Двухпалубный паром "Святая Виктория" медленно пробирался сквозь густой весенний туман, регулярно подавая утробные сигналы, словно заблудившийся в джунглях, отбившийся от стада слон.
Удивительная всё же страна, эта Швейцария, размышлял сидя за чашечкой кофе в корабельном уютном ресторанчике Солист. Взяли расписку, что он обязуется не покидать Швейцарской конфедерации на время следствия, тут же вернули немецкий паспорт, отвезли на вокзал к утреннему поезду, пожелав доброго пути. Немецкая разведка в стране, занимающей вооруженный нейтралитет, единоличная хозяйка, что хочет, то и творит.
Его позабавило и напрягло то, что в толпе железнодорожного вокзала он заметил ни кого иного, как старичка Блюмгарда. Тот был с большой рыжей бородой, явно приклеенной, с пышными бакенбардами. Да еще в круглых темных очках. Точно в таких "стеклах", какие были у военного чиновника Кошкина в первую их с Бабочкиным встречу. Но фигура, жесты, старческое причмокивание губами, этого не спрячешь. Значит, Вальтер Николаи зачем-то решил приставить к Солисту надсмотрщика - тот человек, что передал ему в поезде портфель, больше не появлялся. Или у него иные цели, возможно, связанные с Ларсом Хансоном. Не исключено, хотят шведского агента убрать, или его, если... Что "если"?... Ответа на этот вопрос пока не было.
Альтерман ехал в первом вагоне поезда, Солист в пятом, и больше за время пути до Засница он его не видел: тот не выходил на остановках. В порту дед одним из первых взошел на паром и тут, увидев его со спины, полковник вспомнил точно такую же фигуру в Народном доме, перед Синим залом, где заседали суфражистки. Конечно, тогда он не придал значения какому-то старику, но теперь ему стало очевидно: старичок Блюмгард был в телеграфной, возможно, он и убил Йонаса Шнейдера. На пароме Альтерман также не попадался Солисту на глаза.
Такой "хвост" полковнику был не нужен, от него следовало в любом случае избавиться. Но прежде нужно было узнать, для чего он к нему приставлен, его цели и задачи. Можно, конечно, выяснить в какой каюте он обретается, и прижать к стенке, но это не выход: повсюду много народа и потом ушлый дед вряд просто так просто "расколется", все честно выложит.
В море произошло то, что могло стоить жизни не только Солисту, но и всей "Святой Виктории" вместе с пассажирами и экипажем.
Паром должен был зайти в несколько портов Дании, поэтому небольшой путь до шведского Мальмё занимал почти сутки. Солист поначалу удивился, почему немцы не взяли ему билет на паром сразу до Стокгольма. Но потом выяснилось, что не хватает кораблей, а длинные маршруты даже в нейтральные страны небезопасны.
В проливе Кадетринне, у датского острова Мён по парому была выпущена торпеда. Кто стрелял, так и осталось загадкой: Дания поставляла в Германию мясные консервы в больших количествах, и Антанта регулярно топила ее "коммерческий транспорт". Возможно и теперь субмарина Англии или русская подводная лодка "Акула", приняли гражданский паром за такой транспорт, решили атаковать.
Торпеда прошла в метре от кормы парома и, столкнувшись с рифом, взорвалась. Взрыв был такой силы, что корабль окатило сверху донизу, словно на него обрушился водопад, а сам он едва не зачерпнул правым бортом. Но выдержал, тут же выпрямился, как ни в чем, ни бывало, "Святая Виктория", построенная на датских верфях, оказалась устойчивой и надежной.
На пароме случилась паника, все повыскакивали на верхнюю палубу. Матросы и лично капитан успокаивали толпу, объясняя, что шлюпок и спасательных жилетов хватит на всех, чем лишь подогревали ажиотаж. Повторной атаки не последовало, видно подводники разглядели, кого собирались пустить на дно, а может, просто у них закончились торпеды.
В ресторане остался только Солист, стряхивающий с брюк салфеткой пролившийся кофе и средних лет мужчина с пышными рыжими "колониальными" усами. Он спокойно покуривал сигару, пуская к потолку сизые, вращающиеся дымные кольца.
-Безобразие, - проворчал он по-немецки, - не у кого даже попросить порцию вишневого шнапса. Полное неуважение к пассажирам. Вы тоже фронтовик? - обратился он к Солисту. И тут же представился: Клаус Кальтенберг, оберст - лейтенант 5 армии кронпринца Вильгельма. Получил ранение ноги под Верденом.
Немец продемонстрировал палочку, с помощью которой ему приходится передвигаться. Вдруг шустро "доскакал" до барной стойки, налил себе полстаканчика "Bauer Kirschen" из бутылки, каким-то чудом не упавшей во время взрыва.
-Хотите? - предложи он. - Или предпочитаете русскую водку? Я. Кстати, тоже, но иногда балую себя вишневкой. Терпеть не могу французский коньяк, отдающий клопами и британский виски, напоминающий дурной деревенский самогон. Русские называют его "sivurcha".
-Сивуха, - поправил немца Солист. - Или просто - "сивый".
-О, вы прекрасно знаете русский. С Восточного фронта, звание, должность? Ох, извините, можете не отвечать, солдафонская привычка заместителя командира полка.
-Ничего. Я не военный. Родом из Мюнхена. Чиновник интендантской службы, поставляющей продукты в Германию из нейтральных стран, Феликс Бабочкин.
-А-а,- обрадовался Кальтенберг,- так это вы гоните на фронт гнилую тушенку из Дании? От нее у солдат пучит животы и газы, как при атаке хлорпикрином, ха-ха. Чертовы датчане. Единственное, что их спасает, так это очень приятная и умная королева Александрина. Кстати, у вас прекрасный берлинский акцент, произносите твердое "ch", а не шипите им гусем, как мы, южане-штутгардцы. Ха-ха. А фамилия у вас русская. Мне ли не знать.
-Много немцев осело в России, немало русских теперь в Пруссии и других немецких землях, что здесь удивительного?
