Часть первая. Возвращение утраченной коровы.

     Пролог.

     Все события в книге являются вымышленными. Любые совпадения с реальными персонажами невозможны.

     Изображение на обложке создано автором книги.

     Андрей Павлович Кусков с самого рождения, как казалось ему, слышал от своего отца Павла Устиновича Кускова историю об отнятой в далекие годы корове. Сильно сокрушался об этом батюшка, еще сильнее, если верить батюшке, сокрушался дедушка Устин Апанасьевич Кусков, хотя, вроде, была у него другая фамилия. Но то ли звучала она плохо, то ли слишком насолила тем самым людям, которые отняли злополучную корову. Только годы затеряли в своих мусорных карманах заветную отметку, засечку, когда случилось страшное событие.

      Батюшка Павел Устинович, напиваясь тоскливыми вечерами, окидывая взглядом свое убогое хозяйство с вечной грязью и сыростью под ногами, начинал сыпать проклятия в адрес власти узурпаторов. Поначалу делал он это тихо, как бы бурча себе под нос, но с каждой выпитой дозой спирта бурчание начинало принимать более яркую и громкую тональность. Двадцать пятый год сменялся двадцатым. Откуда-то затем появлялся пресловутый тридцать седьмой. Точной даты или хотя бы года не знал батюшка, откуда его было знать Андрею. Если бы дедушка Устин Апанасьевич оставил какую-нибудь записку, тогда все было бы ясно, но он ничего не оставил и вообще было ему не до этого. С трудом выживал, фамилию менял, то в родном колхозе, то, где на стройках.

      Если дедушка по матери Андрея был жив. Хлебал свой извечный самогон, затем крутя рукой орден ‘’Отечественной войны второй степени’’, начинал извечный рассказ о немецких оккупантах, которым он со своими однополчанами, под руководством самого Сталина, накостыляли по самое не могу, то заветного дедулю Устина Апанасьевича, Андрей никогда живым и не видел. Были две фотографии, и те батюшка прятал где-то у себя.

      Тестя же батюшка ненавидел именно за рассказы о его подвигах. Из-за этого Андрей очень давно, точнее, в октябрятском возрасте, сделал вывод, что Устин Апанасьевич не воевал с оккупантами, видимо случилось это, как раз из-за злополучной коровы.

     Душой тянуло Андрея к батюшке, любил он его по сыновей преданно, от этого и пропитался трагической историей о пропавшей корове. Спился в конец, не выдержав тягот развитого социализма батюшка, а после и вовсе сошел с ума. Начал он в годы ветра перемен проклинать эти самые перемены крепким словом, позабыв о родовой обиде, не вспоминая больше утерянную корову. Только Андрей уже созрел, поразила его в сердце давняя обида. Принял он к этому времени крест на себя. Твердо решив добиться справедливости, тем более что все и так скатывалось в его руки. Казалось, первой в этом списке будет корова, а потом вероятно еще много чего. Не зря же его дедуля менял фамилию прадеда Апанаса, неизвестного по настоящей фамилии. Не отпускала больше эта мысль Андрея, — текло время. Превращался Андрей в своего батюшку прежней выдержки — так же сидел за самогоном. Пока не лопнуло в один прекрасный день терпение, тогда он и понял, что нужно своего добиваться самому. Новые власти хороши, но и они ничего на подносе не поднесут.

     1. Эдя.

     Эдуард Арсеньевич проснулся рано утром в будний день по наименованию среда. Самая середина недели, к черту ее, а поделать нечего. Голова гудела, превратившись в треснутый глобус, рот сильно обосрали неуловимые чайки. Эдуард Арсеньевич преодолев мутившиеся сознание, с трудом добрался до стакана с холодным кофе, который заботливо приготовил сам себе, видимо вчера вечером. Очень не хотелось ехать на службу, делать там все одно нечего, только Дмитрий Кириллович приедет, ему видимо и вовсе нечем заняться. Привык он с утра сидеть, похрапывая. В обед выпить винца, а вечером, бодрячком в ресторацию.

      Эдуард Арсеньевич хлебал коричневую жидкость, трясущиеся рука завязывала галстук, а мозги думали о начальнике, — настоящем делегате от ‘’Грядущего общества’’. Сам Эдуард Арсеньевич всего лишь первый заместитель левого отдела, для Дмитрия Кирилловича и вовсе — Эдя. Не дослужился еще даже до автомобиля с личным водителем. Любит Дмитрий Кириллович пошутить; — Эдя, Эдичка, у тебя еще все впереди, а мне некуда расти, так и останусь на этом месте. Нет роста, заняли все проходимцы по родственной линии. Тебе Эдичка хорошо молодой, всего сорок лет, будешь стараться далеко пойдешь.

      Затем Дмитрий Кириллович просил Эдю прикрепить к стене портрет главного окружного делегата по ‘’Затыринскому району’’. После чего Дмитрий Кириллович, удобно расположившись в кресле, начинал бросать в физиономию ответственного лица, липкий шарик похожий на сгусток соплей, а Эдя в течение отведенного на это времени бегал, отлепляя шарик с грозного лица делегата или со стены рядом, если Дмитрий Кириллович совершал промах. Еще приходилось поползать по полу в поисках отлетевшего шарика, правда, случалось это редко, так как шарик имел завидную липучесть. Это была одна из самых ответственных работ для Эдуарда Арсеньевича. Один раз ему и вовсе посчастливилось, Дмитрий Кириллович ездил к лицу, к которому прилеплялся слюнявый шарик, и тогда Эдуарду было доверено нести большую коричневую папку с огромным флагом, над ним потрясающий воображение, своей позолотой герб, выше корона. Звездный час предвещал место первого зама правого отдела, но не сложилось.

      Вообще-то у Эдуарда Арсеньевича имелся и свой кабинет, были две папки с флагами и коронами, только маленькие невзрачные. Кабинет располагался на первом этаже, соответствуя статусу Эдуарда Арсеньевича. Возле кабинета размещался турникет с охранником в форме очередного Чопа. Через него все время проникали бесконечные бабульки с какими-то непонятными бумажками, просьбами, которые и должен был регистрировать Эдуард Арсеньевич. Ничего сложного: принял, записал, долбанул, заветной печатью с размытой короной и все, но опять же, начинают они что-то говорить, частенько воняет чесноком, особенно если появится вместо бабки, какой-нибудь трехногий дед. Ужас и хорошо, что есть Лера, она берет на свою грудь третьего размера много работы, и даже лучше умеет долбануть заветной печатью.

      Вчера было хорошо, сегодня ехать неохота. Эдуард Арсеньевич немного придя в себя, попытался вспомнить, почему Лера не ночевала у него, память отравленная дорогими ядами не слушалась его, напрягать голову было слишком тяжело. Часы тикали, по-прежнему мутило, и Эдуард Арсеньевич думал теперь об одном, стоит ли ему рискнуть. Бутылка дорогого вермута, дружелюбно подмигивала ему со стола, большой портрет смотрел безразлично, но вот маленький, щуплый находившийся ниже большего, смотрел с подозрением. Дмитрий Кириллович был необъясним. Если посмотреть на него слева, то он категорически запрещал альянс с вермутом, а если глянуть справа, то вроде бы, вполне определенно, давал добро на благое дело. Эдуард Арсеньевич попытался смотреть посередине, но снова было ничего непонятно

      — К черту — сказал сам себе Эдуард Арсеньевич, жадно присосался к бутылке, жидкость двигалась вместе с его большим кадыком.

      Эдуард Арсеньевич помолодел на год за минуту, весь побочный эффект заключался, только в аромате из-за рта. Если сегодня Дмитрий Кириллович не будет бросать сопливый шар, то все обойдется хорошо. Теперь и вести автомобиль будет заметно веселее. Оживший Эдуард Арсеньевич пулей вылетел из своего коттеджа величиной в четырнадцать комнат. Через минуту он уже подпевал себе под нос.

      — ‘’О боже, какой мужчина, и я хочу от тебя сына’’

      Динамики в белом ‘’Круйзере’’, поднимали настроение

      — ‘’И я хочу, от тебя дочку, и точка’’

      Эдуард Арсеньевич вальяжно откозырял, обозначая приветствие дежурному полицейскому, на въезде в губернский квартал

      — ‘’Лера должна сейчас потерпеть, даже если ей не хочется’’ — Эдуард Арсеньевич буквально летел по лестнице крыльца, успевая здороваться с немногими коллегами из местного отделения ‘’Грядущей общества’’

     Залетев в свой кабинет, по дороге отпихнув двух старух, которые караулили его, держа в руках листочки похожие на надоевшие до боли квитанции.

      — Это он стервец, — прошипела одна из бабулек, вслед Эдуарду.

      Вторая бросилась следом, но Эдуард Арсеньевич успел перед ее носом захлопнуть дверь. Еще, не зная внутри ли Лера, он с огромной скоростью закрыл оборот защелки, чтобы обнаглевшие бабки не прорвались внутрь. Лера была на месте, от ее привлекательных форм у Эдуарда Арсеньевича сдавило дыхание. Лера же улыбалась, наблюдая затем, как Эдуард заскочил в собственный кабинет. Под глазами женщины немножко обозначались темноватые круги, напоминая, по всей видимости, о проведенной без сна ночи.

     — Ты где ночевала, дорогая, я не понял? — Эдуард Арсеньевич старался делать строгий вид, но возбужденные глаза выдавали горящее в нем желание.

      — Там же у Сиротина и ночевала. Ты уехал, забыв обо мне, дорогой. Тебе безразлично, а меня могли принять за одну из девочек по вызову — Лера игриво улыбалась.

      — Не приняли бы, возраст не тот — произнес Эдуард Арсеньевич, расстегивая пиджак и не имея силы скрыть свои намерения.

      — Смотри мне, дошутишься на эту тему. — Лера села на край стола, задрав немного юбку, порядочно оголив привлекательные ноги в темных колготках.

      У Эдуарда Арсеньевича остановилось дыхание, ширинка на брюках приняла контур небольшой, но отчетливо вздыбленной горочки. Он начал, путая пальцы расстегивать ремень на брюках. Брюки упали вниз, официальная сорочка закрывала трусы, но не могла скрыть достигший максимального размера бугорок.

      — Наш двух вершковый шалунишка, хочет получить удовлетворение.

      Засмеялась Лера, наигранной, жеманной улыбкой, наблюдая за стараниями Эдуарда Арсеньевича.

     — Не издевайся надо мной — пыхтел Эдуард Арсеньевич, схватив Леру за ноги, стаскивая тонкую ткань колготок.

      — Порвешь идиот — прошипела Лера.

      В это время раздался сильный стук в дверь. Реакции со стороны обитателей кабинета не последовало. Лера отошла в сторону к ряду стульев, приподняла платье, посмотрела лукаво на Эдуарда Арсеньевича, который застыл на месте, не имея возможности оторваться от волнующего зрелища. Темные колготки с такими же трусиками, покинули стройные ноги, оказались на одном из стульев.

     — Ну, я готова — засмеялась Лера.

     Стук повторился настойчиво. Эдуард Арсеньевич в этот момент уже находился в боевой готовности, по-прежнему пожирая глазами свою соблазнительную секретарку.

      — Что нужно! — закричал Эдуард Арсеньевич.

     — Открывайте уже девять часов — старческий голос, воинственно прорывался через тонкую дверь.

      Эдуард Арсеньевич хорошо соображал, что времени у него нет. Он набросился на Леру, начал жадно мять через платье ее груди, завлек ее обратно на тот же край стола, после чего пыхтел и потел в течение тридцати секунд, потом его чувствительная антенна стала быстро обвисать. Лера после этого, от чего-то приобрела стеснительность.

     —Не смотри — сказала она, натягивая свою интимную амуницию.

     Через десять минут Эдуард Арсеньевич наконец-то начал прием посетителей, засунув в уши затычки. Лера заслуженно покинула кабинет, отправившись сначала болтать в соседний отдел с подругой, а затем в близлежащий супермаркет. Время подходило к обеду. Эдуард Арсеньевич вздохнул облегченно, контрольная отметка была пройдена, теперь он практически не опасался внимания со стороны Дмитрия Кирилловича и его сопливого шарика. Перед обедом, если точнее перед самым обедом, настроение было испорчено в первый раз. Какой-то плешивый мужичонка, не умеющий разговаривать человеческим языком, лишь мычащий звуками похожими на — Я, и, н, в, п. па. с. к. д, настойчиво требовал что-то, тряся какой-то бумагой. В конце, всех итогов Эдуард Арсеньевич понял, что тужится сказать ему убогий гражданин — Я инвалид.

      Как будто это что-то могло изменить.

      Эдуард Арсеньевич выскочил из-за своего стола, превратившись в регулировщика ГИБДД, указывающего рукой направление для выхода инвалида. Но тот и не собирался оставить Эдуарда Арсеньевича в покое, к тому же перенапрягся, отчаянно жестикулируя и громко пернув, продолжал настаивать на чем-то своем. Запах убивал Эдуарда Арсеньевича, только этот ущербный по-прежнему оставался на своем месте, выдавливая из себя все новые звукосочетания. Эдуард Арсеньевич боялся момента, когда раздастся повторное ‘’пры…’ ’. Нервы были на пределе, но помогла Лера. Она явилась, чтобы взять что-то из своего стола, увидела в какое затруднение, попал Эдуард Арсеньевич

     —Мужчина у нас начинается учет. Вы знаете, слово учет? Вот он и начался с тринадцати часов — лицо Леры было убедительным, очаровательные груди закрытые тонкой тканью платья и просвечивающимися кружевами лифчика, обольстительны настолько, что видимо до несознательного инвалида, что-то наконец-то начало доходить. Он еще пытался мычать — А…у…я….за..., но Лера подошла к нему очень близко, она была изысканно настойчива. Инвалид смутился от того, что подобное уже никогда не посетит его еще ближе, чем сейчас, и жадно рассматривая формы Леры, потихоньку шаг за шагом покинул кабинет.

      Время было десять минут второго, Эдуард Арсеньевич не поблагодарив Леру, выскочил из кабинета, он и без того потерял немного немало десять минут своего драгоценного времени. Теперь нужно их списать на конец рабочего дня, закончив его не в шесть часов вечера, как положено, и не без десяти шесть, а используя собственную формулу — получалось десять минут шестого.

     Коридор был набит посетителями, среди которых попадались помощники слуг народа, попадались хоть и очень редко сами слуги. Когда они появлялись в коридоре, то нужно было расступаться по стенкам. Слуга помимо огромного значка в виде флага, еще, как правило, имеет соответствующие габариты и, не дай бог, попасть под движение его каркаса. Еще мелькала разная мелочь, типа его ненаглядной Леры, имеется в виду, конечно должность, а не форма внешнего содержания. Все они не имели титула помощников и определялись неважными по своей сути наименованиями. Если присутствие многочисленных женщин было понятно Эдуарду Арсеньевичу, то мелькавшие с бумагами в руках смазливые молодые парни, не входили в обиход Эдуарда Арсеньевича никоим образом.

      Эдуард Арсеньевич летел быстро, вот уже ступеньки к выходу, но здесь случилось неожиданное. Мрачный тип похожий на музейный экспонат в черном мешковатом костюме с большими усами и натруженными большими кистями рук, перегородил Эдуарду Арсеньевичу дорогу

     —Куда спешишь? — грубо спросил он.

      Эдуард Арсеньевич не мог ничего выдавить из себя, оказавшись в неожиданной ситуации. Мрачный субъект, не хотел пропустить Эдуарда Арсеньевича мимо себя. Эдуард пытался его обойти, но невоспитанный гражданин перегораживал все попытки, сдвигаясь вслед за Эдуардом Арсеньевичем.

     — Пустите, я помощник делегата государственного совета — завопил Эдуард Арсеньевич.

     —Не нравишься ты мне слизняк — произнес незнакомец, его рука потянулась к отвороту пиджака Эдуарда Арсеньевича.

      В этот момент Эдуард Арсеньевич начал крутить головой в надежде, позвать кого на помощь. Еще меньше минуты назад здесь кишмя кишил народ, но сейчас от чего-то все было пусто, и как-то мрачно выглядела обстановка. Незнакомец уже подтягивал Эдуарда Арсеньевича к себе, когда кто-то ударил Эдуарда в спину, он пролетел насквозь незнакомца, дыхание оборвалось от испуга, после чего он остановился с выпученными глазами. Снова туда-сюда в коридоре передвигались люди, а перед ним стоял делегат Коровякин, пожирая Эдуарда глазами.

     —Ты что оглох козявка сранная. Я тебе, что еще должен объяснять, где ты должен находиться, когда идет делегат, да еще и с полицмейстером — голос Коровякина, оглушал Эдуарда Арсеньевича.

      Сбоку от Коровякина, улыбаясь скабрёзной улыбочкой, стоял полицмейстер по фамилии Законников, который был каким-то замом, какого-то зама по экспертной криминалистике, или чего-то подобного, что нужно для различных судебных дел. Эдуард Арсеньевич частенько видел Законникова в обществе ‘’своего’’ делегата — Дмитрия Кирилловича.

     —Да это же Калакакин. Он в подмастерьях у Перепрыгова обтирается — захохотал Законников.

     Это спасало Эдуарда Арсеньевича от возможной служебной записки, которую мог оформить Коровякин, точнее, конечно, не он, но он мог поставить значок в табели всеобщего взыскания напротив фамилии Калакакин, и тогда премия в пятьдесят тысяч рублей, под графой за присутствие, растворится где-то на подходе к портмоне Эдуарда Арсеньевича. Коровякин улыбнулся на смех Законникова, Эдуард Арсеньевич улыбался идиотическим лицом, заглядывая в глаза обоим.

     —Ну, тогда ладно, ускоряйся.

     Коровякин всадил в задницу Эдуарда Арсеньевича смачный пинок, от которого Эдуард, подобно реактивной ракете, вылетел на крыльцо, протаранив двух смазливых секретарок, затем отбежал в сторону, оказывая почтение Коровякину и Законникову. Спины Коровякина и Законникова скрылись на отдельной стоянке с дорогущими автомобилями, куда вход Эдуарду Арсеньевичу и вовсе был запрещен. Он выдохнул с облегчением — ‘’Вот попал’’ — подумал он о встрече с Коровякиным — А этот, то кто был?’’— в голове Эдуарда Арсеньевича что-то плавало, переливалось из одного полушария мозга в другое — ‘’Нужно бросать нюхать эту гадость у Сиротина’’ — резюмировал сам себе Эдуард Арсеньевич.

     В кафе за ланчом Эдуард Арсеньевич был грустен, дежурный бифштекс плохо лез в рот. Официант Митрошка налил ему, как обычно хорошую порцию ‘’мартини’’ в виде апельсинового сока.

      — ‘’Как все хорошо сегодня начиналось’’ — подумал Эдуард Арсеньевич, вспоминая Леру снимающую трусики с колготками, возле ряда безразличных к этому стульев.

      С трудом справившись с подкреплением из бифштекса, Эдуард Арсеньевич направился к своему рабочему месту. Приятно отрыгалось мартини и, войдя в свой кабинет, Эдуард Арсеньевич хотел обычным делом подремать минут тридцать, сидя в своем мягком кресле, но день уже изменил своему хорошему началу. В кармане зазвонил телефон. Вытащив нарушителя спокойствия из кармана, Эдуард Арсеньевич скривил физиономию, экран горел огромной короной и флагом, проигнорировать данный вызов было невозможно. Трясущийся рукой, поднеся громадный прямоугольник к уху, он ответил — Да.

     — Бегом ко мне, работа есть — голос Дмитрия Кирилловича пригвоздил Эдуарда Арсеньевича к креслу.

     — ‘’Вот попал снова ‘’— подумал Эдя.

     Через несколько секунд, закрыв кабинет, распихав голосящих посетителей, он бежал по лестнице на третий этаж. Можно было на лифте, но Эдуард хорошо знал, что это будет дольше на целых тридцать секунд, а то и на минуту.

     — Разрешите — он робко, втиснулся в кабинет Перепрыгова.

     — Заходи, заждался тебя. Сейчас отнесешь бумаги Процентову (это — первый зам правого отдела). Он даст тебе задание по месячному отсчету, по нашим презираемым. Там детали есть важные, смотри не обосрись, а то место первого зама третьего отдела у меня свободно. Хотя у тебя самого в отделе второй зам отсутствует. Махом переведу на эту вакансию.

     — А кто будет первым замом в моем отделе? — зачем-то спросил Эдуард Арсеньевич.

     — Ты и будешь идиот, только получать будешь, как второй зам, пока не переведу на первого зама — засмеялся Перепрыгов.

      Эдуард Арсеньевич утвердительно кивнул головой, поясняя шефу, что все понял.

     — Потом ко мне, я пока подремлю. Затем поработаем. Все иди — Перепрыгов махнул рукой Эдуарду Арсеньевичу, тот развернулся и пошел, но в дверях услышал.

     — Эдя — Эдуард Арсеньевич остановился, развернулся, вновь представ перед Дмитрием Кирилловичем.

     — Забыл совсем, после Процентова, зайди к нам в буфет и купи мне пачку сигарет. Теперь пошел вон — ласково произнес Дмитрий Кириллович.

      Это была хорошая новость. Если Перепрыгов курил, значит, он выпил, а это значит, что Дмитрий Кириллович не обратит внимания на то, что выпил сам Эдя.

     Процентов развалился в кресле, после чего занял огромным телом половину стола, который, в общем-то, был совсем немаленьким. С наигранным презрением он оглядел худосочную и длинную фигуру первого зама левого отдела. Эдуард Арсеньевич сдерживался, как мог, но неприятно было Эдуарду, как встречал каждый раз его Процентов. А Процентову нравилось издеваться над Эдей по любому поводу. Разница между ними была большая, вдуматься только, первый зам правого отдела против первого зама левого отдела, да второй зам правого отдела выше первого зама левого отдела. Это тебе не шутки, а генеральная линия ‘’Грядущего общества’’, здесь ничего не поделаешь.

      — Ну, что Эдя в штанишки накакал — отвисают. Молодец соответствуешь фамилии. Это — вдуматься Калакакин, нарочно не придумаешь! Твой папаша, кажется, четвертым секретарем был в отделе совкового собеса. Ты его уже переплюнул. Гордится он тобой на старости лет — Процентов удовлетворённо, потянулся в кресле.

      Эдуард Арсеньевич терпеливо молчал. Нужно терпеть. Один раз он уже осмелился ответить Процентову, плохо это кончилось. Была у него секретарка Людочка, толстая немного, но вполне рабочая, страстная, если подметить. Так Процентов ее забрал к себе. Если он сейчас узнает, увидит Леру, то беды не миновать. Эдуард Арсеньевич стоически терпел подшучивания Процентова, пока тот смешивал серьезные наставления со своими колкостями, объясняя Эдуарду его будущую работу. Вдруг без стука открылась дверь, через нее заглянул мужик похожий на того, что не пускал Эдю к ланчу.

     — Войду — произнес он нагло, сам он был невысок ростом в грубых рабочих штанах, измазанных на коленях каким-то солидолом.

      Эдуард Арсеньевич поперхнулся, повернув голову в сторону посетителя. Процентов, не меняя выражения лица, крикнул.

      — Пошел вон!!! — Эдуард Арсеньевич с интересом посмотрел на Процентова.

     — Ты чего так смотришь? — спросил Процентов у Эдуарда Арсеньевича.

     — Странный какой тип — произнес Эдя

     — Какой еще странный тип? Ты что перепил засранец. Это Фомин, — мать его. Председатель Зареченского ТСЖ. Им выставили счет, за пломбу на один из домов. Ходит теперь ноет, как будто мы должны оплатить это. Закон есть закон. Сорвал пломбу, плати каналья, собирай деньги со своих недоумков в размере десять тысяч с квартиры.

     — Совсем недорого — поддакнул Эдуард Арсеньевич.

     — Тебе Эдя недорого. Ты, как первый зам левого отдела получаешь, если мне не изменяет память, четыреста семьдесят тысяч рублей, а эти за тридцать тысяч работают, поэтому и скулят, отирают тут коридоры.

     — Нужно тогда меньше брать с квартиры — усомнился Эдуард Арсеньевич.

     — Нет Эдя! Пломбы нечего срывать — поправил в нужное русло Эдю Процентов.

     Эдуард Арсеньевич дослушав Процентова, собрался откланяться. Дверь снова приоткрылась все тот же неприятной наружности мужичок просунул в щель небритую морду. Эдуард открыл рот, а мужичок подмигнул ему по-свойски. В спасительной надежде повернулся Эдя в сторону Процентова, но тот не обращал на появившуюся физиономию никакого внимания.

     — Что встал Эдя, иди. Правда, что ли в штаны накалакакал — засмеялся Процентов, глядя на Эдю.

     Эдуард Арсеньевич стоял на своем месте, не понимая, что происходит. С одной стороны он видел недоумение на обвисших щеках Процентова, с другой стороны ему нагло подмигивал мерзкий, грязный мужичонка. Ноги вросли в плоскость дорогого паркета.

      — Эдя ты, что не слышишь? Тебе доктора позвать нужно, или сдриснишь наконец-то отсюда — Процентов начал выражать недовольство, его объёмные черты лица в такие моменты начинали ходить ходуном, а поросячьи глазки поблескивали мелочной искоркой.

     — Иду — пробубнил Эдуард Арсеньевич ватными ногами двинулся навстречу незнакомцу. Когда они поравнялись, то тот отошел учтиво в сторону, немного поклонился, пропуская Эдю на все четыре стороны. Пройдя несколько шагов, Эдуард Арсеньевич обернулся, возле кабинета Процентова было пусто.

     — Что за черт. Что со мной? — со страхом вопрошал сам себя Эдуард Арсеньевич, дойдя до кабинета Перепрыгова, он уже хотел робко постучать, как вдруг вспомнил о том, что забыл купить пачку сигарет. Стремглав бросился Эдя к буфету.

     — Американ суперлюкс — вымолвил он, запыхавшись. Толстая буфетчица оглядела Эдуарда брезгливо, демонстративно сморщилась от запаха перегара, исходившего из-за рта Эди. Схватив пачку с изображением звездно-полосатого флага, Эдуард Арсеньевич, не теряя ни секунды, бросился к кабинету Перепрыгова. На этот раз у него хватило мужества, чтобы перевести дух, поправить костюм и только после этого постучать в дверь. В нарушении заведенного этикета никто не ответил на стук Эдуарда Арсеньевича. Он несмело протиснулся внутрь хорошо знакомого кабинета Перепрыгова. Улыбка сама собой появилась на лице Эди, ожидая увидеть Настю, но ее не было на рабочем месте. Эдуард Арсеньевич остановился в нерешительности, он никогда не попадал на аудиенцию с шефом без формального приема со стороны Насти, до этого Лены, а еще раньше Регины.

      — ‘’Что делать? Что делать?’’— крутилось в мозгу.

      Ситуация была необычной и Эдуард Арсеньевич действительно растерялся, пот намочил противной липкостью подмышки, а вместе с ними и ткань белой сорочки. Нерешительно по сантиметру Эдуард Арсеньевич двинулся по приемной делегата, подойдя к внутренней двери, он услышал хрипение Перепрыгова, которое могло означать только одно. Сомневаться было ненужно, да и знакомый голос Насти подтвердил догадку издав волнующее…ай…у…ай…еще… Эдуард Арсеньевич, было, двинулся назад, чтобы поскорее спастись от свалившегося на него конфуза, в виде оставленной без запора двери в приемную Перепрыгова. Только паскудное любопытство сыграло с ним злую шутку. Сделав два шага назад, он проделал их обратно. В двери не было, как таковой замочной скважины, только изощрённый мозг Эди мгновенно предположил, что интересное событие должно происходить так, что лица совокупляющихся партнеров должны находиться противоположно двери, — это исходило из расстановки кабинета Перепрыгова.

      Второй раз за день Эдуард Арсеньевич решился пойти на риск. Первый раз утром с вермутом и вот сейчас. Слишком сильно хотелось ему увидеть надменную Настю обслуживающей мужика, и еще произносящей такие притягательные звуки. Эдуард Арсеньевич тихонько нажал на позолоченную ручку, дверь бесшумно поддалась, освободив необходимую щель. Картина, представшая перед Эдей, была настолько потрясающей, что он онемевший слился с действом. Настя и Дмитрий Кириллович, как он и предполагал, находились спиной к нему. Перепрыгов смачно хрипел от удовольствия, его огромный живот колыхался боковинами. Эдуард Арсеньевич старался как можно лучше разглядеть все возможные прелести Насти, она же томно стонала, продолжала произносить ‘’еще, ай, еще’’. Перепрыгов неистово урчал, а Эдуард Арсеньевич потерялся в пространстве, мысленно оказавшись на месте шефа, чувствуя, что сам сейчас слился одним целым с Настей, которая ему сильно нравилась, именно от того, что была для него совершенно недоступна.

     Гром среди ясного неба, грянул не со стороны забывших обо всем партнеров, это произошло с другой стороны. Кто-то оттянул обомлевшего от созерцания Эдю за рукав пиджака. Не успев что-либо сообразить Эдуард Арсеньевич, увидел расплывшееся в пакостной улыбочке пухлое лицо Процентова.

     — Так-то Эдя. Сильно вижу интересно наблюдать за делегатом, когда он не знает об этом.

     — Я не хотел — промычал Эдя, превысив шепот Процентова.

      Тот прижал указательный палец к губам, показывая Эде: ’’тише, тише…’’ Эдуард Арсеньевич покраснел. Штаны, вздыбленные в районе ширинки, позорили его окончательно. Процентов, не стесняясь, указал на возбуждение Эди пальцем.

     — Прибор, ничего работает.

     Эдуард Арсеньевич ничего не мог ответить. Процентов для сущего убеждения заглянул в кабинет, очень аккуратно отстранив Эдю.

     — Ничего себе. Есть на что посмотреть.

     Перепрыгов находился сейчас в другой из областей реальности. Настя тем более, потому что ей еще приходилось удерживать давление сильных тычков Перепрыгова. Тот, изнемогая от удовольствия, все одно не мог кончить, тратил силы на все более страстные движения, Настя продолжала издавать чарующие звуки, а Процентов жестом поманил Эдуарда Арсеньевича за собой, когда они оказались в коридоре, он тихо произнёс.

      — Ну, давай Эдя до встречи еще увидимся — при этом его гадкое лицо сияло всем имеющимся в мире лукавством.

     Эдуард Арсеньевич остался стоять в коридоре, после того, как удалился Процентов. Перед этим он еще показал Эдуарду папку, которую тот забыл в кабинете Процентова. Это было совсем неприятно, забыть папку, которую нужно было предоставить Перепрыгову. У Эдуарда Арсеньевича все поплыло перед глазами, но вновь появился Процентов.

     — Держи Эдя — сказал он, протягивая Эдуарду папку, улыбочка на его лице при этом не изменила своего облика.

     — Спасибо — промямлил Эдуард Арсеньевич. Теперь Процентов исчез окончательно.

     Эдуард Арсеньевич ощущая остатки эрекции, хотел броситься бегом к своему кабинету, чтобы застать там Леру и, несмотря на истраченный лимит, уговорить ее за любые коврижки, занять позу, что может и сейчас занимает Настя. Он дернулся в сторону, но остановился, потеряв последние признаки будоражащей его эрекции. В том месте, где только что скрылся Процентов стояли двое черно-белых мужиков из музея. Они разговаривали о своем, не обращая никакого внимания на Эдуарда Арсеньевича, при этом оба, как ни в чем не бывало, курили папиросы. Эдуард Арсеньевич закрыл глаза, облокотившись об стену. Сколько он так простоял, он не помнил. Покрасневшая от смущения Настя вернула его в реальность. К тому же она, скорее всего, поняла, что Эдя видел или мог видеть происходившее с ней недавно. Незапертая дверь, и странный вид Калакакина, говорили ей об этом. Краска на лице Насти смутила Эдуарда Арсеньевича, убедив Настю теперь на все сто.

     — Хорошо выглядели, даже очень хорошо выглядите, зачем-то произнес Эдуард Арсеньевич.

      Ему хотелось сделать комплимент, но получилось это чем-то обратным. Настя хотела ударить Эдю, но сдержалась, лишь прошипев.

      — Проходите, шеф вас ждет — после чего демонстративно дернула плечом, обозначая этим свою неприязнь к подглядывающему извращенцу.

     Перепрыгов блаженно утомленный расплылся в кресле подобно сытому коту.

     — Ну, вот и Эдя. Наверное, заждался? Дело у меня было — Перепрыгов улыбался, испытывая долгожданное облегчение. Наконец-то он заставил себя заняться Настей. В последнее время это стало некоторой проблемой. В воскресение вечером после часов девяти, он каждый раз горел желанием, но потом наступал понедельник, и все шло иначе. Кто-то постоянно мешал, лезли изо всех щелей бесконечные заботы, проблемы. Настя оставалась необъезженной, потом наступал обед, после которого хотелось спать, за ним опять дела государственной важности. На самое главное не хватало времени, помимо Насти оставался без внимания сопливый шар, от этого портилось настроение. Дома и вовсе было невесело. Благоверная супруга, покоя совсем не дает, что только не приходит в ее пустую голову. Слава богу, но сегодня он взял себя в руки.

      — ‘’Три раза в неделю нужно, а не три раза в месяц’’— думал сейчас Перепрыгов, глядя на Эдю. Хороший день для Перепрыгова состоялся не только в удовлетворении сексуального желания, но и в том, что ехать в верховное управление ненужно. Позвонили, сказали: совещания нет, готовьтесь к пятнице.

     — В коридоре ждал Дмитрий Кириллович — произнес Эдуард Арсеньевич.

      — Ничего бывает — довольно улыбнулся Перепрыгов.

     В голове Эдуарда маячила противная рожа Процентова, за ней просвечивались цифры четыреста семьдесят тысяч рублей, далее цифры начинали смываться под гадкий смех Процентова. Теперь Процентов крепко будет держать его за одно место, и ничего с этим не сделаешь. Перепрыгов всегда поверит Процентову, супротив его Эди. Настя шлюха спалила его, в дополнение на ее румяном личике все было написано: ‘’Что насладился видом моей прелести, извращенец’’.

     — Начнем Эдя — произнес Перепрыгов, пробудив Эдуарда Арсеньевича от проклятия размышлений.

      Инстинкт ‘’собаки Павлова’’ сработал мгновенно, и Эдичка махом разместил на стене портрет важного сановника. Отойдя в сторону, стал ожидать первого броска от Дмитрия Кирилловича, тот достал заветный шарик сопливого свойства. Зеленый цвет переходил в желтый, делая харчок реальным. Перепрыгов урчал от удовольствия, разминая свою любимую игрушку.

     — Ставлю десять против одного, что три броска из пяти попадут в рожу. Записывай Эдя.

     Эдуард Арсеньевич подхватил специальный бланк на гербовой бумаге, сделал нужные пометки. Дмитрий Кириллович делал ставки сам с собой, у себя выигрывал, себе же и проигрывал. Сколько раз Эдуарду Арсеньевичу хотелось упасть в ноги могущественному сановнику, покаяться в грехе, и, конечно, выведя на чистую воду Перепрыгова, рассчитывать на место первого зама правого отдела. Только, опять же, кто ему поверит. Если рискнуть, скорее всего, окажешься в какой-нибудь социальной конторе, но это в лучшем случае, а в худшем лучше не думать.

     — Первый есть. Эдя быстрее, у меня сегодня вдохновение — закричал Перепрыгов.

     — Бегу — ответил Эдуард Арсеньевич.

      Сопливый шарик снова полетел в лицо на стене, и вновь удача посетила Перепрыгова. Эдуард Арсеньевич соответствуя вдохновению шефа, быстро отлепил соплю от губ несчастного сановника, чтобы не сбить прицел в глазах Перепрыгова. Оббежал его со спины, после чего подал наизготовку патрон — соплю. Перепрыгов выдохнул со свистом.

      — Пошел!!! — раздался вопль, и шарик поразил цель, прилипнув к переносице портрета.

     — Три из трех!!! Эдя. Три из трех!!! Такого не было уже три месяца, Эдя!!! — на бешеные крики Перепрыгова заглянула Настя.

      — Иди лапуля, я тебя расцелую — прокричал Перепрыгов, увидев Настю.

     — Вы не один Дмитрий Кириллович — произнесла Настя, злобно посмотрев на Эдуарда Арсеньевича.

     — Да это же Эдя, не стесняйся моя лапочка — настаивал Перепрыгов…

     Выбив полный Джек-пот, Дмитрий Кириллович не будет больше бросать шарик, и это Эдуард Арсеньевич знал точно, знала это и Настя. Если для Эди это было радостное событие, то для Насти напротив, ей предстояло, по всей видимости, еще один раз удовлетворять делегата. Конечно, будет дорогой подарок и хорошо бы все закончить миньетом, так легче и гораздо быстрее.

     Эдуард Арсеньевич, облегченно выдохнув, покинул кабинет Перепрыгова, напоследок с грустью взглянув на портрет хозяина под которым размещался флаг, еще ниже герб. Перепрыгов не дождавшись ухода Эди начал лапать Настю, которая жеманно отпихивалась от его огромных ручищ, ожидая, когда мозгляк Эдя наконец-то уйдет. Как только Эдуард Арсеньевич вышел в коридор за его спиной раздался щелчок закрывшегося замка, обозначающий, что повторного просмотра не будет. Желание обладать Лерой угасло окончательно, наглаженные в стрелки брюки отвисали, блестящие туфли хорошей кожи выглядели от чего-то отвратительно. Эдуард Арсеньевич плелся по широкому, длинному коридору в одиночестве.

      Дело в том, что на третьем этаже народу не бывало, можно сказать вовсе. Чем выше этаж, тем важнее делегат. Третий был самым высоким в здании постройки времен ‘’царя - гороха’’, поэтому здесь никто без надобности и не топтал шикарные дорожки. Не обтирался об позолоченные панели отделки своими грязными рукавами. Не было здесь и стульев возле стен, где можно сидеть, вонять чесноком, иногда попердывать, и еще много чего делать.

     Был здесь только один столик. За ним кресло, на кресле важного вида старичок в специальном одеянии. Он сидел на своем месте весь день, абсолютно ничего не делая. Иногда подозрительно вглядывался в случайных незнакомцев и вскакивал, как штырь из шкатулки, когда в коридоре появлялся кто-то из делегатов первой статьи. Собственно, на третьем этаже другие бывали редко. Само здание старое, историческое, из-за этого его и выбрали. Когда-то заседали здесь далекие пращуры, делегаты времен убиенного большевиками императора. Потом и сами советы не брезговали здесь находиться, только длилось это не все время их правления. Во второй половине двадцатого века они перебрались в другие пенаты, а здесь разместился комитет по образованию.

     Большие настенные часы показывали Эдуарду Арсеньевичу, что текущее время три часа дня. Только рабочее время для него было однозначно законченно, потому что Перепрыгов выбил Джек-пот, три из трех. Спускаясь по лестнице, Эдуард Арсеньевич представлял себе знакомую картинку с большой кучей людей, которые одеты кто, как может, еще толкают друг друга, что-то орут, занимают очередь, которая сегодня все равно никуда не двинется. Потому что, придя в свой кабинет, Эдуард Арсеньевич нажмет красную кнопку на щите в углу, а за дверью загорится табло с надписью ‘’приема нет‘’.

     На площадке второго этажа Эдуард Арсеньевич остановился, вспомнив о том, что его ‘’хозяйство‘’ крепко находятся в руках Процентова, который сейчас вероятнее всего пускает на жирные щеки сладкие слюни, похрапывая за рабочим столом.

      — ‘’Вот попал, надо же — подумал Эдуард Арсеньевич, спускаясь по лестнице на первый этаж.

      Повернув вправо, пришлось остановиться, голова снова выдавала что-то не то. Похолодели руки, коленки подгибались от нахлынувшего страха. Коридор был не тот. Черно-белый, холодный и еще чем-то воняющий. По нему передвигались такие же обитатели, не обращавшие на Эдю никакого внимания. Одна баба курила прямо в коридоре, бросая пепел с аккуратной папироски себе под изящные штиблеты. Какой-то толстый мужик в нелепом костюме, в еще более непонятной кофте, что-то громко кричал двоим испуганным мужичкам в грязных кирзовых сапогах. То, что он кричал громко, Эдуард Арсеньевич понимал по широко открывающемуся рту и бешеной жестикуляции рук толстяка. Звука на этот раз не было. Пораженный видением из немого кинофильма Эдуард Арсеньевич понял, что движется возле этих людей, находится рядом и ничего не происходит. Через десять метров он подошел к двери собственного кабинета, на котором была табличка с надписью ‘’Второй секретарь городского комитета по общим вопросам благоустройства и прочего. Калакакин Э. А‘’. Эдуард Арсеньевич онемел в прямом смысле этого слова. Глаза его обманывали, он понял, что сходит с ума. Возле кабинета не было никого, он в течение минуты стоял напротив двери ни в силах что-то решить и, тем более что-то предпринять. Та самая барышня, что курила ароматную папироску, проходя мимо него со спокойной интонацией произнесла

      — Здравствуйте Эдуард Арсеньевич, ездили в ревком…

      Он кивнул головой в ответ, барышня похожая на секретарку одного из помощников делегата прошла дальше.

      ‘’И точно вылитая Райка’’ — изумился Эдуард. Осмотревшись по сторонам, он робко потянул грубую металлическую ручку на себя, но дверь оказалась закрытой.

     — Что ключи забыли Эдуард Арсеньевич. Какой вы все-таки рассеянный. На вахту сдали, а забрать забыли. Весь день в работе, вас в пример тут многим товарищам нужно ставить — низенькая бабуля в синем фартуке с большим металлическим ведром и шваброй стояла возле Эдуарда.

     — Сейчас принесу, ждите — бабулька удалилась, оставив ведро посередине коридора.

      Эдуард Арсеньевич недоуменно посмотрел в след бабушки, как в этот момент, раздался возле него страшный звон, после него звук пролившейся воды, которая начала затекать в щели деревянного пола с облупленной краской.

     — Расставила тут баба Фрося, черт ее подери — заревел толстяк, опрокинув ведро.

     — Эдуард чуть не поперхнулся — ‘’Да это же Процентов’’ — ударило ему в голову.

     — Здорово Эдик — дружелюбно произнес Процентов. — Некогда, потом расскажу — добавил он, скрывшись из глаз Эдуарда.

     — Что расскажу? Как себя вести, после Настиной щелочки — тихо сам себе сказал Эдуард Арсеньевич, и тут же появилась баба Фрося.

     — Господи что это! — она сделала жест, обращенный к высшим силам.

     — Не успела отойти на две минуты, вы, что же это Эдуард Арсеньевич — баба Фрося укоризненно смотрела на Эдуарда.

     — Это не я, честное слово не я. Это Процентов — произнес Эдуард.

     — Какой еще Процентов? А…Проценко, но тот может — сказала баба Фрося, вручая Эдуарду Арсеньевичу два ключа с жетоном ‘’одиннадцать’’.

      Посмотрев на ключи, а особенно на жетон с удивлением Эдуард, подняв голову к верху увидел, что над грязной табличкой с его инициалами красовался номер ‘’одиннадцать’’. Подождав еще немного, убедившись, что никто за ним не наблюдает Эдуард осторожно, всунул во врезной замок ключ. Повернул вправо, ключ легко преодолел первый оборот, затем второй. Дверь открылась, за ней была темнота, от того, что кто-то зашторил окна. Боясь, двинутся дальше Эдуард Арсеньевич, начал искать рукой выключатель. К его удивлению тот находился на месте, только вот уперся он в палец каким-то штырьком, вместо больших белых кнопок. Эдуард Арсеньевич третий раз за день рискнул, потянув штырек вверх.

     …Кабинет осветился светом новомодных светильников. Лера рассматривала ногти. Прямо перед ним на своем законном месте находился большой портрет, ниже тот, что поменьше, флаг, герб. Эдуард Арсеньевич вытер рукой вспотевший лоб.

      — Эдя ты что такой? Перепрыгов что ли тебя чересчур поимел — засмеялась Лера.

     — Вроде того — прошептал Эдуард Арсеньевич.

     …Город шумел бесконечным движением. Все к тому же светилось; фарами, стопами, поворотами, фонарями, рекламными щитами — все также несли свою вахту многочисленные оборванцы с протянутой рукой. Зорко наблюдали за ними, перетянутые ремнями полицейские. Горели окна домов, светились вывески ресторанов, где открывали сейчас его коллеги шампанское, подносили им официанты изысканные деликатесы, смеялись звонко красивые женщины. Манящий антураж дороговизны и легкости привлекал к себе…

     Эдуард Арсеньевич начал поворачивать, чтобы остановиться у одного известного заведения под названием ‘’Русский крест’’, но передумав, вернулся обратно, вызвав неудовольствие сидящей рядом Леры.

     — Эдя я что-то не поняла. Мы ужинать будем или поедим в другое место? Если в другое место, то давай в Элит-Асторию на улице Ельцина — первого.

     — Второй Ельцин у нас, что ли был — произнёс себе под нос Эдя.

     — Не тупи Эдя, прекрасно знаешь, что у нас их пять штук, этих Ельциных.

     — Не Ельциных пять штук, а улиц, — Лера, улиц имени великого реформатора, у нас пять штук; Ельцина1, Ельцина2, Ельцина3…

     — Эдя он мужик был пьяный и ущербный в речи. Он Ельцин, а не Ельцина. Ельцина его жена — Лера сверкала глазами, не уступая Эде.

     — Слушай Лера, давай помолчи. Я имел в виду; улица Ельцина 1, Ельцина 2… и так далее до пяти. Еще шестую одобрили, от проспекта ‘’Демократии‘’, к району ‘’Борцов имени президента Буша — старшего‘’, — пояснил Эдуард Арсеньевич.

     — Спасибо Эдя за то, что и без тебя знаю. Только вот что Эдя, ты мне с ужином не тяни, а то, как помыкаешь, так и потыкаешь свой двухвершковый — Лера говорила, слегка обиженно.

     — Надоела ты с этим вершками. Пойду скоро в клинику доктора Шабанеуса. Вытяну, сколько надо будет — выпалил Эдуард Арсеньевич.

     — Не получится сильно-то Эдя, может порваться — Лера захохотала, улыбаясь.

     Эдуард Арсеньевич скривился, замахнулся, от этого машина чуть не влетела в столб. Эдуард Арсеньевич спохватившись, выровнял автомобиль. Они проехали совсем чуть- чуть, как громкоговоритель автомобиля полиции, заставил их остановиться. Эдуард вышел нервной походкой. Незадачливый инспектор уже стоял навытяжку, видя на пиджаке Эди грозный значок, и только сейчас разглядел через грязь специальную символику на номерном знаке автомобиля.

     — Чего ты орешь в свою дуду!!! — закричал Эдуард, видимо желая выместить свой гнев на постороннем человеке.

     — Виноват господин помощник делегата государственного совета — громко прокричал инспектор в звании старшего сержанта. Эдуард Арсеньевич хотел записать данные инспектора, чтобы того поставили на вид за неуважение к помощнику делегата, но Лера не утерпев задержки, закричала из окошка ‘’круйзера’’.

      — Эдя поехали уже. С голоду меня хочешь уморить!

     Эдуард Арсеньевич махнул рукой в сторону инспектора, тот перевел дух, затем перекрестился возле своей полосатой машины.

      Через десять минут они, вернувшись в обратном направлении, занимали столик в ресторане ‘’Русский крест‘’.

      Вернувшись, домой Эдуард Арсеньевич, к радости Леры, не помышлял о точении своего двухвершкового. Лера, пощелкав программы на двухметровом телевизоре, отправилась принимать ванну, нежась в обилии белоснежной пены. Эдуард долго и нервно искал нужную ему визитку, когда нашел, успокоился, лег на диван, закрыв глаза и повторяя про себя.

      — ‘’Смышляев Иннокентий Иванович ‘’.

     Утро пробудило в Эдуарде страх, который проснулся вместе с первым глотком капучино. Дома все было хорошо. Прошедший вечер успокоил нервы, но нужно ехать на службу, там то и обитает неизвестно откуда взявшийся страх в виде черно-белых, мрачных людей. Еще и Процентов — сучий потрох. Но этот, ладно, бог с ним, пока что. Хотя сегодня точно вызовет, чтобы как следует покрутить...

      Эдуард вошел в спальню, там возле огромного зеркала одевалась Лера. Ее облик резанул измученный мозг, была она облечена в белье матово белого цвета с прозрачными вставками на сосках и части лобка. Внимательно подбирала нужные на сегодня колготки. Эдуард представил себе жирную рожу Процентова разглядывающего его секретарку.

      — ‘’Заберет сука, обязательно заберет‘’.

      Эдуарду захотелось заплакать от бессилия. Он на какое-то время забыл о черно-белых людях, и о том, что хотел записаться сегодня к доктору Смышляеву, приблизительно на субботу.

      ‘’Нужно к Шабанеусу сходить. Пусть посмеются один-два раза. Зато потом все будет в норме. Если сантиметров пять-шесть вытянуть. Ладно, это на той неделе, сейчас ни до этого’’.

     Лера уже нарядилась в вызывающе сексуальное платье. Улыбнувшись, посмотрела на Эдуарда.

     — У тебя поскромнее ничего нет? — спросил он.

     — Эдя что не так? Ты меня иногда удивляешь. Не нравится, значит, сегодня потерпишь — снова засмеялась Лера, нарочно приподняв платье до самых трусиков, со стороны правой ляжки.

     — Пошли уже — прорычал Эдуард, стараясь не смотреть на свою искусительницу

     Здание государственного значения встретило его и Леру обычным образом. Первая половина дня прошла без происшествий. Все те же людишки, все те же проблемы. После обеда появился первый вестник неприятностей. Вчерашний инвалид заглянул в кабинет, затем, не дождавшись реакции со стороны хозяев, оказался внутри. Его глаза пожирали Леру. Эдуард Арсеньевич хотел сплюнуть, от того, что такая образина и та зарится на формы его помощницы. Лера же провоцировала Эдю, специально выйдя навстречу озабоченному инвалиду, чтобы тот разглядел ее поближе, почувствовал аромат ее духов, флюидов недоступной для него женщины. Инвалид снова потерял дар речи, а Лера от этого начала сильно хохотать, ее груди поднимались выше, затем опускались ниже. На лице небритого инвалида вот-вот должна была появиться свисающая слюна, а в мешковатых штанах уже обозначился контур нетерпимости. Эдуард Арсеньевич понял, что наблюдает, как раз за ширинкой инвалида. Глаза не могли обмануть и, ко всем известным чертям, там торчал огромный пик демократии. Этот пик оттягивал ткань и готовился порвать ее, чтобы оказаться на свободе под противный смех Леры, и крайнее бешенство Эдуарда Арсеньевича: — ‘’Хватит к черту с этим озабоченным’’ — подумал Эдя, выскочив из-за своего стола.

      Но в этот момент синхронно с ним, без стука, нагло и широко отварилась дверь. Вскочивший с места Эдя встретился взглядом с вошедшим Процентовым. Процентов сразу впялился в соблазнительные формы Леры.

     — Вот это да. Что ты Эдя молчал об этом — Процентов взял Леру за руку, поднял ее руку верх, как будто собирался сделать движение из какого-то танца.

      Он восхищенно рассматривал Леру, та смущенно улыбалась, давая жирному хряку оценить свои достоинства, пока что облаченные в тонкую ткань платья, больше похожего на нижнее белье типа ‘’комбинации ‘’. Инвалид с изумлением так и стоял рядом, не уступая в процессе осматривания Процентову. Эдуард Арсеньевич стряхнул голову глядя на инвалида. Он надеялся, что пик ‘’демократии’’ пропадет от этого, но нет, он также торчал и еще очень хорошо, что наглый инвалид не делал ‘’пры…’’ Видимо он, все-таки стеснялся присутствия соблазнительной женщины. Наконец-то Процентов заметил или скорее почувствовал присутствие инвалида.

     — Ты кто? — спросил он, отпустив руку Леры.

      —Я…и…н…в…д…я…ту…за… — начал, мычать инвалид. Процентов не собирался это долго слушать, огромная туша с невероятной резкостью схватила инвалида за шиворот. Через несколько мгновений инвалид, отворив собою, дверь врезался в противоположную стену коридора.

     — Черт знает что у тебя, здесь происходит!!!

     — Я зашел к тебе поговорить по поводу твоего вчерашнего поведения. Но на данный момент вопрос закрыт, хотя и не полностью. Сам понимаешь, слишком большой за тобой косяк. Ты понимаешь, о чем я говорю и, конечно, понимаешь, что сейчас тебя спасает.

     Процентов смотрел на Леру, та расплылась в улыбке: Перейти на второй этаж, значит в два раза больше получать и, конечно, для Леры несложно будет сохранить за собой остальные бонусы. Тем более Процентов, несмотря на свою фамилию, слыл мужиком щедрым в отношении своих избранниц. Так что Лера была совсем не против обмена ее на заезженную Лизу. Хватит и без того не первый год у Процентова, пора бы и на понижение, а если не нравится, то и вовсе за ворота. Хотя это перебор, поплачет и пойдет к Эдечке.

     Процентов удалился. Эдя сидел за столом, закрыв лицо руками. Лера безразлично рассматривала свое отражение в зеркальце.

     — Нажми кнопку — простонал Эдуард.

      Лера с демонстративным негодованием поднялась из-за стола, нажала кнопку ‘’приема нет‘’, вернулась молча за свой стол. Они помолчали еще минут пять, за это время расстроенные граждане притихли в надежде, что надпись на электронном табло скоро все-таки потухнет.

     — Не горюй Эдичка, так бывает. Я не знаю, какой у тебя косяк. Но это жизнь, пожелай лучше мне удачи — проговорила с иронией в голосе Лера.

     — Желаю удачи — загробным голосом произнес Эдуард Арсеньевич.

      — ‘’Завтра же к Шабанеусу, потом буду отыгрываться на этой толстозадой Лизе‘’ — со злостью думал Эдуард.

     — А ты рано обрадовалась, пока Процентов тебя заберет, пока определит тебе квартиру, ты ласточка еще моей побудешь — Эдуард Арсеньевич не мог перебороть в себе досаду. Захотелось испортить Лере цветущее настроение.

     — Ну и ладно Эдичка, утешу твой маленький свисточек напоследок. Потом вспоминать будешь с тоской неразделенной, и думать о том, как тебе повезло — кокетливо растягивая слова, говорила Лера.

      К раздражению Эдуарда случилось то, чего он и боялся. Процентов был предсказуем и прогнозируемо жесток.

     Не имея больше сил оставаться в своем кабинете, Эдуард Арсеньевич покинул его молча. Все вопросы, чаяния граждан из скопившейся очереди не вызвали у него сочувствия: ‘’ совещание, совещание ‘’, говорил он грубым голосом, отдаляясь от народной массы. Выйдя на крыльцо, Эдуард Арсеньевич положил в рот сигарету начал искать зажигалку, но ее не было в карманах.

     — Можно прикурить — обратился он к мужчине стоящему рядом.

     — Можно, конечно — ответил тот дружелюбным смехом.

     Эдуард Арсеньевич поднял глаза перед ним стоял черно-белый человек и, улыбаясь, протягивал ему коробок спичек. Руки Эдуарда тряслись, пока он прикуривал.

     — С вами все хорошо? — спросил, улыбчивый мужчина.

     — Не совсем, перебрал вчера немного — ответил Эдуард.

     — Бывает — засмеялся незнакомец, выкинув папиросу в урну, после чего скрылся в старомодных дверях здания.

     Сквозь дым сигареты Эдуард Арсеньевич впервые видел черно-белый мир в полном объеме. Его мозги по-прежнему не хотели воспринимать то, что беспощадно показывали глаза. Мрачные граждане, жуткие повозки на конной тяге. Старый музейный трамвай, остановившийся на остановке. Реальные люди, которые, не подозревая о существовании Эдуарда, отталкивая друг друга, лезут в узкие двери вагона. С боку чуть в стороне трое военных, на головах которых остроконечные шлемы с большими красными звездами. Эдуард Арсеньевич спохватившись, осмотрел сам себя. Холодный пот выступил под чужой одеждой. Он ничем не отличался от всех них, такой же, как они все. Вместо дорогой сигареты ‘’супер-евро‘’, у него во рту дымилась папироса, и только сейчас, он почувствовал неприятный привкус непривычного табака. Не соображая, что делать, он решил вернуться в свой кабинет, лелея маленькую надежду на то, что все это пропадет, как случилось вчера. Нужно будет только дернуть ярлычок старинного выключателя. К изумлению Эдуарда Арсеньевича на его пути была не одна дверь, как раньше, а две разделенные небольшим простенком.

      — ‘’Видимо потом из них одну сделали‘’ — подумал Эдуард.

      Открыв дверь, он очутился в привычной для себя обстановке, где толпились просители, горели электронные табло, отсвет их букв и цифр отражался в почти зеркальной поверхности натяжных потолков. У Эдуарда начала кружиться голова. Постояв немного, он смело двинулся наверх. Испытав перед дверью все же привычное волнение, он постучался в дверь Перепрыгова.

     — Войдите — раздался голос Насти. Эдуард Арсеньевич робко поздоровался с Настей.

     — Доложите Дмитрию Кирилловичу, что у меня важное дело — сказал он, Насте.

      Та уже успела остыть от вчерашнего происшествия и прореагировала с обычным безразличием.

     — Ждите — сказала она, указав Эдуарду на мягкий кожаный диван напротив себя.

      Настя не собиралась докладывать, Эдуард сидел молча, испытывая приливы возбуждения, от присутствия Насти рядом. Память не спрашивая разрешения, рисовала Настю в другом ракурсе. Эдуард понимал, что Перепрыгов, по всей видимости, спит, поэтому сидеть придётся долго. Правда, через несколько минут Настя неожиданно поднялась, как будто получила откуда-то беззвучный сигнал. Зашла без стука в дверь к Перепрыгову, появилась через минуту.

     — Одну минуту — прошипела она в сторону Эдуарда, посмотрев на него вчерашним взглядом.

     Эдуард Арсеньевич вошел робко, сконфузившись.

      — Что у тебя Эдя — заспанная рожа Дмитрия Кирилловича, не излучала и намека на хорошее настроение.

     — Дмитрий Кириллович я хочу вас попросить, меня завтра отпустить. Мне нужно к врачу — промямлил Эдуард Арсеньевич.

     — Все же решился вытягивать — засмеялся Перепрыгов.

      Эдуард покраснел: — ‘’Проклятые бабы, что Света, что Люда, что Лера‘’ — подумал он, про себя.

     — Нет, это потом нужно будет обязательно — с жалким выражением лица пробубнил Эдя себе под нос.

     — Правильно Эдя, то знаешь, как тебя промеж себя наши бабы называют? — Дмитрий Кириллович заметно повеселел.

     — Догадываюсь — сказал Эдуард Арсеньевич.

     — Ну как? — все больше веселел Дмитрий Кириллович.

     — Двухвершковый — еле слышно произнес, красный, как рак, Эдя.

      По запаху изысканных духов, он понял, что сбоку от него находится Настя. Эдя посмотрел в ее сторону. Полная торжества, с папкой в руках, она смотрела на Эдю, как будто он был полностью голый, и, к тому же не мог, по какой-то причине прикрыть свой двухвершковый приборчик, а Настя со смехом рассматривала его достоинство.

     — Почти угадал, только наши бабы мыслят по изысканней ‘’двухвершковый Калакакин’’, вот твое наименование Эдя. Это мы мужики тебя ласково зовем Эдя или уважительно Калакакин, а эти, они в корень зрят — расхохотался Дмитрий Кириллович.

      Настя расплылась в улыбке, ее взгляд нагло опустился в район хозяйства Эди, слава богу, закрытого штанами.

     — Правда, Настюха — Перепрыгов произнес с лукавой ухмылкой.

     — Правда, правда — засмеялась Настя, Эдуард Арсеньевич стоял покрытый жгучей краской, проглотив язык.

     — Так что ты хотел? — спросил Перепрыгов с той же веселой интонацией.

     — Выходной на завтра, к врачу мне нужно — выдавил из себя Эдя.

     — Ну ладно, валяй. Малявкину дела передашь, если на больничный пойдешь. Да еще, чуть не забыл Эдя. Процентов бумагу на подпись приносил, что он с тобой меняется секретарками — уточнил Перепрыгов.

     — Да меняемся — мрачно ответил Эдя.

     — И что блядь за люди. Я свою Настю ни в жизнь не поменяю — при этом он обнял Настю за задницу, сильно прижав к себе, она завизжала, то ли от испуга, то ли от радости.

     — Ладно, иди Эдя — сказал Перепрыгов.

     Домой ехали молча: ‘’шлюха‘’ — думал Эдуард Арсеньевич, бросая взгляды на Леру. Лера, ничего не замечая, мурлыкала под нос какую-то песенку, подпевая, очень тихо играющему в салоне автомобиля радио: — ‘’Все до одной шлюхи‘’— сокрушался Эдуард Арсеньевич: — ‘’Зачем живешь постоянно с секретаркой, нормальные люди имеют жену, а помощница само собой в довесок для полного удовлетворения ‘’— неоднократно говорил ему, первый зам правого отдела, делегата Хватайкина, Сиротин.

      Вернувшись в дом, Эдуард Арсеньевич весь оставшийся вечер находился на кухне, глотая большими порциями виски с апельсиновым соком. Иногда, он со страхом поглядывал в окно, очень боясь увидеть там вторгающийся в его сознание черно-белый мир.

      — ‘’Нет, здесь не будет. Не может быть, поселок новый построен недавно, точнее заложен в девяносто пятом, так что этих тут не будет. Хотя черт его знает, что здесь было до этого. Может, какое захоронение или место, где они мучеников убивали скопом ‘’ — Эдуард Арсеньевич чуть не поперхнулся, представив какой вид может открыться из его окна, если галлюцинации доберутся сюда.

      — ‘’И все же странно, что черно-белые, появляются, пока что только там. Если бы они были только в моей несчастной голове, то были бы они везде, а так непонятно’’— отхлебнув порцию, закусив ее куском мясного рулета, подумал Эдуард.

      Только он собрался посмотреть, что делает, пока что его Лера, как она появилась сама, наряженная в красивый шелковый халат. Эдуард сглотнул набежавшую слюну, отогнал неприятную мысль о Процентове. Лера налила себе стакан холодного вишневого сока. После чего разместилась у огромного холодильника, наблюдая за страданиями Эдуарда Арсеньевича.

     — Бедный Эдя, бедняжка моя Эдичка — ироничным умиленным голосом прошептала Лера.

     — Хватит, иди, раздевайся, и в ванну, там будем. Учти сегодня я тебе спать не дам — со злостью произнес Эдуард.

     — Неблагодарный ты Эдя — прошипела Лера.

     — Я неблагодарный, скажи мне, чего я не сделал для тебя — подскочил Эдя.

     — И скажу, надо было в жены брать, вот и все, дорогой — произнесла Лера.

      Ее слова ударили Эдуарда молнией по голове, а действительно, что может быть проще. Посмеются, конечно, малость, но ему что привыкать к этому: ‘’Двухвершковый Калакакин ‘’.

     — А если сейчас в жены позову, пойдешь? — сказал он, глядя Лере прямо в изумрудно сверкающие глаза.

     — Подумаю Эдя, если, конечно, Процентов не позовет — Лера смеялась, слова Эди ей нравились.

      Это был самый заветный билетик счастья, и она могла вытянуть его очень легко. Конечно, фамилию она не возьмёт, а вот остальное. Пока что Эдя имеет в совокупности тысяч пятьсот-шестьсот в месяц, но и это неплохо. Зато жена, это статус, не то, что какая-то секретарка.

     Эдя мгновенно почувствовал прилив сил.

      — Давай быстрее — он буквально выпихивал Леру из кухни в ванную комнату, сгорая от нетерпения.

     — Поласкаешь меня, как надо Эдя — смеялась Лера.

     — Мысленно, это уже делаю, терпения нет — прохрипел Эдя.

     В зеркально шикарной ванной Эдуард не мог оторваться от упругого тела будущей жены. Это он решил, теперь точно, лишь бы она не передумала. Лера тем временем всхлипывала от неподдельного удовольствия — Еще, еще, так очень хорошо. Еще Эдя, поработай, сделай своей девочке приятно — шептала Лера, перебирая руками волосы Эди.

     Эдя весь пылал, не справляясь со страстным возбуждением, тяжело дышал

     — Пойдем в спальню Эдичка, отдохнем немножко, потом продолжим — ласково проворковала Лера.

     — Подожди выпить хочу — выпалил Эдя и голый помчался на кухню, один раз оглянувшись, боясь видимо, что Лера куда-нибудь испарится.

     Продолжение последовало через минут двадцать на мягкой кровати. Все повторилось, примерно в той же последовательности и с не меньшим ощущением счастья, которое так и пожирало Эдуарда, затягивало собою... После этого Эдуард жадно покурил, затем отрубился сном мертвеца. Лера засыпала по-настоящему счастливой.

      — ‘’Завтра возьму Эдичку под ручку, и все будет сделано. Правда придется, пока суть да дело, потерпеть этого толстяка, хотя нужно в поликлинику, и на больничный’ ‘’ — c этими мыслями Лера сладко заснула.

     Утром Лера все же отправилась на работу. Эдуард, скрипя сердцем, упросил ее это сделать, ему было отчаянно неприятно и очень муторно, но без Леры, Малявкин окажется в труднейшей ситуации. Хотелось подумать, что черт с ним, но это все-таки отдел самого Эдуарда Арсеньевича. Практичность разума победила сосущую боль, от воспоминания о гадкой роже Процентова. Сама Лера, конечно, высказала возмущение, но обещанное заявление в загс, в придачу с тем, что Эдя сам отправил ее в прогнозируемые объятия Процентова, успокоили. Эдуард довез будущую жену до места работы, а сам отправился дальше.

     …В душе Эдуарда творился разлад, с одной стороны он принял революционное решение жениться на Лере, с другой, понимал, что это вызовет слишком много разговоров, плюс к этому страшное неудовольствие Процентова. Еще нельзя откладывать визит к уважаемому профессору психологии, а рот снова обосрали чайки и в голове сплошные опилки, так и шуршат там постоянно. Винни-пух, по всей видимости, чувствовал себя постоянно так, и если был бы настоящим, то долго не выдержал такого чудесного состояния: ‘’— Нельзя тянуть с регистрацией, решился, значит, решился‘’ — думал Эдуард Арсеньевич, подъехав к клинике психологии. Все-таки очень хотелось выпить, нервы умоляли об этом, но именно этого было нельзя категорически. Неизвестно, как отреагирует профессор на запах спиртного. Пусть, он и величина всероссийского масштаба, но чего доброго спишет серьезное дело на банальный алкоголь.

