Аннотация: Очередное расследование отставного опера Коли Мигренева по прозвищу Мигрень и его друга Сверла.
Однажды Коля Мигренев бездельничал на даче и от нечего делать залез на чердак. Там в куче хлама он нашел полуистлевшую подшивку журнала "Нива" за 1900 год.
Коля не удивился. Дом, который он гордо именовал "загородной резиденцией" был старым и гнилым. Он его купил пару лет назад за небольшие деньги у какого-то спившегося рыбака. Тот в свою очередь приобрел хибару "под рыбалку" у древних деда с бабкой, которые сразу померли, как только сделка была совершена. Приобрел за грузовик картошки, десять кубов дров и 100 долларов. Во всяком случае, так рассказывал рыбак. Мигренев купил дом с небольшим "советским" участком, потому что ему приглянулось место. Рядом слияние трех рек: Волги, Медведицы, Пудицы. Кругом нетронутый, "берендеевский" лес. Говорили даже, что в нём водятся волки и медведи. В это Коля не верил, а вот лосей и кабанов несколько раз видел.
Деревенька со странным названием "Гусенос" стояла заброшенной, пока в ней не начали появляться горожане и не строить дачные дома или ремонтировать старые. Из местных здесь оставался лишь один дряхлый старик Помпей Демьянов по кличке Стоматолог. Когда-то он рвал клещами больные зубы односельчанам, вот и получил такое прозвище. Теперь удалять зубы было некому, да и сам Стоматолог был слаб, хил, почти не слезал с печной лежанки.
Коля же ремонтировать приобретенный дом не собирался. Во-первых, "стройка" была не для него, во-вторых, в карманах гулял ветер. Он и "резиденцию" купил на последние средства, оставшиеся от созданного им частного сыскного агентства "Добрый Торри". Но бывшему оперу не везло на коммерцию и дело заглохло.
Некоторые трухлявые страницы "Нивы" от прикосновения рассыпались, но другие можно было если не листать, то аккуратно переворачивать. "Рассказ г-на В.Эркина "Бедная вдова", "Поступил в продажу, приготовленный для всемирной выставки 1900 г. в Париже коньяк Финь-Шампань от товарищества Шустов и сын". "Открыта подписка на первое общедоступное собрание сочинений Поль-Де-Кока". "Великолепные украшения для дам и барышень от Г. Шамиссо всего за 10 руб." "Картина П. Сведомского "Фульвия с головой Цицерона". Множество портретов разных деятелей, в том числе недавно почивших.
Практически все картины и портреты были разрисованы, вероятно, детскими руками, синими и красными карандашами: у кого подведены глазки, губы, кому приделаны рожки и т.д. Но один портрет, обер- полицмейстера N-ского уезда Ираклия Христофоровича Саврасова, был не тронут. Он сопровождался текстом: "6 января с.г., в результате трагической случайности, погиб на охоте выдающийся сын Отечества, участник севастопольской кампании, товарищ министра внутренних дел г-н Саврасов Ираклий Христофорович..."
Колю удивило даже не то, что портрет остался целым, а надпись простым карандашом под ним: "Убiенный князь душегубцемъ Помпеемъ".
Мигрень напряг память. Имя "Ираклий" греческого происхождения, но обычно распространено у грузин. Впрочем, тогда при царском режиме, многие знатные грузины, князья, получали должности в Российской Империи. Взять хотя бы, генерала Петра Ивановича Багратиона. Так, что не удивительно. Ах, ну да, здесь же написано, что Саврасов родился на Кавказе в 1833 году. Но приписка...убиенный душегубцем Помпеем. Помпеем? Так зовут дряхлого, почти выжившего из ума Стоматолога. Но Демьянов не настолько стар, чтобы в 1900 году отправить на тот свет обер-полицмейстера. При этом факт очевиден: кто-то из местных знал не только самого Саврасова, но и обстоятельства его смерти.
Скуку как рукой сняло. Интернета в глухой деревне не было, но мобильная связь имелась, на реке, особенно в пасмурную погоду, когда сигнал усиливался облаками. Мигрень решил позвонить своему товарищу и помощнику Славе Сверлицину. Слава перешел на последний курс журфака и теперь летом подрабатывал на стройке. С выбором работы ему "помог" Мигрень, сказал, что на стройке можно реально неплохо заработать - вон, как мэр развернулся с возведением в столице "лондонских безликих коробок". И потом, журналисты ведь ничего не умеют, кроме как трепать языком, а пока Слава не в СМИ, хорошего заработка ему не видать. Мигрень по своей дремучей наивности, конечно, не знал, что блогеры без всякого образования зашибают в Сети хорошие деньги. Этим мог заняться и Сверлицин, но решил перед последним курсом подкачать мускулы, ведь физическое здоровье не менее важно для ума, нежели моральное.