-Да. Два великих народа, перемешанные кровью не только царей, но и простых людей, а мы вечно что-то выясняем друг с другом, делим. Нам бы вместе быть, одним кулаком. - Клаус продемонстрировал большой кулак в нескольких шрамах у основания. - Вот бы они, где у нас были: все эти лягушатники, Томми, ростбифы, лимонники... Тьфу. Только две великие нации: немцы и русские. Чувствую, наваляют они нам скоро своим неожиданным прорывом.
Солиста пробило электричеством: и этот знает про грядущий прорыв. Все в курсе, даже пролетающие мимо мухи - вспомнил он слова Кошкина в штабе Брусилова, когда попросил генерала тоже выйти. Впрочем, если Клаус действительно оберст-лейтенант, заместитель командира полка, не удивительно. Или Кальтенберг тоже человек полковника Николаи?
-И где же царские войска собираются совершить этот прорыв? - как бы невзначай спросил Бабочкин.
-Так известно же, что русские концентрируют свои силы по всей линии нашего Восточного фронта, а их союзники на западе пока притихли, ждут наступления императора Николая, чтобы ударить разом. Но у Антанты ничего не получится.
-Почему?
-Ладно, открою секрет, вам все равно передавать его некому. Потому что мы получили секретные сведения, где и когда они собираются начать наступление. Разведка русских хочет нас уверить, что под Луцком, а сами ударят на севере. Я тоже хотел перевестись из 5 армии кронпринца в 7 армию фон Линзингена, которая противостоит Юго-Западному фронту генерала Брусилова. Люблю быть на острие событий. Но, увы. Еду лечить раны по линии шведского Красного креста в стокгольмский госпиталь. Нам, кстати, не по пути?
Ответить полковник не успел, в ресторан начал возвращаться народ.
-Можем вечером прогуляться по Копенгагену, если пожелаете, паром будет стоять в порту до утра, - сказал Кальтенберг, допил вишневку и, кивнув, ушел.
Где-то в толпе у входа в ресторан Солист заметил Альтермана. К его столику подбежал официант, стал тщательно вытирать пролившийся кофе, спросил, что герр желает. Поблагодарив, Бабочкин вышел на палубу, но старика уже и след простыл. Вернувшись в тесную каюту с двухъярусной койкой - немцы могли бы на более комфортабельную каюту раскошелиться, хорошо хоть никого не подселили - он стал размышлять.
Клаус Кальтенберг из Штутгарта... Его вроде как ранило в ногу, а не в голову, чтобы первому встречному рассказывать о плане предстоящего прорыва Русской армии. С другой стороны, человек с фронта, оказавшись в мирной среде, от пьянящего воздуха спокойной жизни, порой теряет осторожность. Но нет, Клаус не похож на простака. Тогда кто он? Копенгаген, говоришь? Хорошо, прогуляемся.
26
Они медленно шли, а оберст-лейтенант по-другому и не мог, от порта "Nyhavn" вдоль канала, тянувшегося с Королевской площади мимо разноцветных, одинаковых по высоте и размерам таунхаусов.
Клаус болтал о чем-то незначительном, в частности о шведском Красном кресте, который помогает пленным с обеих воюющих сторон, а так же принимает по гуманитарной линии раненых солдат и офицеров для лечения в своих госпиталях.
-Не могу представить, как я окажусь в одной палате с каким-нибудь русским полковником или даже генералом. Что говорить? Или лучше молчать?
-Насколько я знаю, - ответил Солист, - братания на фронте не редкость. В газетах писали, что первые случились в Рождество еще 1914 года. Так что найдете тему для беседы.
Клаус остановился.
-В каких газетах?- В его глазах блеснуло недоверие.
-В нейтральных, конечно,- ответил Солист, мысленно одёрнув себя: нужно выбирать слова, дабы не попасть впросак. - Например, в швейцарских. Я сейчас из Цюриха.
-Да, видел вас в поезде. И что же вы теперь закупили для нас в Швейцарии?
Вот ведь привязался, поморщился Бабочкин.
-Солонину, три тысячи фунтов, - не моргнув глазом, солгал он.
-Тоже редкостная гадость. Но что поделаешь, на войне не до разносолов, лишь бы живым остаться. А кто ваш начальник?
Вопрос так вопрос. Солист понял, что совершил ошибку, позволив немцу развивать интендантскую тему. Решился на блеф:
-Сам генерал Людендорф курирует нашу службу. А потому...
-Потому он назначил ответственным за поставки продовольствия своего геноссе, эту бездарность генерала фон Штейна. Армия неделями, а то и месяцами сидит в окопах не только без вашей, простите, герр Бабочкин, тухлой солонины, но даже и без галет. К вам лично у меня претензий нет, вы человек хоть и не военный, коммерсант, но подчиняетесь этим генералам, с пустыми как гнилой орех черепами. Ха-ха. Надеюсь, вы не донесете на меня Людендорфу, ха-ха. Хотя, когда я вернусь, может уже и закончится эта идиотская война. Для чего идет эта бойня, кто от нее что получит? Так нам, немцам, если победим, и отдадут лягушатники с Томми свои колонии, и позволят окончательно прибрать к рукам Эльзас с Лотарингией, о чем мечтает Вильгельм.
-Нам важно создать буфер между рейхом и Россией, отобрать у нее Польшу, Малороссию, которая теперь местными националистами зовется Украиной, ну и Лифляндию, Курляндию, Эстляндию,- ответил Солист, изображая из себя осведомленного, политически грамотного немецкого патриота.
-А-а, махнул рукой Клаус, - от чухонцев толку как от помойной мухи меда - вечно сидели под кем-то, кроме тупого самомнения ничего у них нет. Окраинные малороссы, как русские называют новоиспеченных украинцев, вообще степные бандиты, казачки без царя в голове, нам они тоже как покойнику грелка. Дай им свободу, так устроят в Малороссии цирк-шапито на квадратных колесах с дикими обезьяньими плясками.
Полковник невольно рассмеялся - устроят шапито с квадратными колесами, да еще с плясками обезьян - забавный ход мыслей, сразу видно разумного человека, а не солдафона.