     Через десять минут размышлений в автомобиле, Эдуард вошел в апартаменты известнейшей частной клиники с креативным лозунгом ‘’Правильное мышление залог процветания Грядущего общества ‘’. Эдуард рассматривал таблички с фамилиями докторов, чтобы успокоиться окончательно. Он знал, что ему нужен только сам профессор Смышляев Иннокентий Иванович. Девушка регистратор, в свою очередь, рассматривала посетителя с заветным значком из чистого золота с бриллиантовыми планками по краям. Не часто бывают здесь такие люди, без всякой комиссии из управления по делам ‘’общественно-демократического здоровья‘’.

     — Мне нужно попасть к господину Смышляеву — произнес Эдуард Арсеньевич, скромно улыбнувшись девушке регистраторше.

     — Подождите минуточку, я позвоню Иннокентию Ивановичу. Как вас представить? — сказала немного полноватая с румяными щечками девушка.

     — Помощник делегата первой статьи, первый заместитель правого отдела. Фамилию, пока что необязательно — гордо ответил Эдуард Арсеньевич.

      Пока девушка набирала номер на белом телефоне, Эдуард отошел к информационному стенду, где красовался большой плакат с анонсом предстоящей лекции некого Верстова - Заельценского на тему ‘’Страшные песни и сказы, о мертвом Ленине и зайцах‘’.

     — Здорово, интересная видимо тема. Жалко, что государственная работа занимает все время, и совсем нет его на нравственное развитие, образование — шепотом сказал сам себе Эдуард Арсеньевич.

     — Господин помощник делегата, подымитесь на пятый этаж, центральный холл. Господин профессор вас ожидает — девушка высунулась из окошечка, обращаясь к Эдуарду.

     Эдуард Арсеньевич с важным видом двинулся к лифту. Двое ожидавших лифт посетителей почтительно отошли в сторону, посмотрев на значок. Выйдя из лифта, он не торопясь осмотрелся в большое зеркало, после чего подошел к огромным двухстворчатым дверям с позолоченной табличкой ‘’Профессор академии нового общества. Смышляев Иннокентий Иванович '' ''Психолог по коммуникации, новому мышлению демократических основ и побочных базисов‘’. Под большой табличкой размещались, еще две поменьше с уточнениями заслуг и достоинств господина Смышляева. И. И. Правда, Эдуард Арсеньевич оставил ознакомление с этим до следующего раза. Он размеренно постучал, затем открыл дверь, произнеся.

      — Можно?

     — Войдите господин помощник делегата — раздался, ласково елейный голос.

      Эдуард Арсеньевич в силу сложившихся стереотипов ожидал увидеть богообразного, лысенького старичка с небольшой бородкой и обязательными очками в тонкой металлической оправе. Только Смышляев выглядел иначе. Это был крупный мужчина, возрастом примерно пятидесяти лет с аккуратной стрижкой и гладко выбритым лицом. Очки совпали с представлениями Эдуарда, но и их профессор держал в руках, не спеша одевать на свою переносицу. Неясного цвета глаза и очень тонкие маленькие ресницы. Волосатые руки были слишком массивны для статуса утонченного профессора психологии, они скорее относили воображение к грубому мяснику из грязной, засранной мухами мясной лавки.

     Эдуард Арсеньевич скромно поздоровался с профессором за руку, после чего присел в удобное кожаное кресло.

     — Откиньтесь немного назад, вам нужно расслабиться — произнес Смышляев, сам поднявшись, нажал сбоку кресла кнопочку и Эдуард Арсеньевич оказался в положении полулежа.

     — Вам удобно? — спросил профессор.

     — Да спасибо — ответил Эдуард Арсеньевич.

     — Простите за нескромный вопрос. Вы представляете наш ‘’Затыринский округ‘’ — начал тихонько Смышляев.

     — Да Иннокентий Иванович. Работаю в отделах Дмитрия Кирилловича Перепрыгова — гордо ответил Эдуард Арсеньевич.

     — Прекрасно, сам Дмитрий Кириллович, очень прекрасно — проворковал Иннокентий Иванович.

     — Позвольте в силу формальности, узнать вашу фамилию — спросил Иннокентий Иванович после коротенькой паузы.

     — Калакакин Эдуард Арсеньевич

     — Очень интересная фамилия. Ваши корни, вероятнее всего происходят из южной Румынии — сказал Смышляев.

     — Не знаю — сконфуженно ответил Эдуард.

     — Ладно, это потом, давайте перейдем к сути дела.

     Эдуард Арсеньевич не заметил смеха, ни в голосе, ни в выражение лица профессора Смышляева, после того, как тот услышал фамилию Калакакин. Напротив лицо профессора выражало искрений интерес без всякой иронии.

      Сам Эдуард про себя с затаенной обидой, частенько думал о том, что его фамилия, без сомнения является, по меньшей мере, графской. Хотя происходит, скорее всего, из мест не российских.

     — Понимаете профессор, я не знаю с чего начать, и как начать

     — Расслабьтесь Эдуард Арсеньевич, говорите просто, так как вы думаете, что держите внутри себя. Мне нужно именно это, чтобы понять вас.

     Смышляев вертел в руках очки, ласково глядя на Эдуарда.

     — В общем, меня начали посещать страшные галлюцинации. Я вижу непонятных черно-белых людей возле себя и даже несколько раз разговаривал с ними.

     Эдуард Арсеньевич рисковал, вся его жизнь в последние несколько дней превратилась в риск. До этого он не имел и тени представления о подобных вещах. Профессор мог направить официальное письмо о рассмотрение вменяемости Эдуарда. Конечно, это все же из области фантастики, но чем черт не шутит. Сейчас становиться все непонятным, пугающим.

     — Успокойтесь Эдуард Арсеньевич, что вы видите, скорее всего, является банальным переутомлением. Ваша служба очень трудна физически, эмоциональна, как бы сказать, тонкая душевная организация соприкасается с железобетоном. Это требуется от вас ежедневно, на благо родины, нашего счастья, да и что греха таить, мирового уклада. Многие из наших любимых делегатов прибегают к разным излишествам, в виде алкоголя, кокаина. Их можно понять, исходя из того, что я сказал до этого, но все же. Эдуард Арсеньевич, надеюсь, вы не сталкиваетесь с подобными излишествами, скажем так, слишком часто.

     Смышляев улыбался, и к Эдуарду начало возвращаться самообладание.

     — Я стараюсь не злоупотреблять Иннокентий Иванович, но вы сами сказали, что понимаете какие нагрузки, выпадают ежедневно на нашу долю.

     — Да, конечно, Эдуард Арсеньевич. Скажите, как вы сами определяете этих людей, и меняется ли вместе с ними окружающая обстановка или они появляются на фоне нормальной действительности.

     — Ну, я почему-то со страхом думаю, что эти люди из двадцатых годов прошлого века, а обстановка возле них меняется. Она становится их ней, а я попадаю, как будто к ним. Точнее не как будто, а натурально.

     Эдуард ждал реакции Смышляева, тот о чем-то задумался, перед тем, как спросить.

     — Эти люди — большевики? — с изменившейся интонацией, в которой присутствовала доля затаенного страха, произнес свой вопрос профессор.

     — Да, несомненно, это именно эти страшные люди, Иннокентий Иванович. Мне очень нехорошо и признаться честно, сильно страшно. Поймите меня правильно — Эдуард Арсеньевич повторял интонации Смышляева.

     — Понимаю, Эдуард Арсеньевич, вряд ли может быть что-то страшнее, чем появление большевиков, даже если это происходит в форме галлюцинаций. Вы правильно сделали, что пришли ко мне. Это очень интересный случай. С бухты-барахты сейчас вам ничего сказать не могу, только выпишу вам некоторые таблетки для успокоения перетруждённых нервов. Старайтесь быть, по возможности, как можно спокойней.

     Смышляев начал выписывать рецепт на желтом бланке.

     — Иннокентий Иванович, я боюсь, что не смогу выйти из этого бреда в какой-нибудь раз — откровенно озвучил свой главный страх Эдуард.

     — Скажите, а как вы выходили из этого и насколько долго длиться ваше пребывание в обществе большевиков — серьезно сказал Смышляев, закончив заполнять рецепт.

     — Сам не знаю, то дверь открою, то свет включу, а сколько долго, совсем понять не могу, кажется наше с вами время и вовсе при этом не меняется.

     — Понятно, смена обстановки, действия. Эдуард Арсеньевич скажите, вы когда-нибудь занимались изучением деятельности большевиков, смотрели, может фильмы из старой фильмотеки или что-то еще акцентированное на этой теме — спросил Смышляев, начав быстро записывать историю, с которой появился у него Эдуард Арсеньевич.

     — Нет, Иннокентий Иванович, не занимался. А по поводу фильмов, то я соблюдаю закон. Вы хорошо знаете, что подобные вещи уничтожены, а те копии, что где-то еще хранятся, приведут их владельцев к тяжкой уголовной ответственности.

     — Конечно, мой дорогой, но поймите, спрашивать такое входит в мою работу — спокойным голосом пояснил Смышляев.

     — Есть ли еще какие-нибудь подробности, что запомнились вам, произвели эффект или напугали особенно сильно — продолжил Смышляев.

     Эдуард Арсеньевич задумался, на его лице блуждала, попытка вспомнить, Смышляев терпеливо ждал.

     — Вспомнил, они всегда появляются, когда я нахожусь на службе. В здании ‘’Грядущего общества’’.

     — Интересно — произнес Смышляев, его лицо выражало смутное беспокойство.

     — Я думаю, Эдуард Арсеньевич на сегодня хватит. Вы должны находиться дома в течение недели, потом мы встретимся с вами. Ровно через неделю, если, конечно, ничего не случиться. Вот жетон на выписку государственного больничного со стопроцентным содержанием, как и положено вам.

     Смышляев поднялся, пожал руку Эдуарду.

     — До свидания — сказал Эдуард.

     — До свидания — ответил Смышляев.

     2. Карина Карловна.

     Эдуард Арсеньевич выйдя от Смышляева, подошел к лифту, нажал на кнопку. Стрелочка показывала, что лифт движется к нему, но это было все равно неприятно, лучше было бы, если он ожидал его. Эдуард успел сморщиться, пробурчать себе под нос пару ругательств, когда дверцы лифта открылись, преподнеся Эдуарду сюрприз.

     — Карина — удивлено произнес Эдуард.

     Столкнувшись, нос к носу, с женщиной лет под пятьдесят, среднего роста с темными, даже черными волосами. Выражение ее лица выдавало среднестатистическую стерву. Глаза, наполненные презрением ко всему окружающему. Тонкие очки в стиле бизнес вумен. Натянутая на заднице кожа, для упругости лица. Темные длинные ногти на пальцах, которые цепко держали черную папку.

     — Карина Карловна, — Эдя. Для тебя Карина Карловна — строго осматривая Эдю, сухим голосом сказала Карина Карловна.

     — Тогда и вы меня называйте Эдуард Арсеньевич, и не забывайтесь — обиженно прошипел Эдя.

     — Тебя я должна называть по имени отчеству? — засмеялась Карина Карловна — Тебя Эдичку с маленькой пиписькой — нарочно громко произнесла Карина Карловна.

     Глазенки дежурной медсестры со смазливой внешностью, вопросительно с детским смешком, посмотрели на Эдю и он невольно покраснел. Хотелось ответить Карине, но он вспомнил простую сущность, от чего так дерзко вела с ним его бывшая жена. Братом Карины хоть и двоюродным был делегат первой статьи по фамилии Хватайкин, который занимал в иерархии должность, не уступающую Дмитрию Кирилловичу.

     — Ты что здесь делаешь? — строго спросила Карина Карловна, почувствовав свое превосходство.

      Что и было ей присуще в течение того года, когда они являлись мужем и женой, и в процессе тех трех половых актов, что у них имелись в течение, кажется первых двух недель после шикарной свадьбы, которую им устроил, как раз делегат Хватайкин. Карина была старше Эди на пять лет, зачем ей нужен был Эдя, и проверяла ли она его хозяйство перед свадьбой, осталось неизвестным. Семья у них не получилась. Потом Карине некогда было развестись. Быстро признав ошибку, она вернулась к прежнему хахалю по имени Витя. Затем случилось и вовсе счастливое событие в жизни Карины Карловны. Между делом, совершенно инстинктивно, она захотела уточнить, можно ли исправить размер прибора Эдички. Заехав в клинику к доктору Шабанеусу, она познакомилась с метром лично.

     …Доктор Шабанеус поразил Карину с первого взгляда, никогда в жизни она не встречала настолько уверенного в себе мужчину. Его маленькие глазки, на такой же маленькой голове, при огромном туловище длинной чуть более двух метров, раздевали Карину не стесняясь с характерным прищуром специалиста. Карина онемела от пошлой ауры, что исходила от мэтра, ему не пришлось еще сказать и слова, как Карина была уже готова на что угодно.

     — Заходи лапочка не стесняйся, вижу проблемы у тебя серьезные и не пытайся мне врать, что находишься здесь не по этой причине.

     Шабанеус подошел к Карине близко, его причинное место было очень высоко, по отношению к Карине, хотя она не была низкой. Только не это было важно, куда важнее был тот размер, который не могли скрыть брюки.

     — Рассказывай.

     Карину не обидело, что мэтр обращался к ней на ты. В другом месте она бы посчитала это оскорблением на всю жизнь, но здесь она чувствовала себя студенткой, готовой на все, чтобы услужить профессору.

     — Я уважаемый доктор, действительно зашла к вам, можно сказать случайно и даже не надеялась так просто попасть к вам на прием.

     Карина сняла очки, задерживая движение. Следующим движением ей хотелось распустить волосы, убрав заколку.

     — У меня сейчас свободное окно. Не явился один уважаемый господин. Так что я полностью к вашим услугам в течение часа.

     Шабанеус подошел, близко изучая формы Карины.

     — Что же мы молчим — напомнил Шабанеус.

     — Знаете, я хотела узнать. Мой муж полное ничтожество, и я все равно жить с ним не буду. Вышла ошибка, так бывает — томно произнесла Карина, не отрывая глаз с притягательного места Шабанеуса.

     — Так что хотелось дорогая? — произнес Шабанеус, записывая что-то в блокнот.

     — Я хотела помочь этому неудачнику, из-за своей доброты, чтобы в будущем он хоть как-то был приемлем для женщин.

     — Можно приклониться перед вашей заботой, но ближе к делу. Скорострел или недоразвитый, может что-то еще интересное.

     — Два вершка размер достоинства — улыбаясь, сказала Карина.

     — Восемь сантиметров в возбужденном состоянии, если я правильно перевел вершки в сантиметры.

     Карина засмеялась.

     — Восемь, кажется, даже много.

     — Нужно вытягивать. Стоит дорого, процедура длительная. Можно принимать специальные препараты перед совокуплением, они увеличат размер сантиметра на три. Будет почти приемлемо.

     Шабанеус положил на стол блокнот, в нем были данные Карины; по росту, бедрам, груди, волосам и еще что-то непонятное.

     — Как вас зовут милочка, извиняюсь, нужно было спросить сразу.

     — Карина Карловна.

     — Думаю, можно без Карловны.

     — Конечно.

     — Раздевайся, я тебя осмотрю — не моргнув глазом сказал Шабанеус, присаживаясь на кушетку.

     — Зачем я же, сказала вам…

     Карина засмущалась на секунду, Шабанеус посмотрел на нее разочарованно.

     — Ах да, конечно, раздеваться полностью? — спросила Карина.

     — Зачем спрашивать такую глупость — спокойно и терпеливо ответил Шабанеус.

     Карине Карловне в тот день было уже сорок пять, но никогда до этого она не испытывала такого наслаждения, как сейчас, медленно раздеваясь перед очами мэтра. Она даже слегка покраснела, такого с ней не происходило с незапамятных времен. Снимала одежду обстоятельно, стараясь не расстроить Шабанеуса.

     — Медленнее лифчик…очень аккуратно — подсказывал он ей.

     Полностью раздевшись, она инстинктивно закрыла одной рукой промежность, а другой грудь.

     — Убери руки, ты же не девственница — улыбнулся доктор Шабанеус.

     — Хорошо, я займусь тобой милочка. Сегодня первый сеанс, потом через три дня. Я назначу тебе время.

     Когда Шабанеус снял трусы, поправив перед ней свой прибор, который еще не достиг рабочего размера, Карина поняла, что вытащила наконец-то счастливый билет, благодаря маленькому прибору Эди…

     … — Я ходил по личному делу к профессору Смышляеву. Ты тоже, кажется, направляешься для душевной беседы — съязвил Эдя.

     — Это не твое дело, засранец — грубо сказала Карина — Тебе в голову даже не должно приходить, что-то у меня спрашивать. Помни, кому ты обязан своим значком.

     К дикому огорчению Эдуарда в словах противной суки была истина. Если бы не она, то может и не попал бы он на службу в трехэтажный дом под огромным флагом. Конечно, Эдуард сам двигался в этом направлении, но находился всего лишь в районом отделе первичного самоуправления. Случайно встретился он с Кариной на попойке у друга детства Сиротина. Пьяная Карина в третий раз захотела замуж, от этого и произошел значительный рост в карьере Эдуарда. Причем расписались они следующим утром, исполнив каприз Карины, только потом Карина поняла, что Эдя, но совсем не то, что хотелось бы ей. На свадьбе в ресторане ‘’На берегу’’, депутат Хватайкин оформил Эдю в штат. Хоть он и был сильно пьян, но дела это не меняло. Так Эдя попал в святые святых, там уже и дослужился до первого зама левого отдела.

     — До свидания Карина Карловна — откланялся Эдуард.

     — Бывай неудачник — с ехидным смехом сказала Карина, постучавшись в кабинет доктора Смышляева.

     — Входите — раздался голос Смышляева.

     Карина Карловна уверенной походкой переступила порог кабинета. Профессор встречал ее стоя посередине кабинета, сложив руки выше живота, изображая позу из одного культового кинофильма.

     — Очень рад, заждался уже вас, милая Карина Карловна.

     — Здравствуйте, спасибо — ответила Карина, поднеся ручку для поцелуя.

     — Вы мне позвонили и были сильно чем-то напуганы. Последний раз, вы вроде смогли успокоиться. По телефону говорили, что видения вас не беспокоят.

     Профессору Смышляеву нравилась Карина Карловна, его жутко тянуло к женщинам стервам, уверенным в себе, жестким, сильным. В общем, к тем, которые, то ли от рождения, то ли от подростковой стимуляции набрались излишнего тестостерона. Не скрывали этого во взрослой жизни, напротив делали из этого свое кредо.

     Карина Карловна, не спрашивая Смышляева удобно, расположилась на специально изготовленном диванчике для удобства приема посетителей. Кресло напротив профессора еще не остыло от задницы Эдуарда, но Карина выбрала другое место.

     Смышляев еще раз ласково глянул на пациентку, после чего начал осторожно.

     — Карина Карловна вы, пожалуйста, извините, но я слышал, что вы только что общались с господином помощником делегата государственного совета. Меня не удивляет, что вы знакомы с Эдуардом Арсеньевичом, но поймите правильно, мой вопрос имеет прямое отношение к вашим проблемам.

     Карина Карловна нахмурилась, ей не нравилось упоминание профессором темы связанной с Эдей.

     — Скажите, насколько вы близко знакомы с Эдуардом Арсеньевичом — как можно ласковей спросил профессор.

     Карина фыркнула, скривила лицо, но послушно ответила на вопрос Смышляева.

     — Это мой бывший муж, точнее последний из бывших.

     — Интересно, очень интересно — проговорил Смышляев.

     Карина Карловна все с большим удивлением смотрела на лицо профессора.

     — Дело в том, моя милая Карина Карловна, что Эдуард Арсеньевич приходил ко мне с такой же точно проблемой, что и вы, моя дорогая.

     Карина глубоко выдохнула и походила сейчас на полосатого окуня, вытащенного по какой-то несправедливости на холодный лед через маленькую черную дырку…

      …Карина Карловна редко бывала в трехэтажном доме в самом центре города. Делать ей там было нечего, тех собутыльников и сексуальных партнеров, что исходили оттуда, она видела в более раскрепощенных местах. Поэтому профессор Смышляев, уточнив именно это, сделал необходимую пометку…

     Карина Карловна занимала должность управляющего большого по местным меркам завода, который занимался производством пищевой продукции в огромном ассортименте. Начиная с лапши быстрого приготовления, кончая трудно даже сказать, чем, но входило туда все; мясная продукция, молочная, бакалея, консервация.

      Как относилась Карина Карловна к людям, что батрачили на предприятии, догадаться не сложно. Окромя фразы ‘’стадо баранов‘’, было еще немало фраз, но эта фраза была самая благообразная, даже многочисленные офисные работники из различных отделов, служб и прочей мутаты, вызывали у нее стойкое раздражение. Ее боялись настолько, насколько могли, проклинали про себя, но это ничего не могло изменить и, конечно, не имело никакого значения. Карину высоко ценил хозяин предприятия, проживающий, как и положено в одной из стран паразитического благополучия. Иногда он приезжал на родину, чтобы посмотреть на месте ли его имущество, подписать несколько бумаг на тему присоединения к имуществу чего-то еще. Потом он устраивал прием, на котором со скучающим видом слушал однообразные доклады своих наместников, в число которых, как раз и входила Карина Карловна. Это была первая часть, вторая состояла из пафосной речи самого хозяина, о великом будущем родины, вместе с ней его бизнеса и многой прочей ерунды, которую так любил морщинистый, как шарпей, господин, подвыпив коллекционного виски. Третья часть состояла из фуршета, банкета и само собой переходила в свинскую пьянку с участием уважаемых людей, что составляли бизнес сообщество, законодательную власть в лице известных делегатов, исполнительную власть в лице глав районов, их непосредственного начальника, губернаторских помощников, и еще многих, и многих людей из разнообразного, бесконечного списка департаментов, которыми так богата природа управления.

     Водевиль пьянства — в фазе разврата. Женщины, представляющие элиту, при этом ничем не отличались от сановитых мужей. Если Карине Карловне не удавалось заинтересовать собою кого-то из бизнес — власть представителей, то ей предоставлялись услуги сервиса сексуальных утех, с той естественной разницей в половой принадлежности доставленных проституток. Правда, случалось это редко, потому что пьяные властители города не дожидаясь развязки, как правило, уже заранее искали себе объект для утешения своего, не дающего покоя от выпитого, желания…

     …В один из пасмурных дней Карина Карловна, ниже опустив очки в золотой оправе, что-то изучала в финансовой ведомости. Ее лицо принимало черты, которыми пугают маленьких детей. Пальцы с длинными красными ногтями нервно барабанили по столу. Жопа с остервенением ерзала по коже дорогого кресла. Документ с каждой строчкой выводил ее из себя, все больше и больше. В середине месяца она четко сказала, что фонд заработной платы должен быть снижен на десять-двадцать процентов любым способом.

      — Зажрались твари — сказала она тогда своему заместителю по финансам и экономике.

     И что она видит, черным по белому: ‘’сумма снижения составила, десять и одну десятую, от фонда‘’. Прямое издевательство, унижение. Она сказала: десять-двадцать процентов, неужели непонятно, что должно быть двадцать процентов, Карина Карловна нажала кнопку, чтобы вызвать этого недоумка для объяснения и последующего увольнения, только аппарат не работал. Это привело к припадку. Карина Карловна вылетела из-за стола, резким движением распахнула дверь, но секретарши Светы тоже не было.

     — Ну, суки держитесь! — прокричала Карина Карловна, ощущая закипающее внутри нее говно.

      Выскочив в коридор, Карина Карловна метнулась к лестнице вниз. Навстречу ей поднималась огромного размера баба в косынке и каком-то бесформенном платье.

     — Пусти, всю лестницу заняла!!! — завопила Карина Карловна.

     Но не тут то было. Огромная баба схватила Карину за воротник бутикового костюма и со всей силой прижала к холодной стене белого цвета.

     — Кто такая!!! — закричала толстуха.

     Из-за рта бабы исходил отвратительный запах, природу которого Карина Карловна понять не могла.

     — Ты с кем разговариваешь, сука жирная. Отпусти меня тварь!

     Карина Карловна не хотела и не могла, по своей натуре уступить, только силы были неравны. Толстая баба находилась явно в другой весовой категории.

     — Ну-ка, ну-ка — произнесла она, схватив второй ручищей Карину Карловну за руку.

     — Это еще что? — взгляд толстухи выражал священный ужас, она рассматривала длинные красные ногти на пальцах Карины Карловны.

     — Вот это номер, сейчас разберемся, что это за лярва здесь у нас появилась.

     Толстуха потащила директоршу за собой вниз по лестнице. Карина упиралась, потеряла туфель на высоком каблуке. Ее пиджак где-то оставил почти все пуговицы. Это же, только в меньшем объеме проделала белоснежная блузка, высвободив изысканный лифчик ценой в сорок тысяч рублей на всеобщее обозрение.

     — Барынька, мать твою. Вот это сюрприз. Настоящая барынька. Вот потеха будет нашим мальчикам из ЧК, ей богу праздник доставлю мальчишкам. Пусть свистульки поточат, то достали уже моих девчонок.

     Толстуха говорила сама себе, не обращая внимания на Карину Карловну, которая что-то шипела междометиями, иногда переходя на череду бестолковых звуков, и даже затесывала в проклятия какие-то наречия.

      Карина Карловна испытывающая жуткое неистовство, не пыталась понять, что происходит, и только сильнее визжала, шипела, следуя за толстухой, которая лишь сильнее сжимала ее и без того побелевшую руку. Наконец-то толстая баба заволокла Карину Карловну в кабинет, следующим движением швырнула ее к столу, за которым сидел неизвестный субъект, положив ноги в кожаных сапогах на этот самый стол.

     — Константин Юрьевич полюбуйся, какой фрукт я тебе доставила — прорычала толстуха.

     Не меняя позы человек, который назывался Константином Юрьевичем, потянулся рукой за папиросами. Карину Карловну ударило током от подобной наглости, потому что на ее предприятии могли курить лишь работяги низшего пошиба, и то один раз в течение двенадцати часовой смены. Клубы ядовитого дыма поползли от лица Константина Юрьевича прямо на Карину Карловну. Она начала задыхаться, кашлять, но толстуха сильно вмазала ей по спине, от чего Карина Карловна поперхнулась, и начала наконец-то соображать, что все происходящее с ней ненормально.

     Лицо Константина Юрьевича смутно кого-то напоминало. Кажется, это был противный разнорабочий, что все время по окончании рабочего дня напивался в соседнем магазинчике. Он не успевал трезвым даже покинуть пред заводскую территорию. Заметная бледность, все светлое; волосы, ресницы, брови. Что-то прибалтийское обозначалось в нем, или родное немецкое, кто его знает. Оттопыренное ухо, было слева от Карины Карловны. Он молчал, разглядывая ее, не спеша курил папиросу.

     — Откуда ты ее взяла? — произнес Константин Юрьевич, докурив папиросу.

     — Да прямо на лестнице в нашем комитете — ответила толстуха.

     Константин Юрьевич поднялся. На нем был одет видавший виды серый костюм, который не сочетался с черными сапогами. Расстёгнутая рубаха на груди.

     — Ну и кто ты? Как здесь оказалась в таком наряде?

     Константин Юрьевич пальцами потянул за ткань ажурного лифчика. Карина Карловна инстинктивно вмазала ему хлесткую пощечину.

     — Вот это мне нравится — улыбнувшись, сказал он.

     — Можешь идти Агафья и смотри мне, чтобы на вечерней поверке все было в ажуре.

     — Так с этой, то что? — не спешила покидать кабинет Агафья.

     — Разберемся — ответил Константин Юрьевич, взяв Карину за подбородок.

     — Я не понимаю ее вносить в список на трудотерапию или что? — Агафья, отошедшая к двери, никак не унималась.

     — Ты что дура или как? Куда ты будешь ее вносить, не зная фамилию, имя — не сдерживаясь, зарычал Константин Юрьевич.

     — Так номерок в ведомость поставить, то можно.

     — Поставь номерок — произнес Константин Юрьевич.

     Агафья, с трудом просунувшись в дверь удалилась.

     — Начнем — сказал Константин Юрьевич.

     Карина Карловна молчала, Константин Юрьевич прохаживался возле нее, не предлагая ей сесть. От него исходила странная энергетика, имеющая в себе что-то дикое. Смерть и страсть, власть и безумие. — ‘’Вот это мужик‘’ — проскочила в голове Карины Карловны мысль, несмотря на то, что она уже тряслась от страха, подобно чахлому кустарнику на холодном и сильном ветру.

     — Фамилия, имя — я жду.

     — Бурштейн Карина Карловна — прошептала Карина, не узнав своего голоса

     — Зачем послана сюда, когда и кем?

     Голос Константина Юрьевича наливался смертельным металлом, глаза блестели возбуждённым нездоровьем. Карина Карловна проглотила язык, впялила глаза в одну точку. Константин Юрьевич вытащил из полочки стола черный пистолет

     — Ну! — резко наставил его на Карину Карловну.

     Ей показалось, что уже раздался страшный звук и ответной реакцией, стала теплая моча, побежавшая по колготкам, после чего сделавшая небольшую лужицу на полу. Константин Юрьевич громко рассмеялся.

     — Это хорошо. Прямо здорово, так быстро мы описались Бурштейн Карина Карловна.

     После этого позора, в глазах Карины Карловны все поплыло, затуманилось…

     … — Карина Карловна с вами все в порядке?

     Она стояла, прижавшись к изящным евро-панелям в коридоре, возле нее суетились девочки из отдела труда и заработной платы, не понимая, что произошло с всемогущей директоршей.

     — Нормально, уже нормально.

     Прошептала Карина Карловна. Она хотела пойти, но ноги слушались плохо. Со страхом она посмотрела вниз, но, слава богу, лужицы с мочой не было. От этого Карине стало хоть малость легче.

     Оказавшись в своем кабинете, Карина Карловна тут же нашла номер господина Смышляева. Ее голос, видимо, о многом поведал выдающемуся психологу, поэтому он велел ей приехать на прием в ближайшие часы. Сильно испугавшись, Карина Карловна не стала пренебрегать предложением и через полтора часа на такси приехала в клинику Смышляева.

     Смышляев, заставил ее выпить какие-то таблетки сразу, даже еще не приступив к разговору.

     — Вы слишком много работаете Карина Карловна. На благо своего предприятия, на благо нашей неувядающей родины. Извините, но у вас, по всей видимости, случился тяжелый нервный срыв. Он может вызвать такие сильные галлюцинации, такое бывает. Вам нужно отдохнуть, куда-нибудь съездить. Например на лазурный берег или что-то в этом роде.

     — Но я не могу Иннокентий Иванович, ближайший месяц точно. Приезжает хозяин, сами понимаете.

     Таблетки подействовали, Карина Карловна начала успокаиваться.

     — Понимаю, понимаю — не меняя интонации, произнес профессор. Карина Карловна молча разглядывала обстановку кабинета, когда Смышляев продолжил.

     — Все равно вам нужно отдохнуть и, как можно меньше напрягаться. Попьете таблетки, примите хорошую ванну, обязательно расслабляющий массаж. Отдохните от работы, хотя бы дня три, четыре. Все должно нормализоваться. Если что-то подобное повторится, то сразу ко мне. Будем принимать серьезные меры. Но я надеюсь, что до этого не дойдет.

     Карина Карловна вышла от Смышляева уверенная в себе.

      — Нервный срыв, страшно подумать, дожилась до нервного срыва — говорила она сама себе — Все к этому шло. Вкуса пищи не чувствовала, мужика в себе не чувствовала. Все от этой работы. Еще эти скоты постоянно ноют, чего-то хотят. Радоваться должны, что их паршивые дети с голоду не умирают. Ходят в разные детсады, которые строят им наши власти. Я бы им построила детсады и школы, в придачу с поликлиниками. На всю жизнь запомнили бы, как бы я им все это построила — Карина Карловна почувствовала наступающую нервозность, от этого испугавшись, попыталась успокоиться.

     Она вытащила телефон и стала искать номер доктора Шабанеуса.

      — ‘’Нужна хорошая разрядка, так это сюда‘’.

     Самого доктора, Карина считала, кем-то вроде божества, и, когда говорила, уничижительным тоном, слово ‘’мужик’’, то это относилось ко всем остальным, кроме доктора Шабанеуса. Его она чувствовала в себе и еще, как чувствовала, минимум два-три оргазма были ей обеспеченны, если мэтр сможет уделить ей свое драгоценное время. Он мог и не встретится с ней, но по объективным причинам. Потому что время деньги, доктор дорожит своей клиентурой, и Карина у него далеко не одна. Но она не обижалась, приятное исключение, не мешало ей, а лишь подтверждало несносный характер.

     Не успела Карина Карловна, что-то произнести, как последовал ответ.

      — Карина слушаю тебя.

     Она что-то мычала, жаловалась, как сильно изнемогла, перенервничала.

     — Оставайся там, где находишься. Я сам приеду за тобой — с довольным смехом, сказал Шабанеус.

     Карина Карловна посмотрела на свои часы отделанные бриллиантами. Время подсказывало, что у доктора, только, что закончился рабочий день. Значит, он приедет скоро. Внутри стало приятно от неподдельного внимания Шабанеуса к ней.

     Он появился даже быстрее, чем она ожидала, сидя за столиком в какой-то небольшой кофейне. Шабанеус подошел неожиданно.

     — Заждалась меня? — спросил он у Карины Карловны.

     Не успела она ответить, как Шабанеус разродился очередной пошлой шуткой, на которые, он был большой мастер. Подойдя к сидящей Карине, почти вплотную, он засмеялся.

      — Сяду на пенек, пососу свисток. В этот момент его свисток, находился действительно на уровне рта, сидевшей Карины. Она, смущенно улыбнувшись, потянулась длинными пальцами с красными ногтями расстегивать ширинку штанов Шабанеуса.

     — Не здесь Карина, приедем тогда сразу. — сказал Шабанеус, галантно взяв ее за руку, чтобы вывести из кафе.

     — Отпусти своего водителя. Поедем на моей машине, я сегодня сам за рулем.

     — Я на такси — ответила Карина Карловна.

     Им предстояло оказаться за городом в элитном поселке въезд, куда был возможен только по специальным пропускам. Там находился скромный домик Карины, одноэтажный величиной всего в десять комнат.

     Приехав, Шабанеус сделал все, как и обещал. Не успели они оказаться в прихожей, как он усадил Карину на изящный стул ручной работы, чтобы она с наслаждением поработала сама. Служанка, прячась в подсобке, с огромной завистью в одном месте и с отвращением в непривычной к этому голове, наблюдала, как ее строгая хозяйка с аппетитом наслаждается явным непотребством, при этом издает неподдельные звуки от наслаждения и страстно шепчет почти мурлыкающе словосочетания.

     Расслабуха пошла ей на пользу, отдохнув всего лишь один день, Карина Карловна появилась на работе. И все бы ничего, и даже очень хорошо, финансовый документ, что вызвал нервный стресс, был исправлен с понижением зарплаты еще на десять процентов, в конечном итоге составив требуемые двадцать и одну десятую процента. Карина Карловна удивилась сама себе, что не уволила незадачливого заместителя. Только после обеда снова случилось чп, хотя и куда меньшего масштаба.

     Выйдя из собственного туалета (ее туалет находился вместе с кабинетом, чтобы она не посещала общий туалет в конторе), Карина Карловна увидела, что ее кабинет перекрасился в черно-белый цвет. Вместо изящной мебели, стояла страшная рухлядь, и что самое жуткое, воняло табаком, перемешанным с крепким перегаром. Как будто кто-то минуту или даже менее назад, покинул это помещение. Карина Карловна ступала осторожно, боясь выдать свое присутствие в черно-белом мире, который вновь вторгся в ее сознание. Никого не было, Карина Карловна хотела найти свою сумочку, чтобы достать оттуда необходимые пилюли, но сумочка пропала вместе со всем остальным. Сердце чуть не упало в трусики, от того, что начала открываться дверь в ее собственный кабинет. Карина Карловна спряталась в туалете, только теперь он перестал быть как таковым. Помещение было какой-то кладовкой, в которую была свалена различная дрянь. Тем не менее, Карина Карловна затаив дыхание стояла, не двигаясь, превратившись в подобие гипсовой статуи. Громкий смех и противный кашель, появились в ее кабинете.

     — Кончайте свои шуточки товарищ Репейс, сейчас ни до них, собственно — появился знакомый Карине голос.

     — Какие еще шутки, товарищ Ефимози, этим не шутят — глухой, низкий голос звучал еще громче.

     — Ладно, давайте еще по полстакана винца и нужно проверить наши дела.

     Карина Карловна почувствовала желание во второй раз оставить под собой лужу. Шаги звучали близко и в любой момент, кто-то из них мог открыть тонюсенькую деревяшку, обнаружив за ней грозную директоршу.

      — ‘’Я с ума схожу, мамочка, я схожу с ума’’ — твердила сама себе Карина Карловна, беззвучно.

     — Кстати, а где та баба, про которую Агафья рассказывала.

     — Провалилась, исчезла, ей богу.

     — Ну, конечно, растворилась. Ладно, понятно все с вами, мой дорогой товарищ Ефимози.

     — ‘’Это он про меня‘’ — застряло в голове Карины Карловны.

     Кровь на мгновение перестала двигаться и все же появилась теплая струйка, потекла по ногам, образуя чуть различимую в темноте лужицу. Дверь кабинета громко хлопнула, затем раздался звук закрываемого замка.

      — ‘’Они меня закрыли’’ — подумала Карина Карловна.

     Постояв еще несколько минут, она вылезла из своего убежища. Глаза обнаружили на своем месте ее прежний кабинет, сумочка с таблетками лежала, где и должна была быть. Огромный экран плазменного телевизора транслировал обращение президента к гражданам. Карина Карловна залпом заглотила двойную дозу таблеток, чуть дыша, подошла к двери, та оказалась открытой. Карина Карловна приоткрыла ее сильнее, секретарша находилась на месте с удивлением смотря на директоршу.

     — Никого не было — спросила Карина Карловна, у нее.

     — Нет никого — ответила Света.

     Карина Карловна вернулась в кабинет, подошла к окну. Вид из него излучал привычную цветную урбанизацию за исключением левого кусочка, точнее краешка, но и тот начал на глазах Карины Карловны раскрашиваться цветными, блестящими красками. Тяжело вздохнув, Карина Карловна поняла страшное, ее колготки были абсолютно мокрыми, противная моча попала в левый туфель. Открыв дверь в туалет, Карина Карловна, смотрела на небольшую лужу желтого оттенка на сверкающем импортном кафеле.

     …Проводив Карину Карловну, профессор Смышляев хотел немного отдохнуть для того, чтобы потом попытаться обдумать непонятную для него ситуацию с Кариной Карловной и ее бывшим мужем Эдуардом Арсеньевичом. Только он собрался прилечь на спец - диванчик, как в его кабинет ворвался неприятный мужчина с козлиной бородой рыжего цвета, в огромных ботах с массивными шнурками. Медсестра Шурочка оттягивала этого проходимца за рукав куртки, но тот не поддавался, и все усилия миниатюрной Шурочки были тщетны.

     — Что вам нужно любезный — произнес Смышляев, поднимаясь с диванчика.

     — Я сейчас вызову полицию — громко сказала Шурочка.

     — Не надо, пока Шура, узнаем, что случилось у мужчины, отпусти его рукав.

     — Профессор мне нужно от вас очень простое. Вы должны, мне поставить огромную печать с вашим именем светила психологии на вот эти справки.

     Рыжая борода прокричал свои требования громко, при этом обрызгав профессора слюнями.

     — Что еще за справки, которые требуют моей печати. Это мужчина, собственно, не по моей части.

     — Справки обычные, что я Кусков Андрей Павлович психически здоров.

     — Так это стандартная процедура, вам нужно поехать в психо-корпус и все. Хотя я сомневаюсь, как раз в том, что вы здоровы — Смышляев лукаво улыбнулся.

     Шурочка стояла позади Кускова, боясь оставить профессора один на один с неприятным типом, от которого к тому же ужасно воняло едким потом.

     — Я был там и на справках уже есть печати, но им видимо этого мало. Поэтому я и пришел к вам, чтобы исключить всякие сомнения.

     Рыжая борода взвинчено дергался, вертел головой, пытался жестикулировать, при этом его козлиная борода, то поднималась вверх, то опускалась вниз.

     — Скажите голубчик, а зачем справки и кто у вас их требует — назидательным тоном спросил Смышляев.

     — Власти в департаменте имущественных сношений, требуют от меня справку. Они говорят, что я псих, но это не так. Мне по закону положено. Вот возьмите и выдайте. Им это несложно, только один из трети-статейников мне сказал: ‘’будет прецедент, а этого допустить нельзя’’.

     Рыжая борода, еще больше горячился, профессор отошел от него подальше, так, как слюни продолжали брызгать возле разошедшегося просителя. Профессор про себя примерял к странному типу варианты душевных недугов, получалось только навскидку с десяток предположений.

     — Что или кого, они должны вам выложить?

     — Как что? Корову, у моей бабки забрали корову, вот и верните мне то, что положено — прокричал Рыжая борода, немного испугав профессора.

     Шурочка стояла с округленными глазами, которыми пыталась делать профессору знаки обозначающие, что нужно вызвать охрану или лучше скорую психиатрическую помощь.

     — У вас власти забрали корову? Ах, какая беда, но они предъявили вашей бабушке какие-то документы. Вероятнее всего, это были судебные исполнители. Задолжала ваша бабуля, видимо в силу преклонных лет не помнит, что и когда.

     — Да, нет же. Корову забрали давно. Бабушке тогда самой мало лет было.

     — Значит, корову забрали, вероятнее всего у вашей прабабушки — терпеливо говорил Смышляев.

     — Какая разница от этого. Нужно вернуть, время теперь пришло. Коммунистов изгнали уже, как четверть века назад, а коровы как не было, так и нет. Я уже не первый год бьюсь и все равно получу свое.

     Рыжая борода продолжал вести себя импульсивно. Шурочка сгорала от нетерпения нажать специальную кнопку. Смышляев терпеливо продолжал разговор с необычным посетителем.

     — Так кто забрал корову, поясните мне. Коммунисты или большевики? Если в сороковых, то это видимо коммунисты, а если в двадцатых, то это, скорее всего большевики.

     Профессор специально говорил ерунду, но не для Рыжей бороды, а для того, чтобы самому вникнуть в ситуацию. Что-то непонятное происходило на его глазах. Сначала эти двое, теперь этот с коровой, изъятой большевиками. Смышляев подошел к окну. Глаза по непонятной причине обманывали его. В числе прогуливающихся граждан, он отчетливо видел несколько черно-белых, вот еще и еще: ''господи, спаси и помилуй‘’, подумал профессор.

     Рыжая борода замешкался, соображая, кто именно забрал корову.

     — Видимо, это были большевики. Бабушка говорила, что они коровами занимались, это по их части.

     — А коммунисты видимо занимались свиньями и утками? — спросил профессор, присаживаясь с тяжелой головой на кресло за столом.

     — Не знаю, но корову нужно вернуть. Поэтому ставьте печать, а я своего добьюсь. Хоть на край света дойду, но корова будет моя — кричал Рыжая борода, его глаза выражали близкое безумие, борода торчала, как прибор доктора Шабанеуса, огромные боты растопырены, и на них толстые, как бечева шнурки.

     — Скажите, а есть ли у нас закон о возвращении коров? Может его, еще не приняли, и вам лучше обратиться к законодателям, чем к исполнителям.

     Профессор Смышляев ощутил, что у него самого плывет голова. Огромные боты черного цвета на ногах Рыжей бороды, поменяли свой черный цвет на тускло-черный, как будто кто-то заснял их на старую кинопленку.

     — Давайте свои справки — сказал Смышляев, после чего поставил две отчетливые печати по одной на бумажку.

     — Вот так-то лучше, теперь корова будет моя.

     Рыжая борода, не поблагодарив профессора, вылетел из кабинета, при этом, чуть не сшиб с ног, озадаченную внешним видом Смышляева Шурочку.

     …Эдуард Арсеньевич рьяно взялся за дело. Получив необходимый ему больничный, после посещения профессора Смышляева, он поверил в исцеление. Если именитый профессор обещает ему, что все будет хорошо, то все должно быть хорошо.

     Автомобиль Эдуарда стоял возле трехэтажного здания ‘’Грядущего общества‘’, сам его хозяин нервничал, поглядывая на часы. Должна была появиться Лера, но ее не было. Они договорились ехать в загс, Эдуард несколько раз набрал номер Леры, только ему долбили в голову одни длинные гудки.

      — ‘’Неужели Процентов уже прибрал ее к своим рукам‘’— думал Эдуард.

     Все было просто. Нужно как можно быстрее зарегистрировать брак. Потом предъявить в секретариат справку об этом, и тогда никакой Процентов нестрашен. Дальше Лера уволится, это обязательно. Жена помощника делегата государственного совета не может работать секретаркой. Эдуарду Арсеньевичу не хотелось, чтобы жирный хряк Процентов даже несколько раз насладился прелестями его будущей жены. Воображение издевалось над Эдуардом, пока Леры не было на горизонте. Процентов виделся обязательно с трясущимся жирным животом, который зарос, как у обезьяны жесткой шерстью, такая же жопа и, конечно, большой торчащий прибор. Про кого бы ни подумал Эдуард, прибор должен быть, назло ему обязательно большим. Видимо от того, что такого не было у самого Эдуарда.

     Время вышло, терпение кончалось. Леры не было. Эдуард вышел из машины, чтобы проверить наличие авто Процентова. Варианта имелось два. Один — это личное авто хряка, в виде новейшего ауди или служебный скромный мерседес трехлетней выдержки. К разочарованию Эдуарда оба авто находились на стоянке, присыпанные мелким декабрьским снежком.

     Отойдя в сторону, испытывая щемящую злобу. Эдуард достал сигарету, но в очередной раз не мог найти зажигалку. Возле него появился прохожий, который размашистыми шагами спешил к зданию. Его рыжая борода ловила направление ветра, ноздри раздувались.

     — Прикурить не будет? — спросил Эдуард.

     Рыжая борода остановился в поисках зажигалки. Протягивая обнаруженное огниво, обладатель рыжей бороды спросил.

     — А вы случайно не из имущественного отдела, мне кажется, я вас там видел.

     — Нет, я не из имущественного, но совсем рядом с ним.

     — Вы должны мне помочь. Пойдемте со мной в отдел имущественных сношений. Они должны мне вернуть корову. Вы понимаете меня? — борода бесцеремонно хватал Эдуарда за руку.

     — Какая корова, о чем вы гражданин. Кто у вас забрал корову?

     — Большевики забрали. Сейчас нужно вернуть. А мне отказывают, развели бюрократию.

     Эдуард думал о своем. Необходимо идти на поиски Леры. Рабочий день подходил к концу. Она должна была выйти пораньше, неизвестно, что случилось. Неужели Процентов раскачался так быстро.

      — Пойдемте со мной, — убеждал Эдуарда Рыжая борода, мысль идти внутрь совпала с просьбой бороды, и Эдуард ответил.

      — Хорошо пойдемте, посмотрим, чем вам можно помочь.

     Они двинулись к зданию. Рыжебородый продолжал что-то говорить о незаконном изъятие. А Эдуард в страшном кошмаре наяву, представлял голого Процентова и обнаженную Леру рядом с ним.

     Отдел имущественных сношений находился на первом этаже в конце правого крыла, кабинет самого Эдуарда в нем же, а кабинет Процентова, как раз над ними. Подойдя к своему кабинету, Эдуард увидел табличку ‘’приема нет‘’. Рыжая борода кинулся в знакомую ему сторону, испугавшись отсутствия людей возле кабинета. Эдуард дернул ручку двери, затем постучал. Ему никто не ответил. Рыжая борода подлетел к нужному кабинету, там так же красовалась надпись ‘’приема нет‘’.

     — Черт! Проклятье, но ничего завтра, вы от меня никуда не денетесь — орал Рыжая борода в сторону запертой двери.

     Эдуард, не выдержав нахлынувшей обиды, бегом бросился на второй этаж к кабинету Процентова. Подбежав к кабинету, Эдуард, забыв о последствиях, сильно дернул ручку, но дверь и здесь была заперта. Глубоко выдохнув, он повторил попытку с тем же результатом, после чего увидел табличку ‘’приема нет‘’. Эдуард посмотрел на часы, время обманывало его, еще был рабочий день.

      По лестнице в обратном направлении Эдуард спускался медленно, представляя себе все того же Процентова. Его жирная физиономия не выходила из головы, по которой кто-то сильно долбанул огромным пыльным мешком.

     Нижний этаж оказался совершенно пустым. Эдуард присел на один из мягких стульев вдоль стены, ни в силах больше двигаться. Прислонившись головой к стене, он хотел отключиться, но появился Рыжая борода. Он уселся рядом и, слава богу, молчал. Кажется, Эдуард все же отключился, затем открыв глаза, посмотрел на Рыжую бороду, тот спал, похрапывая сидя. Эдуард начал подниматься, но резко опустился на прогретое задницей место. Рыжая борода пускал слюну, она стекала на темный, замызганный пиджачишко. Рядом с ним лежал еще более сально-вытертый тулупчик и грязная, непонятной шерсти шапка. На ногах обуты серые пимы в огромных черных калошах. Эдуард специально закрыл глаза, чтобы видение исчезло, но открыв их, он увидел туже самую картину.

      — ‘’Где мое пальто‘’? — подумал он, осматривая свою одежду. Костюм не первой свежести, такая же рубашка светло-коричневого цвета, на ногах страшные, бесформенные ботинки.

     Шатаясь, как пьяный Эдуард все-таки пошел к выходу из здания. Открыв дверь, он вдохнул чужой воздух, от чистоты которого у него закружилась голова. Пройдя несколько метров Эдуард, понял, что не одет, а на улице довольно холодно. Перед ним двигались люди одетые в мрачную одежду, даже их походка казалась неестественной. Ноги сами повернули назад, перед глазами снова были две двери. Войдя внутрь Эдуард, к своему удивлению обнаружил пожилую женщину вахтера.

     — Что же вы не одеваетесь? — спросила она у него.

     — А моя одежда здесь?

     — Чудак человек, конечно.

     Женщина подала ему пальто.

     — А шапка, шарф, перчатки у меня были? — спросил он.

     — В кабинете, видимо, у вас лежат — ответила женщина вахтер.

     Эдуард двинулся по коридору, резонно рассудив, что его кабинет остался прежним. Кабинет был открыт. Эдуард вошел внутрь с опаской. Внутри, вместе с убогой обстановкой сидел незнакомый человечек маленького роста с такой же маленькой бородкой.

     — Эдик ты что вернулся? — пропищал тонким голосом незнакомец.

     На подоконнике Эдуард увидел, шапку, перчатки и клетчатый шарф.

     — Вы кто? — простодушно спросил Эдуард.

     — Ты что Эдик, успел выпить. Я — Незаметов Илья Сидорович — засмеялся Илья Сидорович, с интересом смотря на пришибленное лицо Эдуарда — Ты что такой, в ЧК, что ли вызвали — при этом голос Ильи Сидоровича изменился до зловещего шепота.

     — Нет, а что могут вызвать?

     — Поплюй Эдик.

     Сказал Илья Сидорович и тут же начал плевать через левое плечо, и стучать по деревяшке стола.

     — Домой, чего не идешь, Илья Сидорович — мрачно спросил Эдуард.

     — Мне, зачем торопиться. Я пока здесь в левом крыле, обитаю.

     — А что там? — изумился Эдуард.

     — Общежитие рабочего контроля Эдик. Ты какой-то странный, не узнаю тебя — взгляд Ильи Сидоровича потихоньку начал трансформироваться в заметное подозрение.

     Эдуард заметил изменения в голосе и взгляде коллеги, но не знал, что ему делать и, как правильно себя вести. То, что видение испарится, у него не было никаких надежд, что-то изменилось внутри, и он чувствовал это. К тому же он не знал, куда ему идти, что делать дальше, и вообще, как быть, и чем заниматься. Он ощущал полную пустоту вокруг себя, был он, — и был он в гостях у совершенно чужого мира.

     Эдуард молча свернул пальто, положил его на край кушетки, которая располагалась у стены в кабинете. Сел на кушетку и начал развязывать шнурки на ботинках. Илья Сидорович с изумлением наблюдал эту сцену.

     — Эдик что с Кариной поругался? — не выдержал Илья Сидорович.

     — Она мне с кем попало изменяет — зевнув, произнес Эдуард.

     — Странно — сказал Илья Сидорович.

     — Ничего странного, не везет мне с бабами.

     — Квартиру, вроде, тебе выделили, а не ей. Я бы не уступал ей ничего.

     Не зная, как подойти к вопросу не вызвав подозрения Эдуард решил, будь, что будет.

     — А где моя квартира?

     — Там же, улица двадцать пятого октября, дом восемь, квартира пять, бывшая Мясоторговая, бывший торговец сахаром Прянников, недавно приговоренный к высшей мере социальной защиты — подробно пояснил Илья Сидорович, после чего добавил.

      — Эдик кончай пить, не одному тебе тяжело.

     — Ладно, пойду — сказал Эдуард, чувствуя, что его начинает тошнить от наступающего со всех сторон страха.

      — ’‘Я схожу с ума. Вот я иду, и я сошел с ума‘’. Коридор был пуст на порванной обивке засаленного дивана, по-прежнему спал гражданин с рыжей бородой.

     3. В гостях.

     Эдуард остановился напротив. Внимательно наблюдая за движением очередной порции слюны, стекающей по рыжей бороде на замызганный пиджачок. Обладатель бороды спал крепко и даже, когда Эдуард уселся рядом, Рыжая борода не шелохнулся. Посидев минуту, Эдуард толкнул Рыжую бороду в плечо. Тот подскочил, как на пожар.

      — ‘’А…что…А… кто‘’ — заспанные глаза пытались понять, где он и, что с ним.

     — Доброе утро, товарищ — с иронией произнес Эдуард.

     — А это вы господин помощник делегата государственного совета — Рыжая борода, начал приходить в себя.

     — Вы что товарищ, какой еще помощник делегата. Все делегаты и их помощники давно отправлены в нужном направлении. Не нужно так выражаться, а то знаете может всякое случиться.

     Эдуард внимательно смотрел в глаза Рыжей бороды. Тот абсолютно ничего не понимая рассматривал мрачный и какой-то чересчур помятый костюм Эдуарда. Хватал ртом воздух, ни в силах вымолвить что-то внятное. Взгляд Рыжей бороды упал на вещи, которые лежали рядом.

     — Это ваше? — спросил он Эдуарда.

     — Нет, товарищ, я думаю, это ваши вещи.

     — Ничего не понимаю — пробурчал Рыжая борода.

     — Вы товарищ, кажется, искали свою корову (Эдуард сам удивился, что вспомнил об этом сейчас)

     — Да именно этим я занимаюсь. Понимаете, это вопрос принципа. Нельзя подобные вещи оставлять безнаказанными. Нужно отвечать за свои мерзостные поступки. Если бы я мог отстоять корову, то я бы ее отстоял. Теперь же я должен восстановить историческую справедливость. У нас любят много говорить, но ничего не делают, чтобы реально показать людям, кто есть кто.

     Рыжая борода, окунувшись в коровью тематику, забыл о внешности господина помощника делегата государственного совета и о своей, видимо тоже.

     — Вам повезло любезный товарищ. Вы просто не понимаете, как вам повезло. Случилось чудо, и случилось оно, видимо, специально для вас.

     Эдуард снова поплыл, шутки шутками, но он тоже находился здесь и что ждет его самого, было неизвестно.

     — Чем мне повезло — Рыжая борода по-прежнему ничего не мог понять. Может он думал, что спит, может что-то еще.

     — Вы счастливец. У вас есть возможность восстановить справедливость в самом, что ни на есть первоисточнике. Я надеюсь, они вас выслушают и обязательно вернут вам корову. Только не знаю, как у нас со временем. Где они сейчас, точнее мы с ними, а где ваша корова. Может, ее еще не забирали у вас или там, у кого-то из ваших предков.

     Рыжая борода открыл рот, показывая Эдуарду свои желтые зубы.

     — Я понимаю, что вы меня можете разыгрывать … — начал говорить борода, но Эдуард его перебил.

      — Какой тут розыгрыш, знаете, я думаю, здесь есть что-то вроде секретариата, он всегда есть в учреждениях власти, неважно кому принадлежит эта власть. Идите прямо сейчас не теряйте времени. Чем быстрее все выясниться, тем лучше.

     — Нет, вы, что сейчас все закрыто время позднее — отбрыкивался от сумасшедшего помощника делегата Рыжая борода.

     — Что вы говорите товарищ. Здесь даже есть общежитие для сотрудников. Они не уходят отсюда вовсе, а вы говорите мне, — приема нет. Идите время не ждет.

     Эдуард, договорив, сам встал и пошел по коридору.

     — Подождите — произнес Рыжая борода.

     В ответ Эдуард лишь отмахнулся рукой. Его фигура удалялась, шатаясь, после десятка шагов, спина Эдуарда пропала за углом коридора.

     Андрей Кусков, он же Рыжая борода, остался на жесткой лавке. То, что помощник делегата сошел с ума или обкурился не вызывало никаких сомнений, но вот, что стало с его одеждой. Он с неприязнью рассматривал свои обновки. Мимо него прошла барышня из ‘’художественного театра‘’ с дымящейся папиросой.

      — ‘’Цирк какой-то. Идти надо, как я так заснул. Сон странный ‘’.

     Рыжая борода хотел вздохнуть облегченно, убедив себя в наличии истекшего сна, но его ноги ощутили грубые валенки.

     — Что стоишь здесь проходимец. Не вздумай, мне здесь на ночлег пристроиться. Вышвырну поганку за шкирку. Мотай на вокзал, или в ночлежку общественной коммуны — голос бабы Фроси, ввел Кускова в окончательный ступор.

      — Ты, что оборванец налакался? Иди, давай отсюда.

     Баба Фрося воинственно со шваброй наперевес, двигалась в сторону Рыжей бороды.

     — Ты что бабуля — отступая, бормотал он.

     — Давай к выходу упырь деревенский. Я тебе не посмотрю на революционное равноправие, сейчас же окажешься у меня в Чеке.

     Чем так сильно не угодил обладатель рыжей бороды, бабе Фросе, было известно только ей.

     — Мне в секретариат нужно, что вы на меня набросились.

     Испугавшись, промямлил Рыжая борода, надевая тулупчик и вертя в руках облезлую шапку.

     — Так и иди в секретариат. Знаю я вас — немного сбавила тон баба Фрося.

     — А где он? — спросил Рыжая борода.

     — Так я и знала. Пошел вон отсюда.

     Рыжая борода, выставив бороду вперед себя, начал двигаться, ускоряя шаги.

     — Давай, давай — кричала баба Фрося.

     — Что происходит Ефросинья Сергеевна? — раздался низкий, прокуренный женский голос.

     Рыжая борода опознал в обладательнице голоса театральную женщину. Она стояла, перегораживая ему дорогу вперед, а за его спиной гремело ведро бабы Фроси.

      — ‘’Черт‘’ — подумал Рыжая борода, приближаясь к нафталиновой женщине.

     — Мне нужно в секретариат — сказал он, не сближаясь с женщиной.

     — Пройдемте, если у вас срочное дело.

     Женщина повернулась к нему спиной. Двигаясь за ней, он слышал, как ворчала баба Фрося.

      — ‘’Ходят тут и ходят, время затемно, а все покоя нет от этих просителей. При прежнем режиме двинули бы пинка под зад, так и летел бы до своего уезда, чертыхаясь‘’.

     Рыжая борода зашел в большой освещенный кабинет, который был перегорожен стойкой на две части. Женщина приподняла деревяшку и оказалась по другую сторону барьера от него.

     — Слушаю вас — сказала она, надев на тонкий нос, такие же тонкие очки.

     — Я насчет коровы.

     — Насчет коровы. Скажите свою; фамилию, имя отчество, место жительства — не поднимая глаз, произнесла женщина.

     Рыжая борода не поверил в ее реакцию, слишком спокойно она отнеслась к его словам.

     — Я насчет коровы, гражданочка — повторил он.

     — Я хорошо вас поняла. Правильно сделали, что пришли. Я вас выслушаю, запишу под роспись. Потом отправлю в отдел комиссариата по утраченным ценностям. Вы грамотный? — женщина только сейчас подняла на него свои уставшие глаза.

     — Я-то, да — ответил Кусков.

     — Хорошо. Ваша фамилия?

     — Кусков Андрей Павлович.

     — Место рождения.

     — Деревня Балалайкино, Кировский район, Томская область — сказал Кусков.

     — Что значит район и область? — спросила женщина, но, не дождавшись ответа, стала записывать. Рыжая борода, стоя напротив видел, как перо окунается в чернила, аккуратно выводя строчки; Балалайкино, Кировского уезда, Томской губернии.

     — Извините, такой уезд существует? Я что-то не припомню?

     Рыжая борода молча кивнул в знак утверждения.

     — Год рождения?

     — Семьдесят четвертый — выдавил из себя Рыжая борода.

     Перо довершило запись. Тысяча восемьсот семьдесят четвертого года рождения, — крестьянин.

     У Рыжей бороды под тулупчиком все покрылось испариной от страха, ему хотелось бежать отсюда, куда глядят глаза.

     — Рассказывайте, что у вас случилось. Мне тоже необходимо отдыхать. Время уже позднее.

     — У меня отняли корову, точнее у моей… — начал Рыжая борода.

     — Кто отнял и когда?

     — Ну, эти большевики, как их там.

     Рыжая борода, произнеся эти слова с испугом наблюдал, как изменилось лицо женщины. Она медленно сняла с переносицы очки. Затем одела их снова, видимо, не веря своим глазам и не доверяя своим ушам.

     — Вы товарищ ничего не путаете. Хорошо даете отчет тому, что собирает ваш язык. Мы не отнимаем коров, а возвращаем их, даже если их и никогда не было у эксплуатируемых.

     — Я ошибся. Бес попутал, несу сам не соображая что — Рыжая борода не понимая, что с ним происходит, хорошо понял, что сказал не то, и даже очень не то.

     — Когда у вас забрали корову? В восемнадцатом или в девятнадцатом? — строго спросила женщина.

     — В восемнадцатом — наугад ляпнул Рыжая борода, желая только одного поскорее убраться отсюда.

     — Вы обращались в свой комитет по распределению?

     — Нет, я еще не был дома. Я был долго далеко от дома — Рыжая борода, говорил, уже находясь в очевидной прострации.

     Женщина вопросительно посмотрела на него, хотела, видимо, что-то спросить, но передумала.

     — Вот вам направление к уполномоченному Шутову Сергею Юрьевичу. Успокойтесь, вернется к вам ваша корова, может еще лучше, чем была. И вот что товарищ постарайтесь в будущем не путать политические термины. Это важно в первую очередь для вас. Радуйтесь, что власть большевиков вернет вам вашу корову, и еще может со временем человека из вас сделает. Как можно путать народную власть с колчаками, ужас какой-то. Идите и благодарите меня. Нет желания разбираться, кто вы и откуда. Но предупреждаю, на приеме у уполномоченного вас спросят больше.

     Женщина вручила Рыжей бороде бумагу с печатью и числом. В пояснении были слова: ‘’По поводу возвращения коровы и другого имущества, отнятого эксплуататорами у товарища Кускова Андрея Павловича ‘’.

     …Эдуард Арсеньевич Калакакин, помощник делегата государственного совета, начальник левого отдела, перебирая ногами снежную грязь, плелся по указанному ему адресу, Незаметовым Ильей Сидоровичем. Противное месиво разбухшего, растоптанного ногами снега затрудняло движение. Лишь местами попадались островки твердой поверхности. Оттепель, редкая для этого времени года посетила городок. Доставив искрению радость детворе, предоставив возможность играть в снежки, лепить снеговиков, и вызвав жуткое раздражение взрослых, которые проклинали неожиданную распутицу. Не стал исключением и Эдуард Арсеньевич, несмотря на то, что появился здесь нежданно негадано, но, почти так же, как и эта аномальная оттепель с мерзким снежным месивом и липким мокрым снегом на лицах. Улица, окрашенная в черно-белый цвет, не допускала к себе красок вовсе. Эдуард имел внутри твердое убеждение в том, что он находится на какой-то неизведанной доселе фазе умственного помешательства. Уже не удивлялся тому, что вместе с его временем пропали и все остальные цвета.

     — ‘’Где, черт бы его побрал, желтый, куда делся синий, и почему нет, даже самого главного красного? ‘’. Хотя в какой-то момент Эдуард заметил, что именно красный цвет выделяется чуть-чуть заметным оттенком, покраснения самого себя. Все остальные нет, а этот тяготеет, тянется к воплощению реальных очертаний.

     Боты промокли, подошва жесткая на первый взгляд, да и сами боты, как казалось, сделанные на железном каркасе имели где-то очевидные не плотности. В детстве у него, кажется, были такие же боты, может это они и есть, или ему это снова привиделось.

     Холодная влага отмораживала ногу, куда более реально, чем все мысли о происхождении каркасов и чего-то подобного. В одном месте Эдуард Арсеньевич соскользнул на обледеневшей доске, не удержал равновесие, после чего обрызгав лицо от падения собственной задницы в оттаявшую жижу, услышал противный смех двух румяных, как крендель барышень. Не было сомнений, что эти особы есть элемент враждебный, откормленный на кулацких харчах. Хорошо вымытых с душистым мылом в прочной баньке из плотных, как камень лиственниц, затем полностью и до красна обтертых махрой чистых полотенец, включая; руки, ноги, животы, а вместе с ними груди, задницы. Эдуард, поднявшись, молча смотрел на барышень, и ему до смерти захотелось бабу. Понимая, что до бабы ему сейчас далеко, как до луны пешком, он хотел завыть на пасмурный свод неба, озабоченным и голодным волком.

      — ‘’Где моя Лера?’’ — пронеслось в его голове.

     Лера была по другую сторону реальности, барышни надменно смеялись по эту. Задница Эдуарда намокла, на пальто налипли брызги грязной жижи.

     — Ты не обделался милок — раздался голос, с другой стороны от смеющихся барышень.

     Противно было, от того, что он снова был женский, только глубже выдержкой не менее трех десятков лет. Симпатичная молодая бабенка, улыбалась глядя на Эдуарда. На ее голове была красная косынка, одетая явно не по погоде и она, как раз затаившись, отделяла от себя оттенок красного на темном.

