Аннотация: Безделье приятно холодило тело, накатываясь ровными волнами. Первый вал, второй, третий... на девятом он перестал дышать...
Стена
Это была стена, обычная стена, каких тысячи в окрестностях Ле-Фурнье. Плоская, как шутки солдат из соседней казармы, шершавая и грязная как руки угольщика. Редкие выбоины лишь подчеркивали скучную однообразность сооружения, призванного ограничить и разделить. Стена тянулась и изгибалась, никто не мог сказать, когда она появилась, что ограничивает и зачем существует. Лишь в глухом углу, пропахшем мочой собак и людей, синел небольшой автограф Верлена.
В лесу
Пат положил топор и вытер пот с высокого лба. Гуакина была толстой и крепкой, он рубил ее уже второй день. Вдали послышался жалобный крик лихонора. Ревели циндалы защищающие свою брачную территорию. Патрис запомнил направление звуков: "Завтра надо бы захватить ружьишко". Отдыхая, он вспоминал незнакомое русское слово, тревожившее его уже не первый день. "Лыжы" - сказал Пат глухо, "Лыжы". Вечерело. Лумумба поднял топор и посмотрел на крону гуакина.
Грустные мысли
Цветы. Комья грязи. Кусочки полуразложившийся плоти. Человеческий фактор. Унылые монахи в очереди за пивом. Собака. Червяк, разрубленный детской лопаткой. Яйца ласточек, лежащие в корзине пожилого крестьянина. Не надо кричать на детей. По первому снегу. Куропатки в ярдаше. Черепахи на Каймановых островах. Веселее, Кайман, не отставайте от роты. Самолет делает двойную бочку. Запахло.
Надежда
Пожар пылал все сильнее. Бизоны, обезумевшие от огня, бежали на север. Зря. Что хорошего может быть на севере? Лед, холод, скупая улыбка эскимоса, зачем все это гигантским копытным? Кроме того, в двух километрах впереди был край каньона, так что про зиму мы заговорили, просто чтобы не расстраивать непоседливых животных.