Слава обедал кефиром и булкой в вагончике строителей, когда ему позвонил Коля. Узнав, что Мигрень хочет, чтобы он "пробил" в Сети обер-полицмейстера N-ского уезда Саврасова, не удивился: Коля всегда придумывает что-нибудь "оригинальное. Но когда услышал, что Ираклия Христофоровича "убил Помпей", спросил:
-Николай Карлович, вы часом, местной самогонки не перепили?
-Не хами, Сверло. Это не консул Римской республики.
Мигрень в свое время окончил институт МВД, но в академию не поступил, хотя был далеко не глупым. При этом, коллеги окрестили его Динозавром за наивность и прямолинейность. Он так и оставался до увольнения из органов старшим лейтенантом. Уволили его за "недостойное поведение": он сказал в лицо штабному генералу, что тот дебил и пустое место.
"Сверлом" Мигрень окрестил своего помощника не только за созвучие с фамилией "Сверлицин", но и за его способность "высверливать мозг" въедливостью и занудством.
Коля отправил Сверлу фото с портретом Саврасова.
-Теперь понятно?
-Не очень.
-Помнишь, когда ты был у меня в резиденции, я показывал тебе старика Помпея? Дед огород копал.
-Так это он убил бедного обер-полицмейстера? Вероятно, лопатой.
-Бросай свои кирпичи и приезжай. Заваривается интересненькое дельце.
-Николай Карлович...
-Слей мне по СМС на трубку из Сети, всё, что есть по Саврасову. Жду.
Слава жать ответа не заставил. Информации мало: родился Ираклий Христофорович в Тифлисе, из рода владетельных князей - мтавари. Учился в Санкт-Петербурге, служил в армии, участвовал в Севастопольской кампании, о чем сказано в некрологе. Важно то, что он был товарищем министра внутренних дел Ивана Ивановича Дурново и даже членом Государственного Совета, а оказался обер-полицмейстером в N-ском уезде. Как, за что? это же явное понижение по службе. Последнее пристанище не указано. Очень и очень странно. Обычно знатных людей хоронили при губернских или уездных монастырях. Видимо, точно что-то не чисто, подумал Мигрень.
Дед Помпей как обычно ковырялся в огороде, что-то пропалывал.
-Да ты крепок как огурец, а говорят, совсем с печи не слезаешь. - Так поприветствовал Демьянова бывший оперативник.
Старик в долгу не остался:
-У кого есть крепкий огурец, тот и молодец. Чего надо?
-Твоего пращура тоже звали Помпей?
-Тебе-то что?
-Пишут, что у кого в роду все мужики одного имени, тому от исторического общества автомобили дают.
-С колесами?
-С пятью.
-Ясно. Чего надо, спрашиваю. Видишь, занят, не до твоих тупых шуток.
Ухмыльнувшись, Коля показал на телефоне фото обер-полицмейстера Саврасова. Он специально увеличил изображение так, чтобы не было видно приписки карандашом.
-Знаешь кто это?
-А кто? - Демьянов прислонил тяпку к яблоне, вытер руки о полу байковой рубахи. Он явно заинтересовался фото.
Мигрень рассказал.
-Слышал о нем от деда, но лицо вижу впервые, - ответил после долгого молчания Помпей. - Откуда у тебя?
И не получив объяснения, сказал:
-Весь уезд обер-урядник Саврасов в страхе и повиновении держал, никому спуску не давал.
-Это как?
Помпей пожал плечами:
-Не знаю, дед подробности не рассказывал или я уже забыл.
-Откуда твой пращур вообще его знал?
-Так Помпей Помпеевич осочником здесь был, лесничим по-нашему. Осочок, так себя называл. Сюда многие чины на охоту ездили: и царские, и советские. Его даже в 1930-е не посадили, как всех в округе.
-Осочником, говоришь....А твой родственник не говорил как погиб Саврасов?
-И это знаешь. Сразу видно, мент. Его медведь-шатун завалил, аккурат перед рождеством.
-Медведь, значит.
