наши еще не до конца сформированные части и до 17 числа уничтожить их. Поэтому, промедление смерти подобно".
  "По их данным,- прошептала Елена, переписывая сведения на клочок бумаги убористым почерком. Значит, в штабе Май-Маевского работает красный шпион. А, может, и в Ставке самого Деникина в Таганроге. Итак, общее наступление Ударной группы красных 19-го, а не 21-го, как говорил на совещании Егоров".
  Почти закончила писать, когда где-то в селе раздался выстрел. В утренней тишине он был похож как щелчок плетью.
  Собрала бумаги в планшет с полупустым пузырьком с кокаина на дне, подложенным как договаривались Ильей, вышла в коридор. В дальнем его конце находилась подсобка, где хранился всякий хлам. Дверь в нее была приоткрыта. Заглянула внутрь - сломанные стулья, обрывки плакатов, швабры, ведра. В пустое ведро сунула планшет. Через час бабы придут убираться, найдут.
  На улице было так же туманно. В сторону крайних домов скорым шагом направлялись несколько красноармейцев из роты охраны.
  -Что случилось?- спросила их Елена.
  -Говорят, кто-то застрелился.
  -Кто?
  -А нам откуда ведомо? Пойдем, поглядим.
  Неужели Отмаш? - ужаснулась Васнецова. - Только этого еще не хватало. Она надеялась еще использовать попавшего впросак Алексея Яковлевича. Правда, пока еще не думала как.
  Возле дома, где жил старший помощник комфронта, топтались местные жители и солдаты. Окно в его комнату на первом этаже было распахнуто настежь.
  Елена подошла. Внутри комнаты, на стуле сидел Алексей Яковлевич, Голова на плече, в белой исподней рубахе кровавое пятно на груди. Кровью забрызгано и лицо Отмаша. Левая рука безвольно лежит на коленях, в ней зажат револьвер.
  -Черт,- раздалось сзади.- Вот это поворотец.
  Елена обернулась. Это был бледный лицом Илья Сотканный.
  -Не думал, что Лёшка на такое способен. Жаль. Картины неплохие писал.
  -Картины? - недоуменно спросила Васнецова.
  -Да, пейзажи - речки там, лужочки, сеновалы с бабами. Я слышал, до войны и вы коллекционировали живопись.
  Электричество пробежало по всему телу Елены. Это что, пароль? Не может быть. Кокаинист и придурок каких мало, прыщавый Илюшка - связной контрразведки Подоленцева?
  -Что же вы не отвечаете, Мария Антоновна?- Илья дышал ей в самое ухо.- "У меня было хорошее собрание набросков Васнецова. В частности, "Жница". Ну? А вы думали, что мусорами могут быть только солидные дяди и тети?
  -Кем?
  -Мусорами. Вы же в Москве жили, должны знать - Московское управление сыскного отделения России, сокращенно МУСОР. Мой отец сыскарем на Таганке служил, с детства меня натаскивал. А вот и ещё мусорочки.
  У дома появился Свирчевский, а с ним двое неприятных, малорослых типов в гражданской одежде, похожих на прокутивших в карты коммивояжеров. Их Елена никогда не видела.
  Контрразведчик велел осмотреть помощникам тело, место самоубийства.
  -И с чего бы это товарищу Отмашу стреляться?- задал он вопрос Елене.
  -Вам виднее, товарищ армейский чекист, отчего старшие помощники комфронта на себя руки накладывают.
  -У вас, надеюсь, подобных намерений нет?
  -Не надейтесь.
  -Совместный ужин вчера у нас с вами не состоялся, так позвольте вам предложить хотя бы обоюдный, так сказать, завтрак.
  Елена открыла было рот, чтобы отказаться, но Свирчевский сказал как отрезал:
  -Через полчаса в трактире "Коммунар" у театра.
  Свирчевский внимательно осмотрел подоконник, легко взгромоздившись на него, влез в комнату Отмаша.
  -Чего он к вам приставал? - спросил Илья и, не дожидаясь ответа, задал другой вопрос:
  -Как будем информацию переправлять в наш штаб?
  Всё еще не укладывалось в голове Елены, что перед ней связной, но другого варианта не было. Пароль верный. Если она исчезнет из села сама, красные всё поймут и изменят план наступления. Отсутствие Ильи, который теперь разъезжает с медбригадой по округе - стычки происходят регулярно, то там, то здесь - заметно не будет. До Сомово верст 20, на лошади за пару часов доберется. К вечеру обратно. А нет и ладно - может, дезертировал с обиды, или к белым в лапы попался.
  Она незаметно вложила ему в руку клочок бумаги с донесением:
  - Крестьянина, что выдал Дунайцева взяли, но голуби, возможно, в голубятне остались.
  -Разберусь, если что первым станционным телеграфом открытым текстом передам сообщение в Харьков.
  -Нет, нельзя. Сообщение наверняка перехватят, план изменят. Лучше тогда гони уж в Кромы.
  -Ладно.
  Илья надвинул на глаза фуражку, растворился в толпе военных и любопытных. А Елена через полчаса была в "Коммунаре", где редких посетителей, в основном командиров, обслуживали, как в старые времена, мальчики-половые.
  На стойке харчевника - сухонького, но проворного старичка с острой бородкой, пыхтел самовар, из которого заваривали травы, в основном зверобой с цветками калины, в фарфоровых чайничках. Настоящий кавказский чай подавали лишь в штабе командующего. Когда перехватывали обозы белых, разживались и колониальным.
   Эта довоенная трактирная идиллия поразила Елену - надо же, фронт рядом, а тут, словно окошко в прошлое.
  
  Кирилл Андреевич сидел за столом с белой скатертью в темном, дальнем углу от входа. Он помахал рукой Васнецовой. Как только она села напротив, тут же подбежал половой, смахнул полотенцем со скатерти невидимую пыль, поставил тарелку с ароматными булочками с творогом, крыжовником, малиной и брусникой. Другой принес пузатый чайник с заваркой, пряники.
  -А курочки у вас нет? - поинтересовалась Елена у трактирщика, который приглядывал за мальчиками.
  -Курочка будет к ужину-с, товарищ,- ответил тот, поклонившись.- И щучку свежую с грибками сготовим. Есть вчерашние суточные щи-с с кашей, редька маринованная, постные блины. Раньше мое заведеньице так и называлось "Постный блин". Теперь время иное, мы понимаем-с, политически сознательные, нынче "Коммунар", стало быть.
  Елена откусила кусочек булочки с творогом:
  -У-у, очень даже. Щей мне не надо. Что-то вы какой-то бледный, Кирилл Андреевич. Сами пригласили и сами молчите.
  Свирчевский кивнул трактирщику, чтоб тот удалился.
  -Да вот, навалилось всё как-то. Самоубийство Отмаша, пропажа штабных документов, а тут еще из центра голову морочат. Наша специальная служба принадлежит Регистрационному управлению Полевого штаба Реввоенсовета. Теперь умники собираются реорганизовать Регупр в Разведывательное отделение Оперотдела наркомата.
  -Вам-то что за забота? Как не назови, суть не изменится.
  -Это как сказать. Новая чистка, новые кадры...Могут перевести на другую должность, в другой наркомат.
  -Что ж, вам проблем будет меньше.
  -Видите ли, я идеалист и убежденный марксист, в отличие от многих примазавшихся ныне к красному делу. Я считаю, что мое революционное место именно в контрразведке, на пике, на острие, так сказать, борьбы с врагами. Только искоренив тайного врага, можно победить явного. И построить истинно народное государство. По Гегелю, на которого во многом опирался Маркс, государство это высшее проявление мирового духа, мораль вселенной. Государство безраздельно властвует над индивидуумом, высший долг для которого состоит в том, чтобы быть членом государства. Его незаменимой частью, могу добавить от себя. Вот этой частью я себя теперь и ощущаю. Вы читали Гегеля, Мария Антоновна?
  Елена отправила в рот ложку земляничного варенья, запила ароматным отваром.
  -Традиционные понятия морали,- ответила она, глядя прямо в глаза чекисту,- не должны препятствовать ни высшему государству, ни героям, которые возглавляют его. Неуместные моральные устои не следует противопоставлять деяниям и свершениям, имеющим историческое значение. Гегель, "Философия права".
  -Браво,- Свирчевский театрально похлопал в ладоши. - Недаром вас обучал сам Александр Ильич в Александровском училище.
  -У него был иной предмет. Вы меня пригласили о Гегеле поговорить?
  -Что вы, так, к слову пришелся. Только вот мораль для нас, большевиков, должна быть приоритетом. Здесь я не совсем согласен с Георгом Вильгельмом Фридрихом. Но у всех мораль своя. Белые считают, что марксизм исповедует человеконенавистническую идеологию классовой борьбы, а мы, большевики, убеждены, что на данном этапе, классовый терроризм оправдан, так как борется с еще большим, историческим терроризмом, коим является буржуазное общество. Главное, чтобы наш внешний терроризм, не перерос во внутренний, чтобы мы не начали искать врагов среди своих же.
  -Есть такая опасность?
  -Конечно. Любая революция опасна. Как сказал перед казнью Пьер Верньо, революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей. Поэтому мораль и еще раз мораль. Только очень трудно найти грань между злом и добродетелью, всё относительно, наша мораль постоянно раздваивается. Вот у меня был пес, великолепный такой королевский пудель серебристого окраса по кличке Мичман, добрейшей собачьей души. По старости захворал, мучился, бедняга, и я дал ему 5 граммов люминала, этот препарат только-только появился в продаже.
  При слове "люминал" Елена вздрогнула, пирог застрял у нее в горле.
  -Пес сдох от такой дозы, а я до сих пор терзаюсь совестью - может, не надо было его убивать, а найти хорошего ветеринара. Как вы считаете?
  -Не знаю,- как можно спокойнее ответила Елена.- Я собак не держала, но по подругам знаю, что потерять любимого пса - трагедия.
  -В том-то и дело, что трагедия. Прям, как человек умер. Да-а, мы людей порой меньше ценим, чем собак. Можем запросто тем же люминалом отравить. В разумных дозах он безвреден, а вот в больших... Вам не приходилось самой пробовать люминальчик, Мария Антоновна?
  -Нет.
  -А вот Алексей Яковлевич Отмаш попробовал. Благодаря вам.
  -Что?- Ноги Елены похолодели. Илья проболтался или его задержали с донесением.
  -Да, но только люминал ему крайне не понравился. Правда, Алексей Яковлевич?
  Васнецова обернулась. У соседнего стола, опираясь на деревянную колонну с керосиновой лампой, стоял улыбающийся старший помощник комфронта Отмаш. Он вытер рот рукой:
  -Сколько помидоров на маскарад перевели, до сих пор на языке горечь. Доброе утро, Мария Антоновна.
  Елена не верила своим глазам. Холод подступил к самому сердцу, когда за плечом Отмаша появился с не менее противной улыбкой Илья Сотканный. Он помахал пузырьком с надписью "Cocaini hydrochloridum", открыл крышку, зажал указательным пальцем одну ноздрю, вдохнул:
  -С детства обожаю сахарную пудру, у мамки с кухни даже воровал, ха-ха.
  -Ну как,- прищурившись, спросил Свирчевский,- на своем я месте в этом государстве, Мария Антоновна? Как я силочки-то расставил, в которые вы попались, словно глупая птичка. А?
  Самообладание вдруг разом вернулось к Васнецовой. "Так обычно и бывает в критических ситуациях, - подумала она,- когда терять больше нечего".
  - Мои вам искренние поздравления, Кирилл Андреевич, вы виртуоз в своем деле.
  -Приятно слышать добрые слова, хоть и от белой шпионки.
  -Неужели и Александр Ильич участвовал в вашем спектакле?
  -А как же! Комфронта сыграл главную роль. Как натурально он провел совещание с командирами при открытой дверке в приемную, потом рассказал вам, что Отмаш берет секретные документы на дом. Здесь вы оплошали, Мария Антоновна. Вы уже успели понять мою натуру, разве бы я позволил Отмашу такую вольность накануне важнейшего сражения? А как Алексей Яковлевич изобразил самоубийство? Пальчики оближешь. А Илья с люминалом и кокаином? Какой там Гегель, ха-ха!
  -Неподражаемое мастерство. Прям античный театр на выезде. Сатиры в козлиных шкурах и гениальный драматург Феспид. Не ожидала от пролетарской контрразведки. Только зачем же вы меня сейчас...хм, разоблачили? Надо было дать Илье отправить фальшивую депешу в штаб Кутепова, а меня беречь до вашего наступления.
  -Правильно мыслите, коллега. Только в вашей депеше нас кое-что не устраивает, переменились, так сказать, обстоятельства. Теперь вы напишите еще одно письмецо своим приятелям, но с новыми, необходимыми нам деталями.
  -А если не напишу? Я тоже не согласна с постулатами Гегеля и Маркса о неуместности морали и этики в исторические времена.
  - Вот вы как повернули. Выходит, я марксист, не согласен в чем-то и с Марксом. Но оставим на время философию. Ваше право распоряжаться своей жизнью, Мария Антоновна. Только вы еще очень молоды, красивы, вам нужно жить и любить, а не умирать. Тем более за кого, за старую власть, доведшую Россию до катастрофы? Чтобы там ни говорил Деникин в своих речах-лозунгах о свободе, демократии, равенстве, процветании России, если он, не дай Бог победит, вернутся прежние порядки. Ну не может одна и та же пластика играть разные мелодии, не может.
  -Что же на вашей красной пластике, Кирилл Андреевич, Моцарт или Сальери?
  -Во всяком случае, не похоронный марш. А у вас...
  -Пока снежная рапсодия. Как же меня раскусили? Просто интересно.
  -Элементарно. Во-первых, Дунайцев рассказал, что ждет со дня на день связного. Если в пароле речь о Жнице художника Васнецова, значит, будет женщина. Во-вторых, папа ваш липовый, в первую же ночь в лазарете стал бредить и кричать, что "никому не расскажет кто его дочь на самом деле". Кто ж его так отделал? Неужели ваши костоломы для натуральности ему все мозги вышибли? Ну и, пожалуй, главное. Я сделал запрос в Москву по поводу Марии Вернер, бойца пулеметного расчета бронепоезда "Лев Троцкий". ВЧК подняло документы. Мария Вернер, урожденная дочь Ганса Вернера немца по происхождению, владельца булочной на Солянке и мещанки Кэтрин Вернер добровольно вступила в красное ополчение в ноябре 1917 года. Летом 1918 года она была зачислена стрелком пулеметного расчета вышеозначенного бронепоезда. Списки экипажа сохранились в железнодорожном депо. Вернер, а не Вербер. Словом, ваша легенда, Жница, оказалась провальной.
  -Что с моим отцом?
  -С каким? Ах, с этим. Умер. Нет, честное слово, у него оказалась сильно повреждена печень. В госпитале Брянска вчера и скончался. Не хотел вас расстраивать раньше времени.
  -Спасибо за заботу.
  -Не за что. Покушали? Ну, пора и честь знать. Милости просим в арестантскую. Вам не привыкать. Простите, но она у нас без удобств, не Александровское училище. Располагается в подвале скотобойни. Мяса, как понимаете, там давно нет, а крыс преогромное количество. Живучие твари, чем питаются непонятно. Может, кстати, уже вашим Дунайцевым закусили, два дня его не навещал. А что, если жив, пообщаетесь, о Гегеле поговорите. Все веселее будет. Да-а. И что же вы себе за жизнь устроили, всё по острогам, да каталажкам. Нет бы, пили кофей где-нибудь в Ницце. Наверняка многие ваши подруги уже там.
  -Там, Кирилл Андреевич, только я предпочитаю травяной чай из самовара.
  -Главное, язык не обжечь.
  -Главное, не махать им, когда не нужно.
  -Мудрые слова, Мария Антоновна, очень мудрые.
  
  Подвал скотобойни был холоден и сыр. С низких потолков свисали вкруг огромные крюки, на которые вешали туши. По стенам стояли деревянные разделочные столы, глубоко изрезанные ножами. Свет в подвал проникал из узкого оконца в торце потолка. С двух его сторон болтались на скрученных проводах английские лампы, они не горели. Ни кровати, ни топчана, ни сена. Только широкий кусок рогожи, на котором в углу кто-то лежал на боку.
  Штабс-капитан Дунайцев, поняла Елена. Он не двигался. Серый китель измазан грязью, кровью, на плече порван, в русых волосах то ли опилки, то ли жухлые листья. Сапог нет, голые ступни в синяках.
  Васнецова подошла, тронула мужчину за плечо. Сначала он издал протяжный стон, потом приподнял голову. Открыл оливковые глаза. По одно - двухдневной щетине Елена поняла, что он здесь недавно. А ничего, даже красив, отметила Елена. С таким бы полковой роман выглядел вполне натурально.
  -Вы кто? - спросил мужчина.
  -Догадайтесь с трех раз. Та, которую вы выдали красным.
  -Жница?
  - Жнецы - не демоны, они не принимают сторону добра или зла, они объективны... Ради объективности, штабс-капитан, вас бы надо было придушить спящим. Вы провалили операцию, от которой зависит судьба не только Южного фронта, но и всего Белого движения.
  Дунайцев сел, стряхнул с головы мусор.
  -Ах, какая высокопарность. Вас сюда нотации подсадили мне читать? Меня Вольнов выдал.
