Вот снова ты, моя стена, но, увы, мы видимся с тобой последний раз. Да, ты сильно изменилась с прошлого раза, эти щербины, этот темный налет, что это? А помнишь, как все было?
Ты знаешь, жизнь каждого ребенка начинается с тебя. Барьеры, решетка - назови себя как угодно, но именно ты предстаешь непреодолимым препятствием перед ребенком. Странно, но в отличие от животных, у детей за стеной нет такой тоски в глазах. Может быть, они уже чувствуют, что сами будут строить стены и ограничивать ими кого угодно?
Да, строительство стен начинается с раннего детства. Помнишь, как мы в припадке грандиозности выстроили тебя из песка, защиту огромного города? Эскарпы и бастионы, рвы, мосты и над этим всем реяла ты, широкая и могучая, как раз из тех стен, на которых могут разъехаться две упряжки без помех друг для друга. Воображаемые, конечно, но нашему воображению ты была милее всех, незыблемая твердыня, прячущая от безумных волн город, да, только сейчас я понимаю, что это был не просто город, а прообраз Города, тот самый, что своими огнями освещает мои сны, подмигивает мне с фотографий и отражается в её глазах... Потом с моста этот город казался все меньше и меньше, пока его окончательно не поглотил первый осенний дождь.
Потом мы часто рисовали тебя. Прилежно, бережно, с любовью, карандаш, ластик, бумага бережно прижата к столу, вот зубцы, кирпичную кладку расчерчиваем линейкой, бойницы мелкими штрихами, а затем мы забывали тебя и упоенно рисовали Город: бастионы цитадели, ратуша, донжон - и над всем этим реял почему-то советский флаг. В школе, будучи уже наученными, мы не рисовали флаги, копируя с фотографии Крак-де-Шевалье или намечая монгольские орды, застывшие в благоговейном ужасе перед Великой Китайской Стеной, но чем нам хотелось украсить тебя, твои вершины? Не было у нас таких флагов для тебя.
Ты мелькаешь календарем огромного архетипа и вот выпадает оторванная страничка: белый кирпич, опять же карандаш - наша личная стена для записей, рисунков и записок. Стихи, цитаты, какие-то смешные угрозы и пожелания, карикатуры, договоренности встретиться, кажется, этот листок не зря выпал, своего рода анахронизм, сохранившийся среди напластований времен, да, взглянув на ту тебя, что осталась не только в памяти, можно еще различить не стертые временем буквы. Вот Ницше, а вот программный для тебя Жан-Поль, он твой папа, не просто превративший тебя в символ, но раскрасивший - для нас - тебя в черное с красным.
Наверное, стоит сожалеть о том, что дети взрослеют и постигают все негативное и ранящее в мире. Шалтай-болтай, оседлавший тебя, оказался зловещим фрейдистом. Тоненькая книжечка, некогда изданная в издательстве детской литературы, оказалась написанной тем самым пражским сумасшедшим, который упорно рисовал на тебе дверь - выход из своего личного лабиринта. Дорисовав дверь, он садился рядом на землю и ждал стража, который её откроет.
Вспомни колючую проволоку фабрик смерти и погибших на ней узников - это тоже ты. Огромная стена, выросшая за ночь посреди мифического города Берлина, ось противостояния, линии "Шерманов" и Т-54, мороз, прожекторы, направленные друг на друга дула танковых пушек, напряженное молчание и лишь изредка вспыхивает где-то сбоку сигарета.
Смотри, тебя царапают ногти беглецов, царапают последние судороги расстреливаемых. Твои щербины и выбоины - это следы от пуль, темная патина - засохшая кровь, кирпич крошится от боли жертв и плачет кровавыми слезами, ты, стена - единственный свидетель, мадонна глориоза образца 1937 года, расстрельный подвал до боли напоминает лабиринт... одна линия, на конце которой тебя ждет улыбающийся Минотавр и малиновыми ромбами в петлицах... удар, мгновенная боль, уплывающая куда-то вверх, в отдушину, на другой этаж, где чиновник, заслышав глухой звук выстрела, ставит галочку в ведомости и тихо шепчет: "Еще один человек уснул".
А вот ты locum tenens Deus, к тебе прижимаются, тебя молят, тобой охлаждают горящее лицо, на тебе пишут посвящение своему Богу, оставляют цветы, вырезают те же слова, что вытравлены кровью в сердце, нотами в музыке и ритмом стиха.
Люди решают твою задачу тремя способами: кто-то в надежде, что ты не бесконечна, веками идут в обход тебя и, однажды, в отчаянии разбивают свою голову и еще одна струйка крови окропляет твои кирпичи. Другие пытаются перебраться через тебя или сделать подкоп - тоже гибнут, сорвавшись с многокилометровой высоты или задохнувшись под сотнями тысяч тонн земли. Третьи пытаются сокрушить тебя.
И смотри: вот тебя уже нет. Гордая Боадицея в отчаянии рубит колья римского частокола, монгольская конница сметает Великий Китай, падает Иерихон, пораженный Гласом Господним, озверевшие санкюлоты растаскивают по кирпичику Бастилию, пропитывается литрами крови земля Вердена, немецкие танковые дивизии шутя прорывают "линию Сталина", эти же немцы, но десятилетиями позже разносят некогда грозный символ противостояния великих держав. Сумасшедший, не в силах выбраться из лабиринта, перерезает себе вены и вмиг появляется горизонт с темнеющим вдали лесом.
А я? А я ощущаю кончиками пальцев каждый твой кирпич, каждую щель в кладке. Я прощаюсь с тобой. Сейчас тебя нет, но пока есть дети, спокойно взирающие из-за возведенных взрослыми оград, я верю, что ты будешь вечно.