Недовольно ворча, Антоний внимательно осматривал тело Бахмета. История с исчезнувшей после прикосновения стрелой, не на шутку встревожила мага. Подтверждались самые худшие опасения – волхвы не дожидаясь удара, начали первыми. Об этом следовало немедленно доложить Совету.
Бекмер терпеливо ждал когда византиец закончит возиться с телом. Старый каган давно догадался что Антоний не простой посол базилевсов, но ни словом, ни жестом не выказал своей осведомленности. В отличие от него, Бекмер-младший непонимающе смотрел за действиями византийца, но видя молчаливое одобрение отца решил отложить выяснения до времени.
Наконец Антоний закончил осмотр и почтительно поклонившись присел рядом с каганом. Бекмер протянул хмурому магу полную великолепного вина чашу. Глаза младшего сердито сверкнули: кто такой этот византиец, что отец оказывает ему такую честь.
Антоний смиренно склонил голову.
- Благодарю тебя, Великий Каган.
- Пей, и поведай нам, что думаешь об этой смерти.
Скривившись будто хлебнул уксуса, Антоний отставил вино.
- Каган, это большая потеря, но для нашего дела это ровным счетом ничего не значит. Так, мелкие фокусы местных колдунов.
- Колдунов? – Бекмер озабоченно потер крепкую широкую шею. – Но если колдуны… Значит русы знают о нашем приближении?
- Не думаю. Если бы знали, давно бы уже привели войска.
Бекмер с сыном недоверчиво переглянулись и маг поспешно добавил.
- Поверь мне, каган, у князя русов сейчас и без нас хватает проблем.
- Ну, если ты так говоришь… - все еще с сомнением пожевал губами каган.
- Просто поверь, – улыбнулся одними губами Антоний. – А сейчас, прости, но сейчас я хотел бы обдумать произошедшее в одиночестве.
Бекмер благосклонно кивнул.
- Мой сын, - он обратился к нетерпеливо ерзавшему на подушках сыну. – Иди с нашим достойным гостем, и отдай приказы сотникам, что бы усилили посты. Нужно быть бдительными.
Каган с нежностью смотрел на вскочившего с готовностью сына. Достойный вырос наследник. Унаследовавший красоту от своей матери Тайчар, что в молодости слыла первой красавицей хазарского каганата, он тем не менее не знал себе равных в сабельных схватках. А доставшийся от отца талант полководца уже не раз посрамлял более опытных, убеленных сединами и украшенных шрамами военачальников. Поддавшись непонятному порыву, Бекмер потянулся к нему.
- Сын мой, будь осторожен… - и не стесняясь византийца, Бекмер крепко прижал сына к груди.
- Все будет в порядке, отец! – блеснув белыми, что жемчуг, зубами, младший отстранился от отца. – Мы покажем этим урусам!
Он поспешил за выходящим из шатра Антонием. Уже выходя, он еще раз обернулся улыбаясь отцу. В бездонных, агатовых глазах, промелькнули искорки смеха.
Бекмер смотрел на качнувшиеся за сыном завеси с непонятной тревогой. Зародившись в сердце легким ледяным уколом тревога, стремительно разрасталась, точно пожар в летнюю засуху. Все еще не понимая, что с ним происходит, каган вскочил и бросился к выходу.
До рези в глазах, Василий всматривался в колыхающиеся завеси, закрывающие вход в белоснежный шатер. Сердце богатыря размеренно билось, мощно гоня кровь к трепещущим в ожидании мышцам.
Прошло совсем немного времени, когда резко откинув завеси, из шатра стремительным шагом вышел Антоний. Следом за ним, стараясь не отстать, спешил и тот молодой воин, что привлек внимание Василия чуть раньше.
Не тратя драгоценных мгновений на прицеливание, зачем, когда стрелы сами находят цель, богатырь отпустил тетиву. Не успела стрела сорваться с тетивы, как привычные руки уже подхватили следующую и пустили следом. Две стрелы – две цели. Василий опустил ставший теперь бесполезным лук.