     — Помочь тебе чем? — сказала она, глядя на жалкую позу Эдуарда Арсеньевича.

     — Помоги, где тут дом двадцать пятого октября, улица восемь?

     — Улица двадцать пятого октября, а дом восемь, прямо перед тобой, возле него ты и приземлился, милок.

     — Ничего смешного — ответил Эдуард.

     Затем он долго старался очистить мокрую грязь со штанов и пальто, нервно стирая ее прямо руками.

      — Надо же было так шибануться. Проклятый лед под снегом. Здесь, видимо, понятия не имеют, что такое уборка улиц — говорил сам себе вслух Эдуард Арсеньевич.

     Румяные барышни удалились, покинула его и смешливая молодуха. Теперь никто не обращал на него внимания. Эдуард Арсеньевич вспомнил важную деталь, которую ему поведал Незаметов. В его квартире должна быть Карина, да он так и сказал: — ‘’Карина, ты с Кариной поругался ‘’: — ‘’Какая ни есть, но все же баба‘’ — подумал Эдуард.

     Правда надежда продержалась не долго. Он вспомнил надменный взгляд Карины, еще хуже звучали ее слова, переходящие в гомерический хохот.

     …Карина Карловна с неприязнью смотрела в окно. Пасмурное небо, казалось ей продолжением кошмарного сна, только вот физиологические процессы в виде; осязания, слуха, голоса, да и что греха таить обычного мочеиспускания, говорили ей, что сон окончен, а кошмар по каким-то причинам продолжается.

     Страшная отвратительная, грязная грузовая машинка, напоминающая игрушку, тарахтела в снежном месиве, застряв всеми своими тонкими колесами. Неприятный тип с усами и измученной алкоголем физиономией, что-то кричал. Молодые парни в военной форме похожие на дебилов из психо-отстойника, толкали машинку налегая на борта. Их ноги в смехотворных обмотках и таких же куцых ботинках, тонули в жидкой развозне. Тот, который с усами выскакивал из кабины, показывал им, как нужно навалиться, и видимо на какую сторону, сделать решающий упор. Вероятно, при этом все эти мальчики дебилы должны были еще хорошенько пернуть и тогда машинка обязательно поедет. От их выперда разольется черно-белый смог газов, такой же, как и все здесь.

     Чужая квартира, неуютная, холодная до потери сознания. Какая-то мебель, найденная на забытой всеми богами помойке. Ужас вторгся в реальность, не было даже намека, как и чем это можно прекратить. Вещи, облегающие выхоленное тело, мучили его, точнее ее кожу, своей грубостью. Карине Карловне хотелось чесаться, еще отмыться, но не здесь, а там дома. Унитаз, впитавший в себя всю русскую историю испражнений, сначала заставил ее почувствовать позыв тошноты. Потом она с трудом перевела дух, делать то нечего, но не мочиться же ей прямо на пол. Все дело в ногах, они мерзли от этого, и хотелось на унитаз. Сидение же сливалась с ним грязным запахом мочи, которая пропитала собой его опилочную сущность. Карина Карловна пыталась усесться на него с ногами, но попытка закончилась неудачно. Карина соскочила с противного предмета, ей показалось, что этот проклятый унитаз шатается. Терпение подходило к исходу. Поиски салфеток или хотя бы газеты не привели к результату. Тогда Карина Карловна увидела спасительное решение. Возле умывальника висело грязное вафельное полотенце.

      — ‘’Все чище, чем это сиденье’’ — подумала она, аккуратно расстилая полотенце на седушку унитаза. После чего с наслаждением освободилась от давящей на промежность мочи.

     Ржавая вода текла из крана. Кусок мыла вонял мертвыми собаками. Ад земной, не посчитавшись с выплатами иерею Мартемьяну, опустился на несчастную Карину Карловну. Мука длилась примерно два часа. Потихоньку Карина Карловна начала успокаиваться и даже умыла лицо. Вода воняла чем-то неестественным. Таких запахов Карина Карловна не знала, хотя может, сумела давным-давно забыть. Преодолев физический шок от места нахождения, она начала впадать в истерию от факта случившегося. Самое страшное крылось в том, что она все понимала, все осознавала, чувствовала, но это ничего не могло изменить. Пелена смутного тумана настойчиво погружала ее в приближающуюся истерику. Первой фазой для Карины всегда была злость, выплескивание злости на все, что только можно. После этого она чувствовала облегчение, но если истерика не отступала, тогда Карина впадала припадочный рев. Правда, случалось это с ней всего два раза в жизни, и, то очень давно на заре несчастной любви ранней молодости, и еще во время начала социального возвышения, но не все всегда бывает гладко. К достоинству старой стервы, нужно добавить, что она умела делать выводы из тех ситуаций, в которые иногда все же заводила ее дорожка судьбы.

     Сейчас же выглядело все полнотой беспросветного мрака, ни больше, ни меньше. Борьба за мягкость туалетной бумаги, теплоту джакузи, чувствительность фалоимитатора, удобство интерьеров, толстоту банковской карты и многого другого — привели Карину Карловну к степени очевидного безумия. Глупый вопрос возвращал ее во времена советских ненавистных, сейчас кукол, где она хнычет возле матери. Та не хочет ее слушать и пихает в рот Карины безвкусную манную кашу без сахара. Вопрос этот остался, как казалось там навсегда — ‘’За что? Почему?‘’ — Карина Карловна считала, что все осталось позади. Вопрос казалось, испарился, канул в небытие по пришествию новой настоящей жизни со всеми ее прелестями и что важнее осознанием этих прелестей, как незыблемой аксиомы бытия. Но не тут-то было, он возвращался время от времени и сейчас надсмехался над ней — ‘’За что? Почему? Как такое могло случиться?‘’.

     Воспоминания начали наползать. Она со злостью, во второй раз представила свою давно умершую мать, швырнула об стену первый попавшийся предмет. Перевернула пинком, пыхтя от ярости попавшийся на пути табурет. Войдя в раж, Карина Карловна начала разбивать все, что ей попадалось под руку, пинать и пихать то, что было возле ног. При этом она жутко вопила, визжала извергая проклятия на прошлое, настоящее, будущее и многое другое, что только могло посетить ее воспаленное воображение.

     Сорвав со всей силой с окна занавеску, Карина Карловна бросила ее под ноги, с яростью разъярённой кошки, начала ее топтать. Лицо исказилось, губы и без того тонкие слились в узенькую полоску. Глаза сверкали. Увеличившись, они делали Карину симпатичнее. Очки из коллекции ‘’optic gold lux‘’ отсутствовали, мина превосходства была не нужна, от этого глаза Карины приобрели потерянную глубину, она не видела своих глаз, зато они увидели через окно что-то интересное.

     Без всяких сомнений — это был Эдя, Эдичка Калакакин. Карина Карловна выдохнула в одно мгновение, отключившись от собственной истерики.

     — Господи. Опять обасрался ничтожество — сказала Карина сама себе вслух — Уродец, и есть уродец — продолжила Карина

     Как ни крути, а появление здесь знакомого, пусть это даже Калакакин, обрадовало Карину. Настроение заметно изменилось. Карина с удовольствием наблюдала за комичным положением, в которое попал ее бывший супруг. Лицо прояснилось, губы приобрели обычную форму. Глаза еще оставались в необычном ракурсе, не успев принять свою жесткость с ледяным отблеском презрения. Ей стало смешно. Калакакин открывал рот, что-то говоря сам себе. Затем она видела, как над ним смеются посторонние бабы.

     — Для баб ты Эдя всегда будешь посмешищем — произнесла Карина, начав поправлять волосы, приводить в нормальный вид то, что называлось халатом. С ужасом еще раз осмотрела свое белье, в виде панталон с кружевами на ляжках, неестественного своей формой лифчика.

      — ‘’Тьфу ты‘’ — это единственное, что пришло ей в голову.

     Калакакин очистил, как мог пальто. Карина Карловна испугалась, что этот уродец сейчас пропадет, просто отправившись вглубь неизвестной улицы. Исчезнет, как будто его и не было. Карина стала сильно стучать по стеклу с криком.

      — ‘’Эдя‘’, но Калакакин не слышал ее. Карина Карловна побежала к двери. Выскочила в парадную, но услышав звук на первом этаже, вернулась к двери. Пьяный голос напевал что-то несуразное. Показываться в таком обличии перед очами пьяного забулдыги, Карина не могла. Это было слишком, не смотря на желание встретиться с Калакакиным. Если кто-нибудь еще вчера, сказал бы Карине Карловне, что она, как озабоченная баба побежит в одном халате навстречу Калакакину, она выцарапала этому или этой сволочи глаза. Это было бы оскорбление, а сейчас она сжимала губы от досады на пьянчугу, что по-прежнему пел какую-то тарабарщину, усевшись своей жопой на ступеньки лестницы между первым и вторым этажом.

     Дверь стукнула, кто-то вошел в парадную. Карина Карловна выглядывала между пролетами, надежда ей подсказывала появление Калакакина. Через несколько секунд она увидела его, еще секунда, и зазвучал знакомый голос.

     — Товарищ, где здесь квартира номер пять?

     — Наверх ступай говнюк, тамбовский волк, тебе товарищ — нагрубил Калакакину пьянчуга, но Калакакин смело обойдя его, двинулся вверх.

     — ‘’Точно Иннокентий Иванович говорил о том, что Эдя приходил к нему с такими же проблемами, что и я‘’ — подумала Карина Карловна.

     Она бросилась внутрь квартиры, закрыла дверь. После чего вальяжно подошла к зеркалу, посмотреть на себя, в ожидании Калакакина.

      — ‘’Кто бы мог подумать‘’— усмехнулась она.

     Зеркало в коричневой раме с искусно вырезанными фигурками; ангелочков, звездочек, солнца, луны. Под полотном зеркальной поверхности, нижняя часть рамы, в виде такой же ажурной полочки. Настоящее дерево с глубокой пропиткой.

      — ‘’Хорошая вещь‘’ — подумала Карина Карловна.

     В этот момент раздался стук в дверь. Поправив халат, еще раз проведя руками по волосам, Карина Карловна попыталась увидеть свои очки, но их не было. Стук повторился.

     — Кто еще? — спросила она через дверь, делая свой голос, как можно грубее.

     — Это я Эдя, Карина открой, пожалуйста.

     — Чего тебе еще надо неудачник.

     — Открой дверь — голос Эдуарда Арсеньевича звучал неожиданно смело.

     Заскрипел замок, дверь двинулась навстречу Эдуарду. Карина Карловна показалась, ему прямо обворожительной, к тому же на ней не было этих гадких очков, которые, как, оказалось, очень сильно определяли степень стервозности

     — Ну и что Эдя — сказала Карина Карловна, как будто Эдя приперся к ней в их обычной реальности.

     — Домой пришел, дорогая. Если ты не в курсе, мы с тобой муж и жена. В исполкоме мне дали адрес, и вот я здесь.

     — В каком еще исполкоме? — округлила глаза Карина Карловна.

     — В обыкновенном исполкоме, где я имею честь служить, на благо народной власти под мудрым руководством совета народных комиссаров, партии большевиков.

     Эдуард Арсеньевич уселся на табуретку, оглядывая убранство квартиры с заметной долей обреченности.

      — Так значит, здесь мы с тобой живем. Что же совсем неплохо, для нынешнего положения.

     Карина Карловна сохраняла молчание, но длилось это не долго.

     — Значит так Калакакин, не строй из себя чего-то, как был ты неудачник так им и останешься. Это первое, а во вторых поясни мне, чем тогда занимаюсь я.

     — Я не знаю, видимо, прячешься за моей шкурой. Скрываешь свое происхождение, прежнее место работы. Ты же у нас управляющая заводом, верная овчарка эксплуататоров. Вот и сидишь, зубы скалишь.

     Эдуарду понравились собственные слова. И то, как он их говорил, и то, как реагировала на них Карина, не зная, что ей сказать и, как себя показать.

      — ‘’Совсем неплохо получается. Квартира есть, должность в том же здании. Обустроенности нет, комфорта, да и хрен с ним, стерпеться слюбится’’.

      Эдуард понял, что в его голову лезет дурость, какое может быть стерпится, — как попасть домой, вот о чем нужно думать.

     — Давай, дорогая раздевайся, будем супружеский долг исполнять.

     От прозвучавшей наглости Карина Карловна поднялась со стула, на котором сидела до этого напротив Эдуарда Арсеньевича.

     — Скажи Эдя, у тебя при новой власти размер увеличился или как?

     Карина Карловна заглядывала Эдуарду в глаза, продолжая вопрос мимикой на лице: — ‘‘Ну, как а? Ну, как Эдя выросла пиписька? ‘’

     — Не знаю, не смотрел еще размер, вот сейчас и проверим.

     Эдуард Арсеньевич осмелев, обнял Карину Карловну за плечи, сейчас он был готов на все лишь бы удовлетворить свое желание обладать бабой.

     Карина Карловна начала вырываться, отпихивая, что было сил Эдуарда.

     — Руки убери! — кричала она, Эдуард, от этого лишь сильнее распалялся.

     — Отпусти сука, тебе сказала — плевалась слюнями Карина Карловна.

     — Нет, это ты Кариночка сука, причем отъявленная. Никто тебе здесь не поможет.

     — Ты знаешь, что тебе будет за изнасилование — Карина Карловна применяла последние попытки образумить Эдуарда Арсеньевича.

     — Успокойся, ничего мне не будет, потому что и нас с тобой здесь тоже нет.

     Эдуард оттащил ее на кровать, жадно тискал грудь, порвал пуговицы на халате. После отчаянных попыток освободиться от Эдуарда Арсеньевича, Карина Карловна потеряла посадочное место своих панталон, они болтались чуть ниже колен, связывая ноги. Еще через минуту, она поняла, что сама хочет сдаться неожиданному напору Эдуарда. Немножко еще по сопротивлявшись, для полного удовольствия, Карина Карловна сказала.

      — Ну, хватит пыхтеть, я уже сама готова. Доставай свое хозяйство, может и вправду, подрос твой свисточек.

     Эдуард Арсеньевич быстро освободился от брюк, но подштанники не поддавались. Он не мог понять, как они крепятся на его заднице, пока Карина Карловна не развязала завязку сбоку.

     Ого! — произнесла она.

     Эдуард Арсеньевич не верил своим глазам, не верила своим и Карина Карловна. Прибор Эди действительно вырос почти втрое, без участия доктора Шабанеуса. Эдуард сиял от удовольствия, разглядывая свое достоинство. Карина Карловна, обалдевшая не меньше, не могла отвести глаз, восхищаясь размером возбужденного достоинства, которое видела до этого в несколько ином виде.

     — Эдя что замерз. Давай испытаем твой прибор. Я уже не могу ждать.

     Карина Карловна быстро улеглась на кровать, согнула ноги в коленях кверху, открыв полный доступ в себя для Эдуарда. Тот заурчал от вида долгожданного в сегодняшний день подарка судьбы. Жадно ввел свой обновленный прибор в гостеприимное лоно Карины Карловны. Ощущения вознесли его на вершину, размер проникал в Карину невероятно глубоко. Карина Карловна извивалась от удовольствия, Эдя от этого испытывал невиданное до этого блаженство: ‘’наконец-то, наконец-то‘’— думал он про себя. Привычные тридцать секунд длились уже, как минимум три минуты, и Эдуард понял, что народился заново. Покрывало прилипло к спине Карины Карловны, она покрасневшая, вспотевшая, не стесняясь громко кричала.

      — ‘’Еще Эдя, не останавливайся Эдя, глубже, еще глубже Эдя‘’.

     Профессор Смышляев, прячась за афишную тумбу, ожидал появления товарища Калакакина, который, несомненно, должен появиться здесь. Знакомая долговязая фигура показалась из-за угла, и профессор вздохнул свободно. Теперь он здесь, по крайней мере, не один.

     Чтобы выбраться из кошмара, ему нужен Калакакин и, по всей видимости, тот сумасшедший, что хотел вернуть свою корову. Скорее даже этот второй, но здесь ли он? Калакакин здесь, значит здесь и Карина Карловна…

     …Проснувшись утром, профессор не узнал свою квартиру. Расположение и количество комнат в девять штук оставалось прежним, а вот все остальное, извольте. Профессор долго тряс головой, запихивал ее под струю холодной воды, но кошмар и не собирался его оставлять. Выглянув за дверь, он увидел, что убранство подъезда поменялось. Выбравшись на балкончик с ажурно-коваными ограждениями, профессор понял, что и вокруг дома происходит чужеродное действо.

     — Я-то, как сюда попал, для чего и зачем? — спрашивал он сам себя, — Вроде никогда и ничего подобного не было, неужели такие штуки могут быть заразными.

     Собрав свои эмоции в кулак, профессор спокойно отправился на кухню, чтобы перекусить. К его радости продукты были. Он основательно подкрепился, хотя и всухомятку. Деньги в карманах брюк тоже имелись, они, как и все остальное изменили облик, но деньги есть деньги, свое назначение они не утратили, а это главное.

      — Нужно найти Калакакина, Карину, и что самое важное, этого идиота с коровой.

     Профессор обстоятельно наметил план действий.

      — Калакакин сто процентов на своем месте. Вполне, может быть, там и этот с коровой. Справки ему были нужны туда, Карина Карловна, впрочем, это не так важно.

     Профессор убедил себя, затем все же суеверно, что-то прошептал наудачу.

      — Нет, не мог я здесь один оказаться — сказал он себе еще раз.

     Эдуард Арсеньевич с опаской направлялся на службу. Он не знал, чем он должен заниматься, как ему себя вести, о чем говорить. От этого голова Эдуарда гудела роем растревоженных пчел, превозмогая мысли не самого веселого свойства. Не дойдя сотню метров до исполкома, он услышал тихий шепот со стороны тумбы с рваными объявлениями и афишами.

     — Эдуард Арсеньевич остановитесь.

     Эдуард решил, что это ему послышалось, внутри напряженной и без того головы, но голос прозвучал сильнее и четче.

     — Товарищ Калакакин подождите.

     От слова товарищ, Эдуард Арсеньевич немедленно остановился, и сначала не узнал человека, который робко оглядываясь по сторонам, подходил к нему. Только сблизившись на расстояние в пару метров, он понял, что это профессор Смышляев Иннокентий Иванович.

     — Профессор это вы, какое счастье! Вы должны мне помочь вернуться домой. Я вас Христом богом прошу — Эдуард, забыв обо всем на свете, схватил профессора за рукав.

     — Только тише про Христа бога, вы все-таки служащий исполкома.

     — Понял, все понял, дорогой профессор — мямлил Эдуард, опустив рукав профессора.

     — Вы на службу, правильно я понимаю?

     — Да, иду туда, у меня нет, по всей видимости, другого выбора. Если я не пойду, то тогда не знаю, что вообще будет. Я не знаю, вот и иду, в этот исполком на трясущихся ногах.

     — Ничего, мой дорогой, вы все правильно делаете. Идите пока что туда, работайте на благо отечества, а потом решим и что-нибудь придумаем. Скажите Эдуард Арсеньевич, а вы не видели здесь некого гражданина, который хочет вернуть свою корову?

     Профессор говорил спокойно, но все же иногда бросал свой взгляд украдкой по сторонам.

     — А вы откуда Иннокентий Иванович знаете про этого человека? — изумился Эдуард Арсеньевич.

     — Знаю, милейший Эдуард Арсеньевич.

      — Я вместе с ним оказался здесь, прямо из нашего здания ‘’Грядущего общества‘’ — громко произнес Эдуард.

     — Тихо, прошу вас тихо. Какое еще ‘’Грядущее общество‘’. Нужно быть очень осторожными если мы все хотим вернуться в благословенное время, этого самого ‘’Грядущего общества‘’. Еще нужно отыскать этого с коровой. Я думаю, что от того сможет ли он вернуть корову, зависит наша с вами участь.

     — Еще Карина Карловна — прошептал Эдуард.

     — Вы ее видели? — спросил профессор.

     — Не только видел, но и …

     — Очень рад, но это собственно не так важно.

     — Дорогой профессор, так что с этой коровой, мы точно избавимся от кошмара? И почему мы связаны с его коровой?

     — Еще не знаю, Эдуард Арсеньевич, но чувствую это.

     — Скажите профессор, то мне уже нужно идти — Эдуард Арсеньевич глянул на дверь исполкома.

     — Если мы вернемся, то может что-то сохраниться из этого действа?

     Профессор изумлено посмотрел на Эдуарда Арсеньевича.

     — Что-то с вами произошло положительное. Я правильно понимаю? — спросил профессор.

     — Я потом расскажу, мне нужно идти, простите профессор. Да, кстати, вот вам наш с Кариной Карловной адрес. Улица двадцать пятого октября, дом восемь, квартира пять.

     — Вот вам мой — профессор вручил Эдуарду, заранее приготовленный листочек, на котором значилось. Улица Свободного труда пятнадцать, квартира три, И. И. Смышляев, доктор невролог.

     …Где провел ночь Андрей Кусков, он же Рыжая борода, осталось в полном мраке неизвестности. Только утром, ближе к десяти часам, когда метель начала гонять снежные круговерти, а морозец, принесенный движением воздуха, стал ощущаться на щеках и носах, Рыжая борода похожий на потрепанного неурядицами крестьянина в сером тулупе, огромных валенках со снежным инеем в рыжей бороде, появился в исполкоме. Он долго отряхивался от снега, мельком поглядывал на суровый облик бабы Фроси. Та в свою очередь, хорошо запомнив неприятную личность, поглядывала на него с подозрительным прищуром, что-то беззвучно собирая себе под нос своим морщинистым ртом. Остальные не обращали на Рыжую бороду никакого внимания, и очень скоро он освоился, тем более мелкий мужичонка, воняющий чем-то вроде козлятины, завел с Рыжей бородой разговор.

     — Братец, как мне в имущественный отдел попасть.

     — Мне тоже туда надо — ответил Рыжая борода.

     — У тебя что случилось? Мне вот нужно насчет землицы решить. Наш комитет не хочет мою сторону принять. А скажи мне: зачем тогда народная власть, если народу толку от нее нет, не пойму я.

     Гугнявил мужичок, полутораметрового роста, заглядывая в лицо Рыжей бороде.

     — Народ он тоже разный, хрен знает, кто ты такой. Может, что замыслил против общества. Тебя комитет, то и раскусил. Вот и нужно разобраться.

     В разговор вмешался туберкулезного вида гражданин с выщипанными усиками, такой же щетиной на подбородке. Сутулый, высокого роста, болезненные глаза подкрашены красной окантовкой, голос хриплый, как будто гражданин, только что проглотил огромный глоток промерзшего воздуха, температурой никак не меньше, сорок градусов по Цельсию.

     — Это вы зря товарищ. Меня вся деревня Лоскуткино знает и Аникишино, не хуже знает. Я самый, что ни на есть батрак. В партизанах был, и продукты Устину Терентьевичу подвозил. Это комитетчики все пропили, вот и найду я на них управу — горячился мужичонка.

     Рыжая борода молчал, глядя на обоих собеседников.

     — Так что ж у тебя случилось? — спросил мужичонка, когда сутулый туберкулезник, отошел в сторону.

     — Корову у меня забрали, вот хочу вернуть.

     — Это ты правильно. Много добра увели ироды.

     — Кто ироды?

     — Эксплуататоры с колчаками, кто же еще. Вот четыре дня, как я здесь в городе у сестры остановился, так это и в городе происходит, братец. Отец Мартемьян паскудник, что делает. Его стервеца от прихода отстранили, как и положено. В церквушке, что на Песочной улице склад устроили для ветеранов колчаковских баталий. Так он жирный кабан, самогоном стал торговать, за место молитвы божественной. Самогон значит, у него в продажу пошел. Еще сидит он в трех огромных комнатах, под металлом крышей крытой и материт народные порядки.

     — Это-то как? — с боязнью сказал Рыжая борода.

     — Вот так и происходит братец. Только позавчера нашли на Мартемьяна управу. Пришел лысый чекист в кожаной куртке, с усами на бритом до синевы лице. Зубы прокурены, руки тяжелые. Молчит и тащит отца Мартемьяна за шкирку при всем честном народе, тот упирается, анафему насылает со всеми страшными огнями преисподней. Брюхо трясётся, слюни брызжут. Так и сгинул отец Мартемьян между двумя домами, убежавших вместе с колчаками купчиков.

     — Что его прямо там и застрелил чекист, что ли? — холодея от ужаса, спросил Рыжая борода.

     — Да нет, зачем ему отца Мартемьяна, прямо там. В сани его посадили. На санях сидит еще детина, в два меня с винтовкой. Штык этой ружьины, так и поблескивает на вышедшем из-за туч солнышке. Отец Мартемьян начал скулить, биться об сено башкой. Не дурак батюшка, биться нужно было бы об кирпич, что рядом на нижнем этаже дома, а нет, попа на мякине не проведешь. Сеструха моя Евдокия, давай хныкать, да креститься, с ней еще две пустоголовые до классовой сознательности бабы. Я ее тогда одернул за рукав сильно, что она икнула от испуга.

      — Ты что же дура набитая, хочешь на саночки рядом с Мартемьяном паскудником присесть, смотрите, то в один миг в Чеке окажитесь. Я ей говорю, а лысый чекист услышал. Мартемьян все головой бьется, а тот, скрипя сапогами, ремень, поправляя прямо к нам пошел. Дух из меня чуть не вышел, а из Евдокии с соседками, начисто его сдуло. Они от страха бледнее снега стали. Он идет, папиросу достает. Я прошептал.

      — Ну, вот до шептались молитвами своими, на кого теперь внуков оставишь. На меня не рассчитывай Дуня, своих четверо осталось.

     Сеструха моя, меня и не слышит, смотрит на чекиста. Он уже подошел и говорит.

     — Ну, что граждане свободной России, сегодня мне некогда, еще дел по горло. Завтра в комиссию вам нужно прийти с самого утра, кабинет 13. Там вам бумагу дадут и все про мироеда Мартемьяна написать нужно. Если с письмом плохо, то вам все продиктуют, засвидетельствуете.

     — А что писать-то, любезный нужно? — спросила Авдотья Карповна, прячась за моей спиной.

     — Так написать нужно, чтобы домой вернуться. Это понятно?

     И на меня смотрит глазами, прожигает. А я думаю — ‘’вот она наша власть народная, любого проходимца на свет божий выдернет из угла замшелого, как отца Мартемьяна‘’. Хотел уже грозный чекист уходить, как я возьми, да ляпни.

     — Товарищ дорогой, а как насчет деревни. Землицу ведь неверно поделили.

     — Тебе что земли не дали, вроде, что хочешь то и бери, сколько хочешь бери, бесплатно, хоть подавись ею. Или я не прав?

     Чекист уставился на меня, а я ему отвечаю.

     — Земля, дорогой товарищ, разная. Одна жирная, другая обработанная, а вот третья никудышная.

     — Я смотрю, ты все на лучший кусок роток открываешь. Если обделили, разберемся, а если в подкулачники метишь, то прихлопнем, как муху навозную. А сейчас иди, завтра утром в комиссию к секретарю. Это понятно?

     Чекист пошел к саням, а мы стоим рты, открыв, да не только мы. Отец Мартемьян головой трясти и биться устал, и сидит теперь так же, как мы рот открыв. Может из ума выжил, бог его ведает.

     Мужичок болтал без остановки, в отдел комитета по утраченным ценностям стояла очередь не менее сорока человек…

     … Народ о чем-то гудел, шептал, в немалой степени вонял бытовой кислятиной, перемешанной с одурманивающим перегаром, противной махрой, и где-то в углу источал запах целебного от всякой хвори чеснока.

     Рыжая борода сам не соображал, зачем пришел, но ему в любом случае больше некуда было идти. Хотел в деревеньку свою Балалайкино податься, только передумал, боясь того, что может так статься, что хаты его там нет еще. Рискованно, а что если там бабка его в люльке лежит, или и ее еще нет.

     Эдуард Арсеньевич освоился быстро, сам удивился, как ему это удалось. Правда, через какое-то время заслуженно похвалил сам себя.

      — ‘’Если чиновник настоящий, то он везде настоящий ’.

     Незаметов Илья Сидорович ворчал, перебирая бумаги. Затем что-то старательно переписывал в толстые гроссбухи, на которых еще стояли отличительные знаки императорской России. Конец года требовал отчетности, отдел в котором служил Эдуард Арсеньевич занимался, как раз тем, чего не заметил недавно сам, то есть уборкой и благоустройством.

     Наглые домкомы были опасны, от того, что каждый из них по старой привычке сотрудничал с органами. Те, что были новыми, быстро принимали условия старой игры, те, что остались на своих местах (к сведению их было совсем не мало, как могло бы показаться) воспринимали сотрудничество, как что-то само собой разумеющее. Дворники и вовсе произросли из старой опары, хорошо приняв новую форму пролетарской кастрюли.

     Дело, есть дело и Эдуард Арсеньевич отвлекался от мрачных мыслей, принимая водоворот новых событий. День подошел к обеду, Эдуард покинул кабинет по малой нужде. Туалет общественного пользования с надписью ‘’туалет мужской, соблюдайте чистоту‘’, располагался в самом конце правого крыла здания. Эдуард Арсеньевич должен был пройти мимо отдела по утраченным ценностям (имущественный), просунувшись через многочисленные пальто и полушубки, шали и треухи, Эдуард приближался к месту естественного облегчения, как услышал за спиной знакомый голос.

     — Товарищ помощник делегата, господин помощник делегата.

     Эдуард Арсеньевич похолодел изнутри, медленно обернулся, позади него стоял старый знакомец — Рыжая борода.

     — Тише господин хороший, я прошу вас, тише. Не надо этих слов, можно просто товарищ.

     — Я знаю, извините. Бес попутал. Я знаю, все знаю. У меня внутри все от страха, так и трясется.

     — Вы здесь по поводу вашего дела. Я правильно понимаю.

     — Да я в очереди стою в комиссию по утраченным ценностям.

      В голове Эдуарда смешивались воспоминания. Профессор Смышляев говорил о корове, но нужно ли ее получить, или наоборот. Кажется, все-таки нужно, хотя профессор не говорил об этом точно. Но предчувствие твердило Эдуарду, что нужно и для этого он должен посодействовать Рыжей бороде.

     — У вас есть что для приема? — спросил Эдуард Арсеньевич с профессиональной интонацией бюрократа.

     — Есть направление из секретариата — Рыжая борода протянул Эдуарду Арсеньевичу бумажку с печатью.

     Эдуард долго читал, крутил в руках бумажку, соображая, как лучше решить вопрос. Похоже, он забыл о том, что хотел справить маленькую нужду, лицо его морщилось, одолеваемое сомнениями размышлений, которые все одно двигались лишь в плоскости вокруг да около.

     — Значит так любезный, пойдемте, я попробую договориться, чтобы товарищ Шутов принял вас быстрее. Иначе вы сегодня не попадете на прием.

     Народу только прибывало. Время по какой-то необъяснимой причине не опустошало коридор, что было бы логично и естественно, а напротив страждущие лишь увеличивали очередь. Нужно было бы произвести запись с переносом на следующий день в порядке нумерации.

     Эдуард Арсеньевич решил действовать наобум, так как он не знал Шутова, но был уверен, что Шутов знает его, и не ошибся в этом. Пробравшись к двери, Эдуард вошел внутрь, как к себе домой. Перед этим он профессионально распихал в разные стороны посетителей, отметив про себя, что народ не изменился за сотню лет, совсем. Шутов удивленно поднял голову и начал разговор первым.

     — Привет Эдик, что тебя к нам принесло?

     — Здорово Серега, есть одно дело.

     — Говори, чем могу, тем помогу.

     — Да тут один человек, в общем, родственник отца не может к тебе попасть, уже три дня — произнес Эдуард Арсеньевич с дружеской непринужденностью.

     — Как его величать?

     — Кусков Андрей Павлович.

     Шутов с улыбкой посмотрел на одну из двух помощниц. Молодая женщина улыбнулась в ответ, все поняв. Она встала из-за стола, вышла за дверь с официальным видом, и еще более официальным тоном произнесла.

      — Кусков Андрей Павлович пройдите за мной, вас ожидают.

      Рыжая борода, расталкивая сограждан локтями ломанулся к двери с громким пояснением.

      — Это я, это меня, пропустите, что не слышите…

     …— Ладно, Серега я пойду, у нас работы не меньше. С меня причитается — сказал Эдуард, когда Рыжая борода, оказавшись в кабинете, раскланивался на все возможные стороны, при этом он мял в руках подобие головного убора.

      — ‘’Господи, как быстро он вошел в образ, хотя образ ли это. Да и я тоже, вроде хорош‘’ — подумал Эдуард Арсеньевич, выходя из кабинета.

     Рыжую бороду посадили на стульчик в углу, пока товарищ Шутов, принимал толстую старуху, которая тяжело дышала, видимо испытывая излишнее кровяное давление.

     — Значит вы утверждаете, что комитет незаконно изъял у вас зерно — спокойным голосом говорил Шутов.

     — Да товарищ уполномоченный. Мой старший сын Илья убит в бою с колчаками на станции Тайга, а младший Ерофей сейчас в Иркутске на командной должности. Паскудин ненавидит моего мужа Алексея, за это и отнял у нас последнее. Мы все по норме сдали, любимой советской власти.

     Женщина говорила уверенно, стирая пот с высокого лба белым платком.

     — Смотрите, что пишет Демьян Паскудин.

     — ‘’Несомненно, являются отъявленными подкулачниками. Водят сношения с кулаком Толстощековым. Все лето в их хозяйстве работал батрак из деревни Протопоповка, некий Прошка — забулдыга’’.

     Обвинительная выдержка прозвучала, и товарищ Шутов ждал ответа.

     — Все это навет товарищ уполномоченный. Этот Паскудин соответствует своей фамилии, его еще выведут на чистую воду. Он говорит, что еще в восемнадцатом под Казанью ранен и списан, как инвалид. Пусть товарищи из Чека его еще раз проверят, потому что люди не верят в его россказни. Насчет батрака Прошки, это чистое вранье. Он действительно помогал нам, но он двоюродный брат моего Алексея. Жил у нас, как свой семейный. Денег ему никто не платил, а то, что человек работает, живя со своей родней, нет ничего предосудительного, тем более противозаконного. А Толстощеков сам к нам приходил пару раз, и всего-то. Видите, я вам товарищ Шутов все, как на духу говорю.

     — Хорошо Наталья Макаровна мы постараемся провести полную проверку. Вот вам направление в ВЧК, там подадите заявление на проверку товарища Паскудина. Не бойтесь, товарищ Лысов не оставляет ни одного сигнала без внимания.

     — А я и не боюсь, если надо, то до ревкома дойду и там всю правду — матку изложу.

     — Думаю, товарищ дорогая, что в ревкоме товарищ Ефимози или Репейс, так же отправят вас к товарищу Лысову. До свидания Наталья Макаровна.

     Шутов крепко по-мужски пожал женщине руку, после чего она вышла из кабинета.

     — Присаживайтесь ко мне Андрей Павлович.

     У Рыжей бороды все вновь тряслось внутри. Сидя и слушая, он понимал, что все слишком серьезно. Есть еще какие-то страшные товарищи, с еще более страшными фамилиями; Лысов, Ефимози, Репейс.

     — Я насчет коровы — промямлил Рыжая борода.

     — Слушаю вас — сказал Шутов.

     Рыжая борода начал говорить старательно, подбирая слова и проклиная про себя, все связанное за долгие годы с злополучной коровой. Однако товарищ Шутов неожиданно его перебил.

      — Так вы из Балалайкино. Там дело простое. Ситуацию в вашей деревне мы знаем. Сейчас, буквально позавчера там назначили нового председателя комитета Ефрема Переметова, вы думаю, его знаете, кристальной чистоты человек. Мы решим вашу проблему здесь, а вы ознакомите товарищей дома. Хотя я не совсем понимаю, какие у вас там могут проблемы.

     Товарищ Шутов задумался, по спине Рыжей бороды забегали многочисленные, неприятные мурашки.

     На радость Рыжей бороды в разговор вмешалась одна из помощниц Шутова, похожая на чопорную учительницу из соседней гимназии.

     — Сергей Юрьевич, там коров возвращали, что отбили у колчаков. Летом девятнадцатого года полковник Зубарев реквизировал у населения скот на провиант для солдат, что позже вернули, то и раздавали. А у товарища Кускова значиться восемнадцатый год, поэтому и не попал он в списки.

     — Пишите заявление у секретаря на возврат коровы. Может, придется немножко подождать, но самое большее неделю. Если будет возможность, то вы получите корову из фонда, реквизированного у эксплуататоров скота. У вас сколько детей Андрей Павлович?

     — Трое — мгновенно соврал Рыжая борода.

     — Тем более вам не откажут и товарищ Репейс, несомненно, подпишет вашу просьбу.

     — Спасибо товарищ, огромное спасибо — промямлил Рыжая борода, выходя из кабинета.

     Постояв немного в стороне, отдышавшись, он решил остаться здесь до конца дня. Нашел возле двух обделенных вниманием кабинетов свободную лавку, уселся на нее, вытащив бумагу, выданную ему товарищем Шутовым для защиты от снующей туда-сюда бабы Фроси.

      — ‘’Дождусь товарища Калакакина‘’ — решил Рыжая борода.

     …Профессор Смышляев находился дома, в дверь несколько раз звонили, но он не открывал. Третий звонок был коротким, после него, за дверью раздался голос.

      — Иннокентий Иванович откройте, пожалуйста, это я Владик Абрамович.

     Профессор отворил дверь. Перед ним предстал молодой, но заметно плешивый человек в маленьких круглых очках. Кожа бледная, несмотря на врожденные оттенки темноты, которые просматривались в остатках волос, бровях и малюсенькой растительности под носом.

     — Заходи — пробурчал Смышляев.

     — Я Иннокентий Иванович, хочу у вас сахара попросить, точнее, обменять на муку, если это возможно. Не могу без сахара, а мука мне не нужна. Ракель ушла от меня, вы знаете с этим красноармейцем Будрамисом. Готовить я собственно ничего не умею…

     — Ну, это вы зря голубчик. Мука нужна всегда. А готовить из муки я вас научу, это дело нехитрое, лишь была бы мука.

     Владик Абрамович уселся у окна, которое выходило на складские строения, что размещались через дорогу. Склады были заперты, снег занес подходы к огромным железным воротам в количестве пяти штук. Параллельно воротам проходила вытоптанная в снегу тропинка по которой взад вперед ходил пожилой мужик в буденовке и с винтовкой за плечом.

     — Как вы думаете, что там у них? — спросил Владик Абрамович.

     — Не знаю — откровенно ответил профессор.

     — Алексей Нилович говорил, что они, вроде туда, притащили множество винтовок, пулеметов, патронов из Красноярска. После сдачи в плен, какого-то генерала.

     — Зиневича — пояснил Смышляев.

     — Неудивительно, поэтому и ходят днем и ночью караульные с оружием. Хотя если честно, то и на любом складе хоть с провизией или с мануфактурой такая же картина — продолжил Смышляев.

     — Нет, здесь их целый взвод, смена на смену. Вон в избушке бабки Колточихи сидят, а на обычных складах, там вроде они по одному.

     — Нам-то до этого чего. Вы же не состоите в каком-нибудь контр-эсеро, учредительном союзе — засмеялся профессор.

     — Нет что вы доктор. Упаси меня от этого. Страшно об таких вещах даже подумать.

     — Это точно — согласился Смышляев.

     Отсыпав в баночку немного сахару, Смышляев поставил ее возле Владика Абрамовича.

     — Что собираетесь делать любезный, вы ведь еще молодой человек. Нужно как-то определяться. Мне вот пришло письмо от Сергея Серафимовича, зовут на медицинскую службу. Биография у меня чиста, с колчаками дело имел только по рабочей необходимости. Так что, видимо, нужно возвращаться к работе.

     — Иннокентий Иванович, а если они вспомнят вам лето восемнадцатого года, вы же тогда в делегацию входили, которая к генералу Гайде ездила — испуганным шепотом спросил Владик Абрамович.

     — А что остается? Скажите мой любезный, собрать вещички и на перекладных к братьям Меркуловым, что ли?

     — Не получится, Иннокентий Иванович, по всем железным путям сейчас бандиты Блюхера разместились, не считая местных товарищей. Те, что с Блюхером чисто звери, люди рассказывали. Они человека не проверяют, им внешнего вида достаточно, чтобы в расход отправить.

     — Ну, это уже слишком, собирают от страха. Как известно у страха глазенки большие

     Иннокентий Иванович ежась в валенках и меховой безрукавке, налил Владику горячую жидкость похожую на чай. Красноармеец продолжал ходить. Иногда он менял пропорции роста и веса, выражение и черты лица, но ходил с той же винтовкой, и по той же тропинке. Вечер сгущался на глазах.

     — Страшно — сказал Владик Абрамович.

     — Чего это ты — посмотрел на него профессор.

     — Вчера ничего не слышали в доме?

     — Нет, вчера ходил к знакомым на Почтамсткую.

     В этот момент в дверь раздался наглый звонок короткими трелями. Владик Абрамович застыл в напряжении. Смышляев глубоко выдохнув, пошел открывать.

     — Заходите любезный Эдуард Арсеньевич.

     От мягкого голоса доктора, Владик Абрамович облегченно перевел дух. В кухню вошел мужчина средних лет, учтиво поздоровался с Владиком, после чего сел на маленький кожаный диванчик.

     — Рассказывайте, не тяните, что там у вас, мой дорогой — спросил Смышляев.

     — Все хорошо, тот человек, точнее Кусков Андрей Павлович сегодня был в исполкоме. Сейчас он у меня в квартире и очень скоро ему вернут корову.

     — Очень хорошо — улыбнулся Смышляев.

     — Я на радостях раздобыл прекрасного самогона, правда я не пробовал, но наши сотрудники берут только у деда Феоктиста.

     Товарищ Калакакин поставил на стол бутылку зеленого цвета.

     — Что ж думаю, это можно обмыть — произнес доктор.

     Владик Абрамович заерзал на стуле, собираясь уходить.

     — Я, пожалуй, пойду, то как-то неудобно — пропищал он.

     — Оставайся Владик, думаю, Эдуард Арсеньевич будет не против.

     Прошел час или чуть больше, звезды совместно с луной освещали улицу неподалеку от замерзшей льдом небольшой речки. Снег скрипел под колесами телег, кто-то орал, что-то пьяным голосом. После его воплей, раздавались развязанные алкоголем визжащие голоса баб. В некоторых окнах горел свет, другие скрывали за собой темноту, но каждое из них было разрисовано таинственными узорами неповторимого орнамента в подарок от самого ‘’деда мороза‘’. Каждый помнит их из глубины милого сердцу детства, не замечает взрослым, но помнит обязательно. Вот и товарищ Калакакин осоловевшими глазами, разбирал геометрические линии, почти рукотворной формы на замерзшем окне.

     — Так все-таки Владик дорогой, ты мне не ответил, чем думаешь заниматься — доктор, как и все уже, расслабился от выпитого самогона.

     — Не знаю, нужно куда-то определяться на службу.

     — А кем вы до этого служили? — спросил Владика, Калакакин.

     — Бухгалтером был, у одного известного купца.

     — Так это же хорошо. Служили у эксплуататора за гроши, конечно, не конюхом или дворником, но все же. В армии адмирала я думаю, вы не были?

     — Нет, конечно, по состоянию здоровья. Хотя летом девятнадцатого мне пришлось трижды пройти комиссию и, в конечном итоге расстаться с маменькиной брошью, большой цены, и с большим рубином.

     Профессор или доктор Смышляев сильно охмелел, затопленная драгоценными дровами печка нагрела квартиру, вместе с ней и выпивающих товарищей. Иннокентий Иванович обратился к Эдуарду Арсеньевичу, когда тот наполнил стаканы.

     — Понимаете Эдя, здесь страшно не от того, что грязно и в магазинах ничего нет. Это все ерунда и без этого можно прожить.

     Иннокентий Иванович чесал волосатый живот, немного пошатываясь на колченогом табурете. Над его головой висела электрическая лампочка в ажурном плафоне. Тепло от печки окончательно заморозило окошки.

     — От чего же страшно? — заговорщицки прошептал Эдуард, глядя в мутноватые глаза доктора.

     Тот склонился к Эдуарду ближе, их лбы почти столкнулись друг с другом.

     — Здесь все по-настоящему, все по настоящему — зловеще прошептал доктор.

     — Вот мой сосед Владик Абрамович всю свою квартиру вынес на базар. Остались только голые стены с потолками, а в углу устроил что-то вроде божницы, правда, со своими иудейскими богами. Он молиться им, чтобы они его забрали в земли обетованные — продолжил доктор.

     Владик Абрамович заснул, клюнув длинным носом к низу, оставаясь в сидячей позе.

     — Для чего это он. Здесь жидов, вроде пруд пруди — удивленно спросил Эдуард с неприязнью разглядывая свои поношенные брюки.

     — А вот жиды, здесь, как раз ненастоящие.

     Голос доктора звучал все более зловеще. Эдуард Арсеньевич собрался уходить, разговор ему перестал нравиться, да и все, что он хотел сообщить уже сообщил профессору.

     — Ладно, пойду — сказал Эдуард.

     — Ты Эдуард куда? Посиди, еще малость — не согласился доктор.

     — Пойду, устал что-то — продолжил свое Эдуард Арсеньевич.

     — Сидите, пожалуйста — промычал очнувшийся Владик Абрамович.

     — Вчера в это же время по дому чекист ходил. Из себя вроде на хохла похож, с пышными усами, лысый и в кожанке. Взгляд у него говорят больно страшный.

     Иннокентий Иванович с нескрываемым любопытством смотрел на Владика. Тот прокашлялся в ладошку, после чего продолжил, перейдя на шепот.

      — Это он к Виолетте Пимовне приходил. Взял бабушку божьего одуванчика за шиворот поднял на метр от пола, та ногами сучит, визжит, как молодая хрюшка. А он говорит.

      — ‘’Где золото с бриллиантами, старая эксплуататорша‘’?

     Но она не растерялась, напрудила находясь в невесомости ему прямо на начищенные до блеска сапоги. Он разозлился хвать ее подмышку, как сверток и пошел, гремя обоссаными сапогами. Вот страху, то было. Алексей Нилович сказал: он снова придет, когда стемнеет, так и будет ходить пока весь дом, не сделает пролетарски чистым. Еще Алексей Нилович сказал: теперь они по всей России по одному чекисту, на каждый дом поставили для этого самого очищения.

     Только Владик Абрамович закончил свое повествование, как в коридоре гулким эхом раздались тяжелые шаги. Иннокентий Иванович, громко икнув несколько раз перекрестился. Владик Абрамович превратился в каменное изваяние, а Эдуард Арсеньевич ощущая приступ гусиной кожи, слушал, как громоздкие шаги отмеряли пространство коридора, то туда, то обратно. Хотелось спрятаться, и Эдуард присмотрел себе место между шкафом и стеной. Иннокентий Иванович пьяным голосом, начал произносить какую-то неизвестную Эдуарду молитву.

     — Тише Иннокентий Иванович, вы нас погубите — взмолился Владик, его лоб покрывала влажная испарина.

     Шаги отдалились, им на смену пришли другие, немного менее грузные, но более множественные. После появились зловещие звуки, глухие непонятные голоса. Потом снова тяжелые шаги. Через минуту эхо звуков начало удаляться и скоро все стихло. Владик Абрамович бросился к окну, отковырял ногтем просвет в инее, чтобы посмотреть на улицу.

     — Алексея Ниловича повели. Этот лысый чекист с усами.

     Произнес Владик Абрамович, теряя равновесие, только близко расположенный стол помешал ему свалиться без чувств прямо на пол.

     Вторую бутылку допивали в гробовой тишине. Эдуарду Арсеньевичу ни смотря на должность в исполкоме, от чего-то не хотелось больше торопиться домой. Доктор Смышляев отягощено засыпал. Владик Абрамович, напившись от незначительной дозы, постоянно плакал, утеря слезы грязным платком.

     —Эдуард Арсеньевич вы же служащий исполкома, скажите Владику, чтобы он перестал ныть. Объясните ему, что очищение его не коснётся. Он же не эксплуататор, и тем более не колчаковский офицер — бубнил пьяным голосом Иннокентий Иванович, пробуждаясь от самогонной дремы.

     — Действительно Владик, чего вам бояться? Все будет хорошо. Просто наберитесь смелости, вот нам с доктором куда хуже.

     — А вам-то чего с доктором? — непонимающе пробормотал Владик.

     — Вам Владик не понять и рассказывать сейчас нельзя.

     Иннокентий Иванович посмотрел на Эдуарда осуждающим взглядом.

      — ‘’Ты чего несешь идиот. Здесь никому и ничего нельзя говорить!‘’

     Эдуард Арсеньевич понял взгляд доктора, несколько раз кивнул пьяной головой.

      — ‘’Виноват, товарищ доктор, больше этого не повториться‘’.

     — Скоро же новый год, как то забыли совсем об этом. Давайте выпьем за новый советский двадцать первый год! — разразился тостом Владик Абрамович.

     — Давайте, с наступающим — промычал Иннокентий Иванович.

     — С новым годом, с новым счастьем — поддержал всех Эдуард Арсеньевич.

     Гранёные стаканы чокнулись за наступление нового года, с новой эпохой заодно. Календарь не дотянул чуть более двух суток, чтобы оставить в истории двадцатый год. Декабрь вернул свое господство, обрекая все живое на испытание превозмогать холод. Ясное небо с множеством звезд подсказывало, что мороз нескоро покинет эти места, и новый год начнется, так как ему и положено.

      Эдуард Арсеньевич пошатываясь, шел домой. От квартиры доктора до его квартиры, на улице двадцать пятого октября, было совсем недалеко. Равновесие держалось с трудом, ветер — зараза мешал этому, вдобавок сильно мерзло лицо. Добрался без происшествий. К этому времени на улицах все буквально вымерло, только клубы белого дыма поднимались к верху, затем отрывались порывами ветра, который уносил их куда-то в сторону свирепого ледяного океана…

     …Карина Карловна встречала муженька навеселе. Она уже второй раз удачно обменяла вещи на самогон. Бабка Феофановна, на этот раз пришла сама, предвкушая хорошую сделку. До этого Карина Карловна ходила к ней, взяв адрес у соседки Дарьи, что была, когда-то недурной певичкой в местных увеселительных заведениях. К нынешнему времени Дарья состарилась и не имея детей, потихоньку попивала горькую, особо не обращая внимания на перипетии по смене общественного строя.

     — Ах, все одно Карина, раньше думать надо было, сейчас поздно. Еще до этих большевиков, во время войны с кайзером, хаживал ко мне один голодный студентик Антоша. Менялись мы с ним. Он мне ласку с удовлетворением, я ему тепло с продуктами. Чувствовала, что последний мужчина он у меня, жарко любовью с ним занималась. Мне хорошо, еще, как хорошо, и ему на будущее школа хорошая. Для мужика это ведь, моя дорогая, еще важнее, чем для нас баб. Только вот не пригодилась ему моя любовь, опытность, которую он от меня получил.

     Дарья женщина лет пятидесяти по-прежнему стройная, но со следами излишнего потребления вина, откровенничала с Кариной Карловной у себя на кухне.

     — Что случилось с мальчишкой? — с интересом спросила Карина Карловна.

     — Да я тебе вроде говорила? — сказала Дарья, наполняя фужеры из тонкого стекла, красной настойкой.

     — Не помню, сейчас все перемешалось.

     — Забрили его колчаки, точнее сам он добровольцем пошел в этот студенческий батальон. Толя Пепеляев, будь он не ладен, франтом тогда был. Весь из себя, генеральскую форму, молокосос напялил. Да ты помнишь его? — спросила Дарья.

     — Да, конечно, братья Пепеляевы. Карина Карловна сама удивилась, как ей в голову пришла эта фраза: ‘’братья Пепеляевы‘’.

     — Вот и сгинул Антошка под Пермью, наверное, обмороженный в тонком пальтишке и остался лежать. Им же студентикам даже формы не выдали. До этого он ко мне уже редко хаживал, барышню нашел себе молодую, а жрать то обоим хочется. Так вот она его сама ко мне отпускала.

      Дарья смахнула одинокую слезу.

     — Скоро и сама по миру пойду. Денег, что мой любимый папенька оставил, совсем уж нет.

     — Ты не хорони себя раньше времени, еще все наладится.

     — Нет, Карина не наладится — Дарья протянула Карине Карловне фужер…

     …Рыжая борода храпел в маленькой комнате. Неприятный запах грязных портянок обосновался в квартире, смешиваясь со стойким ароматом спиртного.

     — Ну что Эдичка — Карина Карловна полезла к Эдуарду прямо с порога. То ли рассказы Дарьи об ушедшем в небытие Пермского холода, последнем любовнике, то ли что-то новое, пробужденное с помощью волшебно отросшего прибора Эди, изменили Карину Карловну, и она не могла насытиться сношениями с Эдуардом Арсеньевичем.

     — Нормально все Карина — промолвил Эдичка, улыбнувшись. Отвечая взаимностью, он обхватил свою жену за талию, подтаскивая для поцелуя.

     — У нас гости Эдя, не забывай — строго сказала Карина Карловна, перед тем, как они оказались в большой комнате.

     Дарья сидела за столом, раскладывая бабьи пасьянсы на картах. Эдуард поздоровался с ней, но спросил другое.

     — Рыжая борода, где?

     — Спит вон, без задних ног, Дарья его и ожидает, если честно — ответила Карина Карловна.

     — Чего ждать-то — изумился Эдуард. — Нужно прямо в койку к нему, нечего времени терять. Мужичок намаялся, примет такой подарок, как божественный дар.

     — Отмыть бы его — скорчилась Карина Карловна.

     — Это потом — произнесла Дарья, смело двинувшись к проему в меньшую комнату.

     Ее от чего-то совсем не смущал запах от Рыжей бороды, напротив этот запах притягивал ее непреодолимой силой естества, о которой она безутешно думала почти целых два года, не решаясь даже подумать об осуществлении столь безумной попытки.

     Рыжая борода очнулся, не понимая, от чего и, когда рядом с ним оказалась незнакомая женщина, которая прижавшись к нему, гладила его заросшие рыжим волосом щеки: —‘’Вот повезло, так повезло ‘’ — подумал он.

      Незнакомка не стала долго оттягивать знакомство, и очень быстро ее рука очутилась в его штанах.

     — Давай дорогая, не знаю, как тебя зовут, но это, мы потом — радостно урчал Рыжая борода, стаскивая одежду с одуревшей от пьяного счастья Дарьи.

     Эдуард Арсеньевич, уже в который раз не терял времени напрасно, пользуясь изменившимся сознанием Карины Карловны и временно увеличившимся прибором. То, что он скукожиться до двух вершков, когда он окажется в благословенном времени, у него не было ни малейших сомнений, к его огромному сожалению. Лишь иногда проскальзывала мысль, что может все-таки чудо случиться и оплатят ему за все его мучения неведомые силы добрым делом. Занесли они его сюда. Дали вместе с жутким страхом, чудовищное наслаждение, может, оставят они это чудо — в виде компенсации.

     В соседней комнате сильно скрипела кровать, смачно фыркал Рыжая борода, еще громче стонала Дарья.

     — Извините Эдуард Арсеньевич— произнес Рыжая борода, выскочив в неглиже из комнаты.

     — Ой — сказал он, пытаясь прикрыть рукой свое неостывшее возбуждение. Оставив эту попытку неудачной, скорее от того, что сама Карина Карловна была голой, он жадно пил холодную воду из под крана. Эдя куря папиросу, видел обнаженную Дарью с распущенными волосами и раскатанной по телу солидной грудью с огромными, коричневыми сосками, она одной рукой гладила свой еще довольно упругий живот, а другой двигала эти самые груди, немного уже потерявшие упругость.

      — Идиллия — подумал Эдуард.

     — Хорошо — откровенно сказала Карина Карловна, подошедшая к Эде, по-прежнему голая, с грудью похожей на достоинство Дарьи.

     Рыжая борода улыбнулся, подмигнув Карине Карловне, пустился бегом к Дарье. На столе стоял самогон и настойка от бабки Феофанихи, то, что в квартире было прохладно, их несколько не смущало.

     Рыжая борода оставался в квартире Эдуарда Арсеньевича. Возвращаться по своему адресу в деревню Балалайкино он не собирался. Собственно, от добра — добра не ищут, здесь истина простая. Тепло под боком неожиданно появившаяся подруга, охочая до пикантного времяпрепровождения, да и, к тому же пока что рекой льётся ядрёная самогонка, настоянная на кедровых орешках и мало чем отличающаяся от коньяка дешевого розлива. Квартира Дарьи в двух шагах, они постоянно шастают из одной в другую. Карина Карловна все время пьяна, то ли стресс, то ли еще какой бес, но ей от выпитого жарко, поэтому она вальяжна, слегка чуть прикрыта халатиком.

     Только Эдичке приходиться ходить на службу, сдерживая себе в употреблении по утрам. Зато, какой стимул бежать со службы домой. С трудом дожидаясь окончания отведенного времени и упаси бог никаких сверхурочных. Пусть этим занимается товарищ Незаметов, у Эдуарда на случай вопросов по этой теме, нехорошо, от чего-то с печенью, мучает постоянная горечь во рту и не помогает травка, которую он пьет по рецепту Антонины Парамоновны

     …Тридцать первое декабря — день в световом исполнении короткий. Вечер длинный, ночь еще длиннее. Калакакин получил что-то вроде праздничного пайка, но праздника не чувствовал. Слишком обыденно все выглядело, непривычно. Душа изнывала в отсутствии знакомых форм иллюминации. Здесь ничего этого не было совсем. Все так же как и вчера, да что там вчера, наверное, что и месяц назад или больше. Хотя одно отличие все же Эдуард Арсеньевич заметил. Заключалось оно в количестве пьяных на улице. Нет, они его не поздравляли, не лезли целоваться, они просто были пьяны. Даже от жуткого патруля в непонятном облачении, и то веяло сивухой. Еще, кажется, в опустившейся темноте светилось больше окошек, чем обычно. Видимо все же граждане уже Советской России готовились напиться в эту ночь, чем бог послал. Каждый из них обязательно загадает что-то свое, такое маленькое, чтобы никто не знал об этом. А вместе с тем большинство подымит свое спиртное за скорую победу над остатками белобандитов и их хозяев интервентов, еще, наверное, за мировую революцию. Где-то в незаметных углах или может в мрачных полуподвалах, обязательно выпьют за противоположное. С гулким биением сердец будут оглядываться на замершие окошки, ловить каждый звук, за запертой на три засова дверью. Всякое ведь, может быть, что в этом такого. Лысый чекист никуда не делся, вероятнее всего, что очень долго никуда и не денется.

     Господи! Как тяжело, охота вздохнуть и немного прослезиться. Но за что на самом деле такое испытание, откуда взялась вся эта несправедливость, которую они именуют справедливостью мирового масштаба. Нет лучше уж спрятаться в свои уголки и полуподвалы подальше. Подумать про себя и произнести самую лучшую добавку к пожеланиям: ‘’с новым годом‘’, ‘’дай бог не последним ‘’. Это будет по делу абсолютно логично и, без всякого сомнения, в ногу со временем.

     Доктор Смышляев надел огромные валенки, невзрачный, как у всех тулупчик. Шаги скрипели, голова побаливала. Идти недалеко, но одному страшновато. Владик Абрамович отказался составить компанию, спрятался в своей конуре, не желая послушать доктора о том, что ему для утверждения основ нервной системы, как раз нужно общение, а не затворничество в пустынной, как Иорданская пустошь, комнате.

     Время было одиннадцатый час вечера, может уже и одиннадцать. Темно и пусто, только один перепившийся дворник передвигался, держась руками за стены дома, видимо, для того, чтобы не потерять дорогу. Доктор шел не торопясь, иногда озирался по сторонам, изучая знакомые места по-новому. Слишком мало прошло время, чтобы освоиться, да если честно, то и не особо хотелось, несмотря на экзотику временной экскурсии.

     В одном из переулков, точнее на выходе из этого переулка на большую заснеженную улицу доктор столкнулся с двумя солдатиками, у которых за плечами висели винтовки. Они приплясывали от холода, при этом что-то шутили и смеялись. Доктор, от неожиданного испуга, дернулся на другую сторону улицы. Как назло откуда-то появилась телега. Пьяный в драбадан извозчик, крикнул во все горло.

      — Куда прешь, контра сранная!

     Лошадь фыркнула, доктор отскочил. Солдатики смотрели на него, и спастись было уже нельзя.

     — Иди сюда красавчик — произнес один из них, улыбаясь беззубым ртом с лукавыми глазами, похожими на глаза голодного кошака, при виде застрявшей в слишком маленькой щелке мыши.

     Доктор двинулся к солдатикам, не зная, что им нужно и главное, что теперь его ждет.

     — Куда направился господин хороший, документики доставай — улыбнулся беззубый, обдав доктора гнилостным запахом изо рта, к тому же с примесью все того же самогона.

     Доктор начал демонстративно шарить по карманам, но четко понимал, что документов у него с собой нет.

     — Я доктор невролог, иду к своим знакомым в гости. Ребята все-таки через час новый год — простодушно сказал доктор Смышляев.

     — Новый год, то новый год. Только думаю я, что идешь ты к дружкам своим контрикам. Морда у тебя слишком уж подозрительная — беззубый схватил доктора за отворот тулупа, подтащив к себе.

     — Вы ошиблись. Мой друг товарищ Калакакин, он работает в исполкоме, занимает важную должность.

     Голос доктора звучал неубедительно, но слово исполком, все же поимело свое значение, беззубый отпустил доктора.

     — Документы давай, потом посмотрим, кто твои друзья — перейдя на официальную сухость, сказал беззубый.

     Только доктор хотел сказать, что документы у него дома, и он покажет их, если товарищи соизволят пройти к нему, как в темноте входа во двор появились шаги, которые приближались слишком уж быстро. Беззубый прошипел — ‘’стоять!!!‘’, и доктор вытянулся, почти по стойке смирно. Через несколько секунд, доктор разглядел, огромного роста, лысого товарища. Несмотря на мороз, он был без головного убора. С ним были еще три человека, похожих во всем на беззубого и его напарника. Между ними, с маленьким узелком в руках пошатываясь шел старичок с козлиной бородкой и замерзших очках, за которыми проступали подмерзающие на глазах слезы. Чуть позади от них, в пяти метрах еле передвигая ноги, тащилась старушка, причитавшая.

     — Храни тебя, господь бог! Храни тебя, Дмитрий Андреевич, господь бог!

     Лысый обернулся к старушке и громким голосом сказал.

      — Идите домой Елизавета Дмитриевна, ничего с вашим мужем не случится, разберемся. Я уже вам сказал, что Дмитрий Андреевич всего лишь, должен дать свидетельские показания, которые к нему личного отношения не имеют.

     Старушка ничего не ответила, лишь крестила своего старичка, передавая этот крест на расстоянии.

     — Это еще кто? — спросил лысый, глядя на доктора Смышляева.

     — Да вот поймали контрика, шел к своим подельникам — произнес беззубый.

     — Вы контрик? — прямо спросил лысый.

     — Нет, что вы любезный. Я доктор невролог, моя фамилия Смышляев Иннокентий Иванович. Иду встречать новый год к своему другу, товарищу Калакакину, который служит в исполкоме, при комитете по благоустройству и быту.

     — Калакакин подтвердит, если что? — спросил лысый.

     — Ну, конечно, дорогой товарищ — произнес доктор, молясь в этот момент о том, чтобы дело вновь не коснулось документов.

     — Идите товарищ — просто сказал лысый.

     Доктор ускорил шаг, один раз оглянулся. Старичка усаживали в сани, которых, вроде не было до этого.

     Новый год отметился обычной пьянкой. Доктор спал на кушетке в большой комнате. Эдя с Кариной Карловной в маленькой. Рыжая борода с Дарьей в квартире Дарьи. Первое число не внесло отличий в обиход за исключением оторванного Дарьей листка календаря с красной надписью ‘’Первое января‘’. К огромному разочарованию Эди, десяти дней выходных не было. Второго января начиналась натруженная буднями рядовая жизнь, и ему нужно было идти на службу. Рыжая борода собирался с ним, чтобы узнать о своей корове. По мере возлияния спиртного, ему снова, до чертиков, захотелось обладать коровой, а если быть точным, то в большой степени восстановленной справедливостью.

     Доктор Смышляев похмелился совсем чуть-чуть, исключительно, легкой рябиновой настойкой из запасов Дарьи. Чувствовал он себя и без того не плохо. Просто праздничное настроение требовало, чтобы его поднимали хоть до немного приличного уровня. Домой, как уже понятно, доктор не пошел, и в тайне надеялся на успешное завершение эпопеи с возвращением коровы, потому что других предпосылок он не видел.

     Еще раз, и абсолютно точно, что здесь слыхом не слыхивали об новогодних каникулах. Народу в исполкоме было не меньше, чем до нового года, и, как показалось Рыжей бороде, еще больше. Ему сейчас было нужно в другой отдел, который собственно выдает результаты по обращениям. В этом отделе было свободно. Рыжая борода вздохнул облегченно, перед ним находились всего человек десять, и те двигались быстро. Пока Рыжая борода занял очередь, она сократилась до восьми, но тут же увеличилась до девяти, по прибытию вслед за Рыжей бородой, бледной девушки уточнённых манер с очень тихим и тонким голосом.

     Рыжая борода сильно нервничал по приближению входа в кабинет под номером двадцать три, нервная тряска усиливалась. К этому имелись у него основания с многих сторон, да еще новогодний рассказ, который дополнял мрачную картину окончательно. Веселый мужик в красноармейской шинели вылетел из кабинета.

     — Заходи дружище, не вешай нос — подтолкнул он Рыжую борода, топтавшегося у двери.

     — Можно — промямлил борода, протиснувшись в дверь.

     — Заходите товарищ — звонкий женский голос, ответил бороде.

     Рыжая борода трясущимися руками развернул бумажку с печатью. Подал ее женщине с круглым, румяным лицом, через перегородку. Та молчала, что-то смотрела в огромных журналах. Рыжая борода с трудом удерживал дыхание, ему казалось, что оно вот-вот оборвется, когда эта миловидная женщина скажет: — ‘’постойте товарищ, что-то здесь не так‘’. Но женщина достала другую бумажку, на которой тоже имелась печать и стала записывать, что-то из нее, в один из огромных журналов.