-Ну да. Чего ты пристал ко мне со своим Саврасовым, вот тебе спокойно не отдыхается. Рыбку ступай, полови, теперь линь идет.
-Ладно. Последний вопрос. Кто в моем доме во времена твоего пращура жил?
-Вот ведь пристал. Ну, Прогодаловы, купцы. Раньше-то твой дом не таким неказистым был, хоромы стояли. Большевики разорили. Прогодаловы, когда еще можно было, в Турцию вместе с белыми сбежали, а дом колхозникам Семеновым коммуньки отдали. Во время войны, вроде как от голода умерли. Когда я с фронта вернулся, здесь уже другие жили.
Помпей тяжело вздохнул, присел на пенек, он невольно втянулся в разговор.
-А эти, Прогодаловы, состоятельными были? - Коля присел рядом, предложил деду папиросу, тот отказался, сказав, что бережет здоровье, но дым любит.
-Говорю же, купцы, I-ой гильдии, дом у них был как хоромы. А они сами с уездной властью дружили, мясцо им, рыбку, пушнину поставляли. Через них Саврасов сюда и ездить на охоту стал.
-То есть они обер-полицмейстера хорошо знали.
-Наверное.
-Видимо, и на охоту с ним ходили. А водил на неё твой пращур осочник.
-Ты к чему клонишь?
-Ни к чему, Помпей Помпеевич, копай свой огород, а я пойду по твоему совету линей ловить.
Однако на речку Мигрень не пошел, снова залез на чердак, стал "просеивать" весь имеющийся там хлам. При этом не переставал повторять фамилию: "Прогодаловы".
Вечером приехал Сверло. Привез еды, две бутылки сухого крымского вина. Коля поморщился:
-Сухое вино, как сухая женщина, одна изжога на утро.
Он всегда так говорил, когда пил "сушняк", хотя от крепких напитков давно сам отказался: от них у него сносило голову и он творил, по словам окружающих "чудеса".
-Изжога - не похмелье, - ответил Слава, откупоривая бутылку "Розового букета" Перешел к делу: - Есть какие мысли, что думаете?
-В отличие от тебя, я всегда думаю, Сверло, - огрызнулся Мигрень.
Слава не заметил колкости, подобное общение между ними было в порядке вещей. Такой уж есть Коля Мигренев, по прозвищу Мигрень.
Он выпил два фужера кряду, неприлично икнул. Медленно сжевал бутерброд с красной рыбой.
-Сам что ль горбушу ловил? Тиной пахнет. Пращур нашего Помпея здесь лесничим был, в моем доме богатые купцы Прогодаловы жили. Они местным царькам еду поставляли и вместе с ними на охоту ходили. Приезжал сюда на дичь или кабана и обер-полицмейстер Саврасов. Ну, нарвался на медведя-шатуна, не успел среагировать, с кем не бывает. Если бы не....
-Не эта подпись под его портретом в "Ниве", - сразу догадался Слава.
-Именно.
Коля вынул из ящика стола старый журнал, аккуратно открыл страницу, где был напечатан обер-полицмейстер. Из портфеля Славы, с которым, по словам Мигреня, он не расставался даже в сортире, появилась лупа. Стал разглядывать надпись. "Убiенный князь душегубцемъ Помпеемъ".
-Вы показывали эту надпись Стоматологу?
-Я тебе точно когда-нибудь ремня всыплю. Ты за кого меня принимаешь! Я тебе не Пилюля.
Пилюлей Коля называл своего бывшего начальника по оперативному отделу районного УВД майора Пилюгина. Именно Пилюля, как считал Коля, донес на него, тогда старшего лейтенанта, генералу, которого он назвал дебилом. "Пилюля" стал для Коли олицетворением всего негатива. Хотя на самом деле, как уже говорилось, он сам бросил генералу оскорбление в лицо. Но так Коле теперь было удобнее считать. Удобнее так же при случае просить помощи в расследовании дел у майора Пилюгина. Такой уж был Мигрень.
-Дело вырисовывается такое..., - начал Коля, но Сверло его перебил:
-Надпись сделана рукой среднего нажима, сухим чернильным грифелем явно до письменной реформы 1918 года. Яти, "i".
-Не факт. Когда еще новая письменность пришла в глухую деревню. Но "средний нажим"...Ты хочешь сказать...
-Да, вероятно, женская рука.
Коля тихо выругался, припомнив беса, постучал себя по лбу:
-Про женскую линию Демьяновых я у Стоматолога не выведал.
