Откуда-то сверху, из космоса, из небытия доносится еле слышный детский голосок.
Лапшёй звалась невеста,
Жених её - Горох.
На свадьбе было тесно,
И подгорел пирог.
Гостей овсом встречали
И битым кирпичом.
А молодых венчали
Горячим сургучом.
Постель для них - могила.
И саван - простыня...
Она его любила
Три ночи и три дня...
В странном возбуждении появляется Он.
Он. Вы слышали? Ну, как же так?! Вы не могли не слышать! Сегодня она поёт очень громко. Даже чересчур громко... Ещё чего доброго всех соседей перебудит. Вы же знаете, какая слышимость в этих новомодных постройках! Шошеле, детка, ради Бога, потише!
Явственно слышится чистый, светлый смех и опять, с детским упрямством: "Лапшёй звалась невеста..."
Он. А, я догадываюсь! Вы просто не можете понять, о чём она поёт! Вы думаете, это шумит ливень за окнами? Я вам глубоко сочувствую, но ничем не могу помочь! Не расстраивайтесь! Не так много осталось на земле людей, которые бы знали этот смешной язык. Может, это и к лучшему? Вот зачем, к примеру, мне три мёртвых языка, которые я выучил ещё в детстве? Считайте: древнееврейский, арамейский и идиш. Почему меня не учили ни арифметике, ни географии, ни истории, но зато я твёрдо знал, как надо поступить с яйцом, снесённым в субботу, и как следует совершать жертвоприношения в храме, разрушенном две тысячи лет назад? (Обращаясь куда-то вверх) Шоша, прекрати петь и скажи мне, пожалуйста, для чего мне были нужны три мёртвых языка?
Незаметно, немыслимо, невесомо появляется Девочка-Женщина-Ангел-Шоша. Она садится где-то на авансцене, и, может быть, уже не покинет её до конца.
Шоща. Для того, что бы сочинять для меня сказки...
Он. Ох, не пристало сыну раввина, мальчику из древнего хасидского рода, болтать с девчонкой, да ещё и сочинять ей глупейшие истории. (Воздев перст к небу, скрипучим голосом своего отца) Это запрещено!
Шоша. Почему?
Он. Потому что, я нарушаю заповедь о лжи и суесловии! А ещё нельзя рисовать людей...
Шоша. Почему?
Он. Потому что, я нарушаю заповедь "Не сотвори себе кумира!" И жаловаться на кого-нибудь нельзя, потому что отец называл это злословием, и подшутить над кем-нибудь нельзя, так как наши мудрецы приравнивали это к издевательству над Божьим творением... Всё нельзя! Всё запрещено!
Шоша. А я?
Он. Ты? Когда мы вместе, я постоянно оглядываюсь по сторонам, чтобы какой-нибудь благочестивый старик не заметил нас и не заверещал дурным голосом: "Смотрите все! Сын раввина играет с девчонкой! Бесстыдник! Пойду, скажу твоему отцу, и он надерёт тебе уши!"
Шоша. Почему?
Он. Потому что, женщина - вместилище греха!
Шоша. Но я же не женщина!
Он. А кто же ты, Шоша?
Шоша. Не знаю! Я ведь очень глупая. Меня даже из школы выгнали. Я в каждом классе сидела по два года а потом учительница так и сказала: "Тебе здесь делать нечего! Иди домой, помогай матери!" А мама только вздыхает. Меня даже в лавку за сахаром не посылают: то я деньги теряю, то забываю зачем пришла... Лучше расскажи мне что-нибудь!
Он. Знаешь, ведь мы все состоим из миллионов частиц. Каждая частица - это целый мир, с городами, домами, человечками. Они живут, строят замки и мосты, ссорятся и воюют, даже не подозревая, как они малы. В капле воды может поместиться несколько таких миров...
Шоша. В капле воды? А они такие маленькие... Как они все ещё не утонули?
Он. Все они... умеют плавать... И все они - часть Вселенной. А Вселенная есть Бог! И я со своими рыжими пейсами, со своей лысиной, со своими старыми ботинками и угасшими надеждами - тоже часть Бога!
Шоша. А я?
Он. Ты тоже, Шоша!
Шоша. А злой мальчишка Лейба, который всегда швыряет в меня комьями грязи, он тоже Бог?
Он. Наверное, существуют два Бога - добрый и злой, а Лейба относится, конечно, к злому... Хочешь я расскажу тебе, что бы я делал, если бы стал царём?
