С видом на жизнь: Чарующая голосом
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: "С видом на жизнь" одним файлом. Решила у этого произведения изменить название. теперь повесть будет называться "Чарующая голосом". А "С видом на жизнь" хочу сделать серией. Произведение занесено в "Путеводитель"
|
С видом на жизнь
Вторая жизнь - шанс исправить ошибки, сделанные в первой или возможность допустить новые. Это и выяснит попаданка - простая русская женщина, попавшая в другой мир. Найдет ли она счастье или так и побоится его принять?
Чарующая голосом
Часть первая: Расстановка фигур
Пролог
День середины лета был холодным и пасмурным, впрочем, как всегда в последние три года. На кладбище эта смурь была настолько пронзительной, что даже с утра, когда я и пришла сюда, мерещились хмурые зомби, готовые вонзить свои ищущие крови клыки в мою шейку. Я зябко передернула плечами и откинула цепочку с оградки.
- Привет, Сашка! Соскучился? Да, тут тоскливо.
Я достала плеер и врубила музыку на полную. По-над могилками разнеслись тихие звуки песен под гитару. Они казались материальными, как оставшиеся под лучами раннего солнца клочья тумана.
"Листья деревьев еще не зовут маляров,
Сонной прохладой уже вздыхают рассветы.
Дети вегетарианских садов и столов
Празднуют шумно свое августейшее лето..."
Эти песни написал мой муж.
Сашка умер три года назад, почти сразу же после нашего развода. Поэтому я не могла не считать себя виноватой в его гибели. Так же считали почти все, кто знал нас. Только единицы не осуждали, зная, каким был мой муж. И кем. И я знала. За последние годы, находясь в затяжной депрессии, проанализировала каждый день нашей совместной жизни. И пришла к выводу, что вопрос стоял просто: либо я, либо он. Я выбрала себя.
Санька был гением. С самого детства. Родители его вспоминали, что писать стихи и песни он начал после сильной травмы головы. Тогда же он и ослеп на один глаз. К моменту нашего знакомства он уже был известным в нашем маленьком городке бардом. Хотя само это слово, как и понятие, скрытое за ним, он ненавидел. И считал себя то панком, то рокером, то основателем нового течения в песенной музыке. Он был как любой гений бескомпромиссен, даже жесток. А еще он любил себя так, как никого больше. Пятнадцать лет нашей совместной жизни он сидел в своей комнате и постоянно что-то наигрывал на гитаре. Результатом были альбомы песен, появлявшиеся каждый год. Меня он воспринимал как прислугу, детей, а у нас родились двое мальчишек, вообще не замечал. Он считал, что мы все - его собственность. Поэтому можно понять его удивление, когда я однажды собрала вещи и ушла к маме. Удивление переросло в злобу, злоба в одиночество, а оно привело к алкоголю. Так он и умер, решив однажды после бутылки водки искупаться. Когда водолазы подняли тело, солнечный день сменился настоящей бурей, температура воздуха резко понизилась, налетела гроза, а ураганным ветром тогда повалило кучу старых тополей. С тех пор 15 июля всегда стояла холодная промозглая погода.
Так было и на этот раз. Только теперь я была научена опытом и оделась соответствующе: куртка, джинсы, кепка. Я прибрала могилку и села рассказывать новости. Старший сын только что поступил в институт, младший закончил девятилетку и также пошел учиться, только в училище. С науками у него никак, зато руки золотые. "Да, Светочка, - подумалось мне, - уедут скоро, и совсем одна останешься..."
Вообще-то, по паспорту, меня зовут не Света. Родители наградили меня простым и популярным именем Лена. Но на заре моей молодости, когда мы с мужем тусовались среди рокеров, я взяла себе псевдоним, под которым и публиковала разные статейки в местной прессе. На рубеже тысячелетий модно было говорить о конце света, над чем я искренне посмеивалась. Вот в силу противоречия и назвалась Света Конец. Потом подписывалась Светлана Конец. Многие всерьез думали, что это моя фамилия. Со временем, это имя стало таким привычным, в первую очередь, для моих читателей, что с тем самым концом его никто не ассоциировал. Я привыкла отзываться на Свету, а потом и сама себя так называла. Только супруг продолжал упорно звать меня Ленкой, да дети в анкетах писали: мама - Елена Алексеевна Прилепская.
За такими вот обычными размышлениями не заметила сгустившихся грозовых туч. Плеер начал потрескивать и вдруг затих. Огорченная наступившим молчанием автоматически пропела последнюю недозвучавшую фразу:
"Августейшее лето,
Все тише и тише бьется твое изумрудное сердце,
Августейшее лето,
Нам недолго осталось быть вместе".
Голос показался таким противным, что я сморщилась и вздохнула:
- Эх, все на свете отдала бы за возможность родиться заново, но с вокальными данными...
Помолчала и добавила:
- И слухом!...
Будто услышав мою просьбу, небо раскололось, сверкнула молния, я еще успела подумать: накаркала. И все.
1.
Очнулась я, понимая, что тону. Окружавшее пространство, казалось, душило, держа меня вниз головой. Липкая влага обволакивала, готовая вот-вот хлынуть в нос и рот. Я дернулась, выпутываясь из тесного склизкого мешка и упираясь ногами во что-то податливо мягкое. Но он от этого еще теснее меня сжал, подталкивая куда-то вперед головой. Становилось все теснее, отчего, казалось, сейчас вырвет. Почему-то всплыла ассоциация: меня съели, я внутри чудовища. Именно так, наверное, чувствует себя человек, съеденный огромной змеей. Благо, переваривать меня пока не собирались. А мешок сжимался все активнее, голову обхватило тисками. И в тот момент, когда агония моя достигла предела, я вынырнула, не выдержала и закричала. Сначала рот открывался молча, как у рыбы, потом кто-то огромный меня перевернул, ударил по мягкому месту и я от души завопила. Попыталась открыть глаза, но они отказывались фокусироваться, показывая мне разноцветные пятна. А потом в рот мне ткнулось что-то мягкое, живое, выпустившее в меня теплую струю. "Это же грудь", - только и успела подумать я, а потом сознание вырубилось, позволяя забыть весь этот кошмар.