  -Да? А мне говорили наоборот.
  -Что еще интересного сообщили вам комиссары? Когда стало известно, что на Южный фронт будут переброшены "червонцы" с прибалтами, ротмистр вопреки всем инструкциям, сам поперся в Сомово, к этому мужику, Семену Подрядову с голубятней. А тот, скотина, напился и лыка не вяжет. В голубятне птиц, как раньше кур в магазине на Невском. Какой из них голубь, что к голубке в штаб Кутепова полетит, поди - разбери. Ну, Данила и перестарался, набил для начала морду Подрядову, решил до утра обождать, когда тот проспится. А чуть свет разъезд красных в деревне объявился, ну мужик с обиды и выложил все про Вольного-мол, это лазутчик белых, важную записку своим отправить хочет. Вот так. Данилка, правда, успел засадить мужику пулю в лоб, но что толку. На первом же допросе, когда его подвесили вот на эти крюки, сломался, выдал меня и пароли. А я что? Я уже ничего не мог сделать. Ты же не одна пришла, наши еще здесь есть?
  -И где же он теперь? - вопросом на вопрос отреагировала Елена.
  -Кто?
  -Вольнов, разумеется.
  -Расстреляли.
  -Откуда же тогда вы всю его историю с походом в Сомово знаете? Он вам перед расстрелом рассказал?
  -Нет, но комиссары...
  -И комиссары вас аккуратно брили ежедневно? щетинка-то у вас свежая. Сколько с вас брали, интересно, за услуги, или сами себя обслуживали? Только что-то я не вижу здесь бритвенных принадлежностей. Если только крюками обходились. Сверчок сказал, что два дня вас не навещал.
  Елена кивнула на низко, почти до пола свисавший крюк с темными подтеками.
  Дунайцев замер, потом делано расхохотался. Его лицо скривила злобная гримаса:
  -Умная. И где таких только разводят?
  -В Александровском училище, откуда и ваш нынешний хозяин, комфронта Егоров.
  -У меня нет хозяев. Я сам по себе. И сам пришел к выводу, что мне с вами не по пути.
  -Ну что ж, красный флаг вам руки, шагайте с комиссарами, только не споткнитесь.
  Дунайцев начал подниматься:
  -Мне флаг, вам крюк. Или, может, без разделки тушки обойдемся? Она у вас вполне соблазнительная, жаль будет собакам скармливать.
  -Зачем же собакам? Кровь человеческую пьете, поклонники Гегеля, вот и мясцом закусите.
  -Гегеля? Нет, сударыня, я предпочитаю Ницше. Идешь к женщине, захвати с собой плеть.
  Полностью поднявшись, штабс-капитан навис над Еленой.
  -Так говорил Заратустра, но вы на него не похожи,- ответила она.
  -Почему же?
  -Потому что Заратустра, по мнению Ницше, создал роковое заблуждение-мораль, которая вам, штабс-капитан, не свойственна. Вы предали Россию, продались красным мракобесам, которые способны только убивать, грабить и разрушать, прикрываясь исторической революционной необходимостью.
  -Опять высокопарность, но в этом что-то есть. Я подумаю. Но сейчас отвечу так: идея большевиков создать нового человека, а если по Ницше, сверхчеловека, мне близка. Только обновленный индивидуум способен создать гармоничное, процветающее государство, а не старые генералы в мокрых кальсонах.
  -Смешно.
  -Спасибо. Близка и мысль Ницше, что Бог умер. А как иначе? Какая набожная страна была Россия, в одной Москве звонили сорок сороков, все вместе стояли на коленях перед царем в августе 1914, молились самозабвенно о победе. И что? Услышал нас, богоизбранных, Создатель? Кто как не он допустил Мировую войну, а потом гражданскую мясорубку? И теперь надо выбирать - между ним, если не умершим, то предавшим нас, и новым человеком. Я выбрал советского сверхчеловека.
  Елена отступила инстинктивно на несколько шагов от Дунайцева, глаза которого горели и будто шипели углями в масле.
  -И все же у вас есть сходство с Заратустрой. Он постигал мудрость в одиночестве, в горах,- сказала Васнецова.- И спутниками его были только орел и змея. На вас же откровение снизошло в этой разделочной. Орел улетел, осталась змея.
  -Вы разве змея? Не верю.
  -Да я и сама не верила, пока себя не узнала. У вас китель расстегнут, грудь видна. К такой бы припасть и сладко на ней уснуть.
  -Кто же вас сдерживает, милости прошу, к нашему, так сказать, шалашу.
  Елена отступала еще на два шага. Дунайцев медленно к ней приближался. Ноздри его широко раскрылись, как у самца почуявшего готовую самку.
  -Заратустра и сдерживает.
  Елена, уткнувшись спиной в свисающий крюк, нащупала его рукой. И когда штабс-капитан подошел к ней вплотную, подавшись чуть в сторону и вперед, саданула его крюком по лбу. Дунайцев закричал. Она еще два раза впечатала в его голову железный крючок.
  Когда штабс-капитан обмяк, зацепила крюк за ворот его кителя, потянула перекинутую через перекладину веревку. Через минуту бездыханное тело Дунайцева болталось под потолком, с него на лицо Елены упало несколько капель крови. Привязала веревку к ручке разделочного стола, размазала кровь по щеке:
  -Вот тебе и сверхчеловек. Бог не умер, если даёт нам возможность расправляться с предателями.
  Засовы двери загремели, в подвал вбежали двое красноармейцев, застыли в ужасе. Тот, что постарше, стал креститься.
  
  Следом вошел чекист Свирчевский.
  -Ну, ни минуту вас нельзя оставить одну, Елена Николаевна,- контрразведчик сокрушенно покачал головой.- Это просто какой-то цирк без коней. Да снимите же, наконец, эту падаль,- кивнул он на болтающегося с изумленным лицом штабс-капитана.
  Солдаты, опомнившись, ринулись выполнять приказ. Один взгромоздился на стол, стал пытаться подтянуть к себе Дунайцева ружьем.
  -Да веревку отвяжите от стола, олухи. Вот так.
  К ногам чекиста рухнуло тело, через которое он брезгливо переступил.
  -Не люблю предателей, какими бы благими намерениями они не руководствовались. Вы, я смотрю, даже не удивлены, что я назвал вас настоящим именем. А? Не удивлены. Что вполне естественно. А вот неестественно было засылать вас к нам, понимая, что Александр Ильич Егоров вас непременно узнает. Рассчитывали на то, что прошло время, не вспомнит вашу настоящую фамилию. Даже смешно, ей богу. Ах, эта наша русская надежда на авось. Авось пронесет, авось сложится. А вот и сложилось, только не в вашу пользу. Комфронта сразу вас узнал, Елена Николаевна. Ну, это еще полдела. Но ваша легенда с бронепоездом...Даже не сомневаюсь кто её придумал- мой коллега из контрразведки 1-го корпуса господин Подоленцев. Только не говорите "нет", не разочаровывайте меня, я никогда не поверю, что подобную провальную легенду состряпал ваш батюшка. Настоящий, разумеется, батюшка- подполковник Васнецов.
  -Полковник,- поправила Елена.
  -Поздравляю, как быстро растут люди. А тут сидишь как гвоздь в доске - ни званий тебе, ни настоящих наград, одни благодарности в приказе. Расти некуда.
  -Сочувствую.
  -Благодарю. Ну что вы там возитесь? Может, еще не сдох?
  -Так точно, мертвый как камень,- ответил один из солдат. - Куда несть, ваше...товарищ С...с..
  -Не напрягайся, тащите пока в темную, на ледник. Ну-ка.
  Свирчевский наклонился над штабс-капитаном, приложил два пальца к шее.
  -Да-а, Елена Николаевна, вы свое дело тонко знаете. Надо же, на крюк насадила. Кому расскажешь, не поверят.
  -Я поверю,- раздалось от входной двери.
   В подвал вошел комфронта Егоров. Свирчевский и солдаты вытянулись по струнке, бросив тело на пол как мешок картошки.
  Александр Ильич долго и внимательно смотрел на Васнецову, потом перевел взгляд на мертвого Дунайцева:
  -Это минус не ему, а вам, Кирилл Андреевич. Плохо подготовили. Елена всегда, насколько помню, отличалась хватким умом и проницательностью. Мне очень жаль, очень, что мы с вами оказались по разную сторону баррикад, извините, за патетику. Я был бы безмерно рад, если бы мы вместе, Елена, воевали за новую Россию. Политической дискуссии я открывать сейчас не собираюсь. Надеюсь, у вас хватит здравого смысла...как бы это сказать...помочь нам в сложившейся для вас да и для нас ситуации.
  Елена тяжело вздохнула, посмотрела на следы от веревки на ладонях. Сама удивлялась, откуда у нее взялись силы "вздернуть" довольно грузного штабс-капитана почти под потолок.
  -Только что товарищ Свирчевский мне сказал, что не любит предателей, какими целями они бы ни руководствовались. Я с ним полностью согласна. Быть предателем мерзко, не отмоешься за всю жизнь.
  -Здесь особый случай, Елена.
  -В чем же его особенность?
  -Дунайцев пошел на...измену из-за страха. Вы девушка умная и надеюсь, пойдете на сотрудничество сознательно. Иначе...
  -Позвольте мне, Александр Ильич? - вмешался Свирчевский, видя затруднение командующего.- Тело взяли и ушли, живо,- велел он солдатам. Те шустро потянули бездыханного штабс-капитана к лестнице, стукнув свисавшей головой о косяк.
  - Я продолжу мысль товарища Егорова. От вас, Елена Николаевна, требуется всего-то ничего. Как мы уже говорили, составить новое донесение и отправить его в штаб Кутепова. У вас нет другого выхода. Иначе, мы отпустим Вольнова, предварительно сообщив ему, что вы добровольно перешли на нашу сторону, выдав своего "батюшку".
  -Вольнов жив?
  -Конечно. Мы не настолько топорно работаем... - Свирчевский осекся, посмотрев на дверь, из которой только что вынесли штабс-капитана. - В общем, мы его держим под замком, как почетного шпиона, ха-ха. Не смешно? Ладно. Так вот, мы устроим ему липовый побег, и он расскажет какая вы нехорошая девочка. Его слова подтвердит и старик из Сомово. Побежит, задрав порты, наговорит корниловцам что следует, дабы не пострадала его баба и двое сопливых детей.
  -Всё по Гегелю,- вставила Елена.
  -Что? Ах, ну да. Это мы, Александр Ильич, в трактире дискуссию вели о нравственности и ее значении в истории. Я представляю, что испытает ваш батюшка начальник контрразведки ВСЮР. У него останется только один шанс сохранить свою честь - пустить пулю в лоб. Ну, а ваше имя, Елена Николаевна, навсегда станет презренным среди добровольцев и черным на ваших белых знаменах. Хорошо сказал, не правда ли?
  -Не Плутарх, но сойдет,- кивнул Елена.
  -Да, совсем забыл,- продолжил Свирчевский. - Мы напечатаем в нашей газете "За свободу!" про казнь Антона Петровича Вербера, заместителя начальника штаба 13-ой армии, оказавшегося изменником и предателем, которого раскрыла, вставшая на путь просветления, добровольно перешедшая на красную сторону Елена Николаевна Васнецова- дочь начальника контрразведки ВСЮР. И фото казни напечатаем, а газетку ту в Орле через наших людей распространим. Их там много, наших людей. Что на это скажите, сильно?
  -Нет слов, Кирилл Андреевич, от вашей изобретательности можно сойти с ума. Так Антон Петрович тоже жив?
  -Конечно, мы ведь не сатрапы какие, людей так просто на крюках не подвешиваем. Мораль, как я говорил, у нас в приоритете.
  -Ой ли. А кто в Синезёрске стариков и баб расстрелял за то, что их сыновья к Деникину подались, а попов в Алтухово кто заживо закопал, что пытались не дать вашим орлам снять иконы в золотых окладах... Шостку, Глухов и еще с десяток сел вы спалили, потому что местные не хотели отдавать вам хлеб и скотину, мужиков повесили. Повсюду вы свой красный след оставили, вас везде ненавидят. Колокола радостным звоном заливаются, когда белые возвращаются. Да меня саму крестьяне чуть не вздернули, решив, что я настоящая красная.
  -Это издержки,- Свирчевский потупил взгляд.
  Егоров поморщился как от зубной боли:
  -Во-первых, на днях я издал приказ, запрещающий под страхом расстрела, мародерство. Во-вторых, и добровольцы-те еще чистюли...где пройдут, после них все чисто выметено, ничего не найдешь. Знаю о директиве Деникина против того же мародерства, против бессмысленного расстрела пленных и мирного населения. Но сам ваш любимый Антон Иванович не раз писал, что его директива практически не выполняется. Так что судить, Елена Николаевна, одних и выгораживать других в Гражданской войне бессмысленно. Не мы ее начали. Белые собрали армию на Дону.
  -Нужно было сложить ручки и ждать, когда ваши коммунисты спокойно, без шума и пыли устроят из России рабовладельческое государство.
  -Полно те, какое рабовладельческое...
  -По древнеегипетскому образцу. Рабы будут строить пирамиды, а партийные бонзы подгонять их плеткой. Парадокс Маркса в доктрине классовой борьбы, которая сначала приводит к гражданской войне, а потом к поиску внеклассовых врагов внутри якобы бесклассового общества.
  -Браво,- похлопал Свирчевский.
  -Это вам, кажется, профессор философии Штрейхер объяснял?
  -Да, Густав Карлович. Немец, даже во время войны с Германией его все уважали.
  -Помню, помню,- сказал Егоров.- Ходил с тросточкой из слоновой кости и, несмотря на возраст, приударял за молодыми кадетками. Особенно ему нравились рыженькие, такие как вы, Елена.
  -Вам ведь я тоже нравилась.
  -И сейчас нравитесь. А еще больше понравитесь, если примете наше предложение. Я вам, как командующий фронтом, гарантирую полную безопасность. Только отправьте нужное нам донесение, а потом...Хотите, мы переправим вас за границу? Ниццу не обещаю, но до Турции доберетесь.
  -Даже так?
  - Именно. Нам очень важно, чтобы Май-Маевский, вернее Кутепов, получил срочную информацию от вас.
  -Турция, говорите? А ведь Стамбул мог быть уже русским, снова православным, если бы вы, большевики, не устроили в октябре переворот. Колчаку не хватило недели.
  -Ах, оставьте, Елена, эти рассуждения - если бы да кабы. Либералы получили буржуазную власть в Феврале и не смогли ею грамотно распорядиться, так что сами виноваты. Не вы лично, конечно, ваши нынешние господа. А мы предлагаем вам освободиться от господ раз и навсегда, стать свободной от предрассудков.
  -Все по Гегелю.
  -Давайте оставим философию,- сказал Свирчевский.- Словом, либо вы соглашаетесь на наше предложение, либо будете расстреляны. Я бы лично, конечно, повесил, но, думаю, Александр Ильич будет против.
  Егоров опять поморщился:
  -Будет вам, Кирилл Андреевич. Елена разумная девушка и примет правильное решение.
  -Дай то Бог,- ответил чекист. - Так что, Елена Николаевна?
  -Мне надо подумать.
  -Нет времени у нас думать и ждать, Жница! Нет! - закричал вдруг он и схватил Васнецову за отворот кителя. Одумавшись, ослабил хватку, отступил.
  Елена брезгливо отряхнулась:
  -Почему у вас, Кирилл Андреевич, всегда такие руки потные? Повторяю, я подумаю. Оставьте мне папироски и идите. Предпочитаю "дюшески".
  
  В пятницу, в день Покрова Пресвятой Богородицы, командующий Корниловской ударной дивизией, занявшей Орел, полковник Скоблин принимал парад на центральной площади. Моросил дождь, дул сильный ветер. Толпа в праздничной одежде, со светлыми радостными лицами, еле удерживала в руках цветы и соборные хоругви. Куда-то запропастился, согласившийся отслужить молебен священник. Епископ Орловский Серафим под невнятным предлогом отказался. "Ну и черт с ним, - сплюнул Скоблин, другого попа приведите. Хитрые, не верят, что мы надолго".
  Наконец, пропавший священник нашелся. После молебствия полковник поднялся на свежесооруженную трибуну. Другая трибуна, украшенная красными флагами и портретами большевистских вождей, стояла рядом и предназначалась для дальнейшей символической церемонии. Николай Владимирович снял фуражку, перекрестился на большую икону, которую держала узколицая монашка в черном одеянии.
  -Божией милостью, храбростью русского воинства, мы взяли Орел, открывающий нам дорогу на Москву,- громко, патетично произнес Скоблин.
  Толпа взревела, замахала цветами: "Ждали, ждали как ангелов-спасителей!", "натерпелись мук от красных упырей!", "Слава России!", "Ура, Скоблину!".
  Полковник поднял руку, прося дать возможность ему говорить. Продолжил:
  -Я никогда не забуду те минуты тихого осеннего вечера, когда героические корниловские полки, после кровопролитных боев, вошли в ваш прекрасный, но истерзанный большевиками, город. Не забуду тех ярких цветов, слов благодарности, с которыми вы нас встречали. На ваших глазах были слезы счастья избавления от душащего всё живое террора. Плакал и я, под непрерывный радостный Пасхальный звон, не скрывая своих слез. Эта наша с вами общая победа над большевизмом, представляющим для России более страшную беду, нежели нашествие татарских степных орд. Но мы раздавим эту красную гадину совместными усилиями, потому что с нами правда и Бог!
