Аннотация: Человек, стоящий перед трибуналом и рассказывающий о своих преступлениях, малейшее из которых заслуживает смерти. Кто он? Почему он так поступил? Почему вопрос "Что с ним делать?" настолько неоднозначен?
- Обвиняемый, расскажите трибуналу, при каких обстоятельствах ваши действия привели к сдаче города и гибели тысяч людей.
Набат умолк - штурм отбили, и со стен по городу побрели усталые, грязные люди. Городская стража в одинаково-казенных доспехах, ополчение, вооруженное с миру по нитке, в основном, из дальних углов городского арсенала,несколько человек из застигнутых в набеге банды наемников в ярких одеждах и с позолоченными эфесами мечей, купеческие охранники, женщины с луками... Все, способные держать оружие.
К коменданту, с непроницаемым лицом взиравшему на воинство со ступеней ратуши, подошел человек. Комендант привычно оглядел просителя - одет ни богато, ни бедно, но чисто и опрятно, лицо загорелое, меч и кинжал на поясе, недешевые, но не броские - небогатый дворянин или выбившийся в люди наемник, которого злая судьба занесла в город по делам купеческого дома. Возраст на вид не определить, может, лет тридцать ему, может, пятьдесят. Тех, кто много ходит пешком, ездит верхом и фехтует, видимые признаки старости долго обходят.
Проситель, в свою очередь, оглядел коменданта, читая его одежду, осанку, руки и лицо как книгу. Пятьдесят лет, из них тридцать в армии. Последние пять - на относительно спокойной службе коменданта, но жиром не заплыл - тренируется наравне со всеми. Возможно, лично гоняет молодых. Лицо непроницаемое, как гербовый щит.
- Господин комендант, у меня важный и приватный разговор.
- Очень приватный? - хрипло и с некоторой насмешкой переспросил комендант
- До крайности.
- И очень важный?
- Очень.
- Ну, что ж...
Кабинет коменданта выдавал происхождение "из простых" - обставлен был просто, стойка с оружием, шкаф с документами да карта окрестностей города.
- Мне нужно выбраться из города, - сказал проситель прямо
- Всем надо, - ответил комендант, - Если это все, то...
- Вот, посмотрите, - с этими словами проситель достал из-за пазухи пергамент.
Комендант долго и придирчиво изучал печати, дважды внимательно перечитал текст.
- Хороший пергамент, - сказал он после долгого молчания, - Но...
- Город падет через неделю
- Я бы дал четыре дня. А вас я не убил на месте только потому, что сказали это наедине и шепотом. Никто не спасется, все умрут на посту. И я, и вы.
Гость вздохнул и, пошарив в кошельке, вынул потертый медный рейхсгрош и положил на стол. Потом, из другой сумки - завернутых в тряпицу оловянных солдатиков. Одного, с обломанным мечом, поставил на монету.
- Вот как, - произнес комендант, - но... Из города невозможно выйти. Он обложен со всех сторон, и зверолюди просто не закончили жрать тех, кто не успел укрыться за стенами. а воинов ... вы понимаете, о ком я - слишком мало, чтобы взять ворота.
- Городской маг мог бы...
- Городской маг в первый день вызвал на поединок их шамана. Сейчас то, что от нашего волшебника осталось, лежит в лазарете и получает стакан макового молока в день, а то уж очень страшно вопит. Да и не занимался он телепортацией, его профиль - плодородие земли... был.
- Река...
- Перегорожена сетями на расстоянии полета стрелы вниз по течению - и посты на берегу. Я послал пять человек, умных, смелых и ловких. Все пять сейчас на колах. Можете посмотреть. С Водяной башни прекрасно видно.
- Подземные ходы..
- Взорваны позавчера. Там крысолюди. Слышно, как они разбирают завалы. Но зверолюди освободятся раньше, и город получат не они. Если у вас все, то мы закончим на этом. Мне действительно жаль, и я понимаю, кому вы подчиняетесь. Но даже если бы тот, кто дал этого солдатика, пришел сюда, я ответил бы ему точно так же. Пойдемте. У нас есть несколько пленных, для поднятия бодрости духа их надо казнить. Может, выиграем на этом еще часов шесть. Может, какой-нибудь имперский полк окажется близко, или эти гады решат, что проще пойти дальше... Словом, город продержится столько, сколько я смогу его продержать.
- Вы позволите сопровождать вас в темницу?
- Почему нет? Вы производите впечатление хорошего бойца, и пригодитесь городу. Можете взять на себя одну стражу в сутки у ворот? У нас мало людей и еще меньше тех, кто умеет командовать.