Связанная по рукам и ногам я лежала уже, наверное, больше часа, не спеша открывать глаза. Сначала пыталась прислушаться к гулким звукам окружающего меня пространства, затем лихорадочно соображала, что происходит. Мне понадобилось довольно много времени осознать, что мое дикое желание родиться заново исполнилось дословно. Сомневаться в психическом здоровье меня любимой я никогда бы не стала, потому как это самое здоровье ни разу меня не подводило. Раньше мой мозг упорно отказывался вырубаться, когда я того не хочу, рождать чудовищ, видеть галлюцинации и слышать потусторонние звуки.
На сон действие походило мало, ведь ото сна можно очнуться, а здесь мне это не грозит. Значит - реальность, которая каким-то чудесным образом отразила мое пожелание, высказанное там, на могилках. Если мысль и материальна, то сейчас как никогда раньше.
Честно говоря, такое предположение мне совсем не понравилось. Это же значит, меня ждет полная потеря дееспособности на ближайшие годы. А сейчас я открою глаза, и люди снаружи опять начнут тыкать в лицо грязной женской грудью, пытаясь меня накормить. Молока я не хотела, мало того, при мысли, что придется его пить, меня затошнило. Так... Вспомним все, что знаем по этому поводу. Если я откажусь от "маминого" молока, меня можно будет кормить и из бутылочки, но особой смесью. А если это глубокая деревня? Тогда разведенным коровьим молоком. Иначе загнусь. Надеюсь, они, те что снаружи, об этом знают. Я мысленно хихикнула, представив, как я, высунувшись из пеленок, начну просвещать родителей насчет своего меню. Вот шуму-то будет: телевидение, различные ток-шоу, исследования в закрытых институтах. Интересно, если сейчас исследовать мой мозг, можно ли его отличить от мозга других младенцев...
Ладно, потом подумаю об этом. Сейчас же, первым делом мне придется выдержать бой с грудью. Мой сын отказался от моей в полгода, тяпнув меня единственными двумя зубами. Мне предстоит задача потруднее - зубов-то пока нет! Это ж как нужно будет сжать челюсти, чтобы больше ни у кого не возникало соблазна всунуть в меня сосок груди. Я провела языком по пустым деснам. "Надо будет с первого дня следить за зубами, чтобы сиять потом красивой улыбкой," - подумалось вдруг мне.
Еще вспомнилось, как в детстве я пряталась в ванную комнату, выдавливала пасту из тюбика и смывала ее водой. А потом выходила и уверяла маму, что зубы почистила лучше некуда. Теперь такой ошибки я не допущу. И вообще перспектива прожить жизнь заново нравилась мне все больше и больше. Очень часто известные люди в интервью журналистам гордо так говорили: если бы мне представилась возможность прожить жизнь заново, я бы снова поступил так же (то есть стал героем-спасателем, совершил подвиг, отдал жизнь детям и т.д. и т.п). Я никогда их не понимала: зачем так же, если можно узнать и испытать что-то новое. Вот теперь и проверим. Мысленно я составляла список того, что нужно будет сделать в детстве: плавание, с обязательным нырянием с бортика, танцы, музыкалка, японский и китайский языки.
Я вздохнула: ладно об этом позже. Сейчас пора заявить о себе миру и провести разведку боем. Я собралась и открыла глаза. Тишина. Ладно, попробуем по-другому. Я заорала. Тут же вокруг что-то загремело, приторный голосок заверещал над ухом и меня подняли. Ощущение убийственное: пошевелиться не могу, опираюсь двумя точками на чьи-то руки, понимая, что одно неловкое движение и навернусь.
Очень не понравился и тот факт, что я не поняла ни слова из сказанного в мой адрес ласковым женским голоском. Это не английский, не немецкий, не арабский и не один из славянских... Господи, только не аборигенкой каких-нибудь диких племен с экзотическим цветом кожи! Я пыталась рассмотреть людей, но глаза еще отказывались выполнять свою прямую функцию. И только спустя недели, а то и месяцы, я немного успокоилась, сумев внимательно рассмотреть родителей. Вид у них был вполне европейский.
В общем, это хорошо, что дети ничего не помнят. Это же какую психологическую травму можно получить, осознавая, что когда снимают твои мокрые пеленки, все глазеют на тебя, будто стараясь запомнить все в мелочах. Фрейда на них нет. Трюк с грудью, кстати, получился. Моя новая мама отделалась синяками. Пытались кормилицу подсунуть, но я и ее тяпнула. Обычных резиновых сосок у них в хозяйстве не водилось (это ж в какой бедноте мне посчастливилось родиться), молоко в рот мне капали с какой-то тряпочки отвратного вида. Зато времени было вдоволь. Я потратила его на изучение языка, пробы голосовых связок и обдумывание ситуации. А она мне не нравилась все больше. Мало того, что родилась я явно в крестьянской семье, не блещущей богатством и интеллектом, так еще и неизвестно где. Звучавшие названия сел и городов ни о чем вообще не говорили. Праздники отмечались такие, о которых у нас никто ничего не знал. Но самое ужасное: ни электричества, ни телевидения, ни радио, ни каких-либо бытовых приборов.