Шоша. Ты бы взял меня в жёны...
Он. Конечно, мы бы сидели на бриллиантовом троне, а другие жёны склонялись бы перед тобой до земли...
Шоша. А сколько у тебя было бы жён?
Он. Тысяча! Ровно тысяча, как у мудрейшего нашего царя Соломона!
Шоша. Если бы у тебя была тысяча жён, не осталось бы времени для меня...
Он. Шошеле, для тебя всегда бы нашлось время. Мы будем править вместе! Мои рабыни будут мыть тебе ноги!
Шоша. Ой, это будет так щекотно! Помнишь, ты мне говорил, что знаешь тайные слова и можешь добыть вино из стены, сделать из глины живых голубей и даже улететь в Африку? Это правда?
Он. Я даже знаю такое имя Бога, которое содержит 72 буквы! Если я его произнесу, небеса окрасятся в красный цвет, луна упадёт на землю, и Вселенная разлетится на куски!
Шоша. Не произноси это слово никогда! Если ты любишь меня, не произноси его!
Он. Не бойся, глупенькая, я сделаю так, что ты будешь жить вечно!
Шоша. Ты знаешь и такое слово, чтобы никто никогда не умирал?
Он. Знаю, но я оставлю жить только хороших людей!
Шоша. А кто в этом мире может судить: хороший человек или плохой?
Он. ( в некотором замешательстве) Давай, лучше, я расскажу тебе историю об одной женщине из маленького местечка и её демоне...
Шоша. Я знаю эту женщину! Она не носила парик, не постилась в Судный день и даже иногда забывала зажигать субботние свечи. К ней ночью явился демон, а потом у неё родились синие дети, наполненные воздухом. Они кричали, плакали и лопались! У плохих женщин бывают демоны, а у плохих мужчин - демонессы?
Он. Каббалисты называют их суккубами. Они являются одиноким мужчинам и становятся их тайными жёнами, отбирают все их силы, высасывают их мозг, превращают в жалких безумцев и исчезают. Потом эти мужчины бродят по земле, стонут и причитают, потому что суккубы были так прекрасны, что даже мгновение без них кажется этим несчастным Вечностью...
Шоша. А ты встречался с демонами?
Он. Ах, Шоша-Шошеле! Тот, кто вступает на скользкий путь познания, постоянно вынужден общаться с ними. Они надевают причудливые маски, говорят с вами голосами близких людей, вмешиваются во все ваши дела, а потом растворяются в утренней мгле, оставляя на ваших губах вкус греха!
Шоша. А я знаю вкус греха! Он пахнет похлёбкой со свининой. Мне её давали в госпитале, когда я болела тифом.
Он. Может быть, может быть... А может, он пахнет тонкими духами, или дешёвыми сигаретами, или пустыми разговорами...
Шоша. Твои демоны были прекрасны?
Он. Когда мы с тобой расстались...
Шоша. Мы никогда не расставались. Ты просто жил на другой странице книги. Помнишь, ты рассказывал, что жизнь - это книга, которую можно читать только переворачивая страницы вперёд. Нельзя вернуться назад, к началу, но всё, что уже было и прошло, продолжает жить на других страницах. Это страшная тайна, потому что книга написана справа налево, а читать её надо вверх ногами.
Он. Хорошо, когда я болел, скитался по чужим углам и сочинял глупейшие стихи НА ПРАВОЙ СТОРОНЕ КНИГИ, я познал самых прекрасных демонов, из всех, кто спускался на землю и совращал усомнившихся в вере.
Шоша. Их было семь, как у Владыки Тьмы Ашмодея?
Он. Ну, что ты! Я обычный грешник средней руки. У меня их было четыре.
Медленно появляются и уже не покидают сцену ЕГО четыре демона: Дора, Селия, Бетти и Текла.
Он. Была война, тиф, бегство из города, потом мучительные поиски чего-то очень важного: то ли вечной любви, то ли вечной истины. Но всё это напоминало путь муравья, ползущего вверх по соломинке. В очередной раз упав на спину, я с любопытством осматривался и понимал, что вся моя бесконечная Вселенная ограничена двумя-тремя редакциями газет, двумя-тремя клубами, где хрипло спорили, до тошноты курили и решали мировые проблемы такие же неудачники, как и я. Мы, как будто, не замечали, что с Запада и с Востока на нас надвигается Тьма, которой суждено поглотить и спорщиков, вместе с их засаленными пиджаками и дежурным сарказмом, и Город, который они с упорством безумцев считали родным, и сам певучий, странный язык, на котором даже рубленые слова: "коммунизм", "пропаганда", "фашизм" приобретали какую-то дикую прелесть. В то время я жил с девушкой по имени Дора...