Кальтенберг оказался прав: Украину не удержали от "степной бандитской анархии" и раздрая ни генерал-лейтенант Русской императорской армии, гетман всея Украины Петр Скоропадский, ни австро-немецкое командование, установившее на оккупированных землях Малороссии жесткие порядки. Петлюровщина, с десятками самостийных гетманов, погромами, полной анархией, ограблением крестьян, махновщина с метаниями Революционной повстанческой армии Украины Нестора Ивановича Махно между "белыми и красными" и той же самостийной анархией, привели в результате к победе большевиков и образованию УССР, с последующей передачей ей Лениным части русских земель. Мина замедленного действия, которая рванет десятилетия спустя. Следует отметить, что образовавшаяся сразу после Октябрьского переворота УНР была провозглашена Центральной Радой как автономия в составе "демократической федеративной России". Именно демократической, а не коммунистической. Но Ленина это не устраивало - Киев должен быть красным. К тому же там вспыхнуло большевистское восстание рабочих. На помощь им Владимир Ильич велел Главковерху Николаю Крыленко - бывшему прапорщику армейской пехоты, направить в Киев войска. Но армия полковника Михаила Муравьева не успела, красный бунт был подавлен УНР. И тогда, из-за угрозы надвигающегося "марксизма-большевизма", Центральная Рада примет решение о полной государственной независимости УНР. Официально самостоятельной республикой Украина будет признана Лениным только после " позорного соглашательства с кайзером" - подписания Брестского мира. Крыленко уйдет с поста Главковерха, возглавит верховный трибунал при ВЦИК, потом станет наркомом юстиции. В 1938 его арестуют за организацию вредительской организации в Минюсте, связи с Бухариным и... за " чрезмерное увлечение альпинизмом, когда надо работать". Расстреляют на полигоне "Коммунарка", куда он сам отправил немало "врагов народа".
-Конечно, можно будет определить к ним нашего генерал-губернатора, - продолжал оберст-лейтенант, - думаю, Гинденбург подберет для будущей Украины подходящую кандидатуру с хорошим кнутом. Малороссы и чухонцы без кнута дрессировщика, как ослы без морковки, ха-ха, так и будут топтаться на месте, никакого от них толку. Единственно кто в войне может сорвать банк, так это Россия.
-Вернуть себе Константинополь, отнять у Турции Босфор и Дарданеллы?
-Разумеется. Русские хоть и не мусульмане, но тоже религиозные фанатики, им православные святыни важнее жизни. Только ничего у них не выйдет.
-Союзники не позволят?
-Это первое, а второе... Им самим это не надо.
-?!
-Османскую империю полностью не уничтожить, вот и будет для них от бывшей Византии одна головная боль. Это сегодня Англия и Франция их союзники, а пройдет время, и они же будут подстрекать османов устроить русским какую-нибудь гадость. Кстати, это понимают многие русские генералы из окружения царя Николая, но император слышать ничего не хочет, к тому же карты сданы и из-за стола так просто не выйдешь.
-У вас глубокие познания, герр Кальтенберг, в области русской действительности. Вы любите карты? Несколько раз упомянули эту игру.
-Обожаю!- воскликнул Клаус. - И не только карты, я вообще азартен, за рулеткой раньше мог просиживать днями. Послушайте, здесь наверняка есть какое-нибудь игорное заведение.
Казино нашлось в квартале Амагер, куда их доставило такси. Кальтенберг действительно оказался крайне азартен и вскоре, упорно ставя на одни и те же цифры, на нечетные красные, проиграл все деньги. Солист не играл, стоял рядом, как любопытный наблюдатель. На нервной почве оберст-лейтенант, каждый "промах" сопровождал обильным возлиянием шотландским виски, который, как утверждал, не любил из-за сивушного запаха.
Как и ожидал полковник, в один прекрасный момент, Клаус с мольбой взглянул на него. Взгляд был понятен без слов, он одолжил ему денег. Когда "вылетели в трубу" и они, оберст-лейтенант был уже здорово пьян, и пришлось, чуть ли ни силком, уводить его из казино. Вернее, почти тащить на себе, так как его раненая нога престала сгибаться.
В машине по дороге в порт, Кальтенберг припал к уху Солиста:
-Я никому не скажу, но ты не тот за кого себя выдаешь. Молчи. Говоришь, родом из Мюнхена, а почему тогда не шипишь, как южанин? У тебя акцент берлинский, причем слишком правильный. Такой могут привить только где? Правильно, в разведцентре. Ты шпион!
-Успокойся, Клаус, скоро приедем, и ты отдохнешь.
-Нет, ты шпион.
-Шпион, угадали. Целый полковник контрразведки Брусилова.
Оберст-лейтенант заржал так, что обернулся шофер.
-Брусилов мелок для тебя, для такого профессионала, личный шпион царя!
-Опять в точку.
-Уважаю. Верну все деньги. Сколько ты мне одолжил?
Немец достал из кармана портмоне, открыл, потом закрыл. В нем было немало денег.
Надо же, ухмыльнулся Солист, а прикидывался, что всё проиграл. Интересно, что он еще выкинет? Говорить ничего, конечно, не стал, а оберст, казалось, и не заметил своей оплошности.
-Не помню, потом предъявишь счет,- продолжал бубнить Клаус. - У меня в стокгольмском банке знаешь сколько крон? Не знаешь. А я тебе не скажу. Никому не скажу. Нет, тебе скажу, но потом. А тот маленький бакенбардовый старикашка, с шевелюрой как у Маркса, за тобой следит. Я сразу заметил. Фронтовика не проведешь, лично с полковником Вальтером Николаи знаком. Знаешь кто это? Не знаешь и знать тебе незачем, потому как тайна. Это вы, тыловые интендантские крысы, ничего вокруг себя не видите, кроме протухшей солонины, которой нас пичкаете. Да.
-Вы же сказали, что я шпион.
-Конечно. А кто же еще? Одно другому не мешает. Шпион! - громко, как перед атакой, крикнул оберст-лейтенант так, что стали оборачиваться люди. Они уже ехали по набережной, и до порта было рукой подать.
Клаус велел остановиться, стукнув кулаком шофера по спине. Солист подумал, что немца тошнит, вежливо повторил просьбу. Получив кроны, таксист, укоризненно покачав головой, обдав их керосиновым дымом, молниеносно скрылся в ночном копенгагенском переулке.
