|
|
||
Приозёрные колдуны ...Много лет назад неведомо каким ветром на эту лесную поляну занесло семена клёна. Занесло, сыпануло по окружности. В хорошую землю попали крылатки. В добрую... В особенную... Со временем упорные побеги переплелись на высоте двух человеческих ростов, срослись в единое целое дерево, замкнувшее внутри стены из сросшихся стволов небольшое пространство. Распростёрлись руки-ветви гиганта над поляной, охраняя благодатную землю от вплотную подступивших к поляне пушистых елей... Перед широко раскинувшим свои могучие ветви лесным исполином замерла молодая девушка. Развела в стороны руки с повёрнутыми вверх ладонями, - ловит капли падающей с неба воды. Радуется тёплому осеннему дождю, как и золотистые, багряные и кое-где местами ещё не начавшие желтеть листья огромного клёна. Ииха слушала дождь... Ииха умела и любила это делать. Девушка хорошо понимала ласковые, едва различимые слова песни дождя. Дождь пел о том, что совсем скоро вместе с матерью-тучей уплывёт на закатную сторону, за кряж, в болота, в дальние бескрайние леса и станет снегом, чтобы когда-нибудь вновь превратиться в воду и вернуться в эти земли. Негромко дождь нашёптывал о том, что лес утомился, хочет сна и покоя. Хочет тёплой одежды из густого пушистого снега и отдыха до тех пор, пока не придёт новая весна. До тех пор, пока не подует тёплый ветер и не побегут между корней деревьев звенящие ручьи талой воды... Лес желает спать, и его уже никто и ничто не в силах растревожить. Дождь говорил о том, что старый бурый медведь, косолапый житель леса, в последнюю седмицу сделался ленивым и, подыскав себе спокойную берлогу, расширил её, чтобы в скором времени было удобно улечься спать. Рассказывал дождь и про то, что совсем недалеко, там, где из-за бобровой запруды река превращается в неспокойное озеро, на дне которого покоятся останки большого двухвостого зверя с длинными закрученными бивнями, в пещере на берегу живёт колдун Гхокха. С незапамятных времён живёт... Гхокха... Хозяин озера. К жилищу колдуна не стоит подходить близко, а ещё лучше и вовсе... Лучше обойти это место стороной и не раздражать Гхокху без излишней надобности. Дальним крюком обойти, - целее будешь. Уж очень суровый и вспыльчивый характер у колдуна... Правда, всё это к Иихе не относится. Любит старик Ииху, как к родной внучке относится к своей ученице. Осторожно, едва слышно, бормотал дождь поднявшей навстречу ему лицо молодой колдунье о чужаке, находившемся неподалёку от озера, в четверти дня пути от Иихи... . . . ...Перед заходом солнца Гулх остановился в том месте, где лес вплотную подходил к озеру - пора было подумать о пище и ночлеге. В мелком затончике у запруды поймал пару небольших рыбёшек и съел их сырыми. Потом долго сидел под разлапистой елью и смотрел на небо в той стороне, куда ушёл на покой вслед за дождём диск солнца. Как и большинство кхаров, Гулх хорошо различал цвета и даже их оттенки, и сейчас, глядя на закатное небо, он любовался его многоцветием. Над самой землёй оно было огненно-красным, чуть выше - алым, ещё выше - бело-розовым, таким, какими весной бывают деревья в цвету. А над головой следопыта небо стало зеленоватым. И пока совсем не стемнело, Гулх приготовился к ночлегу. Здесь же... Под елью... Много ли надо закалённому многими походами по неизведанным землям охотнику-следопыту? Пары-тройки пушистых еловых веток для подстилки достаточно и будет... Ночью лес, не смотря на наступающую осень, не спал. Неумолчно слышался писк, хлопанье крыльев, крики и стоны, визги и завывания. Бегающие, летающие и ползающие лесные обитатели спасались от сильных врагов... Или сами нападали на слабых... Слабым кхар себя не считал. Слабые следопытами не становятся... Не по зубам он лесному зверью. Разве что, - медведю? Так медведи в эту пору сытые, не страшно... Да и другие хищники не будут нападать на вооружённого человека... Хотя... Как знать, как знать... Гулх подвинул поближе к себе копьё с кремнёвым наконечником и забылся чутким сном... . . . ...