Шоша. Ты с ней жил в одном доме?
Он. Пусть будет так! Я никогда не забывал тебя, Шоша! Ты мне часто снилась. В моих снах ты была одновременно и живой, и мёртвой. Я гулял с тобой по саду, а сад был ещё и кладбищем. Умершие девушки, одетые в саваны, сопровождали нас. Они кружились в хороводах, взлетали и садились на ветки высоких деревьев рядом с огромными птицами, похожими на орлов.
Шоша. А птицы говорили с нами на идиш! И ещё там были чудища с человеческими лицами, но я их прогнала.
Он. Да, ты была там хозяйкой, и я слушался тебя, как маленький мальчик, заблудившийся на базарной площади.
Шоша. Ты просыпался со сладким вкусом во рту, как будто съел леденец, но почему-то плакал...
Он. Мне казалось, что тебя больше нет на свете. У Доры была одна цель в жизни: поехать в Советский Союз и строить там социализм.
Вся последующая сцена может идти в духе любовной игры.
Дора. Да, отщепенец и ренегат! Назло вот таким правым уклонистам мы построим царство свободы и справедливости!
Он. Деточка, как только ты пересечёшь границу и упадёшь на колени, чтобы поцеловать землю обетованной страны "свободы и справедливости", тебя тут же подхватят два дюжих красноармейца и потащат в тюрьму. Там, у зловонной параши, ты сможешь вдоволь порассуждать о социализме, коммунизме и братстве народов. А когда тебя поведут на расстрел, не забудь поблагодарить дорогого товарища Сталина!
Дора. Не смей касаться своим паршивым буржуазным языком светлого имени гения всех времён и народов!
Он. Ой, как тебе нравится мой паршивый и буржуазный язык в некоторых внепартийных ситуациях!
Дора. Ты представитель упадочной культуры! Мы таких будем ставить к стенке в первую очередь!
Он. К стенке - это хорошо! Сегодня я буду спать у стенки, потому что на твоей продавленной кровати я всё время куда-то скатываюсь.
Дора. (поддаваясь приступу страсти) Жалкий либерал, непротивленец, признайся хотя бы, что товарищ Сталин - великий вождь и учитель... (Задыхаясь) Уклонист... Ренегат... Упадочник...
Он. Твой Сталин - безумец!
Дора. Ты - капиталистическая марионетка... Я постирала твои кальсоны... Кризис Запада... Идём в постель!
Бурная сцена с вздохами, бесконечными повторами лозунгов и штампов.
Шоша. Когда я чистила рыбу на Рош-ха-Шана, я случайно заглянула в тазик, полный воды. Я видела всё! Там была большая площадь и высокие дома с красными звёздами, но вместо булыжной мостовой были только надгробные плиты. Я испугалась и постучала в какую-то дверь. Вышел страшный мужик. Он был совсем голым и даже не обрезанным! А вокруг играли на гармошках и балалайках, и плясали раздетые бабы. Мужик схватил топор и замахнулся. Я бросилась бежать, а он кричал вдогонку: "В Сибири твоя Дорка, в Сибири!"
Он. Такие пустые сны ничего не значат! Дора, а где мои рукописи?
Дора. Забирай свою буржуйскую писанину! Пока ещё не поздно, едем со мной! Ты поймешь, где правда!
Он. Мы всю ночь искали с тобой правду. Я спрашивал об этом твою высокую грудь, твои широкие бёдра, и они мне отвечали... Неужели у тебя ещё хватает сил проводить со мной митинг?
Дора. Не сбивай меня! Здесь всё прогнило насквозь, а там жизнь только начинается.
Он. Везде всё прогнило!
Дора. Это упадочная философия! Так может рассуждать только маменькин сынок и белоручка, начитавшийся историй о раввинах и демонах. Нам, людям труда, не до вашего мистического бреда!
Он. Детка, давно ли ты стала "человеком труда"? Насколько я помню, твой благородный папаша был банкиром и сбежал в Париж с певичкой из варьете. Он до сих пор подкидывает тебе денежки вкладчиков прогоревшего банка.
Дора. Не смей меня упрекать! Я все деньги отдаю в партийную кассу!