Спустившись по каменной лестнице к воде, немец принялся снимать с себя пальто, сказав, что ему жарко, и он хочет искупаться. Солисту пришлось приложить немало усилий, чтобы угомонить Клауса и дотащить его до парома, на который служащие порта загружали какие-то тюки и бочки.
Кальтенберг категорически отказался идти к себе в каюту, направился в ресторан, заказал вишневого шнапса и датской копченой селедки. Спать не хотелось и Солисту, к тому же оберст-лейтенант вцепился в него мертвой хваткой, повторяя, что Бабочкин его лучший друг, и он его никуда не отпустит. Пришлось составить немцу компанию, к тому же паром скоро должен был отойти от причала, а Солист любил наблюдать с корабля, уходящий вдаль ночной город. Тем более, что Копенгаген был залит огнями и зрелище должно было быть очень красивым.
Когда паром отвалил от берега, издав оглушительный рев, полковник вышел на палубу, насладиться великолепным зрелищем. Однако вновь опустившийся густой туман, не позволил это сделать. Вернулся в ресторан.
О чем говорил, не умолкая, хмельной Клаус, он слушал вполуха: о семье, в которой у него трое детей и миленькая жена, правда тощая как зубочистка, в которой он души не чает. О том, что у него большой дом в Штутгарте с мезонином, но требующий капитального ремонта. О тупом командире полка, отдающим дурацкие приказы, отчего гибнет множество солдат. Голова Солиста была полностью свободна от мыслей, лишь звучала какая-то лирическая мелодия, которую прервал резкий возглас Кальтенберга:
Далее всё произошло как в кошмарном сне. Абсолютно нелепо и неправдоподобно.
27
Пьяный и хромой оберст-лейтенант двигался быстро, будто к нему подключили электрическую батарею. Полковник и моргнуть не успел, как Клаус оказался на пустой, темной палубе, затянутой туманом, где никого, кроме "садового цветочка" не было.
Подскочив к Альтерману, Кальтенберг дернул его за бороду, которая не отклеилась, затем подхватил за ноги и начал переваливать его за борт.
-Nein! Nein! - закричал Солист, бросившись на палубу. - Что ты делаешь, оставь его!
Дед уже свесился с парома вниз головой, не издавая при этом ни звука. Солист успел ухватить его за ногу, но было поздно - рука оберст-лейтенанта разжалась, и старик полетел вниз. За бортом хлюпнуло. В руке Бабочкина остался ботинок Блюмгарда.
-Why did you do that, gentlemen? - спросил кто-то по-английски.
В дверях ресторана стоял испуганный кельнер, глаза его были величиной с десертные блюдца.
Английского языка Солист не знал, но его и не понадобилось, чтобы понять последовавший от официанта вопль:
-Всё, герр Кальтенберг, приплыли,- обреченно сказал Солист. Теперь уж немецкая разведка не поможет.
В рубке корабля что-то зазвенело, видно, была подана команда "стоп!", началась суета. Шум двигателей парома снизился. К ним, в сопровождении кельнера, бежали два матроса. Раненый, но крепкий фронтовик Кальтенберг, уложил их несколькими ударами, дернул обомлевшего Солиста за рукав пиджака:
-Шевелись, коммерсант, пора отступать. На войне такое случается.
Позабыв о раненной ноге, он шустро добежал до кормы, таща за собой Солиста. Там, по левому борту висела на тросах небольшая спасательная шлюпка.
-Нас, фронтовиков так просто не возьмешь! - кричал Клаус. - Чего встал, хочешь с датскими королевскими полицейскими пообщаться? Редкостные свиньи, доложу я тебе. Имел удовольствие познакомиться еще до войны: держат неделю в бетонной яме метр на метр на воде без хлеба, а потом уж допрашивают, прям как турки.
Выяснять для чего Кальтенберг совершил этот безумный поступок, времени не было: официант видел Солиста с ботинком несчастного Альтермана и теперь уже не "отбояришься" - труп деда наверняка выловят, паром идет вдоль датских берегов, так что заниматься расследованием будет королевская полиция. Ну, Клаус, удружил, так удружил.
Кальтенберг вскочил в шлюпку, похожую на большую скорлупу грецкого ореха, возможно, для капитана - большие лодки находились вдоль обоих бортов - втянул за собой Солиста, надавил на рычаг у кромки палубы. После потрясшего весь мир гибели Титаника, системы спасения на гражданских судах, сделали максимально простыми и удобными.
Шлюпка вздрогнула, мягко соскользнула вниз. Винты парома "Святая Виктория" полностью остановились, вода была тихая. Клаус взялся за весла, мощно, ритмично, со знанием дела погреб. Куда? Ясно, что подальше от судна. Уже через полминуты оно скрылось из виду, с парома доносились лишь крики да сквозь туман пробивались лучи фонарей.
Устав, оберст-лейтенант опустил весла.
-Всё, дальше не знаю куда.
-А раньше знали?- спросил Солист, кипя злостью.
Более дурацкого положения и представить себе было невозможно: без верхней одежды, без денег, вообще без всего оказаться посреди ночного моря и неизвестно куда плыть.
-Паром должен был зайти еще в Хельсингёр, потом уже взять курс на Мальмё,- сказал Клаус.
-И что?
-В Хельсингёре жил Гамлет, принц датский.
-Очень познавательно.
-Мы недалеко от датского берега. Если подумать и прикинуть, сколько времени мы плыли от Копенгагена...
-Вы бы, герр Кальтенберг, раньше подумали. Можете объяснить, для чего вы набросились на старика и выкинули его за борт? Просто в голове не укладывается ваш, так сказать, порыв.
-Он был шпионом, следил за вами, я хотел вам помочь, избавить от этого шайсе.
-С чего вы вообще взяли, что он шпион?
-Я их за милю чувствую. Ненавижу шпионов, самые подлые существа на земле!
-Не могла же она у него отрасти за несколько дней.
-А-а, так ты встречался уже с ним и знал, что он сексот, а удивляешься моему поступку. Может, расскажешь, пока мы бултыхаемся в этой туманной луже? Кстати, возьми-ка весла, дружище и греби туда.- Клаус указал вправо.
-Почему именно туда?