- Сто-о-ой! – не смог сдержать рвущийся из глубин души крик, Бекмер. – Сто-о-ой!
Едва распахнув завеси, грузное тело кагана метнулось в тщетной попытке сбить сына с ног, укрыть собой, защитить. Замерев на миг в длинном прыжке, Бекмер успел увидеть медленно опускающееся на землю тело Антония и широко распахнутые в удивлении глаза сына.
- Не-е-ет!
Удар тела о тело, заглушил чмоканье впивающейся в молодое, упругое тело стрелы. Падая на землю вместе с сыном, Бекмер уже знал – его нет в живых. Перед мысленным взором кагана, сменяя друг друга с умопомрачительной скоростью, мелькали картинки прошлого. Вот, он смеясь и плача от счастья, поднимает над головой оглушительно орущего младенца. Вот, его сын впервые садится на тонконогого жеребца. Вот, его сын, весело смеясь, подхватывает сильными руками прекрасную, волоокую девушку. Вот, его сын, откидывая завесь шатра, улыбаясь обернулся и искорки смеха блеснули в его агатовых глазах.
- Нет, нет… - истерично шептал Бекмер, гладя навсегда застывшее лицо сына. – Нет, пожалуйста, нет. Почему?…
Каган поднял залитое слезами лицо. Сумасшедшие, заполненные горем глаза остановились на трупе византийца.
- Ты! Ты виноват в том, что я потерял своего сына! – обличающе уткнулся в него дрожащий палец кагана. – Ты соблазнил меня на этот поход. Ты обещал богатую добычу. И что теперь? Зачем мне добыча? Зачем мне слава? Где теперь мой сын? Где?
Не помня себя от горя, Бекмер пинал ногами безразличного теперь ко всему Антония. С большим трудом удалось увести его обратно в шатер, куда уже отнесли тело сына.
Оставшись наедине со своей болью, каган дал волю раздирающим грудь слезам. Оплакивая гибель сына, он словно приходил в себя от долгого сна. Поход на Русь все больше и больше казался сумасшествием которого следовало избегать. Поменять дружбу киевского князя на недолговечную добычу, поменять мир на войну, боги, куда он смотрел? Что за сила заставила поступить против велений рассудка, против велений сердца? Почему, не удалось прозреть раньше, когда сын был жив, когда можно было все изменить вернувшись назад?
Глотая обжигающие слезы, каган молча смотрел на тонкую стрелу торчащую из груди мертвого сына. Он протянул руку к переливающемуся оперению. Мелко задрожав, стрела обернулась струйкой невесомого дыма выскальзывая из его пальцев.
Когда спустя несколько часов, каган вышел из шатра, глаза его были сухи и безжизненны. Ожидавшие его все это время военачальники вздрогнули услышав глухой безжизненный голос:
- Найдите мне этого стрелка. Доставте живым. Только живым. Я сам хочу… - голос чуть дрогнул. – Что бы ни один волос не упал с его головы. Не найдете до завтрашнего утра – головы с плеч.
Низко кланяясь, военачальники бросились исполнять поручение. Ни один не посмел взглянуть во второй раз на смоляно-черную с утра, и белую как лунь сейчас, голову кагана.
Пошатнувшись, как от мощного удара в грудь, Наум тяжело свалился под копыта коня. Возникло замешательство. Всполошенный Громыка, костеря неповоротливых дружинников, бросился к обожаемому хозяину.
- Воды, что б вас всех, воды! – отчаявшись хлопать воеводу по щекам, зарычал телохранитель.
Не слишком торопливо, кто-то из дружинников подал оплетенную лозой, глиняную флягу. Мигом сорвав деревянную пробку, Громыка щедро плеснул водой в бледное лицо Наума. Веки воеводы дрогнули.
- Где я? – слабо спросил Наум непонимающе оглядывая склонившиеся над ним суровые лица.
- Так мы, это, как вы и велели, - преданно глядя на хозяина, торопливо заговорил Громыка, - Под Черниговом уж. Верст пять осталось.