Первым моим вмешательством в окружающий мир была борьба за имя. Любящие родители решили назвать меня Серта. Мой новый папа как-то обмолвился, что в переводе с древнего языка это значит "радость души". Я, конечно, радость, не спорю, но имя показалось мне гадким. Сначала я просто не откликалась, что мои родители принимали за мою детскую недалекость и тупость. В моем слухе сомнений не возникало. Уж на "ням-ням" я реагировала весьма однозначно. А уже ближе к моим шести месяцам от рождения на каждое радостно-повизгивающее обращение ко мне "Серточка", а просто твердо и четко говорила: "Света". Первое такое заявление повергло услышавшего его папу в шок. Он просто смотрел на меня и хлопал глазами. Когда история повторилась, он отмахнулся от меня как от нечестии. Разве что не перекрестился. Только через несколько дней после повторения мною такого просто слова, папа подошел ко мне, наклонился к самой моей радостно улыбающейся моське и тихо спросил: "А может Вета? Это значит "защитник людей"... Я подумала, потом весело подмигнула папаше и кивнула. Света - Вета... Какая в сущности разница, как они будут меня называть.
После этой истории папа стал относиться ко мне... с опаской. Он больше не сюсюкал надо мной, а просто молча сидел рядом и разглядывал меня, или вдруг принимался рассказывать мне последние новости деревни. И это мне нравилось больше. Я заползала к нему на колени, устраивалась поудобнее на руках, слушала его рассказы, а потом тихо засыпала.
Мне вообще приходилось непросто. Я не могла воспринять вот этих вот хороших в сущности людей Агенку и Ставра как своих маму и папу. Тем более, мои любимые родители жили же где-то, оплакивали меня и по-прежнему любили. Помня это, мне приходилось перебарывать себя, заставляя вести по-детски, когда кто-то из новых родителей лез меня целовать. Со временем они поняли, что мне это неприятно, и стали сдерживать свои порывы.
У меня же в голове крутилось одно слово: "план". Я не собиралась в моей новой жизни лет до восемнадцати торчать в этой глуши. А потом, не дай бог, спихнут замуж, и все: дети, огород, муж. И так до смерти. Все эти мысли крутились в голове не один день, месяц, год. Родители во мне души не чаяли, хотя шептались, когда думали, что я сплю, обсуждая, нормальная ли я, если не кричу, не лезу, куда не надо, а в год уже болтаю вовсю.
Я очень долго не могла понять, где я нахожусь. Чудными казались мне названия городов и рек. Одно то, что страной правил король, которого крестьяне восхваляли чуть ли не через слово, навевало жуткие мысли. Сначала я думала, что очутилась в прошлом. Как бы абсурдно не звучало, но это объясняло все странности моей деревни, ее патриархальный быт. Но однажды я засиделась во дворе дома и, когда стало темнеть, увидела звезды. Я попыталась опознать их, соотнося с имеющимися знаниями, и совершенно не огорчаясь, что это не получается. А потом взошла луна. Чужая луна. Мелкая, полная и совершенно незнакомая. Ни тебе пятен, ни морей. Ничего. Красно-желтая и ровная, будто отполированная. Я смотрела на нее как зачарованная, отмечая, что и звезд слишком много для средних широт. Понимание пришло неотвратимо и страшно: я не на Земле.
Неделю я не могла прийти в себя. До сих пор, вспоминая прошлую жизнь, свою семью, детей, я надеялась, что вот вырасту и вернусь. Я представляла их вытянувшиеся лица и недоверие, которое придется преодолевать. А потом - радость и обещания никогда не расставаться. Теперь же нужно было смириться с тем простым фактом, что я никогда их не увижу. Я плакала несколько дней. Родители бегали вокруг меня, спрашивали, что у меня болит, и утешали, как могли.
Они любили меня. Понимая, что своими странностями я могу навлечь гнев всей деревни, как могли, защищали. А странностей было хоть отбавляй. Я не бегала по улице как все дети, не таскалась с игрушками и куклами. Из всех развлечений предпочитала сама с собой играть в шахматы. Доску обычно рисовала прямо на земле в огороде, а в роли фигур и пешек использовала подходящие палочки, пуговицы, шишки и другой подручный материал. Однажды, уже года в три, попыталась объяснить правила игры отцу, но сколько я ни билась, он даже названия фигур не выучил. Как-то, поняв, что физически я развиваюсь неправильно (еще бы, если все время сидеть за шахматами, а не скакать по деревне!) решила каждый день начинать и заканчивать с зарядки. Видимо, со стороны это выглядело ужасающе, поэтому отец уже через неделю огородил двор высоким забором, скрывая мои занятия от соседей. Это мало помогло, наоборот, разожгло жуткое любопытство. Теперь мальчишки с самого утра висели на заборе, ожидая... Чего? Я стала уходить в лес. Мама сначала жутко боялась этого, ругала меня за самовольство и запрещала такие прогулки, но отец, внимательно посмотрев на меня и увидев что-то только ему ведомое, разрешил.
Я потихоньку научилась писать на местном языке, кстати, ничего общего не имеющего ни с одним из тех, что я знала раньше. Чтобы не забыть, каждый месяц повторяла про себя или декламировала, гуляя в одиночестве, все известные мне стихи. И пела. Наверное, это было забавно. Когда все дети пытались произнести "мама" и "дай", я мурлыкала под нос непонятные слова. А потом потихоньку училась играть на инструментах: подобии нашей гармошки и чем-то вроде лютни. По ночам, когда оставалась одна, жутко тосковала по сыновьям, представляя их себе возмужавшими и красивыми, по маме, думая, как же она пережила мою смерть, по сестре, которая была мне лучшей подругой. Так прошло лет пять-шесть. План в голове все никак не вызревал. Да и сложно придумать такую комбинацию, чтобы пятилетней обладательнице черных кудрей можно было потихоньку свалить из деревни, найти себе работу по душе, или дело всей жизни, или хотя бы место учебы. Тут как ни крути, без помощи взрослого не обойтись. А кого взять в помощники? Это ж какой продвинутый человек должен быть, чтобы поверить мне? Мучимая такими вопросами я как-то раз бродила по опушке леса, со всех сторон обнимавшего деревеньку, и наткнулась на маленький, заросший буераком домик с покосившимся крыльцом и готовой съехать набок крышей. Эта крыша и внушила мне надежду. А вдруг обитатель домика такой же? Да. Наверное, это уже начиналась истерика.