-Куда же еще? Паром шел на север, мы высадились с левого борта, значит, плыть надо направо. Ладно, не хочешь не рассказывай. Потом откроешь душу, в каком-нибудь уютном датском кабачке.
Клаус похлопал себя по карману серого шерстяного пиджака:
-Кошелек всегда при мне, а твои денежки, я так понимаю, тю-тю.
В карманах Солиста, вместе с паспортом, лежала некоторая мелочь, но под подкладкой были спрятаны сто фунтов стерлингов на всякий случай - железное правило не только для разведчика, но для журналиста. Остальные же средства, выданные немцами, действительно теперь безвозвратно пропали.
В тумане было хоть и зябко, но терпимо. Однако как только "вата" начала рассеиваться, поднялся ветерок, холод стал пробирать до костей. К их счастью, по правому борту действительно показался огонек.
28
На скалистом холме стояла рыбацкая хижина. Домик был невысокий, но довольно длинный, с одним маленьким окошком вроде бойницы, крытый дранкой, местами черепицей. Из широкой, низкой трубы поднимался дымок. Сбоку и спереди дома на шестах проветривались рыбацкие сети. Над входом тускло горела лампа.
Им открыла сморщенная старуха в сером приплюснутом войлочном колпаке и стеганом сером зипуне, подпоясанным простой веревкой. Она напоминала Солисту гоголевского помещика Плюшкина.
-Она по-немецки не понимает, - сказал Солист, достав из кармана шведскую крону, показал бабуле. - А вот так понимаешь?
-Эй, наверное, датские кроны нужны. - Кальтенберг принюхался к навозному "аромату" из хижины.
Но это подействовало. Бабуля тут же показала пальцами "три".
-Старая ведьма, - проворчал оберст, доставая пять бумажных крон.
Хозяйка взяла их, просмотрела на тусклый свет лампы, посторонилась.
- Kom ind.
Больше она не сказала ничего. Указала на скамью у низенького стола с кривыми ножками, принесла миску, доверху наполненную соленой селедкой, краюху серого, с крупными ноздрями, хлеба, кувшин пива.
Оберст жадно припал к пенному напитку.
Солиста так и подмывало сказать Клаусу, что ему нужно лечить не только ногу, но пристрастие к Бахусу, которое имеет крайне тяжелые последствия и не только для него. Но промолчал - поздно что либо советовать немцу, нужно думать, как выбираться из этой дурацкой ситуации.
В доме жутко пахло навозом. И было понятно отчего: старушка регулярно подбрасывала в аляповатую каменную "буржуйку" навозные лепешки. Целая их куча лежала в углу. При этом было очень тепло, даже жарко и душно.
Клауса быстро разморило, он начал клевать носом. Бабка ему указала на железную, вероятно, армейскую кровать, застеленную какой-то дерюгой, на которую немец тут же лег. Солист же устроился у печки на соломенной циновке, которую принесла хозяйка. Где легла она сама, Бабочкин не видел, так как моментально отключился.
Они проспали, как выяснилось, до следующего раннего вечера. Солист открыл глаза и увидел перед собой бородатого мужика в рыбацкой шапке с наплечником и брезентовом плаще с прилипшей чешуей. Рыбак что-то говорил по-датски бабке, она ворчливо, недовольно отвечала.
-Guten Tag, - поздоровался Солист.
- God eftermiddag,- ответил рыбак.
Выяснилось, что он понимает и говорит по-немецки, правда, страшно коверкая слова и предложения.
Первым делом рыбак, представившийся Элуфом, сказал, что нашел их шлюпку возле скал и отогнал в свою деревню Трёрёд, что неподалеку. Он рад, что их приютила его мать Агнесса, так как людям всегда нужно помогать, тем более потерпевшим бедствие на море.
После этого он вынул из огромного кармана газету, положил на стол, за которым сидел Клаус, жуя хлеб. Газета называлась "Morgenbladet", на первой полосе было... фото сидящего на палубе парома Пауля Блюмгарда, а вокруг него матросы и люди в белых халатах с символикой Красного креста.
Элуф ткнул мозолистым в царапинах пальцем в фото, пояснил текст заметки: "Удалось спасти тонущего в ночном море профессора-вулканолога Ганса Рихтера, которого сбросили за борт два немца-пассажира, следовавших в Мальмё, после чего скрылись, похитив с парома "Святая Виктория" спасательную шлюпку. Для чего было совершенно это злодеяние, неизвестно. Следствие знает их имена и фамилии, но в интересах дела не раскрывает. Кроме того, преступники могли предъявить поддельные документы при регистрации на паром".
-Профессор-вулканолог,- пробормотал Солист.- Как же я мог так ошибиться... Ну, конечно, у Альтермана была белая плотная шевелюра, на которую он никак не мог нацепить парик под Маркса.
-Он такой же профессор, как я певчий хора Кёльнского собора,- сказал Клаус, ничуть не удивившись. - Ерунда. Шпион он и есть шпион. Хитрый, изворотливый, как змей. Жаль, что выплыл. Ну, ничего, мы еще до него доберемся.
-Клаус!- воскликнул, не удержавшись, Солист. - Извини, но кажется, тебе в психиатрическую клинику надо.
Немец ничуть не обиделся.
-Верно, и нервы следует подлечить. Интересно, у бабки еще пиво есть?
Он указал пальцем на пустой кувшин, взглянув на Элуфа.
-Мне не интересны ваши немецкие дела и проблемы, - сказал рыбак.- Я готов вам помочь, переправить вас на остров.
-Какой еще остров? - недовольно спросил Кальтенберг, вновь указав на кувшин.
Рыбак кивнул Агнессе, и та принесла пива.
-Вен или Санкт Ибб, - пояснил датчанин. - Это уже Швеция. Там разберетесь. Вы же плыли в Мальмё. С острова местные рыбаки переправят вас на Скандинавский полуостров.
Элуф назвал цену в датских кронах, потом перевел ее лихо в уме в шведские кроны, затем по просьбе Солиста, в английские фунты стерлингов.
Аппетит рыбака оказался заоблачным. Даже припрятанных Солистом ста фунтов не хватало, а у Клауса, несмотря на его хвастовство, в портмоне было всего двадцать марок и тридцать шведских крон - остальные деньги также остались на пароме.