Он. Мне начинают нравиться эти рыцари всеобщего равенства и братства, которые строят новый мир на ворованные деньги!
Дора. Они не ворованы, а экспроприированы у буржуазных паразитов!
Он. Ну, это, конечно, в корне меняет дело! Лучше скажи, ты мне уже подыскала замену из товарищей по партии?
Дора. Там, в стране социализма, у меня будет так много дел, что не останется времени думать о всяких глупостях. (Продолжая гладить его) Ты не думай, для меня любовь - не игра! Прежде всего я должна уважать человека, верить ему. Мы должны быть единомышленниками...
Он.(резко отстраняясь) Давай, давай! Большой красноармеец, со всеми этими достоинствами наперевес, уже ждёт тебя там!
Дора. Если ты такой ревнивый, надо было жениться на мне. Партия поняла бы всё и послала нас вместе. Семья - это ячейка социалистического общества. Партия поощряет здоровую семью.
Он. Ты же всегда говорила, что выше "мещанских ценностей"!
Дора. Да, я - выше, но моя старенькая тётя очень хотела, чтобы я вышла замуж. Партия учит нас уважать достойную трудовую старость!
Он. Твоя старая тётя может быть спокойна: я не верю в брак, поэтому та женщина, с которой я сплю и является моей женой. Мазлтов, Дора!
Дора. Прочь, соглашатель и отщепенец! Я не позволю тебе издеваться над идеей!
Он. Над какой идеей, детка? Все вы, пламенные революционеры, по сути являетесь хорошими мальчиками и девочками из хасидских семей, которые чуть-чуть не доучились в хедере. Что-то там вы не поняли, некоторые слова забыли, поэтому подменяете их трескучими фразами и пустыми лозунгами...
Дора. Сравнить великие идеи с раввинской ложью?! Между нами всё кончено! Иди к своим развратным Лилит и спи с ними!
Он. И я пошёл... Ибо сказано: "Один грех ведёт за собой другой!"
Шоша. Мне жалко её... Наверное, когда она была маленькой, мама не пекла ей штрудель с яблоками и не заплетала косички. Поэтому она и злится на всех.
Он. Ты считаешь, что все несчастья и заблуждения в мире происходят именно из-за этого?
Шоша. Я ничего не знаю. Я ничему не училась. Я ещё маленькая. Но мне её жалко. Я вижу сны, в которые никто не верит, но я-то знаю, что это только сны. А она верит в свои сны и умрёт, когда узнает, что это только сны. А как звали твоего второго демона? Ты с ней тоже жил в одной квартире?
Он. Нет, моя девочка! Хотя она была бы не против.
Шоша. А у неё были когти и раздвоенный язык? Мамочка говорила, что у всех демонов есть когти.
Он. У неё были тонкие наманикюренные пальчики и острый язычок, который то возносил её к средневековым философам, то выбалтывал самые пикантные женские подробности. А когти она выпускала молниеносно и умело, в тот самый момент, когда я только начинал ощущать свою власть над этой странной хрупкой женщиной. Её звали Селия...
Сцена с Селией напоминает старинное "танго", когда партнёры уже "у черты", но перейти её почему-то не хочется.
Селия. (продолжая разговор) Я люблю благовоспитанность, но не в постели! Мой муж - прекрасный человек, но ему нужна мать, а не жена. Он так нежен и тонок, так не приспособлен к жизни, что я иногда кормлю его с ложечки. Вы знаете, у нас была дочь, которая умерла, когда ей было два года. Может, это и правильно. Моё единственное дитя - это мой бедный муж.
Он. Ваш бедный муж - наследник огромного состояния. Вы можете, благодаря ему, ничего не делать, не думать "о хлебе насущном", читать книги, вздыхать о несбыточном, разъезжать по всему миру, пить кофе со сливками, говорить о кризисе культуры и постимпрессионизме! Кстати, почему у Вас такие старомодные картины, с совершенно банальными сюжетами? Вы же так любите всё новое и необычное!
Селия. Это выбор моего мужа. Он любит пасторальные ландшафты с деревьями, лугами, ручейками и сельскими домиками, которые скрыты в яблоневых садах. Ему кажется, что в таких домиках легко спрятаться от войны.
Он. В этом есть своя логика... Но вы же можете уехать в Америку!
Селия. Мой муж больше боится дорожных неудобств, чем нацистов. Да и что Ваша Америка? Такая же провинция, как и наш город. Скука смертная!