Бледная одинокая звезда мерцала в светлеющем небе, угасая в свете приближающегося утра. Проснувшийся Гулх не спускал с неё глаз и, когда перестал видеть её, понял, что занимается утро. Предутренняя мгла понемногу рассеивалась, лишь густой туман сплошной пеленой по-прежнему держался над близким озером. Пронизывающий холодный утренний ветер заставил следопыта подняться на ноги. Гулх попрыгал, пошевелил руками, - одеревеневшее за ночь тело казалось чужим. Неподалеку в кустах орешника всполошились проснувшиеся птицы. Внезапно они с шумом вылетели из кустов. Кхар насторожился. Вдруг в лесу послышалось свирепое рычание зверя... Это был хриплый мяв кугура, одного из самых опасных хищников этих мест - горного леопарда. "Беда! Придётся сражаться за свою жизнь!" - обожгла следопыта мысль, и он невольно вздрогнул. В это мгновение уже совсем рядом раздался грозный рык: "Яуу-хр!.. Хр-р-р!.." Гулх подхватил копьё и вскинул его над головой. Перед ним стоял грозный зверь. Кугур сердито фыркал, не спуская красноватых глаз с человека. Хищная кошка была крупной, её светло-коричневая шерсть в свете поднимающегося солнца отливала желтизной. Кхар не испытывал страха. Пусть он не взял с собой в этот поход молд, - в руках у него было надёжное копьё. Он будет бороться за жизнь! Следя за каждым движением кугура, Кхар сделал шаг вперед. Зверь напружинился, припал к земле, его короткие уши были чуть отведены назад. "Только бы не промахнуться!" - Гулх сделал ещё пару маленьких шажков вперед. Зверь угрожающе зашипел, оскалил зубы, кончик его хвоста бил по земле. Следопыт сделал ещё шаг, и тут гибкое тело горного леопарда взвилось в воздух. В тот же миг следопыт ловко выбросил копьё навстречу зверю. Удар! Кугур упал и, катаясь в ярости по земле, стал кусать пораненное место. На боку зверя шерсть покраснела. Гулх удвоил осторожность - он понимал: хищник ранен неопасно. Готовясь нанести решающий удар, следопыт опять вскинул копьё, но кугур неожиданно короткими скачками пустился наутёк. "Добить! Нельзя оставлять подранка!" - кхар, не теряя времени, бросился по следу кугура... ...На влажной от росы траве кое-где виднелись едва заметные капли крови. Опытный следопыт не мог ошибиться, - раненный хищник прошёл здесь совсем недавно. Неожиданно след кугура свернул к озеру. На берегу шумели под ветром высокие кустарники. Здесь же в озеро впадали тихие лесные ручьи, густо заросшие зелёной, не смотря на приближающуюся осень, травой. Гулх хорошо знал: горные леопарды не любят влажные места, а здесь кугуру пришлось идти по воде. "Зверь ранен, вот почему он сюда забрался!" - решил следопыт. Мутно-жёлтая вода громко чавкала под ногами. Стена прибрежной травы становилась всё гуще. Вскоре Гулх потерял след леопарда. "Как быть? Может, бросить это всё... Убраться из этих мест подальше? - кхар остановился в нерешительности, - так можно из охотника и в жертву превратиться..." Внезапно появившийся откуда-то сбоку кугур захрипел, рванулся вперед. Зверю удалось вцепиться в древко копья. Острые зубы хищника легко перегрызли дерево. Тогда следопыт выхватил кремнёвый нож и прыгнул в объятия свирепой кошки. Тугой клубок из двух переплетённых тел покатился по траве... ..."И-И-ТХА!!!" - звонкий молодой голос, казалось, исходил отовсюду. Тугая волна плотного воздуха прокатилась над ведущими борьбу. В нескольких шагах от сражающихся за свою жизнь, вытянув ладонь в их сторону, стояла Ииха. Ладонь со сложенными в причудливую фигуру пальцами... "И-И-ТХА!!!" - ещё одна тугая волна сгустившегося воздуха закрутилась вокруг вытянутой руки молодой колдуньи и вихрем покатилась по берегу. Дошла до катающихся по траве, откинула кугура от теряющего сознание кхара на пару шагов. Зверь, однако, так просто от своей добычи отказываться не собирался и угрожающе захрипел, готовясь к новой схватке... "ГХО-О-ТХА!!!" - уверенный мужской голос прозвучал как гром среди ясного неба. Между кугуром и неподвижным телом Гулха вздыбилась земля, в воздухе замелькала вырванная с корнем трава. Внезапное вмешательство заставило отступить страшного зверя. Два огромных прыжка - и кугур скрылся в прибрежных зарослях. Над местом только что прерванной схватки человека со зверем пополз сладковатый запах болотных цветов и вступающей в свои права осени... Ну да... Ранней осенью так бывает, - вчера весь день шёл мелкий надоедливый дождь, а сегодня уже поднявшееся довольно-таки высоко солнце выдавливает из мокрой от утренней росы травы и запоздалых цветов ни с чем не сравнимый духмяный запах. Но кхару было не до запахов осени... . . . ...