-А шлюпка?! - возмутился немец.- Ты же прикарманил нашу шлюпку. Она тоже денег стоит.
-Вы ее украли с парома. Полиция повсюду. Если бы я ее не отогнал к себе в деревню и не спрятал, вас бы быстро здесь нашли. Вся Дания говорит о вашем преступлении.
Клаус ухмыльнулся - аргумент был существенный.
-Ну-ну, не очень-то, "преступлении", - проворчал Кальтенберг. - Мы спасали мир от истинного преступника и шпиона, так что... А-а, ладно, подавись!- махнул рукой оберст, снял с шеи золотой амулет в виде винтовочной пули с прозрачным наконечником.
-Алмаз, - пояснил он, - десять карат. Мой фронтовой оберег.
-Det passer, okay,- сказал, осмотрев оберег, рыбак.
-Конечно, окей, - передразнил Клаус, поняв одно слово. - Куда ты денешься. Только лишь за переправу камень не получишь, продам за фунты, марки или шведские кроны, ваши датские фантики мне не нужны. Ясно?!
Немец назвал сумму. Её датчанин прекрасно понял.
-Vente, - сказал Элуф и вышел из хижины.
-Куда это он? - удивился Клаус.
-Или за деньгами или за полицией, - спокойно ответил Солист.- Будем надеяться на лучшее. Нам все равно бежать некуда.
29
Вторые сутки море, затянутое туманом, было спокойно, гладко как стекло. Обмен алмазного амулета на деньги договорились провести перед посадкой на катер, куда принесет их местный меняла-ростовщик, решивший, по словам Элуфа, войти в выгодное дело.
Элуф принес беглецам простую, несвежую, но теплую крестьянскую одежду, их же костюмы забрал. Оставил только ботинки, отчего Солист и Клаус выглядели довольно странно, если не сказать, смешно. Но выбирать не приходилось.
Лодка с бензиновым мотором Даймлера оказалась очень приличной для обычного рыбака, что сразу насторожило Солиста. Впрочем, оберста тоже.
-Он что, здесь говорящих акул на продажу вылавливает? - шепотом попытался шутить Клаус.
-Скорее, золотых рыбок,- ухмыльнулся Бабочкин.
-Каких?
-Есть такая сказка Пушкина про волшебную рыбку, исполняющую все желания рыбака. Меня интересует, куда он дел нашу шлюпку.
Моторка находилась в стороне от деревни, в небольшом фьорде. Как сказал рыбак, его дом неподалеку, значит, шлюпка со "Святой Виктории" должна быть где-то рядом. Хотя, Элуф сказал, что спрятал ее, возможно, утянул с берега лошадьми, решил Солист.
Ростовщиком оказался маленький человек с красным обветренным лицом, тоже в рыбацком плаще. Подмышкой у него был кожаный портфель. И это насторожило Солиста - меняла, вряд ли ходит в море на промысел, а лицо как у настоящего мрежника. Ростовщик был суетлив: что-то бубнил и как Элуф оглядывался по сторонам. Портфель не расстегивал и денег не доставал.
-Чего-то темнят эти ребята,- сказал Клаус.- А ну, заводи свою скорлупу,- велел он Элуфу. - Амулет отдам в море. Портфель сюда!
Ростовщик что-то громко залопотал, начал размахивать свободной рукой, потом внезапно выхватил из-под плаща парабеллум, стал наставлять по очереди на немца и Солиста.
-Что и следовало ожидать,- вздохнул полковник.- А еще якобы цивилизованные европейцы, на поверку, обычные разбойники.
Пистолетиком фронтовиков было не напугать. Гораздо хуже было другое: с холма спускалась с собакой группа полицейских. Всё произошло молниеносно: Кальтенберг, сделав левый выпад, ударом ноги в горло ростовщика уложил его на крупную морскую гальку, а Солист, захватом руки Элуфа, втащил его в лодку, подпихнул к мотору:
-Живо заводи! Иначе пожалеешь, - и выдал длинную непечатную фразу по-русски.
Мотор Даймлера завелся вполоборота. Клаус едва вскочил в лодку, держа в одной руке портфель, в другой парабеллум, как отчалили. Не вовремя подул береговой ветер, разметав густой туман.
По ним начали стрелять. Берег отдалялся, но не так стремительно, как хотелось бы: мотор был слабосильным. Палили густо и прицельно, как определил по звуку Солист, из немецких винтовок "Gewehr 98".
Клаус положил себе под ноги портфель, показал полицейским кулак и тут же опрокинулся, словно каменная статуя, в воду. Солиста и Элуфа забрызгало кровью и желеобразной массой - пуля попала немцу в голову.
Элуф в ужасе закричал, кинулся за борт. Куда же он в плаще, да еще в рыбацких ботфортах?- удивился Солист.
То ли перед прыжком в море рыбак что-то нажал в моторе, то ли нужно было постоянно поддерживать газ, но мотор Даймлера, несколько раз чихнув, заглох.
Из-за мыса появился катер, с двигателем явно более мощным, чем на лодке. Это конец, подумал Солист, обреченно сев на банку у мотора. К его удивлению, Элуф не потонул, а шустро барахтался к берегу. Однако вскоре он исчез из виду, также как и катер преследователей - береговые воды снова, будто ватным одеялом окутал туман.
Весел в лодке не было, да и куда грести было бы непонятно. Только теперь Солисту отчаянно стало жаль Клауса - все же необычный был парень, этот немец. Возможно даже и агент Вальтера Николаи, взбалмошный, непредсказуемый, но какой - настоящий, искренний и вообще, с ним было не скучно. Да, сейчас догонят, и начнется полное, бесконечное веселье.
Мотор полицейского катера послышался совсем рядом, потом начал удаляться, затем снова приблизился и затих уже совсем. При абсолютно спокойном море, лодку явно несло течением, причем довольно шустро. Видно, Гольфстрим здесь довольно активен, решил Солист, но куда он несет, было непонятно. Определить же стороны света по часам в тумане было невозможно. Да и смысла не было, оставалось надеяться только на удачу, так как в досредневековую мистику, как уже говорилось, полковник не верил.