     — Возьмите бумагу и распишитесь, вот здесь — сказала женщина, протягивая бороде бумагу, за ней журнал, который был слегка поменьше того, в который она только, что записывала.

     Руки тряслись, роспись не получалась. Видя затруднения на лице рыжебородого, она пояснила ему на словах, не дожидаясь пока он, ее спросит сам.

     — Это ордер на получение вашей коровы. Загоны реквизированного скота находятся на Луговой улице, там найдете. Подпись товарища Репейса, число. Желаю вам удачи и хорошего настроения. Позовите следующего.

     — А там, на складе, то ничего не надо? — промямлил борода.

     — Нет, дадите бумагу, потом получите корову, еще раз распишетесь.

     Рыжая борода вышел в коридор. Не веря своему счастью, он двинулся на выход. Очутившись на улице, Рыжая борода вспомнил, что должен был зайти к Эдуарду Арсеньевичу, чтобы сообщить результат. Он вернулся назад. Здесь ему снова повезло, подойдя к кабинету, он мялся в стороне, поскольку там громко спорили о чем-то три управдома с папками под мышками, но тут вышел сам Эдуард Арсеньевич. Увидев бороду, он сразу подошел к нему.

     — Ну, как? — спросил Эдуард Арсеньевич.

     — Вот осталось только получить — произнес Рыжая борода, протягивая бумагу.

     — Хорошо, очень хорошо. Давай на Луговую за коровой, я сейчас отпрошусь и домой, нужно срочно сообщить доктору.

      Эдуард Арсеньевич махнул рукой к выходу, указывая направление Рыжей бороде.

     …Добраться до улицы Луговой было не просто. Рыжая борода дошел до улицы Каменной, дальше дорога покидала пределы городка. Попадались редкие строения, извозчик с черной бородой и наглыми глазами затребовал слишком много, хотя указал направление, пояснив, что второй поворот влево, нужен будет Рыжей бороде, а там еще с версту топать. Не хочешь платить, так прогуляйся.

     Рыжая борода стоически отшлепал путь. Во время следования ему попадались люди ведущие скот. Одних он обогнал в попутном направлении, а другие попались навстречу с лошадью и двумя коровами. Коровы были тощеваты, но у бороды все равно приятно запрыгало сердечко, от вида скотины, которую спокойно вели дед с бабкой…

     …Строение из красного кирпича и солдат на входе, выглядели не очень, как-то мрачно, совсем безрадостно. Солдат и вовсе неприятный из себя, недоверчиво смотрел на Рыжую бороду, прищуриваясь. Пройдя в контору, борода спросил столетнего деда на вахте, куда ему с этой бумагой.

     — С гумагой в первый хабинет к товарищу Меринову — проскрипел старик, безразлично взирая на Рыжую бороду.

     — А где этот первый кабинет?

     — Первый хабинет в самом конце коридоры, с убольшой дверью красной обывки.

     Рыжая борода двинулся навстречу корове, теперь ничто не должно ему помешать осуществить мечту. Только вот о том, что делать дальше он не думал, точнее все же иногда думал, но представить себе не мог.

      — ‘’С Дарьей будем решать‘’ — успокаивал он себя.

     Постучав в кабинет, он услышал.

      — Войдите.

     Товарищ Меринов сидел за столом, на нем были огромные очки, через которые на Рыжую бороду смотрели недружелюбные глаза. Осмотрев Рыжую бороду, он сказал.

     — Что у тебя?

     — Насчет коровы — еле слышно ответил борода.

     — Что насчет коровы?

     — Получить надобно мне корову — посмелее сказал Рыжая борода.

     — Если за прошлый квартал, то не даем, квот нет.

     — За сегодняшний день бумага, подпись товарища Репейса, извольте.

     Рыжая борода почувствовал некоторую уверенность. Меринов крутил бумагу, то вверх, то вниз, как будто изучал подлинность документа.

     — Репейс, Репейс — с неудовольствием бурчал он.

     — Что Репейс? — спросил Рыжая борода.

     — Ничего, хорошо, что товарищ Репейс — изменившимся лицом произнес Меринов.

     После этого, он постучал какой-то короткой колотушкой об косяк двери, что была сбоку от него. Появился заспанный мужик, от которого сильно воняло самогоном.

     — Иди, выдай товарищу Кускову по ордеру корову, в количестве одной штуки из четвертого загона. Да и подпись возьми, как положено.

     Меринов опустил лицо в какую-то тетрадь.

     — Пошли хороняка — нагло сказал мужик, Рыжей бороде.

     Не успел, борода ничего ответить, как этот тип добавил.

     — Демьян Паскудин — протягивая руку, бороде.

     — Андрей Павлович Кусков — ответил взаимностью борода.

     — Ты скотину в деревню к себе погонишь?

     — Естественно, надо полагать — заумно ответил Рыжая борода.

     — Можно здесь вопрос решить

     — Не понял — ответил борода.

     — Деньги тебе дадим, корову на мясо, потеряешь немного, зато налегке и при деньгах.

     — А мясо кому?

     — Но, это тебе должно быть без разницы.

     Демьян провел Рыжую бороду в крытый загон, где пускали пар из ноздрей тощие коровенки.

     — Бери любую — сказал Демьян.

     — Что-то они не очень — возмутился борода.

     — А ты чего хороняка хотел, дома и откормишь или давай, как я предлагал.

     — Нет, я корову возьму.

     — Тогда давай быстрее, выпить у тебя, все одно не хера нет — нервничал Демьян.

     — Как это нет, есть, вот за пазухой — лукаво улыбнулся борода.

     — А сколько есть? — прищурился Демьян.

     — Литр ядрёной на орешках — сказал борода. Он, по-крестьянски соображая, успел прихватить с собой магарыч, по опыту полагая, что лишним он здесь не будет.

     — Пошли в третий загон — не раздумывая предложил Демьян.

     — Может во второй — сказал Рыжая борода.

     — Ладно, черт с тобой душегубцем. Трубы горят спасу нет, последнее допил перед твоим приходом — нехристь.

     — Хрещенный я, хрещенный, к твоему сведению — засмеялся борода.

     — Давай самогон, хрещенный — протянул руку Демьян.

     Рыжая борода достал из-за пазухи бутыль. Демьян в считанные секунды присосался к ней.

     — Не хрещенный, а крещеный, неуч деревенский — пояснил он бороде, оторвав с трудом стекло от жадных губ.

     Во втором загоне коровы были получше. Рыжая борода выбрал светло-коричневую с белыми пятнами, расписался в засаленной тетради.

     — Дай глоток, то хоть — попросил он Демьяна, когда они вместе с коровой покинули загон.

     — Обойдешься, о корове думай. Ну ладно, черт с тобой, глотни. Я человек добрый не то, что вы крестьяне — жопоеды. Пролетарий тебя выручит говнюка, а вот ты без выгоды, хрен когда — разразился бранью Демьян, протягивая бороде его бывшую бутыль.

     — Это ты зря, крестьяне тоже разные бывают, конечно, не пролетарии, земля она тянет, своего просит. Вам хорошо заработал, пропил и счастлив. Позавидовать можно.

     — Вот и подался бы в пролетарии — ответил Демьян, спрятал бутылку за пазуху. После чего удалился от бороды быстрыми шагами.

     На выходе из деревянных ворот Рыжая борода предъявил солдату квиток, что дал ему Демьян. Солдат сморщился, оглядывая бороду.

     — Ладно, вали отсюда — произнес солдат.

     — Выпить хочет сердечный. Надо было больше пойла взять — сказал сам себе борода, погоняя корову по заснеженной узкой дороге.

      Сам он испытывал прилив хорошего настроения. Двигался не торопясь и через какое-то время показались окраины городка…

     События, переросшие в смертельную опасность, случились на самом входе в городок. Основательно замерзший, к этому времени, Рыжая борода, успел пройти со своей коровой всего два-три дома по правой от себя стороне. Между третьим и четвертым пришлось остановиться. Там происходило что-то интересное.

     Огромного роста, с блестящей лысиной человек, вместе с ним четверо солдат, усаживали на телегу двоих дородных бородачей, а двоих других, солдаты с винтовками наперевес, вытягивали из мрачного занесенного снегом цоколя. Рядом столпился народ, из гущи которого раздавалось.

     — Правильно.

     — Так их сволочей, думали не найдут их здесь проклятых.

     Один плюгавенький оборванец старался особенно рьяно, прыгая возле лысого в тулупе, показывая этим, что именно он выявил на свет божий скрывающихся нечестивцев. Бабы охали и ахали. Старухи, пригнутые к занесенной снегом земле, крестились украдкой.

     Все бы ничего, но любопытство сыграло злую шутку. Рыжая борода остановился с коровой, та конечно, все время пыталась двигаться, ее приходилось подправлять. Пройди бы Рыжая борода мимо или чуть в стороне, но нет. Когда двоих бородачей примащивали к тем, что уже сидели на телеге, один из них, с красной, как у вареного рака рожей завопил. — Граждане дорогие, что же это делается!!! Невинных людей, слуг господних в чепи запирают, на смерть неминуемую отправляют!!! А ироды по земле ходят и смеются над всем. Это же Бакакин! — кричавший узник указал пальцем на Рыжею бороду.

      — Он при Колчаке, коров у людей изымал и сейчас при корове спокойно разгуливает. Настоящая контра, злодей на свободе, а божьих людей в чепи, и на смерть гонят!!!

     — Бакакин — зловещим голосом произнес лысый человек.

     До Рыжей бороды дошло, что речь идет о нем, и некто Бакакин, это он и есть. Глазенки искали спасения, но ноги пока что приросли к земле.

     — Взять его!!! — раздался дикий рев лысого.

     Рыжая борода, оторвавшись от земли, что было сил пустился бежать, за ним неслись два красноармейца с винтовками.

     — Стой, стреляю!!! — кричал один из них

     Но почему-то не стреляли, видимо, опасаясь попасть в кого-то из прохожих на центральной улице, по которой несся Рыжая борода, он же Бакакин.

      — ‘’Только бы, не на коне, только бы не на коне‘’ — мысленно молился он, развивая завидную скорость.

     Молодые парни не могли его догнать. Они не могли догнать, он не мог увеличить отрыв. Оставалось еще несколько домов до заветного дома с циферкой восемь. Рыжая борода понимал, что они его все одно схватят в квартире, но веря во что-то сверхъестественное или просто боясь остановиться, он влетел в подъезд, стремглав оказался на втором этаже перед квартирой с номером пять. Двумя руками, стал колотить дверь, дико крича.

      — Откройте!!! Откройте!!!

     Дверь отварилась и Рыжая борода, влетев с вылупленными глазами, задыхаясь, прокричал.

     — За мной гоняться!!! Они пришли за нами!!! За всеми нами!!!

     Доктор Смышляев побледнел до уровня трупа. Карина Карловна пролила из фужера красную настойку. Калакакин инстинктивно начал двигаться в сторону туалета.

     Страшной силы удары в дверь, заставили всех окончательно окаменеть, Рыжая борода, всхлипывал от страха подобно маленькому ребенку.

     Дарья, в этот момент находилась в своей квартире, по счастливой случайности, вышла она на пять минут, чтобы взять еще бутылку с ароматной настойкой, и сейчас, прижавшись к собственной двери, слышала страшные звуки и отлично понимала, кто явился, чтобы разрушить счастливое благоденствие, так нечаянно выпавшее на ее долю.

     — Открывайте немедленно!!! — гремел страшный голос.

     Голос повторился еще раз, после этого дверь начали ломать. Скрипели косяки, трещала дверная коробка. Звук усиливался, прорезая уши, затем стал слабеть, превращаясь в эхо все тише и тише. Кто-то крутил ручку реостата, медленно отдаляя звуки, которые превратившись сначала в далекий отголосок, затем пропали вовсе…

     … Лысов залетел через сломанную дверь в квартиру, держа в руке огромный маузер. Следом за ним ворвались еще четверо солдат с винтовками. Но в квартире не было людей. Она была пуста. Чекист прошелся по зальной комнате, не веря своим глазам. В пепельнице дымилась недокуренная папироса, на столе стояли недопитые фужеры с вином. Из кухни исходил запах начинающего пригорать сала.

     Лысов зашел на кухню, на примусе действительно жарилось сало, рядом лежали четыре приготовленные для глазуньи яйца. Солдаты недоуменно осмотрели кладовку, балкон.

      — На выход!!! — крикнул своим подопечным Лысов.

     Солдаты спешно удалились, сам он разбил яйца на сковороду. Посолил яичницу, поставил ее возле себя на стол. Налил из недопитой бутылки самогону, выпив его, закусил ароматным салом. Достал папиросу, затянулся едким табаком. После чего философски произнес.

      — Второй раз уже, мать его.

     Выйдя на улицу, где ожидали его солдаты, он увидел входящую во двор корову.

     — Чья корова!!! — громко закричал Лысов.

     — Чья корова, посреди двора!!! — продолжил он, еще громче.

     В ответ ему, стояла полная тишина.

     — Чья корова!!! — снова закричал он.

     — Так ваша корова, товарищ чекист — сказал появившийся сбоку дворник Никодим — Ваша корова — подтвердил Никодим, еще раз.

     — Правильно наша корова, все теперь наше. В ревком ее к товарищу Репейсу — сказал Лысов и только сейчас спрятал маузер в деревянную кобуру.

     Часть вторая ‘’Мемориал августа 1991 года’’.

     1. Архип Архипович, Инна, прежние лица…

     Инна четвертый раз в течение десяти минут старательно рассматривала свое отражение в зеркале. Нового в своем отражении она увидеть не могла при всем желании, но слишком сильно нервничала, от того пыталась раз за разом убедить себя в том, что особо этого и не требовало.

     Выглядела она хорошо. Молодость не отдавала своего, и нервные приступы были ни в силах, пока, что наложить на ее миловидное личико свой отпечаток. Блуждали они внутри, слава богу, не имея возможности попасть в зеркало. Оно же отражало молодую женщину двадцати пяти лет с красивой прической. Хорошо и в меру наложенной косметикой. Темные глазки играли маленькой искоркой от падающего света. Волосы крашенные в красивый коричневатый оттенок, да и все остальные черты не вызывали каких-то вопросов. Все совершенно на своем месте и, пусть самую малость, ей казались несимметричными губы, и, конечно, для нее это было большой проблемой, но Инна заставляла себя как можно меньше брать свой недостаток в голову. Другие по большей части его и вовсе не замечали.

     Сборы на собеседование длились уже два часа. Несколько раз звонил телефон. На связь с Инной настойчиво пыталась выйти подруга Алена, но Инна упорно игнорировала вызов. Прекрасно зная, что ничего вразумительного из предстоящего разговора не выйдет, а поделиться итогами лучше, чем передавать непередаваемые опасения. Поэтому она решила перезвонить подруге после важнейшего собеседования.

     Подбор одежды казался делом несложным, но и он занял слишком много времени. В последний момент, что-то обязательно не нравилось. Инна начинала одеваться в другое сочетание, а затем вновь начинала сомневаться.

     — Ты что еще не ушла? — спросила мать Инны, вернувшись из магазина.

     —Мама отстань. Разве ты не видишь, что это платье, как-то висит на мне.

     — Нормально платье на тебе сидит. Не придумывай и прекращай нервничать. Ты у меня самая красивая и хорошо знаешь об этом.

     — Боюсь не справиться с волнением.

     Инна еще раз подошла к зеркалу, затем надела темные, стильные туфли, которые сливались с цветом колготок. Поправила волосы и после этого начала звонить.

      — Можно машину — говорила Инна.

     Мать появилась из кухни, где до этого разбирала принесенные из магазина продукты. Инна, вызвав такси начала проверять содержимое собственной сумочки.

     — Ты что на такси? Зачем всем нервы извела с покупкой машины, если не ездишь на ней.

     — Мама — я езжу, ты знаешь. Просто сейчас я не могу. Нервничать еще на дороге.

     — Не понимаю, зачем отдали с отцом полмиллиона, да еще в кредите сейчас.

     — Мама, пожалуйста, не начинай.

     — Хорошо доченька, извини меня.

     Мать поняла, что начала, по привычке, говорить совершенно лишнее, от того извинившись перед любимой дочуркой мысленно отругала саму себя. Телефон же, долго не дожидаясь, сообщил Инне, что вызванная ею машина ожидает возле подъезда. Инна поцеловала маму, улыбнулась. Та пожелала ей удачи. Инна махнула рукой и скрылась за дверью.

     Лифт, по хорошо известному закону подлости, оказался кем-то занят, но Инна все равно, обозначив желание, нажала на красную кнопочку. Еще раз осмотрела свой новый маникюр, после этого услышала голоса, какие-то звуки и, к огромному сожалению, поняла, что в данный момент кто-то отчаянно запихивает что-то громоздкое и негабаритное в необходимый ей сейчас лифт. Инна постояла примерно минуту, затем дернулась и глубоко, выдохнув свое разочарование, начала спускаться пешком благо четвертый этаж не десятый. Но, как назло, перед самым выходом из подъезда она встретилась со своим бывшим одноклассником по имени Алик. Данная встреча могла сильно испортить и без того напряженное настроение, поскольку этот недоумок никак не мог пройти мимо нее, не проявив к ней своего мечтательного интереса.

     — Привет Инна, куда так вырядилась?

     — Некогда Алик, меня внизу такси ждет.

     — Слушай, давай сегодня вечером пивка попьем?

     — Я же сказала тебе, что мне некогда. К тому же, пиво свое, пить будешь, сам знаешь с кем.

     — Я Инна с ней уже год не виделся.

     — Пока Алик.

     Инна уселась на заднее сидение автомобиля. Таксист переспросил адрес назначения и машина плавно тронулась с места.

     Всю дорогу Инна старалась настроиться на предстоящее собеседование, но от чего-то в голову лез, и лез этот неудачник, одноклассник и сосед с верхнего этажа по имени Алик. Собственно для Инны он был полным ничтожеством, и происходило данное на протяжении всего времени, что в седьмом классе, что и сейчас, когда школа давным-давно осталась лишь воспоминанием.

      Иногда Инну от чего-то беспокоило, что этот форменный дебил и далеко не красавец находил себе каких-то девок. Она видела его в компании особ противоположного ему пола и причем случалось данное обстоятельство не один раз. Какое, казалось, ей до этого дело? Он все равно ей совершенно неприятен и ничто и никогда не изменит её отношение к нему. Только вот она, в отличие от него, все это время была одна.

     Ухаживал за ней в университете один парень, и они даже были несколько месяцев вместе. Он её сделал женщиной, но опять же что-то было в их отношениях чересчур, обыденное, а хотелось, чтобы загорелась ярмарочная, пестрая радуга. Появилось вокруг и всюду дурманящее ощущение романтики, какого-то чуда, но не было ничего этого. Затем и вовсе стало скучно, стало неохота, и в один все так же обыденный день, Инна как-то просто поняла, что не хочет быть с ним. Тем более её решение обеими руками поддержала мама. Так называемый однокурсник ей сильно от чего-то не понравился, хотя она его видела от силы пару раз, но и этого оказалось достаточно. Папа и вовсе не имел чести лицезреть ухажёра Инны.

     Еще Марина — подруга, как раз школьных лет, живущая в соседнем подъезде. Она, откровенно позоря саму себя, бегала за этим Аликом. Один раз даже пыталась уговорить Инну помочь ей наладить с ним отношения. Инне, конечно, пришлось отказаться. Перед этим долго объяснять Марине, чтобы она открыла глаза и хорошенько задумалась, зачем ей нужен такой вот возлюбленный.

      — Он грузчиком на каком-то заводе работает. Копейки получает и те на пиво тратит. Посмотри на него. Ты что дура Марина?

     Только Марина ее не послушала, еще и обиделась. После того разговора они больше даже не здоровались. Инне было обидно, именно из-за этого. Все-таки много лет были они друзья, а в детстве и вовсе были неразлучны. Здесь же появился какой-то козел и все.

     Конечно, было еще чувство превосходства. Может, понимая это, и обиделась на нее Марина. Алик много лет делал попытки сойтись именно с ней Инной, а не с Мариной, как бы того не хотелось Марине.

     Первый раз в восьмом классе. Инна вспоминала, как он что-то мямлил. Два больших угря на его лице горели сигналами красного светофора, затем он и вовсе покраснел весь. Смешная сцена. Непонятно, как ему вообще в голову пришла такая мысль. Ладно, она ему нравится, но и вздыхай, фантазируй. Этого она запретить не может, а вот решиться на объяснение — это уже перебор.

     Затем было еще, и Алик к тому времени изменился внешне. Один раз он пришел к ней с большим букетом цветов. Разговор состоялся, как говорится в дверях. После этого любой здравомыслящий парень оставил бы свои попытки, но только не Алик. Он по-прежнему хотел ее и в последние время стал вести себя еще наглее. Должно было быть наоборот. Время выветривает подобное из головы лучше всего на свете, но здесь продолжало происходить обратное. Алик уже и не скрывал своего желания сойтись с ней. Ей пришлось его по-хорошему избегать. Если она видела его идущего ей навстречу, то просто на просто меняла направление своего движения.

     Инна думала об этом, и ей становилось обидно за саму себя.

      — ‘’Это от того, что я одна. Он видит это и наглеет. Если бы у меня появился кто-нибудь, то этот трус сам бы отходил в сторону’’— крутилось в ее голове, когда такси остановилось возле роскошного офиса со стеклянно-алюминиевым фасадом, фонариками и прочей ерундой.

     Инна рассчиталась. Ее аккуратные каблучки ступили на мраморную лестницу, дальше бесшумная дверь и красиво освещенное фойе…

     …Не чувствуя собственных ног, Инна оказалась в большом кабинете. Напротив нее за столом сидела женщина лет сорока с лишним, миловидная в тонких очках с позолоченной оправой. Крашенные светлым цветом волосы, мягкий взгляд.

     — Инна Владимировна присаживайтесь поближе. Не стесняйтесь, я хорошо изучила ваше резюме, но мне необходимо задать вам пару вопросов, не очень сложных, поэтому не волнуйтесь.

     Женщина мягко, как-то по-свойски улыбнулась. Инна еще не могла до конца расслабиться, но все же почувствовала себя не много легче.

     — Инна Владимировна вы не собираетесь замуж в ближайшее время? — спросила женщина.

     Инна немного опешила от такого вопроса. Она, конечно, серьёзно готовилась, но не ожидала перехода к личному с первых минут.

     — Нет, Ольга Сергеевна — тихо произнесла Инна, слегка покраснев.

     — Это очень хорошо. Поймите меня правильно, сейчас новая работа должна стать для вас буквально всем. Пройдет время и будет возможность заняться личной жизнью. Тем более у нас есть несколько неженатых маркетологов — мило улыбнулась Ольга Сергеевна.

     — Первое же время, только работа. Должность одного из ведущих менеджеров, является одной из самых ключевых, можно сказать, одной из важнейших на предприятии. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Без хорошего менеджера не может нормально работать ни один отдел. Тем более ваша будущая должность напрямую связана с важнейшим звеном современного производства, да что там производства, всего нашего существования. Я говорю о маркетологах. На них держится все. От них все и зависит.

     — Я понимаю — уверенно, произнесла Инна.

     — Инна Владимировна, как вы относитесь к новым креативным тенденциям в сфере управления, которые были обозначены последним пояснением нашего правительства. Особенно в сфере углубления использования заменителей для усреднения новейшей потребительской корзины и всей покупательской активности?

     Ольга Сергеевна сменила тему, не сделав какой-то заметной паузы. Для Инны второй вопрос был очень уж простым. К подобному она, как раз и готовилась, и сейчас хорошо знала все новые веяния, которые каждый квартал отписывало ново-центр-демократическое собрание, а если по-старому, то кабинет министров во главе с главным министром-назначенцем.

     — Однозначно положительно. Тратить большие ресурсы на мнимую качественность продукции — это полный абсурд или даже преступление. Если разобраться глубже, то зачем делать подобное, если при нормальной работе маркетологии, можно обойтись без столь драгоценных жертв. Современные тенденции должны находить себя не только на внутренних рынках, но и идти одним целым с общими мировыми базисами в маркетологии.

     Инна могла бы продолжать до бесконечности, но ее перебила Ольга Сергеевна.

     — Хорошо, очень хорошо Инна Владимировна.

     Инна по-прежнему нервничала, а собеседование как-то быстро подошло к завершению. Ольга Сергеевна принимала решение прямо сейчас. Ее тонкие, красивые пальцы с изящным маникюром перебирали бумаги, но Инна понимала, что все решиться через минуту. Пауза и не продлилась дольше.

     — Я думаю, Инна Владимировна, что вы нам подходите — сказала Ольга Сергеевна.

     У Инны от этих слов малость закружилась голова, захотелось закричать от радости, но вместо этого она еще десять минут слушала Ольгу Сергеевну, которая объясняла ей, что нужно и для чего это нужно.

     Вылетев из здания нового работодателя, Инна чуть не сломала каблук. Хотелось немедленно звонить по телефону, чтобы весь мир узнал об ее успехе.

      — ‘’Меня приняли на должность ведущего менеджера, меня приняли. В это невозможно поверить, но это факт!!!’’

     Сейчас в голове не было ничего, кроме самых прямых, откровенных ассоциаций. Весь мир раскрасился огромным количеством красок. Замечать чего-то отрицательного она просто не могла. Солнце сильно жарило, расположившись возле соседнего здания. Инна же чувствовала, то озноб, то приливы этого самого жара. Нервный период еще не закончился, он просто перешел из знака тревожного минуса, в знак восклицательного плюса. Видимо и ближайшие несколько дней, он ее не оставит в покое, применив свое извечное: в виде первого рабочего дня, знакомства с новыми людьми, ответственность за новую и такую долгожданную должность. Правда сейчас, Инна об этом особо не думала. Главное было достигнуто и она теперь имеет работу в большой, успешной компании.

     Передохнув, малость, успокоившись, она потихоньку дошла до остановки общественного транспорта. Ехать на переполненной и дурно пахнущей потом — маршрутке Инна не собиралась. Постояв с минуту у витрины большего магазина, она вызвала такси…

     … И все же благополучие, бывает благополучным. Кто сказал что, что-то должно обязательно пойти не так? Конечно, немного страшно и бывает, но прямо ни по себе. Зато хорошо, что все хорошо кончается. Выдохнешь пережитое, подумаешь о будущем. Удовлетворённо посмотришь вокруг себя. Сегодняшний день покажется чудесным, а новые лица родными. Знаешь их два дня, думаешь, что два года, а иногда кажется, что и десяти лет вам уже мало. Свои улыбки, свои слова…

     …Да и работала Инна до этого в офисах. Было их два. Из одного ушла сама, другой к несчастью развалился.

     Инне предоставили собственный кабинет, обещали в ближайшие время дать помощницу. Окно выходило на облагороженную территорию внутри завода. От этого суета внешнего мира не отвлекала совсем. Посмотришь в окно и все мысли только о заводе, о клиентах, о продажах.

     Иногда портилось настроение от вида разношерстных работников. Они хоть и редко, но появлялись в поле зрения. К тому же среди них, то и дело мелькали люди среднеазиатской внешности. Собственно, обе уборщицы в самой конторе, что жалостливо раскланивались при встрече, тоже были дочерями, то ли Узбекистана, то ли Таджикистана.

     Инна старалась не думать о постороннем, ее занимала работа. В соседний отдел, что размещался возле ее кабинета, и, где располагались несколько ведущих маркетологов, она без надобности не посещала. Конечно, хотелось поговорить, обсудить. Но Инна очень серьёзно решила отнестись к своему положению, хорошо помня разговор с заместителем директора по персоналу.

     — Инна Владимировна, что вы думаете по поводу последнего контракта. Мне кажется, что нужно еще раз прикинуть все за и против, чтобы не допустить процентных просчетов — без стука в ее кабинет вошел заместитель директора по продажам категории ’’а’’ и акциям Игорь Валентинович.

     Инне не понравилась подобная бесцеремонность, но она лишь сжала губы, сомкнула ножки и каблучки.

     — Конечно, Игорь Валентинович, я завтра встречусь с клиентом еще раз. Только мне кажется, что все и без того будет хорошо. Мы все просчитали не один раз.

     — Все же Инна Владимировна перепроверьте, еще раз. Как говориться семь раз отмерь, один раз отрежь.

     Игорь Валентинович без всякого стеснения разглядывал Инну. Она довольно сильно смутилась, все же Игорь Валентинович годился ей в отцы. К тому же, от него обильно несло мужским парфюмом. Запах Инне не нравился, а его чрезмерная концентрация, просто была невыносима. Инна собиралась еще раз успокоить недоверчивого руководителя, как за его спиной появился Максим Орешников (из маркетологов). Игорь Валентинович обернулся к нему и, на какое-то время оставив без внимания привлекательные формы Инны, сменил тематику наставлений.

     — Максим что с поставками в Н-ск? Почему еще нет отчета третичной формы с подтверждением в половину единичной.

     — Будет через час, все будет Игорь Валентинович — галантно ответил Максим.

     Игорь Валентинович недовольно посмотрел, сначала на Максима, затем вспомнил об Инне. Собственно, его взгляд выражал что-то похожее на ревность к молодости вошедшего, но хозяйские повадки компенсировали недостаток в этой самой молодости. Внешний вид Игоря Валентиновича, как будто говорил: — ’‘Посмотрим, кто перетянет. Ты — Максик маркетолог, а я заместитель директора. Костюмчик у нас с тобой, пока что разного покроя’’

     Что-то еще сказав из дежурной миссии предприятия, Игорь Валентинович удалился. Инна с Максимом многозначительно улыбнулись друг другу, отреагировав на выражение лица непосредственного руководителя.

     Про миссию или о миссии, они хорошо знали и без Игоря Валентиновича. Знать аксиому в виде миссии должны все, — они ее и знали наизусть. Звучала она несложно и лишь на первый взгляд казалась жутко объёмной. Приводить ее смысл, нет абсолютно никакой нужды, он везде одинаков и миссий этих такое количество, что кто-нибудь, когда-нибудь, будет обязан составить набор этих чудесных штампов, издать отдельной книгой, а студенты маркетологи будут искать в необъяснимой ерунде многозначительные нюансы, талантливые ходы, восхитительные обороты. Искать то, чего нет, но смысл ведь не в том, чтобы был этот самый смысл, а как раз наоборот. Нужна сама миссия, а смысл, он вроде, как бы за ней сам должен подтянуться, а если нет, то какая разница. Все равно всегда все одинаково.

      ‘’Мы — первые! Мы — должны быть первыми из первых! Я — лидер! Ты — лидер! Благополучие вкупе со свободой родины, еще что-то об искренности, конечно, самую малость о благородстве и заботе’’.

     Уже было сказано, что Инна наизусть выучила миссию. Опять же делать это ей приходилось и ранее. Поэтому предстоящего экзамена по корпоративным ценностям она не боялась. Напротив, частенько представляла себя в актовом зале на фоне логотипов, слоганов, плакатов. С обязательным присутствием всех возможных начальников. На центральном месте будет сидеть сама Карина Карловна, рядом с ней все ее десять заместителей, затем шестнадцать заместителей этих заместителей. На стульях возле дальней стены, нервничая, кусая губы, будут ожидать своей участи ее коллеги, такие же, как она, недавно принятые в волнующий мир ново-образцового бизнеса, где все прописано со строгим соответствием мировых стандартов, запатентовано общими клише, надстроено огромным количеством разного барахла, где самый лучший вопрос ко всему этому остается, до боли знакомым, взятым из канонов классики: ‘’Простите, кто же на ком стоял’’?

     Для Инны все это шуткой не являлось, и светлое будущее виделось таким, каким и передавалось из раза в раз с любых информационных источников. Поэтому обязательно облачиться она в самый лучший наряд и очень много времени проведет в определенном ей самою, салоне красоты.

     …Выйдя на улицу после очередного рабочего дня Инна, не торопясь и даже где-то вальяжно подошла к собственному автомобилю. Красная, маленькая машинка отреагировала щелчком, приветливо мигнула фарами. Спрятав авто-брелок в сумочку Инна оказалась, как и положено за рулем, затем долго смотрела на свое отражение в зеркале. После этого наконец-то завела мотор и еще спустя минуту, выехала с уже практически опустевшей стоянки, но ее тут же, отвлек телефонный звонок. Вероятно, что в этом звонке было что-то важное и может, от того Инна проехав с сотню метров, припарковалась у обочины, и как минимум тридцать минут проболтала по телефону с одной из своих лучших подруг по имени Лена.

     На улице начало смеркаться. Инна и без того значительно задержалась на работе, виной тому стал обычный, плановый отчет, но он съел почти три часа личного времени. Еще долго собиралась и наконец, телефон.

      Хотя вечернее время давало Инне своеобразное послабление в виде меньшего количества коллег автомобилистов. Это обстоятельство радовало, так как Инна слишком уж неуверенно чувствовала себя за рулем при большом скоплении чужих автомобилей. В числе водителей которых, попадались откровенные хамы, что все время пытались ее, куда-то спихнуть, подрезать или просто накричать через открытые окна своих автомобилей.

     Проехав несколько километров по знакомому маршруту, Инна увидела перед собой временно запрещающие знаки. Ничего особенного в виде ремонтных работ, Инна не наблюдала, но привыкшая к четкому соблюдению порядка во всем она безропотно свернула вправо, куда указывал беспощадный знак объезда. Дороги в данном направлении она не знала, но резонно рассудила, что нужно будет вернуться в нужном направлении при первом левом повороте.

     Еще через километр Инна начала нервничать. Дорога уходила все дальше и дальше в сторону, а хоть какого-то приемлемого поворота влево не было, точнее, были, но страшные, грунтовые, уводящие в неизвестную темноту. По сторонам же открывалась совсем неприглядная картина из стоящих в отдаление частных домов, каких-то зарослей и странных полуразрушенных построек.

     Инна проехала еще километр, после этого окончательно растерялась, внутренне испугалась и начала искать место для совершения маневра в виде разворота. Встречные автомобили почти не попадались в ее поле зрения, позади так же стояла гнетущая пустота. Найдя нужное место Инна, начала разворот, только во время маневра ее любимая машинка неожиданно заглохла. Инна тщетно пыталась запустить мотор, зажигание трещало, но дальше дело не шло.

     Теперь у Инны начался приступ истерического страха. На улице окончательно стемнело. Справа от нее было что-то похожее на заросшее по берегам озеро, возле которого в огромном изобилии валялся различный мусор. За озером стояли невзрачные домишки, которые так и тянуло назвать халупами. В некоторых из них светились желтым огнем крохотные окошки, а с другой стороны от Инны располагалась какая-то производственная база. К огромному сожалению, она была брошена людьми со времен окончания эпохи советского мироустройства. В дополнение ко всем неприятностям в сотне метров или даже ближе от нее, по-хозяйски прогуливались несколько крупных, наглых дворняг. Вожак этой стаи, сильно не нравился Инне. Крупный, серый пес со злобной мордой, странными, злыми глазами. Хотя это, скорее всего Инне казалось от страха. На таком расстоянии и в сумерках, она все одно не могла разглядеть выражение глаз незнакомой ей собачары.

     Походив возле машинки, Инна вернулась обратно за водительское кресло. Чтобы успокоиться, она шептала сама себе только ей известные заклинания, сжимала пальцами обод руля. Снова и снова пыталась завести мотор. Правда длилось все это совсем недолго, кажется, несколько минут или что-то около этого. Поняв, что все усилия тщетны Инна решила звонить. Сначала родителям, а затем всем кому возможно, но это если папа ничего не придумает. Собаки же подошли к машине совсем близко и противный вожак улегся, высунув язык практически напротив Инны, от этого ее тело мгновенно покрылось мурашками, стало как-то нехорошо внутри.

     — Ну, ничего сейчас все решится — сказала Инна вслух сама себе.

     Телефон послушно отображал на большом экране номера, вот и номер мамы. Длинный гудок сменился, еще одним, затем еще одним, прозвучал четвертый, и лишь с пятого Инна услышала голос мамы.

     — Да доча. Ты где? Я тебя потеряла. Что за моду ты взяла задерживаться допоздна.

     — Мама у меня машина сломалась.

     — Ты где находишься доча… — после этих слов мамы, случилось страшное, телефон один раз пикнув, погас, истратив запас своего аккумулятора.

     Устройства для подзарядки в автомобиле Инны не было и это означало настоящую катастрофу, тем более противный пес никуда не собирался уходить с облюбованного им места. Его товарищи расположились рядом. Один из них неистово вычесывал блох. Двое других периодически сцеплялись друг с другом, издавая неприятное рычание.

     На улице стало, совершенно темно… Надежда оставалась на проезжающий транспорт и за это время проехали две машины, но Инна боялась выйти из своего укрытия из-за стаи проклятых, бездомных собак.

     — Почему их всех не переловят. Сколько все это может продолжаться. За что мне все это, что я сделала кому плохого — Инна шептала со слезами на глазах.

     В попутном направлении проехал еще один автомобиль, после этого и вовсе наступила полная тишина. Инна решила просто взять и лечь спать, слава богу, на улице не зима. На какое-то время, как ей показалось, она отключилась, но проснулась от того что две враждующие собаки устроили возню прямо возле дверцы, за которой и находилась Инна. Сильно захотелось по малой нужде, но даже самое простое было ей сейчас недоступно. Темно, пусто и никто не увидит, прямо сейчас садись на корточки, только злобные собаки не позволяют открыть дверцу.

      — ‘’Может они совсем незлые. Может здесь просто их место, а я им совсем не нужна’’ — думала Инна, не имея сил сдерживать желание помочиться.

     Сделать — это прямо в машине она не могла, поэтому решила терпеть настолько, насколько будет возможно. Неожиданное заточение длилось примерно часа два. В двух из трех домов за помойным озером погасли огни. Темнота почти полностью скрывала охраняющих ее собак, странным образом полностью вымерла дорога. Инна уже не могла плакать, не могла и заснуть. Только она решила справить свою естественную нужду, ни сходя с места, как увидела мерцающий огонек от фонарика, который двигался в ее направление. Желание малой нужды на время пропало. Огонек приближался все ближе, и Инна уже была уверенна, что он движется прямо к ней, не сходя с асфальта ненавистной дороги. Сначала ее охватила радость. Без всякого сомнения, навстречу к ней идет человек, и может быть хоть какая-то надежда, ну хоть на что-то. Затем она испугалась. В голову пришла мысль, которую широким жестом подарила темнота.

      — ‘’А если идет насильник? Нет, — кого он может найти в такой темноте’’

     Вторая половинка сознания, не поддержала первую. Пока Инна судорожно соображала, огонек от фонарика оказался совсем близко. Инна открыла окошко и громко произнесла.

      — Помогите мне, пожалуйста.

     Через пару секунд рядом с Инной оказалась, как нестранно пожилая женщина, можно сказать старушка.

     — Ну- ка брысь бесстыжие, развалились тут — произнесла она, совершенно не боясь окруживших машину собак.

     Те в свою очередь, никуда и не собирались уходить, лишь поднялись на все свои четыре лапы и с интересом смотрели на старушку, дружелюбно виляя хвостами.

     — Ты что внучка, как здесь оказалась?

     — Машина поломалась, а эти меня не выпускают.

     — Эти безобидные, бродят здесь из угла в угол. У них только вид страшный. Нужно было позвонить, приехал бы кто за тобой.

     — Телефон у меня разрядился.

     — Отдохну немножко, подумаем, как быть. Я-то к мужу своему Архипу Архиповичу ходила. Блинов отнесла и сала малость. Задержалась затем у них в кочегарке. Семен смешные истории рассказывал, ну прямо умора. Веселый человек, ему хоть трава не расти. Жизнь, вроде, поганая давно уж наступила, а есть еще люди, которые все с юмором, иронией такой подадут, что на душе, ей богу легче становится.

     Старушка рассказывала таким тоном, как будто Инна хорошо знала людей, о которых шло повествование.

     — Семен уволился на какое-то время, а сейчас назад вернулся. Вот он и рассказывал о предприятии, где недавно работал. Все про этих меренджеров, выговорить не могу эту абракадабру. А он с акцентом и еще много словечек разных, все иностранные. Этих мне и вовсе не произнести.

     — Супервайзер, мерчендайзер — тихо произнесла Инна, чтобы поддержать разговор.

     — Вот — это точно, каждой твари по паре — улыбнулась старушка — Семен говорит их полная контора. Надутые, как индюки, важные. Все в костюмчиках при автомобилях. Смотреть жуть, а толку нет. На заводе одни посланцы средней Азии работают, лопочут по своему, а эти дайзеры с ними через переводчика глаголют. Это у нас внучка происходит, здесь рядом, знаешь пищевой комбинат ‘’Народное изобилие’’?

     — Знаю — ответила Инна, потому что речь шла об предприятие, где она трудилась уже больше месяца и вполне комфортно чувствовала себя в обществе различных дайзеров.

     — У нас здесь внучка, помимо этих смехов вещи почище происходят. Смех он смехом, а пи..а кверху мехом, как в народе говорят. Только сегодня до встречи с тобой, — и я испугалась. Вот, как ты — этих обормотов с хвостами, так и я, — только человека о двух ногах.

     — Бандит какой или маньяк? — со страхом спросила Инна, посмотрев на полную темноту за стеклами автомобиля.

     — Какой еще бандит? Николай Тимофеевич собственной персоной. Идет, как ни в чем не бывало. Те же усы, тот же узелок и папироса во рту дымиться. Темновато, конечно, но я его узнала, хоть мне на этом месте провалиться. Сколько годков минуло ни счесть.

     — Не виделись давно? — спросила Инна.

     Появление старушки вернуло ее к жизни. Она почувствовала себя значительно лучше, успокоилась. Но при этом самую малость боялся, что разговорчивая старушка в один прекрасный момент скажет: — Ну ладно мне пора, заболталась я с тобой. А ты не бойся ничего, скоро утро.

     На этот момент Инна готовила нужные фразы, только вот, старушка продолжала свои рассказы, не замечая волнения на лице Инны.

     — Очень давно не виделись. Мне тогда лет десять было, когда Николай Тимофеевич, вот так же с папироской и узелком на работу ходил. Сейчас мне семьдесят лет, вот и посчитай. Получается шестьдесят лет, никак не меньше.

     — Не пойму, как такое может быть.

     — Вот и я оторопела, только все равно, видимо по привычке, произнесла: — Здравствуйте Николай Тимофеевич, а он мне ответил: — Здравствуй Люба, — поздно уже, давай не болтайся на улице. Мать с отцом уже потеряли тебя, наверное, домой иди. И пошел сам в сторону битумного завода, как ни в чем небывало. Я стою и думаю: — ‘’Господи! Спаси и помилуй, какая мать, какой отец, их уже, как тридцать лет в живых нет’’ Осмотрелась по сторонам и еще больше испугалась. Вижу, а я возле нашего старого дома стою. Дома те давно расселили, хотели что-то строить, но руки, как у нас обычно бывает, не дошли до дела. Вот они и загнивали, рушились. Какие-то пожгли, какие-то, как наш остались, в хлам превращенные. Только на этот раз вижу дом свой, как будто сама из него действительно десять минут назад за водой вышла и все бы ничего, и только собралась я к нынешнему дому идти, как слышу кашель отцовский отчетливо. Значит, это он покурить на двор вышел, у меня ноги к земле и приросли. Двинуться не могу с места, а за кашлем голос: — Люба иди, давай, домой, хватит прохлаждаться время позднее.

     Тут-то я и оторвалась, можно сказать от земли и быстро, быстро к дому, только не к тому, где отец покурить вышел, а к своему. Ну, вот затем и тебя милушка встретила. Так что впечатлений, хоть отбавляй.

     — Странно — сказала Инна.

     — И мне странно — поддержала Инну, старушка Люба.

     — А это здесь все время? — наивно спросила Инна и ей в этот момент снова и еще сильнее захотелось по малой нужде.

     — Нет, конечно, хотя я уже слышала об этом разговор. Говорили, будто бы уже видели людей из прошлого в наших местах. Одного не пойму, почему в наших краях они объявились, хотя и здесь бабка Кузьминична суждение имеет, что это от отравления народного происходит.

     — Какого еще отравления? — изумилась Инна.

     — Простого и самого настоящего. Каждый день мы травимся всякой ерундой в красивых упаковках. Там продукта натурального нет, одни заменители, для того, чтобы народ весь извести или как-то приручить по- своему. В общем, не знаю я пока, но теперь сама буду рассказывать, что и меня стороной странная встреча не обошла. Ты давай машину свою закрывай, и пойдем ко мне. Время — ночь, поспать тебе нужно.

     Инна несмело, поглядывая на остающихся, на прежнем месте барбосов, вылезла из машины.

     — Подождите секунду, мне в туалет нужно — пропищала Инна.

     — Давай, конечно — ответила ей старушка Люба.

     Через несколько минут Инна след в след шла за старушкой, а та продолжала болтать без умолку.

     — Раньше оно все проще было. Да и, кстати сказать, поселку этому (она имела в виду, то невзрачное место, по которому вела за собой Инну) давно уже суждено, было быть снесенным, но времени не хватило. Власть тогда переменилась, поэтому и осталось все, как есть.

     — Сейчас очень много строят жилых домов и квартиру людям проще приобрести — подала голос и Инна.

     — Слышала, слышала. Телевизор я смотрю в свободное время. Про эту потеку слышала, вроде, как в залоге там живешь у банкира. Только я не про это. Здесь должны были два больших завода построить, а для жилья здесь места, сама видишь, не лучшие. Конечно, если благоустройство провести. Я читала: наш мэр в своей газете писал, что референдум будет, что лучше на главной аллее высадить, — липы или елки? Дело, конечно, важное, но иногда думаю, кому от них радость будет, если работы не будет. Сейчас заводов с фабриками не строят, а зря для трудового народа они главное дело

     — Строят если дело выгодное. Просто так, они зачем нужны.

     — Ну, ты внучка даешь, чтобы свое все делать.

     — Зачем его делать, если у китайцев проще купить. Главное, чтобы деньги в казне были.

     — Я гляжу ты прямо экономист или, как там его. Только деньги, откуда берут, ты знаешь? Я же тебе скажу. Их из недр тянут. Землю нашу грабят и нас вместе с ней прицепом. Я недавно к сестре ездила, она в деревне живет. Так там и в соседних деревнях, сена давно не косят, а почему? Ненужно, — это от того что последняя корова лет двадцать назад сдохла во всех районах.

     Инна хотела возразить, но промолчала, чтобы лишний раз не спорить со старушкой. Они подошли к небольшому домику и старушка, открывая калитку продолжила.

     — Не знаю, что будет? Ты мне сказала странно, что мертвые объявились. Действительно, не по себе от этого, только если вдуматься, то куда страшнее, что живые делают.

     Они оказались в чисто убранной хате с присутствием привычной цивилизации в виде тонкого телевизора, кухонных приборов, современной мебели из доступной опилочной плиты. На стенах были симпатичные обои, уютно пахло чем-то вкусным.

     — Сейчас накормлю, чаем напою и спать. Тебе завтра на работу?

     — Да

     — Значит, подниму в шесть утра. Сейчас уже второй час ночи пошел.

     — Мне еще с машиной решить надо.

     — Никуда она не денется. Ночь одну простоит, днем на работе договоришься или как. Ты, кстати, где работаешь?

     Инна вспомнила, как нехорошо отзывалась бабушка об ее родном предприятии. Хотела что-то соврать, но от чего-то ничего не приходило в голову, и Инна сказала правду.

     — Там значит работаешь и кем, если не секрет.

     Здесь Инна уже говорить правду не могла, если бы бабушка услышала: ведущий менеджер, то вероятнее всего, как минимум, потеряла бы на время дар речи, а потом долго бы пытала, что — это за зверь.

     — В столовой помощником повара.

     — Хорошее дело, продукты только никудышные.

     …Николай Тимофеевич внимательно разглядывал полуразрушенное здание бывшего административного корпуса пищевого комбината, под канувшим в лету названием ‘’Ударник’’.

     — Да уж, невесело — произнес он для самого себя, прохаживаясь по опустевшему зданию.

     Под ногами скрипело битое стекло, попадался тут и там разнообразный строительный мусор. Огромное количество хлама, того чего нельзя было сдать перекупщикам вторсырья валялось в разных углах. Электропроводка везде, как и полагается, была оборвана, остекление во множественном количестве, отсутствовало.

     — Ничего в сорок первом еще хуже было, тогда на голом месте начинали, а здесь стены и крыша над головой имеются — снова произнес он сам себе.

     — Матвей что слышно о погоде? — на этот раз Николай Тимофеевич обратился к подошедшему невысокому толстячку с большой залысиной и в круглых старомодных очках.

     — Вроде тепло еще неделю будет стоять.

     — А что насчет людей?

     — Отправил Смирнова на биржу труда, думаю к завтрашнему дню будет у нас две бригады.

     — Хорошо.

     — Николай Тимофеевич, а как с техникой, не затянут — это дело.

     — Нет Володя, если товарищ Репейс сказал, то день в день все будет. Пойдем, осмотрим второй корпус. Скоро работа закипит, почти, как в лучшие годы.

     Толстячок по имени Володя ничего больше не говорил. Молчал и Николай Тимофеевич. Они не спеша двинулись к двухэтажному зданию из обветренного, обколотого местами красного кирпича…

     … — Тьфу ты, мать твою, — Люба! — возмущался Архип Архипович.

     — Чего ты ворчишь старый пи…юк, выпил ты свою бутылку с Колькой еще позавчера. Настолько пьяный был, что и забыл об этом.

     — Нет, Люба ты честно скажи, если вылила мою бутылку. Признайся ни себя, ни меня не мучай, а то ведь осадок жуткий на душе сидит, прямо занозой впился. Смотрю на тебя Люба и не верю я тебе. Раньше верил, а сейчас, как двадцать лет к ряду, не верю и все тут. Ты Люба сама виновата, зачем тогда вино вылила, что мы с дедом Естафием на девятое мая пили, от этого все и пошло.

     — От того и вылила, что если бы вы тогда это вино допили, то дед Естафий богу душу уже тогда бы отдал, а так еще десять лет прожил.

     — Ах, Люба, любишь ты замутить такую ересь, спасу нет. Нутро, то горит, а ты все про бога с душой, а здесь в корень зрить надобно. Жизнь — она все одно прожита, чего еще, к чертовой матери, то нужно. Душа просит успокоения, а когда ей отправляться она и сама знает, придет приказ так сразу в путь. Тогда зачем ее изводить?

     — Пропащий ты старикашка Архип, если бы ты так молодой пил, то помяни мое слово, ни дня бы с тобой не жила. Как с цепи, ей богу, сорвался. Сам себе могилу роешь. Лучше бы денег подкопили, да к дочке съездили. Ты уже забыл ведь, что у тебя еще двое внуков имеются, и правнук в прошлом году родился.

     — Помню я все Люба, только спокою мне сегодня нет.

     — Так же, как и вчера.

     — Со смены пришел — устал, думал, выпью расслаблюсь и спать.

     — На два часа Архип спанье твое. Ладно, иди, возьми себе красненькую.

     Люба протянула мужу деньги. Архип Архипович заметно просветлел лицом. Быстро надел туфли, покряхтел, натягивая ветровку и уже на пороге произнес.

      — Люба ты слышала: комбинат наш родной, вроде снова открыть собираются. Говорят, людей набирают.

     — Нет, не слышала, зато Николая Тимофеевича видела.

     — Самого Николая Тимофеевича, брешешь.

     — Вот тебе крест — перекрестилась Люба…

     … — Вызывали Дмитрий Кириллович — Эдуард Арсеньевич проговорил, растягивая слова.

     — Да Эдя, вызывал. Работа будет важная. Нужно узнать по всем инстанциям, естественно негласно. Объявился некто Репейс, вроде солидный бизнесмен, а кто конкретно и что из себя представляет — неведомо. Так вот, он хочет здесь пару фабрик открыть, только сам Эдгард Романович высказал подозрения в плане денег и бюджетов, как бы ни аферист какой? Так что давай потихоньку, помаленьку узнавай все, что можно. Прояви себя, как следует, пока Процентов в больнице застрял. Неизвестно еще, как с ним, что сложится, может тебе место первого зама в правом отделе придется занять, только не временно, а постоянно. Я еще решать буду Эдя, кого из вас — тебя или Подхалимова, назначить, но это в случае если Процентов и вправду загнется. Плохо мне без него, так что старайся. Теперь иди, работа у меня.

     Эдуард Арсеньевич вышел из кабинета Дмитрия Кирилловича и тут же улыбнувшись, сжал кулаки.

     — ‘’Дай бог Процентову, и остаться в этой клинике для управленческих кадров’’

     — Что встал Артурчик, прицепляй портрет на место, работать будем и так времени столько потерял — сказал Дмитрий Кириллович.

     Молодой парень в стильном костюме из самого дорого сукна и не менее дорогого бутика, бросился выполнять ответственное поручение.

     — Пять против пяти, записывай. Расстояние от окна и по максимуму. Готов?

     — Всегда готов!

     Эдуард Арсеньевич сильно изменился. Виной тому послужило чудесное удлинение прибора, что в награду принес он из не самого приятного путешествия, о котором собственно никому не рассказывал, за исключением одного единственного раза на пьянке у того же Сиротина, но тогда получился конфуз. Эдуарда Арсеньевича просто приняли за идиота перебравшего с наркотическим и алкогольным расслаблением.

     Впрочем, Эдуард Арсеньевич сильно не обиделся. Ему и самому хотелось воспринимать случившееся, как страшный сон. Только вот факт увеличения размера деть было некуда, да и, к тому же, он безмерно радовал Эдуарда Арсеньевича.

     Простое изменение, выраженное в длине, повлекло за собой изменение буквально всего; включая походку, разговорную речь, жесты. Да и это, по сути, являлось откровенной мелочью, главное таилось во внутренней столь необходимой уверенности. К тому же после загадочного путешествия, удача начала улыбаться Эдуарду Арсеньевичу сначала не много робко затем и вовсе отбросив всякое стеснение. Неожиданно заболел Процентов, затем заместитель Процентова, по фамилии Убогов,— удивив всех, уволился со службы, после чего перебрался, никуда попало, а в самую что ни на есть Великобританию. Об этом очень много говорили вокруг. Сам Эдуард Арсеньевич с завистью строил различные предположения, что подобное стало возможно только благодаря нечистым делам с крупными суммами, да и пошатнувшиеся здоровье Процентова намекало, причем почти открыто именно на такое развитие событий. Как бы там ни было, но все это лило воду на его Эдичкину, мельницу.

     За очень короткий временной отрезок, он Эдя, на блюдечке с голубой каёмочкой получил все, о чем мог недавно только мечтать. Жизнь вошла в положительное русло, и это иногда беспокоило Эдю, он страстно стучал по дереву, плевался через плечо, и еще что-то шептал самому себе. Когда Лера с деловым видом успокаивала его, он все одно не верил своей удаче до конца. Сомнения, впрочем, чередовались с ликованием, и зависело это, как правило, от времени суток, выпитого, съеденного и, конечно, от полученного наслаждения, а оно к счастью сохранилось, приобретя почти законный статус.

     По возвращению Эдя не мог насытиться своей избранницей, что иногда доводило ее до приступов нервной тряски. Еще частенько звонила Карина Карловна и Эдуарду, скрываясь от Леры, приходилось уделять внимание своей бывшей жене. Впрочем, на все это у него с избытком хватало сил, он даже пару раз умудрялся передергивать свой прибор, стоя у огромного зеркала и при этом несказанно радовался, видя отражение последнего в его новом обличии. Поворачивался, то с одного, то с другого бока, то потрясывал, то поднимал вверх и не видел в этом чего-то зазорного, поскольку случившиеся чудо должно быть по достоинству оценено, и Эдуард Арсеньевич не стеснял себя в этом. Если ему наконец-то повезло, то, какого хера, он должен этого стесняться. Бывало, вспоминал странного инвалида с огромным пиком демократии: ‘’Вот и у меня не меньший, а еще может больший пик демократии’’ — с полным удовлетворением думал Эдуард Арсеньевич, не только от своего второго я, но и от себя самого что ни на есть первого — счастливого.

     Обстановка в апартаментах ‘’Грядущего общества’’ за это время не изменилась ни на йоту, все оставалось на своих местах; кабинеты, коридоры, лестницы, лампочки, таблички, флаги, символы — все это, и вместе с этим старичок-штырек, приятно радовало Эдю, но все же главное заключалось в смене этажа. Второй разительно отличался от первого и с этим было нельзя поспорить, и пусть второй этаж не дотягивал до камерности третьего, но опять же сравнение с первым было просто колоссальным. Иногда Эдуард Арсеньевич специально останавливался посередине коридора, чтобы ощутить на себе еще, и еще раз чарующее спокойствие. Он стоял с десяток секунд, улавливал в себе утверждение реальности, затем неспешно двигался до большого зеркала возле лестницы. Естественно, что в этом зеркале он выглядел посолиднее, чем в том, что висело в его ванной комнате, но удовольствие хоть и имело значимое отличие все же было почти сравнимым с тем, что ожидало в другой раз, у другого зеркала.

     Лестница, ведущая со второго этажа, как понятно имела два направления. Эдуард Арсеньевич любил направлять свой взгляд на ступеньки уходящие вверх. Красный палас с желтыми полосами по бокам делал лестницу парадной. Чистота ослепляла глаза, тянула за собой воображение: ‘’Далеко пойдешь, если будешь стараться’’ — вспоминались слова Дмитрия Кирилловича.

     Хотя лестница вниз была уложена паласом того же цвета, но вот она, то была, как раз заметно вышарканной, портила этим настроение, слишком уж много людишек прошло по ней, несравнимо больше, чем по ступенькам вверх и выше, выше, выше.

     Необходимо сказать, что мрачное настроение посещало Эдуарда Арсеньевича довольно редко, но беда была в том, что таилось это мрачное настроение, где-то поблизости почти постоянно. В любой момент могло прийти неприятное известие о выздоровлении Процентова и тогда все волшебство сегодняшнего дня раствориться в один момент, и то что Дмитрий Кириллович дал железное обещание оставить его Эдю в заместителях Процентова, совершенно не грело душу, от того что сработаться с хряком будет невероятно трудно, можно сказать невозможно.

     Эдуард Арсеньевич сделал для себя важную установку, что если случиться чудесное воскрешение Процентова, то он, несмотря ни на что попробует найти общий язык с Процентовым. Гораздо хуже вернутся в свой кабинет на первом этаже — это будет означать катастрофу, последствия которой он Эдя, вряд ли сможет пережить просто так. Душевная травма может уничтожить его в несколько дней. Хрустальный замок, подаренный ласковой к нему сегодня, судьбой разобьется вдребезги…

     …Эдуард Арсеньевич старался, как можно меньше думать об этом. Всякий раз отгонял вредоносные мысли подальше. Так же при любой возможности, он очень корректно интересовался состоянием здоровья Процентова и пока что, получая радостную информацию о том, что последний не может сдвинуть свое грузное тело в сторону восстановления здоровья, сильно радовался данному обстоятельству. Хотя, как нетрудно догадаться Эдя делал совершенно скорбный вид, говорил с особой трагичностью и даже как-то чрезмерно сосредоточенно. Зато внутри Эди все ликовало и первым делом, оказавшись дома, он сообщал Лере хорошие для них новости. Вторым делом, начинал к ней неизменно приставать.

     Лера была не против, — первого. Бывало, отвечала взаимностью на второе, но делала это не так вдохновенно, как раньше. Все чаще у нее образовывались головные боли, удлинялись, учащались месячные и много разного в виде — усталости, отсутствия настроения, ломоты в спине — поджидало Эдю, становясь непреодолимой преградой к по-прежнему желанному телу законной жены. Оставались два варианта. Первый с зеркалом, второй с Лизой. Но второй нужно было предусмотреть и чаще всего Эдуард Арсеньевич использовал его интуитивно, чувствуя незримым чутьем настроение своей ненаглядной жены.

     Только вот — это было не все, чем жил Эдуард Арсеньевич. Имелось кое-что еще, и это кое-что было самым неприятным из того, что мог себе представить Эдуард Арсеньевич. Подобно перенесенному заболеванию тяжелой формы — это пугало Эдуарда, ставило в оттопырь, выступало холодной испариной, комком в глотке. Слава богу, что пока все это лишь мерещилось, где-то легкой тенью, где-то просто образом в глазах. Стоило сосредоточиться, остановиться напоминание улетучивалось. Таблетки от профессора Смышляева Эдуард Арсеньевич пил исправно, сам профессор, кстати, не отставал в их принятии от Эдуарда с Кариной Карловной, но это так, мелкие детали.

     Один раз Эдуард Арсеньевич испугался не на шутку, и случилось данное событие где-то через два месяца после чудесного возвращения во времена благоденствия ‘’Грядущего общества’’. Получив нагоняй, от еще работающего на своем месте Процентова, Эдуард Арсеньевич возвращался в свой кабинет. Подойдя к лестнице, он совершенно отчетливо услышал разговор, который, раздавался с лестничной площадки ниже его.

      — Не знаю, как товарищ Ефимози скажет, так и будет.

     Второй голос звучал значительно тише и Эдуард Арсеньевич не мог его хорошо расслышать, мелькали лишь приглушенные обрывки фраз. Первый голос громко ответил, на непонятные звуки второго.

      — Обязательно должна быть резолюция товарища Репейса, без этого нечего даже планировать столь ответственное мероприятие.

     Снова заговорил второй. Эдуард Арсеньевич покрылся холодным испариной, несколько раз щипнул себя за кожу на руке, а внутри все неприятно сдавило.

     — Думаю, послезавтра. Завтра никого не будет, по известным причинам.

     Эдуард Арсеньевич практически окаменел. Прошло где-то две минуты, как исчезли голоса и только тогда, он решился двинуться вниз. С непередаваемым страхом он спустился по нескольким ступенькам, вот-вот должен открыться обзор. Эдуард Арсеньевич снова остановился, выдохнул — и имея желание закрыть глаза, но не делая этого в силу понятных обстоятельств все же двинулся дальше. Воображение, опережая зрение, рисовало двух черно-белых персонажей, которые через секунду появятся перед ним. Сердце предательски сжалось, еще шаг — и площадка оказалась совершенно пуста.

      — Послышалось — спросил сам себя, Эдуард Арсеньевич — Ну, уж нет я отчетливо слышал эти страшные фамилии — продолжил для самого себя Эдуард Арсеньевич.

     Как в тумане вспоминалась странная встреча в какой-то незнакомой квартире. Странно, что совсем другое волновало Эдуарда в те минуты. Нужно было проверить размер достоинства, но сначала Карина, черт бы ее побрал, не дала это сделать, а затем появились эти двое. Было непонятно что же это? С одной стороны продолжение кошмара, с другой вроде бы его завершение.

     Ефимози выглядел нагло. Репейс совершенно по-хозяйски. Он еще представился драматургом или сценаристом, как будто никто не знал, кто он на самом деле. Затем выпили, Ефимози дружески хлопал профессора по плечу, на того было страшно смотреть, от каждой шутки Ефимози, профессор превращался в живой труп, да и они с Кариной выглядели не лучше. Что было у них в бутылке? Вспоминалась только лукавая улыбочка на лице Репейса. Голова закружилась, потянуло в сон. Оглянулся, а Карина Карловна и профессор уже спят. Еще Рыжая борода сидит в углу, пускает слюни себе на грудь.

     — Что же вы Эдуард Арсеньевич, разве вам еще не пора? — спросил Репейс.

     — Пора конечно, государственные дела ждут.

     — Хорошо знаю, что такое государственные дела. Вам следует поторопиться ‘’Грядущее общество’’ заждалось вас — произнес Репейс.

     Ефимози же странно улыбался.

     — Спросить хотел — произнес тогда Эдуард Арсеньевич.

     — Вы о том, что не дает вам покоя. Успокоитесь, вы сами хотели компенсацию, так это она и есть. Все о чем вы мечтали, в подарок от нашего времени военного коммунизма. Без хорошего ствола в нашей действительности делать нечего, да и вам для свершения будущих подвигов, он, несомненно, понадобиться.

     — Еще по маленькой — зловеще произнес Ефимози.

     Эдуард Арсеньевич со страхом, взял в руку стопку.

     — Не бойтесь Эдуард Арсеньевич, пейте. Мы еще встретимся с вами, ‘’Грядущее общество’’, поэтому так и называется, чтобы мы обязательно увиделись, и с вами, и со всеми остальными.

     — Прекрасно говорите товарищ Репейс — засмеялся Ефимози.

     После этих слов Эдуард Арсеньевич отключился.

     Телефонный звонок настойчиво возвращал его из затянувшегося кошмара. Эдуард Арсеньевич с трудом сообразил, с какой стороны кровати, звонит нарушитель спокойствия, затем заспанным голосом произнес: — ‘’да’’, не глянув на то, кому принадлежит исходящий вызов.

     — Эдя что происходит! Ты мне можешь объяснить! Ты напился или что? Я уже почти час нахожусь в загсе — голос Леры звучал истерично и как-то слишком громко.

     — Я сейчас, оставайся там. Не вздумай уходить. Затем объясню, слышишь меня Лера?

     — Жду, давай без фокусов Эдя — крикнула Лера, после чего отключила телефон.

     — Эдя я не понял ты где? Где Лера? Ты что со мной поиграть решил, так я тебе башку оторву в два счета. Калакакин ты слышишь меня! Что ты сопишь в трубку! Обосрался так по делу, затем штаны свои замочишь — Процентов не давал Эдуарду Арсеньевичу вставить ни одного слова.

     Звонок от него раздался через десять секунд, как Лера завершила свой вызов.

     Телефон зазвонил вновь, Эдуард Арсеньевич подумал, что Лера, видимо по свойственной ей привычке, решила что-то добавить к уже сказанному. Такое с ней происходило частенько, нужная мысль иногда опаздывала в процессе диалога — вот Лера ее и добавляла, что с телефона, что в процессе разговора. Эдуард хотел ответить машинально, но на этот раз, все же глянул на экран огромного айфона. К жуткой неприятности, экран горел специфическим символом, вдобавок тем, что вдвое меньше символа Дмитрия Кирилловича — это означало только одно — Процентов.

     — Я на больничном Олег Валентинович, Лера тоже заболела — пролепетал Эдуард Арсеньевич.

     — Какое еще заболела! Ты мне прекрати чушь собирать — заорал в трубку Процентов.

     Эдуард Арсеньевич, глубоко выдохнув, решил — будь что будет.

     — Олег Валентинович, Лера больше на работу не выйдет. Мы с ней расписались, и теперь она моя жена. Согласно статье 46 – 28, 108 - 595, она не может работать в государственном учреждении, так как является женой помощника делегата государственной совета.