- Где?! – треснувшим голосом переспросил Наум не поверив своим ушам.
- Под Черниговым! – радостно повторил Громыка.
Под Черниговым! Это известие как обухом промеж ушей ударило воеводу. Как ни силился Наум, но последнее что удавалось вспомнить, так это как выпив кувшинчик вина, лег спать на мягкие, накиданные на лавку, шкуры.
- А что мы здесь делаем? – на вытянувшееся лицо воеводы было жалко смотреть.
- Как что? – удивился Громыка. Дружинники слышавшие разговор украдкой обменивались красноречивыми взглядами и вертели пальцами у виска. – Вы приказали поднять всю заставу и лесами двигаться к Чернгиову, по тайному указу князя.
Услышав эти слова, Наум почувствовал как спина покрывается липким холодным потом. Какой указ? Да за то, что всю заставу увел, рубеж без защиты оставил, князь три шкуры спустит и голову с плеч. Сквозь хаотично проносящиеся в голове мысли, проглянуло узкое, с темными колючими глазами лицо и длинные волосы цвета воронового крыла. Что-то важное было связано с этим лицом, но что? В какой-то миг, Науму показалось что вспомнил, но озарение ускользнуло так же как и появилось. Воевода тряхнул головой.
- Значит так, – дрожащим от страха голосом распорядился он. – Привал. Костры не жечь, внимания не привлекать. Все равно, до вечера уже рукой подать.
- Значит привал до вечера? – понятливо кивнул Громыка.
- До утра, дубина! Кто ж ночью через лес пойдет?
С трудом дождался Наум темноты. В голову лезли мысли одна страшнее другой. А если Владимир уже прознал обо всем, да разослал гридней с указами об аресте? Перед глазами так и маячила окровавленная плаха, страшные княжеские подвалы и деловое хаканье палачей. Выход только один – бежать. Бежать куда глаза глядят. А лучше – сначала в Тьмутаракань, а оттуда, Русским морем в Царьград. Авось там не найдет суровый князь. Там и кум торговлю ведет, укроет.
Сняв с толстого пуза предательски позвякивающую кольчугу, Наум поблагодарил богов, что надоумили всегда носить на себе широкий пояс с зашитыми золотыми монетами.
В предутренний час, когда предательский сон притупляет бдительность даже самых рьяных стражей, Наум, воевода Полянской заставы, торгаш и растратчик, хоронясь в тени вековых деревьев выскользнул из походного лагеря. Полный неожиданных опасностей и диких зверей лес не так пугал трусливого воеводу как гнев Великого Князя.
Известие об исчезновении воеводы всполошило лагерь. С трудом утихомирив десять сотен разъяренных воинов, сотники собрались на совет. Перспектива открывающаяся перед ними выглядела настолько мрачной, что даже обсуждать ее желания небыло.
- Ну что, други, - хмуро произнес сотник Стоян. – Влипли мы по самое небалуй. Что делать будем?
- А что делать? – удивился Булгак – совсем молодой парень, но за воинскую доблесть возведенный в сотники самим Владимиром. – К князю надо, и в ноги. Так мол и так, принудил воевода Наум, твоим светлым именем! Справедлив князь, простит!
Стоян и другие сотники только покачали головами. Общие настроения выразил Немир:
- Молод ты еще, потому горяч! А ты подумал, что пока до князя дойдем, пока суд да дело – сколько времени пройдет? И все это время на заставе живой души не будет! Чем окажемся лучше Наума?
Вспыхнувший было Булгак, стыдливо потупил взор. Стоящее высоко в небе яркое солнце, пробившись сквозь густую листву, шаловливо бросило лучик на лицо Булгака, высветив на вздернутом носу детские веснушки.
- И так плохо, и так нехорошо. Все одно – заставу оставили. Добро, коли обошлось, а если степняки тем временем проскользнули? Пусть даже небольшой отряд, а порубать успеют немало. С кого князь спросит?
Сотники задумались, а неунимающийся Булгак продолжил гнуть свое.