-Кто здесь? - прозвучавший внезапно голос прямо у меня в голове застал меня у самого крыльца. - Что вам надо, оставьте меня уже в покое.
- Меня зовут Вета, - мысленно откликнулась я. - Можно войти?
- Ты из патруля? Я все уже рассказал и все документы сдал. Так что проку от меня никакого.
- Я не из патруля. Я живу тут неподалеку, в деревне.
- В деревне? - казалось, обладатель голоса глубоко задумался. Я стояла у порога, не зная, то ли уйти, то ли наоборот войти да посмотреть на загадочного собеседника. Любопытство пересилило, тем более, что, судя по всему, он признал меня вполне взрослой. Я взялась за ручку двери.
Она тихонько скрипнула, выпустив на волю рыжего здоровенного кота. Он пулей прошмыгнул между ног и припустил к ближайшим зарослям. Через мгновение только два зеленых глаза внимательно следили за мной из-под куста шиповника. Я медленно вошла в домик, и позвала:
- Простите, вы здесь? Можно к вам?
Небольшая единственная комнатка, заваленная хламом и осколками каких-то посудин, была пуста. Я обошла ее, опасаясь что-либо трогать. Здесь было душно. Резкий, бьющий в нос запах, казалось, въедался в кожу и одежду. Маленькое не застекленное окошко совершенно не вентилировало комнату. В углу в огромном черном буфете были свалены различные травы. Некоторые из них были связаны пучками лентами с надписями. За сложенной из камней печью располагалась лежанка. У окна стоял большой стол, заваленный бумагами. Под ногами хрустели осколки глиняной посуды. На лавке кучей были свалены тряпки, которые могли быть как одеждой, так и ветошью. Я оглядела все еще раз и вышла на свежий воздух.
Кошачьи глаза продолжали следить за моими передвижениями. Если отмести предположение о невидимке, со мной вел беседы именно этот представитель кошачьих.
- Киса, киса, киса, - позвала я рыжего пушистика. - Это ты со мной беседовал?
- Что-то ты слишком сообразительна для ребенка, - опять прозвучало в голове.
- Я и не ребенок. Тело только вот досталось такое. И растет оно медленно.
Кот подошел, обнюхал меня, обошел со всех сторон, сел на землю и нагло почесал задней лапой за ухом.
- Ну и чего тебе надобно от меня? - спросил он опять же мысленно.
- Да, собственно, ничего, - пожала плечами я.
- Тогда чего приперлась?
- Какой ты невежливый... Может, мне поговорить не с кем...
Кот наклонил голову и скептически посмотрел на меня.
- И о чем ты хочешь поговорить?
- Да хоть о чем. Мой обет молчания что-то слишком затянулся. Не поверишь, впервые за последние пять лет нормально общаюсь, не сюсюкая и не делая неразумного вида.
- Да, проблема, - согласился он, - но ведь решаемая. Подожди еще лет десять и все будет хорошо. Мне вот сложнее. Через десять лет, ну или чуть побольше, я уже вряд ли смогу нормально общаться, - он так по-человечески вздохнул. - В детство впаду.
Кот вильнул хвостом и направился в дом. У дверей остановился и уставился на меня, мол, ты так и будешь столбом стоять.
- А как тебя зовут? - спросила я, принимая его приглашение.
-Ишь какая шустрая, уже и на "ты" перешла. А я ведь старше тебя раз в десять буду.
- Да и мне не пять лет, - пожала я плечами.
- Я о том и говорю. Если бы думал, что пять, сказал бы в сто раз старше. Или почти в сто.
- Вам что, больше четырехсот лет? - я непроизвольно перешла на "Вы" и застыла столбом.
Собственно он сделал то же самое, не предполагая столь быстрого счета у деревенской пусть и не девчонки, но даже и взрослой бабы. Оно и понятно. Общество, в котором мне посчастливилось жить, не имело представления не то, что о физике, но даже и об основах алгебры.
- Меня зовут Зориславом, можно Зором звать, милая барышня, - кот смешно согнулся, подразумевая изящный поклон.
- Очень приятно, - присела я в реверансе.
Кот вновь застыл. Видимо, моя изящная выходка его насторожила.
- Ты кто?
- Я же говорю, Вета, - я вздохнула.
Так хотелось все рассказать хотя бы коту, поплакаться в его рыжую шерстку. Мы вернулись в дом. Завал на лавке я переместила на стол, оставив только теплый плед. Я укуталась в него, подобрав под себя ноги. Кот улегся ко мне на колени и, свернувшись калачиком, начал задавать вопросы, а потом слушать.
- Ну и сколько же тебе лет? Судя по ауре, я бы мог дать тебе около сорока.
- Мне столько и было, когда я попала сюда.
- Как попала?
- Меня, наверное, убило молнией в моем мире. Точнее не скажу, не помню. А очнулась здесь, когда родилась.
- И что, все-все помнишь?
- Да!
- Это печально, - задумался кот.
- Кто бы спорил.
- Сколько же лет ты уже здесь находишься?
- Через месяц будет пять.
- А ты молодец, - внезапно воскликнул мой собеседник, - это ж надо столько шифроваться! Не всякий шпион выдержит. А может ты засланная к нам?
Я обиделась и замолчала.
- Да ладно, не дуйся. Я же пошутил... Что же ты думаешь делать дальше?
- Учиться... Пока...
- А потом?
- Хотелось бы найти путь домой.
- Это вряд ли, - утешил меня кот. - Я знаю несколько случаев попадания к нам людей из других миров. И все эти вынужденные поселенцы так и остались до конца жизни здесь. Там-то их тела умерли. Хотя, теоретически, можно представить перемещения в своей же физической оболочке... Тогда... - кот задумался. - Да, тогда, пожалуй, они бы могли и вернуться.