-Это хорошо, что не устроили ему "глубокий" допрос, а то бы он спрятался в панцире, навсегда.
-Поучи еще. Я тоже думаю, что он знает больше, чем говорит. Но если приписка - правда, за что лесник Помпей мог убить обер-полицмейстера? И потом, скорее всего на охоте они были не вдвоем, как можно было при людях инсценировать нападение медведя-шатуна? Невероятно. Или были вдвоем....А потом осочник нанес на тело полицейского характерные для зверя раны. Возможно. Но мотив. В любом преступлении главное мотив.
-Без местного исторического архива мы не разберемся, - сказал Слава. - Как вы здесь живете без интернета?
Пошли на берег. Сверло позвонил своему приятелю, который залез в Сеть и сообщил, что исторический архив ? - ского уезда, в том числе архив царского МВД, полностью сгорел в 1942 году во время немецкой бомбардировки. До районного центра, включая деревню Гусенос, фашисты не дошли, их остановили в 200 километрах юго-западнее. А вот в местном лесничестве могут оставаться старые документы, в том числе связанные с лицами, осуществлявшими охрану лесного императорского хозяйства. Приятель сообщил адрес районного лесхоза.
Начальником лесного хозяйства оказался мужчина средних лет, с круглым лицом, похожим сдобную булку, утыканную воробьиным пухом. Он постоянно раскачивал головой, словно она у него плохо держалась на плечах, и повторял "ох" и "ах". Узнав, что журналист (Слава показал свой студенческий билет журфака) хочет написать статью о истории районного лесхоза), всплеснул руками:
-Ах, как это верно, как правильно, что корреспонденты, наконец, заинтересовались нашими лесными угодьями. Раньше тут и цари охотились. Ох. Да, цари.
-А обер-полицмейстеры? - спросил Сверло и тут же получил тычок в бок от Коли, мол, не суйся наперед батьки.
-Нас интересуют конкретные личности, - сказал Мигрень.- А...
Но Сверло его перебил:
-Мой помощник имеет в виду лесничих, осочников, как их называли в старину. Хотелось бы о людях написать, вспомнить, так сказать, забытые имена.
Директор, не переставая улыбаться, недоверчиво обвел парочку взглядом: не староват ли у журналиста помощничек, что-то здесь не так, но мысленно махнул рукой: не о нынешнем же состоянии дел они собираются писать, А лишняя реклама его хозяйству не помешает.
-Для какого же издания будете писать? - спросил он.
-Для сетевого, - неопределенно ответил Слава.
-Для сетевого, ох. Да. Теперь всё в интернете, печатную продукцию мало покупают. А нам прибыток, меньше лесов для бумаги вырубают. Ха-ха.
Смех был натужным, так как начальник вспомнил, сколько гектаров было вырублено в прошлом году и начале нынешнего. А уж браконьеры и охотники... Мало того, что губернатор на кабанов и лосей повадился, так еще своих друзей из соседних регионов сюда таскает. Ох, беда.
-Ну что ж, - сказал директор. - Вспоминать забытые имена очень правильно. Ох. Дарья Ильинична, делопроизводитель, вас проводит в архив. Она и сама у нас ходячая энциклопедия.
Дарьей Ильиничной была пожилая женщина, похожая на мышку: маленькая, вся в сером, с острым носиком и усиками под ним. Она говорила, словно забивала гвозди:
-Конкретно, какой век вас интересует?
-Конец 19-го, начало 20-го. - Сверло взглянул на Мигреня, с лица которого все еще не сходила обида за "помощника".
-Конкретная личность?
Тут уж взял инициативу в свои руки Коля, снова слегка подпихнув локтем студента.
-Помпей Демьянов, осочник из...
Теперь уж перебила "мышка":
-Знаю, из села Гусенос. Это теперь там захолустная деревня, а раньше было село с церковью. Большевики церковь взорвали, священников на Колыму сослали.
Она зло взглянула на директора, будто это он отправлял батюшек на рудники и взорвал храм.
-Так...,- Коля открыл рот, но снова вступила "мышка":
-Его карьера закончилась после гибели на охоте полицейского, как его...сейчас.
-Ираклия Христофоровича Саврасова, обер-полицмейстера, - пришел на помощь Коля.
-Верно. Его вроде бы задрал медведь-шатун, а лесничий Демьянов не пришел ему на помощь.
-Вроде бы?
-Темная история. Тело полицейского так и не нашли.
-Как же так, он наверняка не один на охоту приезжал.