  Скоблин кивнул начальнику штаба Корниловской дивизии, преобразованной после взятия Орла из бригады, капитану Капнину:
  -Начинайте, Константин Львович.
  Тот в свою очередь махнул рукой и один из английских танков, украшенный российским триколором, надвинулся на "большевистскую" трибуну. Она с грохотом развалилась, портреты вождей превратились всмятку. Толпа возликовала. Точно так же она радовалась, когда Скоблин верхом на сером жеребце въехал в Орел. Опередив свой конвой, он оказался у здания Городской думы. Увидев его, люди начали, чем попало, громить памятник Карлу Марксу, украшенному красными полотнищами. Вскоре памятник превратился в труху, а толпа ликовала и кричала "Ура!" Однако то торжество омрачилось. Мальчишка лет восьми швырнул в колонну корниловцев гранату. Подоспевший конвой пристрелил его на месте. От взрыва пострадали два офицера, одному из которых перебило ногу. Он всхлипывал от боли и повторял: "Вот ведь постреленок, драть его некому, большевики одурманили...вот ведь постреленок..." С этими словами и умер.
  Однако в целом вступление в город корниловцев превратилось в огромный праздник. Ликование продолжалось до самой ночи. А вот ночью...кто-то по своему воспринял свободу и начал грабить лавки, советские магазины, склады. Этим занимались не только местные, на мародерстве были пойманы двое корниловцев, которых Скоблин приказал расстрелять.
  После уничтожения танком "красной" трибуны, начался парад. По площади шли резервные части, основные еще вели бои в окрестностях Орла. Однако, Скоблин все же снял с фронта гордость Ударной группы - батальон 2-го Корниловского полка, состоящего из 500 офицеров, чтобы продемонстрировать их красоту народу. Кто-то плакал, другие смеялись от радости. Вновь пустил скупую слезу и полковник Скоблин.
  А после полудня в штаб командующего, что располагался во дворце Скоропадского, вихрем ворвался начальник штаба капитан Капнин. В руках он держал объемный саквояж. С улицы, где начался настоящий ливень, он натащил грязи, отчего подпоручик из конвойного взвода проворчал по-стариковски: " Только и мой пол заново после вас". "Что?" - спросил лысый и круглый, как бильярдный шар Капнин. Подпоручик вытянулся: "Смею доложить, командующий в обеденном зале". "Спасибо, голубчик. Полы лучше мягкой тряпкой тереть, а не щетиной". "Слушаюсь". "Ну, так-то".
  Основания ворчать у подпоручика были. После бегства большевиков, бывшая гостиница "Берлин" представляла собой внутри жалкое зрелище. Кругом сломанные деревянные ящики, кипы разбросанных бумаг, горы окурков, измазанные непонятно чем стены, будто о них вытирали руки после жирной пищи. Наводить порядок пришлось не только квартирьерам штаба, но и офицерам караульного взвода, на что ушел целый день и теперь они очень трепетно относились к чистоте во дворце. Вообще, изначально Скоблин собирался устроить штаб и свою временную "резиденцию" в доме дворянского собрания. Уже присмотрел уютную комнату под спальню на верхнем этаже, но пришел какой-то человек, представившийся бывшим земским служащим, и сообщил, что красные перед отступлением дворянское собрание заминировали. Начали спешно проверять и действительно обнаружили в подвале аж три ящика с динамитом, от которых тянулись провода. Мины обезвредили, но больше рисковать не стали и по указанию капитана Капнина перенесли штаб во дворец Скоропадского.
  
  Полковник Скоблин кушал ветчину с сыром на белом хлебе и запивал настоящим индийским чаем, когда в обеденный зал ворвался начальник штаба. Он потрясал пухлым саквояжем:
  -Бог нам помогает. Не знаю, что получится у вашей Жницы, которую вы заслали к Егорову вместе с перевертышем Вербером, а эти, горячие как пирожки бумажки, нам очень даже пригодятся.
  Перед тем как отправиться в Курск вместе с командующим 1-ым корпусом Кутеповым начальник контрразведки Подоленцев напомнил Скоблину о чрезвычайной секретности операции "Снежная рапсодия" и что о ней никто, кроме них, не должен знать. Однако Скоблин посчитал глупостью скрывать операцию от своего начальника штаба капитана Капнина. Капитана не очень любили офицеры, за глаза называли "Штабсом" так как он не сидел в окопах в Первую мировую, закончил Академию Генштаба лишь в 1917 и всё время занимался именно штабной работой. Но на этом поприще ему не было равных.
  -Что за бумажки, Константин Львович, откуда они взялись?- Полковник вытер рот накрахмаленной салфеткой, отбросил ее на стол. Она попала в чашку с чаем, стала напитываться бурым колониальным напитком, но Скоблин, словно этого не заметил. Он слишком хорошо знал своего начштаба, который попусту эйфории не выказывал.
  -Представляете, заявляется час тому к дежурному офицеру мужчина лет 25 в шинели без погон вот с этим саквояжем. Говорит, что красный офицер. Да не просто офицер, а адъютант самого Зайончковского.
  -Андрея Медардовича?
  -Его самого, начальника штаба 13-ой армии.
  -Подождите, Вербер же был его заместителем, его и отправили обратно к красным с Васнецовой, чтоб он вернулся на свою должность и дочку в штаб попробовал пристроить.
  -Именно.
  -Ну, дела.
  -Но это еще не всё. По словам офицера, Зайончковский давно сочувствует белому движению, а у большевиков служит вынуждено. Он, мол, собрал оперативные документы 13-ой армии, сложил в этот портфель, передал адъютанту, который тоже разочаровался в большевиках, велел дождаться взятия Орла и отнести в наш штаб. Как вам?
  -Невероятно.
  -Именно,- повторил засевшее на языке слово капитан.
  Капнин открыл саквояж, выложил на стол карту детального масштаба, на которой были стрелочками отмечены продвижения красных войск. Под Кромами и Фатежем стрелочки сходились, обозначая окружение. Северо-восточнее Орла они были прямыми и заостренными, как копья. Над ними подписи - 57 дивизия, 41 дивизия, "латыши", "эстонцы", "червонцы"...
  -А русских бойцов у большевиков уже не осталось?- мрачно спросил полковник. - Одни угнетенные царским режимом народы, черт бы их побрал, против нас воюют.
  Капитан пожал плечами:
  -Это теперь их основной костяк. Еще есть кое-что интересное в этом рундучке.
  Он выложил несколько листов, на которых от руки были написаны длинные списки.
  -Что это?
  -Чуть ли не полный перечень личного состава Корниловской ударной группы, вместе с нами, разумеется.
  Спрашивать "откуда" не имело смысла, ясно, что в штабах 1-го корпуса Кутепова, Май-Маевского, а то и в Ставке завелась "крыса".
  -Вот чем нужно заниматься капитану Подоленцеву, а он девчонок сопливых к красным засылает, голубиной почтой развлекается, - проворчал Скоблин.- Пропадет Елена. Жаль, да и смысла её нахождения у Егорова теперь нет. Если, конечно, эти документы не липа. Нужно срочно отправить беглого адъютанта с этими бумагами в Курск к Кутепову. Думаю, сопровождать его следует лично вам, Константин Львович.
  -Слушаюсь, Николай Владимирович. Исходя из оперативных данных красных, что я уже внимательно просмотрел, кольцо вокруг нашей Ударной группы с каждым днем будет сжиматься. Большевики подтянут отставшие, из-за отсутствия транспорта, части латышских и эстонских стрелков и тогда их численность будет превосходить нашу группу почти в 3 раза. В этой ситуации, Николай Владимирович, корниловцам, полагаю, следует немедленно выйти из Орла и под Кромами нанести мощный, неожиданный удар по концентрирующимся войскам Егорова.
  Скоблин отошел от стола, стал прохаживаться по большому залу, выложенному на полу и частично стенах терракотовыми плитками с изображением всевозможных птиц и животных. Остановился возле камина, подбросил в тлеющий огонь березовое полено.
  -Покинуть Орел,- наконец тихо сказал он,- это расписаться в своей несостоятельности. Парад, молебен, встреча с цветами. С какими глазами мы уйдем? Нам будут плевать в след. Но вы правы, удар под Кромами необходим. Вот что, нужно оставить в Орле несколько полков дроздовцев и марковцев из резерва Главкома. Но самостоятельно принять такое решение мы с вами не можем, Константин Львович. И время не терпит. Велите составить срочную телеграмму начальнику штаба Кутепова генералу Тимановскому с нашими предложениями, а сами незамедлительно отправляйтесь на поезде в Курск.
  -Слушаюсь, Николай Владимирович.
  Огонь в камине не хотел разгораться. Березовое полено тлело, но не занималось. Зал начал заполнять едкий дым.
  -Вероятно, дымоход засорился,- сказал Скоблин.- Если штаб Кутепова не одобрит наш план, под ударом окажется не только Московская директива. А как обстоят дела у Шкуро и Мамонтова под Воронежем?
  -Нет точных сведений. Вероятно, в штабе Тимановского знают.
  -Ну да, там всё знают.
  И вдруг неожиданно спросил:
  -А что слышно о Васнецовой?
  -Это прерогатива контрразведки, их операция. Нам не сообщают.
  -Жаль если девица сгинет. Жница, надо же, придумали...Может, уже и сгинула. Подоленцев, насколько знаю, бросил ее с Вербером в Турищево на произвол судьбы, завидев какой-то отряд красных. Красивая, рыженькая, как лисичка.
  Капитан ухмыльнулся, тут же приложил кулак к губам. Видно, понравилась полковнику "лисичка".
  - Вы свободны, Константин Львович. Да, распорядитесь прислать ко мне... как его... поручика Обручева из конвойной группы, той, в которой служила Васнецова.
  -Слушаюсь, Николай Владимирович. Разрешите забрать?
  Капитан сложил в кожаный саквояж свернутые в трубочки карты, сложенные пополам и в четверть бумаги, скорым шагом вышел из зала.
  Подойдя к окну, полковник смотрел на оживленный город. Как будто и не было здесь никогда красного нашествия - мальчишки бойко торгуют с лотков папиросами и пирогами, барышни прогуливаются неспешным шагом под летними зонтиками по чисто выметенным улицам, торговки предлагают изумительные букеты, словно месяцами, пока здесь стояли комиссары, выращивали их в тайных садах и теперь наконец вынули на свет божий. А еще, над всеми, словно светит яркое солнце, несмотря на непогоду. Орловская газета пишет, театр открылся. "Почему же большевики несут с собой только темную злобу, не дают людям спокойно и радостно жить, почему они способны лишь подавлять, уничтожать, растаптывать?.. Потому что их долгие годы подавляли, унижали, растаптывали. Евреи и крепостные, несмотря на отмену Крепостного права,- ответил сам себе Скоблин.- Они теперь мстят всему свету. Недаром среди них полно малороссов и прибалтов - самых злых и изощренных мстителей... Не их вина, что они такие, но нам от этого не легче... И все же мы рано пошли на Москву, рано".
  
  Елену перевели в складское помещение городского вокзала Московско-Киевской-Воронежской железной дороги. Комната, где хранились посылки, а теперь валялись пустые коробки и банки, имела два зарешетчатых окна. Одно выходило на пути, где, не переставая, пыхтел бронепоезд, как будто его держали на цепи, другое- на захламленные задворки. Там сидели вкруг солдаты перед пирамидой из ружей, смолили самокрутки, кто побогаче папироски или немецкие сигареты. То ли её стерегли, то ли груз, предназначенный для бронепоезда.
  Охранять Васнецову за помятой железной дверью Подоленцев выставил двух караульных. Он лично их инструктировал: "Эта рыжая валькирия способна на всё. Глазом моргнуть не успеете, как окажитесь без головы. Не разговаривать, никого кроме меня к ней не впускать".
  В комнате стояла железная кровать с соломенным матрацем на ржавых пружинах, что очень порадовало Елену. Давно не отдыхала после столь стремительных событий. Ей никак не удавалось выстроить их в один, стройный ряд. Вроде бы, сооружалась почти логичная психологическая Вавилонская башня, а потом рассыпалась стеклянными звенящими осколками. Вспомнила черновик Егорова, где его рукой было написано: "По нашим данным, в штабе 1-го корпуса Кутепова рассматривается предложение полковника Скоблина о срочной переброске в район Кром дополнительных подразделений белых, чтобы окружить наши еще не до конца сформированные части и до 16 числа уничтожить их. Поэтому, промедление смерти подобно".
  Конечно, опасение Скоблина вполне понятно, - думала она,- но откуда, вернее, от кого красными получены эти сведения? Если у нее нет возможности передать точные данные о передвижении совнаркомовских войск, дате и часе удара, неплохо было бы узнать имя "крота" в нашем штабе. Только в каком конкретно штабе: Деникина, Май-Маевского, Кутепова, Скоблина...? А, может, враг и вовсе работает, имея доступ к общефронтовым сведениям, на удалении. Сидит, скажем, у Врангеля, Мамонтова или Шкуро.
  Елена ухмыльнулась своим мыслям. Она рассуждает, словно не томится в клетке и её жизнь не висит на волоске. Что теперь с ней будет? Предположим, она согласится на предложение Егорова и напишет послание - фальшивку, какую от нее требуют. Поставит в депеше условные знаки. Даст хотя бы знать, что она в руках красных. Но это всё равно жалкий финал. Остается надеяться на порядочность Егорова, что он не предаст ее унижениям и просто расстреляет.
  Дверь открылась, вошел пожилой солдат с желтыми усами. Из-под его шапки с красной диагональной матерчатой полосой выбивались такие же желтые волосы, будто он их, как и усы, прокурил махоркой. Солдат поставил на широкий подоконник котелок с кашей, водрузил на него кусок кукурузного хлеба.
  -Поешь, девонька, кипятка потом принесу. Меня временно тебя стеречь поставили, скоро чекист своих орлов пришлет. Те злющие. Кушать не дадут. И за что же таких рыженьких, молоденьких сажают?
  -Ни за что, отец, подумаешь, одному выжиге на скотобойне крюком по лбу дала и к потолку на нем подвесила. А он и дух испустил.
  Солдат замер, округлил глаза, начал креститься.
  -За что же?
  -Изменил.
  -Тебе?
  -И мне тоже.
  -Паскудник.
  -И не говори.
  -Вот ведь, и не скажешь...- пробубнил пожилой и еще раз перекрестившись, вышел из комнаты. За ним лязгнул в двери ключ.
  Логаза - каша из ячменя и гороха была теплой. Съела две ложки, откусила кусочек довольно свежего хлеба. Легла на колючий матрац, из которого торчали стебли соломы.
  Закрыла глаза. Ни о чем думать не хотелось. Сквозь дрему услышала за дверью крепкие, уверенные шаги и знакомый голос:
  -Отворяй или я тебе сейчас усы оборву, старый бобер!
  -Не положено, ваше... то есть, товарищ начальник. Чекист велел токмо по его приказу.
  -Ты знаешь кто я?
  -Нет. То есть, знаю. Кто вас не знает? Но не велено же.
  -Скоро наступление, я тебя, рыжего Скотоса, на самую передовую, в самую топку засуну.
  -Как же, ваше... товарищ начальник.
  -Или сейчас рот на свои усы завяжешь, или будешь у черта полосатого в преисподней амбары охранять. Отворяй, говорю!
  -Ох, Пресвятая Богородица, грехи наши...
  Замок снова загремел и в комнату влетел комиссар 13-ой армии Аркадий Аристархович Зингер. Он широко раскрыл руки, словно собираясь принять в свои объятия Елену. Она от неожиданности и приятного удивления села на кровати, захлопала глазами.
   Зингер был чисто выбрит, в новом френче из английского сукна, узких галифе и в узких же, словно чулки, начищенных до блеска, офицерских австрийских сапогах. На боку висела большая деревянная кобура, из которой торчала посеребренная рукоять маузера. Длинные прежде волосы аккуратно подстрижены, глаза цвета спелой черешни. Теперь Зингер напоминал не Раскольникова из романа Достоевского, а если и студента, то отличника.
  Аркадий захлопнул за собой дверь ногой, подошел к Васнецовой, сдержал себя, чтобы не обнять ее, тронул лишь за плечи.
  -Я очень рад вас видеть,- сказал он сияя.- Невероятная смелость и решительность: раз и на крюк. Вы настоящая жница.
  Елена тоже была рада видеть Зингера. Она чувствовала, что он ей по-настоящему нравится, зажигает внутри какую-то лампочку, отчего мир не кажется чересчур серым. Только теперь поймала себя на мысли, что все последнее время его образ незримо присутствовал в ее душе, где бы она не находилась и чтобы не делала.
  Она не ответила, а Аркадий продолжал сиять:
  -Вы моя спасительница, я пришел выразить вам свою благодарность и восхищение. Знаю, всё знаю, вы белая шпионка. Что ж, я вас не осуждаю, каждый отстаивает свое мировоззрение всеми доступными способами. В этом главный смысл жизни. Борьба за идею - это стремление к удовольствию, что находится в подчинении у влечения к смерти. Именно поэтому идейные борцы так легко идут на плаху.