Вдоль внутренних стен, образованных "стволами" клёна-исполина, и с "потолка" свисали белёсые корни, к которым были привязаны пучки травы. В своеобразной берлоге стоял стойкий запах хвои и мяты. И ещё... Не пойми какой травы. Было весьма прохладно. Гхокха с помощью девушки снял с кхара одежду и уложил того на подстилку из еловых ветвей, осторожно протёр ему рваные раны на плече, бедре и груди, затем намазал их чем-то пахучим, приторным. Гулх застонал, зашевелился... - Здесь полежишь... Колется ёлка-то? Ничего, это хорошо. Стало быть, ещё живой, раз чувствуешь, - удовлетворенно кивнул Гхокха своим мыслям, прикрывая следопыта старой, вытертой местами до состояния прозрачности шкурой и продолжил, обращаясь уже к Иихе, - пойдём, дочка, дальше он сам... От него самого зависит... . . . ...Боль в плече вернула сознание. Рядом сидел Гхокха и ощупывал раны Гулха неожиданно тёплыми пальцами. - М-да... Не вся гниль из крови ушла, а теперь уже и по телу разбежалось... Ох-хо-хо-хо-тха... - Колдун наклонился, поднял что-то с пола и поднёс кхару к губам: - пей. Гулх глотнул, закашлялся. Маслянистая жидкость обволокла рот, стекла по пищеводу, комком упала в желудок. Голова отяжелела, в ушах зашумело. Лицо колдуна стало расплываться, сливаясь с полумраком. Гулх попытался что-то сказать, но слова завязли во рту, словно пчела в патоке. Он видел, как неясная тень колдуна-знахаря удаляется от него, как исчезает мерцающий свет чадящего факелка. То исчезает, то появляется и снова исчезает, оставляя его в наполненной странными шорохами темноте... Заслышав лёгкий шорох, Гулх открыл глаза: к нему почти бесшумно подошла куница, поводила усами, принюхалась, невесомо запрыгнула на грудь Гулху и улеглась, щуря на того жёлтые, серьёзные глаза. Илька... Кажется так называла куницу молодая колдунья, когда вместе со стариком обрабатывала его раны... Зверёк тогда почти беззвучно шастал по "берлоге", в которую поместили Гулха, и иногда попискивал, тычась носом в руку неподвижного кхара. - А ты здесь зачем? - спросил его Гулх... Или попытался спросить... Или просто... Подумал. Илька зевнул и прикрыл глаза, - лежи, мол, болезный... И кхар лежал, то впадая в забытьё, то ненадолго выныривая из него, как на поверхность воды. Факелок прогорел, и темнота стала непроглядной. Куница на груди сопела, иногда тыкалась влажным носом в лицо Гулха и обнюхивала, щекоча усами. Если бы не его тёплая приятная тяжесть на груди, да еловые колючие иголки, можно было бы подумать, что следопыт заживо погребён в просторной могиле... . . . ...Прикосновения. Лёгкие, почти нежные прикосновения... На лице, на руках, на груди, на всём теле. Холодные... Нет... Скорее прохладные, не вызывающие отторжение, а как будто снимающие страхи, пришедшие с темнотой... Расслабляющие, успокаивающие боль. Невесомые, словно летящие по ветру семена отцветшей медуницы... ...Его накрывает с головой трава, оплетает тело как коконом, проникает в поры, растворяет в своих объятиях, питает от своих корней, делится силой, которую набирает от земли, мокрой от утренней росы, от преющих прошлогодних листьев, от впитанных капель дождя, от талой воды... ...Вслед за травой в него проникают корни деревьев, раздвигая кожные покровы, составляя единый организм, собирающий росу на утренней заре, берущий силу у ветра, у солнца, у сияния звёзд и у серебра лунного света. Животворные соки проходят через его тело, фильтруя, процеживая дурную кровь, унося гниль сквозь толщу земли, сквозь речной песок, и возвращаются, принося свежесть. Он - одно целое со всем этим миром, он дышит ветром, он пьет дождь, он поглощает свет, и больше ему ничего не надо... ...