Аннотация: А если бы Финрод согласился служить Саурону?
Каждого говорящего - будь то эльф или человек, гном или даже орк - сопровождает незримая нить судьбы. Есть нити простые, но крепкие, есть - красивые, но непрочные. Но и красивых, и прочных - немало. И из всех этих нитей плетется гобелен Судьбы...
Он видел эти нити. Видел и мог ... нет, не то чтобы точно знать, но ощутить и почуять, какую роль сыграют они в Повести Арды. Будут ли серой основой или проложат красочный след, которым будут любоваться до Конца Арды.
Нить Лютиен видел он - и была она крепка и прекрасна, но прочно сплетена с другою, еще нерожденною нитью. Лишь вместе составляли они такой узор, что был достоин прекраснейшего гобелена Вайрэ. И от них тянулись другие нити, такие же прекрасные и крепкие - прочь, прочь, к тем рубежам, где положен предел провиденью эльдар.
Он долго гадал, что за нить составит пару дочери Тингола и Мэлиан, ожидал появления, быть может, второго Феанаро - с талантами мастера, ученого и воина, но без гордыни, своеволия и зависти.
И был изумлен, когда увидел эту нить в смертном человеке, сыне младшего брата владыки Дортониона.
В Берене, сыне Барахира.
Он бы не отступил, даже если бы не провидел важность Берена в судьбах Мира - честь обязывала его сдержать клятву, несмотря ни на что. Но ради сохранения нити Берена он был готов сделать все. Все.
В походе он узнал Берена лучше, и полюбил его, и теперь не только честь и расчет побуждали его исполнить клятву, но и узы дружбы.
Но что можно сделать в подземельях Саурона?
Поединок он проиграл - Саурон был чересчур силен. Еще можно было бы опираться не на силу, а на правду - но и здесь Саурон нашел трещину в его обороне. Лебединая Гавань, обагренная братской кровью, вечная вина, постоянный укор...
Он проиграл.
Он сам пока был относительно невредим, как и Берен - Саурон явно оставил их напоследок. Но другие, другие... Раны от плети и каленого железа можно было залечить. Но выжженным глазам не увидеть света солнца, отрубленным рукам не поднять инструмента или меча, отсеченной мужской плоти не зачать ребенка. Его товарищам было бы легче в Палатах Мандоса - но они жили, жили благодаря искусности палачей и силе Саурона, который не давал фэа покинуть измученное, искалеченное тело - пока сам не желал того. А он не желал, ибо все еще надеялся получить от них ответ.
Имя? Цель похода? - отрывистый хриплый голос падшего айну звучал в его ушах неотступно, вместе с криками друзей.
Нить судьбы Берена истончилась, превратившись в тонкий волосок. Лопнет она - оборвется и нить Лютиен, он провидел это.
Он давно уже сам приготовился к смерти, пусть даже мучительной - но Берен должен был жить.
Любой ценой.
Даже запретной.
Он часто путешествовал по Оссирианду, где прозрачные реки и зеленые луга напоминали ему луга и реки родного Валинора. Там он завоевал уважение и дружбу Зеленых Эльфов, и их вожди открыли ему многие тайны... Например, магию крови. Страшные чары, которые авари вершили еще на заре мира, защищаясь от мрачных теней и жестоких стихий. Маг становился силой подобен айну - хотя бы на короткое время. Враги погибали тысячами, горы рассыпались в прах, реки изменяли свои русла - но и цена была страшной. Кровавая жертва. Мало кто из эльфов соглашался на такое - это было противно их природе. Говорят, некогда Ленвэ, вождь нандор, воспользовался этой магией и спас свой народ от полчища чудовищ - но не смог жить дальше и ушел сам в Палаты Мандоса. Из вечного любопытства нолдо-исследователя он выучил эти чары, выучил, чтобы похоронить в обширной кладовой памяти.
Настало время вспоминать.
Настало время жертвовать. Свою жизнь он отдал бы легко, не жалея - но здесь была нужна не жизнь.
Душа.
Он был готов пожертвовать и чистотой своей души. Он примет этот груз ради друга. И пусть Судия осудит его! А товарищи простят, он знал это.
Он даже не спрашивал согласия - он их король, он властен над их жизнью и смертью. Они даже будут ему благодарны - он освободит их от страданий.
Он произнес первое заклятие и кровь, что сочилась из многих ран его товарищей, хлынула струями. Но не просочилась она под камни, как обычно, а потекла к нему, собираясь в багровую лужу. Еще одно заклятие - и она повисла в воздухе, собравшись в облаке. Он потянулся к нему... не руками, разумом и принял в себя силу. Темное облако угнездилось в голове, протянув щупальца к рукам и ногам, ко всем мышцам. Цепи лопнули, как гнилые нитки. Он двинулся к Берену, который не видел происходящего, но забеспокоился, чуя неладное...
А нить его судьбы, вопреки ожиданиям, истончилась до предела.
И тут тьма в разуме заговорила. И прозвучавший голос был ему знаком. Слишком знаком.
Имя? Цель похода?
Он рассказал все. Тьма захохотала. А потом повелела:
"Повторяй за мной, раб мой. Смерть свету, закону и любви! Будь прокляты звезды над головой! Пусть древняя вечная тьма, что ожидает в ледяной пустоте, поглотит Манвэ и Варду и всех Валар! Пусть все начнется в ненависти и закончится во зле!"
"Смерть свету, закону и любви..."
*
Тьма смотрела его глазами, говорила его языком, двигала его телом. Он мог лишь бессильно наблюдать за тем, как стал слугой Врага и биться в немом ужасе, надеясь порвать оковы, сковавшие разум и душу. Но он был так же бессилен, как тогда, в темнице...
*
Лютиен, Лютиен, зачем ты поверила мне? Зачем пошла за мной в крепость, думая, что я веду тебя к раненому возлюбленному? Там тебя ожидали лишь волки и усмехающийся Саурон...
Народ мой, зачем вы открыли мне ворота? Зачем приветствовали меня, раскаявшись в неверности? Зачем выдали мне сыновей Феанора, назвав их предателями? Все покинули их, даже их собственная дружина и сын Куруфина... Они пытались сопротивляться, но ведь наши лучники знают яд, что обездвиживает, не убивая. Тьма убила их... или я убил их... не знаю... Ведь я их ненавидел, верно? Тогда в зале совета Нарготронда. Я желал им смерти. Смерть пришла к ним, безобразная, жуткая. Их не погребли, оставив раскачиваться в петле, на поживу воронам. Тьма смеялась моими губами и плевала в их мертвые посиневшие лица.
Брат мой, Ородрет после той казни ты перестал радоваться моему возвращению. Ты смотрел на меня и ужас плескался на дне твоих глаз, но ты не смел возразить мне. Однажды ты принял из рук моих чашу и наутро уже не проснулся. Показалось ли мне, или, когда ты понял, что за горечь сокрыта в питье, в глазах твоих мелькнуло облегчение?
Во что превратился ты, веселый город Нарготронд, славный учеными и мастерами? Не музыка и песни слышатся здесь ныне, а плач и стоны. Не чаши и кузнецы выходят из рук мастеров, а мечи, что отправляются на север. Мост сковал бурный Нарог, и город открыт любому врагу. Вскоре враг придет - Тьма поведала мне это, издеваясь.
Я ничего не могу сделать. Ничего. Даже сойти с ума.
О Эру Всеотец, лишь на Тебя уповаю! Не о себе прошу я, а лишь о других. Дай мне силы дотянуться до меча и пронзить мое каменное сердце...