  -Меньше всего мне сейчас хотелось бы обсуждать теории доктора Фрейда, - ответила Елена. - Я тоже вас рада видеть, Аркадий Аристархович.
  -Надо же, помните мое отчество. Еще раз: для вас я просто Аркадий. Мне наплевать на идиота Дунайцева, которого вам подсунул не меньший идиот Свирчевский. Как писал Плутарх - предатели предают прежде всего себя. Себе штабс-капитан и изменил, за это поплатился. Если и есть в мире грех, то это предательство. Оно хуже убийства.
  -Вы пришли предостеречь меня от этого страшного греха?
  -Нет. Я пришел, чтобы помочь вам. Вы спасли меня, хочу ответить тем же.
  -Только и всего?
  -Елена Николаевна...Елена, вы провоцируете меня. Ха-ха. Скажу откровенно, вы мне нравитесь, очень нравитесь. Всё время, пока я вас не видел, я думал о вас. Узнав, что вы служите в штабе Сашки...Егорова, хотел сразу прибежать с цветами, но боялся.
  -Боялись?
  -Да. Не знал, что вам сказать, а говорить пустяки не хотелось. И вот когда я узнал, что вы ...словом, я окончательно понял, что на такой поступок способна только девушка моей мечты. К черту все эти революции, главное- отношения между людьми, между мужчиной и женщиной. Еще никто так не бередил, не царапал сладко мою душу, как вы.
  Внутри Елены растеклось тепло. Ей тоже еще никто и никогда не говорил подобных слов, не признавался в любви. "Сладко царапать душу... так не соврешь. Странный, взбалмошный тип этот Зингер, но в нем есть удивительная пряность, тот горький мускат, от которого приятно кружится голова".
  -Вы признаетесь мне в любви? - прямо спросила она.
  -Разумеется. Извините, да, признаюсь, я люблю вас и не переживу, если с вами что-то случится непоправимое. Вы понимаете...Скоро сюда приедет Лёва, я упаду ему в ноги, нет, я вытрясу из него его иудейскую душу, если он не помилует вас.
  - Сюда прибудет Троцкий?
  -Да, 18-го, перед решительным наступлением. Вас наверняка заставят отправить своим ложное донесение. Соглашайтесь.
  -Сами же говорили - предательство хуже убийства.
  -И сообщите тайным шифром, наверняка вы придумали его со своей контрразведкой, что Председатель Реввоенсовета и нарком по военным делам Лев Троцкий около полудня будет находиться на бронепоезде "3-ий Интернационал" у станции Шахово, что в 30 верстах от Орла. Лёва, мол, хочет максимально близко оказаться у города, чтобы лично руководить Ударной группой. Ваши, конечно, попытаются заблокировать его бронепоезд с юга своим бронепоездом, а с севера подорвать пути. "3-ий Интернационал" окажется в ловушке.
  -Не понимаю, зачем вам, Аркадий, это нужно. Ведь Троцкий ваш друг.
  -Друг, которому частенько хочется начистить физиономию, как медный пятак. Ха-ха. Всё, на самом деле, просто - я спасу своего Лёву, разоблачив диверсию "белых бандитов", стану героем - большевиком, а вы героиней в глазах ваших генералов. Поезд будет и даже с Троцким, только ряженным. Он помашет рукой, чтоб все его видели. Потом так же исчезнет, как и появился.
  -Я должна буду подставить своих?
  -Это слишком громкие слова. Ну, постреляют у станции Шахово наши и ваши немного друг в друга, зато мы с вами на коне.
  -То есть, полная фикция?
  -Нет. Полный вымысел не пройдет. Троцкий действительно собирается прибыть в район села Шахово, но я предупрежу его личную охрану, когда поезд будет уже в пути. "3-ий Интернационал" остановится в Карачеве, а оттуда уже пойдет подставной поезд с куклой - Троцким.
  -Свирчевский в курсе?
  -Частично, разумеется. Мы устраиваем в Шахово засаду и уничтожаем большой диверсионный отряд белых. Ему идея понравилась. Он тоже мечтает уйти на повышение в наркомат. В сложившейся ситуации ему необходимо выслужиться. Сейчас поймете почему.
  -Вам дадут орден или нагрудный знак "Помни заветы Ильича", а мой какой интерес подставлять добровольцев под пули?
  -Смешно. Послушайте, Елена. Война скоро закончится. Под Кромами мы наголову разобьем Кутепова со Скоблиным, Деникин снимет с должности не просыхающего алкоголика Май-Маевского, наверняка назначит главкомом добровольцев умного Врангеля, но это белому делу уже не поможет. Московский поход с треском провалится. Врангель с Деникиным, как кошка с собакой, Деникин так же с Красновым, Врангель с Мамонтовым, словом, веселый зверинец. Тылы Белой армии разгромлены Махно. Единственное спасение-Крым. Деникин, скорее всего, уедет за границу с союзниками. Ну, сколько на полуострове продержится Врангель? Полгода - год. Словом, все предрешено. Большевики однозначно победят. Вам незачем цепляться за генералов. Вовремя уйти, означает, по крайней мере, не проиграть. Но я вас понимаю. Уверяю вас, ваши коллеги не пострадают. Мы выставим заслоны уже на подступах к Шахово, в Лукино. Бронепоезд с красными флагами и портретом вождя диверсанты увидят издали и этого будет достаточно. Потом небольшая стрельба, все целы - невредимы - и корниловцы и большевики.
  -Знал бы ваш Лёва, какого хитрого змееныша пригрел на груди.
  -Повторяю, у меня с ним много разногласий, и не только с ним. Наш красный бронепоезд явно несется не в ту сторону, а потому я решил уехать на Лазурный берег, например, в Антиб.
  -Что же вас всех так на этот Антиб тянет, медом, что ль там намазано?
  -А, понимаю, на Антибе наверняка уже греются на солнышке ваши бывшие товарки, с которыми вам не очень хочется видеться. Можно махнуть в Канны или Монако. Будем с вами выращивать апельсины. С детства обожаю цитрусы.
  -У меня на них аллергия.
  -Купим яхту. Надеюсь, на яхты у вас нет аллергии, пустимся в дальнее путешествие. Я давно мечтал побывать в Новой Зеландии, говорят, сказочная земля. У меня есть кое-какие накопления.
  -Экспроприированные у буржуев?
  -Брал исключительно то, что никому уже не принадлежало. Я фаталист, верю в предопределенность бытия и знаю, что краденное, ворованное, насильно отнятое пользы не приносит, более того, притягивает беду. Так что соглашайтесь. В этой стране в ближайшие 100 лет делать нечего.
  -Я подумаю.
  -Правда? Что ж, подумайте. Ах, да чуть не забыл, пожалуй, самое важное, почему Сверчку надо показать себя с лучшей стороны. Адъютант Зайончковского - начальника штаба нашей 13-ой армии, Федька Пашков, бывший поручик 5-ой Преображенской дивизии, сбежал с секретными документами и картами к полковнику Скоблину. Так их в штабном планшете и передал.
  Елена открыла рот и не нашлась что сказать. Шутит что ли?
  -Зайончковский в полу обмороке, его как грушу трясут люди Сверчка, а он лишь мычит что-то нечленораздельное. Возможно, отдадут под суд. Комармии Геккер тоже в ужасе. И это накануне наступления. Вы понимаете какая ситуация сложилась для вас?
  -Не совсем, - честно призналась Васнецова.
  -С этими начштабами вообще беда. В Мценске, куда Корниловский полк Скоблина совершил из Орла набег, захватили бывшего начальника штаба 14-ой армии Сапожникова. Он в Мценске комендантом был. Недолго Уборевич, душа его литовская, Иероним Петрович, радовался. Это командующий 14-ой, его недавно вместо нашего Егорова назначили.
  -Чему же он радовался?
  -Как чему? Тому, что его конкурент Геккер споткнулся. Хоть Сапожников и бывший начштаба, а все одно из его корзинки. Им воевать вместе предстоит, но подлая природа человеческая берет свое. Сплошные интриги.
  -Так что за ситуация сложилась для меня?
  -Федька Пашков, как всем говорит Свирчевский, оказался белым лазутчиком. Но многие думают проще. Он давно в вашу сторону поглядывал. Не исключают, что и Зайончковский одного с ним поля ягода, что он ему документы и передал. От вас, Елена, теперь Сверчок потребует, чтобы вы указали в донесении, ровно то, что было указано в секретных бумагах из планшета Пашкова.
  -Вы, Аркадий, хотите сказать, что...
  -Совершенно верно, тщательно разыгрываемый спектакль. Ну откуда бы мне знать, что Пашков принес Скоблину документы в штабном планшете? И Зайончковский держится за сердце понарошку, и допрашивают его для отвода глаз, и Уборевич напрасно радуется. Его, конечно, не поставили в известность. Ему и без этого хорошо. Ха-ха. Словом, во всем соглашайтесь со Сверчком. Теперь все зависит от вас.
  -Вы пришли убеждать меня по приказу Свирчевского,- не спросила, утвердительно сказала Елена.
  Зингер сел на железную кровать, поморщился от тяжелого духа, исходившего от матраца, выдернул из него соломину, скрутил вокруг большого пальца.
  -Что он мне может приказать, кто он вообще для меня? Просто в данный момент мы с ним единомышленники.
  Он сделал паузу, потом тяжело, будто его заставляли под пытками сказал:
  -Подумал я, прикинул... Пора заканчивать с приключениями на родине. Причем, не ожидая финала, он в любом случае, будет для России плачевным. Уматывать нужно теперь, немедленно, для начала в Константинополь. Деникинские и торговые пароходы ходят туда регулярно.
  -Зачем же тогда вам авантюра с якобы покушением на друга Лёву?
  -А вот для того и нужна. Средства у меня есть, но на яхту и Новую Зеландию маловато. За его спасение попрошу не орден, а денег. У Лёвы их полно, вагонами возит, причем в валюте. Скажу, опять кровью харкаю - у меня была чахотка, он знает, американские эскулапы на ноги поставили. Лечиться, мол, срочно надо ехать в Италию, на Капри, где живет пролетарский писатель Горький. Перо-это один из его прежних псевдонимов - меня поймет, не откажет. Ну и вы со мной. Вам, Елена, из этой каши, в которую вы вляпались, самой не выбраться. Исход предстоящего сражения, как я уже говорил, предрешен. И под Орлом, и под Воронежем, где куролесят ваши Мамонтов со Шкуро. А виноваты в глазах генералов все равно окажетесь вы - прислали ложные сведения. Оно вам надо?
  "Повторяет слова Егорова",- подумала Елена.
  В голове Васнецовой мелькали мысли одна противоречивее другой, они сталкивались, как слепые птицы и падали в черную бездну сомнений. "Врет или действительно так думает? Но это, собственно, неважно. Важно то, что уж больно сложную, путаную сеточку сплел этот красавец. Непонятно только, где слабая нить или дыра. Жаль, до войны не встретились. Ах, какие ванильные глаза, какие медовые губы, маленькая родинка как изюминка к десерту, пропасть можно..."
  Васнецова не предполагала, что сделает в следующую минуту. А ее что-то подтолкнуло сесть рядом с Аркадием, обхватить его голову ладонями, притянуть к себе, припасть своими губами к его, жадно втягивая их в себя.
  Зингер, было, дернулся, но моментально размяк. Он издавал тихие стоны, будто его пытают, но эта пытка доставляет ему мазохистское наслаждение. Его рука легла на ее грудь, пальцы надавили на набухший сосок. "Знает, что и как нужно делать",- подумала Елена и резко отстранилась. Голова кружилась. Поцелуй пробил в ее душе обширную брешь, через которую в небо устремились разноцветные бабочки. Нет, умирать рано, доктор Фрейд прав - цель любого человека избежать неудовольствия и достигнуть удовольствия. Но он прав еще и в том, что удовольствие подчинено принципу реальности. Этим и отличается человек от животного, которое не имеет никаких ограничений в достижении удовольствия.
  -Я согласна на Новую Зеландию,- сказала она, поправляя взбившиеся в копну рыжие волосы.- Сделаю всё, как ты скажешь.
  Она перешла на "ты" и Аркадий несколько раз всхлипнул от неподдельной, во всяком случае, так показалось Васнецовой, радости.
   -Замечательно! - Он горячо схватил ее за руки, попытался поцеловать, но Елена их отдернула:
  -Не все сразу, Аркадик. Я тебя буду теперь называть "мой Аркадик". Можно?
  -Тебе все можно, любимая. Мы уплывем далеко-далеко от этой проклятой войны, нарожаем детей и будем жить счастливо до самой глубокой старости. Мне пора. Верь мне. Все будет хорошо.
  - Не сомневаюсь.
  Аркадий несколько раз стукнул кулаком в дверь. Она тут же открылась. Старик начал ворчать: "Не положено ведь..." Но быстро унялся, видно, Зингер дал ему монету или показал кулак.
  Елена легла на колючий матрац, заложила руки за голову. Перед ее глазами появился скалистый остров Капри, омываемый чистыми, лазурными водами Тирренского моря. "А что,- подумала она,- неплохо было бы навестить пролетарского писателя".
  Вечером ворчливого деда сменили "орлы" Свирчевского. Распахнули дверь ногой, пьяно спросили: "Прохлаждаешься, курва белогвардейская? Твое счастье, Сверчок трогать тебя не велел. Ну, ничего, еще пообщаемся..."
  
  Сам главный армейский чекист Южного фронта появился на следующий день ни свет, ни заря, как только проснулось октябрьское солнце. Елена почти не спала, в почтовом помещении вокзала было холодно, пытаясь согреться, оборачивалась соломенным матрацем, но это мало помогало. На стеллажах для посылок и почты нашла дореволюционную газету, накрылась ею. К тому же под окном неугомонно, как жеребцы ночь напролет ржали и матерились солдаты. Не выдержав, она подошла к решетке, крикнула: "Заткнитесь, наконец, выжлецы окаянные"!
  Красные бойцы на миг притихли, потом сообразив откуда им кричат, заржали пуще прежнего начали отпускать скабрезности.
  Войдя в посылочную, Кирилл Андреевич стоптал с блестящих сапог налипшие листья. Отряхнул от дождевых капель новенькое кожаное пальто, затянутое широким ремнем с железной звездой на пряжке, покачал головой:
  -Ай, ай, как здесь сыро и холодно. Не угодно ли, Елена, пройти со мной выпить горячего чаю?
  -С удовольствием,- буркнула Васнецова, сползая с кровати.
  Расположились в кабинете начальника вокзала, где на столе бывшего хозяина станции стоял чайник с заваренными травами, два пустых стакана, тарелка с пирогами, розовая вазочка с сахаром. Не спрашивая разрешения, Елена взяла пирожок, оказавшийся с капустой и яйцами, налила себе отвара с шиповником, стала жадно дышать паром.
  -Я не посылал к вам Зингера,- наконец сказал Свирчевский.- Это была его личная инициатива. Не знаю, что он вам наговорил, но наверняка предлагал вместе уехать во Францию.
  "А сердобольный дед - сторож не прост, - ухмыльнулась про себя Елена, - подслушал под дверью и донес чекисту. Странно, что "друг Лёвы" не догадался, что у двери посылочной есть уши. Или знал? для того старик и был на время поставлен".
  -Вы ревнуете?- с вызовом и пафосом, как в шекспировской трагедии, спросила Васнецова.
  -Еще как,- горячо, так же театрально, ответил Свирчевский. Трудно было понять, правду он говорит или нет. - Скажу честно, Елена, вы мне нравитесь, даже более. Однако, ваше родство с начальником контрразведки ВСЮР Васнецовым, ставит на наших возможных отношениях крест. По крайней мере, теперь. Кроме того...
  -Не слишком ли вы размечтались о наших возможных взаимоотношениях, Кирилл Андреевич?
  -Зингер вольнодумец и вертихвост,- невпопад сказал Свирчевский.
  -Кто, кто?
  -Вертихвост. Ему всё сходит с рук, потому что он приятель Льва Давидовича. Но вечно так продолжаться для него не может. Рано или поздно он заплатит за свои политические и прочие выкрутасы.
  Елена прикидывала - говорить чекисту или нет про Шахово, куда якобы должен прибыть бронепоезд с Троцким? Решила все же сказать, подчеркнув, что по словам Зингера, Свирчевский в курсе авантюры с фиктивной диверсией на военного наркома. Ее слова произвели странное впечатление. Свирчевский поморщился, будто в пироге попался клоп:
  -Случаются и у Зингера светлые мысли в голове.
  -Как же вы, убежденный и идейный чекист, готовы пойти на эту авантюру? Где же ваша нравственность, из-за которой вы не согласны с самим Гегелем?
  Кирилл Андреевич взял пирожок, разломил его пополам, высыпал начинку на блюдце, поводил по крошеву пальцем, словно ворожил. Тяжело вздохнул:
  -К черту Гегеля и всех остальных философов, их идеи хороши для обсуждения в университетских аудиториях и курительных комнатах. Словесное жонглирование, больше ничего.
  -Вот как! А как же Маркс?
  -Он другое дело. Маркс дает рецепт нового, бесклассового общества. Ради этого стоит рискнуть, что мы, большевики, и делаем.