Он. Ваша беда, моя милая, в том, что Вы постоянно тоскуете. Вы нигде не находите себе места. Вы ребёнок, который ломает игрушки, а потом целыми днями плачет и просит окружающих, чтобы их опять сделали целыми. Ну, сделайте же что-нибудь! Вы мечтали написать книгу? Так налейте хотя бы чернила в Вашу заросшую паутиной чернильницу!
Селия. И я сразу стану писательницей? А кто, собственно говоря, такие - эти писатели? В своём роде фигляры и обманщики. Канатный плясун, для меня, гораздо интереснее любого поэта. Он хоть не скрывает свой страх, свою жалкую попытку удержать равновесие при помощи дырявого зонтика. Он не прикрывается пустыми словами и фальшивыми обещаниями. Падение... и - смерть!..
Он. Селия. Вы молодая, красивая, богатая! К чему эти постоянные разговоры о смерти?
Селия. Люди всю жизнь ищут покоя. Покой для нас - это синоним счастья. А кто же может быть спокойнее мертвецов? Их уже ничто не взволнует, не заставит метаться, прятаться, мучиться. Я никому не дам права распоряжаться моей судьбой. Придёт время, и я уйду сама. Только пока храбрости не хватает. Знаете, у меня родилась теория: тем людям, у которых чего-то нет, просто не хватает храбрости протянуть руку и достать желаемое. Оказывается, я сама из таких.
Он. А что будет, если я протяну руку?
Селия. А Вы попытайтесь...
Отдаю на совесть режиссёра всё, что последует дальше...
Шоша. А её муж, он был совсем маленький?
Он. На полголовы ниже меня.
Шоша. Он, наверное, очень обиделся! А мамочка говорила, что маленьких нельзя обижать!
Селия. Мой милый мальчик, мой ласковый щеночек... Я теперь буду тебя так называть! Не сердитесь! Мой муж безумно ревновал меня в первые годы, а потом он вычитал в хасидских книгах, что вред, причинённый кому-нибудь, может обернуться против тебя же самого. Из этого он сделал мудрый вывод: если любишь женщину, то её друг может стать твоим другом, её радость - твоей, её удовольствия - твоими. Переезжай к нам. Представляешь, как это будет прекрасно! Мы будем болтать вечера напролёт обо всём на свете, а потом...
Он. А потом... Слышал бы этой ребе Менаше, мой суровый отец!
Шоша. Ребе Менаше всегда говорил: "Запрещено!" А когда запрещено, то всегда боишься и делаешь. Если бы её муж был чуточку повыше, всё бы было в порядке!
Он. Ты так думаешь?
Шоша. Муж должен быть выше и сильнее. Тогда женщину не будут мучить демоны, и она никогда не станет сам знаешь кем...
Он. Суккубом?
Шоша. Назови, как хочешь... Она найдёт свой покой.
Он. Ты опять видела сон?
Шоша. Видела, но теперь говори ты! Я так люблю, когда ты рассказываешь сказки!
Он. Шошеле, это сказка не для маленькой девочки! Лучше поговорим о принцессах и ведьмах...
Шоша. Не надо о ведьмах! Однажды меня поймала страшная беззубая старуха ... Она, она... А мамочка сказала, что так надо...
Он. Я прогоню твой страшный сон! Я с тобой!
Шоша. Нет, я расскажу! Злые люди всё равно тебе будут наговаривать на меня, а ты поверишь. Я была уже взрослой. Все мои подружки вышли замуж, у них были дети, а я была ни то - ни сё...
Он. Шоша, что значит "ни то - ни сё"?
Шоша. Ну, ты же такой умный, ты читаешь такие толстые книги, разве ты не понимаешь, когда становишься девушкой...
Он. А, теперь понял, это бывает, девочка! В этом нет ничего страшного.
Шоша. А мамочка посоветовалась с торговкой сорочками. Она тоже очень умная, но не такая, как ты. Торговка сорочками всем рассказала, что я беременна. Мамочка таскала меня за волосы, а мальчишки во дворе кидались камнями. Мы пошли к раввину, и он велел мне пойти в купальню. Страшная ведьма схватила меня, сорвала одежду и стала щупать своими жёсткими пальцами.
Он. Не надо! На свете много фанатиков, которые считают, что только им открылась истина. Из-за таких как они, люди забывают Бога, бегут от веры отцов, стряхивают с подошв прах своих предков. Точно так же мы стараемся забыть ночные кошмары, чтобы жить и дышать.