Мои глаза заблестели. Вот то, что мне нужно - источник информации. Я вкратце рассказала суть своей истории.
- Слушай, а что, все переселенцы начинали с младенческого возраста? - это меня интересовало больше всего.
- Неа. Ты - первая. Насколько я знаю, они оказывались здесь в том виде, в котором там умирали. Интересно, почему с тобой - иначе?
- Вообще-то у меня есть версия...
- Да-а-а? - он был заинтригован. - Поделишься с облезлым котом?
- Понимаешь, - я смутилась. - Всю жизнь мечтала петь, вот и в тот момент, когда там в меня попала молния, я попросила родиться заново, но с голосом и слухом...
- И кого ты об этом попросила?
- Ну не знаю, так никого... Мир наверное...
- Вот он, принимая тебя, твое желание и исполнил.
- Да, я так и поняла...
- Тут удивительно другое. Как ты вообще попала сюда? Честно говоря, я никогда не слышал о Земле. Прошлые пришельцы, скорее всего, были из других миров... А что вы там, у себя, знаете о других мирах? Нет никаких свидетельств о том, куда отправляются ваши души после смерти?
- Я не знаю... - честно говоря, никогда не интересовалась подобными вопросами. - Согласно религии души праведников попадают в рай, души умерших - в ад. Вот их-то описанием и кишат наши религиозные издания и книги.
- Возможно, это и есть те миры, куда в большинстве случаев направляются души ваших землян после гибели их тела.
- Тогда я почему здесь?
- Я вижу только один вариант - портал. Ты попала в него.
- Портал? На могилке?
- Там бывает много людей?
- Обычно нет. По крайней мере, я была одна.
- Возможно, портал был настроен на тебя и только ждал момента. Хотя возможен вариант, что просто существовал случайный портал, блуждающий, например. А тут - гроза, выброс энергии. Вот он и сработал. В твоем случае нельзя отбрасывать ни один вариант, ни второй.
- Со вторым - все ясно, - произнесла я, хотя на самом деле мне было понятен лишь сам факт наличия блуждающих порталов, - но зачем кому-то вытаскивать меня из моего мира сюда?
- Вот с этим и нужно будет разбираться, - он усмехнулся. - Время у тебя есть.
2.
-Ты ни на что уже не годен! Не понимаю, зачем я еще тебя кормлю? - высокий человек в черном атласном костюме с вышивкой черными же шелковыми нитками коротко глянул на потное обрюзгшее лицо собеседника. - Выметайся!
- Но, Сань...
- Как ты смеешь называть меня так! - взревел человек в плаще. - Ты, червь! Для тебя я господин! И запомни, больше промахов я тебе не прощу. Найди мне эту чертову девку! Хоть все королевство обклей ее рожами! Она здесь! Значит, должна сидеть у меня в подвале! Иди!
Стоявший на коленях маленький человечек съежился и, казалось, стал еще меньше. Он, пятясь, все еще боясь подняться, выполз за дверь. А в кабинет вошел еще один мужчина. Его сутулую фигуру скрывал темный плащ.
- Печальное зрелище, - сухо констатировал он. - И это мог быть мой ученик.
Он гадливо поморщился и обернулся к высокому господину, который успел повернуться к нему спиной и молча уставиться в распахнутое окно, будто высматривая некую ему одному видную точку где-то на горизонте.
- Алекс?
- Да, господин учитель... - человек у окна повернулся и смерил собеседника выжидающим, но отнюдь не теплым взглядом.
- Я снимаю с себя это звание. Мне тебя больше нечему учить, - он замер, будто желая услышать опровержение.
- Хорошо... Можешь идти.
- И что ты дальше...
- А вот это тебя уже не касается. - Названный Алексом холодно посмотрел на учителя и опять отвернулся. Учитель вышел.
- Мразь и бездарь, - заметил будто про себя Алекс. - С самого начала мне нечему было у него учиться. Да и вряд ли в этом мире есть маг, который может чему-то меня научить. И тем не менее, моих знаний мне мало. Иначе не было бы ошибок...
Пять лет он искал ту, которой так хотел отомстить. Ритуал прошел нормально, но вместо Елены в пентаграмме оказался сломанный плеер.
3.
Я проснулась вдруг, внезапно. Рассказывая о себе, не заметила, как задремала, уткнувшись в теплый бок Зора, но теперь отчетливо поняла, что пора идти домой. Я отодвинула спящую кису, спрыгнула с лавки и побежала к деревеньке.
Теперь я бывала здесь каждый день, но находила избушку совершенно пустой и безжизненной. Лишь через неделю она ожила. Правда, даже с крыльца, по звукам, можно было определить, что хозяйничает в ней человек.
- Заходи, заходи, дочка! Чего застыла у порога! - услышала я голос в своей голове, а потом смело взялась за ручку, толкнула скрипучую дверь и очутилась лицом к лицу с живеньким старичком, хитро поглядывающем на меня глазами цвета янтаря.
- А где? - вопрос застыл на губах.
- Зор? Да вот он я! Неужели непонятно, что я - оборотень! - старичок схватился за мою руку и потащил меня к столу, явно показывая, что ждать далее он не намерен и на глупые вопросы отвечать тоже. - Итак! Я нашел!
- Что нашли?
- Ответы! Правда, не все. Но, думаю, все мы получим только в будущем. Садись, разговор будет не из приятных.
Зор вывалил на стол кучу книг и каких-то рукописей. Сверху на них упал листочек с нарисованным портретом женщины и коротким текстом: "Разыскивается государственная преступница". Далее шло описание внешности, время появления в стране, и сведения о награде. А также полные фамилия, имя, отчество: Елена Алексеевна Прилепская.
Я не просто замерла. Я стояла и смотрела на это привидение из прошлого, чувствуя, как слезы заполняют глаза, как вдруг становится нечем дышать, а все мысли и слова разбегаются. Стало до жути страшно и обидно. Моя жизнь - вот она, на жалком листочке, явно сорванном с забора. Зор, хоть и не ожидал такой реакции, остался ею доволен.