  -И блюдо по его рецепту в соусе безнравственного революционного терроризма, с приправой классовой борьбы. Готовка этого блюда, судя по вам, упертым красным поварам, никогда не закончится.
  Второй пирог Кирилл Андреевич начал крошить уже на стол, часть капусты упала ему на черный плащ. Его карие глаза остановились, стали похожи на раздавленные волчьи ягоды.
  -Что вы делаете? - остановила его Елена.
  Очнувшись от задумчивости, Свирчевский сгреб крошки в ладонь, бросил их в угол пустого, колченогого шкафа с открытыми дверцами, подошел к окну, долго в него смотрел.
  -Я не переживу, если вас расстреляют,- тихо произнес он.
  Елена расслышала, теме не менее, переспросила:
  -Что вы сказали?
  Он резко развернулся, черным вороном кинулся к ней, напугав неожиданной стремительностью, опустился на колени, схватил за руки, начал их целовать:
  -Умоляю вас, отступитесь от своих взглядов, хотя бы на время, скажите на Полевом суде, что раскаялись, одумались, что признаете свои ошибки. Хотя, к черту Полевой суд, сегодня в штаб фронта приезжает заместитель руководителя военной разведки Завыездинский. Я попрошу у него за вас, скажу, что вы нам очень помогли, только, пожалуйста, не упрямьтесь. Он вас помилует.
  Выдернув руку из цепкой хватки Свирчевского, Елена насмешливо спросила:
  -Что же так мелко? Зингер собирается просить за меня самого Троцкого. А не боитесь, что Завыездинскому я расскажу о вашей с Аркашей авантюре? Вряд ли он обрадуется. А, может, и Александр Ильич Егоров в вашей компании? Прям, классическое гамлетовское трио- Клавдий, Фортинбрас и Тибальт. Заметьте, все они плохо закончили.
  Елена зло рассмеялась в лицо чекисту, отчего у того побежали мурашки по спине. Он впервые ощущал, казалось бы, взаимоисключающие чувства: любви и ненависти. Ему очень хотелось пристрелить рыжую чертовку, а затем зацеловать до дыма ее бездыханное тело.
  -Вы смешные и никчемные создания, большевики,- продолжала издеваться она. - Не буду я отправлять Кутепову фальшивое донесение о дате и направлении вашего удара. И про приезд Троцкого в Шахово не буду. Проглотили? Закусите пирожком, Кирилл Андреевич. И успокойтесь, а то вон капустой весь кабинет замусорили.
  Свирчевский вынул револьвер, направил на Васнецову:
  -У меня нет другого выбора. Скажу, что вы пытались бежать. Уж лучше от моей руки, чем от сапог солдат после...
  -Ну, договаривайте, нравственный вы человечище. Где она, ваша красная нравственность, когда вы только и можете вести себя как скоты: убивать, насиловать, грабить, жечь?
  Контрразведчик взвел курок. Елена спокойно вынула у него из дрожащей руки наган, вернула курок на место, положила на стол, похлопала чекиста по щеке:
  -Ах, какие страсти. Ладно, уговорили.
  -Что?- не поверил Кирилл Андреевич.
  Он был раздавлен и опустошен своим неожиданным для самого себя унижением перед Васнецовой. Ему было стыдно и тяжело, так как понимал, что его слова правда: он не сможет жить без этой рыжеволосой Жницы, черт ее принес на его голову. И Зингер, проходимец, под ногами болтается. На его авантюру он поддался лишь с одной целью - первым сообщить Троцкому, именно Льву Давидовичу, а не нынешнему начальнику военной разведки Гусеву, о том, что его любимец Зингер задумал спектакль с ложной диверсией против него, наркома. Задумал исключительно из личной корысти - получить награду и повышение, а, может, и деньги, чтобы дезертировать с фронта вместе... Нет, эта мысль была Свирчевскому невыносима.
  -Я вас правильно понял, Елена, что вы согласны составить... донесение Кутепову и Скоблину?
  -Да, да! - крикнула Васнецова.
  Он улыбнулся, облегченно вздохнул:
  -Замечательно. Уф. Вам говорил Зингер про...?
  -Адъютанта Зайончковского, который притащил в штаб Скоблина планшет с документами? - догадалась Елена.- Разумеется. Лихо вы придумали.
  Опять улыбнувшись, Свирчевский кивнул, вероятно, в знак благодарности за похвалу.
  -Ваше донесение должно в точности соответствовать тому, что передал Скоблину Федор Пашков. Вот.
  Контрразведчик вынул из внутреннего кармана черного плаща сложенный лист бумаги, развернул его на столе, разгладил.
  -Перепишите его своей рукой. - Он достал еще один лист, чистый, положил перед Васнецовой.- Только очень прошу, не ставьте в тексте или где рядом условных знаков - кружочком, крестиков, лишних точек и тому подобных штучек, я о них прекрасно знаю. Это не спасет белых, только навредит вам...нам.
  Елена внимательно прочитала донесение. Итак, главный удар всё же 18-го октября, когда и должен появиться на Южном фронте Троцкий. 14-ая армия с несколькими дивизиями латышей выдвинется от занятых 16 числа Кром с юга на Орел. С запада по городу наносит удар 13-ая армия с "червонными казаками", далее продвигается в сторону Курска, преследуя отступающего противника, с северо-востока на Орел наступают дивизии эстонцев, полки китайцев, смешанные кавалерийские отряды.
  -Расписано все как по нотам,- ухмыльнулась Елена.
  -Наши штабы работают слаженно и в единоначалии. У вас же каждый сам себе хозяин.
  -Справедливо.
  -Все должно сложиться в нашу пользу, если Скоблин самостоятельно не перебросит часть корниловских войск к Кромам, не выбьет нас оттуда, что сильно осложнит нашу задачу. Но, по нашим сведениям, Кутепов против предложения Скоблина, считает, что нужно, во что бы то ни стало, удерживать Орел. И это нам на руку. Генерал Кутепов из нашего злейшего врага превратился в доброго союзника. Ха-ха.
  Елена подивилась, как быстро меняется настроение контрразведчика - то чуть ли ни плакал, теперь заливисто смеется. Ее вдруг осенила догадка- это только Илья - дурачок вместо кокаина нюхает сахарную пудру, которую любит с детства. Не исключено, Кирилл Андреевич, предпочитает марафет.
  -Стоп! - Елена припечатала бумагу кулаком.- Здесь сказано, что Троцкий 18-го числа будет в Мценске. То есть, не в Шахово?
  -Именно. Я согласился на авантюру Зингера, но сказал ему, что по моим разведывательным данным, Лев Давидович около полудня означенного числа будет именно в районе Шахово. Он и проглотил, дурачок. Не видать ему не только награды, но и своей головы в зеркале, ха-ха.
  - В Мценске...
  -Да, корниловцы совершили налет на город, взяли коменданта...
  -Бывшего начальника штаба 14-ой армии.
  -Хорошо вас Аркаша проинформировал. Да, но мы их в тот же день оттуда выбили. Теперь Мценск снова наш, туда и прибудет в полдень 18-го октября Лев Давидович Троцкий. Это и укажите в донесении. Ваши туда больше не сунутся, ситуация не в пользу белых, а вы сообщите правду. Все целы, все довольны кроме... Зингера. Пусть обрадует своего друга "про готовящееся на него покушение в Шахово", вот мы все посмеемся.
  -Действительно смешно, очень...-задумчиво произнесла Елена.
  
  Вечерний минор
  
  Дверь распахнулась, в кабинет ворвался, словно прилетевший на метеорите, комиссар Зингер. Лицо красное, пышет энергией. Он тоже был в новеньком кожаном пальто. Партия одинаковых кожанок для комсостава была получена интендантскими отделами всех армий. Синие галифе были явно не по форме и имели зауженный покрой. Елена, увидев Зингера, в первую секунду и подумала - сам что ли ушивал, франт? "И все же хорош, этот недопеченный большевик". В руках он держал небольшой кожаный саквояж земляного цвета.
  -Так, значит, Мценск, а не Шахово,- сходу выпалил он.- Ну, Кирюшка, ну проходимец. Решил меня своему Гусеву сдать, а сам по служебной лестнице подняться?
  На мгновение Свирчевский обомлел от внезапного появления комиссара 13-ой армии, потом расхохотался:
  -Под дверью, что ль подслушивал? Уши у тебя, Аркаша, как у летучей мыши.
  -Не жалуюсь на уши, на остальные органы тоже. Оставим пока твое кознодейство по отношению ко мне. Как ты собирался переправлять послание Жницы в штаб белых?
  -Не твое дело, Аркаша.
  -Ошибаешься, Кирюшка, теперь мое. Вот из-за этой рыжей валькирии, которая нас обоих припекла своей огненной шевелюрой. А двоим козлам, как известно, на узком мосту не разойтись.
  -Откровенно ты о себе. Но я себя к парнокопытным не причесываю.
  -Это не имеет значения, сколько у тебя копыт. Главное - суть. Долго я смотрел на вас, большевиков, думал и, наконец, окончательно понял - не будет от вас толку, марксистов. Склизкие вы какие-то, ненастоящие. Считал, только Лёва такой, за что не раз от меня зуботычины моральные получал, ан нет, все вы одинаковые. Донесение в штаб добровольцев мы передадим вместе. И не липовое, настоящее.
  -Это как? - захлопал глазами Свирчевский.
  -Очень просто.
  Аркадий продемонстрировал саквояж:
  -Там четыре британские гранты Миллса. В карманах галифе Кольт и наган, не считая маузера, что в кобуре. Не дергайся, Кирюшка.
  Зингер кивнул на окно, за которым пыхтел бронепоезд:
  -Его днем и ночью держат, как оказалось, под парами для встречи товарища Троцкого. Вот мы его и встретим в Мценске. У меня есть, что с ним обсудить. Прикажешь начальнику поезда собрать личный состав на вокзальной площади, скажем, будет проводиться дезинфекция "Красного освободителя" от испанки. Оставишь в паровозе только машиниста и помощника. Мы спокойно садимся и уезжаем.
  В кабинете начальника вокзала повисла тишина. Елена не верила своим ушам. Она, конечно, предполагала, что Зингер что-то предпримет, но такое...
  -Этот бронепоезд готовят для встречи Троцкого? - наконец спросила она.
  Аркадий поморщился, давая понять, что повторять одно и то же не любит. Эта его реакция выдавала внутреннее напряжение, ведь на карту он поставил жизнь. Не только свою, но и рыжей Жницы.
  -Чего ждешь, Кирюшка? Вызывай начальника состава.
  -Ты об этом пожалеешь, Аркаша.
  -Давай без угроз. Иначе без тебя обойдёмся.
  Зингер вынул Кольт 1911, взвел курок.
  Подойдя к окну, Свирчевский втянул ноздрями свежий воздух, пожевал по-стариковски губами, ухмыльнулся, крикнул:
  -Эй, караульный, начальника состава Подгубного ко мне. Живо!
  Подгубным оказался круглый, как колобок и такой же лысый мужчина лет 50 в стоптанных сапогах, промасленной форменной куртке. В руках он держал железнодорожную фуражку с императорской кокардой.
  Вновь тяжело вздохнув, контрразведчик велел ему вывезти из вагонов всех бойцов, так как в "Красном Освободителе" будет проводиться дезинфекция от испанки.
  -Всех?- переспросил Подгубный.
  -Тебе что, не ясно сказано?- К начальнику вплотную приблизился Зингер, клацнул зубами.- Всех, кроме машинистов вон из вагонов. В бронетендере запас угля есть?
  -Конечно,- кивнул командир поезда.- Как получили приказ постоянно под парами "Освободителя" держать, так сразу загрузили по полной и пополняем. А что, товарищ Троцкий скоро прибудет?
  -Скоро. Глазом моргнуть не успеешь. Что с боезапасом?
  -К четырем 76-миллиметровым пушкам по 65 фугасных и шрапнельных снарядов. По пять коробок патронов к каждому пулемету Максима.
  -То есть, всё готово к выезду?
  -Так точно. Разве что лицевую броню на паровозе надобно немного подправить. А вообще, скажу вам откровенно, это груда металла. Бывший "Сечевик", у Петлюры захватили. Хохлы сколотили его из того, что было. Осевые буксы, рессоры надо менять, сальники на котле износились. Но пока ходит "Освободитель".
  -Ну, иди, Подгубный, выполняй приказ.
  -Слушаюсь!
  Через некоторое время с платформы раздалась команда всем выходить из бронепоезда кроме машинистов.
  Выждав томительные десять минут, в течение которых молчали - каждый думал о своем - Зингер кивнул на дверь:
  -Пошли. И не вздумай дернуться, Сверчок. Мне терять особо нечего, Жнице тоже.
  Платформа, у которой пыхтел бронепоезд "Красный Освободитель" была пуста, словно после урагана. Из паровоза, что находился за бронированной платформой с пушкой и пулеметами, высунулся пожилой машинист с желтыми усами:
  -А нас что, за людей не считают? Всех от отравы увели, а мы, значит, дыши.
  -Не ворчи, дружище, ты даже не представляешь,какая награда тебя ждет.
  Бронепоезд состоял из четырех секций. Сзади к паровозу были прицеплены два обшитых листовым металлом вагона. Первый был вооружен пулеметами Максима, замыкающий- тремя 76-миллиметровыми пушками. Его украшала широкая надпись красной краской- "РСФСР", снизу: "Смерть врагам Советов!"
  Поднялись в кабину машинистов.
  -Поехали,- спокойно сказал усатому механику Зингер.
  -Куда поехали?- не понял железнодорожник.
  -Тебя как зовут?
  -Казимир Евграфович.
  -Прибавь пару, Казимир Евграфович, и трогай к Брянску. Потом в Мценск.
  -Это только через Сухиничи.
  -Да? Не успеем. Тогда сразу в Орел.
  -Опять же через Брянск.
  -Через Брянск, значит, через Брянск. Может, там Лёву еще перехватим. Что встал, жми на рычаги или куда там надо.
  -Не могу.
  -Почему?
  -Приказа не было.
  -Перед тобой начальник контрразведки Южного фронта товарищ Свирчевский,- Зингер кивнул на армейского чекиста. - Я комиссар 13-ой армии Зингер. Тебе мало?
  -Особое распоряжение нужно из штаба командующего.
  Аркадий сунул пистолет в нос машинисту.
  -Трогай, Казимир Евграфович, не расстраивай меня. Только плавно.
  Машинист перекрестился, махнул рукой помощнику - долговязому парню с плоским, будто его придавило фанерой, лицом. Тот сразу же схватился за лопату, заржал как Квазимодо, начал кидать в топку уголь.
  -Он у тебя идиот? - спросил Зингер.
  -Теперь все идиоты.
  -Это правда.
  Комиссар взял свободную лопату, взвесил ее на руке, потом с короткого размаха саданул плоской стороной по голове Свирчевского. Охнув, чекист рухнул на засыпанный угольной крошкой пол.
  -Помоги мне,- попросил он помощника.
  С такой же дикой улыбкой, открывающей кривые зубы, паренек с готовностью схватился за ноги обмякшего контрразведчика. Зингер взял его за плечи. Перенесли в вагон с пулеметами, положили на топчан у ящиков с патронами и гранатами. Аркадий закрыл входную дверь. Велел мальчишке бежать в "артиллерийский" вагон и там задраить дверь. Машинист оставался под присмотром Елены, которой Зингер отдал свой Кольт.
  -Вляпалась ты, девонька, видно, в очень нехорошую историю,- сказал ей железнодорожник.
  -Вы даже не представляете в насколько плохую, Казимир Евграфович. Когда сможем быть в Орле?
  -Ежели не остановят по пути, часа через четыре. Эх, девонька. И себя погубишь и нас. Помощник - мой племянник, Данила, с детства больной на голову, но все понимает, шустрый. Постоянно смеется.
  -Счастливый.
  -Он-то, божий человек, за что пострадает? Отпустили хотя бы его.
  -Потом обсудим, Казимир Евграфович. Нужно трогаться. Обратной дороги уже нет.
  -Эх, грехи наши тяжкие. Спаси и сохрани, Царица небесная.- Машинист несколько раз перекрестился, перевел рычаг регулятора тяги от себя.
  Паровоз часто запыхтел, словно проснувшись от долгого безмятежного сна, медленно пополз вдоль перрона. На нем по-прежнему никого не было.
  
  Только когда миновали платформу и по бокам выросли покосившиеся ангары с какой-то рухлядью, на пути выскочили солдаты и сам начальник бронепоезда Подгубный. За пыхтением паровоза, усиливающего ход, Елена не слышала выстрелов, но видела дымки из их ружей. Несколько раз стукнуло в заднюю часть кабины, будто мальчишки-хулиганы бросали камешки.
  Елена вошла в пулеметный вагон, когда Аркадий связывал сзади руки Свирчевскому. Чекист уже пришел в себя и бормотал что-то нечленораздельное. Данила с неизменной улыбкой помог перекатить его на топчане к борту.
  Кирилл Андреевич, открыл глаза:
  -Глупый ты, Аркаша, нам далеко не уехать. Подгубный, поди, уже все телефоны и телеграф оборвал. Дорогу перекроют на ближайшей станции.