     — Ты что несешь сволочь!!! Ты — это серьезно!!! Ты представляешь, что я тебе устрою по линии государственной службы!!! Просто обкалакакаными штанами ты не обойдешься и на место в третьем отделе можешь не рассчитывать. Пойдешь в районную социальную контору — Процентов орал в телефон.

     Эдуард Арсеньевич закрыл глаза, в его голове возникло лицо Процентова. Оно было красным, слюни летели в разные стороны, и тот, видимо в этот момент, одной рукой, нервно расстегивал пуговицы воротника, чтобы легче было дышать.

     — Я поставил в известность Дмитрия Кирилловича — соврал Эдуард Арсеньевич.

     — Ничего Эдя, мы еще вернёмся к этому разговору — Процентов наконец-то закончил разговор.

     Эдуард Арсеньевич чувствуя нервную тряску во всем теле, бегом бросился на кухню. Трясущейся рукой открыл бутылку с виски, сделал два глотка обжигающей жидкости прямо из горлышка

     … ‘’Дай бог ему, и остаться в этой клинике для управленческих кадров’’ — это была первая мысль Эдуарда Арсеньевича.

     Вторая выглядела значительно хуже. Слова Дмитрия Кирилловича звучали зловещим сочетанием букв: ‘’Объявился некто Репейс’’. Ладошки Эдуарда Арсеньевича покрылись липкой влажностью: ‘’Мы еще встретимся с вами в ‘’Грядущем обществе’’ — голос Репейса низкий, неприятный, резанул по памяти Эдуарда Арсеньевича.

     — И сказать об этом некому, на смех подымут. Хотя почему некому? Есть же профессор, Карина Карловна, и этот рыжебородый — судорожно старался соображать Эдуард Арсеньевич, естественно, что ничего вразумительного в его голову не приходило.

     Конечно, Дмитрий Кириллович ясно обозначил, чем должен заняться он Эдуард, но заранее было известно, что вся собранная информация ничего не даст и скорее всего подтвердится безупречная репутация Репейса с кучей рекомендаций из далеких отсюда регионов ‘’Грядущего общества’’ , —‘’Из времен военного коммунизма’’ — мрачно подумал Эдуард Арсеньевич и только сейчас двинулся на свой, пока что второй этаж. Он даже не обратил внимания, как все это время на него, не отрывая глаз, пялился старичок в форменно-клоунском одеянии. Когда Эдуард Арсеньевич прошел мимо того, то тот неожиданно вскочил, поднес руку к виску, обозначая этим приветствие, которое он должен отдавать только делегатам первой статьи. Взгляд старичка показался Эдуарду Арсеньевичу странным и четко кого-то напоминающим.

     — ‘’Странно, очень странно, глаза на инвалида с пиком демократии похожи и ухмылка такая же. Нет, не может этого быть’’.

     — Что-то вы долго Эдуард Арсеньевич — произнесла Лиза, когда он устало, упал в огромное, мягкое, офисное кресло принадлежащее, пока что еще Процентову.

     …Карина Карловна после возвращения в привычную реальность пару месяцев, ходила, как пришибленная, на радость многим сотрудникам предприятия ‘’Народное изобилие’’. Те по понятным причинам ничего не могли понять, иногда мысленно перекрещивались, надеясь на то, что метаморфоза с Кариной Карловной сохраниться теперь навсегда. Естественно, что надеждам и мольбам к высшим силам не суждено было сбыться. В начале третьего календарного месяца Карина Карловна стала в геометрической прогрессии приходить в себя, а еще через неделю нагонять упущенное. Быстро забылось неожиданное блаженство, и вот уже повсюду слышались оскорбления, маты, происходили ежедневные разносы по поводу и без него. Полетели с теплых мест первые пострадавшие, из тех, кто особенно расслабился в период депрессивного упадка Карины Карловны.

     Жизнь вернулась в привычное русло. Злым гением столь стремительного восстановления, стал доктор Шабанеус, он, конечно, не дотягивал до лавров профессора Смышляева, но по многолетнему опыту являлся, как оказалось совсем недурным психологом.

     — Карина, что ты изводишь себя. Тебе нужно напротив полностью сосредоточиться на своих служебных обязанностях. Позволять лишь небольшие, но насыщенные разгрузочные дни. Держать себя в тонусе, и не бояться этого, съезди к профессору Смышляеву, и услышишь от него то же самое — говорил он в те дни.

     — Да конечно, ты прав. Я совсем расклеилась, так и место недолго потерять. Хозяин долго церемониться не будет — ответила тогда Шабанеусу Карина Карловна.

     — Ладно, давай приступим к нашей терапии.

     Последующие полчаса Карина Карловна получала заслуженную разгрузку. Огромный прибор доктора Шабанеуса действовал безотказно, выворачивая из Карины Карловны любое из спрятавшихся удовольствий. Она визжала, ахала и даже плакала от счастья, поскольку мэтр раз за разом продолжал удивлять ее своим недюжинным профессионализмом.

     — Самое главное расслабиться по полной программе. Без этого ничего не получиться, не прячься от меня, наслаждайся мною — говорил Шабанеус, почти при каждой их встрече, которые случались в соответствии с расписанием каждую неделю.

     Иногда в голове Карины Карловны проскальзывала неприятная мысль о том, что мэтр Шабанеус говорит то же самое, и другим женщинам, но трезвый рассудок выгонял мелочность куда подальше. Мэтр не может принадлежать одной женщине, каждая имеет только часть его, но и этой части вполне достаточно и даже иногда больше, чем достаточно.

     … — На следующей неделе я уезжаю на симпозиум, так что можешь изменить свое расписание, но я советую в этот день и в это же время найти другого партнера хотя бы этого Калакакина. Интересную историю ты о нем и себе рассказала. Я в какой-то момент реально позавидовал вам. Что непонятно, так это сверхъестественные силы. Поведение — здесь все ясно, что Калакакин изменился не удивительно. От размера прибора зависит большая часть поведения и самооценки мужчины. Но вот, как случилось увеличение? На это ведь нужно время, серьезная работа и не каждый ее просто так выдержит — с очень серьезным выражением на лице резюмировал выводы доктор Шабанеус.

     — Я позвоню Калакакину. Мне он не откажет, хоть, он действительно переродился заново. Если бы не дебильный взгляд и прежняя манера шутить, когда ненужно, то можно было бы сказать, что это совершенно другой человек.

     — Кстати, Карина ты давно обещала мне его показать.

     — Прости, прости, пожалуйста. Совсем забыла — вот на следующей неделе и договоримся с ним. Может получиться что-нибудь втроем — мечтательно произнесла Карина Карловна.

     — Хорошая идея. Если Калакакин будет не против, то я провел бы с ним первоначальный ликбез — это пошло бы ему, без всякого сомнения, на пользу.

     — Не сомневаюсь.

     — Почему Карина ты всегда носишь чёрное белье? Я же тебе говорил, что нужно менять не только фасон, но и цвет. Белое тебе будет очень хорошо, можно кремовое или еще что-то светлое.

     — Следующий раз обязательно. Я уже купила несколько комплектов. Только снова забыла — проклятая работа.

     — Все от того что ты продолжаешь нервничать. Делай, как я тебе советовал и все придет в норму.

     Одевшись в строгий костюм, причесав растрепавшиеся волосы, она поцеловала доктора Шабанеуса на прощание и пошла к двери.

     — Карина очки свои забыла — окликнул ее доктор Шабанеус.

     — В очередной раз. Просто, когда я с тобой они мне не нужны — томно с придыханием произнесла Карина Карловна.

     — Это — хорошо, очень хорошо.

     Доктор Шабанеус похлопал ее напоследок по заднице, еще раз поцеловал.

     — Ну, все, звони если что. Через две недели я жду тебя в обычное время вместе с Калакакиным.

     …Эдуард Арсеньевич скромно уселся в кресло. Карина Карловна недавно закончила заниматься своими бесконечными бумагами, и они еще не убранные лежали на стеклянной столешнице журнального столика. В большой на тридцать или больше квадратов комнате горели тусклые точечные светильники. Их свет красиво переламывался, создавая разводы изящных узоров цветного спектра на потолке, а сама Карина Карловна смотрела новостной телеканал. Огромный телевизор занимал несколько квадратных метров на стене прямо напротив нее.

     — Что интересного в новостях? — спросил Эдуард Арсеньевич.

     — Все то же самое. Показатели вроде хорошие, но нет Эдя уверенности. Смелее нужно продвигать реформы. У нас непонятно почему любят заигрывать с нищенской массой, как будто она что-то определяет или, в какой-то момент мере, сможет что-то определять в экономической сфере. Здесь нужен четкий график, неменяющиеся ни в коей мере правила. Каждый знает свое место и тогда дело заметно ускориться. Иногда удивляюсь, что умные люди в нашем правительстве не хотят замечать, понимать элементарных вещей.

     — Не все так просто, дорогая Карина Карловна. Ты все видишь в экономическом ракурсе и это с одной стороны правильно, но есть еще политическая часть. Вот в ней то, как раз нищенская масса может сыграть свою отрицательную роль и если допустить такой сценарий к осуществлению, то последствия могут быть самыми плачевными. Они и ударят в первую очередь по пока что стабильной экономической реальности.

     — Глупости вы говорите. Любите рассуждать в своем здании о том, о чем понятия не имеете. Я же говорю, что нужны четкие правила, и если кто-то не может выжить в них, то, и пусть погибает. Это как утопающий, который старается утопить спасателя. Бояться ненужно — жестко и по делу. Вот и все, в конце концов, тогда зачем нам нужна целая армия в несколько миллионов различных полицейских и того подобного. Чтобы прожирать бюджет и ловить мелкое ворье?

     — Карина ты говоришь словами радикального либерализма, как наш многоуважаемый делегат Хватайкин. Сейчас же с самого вверху идет частичный посыл об умеренном либерализме, на платформе ценностей социального уклона, хотя базовый принцип ‘’каждому в соответствии с социальным положением’’ никто не отменял.

     — Да брось ты Эдя канючить. От этого мы и ползем хуже старой черепахи, слишком много дармоедов. За пятнадцать тысяч уже не хотят работать, дожились, мать твою, до ручки. Приходиться скопом везти сюда гастарбайтеров, или еще, кого там. Наши министры высчитали, что одиннадцать тысяч достаточно для существования рабочего, а у нас за пятнадцать работать не хотят. Как ты мне — это объяснишь?

     — Может условия труда?

     — Да пошел ты Эдя на три буквы. Говори, зачем хотел меня видеть? У меня, кстати, тоже к тебе дело есть и не вздумай мне отказывать — не потерплю.

     — Что за дело?

     — Через десять дней у меня прием, у доктора Шабанеуса, он хочет тебя видеть. Я ему рассказала о чудесном удлинении твоего прибора. Он пришел в научный восторг и сказал, чтобы я тебя привезла для знакомства.

     — Сам мэтр хочет меня видеть? — гордо переспросил Эдя.

     — Да Эдя, сам мэтр Шабанеус хочет тебя видеть, ну и конечно, нам будет там чем заняться.

     — Сегодня можно потренироваться — предложил Эдя.

     — Что твоя красавица тебе совсем не дает?

     — Дает, но не каждый день, а я иногда просто не могу насытиться. Ты же понимаешь, о чем я говорю.

     — Измучился с маленьким штырьком. Свезло тебе Эдя, неописуемо свезло.

     — Это — ты в точку Карина. Каждый раз рассматриваю свой новый прибор, поначалу боялся, что скукожиться он обратно. Да я, кстати, по не самому приятному делу.

     — Ты Эдя идиот, как я вижу. Говорили с тобой о приятном. Я начала настраиваться и на тебе тетенька — дерьма телегу.

     — Извини, но я к тебе за этим и приехал.

     — Говори не тяни кота за яйца — лицо Карины Карловны приняло на себя маску обычного директорского вида, и она даже машинально поправила очки на своей переносице.

     — Неподалеку от твоего завода есть заброшенная фабрика ‘’Ударник’’, может знаешь. Так вот ее хотят реанимировать.

     — Полная чушь. Лучше построить новую фабрику из сэндвич панелей. Дерьмово, зато дешево. Внешний вид, еще само собой прилагается, как говорится соответствующий реалиям дня сегодняшнего. Насчет реанимации самого производства и вовсе абсурд. Им не выдержать при таких затратах конкуренции с ныне действующими участниками рынка, если конечно, какой-нибудь идиот не собирается обосноваться здесь надолго. Это и вовсе по-нынешнему опасно, хотя черт его знает, куда выведет нас вся эта ваша возня законодательная. В любом случае рынок перенасыщен товаром и все зависит только от маркетологов, но здесь нам конкурентов нет. Я собрала лучших из лучших и плачу им очень хорошо. Некоторые из них живут, вероятно, лучше меня.

     — Ты Карина у нас просто скромница (после чудесного удлинения Эдуард Арсеньевич, получил право назвать Карину Карловну — просто Кариной)

     — Может оно и так, только я сказала, что им хорошо оплачиваю работу.

     Эдуард Арсеньевич про себя отметил, что платит все же хорошо известный господин с лазурного берега, но тактично не стал озвучивать свое умозаключение.

     — Ты что-то про черта говорила или мне послышалось. Так вот что происходит. Дмитрий Кириллович попросил меня проверить некого бизнесмена, который выкупил участок возле помойного озера или бывшую фабрику ‘’Ударник’’. Фамилия его Репейс… — на этом месте Эдуард Арсеньевич замолчал, внимательно смотря на Карину Карловну.

     — Не может быть, наверное, просто однофамилец — Карина Карловна открыла от удивления рот, ожидая, что Эдя поддержит ее в этом умозаключении.

     — Может, конечно, однофамилец, но думаю, что вряд ли. Если мы у них в гостях были, то почему и им к нам не пожаловать.

     — Свят! Свят! Свят! Эдя ты что несешь!

     На Карину Карловну было страшно смотреть, насколько она изменилась лицом.

     — Дурное предчувствие Карина. Я же тебе рассказывал, тогда я задержался в их компании дольше, чем вы из-за желания уточнить свой размер прибора. Репейс мне тогда и сказал.

      — ‘’Мы скоро обязательно встретимся’’.

     — Эдя давай-ка лучше займемся делом. Я как вспомню об этих упырях, так у меня промеж ног мгновенно образуется два желания. Одно обмочиться, следующие — это забыться с помощью любого удовлетворения.

     Карина Карловна поднялась с дивана.

     — Я сейчас Эдя, можешь раздеваться.

     Эдуард Арсеньевич, не дожидаясь повторного приглашения, разделся до нога. Прибор принял рабочее положение, так же опережая появление Карины Карловны; ‘’Репейс, черт бы его побрал, еще этот с итальянской фамилией — Ефимози’’

     Карина Карловна появилась довольно быстро. Сначала Эдя видел, как зажегся свет в просторной уборной, затем Карина переместилась в еще большую по размеру ванную комнату. Совсем немного пошумела вода, после потух свет, и Карина появилась в гостиной в одних трусиках. Ее большие, заметно отвисшие груди двигались при ходьбе. Эдуард Арсеньевич с наслаждением выдохнул, предвкушая достойное удовлетворение, посмотрел на часы: ‘’еще есть, почти два часа’’. Карина Карловна, стоя напротив Эди, медленно сняла с себя свои тоненькие трусики…

     … — Пойдем, примем душ — сказала Карина Карловна, спустя несколько минут отдыха.

     — Нет, я дома в душ, а сейчас времени нет — ответил Эдя глядя на настенные часы.

     — Как хочешь — произнесла Карина и ничего не одевая на себя, отправилась в ванную комнату, в дверях она остановилась.

     — Эдя дверь захлопнешь. Я полежу в теплой воде немного.

     По дороге домой Эдуард Арсеньевич какое-то время испытывал чувство заслуженного удовлетворения, но дело в том, что дорога была неблизкая и жили они по разные стороны города и, перейдя незримый экватор пути, Эдуарда начали снова посещать неприятные мысли.

     Появление здесь истинного товарища Репейса было из области фантастики для кого угодно, кроме него Эдуарда, еще Карины, конечно профессора и этого черта с рыжей бородой…

     …Карина Карловна расслабилась. Повторное удовлетворение окутало ее тело. Она иногда трогала себя, касалась еще напряженных сосков. Мягкий, приятный свет успокаивал глаза, захотелось задремать. С трудом Карина нашла в себе силы, чтобы подняться хорошенько ополоснулась под струей горячей воды, затем смакуя мгновения, долго обтиралась мягким, нежным полотенцем. Наконец-то накинула на свое чистое, обнаженное тело махровый халат и уже после, спокойно расстелила свою широкую кровать. Еще несколько раз театрально зевнула, прикоснувшись щекой к чистой наволочке, начала быстро засыпать и перед самым погружением в сон в ее голове мелькнуло слово ‘’Репейс’’, но неприятное на этот раз не смогло испортить, ни наступающего сна, ни заслуженного блаженства — этого вечера.

     …Архип Архипович получил очередной отпуск в самой середине лета. Пропьянствовав неделю дома, устав слушать упреки любимой жены Любы, он отправился в гости к своему двоюродному брату в деревню Балалайкино, которая располагалась в тридцати пяти километрах от города.

     Битком набитый автобус пригородного сообщения, опротивел Архипу Архиповичу еще во время движения через окрестности города. Собственно, половину отведенного на рейс времени автобус, как раз и тратил на преодоление городских перекрестков с их многочисленными светофорами, пешеходами. Пыхтел, тарахтел, нестерпимо вонял бензином, то ехал, то, в очередной раз, стоял, нагоняя смертную и никак не меньше тоску. К тому же толстая, откровенно бесформенная бабка, едва помещающаяся на сидении автобуса, все время морщилась от исходившего от Архипа Архиповича запаха вчерашнего и самую малость утреннего перегара.

     Открытые сверху люки, плюс окошки по бокам освежали, так называемый салон и ничего страшного уж точно не происходило, потому что остальные пассажиры как-то не обращали на Архипа Архиповича никакого внимания, за исключением толстой бабки, на верхней губе которой к тому же имелась мерзкая, огромная бородавка, что еще и поросла черными, жесткими волосками. Мужчина средних лет, сидевший рядом со зловредной бабкой, иронично улыбался глядя, то на недовольную физиономию соседки, то на сквашенное лицо Архипа Архиповича, который по выезду за пределы города начал отсчитывать синие информационные знаки с обозначением пройденных автобусом километров. Мужчине, по всей видимости, и самому хотелось не мудрствуя лукаво, принять на грудь грамм двести, а может, что гораздо лучше и полноценную поллитровку. Скорее всего, именно об этом он и думал, иронично наблюдая сценку неприятия друг друга незнакомыми ему попутчиками.

     Когда автобус покидал границу города, случился совсем уж неприятный момент. В него набилось, кажется еще больше пассажиров, чем занимали посадочные места в соответствии с купленными билетами. От этого конфуза лицо бабки с бородавкой стало окончательно раздраженным, и Архип Архипович предчувствуя неладное стал бояться, что жирная ведьма очень скоро не вынесет всей тяготу дальнейшего пути, и ему придется вступить с ней в открытую конфронтацию. Естественно, что делать этого ему не хотелось, а синий небольшого размера знак обозначил всего лишь циферку пять, и данное сообщало о том, что осталось всего на всего тридцать километров.

      Но прошло еще какое-то время, и автобус держал хорошую скорость в аспекте своих технических возможностей. Мелькали поля, появлялись строения, виднелись перелески, и значок сменился на цифру пятнадцать. Только бабка по-прежнему демонстративно зажимала свой картофельный нос рукой, картинно охала, громко вздыхала, и пока что тщетно искала моральной поддержки у соседей. Ситуация накалялась, на помощь бабке пришла чем-то похожая на нее тетка, что стояла в проходе и откровенно мечтала вышвырнуть кого-нибудь с прогретого задницей места, но неожиданно подоспела помощь и несчастному Архипу Архиповичу — это была невесть откуда взявшаяся, злобная, и в меру полосатая оса.

     Насекомое, не соображая о морально-физических переживаниях бабки, начало искать выход на свободу через толстое автобусное стекло прямо напротив продолжавшей тяжело вздыхать бабки. Бабка, видимо, не имела представления об основах энтомологии и чтобы прогнать непрошеного гостя начала свирепо размахивать руками, но от этого оса не улетала от нее, а настойчиво возвращалась к бабке, снова и снова. И вот бабка наконец-то забыла о неприятном гражданине, выбрав из двух зол большее. Оса несомненно была опаснее, бабка колыхалась при каждом движении, оса не оставляла стекло, вместе с ним бабку. Архип Архипович решил напомнить о себе и, выждав момент, когда полосатая бестия малость успокоилась, ползая по гладкой, прозрачной поверхности стекла — прихлопнул ее одним резким движением.

      — Спасибо — грубым басом сказала бабка.

     После этого она перестала зажимать рукой нос, перестала и наигранно охать, вздыхать. Автобус, согласившись с неожиданным примирением, подкатил к остановке с названием ‘’Балалайкино’’ Архип Архипович с сумкой в руках покинул автобус, а тот продолжил свой путь расстоянием еще в пятнадцать километров.

     Ну, вот Архип Архипович наконец-то свободно вздохнул, размял руки и ноги, немного постоял глядя вслед удаляющемуся автобусу.

     Полуденное солнце начало сильно нагревать металлические крыши, метаться в воздухе незримой сухостью, пробираться в бесконечную пыль. Остановка же представляющая из себя зеленый тент с лавочкой и урной для мусора, быстро опустела. Пассажиры, покинувшие автобус вместе с Архипом Архиповичем не останавливаясь взяли направление к своим родным домам.

      — ‘’Местные все’’ — подумал Архип Архипович, поставил свою сумку на деревянную лавочку и, достав из пачки сигарету, с наслаждением сделал две первые затяжки.

      — ‘’Вот так-то лучше’’ — с удовольствием продолжил он нехитрые размышления.

     Сама деревня Балалайкино представляла из себя не самое прекрасное зрелище. Располагалась она, почти одной длинной улицей. Дома по разные стороны разделяла лента старого шоссе. Новое же шоссе находилось немного в стороне, соответствуя гениальному плану по объезду населенных пунктов. В самом конце длинной деревенской улицы имелся один единственный поворот вправо и от этого форма Балалайкино, все же напоминала что-то похожее, то ли на букву ‘’т’’, то ли на букву ‘’г’’. Перпендикуляр спускался вниз, повторяя рельеф местности. Дома здесь, как и на основной улице располагались по обе стороны, и тоже имелся старенький асфальт, но вот был он только напротив трех первых усадьб, а дальше обделено пылила грунтовка, уходила из обозрения, превращаясь в картофельное поле.

     Архип Архипович не торопясь двинулся по нужному ему адресу. Его брат Федор, как раз проживал с женой и взрослой дочерью в этом самом перпендикуляре и практически на самой околице возле картофельного поля, за которым стеной поднимался красивый лиственный лес. Осины перемешивались с березами, а по краям не портя картины попадались одинокие и от того еще более красивые, могучие сосны.

     — Архип старый дурень! Что у тебя с телефоном? Звоню, звоню — толку нет — братан Федор встретил этими словами Архипа Архиповича вместо приветствия.

     Увидев родственника идущего по дороге, Федор вышел за калитку. На нем были синие спортивные штаны, выше них голый торс, который изрядно порос волосяным покровом, который в свою очередь успел поседеть соединившись с полностью седой головой Федора.

     — Не было звонка — ответил Архип Архипович, обнимая брата.

     — Заждался тебя, хотел потерпеть, но извини терпения надолго, не хватило — от Федора хорошо попахивало, только что выпитым самогоном.

     — Давай, сразу к столу — произнес Федор, пропуская Архипа Архиповича вперед себя во двор.

     Стол стоял, как и положено летом — прямо на улице. Сбоку от него располагалась веранда, окрашенная в голубой цвет и с большим количеством стекол. Дверь на веранду была открыта, а на крылечке в три ступеньки, растянулся в неописуемой неге, большой полосатый кот. На столе же стояла бутылка, о которой говорил, Федор. Возле нее на широкой тарелке лежали свежие огурцы и помидоры. Хлеб не сумел найти себе посуды и лежал прямо на клеенке, которой и был накрыт уличный стол. Еще по обеим сторонам имелись две длинные скамейки, на одной из них спиной к веранде сидел мужчина с козлиной бородой рыжего цвета, одетый в клетчатую рубашку с коротким рукавом.

     — Знакомься Архип — это Андрей Павлович, мой сосед и думаю, что будущий зять.

     — Знакомы мы, что Федор с памятью тоже нелады? — засмеялся Архип Архипович.

     Рыжая борода поднялся навстречу Архипу Архиповичу, протянул руку.

     — Наливай, что тянуть — сказал Архип Архипович.

     Рыжая борода с живостью взглянул на Федора, затем с вожделением на бутылку с самогоном. Федор, улыбаясь наполнил стаканы на треть, Рыжая борода мгновенно схватил свою тару в руку. Тут же чокнулись, и Федор наспех произнес коротенький тост.

     — Ну, чтобы теперь каждый день так же.

     Не успели, как следует покряхтеть после выпитого, как появилась жена Федора — Зинаида.

     — Не рассчитывай и не мечтай. Я тебя просила к концу недели забор поправить — Зинаида, увидела Архипа Архиповича.

     — Здравствуй Архип. Я думала, он Андрея продолжает спаивать. Теперь вижу, что можно, пойду, закуски на стол соображу.

     Архип Архипович сразу не успел поздороваться, поскольку Зинаида тараторила не давая ему вставить слово.

     — Здравствуй Зина, я тебе от Любы подарок привез — и тут же вытащил из сумки аккуратно упакованный сверток.

     — Что там Архипыч? — спросила Зинаида.

     — Не знаю Зина, ерунда какая-то ваша бабья.

     Зинаида пошла, выполнять свое обещание. Федор скривил лицо после того, как жена скрылась в доме.

     — Совсем жизни не дает.

     — Моя тоже самое делает, скрипит, как ржавая пила — поддержал брата Архип Архипович.

     — Нет, Андрюха не женись на моей Веронике. Хотелось мне, конечно, ее замуж выдать, но жалко тебя, ей богу. Такая же стерва, как и ее мать. Иногда заведутся на пару тявкать, хоть из дома убегай.

     — Да, вроде, Зинаида сегодня ничего — смягчил разговор Архип Архипович.

     — Это ты приехал Архип, такое дело не в счет. Да и завтра все иначе будет. Думаешь, опохмелиться даст, как бы ни так. Сегодня сама напьется, завтра с полотенцем на голове будет лежать. Самой плохо, — и нужно ей, чтобы и тебе плохо было.

     — Знакомая история, только из вчерашнего дня. Моя Люба уже десять лет ни капли в рот не берет — Архип Архипович закурил.

     — Возьму? — спросил Рыжая борода, заискивающе глядя на Архипа Архиповича.

     — Бери какой разговор — ответил Архип Архипович.

     Через несколько минут, за которые они успели принять еще одну дозировку самогона, появилась Зинаида.

     — Мне наливай, чего уже стесняться — грозно сказала она Федору.

     Федор сделал заметно ироничное выражение лица.

     — Что заулыбался черт пропитый. Жадный до водки стал, смотреть противно — беззлобно и даже с прорывающимся смехом произнесла Зинаида, а Федор послушно наполнил дополнительную тару.

     — Что мне одной пить? — обхватила мужиков взглядом Зинаида.

     — Мы только выпили — парировал Федор.

     — Смотри-ка правильный какой у нас нашелся. Давай Архипу налей, а я с ним чокнусь. Вы же красавцы пропустите.

     Федор выполнил и эту настойчивую просьбу.

     После настоящего приветствия от Зинаиды, Архип Архипович спросил Рыжую бороду.

     — На Верке жениться собрался?

     — Ну, да хочу с Федором Ивановичем породниться — ответил обладатель рыжей бороды.

     — А Верка согласна? — Архип Архипович почувствовал хорошенький прилив градусов в голову, язык от того стал заслуженно развязываться.

     — Думает — растягивая слова, произнес Рыжая борода.

     — Что думать-то, здесь сразу нужно, или пан, или пропал — не унимался Архип Архипович.

     Федор вздохнув, махнув по воздуху рукой и слегка покачиваясь, направился в сторону уличного сортира, возле которого красовалась небольшая одинокая березка.

     — Ты Архип Архипович ее об этом спроси. Знаю, что тебе ответит: — ‘’Как можно с таким человеком сойтись, время нужно’’

     На этих словах Рыжая борода осекся, потому что открылась калитка и во двор вошла женщина лет под сорок. Достаточно миловидная, конечно далеко не красавица, но с хорошей для своего возраста фигурой, темными волосами и такими же под цвет волос глазами, одетая по погоде в легкий сарафан с небольшой сумочкой в руках.

     — Привет Вера — произнес Рыжая борода.

     — Здравствуй Вера — улыбнулся Архип Архипович.

     — Здравствуйте дядя Архип. Привет Андрей, что про меня собираешь или жалуешься. Я слышала, пока калитку открывала.

     — Да ничего я не говорил плохого, так между делом — замялся Рыжая борода.

     — Ты сам посуди, предложение мне сделал, а думать дальше этого не хочешь.

     — Но мы с тобой вроде как… — начал Рыжая борода.

     Зинаида тем временем пошла в дом, чтобы окончательно решить вопрос с бутылкой и закуской.

     — Это к делу не относится, тем более мы уже немаленькие. Ты расскажи лучше, может, ты планируешь снова отправиться на поиски прабабкиной коровы. Танька тебя бросила из-за этой твоей дури, думаешь, я терпеть подобное буду. Вот и думай Андрюша. Еще вопрос, где мы жить с тобой будем, если ты планируешь здесь поселиться, то сразу скажу, что я против этого, если жить, то отдельно. Я уже взрослая и другой малость жизни хочу. Извините дядя Архип, пойду, переоденусь.

     — Я ей предлагал в город перебраться. Тем более у меня там родственничек один есть, работает в самом здании ‘’Грядущего общества’’.

     —Вот — это да, не знал, что он там, в самом департаменте и при должности — удивился Архип Архипович.

     — Да, нет, он старенький уже. Матери — брат двоюродный — дядя Никанор. Он типа вахтера на самом главном участке сидит, сам он мне говорил.

     — Это — Паскудин? — спросил Архип Архипович.

     — Да — ответил Рыжая борода.

     — Так он же вроде инвалид? — уточнил Архип Архипович.

     — Нет, это — другой дядя — его брат Никодим. Он действительно инвалид и, кстати, тоже в городе обитает. Только я о нем мало, что знаю, вроде в каком-то ТСЖ председателем работает.

     — Я все думал, какой он инвалид. Здоровый, что кожа лосниться — засмеялся Архип Архипович, вспомнив братьев, с которыми имел шапочное знакомство, но давненько не видел, ни того, ни другого.

     Во время воспоминания о братьях Паскудиных, вернулся Федор. Он с нескрываемой грустью смотрел на пустую бутылку из-под самогона, затем несколько раз устремлял свой взор в направлении веранды, ожидая появления Зинаиды. Архип Архипович закурил, не спрашивая желания, протянул сигареты Федору и Рыжей бороде.

     — Где она, черт знает что — сказал Федор, теряя последнее терпение.

     Никто не прокомментировал его возмущение и он не имея больше сил для ожидания, отправился в дом. Через десять секунд Архип Архипович и Рыжая борода услышали громкий голос Зинаиды.

     — Иду уже, терпение кончилось у алкаша. Десять минут без выпивки посидел — примчался — глаза вылупив.

     — Какие десять минут Зина, уже час прошел, пока ты своей задницей туда-сюда передвигаешь. Ты иди еще у зеркала постой, как раньше делала.

     — Когда — это было, не подскажешь? — кажется, еще громче произнесла Зинаида.

     — В молодости меня с ума сводила. Соберусь — кирзачи одену и жду, мать твою.

     — Мою мать — ты особо не жаловал. Первый раз слышу, чтобы ты ее еще для чего-то ждал.

     — Чего к словам цепляешься. Слава богу, что твоя мать почила давно, а то я бы ей все одно помог когда-нибудь.

     — Ох, уж герой нашелся! Помнишь, как мялся, когда я ушла от тебя за эту лярву Галку, с которой ты на дойке срамотой занимался.

     — А ты этим никогда не занималась! — закричал Федор, видимо вспомнив что-то свое.

     — Не на работе же, средь бела дня — парировала Зинаида.

     — Какая разница — не сдавался Федор.

     — Иди уже, на сковороду и салат.

     — Не боишься такую тёщу заиметь — спросил Архип Архипович у Рыжей бороды.

     Федор, выговорившись с довольным видом, спускался с лестницы веранды, его руки были заняты, а глаза блестели долгожданным предвкушением. В правой руке Федора была объемная сковорода, от которой исходил заманчиво притягательный запах жареной свинины с луком и картофелем, в левой, такая же по диаметру тарелка с салатом из свежих овощей, а следом за Федором шла Зинаида с бутылкой фабричной водки в руках. За Зинаидой и совершенно налегке следовала Вера.

     Рыжая борода несколько раз сглотнул набежавшую слюну, а Архип Архипович неожиданно спросил бородатого, пока хозяева размещались за столом и размещали принесенное к столу.

     — Андрей, я так и не понял, корову ты свою нашел, или как?

     После этих слов Вера многозначительно улыбнулась.

     — Нет никакой коровы. Вам, от чего-то смешно, а на самом деле смешного мало. Привыкли смеяться и в голову ничего не брать, от этого и результат — недовольным тоном произнес Рыжая борода.

     — Ты вот Андрюша, думаешь и говоришь, что знаешь чего-то больше. Только результат получается обратный. Пока корову искал, бегал, Танька тебя бросила и в доме родительском, ты считай никто. Ну, давайте — Зинаида осадила Рыжую бороду и тут же предложила выпить.

      Вера не принимала участие в питие спиртного, она положила себе в тарелку немного салата и, по всей видимости, собиралась принять участие лишь в словесной части застолья. Рыжая борода жадно засунул в рот большую с горкой ложку жаренной с мясом картошки, довольно обтер волосатый рот тыльной стороной ладони и неприлично рыгнув поднял вверх руку, обозначая этим желание парировать слова Зинаиды.

     — Танька сволочь, что она делала, ей еще отольется, попомните мое слово. Я не буду в это дело лезть, но сами увидите, как ее господь накажет.

     — Правильно, ты и не лезь, а то Гришка тебя зарежет или еще, как пришибет. Ему все равно — испуганным голосом произнесла Зинаида.

     — Пусть он лучше кого другого прирежет или покалечит, а ты назад к Таньке — засмеялся Федор.

     Вера неодобрительно посмотрела на отца, и Архип Архипович понял, что Рыжая борода не так уж безразличен Вере.

     — Это надо же подумать, сколько лет прожили, а она к этому зычаре подалась. Мужика, мать ее, настоящего увидела — Рыжая борода начал потихоньку расходиться, что было ему свойственно. Приняв лишнего он менялся на глазах, куда-то пропадала его придурковатая замкнутость вместе с ней исчезала излишняя пришибленность. Вести себя он начинал импульсивно — громко кричать, плеваться слюнями, вылупливать из орбит, почти безумные глазищи. Хотя то же самое происходило с ним и во время нервных припадков, в этом случае присутствие алкоголя не требовалось.

     — Она его всю жизнь любила. История старая… — начала Зинаида, но остановилась, посмотрев на собственную дочь.

     То, что Танька изменяла Рыжей бороде в течение всей их совместной жизни, было известно всей деревне Балалайкино и даже не только ей. В общем, всем окромя Рыжей бороды хотя и он частенько подлавливал Таньку за сомнительным времяпрепровождением, но Танька всегда умела убедить мужа, что ничего страшного не произошло и она совершенно чиста перед ним. А то, что говорят вокруг да около, то оное лишь сплетни, с помощью которых хотят ее унизить нехорошие люди. Рыжая борода верил, но во время решительного возвращения утраченной коровы, вернулся после очередной отсидки Гришка по кличке ‘’Фарш’’. У этого джентльмена удачи неожиданно появилось желание взяться за голову, благодаря этому Рыжая борода уже полгода обходил собственный дом стороной и снимал времянку у бабки Евдокии, но не за деньги, а отрабатывал по хозяйству. Потому что, возвращая корову, он потерял не только Таньку с родительским домом (правда староста Карп Фомич обещал выселить Таньку с Гришкой с незаконной жилплощади), но и работу грузчиком на базе ‘’Бизнес — счастье жизни’’, которая находилась в трех километрах от Балалайкино и являлась чем-то вроде загородного терминала, благо недалеко был большой шоссейный разъезд в три разные стороны к крупным населенным пунктам.

     Еще неизвестным оставалось, по какой причине небо не упало на землю, когда Андрей Павлович Кусков, он же Рыжая борода вернулся в родные пенаты, ничего не добившись. Ходил он абсолютно прибитым и, конечно, может быть, что на него повлияла измена Таньки, но Рыжая борода ни в каком состоянии не рассказывал о своих похождениях в поисках утраченной коровы. Исключением стала Вера, ее родители, да и то их познания ограничивались набором общих фраз, исключая любые подробности. Еще Танька, но ей сейчас и вовсе не было до этого дела.

     Один раз он начал свое повествование в более расширенной компании, но вовремя увидев, что смотрят на него, по меньшей мере, странно, отшутился и тут же перевел разговор на другую тему, и после этого заветная история попала в список категорически запрещенных…

     … — Какая может быть любовь, хотя черт с ней — Рыжая борода вожделенно глянул на Веру.

     Федор задремал сидя, его голова склонилась на бок и к низу. Архип Архипович чувствовал себя трезвее остальных, за исключением Зинаиды и Веры. Рыжая борода — большой любитель все возможной халявы не собирался отключаться, хотя выпивать они с Федором начали в одно время, но и здесь имелось значительное обстоятельство, от того что Федор начал злоупотребление все же на старые дрожжи.

     — Давай, иди, бабахнись на свою койку — Зинаида, заметно повеселевшая от принятой водки стала помогать мужу отправиться для необходимого отдыха.

     — Вера помоги — произнесла она, не справляясь в одиночку.

     — Отстаньте вы — я сам пойду — Федор все же сумел встать и хоть его сильно покачивало, посмотрел остекленевшими глазами на Архипа Архиповича и Рыжую бороду. Сделал многообещающий жест всеобщей солидарности в форме сжатого кулака.

     — Скоро я буду, не теряйтесь — ломаным голосом произнес Федор.

     Архип Архипович утвердительно кивнул, а Рыжая борода ничего, не слушая уставился на клеенку накрытого стола, видимо в очередной раз, вспоминая, то ли утраченную корову, то ли потерянную Таньку.

     — Давай дорогой через часик уже здесь будешь. Запах водки тебе спать не даст — это проверено — со смехом в голосе сказала Зинаида.

     Федор еще раз сделал важнейший жест, ‘’держитесь, я с вами’’, после этого, что-то бурча скрылся в доме. Рыжая борода очнувшись от внутреннего ступора, начал проявлять интерес к Вере, пересев со своего места на место выбывшего Федора. Избранница неохотно отвечала на его заплетающиеся слова, а попытки контактного общения были сейчас невозможны, поскольку Зинаида находилась, как раз напротив Рыжей бороды и Веры.

     2. Сеньор Толстозадов.

     — Дядя Архип расскажите ту странную историю о сеньоре Толстозадове — попросила Вера, проигнорировав очередной глупый вопрос Рыжей бороды.

     — Она не так странная, как страшная — внес свои пояснения Архип Архипович.

     — Настолько страшная, что со слов Любы из-за нее началось беспробудное пьянство — засмеялась Зинаида.

     — Так оно и есть, нервы мои тогда к самому черту в гости отправились, не выдержал я всего этого и до сих пор кошмары во сне вижу. Тем более у нас снова вещи странные стали происходить. Люба — Николая Тимофеевича видела и, даже поздоровалась, а он уже, как сорок лет может и больше, отправился на свидание с прародителями.

     — Ладно, если бы ты Архип кого увидел с сорокоградусной выдержкой, но Люба — женщина непьющая. Собираешь, видимо, что в голову придет — усомнилась в словах Архипа Архиповича — Зинаида.

     — Это сейчас она непьющая стала, раньше совсем была не против на грудь принять.

     — Да я помню, но ведь по праздникам, дело было — защищая Любу, ответила Зинаида.

     Рыжая борода помалкивал, переводя свой взгляд с Веры на бутылку. На нем был одет видавший виды спортивный костюм китайского производства, на ногах имелись резиновые сапоги, хотя погода в эти дни баловала редким отсутствием осадков.

     Образ человека с рыжей бородой в спортивном костюме и в резиновых сапогах выглядел довольно комично. Если еще прибавить к этому одуревший от спирта взгляд с непередаваемым, время от времени, выражением лица, то картина станет просто потрясающей. Лицо Рыжей бороды в течение минуты принимало сосредоточенный вид, затем в эту же минуту у него начинали бегать взад вперед глаза, как будто он потерял что-то очень важное, и никак не может вспомнить, где это произошло, и, как такое могло случиться. В следующий момент Рыжая борода впадал в состояние надутости схожее с трех летним ребенком, затем все могло пойти по кругу, могло и поменяться местами.

     — Дядя Архип вы историю хотели рассказать — напомнила Вера, глядя на Архипа Архиповича и искоса поглядывая на рыжебородого ухажера.

     Архип Архипович, в свою очередь, посмотрел на Зинаиду. Его взгляд выражал вопрос: ‘’стоит ли?’’, но молчание Зинаиды давало ему одобрение, и он произнес.

     — Ну, наливай еще по одной — предложил Архип Архипович…

     …— Давно — это было. Учился я, кажется, в пятом классе. Наша школа номер четыре располагалась, где сейчас стоит какой-то техно-центр или, как там, с пьяных глаз, даже не выговоришь. Все ведь, как обычно в те годы было. Школа, работа по дому, домашние задания. Совсем немного оставалось у нас времени на игры и тому подобное. От этого и ценили мы каждую свою встречу. Придумывали разные сюжеты для игр, то в путешественников, то в партизан, но в ногу со временем, как говориться.

     Я уже не помню, почему в тот день Санька и Витька не вышли на улицу. Погода была не очень. Пасмурно, немного ветрено, иногда мелкие капли холодного дождя. Сентябрь или начало октября, но учебный год только начался. Я послонялся между дворов. Дома наши тогда за второй линией находились. Сейчас там брошено все, зачем нас затем выселяли, до сих пор не знаю. Что мне в голову пришло не помню, только решил я посмотреть, не затонул ли наш плот, который мы построили недавно и оставили в огромной луже, а точнее в старом котловане. Пошел на пустырь, где сейчас разрушенная фабрика ‘’Ударник’’. Может полчаса там был, может и меньше. Плот наш целый невредимый, на мою радость оказался. Собрался домой идти, да и пошел уже. Вдруг вижу человек. Толстый такой, неприятный, в сером костюме, в шляпе, а на ногах, как и у меня резиновые сапоги. Лазит он возле кустарников — в метрах ста от меня, озирается по сторонам все время. Боится, что увидит его кто-нибудь.

     У меня от такой интриги вся душа в клубок скрутилась. Я притаился и по соседним кустам, как партизан Валька Котик, все ближе к нему. Пристроился, притаился и наблюдаю за странным субъектом. Сначала ничего, ну мужик лет за сорок может и больше, а потом кожа гусиная по мне поползла, сердце в пятки — чуть дышу, а в голове открытие. Сам не знаю, откуда, но вижу и понимаю, кто передо мной в столь ненастный час на нашем пустыре. Глазам не верится, только еще тише лежу к земле грязной, прижавшись. Гляжу, как он что-то достает из кожаного портфеля, и лопатка у него с собой маленькая.

      — ‘’Это же он’’ — такой, как я его и представлял все время, только старый он, но это не может меня обмануть. Точно знаю, что вижу совсем рядом с собой именно его и никого другого, — и снова занят он нехорошим делом, не знаю пока каким, но и без этого уже понятно, что в очередной раз затеял он что-то гнусное.

     Лежу я, пошевелиться боюсь, а он выкопал ямку и в нее железную коробочку серого цвета положил, закопал все аккуратно. Затем начал следы заметать, поставил что-то в виде знака и, бурча себе под нос какие-то ругательства, пошатываясь словно пьяный, пошел через пустырь. Я еще тогда подумал: — ‘’Зачем он идет самой дальней дорогой, когда можно, куда ближе выйти’’.

     Он двинулся в сторону третьей линии по прямой через весь пустырь. Его спина и голова в серой шляпе, мне еще была видна какое-то время, а затем сумрак поглотил его в свое пространство, так как будто и не было его никогда.

     Я оставался в прежней позе еще минут десять, кажется никак не меньше и только после этого вылез из своего укрытия. Страшно было, как сейчас чувствую — это ощущение. На улице еще сильнее похолодало, с неба посыпались мелкие кругляшки, то ли снега, то ли града. Только преодолев собственный страх, откопал я эту ямку, а сам подобно ему, по сторонам со страхом озираюсь. Ветер кружит, тучи набегают — вокруг ни души. Вытащил я коробушку, а открыть не могу. Там замок снаружи, маленький и, конечно иностранный. Что делать? Любопытство меня разжигает, страх тоже свое гнет. Пальцы на руках замерзли, как будто лютая стужа на улице. Увидел я железяку тяжелую, ржавую. Несколько раз ударил — не получается, соскальзывает мой удар. Давай еще — чуть не плачу, но в один миг — хоп, и отскочил замочек.

     Жутко мне, а внутри ордена буржуинские и бумага с печатями на двух языках составленная. Ту часть, что на иностранном языке написана, я само собой прочитать не смог, но вторая, то часть по-нашему писана.

     Клятва там оказалась. Всеми силами — жизни не жалея, обязуется он служить буржуинам. За это ему что-то непонятное полагается, но только после того, как будет достигнута, какая-то великая цель. Я читаю, от страха еще больше трясусь. Не ошибся я, сразу понял, кто был рядом со мной. Многое непонятно мне. Глаза сами собой, ищут знакомое, о коробке печенья с банкой варенья, строчки пляшут, — наконец нашел, от этого еще страшнее стало — не вымысел все это — правда, самая настоящая.

     Совсем темнеть стало. Понял я, что сильно задержался на улице. В это время мать уже ходит по окрестностям в моих поисках, а отец уже приготовил свой армейский портупей, чтобы меня, как следует дома встретить. Не один раз уже такое со мной было, только что с коробочкой делать. Появиться с ней дома, рассказать, показать. Нет, не решился я тогда, затем понял, что зря не решился, а в тот вечер, выкопал я другую ямку, перепрятал его тайник, оставил свою метку. После этого и пошел домой. Иду, а у самого все внутри сжимается, от доставшейся на мою долю непостижимой тайны.

     … Дома все случилось, как я предполагал. Отец, молча раза два врезал мне своим ремнем, а мать еще в течение часа продолжала читать на мою голову необходимые нотации о поведение и уважение к старшим. Я ее слушаю, а у самого в голове его образ стоит. Каким он был тогда, в те годы сумрачные, когда подался служить буржуинам? Никто не знает, картинки, конечно, видели в тонких книжках. Только не похож он на эти картинки. В тысячу раз гаже он, чем на тех картинках. Вырасти, он вырос, только сущность не изменилась. От этого видимо и узнал я его сразу. Где он сейчас?

     Наступила ночь. Я долго не мог уснуть. Не отпускали меня переживания, и тогда я решился на самый важный в жизни, как мне тогда казалось, шаг. Обдумал все хорошо. Засыпая старался настроиться. Утром в школе я сообщу о своем открытии при всех одноклассниках, потребую, чтобы собрался совет дружины с пионервожатой. Нужно предъявить эту коробочку всем…

     Откладывать дела в долгий ящик я не собирался. Утром еще раз настроил себя на разговор с нашей пионервожатой. Если честно, то я ее немного побаивался или, как это лучше сказать. Была она женщина странная, точнее необычная. Лет ей было под сорок, — она в пионерском галстуке. Сама кореянка, да еще и с сильным косоглазием. Голос с присущим ее нации акцентом и импульсивная чересчур. Редко кому она давала договорить, обязательно перебивала и начинала давать свои советы, а затем настраивать на позитивный пионерский лад, как будто мы и без нее этого не знали. Сейчас понимаю, что работа у нее такая была и она ее, кажется, по-настоящему любила, но тогда ничего не вышло.

     — Ты Архип понимаешь, что все это история из книжки. Хорошей книжки — правильной, но на самом деле никого из них, сейчас уже не существует. Было — это давно и он в том времени остался — отличница по имени Света, высказала свое мнение.

     Пионервожатая по фамилии Цой внимательно ее слушала, посматривала, то на меня, то на Свету. Все остальные сидели тихо и лишь иногда с опаской о чем-то перешептывались.

     — Но я видел его, и я докажу — вспылил я.

     — Правильно пойдем и принесем его коробочку с орденами, от буржуев и клятвой — вступился за меня мой друг Санька Сергеев.

     — Ребята послушайте — после долгого молчания, наконец-то вмешалась в разговор пионервожатая.

     — Мы не можем не верить Архипу. Тем более он имеет возможность доказать свою правоту. Поэтому, я согласна, что нужно доставить эту шкатулку в школу. И если все есть так, как говорит Архип, то потом мы сообща подумаем, как нам поступить. Но все же я думаю, что здесь дело другое. Если бы он остался в нашей стране, не убежал бы вместе с буржуинами, то его за прошедшие годы обязательно бы перевоспитали. Ребята, посудите сами; октябрята, пионеры, комсомольцы, коммунисты — все бы не оставили, его без внимания.

     — Да, как он мог его узнать. Столько лет прошло — подскочил с места Славка Гераськин.

     — Тем более его живого никто не видел, кроме тех, кто тогда был рядом — помогла Гераськину, Светка.

     — Ребята успокойтесь. Я предлагаю завтра после четвертого урока пойти на пустырь и поставить в наших разногласиях точку — сказала пионервожатая Цой.

     Почему я не пошел туда сразу после совета дружины? У меня ведь был целый день, целый бесконечный день. А на следующий день произошла катастрофа…

     Нас собралось почти тридцать человек. Я уже не помню, кто не пошел и по какой причине не пошел, но такие вроде были. И об этом, как раз шел разговор, пока мы дружной гурьбой направлялись от школы к пустырю.

     Видимо я что-то чувствовал, иначе, как объяснить, что шел я на трясущихся ногах. Может ответственность давила, нежелание осрамиться перед всем классом, а может все-таки дурное предчувствие.

      Как сейчас помню — этот злополучный день. Сильно грело, появившиеся с самого утра солнце. Быстро оно высушило последнюю грязь под ногами. Многие ребята сняли с себя куртки, каждый тащил с собой собственный портфель…

     … Оказавшись на пустыре, я понял, что наступил момент и мне ничего не остается делать, как просто при всех провалиться сквозь землю. На месте, где я закопал коробочку, работали сразу три больших, серых бульдозера. Конечно, они все не поместились на крошечном пятачке, где уже исчезла, мною вкопанная палка, но они были рядом и уже переборонили все, что могло там быть.

     — Там — сказал я, указав рукой на бульдозеры.

     — Как там? Там стройка Архип — сказала пионервожатая.

     — Но это было там — произнес я.

     Мои одноклассники собрались в тесный круг и пожирали меня глазами. Не стали исключением и мои лучшие друзья — Санька и Витька. Пионервожатая хотела что-то сказать, но ее опередил пожилой дядька, появившийся, как черт из табакерки.

     — Что у тебя за экскурсия? Зачем ты детей сюда привела, видишь строительные работы, идут — кричал он, обращаясь к нашей пионервожатой.

     — Мы уходим, извините — растерялась она.

     Нетрудно догадаться, что все смотрели в этот момент на нее и на меня. Я же стоял опустив свой взгляд в землю.

     — Вот так сюрприз, ничего не понимаю — проговорил дяденька и хотел уходить, но я неожиданно для самого себя и всех одноклассников, спросил его.

     — Дяденька скажите, когда началась здесь работа — мои глаза умоляли, его сказать правду, ведь на меня сейчас смотрели три десятка глаз.

     — Сегодня, работа с утра началась, мальчик, а теперь уходите со стройплощадки.

     Назад шли молча, точнее помню, что молчал я. Нужно было бы оправдываться, но я был настолько подавлен, что ничего не мог сказать. Странная история, случившаяся со мной, меня обманывала, выставляла в не самом хорошем виде. Хоть дяденька строитель и помог мне, но оставался жуткий не удаляемый ничем осадок. Помню, что когда я уже в одиночестве стоял возле калитки родного дома, поклялся обязательно отыскать сеньора Толстозадова, чтобы мне это не стоило.

     Он должен быть где-то здесь, рядом. В этом я от чего-то был совершенно уверен. Не знаю, откуда в моем детском мозгу появилась эта уверенность. Может пионерская целеустремленность двигала мной, наверное обида, что не смог доказать я свою правду перед всем классом, но сеньор Толстозадов среди людей, и он совершенно реален — это я знал точно.

     Через несколько дней — я, Санька, Витька — поклялись друг другу найти Толстозадова. Было у нас много детского, страстного желания, но совсем мало понимания, как осуществить задуманное. Мы ходили кругами по всем окрестным улицам. Сидели на остановках общественного транспорта, только все без толку, Толстозадов, как в воду канул. Если бы не моя твердая убежденность, наверное, недолго бы мы продержались в своем желание отыскать его, но и так первый месяц пролетел быстро. Поиски по положенному для возраста принципу протекали в форме завлекательной игры, только игра не может сохраняться в одном сценарии все время, на то она и игра, чтобы менять старое на новое. Мы и занимались этим, придумывали, обсуждали, чертили схемы. А результата так и не было. Еще через месяц интерес начал спадать, его потихоньку заменяло что-то другое, но как раз в те дни я увидел Толстозадова во второй раз, и на этот раз я был не один.

     Случилось — это когда, собственно, мы не занимались поисками, а всего лишь поехали в кинотеатр повторного фильма. Приехали на час раньше начала одного из дневных сеансов, болтались на одной из центральных улиц, пинали по тротуару какую-то жестяную банку — и вдруг Санька неожиданно застыл на месте.

     — Это — он — тихо произнес мой друг, узнав Толстозадова, так же, как и я на вечернем пустыре.

     К этому времени все вокруг уже было покрыто белым покрывалом снега. На центральной улице снег был, конечно, серее, но все же зима уже бесповоротно забрала все в свое холодное царство. Почему только мы трое могли его узнать? Это до сих пор остается для меня загадкой. Видели же его очень, и очень многие люди, в том числе, и такие же, как мы пионеры.

     Из чёрной ‘’Волги’’ с олененком на капоте вышел сеньор Толстозадов, собственной персоной. Одет он был в стильное серое пальто, в руках у него была чёрная кожаная папка, а на голове такая же, как тогда на пустыре шляпа. Внутри автомобиля оставался водитель, Толстозадов же, окинул нас подозрительным взглядом, что-то сказал водителю и не торопясь вошел в двери большого административного здания.

     Витька сжимал мою руку. Санька просто стоял рядом, и пауза длилась, как мне казалось целую вечность. Затем смотря друг на друга мы подошли к табличке, что была по правую руку от дверей за которыми скрылся Толстозадов. Надпись на табличке объясняла нам, что мы находимся возле здания типографии ‘’Красный вестник’’.

     — Вот — это да — произнес тогда Витька.

     — Он пробрался в газету, беда будет скоро — продолжил Санька.

     — Что делать будем — спросил я.

     Ответа от моих друзей не последовало. Найти ответ было трудно. Не смотря на наивность школьного возраста, мы хорошо понимали, что просто прийти и сказать всем, что это сам сеньор Толстозадов, разве вы не видите — не получится. Подобное кончится для нас отцовским ремнем, а может еще, чем похуже.

     Уютно устроился Толстозадов, и никто кроме нас не знал о нем, не верил, что он существует, что он рядом, что он среди нас.

     Мы в тот день все же посетили киносеанс, но фильм не отложился в наших головах. Не было и обычных разговоров основанных на впечатлениях подаренных фильмом. Мы зашли в тупик. Вечером того же дня, собрались на нашем заветном месте возле большой кучи песка. Там у нас был сооружен импровизированный домик из старых досок и прочей ерунды. Долго обсуждали случившееся, но не могли предложить хоть что-то действенное для выявления Толстозадова. В конце концов, пришли к решению, еще несколько раз побывать у здания типографии и в дальнейшем попробовать, еще что-нибудь узнать.

     Что решили — то сделали. Только результата — это не дало. Сеньора Толстозадова мы больше не видели. Чего-либо узнать, мы тоже не смогли, хоть и решились расспросить сотрудников, которые нам показались дружелюбными. Что странно, никто не смог вспомнить человека соответствующего нашему описанию и говорили нам, что это видимо кто-то из посторонних, приезжавших по какому-либо делу.

      — ‘’Здесь ребята много таких бывает. На третьем этаже редакция, туда кто угодно заявиться может’’.

     Время тогда, как и полагается, успокоило нас, пришедший возраст окунул в другие интересы и сеньор Толстозадов потихоньку стал исчезать из нашей жизни, хотя все время находился рядом в соседнем от типографии здание, которое располагалось через дорогу и с жутким раздражением смотрел на троих странных пацанов, которые в тяжелый период его жизни, неожиданно опознали его…

     … Когда разбили буржуинов, он остался один. Не знал, что ему делать и самое главное, куда ему идти. Непривыкший к тяжелым условиям он долго плакал, растирая слезы грязными руками по пухлому лицу. Ему нужно было найти своих, но он боялся даже выглянуть на свет божий. Прошло два дня, почти закончилось печенье с вареньем и жирная серая крыса за шкафом все больше наглела. Он жутко ее боялся. Боялся, что эта тварь приведет за собой своих друзей, таких же, как она — серых, голодных, наглых товарищей.

     Вероятнее всего, что он бы сгинул, если не в квартире бывшего депутата областного собрания, а по совместительству его родного отца, то где-нибудь в приюте для огромного количества сирот оборванцев, которые носились стаями, воруя все, что можно украсть. Но в один темный вечер дверь в квартиру заскрипела, от движения ключа в замочной скважине. Он сжался в маленький комочек, забился в угол кожаного дивана и почти перестал дышать.

     В сумраке темной комнате, тихо ступая, появился мужчина, одетый в дорогой костюм с большим золотым перстнем на одном из пальцев. Он внимательно смотрел на него, а он продолжал сжиматься от страха, только двигались испуганные зрачки.

     — Ну, вот я тебя и нашел — сказал мужчина в дорогом костюме, блеснув белизной ровного ряда зубов.

     — Я никуда и не уходил — еле слышно ответил он.

     — Это — я образно, если так будет угодно, мой дорогой — произнес незнакомец.

     — Вы пришли от моего папеньки — спросил он.

     — И не только от него — улыбнулся незнакомец.

     — От буржуинов — просиял он.

     Комната, обставленная изысканной мебелью от лучших мастеров. Большая, с еще большими, как казалось окнами, что завешаны дорогой, но давно не стираной тканью портьер. Высокие потолки, и где-то на самом верху застывают на долю секунды сказанные слова. Черные лакированные туфли на ногах вечернего гостя, еле заметный отсвет отражается от дорогого металла на запонках его белой сорочки, а за окнами начал застывать, готовясь к очередной ночи — голодный вечер. Весь мир замер в эти минуты, было страшно и радостно одновременно.

     Незнакомец не ответил на последний вопрос, но его выражение лица не могло обмануть его. Он пришел от буржуинов. Они его не забыли...

     —Толстозадов Владимир Дмитриевич — представился незнакомец — теперь ты будешь носить то же самое имя и фамилию, пока — сказал Владимир Дмитриевич.

     — Но меня зовут Евгений — произнес он.

     — Твое имя от тебя никуда не денется, поверь мне, а пока что собирайся, пойдешь со мной.

     — Но наша квартира, Владимир Дмитриевич, неужели мы ее оставим.

     — Оставим, конечно, время такое пришло. Не устояли наши, сгинули на время. Превратились в сирот жалких за чужим столом.

     — Но иностранные буржуины, наши друзья.

     — Правильно, но всему свое время…

     … Рыжая борода уснул во время рассказа Архипа Архиповича, уронив голову прямо на стол…

     Прошло четыре дня беспробудного пьянства. Зинаида на второй день выгнала из дома Федора с Архипом Архиповичем. Они, не особо расстроившись, продолжили запой у другана детства Федора — Ильи Васильевича. Рыжая борода шастал туда-сюда, выпивал ни так уж много, но обычным образом на халяву. Хотя загулявшие товарищи не спрашивали с него взноса в общую кассу для покупки самогона у злой тетки по имени Галина.

     — В город с тобой поеду, Архип Архипович — сказал за день до окончания запоя Рыжая борода.

     — У меня остановиться не рассчитывай. И не обижайся, моя Люба меня с тобой, как Зинаида — метлой поганой вышвырнет на улицу — честно озвучил Архип Архипович.

     — Да знаю я — махнул рукой Рыжая борода — комнату мне на месяц снять нужно, а там видно будет — продолжил он.

     — Деньги на комнату у тебя хоть есть — спросил Федор, который в последние два дня испытывал некоторое перенасыщение от изрядного количества выпитого. Мысли, то и дело загоняли в сторону дома, который помимо тяжелого похмельного синдрома, еще предлагал набор душераздирающих криков в исполнение Зинаиды.

     — Есть пять тысяч. Я на черный день берег — Рыжая борода виновато смотрел на товарищей. Он боялся, что сейчас они предъявят ему упрек за бесплатно выпитое и сожранное, но на счастье Рыжей бороды сотоварищи ничего не стали ему предъявлять и даже никак не отреагировали на его признание.

     — За пять тысяч, считай комната у тебя, уже есть. У меня соседка бабка Наталья, как раз искала квартирантов и, вроде, она даже за четыре тысячи комнату сдает, так что останется у тебя тысяча на прокорм. Да и с работой проблем не будет, если конечно желание есть. У нас рядом большой комбинат ‘’Народное изобилие’’ есть, так там грузчиком или разнорабочим всех подряд берут. Платят, конечно, гроши, но без блата и образования, лучше ты вряд ли, что найдешь.

     — Я согласен и на это — сказал Рыжая борода, как будто уже находился в отделе по ‘’борьбе’’ с персоналом.

     —Обустроишься, Верку к себе забирай — серьезно произнес Федор.

     — Не поедет она, у нее здесь работа — промямлил Рыжая борода.

     — Толку от ее работы. Разве, что при деле находится. Фермер Васютин платит так, что никто бы у него не работал, если какой другой вариант был — объяснил свою позицию Рыжей бороде Федор.

     — Попытка — не пытка, а Веронике в город все равно нужно перебираться или машину купить. Многие же здесь на своих авто в город на работу ездят — озвучил свое мнение и Архип Архипович.

     — Это единственный выход, только сам знаешь, что денег на машину у нас нет — прокомментировал Федор.

     — А что если деревня еще на сотню километров дальше? — спросил Архип Архипович.

     — Тогда совсем труба. Моя сеструха — Наталья живет в Николишино, от нас на сто пятьдесят километров. Там картина страшная. Если пенсия есть, то выживают как-то, а если нет, то хана полная или бежать или умирать, но можно еще пить, если на чью пенсию возможность есть — мрачно произнес Федор.

     — К пенсии еще здоровье нужно иметь, чтобы огород содержать. Ну и скотинку какую, а так не разбежишься — дополнил картину своим мнением Архип Архипович.

     — Правильно говоришь — Федор заглотил полстакана самогона.

     — Архип Архипович, а эта история про сеньора Толстозадова на том и закончилась, и почему он — Толстозадов, у него было же другое имя или прозвище? — неожиданно изменив тему, спросил Рыжая борода.

     Архип Архипович не ждал подобного вопроса, поэтому не сразу ответил рыжебородому. Сначала закурил, затем выпил свою порцию и лишь после этого произнес.

      — Я думал, ты не слушал меня — спал. — Это как раз из той шкатулки, там было так написано, но сам себя не обманешь, и я до этого и после этого точно знал, кто есть кто — уставшим, наполненным самой серьезной интонацией проговорил Архип Архипович.

     — Я все слышал. Задремал под конец истории и мне самому казалось, что я вижу этого Толстозадова — сказал Рыжая борода.

     — Что тебе сказать. Сейчас по официальной версии Толстозадов мертв и был с почестями похоронен — даже чересчур серьезным голосом произнёс Архип Архипович.

     — Не может быть — произнес Рыжая борода.

     — Я тоже думаю, что это ложь. Хотя ты понимаешь, что его никто не хоронил под настоящим именем. Опять же, я думаю, что его настоящего имени мало кто знает.

     —Толстозадов, он и есть Толстозадов — отстраненно произнес Федор, наливая себе, Рыжей бороде и Архипу Архиповичу по трети самогона в граненые стаканы.

     …Комната в доме у бабки Натальи оказалась просторная со старой мебелью; в виде шкафа, трюмо, небольшого стола, на котором стояла одноконфорочная плитка. Естественно выглядел приставленный к дальней от входа стене старенький диван. Но самым главным атрибутом, занимавший основную поверхность трюмо, был цветной телевизор, выполненный еще в кинескопном исполнении.

     Как и сказал Архип Архипович, комната стоила четыре тысячи в месяц. Удобства располагались на улице, но так как на дворе, пока что находилось лето, то особых вопросов — это не вызывало, да и сам Рыжая борода был абсолютно привычен к уходящей напрочь из города экзотике вчерашнего дня.

     Имелась баня, но за дрова бабка Наталья требовала отдельную плату и Рыжая борода, пока, ходил немытым. Зато, к собственному удовлетворению он обнаружил совсем неплохой водоем, где собирался в ближайшее время принять водные процедуры, но это в том случае если не удастся договориться помыться у Архипа Архиповича, который проживал на расстоянии двух усадьб от бабки Натальи. Для стирки бабка Наталья, выделила Рыжей бороде целых два, больших пластмассовых таза зеленого и синего цвета и показала, где располагается доступная для него веревка.

     Рыжая борода собирался поступить ровно так, как и озвучивал. Половину дела он уже сделал, и теперь оставалась работа. Он уже ходил в сторону комбината ‘’Народное изобилие’’, постоял там немного возле роскошного офиса, но, не решившись с первого раза осуществить трудоустройство, удалился назад в сторону своей съемной комнаты.