Шоша. Раввин просил деньги за свидетельство, что я "кошерная", а у нас их не было. Тебе обязательно скажут что-нибудь плохое обо мне...
Он. Я никого не буду слушать. Не хочешь о принцессах, я расскажу о простой доброй девушке Текле и её женихе...
Шоша. Он был принцем? Он катал её в золотой карете?
Он. Сказать по правде, он был деревенским парнем и каждый раз, когда приезжал в город, бил Теклу за то, что она работает у евреев.
Шоша. Тебе жалко её? Ты хотел её спасти?
Он. По-моему, я не только не спас, а очень сильно испортил её жизнь. Селия помогла мне снять квартиру с прислугой. У меня никогда не было квартиры с прислугой. Текла приносила мне утром кофе и булочки, стелила постель и стирала мои вещи.
Шоша. Ты был болен? Ты не мог сам сварить кофе?
Он. Да, нет! Я был даже чересчур здоров!
Текла с подносом, с веничком для пыли, в белом фартучке, в белой наколке - искушение бедного еврейского мальчика!
Текла. Пане! Я принесла Вам завтрак. Почему Вы не ночевали дома? Почему у Вас круги под глазами?
Он. Был у пани Селии, её муж поехал в Париж на выставку.
Текла. Пане, не обижайтесь на меня, но если Вы хотите стать настоящим писателем, то лучше спите дома. А я Вам и лампу включу, и папиросы куплю. Дымите себе на здоровьичко! Я люблю смотреть, как Вы пишите.
Он. Глупенькая, я пишу и тут же всё выбрасываю в мусорную корзину!
Текла. Вот-вот! Я и корзинку почищу и чернильные пятна с брюк сведу! Вы только пишите.
Он. Текла, ты же неграмотная. Какая тебе польза от моих пьес? Да и не поймёшь ты в них ни слова?!
Текла. Вы такой хороший, такой тихий, не пьёте, не буяните! Сидите себе за столом, да и пёрышком скрипите. Мой Болек не такой! Он, чуть что, рукам волю даёт. Вы не думайте, он у нас в деревне самый смирный и работящий. И родители у него славные, и братья, и сёстры... Только с Вами мне так хорошо и спокойно, как в детстве, когда матушка расчёсывала мне волосы.
Он. Текла, давай сюда губы!
Текла. А разве можно? Хозяйка может войти!
Он. Всё можно! Ничего не запрещено! Ну, что, реб Менаше? Как Вам такой поворот сюжета?
Что за этим последует, то и последует...
Шоша. Ты мне не поверишь, но я знаю, что эта девушка умрёт. Я долго смотрела в зеркало и увидела, что какая-то женщина расчёсывала волосы дочери частым гребешком, а потом мазала керосином от вшей. И вдруг вши поползли отовсюду, а за ними клопы. Девочка начала плакать, кричать... Понимаешь, в одну минуту вши съели и мать, и дочь. Остались одни кости. Я только не помню была ли это еврейская девочка или нет.
Он. Это не важно, Шошеле! Нас всех съедят эти вши, и даже костей не останется.
Шоша. Не пугай меня! Мне и своих снов хватает! Покажи, что ты пишешь!
Он. Пьесу о девушке, которая одевалась по-мужски, толковала Тору лучше всех цадиков и любила давно умершего слепого музыканта. Я мечтал, что лучшие еврейские актёры будут играть в ней! Что моё имя будет написано огромными буквами на всех афишах! Что мы поедем на гастроли в Америку!
Шоша. Ты хотел поступить в бродячий цирк и ездить с ним по свету? Возьми меня с собой! Купишь у старьёвщика костюм с блёстками и бубен, а я буду петь песенку про Лапшу и Горох!
Он. Ты, как всегда, права! Бетти была просто бродячей циркачкой, но думала, что она великая актриса!
Бетти - блестящая, рыжая, совершенный декаданс: ярко красное платье, меха и длиннющий мундштук с дымящейся сигаретой!
Бетти. В драме должно быть действие! Героиня не может читать из Торы на протяжении трёх актов. Что-то должно происходить! Почему бы Вам не ввести любовную интригу? Если женщина влюблена, это придаёт пьесе драматичность.
Он. Я подумаю...
Бетти. Пусть она влюбится в нееврея! В христианина!
Он. Это невозможно!