- Конечно. Дело знакомое.
В темнице, кроме обычных запахов плесени, скверной пищи, дерьма и мочи ощущалось странное. Похожее на запах крови и чего-то неуловимо дурманящего.
- Не принюхивайтесь особо, - посоветовал комендант, - Может... странно подействовать. Это - их запах. Начнем с командира - он тут единственный человек, остальные - зверолюди и их лучше просто прирезать. Незачем показывать людям.
Двое стражников с короткими копьями встали у окованной железом тяжелой двери, пока хромой смотритель брякал ключами, отыскивая нужный. Как только он его достал, гость выхватил из-за пояса кинжал и, подшагнув к коменданту, вбил ему клинок в основание черепа. Прежде, чем тот упал, он выхватил меч и рассек шею одного из стражников, второй успел замахнуться, прежде чем получил укол в глаз. Смотритель упал на колени, закрывая голову руками, сильный удар разрубил и кисти, и череп. Убедившись, что шум не привлек ничьего внимания, убийца открыл дверь, взял в левую руку факел и осторожно вошел внутрь, выставив меч перед собой.
То, что сидело в углу на соломе, безусловно, было человеком. Ну, по крайней мере, раньше было. Теперь на руках у него были когти, голова покрыта чешуей, а глаза... Глаза у существа были точно как у большой змеи. Желтые, пустые, с черными расщелинами зрачков.
- Ты! Ты еще разумный? Комендант назвал тебя командиром.
- Чего тебе, человек? - голос существа был глух и странен, но разборчив, - Я не боюсь боли. Я не боюсь смерти. Кровь моя достигнет подножия трона черепов...
- Достигнет. Но не сейчас. Мы выйдем к воротам, перебьем стражу и впустим твоих. Вернее, наших.. Если ты сумеешь дойти до ворот, не говоря ни слова, и ни на кого не бросаясь.
- Я смогу. Но скажи, человек, зачем тебе?
- Я ваш.
- Врешь. Я бы почувствовал.
- Я хочу стать вашим.
- Вот это вернее.
- Скажешь своим, чтобы не убили?
- Скажу.
И получеловек подставил руки, ожидая, пока ему собьют кандалы.
Шлем и плащ одного из стражников послужили достаточной маскировкой. Выход из темницы не охранялся - каждый человек был важен, и на двух вооруженных людей, деловым шагом идущих к воротам, никто не обратил внимания.
- Стой, кто идет? - окликнул двоих начальник караула.
Пятеро его подчиненных, сидевшие на скамьях около закрытых ворот, едва удостоили подошедших взглядом, так что за оружие успел схватиться только один. Убийца был хорошим бойцом, но тварь - вообще нечеловечески быстрой.
Когда с грохотом упал подъемный мост, открылись ворота и вверх поехала решетка, на соседних башнях затрубили тревогу, следом на ратуше забил набат. Но волна зверолюдей уже захлестнула ворота и выплеснулась на улицы...
- Обвиняемый, что вы делали после падения города?
Набат на ратуше смолк. Кричали убиваемые, рычали зверолюди, но человеку в одежде ни дорогой, ни дешевой это было не важно. Он стоял перед троном - его держали двое.
Строго говоря, это был не трон, а армейский походный алтарь, изукрашенный символами Кровопийцы, на месте дарохранительницы было поставлено кресло, обитое красным плюшем. На нем сидел вождь орды. На добрый локоть выше обычного человека, с багрово-красной кожей, с четырьмя руками - верхняя пара человеческих, нижняя - похожа на лапы гигантского жука. Но он был командиром, и разум его не был затронут.
- На колени перед Воином! - и пинок в спину заставил человека простереться ниц.
- Ты открыл нам ворота. Зачем?
- Я хотел стать одним из вас. Я не хотел умирать.
- Ты хотел думать и чувствовать. Такое бывает с людьми. Но ты не практиковал наших наук. Ты готов?
- Да.
- Повелитель воинов говорит со всеми. Достойный его услышит.
- Я зову и внемлю
- Каково Его число?
- Семь
- Каков Его цвет?
- Кармин
Вождь одобрительно хмыкнул
- Какое вино наливают у Его трона?
- Вино достойнейших
- Как зовется Его трон?
- Белый и высокий
- Что достигнет подножия трона?
Человек задумался.
- Волна... поднятая верными.
- Кто сказал тебе этот ответ?
...
- Кто? Отвечай, человек!
- Этого вопроса нет в списке. Если я ответил неверно, плоть моя пойдет под фундамент трона. Если я ответил достаточно, ты должен сказать слова.