-Кто был с жандармом неизвестно. А вот осочник, по инструкции, точно не мог быть один. В те времена инструкции соблюдались неукоснительно. У него в помощниках значились полесовщики, пожарные старосты, лесная стража, объездчики. Объездчик вообще был правой рукой Помпея Демьянова.
"Кто?" - в один голос спросили Мигрень со Сверлом.
-Идемте.
Наконец добрались до архива. Он располагался в полуразрушенном кирпичном строении, поросшем местами кустарником. Обычно в таких руинах любят распивать алкаши. Но чугунная дверь с двумя ручками как в военном бункере, над которой болталась, видимо, немеркнущая лампочка, была чистой и на вид надежной.
Дарья Ильинична открывала дверь двумя ключами. Внутри было сыро, пахло грибами и почему-то навозом. После того, как делопроизводитель повернула выключатель, погреб наполнился белым, ослепляющим светом. По стенам, на невысоких стеллажах находились пронумерованные папки с документами. Она выбрала одну из них, положила на раскладной железный столик с ржавыми ножками. Открыла бережно, явно с внутренним трепетом, словно Священное Писание.
На титульном листе была напечатана клятва:
" Я нижеименованный общаюсь и клянусь Всемогущимъ Богомъ предъ Святымъ Его Евангелiемъ въ томъ, что хощу и долженъ Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивѣйшему Великому Государю Императору....вѣрно и нелицемѣрно служить и во всемъ повиноваться, не щадя живота своего до послѣдней капли крови..."
-Это всенародная присяга, на основе Манифеста 1801 года,- пояснила Дарья Ильинична. - Ее давали, в том числе и служители лесничеств. Та-ак...1890-е годы, открываем....А вот и подписи...Осочник Помпей Помпеевич Демьянов, пожарный староста Кривожилов Семен Степанович, объездчик Прогодалов Фома Кузьмич...
Он обхватил "мышку" огромными своими клешнями, поцеловал в щечку.
-Нам срочно нужно к Стоматологу!
Опешившая Дарья Ильинична поправила съехавшие, висевшие теперь на одном ухе очки:
-Что с вами? Ну, нельзя же так...
-Можно!
Делопроизводитель все еще оставалась в подвальном архиве, когда старенькая "Нива" Сверла взревела, выпустила струю сизого дыма и понеслась в Гусенос.
Помпея на дворе не оказалось, дверь в его дом была открыта настежь. Стучать вежливо в косяк Мигрень не стал, сразу вошел в сени. Дверь и в "светлицу" была отворена. Откуда-то снизу раздавалось кряхтение и неясное бормотание. Подошли к открытому люку в подпол, заглянули вниз. Там в свете единственной, почему-то синей лампы, копошился с лопатой Демьянов.
-Решил и в подвальчике картошечку посадить? - окликнул деда Коля. - Под синей лампой самое оно, как в мертвецкой.
Прекратив шуровать лопатой, Стоматолог оперся на черенок:
-Понимаю, - спокойно ответил Коля. - Убийство - ваша семейная традиция. Что, косточки обер-полицмейстера решил перепрятать, понял ведь, зубодер, что я до истины докопаюсь. А ну, вылезай, а то так и останешься в яме. Это же надо, кладбище в доме устроили. Вылезай, говорю!
Однако Стоматолог и не думал подниматься.
-Делаю предупредительный выстрел!
-А у тебя пистолетик-то есть? - ехидно осведомился старик.
Конечно, у Мигреня никакого оружия не было, но он всегда носил с собой несколько петард. Он очень боялся собак, а "хлопушки", как он считал, самое действенное средство против них. Коля поджег одну петарду, бросил под стол. Грохнуло так, что у Сверла заложило уши. Это подействовало. Кряхтя и вздыхая, Демьянов пополз по лестнице.
-Сразу и стрелять, - ворчал он. - Вот напишу министру МВД, будешь знать.
-А мы журналистов позовем и ославим твою фамилию на веки вечные. Впрочем, один журналист, хоть и недоделанный, уже здесь. Выкладывай, коновал, всё как на духу.
Помпей достал из кривоногого шкафа бутыль самогона, три стакана, ломоть черного хлеба, превратившегося в сухарь. Выпил полный стакан, махнул рукой:
-Чего уж там, злая карма над нами, Демьяновыми, а с ней на небеса не хочется. Расскажу, что знаю от своего деда. Обер-полицмейстер Саврасов, упокой Бог его душу, был въедливым, неудобным многим человеком, - начал "исповедь" Помпей. - Всё норовил идти против начальства, не соглашаться с ним, высказывать свою позицию. А разве кому из начальников это нравится? Вот и турнули его аж из самих помощников Дурново. И оказался он в нашем захолустье. Но и тут не успокоился.