     Однако, в голове Рыжей бороды имелись и другие планы. Просто на первое время он решил отложить их про определенный запас, а пока попробовать обрести хоть маломальскую почву под ногами. Планы же были связаны, как нетрудно догадаться, с событиями его знакомства с очень важными людьми; Эдуардом Арсеньевичем, Кариной Карловной, профессором Смышляевым. На десерт же предполагалась встреча хотя бы с одним из дядей имеющих оригинальную фамилию Паскудины…

     …После встречи с Эдуардом Арсеньевичем Карина Карловна заметила, что снова начала терять, казалось бы, надежно обретенное равновесие. Она часто озиралась по сторонам, стала принимать, не посоветовавшись с профессором Смышляевым двойную дозу таблеток. Знакомая, приносившая удовлетворение работа начинала от чего-то раз за разом раздражать. Все вокруг окрашивалось в ‘’черно-белый’’ цвет, как только она вспоминала прошедшее происшествие или от неприятно засевших в голове фамилий Репейс, Ефимози…

     …Приехав на работу раньше обычного на целый час Карина Карловна, чтобы почувствовать уверенность взялась за квартальные отчёты. Долго читала, что-то записывала, а через десять минут начала вслух материться. Вместо планируемого увеличения продаж она видела бестолковое топтание на одном месте. Неделю назад во время комплексного разбора было четко указано, в каком направлении необходимо работать маркетологам, как можно еще сэкономить с помощью новейших заменителей — это касалось остолопов по производственной части, но воз оставался и ныне там. Практически те же показатели и это еще в виде отчета, значит в реальности все еще хуже. Карина Карловна подняла свою задницу с большого офисного кресла, покрытого темной кожей самого наилучшего качества. В течение десяти минут ходила по своему кабинету, от окна к столу, от стола к шкафу и обратно. Часы показывали десять минут девятого.

     — Сволочи, тупые сволочи — злобно шептала Карина Карловна, вернувшись в объятия своего кресла. Следующим движением она нажала одну из многочисленных кнопок.

     — Света соедини меня. Хотя нет, вызови начальника маркетологического отдела ко мне прямо сейчас.

     Света обладала хорошей скоростью передачи распоряжений, а Игорь Валентинович обладал еще большей скоростью перемещения по коридорам офиса и через минуту он уже оказался в кабинете грозной директорши. Толстые ножки Игоря Валентиновича самую малость потряхивало, под роскошным пиджаком и стильной сорочкой выступил противный, холодный пот, от того что каждый подобный вызов мог закончиться выписанной путевкой на вольные хлеба. Это — знали все, не был исключением и несчастный Игорь Валентинович.

     — Вызывали Карина Карловна? — пропищал он очень тонюсеньким голоском.

     — Что это? — громко рявкнула Карина Карловна и от напряжения у нее чуть не слетели с переносицы любимые очки ‘’Optic Gold Lux’’.

     — Мы стараемся Карина Карловна, — как школьник, пряча глаза в пол, еще тише пропищал Игорь Валентинович.

     — Я вижу блядь, как вы стараетесь. Это — последнее китайское и без всяких аллегорий. Если к концу месяца продажи не вырастут на десять процентов, то можешь регистрироваться на бирже призираемых. У меня незаменимых кадров — нет! Тебе мало платят? Или, чем вы там занимаетесь? Блядством на рабочем месте, тогда я вас рассажу, как при царе-горохе. Девочек отдельно, мальчиков отдельно — разошлась Карина Карловна.

     — Карина Карловна тут… — испуганный голос Светы, проник через приоткрытую дверь.

     — Уйди отсюда ни до тебя! — рявкнула Карина Карловна в сторону Светы.

     — Карина Карловна мы выполним все, как вы сказали — покраснев, как барышня, снова пропищал Игорь Валентинович.

     — Что с контрактами в новые регионы. Насколько, я помню должны быть готовы три свежих договора — все же сбавила тон Карина Карловна.

     — Инна Владимировна сегодня представит все необходимые документы.

     — Это — новенькая — переспросила Карина Карловна.

     — Да она очень хороший работник.

     — Конечно, сиськами трясти и юбку на два сантиметра выше манды носить, на это у нас все работницы хороши.

     Игорь Валентинович деликатно промолчал на замечание Карины Карловны.

     — Оправь ее ко мне прямо сейчас, но и помни, что я сказала — Карина Карловна этими словами отправила Игоря Валентиновича, додумывать бизнес модели.

     — Что там у тебя? — Карина Карловна открыла дверь в приемную. Света подскочила с места раньше, чем Карина Карловна открыла рот. Если хозяйка не в духе лучше делать все на шаг вперед. В противном случае можно получить ‘’ведро помоев’’ за любую мелочь.

     — Звонили из отделения ‘’Грядущего общества’’. Секретарка сказала: на ваше имя выслано приглашение на итоговый форум ‘’Бизнес — власти. Народ — бизнесу’’, в качестве почетного гостя, и они хотели, чтобы вы зачитали небольшой доклад. Приедут все первые лица, сам Эдгард Романович Тепломестов будет присутствовать.

     — Знаю без тебя, кто там будет. Свяжись с отделом коммуникаций. Пусть подготовят доклад и мне для ознакомления в самое ближайшее время.

     — Хорошо сделаю — пискнула Света.

     Карина Карловна хотела целиком вернуться в свой кабинет, как в приемной появилась Инна.

     — Здравствуйте Карина Карловна — приглушенным голосом поздоровалась Инна.

     — Заходи разговор будет — сказала Карина Карловна, с ног до головы осмотрев Инну.

     Инна двинулась несмело, чувствовала, что ее малость покачивает от страха, а Карина Карловна не ошиблась в оценке образа Инна.

     Инна была одета в тонкую блузку, через которую хорошо просматривался белый, ажурный лифчик. Темную юбку выше колен, конечно не мини, но довольно сексуальную. Ноги в колготках телесного цвета, а на ногах туфли на изящном каблучке. Плюс к этому косметика, серьги, цепочка со знаком зодиака.

     Карина Карловна обращала внимание на внешний вид своих сотрудниц редко, было это, как раз в минуты особо сильного раздражения, и как только Инна оказалась в кабинете Карина Карловна начала сразу.

     — Ты дорогая, где работаешь?

     Инна не успела чего-либо вымолвить, как Карина Карловна сама начала отвечать на собственный вопрос.

     — В салоне сексуальных услуг, в публичном доме, или может ты тамада на пьяном мальчишнике?

     Инна поняла без особых уточнений, что Карина Карловна не довольна ее внешним видом.

     — У меня сегодня после обеда встреча с господином Артамоновым по поводу контракта новых полуфабрикатов с вечным сроком годности.

     Инне сегодня повезло, потому что встреча действительно была назначена, и потому что господин Артамонов, представляющий одну из крупнейших торговых сетей, был большим любителем сладострастия. Поэтому поводу ходили легенды и сплетни. Он не мог пройти мимо ни одной смазливой мордашки, оставить без внимания ни одной юбки выше колен.

     Карина Карловна поняла, что сейчас проиграла своей подчинённой. Та выглядела для данного дела на все сто и можно было продолжать немного изменив тональность.

     — Хорошо — это хорошо. Но в повседневное время нужно одеваться скромнее, а то неизвестно, что происходит в конторе — Карина Карловна села за свое рабочее место, жестом показала Инне, что она может сесть сбоку стола, имеющего форму буквы ‘’т’’.

     — У нас несколько лет назад, имел место забавный случай — это я по поводу внешнего вида, и особенно коротких юбок. Так вот работал на должности пожарного один старичок, как говорили: ‘’божий одуванчик’’ ему было почти под восемьдесят лет и стаж работы на предприятии больше тридцати лет, еще с совковых времен нам в наследство достался.

     Карина Карловна подняла кверху авторучку, отделанную золотыми вставками. Делала она это всегда, когда читала какую-нибудь поучительную нотацию, причем возможно данное было, как правило, в случае не очень хорошего настроения самой Карины Карловны.

     — Сидел он, собственно говоря, ничего не делал — деньги получал. Только случился конфуз. До сих пор понять не могу. То ли у него свистулька еще страстно стояла, то ли с головой совсем уж плохо стало.

     При этих неожиданных словах Инна немного покраснела, а Карина Карловна продолжила.

      — С ним в кабинете находились трое таких, как ты, по возрасту и длине юбок, платьев. Начал наш старичок все время, как школьник из седьмого класса, ронять авторучку на пол и естественно за ней лазить. Его стол стоял напротив стола одной инженерши по охране труда. До нее только по истечению двух недель дошло, что почтенный старичок — трусиками ее с аппетитными ляжками любуется. Подняли они шум. К заму моему по общим вопросам прибежали: Переставьте, мол, столы. Я, может быть, и не узнала бы об этом, но случилось так, что зашла к этому недоумку по какому-то делу, как раз в этот момент. Говорить сначала не хотели, что у них случилось. Заставила объяснить. Эта красотка стоит, чуть не плачет. Я ей и говорю.

      — Ты бы в одних трусиках и приходила на работу, или и вовсе без них, что старичка изводить, так бы он хоть под стол не лазил, спокойно бы любовался твоим сокровищем. Стоит она, а юбка, как у тебя, моя дорогая Инна.

     Инна чуть заметно улыбнулась и решилась спросить об окончании столь интересного дела.

     — Уволила, конечно — ответила Карина Карловна.

     — Старичка озабоченного? — уточнила Инна.

     — Обоих уволила — строгим тоном произнесла Карина Карловна.

     Дальше Карина Карловна уточняла общие вопросы, напомнила о важности встречи с господином Артамоновым, и еще пять минут различной ерунды прозвучало из ее уст, а Инна лишь кивала головой, говорила — да, — и думала о своем.

     Инне было жалко несправедливо уволенную девушку, затем она представляла неприятного старичка, который вожделенно любуется женскими трусиками. На мгновение в воображение промелькнуло и вовсе противное, в виде вздыбленных брюк старичка, и его самого в этих брюках, спешащего в мужской туалет, чтобы совершить долгожданный акт мастурбации. Вот он, озираясь, влетает внутрь одной из кабинок, спускает штаны и начинает, зажмурив глаза…

     — Ты о чем задумалась Инна? — спросил Игорь Валентинович у Инны, когда она уже была в собственном кабинете, представляя себе отвратительного старичка в процессе занятия нелицеприятным делом.

     — Я, да, ни о чем, так — Инна покраснела, как будто Игорь Валентинович, застукал ее саму за этим же занятием.

      — ‘’Хорошо, что люди не могут проникнуть в чужие мысли’’ — подумала Инна, располагаясь за своим столом и чувствуя заметное возбуждение. Игорь Валентинович что-то сказал, затем вышел из кабинета, а Инна плотно, как в автобусе прижала ногу к ноге, хотя соседний стол стоял сбоку от ее стола, да и занимала его девушка чем-то похожая на нее.

     Распрощавшись с Инной, Карина Карловна не успела еще, как следует перевести дух, а неугомонная Света принесла новое сообщение о том, что пожаловала Евгения Леонидовна — заместитель директора по коммуникациям с общественностью, бюджетами, властными структурами и тому подобным.

     — Пусть войдет — произнесла Карина Карловна.

     Евгения Леонидовна, слава богу, выглядела образцово-показательно. Темная блузка, юбка ниже колен.

     — Доклад Карина Карловна — с деловой интонацией сказала Евгения Леонидовна.

     Карина Карловна вновь сделала жест, обозначающий, что посетительница должна сесть, а затем несколько минут очень внимательно читала про себя доклад.

     — Много воды. Уточнить основные детали и, как можно больше пафоса. Никаких обобщений и сомнительных нот — произнесла Карина Карловна, передавая доклад обратно в руки Евгении Леонидовне.

     — Понятно, после обеда все будет в лучшем виде.

     — Идите.

     Прошло еще минут пять. Карина Карловна сидела с закрытыми глазами, представляя себе прибор доктора Шабанеуса и себя в сексуально короткой юбке и белоснежными трусиками под этой самой юбкой. Сладкая истома продолжалась бы и далее, но зазвонил телефон. Карина Карловна хотела проигнорировать вызов (звонил сотовый), только имя абонента с другой стороны не позволило этого сделать и даже заставило Карину Карловну мысленно подтянуться.

     — Да — ответила она.

     — Здравствуйте, дорогая Карина Карловна.

     — Здравствуйте Иннокентий Иванович, очень рада вас слышать.

     — У вас все хорошо, ничего не происходит ненормального — серьезно спросил профессор.

     — Вроде все нормально. Хотя я немного раздражена, на днях Эдуард Арсеньевич сообщил, что в городе объявился некий господин по фамилии Репейс.

     — Я по этому поводу и звоню. До меня уже дошли эти нехорошие слухи.

     — Вы думаете, что это тот самый страшный человек. Но, как такое, может быть, и помнит ли он нас и зачем мы ему собственно сдались?

     — Не волнуйтесь Карина Карловна. Еще ничего не известно. Просто фамилия очень уж редкая, и в реестре российских бизнесменов, увенчанных почетными званиями и наградами, не числится — вроде бы хотел успокоить, но только вогнал в еще большие страхи Карину Карловну профессор Смышляев.

     — Это — точно, тот самый, а весь этот реестр чушь. Конечно, может быть новое лицо, но времени прошло мало, к тому же, снова наш богом забытый городок и Эдуард Арсеньевич, говорил о том, что этот самый Репейс ему сказал, что еще встретимся — нервно барабаня костяшками пальцев по столу, выговорилась Карина Карловна.

     — Что у вас за звук? — спросил профессор.

     — Да так ничего — смутилась Карина Карловна, прекратив данное занятие.

     — Неприятная история. Если они могут спокойно появиться здесь, значит обладают большими способностями, а это очень опасно — резюмировал свои мысли профессор.

     — Но они уже были здесь, вы знаете профессор — напомнила Карина Карловна.

     — Да, конечно, моя дорогая. Извините у меня лекция в университете. Я пока ждал, позвонил вам. Звоните если, что сразу, я тоже постараюсь вам позвонить. До свидания, дорогая Карина Карловна.

     — Подождите секундочку Иннокентий Иванович.

     — Да Карина Карловна.

     — Что же все-таки мне делать и Эдуарду Арсеньевичу (в последнее время Карина Карловна, чаще называла Эдю по имени отчеству, с чем это было связанно, догадаться несложно)

     — Пока ничего, дорогая Карина Карловна. Я сам нахожусь, поверьте мне, в некоторой растерянности — откровенно признался профессор.

     — До свидания, Иннокентий Иванович — произнесла Карина Карловна.

     — До свидания, еще раз — ответил ей профессор.

     Карина Карловна еще долго не могла прийти в себя после разговора со Смышляевым. Держалась ладошками за голову, ходила из угла в угол. Пыталась заняться документами, из этого ничего не вышло и Карина Карловна, отправилась на внеплановый обход своих владений.

     Долго говорить о том, что было во время обхода. Матерные слова и вовсе стоит оставить незамеченными, хоть было их и с избытком. Лица, жесты, мимика, крики, нервы — все это осталось позади, было по сути обычным, а время приближалось к обеду в тот момент, когда Карина Карловна вернулась в свой кабинет.

     Нужно было ехать в ресторан со звучным названием ‘’На берегу’’, но Карина Карловна тянула с вызовом своего служебного автомобиля.

     — Карина Карловна к вам заместитель по производству — сообщила в трубку Света.

     — Пусть зайдет — неохотно ответила Карина Карловна.

     Сейчас, она пыталась вспомнить для чего она вызывала господина Черемухина, но как назло ничего не лезло в голову, хотя желание переговорить возникло во время обхода, во время которого Черемухин так и не попался ей на глаза.

      — ‘’Нервы, снова проклятые нервы’’ — подумала Карина Карловна, глядя на плотную, коренастую фигуру Черемухина, но именно в этот момент с запозданием включилась память: ‘’большой процент возврата, конечно, большой процент возврата’’.

     — Вы Вадим Алексеевич догадываетесь, почему я хотела вас видеть — строгим голосом спросила Карина Карловна.

     — Совершенно точно знаю — это по поводу возврата, но вопрос больше к нашим маркетологам. Хотя мне в нотации — это было прописано, а вот по поводу брака, то все работяги допустившие нарушения уже наказаны понижением заработка в объеме произведенного ими брака.

     — Здесь хорошо и своевременно. А насчет возврата, то все в комплексе. Маркетологам тоже достанется по первое число. Меня интересует, когда прекратится эта ситуация с постоянным браком. Неужели нельзя наладить процесс нормально. За что вы получаете, немалые деньги. Чтобы я здесь нервничала, постоянно пинала вас в ваши толстые жопы. У меня и без вас дел полным-полно.

     В голове в этот момент промелькнула фамилия Репейс.

     — Если вы не можете работать, то я вас здесь не держу ни одной секунды — закончила речь Карина Карловна.

     — Мы постараемся учесть недочеты и в ближайшее время исправить их, но проблема еще с отделом персонала. Мне присылают такой контингент, что чему-то научить их сразу невозможно. Я просил, настаивал, но все продолжается в том же ключе. Я понимаю, что мигранты — но и из них можно отбирать.

     — С отделом персонала будет особый разговор. Но вам я повторяю. Деньги платятся не просто так, и нужно работать. Вы должны поставить на поток процесс обучения этих людей, чтобы они из себя не представляли. Дело нехитрое, а у вас все опять в полном говне. Я что ли должна этим заниматься, жопу вам бесконечно подтирать!

     Заместитель молчал, опустив голову вниз.

     — Убирайтесь на свое рабочее место. Рабочих помимо возмещения убытков, наказать еще лишением премии на десять процентов.

     — Но… — хотел что-то сказать Черемухов.

     — Я непонятно выразилась!!! — закричала Карина Карловна.

     — Вот суки, что творится из-за дня в день. Уничтожать их нужно, иначе ничего не хотят делать. Деньги просто так бы получали и все на этом. Зажрались, все у них есть, кроме желания работать. Думают можно сидеть, а быдла трёхкопеечная работать станет. Как бы ни так, те каждый момент ловят, лишь бы ничего не делать, а деньги им сукам также дай. Их всех надо во времена военного коммунизма к этому, мать его, Репейсу. За корочку хлеба, работать бы стали — Карина Карловна не стеснялась того, что ее прекрасно слышит Света.

     Выговорившись Карина Карловна приоткрыла дверь. Света подскочила со своего места по давно заведенной традиции.

     — Вызови машину, пусть ждет у входа. Я в персонал, затем поеду на обед.

     — Слушаюсь — ответила Света.

     Спустившись по лестнице на первый этаж, Карина Карловна подошла к дверям отдела по работе с персоналом и только хотела открыть двери, как позади себя услышала знакомый голос.

     — Здравствуйте Карина Карловна.

     Она обернулась, перед ней стоял старый знакомец из неприятной истории, с рыжей козлиной бородой.

      — ‘’Этот еще, откуда’’ — подумала Карина Карловна.

     — Здравствуйте А… — произнесла Карина Карловна, не имея возможности вспомнить имя и отчество человека с козлиной бородой.

     — Андрей Павлович — напомнил о себе Рыжая борода.

     — Вы надеюсь к нам, не по поводу коровы — пошутила Карина Карловна.

     — Нет, что вы, я насчет трудоустройства и совсем не ожидал вас здесь увидеть — честно признался Рыжая борода.

     — Решили уехать из своей родимой деревеньки.

     — Да, у меня там некоторые проблемы.

     — Пойдемте со мной.

     Карина Карловна открыла дверь, пропуская вперед Рыжую бороду.

     — Нет приема, вам же сказано было — грубым голосом встретила Рыжую бороду одна из сотрудниц отдела.

     — По какой причине нет приема, потрудитесь мне объяснить прямо сейчас — еще более грубым голосом произнесла Карина Карловна, вошедшая следом за Рыжей бородой.

     Сотрудницы от настигшего их ужаса, потеряли дар речи. Они лишь хлопали накрашенными глазищами, поправляли свои волосы и одежду.

     — Я жду ответа — не унималась Карина Карловна.

     — Его попросили подождать пять минут. Я занята с данными других сотрудников — робко произнесла, покрасневшая, как вареный рак, толстушка.

     — Все эти дела, вы должны делать без всякого ущерба для соискателей. Где Кузьмина? — Карина Карловна прошла к следующей двери, за которой располагался кабинет заместителя директора по работе с персоналом.

     Ответа не последовало. Рыжая борода стоял испуганный, он привык видеть Карину Карловну в несколько ином облике и манере поведения.

     Отворилась входная дверь, и на свою беду в кабинете появилась Кузьмина Ольга Сергеевна. Она сначала зачем-то кивнула Карине Карловне и только после этого нормально поздоровалась, стоя посередине кабинета, и ожидая реакции от директорши.

     — Завтра в восемь двадцать с полным отчетом для серьезного разговора ко мне в кабинет — растягивая слова, произнесла Карина Карловна.

     Ольга Сергеевна сумела, лишь еще один раз кивнуть.

     — Кем бы вы хотели работать Андрей Павлович? — спросила Карина Карловна у Рыжей бороды.

     — Ну, я бы грузчиком мог пойти. Я до этого работал на одном терминале — сказал Рыжая борода, ощущая, что рабочее место у него уже в кармане.

     — Оформите Андрея Павловича грузчиком. Все объясните, проинструктируйте — отдала распоряжение Карина Карловна.

     — У нас только в холодном складе места есть — произнесла смазливая девушка, сидящая за столом у окна.

     — Оформите его в цех, а кого-нибудь оттуда, переведите в холодный склад. Все понятно или еще раз объяснить — До свидания Андрей Павлович — произнесла Карина Карловна и вышла из кабинета.

     Рыжая борода успел кивнуть на прощание, повторив этим Ольгу Сергеевну.

     — Садитесь ко мне — чуть дыша, сказала толстенькая девушка.

     — Ничего себе — вот это да. Не знал, что Карина Карловна такая грозная начальница — произнес Рыжая борода, усевшись на стул возле пригласившей его девушки.

     …Ресторан ‘’На берегу’’ являлся самым элитным заведением своего рода в городе. Нельзя сказать, что по отделке фасада, убранству интерьеров или даже по качеству ресторанного меню, ‘’на берегу’’ был значительно лучше собратьев в своей весовой категории, — наверное, нет. Но здесь и именно здесь, собиралась почти вся власть предержащая элита, этим собственно все было и сказано.

     Подъехав к ресторану, Карина Карловна посмотрела на часы. Она сильно припозднилась, но это, по своей сути, ничего не меняло, напротив в зале будет меньше народу и лишний раз не придется здороваться, отвечать комплиментом на комплимент. Возле входа стоял один единственный автомобиль очень дорогой марки, а возле него прогуливался пожилой водитель с огромным количеством морщин на лице и полностью седой головой.

      — ‘’ Не знаю, чья машина’’ — отметила сама для себя Карина Карловна.

     Зал, к удовлетворению Карины Карловны действительно был пуст, и лишь за дальним у окна столиком с видом на реку, сытно откушивал один полный, даже жирный мужчина, одетый в темный строгий костюм.

     Официантка дольше обычного расшаркивалась перед Кариной Карловной, сама же Карина, еще дольше не могла определиться с выбором. Заново что-то начало ее нервировать, казалось, что кто-то рассматривает ее не имея на это абсолютно никого разрешения, только делает это нагло, не испытывая и намека на какую-ту стеснительность. Официантка отошла с готовым заказом. Карина Карловна чувствуя чужой взгляд, повернула голову в сторону толстого мужчины и буквально онемела от неожиданно пришедшего к ней открытия. Лицо толстяка смотрело на нее с заметным интересом, а пухлые щеки сами по себе занимались пережёвыванием пищи.

     — ‘’Это он, господи — это он. Но он же умер, да я слышала, что он умер’’

     Она отвернулась, немного времени смотрела на поверхность стола, затем вновь повернулась к толстяку и сама не соображая, зачем кивнула ему. Он ответил ей таким же беззвучным кивком.

     Карина Карловна сказала самой себе, что нужно не смотреть в его сторону, но откуда он ее знает. Неизвестно, от чего и почему, но он точно знает ее и продолжает на нее смотреть. Хорошо, что он занят набиванием своего брюха — это святое, но потом. Сознание, преодолев испуг, настойчиво ставило все на свои места. От этого Карина Карловна расхотела обедать и думала, что нужно ретироваться.

      — ‘’ Это же — сам Толстозадов, — да это он. Это — не министр или тот, что был в министрах. Это — он в настоящем обличии, но откуда Толстозадов, у него другое имя, черт голова кружится, но это он, и тот, и другой, настоящий, истинный. Но откуда я знаю об этом, мамочка, откуда, я об этом знаю. Мистер-твистер, бывший министр’’.

     Сейчас до Карины Карловны дошло, почему он так внимательно ее изучает. Он чувствует, что она каким-то неведомым образом узнала его.

     Появилась официантка с заказом и с милой улыбкой на лице. Карине хотелось рассчитаться и уйти, но от чего-то она боялась сделать простейшее действие, Толстозадов же, не меняя позы, продолжал обильную трапезу: — ‘’Банка варенья и коробка печенья’’ — пронеслось в мозгу Карины Карловны: — ‘’Да, нет этого, не может быть. Чушь и только, а если не чушь? Ты же видишь и знаешь, что это правда’’ — мысли вертелись в голове, задница же все больше врастала в стул. Страх не спрашивая разрешения, прокрался под одежду: — ‘’Лишь бы он ничего не сказал’’ — это уже был вывод.

     В этот момент отворилась дверь, и внутрь по-хозяйски вошли двое мужчин. Увидев их Карина Карловна застыла на месте, боясь пошевелиться, а они занимали столик рядом с ней.

     Второй удар был почище первого. Старые знакомые, не обратив на нее особого внимания, размещались за столиком. Репейс был одет в светлый костюм хорошего качества, второй, что имел фамилию Ефимози, снова был одет в серое, только соответствующее статусу дороговизны.

     Карина Карловна перевела свой взгляд на Толстозадова и отчетливо видела, что тот не обрадовался появлению новых посетителей, а через пару секунд он быстро поднялся и направился в сторону входной двери.

      — ’‘Он знает их, он ушел, потому что не хочет с ними встречаться’’ — подумала Карина Карловна.

     Репейс внимательно смотрел вслед уходящему Толстозадову.

     — Это он? — довольно громко спросил Ефимози.

     — Собственной персоной — ответил Репейс.

     — Будет дело — произнес Ефимози.

     — Думаю, поиграем — добавил Репейс, после чего повернув голову в направлении Карины, произнес.

     — Приятного аппетита Карина Карловна.

     Все сжалось внутри Карины Карловны, а противный Ефимози ей улыбнулся, подняв к верху только что принесенную официанткой бутылку с вином.

     — И вам приятного аппетита господа — промямлила Карина Карловна.

     — Как здоровье Эдуарда Арсеньевича, многоуважаемого профессора Смышляева и потрясающего господина с Рыжей бородой? — смеясь, спросил товарищ Репейс.

     — Спасибо, вроде ничего, можно я пойду — еле слышно ответила Карина Карловна.

      — ‘’Только бы не обмочиться, только бы не обмочиться’’ — это единственное, о чем думала Карина Карловна, улыбаясь насколько это было возможно товарищам Репейсу и Ефимози.

     — Подождите, еще один вопрос. Откуда вы знакомы с сеньором Толстозадовым?— спросил Репейс.

     — Я не знаю его, точнее, только сейчас узнала, что он, есть он. Я сначала думала, что передо мной очень известный министр из прошлого и испугалась — Карина Карловна начала сбиваться и тараторить.

     — Успокойтесь Карина Карловна — это одно и то же лицо, что сейчас, что тогда — просветил Карину Карловну Репейс.

     — Так я пойду? — произнесла вопрос умоляющим тоном Карина Карловна.

     — Идите если вам больше нечего нам сказать — внимательно смотря на Карину, произнес Репейс.

     Карина встала не чувствуя ног, кое-как добралась до дверей и не оборачиваясь вышла на свежий воздух.

     Официантка, с ней еще одна и кто-то из администраторов или поваров с интересом наблюдали происходящую на их глазах сценку.

     — Кто это? — спросила вторая официантка, после того, как хорошо им известная Карина Карловна еле живая выползла из заведения, даже не притронувшись к еде.

     — Не знаю, видимо, кто-то из столицы — ответила первая официантка.

     —Кажется он из верховного управления общего фронта — высказал свою версию молодой парень, который был, то ли администратором, то ли поваром, а сейчас лишь загадочно таращил глаза в окно, где пришибленная Карина Карловна еле удерживая равновесие, залазила в свой элитный автомобиль.

     …Эдуард Арсеньевич проспал на работу. Он был несильно пьян вечером и, очевидно находился в хорошем расположении духа, к тому же получил полное и очень сладкое удовлетворение, как следует, использовав свою любимую жену Леру. Было и небольшое огорчение, но привычное и вчера мимолетное, но Лера, не веря в удлинение Эдиного прибора с помощью загадочных обстоятельств, приписывала сие чудо себе.

     — Бог тебя пожалел, чтобы мне хорошо было — нагло говорила она.

     — Ты почти каждый день с больной головой, как дело к ночи, так голова болит или, что еще. Если бы знал, как ты ко мне относиться будешь, не женился бы на тебе — злился Эдя.

     — Не собирай, что попало. Тебе сейчас везет и все благодаря мне — настаивала на своем Лера

     Эдуард Арсеньевич собирался бегом, некогда было даже позавтракать. Ехал еще быстрее, от того что на десять часов было назначено экстренное совещание, а он вспомнил об этом только сидя на унитазе. Забежав в кабинет Эдя на ходу произнес.

     — Лиза — Дмитрий Кириллович не звонил?

     — Три раза Эдуард Арсеньевич. Ох и влетит сейчас вам — жеманно произнесла Лиза, демонстративно поправив руками свою грудь четвёртого размера. Эдя остановил свой взгляд на волнующем объеме Лизы.

     — После совещания готовься. У меня сегодня жуткое желание помять твои арбузики — произнес он, чувствуя, как кровь наполняет предмет его гордости.

     — Валерия Васильевна снова заболела? — приторным голосом спросила Лиза.

     — Сама знаешь, хотя вчера все нормально было — ответил Эдя.

     — Один раз в две недели, два раза в месяц — засмеялась Лиза.

     — Не смешно Елизавета, плакать нужно. Ладно, я пошел.

     Эдуард Арсеньевич бегом оказался на третьем этаже, постучав вошел в кабинет.

     — У себя — спросил он у Насти, которая в очередной раз изучала свое отражение в зеркальце.

     — Ждет тебя Эдя, готовься — улыбнулась Настя, не отрываясь от своего отражения.

     — Можно Дмитрий Кириллович — робко спросил Эдя наполовину втиснувшись в апартаменты Дмитрия Кирилловича.

     К удивлению Эдуарда Арсеньевича, рядом с Дмитрием Кирилловичем сидел объемный господин в сером костюме, лицо которого показалось Эде до боли знакомым.

     Ожидая расправы, Эдя мысленно к ней готовился, но сейчас понял, что все его опасения были напрасны. Дмитрий Кириллович был непросто спокоен, он от чего-то был весел.

     — Заходи Эдя, сколько можно. Ты меня ставишь в неловкое положение. Знакомься — это твой новый начальник Пройдохин Николай Евгеньевич.

     Эдя поздоровался за руку сначала с Дмитрием Кирилловичем, затем с Николаем Евгеньевичем. Что-то подобное маленькой, но жутко неприятной молнии сверкнуло в голове Эди, а Николай Евгеньевич посмотрел на Эдю с нескрываемым интересом.

     — Я вас, кажется, где-то видел — произнес Николай Евгеньевич, голосом похожим на одного известного министра.

     — Я вроде, не имел чести с вами встречаться — робко ответил Эдя.

      — ‘’Но — это не он. Это — не министр’’ — тужился сообразить Эдуард Арсеньевич.

     — Меня временно переводят заместителем самого господина Тепломестова Эдгарда Романовича. Доверено возглавить правый отдел и комитет по взаимодействию с общим фронтом — гордо сообщил Дмитрий Кириллович.

     — У тебя опыта мало, поэтому на мое место назначен Пройдохин Николай Евгеньевич — продолжил Дмитрий Кириллович.

     — Понимаю, конечно, понимаю — заискивающе произнес Эдуард Арсеньевич; — ‘’ Толстозадов’’— стрельнуло в голове, картинки из далекого детства начали перемещаться, то туда, то сюда: — ‘’Что — это, почему Толстозадов?’’ — со страхом думал Эдя. Пока молча сидел на стуле и одним ухом старался слушать, как Дмитрий Кириллович объяснял что-то господину Пройдохину, который был на самом деле совсем другим человеком, и к тому же должен быть давно мертв, что в первом воплощение, что в том, которого, как раз недавно похоронили. Только он не умер, а значит…

     — Эдя ты, что задумался. Давай за работу, Николай Евгеньевич в нашем управленческом деле профессионал высшей категории. Так что тебе повезло поработать, поучиться у такого человека — Дмитрий Кириллович отвлек Эдю, от не самых приятных размышлений.

     — Не переживайте Дмитрий Кириллович, я постараюсь в грязь лицом не ударить — бодро, насколько мог, ответил Эдя.

     — Это — Эдя, я там кое-что из своего хозяйства к тебе в кабинет перенес — сказал Дмитрий Кириллович шепотом, уже после того, как попрощался с Николаем Евгеньевичем и стоя в дверях своего кабинета.

     — Понял, все понял — ответил Эдя.

     — Не подведи меня — Дмитрий Кириллович похлопал Эдю по плечу и пешком отправился вниз, где его уже ожидала служебная машина, чтобы отвезти на место временного, но все же повышения по службе.

     Эдуард Арсеньевич вернулся в общество своего нового начальника — Пройдохина Николая Евгеньевича.

     …Архип Архипович лежал на диване, смотрел в потолок, находясь в абсолютно трезвом виде и, от этого испытывая нестерпимую депрессию…

     … — Я письмо написал, положил его в металлический цилиндрик с крышкой. Если нам никто не верит, считают нас выдумщиками, то может в будущем нас кто-то поймет — грустным голосом говорил Архип, своим друзьям Саньке и Витьке.

     — Так его нужно куда-то положить, чтобы оно дошло до будущего — сказал Витька.

     — Думаю в центральном парке под памятником героям гражданской войны — предложил Архип.

     — Нет, ты что. Кто там его найдет? Памятник же никто ломать не станет. Надо что-то другое придумать — не согласился Санька.

     — А что если, как в том фильме. Все официально — табличку сделать. ‘’Не вскрывать шестьдесят лет’’, положен пионерами, для пионеров будущего — предложил Витька.

     — Почему шестьдесят лет? — спросил Санька.

     — Через шестьдесят лет будет сто лет великому октябрю — пояснил Архип.

     — Не получится, кто нам разрешит — усомнился Санька.

     — Давайте все же положим под памятник. Бумагу еще рядом с просьбой — не унимался Архип.

     — Бумага истлеет — произнес Витька.

     — А что за письмо? — спросил Санька.

     — Простое, о том, что пионеры выследили сеньора Толстозадова, который на самом деле жив, но им никто не поверил. Ну, и наши имена, фамилии, номер школы.

     — Это — правильно — поддержал Витька…

     … Архип Архипович открыл глаза. Воспоминания были излишне четкими. Тяжело вздохнув, он поднялся за сигаретой.

     — Архип ты не заболел? — спросила Люба.

     — Нет просто слабость какая-то — ответил Архип Архипович…

     … Все-таки в парке, — решили они тогда, а там, что будь, то будет. Сделали дело рано утром, когда чуть заметно пробивался робкий летний рассвет. Никто их тогда не увидел, никто ничего не заметил.

     Только незаметно пролетели годы. Погибли вместе, и в один миг Санька с Витькой, и было это уже тридцать лет назад. Ехали пьяные с рыбалки на Витькином рабочем зилке, перевернулись крайне неудачно.

      — ‘’Вот и вся история’’ — подумал о друзьях Архип Архипович.

     Толстозадов тоже исчез. Канул в небытие и, как можно было подумать навсегда, но случилось иное, и Архип Архипович увидел его на экране телевизора. Это был он — назывался он, конечно, другим именем. Только ,это не могло обмануть несчастного Архипа Архиповича, он смотрел и не верил своим глазам, не хотел поверить в то, что стало реальностью. Страшное чувство вины не давало, тогда спать, нормально принимать пищу.

     Несколько недель Архип Архипович не мог найти себе места. Затем потихоньку смирился, успокоился, только вот психический надлом уже никуда не делся. Архип Архипович все чаще и чаще стал прикладываться к бутылке, ища на ее дне хоть какое-то подобие ответа на свои страшные вопросы и переживания.

     Годы гнули свое, уходило с ними вместе здоровье. Способствовало этому спиртное, и давно было забыто написанное пионерами письмо…

     …В тот день Архип Архипович не вспомнил о письме. Случилось это спустя пару недель, когда он гулял со своими внуками в центральном парке, и, когда они остановились возле памятника героям гражданской войны, который каким-то чудом уцелел на протяжении последней четверти века.

     Осенний дождик моросил мизерными каплями. Небо, затянувшись серостью туч, не пускало к людям солнце. Последнее уже и не торопилось радовать кого-то, заслуженно собираясь перейти на скудный зимний режим. Упавшие листья давно не подметались в некоторых местах и особенно под деревьями. Лежали они там толстым слоем, а внучка Даша семи лет от роду, подбежала к деду, что-то держа в руках.

     — Дедушка смотри, что я нашла. С наивной, детской радостью она протягивала Архипу Архиповичу ту самую капсулу, которую он с друзьями закопал в основании памятника шестьдесят лет назад.

     Тогда Архип Архипович подумал, что у него остановилось сердце. Руки сильно тряслись, открывая испачканную землей крышечку.

     — Дедушка что с тобой? Тебе плохо? — спросил внук Костик, который был на два года старше своей сестры Даши.

     — Нет, ребятишки — все хорошо. Играйте пока здесь, а затем пойдем — сказал он внукам.

     Крышечка легко поддалась, но внутри ничего не было. Архип Архипович недоуменно смотрел в пустоту металлического цилиндра. После засунул его в карман куртки. Сделал два шага — и голова закружилась, он сел на близко расположенную скамейку. Немного мутилось в глазах, было тяжело дышать.

      — ‘’Неужели конец’’ — подумал он, слыша сильный и крайне неровный стук собственного сердца.

     Через полминуты приступ прошел, Архип Архипович повернул голову. Рядом с ним сидел незнакомый мужчина.

     — Спасибо вам Архип Архипович — произнес незнакомец.

     — За что спасибо — удивился Архип Архипович.

     — За то, что вы положили себе в карман — улыбнулся незнакомец.

     Сплошной волной по телу Архипа Архиповича прокатились мурашки, поднялся к горлу комок.

     — Вы о пионерском письме? — спросил он.

     — Да именно о нем, жаль, что оно не попало к нам раньше. Но здесь уже ничего нельзя сделать. Моя фамилия Репейс Андрей Александрович — представившись, мужчина протянул Архипу Архиповичу руку.

     — Архип Архипович, но мне кажется, что вы и сами знаете.

     Внуки носились друг за другом, пинали ногами желтые листья — звонко смеясь.

     — Но почему вы так долго ждали? — спросил Архип Архипович.

     — Вы сами назначали дату, сто лет великого октября, разве вы не помните?

     — Не понимаю, неужели вы не знали о нем — голос Архипа Архиповича хрипел.

     — Знали, конечно, но найти не могли. Да и не он нам, по сути, нужен был, а то что вы перепрятали на пустыре, и, к сожалению не решились забрать с собой. Если бы вы сделали — это, то все пошло бы иначе, совсем иначе.

     — Но если вы знали про шкатулку?

     — Мы не знали, где она. Про пустырь я узнал из вашего с друзьями письма и про то, что вы не взяли ее домой — тоже оттуда. В шкатулке была клятва — она символ. Ее нужно было уничтожить, чтобы прервать порочную связь.

     — Понятно, почему тогда он сразу всплыл на самом верху — сокрушенно произнес Архип Архипович.

     — И не только он один, их там много было, из его так называемой плеяды.

     — Но тогда, как с перерожденцами в рядах партии, изменниками трудового народа.

     — Никаких перерожденцев никогда не было. Просто им удалось проникнуть в наши ряды — укрепиться там, и впоследствии размножиться. Это — были те же люди, что и в пламенные годы революционной борьбы.

     — А вы сами?

     — Мы проиграли, что здесь еще можно сказать. Впрочем, мне пора, думаю, мы еще увидимся. Уже поздно, вам тоже нужно добираться с внуками до дому, прощайте Архип Архипович.

      Репейс пожал Архипу Архиповичу руку. Они стояли возле братской могилы, на граните которой были высечены фамилии погибших героев. Архип Архипович уронил свой взгляд на надпись, что была прямо перед ним, — и тут же испытал озноб во всем теле.

     ‘’Репейс Иван Александрович’’, гласили буквы изрядно потертые временем.

     — Мой старший брат — произнес товарищ Репейс и после этих слов быстрыми шагами удалился в пасмурную дымку, опустившегося вечернего сумрака.

     — ‘’Но, как они нашли капсулу, пусть и пришло время?’’ — спрашивал сам себя Архип Архипович, с трудом передвигая ноги.

     — Дедушка быстрее, уже темно — кричали ребятишки, подгоняя деда.

     …В общем-то, он жил совсем неплохо. Снова в изобилии было печенье, никуда не девалось и варенье разных сортов. Хорошие, чистые вещи — горячий душ. Приятная на вид, очень обходительная и заботливая служанка. Прекрасный вид из окна. Солнце всходит, задевая кремлевские башни, затем оно же, касаясь их — заходит. Несомненный оазис благополучия при власти страшных большевиков, разместившихся в этом самом чудесном кремле.

     Нет забот, нет и лишних мыслей. Он даже не ходит в школу, а как это удалось сделать его новому папеньке, он даже не интересовался. Не было у него и друзей, но он особо в них и не нуждался. Правда, все же была одна знакомая — его ровесница. Красивая, нежная девочка — дочка одной известной в стольном граде актрисы. Виделись они редко, но когда общались, то легко находили общий язык. Он был стеснительным. Она, кажется еще больше.

     Подростковый возраст менял тело, за ним менялись мозги. Папенька озабоченно вздыхал, стоя у огромного зеркала и поглядывая на него. Нужно очень скоро адаптироваться в самостоятельной жизни — это и заботило папеньку. Не один раз они говорили об очень многом, и напоминание сквозило красной линией. Кто он, — и зачем он здесь. Только папенька напрасно волновался, он все хорошо помнил, даже в кошмарном сне не собирался менять своих убеждений.

     Слишком сильно засели в голове буржуины, которые навсегда покидали его. Разрушенные надежды, что грузились на теплоходы и сухогрузы в далеких черноморских портах. Они его бы не бросили, никогда бы не бросили, но случилось так, что он потерялся — потерялся сам. И теперь сама судьба испытывала его.

     Сколько истошного крика. Брошенных сумочек и раскрывших свои пасти чемоданов. Беззубое нутро набито сорочками, лифчиками, иконками. Еще визг, за ним чьи-то сумасшедшие проклятия. Давка, провонявшая неприятным запахом едкого пота. Слезы, слюни, харчки. А где-то рядом выстрелы в воздух, и кто-то упал, схватившись окровавленными руками за простреленную, взбесившимся поручиком, грудь. Растет кровавое пятно на белой сорочке, закатываются помутневшие глаза. Он смотрит, как падает, еще молодой, холеный мужчина. Над ним кричат свое — очень противное, перепуганные чайки.

     — Красные в городе! Красные на окраине! — визжит толстая, как свиноматка баба, тряся двойным подбородком. Подпрыгивает на толстой шее жемчужное ожерелье. Мечутся объемные, как два бревна руки — она кого-то хватает. Ее отпихивает молодой штабс-капитан, он ищет другую женщину, слышит ее визгливый голос.

     — Жорж! Жорж! Ты где Жорж! Я тебя не вижу!

     Группа сумрачных казаков — офицеров, стоят отстраненно. Один из них — высокий с шикарными усами, орлиным носом, под чуточку хищными глазами, говорит своим однополчанам.

     — Пока воевали, нужны были, а зараз не нужны им стали.

     Передается из рук в руки бутылка с чем-то спиртосодержащим. Безразличны глаза к окружающей их истерике.

     — Пойдем, на квартире продолжим — говорит русоволосый казак с давно небритой щетиной.

     Уходят казаки. Теплоход дает один за другим мощные сигналы, выпуская раскаленный пар наружу. Он вырывается, оглушает своим ревом. Кто-то падает в воду, не удержавшись за ограждения палубы теплохода, который размеренно отдалятся от причала. Вместе с ним исчезает, обманывает последняя надежда на спасение.

     Сошедший с ума, тщедушный, долговязый священник бросается в воду, пытается вплавь догнать теплоход, иногда поднимает свои руки вверх, надеясь, что его заметят, как утопающего. Нет, он не сошел с ума, но он обречен из-за своего сумасшедшего желания спастись от приближающейся минуты беспощадного будущего.

     Шум становится все громче. Закладывает уши — мельтешит в глазах. Толпа несчастных еще не может поверить в то, что удача оставила их уже навсегда. Они не хотят расходиться, ловят последний миг удаляющегося спасения, и оно, издеваясь над ними продолжает подавать свои свистящие гудки. Пеной налетает темная волна на причал, скрылся под шапкой этой пены тщедушный священник. Сел на корточки совсем рядом, прислонившись к желтой стене, старичок в аккуратных очках, посмотрел на него внимательно.

     — Ты мальчик чей? Где твои родители?

     — Я не знаю — ответил он, тогда.

     И вот в неописуемую суету ворвался еще более жуткий свист, за ним раздался взрыв. Далеко от толпы, но и этого сразу хватило с достатком, чтобы привести их всех в чувство. Еще один снаряд упал посередине улицы, подходящей к набережной. Испуг сменился паникой и набережная начала пустеть с пугающей быстротой. Вновь кто-то упал, груда вещей — теперь уже ненужных, потерянная обувь, сумки, вопли. Как ребенок заплакал старичок, не меняя своей позы возле стены, а он помчался в сторону — вдоль берега. Он вместе с другими, рядом с толстой бабой в жемчужном ожерелье, рядом с молодой красавицей, которая сейчас лишь шепчет.

      — Жорж — и не имеет возможности повернуть головы, чтобы попробовать увидеть своего Жоржа, может в последний раз.

     Память сохранила все, как есть, — как было. Она не дает забыть и напрасно тратит нервы, время его новый папенька.

     — Карина Карловна — это я Эдя — голос Эдуарда Арсеньевича испугал Карину Карловну, слишком возбужденно он говорил в трубку, что даже расстояние не могло скрыть этого и, кажется, напротив усиливало.

     — Слушаю тебя — ответила Карина Карловна.

     — У нас здесь такие вещи происходят — Карине Карловне показалось, что Эдя сильно пьян.

     — Ты что нажрался средь бела дня? — строго произнесла Карина Карловна.

     Ее и саму не отпускала тревога после посещения ресторана ‘’На берегу’’. Прошли сутки, но она ни о чем не могла думать, кроме того, что кошмар явился вновь. Утром вместо положенного разноса заместителю по персоналу, она лишь сказала.

      — Ольга Сергеевна, мне некогда, разговор состоится немного позже.

     — Совсем малость — честно признался Эдя.

     — Эдя не пугай меня и не выводи из себя. Мне и без того нехорошо — раздражаясь от предчувствия плохих новостей произнесла Карина.

     — Вообще, в двух словах объяснить трудно, но я попробую. Дмитрия Кирилловича временно перевели на повышение, замом правого отдела к самому Тепломестову.

     — И что Эдя тебя назначили на место Дмитрия Кирилловича? Не смеши меня ответом — да, — а то у меня окончательно съедет крыша, и боюсь, что даже пески лазурного берега, вместе с профессором Смышляевым, и доктором Шабанеусом мне уже не помогут.

     — Нет, Карина успокойся. Меня хорошо, что еще оставляют на месте Процентова, заместитель по правому отделу, видимо мой потолок — ответил Эдя.

     — Эдя не скули. Ты что-то важное хотел сказать и не забывай на днях нам с тобой к Шабанеусу (несмотря на все происходящие события, Карина Карловна ни на секунду не забывала о предстоящем визите к доктору Шабанеусу)

     — На место Дмитрия Кирилловича назначили очень странного человека, не знаю, как сказать…

     — Бывшего министра и по совместительству сеньора Толстозадова, или скорее наоборот — осадила Эдю Карина.

     — Откуда ты знаешь? — изумился Эдя.

     — Я видела их вместе в ресторане ‘’На берегу’’ — мрачно сообщила Карина Карловна.

     — С кем вместе? — испуганно спросил Эдя, предчувствуя беду.

     — С Репейсом и Ефимози и даже имела с Репейсом, что-то вроде разговора.

     — С самим товарищем Репейсом? — ладошки Эди похолодели, дыхание сдавило от страха.

     — Да Эдя с самим товарищем Репейсом.

     Карина Карловна говорила, но ей от чего-то казалось, что все это происходит в каком-то болезненном сне. Ее кабинет, ей доверенный завод, уютный дом, полный достаток переставали физически существовать. Они превращались во что-то фантастическое, неправдоподобное, так же, как и ее голос в эту минуту.

     — И что он? — промямлил Эдя.

     — Был любезен — почти загробным голосом произнесла Карина Карловна.

     — Карина нам нужно срочно к профессору. Николай Евгеньевич, только что переслал мне распоряжение о том, что мне необходимо заняться делами связанными с этой долбанной фабрикой ‘’Ударник’’, а там и обитает товарищ Репейс со своими сотоварищами. Мне страшно Карина.

     — Они же тебе подарили большой прибор, что тебе их бояться — неожиданно пошутила Карина Карловна.

     — Не шути, пожалуйста. Мне ни до смеха — произнес Эдя, после чего в их разговоре образовалась некоторая пауза, нужная для того, чтобы каждый подумал о чем-то своем.

     — Слушай Эдя, а там в ‘’Грядущем обществе’’ никто не признает в твоем новом начальнике, того кем он на самом деле является — нарушила молчание Карина.

     — Нет, Карина. Ни сном — ни духом, как будто ничего не происходит — серьезно ответил Эдя.

     — А может и вправду ничего не происходит, а снова все это только в наших головах. Здесь еще этот с рыжей бородой объявился, ко мне на работу устроился — предположила Карина Карловна.

     — Кем погонщиком коров между цехами? — на этот раз пошутил Эдя.

     — Кажется, грузчиком — просто ответила на шутку Карина Карловна.

     — Я звоню прямо сейчас Иннокентию Ивановичу — сказал Эдя.

     — Да это будет правильно. Только все одно, ничто ни с чем не срастается — согласилась, выразив, долю сомнения Карина Карловна.

     …Рыжая борода работал уже три дня и два раза видел Инну.

      — ‘’Вот — это баба, молодая и задница, что надо, еще улыбка’’ — думал он, вспоминая работницу офиса, которая зачем-то два раза приходила в цех, разговаривала возле огромного количества пустых ящиков с начальницей Рыжей бороды — по имени Оксана.

     Только вот Оксана Рыжей бороде не нравилась. Маленькая, худая, юркая, страшная, — еще ни в меру злобная и крикливая. Другое дело та, что являлась из главного здания. Эта ни много, ни мало принцесса. Держится как, голову поворачивает как, и еще эти колготки, под ними стройные ноги. Выше и выше поднимаются ноги, а дальше самое ценное, что может быть в любой из них.

     Борода мысленно раздевал Инну, что само собой разумеется медленно и полностью. Долго оставлял ее, в чем мать родила, переставлял с места на место, даже втискивал между ящиками. Полет фантазии виделся неограниченным, но в один из таких моментов, вмешалась противная Оксана.

     — Что встал не видишь, Абубукар один надрывается — визгливо закричала Оксана.

     — Иду — пробурчал Рыжая борода.

     Он уже снимал с Инны трусики и готовился, жадно выдохнув взять в свои ладони оби ее подтянутые, спелые, как дыньки груди, как эта идиотка все испортила…

     … Абубукар перетаскивал тару, весело что-то пел о родной средней Азии. Рыжая борода, сплюнув, рьяно включился в работу. Он, собственно, если не брать в учет воздыханий от нечаянной встречи с Инной, работал усердно. Капли пота стекали со лба, по щекам, застревали в бороде, от чего она иногда начинала чесаться, точнее не она, а кожа под ней, но это не имело особого значения.

     Зелёный комбинезон, полученный на складе, не нравился Рыжей бороде. От него воняло чем-то химическим.

     — Гадость какая — сказал Рыжая борода вслух.

     — Э, чо — не расслышал Рахмадан.

     — Проехали — ответил борода, но на этот раз решил уточнить Абубукар.

     — Э, чо.

     — Пойдем грузить, то художопая стерва сейчас объявится — отрезал Рыжая борода, он в течение нескольких дней стал непререкаемым авторитетом для троих среднеазиатских парней; Абубукара, Рахмадана Баходира. Парни, в общем-то были ничего и не вызывали раздражения у Рыжей бороды. Правда, по-русски сносно изъясняться мог только Рахмадан. Абубукар повторял его слова, как получится, а Баходир и вовсе все время молчал и лишь по-детски улыбался.

     — Родину видишь? — спросил его, однажды Рыжая борода.

     Бадохир, кажется, понял слово родина и даже сумел проговорить его же в ответ.

     — Э, а, родина.

     — Я тоже свое вижу — сказал Рыжая борода, но Бадохир, по всей видимости, сейчас ничего не понял и лишь по привычке кивнул головой.

     Помимо Инны, которую Рыжая борода представлял с полной отчетливостью, он еще иногда видел сокровенные сны, которые безжалостно выворачивали наружу всю его и без того искалеченную душу…

     …Сначала была одна корова, коричневая с белыми пятнами. Она призывно мычала, подходя к калитке из обычного штакетника, вертела своей массивной головой, снова и, еще громче мычала, призывая за собой своих друзей. Через минуту Рыжая борода видел уже трех коров, как две капли воды похожих на первую. Затем по проселочной дороге в сторону его дома двигались еще штук десять, но блаженство неожиданно нарушилось.

     Появлялся почти из ниоткуда, Гришка по кличке ‘’Фарш’’, он хватал последнею из коров за рога, та упиралась, мычала. Рыжая борода схватив длинный, упругий прут подбегал к Гришке, и со всей силой лупил того по отвисшим тренировочным штанам в районе худосочной задницы, которая чем-то напоминала Оксанину пятую точку. Гришка дико орал.

      — Уйди отсюда — это моя корова! Дай мне хоть одну корову!

     — Получи прутом, не появляйся у меня на пути, а то каждый раз будешь получать этим прутом — читал назидание Рыжая борода, а прут звенел — свистом рассекая воздух.

     — Ай, мать твою — кричал Гришка-фарш и пускался бегом прочь от коровьего стада.

     Сны были приятны, а реальность далеко не всегда.

     — Невеста кочешь? — спросил Рыжую бороду, Рахмадан, когда тот второй раз, лицезрев Инну, снова замечтался, представляя ее в голом виде.

     Рыжая борода не ответил. Рахмадан продолжил изложение своей мысли.

     — Ах, короший невест, прямо персык. У меня тоже есть невест, ждет меня. Там горы с зеленым ручьем — тепло, чисто.

     — Ручей, то почему зеленый? — спросил Рыжая борода.

     — Называется, таки, так он — просто ответил Рахмадан.

     — Эдуард Арсеньевич — Николай Евгеньевич делал кислую мину, говорил привычным для своего образа тонким фальцетом.

     Тщательно выбритые толстые щеки, малость отливали синевой, они же чуточку потрясывались, когда он говорил, повышая тон. Эдуарду Арсеньевичу казалось, что если Николай Евгеньевич, он же сеньор Толстозадов начнет кричать, то через несколько секунд его голос обязательно перейдет в истерический визг. Еще поражала ассоциация этого голоса с историческими уже параллелями: — ’‘Как его звали? Как его отчество?’’ — думал про себя Эдуард Арсеньевич: — ‘’Неужели никто не замечает хотя бы первую параллель, с известным когда-то министром или просто думают, что похож — бывает’’.

     Николай Евгеньевич же нервно вертел в руке авторучку, опускал глаза в какие-то разложенные перед ним бумаги, отхлебывал обычный и уже остывший чай, налитый в белую объемную кружку. Окно было открыто, через него в кабинет проникали посторонние звуки в виде шума автомобилей, приглушенных голосов, которые появлялись все же редко и, как бы издалека, от того, что под окнами имелся широченный тротуар, по кромке которого красовались высаженные в специальные вазоны цветы.

     Люди проходили мимо. Разговаривали, думали о своем, а на третьем этаже прямо над ними шел разговор, настолько далекий от обычных житейских проблем, что нельзя даже сопоставить одно к другому.

     — Дело простое Эдуард Арсеньевич, но очень важное. Ко мне поступили сигналы по поводу реконструкции фабрики ‘’Ударник’’, нужна всеобъемлющая проверка, полная информационная картина. Все, что сможет сделать наш комитет, должно быть сделано. Но сначала информация, полная информация.

     — Есть решение, прекратить реанимацию данного объекта? — спросил Эдуард Арсеньевич.

     — Такого решения пока нет. У нас свобода предпринимательства, одна из основополагающих ценностей. Плюс к этому частная собственность и эксплуатация человека — статья за номером один. Чтобы что-то, как вы говорите, прекратить, нужны веские аргументы. Вот их то и необходимо найти и постарайтесь сделать это на самом первоначальном этапе. Хозяин фабрики, некий господин Репейс. Личность в вашем регионе совершенно неизвестная. Его уже проверили по линии силовых ведомств, но у них на него ничего нет, и на его компаньона по фамилии Ефимози тоже ничего нет.

     Эдуарда Арсеньевича так и подмывало поделиться с Николаем Евгеньевичем своими глубокими познаниями по поводу людей с фамилиями Репейс и Ефимози. Он даже в один момент открыл рот, произнеся несколько букв, но что-то его сильно кольнуло из самого нутра.

      — ‘’Да они же одна компания. Черт меня побери — вот и крутись между ними теперь. Только жить начал нормально и снова на тебе адские перипетии. Пропади они все пропадом вместе с ‘’прошлой Россией’’ и ‘’Грядущим обществом’’, одним разом.

     — Работайте Эдуард Арсеньевич. Я не скажу вам, что времени совсем нет, но и не скажу, что его у вас огромный вагон с маленькой тележкой. Да и еще хотя это не совсем относится к нашему профилю, но я подумал, что так будет лучше, чем привлекать людей из других ведомств. Нам нужно внедрить на фабрику ‘’Ударник’’ несколько своих людей, затем я дам конкретные инструкции, но в общих чертах можно сейчас. Мы ищем одну очень конкретную вещь.

     — Я так понимаю, что они тоже — выдав степень своей осведомленности, произнес Эдуард Арсеньевич.

     — Действительно, а я думал о том, почему вы так странно на меня смотрите и еще та женщина-стерва в ресторане ‘’Прибрежный’’.

     — ‘’На берегу’’ — поправил Эдуард Арсеньевич.

     — Вы знакомы с товарищами Репейсом и Ефимози? — у сеньора Толстозадова начали бегать глазки, покраснело все его толстое лицо.

      Степенный вид стал принимать совсем уж нехорошие оттенки. Эдуард Арсеньевич испугался.

     — Не совсем Николай Евгеньевич, просто было одно необычное дело… — начал Эдуард Арсеньевич, но в этот момент зазвонил рабочий телефон на столе.

     — Да — грубым голосом, ответил Николай Евгеньевич.

     — Николай Евгеньевич вам звонит некий господин Юсупов Валерьян Юрьевич, вас соединить?

     Эдя хорошо слышал в трубке голос Насти. Лицо Николая Евгеньевича изменилось, покрывшись налетом непередаваемой серьезности.

     — Да соединяйте — произнес он.

     — Здравствуйте дорогой Валерьян Юрьевич — елейным голосом начал разговор Николай Евгеньевич, но через секунду вернулся к полной серьезности, выслушивая неизвестного для Эдуарда, Валерьяна Юрьевича, затем и вовсе подняв на Эдю глаза, он сделал рукой жест, чтобы Эдуард покинул кабинет.

     Эдуард Арсеньевич испытывая заметную долю облегчения вышел в приемную. Настя занималась привычным созерцанием самой себя, не обращая на Эдю, как и раньше никакого внимания: — ‘’Интересно он ее трахает, если — да, то как? Должен трахать, нельзя такую кралю не поиметь’’ — подумал Эдуард Арсеньевич, вспоминая Настю в ином виде, горячую и страстную, еще томный напряженный голос; ‘’еще, еще’’. Жаль, что не он имел ее, а Дмитрий Кириллович, но все равно вспомнить, и то одно удовольствие.

     Эдуард Арсеньевич подождал в приемной почти полчаса. Представлял себя с Настей, затем с Настей и Лерой на одной широкой кровати. Николай Евгеньевич не подавал признаков жизни и, видимо, Эдя ему был уже не нужен, хотя разговор оборвался на очень интригующем моменте. Прошло еще минут пять и неожиданно через приоткрытую дверь высунулась голова Николая Евгеньевича, сообщив Эде, минуя Настю, что он сегодня может быть свободен.

      — Идите Эдуард Арсеньевич, неотложное совещание с самим Валерьяном Юрьевичем.

     Эдуард какое-то время пытался вспомнить служебный табель о рангах, отыскать в нем Валерьяна Юрьевича и хоть исходя из логики вещей, находиться он должен в самом верху табеля, ничего в голову Эди не лезло, не вспоминалось. Затем принял решение не заходя в собственный кабинет, ехать домой. Хотя нет, сначала нужно позвонить профессору Смышляеву.

     Проходя мимо столика за которым сидел, так называемый старичок в специальном одеянии, Эдуард Арсеньевич остановился. И уже не в первый раз лицо этого субъекта показалось от чего-то знакомым, временами кого-то настойчиво напоминающим. А тот, прочитав мысли Эдуарда Арсеньевича, лукаво улыбнулся и, кажется, даже подмигнул Эдуарду левым глазом.

     — Постойте, вы же тот самый инвалид — Паскудин, как такое может быть? — Эдуард Арсеньевич стоял напротив столика, изображая собою довольно воинственный вид.

     — Я думал, вы знаете об этом давно. Только я не совсем тот инвалид, хотя вас я запомнил. У вас была шикарная помощница. Спешу поздравить, она ведь стала вашей женой.

     — Что вы меня путаете — произнес Эдуард.

     — Господин или товарищ Калакакин, я вас и не пытался хоть как-то запутать. Мне кажется, вы сами себя путаете, посмотрите вокруг себя, товарищ.

     — Какой я вам товарищ — произнес Эдя, а инвалид снова ему подмигнул.

     Эдуард, неожиданно вспомнил, что тот еще может, как следует испортить воздух и повернул голову в сторону кабинета Николая Евгеньевича, или сеньора Толстозадова, или Дмитрия Кирилловича. Коридор не в первый раз в жизни Эдуарда окрасился в черно-белое, только эффект кажется, превзошел первичную метаморфозу и Эдуард Арсеньевич был вынужден опереться руками об столик, за которым без всякого сомнения находился, помолодевший на хер знает сколько лет Паскудин.

     — Кто вы? — уже еле слышно спросил Эдуард.

     — Паскудин Демьян Митрофанович — улыбнувшись гнилыми зубами, ответил преобразившийся инвалид.

     — Почему вы здесь? И что происходит? — замялся Эдуард, его слова звучали невнятно.

     — Место хорошее. Меня сюда сам Валерьян Юрьевич определил. Мы с ним летом восемнадцатого года в Казани были. До последнего стояли, сам товарищ Вацетис, латышские стрелки еще. Я тогда ранение сильное получил, отправили в Нижний Новгород — в госпиталь. Поклеп уже здесь на меня накатали. Дело было, но меня оправдали по свидетельству Валерьяна Юрьевича. Только затем я сам уехал из родной деревни. Обида меня загрызла.

     — Какая еще Казань? Ничего не понимаю, какой Валерьян Юрьевич? Вроде, товарищи Репейс и Ефимози здесь — голова Эдуарда Арсеньевича начала кружиться.

     — Все правильно, любимые товарищи Репейс, Ефимози, еще товарищ Лысов и Валерьян Юрьевич многоуважаемый. Сейчас он в Омске, большой командир в РККА, — как ни в чем небывало ответил Паскудин — старческим голосом.

     Эдуард Арсеньевич поднял вверх свои глаза, перед ним сидел привычный старичок. Не было молодого мужика раненного в Казани, не было и озабоченного инвалида с торчащим через мешковатые штаны огромным пиком демократии. Старичок же, ничего не соображая смотрел на Эдуарда Арсеньевича.

     — Давайте вызову врача господин Калакакин — проскрипел он, проявляя заботу.

     — Спасибо ненужно. Я сейчас сам к врачу, точнее к профессору — Эдуард Арсеньевич пошатываясь дошел до лестницы и держась за перила начал спускаться вниз.

     — Здравствуйте Эдуард Арсеньевич — раздался звонкий голос молодой девушки.

     Эдуард увидел поднимающуюся ему навстречу Елену. Настало время облегченно вздохнуть, реальность выглядела привлекательно и совсем не замечала чего-то особенного во взгляде Эдуарда, а лишь легонько стуча каблучками поднялась выше Эдуарда, направляясь на вожделенный для всех в ‘’Грядущем обществе’’ третий этаж; — ‘’К Хватайкину направилась’’ — подумал Эдуард, рассматривая стройные ноги Елены.

     Елена как-то обыденно, не делая лишних выводов, сначала почувствовала на себе взгляд Эдуарда Арсеньевича, а затем обернулась, подарив ему многообещающую улыбку; — ‘’Другое дело, совсем другое дело’’ — думал Эдуард Арсеньевич, чувствуя, что туман окончательно рассеялся.

      — ‘’Как она хороша, надо что-то придумать, обязательно что-то придумать’’.

     Несколько последующих минут Эдуард Арсеньевич полностью переключился на образ соблазнительной Елены. Приятные размышления подогревались, ее слегка смущенным, но слишком уж откровенным взглядом, который выдавал ее с головой. Такая улыбка говорит, куда о большем, чем самые правильные хорошо расставленные слова: — ‘’Здорово, нельзя упускать такую возможность, всю жизнь жалеть об этом будешь’’ — вспоминая открытые почти до самых ягодиц ноги Елены, размышлял Эдуард, еще, и еще раз прокручивая в голове Елену и лестницу на третий этаж.

     Соблазнительный туман, пришедший на смену неожиданному страху продержался недолго, от того, что в кармане брюк зазвонил телефон.

     — Да — произнес Эдя.

