Я был при исполнении в Дании, когда случайно на зимней улице наткнулся на эту пару. Пожилой господин стоял, облокотившись о поручень моста, не замечая, что пачкает рукав дорогого пальто. В руках у господина была записная книжка, он что-то черкал в ней, сверкая глазами. Неподалеку, прислонившись к стене дома, замерзала девочка. Девочку глючило. Она зажигала спичку за спичкой и тупо, отрешенно, всматривалась в огонь, не понимая, что сидение на одном месте добром не кончится. Я подсел к девочке и заглянул в картинки, которые рисовались в ее больном воображении -- рождественские елки, подарки, камины, тепло... особенно меня поразил жареный гусь, бредущий по полу с ножом в собственной спине. "Куда ж ты смотришь, песья морда, она же умирает!" -- хотел крикнуть я господину, но не мог -- у господина была возвышенная, чистая душа, контакту с чертом недоступная. Тогда я заговорил с девочкой. Девочка была в отчаянии, а отчаяние -- это самое то.
-- Слушай, ты разве хочешь умереть? -- спросил я напрямик.
-- Я хочу к бабушке, -- прошептала девочка.
-- Это понятно. А ты не задумывалась, почему у других есть то, чего у тебя нет?
-- Я не знаю...
Я кивнул. Ребенку ее возраста свойственно не знать ответов на такие вопросы.
-- Посмотри на того господина. Он сейчас пойдет домой и напишет о тебе сказку. О том, как ты умерла. Он не даже не задумается, чтобы взять тебя с собой и накормить. И таких господ -- толпы. Никто из них не подумает о том, кому не повезло.
-- Я хочу огонечек... -- проговорила девочка непослушными губами и потянулась за последней, седьмой спичкой.
-- Погоди.
Я достал бомбу с призывно манящим запальником.
-- Вот это будет настоящий огонечек. Что надо огонечек. Главное, запустить его правильно, понимаешь? И вот тогда каждый господин в этом городе задумается, прежде чем бросить на улице маленькую девочку. А у тебя будет такой огонечек, какого ни на одной елке в этом городе нет. Иди, малыш. Тебе давно пора встать, -- и добавил ей вслед. -- А то ведь насмерть замерзнешь, чего доброго.