Время бежит быстро, время пробегает мимо - но у него много времени, теперь он будет жить долго, как этот лесной великан, что окружил его своим телом... Вскоре они станут единым... Целым... Скоро... Вот только кто-то щекочет лицо, сопит и тыкается мокрым носом, не дает забыть, что он живой, что он - человек, и он должен вернуться, а не прорасти травой и листьями, не растечься ручьем, не впитаться росой... . . . ...Сознание вернулось "скачком". Гулх приподнял голову, осмотрелся в свете слабого пламени факелка, - та же "берлога", всё те же свисающие корни дерева с пучками сухой травы над головой. Да... И Илька, всё так же лежащий у него на груди. Зверёк широко распахнул жёлтые глаза, глянул в упор, прищурился, зевнул, показывая розовую пасть с острыми зубами. - Привет, дружище, - выдавил кхар. Слабость заставила его снова прилечь, но голова была ясная, боль ушла, оставив лишь неприятный зуд в плече, бедре и самую малость - в груди. Гулх собрался с силами, аккуратно спихнул с груди зверька и прислушался к своим ощущениям. "Годится, - выжил!" - подумалось кхару. Он встал. Ноги подгибались от слабости, и пришлось опереться рукой о стену. Гулх сделал шаг вперёд к центру "берлоги". Куница, принявшаяся вначале вылизываться, бросила своё занятие и с интересом следила за ним. - Что, думаешь, упаду? - спросил пушистого зверька следопыт. - Не дождёшься! Он шагнул ещё и опустился на колени, переводя дух. Затем, не поднимаясь с колен, повернулся, подполз к своей лёжке и замер, не веря глазам. Еловые ветки подстилки слежались, примятые его телом, хвоя имела какой-то неестественно чёрный цвет. Что-то здесь не так... Гулх приподнял одну из веток пальцами, и хвоя зашуршала, осыпаясь мёртвыми безжизненными иголками. - Сколько же я провалялся? - хрипло прошептал кхар. - Как же это всё... Чадящий факелок собрался погаснуть. В слабых всполохах мерцающего света Гуулх заметил выход из "берлоги", плотно занавешенный шкурой. Напрягаясь, он пополз на коленях к выходу. Илька вздыбил загривок, зашипел, прижал уши, припал к земле, явно не собираясь его выпускать. - Да ладно! - следопыт попытался накрыть зверька рукой. Илька вывернулся и юркнул под шкуру наружу... Около выхода на сучке висел кожаный мех с водой. Кхар набрал пригоршню воды и плеснул в лицо, потом припал к меху губами - почему-то вдруг проснулась дикая жажда. Зубы заломило, горло перехватило холодом, но он пил и пил, через силу проталкивая в себя обжигающе ледяную воду, затем отодвинул полог на выходе плечом и выбрался наружу. В лицо ударило морозным... Белым, искрящимся... Зажмурившись, Гулх из-под ресниц осторожно глянул вокруг. Поляна вокруг исполинского клёна утопала в сугробах, снежные шапки клонили к земле ветки елей и сосен. Верхушки деревьев горели золотом на фоне синего безоблачного неба. Кхар хватанул ртом морозный воздух и закашлялся. Хрустя ногами по снегу к следопыту подошёл Гхокха с куницей на руках: - Куда собрался, человече? - Назад... Домой надо... - И куда же ты пойдешь? Три луны колодой лежал, из схрона еле-еле выбрался. - Мне... Надо домой... Меня ждут... - Ну... Надо - значит, надо. Только всё одно, не дойдешь, - Гхокха нахмурил брови, - оставайся. Поживёшь с нами в пещере... Сил наберёшься, - там видно будет... Следопыт закрыл глаза. Да, колдун Гхокха прав. В таком состоянии, да ещё зимой... . . . ...Мороз щипал лицо, норовил залезть под одежду. Впрочем, пробираясь по сугробам, Гулх вспотел: слабость давала о себе знать. Вчера старый Гхо вручил ему его же наконечник копья, проворчав, что без надёжного копья в лесу делать нечего. Целый вечер он прилаживал наконечник к новому древку. Получилось коряво, но прочно. Он шёл, прислушиваясь к звукам зимнего леса. Совсем рядом постукивал дятел, снег падал с ветвей, потрескивали на морозе деревья. "Лося бы встретить, - подумал кхар и тут же сам себя одёрнул. - Нет, с лосем не справлюсь... Зайца? Заяц убежит, не догонишь... Ладно, кого-нибудь найду, хоть целый день бродить буду". Иногда попадались лисьи следы, полузаметённые хвостом... Вот здесь белка перебежала по насту. Вот здесь, глубоко проваливаясь, прошел сохатый, но это было давно - снег в следах уже осыпался с краёв. Возле огромного дуба Гулх нашёл место кормёжки кабанов - снег был разрыт до самой земли. Следопыт огляделся, выбирая себе укрытие, но деревья отступили от дуба-великана, образовав небольшую поляну. Даже кустарник не рос в его тени. После нескольких попыток Гулху удалось взобраться на нижнюю ветку, где он и устроился в развилке. В животе уже урчало от голода, и кхар пытался отогнать от себя видение свиной туши, целиком запечённой на углях. ...