- Ага, вот оно первое звено, - пробормотал он. - Значит ты у нас преступница?
- Нет, - в сердцах закричала я, - никогда в жизни не совершала ни одного преступления. Этого просто не может быть.
- Может - не может, а вот она ты! Да не расстраивайся, - он подошел ко мне, достал из кармана носовой платок и сунул в мою руку, - не нюни распускай, а делай выводы.
Слезы мгновенно просохли. А ведь он прав. Веду себя как пятилетняя девчонка. Точно скоро двинусь. Я взяла листок, осмотрела его со всех сторон и вопросительно взглянула на Зора. Он коротко и, явно, довольно хмыкнул и начал рассказывать.
Оказывается, эти листочки с моей старой физиономией появляются на досках объявлений в больших городах на протяжении всех пять лет, что я здесь. Значит, меня ищут. Вопроса, кто меня ищет, также не существовало: вся стража, тайная полиция, а значит, король. Возможно, Зор для себя все ответы уже нашел, но он решил со мною ими не делиться, предоставив самой делать выводы. А чтобы было на что опираться, он начал меня учить. Всему и каждый день. Мы занимались историей, географией, основами магии. Когда я услышала о последнем предмете и, в буквальном смысле, вытаращила глазки, Зор только пожал плечами. Оказывается, сила магии во мне есть, иначе я не услышала бы его голоса в голове, только вот направление остается пока тайной. У детей его сложно определить. Через пару лет к основным предметам добавилось владение оружием. В общем, весь джентельменский набор.
Информации поступало много. Я записывала ее на клочках серой бумаги, любезно предоставляемой Зором, на своем родном языке, то есть русском. Мой учитель сначала с любопытством разглядывал их, а потом попросил научить его азам нашей письменности. Так за совместными занятиями время летело незаметно.
География нового для меня мира, именуемого Зерцем, была моим любимым предметом. Я оказалась в королевстве Лигензия. Возникновение такого названия было очень даже примечательным. Люди основали свое государство, в буквальном смысле слова, сбежав от представителей других рас. Заправляла всеми делами Лига сильнейших, куда входили и маги, и воины, и представители богатейших семей. Для своих детей отпрысков наилучшим брачным союзом они считали членов Лиги. Так возникла правящая династия. Родственники сменяли друг друга у власти, пока не проявил себя весьма амбициозный молодой человек Аврелий Ленц, бывший и магом, и воином, и довольно богатым наследником. Он и объявил себя королем, не забыв при этом казнить всех возмутившихся.
После ряда войн и кровопролитных набегов Лигензия раскинулась подковой по всей срединной долине континента, обхватив с трех сторон обширные степи, куда людей не пустили коренные их обитатели - племена орков. С Лигензией граничили земли драконов на западе и оборотней - на востоке. Моя деревенька Тусклая находилась на самом краешке подковы. И отсюда до оборотней и орков было ближе, чем до столицы королевства - Мирты. Место для этого города в свое время выбрали не случайно: практически на самом верху подковы, в отдалении и от оборотней, и от драконов. А, кроме того, с северной стороны и город, и все королевство прикрывал неприступный горный хребет. На континенте располагались еще государства эльфов и гномов, но общей границы с Лигензией они не имели.
Лигензия, как и весь окружающий мир, затерялась где-то в средневековье. Наличие магии тормозило прогресс. На ней было замешано все: от простых сельхозработ, до медицины, от производства колес до образования. Крестьяне жили вполне свободно, отдавая в казну лишь небольшой вполне посильный налог. Местного феодала, а таковым для моей Тусклой являлся барон Вас Гран, мы не видели и не слышали годами. То ли ему было лень ехать в нашу глушь, то ли его все устраивало в нашем существовании.
Единственное, что смущало меня в Лигензии - существование рабства.
- Не пойму как такая мирная в сущности страна может поощрять рабство, - заявила как-то я.
- А при чем здесь мирная? - не понял Зор.
- Ну как причем? Обычно рабов захватывают в процессе войн и завоеваний диких территорий...
Зор улыбнулся:
- Ну, наверное, так и было раньше. Но уже очень давно в рабство отдаются преступники.
- Это как? - мне сложно было понять, как это вообще возможно.
- Например, украл человек деньги, - начал рассказывать мне Зор как какой-то малограмотной дурочке. - Его поймали, доказали его вину, а потом отдали пострадавшему отрабатывать долг и моральный урон. Срок службы определяет комендант города или староста деревни.
- И каким же он может быть?
- В зависимости от преступления. За убийство можно и на всю жизнь в рабство попасть, а если ты стар, то твой срок будут отрабатывать дети.
- Какое зверство! И люди не сопротивляются?
Зор усмехнулся:
- Трудно сопротивляться, когда на тебе магический ошейник.
- А что в нем такого?
- Он награждает раба болью за любое неповиновение приказу.
- А если снять ошейник? - я никак не могла смириться с таким унижением человека.
- Его снять может лишь тот, кто надел. Хотя у начальников стражи городов должны быть общие ключи, которые просто уничтожают магию, заключенную в ошейнике. А у вас разве не так?
- Нет, у нас существует система тюрем.
- И что?
- Ну как... Преступник изолируется от общества, сидит и размышляет над своим поведением. Или работает, при тюрьмах есть цеха различные. Варежки, например, шить можно.
- И кто их кормит?
- Государство.
Зор с какой-то жалостью посмотрел на меня:
- Что у вас за система такая? Человек совершил преступление, потом сидит, прохлаждается, а вы, кто собственно является пострадавшим, еще и кормите его.
В чем-то я была с ним согласна, но рабство все же казалось мне унизительным и омерзительным явлением.
