День второй. Приятное ощущение безвозмездности не покидает меня. Приятное ощущение было спровоцировано справедливостью. Ведь еще полгода назад нужно было платить, чтобы пройти сюда, а теперь я стою, стучу по латунному лбу третьего вождя СССР и, окидывая взглядом кресты, приговариваю:
- Идёт бычок качается, вздыхает на ходу.
Какая-то бабка неподалеку рвёт хризантемы. Мне кажется знакомым её лицо. Что я делаю дальше - не помню, потому что ко мне подходят двое одинаковых с лица и верещат. Что они верещат - я не слышу, потому что я приговариваю, но понимаю, что это разводилы. Суки, житья нормальным людям от них нет. Испоганили весь город. Даже здесь и то ошиваются, ничего святого для них не осталось. Да и не было.
- Нет, не такие нынче бычки на вкус, не такие. - Говорю и ем. - Не такие, а вкусно, теребицкая сила! - Говорю и ем. - Говорю и ем, - говорю, - и ем.
- Что ты там ешь?! - слышу, это двое из ларца прочистили связки, - нет же ни хрена! По-моему он ебанутый.
- Да не, больной просто.
- Или ебанутый.
- А разве не один хрен?
Я устаю слушать весь этот порожняк и замечаю для себя, что до этого момента не слышал, как бычки разговаривают, а когда я довожу эту мысль до конца, то оба бычка куда-то пропадают, остаются только их плавники. Нет, не такие нынче бычки на вкус. Не такие и невкусно.
День первый. На блошином рынке.
- А какова стоимость?
- Стоимость?
- Да, стоимость, стоимость. Стоимость какова, какова стоимость?
- Семьсот.
- Я беру их. - Я беру их. Я беру их и читаю:
фабрика НИМОР, работы Э. Неизвестного
Я пытаюсь их укусить и ломаю себе зуб. От злости я хватаю какую-то пьяную бабку, что продаёт хризантемы и выбиваю ей зуб, но она без зубов, поэтому я выбиваю ей зуб, не выбивая ей зуба. Бабка улыбается, начинает кашлять и вырывает их у меня из рук. Я пытаюсь её догнать, но она не бежит, я спотыкаюсь и иду на блошиный рынок. По дороге я пью воду "Байкал" и вспоминаю рыбака из Иркутска.
- Если газета через них не читается, значит, они не настоящие. Надо было такое сморозить! Я что из ума выжил, ехать в Иркутск только потому, что кто-то сомневается в подлинности рыбешек?! А городок поганый стал, бычков нет ни в одном магазине. Наконец я дохожу до блошиного рынка. Какой-то лысый мужик торгует пепельницами. У одной из них открыт рот, как у бычка.
- Какой год? - спрашиваю я.
- Это пятидесятые. Латунь. - Отвечает лысый.
- А какова стоимость?
- Стоимость?
- Да, стоимость, стоимость. Стоимость какова, какова стоимость?
- Семьсот.
- Я беру их. - Я беру их. Приятное ощущение безвозмездности не покидает меня. Приятное ощущение было спровоцировано справедливостью.