Аннотация: Рассказ участвовал во внеконкурсной сетке первого "заезда" ЖЖ-сообщества "Мини-проза". Вошел в первую десятку на конкурсе "Хищные вещи". Обпубликован в сборнике "Хищные вещи" в 2005 году.
Брызги солнца в пустой мастерской
-- Восемнадцать... раз, восемнадцать... два. - Молоток ведущего аукциона замер в воздухе.
-- Восемнадцать с половиной! - Узкие щелочки глаз бритоголового японца стали еще уже.
-- Девятнадцать с половиной... раз, девятнадцать с половиной ... два, девятнадцать с половиной... - Хорошо поставленный голос, усиленный электроникой, тем не менее с трудом рассекал вязкую тишину зала.
-- Двадцать два, - позабыв о присущей азиатам выдержке, взвился японец.
-- Двадцать два... раз, двадцать два... два, двадцать два... три...
Вот и все... Картинная пауза, стремительное движение руки, глухой звук и, наконец-то итог.
- Продано!
***
До прихода заказчика оставалось не больше часа, из-за прикрытой двери небольшой гостиной доносился неторопливый разговор. Зарешеченное грязное окно с трудом пропускало тусклые лучи закатного солнца. Беспорядок, творившийся в мастерской, мог свести с ума любого мало-мальски чистоплотного человека. Любого, но не хозяина. Он не был грязнулей, но так и не научился убирать за собой. Сваленные бесформенной угловатой кучей подрамники, разбросанные под ногами тюбики с краской, острые клыки кистей в банках с растворителями, лекала, трафареты, стопки бумаги с угольными набросками, небольшими небоскребами возвышавшиеся прямо на давно не мытом дощатом полу, создавали неимоверный бардак. Хаос, ориентироваться в котором умудрялся только сумасшедший. Или гений. Или просто художник.
Первым нарушил молчание мастихин, причудой хозяина воткнутый в пустую раму, висевшую на желтой стене. Это был старый, надежный инструмент. Многочисленные слои облупившейся краски на цилиндрической ручке и немного проржавевший стальной клинок. Бурые пятна на все еще остром рабочем крае, как шрамы мужчину, украшали закаленного бойца.
-- Ах ты, черт!.. Ах ты, черт!.. - вздохнул он, - разве ж я заслуживаю такого отношения? - Кряхтя и сипя, словно порванная гармоника, мастихин выбрался из плена и, обессиленный, рухнул на грязный пол.
-- Осторожней! Размахался тут режущими кромками, - пискнул рисунок, лежавший на верху стопки. - Порвешь еще!
-- А что тебе, сосунок, не нравится? А если в тебя рыбу или колбасу там какую завернуть? - прошипел валявшийся под мольбертом небрежно скомканный обрывок бумаги и грустно улыбнулся тонкими графитовыми линиями. - Молодой еще, зеленый. Жизнь ценишь...
-- Опять ты завел свою шарманку, а ну заткнись, - оскалившись щербатой ручкой, пролаял мастихин и швырнул кусочек засохшей краски.
-- Эй, какого дьявола?!! - крутанувшись на одной из ног и уворачиваясь от маленького снаряда, завопил этюдник.
-- Ты это... ну, извини, а? - заискивающе глядя на занесенную над ним ногу, заскулил мастихин.
-- Да ладно, все мы тут какие-то обреченные, - предлагая мировую, произнес массивный, сколоченный из широких дубовых планок мольберт.
-- Да уж, радости никакой нет, - хором вздохнули кисти. - Постоянно головой в какое-то дерьмо макают, он это, понимаете ли, краской называет. Бррр... не отмоешься потом. Придурок, вот бы готовые купить. Нет, он все сам... Отмокаешь полдня, а потом? Снова в дерьмо!
-- Что за поклеп? Мы не все порошкообразные! - возмутился тюбик с киноварью.
-- Помолчал бы. И тебя с порошком смешает.
-- Я вот вас не понял, щетки-трещотки, - тамтамом загудел натянутый на подрамник холст. - Какой вам, твари, радости не хватает? Вы хоть периодически чистенькие, а мне, да вон братве у стены, кто поможет?