Кабан-подсвинок вышел к дубу, когда солнце уже склонилось к закату, тени стали темно-синие, а мороз уже не щипал, а жалил щеки и нос. Кхар услышал его издалека: "Только бы не учуял!"... Но неосторожный, ещё молодой кабан, беззаботно ломился сквозь кусты, похрюкивая и громко сопя. Вскоре кабанчик высунул голову из подлеска, осматривая поляну. Гулх замер, даже дышать перестал. Не учуяв ничего подозрительного, животное двинулось прямиком к дубу, и зарылось с головой в сугроб, пробиваясь к земле. Кхар приподнялся на ветке и рухнул вниз, целя копьём в заросшую щетиной шею. Кабанчик забился под ним, копьё чуть не вырвалось из рук, но Гулх навалился всем телом, вгоняя своё оружие ещё глубже. Через непродолжительное время всё было кончено, Гулх упал в сугроб, хватая снег пересохшими от волнения и усталости губами. Он не стал свежевать кабанчика на морозе. Покряхтывая от усилий, взвалил его на плечи, подхватил копьё и побрел по своим следам к пещере колдуна. Хорошо ещё, что выслеживая добычу, он не блуждал по лесу. С последними лучами солнца Гулх выбрался к пещере. Гхокха находился у костерка перед входом, явно поджидая его, но повернулся и скрылся внутри, как только кхар показался из леса. Только Илька запрыгал навстречу, проваливаясь в снег по шею. Гулх сбросил свой груз у входа в пещеру и без сил рухнул рядом... Подсвинка они с колдуном разделали прямо на снегу, бросая куски требухи крутившемуся рядом Ильке. Мяса хватило на два дня: кхар чувствовал прямо-таки волчий голод, вставая поесть даже ночью. Колдун ухмылялся и подтрунивал над его аппетитом, но в лес за валежником ходил исправно, - топлива для костра хватало. Теперь следопыт ежедневно приносил из леса добычу: что-то ели, что-то хранили, закопав в снег. Ииха строгала тонкими ломтями мёрзлое мясо, сушила его на костре и размалывала уже высохшее в крошку, гоняя своего питомца, пытавшегося уполовинить запасы. Силы возвращались стремительно, словно кто-то вливал их в Гулха... . . . ...Мела позёмка, сосны и ели скрипели на ветру. Гхо провел следопыта к схрону, в котором тот провел три месяца, показал на растущее над ним гигантское дерево. - Вот кто тебя из могилы вытащил, человече. Весной поглядим, сколько ветвей он тебе отдал... Не забывай этого. Гулх погладил один из заскорузлых стволов у входа, прижался щекой, и память словно вернула его в забытьё, в котором он черпал силы у ветра и солнца, пил росу и купался в свете звезд... Прошептал: - Спасибо, брат... . . . Они вышли его проводить: сурово поджавший губы колдун Гхо и Ииха с куницей на руках. - Счастливый путь тебе, человече... Ну... Иди, иди, - похлопал Гулха по плечу старый колдун. Следопыт обнял каждого из колдунов, сделал пару шагов назад, повернулся к провожающим и, выражая благодарность, кивнул головой... - А ему спасибо сказать? - кивнула Ииха на сидящего у неё на руках и тихо попискивающего Ильку. - Без него, быть может, стоял бы ты сейчас, шелестел мерзлыми ветвями, а по весне, глядишь, и в листочки бы оделся. Для земли ведь всё живое: что дерево, что люди-человеки. Это он тебе не дал корни пустить, на шаг не отходил, держал тебя в этом мире, жизнь твою тёплую берёг, пока ты у матери-земли силу набирал. Кхар взял в руки притихшего вдруг Ильку, поднял, посмотрел в серьёзные глаза зверька: - И тебе спасибо, желтоглазый. Илька зажмурился, повел мордочкой: мол, иди уж... Чего уж там. Возле края леса Гулх оглянулся. Они стояли на пятачке у входа в пещеру: суровый хмурый Гхокха, Ииха и замершая столбиком у её ног куница... Стояли и смотрели ему вслед... Следопыт помахал им рукой и ушёл под заснеженные кроны... Домой! * * *
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
|