Бетти. Почему бы и нет! Для любви нет препятствий. Предположим, она больна, могла бы пойти на приём к доктору-христианину. Тут они и полюбили друг друга.
Он. И это всё происходит в прошлом веке, в маленьком приграничном местечке! Бетти, это Вам не Америка!
Бетти. Не попрекайте меня Америкой! Я - великая русская актриса! Меня обожал сам Станиславский! Просто, когда я уже близка к славе, меня окружает целая сеть интриг! Сама не понимаю, почему. Я не хочу ни власти, ни богатства. Я никогда не пыталась отбить у кого-нибудь мужа или любовника. Мой нынешний друг сам пришёл ко мне и три дня стоял на коленях у меня в гримёрной, пока я не пригласила его домой. Да, я привыкла держать мужчин на расстоянии. Поэтому они со временем становятся моими злейшими врагами. А уж женщины просто готовы утопить меня в ложке воды! Так было в России, так было в Америке, так будет и здесь! Я уже чувствую, что против меня зреет заговор.
Он. Вы же только вчера приехали!
Бетти. Много ли надо этим жалким людишкам! Да, пусть Ваша героиня забеременеет от доктора!
Он. Понимаете, мне хотелось показать трагедию интеллектуальной женщины в еврейской среде, которая...
Бетти. Это моя трагедия! С самого детства я была чужой среди женщин. Я ненавидела их интриги, их сплетни, их глупость. Даже моя мать относилась ко мне как курица, которая высидела утёнка, и ненавидит его за то, что он рвётся к воде. Зло царит везде, и злодеи правят миром!
Он. Вы первая женщина-пессимистка, которую я встречаю. Пессимизм обычно мужская черта. Слепой оптимизм - вот сущность каждой женщины.
Бетти. Вы хотите сказать, что я не женщина?
Он. Бетти, Вы не просто женщина! Вы демон, который принял самое соблазнительное в мире обличие!
Бетти. Мой мальчик, Вы слишком умны для маленького провинциала! Я скажу моему другу, чтобы он дал Вам аванс. Не думайте ни о чём, и работайте над нашей пьесой. И помните, что сегодня публику интересуют три вещи: секс, религия и революция, и чтобы обязательно всё сразу! Дайте им всё это, и они вознесут Вас до небес.
Он. Я не хочу превращать мою не рождённую пьесу в кучу дерьма!
Бетти. Театр - дерьмо по определению! Он никогда не сравнится с литературой. Я прочла тысячи книг и знаю, о чём говорю. Литература должна состоять из слов, как музыка из звуков. Если же вы произносите слова со сцены или даже декламируете, это уже подержанный товар. Идите и пишите! Кстати, мой друг завтра уезжает по делам. Навестите меня в гостинице, поработаем вместе...
Шоша. Ты меня обманул! Никакая она не циркачка! Я боюсь её! Я бы прочитала молитву, чтобы спасти тебя, но ни одной не помню до конца. Я же ничему не училась.
Он. Ах, Шоша-Шошеле! Ты даже не понимаешь, каким даром ты обладаешь. Этому не учат в школе.
Шоша. Я просто знаю, что добрый Бог всегда следит за тобой и не даст тебя в обиду.
Он. К сожалению, мне кажется, что с Богом не все в порядке. Он старался сделать слишком много за такое короткое время, как вечность. Он утратил два важных критерия: контроль и способность помочь, когда это нужно.
Шоша. Говори, что хочешь, но я точно знаю, что Бог есть и Он может делать чудеса. Ко мне недавно приходила сестричка, которая умерла десять лет назад. Мы поболтали немножко... Так вот, когда она была жива, у неё не было двух передних зубов. А теперь у неё все зубы, белые и крепкие!
Он. Это доказывает только то, что у них там, наверху, хорошие дантисты.
Шоша. Не говори со мной, как с маленькой! Я всё равно боюсь - это твоя Бетти!..
Он. Если бы не она, я никогда бы не нашёл тебя.
Шоша. Ты опять за своё? Меня не надо было искать. Мы никогда не терялись!
Он. Пусть будет так!
Бетти. Вы постоянно рассказываете мне про улицу своего детства. Почему бы Вам не отвести меня туда?
Он. Для меня - это улица моего детства, для Вас же - просто грязная трущоба.
Бетти. Я хочу окунуться в самую гущу народа. Вдохнуть полной грудью запахи, услышать сладкие звуки родной речи! Нам, актёрам, это просто необходимо!