     — Эдя ты где? Мы договорились поехать к профессору — голос Карины Карловны вернул Эдю в не самую хорошую часть реальности и сразу за этим, почти мгновенно в его сознание стали заползать сумрачные тени черно-белого коридора. Старичок меняющий свой облик, не сходя со своего стула. Сеньор Толстозадов в кабинете Дмитрия Кирилловича. Гадость накрывала, прятала улыбку Елены, толстыми становились изящные ножки, прятались от него ее карие глаза.

      — ‘’Ничего еще успею’’ — со злостью соображал Эдя.

     — Что ты Эдя молчишь? Ты начинаешь напоминать прежнего неудачника — властным голосом одернула его Карина Карловна.

     — Слушаю Карина, задумался малость. Ты звонила Иннокентию Ивановичу? — подал голос Эдя.

     — Эдя я ничего не понимаю, держи себя в руках — не раскисай, как тряпка. Мне тоже нехорошо. Ты сам сказал, что позвонишь профессору — после последних слов Карины в голове Эдуарда промелькнули глаза молодого Паскудина, мгновенно их сменили аппетитные ножки Елены.

     — Эдя через час заберешь меня на своей машине — отрезала Карина Карловна и на этом прекратила разговор.

     Психологическая клиника с креативным названием, как уже понятно, не изменилась за это время. За исключением плаката на стенде информации. Вместо понравившегося когда-то Эдуарду Арсеньевичу анонса под названием; ‘’Страшные сказы, о мертвом Ленине и зайцах’’, красовался не менее интересный анонс; ‘’Путь — Грядущего общества, благоденствие с помощью преемственности полного отрицания’’, автором лекции, как и прежде, был загадочный господин с не менее загадочной фамилией Верстов-Заельцинский.

     — Иннокентий Иванович разрешите мне поинтересоваться. Если сейчас не спрошу, то забуду, а очень хочется узнать — Эдуард Арсеньевич начал с вопроса, когда они вместе с Кариной Карловной оказались в гостеприимном и знакомом кабинете профессора.

     — Спрашивайте, дорогой Эдуард Арсеньевич — улыбнулся Иннокентий Иванович.

     — Кто такой Верстов-Заельцинский, второй раз вижу анонсы его лекций.

     Карина Карловна посмотрела на Эдю с присущим ей недовольством: мол нашел, что спрашивать недоумок, и это самое мягкое, что могло выразить лицо Карины Карловны с тонкой линией сжатых губ и отчетливо напряженным лбом.

     — Это — мой друг очень позитивный человек, по-настоящему верный делу ‘’Грядущего общества’’. Он опубликовал не мало работ на смежную, если можно сказать, с нашей темой. Я все хотел съездить к Рудольфу Моисеевичу, переговорить за чашечкой ароматного кофе с глазу на глаз. Но, увы, время не позволяет мне особо выбиваться из графика, тем более мы с вами собрались вместе совсем по-другому поводу.

     — Иннокентий Иванович у меня один и тот же вопрос к вам, как к светилу современной психологии. Что нам делать? И насколько нужно бояться. У меня нет гарантий, что в один прекрасный день, я или мы вместе не окажемся где-нибудь в богом забытой дыре во времена военного коммунизма, или еще что-нибудь почище, в виде построения Беломорканала.

     — Может БАМа — добавил Эдуард Арсеньевич.

     — Ну, если БАМа, то это еще, куда не шло — улыбнувшись, отреагировал на реплику Эдуарда Арсеньевича профессор.

     — Эдя совсем не смешно. И разницы лично для меня особой нет. Я хочу оставаться в комфорте ‘’Грядущего общества’’. Все остальные варианты меня не устраивают. Я хочу отдыхать, хочу достойно жить, пользоваться привилегиями, которые заслужила за все эти годы. Да именно так. Мне нравится комфорт, я люблю свое положение в обществе. Я боюсь потерять общение с доктором Шабанеусом и много чего еще — Карина Карловна разразилась нервным монологом.

     Эдя с профессором слушали ее, не пытаясь что-то вставить в необходимую сущность жизненных основ Карины Карловны.

     Карина Карловна истолковала молчание друзей, как возможность развить свою мысль, тем более ей и хотелось довести свое умозаключение до финала.

     — Только все это в очередной раз под вопросом. Я не понимаю, что я натворила такого страшного и почему сия доля выпала на мою голову. Как я должна жить, когда где-то совсем рядом со мной, и всем ‘’Грядущим обществом’’ спокойно, нагло, как у себя дома разгуливают эти товарищи Репейс и Ефимози — Карина Карловна поднялась с мягкого диванчика, нервно налила себе полстакана воды из графина, что стоял на маленьком столике возле шкафа с многочисленными папками.

     — Я думал над всем этим Карина Карловна, и поверьте мне, думал не один раз. Взвешивал, анализировал. Мои выводы, к сожалению оказались неутешительными. Никакая психология или что-то еще — общепринятое в рамках нашего любимого ‘’Грядущего общества’’ не смогут ничего сделать в аспекте данного вопроса. Здесь нужны совсем другие методы, другие, если хотите силы. Я бы с огромным удовольствием отрицал бы все это, но, как вы знаете я один из вас. Я — пациент, а не доктор и мое профессорское звание, все мои заслуги, пыль перед подобными явлениями — профессор Смышляев, вслед за Кариной Карловной поднялся с места к графину с водой.

     — Но должен же быть какой-то выход! — выпалила Карина Карловна — Невозможно все время бояться и все время затравлено озираться по сторонам, да и что греха таить, бояться открыть любую из самых обыкновенных дверей — продолжила Карина Карловна.

     — Выпейте — это, дорогая моя — учтиво произнес профессор, подавая Карине Карловне две маленькие таблетки, и все тот же наполовину наполненный стакан с водой.

     — Думаю, единственный способ успокоить нервы, обрести хоть какую-то почву под ногами можно только одним способом. Нужно не боясь последствий попробовать войти в открытый контакт с товарищами Репейсом и Ефимози. Тем более мы уже, как говорится, знакомы с ними.

     — Нет, Иннокентий Иванович, упаси бог. Это — страшное дело, не думайте об этом. Выкиньте подобное из головы, не рискуйте своей жизнью.

     — Не буди лиха, пока оно тихо — пробурчал Эдуард Арсеньевич, поддержав тем самым Карину Карловну.

     — Вот видите насколько в нас, сидит подсознательный страх перед этими людьми. Это наше скрытое то, что мы прячем от самих себя. Да — это именно то, чего мы боимся больше всего на свете. Преступников, болезни мы тоже боимся, но не так. Потому что товарищей мы приравниваем к смерти и, как мне, кажется, даже больше и дальше. Если смерть незнакомого человека нас совершенно не трогает, то подобное касается всех нас, всего ‘’Грядущего общества’’, потому что оно попытается любым из имеющихся путей умертвить весь наш мир, не оставить от него ничего. Историческая, родовая, генетическая потребность бояться управляет нами. Знаете этому процессу не одна сотня лет, он еще со времен Емельяна Пугачева начал осадком откладываться в сознание многих наших предков, — этот процесс имеет форму заразы. Если человек, скажем, в период лихолетья гражданской войны был вовлечен на сатанинскую сторону, а затем прошли годы и его правнуки встали на куда более высокую ступень общественной лестницы, то они тоже начинают бояться, несмотря на прекрасную, как, казалось бы, родословную — профессор перестал говорить неожиданно, снова поднялся и на секундочку поменял тему.

     — Сейчас я вас угощу, хоть и растворимым, но чудесным кофе — сказал он, включая электрический чайник на все том же маленьком столике.

     — Это же очевидно Иннокентий Иванович. Товарищи Репейс и Ефимози живыми были хуже любых придуманных монстров, что говорить об них в мертвецком исполнении — высказалась Карина Карловна.

     — Я думаю, что мертвые все же, куда менее опасны. Опасна их цель — воскреснуть из мертвых — ответил профессор

     — А как же сеньор Толстозадов? — спросил Эдуард Арсеньевич после долгого молчания.

     —Толстозадов? — удивленно переспросил Иннокентий Иванович.

     — Да есть еще и сеньор Толстозадов — подтвердила слова Эдуарда Карина Карловна.

      —Не пойму о ком выговорите — изумленно спросил профессор.

     —Это жирный, неприятный тип с двумя подбородками, гадким взглядом, который просверливает тебя насквозь, еще он является современником Репейса и Ефимози, но и этого мало, потому, что он есть слишком известный персонаж… — Карина Карловна не закончила, взяла кружечку с кофе.

     — Но, позвольте мои дорогие, откуда вы знаете, что он оттуда? Может просто мужчина неприятной наружности, каких, кстати, немало на самых верхних ярусах нашего благословенного общества, извиняюсь — по-прежнему с удивлением в голосе произнес Иннокентий Иванович.

     — В том понимания не имею и скажу только за себя. Просто знаю и все, как будто кто-то повесил специально для меня на лбу этого господина отличительный знак, видимый только определенными людьми — отглотнув немного кофе, произнесла Карина Карловна.

     — Карина то же самое почувствовала, что и я — вмешался Эдуард Арсеньевич.

     — Час от часу не легче, но позвольте, я до конца не могу сообразить — потерянно, что-то пытался понять профессор.

     — Все верно Эдя говорит. Другие внимания на него не обращают, думаю, что и воспринимают так, как вы профессор только что сказали. Хотя сеньор Толстозадов еще похож на одного известного политического деятеля времен становления ‘’Грядущего общества’’.

     — Кажется, я догадываюсь, о ком идет речь — профессор присел на свое кресло и тяжело выдохнул.

     — Да — это он — добавил Эдуард.

     — Получается, что он… — профессор замялся, подбирая то ли слово, то ли определенный ход мысли.

     — Как бы бессмертен, как и эти, Репейс с Ефимози — просто продолжил профессор.

     Карина Карловна с Эдуардом Арсеньевичем на этот раз промолчали. Карина разглядывала свои изящные туфли, а Эдуард старался собраться со своими блуждающими, то туда, то сюда, мыслями.

     — Видимо не он один — как бы сам себе сказал профессор.

     — Но, позвольте профессор. Получается, что он, как бы там не было на нашей стороне — произнес Эдуард Арсеньевич.

     — Спасибо, от подобных элементов. Пусть он, как ты говоришь, Эдя и на нашей стороне. Ты видимо начал к нему привыкать — по-своему отреагировала Карина Карловна.

     — В каком плане привыкать? — спросил профессор.

     — Я хотел об этом рассказать, но разговор пошел в несколько ином ключе. В общем дело в том, что этот самый сеньор Толстозадов назначен моим непосредственным начальником вместо Дмитрия Кирилловича — голос Эдуарда прозвучал напряженно, слегка приглушенно, как будто сам Эдуард Арсеньевич хотел обозначить, что-то странное и таинственное.

     — А сам Дмитрий Кириллович, ничего не пойму. Кому пришла в голову мысль отстранить от жизненно необходимой работы самого Дмитрия Кирилловича — чем-то повторив интонацию Эдуарда, произнес профессор.

     — Дмитрий Кириллович временно назначен на повышение, заместителем к самому Тепломестову — вмешалась в разговор Карина Карловна.

     — Это, конечно, меняет дело, но все же остается неприятный осадок — произнес профессор.

     — Видимо, не мы одни озабоченны происходящим — выразил свое мнение Эдуард Арсеньевич.

     — Это открывает совсем другие горизонты. Много бы я отдал, чтобы узнать, как можно больше — сказал профессор, снова поднявшись с кресла.

     — Я бы хотела ничего этого не знать и очень хотела бы, чтобы все это дерьмо оказалось лишь кошмарным сном.

     …Карина Карловна говорила о своем отношение совершенно искренни. Происходящие события стояли у нее неприятным комком в горле, мешали нормально размышлять, планировать то к чему она привыкла. Она пыталась отстраниться от проблемы на данном этапе. За исключением нечаянной встречи со старыми знакомыми и сеньором Толстозадовым в ресторане ‘’На берегу’’, события, вроде бы, ее пока, что не касались, но Карина Карловна продолжала мучиться от необъяснимого и тягостного предчувствия: что все это не оставит ее в покое. Особых оснований под собой предчувствия, вроде, не имели и существовали, как бы сами по себе, но и этого хватало, чтобы занять может небольшую, но очень болезненную часть сознания Карины. Иногда ей удавалось на время заретушировать наползающую тревогу, скрыть ее под проблемами более прозаического характера. Только помогало ненадолго и любая пауза, свободный отрезок времени начинали возвращать Карину в область сумрачных предчувствий. Как будто кто-то настроил в ее голове принудительное включение нехороших ассоциаций, как раз в минуты разгрузки. А дальше продвижение мыслей происходило в круговом порядке, от меньшего к большему, где-то истеричному, раздражающему.

     Обычная обстановка, любимый распорядок вещей перестали быть, как таковыми и все, от того, что весь этот бред был продиктован ей какой-то чужой и к тому же совершенно непонятной для Карины Карловны силой. Объяснения и вовсе находились для нее в пределах чего-то фантастического, а по большему счету объяснений не было и вовсе. Ставился вопрос, но ни один разумный ответ не находил возможности покрыть собою — этот вопрос. Количество вопросов еще имело свойство постоянно расти и главный вопрос все время, вытягивал за собою целую кучу сопутствующих, они и вовсе загоняли несчастное сознание в беспросветный мрак душевного дискомфорта.

     — Я профессор сильно боюсь одной вещи. Не знаю, правильно ли я мыслю, но не знаю, что будет, если так называемый Толстозадов узнает о том, что я знаю, кто он такой на самом деле. Какая может быть реакция. Знаете, в его глазах живет что-то нечеловеческое.

     — Ничего удивительного Эдуард Арсеньевич. Он в прямом смысле этого слова, вряд ли является человеком, в том понимании к которому мы и все остальные граждане привыкли. Постарайтесь ни чем не выдавать своей осведомленности. В любом случае выбора немного — профессор закончив говорить, задумался о чем-то своем. Его гости тоже ничего не говорили. Стали слышны настенные часы, которые не тикали, а жужжали каким-то странным звуком.

     — Эдуард Арсеньевич вы не помните Владика Абрамовича? Я почему-то часто его вспоминаю. Что с ним? — спросил профессор.

     Эдуард Арсеньевич, не ожидавший подобного упоминания, внутренне вздрогнул от воспоминания, а Карина Карловна посмотрела на обоих вопросительно. Не успел Эдуард Арсеньевич что-либо ответить, как спросила Карина Карловна.

     — Кто это Владик Абрамович?

     — Это один молодой человек, как видится мне, очень трагической судьбы. Он остался в далеком от нас двадцать первом году — ответил Эдуард Арсеньевич.

     — Но, почему вы Эдуард Арсеньевич думаете, что Владик Абрамович обязательно столкнулся с чем-то трагическим. Вполне возможно, что его жизнь сложится совсем неплохо. Никогда ненужно впадать в самое худшее. Особых оснований для этого я не вижу — не согласился профессор.

     — Тогда почему Иннокентий Иванович, как вы сами говорите, вспоминаете его? — в свою очередь спросил Эдуард.

     — Не знаю, иногда, кажется, что есть в этом что-то странное, мистическое — смутно ответил профессор.

     — Неужели, вас профессор притягивает что-то связанное с пережитым кошмаром — изумилась Карина Карловна.

     — В том то и дело, что на уровне нормального сознания я стараюсь и даже ощущаю в процессе обыденного существования отвращение к тому миру, свидетелями которого нам суждено было стать, но какие-то ассоциации все же чем-то притягивают меня. Чтобы избавиться от ощущения ненормального в себе, я убеждаю сам себя, что это всего-навсего временная связь проходящая через всех нас. Если разобраться, то не так уж много лет разделяет нас, и мир товарищей Репейса и Ефимози.

     — И этого сеньора — добавил Эдуард Арсеньевич.

     — Хотелось бы его увидеть? — неожиданно произнес профессор.

     — Думаю с этим, как раз проблем не будет. Сегодня вечером он обязательно будет либо в ресторане ‘’На берегу’’ или в ‘’Элит-Астории’’ — уверенно заявила Карина Карловна.

     — Может в ‘’В русском кресте’’ — дополнил Эдуард Арсеньевич.

     — Нет, уровень не тот — не согласилась Карина Карловна.

     — Думаю, что он будет ‘’На берегу’’, статус заведения для него очень важен — подвел итог профессор.

     — Неужели, вы поедите туда? — с ужасом в голосе спросила Карина Карловна.

     — Конечно, дорогая моя. Разве можно отказаться от возможности испытать то, что вы уже испытали, и по понятным причинам, не смогли передать мне полную гамму своих ощущений — улыбаясь, закончил профессор.

     … Войдя в хорошо освещенный зал ресторана, Иннокентий Иванович осмотрелся. Ничего необычного в посетителях элитного заведения он не заметил, немного расстроился и занял один из свободных столиков, находящихся возле ряда окон выполненных в форме арок. Уже через минуту перед ним появилась симпатичная официантка с миловидной, непринужденной улыбкой на лице. Ее коричневые волосы скрывали в себе легкий нюанс рыжего цвета, а свет хрустальных люстр интимно отражаясь от ее волос, переходил на такие же очень красивые коричневые глаза с длинными ресницами, спускался на белоснежную блузку.

     Профессор, по достоинству оценив изящество и привлекательность молодости, хотел сделать заказ, добавив к нему легкий комплимент в адрес стоящей рядом девушки, но в этот момент в зале появились двое упитанных не на шутку мужчин в серых костюмах. Тот, что шел первым внимательно посмотрел на профессора, и даже замедлил свои грузные шаги.

      — Господи спаси и помилуй! Это действительно он, Толстозадов или бывший министр, собственной персоной — забыв об ожидающей заказ девушке, вслух прошептал Иннокентий Иванович.

      — ‘’Откуда я его знаю’’ — следующая мысль, уже не была произнесена вслух.

     — Вы что-нибудь выбрали? — профессор услышал мягкий, приятный голос официантки.

     — Извините, моя милая. Я малость задумался. Дайте мне что-нибудь самое популярное, что чаще всего заказывают ваши постоянные клиенты.

     Профессор просто не успел обдуманно сделать выбор блюд.

     Толстозадов в компании кого-то важного сановника постоянно, о чем-то говорил. Его жирные щеки двигались по мере пережёвывания мяса, он то и дело прикладывался к фужеру изящной формы, в котором была налита жидкость рубинового цвета. Сановник, чем-то напоминающий самого Толстозадова, по форме внешнего содержания, говорил мало. Он так же налегал на принятие пищи, не уступая в этом самому Толстозадову и иногда, кивал тому в знак одобрения. Затем переводил свой взгляд на постоянно передвигающихся по залу официанток.

     Иннокентий Иванович чувствовал себя неуютно, от того, что Толстозадов раз за разом бросал в его сторону свой взгляд. Маленькие глазки на пухлом лице Толстозадова выражали заметное любопытство.

      — ‘’Он что-то чувствует и это ему не нравится’’ — думал профессор.

     — Разрешите к вам присоединиться профессор — голос появившийся внезапно, заставил профессора вздрогнуть. Он поднял голову и на секунду замер.

     — Конечно, присаживайтесь товарищ Репейс, — как можно спокойнее попытался произнести профессор.

     — Любуетесь Толстозадовым? — с явной иронией в голосе спросил Репейс.

     — Да, но, как вы догадались, хотя впрочем — пробубнил профессор.

     — Он всегда здесь ужинает. Скучный, признаться, тип — этот Толстозадов — засмеялся товарищ Репейс.

     В этот момент возле них появилась уже знакомая девушка. Товарищ Репейс быстро сделал заказ, девушка грациозно вильнув привлекательным станом удалилась.

     — Зачем вы здесь товарищ Репейс, и этот тип.— смело спросил профессор.

     — Не очень вы любезно отзываетесь о человеке, который всю свою жизнь посвятил борьбе за нынешний вечер в столь роскошной обстановке — улыбнулся товарищ Репейс.

     — Вы не ответили мне, хотя я понимаю, что не вправе задавать вам подобные вопросы — продолжил профессор глядя себе в тарелку.

     — Все очень просто. У вас свои дела, у нас профессор свои. Вы живете днем сегодняшним и вам иногда, кажется, что вы можете планировать свое будущее. Только все дело заключается в слове ’’кажется’’, и хорошо, что оно вас не пугает. Именно через это слово нужно воспринимать основу того, что по-прежнему кажется вам незыблемым.

     — Вы говорите загадками товарищ Репейс. Понимаю, что вы знаете больше, но все же хотелось знать немного больше и мне.

     — Все по кругу профессор, все по спирали — ответил Репейс.

     Девушка принесла заказ, мило улыбнулась.

     — А ведь она окончила университет, почти с красным дипломом — неожиданно сказал товарищ Репейс, когда девушка покинула их.

     — Откуда вы…ах, да, конечно — произнес профессор.

     — Вот видите, вы мне верите. Хотя я мог сказать, ну скажем просто так — снова улыбнулся Репейс.

     — Но ведь вы не сказали это просто так — возразил профессор.

     — Конечно, нет профессор — ответил Репейс.

     — Извините, можно я задам вам вопрос? — произнес профессор.

     Товарищ Репейс не ответил, но по его лицу было ясно, что можно.

     — Скажите, а что стало с тем другим? — тихо произнес профессор.

     — Вы интересный человек профессор. Честно признаюсь, не ожидал подобного вопроса. Ответ вы знаете и без меня, вспомните — ответил товарищ Репейс.

     — Значит, он на самом деле погиб? — уточнил профессор.

     — А вы думаете, что если Толстозадов жив, то и он должен быть обязательно живым. Нет, мой дорогой друг в жизни все бывает не так радостно и сказочно, как иногда бы хотелось.

     — Хотелось бы еще спросить, но я от чего-то не могу правильно сформулировать свою мысль — произнес Иннокентий Иванович.

     — Не нужно ничего формулировать. Я знаю, что вас сейчас тревожит, и вот вам мой ответ: Толстозадов и тот человек про которого вы думаете — это одно и тоже лицо. Насчет родства известного вам человека с типом, фамилия, которого вертится у вас на языке — это неправда. Они не имеют ничего общего, впрочем, история эта длинная и если когда-нибудь у нас будет больше времени, то я с удовольствием ее вам расскажу. Только, должен признаться, что получилось у них тогда совсем неплохо.

     — Толстозадов, кажется, ушел — произнес профессор, после того, как посмотрел в сторону пустого столика, где еще совсем недавно откушивал Толстозадов в компании важного сановника.

     — Уже, как пять минут назад — уточнил товарищ Репейс — Ну, прощайте профессор. Чертовски интересно было с вами пообщаться — произнес Репейс, поднявшись со стула.

     — Подождите товарищ Репейс. Банка с вареньем и коробка с печеньем существовали на самом деле — спросил Иннокентий Иванович, поднявшись вместе с товарищем Репейсом для рукопожатия.

     — Самая что ни на есть банка с вареньем и большая коробка с печеньем. Данное дело никуда не делось и сейчас. Гастрономические вкусы с возрастом изменились. Прощайте профессор — товарищ Репейс быстрым шагом покинул помещение, и уже оказавшись на улице закурил папиросу.

     Тень товарища Репейса мелькнула в освещение фонаря, затем скрылась, последовав за хозяином вдоль бетонной набережной. Профессор, наблюдая эту картину через окно, подумал.

      — ‘’Говорят, что у них нет теней, но это неправда. Он же не рассчитался’’, и тут же в третий раз перед профессором возникла девушка официантка.

     — Девушка, я хочу рассчитаться за себя и за ушедшего господина — глухо произнес профессор.

     — Господин Репейс оплатил наши услуги на месяц вперед, по специальному предложению, и вам платить ничего ненужно.

     — Это еще почему? — удивился профессор.

     — Гости господина Репейса, включены в полную оплату — улыбаясь, говорила девушка.

     — Но разве я гость? — ничего не понимая спрашивал профессор.

     — Конечно, господин Репейс звонил и просил, чтобы его столик был свободен. Должен прийти Смышляев Иннокентий Иванович профессор психологии — просто объяснила девушка.

     — Спасибо милая — произнес профессор и протянул ей зеленоватую купюру.

     — Спасибо — еще шире улыбнулась она.

     — И все же попробуй поискать работу по специальности — произнес профессор, поднявшись из-за стола.

     — Я все время ищу профессор, но пока что безрезультатно — ответила девушка, сильно покраснев и не понимая, каким образом профессор мог ее запомнить во время учебы.

     …Реконструкция предприятия ‘’Ударник’’ шла быстрыми темпами. Большое количество людей были заняты своим делом. Приезжала и уезжала строительная техника, что-то жужжало, скрипело, поднимало пыль. Отовсюду слышались голоса, мелькали силуэты, за ними солнце проводило ускользающие тени. А как только опускалась темнота, так сразу загорались многочисленные прожектора, чтобы работа не останавливалась ни на минуту.

     Один единственный человек управлял всем этим процессом. Он всегда был на ногах, не останавливался ни на единую минуту. Наемные рабочие, получавшие деньги за каждый отработанный день, удивлялись феномену управляющего. Слишком не молод был он, и не выглядел спортивно подтянутым. Напротив человек пенсионного возраста с суровым лицом и большими, жесткими усами темного цвета. Лишь изредка рабочие видели в компании управляющего еще двоих мужчин, которые разговаривали с ним на равных, а кто-то замечал, что именно эти люди являются, по всей видимости, хозяевами столь суматошного предприятия.

     — Ничего пока нет — угрюмо произнес Николай Тимофеевич, обращаясь к товарищу Ефимози, который осматривал перерытую вдоль и поперек площадку напротив бывшего цеха номер один.

     — Если было бы, то уже нашли — продолжил Николай Тимофеевич.

     — Не мог, кто из рабочих не сообщить о находке? — спросил Ефимози.

     — Дело обговоренное и всех тщательно проверяют.

     — Может не заметили? — лицо Ефимози было угрюмо сосредоточенным.

     — Вот это вполне возможно, я сам думал о таком повороте событий.

     — Николай Тимофеевич сегодня же нужно прозвонить всю эту площадку на наличие металла, причем досконально — это сделать.

     — Понял, товарищ Ефимози. Прозвоним и вытащим все до единого ржавого гвоздя.

     — Я в контору. Товарищ Репейс, кстати, просил тебя зайти. Так что готовь саперов.

     — Все готово нужно только позвонить и начать дело — ответил Николай Тимофеевич.

     … — Заходи, заждался тебя, а то совсем, ты нас забываешь. Пока сам тебя не найду и не надеюсь увидеть — Репейс поднялся навстречу к Николаю Тимофеевичу, крепко по-мужски его обнял.

     — Давай, садись, разговор у меня есть, да и чай горячий.

     — Спасибо, сам знаешь работы по самое не могу. Только результата нет.

     Николай Тимофеевич грузно уселся на обыкновенный стул со старой красной обивкой.

     — Вот об этом я и хотел поговорить — сказал Репейс наливая крепкий ароматный чай в граненные стаканы.

     — Знаешь Тимофеевич, Толстозадов подобно кабану роет все своим грязным рылом. Нужно быть осторожными. Уже сейчас здесь могут находиться его люди — произнес товарищ Репейс.

     — Почему подобно? Он и есть боров вонючий. А насчет засланцев, то в охране мои люди, и ты это знаешь. Ничего никто не пронесет мимо контроля. Рабочие, конечно, возмущаются, — зачем такой досмотр.

     — Могут, минуя проходную, перекинуть, или еще как.

     — Смотрим по всему периметру.

     — Ладно, с этим пока тишина, но я уверен, что нужное нам находится здесь или где-то совсем рядом. Иначе Толстозадов не появился бы так скоро. Забегали суки, значит мы на правильном пути.

     — Не понимаю, как они эту ситуацию вовсе не отследили за такое количество времени — Николай Тимофеевич отхлебнул горячего чая.

     — Есть что покрепче товарищ Репейс? — улыбнулся он.

     — Ну, что ты, время еще обед только — Репейс ответил Николаю Тимофеевичу таким же шутливым тоном.

     — Насчет, почему они обделались, мне тоже не совсем понятно. Видимо Толстозадов играл в какую-то свою игру или был уверен на все сто, что артефакт похоронен на веки вечные.

     — Ничего, думаю скоро мы возьмем этого хряка за его грязное рыло — грозно не скрывая ненависти, произнес Николай Тимофеевич.

     — Надеюсь, что так и будет. Но хочу сказать, о другом. Здесь поступила одна забавная, если так можно сказать, идея. Не только создать видимость реконструкции фабрики, а реально запустить ее в работу, ну хоть на небольшой срок. Показать этим говноедам разницу, между настоящим и тем, что они считают настоящим.

     — Ну, люди, то здесь ни при чем. Выбора у них, пока что нет — возразил Николай Тимофеевич.

     — Да я не людей имел в виду, под словом говноеды. Просто неправильно выразился, а люди, как раз нам в этом деле и помогут. Многие ведь даже не знают, как выглядит на вкус и цвет что-то настоящее.

     — Это то, как раз и опасно. Настоящее примут за еще большее дерьмо. Нужно серьезно подумать над столь сложным вопросом.

     — Молодежь, вполне может быть, но к счастью, еще не одна молодежь существует и, к тому же, как раз продуктовыми заботами больше заняты люди старшего поколения.

     — Идея хорошая, и очень уж хочется немного еще поработать — Николай Тимофеевич закурил папиросу, вслед за товарищем Репейсом.

     — Закроют через неделю и все дела. Напрасная трата времени — с порога вмешался в разговор товарищ Ефимози.

     — Товарищ Ефимози против этой затеи — представил точку зрения друга Репейс.

     — Сам посуди, через несколько дней здесь будет уже штук пять разных комиссий из здания ‘’Грядущего общества’’ во главе с Эдуардом Арсеньевичем, например — сказал Ефимози, усевшись на диван и по обыкновению положив ногу на ногу.

     — Но с Эдуардом Арсеньевичем, мы думаю, найдем общий язык — засмеялся товарищ Репейс.

     — С этим, то конечно, но там и других хватает. Хотя чем черт не шутит, можно и поиграть с ними в кошки-мышки — засмеялся Ефимози.

     — Что окромя чая ничего нет? — спросил он.

     — Ты совсем обнаглел, терпения вовсе не имеешь — с иронией в голосе ответил товарищ Репейс.

     — Да, ну ее — махнул рукой Ефимози.

     — Возьми в шкафу и Николаю Тимофеевичу малость налей — дал добро товарищ Репейс.

     — Саперы приехали, пойду я — произнес Николай Тимофеевич, осушив полстакана с водкой.

     — После площадки, если там ничего нет. Нужно осмотреть старое бомбоубежище, хоть его и строили уже при работающем предприятии — сказал Николаю Тимофеевичу товарищ Репейс.

     — Так-то оно так, только может быть, что во время строительства шкатулка и попала в чьи-то руки, и черт знает, где она сейчас — предположил Ефимози.

     — Если бы знать. Это был бы худший вариант, слишком близко удача поманила нас — грустно прокомментировал Репейс.

     — Верить нужно товарищи — это главное — сказал Николай Тимофеевич, пожимая руки Репейсу и Ефимози.

     — Хотя я может, еще зайду — добавил он, стоя в проеме открытой, им самим двери.

     Толстозадова мучили смутные сомнения. Откуда эти трое знают его. По всей природе вещей этого не должно быть, но это есть, и причина может быть только одна. Вся эта троица каким-то образом связана с товарищами. Он уже приказал навести все возможные справки о друзьях Эдуарда Арсеньевича и сейчас видел, что женщина-стерва, и этот солидный профессор, который был в ресторане: хорошие, близкие друзья Эдуарда Арсеньевича. Если Репейс по-дружески общался с господином профессором, значит он знаком и с остальными. Здесь не может быть иного, потому что все трое узнали его. Только что может объединять троих успешных по всем меркам господ с товарищами? Если бы они были их людьми, то он бы учуял их по запаху за версту, но нет. Это — люди из сегодняшнего, настоящего ‘’Грядущего общества’’.

     Толстозадов морщился, не понимая, как разложить этот пасьянс. Варианты крутились в голове, но подходящего не было. Действовать наобум нельзя, можно все испортить, а ставка слишком высока, если шкатулка попадет в руки товарищей, то неизвестно куда двинется маховик событий. Сознание — что пропасть. Сегодня оно находится в одном измерении, но, что будет завтра? Слишком уж слабы ноги у власть предержащих. Слишком далеки они от понимания, с чем могут столкнуться, если джинн вырвется из бутылки в которую его удалось загнать четверть века назад, или даже чуть раньше. Страшно, что начала пропадать уверенность. Ошибку за ошибкой делают горе потомки, вот и начали свободно разгуливать товарищи ничего, не боясь средь бела дня. Еще десять лет назад об этом не могло быть и речи, а сейчас…

     … Отстранить Калакакина от дела? Может напротив проверить его, использовать то, о чем он молчит? Странная ситуация. Товарищи, по всей видимости, приготовили очередной ребус со многими неизвестными.

     Толстозадов после долгих и безрезультатных размышлений, наконец-то отключился ко сну.

     … Немец был необозримо тучный. У него не было маленьких круглых очков, и клочками растущей рыжей щетины. Волосы отливали стальной сединой, а кожа лица светилась синевой тщательного бритья. Толстозадов думал, что они похожи, и если бы не разный язык, то как минимум могли бы сойти за сродных братьев. Но по-немецки Толстозадов говорить не умел, а его собрат немного изъяснялся по-русски, все время, путая слова и делая смешные искажения в них.

     — Корошо служать — это корошо — выпив изъятого неподалеку самогона, немец похлопал Толстозадова по спине.

     — Рад стараться гер майор. Всё в вашем услужении — бодро и даже выкрикивая, отвечал ему Толстозадов.

     — Отправит тебя в красный арми, покажещ короший служба — добродушно произнес толстяк, расплывшись во все поглощающей улыбке.

     — Я убежал оттуда. Принес вам карты, списки коммунистов, приказы — уже не так бодро произнес Толстозадов.

     — Пойти ещо, принести военный тайн — толстяк налил самогона, выпил и смачно рыгнул.

     — Хорошо гер майор — смирился Толстозадов.

     — Нужен военна тайн. Польшевик злой, очен злой. Нужен военный тайн — продолжал гнуть свое немец и в этот момент, он был, как две капли воды похож на настоящего буржуина. Только тот был одет в чёрный костюм и в шляпу в виде цилиндра. Еще буржуин был куда более дружелюбным.

     — Но я не знаю, где спрятана эта самая тайна. Если бы я знал, то уже без вашего приказа гер майор, отправился бы ее искать.

     — Ты искал тайна раньше. Я знать, что ты искал. Найди мне тайна — толстяк расплывался в очертаниях. Его лицо, то увеличивалось, то уменьшалось. Рядом кто-то кричал, на крик реагировали гортанные голоса, отвечающие кричащему немцу таким же иностранным языком.

     Толстозадов проснулся и долго глядел в потолок. Так и не смогли узнать эту чертову тайну. Семьдесят лет понадобилось, вместо одной малюсенькой тайны. Вспоминался, наяву приснившийся немец. Толстозадов тогда думал, что тайну обязательно должен знать тот человек. Он его нашел, убил его там, на берегу реки Днепр, но напрасно старался. Тот видимо унес тайну с собой в могилу. Зря переходил к этим хреновым немцам, они давно утратили сияющий лоск буржуинов, который вспоминал он каждую минуту. Можно было бы отсидеться в тылу на хорошей должности с сытным пайком.

      — ‘’Хорошо, то, что хорошо кончается’’ — подумал Толстозадов, попытался снова закрыть глаза, но вторая мысль испортила первую.

      — ‘’Кончилось ли? Должно кончиться раз и навсегда. Должен исчезнуть, провалиться в преисподнюю злой большевик, его военная тайна и останемся тогда только мы, комфорт и буржуины — настоящие буржуины.

     И в этот момент зазвонил телефон, лежавший совсем рядом на небольшой, изысканной тумбочке, сделанной во времена французских королей с одинаковым именем Людовик. Толстозадов недовольно вздохнул, но взяв в руки средство связи, сразу преобразился, превратившись в полное и даже больше внимание.

     — Слушаю, Валерьян Юрьевич — ответил Толстозадов…

     … — Вы точно определились с этим решением, а то меня гложет нехорошее сомнение, по поводу этих господ…

     … — Все время об этом думаю. Конечно, вам виднее Валерьян Юрьевич. Сделаем так, если события пойдут по плохому сценарию…

     … — Рад служить и бесконечно преклоняюсь….

     Что говорил Валерьян Юрьевич, не совсем нравилось Толстозадову, только особо спорить он не стал, да и не имел на это никакого права.

     … — Эдя не порть, мне настроение своей кислой физиономией — сказала Карина Карловна, когда они проехали примерно с километр в автомобиле принадлежащему Эдуарду Арсеньевичу.

     — Боюсь я Толстозадова. Сегодня вызывал. Упырь, ей богу, настоящий упырь. Глаза маленькие, насквозь просверливают.

     — Что он тебе поручил? — спросила Карина.

     — Комиссию создавать и закрыть под любым предлогом эту мерзкую фабрику. До этого внедрили туда своих людей. Я не знаю, какая у них цель. Толстозадов их лично инструктировал. Только вижу, что толку нет, и от этого он с ума сходит — грустно сообщал Эдя.

     — Здесь Эдя дело нечисто. Как может за столь короткий срок возродиться довольно таки большая фабрика, лежавшая до этого в руинах.

     Карина Карловна не очень хотела разговаривать на эту тему и, как она уже говорила, портить настроение перед визитом к доктору Шабанеусу.

     — Какое может быть чистое дело, если там товарищ Репейс обосновался. От этого у меня и трясутся поджилки. Я Карина между двух огней и, к тому же этот любимец буржуинов, что-то затевает.

     — Печально Эдя, если бы ты сам не был буржуином, то тогда бы, он тебя подвесил за твои бубенчики — засмеялась Карина.

     — Жаль у тебя нет бубенчиков, потому что буржуйка — это ты Карина, а я всего лишь скромный служащий, несущий тяжелую вахту на благо нашего ‘’Грядущего общества’’.

     — Брось Эдя. Буржуины доходами измеряются, а у тебя никак не меньше моего выходит — парировала Карина.

     — Но, это ты не заливай. У меня в месяц, сейчас и миллиона нет, а у тебя, даже боюсь представить — нашелся Эдуард Арсеньевич.

     — Ой, ой, ой, Эдя. С чего ты взял, что мне так много главный буржуин платит. Не больше твоего, а ответственность куда больше — не уступала Карина.

     — Какая у тебя ответственность. Я работаю на благо всех слоев населения, а ты для кучки своих работяг — оборванцев — не сдавался и Эдя.

     — Ты работаешь Эдя абстрактно. Я же реально решаю, чем и на, что будут жить различные людишки. Начиная со своих замов, которые отнюдь не бедствуют, и кончая сворой иногородних. Этих еще и в вагончики нужно определить, и сортир им выкопать с будкой, чтобы не обосрали все окрестности в округе.

     — Ладно, Карина хватит препираться. Скажи лучше, как мне быть? — уступил Карине Эдуард Арсеньевич.

     — Как быть? Как быть? Сходи к Репейсу, пожалуйся на Толстозадова. Поблагодари за прибор и будет тебе счастье — засмеялась Карина.

     — Я же попросил тебя. Мне не до шуток.

     — Если серьезно Эдя, то я не знаю. Делай вид, что ты ни причем и ничего не знаешь.

     — Представь, я с комиссией приеду на этот долбанный заводик, а там меня встретит товарищ Репейс собственной персоной.

     — Эдя не пугай меня. Иди на больничный, что еще можно сказать.

     — Если я не справлюсь, то меня вернут на место заместителя левого отдела, ты понимаешь?

     — Понимаю, давай после. Вон сам доктор вышел на улицу нас встречать.

     — Вот это да — присвистнул Эдя, он до этого не видел Шабанеуса живьем.

     — Страшно представить какой у него там пик демократии — добавил Эдя, выходя из машины.

     — Что надо пик демократии, еще и профессионализм высочайшей категории — произнесла Карина, расплывшись в улыбке при виде идущего к ним навстречу доктора Шабанеуса.

     … Эдя удачно выдержал экзамен. Шабанеус похвалил его и не один раз. Поначалу Эдя малость терялся при виде огромного пика, той самой демократии, но затем освоился. Карина Карловна была на седьмом небе от счастья, и Эдя еще больше вырос в ее глазах, начиная уже реально догонять опережающий рост личности, прибор.

     К стыду обоих клиентов доктора Шабанеуса, секс втроем был для них открытием. С помощью волшебных указаний и наглядных примеров, со стороны доктора, они быстро отключились от волнующей робости. Эдя громко стонал. Шабанеус учил его разговаривать во время полового акта. Страхи Эди по поводу гомосексуальных возможностей доктора, слава богу, остались страхами, и они довольно долго наслаждались Кариной вдвоем. Доктор любезно и обстоятельно на своем примере показывал Эде азы мастерства, которыми владел в полном совершенстве…

     3. Фабрика, конкурс, появление ларца.

     Рыжая борода работал по графику два через два и в один из заслуженных выходных отправился по рекомендации одного из коллег по разгрузочно погрузочным работам, для устройства на новую фабрику в качестве разнорабочего.

     — Ты Андрюха сходи, там берут по договору. Трудовую книжку ненужно, а деньги сразу. Отработал день — получи и валяй. Скажешь, что работаешь два через два, тебе и график подберут — разглагольствовал Вадим, который уже давно работал на предприятии ‘’Народное изобилие’’ и уже успел оббегать все окрестные места в поисках дополнительного заработка. Правда, получалось у него не очень, так как, устроившись, он быстро остывал к собственной затее. Друзьям говорил.

      — Да что-то устал. Тяжело на двух работах приходится.

     Может он и так же быстро убежал бы и с ‘’Народного изобилия’’, но здесь в одном из цехов работала его мать. Женщина строгих правил, и очень скорая на расправу со своим непутевым сыночком.

     — Ты там работал? — простодушно спросил Рыжая борода.

     — Два дня отработал, затем меня выгнали, но я сам виноват. Там электромонтажники шуроповерт без присмотра оставили, а мне знаешь, как в своем хозяйстве все нужно, но я и решил, чтобы не поживиться. В общем, я его за пазуху и домой. Думаю эти все одно подрядные, так нет, старый хрыч меня на проходной поймал. Они там всех неизвестно зачем проверяют. Брать пока вроде нечего, а все одно. Только мне, представляешь, расчет за тот второй день все до копейки выплатили. В другом месте не хера бы не заплатили и еще хорошо, если бы дело уголовное не завели, а тут спокойно так. Мне жалко затем стало, сглупил я, хорошо подработать можно было.

     — Если хорошо все там, то может мне отсюда уволиться. Сам говоришь полторы тысячи в день, а это больше тридцати в месяц. Здесь же и двадцати не выходит — загорелся новой идеей Рыжая борода.

     — Говорю же, там пока не оформляют. Временная работа, если бы на постоянную, то здесь бы половина завода туда ушла к чертовой матери.

      Вадим рассуждал с видом опытного, прожжённого рабочего, иногда сплевывал себе под ноги, которые были обуты в грубые униформенные боты из самого дешевого комплекта спецодежды, что выдавали ровно на один год с пометкой: ‘’Относиться бережно и аккуратно, за порчу спецодежды, оплата замены за счет работника’’. Мало кому удавалось сдать без проблем этот стартовый комплект и бесплатно получить новый. Причиной тому были даже не условия труда, а низкое качество самой одежонки.

     … Охранник одетый, обычным образом, не имеющий на себе привычного костюма защитного цвета с многочисленными шевронами, блямбами типа; ‘’Каскад’’, ‘’Лев’’, или чего-то подобного, показал Рыжей бороде, где находится кабинет по найму рабочих. Рыжая борода все время озирался по сторонам, боясь, что на него что-нибудь свалится с работающих автокранов, придавит какой-нибудь грузовик, которые ездили, то справа от него, то появлялись слева.

     Охранник объяснил вроде доступно, но пока Рыжая борода шел к административному зданию, то забыл номер кабинета.

      — ‘’Спрошу вахтера на входе’’ — решил он, открывая дверь.

     Вахтера с привычным шлагбаумом не оказалось. Был длинный и слишком простенький коридор с оштукатуренными стенами. Двери кабинетов, представляющие из себя исторические экспонаты, не имеющие никакого представления об основах современного дизайна и, к тому же, к ним были прикреплены листочки бумаги с надписями, кто и что здесь находится.

     Рыжая борода вздохнул свободнее, теперь ориентируясь по этим надписям он легко найдет отдел по работе с персоналом. Мысль была верной, но осуществление ее на деле не понадобилось.

     — Вы насчет работы? — спросил Рыжую бороду молодой парень, одетый в синие джинсы и белую футболку.

     — Да мне бы насчет работы узнать — испуганно промямлил Рыжая борода.

     — Вы не по строительной специальности? Мне каменщики и отделочники нужны — поинтересовался незнакомец.

     — Не, я не знаю. Мне сказали… — начал Рыжая борода.

     — Разнорабочим сможете работать? — не отставал от Рыжей бороды, парень.

     — Я грузчиком работаю, не знаю — совсем растерялся Рыжая борода.

     — Если грузчиком работаете, то и разнорабочим сможете. Идите назад, прямо на входе кабинет. Скажите, что к прорабу Егорьеву.

     — А насчет оплаты? — спохватился Рыжая борода.

     — Там все скажут — прораб Егорьев поспешил навстречу суровому мужчине в темном костюме, который шел по коридору в направлении их.

     — Николай Тимофеевич, так как насчет материалов.

     — После обеда все будет. Давай мне не тяни кота за хвост — низким голосом произнес Николай Тимофеевич. Его взгляд соприкоснулся с остановившимся в нерешительности Рыжей бородой.

     От взгляда того, кого называли Николаем Тимофеевичем, у Рыжей бороды прополз по спине озноб.

      — ‘’Что за черт, смотрит, как эти там’’ — подумал борода и мгновенно развернувшись, направился в сторону кабинета на входе.

      — ‘’Может зря я сюда пришел’’ — продолжал размышлять Рыжая борода, вспоминая неприятный взгляд, который прорезал его до самого не могу.

      — ‘’Как-то все здесь не так’’ — Рыжая борода остановился у двери кабинета с надписью ‘’Кадры’’.

      — ‘’Просто кадры и все’’ — изумился борода, и ощутил внутри себя, что-то вроде затаившегося обмана с примесью унижения собственной значимости.

     В других конторах он видел изящную, дорогую отделку. Эти чарующие надписи; ‘’Отдел по корпоративной этике'', ‘’Отдел по работе с ведомствами и бюджетами’’ и многое другое. Здесь же было просто ‘’кадры’’. Собственная значимость начала не спрашивая хозяина лишний раз, понижаться все ниже и ниже.

      — ‘’Точно здесь денег не платят, зачем я этого болтуна послушал’’.

     Сверху над головой Рыжей бороды сама по себе качалась голая электрическая лампочка, а соседняя хоть и была обрамлена в плафон, но выглядела от этого не лучше; — ‘’Несовременно’’ — мелькнула мысль.

     Рыжая борода начал двигаться к выходу, так и не решившись на дополнительный заработок; — ‘’Черт с ним, еще, где поищу’’ — думал он, но на его пути возникло совсем уж непредвиденное обстоятельство в виде уже знакомого ему человека, фамилии которого он не знал, но четко помнил их единственную встречу.

     — Какими судьбами, старый знакомец — товарищ Ефимози, как ни в чем не бывало, остановился перед Рыжей бородой — И все те же огромные шнурки — засмеялся Ефимози, глянув на массивные боты бороды.

     Рыжая борода пытался что-то произнести, но язык от страха прилип внутри гортани. Борода лишь испуганно двигал глазами и еще вслед за товарищем Ефимози, смотрел на свои толстые шнурки.

     — Ты чего дорогой товарищ здесь делаешь? — спросил Ефимози, специально сделав грозное лицо и изменив голос до официального.

     — Я насчет работы, здесь у вас — пробурчал Рыжая борода.

     — Пойдем за мной — практически приказал Ефимози, и Рыжая борода послушно не чувствуя собственных ног последовал за ним.

     Они прошли в обратном направлении несколько метров. Ефимози без стука открыл дверь в тот самый кабинет с надписью ‘’кадры’’. Борода проследовал за Ефимози внутрь, — и ужаснулся. Перед ним сидела та самая женщина, которую он уже видел в секретариате исполкома, именно она, прочитав ему небольшую нотацию, выдала направление на возвращение утраченной коровы.

     — Татьяна Борисовна нужно нам старого знакомца оформить для трудовой деятельности — сказал товарищ Ефимози, присаживаясь на стул, что стоял в ряду еще троих собратьев, прислонившись к левой стене кабинета. Рыжая борода уже не надеялся на то, что товарищ уйдет отсюда раньше, чем Татьяна Борисовна оформит его в штат сотрудников.

     — Мне к Егорьеву разнорабочим — обречено произнес Рыжая борода.

     — Прекрасно, вы уже знакомы с товарищем Егорьевым. У него, кстати, самые большие подряды и тем самым более высокие заработки у рабочих — прокомментировал Ефимози.

     — А сколько? — не удержался Рыжая борода.

     — Кажется две тысячи или чуть более в смену, но там нужно работать, господин хороший — продолжил Ефимози.

     — Я не господин — промямлил Рыжая борода.

     — Знаем мы, что до господского статуса вам товарищ, как до луны пешком — рассмеялся Ефимози.

     Татьяна Борисовна записывала данные Рыжей бороды, которые он ей уже когда-то озвучивал.

     — Место жительство здесь в городе? — спросила она.

     — Я на съемной квартире живу, у одной бабули — ответил Рыжая борода.

     — Вы Андрей Павлович мне адрес дайте — наставила на своем Татьяна Борисовна.

     — ‘’Зачем?’’ — подумал Рыжая борода, но вместо этого слова, послушно назвал свой временный адрес и даже начал объяснять, где это находится.

     — Завтра к восьми часам на работу — закончив несложную процедуру произнесла Татьяна Борисовна.

     — Но я не могу — огорошил ее и товарища Ефимози, Рыжая борода.

     — Что значит, не могу? — спросил товарищ Ефимози.

     — Я совсем забыл сказать, что работаю на предприятии ‘’Народное изобилие’’ и сюда пришел поисках подработки.

     — Так вы давно из своей деревеньки уехали? — спросил Ефимози.

     —Больше месяца уже — ответил, Рыжая борода и сейчас ему больше всего на свете хотелось покинуть этот кабинет.

     …Первоначальный план поскорее скрыться и больше ногой не ступать в сторону злополучной фабрики с треском провалился. Во-первых, он боялся товарищей, во-вторых сам дал им свой адрес, а в третьих еще маячили две тысячи рублей за смену, а это, в свою очередь, оплата комнаты всего за какие-то две рабочие смены. Да и про деревню Балалайкино они совсем не забыли.

     Вернувшись, домой Рыжая борода очень долго не мог прийти в себя. Образ товарища Ефимози настойчиво не хотел покинуть воспаленную от страха голову.

      — ‘’Теперь нужно идти, деваться мне некуда. Выбора нет. Будь проклята эта прабабкина корова, все из-за нее. Прицепилась эта чертовщина, мать ее, а вытащила за собой настоящих чертей’’

     Рыжая борода сидел на сколоченной из обычных досок скамейке в углу небольшого дворика, который был огорожен квартирной хозяйкой специально для нужд постояльцев. Наступление вечера робко напоминало о том, что с самого раннего утра Рыжая борода ничего не ел, и он вернулся в свою комнату. Открыв холодильник, к своему разочарованию убедившись, в том, что ничего немедленно просящегося в рот без кулинарной обработки у него нет, он закрыл холодильник. Сил готовить даже самое простое у него не было. Конечно, физическая сила, несмотря на все события сегодняшнего дня, никуда не делась, но вот внутренний дух был сильно подорван, и именно он отчаянно не давал бороде переключиться на обычный порядок жизнедеятельности. От чего-то этому духу хотелось оставлять Рыжую бороду в пространстве сумрачного страха. Чтобы тот продолжал перебирать в своей голове различные варианты спасения и Рыжая борода, понимая суть обмана, все одно поддавался этому.

      — Нужно завтра найти Карину Карловну и рассказать ей, что я узнал. Хотя вероятнее всего она меня даже не примет. Ей что сейчас до этого, может и забыла обо всем этом — Рыжая борода начал, разговаривать сам с собой.

     — Что бурчишь, там милок. Не забыл скоро очередная оплата за комнату — через забор раздался голос бабки Натальи.

     — Помню — ответил борода.

     — Смотри мне, не пей там, а то был у меня один алкоголик тихоня. Я его терпела, пока дружков себе не нашел. Так что смотри, мне милок — скрипучий голос был совсем, некстати, он совершенно не вписывался в настроение Рыжей бороды.

     — Слышал уже — пробурчал Рыжая борода.

     — Я не шучу — напомнила бабка Наталья.

     На этот раз Рыжая борода промолчал.

      — ‘’Ходит туда-сюда карга старая’’ — с неприязнью думал Рыжая борода.

     По другую сторону от бабки Натальи располагался, как и положено соседский огород. Хозяйку звали Катя, она частенько появлялась в своих владениях, а Рыжая борода не стесняясь самого себя ждал ее появления, но не для того чтобы завести разговор, обсудить житейские проблемы, а для того, чтобы просто увидеть ее одетую в один лишь купальник синего цвета с добавкой в виде белых полосок

      Почти весь месяц его проживания стояла теплая, и даже жаркая погода и это, безусловно, помогало бороде наслаждаться видом соседки. Немудрено, что особенно он любил видеть ее нагибающуюся к своим грядкам. А однажды случай подарил ему и вовсе потрясающую воображение и не только картину. Катя подвязывала огуречные побеги, откуда-то появился большой противный жук, и он начал проявлять только ему известный интерес к Катерине. Он летал рядом, она визжала, отмахивалась от страшного чудовища руками. Ее совсем немаленькие груди болтались вслед за отчаянными взмахами рук, а Рыжая борода, притаившись не мог, налюбоваться на происходящее. Длилось эротическое волшебство совсем недолго, но Рыжая борода не досмотрел до конца и бегом бросился в кабинку летнего сортира. Забыв от перевозбуждения закрыть за собой дверь, он быстро справился с нарастающим возбуждением, облегченно вздохнув, вернулся назад и, кстати, сделал это вовремя, поскольку ни жука, ни соседки в пространстве его обозрения уже не было.

     Сегодня соседка Катя появилась на своем огороде в обычное для вечернего полива время и снова она была в одном купальнике. Борода опять смотрел на ее формы, но на этот раз он не чувствовал и намека на страстное желание.

      — ‘’Мы, наверное, или почти ровесники’’ — это все, что подумал борода, опустив голову вниз.

     Что он там мог разглядеть? Скорее, что ничего, но ему это помогало.

     Дело было в том, что Рыжая борода сейчас воспринимал ситуацию не только через призму пропавшей коровы, а скорее с налетом близкого помешательства, или его пограничного состояния. За последнее время он сумел отвлечься, переключиться на свою вечную проблему под номером два (так как проблема за номером один в виде возвращения коровы, была исчерпана самым неприятным образом). Новое обретение семьи — вот что волновало бороду. Семья была до этого, но не устраивала во всех отношениях. Ему хотелось уюта, а он получал бардак и скандалы. Мечтал о комфортном понимании, вместо этого был сплошной крик и шум.

     Иногда казалось, что и корова произросла не только из родового предания, но и из этой неустроенности. Измены Таньки добивали ситуацию в конец, и вот сейчас, когда он был поставлен перед фактом — принял его, как должное. Начал мечтать о втором шансе и сам удивился, как легко и быстро предвкушение вытеснило из его сознания долгие годы безуспешных попыток создать идеальную семью. В последний месяц он и вовсе стал дышать легко. Один шаг оставался до обладания Верой, а за этим виделся мираж нового этапа его жизни. Там уютно и очень тепло кипел чайник, что-то жарилось на сковороде, скромно, без всякого внимания к себе, показывал очередную юмористическую передачу телевизор. Рыжая борода строгал доски или подметал зелено-синей метлой из пластика, бетонный двор. Вера терла кухонным полотенцем тарелки и обязательно переставляла что-то с места на место…

     … Иллюзия обитала рядом, но близко от нее оказывалось то, что в одну секунду перечеркивало все умиротворенные планы. И даже закрыв глаза, представляя входящую во двор корову, Рыжая борода не мог успокоиться, потому что следом за коровой, погоняя ее жестким прутом, шел товарищ Ефимози, а его друг товарищ Репейс громко рассекая воздух огромным кнутом, куда-то в сторону от деревни Балалайкино угонял целое стадо, огромное стадо коров.

      — ‘’Да, нет уже коров, никто их не держит и сена никто не косит. Ничего этого уже нет. Всех их увели товарищи Ефимози и Репейс’’ — кричал Рыжая борода в собственном же сне и сразу после этого просыпался.

     …Пятый ежегодный конкурс маркетологов под патронажем всех имеющихся форм власти, проходил под обычным лозунгом ‘’Продажи — сегодня, завтра, послезавтра’’. Сами участники интереснейшего мероприятия называли свое соревнование куда более прозаично: ‘’Говно и этикетка’’. Пошло это с самого первого собрания, когда известный в сфере бизнеса человек, по совместительству, в том же году назначенный на должность градоправителя, с раскрашенной слоганами, эмблемами и прочей ерундой трибуны, грозно и с патетическим призывом произнес.

     — Вы должны добиться такого результата в своей работе на благо родины, чтобы собачее говно завернутое в фирменную этикетку, подкрепленное маркетинговыми акциями продавалось не хуже, чем самое лучшее эскимо. Мы стоим на пороге великих перемен, и мир заменителей уже не мечта, а реальность. Вы продвигаете продукт — вы создаете наш мир. И это не громкие слова — это реальность. Граждане должны воспринимать это, как часть собственной жизни, как саму жизнь. Вы создаете их настроение и тем самым обеспечиваете продвижение необходимых для всех нас порядков’’.

     Он еще много, что говорил. Разошелся не на шутку под воздействием коллекционного виски.

     Сначала было: ‘’Собачье говно в упаковке’’, но креативные деятели упростили до: ‘’Говно и этикетка’’.

     Инна нарядилась во все самое лучшее. Настроение переполнялось позитивом. Их команда собиралась, как самый минимум, попасть в число призеров. Был заготовлен креативный проект, в котором обеспечивалось полное соответствие текущему дню, в виде продукта, — без продуктов. Сама Карина Карловна неоднократно смотрела и выслушивала суть нового введения, была безмерно довольна и сыпала неприличными эпитетами в адрес конкурентов. Один раз дружески похлопала Дениса Торгашова по плечу. Но перед самым конкурсом Денис пожаловался своему отделу, что Карина Карловна стала проявлять странное безразличие к делу, и в довершении их общения, просто накричала на него, испортив настроение.

     Инна не имела прямого отношения к мероприятию, но ее включил в список, как раз Денис Торгашов. Конкурс дело серьезное, а с учетом его значимости тем более. Только для Инны было важнее то внимание, что оказал ей начальник маркетологов. Радужные иллюзии замелькали в ее голове. Он и до этого смотрел на нее не так, как остальные. А сейчас и вовсе все потихоньку становилось на свои места. Он ей нравился и то, что у него есть сын от первого брака, ее ничуть не смущало. Главное нет жены, а алименты с его и ее зарплаты они потянут без проблем.

     Денис и выглядел совсем неплохо, хоть был и старше Инны почти на десять лет. Немного его портила заметная проплешина, а так вполне симпатичный, скромный с хорошим чувством юмора мужчина.

     Было, правда, кое-что еще.… Обитало оно сугубо в голове Инны и неизвестно откуда взялось, но раз за разом находило себе, в ее же голове странную подпитку. Она старательно, насколько могла, изгоняла наваждение от себя, но чем чаще Инна это делала, тем настойчивей это лезло в ее несчастную голову.

     Этим — это был неприятный человек в зеленом комбинезоне с рыжей козлиной бородой, в огромных ботах черного цвета, с такими же под стать ботам огромными шнурками. Откуда он взялся было неважно. Он появился возле нее, возле груды разноцветных, пластмассовых ящиков. Его глазенки раздевали ее догола, затем, кажется, аккуратно одевали, после этого раздевали вновь. Дальше еще хуже, Рыжая борода начинал лапать ее своими грязными руками. Сопеть, уперев свой прибор в ее мягкое место. Ей хотелось плюнуть ему в морду, врезать пощечину, но от чего-то в нижней части собственного тела, она чувствовала ощутимый прилив тепла.

     — Кто — это? — спросила она у Оксаны, к которой приходила по работе.

     — Кусков — грузчик — ответила безразлично Оксана.

     — Смотрит на меня так, как будто я ему чего задолжала — произнесла Инна.

     — Понравилась, представляет тебя в ином ракурсе — засмеялась Оксана.

     Инна ничего не ответила. Боковым зрением Инна еще раз осмотрела обладателя рыжей бороды, и ей показалось, что тот испытывал нескрываемое возбуждение в привычном для этого месте.

     — Я пойду — сказала Инна.

     — Давай — ответила Оксана.

     Проходя мимо Рыжей бороды, Инна специально отвернула свой взгляд в другую сторону, чтобы лишний раз не видеть озабоченного грузчика. После того дня, они встречались еще два раза и неприятная картина с образным раздеванием повторялась снова.

      — ‘’Надо же быть таким озабоченным, видимо хуже того старичка, который лазил под столом разглядывая женские трусики. Пошел бы сам себя удовлетворил, хотя он это, кажется, и без моих умозаключений несколько раз в день делает’’ — брезгливо думала Инна, а Рыжая борода необъяснимым образом все больше отвоевывал себе место в ее сознании.

     Инне и самой до одурения хотелось сексуальных отношений, но другого разряда с включением романтических нот с лучезарным томлением, нежностью самых прекрасных слов. Иногда, казалось, что Денис вот-вот проявит смелость и не станет больше ходить вокруг да около. Но только он продолжал делать именно это, вгоняя Инну в череду сомнений, которые зависели от поведения Дениса, то кратно усиливаясь, когда он безразличный к ней занимался своей ответственной работой. То наоборот пропадали, когда он, улыбаясь, дарил ей маленький скромный презент. Грудь наполнялась ощущением невыносимого ожидания, следующего шага со стороны Дениса, но вновь наступало затишье, и все затем повторялось по кругу.

     Иногда, лежа в горячей ванне с обилием белоснежной пены, Инна ласково и нежно думала о Денисе, о его прикосновениях, о его томном, наполненным теплотой взгляде, и он при этом шепчет самые чарующие в мире слова, о вечной любви, о непреодолимом желании обладать только ей одной. Она закрывала глаза, хотела продолжения, но неизвестно откуда возникал образ Рыжей бороды. Как незваный и нежданный гость, вскакивал он в ее воображение из-за угла. Инна начинала прогонять этот образ, со лба которого к тому же стекала капля пота, смешивалась с выступающей из-за рта слюной. Рыжая борода нырял к ней в ванну и подобно человеку-амфибии находился там без воздуха. Его голова так и не появлялась на поверхности пены. Она сама того нехотя, шире и шире раздвигала ноги. Рука проникала ниже, двигалась быстро, пока Инна не сжимала ноги, испытывая заслуженное удовольствие.

     В самый напряженный момент работы конкурса, когда конкуренты из объединения ‘’Маркетология — вся жизнь’’, ‘’Новые системы торговли общего потребления’’ и другие, представили на суд бизнес-власть элиты свои сногсшибательные проекты и уже вовсю шли дебаты, прогнозы, бегали со своими камерами телевизионщики, сновали какие-то интернет обозреватели. Кругом была; реклама, графики, таблицы. Светились накрашенные физиономии молодых женщин. Мелькали туда-сюда; пиджаки, галстуки, сорочки — молодых людей. Важно и отстраненно шептались, смеялись, говорили о своем представители старшего поколения, затем кто-то из них надув для порядка губы, изобразив серьезнейшую мину на лице, давал очередное интервью для теле-зомби-ящика.

     Когда по домам уже отправились школьники, которых приводили целыми классами на экскурсию, несмотря на продолжающиеся летние каникулы, когда повисла в их команде напряженная пауза и перед самым выступлением ‘’Народного изобилия’’ — у Инны зазвонил телефон. Заместитель директора Игорь Валентинович, зевая на другом конце воображаемого провода, произнес.

      — Инна тебя Карина Карловна хочет видеть. Времени у тебя час, поторопись если хочешь участвовать в награждении.

     — Но я… думала — прошептала Инна.

     — Денис со своими обормотами без тебя обойдутся — безжалостно произнес Игорь Валентинович.

     — Поняла, еду — тихо и огорченно ответила Инна.

     Совершенно расстроенная, чуть не плача от досады, Инна подъехала к административному зданию ‘’Народного изобилия’’. По дороге она пыталась думать, зачем она понадобилась самой Карине Карловне, но ее попытки выглядели тщетными и ничего определенного Инна надумать не могла. Лезли в голову совсем непонятные страхи, вспоминались все последние отчеты…

     …Контора встретила ее привычным безразличием. Информационный стенд, указатель кабинетов с номерками поэтажно. Пожилая женщина вахтер, сидящая за столом напротив турникета с электронным устройством для пропуска в виде красной стрелочки, которая превратится в зеленую стрелочку, пробив пропуск.

     Инна скромно поздоровалась с вахтершей, кивнула подошедшему из коридора охраннику. Поднялась на второй этаж, постояла немного, чтобы передохнуть. Преодолела еще два лестничных пролета и оказалась на третьем этаже, где и размещалась резиденция Карины Карловны.

     — Можно — произнесла Инна, обратившись к секретарю.

     — Проходите, Карина Карловна вас ждет — пробурчала Света.

     — Здравствуйте Карина Карловна — сказала Инна, оказавшись в кабинете директора.

     Карина Карловна ничего не ответила. Она что-то изучала в бумагах и даже не удосужилась поднять головы, так, как будто Инна и вовсе не находилась в ее кабинете.

     Прошло не меньше пары минут, только после этого Карина Карловна взяла в руки трубку телефона, посмотрела на Инну и произнесла в трубку.

     — Света сообщите Парамоновой, чтобы Кусков через пять минут был у меня. Садись Инна, сейчас придет твой новый помощник.

     — ‘’Кусков, что-то знакомое’’ — думала Инна, присев на стул и не смея лишний раз пошевелиться, потому что Карина Карловна снова углубилась в изучение документов.

     Через отведенные пять минут заглянула Света.

      — Кусков пришел — сообщила она.

     — Пусть войдет — ответила Карина Карловна.

     Инна открыла рот, ее глаза округлились до максимального размера. На пороге кабинета Карины Карловны появился озабоченный грузчик с рыжей бородой в зеленом комбинезоне на лямках с черными застежками из пластмассы.