  -Ну да, один ты умный. Неужели ты и в самом деле решил, что я в Мценск или Шахово собираюсь, не знаю, что прямой железной дороги из Навля до них нет? И не нужен мне Лёва Троцкий, денег с него за спасение все равно не вытрясешь. Он и в Америки-то как последний жид жил, чуть ли ни по помойкам побирался, доллары экономил, хотя в газете, как и я, получал неплохо. Бог с ним. У меня и без него злата достаточно.
  Зингер взял свой саквояж, расстегнул ремень, щелкнул застежкой, широко распахнул. Елена присвистнула, а чекист заводил носом, словно к нему поднесли его любимый пирог с капустой и яйцами. Данила заливисто засмеялся.
  Саквояж до верху был наполнен ювелирными украшениями: золотыми и серебряными кольцами, серьгами, медальонами, браслетами в разноцветных камнях, часами.
  -Неплохо,- выдавил Свирчевский.- Вот, значит, как ты пролетарскую революцию, Аркаша, понимал. Использовал, так сказать, в личных целях, как куртизанку.
  -Что с куртизанки возьмешь, кроме нехорошей болезни? - ухмыльнулся Зингер.- А по сути, да, любая революция - продажная женщина. Мне это отчетливо стало ясно. И не завидуй. Это я не награбил, это река времени на берег вынесла.
  -И прямо тебе в руки. Такого только по сгоревшим деревням и селам не наскребешь.
  -Сожженных вами, большевиками.
  -А ты не жег?
  -Жег! И расстреливал, за что раскаялся и вечно каяться буду, церковь поставлю. А "наскреб" я это не в деревнях, как ты ернически заметил, Кирюшка. Однажды я отвечал за отправку очередной партии конфискованных у буржуев и попов драгоценностей в Москву. Кое-что, хм, завалялось. И никто, никто даже не почесался. Дал пару колечек солдатам из караульной службы, и они глаза закрыли. Знал бы, больше взял. Все равно награбленное вам на пользу не пойдет.
  -А тебе пойдет.
  -Пойдет. Вы потратите золото на укрепление своей партийной тирании. А я на счастье своё и близких мне людей.
  -Кто же эти близкие, уж не Елена ли Николаевна?
  -Она самая.
  -Ей не до тебя. Она думает как бы быстрее до своего штаба добраться, о нашем наступлении сообщить.
  Елена молчала и переводила взгляд с одного на другого.
  -Что теперь толку сообщать?- пожал плечами Аркадий.- Наступление завтра утром. В нашу 13-ую армию накануне латыши и хохлы прибыли. Их к маршу готовят.
  -Завтра? - переспросила Васнецова.
  -Завтра, послезавтра, какая, в сущности, разница? Я уже говорил, Кутепову со Скоблиным в любом случае не устоять. Даже если они получат точную информацию, ничего не изменится. Поздно. Спектакль с подсунутыми Скоблину документами, я так понимаю, удался. Кутепов отказался перебрасывать части корниловцев к Кромам. Верно, Кирюшка?
  -Верно, Аркашка. Поздно. Я рад, что мой хитроумный план сработал. Поэтому непонятно куда и зачем мы тогда едем.
  -Как куда? На свободу. Хочешь, я тебе пару бриллиантиков дам? Ха-ха.
  -Ты сумасшедший. Он сумасшедший, Елена. Разве вы не видите?
  -Она все видит. И прекрасно понимает, что тебе, Сверчок, конец в любом случае. Ну, кто поверит, что ты не по своей инициативе угнал к белым бронепоезд, а под дулом револьвера? Если даже и поверят, кто тебе это простит? Начальник контрразведки фронта спасовал перед сопливой девчонкой и полоумным Зингером, которого никто никогда всерьез не воспринимал. Кому ты будешь нужен после этого? Если не расстреляют, отправят, вон, помощником машиниста на паровоз.
  Данила опять заржал, потянул руку к золотым украшениям. Ему Зингер не препятствовал. Парень схватил золотую сережку, зажал ее в кулаке:
  -Моя.
  -Твоя,- согласился Аркадий.- Я не жадный.
  За узкими окошками-бойницами вагона мелькали почти голые деревья, безжизненные полустанки: Приволье, Синезёрки, Стяжное. Над заброшенными полями и перелесками вьюжили снежные облачка. Местами снег покрывал бело-серыми лоскутами пожухлые ковры из поникших трав. Осень в этом году играла в прятки - то, казалось бы, уже отдала права зиме, то снова звала в гости лето.
  Вдруг состав начал резко тормозить. Вагоны завибрировали, словно съехали на гравий.
  -Что случилось?- Аркадий схватил подмышку саквояж, побежал в кабину машиниста. За ним поспешили Елена и Данила. Но объяснять Казимиру Евграфовичу ничего не пришлось. Впереди, на путях стояла дрезина, ощетинившаяся ружьями и пулеметом. Рядом - пушка. До дрезины было с полверсты. Метель прекратилась и "еж" просматривался издалека.
  Тормоза скрипели, будто по стеклу водили гигантским ножом. Машинист лихорадочно сбрасывал давление в котле, не переставая, тянул веревку гудка. За клубами пара по сторонам не было видно почти ничего, а спереди, чем ближе подъезжали, тем четче можно было разглядеть количество "колючек ежа" - около десяти. Остановились в ста саженях.
   По обе стороны насыпи на корточках сидели еще с десяток бойцов, среди которых выделялся комиссар в потертой кожаной куртке. Он размахивал маузером и что-то кричал солдатам.
  -Ну, вот и приехали,- вздохнул, отпустив рычаги машинист. - Что и следовало ожидать.
  Паровоз пыхтел, словно у гигантской гармони прохудились меха, а пьяный гармонист продолжал пытаться извлечь из нее вменяемые звуки.
  Вдруг сзади вырос Свирчевский. Зингер вскинул пистолет:
  -Ты это как...?
  -Тебе только поросят на рынке связывать, Аркаша, чтоб до забоя не убежали. -Кирилл Андреевич тер затекшие руки. - Красные?
  -Кто ж их разберет. По кожанке командира вроде бы да, но теперь и белые авиационными куртками не брезгуют. Ты что задумал? Смотри у меня...
  Армейский чекист не ответил, вглядываясь вдаль.
  -Какая разница, всё равно несдобровать,- понуро сказал машинист, закручивая какой-то вентиль. - Не с цветами встречают.
  - Не дрейфь, железка, прорвемся,- весело ответил Зингер, сжимая в кулаке Кольт.
  -Верно, главное, в любой ситуации беречь нервы,- сказал Свирчевский.- Вы, Елена Николаевна, шли бы в бронированный вагон. Вы мне несказанно дороги. У нас с вами еще много важных дел.
  -Ишь, какой собственник,- ухмыльнулся Аркадий.- Это какие же общие дела вас ждут? Сейчас выпущу мозги, и все твои дела закончатся.
  Данила закатился смехом.
  Фраза, которую произнесла Елена, повергла в ступор обоих:
  -Не ссорьтесь, мальчики, не время.
  Замерли не только Свирчевский с Зингером, но и машинист, восприняв фразу "рыжей фурии" по-своему. Сглотнув, произнес:
  -Сердечные дела потом разберете, если выживите. Мне-то сейчас что делать?
  -"Мальчики",- словно пробовал на вкус это слово Зингер.- Кажется, в самом деле, отношения нашей троицы перешли Рубикон.
  Воспринял по-своему "мальчиков" и чекист - значит, не все потеряно и Елена еще не сделала выбора.
  Кирилл Андреевич снова размял затекшие от веревки руки, распахнул кожаный плащ, достал свернутую во много раз бумагу, развернул. Это была карта со стрелочками и цифрами.
  "Что это?"- не сговариваясь, спросили Аркадий и Елена.
  -Карта наступления Ударной группы РККА, составленная на экстренном заседании штаба Южного фронта сегодня ночью. Наступление не завтра утром, а сегодня,- чекист достал из кармана хронометр, щелкнул крышкой,- в полночь. Первый удар по линии Фатеж - Кромы.
  - Я не понял... - промямлил Зингер.- Так ты что, тоже решил к Деникину подарок сделать? Тебе-то зачем?
  На это Свирчевский ухмыльнулся, обратился к Елене:
  -Мы с вашим батюшкой Петром Николаевичем давно знакомы. Именно он через бывших однополчан командующего армейской разведкой Гусева, "подбросил" меня, грубо говоря, Егорову. Мы в Мировую с ним служили вместе, потом наши пути разошлись. А в Гражданскую, знаете как? Все перемешалось, бывшие друзья стали врагами, никто никому не верит. Пришлось Гусеву за меня слово замолвить. Так мы начали вместе с Егоровым служить в 14 армии, потом Александр Ильич стал комфронта и забрал меня с собой. Обо мне, как о "кроте" не знал никто, кроме полковника Васнецова и...
  -Вот так папа! - воскликнула Елена. - Почему же он мне ничего не сказал?
  -Вы же знаете правило разведки, чтобы звено полностью не порвалось...
  -Знаю, мне Подоленцев объяснял. Он-то о вас знал?
  -Вы не дослушали. Аполлинарий Матвеевич, конечно, был в курсе. Мы работали в связке с Вольновым, но его сдал случайно попавшийся в руки красных наш связной.
  -С почтовыми голубями.
  -Да. Вольнов держался как кремень.
  -А как же Дунайцев?
  -Дунайцев обо мне не знал. Он сам пришел в Разведупр, когда услышал об аресте Вольнова, в ногах у меня валялся. Сказал, что ждет связного по прозвищу Жница. Я доложил, разумеется, Егорову. Тут появились вы, Елена Николаевна. И что мне было делать? Для начала нужно было вас проверить.
  -И вы подсунули мне на скотобойне Дунайцева.
  -А вы с ним так необходительно обошлись.
  Наконец, подал голос Зингер:
  - Так ты, Кирюшка, что и вправду деникинский шпион?
  -Не напрягайся так, Аркаша, мозг не самое надежное твое место, может лопнуть. Я собирался отправить Елену с этой картой на бронепоезде в Орел с двумя своими помощниками-соратниками. Они надежные ребята, помогают мне во всем. Я их сам привлек, они из бывших сыскарей. У них на руках был подписанный Егоровым приказ вывести "Красный Освободитель" навстречу товарищу Троцкому, а Васнецову доставить в Разведупр Брянска. А ты, Аркаша, опередил меня, вломился в кабинет начальника вокзала, как медведь в чужую берлогу и поломал все планы. Теперь мои соратники бегают по перрону и не знают, что обо мне думать.
  -Ну дела-а, - протянул озадаченный Зингер.-...То есть, вы оба, а я...
  Удивилась ли неожиданному саморазоблачению Свирчевского Елена? Конечно, хотя уже в трактире, за беседой о Гегеле, она начала о чем-то смутно догадываться.
  -То есть, адъютант Зайончковского принес Скоблину подлинные данные? -спросила Васнецова.
  -На тот момент да, теперь, как понимаете, все изменилось. В любом случае, Кутепов их проигнорировал. Неожиданное контрнаступление красных может обернуться для Добровольческой армии трагедией, поэтому я решил действовать сам и незамедлительно.
  Кирилл Андреевич предложил машинисту и его помощнику уходить, пока есть возможность. За клубами пара они незаметно прошмыгнут в лес. Зингер спросил, кто тогда будет управлять паровозом, если, конечно, удастся вырваться. На это Кирилл Андреевич ответил:
  -Как опытный сыскарь, а я служил еще в контрразведке самого Лавра Георгиевича Корнилова в Галиции, могу управлять даже аэропланом. Ты обещал Казимиру Евграфовичу награду, сдержи свое слово.
  -Слово? Ах, да.
  Зингер вынул из саквояжа золотые часы с цепочкой, протянул машинисту. Тот немного подумав, положил их в карман, сказал помощнику:
  -Живо уходим, пока эти ищейки между собой разбираются, а те неблазники, что на дрезине палить не начали. Сейчас поддам парку и в лесок.
  -Нет,- упрямо произнес Данила, прижав к груди кулак, с зажатой в нем брошью.
  -Что, значит, "нет"? Тебе сказано, надо бежать, ежели отпускают.
  -Нет,- упрямо повторил тот и сказал первую длинную фразу.- Я никуда из бронепоезда не уйду.
  Пожилой машинист сплюнул сквозь желтые усы:
  -Ну что с ним делать? Не могу же я один уйти.
  -Уходи,- разрешил парень.
  -Да? А что я твоей матери скажу? Пошли, говорю!
  -Нет! - закричал Данила так, что у Елены заложило уши.
  -Послушай, мальчик,- она взяла его за плечо.- У тебя еще вся жизнь впереди, а мы, кажется, здорово вляпались.
  Данила погладил ее руку, заржал:
  -Красивая. Рыжая. Как соседская кошка Думка.
  Машинист всплеснул руками:
  -Весь в сестру. Ничего не поделаешь, и я остаюсь. Кто на дрезине-то?
  -Если встали у нас на пути, значит, вряд ли хотят нам добра,- ответил Свирчевский.- Кто бы то ни был. Ну что, проверим?
  -Ага,- заржал парень.
   Свирчевский лихо выпрыгнул из кабины и по узкой "дорожке" вдоль котла стал пробираться к передней платформе с пушкой.
  Данила, повторив, видимо, свое любимое слово "ага", поспешил за ним.
  -Стой! - крикнул ему вслед машинист, но парень только рассмеялся.
  Зингер высунул голову из кабины:
  -Надеюсь, не промажет, даст шрапнельным поверх дрезины, чтоб не повредить рельсы.
  Обратился к машинисту:
  -Отводи поезд назад, когда скажу, только плавно. Так, давай!
  Состав вздрогнул, по всем его железным членам пробежала судорога, пополз назад.
  Выстрел прозвучал, словно по валуну ударили молотом. Затем свист и шуршание шрапнели. По паровозу и кабине застучали пули. Но после второго выстрела из орудия стуки прекратились.
  Вернувшийся в кабину Свирчевский, велел теперь плавно подавать вперед.
  -Дрезина с рельс сошла, придется либо назад поставить, чтобы впереди толкать или в кювет сбросить,- сказал он.
  -То назад, то вперед,- проворчал машинист.
  Последнее его слово заглушил пулемет. Данила, не отпуская гашетку, по кому-то палил в перелеске.
  -Вот ведь паршивец,- вздохнул Казимир Евграфович.
  На платформу с пушкой перебрались Зингер, Свирчевский и Елена.
  Данила строчил без остановки, пока не закончились патроны в ленте.
  Спрыгнули на рельсы перед дрезиной саженях в десяти. По обе стороны насыпи лежало несколько изуродованных шрапнелью тел, вокруг все было залито кровью. Раненых, вероятно, успели унести. Сама тележка лишилась двух передних колес, уткнулась в шпалы.
  -Говорил ведь, поверху стреляй,- проворчал Зингер. - Никудышный из тебя артиллерист, Кирюшка, подозреваю что и такой же разведчик.
  -Не хами. Елена, встаньте к пушке, мы с Аркадием попробуем дрезину столкнуть.
   Васнецова загнала в ствол фугасный снаряд. Данила так же, улыбаясь, сидел за пулеметом, трогая пальцами его широкий ствол.
  Вскоре они вернулись. Сказали, что вдвоем железную тележку не сбросить. Красных по близости не видно, вероятно, убежали в лес, но нужно поторапливаться.
  -В мои планы посещение штаба Скоблина не входит,- сказал Зингер, похлопав по саквояжу. - Мне по пути с тобой, Кирюшка, только до Брянска. За Свенским монастырем стоит красный вспомогательный авиационный полк из французских "Ньюпоров", "Вуазенов", британских "Сопвичей"...
  -И трех русских "Лебедей XII",- добавил со знанием дела Свирчевский. - Они должны будут по мере возможности поддержать наступление 13-ой армии, их которой ты дезертировал, Аркаша.
  - А ты сбежал аж со всего Южного фронта, Кирюшка,- парировал Зингер.
  -Да хватит вам кусаться,- перебила их Елена.- Причем тут аэропланы?
  -Я тоже не корягой делан,- сказал Зингер.- В Америке ходил в авиационный клуб, могу управлять аэропланами. В Крыму и на Кавказе сейчас белые. Пароходы в Константинополь, Грецию ходят регулярно. Пара часов и мы в Севастополе, Елена, вот с этим багажом,- он опять похлопал по саквояжу. - Но уточняю, "Ньюпор" способен поднять только двух человек. Впрочем, больше нам и не надо. Тебе, Кирюшка, дорога в штаб Скоблина по твоим шпионским делам - спер карту у Александра Ильича, сам и неси - а нам с Еленой для начала надо в Турцию.
  -Для начала надо дрезину с путей сбросить,- сказал угрюмо, подошедший машинист. - Мечтатели-шпионы, мать вашу...Прости, Царица Небесная...
  
  Даниле было велено остаться в головном вагоне за пулеметом. На дрезину навалились все вместе. С помощью лома уже приподняли наполовину, когда из-за леса медленно выполз бронепоезд. Казалось, он специально не издавал ни звука, боясь вспугнуть беглецов. На бойницах первого вагона, похожего на большой продолговатый железный ящик, развивалось красное знамя, висели портреты трех вождей: Маркса, Ленина, Троцкого. Состав, как и "Красный Освободитель" состоял из четырех секций. Паровоз, полностью закованный в броню, находился сзади состава, о чем говорила труба с широким раструбом. Из нее не было видно характерного черного дыма, словно он ехал на воздухе.