Человек встал. Один из охранников поднял с земли меч и кинжал и протянул их человеку, тот вложил оружие в ножны.
- А двое моих слуг проследят, чтобы ты как следует наелся и хорошо повеселился, и не пропустил ни одной чаши. Начните с церкви. Пусть его пропустят вне очереди, он славно послужил и хорошо отвечал.
- Обвиняемый, признаете ли вы себя виновными в том, что добровольно ели плоть, пили кровь, оскверняли алтарь и убивали невинных?
- Признаю, высокий трибунал.
- Несете ли вы на себе метки Кровопийцы?
- Да, высокий трибунал. На моей голове растет гребень, он едва прощупывается, но я его чувствую.
- При каких обстоятельствах вы покинули орду и были захвачены патрулем?
- Я не был захвачен, высокий трибунал. Я сдался добровольно. В орде за мной следили, я, похоже, слишком правильно отвечал - но зверолюди тупы, злобны, и слишком много усилий уходит на то, чтобы их направлять. Через три дня пути на юго-запад мне удалось уйти из лагеря, и я шел на юго-восток, пока не услышал патрульных. Я не сопротивлялся, они могут это подтвердить
- Они говорят о погоне
- Они лгут, высокий трибунал. Если бы я не окликнул их, они проехали бы мимо, и я положил оружие на землю, едва они меня увидели. Солдаты часто врут, рассказывая о своих подвигах.
- Обвиняемый, если вы добровольно пришли к Кровопийце и разделили его трапезу, как и почему вы покинули его слуг?
- Мне нужно было выбраться из города живым и добраться до вас, высокий трибунал. Любой ценой. За три дня Кровопийца не успел мной овладеть. До сих пор ему не удается ничего, кроме смущающих снов.
- Вы считаете себя способным устоять перед силой Кровопийцы, обвиняемый? После всего, что сделали?
- Нет, высокий трибунал. Его метка на мне, и он овладеет мной. Но я стою перед вами, в здравом уме и твердой памяти, значит, все, что я сделал, я сделал правильно.
- Обвиняемый, что может искупить сдачу города и добровольное разделение трапезы Кровопийцы?
- Сведения от брата Клода, которые он приказал доставить, высокий трибунал. Любой ценой. Ценой моей души, если потребуется. Он узнал, где отливают Колокол. И сроки готовности.
- Брат Клод мертв, обвиняемый. Мы не видели его тела, но знаем это так же верно, как если бы оно лежало перед нами.
- Я знаю, высокий трибунал. Он не смог бы столько идти и ехать, поэтому он остался отвлечь внимание на себя.
- Обвиняемый, вы ссылаетесь на устный приказ мертвого человека. Если вам нечего больше сказать в свою защиту, трибунал удалится на совещание.
- Нечего, высокий трибунал. Я лишь прошу мне поверить.
- Братья, у кого есть предложения?
- Это ложь. Все, что он говорит - ложь. Это провокация нечистых. Сжечь!
- Благодарю, брат Грау. Есть еще мнения?
- Он говорит правду. Такая комбинация слишком хитра для Кровопийцы, а меток Хитреца на нем нет. Мое мнение - экзорцизм и вечное покаяние под наблюдением, и обет молчания.
- Брат Вейс, вы считаете, что в состоянии увидеть хорошо замаскированную метку Хитреца? Вы полагаете себя хитроумнее его?
- Если он говорит правду, а брат Клод знал о крысолюдях больше, чем, пожалуй, любой человек - то это наш шанс. Возможно, последний.
- Если мы предпримем экспедицию, которая придет даже не в засаду, а к пустому месту - это будет катастрофа.
- Слово против слова.
- Да, слово против слова.
- Братья, кто-то еще хочет высказаться? Нет? Что ж, все значимые обстоятельства дела оглашены и взвешены. Единого решения нет и по старой незыблемой традиции надлежит определить исход непростого дела голосованием. Напомню, что отсрочек и воздерживания не допускается, каждый голосует за себя, председатель высказывается последним и обладает привилегией трех голосов по собственному усмотрению. Теперь, пока догорает эта свеча - минута тишины. Пусть каждый в молчании, наедине со своей совестью и верой еще раз измерит и оценит все услышанное.
Голосуем. Жизнь или смерть отступника. Милосердие или предусмотрительность. Один, два, три, четыре, пять... девять, десять. Итого... Третий раз за всю историю трибунала счет разделился поровну. И это значит, что окончательное решение остается за мной, как последним голосующим... остается единолично.