К удивлению "недоделанного" журналиста Славы, дед Помпей рассказывал складно и ясно. По словам Демьянова, к концу 19-го века Россия вела две военные кампании: Памирскую и Китайскую. Не понятно, каким боком, N-ской губернии был спущен сверху план по заготовке для войск мяса, хлеба, теплой одежды. Видимо, мяса от артелей не хватало, поэтому пришлось задействовать лесные хозяйства. И тут началось: зверей били все кому ни попадя, часть несли в императорские заготконторы, другая уходила на базар. Денежки, разумеется, в карман. Словом, как удалось выяснить Саврасову, одним из организаторов "черного рынка" в уезде были осочник Демьянов и купец I-ой гильдии Прогодалов. Вопреки своему резкому нраву, обер-полицмейстер сначала пытался их просто урезонить, пристыдить. А когда не помогло, решил сделать последнее предупреждение, приехал в Гусенос. Купца в тот день не было, только его сын, помощник осочника Фома. Разговор состоялся в доме Демьянова. Слово за слово, разгорелась ссора. Жена Помпея Елизавета решила ее погасить, спуститься в подпол за самогоном. Открыла люк...
-Этот самый, - Стоматолог указал на люк, из которого недавно выполз. И каким-то образом жандарм оступился и свалился в него. А там ить не мелко. Вот и сломал шею. Насмерть. Что делать? Фома в крик от ужаса, убежал куда-то. А Елизавета, мудрая женщина, сказала, что теперь не докажешь, что обер-полицмейстер сам себе шею свернул. Надо все обставить так, что, мол, на охоте случайно погиб. "Кто же его там мог убить?" - спросил Помпей. "Дурья твоя башка, а медведи-шатуны на что?" На том и порешили, закопали Саврасова в своем погребе, чтоб телом в селе не светить, а сказали, что на охоте медведь задрал и уволок. Ищи-свищи в глухомани то. Фома от страха на время дара речи лишился, никому ничего не сказал, даже отцу, боялся, что и его засудят. А как Японская война началась, записался в волонтеры, там и сгинул.
Коля достал телефон, открыл фото из "Нивы" уже с подписью "Убiенный князь душегубцемъ Помпеемъ".
-Кто это мог написать? - спросил Мигрень.
-Фома, наверное, и написал.
-Женская рука, - сказал Сверло.
-Откуда это известно?
-Экспертиза доказала, - ответил Коля.
-Ну, тогда, может, супруга Фомы Катерина. Шепнул он ей ненароком, муж и жена ведь одна сатана. Она зачем-то потом написала. Поди, разбери, что у баб на уме. Сам черт не поймет.
Повисла тишина.
-И не страшно вам было с покойником вот так долгие годы жить?- спросил Слава.
-Страшно, - ответил Помпей.- А куда деваться? Честь семьи превыше всего.
-Ну да, честь. - Коля выпил самогона, занюхал рукавом.- А чего ж теперь засуетился? Неужели вправду меня испугался?
-Кто ж тебя боится, - огрызнулся Демьянов. - Не сегодня - завтра пред Создателем предстану, так всё ж одного пятна на мне меньше. Решил я косточки Саврасова на кладбище городском прикопать, да молитву в церкви по нему заказать.
-Проснулся. Нет, старик, врешь, меня ты испугался. Ну и славы черной, от которой не отмоешься. А перед встречей с Создателем нет смысла отмываться, он все равно всё знает.
Для Славы было странно слышать от Коли упоминание Всевышнего, ведь Мигрень был агностиком, верил, что Бог - это Вселенная.
Когда ложились спать, Слава сказал:
-Словно в прошлом побывал. Хоть кино снимай: "Вперед в прошлое". Я такую статью напишу! Обер-полицмейстера Саврасова перезахоронят с почестями. Сегодня честный чиновник редкость, так хоть бывший примером будет. Столько лет в подвале, подумать только.
Мигрень на это ничего не ответил.
А под утро проснулись от зарева пожара за окном. Горел дом Помпея Демьянова. Когда в районную глушь добрались пожарные машины, от дома Демьяновых остались одни тлеющие головешки.