  Все замерли, дрезина вновь легла на шпалы.
  -Приехали,- вздохнул машинист.
  -Кажется, это "3-ий Интернационал" Лёвы Троцкого,- прищурившись, сказал Зингер. - Как он тут оказался, должен же быть в Мценске. Так, Кирюшка?
  Свирчевский промолчал. Затем тихо процедил сквозь зубы, будто его могли услышать в приближающемся бронепоезде:
  -Спокойно отходим к "Освободителю".
  Застрочил пулемет Данилы. Из ближнего перелеска бежали солдаты, вероятно, те, что уцелели после двух шрапнельных выстрелов.
  -Поздно драпать, - сказал Казимир Евграфович.- Да и куда?
  Это были его последние слова. Пуля попала ему в висок и он, забрызгав кровью стоящего рядом Зингера, рухнул рядом с дрезиной.
  Аркадий поднял руку:
  -Эй, не стреляйте, мы свои! Я личный друг Троцкого.
  Солдаты налетели словно вороны, стали бить всех прикладами. Их остановил комиссар в кожанке, у которого рукав в двух местах был слегка порван шрапнелью. На платформу, откуда стрелял Данила, солдаты собирались забросить гранаты, но и на этот раз командир их остановил:
  -Снаряд взорваться, башкой думать, а не задница.
  По выговору Елена поняла, что это латыш. Бронепоезд с красным флагом приблизился почти вплотную. С него спрыгивали бойцы в папахах и комиссары в кожанках.
  -Точно, "3-ий Интернационал",- прочитал на борту название бронепоезда Зингер, вытирая рукавом кровь, текущую из разбитого носа.
  Подбежал какой-то командир с тонкими усиками, схватил за грудки Свирчевского, ударил его лысой головой в лоб:
  -Скотина. Кто бы мог подумать.
   Бывший армейский чекист упал навзничь, из правого уха потекла красная струйка.
  -А с тобой, гнида, буду лично дознание проводить,- пообещал он Зингеру.
  -Лёва здесь?- спросил Аркадий, сплюнув черную слюну.
  -Какой он тебе "Лёва"? Ошметка собачья.
  Лысый замахнулся, но тут с подножки вагона спрыгнул человек в простой солдатской шинели, кожаном картузе со звездой. "Не надо!" - крикнул он. Заложив руки за спину, подошел к дрезине, пнул ее начищенным до блеска ботинком. Зингер сразу узнал наркома Троцкого.
  -Привет, Лёва, меня тут обижают.
  Лев Давидович кивнул, перевел взгляд на "Красного Освободителя":
  -Не бронепоезд, а рухлядь. Этих ко мне в кабинет.
  Один из вагонов "Интернационала" был перегорожен надвое. В первой половине размещалась артиллерийская батарея из двух орудий, во второй кабинет наркома по военным делам. Здесь стоял длинный деревянный стол, обитый зеленой тканью. По обе стороны - привинченные к полу железные лавки. На окнах-бойницах темно-коричневые занавески с кистями, как в будуаре. На двух тумбочках - ажурные лампы. Железная простоя кровать застелена красной атласной тканью. Видно было, что для наркома женская рука пыталась создать в пути уют.
  Троцкий нацепил на вешалку шинель, посмотрелся в небольшое зеркало, прошел к столу, за которым сидели Елена, Свирчевский и Зингер.
  -Можете не вставать,- он устало махнул рукой, хотя никто этого делать и не собирался.
  Сел в массивное кресло во главе стола. Перед ним лежали свернутая карта, найденная у Свирчевского и саквояж Зингера. Он открыл его, медленно стал высыпать содержимое на стол.
  -Твое, Аркадий? - спросил он.
  -Мое, Лёва,- подтвердил Зингер.
  -Ты всегда был алчным.
  -А ты прижимистым.
  Оба расхохотались.
  -Помнишь, как ты затащил меня в Нью-Йорке в ресторан по случаю открытия газеты "Классовая борьба", а потом выяснилось, что ты якобы потерял деньги?- спросил Троцкий.- Пришлось платить мне. Так долг ты и не вернул.
  -Теперь могу рассчитаться сполна. Бери, сколько хочешь. Но и мне немного по старой дружбе оставь. Хотя, на "Христианиафиорде"- до сих пор не могу забыть это дурацкое название парохода, на котором мы плыли из Америки в Европу - я по твоим словам, полностью с тобой рассчитался. Ну, когда тебя пытались арестовать в Галифаксе британские власти, и ты подрался с тем лейтенантом Джонсом. Если бы я за тебя не вступился, он точно бы выдрал все твои шикарные кудри и вышвырнул за борт. Ты после сказал, что я тебе ничего не должен.
  -Да-а, славная была драка.
  -Ты даже покусал матросов, помогавших лейтенанту.
  -Кажется, ты тоже пускал в дело зубки.
  -Одному чуть ухо за тебя не откусил. А твои дружки-соратники - Гриша Чудновский, Никитка Мухин, Лейба Фишелев стояли в сторонке и со страхом наблюдали.
  Опять рассмеялись.
  -Сколько прошли вместе,- вздохнул нарком,- межрайонка, июльские дни, Кресты. Ах, нет, в Кресты ты не попал, до сих пор не пойму, почему тебя тогда не арестовали.
  -А я не пойму, почему Временщики не обвинили тебя в шпионаже, как Лысого и Гришку с Никитой, за проезд через Германию на немецкие деньги. Я-то на свои кровные через Швецию добирался. Это мы с тобой уже в Петрограде встретились.
  -Не было никаких немецких денег. Я вернулся в Россию по линии международного фонда возвращения эмигрантов на родину.
  -Не рассказывай сказки, Лёва. Твой заклятый друг Ленин, вытащил тебя из канадского лагеря, на немецкие деньги, и оба вы приехали сюда на те же марки, только на разных паровозах.
  -Хоть бы и так,- согласился Троцкий.- Победителей не судят.
  Он потер руки, как муха на потолке:
  -Еще полгода и от белого деникинско-врангелевского духа в России не останется и следа. Мы вычистим до блеска царские авгиевы конюшни вместе с генералами. Это они врут про Учредительное собрание для всех сословий. На самом деле, мечтают вернуть старые порядки. Советские войска скоро освободят Харьков, Киев, Крым. Красные полки возьмут Ригу и Вильно, то же самое произойдет с Эстляндией, Сибирью. В сердцах трудовых народов живет стремление к объединению своих сил.
  -Не на митинге, Лёва,- усмехнулся Зингер. - Сначала вы даёте латышам и эстонцам, по указке кайзера, свободу, а теперь снова собираетесь их освобождать. Не странно ли звучит? Вы запутались.
  -Это ты запутался, мой друг.- Лев Давидович резко встал, сгреб золотые украшения двумя руками, высыпал на стол. Они покатились, падая на пол. - Вот что для тебя революция- грабь награбленное. А для нас, настоящих большевиков, это построение нового, бесклассового мира. Свободного для всех. Свободного от этой золотой дряни.
  -Ишь как заговорил,- ухмыльнулся Зингер.- Давно ли ты убежденным большевиком стал? Раньше, помню, ты поклонялся этой "золотой дряни", а люди, по сути, не меняются никогда. И насколько помню из наших дискуссий, ты с этим соглашался. Про себя скажу так - для меня это не дрянь, а личная свобода. Не хочу я больше вашей советской свободы, Лева, насмотрелся. Вы уже теперь грызетесь, как пауки в банке. Ты люто ненавидишь своего "друга" Ленина. А двум медведям... Ленин тебе рано или поздно припомнит, что ты брал Зимний, а не он. Или он тебя сожрет в результате или ты его. Но не радуйся. Вы породили монстров, у которых и на тебя зубки найдутся. Одни усы и бородка от тебя останутся.
  Повисла тишина. Где-то рядом раздался хохот солдат, будто они подслушивали разговор в штабном вагоне. Троцкий открыл дверь, велел своим помощникам, дежурившим рядом, утихомирить бойцов и принести чаю.
  Чай настоящий, ароматный принесли немедленно в большом глиняном чайнике. Самовар "кочегарили" для наркома постоянно в одном из вагонов, а подавали в китайском чайнике. Дыма товарищ Троцкий органически не выносил, и самым большим испытанием для него было вдыхать ароматы паровозной топки. Но основатель Красной армии мужественно переносил все тяготы и лишения военной жизни. Вместе с чаем на стол поставили вазу с коричневым сахаром и баранками.
  -Угощайтесь, господа,- гостеприимно предложил Лев Давидович, откусывая кусок сахара. Поморщился.- Зуб надо лечить, давно мучаюсь, но к врачу боюсь идти. Однажды мне тащили зуб, в Испании, целых два часа, прям как у Чехова в "Хирургии" и с тех пор боюсь зубных эскулапов.
  -Водку с хреном надо прикладывать,- посоветовала Васнецова.
  Троцкий замер, потом рассмеялся, погрозил шутливо пальцем:
  -А-а, хитрая, образованная барышня. Едко. Это из того же рассказа Чехова, знаем.
  -Вы похожи на того самого фельдшера Курятина, который тащил зуб у дьячка, да вытащить не мог, - продолжила Елена.
  -Это, так сказать, иносказательно, понимаю. Только Россия не гнилой зуб, его просто так не вытащишь и не выбросишь.
  -Пока вы только тем и занимаетесь, что мучаете народ, как дьячка Вонмигласова.
  -Что ж, экстренная хирургия порой необходима, иначе погибнет весь организм. Только напрасно вы, мадемуазель, правильно? отождествляете белое движение, корниловцев и деникинцев с Россией. Если б было так, за ними пошел бы весь народ, а большинство с нами.
  -Это "большинство" потом горько пожалеет.
  Троцкий усмехнулся, помял рукой клинообразную бородку, неожиданно согласился:
  -Возможно. Возможно, даже я пожалею. Но жизнь-это движение вперед, должен быть постоянный эксперимент, обновление, а в затхлом болоте могут жить только жабы. Вы еще очень молоды, но рано или поздно поймете непоколебимые законы диалектики. О вас мне докладывал Егоров - кадетка Александровского училища, дочь самого полковника контрразведки Васнецова. С вами мне более- менее, понятно. С Аркадием тоже.
  Откусив все же кусок рафинада, Троцкий начал его по-стариковски рассасываться во рту, будто на домашнем чаепитии.
  -Ох, хорош все же немецкий сахарок, и почему у нас все не такое, а? Говорят, народ у нас другой, дикий. А я считаю, что народ русский замечательный, трудолюбивый, ему только нужно создать все условия для созидательного труда. И эти условия создадим мы, большевики. Да. С вами понятно, - повторил он.
  Неожиданно преобразившись в лице, нарком хлопнул обеими руками по столу. Драгоценности подпрыгнули, часть упала на пол. Из китайского форфорника пролился чай.
  -Тебе, Свирчевский, чего, спрашивается, не хватало, что ты решил сбежать к Деникину с секретным планом наступления? Или решил вместе с Зингером золотую добычу поделить, а с генералов еще что-то стребовать и тоже в Ниццу укатить? Ничего не скажешь, пригрел Гусев на груди змею и Егоров тоже хорош, ответят.
  Вдруг Троцкий остыл, хлебнул чаю.
  -Мне только не совсем понятно вот что. Это ж ты разработал план подброски Скоблину фальшивых документов через адъютанта Зайончковского? Ну не молчи, чего уж теперь.
  Немного подумав, Свирчевский кивнул:
  -Я, Лев Давидович.
  -Спасибо, что уважительно по отчеству называешь. Ну и?
  -А что "и"? На самом деле, документы содержали реальные факты, не фальшивые.
  -Как так? - удивился Троцкий.
  -Я, зная, разумеется, все данные о передвижении и дислокации красных войск, направлении удара, его дате и месте предложил Егорову подбросить белым "дезу". Он, конечно, согласился. А все данные я написал те, что не раз обсуждались на совещании начальника Южного фронта. Я был уверен, что они не изменятся. Но, насколько мне известно, Кутепов и Май-Маевский ничего не предприняли, что советовал им в данной ситуации Скоблин. Теперь дата изменилась.
  -И вы решили сами прибыть в штаб к Скоблину и подтвердить сведения из секретных документов.
  -Не совсем так, задачу должны были выполнить мои люди. Я отдал бы им документ и отправил бы на бронепоезде со Жницей в Орел. Сам бы остался на фронте, меня ведь никто не подозревал. Зачем же было уходить? - ответил Свирчевский, покосившись на Зингера.- Но один человек неожиданно поломал мой план.
  -Я догадываюсь кто,- Троцкий тоже взгляну на Аркадия и расхохотался:
  -Веселая у нас компания, ничего не скажешь. Только вина не хватает. Ну что же, благодарю за содержательную беседу, было очень приятно провести с вами время. У меня дела. Час тому началось широкомасштабное наступление по всему фронту.
  "Как?" - в один голос воскликнули Свирчевский и Васнецова, Зингер лишь ухмыльнулся.
  -А вы думали, мы в наркомате даром хлеб пролетарский кушаем? Никому доверия нет, вон начальник контрразведки фронта - яркий пример. Указание Егоров получил под утро, а я, по совету помощников, выдвинулся на "Интернационале" не в Мценск, а в Брянск. Тут приходит сообщение - белые лазутчики угнали "Красный Освободитель" из Навля. Дай, думаю, встречу, тем более личности сих проказников, ха-ха, мне хорошо известны. Кроме великолепной Елены Николаевны. И не прогадал, рад очень познакомиться. Только нехорошо вы с караульным взводом поступили, что встретил вас первым на дрезине, ох, нехорошо. Времени у меня мало и у вас тоже. В полдень вы все трое будете казнены перед строем.
  -А без казни никак нельзя обойтись, Лёва?- по-детски спросил Зингер.
  -Никак, Аркаша. Сам посуди. Ты дезертировал с украденными у страны драгоценностями, которые так ей теперь необходимы, чтобы накормить голодающих. Кирилл Андреевич выкрал сверхсекретную карту, с целью передать ее врагам, совершив тем самым тягчайшее воинское преступление. Ну, а Елена Николаевна, хоть и не успела, как следует нашпионить, убила нашего агента, кажется, Дунайского.
  -Дунайцева, - любезно поправил наркома Зингер.
  -Именно. Просто ужасным образом насадила его на скоторазделочный крюк. Вот ведь, а с виду и не скажешь. Кстати, не пойму, Кирилл Андреевич, зачем вы ей устроили такую хитроумную ловушку, когда сами были на ее стороне? А-а, не трудитесь, догадываюсь. Чтобы её разоблачением усыпить бдительность командования фронтом, а потом с помощью своих людей, как вы и сказали, доставить сообщение Деникину. Заодно и спасти "провалившуюся" шпионку. Только не ясно зачем вам Деникин, Врангель, Кутепов и прочая белая публика? Что у вас общего с заплесневелыми генералами-авантюристами, однажды уже пустившими Россию под откос? Впрочем, ладно. Аркадий, спутав вам карты, подвел вас и себя под монастырь. Ваши помощники подняли тревогу, решив, что начальника захватили белые диверсанты.
  Свирчевский кивнул на Зингера:
   - Что поделаешь. Заставь, как говорится, дурака богу молиться.
  - Феерично. Аркаша, ты нагадил своим приятелям со всей душевной широтой. Поздравляю. Ладно, заболтался я с вами. Эй, Завыездинский! Черт, какая фамилия заковыристая, не выговоришь.
  -То ли дело Бронштейн,- кивнул Зингер.
  В вагон влетел усатый военный в длинной шинели, в суконной "ерихонке" с синей звездой, с винтовкой за спиной:
  -Еще чаю?
  -Спасибо, уже напились досыта. Этих двоих по старой дружбе расстрелять, а девку - шпионку повесть. Голой, перед строем солдат, как знак того, что от нас ничего не может быть скрыто. Через часок в самый раз будет. Вот так. Довольны?- Он обвел взглядом троицу.- Ну и хорошо. Чек пейте, пока не остыл.
  Лев Давидович надел шинель, фуражку, вышел не в дверь, из которой появился Завыездинский, а спрыгнул на землю через широкий, клепаный люк.
  -Извини еще раз, Кирилл Андреевич, я не знал о твоих планах,- впервые назвал по имени отчеству Свирчевского Зингер.
  -Чего уж там, Аркадий Аристархович,- махнул рукой бывший армейский чекист и оба расхохотались.
  -Это хорошо, что у вас обоих хорошее настроение,- заметила Елена,- не так скучно ждать смерти придется. А вообще, все это напоминает театральный абсурд. Чего мы все трое добились? И наступление по всему Южному фронту началось. Полный провал.
  -Вы блеснете напоследок своей ослепительной красотой, которую нам с Аркадием, к сожалению, увидеть не придется.
  -Первый раз слышу от вас, Кирилл Андреевич, что-то веселое.
  -Пожили бы вместе, не то бы услышали.
  -Но-но, я попросил бы,- шутливо нахмурился Зингер.- Не травмируйте мою психику своими скабрезными фантазиями хотя бы перед...Стоп. А почему бы вам, Елена, прямо сейчас не продемонстрировать нам свою красоту. И не только нам.
  -Что? - вскинула брови Васнецова.- Шоковый удар?
  -Именно. Времени нет ни секунды.
  -Чего вы задумали? - проворчал Свирчевский.