Он. Моя улица пахнет дешёвым мылом, куриным смальцем и лошадиной мочой. Здесь были перемешаны иешивы и притоны, жили по соседству карманники и мастеровые, благочестивые еврейки и проститутки. К сожалению или к счастью, в этом уголке Вселенной ничего не изменилось.
Бетти. Вам не понять, как я тоскую по всему этому в Америке! Это сама жизнь во всех её проявлениях! Почему Вы остановились? Пора возвращаться в гостиницу, я заказала нам роскошный обед.
Он. Погодите! В этом доме жила ОНА. Я точно помню облезлую дверь парадной, яму во дворе...
Бетти. Мой неисправимый мечтатель! Неужели за двадцать лет никому не пришло в голову закопать эту Вашу яму?
Он. На этой улице всё возможно! Я не удивлюсь, если сейчас из ворот выйдет ОНА. (Шоша поднимается навстречу) Здравствуй, ты узнаёшь меня?
Шоша. Ты сын ребе Менаше. Я ждала тебя.
Бетти. Как вы могли его узнать! Вы не виделись двадцать лет! Когда вы расстались он ещё не ходил в хедер!
Шоша. Нет, он ходил в хедер! Здесь, во дворе, к сумасшедшему меламеду. Помнишь, мы играли в орехи, и я набрала много-много. Ты мне их раскалывал и чистил, а меламед подсмотрел и пожаловался твоему папе.
Бетти. (злым шёпотом) Прекратите этот бред! Я хочу немедленно уехать из этой грязной трущобы!
Шоша. Не уходи! Однажды ты ушёл и заблудился.
Бетти. Милая моя, вы говорите очевидные глупости! Как можно заблудиться в этом городишке? Это же не Нью-Йорк, в конце концов!
Шоша. Ой, пани, я иногда иду по-маленькому и никак не могу найти в нашей комнатке горшок. Мамочка очень ругается... А Вы лучше садитесь и будем пить чай, а потом я покажу Вам мои бусинки. Ты помнишь, какие у меня были бусинки: и голубые, и белые, а одна даже с раковинкой внутри.
Он. Шошана-Шоша-Шошеле! Я всё помню! Можно, я уйду ненадолго, а потом вернусь к тебе. Мне надо проводить пани Бетти.
Шоша. Когда ты придёшь?
Он. Завтра.
Шоша. Приходи к обеду. Ты всегда любил лапшу с варёным горохом. Мамочка приготовит. (после паузы) И пани пусть приходит... У нас на всех еды хватит.
Бетти. Извините, но у меня завтра целый день репетиции. Да и у Вашего старинного друга совершенно нет времени. Он пишет для меня пьесу.
Шоша. Он всегда умел писать. Он купил тетрадку и карандаш и сразу исписал четыре страницы. И рисовать он умеет. Ты нарисовал для меня дом в огне. Огонь вырывался из каждого окна. Дом был чёрным, а огонь - красный...
Он. Я всё помню! Я приду!
Шоша опять уходит на авансцену, а Он остаётся с Бетти.
Бетти. Эта девушка ненормальная. Ей место в больнице. Но Вы влюблены в неё. Уж я-то в этом разбираюсь. Такого выражения глаз я у Вас ещё не видела! Постойте, а у Вас с мозгами всё в порядке?
Он. Вы думаете я сумасшедший? Может быть, может быть, Бетти.
Бетти. Все писатели излишне впечатлительны. Я тоже сумасшедшая. Таковы все таланты. Но каждый из нас безумен на свой манер., поэтому он способен заметить безумие других. Не связывайте себя с этой девушкой! Если Вы пообещаете ей что-нибудь и не сдержите слово, она совсем помешается.
Он. Знаю.
Бетти. Что Вы в ней нашли?
Он. Себя.
Бетти. Весьма оригинально! Вы попадёте в сеть, из которой никогда не сможете выбраться. Не думаю, что такая женщина способна жить с мужчиной, и уж конечно, у неё не может быть детей.
Он. Не нужны мне её дети.
Бетти. Вы сами ещё дитя! Не спорьте, я знаю лучше! Она потащит Вас за собой вниз. У вас родятся жалкие уродцы.
Он. У нас с Шошей не будет уродцев.
Бетти. И вот так всегда: злоба и интриги! Только со мной начинает происходить что-нибудь интересное, как судьба старается натянуть мне нос.