Изучая историю, я пыталась понять, почему меня с таким упорством разыскивает король Лигензии Алекс Ленц-14, прозванный народом Черным. Говорят, он появился из ниоткуда почти двадцать лет назад. Просто возник во дворце, в лаборатории придворного мага. Именно такая версия была озвучена чуть позже, когда занемогший вдруг правитель Артуро Ленц-13 признал Алекса своим сыном, который воспитывался вдали от дома, якобы, для того, чтобы никто не покусился на него в младенчестве. Одно это заявление было более чем странным, ведь, судя по истории, практически все монархи умирали своей смертью или добровольно отрекались от престола. Однако тексты истории хранили свидетельство того, что за тридцать лет до появления в этом мире Алекса супруга Артуро, действительно, родила мальчика, которого объявили умершим уже через месяц, сразу же после смерти своей матери.
Так или иначе, но после признания наследника Артуро Ленц-13 умер и на престол взошел Алекс Ленц-14. Изображений короля, кроме его нечеткого профиля на монетах, в деревенской глуши найти не удалось. Соседский мужик, конюх Феодор, однажды ездил в столицу к брату и говорил, что видел короля Алекса, проезжавшего со свитой мимо него по улице. Описать монарха он смог только одним словом - черный.
Вопрос, чем заинтересовала его моя тушка, причем из прошлой жизни, оставался открытым. Можно было предположить, что он тоже с Земли. Вдруг его там прятали, а я где-то перебежала ему дорожку. Но память таких случаев мне не предоставила. И вообще, я была самым мирным человеком. Всегда. Можно ли было причислить к обиженным мужа? Вполне. Я даже в какой-то момент подумала, что он и есть Черный Алекс. Но как тогда быть со временем. Будущий король появился в этом мире почти за пятнадцать лет до меня. Никак не объяснялся и еще один факт. Король знал, что я в этом мире, причем, не просто знал, а был уверен. Может, он и приложил свою руку к моему появлению, или был свидетелем моего перехода? Уверенности ни в чем.
4.
-Зор, а помнишь день, когда мы познакомились? - спросила я у старичка, упорно пытающегося освоить письмо по-русски.
- Я, конечно, уже дедушка, но не до такой же степени! - глянул он на меня, блеснув янтарной радужкой с вертикальным зрачком.
Глаза у него вообще примечательны. Они меняют цвет в зависимости от настроения. Когда оно благодушное, они - вот как сейчас, когда Зор гневается (а я довести могу всех) - они становятся серо-зелеными, а когда он исполнен решимости, глаза полыхают огнем - становятся кирпично-красными.
- Спрашивай уже, - мою задумчивость он принял за нерешительность.
- Ты тогда принял меня за кого-то. Еще сказал, что я из патруля...
- А! - он махнул рукой, будто отмахиваясь от надоедливой мошки. - Былое все. Зачем вспоминать.
- Мне интересно, что это за патруль?
Зор отложил в сторону свои рукописи, задумчиво потер переносицу пальцами сведенных рук и тряхнул головой.
- Хорошо, тебе можно об этом знать. Мы с тобой живем на самом востоке страны, рядом с землями оборотней. До места, где я родился, всего день пути, если на лошади ехать или в виде кота пробираться. Но большую часть жизни я путешествовал. Видел все чудеса нашего континента, был у драконов, купался в священном водопаде гномов, с орками кочевал. Долгое время преподавал в Академии магии. А потом меня пригласили поработать в Межрассовом патруле. Его создали, чтобы отслеживать всплески магии.
- А зачем? Вернее, я неправильно сформулировала, что может вызвать всплески магии и зачем их контролировать.
- Я не сказал: контролировать... Отслеживать. Причины всплесков могут быть разные. Маг-недоучка переволновался и выпустил пар наружу, черное колдовство большой силы, природные аномалии. Что-то из этого, конечно, можно контролировать, но, в основном, только регистрировать и уничтожать последствия. То есть приводить фон в норму. Я в таком патруле проработал почти двадцать лет. Скучная работа, а когда натыкаешься на какого-нибудь самоуверенного мага, еще и опасная. Мне так все надоело, что я сдал все дела и спрятался. А тебя принял за них из-за ауры. Сквозь дверь я ведь внешности твоей рассмотреть не мог, а по ауре видел, что маг. Ты, правда, слабый пока маг. Но обычно маги из патруля обвешиваются амулетами для искажения ауры, после чего их энергетика выглядит так же как у тебя. Вот я и подумал: ничего без меня не могут.
- А что нужно, чтобы увидеть всплеск?
- Пентаграмма. Чем она сильнее, тем большую территорию можно держать под контролем. А подпитывали ее мы своими силами. Справиться с этим может и один маг, если он очень силен, но ведь и отдыхать нужно, и спать. Так что, обычно в команде было по пять-шесть магов - представителей разных рас. Когда засекали, телепортировались на место и... отслеживали.
Он хмыкнул, покачал головой и вновь занялся своим делом. Вспомнить об этом разговоре пришлось буквально через несколько дней. Придя к Зору, я обнаружила в доме черную лохматую собаку.
- О! У нас гости, - завизжала я, опустившись на колени и безо всякой задней мысли зарывшись ладонями в густую шерсть.
Свесив длинный язык набок, собака совсем по-человечески вздохнула.
- Ой, - я резко отстранилась, - ты... оборотень?
Собака кивнула и усмехнулась.
- Вета, не трогай Арбиса, он этого не любит, - предупредил зашедший в дом Зор. А потом продолжил, обращаясь уже к собаке, - ну и что на этот раз? Надо же, только помянули патруль, а он тут как тут.
- Патруль? - во мне любопытство боролось с изумлением. - Это правда?
"Зор, ты что, пугаешь нами детей? - голос собаки в моей голове был сердитым. - А как же обещание молчания?"
- Ты сейчас больше тайны разгласишь, чем я, - вслух заметил Зор.
- Она слышит? Маг? Да ты тут времени даром не теряешь. Девочка, может ты выйдешь? Мне надо обернуться.
- А посмотреть нельзя?