  -Постарайся не упасть в обморок, Кирюшка. Давай, Елена.
  Васнецова начала расстегивать френч, стягивать сапоги, галифе. Свирчевский не верил своим глазам, потом тяжело вздохнув, кивнул. Вскоре Елена оказалась в чем мать родила. Зингер встряхнул головой:
  -Теперь мы обязаны будем заключить тройственный брачный союз.
  Он постучал в дверь, ведущую в соседний отсек вагона с артиллерийской батареей:
  -Лев Давидович обещал еще чаю и кренделей.
  -Каких еще кренделей? Будут вам вскорости кренделя небесные.
  Дверь распахнулась и в ней застыл помощник Троцкого с "заковыристой" фамилией. Его глаза, упершиеся в обнаженную Елену, готовы были выпасть на промасленный пол и расколоться вдребезги.
  -Приказал же меня Лев Давидович голой повесить, вот я и приготовилась,- сказала Васнецова.
  Она слегка подтолкнула назад Завыездинского, перешагнула через железную перегородку вагона. За ней последовал Зингер. В пушечном отсеке находились трое солдат, они тоже застыли, словно политые каменной водой. Аркадий молниеносно, пока тот не опомнился, снял с плеча Завыездинского винтовку, передернул затвор. Свирчевский уже разоружал остальных бойцов. Елена взяла из ящика в углу гранату Рдултовского РГ-14, сняла с ручки предохранительную скобу.
  -До паровоза сквозной проход через вагоны есть?- спросила она.
  Один из солдат промычал что-то нечленораздельное, другой твердо сказал "Да".
  -Тогда чего сидим? Вперед.
  Свирчевский махнул помощнику Троцкого револьвером, взятым из того же ящика, где были гранаты. Повел того к паровозу, предупредив, что если тот поднимет шум, сразу его пристрелит.
  -А вы к орудиям, осколочные бомбы в стволы,- приказала Елена солдатам.- И не могли бы вы на время одолжить одну из ваших шинелей, за штанами идти лень.
  Бойцы закивали, двое начали раздеваться, третий никак не мог оторвать дикого взгляда от красивого женского тела. Затем, опомнившись, бросился к пушкам - башенной и боковой, зарядил снарядами.
  Через пару напряженных минут железный состав дернулся, быстро стал набирать скорость, несмотря на свою кажущуюся грузность. Зингер влез в башенку, повернул ствол пушки к сараю, возле которого стоял взвод солдат. Перед ними вышагивали, о чем-то инструктируя, комиссары. Некоторые из них с удивлением глядели, на отправившийся по непонятной причине без них бронепоезд.
  Аркадий присел, открыл рот, дернул за шнур. Выстрел ударил молотом по железному монстру. Осколочный снаряд разметал солдат, взорвавшись в центре строя. Следом плюнула фугасной бомбой боковая пушка. Стрелял солдат с изумленным взглядом. Взрыв разнес в щепки сарай, из которого, высоко подпрыгивая, выскочила серая в яблоках лошадь.
  -В Брянске нас перехватят, надо спрыгивать по дороге, к тому же в задних вагонах солдаты,- сказал Зингер.
  Он бросился в штабной отсек, сгреб в саквояж, так и валявшиеся на столе, золотые украшения. Вероятно, Троцкий решил, что они в любом случае никуда не денутся, и просто забыл про них. Или решил продемонстрировать, что он выше презренного злата, ненавидит его. Принес Зингер и одежду Елену, передавая ее ей, не удержался:
  -И все же тебе лучше без нее. Буду мечтать еще раз увидеть столько великолепную красоту. Ну, его к черту, Сверчка, давай уйдем прямо сейчас.
  -Во-первых, рано еще прыгать, нужно отъехать подальше, а во-вторых, я еще не сделала своего выбора.
  -Елена...
  -Все, Аркадик, не место и не время.
  - "Аркадик",- повторил Зингер, -звучит обнадеживающе.- Чего уставились? Заряжай по новой.
  Солдаты забили в казенники снаряды, присели на корточки, стали ожидать приказа на открытие огня. Но стрелять уже было не в кого. В бойницах стремительно пробегали лес, перелески, поляны и болотца. Елена быстро оделась в свою форму, не стесняясь солдат, велела дать ей напиться. Один из бойцов сбегал за чаем, подобострастно преподнес ей.
  -Не узнаете меня, Елена Николаевна? -спросил он. - Мы с вами в разъездном отряде при лазарете у полковника Скоблина, он тогда еще был полковником, служили.
  -Ты...вы корниловец?
  -Так точно. Подпоручик Павел Александрович Сидорцев.
  -Как же вы здесь оказались?
  -Очень просто, как многие теперь - из одной армии в другую. Под Волково, что под Мценском, во время вылазки меня контузило, оказался в плену у красных. Или к ним или пуля. А жизнь-то одна. Каждый спасается, как может. И вы спасайтесь. Красные подтянули к Орлу огромное количество латышей, эстонцев, хохлов. Белым не устоять.
  -Спасибо за информацию, подпоручик,- хмуро ответила Васнецова.
  Со стороны паровоза раздались выстрелы. Зингер собирался бежать в соседний вагон, но Елена его остановила. Через минуту дверь распахнулась, Свирчевский втащил поникшего, как подстреленного голубя... Троцкого. Сбитые набекрень очки, висели на одном ухе. Всклоченная бородка напоминала метелку, которую подрали кошки.
  Аркадий всплеснул руками:
  -Вот так встреча в лунную ночь! Точно Шекспир. Откуда он?
  -Видимо, решил наказать обнаглевшего машиниста, который тронулся без его приказа. Влез в кабину, а там я. Встреча была очень любезной, Успел, гад, револьвер выхватить.
  Елена заметила, что кожаное пальто Кирилла Андреевича пробито на плече, залито кровью. Бросилась на помощь, чтобы перевязать, но Свирчевский помотал головой:
  -Чепуха, царапина, я сам. А какой улов! С таким подарком не стыдно будет в штабе Деникина показаться.
  -Вы еще до него доберитесь,- огрызнулся Троцкий.- Дальше Брянска не уедете, там наверняка уже вас поджидают.
  Свирчевский пнул наркома:
  -Раздевайся.
  -Зачем? - испугался Лев Давидович.
  -Ты хотел Васнецову голой повесить, мол для вас тайн нет. Сам и послужишь таким символом. Не только душа, но и тело наркома нараспашку перед простым народом. Ха-ха. Мы тебя спереди к головному вагону, под красным флагом привяжем, как медузу-Горгону на греческом корабле. Пусть остановят, если посмеют.
  -Я не доставлю эстетического наслаждения народу, в отличие от Елены Николаевны,- на этот раз вполне спокойно сказал Троцкий.
  -Вот и поглядим. Солдаты, помогите своему командиру.
  Двое бойцов принялись шустро сдирать с наркома одежду, вскоре он остался в одних кальсонах.
  -Может, хватит? - Елена отшвырнула ногой одежду Троцкого в угол. - В самом деле, глядеть на его интимные прелести не хочется.
  Все это время Зингер стоял в углу и вроде бы равнодушно наблюдал эту сцену.
  -И ты позволяешь издеваться над старым другом?- обратился к нему Лев Давидович.
  -Этот друг с легкостью приговорил меня к расстрелу,- ответил тот.
  -А как же ты хотел, чтобы я, руководитель и создатель РККА поступил с дезертиром? Приказал ведь расстрелять, а не унизить.
  -Ты велел унизить любимого человека.
  -Извини, я не знал, что у вас...
  -У нас пока ничего. Один тип мешается под ногами.
  Зингер вскинул револьвер, несколько раз выстрелил в Свирчевского. Одна пуля попала в грудь, другая в шею. Он в страшном удивлении успел произнести: "прости". Аркадий направил ствол на Васнецову:
  -У меня нет другого выхода, Сверчок мне был не нужен. Елена, мы доберемся до аэродрома, сядем на аэроплан и улетим на Кавказ, оттуда уплывем в Турцию.
  Елена была поражена произошедшим. Она нагнулась над бездыханным Свирчевским:
  -Ты обезумел, Аркадий.
  -Да, я обезумел, потому что мне все это надоело. Словом, или ты идешь со мной, или ляжешь со Сверчком. Откройте дверь,- обратился он к солдатам, подпихнул бывшего армейского чекиста и лазутчика белых, -выбросьте эту падаль.
  Один из бойцов торопливо повернул рычаг на железной двери, которая со скрипом растворилась. Стали подтаскивать тело к выходу, за которым мелькали сосны и березы.
  -А ты что глядишь?- кивнул он Троцкому, тоже помогай. Впрочем, можешь не утруждаться, тебя выкинут вместе со Сверчком.
  И вдруг Аркадий широко раскрыл рот, из которого потекла струйка крови. Глаза его надулись будто невидимым насосом. Он не заметил, как сзади к нему подошел подпоручик Сидорцев и воткнул австрийский армейский нож ему в спину.
  Зингер рухнул на ноги Свирчевского. Подпоручик нагнулся, вытер нож о его галифе:
  -Он точно спятил. Надо прыгать, скоро Брянск, верст десять осталось, нас точно уже ждут. Этого,- Сидорцев кивнул на Троцкого,- прихватим с собой. Нельзя оставлять такой трофей.
  Тяжелый бронепоезд без постоянной подкормки углем, начал постепенно замедлять ход.
  Лев Давидович сжался в комок, словно от холода, а потом вдруг с криком, стремительно, как реактивная торпеда, бросился на Сидорцева, ударил его головой в живот. Подпоручик отскочил к пушке, ударился головой о казенник, осел.
  А Троцкий на четвереньках кинулся к открытой двери, что-то выкрикнул и сиганул в исподнем из поезда.
  Елена подбежала к люку, но "3-ий Интернационал" в этот момент поворачивал перед холмом, и сбежавшего Троцкого увидеть не удалось. Она по-мальчишески свистнула в два пальца в пустоту, крикнула:
  -Эй, нарком Красной армии, штаны забыл!
  Держась за затылок, Сидорцев тоже подошел к двери, сплюнул:
  -Упустили Бронштейна, я виноват. Ладно, уходим.
  Он взял за руку Елену, взглянул ей в глаза:
  -Такой рыжей красавицы я еще в жизни не встречал.
  -Те двое тоже так говорили,- ответила Елена, поднимая саквояж с драгоценностями. Она так еще и не поняла было ли ей жалко Зингера со Свирчевским.
  Выпрыгнули из штабного вагона на очередном повороте, когда ход бронепоезда составлял не больше 10 миль в час. С холма за лесом, в чистом осеннем воздухе, уже виднелись заводские трубы Брянска.
  -Что в саквояже?- спросил подпоручик, когда скорым шагом шли вдоль леса.
  -Пустяки,- ответила Елена.
  -Ну, тогда отдайте его мне, я понесу,- попросил Сидорцев.
  -Мне не тяжело.
  -Отдайте, - уже с угрозой в голосе, сказал подпоручик.
  -Ах, вот оно что,- догадалась Васнецова. - Вы подслушали наш разговор с наркомом.
  -И даже подсмотрел, в бронепоезде полно внутренних щелей. Видел, и как вы раздевались, чтобы нас шокировать, но не остановил. Во-первых, приятно посмотреть на девичью обнаженную красоту, во-вторых, понял, что с вами сподручно бежать. Красные мне чертовски надоели, а тут такой золотой подарок. Я не сомневался, что им завладею.
  -И в Ниццу,
  -Что? Ах, Ницца. Нет. Меня больше привлекает Венеция. С детства мечтал туда попасть. Каналы, гондолы, гондольерки, ха-ха...
  -Какие же вы все одинаковые. Одного предателя я повесила на крюк, а что с вами делать даже не знаю.
  -На какой крюк?
  -На скоторазделочный. Видите ли, я бы тоже с удовольствием отправилась в теплые страны. Например, с вами, вы такой милый.
  -Так в чем же дело?
  -В том, что война еще не закончена. Эти бриллианты для Добровольческой армии. Я не смогла добыть нужных сведений, так вернусь хотя бы с деньгами.
  -Война не закончится никогда! - закричал подпоручик. - Что белые, что красные, что синие в крапинку. В России будет вечно продолжаться возня. Здесь никогда ничего хорошего не будет. Поверьте мне.
  -Верю, не кричите.
  Подпоручик понизил голос:
  -А знаете почему? Потому что мы отошли от предначертанного нам самим Всевышним пути. Пути любви, добра и справедливости. Истово молимся на образа, а потом так же истово убиваем друг друга. Мы звери. Реки крови, которые теперь льются по нашей земле, нам не искупить никогда.
  -Человек отличается от зверя идеалами.
  -Бросьте, какие идеалы? Поесть послаще, выпить побольше, почесать там, где чешется. Ну и размножиться. Вот оно человеческое счастье. А ежели так, то зачем погибать, когда можно жить хорошо и красиво, ни в чем себе не отказывая.
  Подпоручик взял из рук Елены саквояж, взвесил на руке:
  -Трудно даже предположить навскидку, сколько здесь в фунтах, долларах, франках, марках
  -Зачем же "навскидку"? Откройте, посмотрите.
  -И в самом деле.
  Подпоручик сел на первое попавшееся бревно, начал пытаться открыть замок, который не хотел поддаваться.
  -Вы ножичком, ну тем, что зарезали Аркашу Зингера.
  -Ах, ножичком? Действительно, из головы вылетело.
  Достав из сапога австрийский нож, с тяжелой рукояткой, Сидорцев начал ковырять им замок. Он пыхтел, от натуги обливался потом, не желая повредить качественную кожу. Когда нож оказался лезвием к нему, Елена резким движением кулака подтолкнула рукоятку. Широкое, с двумя желобами лезвие, как в масло вошло в подпоручика чуть ниже горла. Он захрипел, забулькал.
  Елена опрокинула Сидорцева набок, вынула нож. Из раны фонтаном брызнула кровь, несколько капель попали на саквояж. Она вытерла его рукавом, переступила через дергающееся в предсмертных конвульсиях тело:
  -Терпеть не могу жадных мужиков.
  Она взяла саквояж подмышку, зашагала вдоль опушки в противоположную от заходящего солнца сторону, на восток. Там, по ее расчетам, верстах в ста, находился Орел. "Вероятно, уже в Хотьково корниловцы, а это верст 50 с небольшим. Если раздобыть коня, к утру можно добраться".
  
  Так думала Елена Васнецова, дочь начальника контрразведки Добровольческой армии Петра Николаевича Васнецова, скончавшегося накануне от сердечного приступа. Но она, разумеется, этого не знала. Как и не знала она того, что отряд поручика кавалерийского отряда 1-ой пехотной дивизии Корниловской ударной группы Александра Николаевича Обручева, посланный Скоблиным ей на выручку, попал в засаду у села Шаблыкино и был полностью разбит. Сам Обручев попал в руки красных и по скорому вердикту полевого суда Реввоенсовета был расстрелян. Засада была неслучайной. Помощник начальника штаба Капнина, поручик Воротов был "кротом" красных. Он и сообщил в Главное управление контрразведки о засылке в штаб Южного фронта шпионки по кличке "Жница". Напрямую Егорова он не проинформировал, подозревал, что выданные им же Дунайцев и Вольнов имели "шефа", но кто он, Воротов пока не знал. Сработала система капитана Подоленцева - одно звено не должно знать о следующем. Так Свирчевский долгое время оказывался вне подозрений Воротова.
  Васнецова доберется до штаба полковника Скоблина, когда корниловцы уже покинут Орел. Часть местных жителей уйдет вместе с белыми, другая, как и предполагал полковник, будет плевать им вслед.
  В ожесточенных боях под Кромами и Фатежем, к концу октября Добровольческую армию полностью разобьют красные войска Южного фронта Егорова, начнут теснить их на юг. Вскоре падут Харьков, Киев, Донбасс, а потом и Крым. "Московская директива" командующего ВСЮР генерала Деникина стала реквиемом по всему Белому движению. Исправить ситуацию уже не смог даже талантливый полководец барон Врангель. 4 ноября 1920 года он поднялся на борт крейсера "Генерал Корнилов", который взял курс на Константинополь, Царьград, как его называли православные.
   Вместе с генералом эвакуировались от наступающих орд большевиков на 126 судах 145693 человека. Паники не было, погрузка на корабли проходила спокойно и организованно. Среди покидающих родину была и Елена Васнецова. Врангель, у которого она служила в штабе, и к которой он имел отеческое расположение, зачитал "отходную" телеграмму французского генерала Дюмениля: " В продолжении семи месяцев офицеры и солдаты армии Юга России под вашим командованием дали блестящий пример. Они сражались против в десять раз сильнейшего врага, стремясь освободить Россию от постыдной тирании. Борьба эта была чересчур неравной... Ваше дело не будет бесплодным: население Юга России быстро успеет сравнить вашу справедливую и благожелательную власть с мерзким режимом Советов. Вы тем самым окажете содействие прозрению возрождению ваше страны..."
  Врангель отпустил листок и он, покачиваясь на легком ветре, улетел за борт, бесследно растворившись в водах Черного моря. Над волнами, в вечерних сумерках, тяжелыми, тревожными звуками, разливалась красная рапсодия. Со стороны провалившегося за горизонт берега, в небе отражались всполохи горящего Крыма - последнего оплота белой свободной России.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"