Голод пустяки по сравнению с жаждой. Это прекрасно знал Солист, но сейчас еще раз это прочувствовал, ощущая себя Робинзоном, прежде чем его, измученного и отчаявшегося, выбросило на какой-то берег.
Им оказался тот самый остров Вен, о котором говорил Элуф. Как позже узнал Бабочкин, от датского берега до острова было меньше десяти миль, но видно, морское течение водило его по кругу и наконец, наигравшись, смилостивилось, дало возможность причалить к суше.
30
Он очнулся от щекотки в носу. Открыв глаза, увидел перед собой смеющегося мальчишку с веточкой в руке - это он щекотал его и, видимо, получал от этого большое удовольствие.
-Vakna, morgon, - сказал мальчик по-шведски и убежал, сбивая с прибрежных голых деревьев палкой воду - дождь недавно закончился.
Солист тоже был мокрым, плащей Элуф не выдал, а верхняя одежда, хоть и теплая, от сырости не спасла - явно, что датчанин готовил беглецов к общению с полицией, а не к путешествию по морю.
От берега до поселка Санкт Ибб оказалось недалеко, меньше полумили. Пройдя мимо церкви в стиле средневековой готики, Солист увидел вывеску с пенной кружкой и надписью "Krog". Хотел было зайти, но тут, к крайнему его изумлению, из соседнего дома раздался... гимн Российской Империи "Боже, царя храни!"
Уж не галлюцинации ли начались от жажды? - подумал Бабочкин и увидел бородатого мужчину в армяке, какие носят московские извозчики, вышедшего на крыльцо. Мужчина попыхивал трубкой и кому-то давал указание в доме. Из двери выбежала коротконогая собачка - шведский вальхунд, поднялась на задние лапы, а передние опустила на его колени, выказывая радость или прося за что-то прощения.
Солист подошел к невысокой изгороди из плетеных веток ивы, поздоровавшись по-русски, сказал, что впервые слышит на чужбине царский гимн.
-Так вы русский!- обрадовался мужчина, раскрыв руки, словно для объятий.- Заходите! Как я рад, совсем одичал среди этих викингов, ха-ха.
Мужчина представился: Никита Кот, потомок русского офицера петровских времен Ивана Демьяновича Кота, попавшего в плен к шведам под Нарвой.
- После Ништадтского мира наших пленных и всех остальных, которые воевали на стороне Петра, отпустили,- рассказывал, напоив пивом Солиста, хозяин довольно большого дома. - Их держали, в том числе, и здесь, на острове Вен. Корабль, на котором пленных собирались перевести в русскую теперь Ингерманландию, внезапным штормом затопило прямо при выходе из бухты. Спаслись немногие, в том числе Иван Демьянович, который посчитал это перстом божьим и остался навсегда на острове. Женился, занялся рыбацким делом.
-Двести лет прошло,- сказал Солист, несколько захмелев от пива.- Откуда же вы так хорошо знаете русский язык, говорите без акцента? И пластинка с гимном.
Бабочкин взял пакет из-под пластинки, на котором было написано: "Нотный кружок для граммофона "Боже, царя храни", музыка князя Алексея Львова, слова Василия Жуковского. Цена за пьесу- 2 руб."
-У меня много пьесок,- похвастался Кот, демонстрируя пакеты с другими "кружками". - Ария из оперы "Жизнь за царя", "Ивушка, ивушка", "Вниз по матушке, по Волге". Из России привез, до войны. Я ведь там с супругой Натальей Тимофеевной жил, в Петрограде, на Мойке, имел коммерцию по рыбному делу, пока она... Царствие небесное...
Никита истово перекрестился на множество икон в нескольких углах перед лампадами.
-А здесь наши родственники, все Коты по фамильному наследству, так сказать, обретались. От чахоточной болезни умерли, дом оставили, имущество, иконы.
Он опять перекрестился на образы.
-После первого революционного бунта,- продолжал Кот,- ну в 1907, супруга моя и говорит: нечего в России делать, раз началась заварушка со стрельбой, уже не угомонятся. Давай, говорит, в Швецию перебираться, скандинавские варяги ить, нашу Русь создали, объединив славянские племена - она у меня историю хорошо знала, так что уживемся. И я думаю: родственники-то ужились, я мы чем с Натальей Тимофеевной хуже? Детей нам Бог не дал, терять тут нечего, а кости предков на шведском острове лежат. Дом к тому времени несколько лет пустым стоял. Но супругу в Финляндии прямо на вокзале удар хватил, вернулся в Санкт-Петербург, похоронил, потом сюда. И живу вот теперь с верным псом, русские песни слушаю. Гимн за душу берет.
Что ж ты, патриот, когда война началась, в Россию не вернулся, не взял винтовку и не стал защищать отечество?- подумал Солист. Но, конечно, вслух это не произнес - у каждого свой путь на земле, к тому же не один Никита Кот из русских, что разбрелись по миру, сам же об этом говорил швейцарскому следователю.
Словно опомнившись, Никита спустился в чулан, принес вареного мяса, копченой рыбы, хлеба, еще пива. Пока его не было, Солист мучительно соображал, как представиться Коту - кто он, откуда, как здесь появился в таком странном, мягко говоря, виде.
Никита бросил псу по кличке Грот кусочек мяса, выпроводил на улицу "чтобы больше не клянчил еду, разбалованный бродяга".
-Я слышал, что и сейчас в России бурлит, революционеры головы поднимают. Так?
-Так,- кратко ответил Солист, принимаясь за селедку, она оказалась отменной, не то, что у старухи. Ему меньше всего сейчас хотелось говорить на "революционные" темы, он чувствовал нестерпимый голод, вероятно, от сильнейшего пережитого стресса. Как от морального, так и физического.
-Не спрашиваю, кто вы,- продолжил Никита,- захотите, сами расскажите. Я не сторонник русской монархи, это не то что шведская. Здесь и конституция, принятая еще до нашествия в Россию Наполеона, двухпалатный риксдаг - имперский сейм, всеобщее мужское избирательное право. Скоро думаю, и бабам разрешат голосовать. А Россия, чувствую, трещит по швам - победит ли она немцев с австрияками, нет ли, неважно, финал один. Царизм ее погубит. Погибнет сам и погубит Россию, утянет за собой в пропасть. Я это давно понял, потому и согласился с Натальей Тимофеевной уехать в Швецию.
