Я нашла его в лесу, у остывающего следа портала. Изломанная хрупкая фигурка. Драные уши. Одно наполовину вообще отрезано. Весь в кровище.
Помню, как положила ему руку на грудь, улавливая биение сердца...
Его душа еще не отлетела, но я смогла разглядеть весьма неприятную отметину...
Лишённый. Лишённый права на жизнь, если точнее.
Дотащила его до дома, там можно было провести ритуал обмена.
Если лишён права на Душу, его восстанавливают, забрав Жизнь. А Жизнь соответственно выкупается Свободой.
И все в плюсе. Он живой, а я... А я с детства хотела домашнюю зверушку.
Надо было действовать быстро...
Я сдёрнула с ближайшей полки большую плошку и собрала в неё немного крови (а я-то думала, чегой-то она не останавливается). Добавила своей из порезанного ножиком запястья.
Поболтала плошку, опустила внутрь язык, проглотила смешавшуюся каплю. Посмотрела в открывшиеся глаза найдёныша. Бессмысленные, смотрящие в никуда. Он уже почти ушел.
- Забираю Свободу, дарую Жизнь. Душа не затронута соглашением.
Кровь вспыхнула багровым огнём и опала, оставив на дне плошки ошейник, которому предстояло навечно прописаться на шее ушастика. Кроваво-красный с серебряными клёпками и моим личным знаком на бляхе.
Замок закрылся с тихим щелчком.
Вот так он в мою жизнь и вошел...
Сначала он больше походил на куклу, чем на живое существо - столько лубков и повязок пришлось наложить. Проще было его добить, но мне стало жалко затраченных на ритуал усилий. Да и... Он выглядел так беззащитно, окутанный вязью лекарских заклинаний, что у меня заходилось сердце от жалости.
Потом он пришел в себя. Сначала пробовал обращаться со мной как с другими ТАМ, откуда он был родом. Кажется, раньше мой ушастик занимал высокое положение в их ушастом обществе. Но меня это как-то не интересовало.
Я терпела такое ко мне отношение сверху-вниз довольно долго. Потом, когда посчитала его достаточно окрепшим, в один прекрасный день показала ему зеркало и отражающийся там ошейник. И сказала, что он мой, причем совершенно законно и навсегда.
Едва оклемавшись, он попытался окончить жизнь самоубийством. Успела вовремя, надрала зажившие уши и запретила через ошейник даже думать об этом. Меня возненавидели...
Тогда он начал шататься где ни попадя, старательно вляпываясь во всяческие авантюры. Еще раз вытащив его с того света, я плюнула и запретила ему отдаляться от себя больше чем на четыреста метров. Ненависть стала просто концентрированной. Он не мог жить несвободным, как птица в клетке. А я... Я уже не могла его отпустить. Я влюбилась. Влюбилась в ушастика, которого нашла в лесу и сделала домашним звериком...
Однажды мне потребовалось совершить длительное путешествие. Естественно, он отправился со мной. О, как же он меня ненавидел и желал моей смерти в начале пути, пусть даже это и означало его собственную.
Путешествие это растянулось на месяцы. Мы прошли вместе через много опасных ситуаций, и между нами установилось хрупкое подобие приятельства. Он даже иногда забывал о своем несвободном положении. Но едва проклятущий ошейник попадался ему на глаза в отражении, либо попадал под пальцы... Все возвращалось.
А потом был тот бой на дороге. Они не ожидали от целительницы и эльфа в ошейнике какого-либо сопротивления.
Он удивил нападавших. Он убил их всех, но и сам оказался очень серьезно ранен.
А потом удивил меня...
Когда я тихо плакала, положив себе на колени его голову с опять, как тогда, наполовину отрезанным кончиком развесистого уха, он поднял руку, погладил меня по щеке и назвал своей единственной.
Он ушел. Я не смогла его удержать, вдали от своих инструментов и громоздкого оборудования.
На его могиле в лесу нет имени. Он ни разу не называл его мне.
Простое надгробие, сделанное магией, несет лишь два слова.