Услышав эту реплику, картины по-армейски, через левое плечо, развернулись и выстроились в шеренгу по одному. Жуткие маски, в которых с трудом угадывались человеческие черты, непропорциональные фигуры людей и животных, скособоченные постройки и кривые деревья, пепельно-серые небеса и ядовито-красно-желтые звезды явили свой лик участникам дискуссии.
-- Батюшки, да за что же вас так? - перекрестившись, прошептал мастихин.
-- Вот-вот, - поддакнул заляпанный этюдник. - Я забыл, когда этот бесталанный мазила, последний раз меня от краски отскрести пытался.
Кисти еще раз вздохнули и ничего не ответили. В беседу вступила замызганная палитра. Подбоченясь и уперев руки в крутые бока, она вышла на середину мастерской. Капли масла, стекавшие с грязного тела, щедро окропили давно не метенные половицы.
-- Так жить нельзя! - сказала она и смачно плюнула в сторону съежившегося карандашного наброска.
-- Ну что я тебе сделал? Дрянь старая! - с трудом разогнув хрустящие на сгибах суставы, промямлил, попавший под дурное настроение маэстро рисунок-неудачник.
-- Да тьфу на тебя! Тьфу еще раз! А кому сейчас легко?
Плевок угодил на холст.
-- Это просто неприлично. Ведите себя скромнее, - тихо сказал подрамник, вытирая кусочком ветоши туго натянутое джутовое полотно. Холст, не успев взорваться возмущенными воплями, успокоился, нежась от заботы.
-- Радости... жизни... чего еще желаете? - Призывая к порядку, кисти застучали о край банки.
-- Э, потише там! Растворитель расплещете. А мне за него отвечать, - возмутилась глупая стекляшка.
-- Братцы, побольше идей. Кто чем недоволен, какие предложения? - деловито произнес мольберт.
-- Убить этого придурка, вот и вся недолга! - зашумели из угла подрамники. - Скоро он и до нас доберется.
Голоса в гостиной зазвучали громче. В мастерской мгновенно воцарилась тишина. Казалось, воздух превратился в пучок туго натянутых струн, вибрирующих от избыточного натяжения.
-- Не могу понять, что это за бурда? Ты ведь гордился своим умением стряпать! Не суп, а мешанина какая-то. Очень похоже на твои картины.
-- Ты что-то имеешь против моих картин?
-- Mon coeur, ты зажат в прокрустово ложе канонов. Ты сделал попытку вырваться из цепких лап академистов, сделай шаг дальше!
-- Как ты можешь? У тебя хватает наглости судить с первого взгляда?
-- Нет, ну вы посмотрите на этого упрямца! Смотри сам. Что это за бешеные цвета? Они же совершенно беспорядочны.
-- И это все, что ты можешь сказать?
-- Нет, mon ami, в твоих картинах очень много такого, что заслуживает беспощадную критику.
-- К примеру?
-- Хмм... дисгармоничность. У тебя все как-то однообразно и незаконченно.
-- Это ложь! - Звук падающего стула, будто ружейный выстрел, рванул барабанные перепонки.
-- Опять ругаются, - сочувственно вздохнули кисти.
-- Ничего, перебесятся, напьются и помиря... - Не успел мастихин договорить, как дверь в мастерскую распахнулась.
-- Mon Dieu! - затравленно озираясь по сторонам, простонал художник. - Опять голоса. Когда это закончится? Прочь, прочь, прочь... Еще этот чертов критик... Где моя шляпа?
Зажав в руках бесформенную соломенную панаму и поддав ногой стопку рисунков, маэстро выскочил в гостиную.
-- Ну перестань! Не гляди на меня так, будто собираешься меня убить. Я старше тебя, я нашел свой путь. Ты все еще пробуешь, тычешься по сторонам, как слепой котенок. Идем лучше выпьем.
-- Извини меня. Я бы очень хотел получить от тебя помощь.
-- Вот и замечательно. Пошли, пропустим по стаканчику и спокойно поговорим.
-- А как же заказчик?
-- Ты что, всерьез думаешь, что этот хлыщ придет? К черту его! Нас ждет старина Луи!