- Боюсь, ты узнаешь много новых анатомических подробностей мужчин, - хмыкнул пес.
Я не стала спорить и доказывать, что, собственно, удивить меня сложно, и просто вышла во двор. Минут через пять меня позвали. Арбис оказался невысоким плотным мужчиной лет тридцати с длинными, до плеч, черными как смоль волосами. Вздернутый нос и чуть обвисающие щеки делали его, действительно, похожим на собаку. Он с любопытством посмотрел на меня.
- Значит ты - Вета, родственница моего друга?
- Значит, родственница... - не люблю я таких людей, которые смотрят на тебя как на раритет на выставке.
- И характер в него. Такая же строптивая.
- Да я сама кротость, если меня не доставать.
А сама подумала: "Ну кто меня за язык тянет! Можно же и промолчать". Мысль, видимо, была столь очевидна, что Арбис захохотал.
- Зор, - обратился он к старику чуть позже, - сам понимаешь, я к тебе не просто так...
- Да уж, - буркнул мой учитель, - просто так от тебя ничего не дождешься.
- Нам нужна твоя помощь. Немедленно.
- Рассказывай, - Зор жестом пригласил гостя присесть к столу, а сам устроился на лавке. Я улеглась рядышком, пристроив голову на колене "родственника". Со стороны это смотрелось мило и вполне в рамках "легенды".
Арбис рассказал, что несколько дней назад над пентаграммой работал усиленный наряд магов. Благодаря этому ее удалось расширить, и в поле зрения попали самые отдаленные участки королевства. Один из них - наш район. Именно здесь, в самых лесных дебрях на границе с землями орков, обнаружен всплеск магии. Сюда патруль прибыл еще два дня назад. Удалось установить, что это природная аномалия. И похожа она не как обычно на выплеск магии, а на ее засасывание.
- Самое плохое, что мы даже приблизительно не можем понять, когда она появилась. Этот район, если и обследовался, то много лет назад. Линии силы нарушены, а магия высасывается из всего, что ею обладает.
- Что-нибудь еще необычное обнаружили во время обследования на пентаграмме?
- А ты откуда знаешь? - Арбис посмотрел на Зора с подозрением, смешанным с надеждой.
- Магия не может просто исчезать, где-то она должна появляться в тех же количествах.
- Во дворце Алекса Ленца тоже аномалия. Но туда, без его разрешения, мы проникнуть не можем.
Зор задумался. Он медленно гладил меня по моим локонам и думал.
- А где все остальные из патруля? - спросил он вдруг.
- Кто где. На месте долго находиться невозможно, щиты выдерживают считанные минуты.
- Значит, действовать надо будет быстро. Нужны сильнейшие маги. Существует методика закрытия плешей, мелких дыр в энергетической оболочке нашего мира. Думаю, она сгодится и здесь. Мы можем просто залатать воронку, перенаправив линии силы. Нужна специальная пентаграмма, я ее начерчу. В ней восемь лучей. Столько же должно быть и магов. Сильнейших магов. И чем быстрее, тем лучше. Место сбора - у меня.
Следующие два дня Зор сидел, обложившись книгами. Когда я пыталась хоть что-то выведать, он просто отмахивался. А потом началось столпотворение. Маги прибывали и по одному, и сразу группами. В доме они не помещались, поэтому несколько палаток было разбито прямо во дворе.
На меня внимания обращали мало, считая неразумным дитем, да я особо и не выставлялась на всеобщее обозрение. Мне одного Арбиса хватило. Как только не заметил несоответствия умственных способностей и семилетнего возраста. Списал на излишнюю дерзость. Ну и хорошо.
Утром решающего дня Зор побывал в деревне и купил трех свиней. Мне подумалось: "Шашлычками запахло"... Эх, если бы. Оказывается свиная кровь лучший заменитель человеческой в обрядах темной магии, просто ее надо больше.
Брать меня с собой никто не предполагал. Боюсь, такой мысли у них даже не возникло. Мне же хотелось хоть одним глазочком посмотреть на аномалию. Поэтому я просто шагнула за всеми в телепорт. Когда меня заметили, было уже поздно что-то менять, поэтому Зор просто махнул рукой и попросил не мешаться.
Аномалия напоминала выжженную землю с той лишь разницей, что в пепел здесь все превратилось не от огня, а от ухода всех жизненных сил. Зазубренным металлическим прутом Зор начал чертить огромную пентаграмму, затем маги встали в вершинах ее лучей, а мой учитель, выкрикивая какие-то слова, принялся за свиней. Я зажмурилась. Видеть расправу над бедными животными было выше моих сил.
Затем Зор схватил меня за руку, оттащил подальше, крикнул кому-то: "Снимай щиты", и замкнул пентаграмму. Она полыхнула. Я закрыла глаза и увидела как сотни разноцветных тонких линий, уходивших до этого куда-то в центр пентаграммы, взметнулись, как обрезанные ленточки на ветру. Их концы будто пытались найти друг друга, но не могли, в беспорядке кружась по кругу над землей.
- Не получается, - выдохнул Зор, следя со стороны за магами и пентаграммой. - Не хватает желания самой земли. Она умерла.
Он сказал это таким тоном, что, казалось, это я умерла, отчего делалось больно и тесно в груди: "Кто сказал: "Всё сгорело дотла? Больше в Землю не бросите семя"? Кто сказал, что Земля умерла? Нет! Она затаилась на время". Песня будто сама потекла из меня. Окружив со всех сторон, она начала медленно, но верно, завоевывать пространство.
"Материнства не взять у Земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что Землю сожгли?
Нет! Она почернела от горя".
Сначала тихий, но все усиливающийся, мой голос выводил куплет за куплетом.
"Она вынесет всё, переждет.
Не записывай Землю в калеки!
Кто сказал, что Земля не поёт,
Что она замолчала навеки?
Нет! Звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин.
Ведь Земля - это наша душа,