- Все равно надобно в ноги князю. Самим повиниться, да про измену Наума поведать. Пускай ищут этого татя, да казнят. Я предлагаю отправить несколько человек в Киев, а остальным во весь опор обратно на заставу. А уж дальше – как князь решит.
Немного подумав, все согласились с Булгаком. Оставалось только решить кто к князю пойдет, а кто до поры заставой командовать будет. Первым идти в Киев вызвался сам Булгак. Опасаясь его горячего характера, вызвался Немир – с князем горячность только испортить все может, тот сам вспыхивает что твой хворост. Следом за ним подняли руки еще два сотника.
- Я вот что хочу предложить, - после того как решили с посольством, сказал Немир. – Предлагаю старшим назначить Стояна. Мужик он головастый, воин отличный, да и уважают его не только в собственной сотне, но и в других. Своих людей держит в строгости, но и палку не перегибает, стало быть и с другими так будет!
Сотники перебивая друг друга одобрительно загомонили.
- И так, решено, – подвел итого Немир. – Ну, Стоян, принимай над нами власть. Отныне и до распоряжения князя, главный - ты.
С достоинством поклонившись друзьям доверившим ему такую честь, Стоян отдал свой первый приказ:
- Немир, назначаю тебя старшим в посольстве. Собирайтесь, и как можно скорее доберитесь до Киева. Остальным строить дружину и со всей возможной скоростью на заставу. Выслать вперед дозорных, пусть проверят заставу и окрестности. Немир, - Он повернул голову к рассудительному сотнику. – Пусть в дозор отправится твоя сотня. Ребята у тебя лихие, не подведут.
Кивнув, Немир поспешил к своей сотне отдавать нужные приказы. Следом за ним потянулись остальные.
Не прошло и часа, как дружина спешила обратно на заставу. На лицах каждого воина застыла тревога – что успело случиться за это время? Не опоздают ли?
Страшно погибнуть в бою, но еще страшнее жить, зная что по твоей вине погибли другие.
Вернувшись на зачарованную полянку, Василий устало упал на мягкий ковер шелковистой травы. Туман заинтересованно фыркнув, толкнул человека носом. Богатырь отстраненно погладил умную морду.
Вот и все. Одним чудом меньше. Да и чудо получилось какое-то… не совсем чудесное. Богатырь и сам не знал чего ожидал от чудесных стрел, но все получилось слишком обыденно. Уж не обманул ли Ящер?
- Эх, ладно, – поглядев в преданные конские глаза, сказал богатырь. – Нужно блюсти договор.
Туман согласно заржал.
- Эй, Ящер! – громко крикнул Василий, - забирай лук, как и договаривались!
Василий распахнув глаза, уставился на лук, ожидая что тот растворится в клубах дыма, провалится сквозь земную твердь или еще чего, но и здесь не случилось чуда.
- Закончил с этим уже? – заставляя богатыря вздрогнуть, раздался сзади знакомый голос. – Давай, отнесу…
Василий молниеносно обернулся.
- Маргаст?!
Широко осклабившись, колдун подмигнул богатырю.
- Рад бы с тобой поболтать, да торопиться нужно. Хозяин лютует.
Понимающе кивнув, Василий протянул колдуну ставший теперь бесполезным лук.
- Привет ему передавай.
- Уж передам, – снова подмигнув, Маргаст звонко щелкнул пальцами и пропал.
- Тумана не забижай! – едва слышно прошелестел его насмешливый голос.
- Не забижу, – одними губами прошептал богатырь. – Его забидишь!
Словно поняв тихие слова хозяина, конь довольно заржал демонстрируя по волчьи острые зубы.
- Смейся, смейся, – Василий потянувшись к седельной сумке достал бережно завернутый меч. – Вот впрягу тебя в телегу, посмотрим кто смеяться будет.
Не обращая внимания на обиженно трясущего густой гривой коня, богатырь бережно развернул скрывающую клинок тряпицу. Остро отточенный голубоватый металл, пронзительно блеснул на солнце точно просясь в кровавую сечу.