Звуки голосов затихли, хлопнула входная дверь. Тишина. Лишь где-то под потолком в предсмертной агонии жужжала муха, умудрившаяся влететь в лохмотья паутины.
***
-- Вот скотина! - пытаясь оттереть отпечаток подошвы, возмутился рисунок.
-- Во как ты заговорил. Осторооооожней, - передразнивая и кривляясь, подначил мастихин.
-- Слушай, перестань страдать ерундой, - перебивая задиру, произнес мольберт и задумчиво продолжил: - На чем мы остановились? По-моему, на убийстве.
-- Убить. Другого выхода нет, - отрезали подрамники.
-- А смысл? Вас хоть в топку кинут, а мы что? Высохнем и на помойку, - тускло поблескивая освинцованными боками, обреченно вздохнули тюбики с краской.
-- Как прикажете вас понимать? Вы и так сухие, - ехидно вставила палитра.
-- И ты в топке пригодишься...
-- Что?!! Да я вас... - Капли масла превратились в яростно клокочущий поток.
-- Внимание! Тишина! - Громкое дребезжание кистей заглушило все звуки. - Мольберт дело говорит. И подрамники правы. А вам, краски, хочу поставить на вид. Такое впечатление, что вы рады тому, как над вами измываются.
-- Ну зачем нам это надо? Что будет дальше? - простонала охра.
-- Как что? Может дружок хозяина нас прихватит, все же толку больше будет!
-- А если он еще хуже? Вы что, видели как он работает? - ядовито поинтересовалась изумрудная зелень.
-- Да какая разница? Терпеть такие издевательства нет больше сил, лучше уж сразу в печь! - По стройному ряду картин прошла брезгливая судорога, и один из портретов воодушевленно закончил: - Святое дело: за нас отомстить, да сгинувших товарок ваших, а вы слюни пускаете!
-- Допустим, убедили. А КАК мы его убивать будем?
-- А вы что предлагаете? - поморщился портрет.
-- Ну, как вариант - мастихин падает на голову этому маляру. Висел обездвиженный, а как споро выбрался из подрамника и лихо вниз соскочил, а? Одно загляденье. Чего бы и не повторить? - Рассудительный тон холста приковал внимание спорящих.
-- Чуть что, так сразу я! А почему бы ему в пойло растворитель не подлить?
-- Ну да! А на то, что наши прически колом станут, тебе значит начхать? Железяка чертова! - ощетинились кисти.
-- Могли бы, например, выбрать камикадзе и воткнуться черенком в глаз!
-- Что? - задохнулся от возмущения флейц.
-- Ничего! Размазываете всякое дерьмо.
-- Зато ты его гребешь лопатой, - развеселилась кисточка-единичка, лежащая в этюднике.
-- Молчи, пигалица! Тебя вообще купили по недоразумению - торговец всучил в нагрузку.
-- Господа, хватит! - прекращая перепалку, рявкнул мольберт. - Какие еще будут варианты?
-- Пусть подрамники подножку сделают, хозяин споткнется и сломает себе шею, - вставил скомканный рисунок.
-- Да пошли вы все! - чертыхнулась палитра и, стряхнув с себя слой желтой краски, швырнула его в рисунок.
Комок бумаги живо отскочил в сторону. Жирное пятно растеклось по холсту. Не успел он возмутиться, как дубовая ножка мольберта, на секунду замерев в воздухе, начала опускаться на замухрышку. Взвизгнув, палитра отпрыгнула назад. Мольберт зашатался и, перевернув банку с растворителем, грохнулся на пол. Тюбик виноградной черной, корчась от боли, выплеснул внутренности на шершавую поверхность полотна.
-- Ах ты гад! Вот тебе! - Свернув колпачки, тюбики плюнули сгустками краски.
Мольберт застонал от бессилия. Тем временем мастихин подскочил к кистям и начал остервенело топтать щетинки.
-- Вот вам, вот! Суки! Всех порежу. - Узкое стальное жало угрожающе наклонилось над головами.