Граммофон давно замолчал. Никита завел "Вниз по матушке, по Волге", сказал, что это любимая песня Натальи Тимофеевны. На его глазах блеснули слезы. А потом вновь поставил "Боже, царя храни!" и стал в такт размахивать руками.
Да, противоречив, русский человек, подумал Солист. Ненавидит "царизм" и обожает царский гимн. Видимо здесь, на чужбине, Кот ищет крайнего в своей якобы вынужденной оторванности от родины, а возвращаться боится, да и не хочет.
Царизм многим тогда надоел, даже, вероятно, самому Николаю II и его младшему брату Михаилу Александровичу, который открестится от предложенной "короны", словно от проказы. Царизм для всего российского народа станет понятием негативным. Песня со словами "...Белая армия, черный барон, снова готовят нам царский трон", написанная Самуилом Покрассом и Павлом Горинштейном, станет, чуть ли ни "антицарским" гимном Красной Армии. Советские люди, благодаря коммунистической пропаганде, будут свято верить, что Белая армия воевала за "царский трон". Не зная, что генералы Врангель, Деникин, Корнилов, Алексеев и др. на самом деле, сражались за Единую, Неделимую, Великую Россию, за новое Учредительное собрание, всенародное Вече, которое бы определило дальнейший путь развития свободной страны. Только через многие годы ведущая российская партия получит название "Единая Россия", а страна вернет триколор в качестве государственного символа, с которым Белая гвардия билась не на жизнь, а насмерть с "красным драконом".
-Ботиночки у вас хорошие,- вдруг "перескочил" на другую тему Никита.- Себе такие хотел, да здесь не купишь, на материк надо плыть. На острове с едой в магазинчиках хорошо, а вот с одеждой и обувью, швах, как говорят немцы. В Швейцарии брали?
И не дожидаясь ответа:
-Вы промокли, переоденьтесь и отдыхайте, а я за пивом в местную таверну схожу, а то и повечереть нам будет нечем.
"Повечереть"?- удивился Солист. Значит, Кот понимает, что ему идти некуда и не к кому. За пивом? Возможно, в полицию, но бежать все равно некуда.
Никита выдал ему одежду явно прошлого века, пахнущую табаком и лавандой, видно, от моли.
-Не побрезгуйте,- сказал Кот.- От родственников одежка осталась, но им-то уже не понадобится, а живому человеку на время в самый раз.
Одежда: холщовые порты, армяк такой же, как на Никите, невысокие, стоптанные сапоги, оказались полковнику впору. Его рыбацкую одежду Кот унес в другую комнату, сказал, что высушит. Свистнул псу и ушел, не заперев на ключ, как ожидал Солист, входную дверь.
31
Будь что будет, решил полковник и крепко уснул на кровати с высокой периной, которую ему отвел хозяин. После "путешествия" по морю, в тепле и тишине, он совершенно расслабился, что для разведчика, конечно, недопустимо. Но что он еще мог сделать? Это в романах шпионы невозмутимые герои, всегда начеку и готовы к подвигу, а в жизни они обычные люди.
Спал крепко, но шаги вернувшегося хозяина и цоканье когтей пса Грота, услышал. Приподнялся. Никита действительно принес пива в двух больших стеклянных жбанах.
-Рыбаки у порта датскую моторную лодку нашли, на каких их полиция по морю ходит,- сходу заявил он.- Не ваша?
Полковник закашлялся. Что-либо сочинять было глупо.
- Моя. Вернее... Один датский рыбак обещал на ней нас переправить на Вен, но...
Поняв, что в его словах нет логики, фразу не закончил: откуда у датского рыбака полицейская лодка с мотором и кого это "нас"?
Однако Никита лишь ухмыльнулся. Открыл жбан пива, наполнил деревянные высокие кружки.
-Сейчас многие в Швецию из Дании плавают, здесь пиво дешевле.
Он рассмеялся раскатистым смехом.
-Не мое дело, господин Бабочкин,- продолжил он. - А вот народишко здешний очень любопытный и просто помешан на всяких новостях.
Полковник похолодел: за все время общения он ни разу не назвал свою фамилию и вдруг мужик в армяке ее произносит. Он даже приподнялся на кровати, с которой так еще и не встал.
Никита жестом показал: мол, лежи, не утруждайся, а сам достал из широкого кармана армяка слаженную в трубочку газету. Это была шведская "Svenska Dagbladet".
-Чего-чего, а прессой материк снабжает остров регулярно,- пояснил Кот. - Так вот, есть рубрика, что происходит у соседей. А кто соседи? Ясное дело, Датское королевство. И как что-то в нем происходит, особенно жареное, тут же едкая заметка.
Бабочкина удивило, что Никита употребил жаргонное словечко "жареное", которое обычно используют журналисты. Тот теме временем, продолжил:
-Я по-шведски плохо, но все же понимаю. Итак, читаем...Датская королевская полиция в очередной раз опростоволосилась...Такого-то числа...ага, она упустила двух немецких шпионов, работавших против королевства, которые ко всему прочему, умудрились отнять у них полицейскую лодку с мотором Даймлера и скрыться на ней в море. Указана и фамилия одного из шпионов - некий герр Бабочкин. А?
Никита громко, от души рассмеялся.
-Так вы и есть тот немецкий шпион "Бабочкин"? Ладно, вставайте пиво пить. Не беспокойтесь, полиция здесь - три калеки, да ей вообще нет никакого дела до датских проблем. И все же, лодку вашу рыбаки брезентом на всякий случай затянули, так что ее вообще словно нет.
После некоторой паузы полковник сказал:
-Я не немецкий шпион, но мне срочно нужно в Стокгольм. По делам... Очень важным для России.
-Да-а,- протянул Никита, залпом опустошив кружку.
Пили прекрасное пиво молча, долго, пока не закончились два жбана. Все это время пес Грот преданно лежал у ног хозяина. Никита поставил, видимо, любимое "Боже, царя храни", отслушал до конца, что-то шепча себе род нос, потом сказал:
-Вы можете целиком и полностью на меня рассчитывать, господин Бабочкин.