Ответная реакция последовала незамедлительно. Кисти выбрались из банки и бросились врассыпную. Отбежав на приличное расстояние, они зачерпнули разноцветные плевки и дружным залпом ослепили безумца. В безотчетном порыве мастихин, наклонив сверкающее навершие, бросился в атаку. Ярость придала ему столько сил, что он схватил тюбики и побежал на обидчиков. Флейц бросился в ноги. Мастихин споткнулся и, растянувшись на полу, выдавил краску прямо на холст. Кисти решительными ударами закрепили успех.
Шум боевых действий разбудил диван.
-- Э, что тут происходит? - гудя пружинами, прокряхтел продавленный старичок.
-- Дискуссия о прекрасном, - выползая на свет божий, съехидничала зачинщица беспорядков - палитра.
-- Кто-то внятно может мне объяснить? - Лоснящаяся кожа была готова лопнуть от возмущения.
-- Мы собрались убить художника, а эти ублюдки... - поднимаясь на ноги, прохрипел мольберт.
-- Сам такой! - завопили краски.
-- Тихо мне! Вот ты... - Острый край пружины, освободившись от кожаной опеки, словно указующий перст уперся в мольберт.
Запинаясь и перескакивая с пятого на десятое, массивная дубовая тренога поведала о приговоре.
-- Тээкс... Ни один из способов не подходит. Если хозяин припадочный, с какой стати вы решили, что его друзья другие? - пробасил диван.
-- Что ты имеешь в виду? - отцепившись от холста, вступил в разговор мастихин.
-- А то! Они в первую очередь, рассвирепев, уничтожат все, что привело к смерти.
-- Это как?
-- Очень просто! Подрамники расколотят и пустят на щепки, кисти сломают, а тебя, дурака, просто выкинут на помойку. Надо что-то другое. Что-то характерное именно для художника. Даже не так. Характерное именно для нашего хозяину.
-- А ну-ка, валяй, выкладывай! - хором заорали инструменты.
-- Все очень просто! Надо заменить абсент растворителем. Маэстро выпьет и отравится.
Сказано - сделано. До рассвета оставались считанные минуты.
Хлопнула входная дверь, и в гостиной раздались шаркающие шаги. Нетвердой походкой художник вошел в мастерскую. Мутным взглядом он обвел скудное убранство. Две покосившиеся табуретки у дивана, на которых стоят разнокалиберные полупустые бутылки, грязные стаканы, чайник, объедки, пачка табака и трубка.
-- Уфф, едва успели, - прошептал мастихин.
-- Заткнись! - шикнул мольберт.
-- Ггг-оло-ссса... Опппять... - пьяно пробормотал художник и глупо захихикал...
***
-- Чертов Поль и его дрянной абсент! - раздирая опухшие веки и борясь с дичайшей головной болью, прохрипел художник. Горло саднило.
-- Гляди-ка, он говорить еще не разучился, - прошептал мастихин.
-- Ну и что с того? Один хрен, спишет на видения. Назюзюкался скотина, сейчас водички хлебнет и...
-- И опять уйдет в нирвану, - вместо мольберта закончил фразу подрамник. - Тьфу, смотреть противно. Видите ли, сушит его. Вот урод!
Художник присел на кровати и протянул трясущуюся руку к старому чайнику. Остатки воды жалобно плеснули внутри. Погнутый и выщербленный носик с противным дребезгом застучал о край мутного стакана. Судорожные движения кадыка на цыплячьей шее и слабый стон удовлетворения возвестили о том, что процедура пробуждения завершилась.
-- Что за ерунда?!! - Возмущенный вопль маэстро разорвал послеобеденную тишину. - Какая сука трогала холст?
Художник схватил бутылку и приложился к горлышку. Огненный смерч пробежал по горлу и взорвался в желудке. По телу прошла крупная судорога. Мужчина поморщился и, с трудом переведя дыхание, прохрипел: -- Или это я сам?.. Нет, не может быть... Хотя что-то в этом есть. Ничего не помню...
Помутившееся сознание, оберегая хозяина, услужливо погрузило его в сон. На треноге подсыхал холст. Расцвеченные солнечными лепестками черные зрачки цветов задорно глядели на убогое убранство мастерской. Яркие цветы на нежно-зеленом фоне. Подсолнухи...