     Взгляд Рыжей бороды мгновенно упал на колени Инны, поднялся до уровня хорошо обозначенного контура ее груди, которую прикрывала кофточка из тонкого материала.

     — Андрей Павлович другой раз будешь пялиться на формы Инны Владимировны, сейчас к делу.

     Инна вздрогнула от того, что Карина Карловна мгновенно перехватила взгляд Рыжей бороды, но куда более от того, что произнесла она свое замечание с абсолютным спокойствием, как нечто само собой разумеющее…

     … Рыжая борода за три часа до этого уже был в кабинете Карины Карловны. Он проявил настойчивость. Света не хотела его пускать и вполне возможно изгнала бы бороду восвояси, к ожидающим его ящикам и мешкам, но на шум вышла сама Карина Карловна, и это решило исход дела в пользу Рыжей бороды.

     — Пройдите ко мне Андрей Павлович — произнесла Карина Карловна, удивившись сама себе, что запомнила имя отчество Рыжей бороды.

     Оказавшись в кабинете, Рыжая борода фамильярно присвистнул. Вызвав этим раздражение Карины Карловны.

     — Если вы по работе, то сразу скажу, что принимать по личным вопросам не собираюсь никого, в том числе и вас — сказала Карина Карловна, усевшись в свое кресло.

     — Я Карина Карловна не поличному делу, даже очень не поличному. Дело серьезное и я не знаю с чего начать — тоном заговорщика произнес Рыжая борода.

     — Догадываюсь, о чем пойдет речь — сказала Карина Карловна, снимая с переносицы свои очки.

     — Я вчера имел разговор с одним из тех страшных людей, но вы знаете, о чем я говорю.

     — С кем из них? — спросила Карина Карловна.

     — Их там много, но я разговаривал с тем человеком, который наглый и с оттопыренным ухом.

     — С товарищем Ефимози — обреченным голосом произнесла Карина Карловна.

     — Во, во с Ефимози — кивнул головой Рыжая борода.

     — Вы сказали их там много, где и насколько много?

     — На фабрике ‘’Ударник’’, ходил туда по поводу подработки.

     — Взяли вас на подработку?

     — Да, послезавтра мне выходить. Я хотел сбежать, но они меня перехитрили. Теперь не знаю, что мне делать — Рыжая борода смотрел на Карину Карловну вопросительно, явно ожидая от нее какой-либо поддержки.

     Карина Карловна задумалась на несколько минут. Рыжая борода терпеливо ждал.

     — Послезавтра вы пойдете туда на работу, а я сегодня еще подумаю, позвоню нашим общим знакомым. Сейчас идите, работайте, терпеть не могу, когда рабочие болтаются без дела во время рабочего дня.

     — Но я боюсь Карина Карловна. Может мне лучше в свою деревеньку? — заканючил Рыжая борода.

     — Прекратите ныть, не вы один за последнее время столкнулись с товарищами.

     — Но как это, опять возможно? — не унимался Рыжая борода.

     — Не знаю я — Карина Карловна начинала злиться…

     … — Значит, дело обстоит так. На фабрику ‘’Ударник’’ требуется женщина в качестве торгового агента, представителя, маркетолога, или чего еще. Один мой хороший знакомый, с помощью своих связей уже устроил Инну Владимировну на данную должность. Вы Андрей Павлович устроены и без нашей помощи. Ваша задача: все узнавать, передавать, вынюхивать. Думаю, что подобное дело не составит большого труда. Так же Андрей Павлович вы будете подчинены непосредственно Инне Владимировне. Во всем ей помогать, ублажать любые ее прихоти.

     — У меня тоже есть желание, на ее счет — произнес Рыжая борода, довольно нагло, не обращая внимания на присутствие самой Инны.

     — Не забывайтесь Андрей Павлович — строго прикрикнула Карина Карловна.

     Бедная Инна сидела раздавленная грузом неожиданных обстоятельств. В ее голове все смешалось. Она переводила свои испуганные глаза, то на Карину Карловну, то на физиономию Рыжей бороды, который, обозревая рядом с собой Инну, заметно повеселел и сейчас страхи, связанные с товарищем Ефимози отступили если неокончательно то, по меньшей мере, спрятались, как минимум за двумя поворотами воспаленного сознания Рыжей бороды.

     — Я могу отказаться — пропищала Инна.

     — Можете с последующим увольнением — сурово проговорила Карина Карловна, подняв на Инну свой безжалостный взгляд.

     Инна тут же смутилась, покраснев, и опустила свои глазки вниз. Столкнулась взглядом с большими черными ботами Рыжей бороды.

      — ‘’Господи, какие ужасные шнурки’’ — пронеслось в голове Инны.

     — Свободны оба. Доклад в среду. Завтра у обоих выходной. Да и Андрей Павлович перейдите туда на полную занятость, здесь пока и без вас справятся — закончила разговор Карина Карловна.

     Инна, выйдя из кабинета чувствовала, что ее покачивает от перенапряжения.

     — До встречи Инна Владимировна — неожиданно скромно произнес Рыжая борода.

     — До свиданья — еле слышно ответила Инна.

     Фабрика ‘’Ударник’’ приступила к работе в рекордные сроки…

     … Победа в конкурсе ‘’Говно и этикетка’’ не принесла морального удовлетворения Карине Карловне. Конечно, состоялся запланированный банкет, и была ею прочитана дежурная речь, с такими же дежурными поздравлениями. Готовились к подписанию новые контракты и работа кипела с еще большей интенсивностью. Только вот Карина Карловна постоянно тревожилась совсем по-другому поводу.

     Инна, нарушив договоренность, докладывала по телефону каждый день, не скрывая своего изумления и, в какой-то степени восхищения. Говорила взахлеб страшные вещи, хотела то ли удивить, то ли испугать Карину Карловну. Но Карине Карловне было не до этого.

     — ‘’Товарищ Репейс, товарищ Ефимози, и как сказал рыжебородый — много их там еще. Ждать можно чего угодно — вот и на первых порах начинают сбываться самые худшие опасения’’.

     — Откуда у них сырье? — кричала Карина Карловна в трубку телефона.

     — Все законно из города Н-ск, по обычной, рыночной цене — отвечала Инна.

     — Почему тогда такая цена, подобная продукция должна стоить в пять раз дороже!

     — Вероятнее всего — это целенаправленный демпинг, как говорится, себе в убыток — отвечала, испуганная криком Карины Карловны, Инна.

     — У нас уже стали падать продажи в районах, куда они стали распространять свою продукцию — говорила, то ли Инне, то ли самой себе Карина Карловна…

     … Продукция фабрики ‘’Ударник’’ с помощью обычных вкусовых рецепторов и известному всем сарафанного радио без всякой рекламы, акций и тому подобного, быстро начала вытеснять не только товары ‘’Народного изобилия’’, но и остальных производителей. Этим обстоятельством, как нестранно больше всех был обеспокоен, не кто иной, как сам сеньор Толстозадов. Сидя в кабинете Дмитрия Кирилловича, он постоянно бурчал. Четыре раза в день посещал ресторацию, а заветной шкатулки все не было.

     Иногда он, расположившись в позе жирного, сытого кота, находясь в своем гостиничном номере, думал: Совсем неплохо, что шкатулки — нет. Значит, ее нет совсем и то, что товарищи не прекращают своей деятельности, обозначает, что у них тоже ничего нет. Но все же сомнения находили себе пристанище…

     …Рыжая борода отчаянно работал. Ему нравилось новое место. По окончанию смены, он получал деньги вдвое больше чем в ‘’Народном изобилии’’. Тем более ждать этих самых денег было не нужно, и они быстро помещались в карманы его непонятных своей формой штанов, в которых было множество кармашков, замочков, застежек. Телефонная же связь с Верой, к сожалению, радости не приносила. Она по-прежнему отказывалась покинуть деревню и перебраться к нему в город. Рыжая борода частенько думал о самом худшем, вспоминая всех мужичков из деревни, которые могли иметь хоть какие-то виды на его Веру.

     Бабка Наталья зашла к нему вечером.

     — Деньги сегодня тебе платить или надумал в деревеньку свою вернуться.

     —Какая еще деревенька, только жить нормально начал — самодовольно сообщил борода, достал из кармана деньги и начал нарочито пренебрежительно отсчитывать купюры.

     — Ты милок на ‘’Ударнике’’ работаешь? — спросила бабка.

     — Там работаю и на ‘’Народном изобилии’’ числюсь. Аванс оттуда вчера получил — гордо ответил борода.

     — Это-то как? — изумилась бабка Наталья.

     — Бывает и так, счастье мне привалило полные штаны, иначе и не скажешь.

     — Жениться тебе нужно — бабка жадно пересчитывала несколько купюр, затем сунула их в карман своего поношенного фартука с желтыми цветами на голубом фоне.

     — Хочется мне сильно. Только дело не идет. Невеста моя из деревни приезжать не хочет, а вторая, и смотреть на меня не желает.

      Ответил Рыжая борода, под другой невестой подразумевая Инну.

     — Будь настойчив. Бабы — это любят. Сама еще помню свои золотые денечки — сказала бабка Наталья, покидая половину Рыжей бороды.

      И все же Инна несколько раз смотрела на Рыжую бороду и смотрела довольно странно. Он же работая, только и мечтал ее лишний раз увидеть. Пусть даже в обществе товарищей — это не помешает раздевать ее глазами.

      — ‘’Самый раз для меня бабенка и возрастом, и всем остальным’’ — мечтательно думал Рыжая борода, забывая в эти моменты о существовании Веры вовсе.

     После оплаты и ухода бабки Натальи, он сам не понял зачем залез в один из сараев. Где в огромном количестве был свален различный хлам, покрытый вечной пылью, перемешанной с грязью и какой-то неприятной вонью.

     Сама бабка Наталья, по всей видимости, не касалась этого добра добрую половину жизни. А борода не пожалел о нахлынувшем порыве. Настроение еще больше усилилось. Если до этого, оно проникало к нему через карманы брюк и куртки, в которых лежали вожделенные купюры, которые в свою очередь испускали почти радиоактивные лучи. А те тоже имели действо, просвечивая бородатого насквозь, улучшая самочувствие, влияя на настроение, поднимая тонус.

     Немного огорчала погода. Было пасмурно и заметно похолодало, хотя черт бы с этим делом, но не появлялась на огороде соседка, а если и появлялась, то была одета в огромное количество изделий из текстиля, которые в отличие от купальника сильно ее портили, меняли до неузнаваемости и что самое обидное, она, кажется, не имела об этом ни малейшего представления.

     Довольно быстро сметливый мозг бороды определил возможную выгоду из груды хлама. Две алюминиевые кастрюли, говорили сами за себя и с головой сдавали своих собратьев из цветного металла. Рыжая борода не сдержавшись, заурчал от грядущего успеха, завидев предмет из меди прямо перед своими ногами.

      — Откуда она чего узнает? Может после, если соседи не увидят. А приемщику Равшану все равно, он и по-русски еле лопочет.

     Четыре раза чихнул Рыжая борода разбирая, неожиданно свалившуюся на него удачу. Добыча получалась хорошей. Он приблизительно представлял вес, умножал его на стоимость килограмма и, конечно, думал о вопросе незаметного способа доставки добра к приемному пункту. Вывод был с одной стороны приятным, а с другой не очень, поскольку выходило три ходки до приемщика. Работа была окончена и возле большой кучи образовалась куча поменьше, к тому же, только один предмет в виде маленькой шкатулки вызывал некоторые сомнения: Вроде никель, вроде нержавейка?

     На шкатулке еще имелся сильно проржавевший замочек, который собственно и привлек внимание к самой шкатулке. Инстинкт человеческого любопытства быстро завладел бородой и через пару минут, он использую обух топора, покончил с замочком. Внутри лежали бумаги и два загадочных значка или ордена. Теперь у бороды перехватило дыхание. Он вытащил содержимое наружу, из рук выпала бумажка меньшего размера, на которой было написано: ‘’пионерская шутка’’. Эта надпись сбила его с толку, но Рыжая борода не потерял свой интерес сразу и, поэтому отложил шкатулку в сторону от кучи будущего заработка, а затем, положив находку на одну из полочек в этом же сарае, отправился для небольшого отдыха в дом.

     Аккуратно протер он шкатулку от грязи и пыли, взялся читать бумаги. Только попытка оказалась не самой удачной, он не понимал о чем идет речь: — ‘’Видимо, действительно пионерская игра, только что за ордена?’’

     Рыжая борода положил все обратно, а затем и определил место для находки, поставив ее на полочку серванта. Нагрузившись первым грузом, осмотревшись на все четыре стороны двинулся к приемному пункту.

     — Эдуард Арсеньевич вы подготовили все необходимые документы для закрытия этой поганой фабрики — сеньор Толстозадов, грозно смотрел на Эдуарда.

     — Все готово — ответил Эдуард.

     — Что вы на меня так смотрите? — неожиданно спросил сеньор Толстозадов.

     — Нет, я ничего — сразу замялся Эдуард.

     — То что мне было нужно, мы так и не нашли и информации все одно никакой нет. Пора прекращать — это дело — непонятно для Эдуарда Арсеньевича произнес сеньор.

     — Мы что-то там искали? — с видом полного дурачка спросил Эдуард.

     — Конечно, искали или вы думаете, что вы один работаете — нервно пробурчал сеньор Толстозадов.

     Эдуард Арсеньевич пожал плечами, хотел попросить разрешения на выход, но сеньор, спросил Эдуарда, о том чего он больше всего боялся.

     — Вы ведь знаете Эдуард Арсеньевич, кто я такой. Теперь я хочу узнать откуда и, что общего у вас с товарищами?

     Эдуард прирос ногами к полу.

     — Я жду! — блеснул глазами сеньор Толстозадов.

     —Я не знаю, откуда я знаю кто вы. Но вы не отсюда, так же как и эти товарищи — плохо владея собственным языком, озвучил Эдуард.

     — Откуда вы знаете их? — продолжил сеньор.

     — Николай Евгеньевич случилось так, что я со своими друзьями был у них в гостях, в их времени, и в вашем тоже — Эдуард Арсеньевич ляпнул лишнего и сейчас совсем плохо ощущал себя в пространстве.

     — Они вас пригласили?

     — Нет, хотя я не знаю. Просто мы попали туда прямо из здания ‘’Грядущего общества’’, по крайней мере, я.

     — Что же данное возможно, недаром я нахожусь здесь, а не в какой-нибудь силовой службе. Эдуард Арсеньевич вы понимаете, что я здесь для того, чтобы продолжалась ваша богом назначенная жизнь, или у вас от страха спеклось дерьмо в заднице. Я думаю, что в этом случае вам ненужно объяснять, что будет если товарищи в виде Репейса и Ефимози вернутся сюда в ином качестве.

     — А что существуют только эти товарищи? — спросил Эдуард.

     — Не понял — сеньор Толстозадов, громко положил на стол позолоченную авторучку.

     — ‘’Господи, как он похож на него, как вылитый. Господи, так это он и есть, почему похож?’’ — думал в эту секунду Эдуард.

     Сеньор Толстозадов замолчал, что-то рассматривал на столе.

     — Они, — Репейс и Ефимози у них главные? — уточнил Эдуард, не дождавшись ответа.

     Сеньор Толстозадов громко рассмеялся.

     — Это — эмиссары, мой дорогой. После них просочится вся нечисть, такого вида, что у вас не хватит воображения представить себе какие там индивиды и что самое главное, какие сюрпризы, они вам подготовили. И куда денутся все планы по высадке елочек на центральном проспекте, вся комфортная идиллия, торговые центры, и все чем вы живете, мои дорогие. То за что мы боролись долгие годы из-за дня в день.

     Слюни брызгали в разные стороны. Он разошелся на полную катушку в изложении своих душевных переживаний. Лицо покраснело. Одно веко начало дёргаться, голос, меняя интонацию, опускался в низкие тона, затем переходил в очень высокие тона. Все это мучительно вторгалось в испуганное сознание Эди, он в свою очередь, топтался с ноги на ногу, перенося тяжесть своего тела, справа налево.

     — Вы говорите страшные вещи — выдавил из себя Эдуард в тот момент, когда сеньор Толстозадов вытащил из кармана своего серого пиджака, белый с синей каемкой по периметру платок и начал обтирать им вспотевший лоб.

     — Я еще не закончил с этими, как вы говорите, страшными вещами. Великое дело можно изгадить очень просто. Вам, видимо, кажется, что кто-то создал для вас нерушимую основу, а вам теперь ничего ненужно делать и просто наслаждаться существующим укладом жизни — балдеть, дурачиться, радоваться. Только все вам, лишь кажется, потому что ничего незыблемого нет, и не может быть. Все создается работой, упорством и конечно умением. Если хотите знать больше — предательством, лицемерием, наплевательством. Избранная часть живет за счет основной массы тупиц, которые не могут и не желают чего-либо понимать. Но всегда существует опасность появления, так называемых товарищей. С этим и велась всегда борьба и не всегда успешно, как вам известно, Эдуард Арсеньевич. Масса страшная вещь, нужна искра, толчок и все может полететь в тартарары — сеньор Толстозадов замолчал, переваривая сказанное.

     — Теперь идите, готовьте документы для закрытия этой фабрики — сеньор Толстозадов поднялся со своего кресла, подошел к окну, и Эдуард понял, что в очередной раз сходит с ума.

     Облик толстяка изменился. Вместо серого костюма современного покроя, Эдуард видел черный фрак. По пухлым щекам сеньора Толстозадова распустились густые бакенбарды, а на голове был одет черный высокий цилиндр, знакомый Эдуарду, кажется всю сознательную жизнь. Толстая холеная рука сжимала набалдашник черной трости. Пальцы были украшены тремя огромными перстнями с большими бриллиантами и только, от чего-то во рту Толстозадова отсутствовала огромная, коричневая сигара, от которой обязательно должен был идти белесый дымок, но Эдуард был почти уверен, что следующая секунда, не спросив разрешения, вот-вот родит ожидаемую им сигару.

     Сеньор что-то бурчал себе под нос, и Эдуард затаив дыхание, осторожно ступая задним ходом, покинул кабинет. Затем еще минуту стоял в коридоре, пытаясь успокоиться.

     …Архип Архипович и без того долго засиделся в компании своего старого знакомого Игната Ивановича. Стариковский разговор ничего, не стесняясь, все время вертелся возле общих воспоминаний. Они были главной пищей общения, лишь изредка и, как бы совсем невзначай, допускали они в свою епархию мимолетные вставки сегодняшнего времени, которые содержали в себе насущную обыденность, тяжелого в своем однообразии бытового бреда.

     Хотя нельзя реальность, как бы она не была скучна, назвать бредом. Будет это неправильно и, к тому же совершенно ни в тему, и нет в повседневности ничего болезненного, — пусть муторно и противно. Иногда бывает и по-другому, от удовлетворения сделанного образуется заслуженная простота, реже от сказанного, но, несмотря на текущие метаморфозы, Архип Архипович воспринимал свою будничную жизнь, именно словом бред. Почему и откуда он взял это, и что чувствовал, с чем сопоставлял размеренный ход все быстрее уходящих от него дней и часов, но давно и прочно закрепил за собой перевернутое понимание, как себя самого, так и всего окружающего.

     — Пойду я Игнат. Кости ломит что-то. Может двинешь со мной, попробуем еще малость сообразить — поднявшись со старенького дивана, на такой же видавшей виды веранде, произнес Архип Архипович.

     — Нет, Архип, иди уже, не томи душу. Сейчас моя бабка заявится, начнет причитать. Уйду совсем с дерьмом съест — ответил Игнат Иванович.

     — Как знаешь, мое дело предложить.

     — Так ты ничего конкретно не предлагаешь, а так, может, что сообразим. Где соображать? В долг мне Клавка не нальет, сам знаешь и тебе тоже.

     — Что сразу Клавдия. Пойдем к Фоме или, вот Рыжая борода, мне, как земля колхозу должен — уверенно предложил Архип Архипович

     — Это тот, что у Натальи квартирует. Глянешь на него, придурок, придурком. Идет борода вперед торчит и сам несется, так, как будто его кто ошпарил — засмеялся Игнат Иванович, разминая желтыми от курева пальцами очередную сигарету.

     — Чудаковатый мужичок, ничего не скажешь. Ты еще не все про него знаешь — Архип Архипович снова присел на продавленный диван, рядом со старинным другом.

     — Помнишь Архип — начал Игнат Иванович.

     — Давай затем с этим помнишь. Пойдем к бороде, денег возьмем, а тогда уже и поговорим по душам — возразил Архип Архипович.

     — Мы с тобой уж сорок лет, как все по душам — вновь засмеялся Игнат Иванович.

     — Не переживай, чувствую, что уж недолго нас осталось по душам лясы точить.

     — Опять завел старую пластинку. А вот помнишь Саньку, как он тогда деда Василя изображал. Теперь может, кто нас с тобой изображает.

     — Нет, Игнат, им сейчас до нас дела нет. Прошли те времена, когда все в одном мире существовали. Кануло хорошее время в небытие — грустно не согласился Архип Архипович.

     — Ну, пойдем тогда — поднялся с дивана Игнат Иванович, суставы в его коленях громко хрустнули.

     — Старость — не радость — изрек он, вместе со скрипом позвоночника, избитую поговорку.

     — Сем килограммив получается — приемщик, коверкая слова среднеазиатским акцентом, сообщал Рыжей бороде итог его визита в массе.

     — Давай еще раз взвесь, там больше на табло было — не согласился с первоначальной информацией борода.

     — Конечно больше был, я за грязь и ржавчин списываю — уверенно произнес приемщик.

     — Это где видано, чтобы там грязи столько было — бурчал Рыжая борода.

     — Такой правил, не хочешь, иди в другой мест — стоял на своем приемщик.

     — Ладно, давай — неохотно согласился борода.

     Приемщик отошел в темноту гаражного бокса. Через минуту вернулся с потрепанным кошельком. С помощью калькулятора умножил вес на цену и начал грязными пальцами отсчитывать скомканные бумажки.

     — Еще сейчас принесу — сказал борода, аккуратно пересчитав деньги.

     — Давай, быстр, скоро закрывай, я уже.

     — Подождешь, две ходки у меня еще — заявил Рыжая борода.

     — Э нет, завтра принесешь, последнее. Где добыл стольк добра?

     — Места нужно знать — расплылся в самодовольной улыбке борода.

     — Давай, быстр — произнес приемщик ему вслед.

     Торопить бороду и не было никакой необходимости. Он, отмеряя метры огромными шагами, выдувая из ноздрей струи воздуха и глядя на свои униформенные боты, быстро набрал крейсерскую скорость. Пыль поднималась, рядом бежала маленькая дворняжка, а через десять минут, борода с двумя сумками снова стоял возле азиатского приемщика.

     На этот раз Рыжая борода не стал вмешиваться в работу приемщика. Тот отложил в сторону несколько предметов, произнес.

     — Не пойдот.

     Борода и после этого не стал спорить, от того что и сам сомневался в цветметности данных изделий.

     — Ты что Андрюха, бабку Наталью обворовал — раздался голос Архипа Архиповича.

     Рыжая борода застыл на месте. Архип Архипович с Игнатом Ивановичем подошли к нему вплотную и, как ни в чем не бывало, поздоровались с ним за руку. А приемщик в это время повторял процедуру с отсчитыванием помятых купюр.

     — С половья, что ли с бабкой металл сдаете — добил Рыжую бороду, своим предположением Игнат Иванович.

     — Да, я думаю, сдам весь этот хлам, а затем бабке скажу. Обрадуется, она, деньги получив — покраснев, ответил Рыжая борода.

     — Первым делом, пойдет узнавать в какую цену принимают металл, а уже потом тебя оглоблей по спине отходит, чтобы не пакостил — засмеялся Архип Архипович.

     Рыжая борода мялся с ноги на ногу. Приемщик передал ему деньги.

     — Завтр заходи — сказал он и скрылся в темноте гаражного строения.

     — Что еще есть на завтра? — спросил Архип Архипович и тут же добавил.

     — Ладно, пойдем Андрюха, угостишь хорошенько стариков и дело с концом.

     — Пойдем, сам хотел предложить — обрадовался Рыжая борода.

     — К тебе пойдем? — спросил Архип Архипович.

     — Пойдем ко мне — смело предложил Рыжая борода.

     …Шкатулка из неизвестного металла, потемневшая от воздействия земли и времени, стояла на старом серванте возле небольшого телевизора. Рыжая борода приволок свое сокровище в дом, чтобы еще раз посмотреть странное содержимое, которое тянуло его к себе чем-то недоступным для понимания, но четким и сильным, мелькающим на задворках мозга подсознательно

     Очень давно, Рыжей бороде посчастливилось совершить две находки, и он прекрасно помнил этот таинственный прилив возбуждения перед неизвестным, загадочным. В те годы он еще не знал сексуального влечения, не маячила еще в его голове всепоглощающая алчность. Поэтому пережитое ощущение далекой тайны сильно ударило в его детское сознание.

     Нашел он в те далекие дни, две царские монеты — серебром. Искал полосатых червей, собираясь на рыбалку, а ему подвернулся волшебный отголосок давно ушедшего времени. Монеты были темные, покрытые непонятного свойства налетом. Он долго очищал их, тер и мыл. Приведя их в надлежащую форму, спрятал в коробке, где хранил очень много всякого барахла, которое казалось ему самым важным и ценным из того, что имеется в жизни.

     Прятать свое достояние долго ему не удалось. Однажды вечером он забылся, и в комнату тихо вошел отец. Андрей не услышал его и увидел рядом с собой, лишь когда почувствовал его присутствие.

     — Откуда это у тебя? — спросил отец.

     — Нашел — честно ответил, он тогда.

     Лицо отца было опухшим от слишком частого употребления спиртного. Кожа топорщилась глубокими морщинами, а карие глаза уже давно впали в глубину глазниц. Рано поседели волосы, жесты были медлительны, слова спокойны.

     Одетый в старый кургузый пиджак и такие же брюки, он пришел с работы на три часа позже и должен был быть, привычно пьян, но сегодня вечером отец от чего-то выглядел абсолютно трезвым, и от него не исходил обычный для Андрея запах свежего перегара.

     Отец присел на кровать Андрея, протянул молча руку, и Андрей отдал ему две драгоценные монеты. Отец недолго рассматривал их. Андрей думал, что он сейчас вернет ему монеты назад, сказав что-то вроде.

      — ‘’Здорово сынок’’.

     Но он сказал совсем другое.

      — Андрюша ты понимаешь, что такие вещи не принадлежат тебе.

     — Но папа, я их нашел — ответил тогда Андрей, но уже при этом почувствовал волну наползающего странного испуга, который опережая время на самую малость, подсказывал Андрею, что сейчас, тяжелая, темная ладонь папы сомкнется, унося с собой самое дорогое, что есть у него сейчас.

     К голове прилила кровь, она же непривычно застучала в районе висков. Напряжение нарастало, давило приближающейся истерикой, которая имела в себе рвущиеся наружу слезы. Отец от чего-то долго молчал, его лицо, как казалось, ничего не выражало. Андрей попытался дополнить.

     — Папа я нашел их не у нас во дворе — хотелось этим обозначить, что это чужие монеты, но на отца его попытка не подействовала.

     — Сынок, я заберу монеты. Так лучше будет и мама тебе то же самое скажет — тяжело с не наигранной грустью, сказал отец.

     Слезы в одно мгновение преодолели последний рубеж и маленькими капельками покатились по детским щекам.

     — Сынок не плачь. Ты молодец, сделал хорошее дело, найдя монеты. Теперь наша с мамой очередь, решить, что с ними делать.

     Слезы продолжали бежать. Истерика отступила от Андрея, так и не начавшись. Отец ушел, забрав монеты. Андрей не заметил, как уснул в ту трагическую для него ночь. Монеты исчезли из его жизни, так же неожиданно, как и появились. Зато надолго врезались в его сознание четкие воспоминания об этом вечере, об уставшем и трезвом отце, горящим тусклым, чуть заметным с расстояния прожитых лет, светильником на фоне слегка зеленоватых обоев, на которых в изящной форме помещались красивые сплетения из неизвестных цветов, их листьев, их побегов…

     …Через год, может немного меньше ему повезло снова. Погода в тот день испортилась через час после того, как сама же начала радовать, появившимся на голубом небосводе солнцем. Ветер вроде начал интенсивно по-хозяйски разгонять, застрявшие со вчерашнего вечера, стягивающие собою все вокруг, тучки. Андрей еще несколько раз подумал, стоит ли ему идти на рыбалку, но у него в двух местах уже сутки стояли драгоценные, сплетенные из алюминиевой проволоки — корчажки. И это предрешало все. Даже если бы дождь начал накрапывать с самого утра, то он все равно бы пошел, только оделся наверняка теплее.

     Пройдя больше километра по круговой дороге, он вышел через густые заросли высокой, пахучей травы к берегу небольшой речки, которая, как и полагается, несла свою воду к более крупной реке. Получилось, что он немного ошибся или сбился с предполагаемого курса. Место, где находилась первая корчажка, находилось или справа от него, или слева. Он же оказался у крутого берега. Спускаться здесь было невозможно, и тем более не имело смысла, так как обманчивая своей глубиной вода подходила к самому отвесу земли. Андрей пытался сообразить в какую сторону ему идти, но долго не мог принять решения. Наконец-то убедив себя, что нужно вправо выше по течению. Если бы он был здесь — ниже, то вероятнее всего запомнил бы это место. Логическое рассуждение не подвело Андрея, и через пять минут он вышел на место, где ожидала его долгожданная рыболовная снасть.

     Улов оказался совсем небольшим. Два окуня и один красноперый, толстый чебак. Андрей покидал рядом с местом установки корчажки, удочку. Один только раз колыхнулся на воде поплавок. Погода к этому времени, как раз окончательно и обманула его. Ветер очистил небо, но не для удовольствия, а лишь для того, чтобы нагнать другие тучи, куда более грозные, черные и они не замедлили заняться привычным для себя делом. Мелкие, тонкие, но заметно холодные капли дождя стали оседать на одежде. Прозрачной слезой образовываться на зелени широких листьях папоротника. Через десять минут полностью намокла трава снизу. Андрей решил, что нужно скорее изымать вторую снасть и идти домой.

     Искать на этот раз было ненужно, так как он сейчас отлично знал, где стоит вторая снасть, и лишь пожалел о том, что поставил ее так далеко от первой. Пропитанная влагой трава мгновенно намочила его старенькие брюки, проникла в черные резиновые сапоги. А дождь все усиливался, и, к неудовольствию Андрея, ветер старательно помогал дождю. Он обдувал мокрую одежду холодной струей воздуха. Андрей старался пробираться, как можно быстрее, но, все же остановившись у спрятанной веревки, почувствовал, что сильно продрог.

     Улов и в этот раз не порадовал Андрея. Один окунь и два чебака, только меньше того, что оказался в первой ловушке. Он разложил, все свое по местам, прицепил корчажки на спину и двинулся в сторону дома.

     Сделав десяток шагов, Андрей соскользнул на размытой от дождя земле, скатился назад, очутившись одной ногой в холодной речной воде. Еще через мгновение, он начал подниматься из неудобного положения, но в метре от себя он увидел странный предмет. Первая мысль, что рукоятка пистолета игрушечная, пропала, не успев зацепиться в сознании. Подобным образом могла выглядеть, только настоящая рукоятка, настоящего пистолета.

     Находка уничтожила в одно мгновение: дождь, ветер, тучи, грязь на мокрых штанах, озноб, и вместе с этим всем, заставила забыть об алюминиевых корчажках, и не самом большом улове.

     Андрей вытащил пистолет системы наган, который к удивлению неплохо сохранился. Конечно, чтобы эта штука вернулась к своему прежнему назначению, нужно было бы постараться настоящему умельцу, но и в таком виде с предстоящей очисткой, находка была потрясающей.

     Андрей, представил лицо своего друга Витьки. Оно было пухлым с многочисленными веснушками, и оно на глазах Андрея менялось, от выражения удивления к гримасе непреодолимой зависти.

      — ‘’Дай мне его Андрюха. Я тебе два рубля дам за него’’.

     — Никаких рублей и отцу на этот раз не покажу — произнес Андрей, выбравшись по скользкому склону на промокшую грунтовую дорогу, изрядно поросшую серой, от дождя травой.

     Вода хлюпала в сапогах. Несмотря на то, что Андрей, выбравшись наверх первым делом, вылил влагу из сапог. Вероятно, что она скопилась в носках, выжимать последние он не стал и в приподнятом настроении, переходя на легкий бег, пустился в сторону дома, не обращая внимания на все не прекращающийся дождь.

     Хорошее настроение продержалось всего неделю. После Андрея ждало разочарование, еще куда большее, чем с серебряными монетами.

     Витька, как и полагал Андрей, канючил. Хотел выменять пистолет, еще он с завистью смотрел, как Андрей очищает свою находку от пыли и грязи. Вместе они держали в руках приятную тяжесть и, конечно, размышляли, о том, как оружие оказалось на берегу обыкновенной речки затерянной между леса, покосов и полей. Обязательно его оставил там умирающий от ран красный командир. У него кончились патроны (узнать есть ли в пистолете хоть один патрон они не могли, от того что не крутился барабан) Ночью жители деревни похоронили красных героев, но не заметили пистолет, ни они, ни белые каратели, когда смеялись над телами убитых героев.

     Далеко тогда был Андрей от переустройства собственного мозга с помощью перестроечных инъекций, которые привели его, в конечном счете, к поискам утраченной коровы. Хотя уже и в те годы он впитал в себя пьяные рассказы отца об этой самой корове. Только вот в те годы он просто собирал в свою небольшую голову, непонятную для себя информацию и, еще верил в незыблемость пионерской истины, не отставая в этом от своих товарищей. Особенно стыдно было бы ударить в грязь лицом перед пухлым Витькой, который, несмотря на свое телосложение, мнил себя не меньше, чем главным коммунистом в их округе. Делал при этом многозначительное лицо и даже упросил свою бабку, чтобы она перешила ему кожаную куртку, под его размер. Откуда взялась кожаная, потертая куртка в их обычной крестьянской семье, оставалось неизвестным, поскольку предки Витьки хоть и без всяких оговорок, поддерживали зарю новой эпохи, но комиссаров и чекистов, вроде в их рядах не было.

     Тогда казалось, что эта неделя длилась, как минимум пару месяцев, но неделя есть и будет неделей и в самом ее конце, случилось неприятное событие. Андрей, конечно, затем винил в этом Витьку, тот клялся всеми известными способами в своей непричастности, — пришлось поверить. Вряд ли кто станет разбрасываться столь серьезными словами, хотя маленький, противный осадок все же остался в глубине. И даже спустя много лет при воспоминаниях этой банальной истории в сознании Андрея появлялся этот гадкий осадок, а с годами он лишь усиливался, от того, что клятвы Витьки, казались, очевидно, лживыми, ушедшие годы делали черное дело и святая, простенькая правда становилась изощрённой, мерзкой, продуманной, хитрой — ложью.

     Они сидели во дворе. Пистолет лежал на уличном столике совершенно открыто. Неожиданно отворилась калитка, которая, вроде, была заперта на засов. Перед Андреем с Витькой появился местный участковый, вечно пьяный, с лошадиным лицом, беззубым ртом и лукавыми, гадкими глазенками, — такими, как будто он украл весь колхозный комбикорм и сейчас боится, что кто-нибудь все же осмелиться указать на него пальцем.

     — Вот это дела мальцы — участковый увидел пистолет и оказался возле него, быстрее, чем Андрей с Витькой успели закрыть открытые от неожиданности рты.

     — Откуда — это? — грозно спросил участковый, на Андрея пахнуло противным запахом самогона с добавлением давно не чищенных гнилых зубов.

     — Я нашел — промямлил Андрей.

     — Где нашел? — противный участковый уселся на доску, служившую во дворе скамейкой.

     — На речке, когда корчажки снимал — честно признался Андрей.

     — А я думал, это твоего дедули, по наследству, значит перешло.

     Тогда от этих слов внутри Андрея неприятно кольнуло. Он вспомнил пьяные речи папеньки на темно-грязной кухне их дома, где мелькали, то сам дедуля, то корова.

     Андрей ничего не ответил. Витька и вовсе смотрел в землю, не подавая признаков жизни.

     — Что делать будем, партизаны, контрики — засмеялся участковый.

     Он был крайне неприятен. Помимо внешнего вида с неопрятной формой, ему было уже под шестьдесят лет и, кажется, что он был фронтовик, но уважения не внушал.

      — ‘’У фрицев служил’’ — подумал тогда Андрей.

     Ребята продолжали молчать. Участковый закурил папиросу, несколько раз сплюнул желтой слюной на землю. Андрей посмотрел на его ногти, они были желтые, и как две капли воды походили на растекшийся по земле плевок. Еще помимо желтизны, отчётливо запомнилась форма его ногтей, они были удлиненные, какие-то скошенные.

     — Отец, когда дома будет? — спросил участковый, сделав очередную, глубокую затяжку.

     — Не знаю — ответил Андрей.

     — На рыбалке что ли?

     — Нет, ушел куда-то.

     — Ну, хорошо, знаю, где его искать — сказал неприятный участковый, поднялся с доски и забрав с собой пистолет, журавлиными шагами пошел в сторону дома дяди Гриши, лучшего друга папеньки.

     Что было вечером того же дня, Андрей вспоминать не любил. Он не мог оправдаться, его вина была не в том, что участковый изъял ржавый пистолет (как сказал папенька), а в том, что он ничего не сказал о пистолете родителям. Папенька в тот вечер, наказав его, очень сильно напился. Шатался по дому, говорил сам для себя многочисленные проклятия, относящиеся ко всему, что происходит в доме, деревне и во всей стране советов.

     Много воды утекло за прошедшее время в маленькой речке, текущей среди леса, полей, перелесков. Может совсем рядом с местом, где нашел Андрей свой пистолет еще и лежали его собратья: винтовки, пистолеты, обрезы, гильзы — а может, уже и нет. Ребята были недалеко от истины, предполагая происхождение находки. Летом девятнадцатого года в этом месте действительно был тяжелый бой. Между партизанами и отрядом белогвардейцев. Больше двадцати человек остались там навсегда, а те, что уцелели с обеих сторон не собирались хоронить товарищей, и естественно не побеспокоились о брошенном оружии. Партизаны, пробив спасительную брешь, двинулись, чтобы укрыться в соседней деревне. Солдаты, получив дезинформацию, от местных о том, что в их тыл вошли свежие партизанские формирования, поспешили покинуть это место, чтобы соединиться с основными силами, под командованием полковника Зубова.

     …Третья находка не успела вызвать пока всю гамму эмоций. Мысли о ней только формировались в сознании Рыжей бороды. Сначала нужно было решить вопрос с цветным металлом, а затем он собирался внимательно изучить странное содержимое шкатулки, с еще более странной запиской ‘’пионерская шутка’’. Но нежданно-негадано появился Архип Архипович со своим товарищем. Случилось это совсем, некстати, и если теперь, Архипу Архиповичу придет в голову шальная мысль, даже в форме шутки поведать о сдаче металла бабке Наталье, то беды не миновать...

     … — Хорошо устроился Андрюха, что Верка скоро приедет к тебе. Звонил ей или как? — спросил Архип Архипович, откупоривая бутылку водки.

     — Не знаю, думает пока.

     — Закусить есть, что у тебя? — подал голос Игнат Иванович.

     — Сейчас соображу — ответил Рыжая борода.

     — На работе, как у тебя? — спросил Архип Архипович, когда они приступили к употреблению.

     — На какой из двух — гордо ответил Рыжая борода.

     — Ты что уже на двух работах трудишься? — удивился Архип Архипович.

     — Не, я на одной сейчас, хотя числюсь еще и на прежней работе.

     — Ничего не пойму, ты же вроде на ‘’Хреновом изобилие’’ работал или уже успел, куда перейти — допытывался Архип Архипович.

     — Молодец мужик быстро в городе освоился — произнес Игнат Иванович.

     — Да был он уже здесь и не один раз — засмеялся Архип Архипович.

     — ‘’Неужели он знает историю о корове, хотя Федор разве промолчит’’ — подумал Рыжая борода, не имея возможности вспомнить, где он, и что он говорил, и было ли это при Архипе Архиповиче, или это все Федор.

     — Я сейчас на ‘’Ударнике’’ работаю — уточнил Рыжая борода.

     — Рассказывай как там, а то народ разное болтает — попросил Рыжую бороду, Игнат Иванович.

     — Нормально, собственно, платят хорошо, работа идет. Правда, говорят, что закроют фабрику скоро, но это я так, промеж работяг слышал. Господин Репейс приходил. Мужики у него и спросили: — ‘’Работайте пока, а там видно будет’’ — ответил он.

     — Как? Может товарищ Репейс? — чуть не подскочив, спросил Архип Архипович.

     — Нет, он господин Репейс, какой еще товарищ — невозмутимо ответил Рыжая борода.

     Произнеся последние слова, Рыжая борода замялся. Сообщать о своих познаниях в области отличия привычных господ, от временно вышедших из обихода товарищей, он не хотел и во время прикусил собственный язык.

      — ‘’Господи, откуда он знает о товарище Репейсе. Вероятно, я пьяный все же наболтал. Будь проклята эта самогонка’’ — мучил сам себя своими же размышлениями Рыжая борода.

     — Нет, он товарищ Репейс, вот — такой, к тому же товарищ! — Архип Архипович, сделал известный всем жест полного одобрения и восхищения.

     Рыжая борода не стал спорить. Два старика — товарища сильно захмелели, как говорится на старых дрожжах. Прошло около часа. Игнат Иванович еле передвигался в направлении туалета, а Архип Архипович начал потихоньку клевать носом. Правда он, периодически, взбадривая самого себя, резко поднимал голову вверх, а после и вовсе начал петь.

     — Там вдали у реки, загорались огни…

     Игнат Иванович ему старательно подпевал и нужно сказать, что голос у Игната Ивановича был намного мощнее, чище, чем у Архипа Архиповича.

     — ‘’Певуны’’ — со злостью, подумал Рыжая борода, забыв к этому времени и угощение Архипа Архиповича и то, что тот пристроил его в эту самую комнату.

     — Что там у тебя на серванте? — спросил Архип Архипович, обуваясь и слегка покачиваясь от выпитого.

     — Где? — переспросил Рыжая борода.

     — Да вон, какая-то коробочка, что-то знакомое, ей богу — сказал Архип Архипович и попытался сделать несколько шагов в сторону зальной комнаты, где и лежала на серванте ближе к телевизору шкатулка.

     До Рыжей бороды дошло, что Архип Архипович заинтересовался его новым приобретением.

     — Да это мое из деревни, там документы и всякая дрянь — быстро нашел, что ответить борода.

     Впрочем, опасность для него была невелика, так как Архип Архипович, сделав движение в сторону заветной шкатулки едва не упал, уперся руками в косяк дверного проема и стоял, слушая Рыжую бороду.

     — Пойдем Архип нужно еще до дома доползти. Бабки нас уже заждались со сковородками в руках — произнес Игнат Иванович, заплетающимся языком.

     — Тебя твоя со сковородой ждет, а моя Люба привыкла. Плюнет матом, как обычно и все — ответил Архип Архипович, пожимая руку Рыжей бороде, вслед за ним то же самое, проделал и Игнат Иванович.

     — Ну, давай Андрей — держи бодрей. Да и слушай, товарищ Репейс там постоянно бывает — спросил Архип Архипович, когда они уже находились на улице.

     — Архип ты что ли здесь, уже напился? — раздался через забор, голос бабки Натальи.

     — Не ворчи, в гости заходил.

     — Знаем мы, какие у тебя бывают гости — пробурчала бабка Наталья.

     Рыжая борода дождался завершения диалога и собирался закрыть за гостями калитку, как Архип Архипович напомнил.

     — Ты мне не ответил.

     — Не знаю я Архипыч, может все время, а может, и нет. Господин Репейс со мной на брудершафт не пил — отшутился Рыжая борода.

     Старики-товарищи, отойдя метров десять от калитки Рыжей бороды, снова принялись петь любимую песню, о трагической судьбе борца за рабочее дело.

     — И без страха отряд поскакал на врага…

     Рыжая борода к своему удивлению, слушал пение стариков, пока оно не стихло, то ли от забытья слов, то ли прервавшись по какой другой причине.

     Вернувшись в дом, Рыжая борода сразу открыл шкатулку. Убрал в сторону бумажку с детским почерком ‘’пионерская шутка’’.

     — Откуда, что за медальки и сколько они могут стоить? — говорил он сам себе, вертя в руках, действительно непонятные своей формой и узорами линий изделия.

     В воображении Рыжей бороды появлялись разные домыслы. В первую очередь нужно узнать, что это такое, а затем можно искать, кому это можно продать. Теперь никто не сможет ему помешать, ни папенька, ни противный участковый.

     Поверхностные поиски в интернете не дали ни малейшего результата. Рыжая борода напрасно истратил заряд батарейки. Ничего подобного там представлено не было. Данное обстоятельство сильно огорчило его. Надежда мгновенной радости, ускользала от него, подразнив в достаточной мере. Он еще раз взял в руки один из орденов, начал прикусывать его зубами, как будто смог бы определить подобным образом, из кого металла сделан странный предмет. В голове неприятно маячила бумажка ‘’пионерская шутка’’.

      — ‘’Нет, это не может быть изготовлено какими-то пионерами. Просто какой-то абсурд и не более того’’ — размышлял Рыжая борода.

     Сами же бумаги, что в отличие от посторонней бумажки с детским почерком, прилагались к загадочным орденам, напоминали, как раз ее. Речь в них шла, о какой-то клятве, вечном договоре скрепленным банкой варенья и коробкой печенья, только коробка и банка, от чего-то были взяты в изящные кавычки.

     Наполовину испортив себе настроение, Рыжая борода лег в постель. Засыпая, он снова предался мечтаниям о небывало выгодной сделке, затем перекинулся на соблазнительные формы Инны, которая, к большому неудовольствию Рыжей бороды, хорошо влилась в обстановку нового рабочего места. Постоянно хохотала, улыбалась в обществе страшных товарищей с фамилиями Репейс и Ефимози. В ее дурную, симпатичную головку, видимо никоим образом не могла попасть мысль, что эти ее новые начальники, соратники, совсем не те, за кого они себя выдают. И какого будет ее удивление, если она узнает об этом, а если попытаться рассказать, то двести супротив нуля, что она не поверит ни единому слову. Ладно, пусть сама со временем убедится в том, о чем не имеет и малейшего представления.

     Злость на недоступные прелести Инны отступила, на ее место пришло привычное ласковое представление Инны в несколько ином ракурсе, где она обязательно сама домогалась его. Упрашивала уделить ей, как можно больше времени, для удовлетворения ее затаскивавшихся по сексу желаний.

     Мечтая об Инне, Рыжая борода уснул. Во сне он снова видел ее. Она по-прежнему не могла устоять при виде неожиданно разбогатевшего джентльмена, в котором Рыжая борода с трудом мог узнать самого себя, а на его черном пиджаке с длинными хвостами позади, сияли два неизвестных ордена. Рядом крутились какие-то многочисленные люди, а позади на огромном зеленом поле паслось неисчислимое стадо коров.

     — Люба я вчера с собой ничего не приносил? — спросил Архип Архипович с трудом запихивая в рот омлет с батоном.

     — Черт старый и как у тебя язык поворачивается. Приперся еле живой, как мочился где-то, так и осталась ширинка не застегнута. Снова говорил о возвращение своих товарищей. Ты до белой горячки допьешься, там будут тебе и товарищи, и пулеметы с буденовками — громко кричала Люба, от этого в ушах Архипа Архиповича сильно стучало, отдавало куда-то в область воспаленного желудка.

     — Люба дай мне на пиво, сдохну ведь.

     — Прекрати, пойди, ляг, — хорошо сегодня выходной. С одного дня, ты еще никогда не умирал. Тебе лишь бы продолжить.

     — Ух, проклятая — простонал Архип Архипович, укладываясь на давно промятый диван.

     — Трезвым почти не бываешь, как в тебя только лезет эта гадость — не унималась Люба.

     — Прекрати, пожалуйста — попросил Архип Архипович, соображая, где взять денег.

     Он помнил, что у него есть две заначки, но ни вчера, ни сегодня не мог вспомнить о их местонахождении. Пролежав на одном боку минут пять, он перевернулся на другой. Взгляд упал на коробку из-под обуви, которая стояла возле батареи под окном. Мгновенно отлегло от души, Архип Архипович вспомнил, что именно там хранится у него, как минимум три сотни рублей.

     Архип Архипович обретя силу духа, поднялся и очень быстро извлек деньги из коробки, которые все же дождались его, лежа под старенькой газетой сверху которой находились летние туфли Любы.

     — Пойду во двор, хреново что-то лежать — сказал он.

     Люба посмотрела на него с нескрываемым разочарованием и хоть маленьким, беспочвенным, но все же подозрением.

     Выкурив сигарету, от которой стало еще хуже, Архип Архипович потихоньку, почти бочком, покинул ограду и один раз оглянувшись назад, быстро взял курс в сторону ближайшего магазина.

      — ‘’Господи, это же та самая шкатулка.’’ — прорезала мозг неожиданная мысль, когда он, купив две бутылки красного вина вышел из магазина.

     Память вернула Архипа Архиповича в прошлое. Ошибки быть не могло, но откуда эта вещь у Рыжей бороды? И знает ли этот ущербный, что лежит у него на серванте; — ‘’Нужно было вчера забрать у него шкатулку и дело с концом, как-то договориться. Этот товарищ шибко до денег жадный’’ — думал Архип Архипович, откупорив бутылку с вином; — ‘’Хотя денег у меня нет. Вероятнее всего, что шкатулка валялась с остальным хламом, на котором и нажился Рыжая борода. Нужно срочно припугнуть его, сказав, что расскажу обо всем бабке. Если он ничего не знает, то сразу согласится отдать мне шкатулку’’ — домыслив ближайшие действия и сделав несколько глотков из бутылки, Архип Архипович быстро, насколько мог, пошел к половине дома, где обитал Рыжая борода.

     Долгий звонок и еще более долгий стук в металлическую калитку, высвободил для обозрения не Рыжую бороду, а саму бабку Наталью.

     — Чего стучишь, похмеляться ведь приперся — скрипучим голосом, одернула она, Архипа Архиповича, он вздрогнул от неожиданности.

     — У черт тебя бы побрал.

     — Какой еще черт, это ты здесь, как самый настоящий черт, людям отдыхать не даешь.

     — Да тебе, куда уже отдыхать — недовольно пробурчал Архип Архипович.

     Бабка Наталья приняв грозную позу, приготовилась к продолжению беседы.

     — Где этот рыжебородый? — спросил Архип Архипович.

     — На работе, вероятно, только ты с утра пораньше ходишь в поисках выпить.

     — У меня есть выпить, мне бородатого нужно — произнес Архип Архипович, показывая бабке початую бутылку.

     — Собутыльников нет? — вопросом ответила бабка.

     — Да, ну тебя — сплюнул Архип Архипович и развернувшись пошел прочь от бабки Натальи, которая по-прежнему занимала воинственную позу.

     — Иди, иди, алгаш проклятый — крикнула бабка вслед Архипу Архиповичу.

     — Действительно, сегодня же вторник, это у меня выходной — говорил он сам себе, смело двигаясь в направлении фабрики ‘’Ударник’’, и представляя свой разговор с Рыжей бородой, которого еще нужно как-то вызволить с рабочего места.

     Пройдя половину пути Архип Архипович вспомнил странную встречу с товарищем Репейсом, после этого мысль о разговоре с Рыжей бородой на время оставила его.

      — ‘’Нужно сообщить о шкатулке и пусть затем, думают обо мне что хотят’’— решил Архип Архипович, оценив внутреннею степень собственного опьянения. Вероятно, он беспокоился, что смачный запах из-за рта сделает его рассказ неубедительным, да и вспомнит ли его товарищ Репейс, и он ли это на самом деле. Может разговор состоялся с совсем другим человеком.

     На проходной, состоявшей из двух спаренных вагончиков, окрашенных в синий цвет, Архип Архипович застрял. Дородный и с добродушным лицом дядюшка не хотел пускать Архипа Архиповича на территорию.

     — Да, пойми ты любезный товарищ. Велено никого не пускать. В любой момент могут приехать господа из ‘’Грядущего общества’’. Товарищ Ефимози так и сказал — ворчал дядюшка с красным лицом и полностью седой головой.

     — Слушай, но тогда позови. Пусть товарищ Репейс сюда выйдет. Дело у меня срочное — просил Архип Архипович.

     Дядюшка сомнительно смотрел на Архипа Архиповича, улавливая запах недавно потребленного спиртного.

     — Даже не знаю, а что сказать? Кто пришел? — сдался дядюшка.

     — Скажи, Архип Архипович Слесарев, меня вся округа знает. Потомственный работяга, хрен знает уже в каком колене — сказал Архип Архипович.

     Дядюшка добродушно улыбнулся.

     — Ну, это ты товарищ загнул, от силы в четвертом. У нас здесь работяг настоящих — пролетариев, до славного октября, считай и не было, разве — деповские.

     — Будь, по-твоему, в четвертом так в четвертом, а если и в третьем, то все одно. Вызывай товарищей — согласился с дядюшкой Архип Архипович.

     Дядюшка набрал кнопками короткий номер. Архип Архипович слышал, как неприятно с другого конца провода раздаются длинные монотонные гудки. Подождав отведенное приличием время, дядюшка положил трубку.

     — Нет никого товарищ — произнес он, хотя Архип Архипович слышал и без комментариев.

     — Позвони еще куда, или на этот — сотовый — попросил Архип Архипович.

     — На сотовый только Николай Тимофеевич может звонить. Ладно, попробую, как раз Николаю Тимофеевичу позвонить.

     На этот раз, после набора нескольких цифр в трубке почти сразу раздался низкий голос.

     — Да.

     — Николай Тимофеевич — это проходная.

     — Егор Кузьмич — услышал имя и отчество дядюшки Архип Архипович.

     — Конечно он, но Николай Тимофеевич здесь пришел один человек, говорит, что должен увидеть товарища Репейса или товарища Ефимози.

     — Из этих что ли? — настороженно спросил Николай Тимофеевич.

     — Нет, от этих пока вестей нет. Слесарев Архип Архипович его величают.

     — Архип Антонович Слесарев? — переспросил или уточнил Николай Тимофеевич.

     — Нет, Архип Архипович — на этот раз, уточнил Егор Кузьмич.

     — Ах да, конечно — поправил сам себя Николай Тимофеевич.

     — Так что Николай Тимофеевич? — спросил Егор Кузьмич.

     Архип Архипович нервничал, ему хотелось самому ответить Николаю Тимофеевичу, кто он и зачем пришел, а в голове неожиданно, но четко всплыл образ, который хорошо и досконально зафиксировала память еще со времен счастливого школьного детства.

     — Сейчас я сам приду, пропусти его пока внутрь и пусть ждет меня у вагончиков.

     — Слышал, проходи товарищ — довольный, что все решилось положительно, сказал Егор Кузьмич.

     — Спасибо тебе, спасибо — Архип Архипович крепко пожал руку Егору Кузьмичу.

     Не успел Архип Архипович, как следует осмотреться, как увидел идущего к нему навстречу от административного здания Николая Тимофеевича.

     Это был он, все тот же темно-серый пиджак, другого цвета рабочие штаны, заправленные в основательные и крепкие, как и он сам, сапоги. Большие усы и еще больше натруженные кисти рук. Спокойная размеренная походка, в которой чувствуется ни с чем несравнимая уверенность в себе, в своем деле. Через все преграды проникающий взгляд и возвращающийся назад за очень короткое время.

      Прилив искреннего уважения смешанного с ребячьей радостью, обуял Архипа Архиповича. Где-то чуть-чуть и сильно глубоко внутри мелькал пришибленный мелкий осадок страха. Сознание не пропускало к себе мысль о том, что он Архип Архипович Слесарев давно уже не школьник и Николай Тимофеевич не пришел к его отцу, чтобы обсудить производственные дела. Нет, Николай Тимофеевич сейчас идет собственной персоной и той же уверенной походкой, чтобы встретиться с преклонным стариком. Встретиться абсолютно наяву и говорить обычным голосом, только вот голос самого Архипа Архиповича уже не будет звенеть чистотой высоких детских нот.

     — Архип, как я рад тебя видеть — громко произнес Николай Тимофеевич, протягивая Архипу Архиповичу руку.

     — Николай Тимофеевич — это вы, я не верю своим глазам, как я счастлив, что вы здесь — на левом глазу Архипа Архиповича навернулась одинокая, скупая слеза.

     — Ну, не надо Архип, сейчас вспоминаю тебя сорванца — с интонацией дружеской радости произнес Николай Тимофеевич.

     — Как батя — то мой?

     — Не беспокойся все хорошо, все по делу.

     — Скоро думаю, встретимся — грустно произнес Архип Архипович.

     — Не торопись, еще успеешь — назидательно сказал Николай Тимофеевич и продолжил тему воспоминаний — Помнишь Архип, как ты прибежал к отцу, а я у него был, и ты рассказывал о Толстозадове, а мы не послушали тебя тогда, не предали значению твоим словам. Как сейчас этот день у меня в голове стоит, запах краски, что из коридора шел и тот в голове осадком сидит — улыбаясь, говорил Николай Тимофеевич.

     Архип Архипович пару раз откашлялся, чтобы придать своим будущим словам солидность.

     — Я и сейчас Николай Тимофеевич пришел по этому делу. Хотел бы увидеть товарища Репейса.

     — Вот оно, значит как — это здорово. Не буду тебя пытать, пойдем к товарищу Репейсу, там все скажешь. Вы знакомы?

     — Думаю, что да. Один раз мы виделись возле памятника павшим борцам за свободу трудового народа.

     — Если возле памятника, значит знакомы, пойдем…

     …Во всей долгой жизни Архипа Архиповича не было столь волшебного момента. Он хорошо, очень ясно, ощущал в себе именно это, следуя рядом с Николаем Тимофеевичем и при этом шагая для разговора с самим товарищем Репейсом. Нужно было отмучиться в гадком унижении больше тридцати лет, чтобы получить свою заветную минуту совершенного счастья.

     Архип Архипович поднял голову к небу. Голубизна необозримой дали смотрела на него сверху, подмигивали несколько маленьких, по-приятельски своих облаков. Одинокая птица что-то крикнула ему, он не мог ей ответить, но понял, что и она приветствует его сейчас. Идущего пыльной землей, вдыхающего одурманивающий привкус прошлого, подаренного ему, буквально взмахом волшебной палочки. Он находился среди своих. Рядом были близкие, понятные ему люди. Ненужно было харкаться, видя картину, которую он видел всего три дня назад, проходя мимо еще не открывшегося магазина с заморской, китайской бытовой техникой. Где весь штат продавцов, включая охранников, пел гимн со словами: ‘’Мы — лучшие!!! Мы — победим!!! Мы — всё быстрее, конкурентов продадим’’!!! Этим хором дирижировал молодой сопляк в белой рубашечке с черным галстуком. Он двигал руками, стараясь походить на самого Ростроповича. Смачный, зеленый харчок оставил тогда Архип Архипович в нижней части, закрытой двери в этот самый смехотворный магазин.

     Небо отдавало настоящим. Николай Тимофеевич внушал полную уверенность, и вот в одном из пролетов цеха, Архип Архипович снова увидел товарища Репейса, который с нескрываемым интересом, шел к ним навстречу…

     … Всего лишь час назад Рыжая борода испытал подлинное чувство экстаза. И причиной этому, пока что не была передумавшая и согласившаяся на все Инна. Просто Рыжей бороде посчастливилось услышать разговор, никоим образом не предназначенный для его ушей.

     — Ларец сеньора Толстозадова, думаю, останется в общей недоступности. Если бы они его получили, то наше пребывание здесь заметно затруднилось, если не сказать больше, а так видимо, пока, — не нашим, не вашим — товарищ Репейс говорил негромко, собеседник, по всей видимости, находился рядом, а Рыжая борода стоял затаив дыхание за углом в двух метрах от разговаривающих товарищей.

     — Черт с ним. Лиха беда начало, мы еще свое возьмем, иначе быть не может — прозвучал неприятный для Рыжей бороды, голос товарища Ефимози.

     Рыжая борода вжался в стену, одна мысль о том, что товарищи могут застукать его, превращала бородатого в живой труп. Потихоньку уйти, не услышав продолжения, он не мог, слишком сильно давило на него изнутри проклятое любопытство.

      — ‘’Ларец сеньора Толстозадова, ларец сеньора Толстозадова, у мне находится ларец сеньора Толстозадова, который ищут товарищи, и ищет его кто-то еще. Сколько он может стоить?’’

     Голову Рыжей бороды простреливало от нахлынувших эмоций. Страх неустанно смешивался с сосущей алчностью.

      — ‘’Вот так находка. Может лучше, было бы его и вовсе не находить’’.

     — Сегодня будет очередная комиссия из ‘’Грядущего общества’’, как я понимаю, приедет наш старый знакомец Эдуард Арсеньевич Калакакин. Нужно хорошенько его встретить — обстоятельно — произнес товарищ Репейс после небольшой паузы.

     — Это, как говорится, на раз, два, три. Все классняно выйдет — раздался смех товарища Ефимози, через который Рыжая борода уловил вкрапления, выпитых Ефимози спиртных напитков.

     — Снова ваши дурацкие словечки товарищ Ефимози — засмеялся Репейс.

     — Не беспокойтесь товарищ, все будет в полном ажуре — тем же тоном ответил Ефимози.

     — Даже и не думаю сомневаться — произнес товарищ Репейс.

     После этого они начали удаляться, в ином направлении, от прижавшегося к стене рыжебородого.

     — ‘’Слава богу, в другую сторону’’ – подумал он, вытер рукой вспотевший лоб, поправил свою взлохмаченную бороду; — ‘’Эдуард Арсеньевич, Карина Карловна, Инна. Зачем Карина Карловна отправила сюда Инну, видимо за этим самым. Это — я идиот деревенский ничего не знаю, а они всяко в курсе событий. Хотя нет, она говорила что-то о конкуренции, но причем здесь конкуренция и без того видно, что фабрика ‘’Ударник’’, сейчас на сто очков впереди’’ — продолжал свои размышления Рыжая борода, забыв о том, что должен быть на рабочем месте и что его поход до нужника общественного пользования давно должен закончиться; — ‘’Черт, идти нужно’’ — сообразил борода.

     Вернувшись к работе, Рыжая борода с удовлетворением отметил, что никто не задал ему вопроса: ‘’ почему так долго?’’ хотя вполне возможно, что слово долго, ему просто показалось от пережитых нервных искусов.

     Как назло, в обществе какой-то бесформенной бабы огромного размера, появилась Инна. Контраст был шокирующим настолько, что именно из-за этого Рыжая борода, глядя, то на Инну, то на бабищу, почувствовал сильный прилив крови все в том же, не дающем покоя месте.

     — Перекур — крикнул бригадир Степаныч.

     Рыжая борода, находясь под воздействием непреодолимых чар со стороны Инны, нагло подошел к последней. Огромная бабища, слава богу, в этот момент отошла куда-то в сторону, держа в руках что-то вроде блокнота.

     — Привет Инна, дело есть — выпалил Рыжая борода.

     Инна, не скрывая своего отношения к Рыжей бороде, показательно сморщилась. Ей в очередной раз показалось, что у Рыжей бороды снова присутствует дежурная эрекция, при ее виде, которую не в состоянии скрыть даже грубые штаны с множеством карманов, с которыми почти, никогда и нигде не расставался Рыжая борода.

     — Говорите Андрей Павлович, у меня много работы — тихим голосом низкого тембра произнесла Инна, обозначая своей интонацией барьер между собой и бородатым.

     — Хочешь заместителем директора стать? Я могу это устроить, Карина Карловна на все согласится — произнес Рыжая борода, жадно раздевая Инну глазами.

     — Вам лечиться нужно, на эту тему, а вы продолжаете собирать всякую ерунду — более громко, и акцентировано ответила Инна.

     — У меня есть кое-что интересное, и я могу — начал Рыжая борода.

     — Ничего у вас там интересного нет, как бы вам этого не хотелось — выпалила Инна и поняла, что малость переборщила, потому что борода неожиданно покраснел и сам опустил взгляд в район собственного хозяйства. Теперь уже сам черт не смог бы скрыть желания Рыжей бороды, обозначившие явственным контуром утолщения.

     — Я не про это — выдавил из себя Рыжая борода.

     — Про что тогда? — снова тихо произнесла Инна, повертела головой, то влево, то вправо, видимо ища глазами огромную бабищу, чтобы она помогла ей отделаться от этого человека, который становился сущим кошмаром, что во сне, что и наяву.

     — Есть одна вещица. Которая очень нужна товарищам Репейсу и Ефимози и не менее, я думаю, она нужна Карине Карловне.

     Рыжая борода откровенно врал. Насколько ‘’ларец сеньора Толстозадова’’ нужен Карине Карловне, он не знал, да и нужен ли он ей вообще. Еще Рыжая борода думал, не сводя глаз с вожделенной мечты сексуальных грез о том, что нужно переговорить с Эдуардом Арсеньевичем (он ведь сегодня должен приехать)

     — Не говорите всякую чушь. Тем более, как я вижу, перекур у вас закончен. Какие еще товарищи Репейс и Ефимози. Ни мне и ни тем более вам, они не товарищи, а рабодатели — строго проговорила Инна и поймала себя на том, что ее взгляд раз за разом опускается в район явного возбуждения Рыжей бороды.

     — Самые что ни на есть товарищи, Инна. Это долго объяснять, ты и сама должна уже понять. Не первый день здесь находишься. Я предлагаю обмен, сама знаешь на что. Моя помощь тебе — на дело в бане — Рыжая борода все же сумел выговорить свои условия, ничего не понимающей Инне.

     Она хотела его ударить ладошкой, но Рыжая борода именно в этот момент сильно изменился — побледнев, поскольку на его горизонте появился Архип Архипович в компании мрачного типа Николая Тимофеевича. В стороне по левую руку появился сам товарищ Репейс, а позади него шел жуткий товарищ Ефимози.

     Рыжая борода отскочил в сторону под укрытие, таких знакомых ему, многочисленных ящиков. Инна ничего не понимая смотрела на странное поведение рыжебородого. Только она собиралась высказать ему все нелицеприятное, что может вызвать такая жалкая и, к тому же, озабоченная личность, но сейчас удивление быстро сменило, еще недавно царившее в ее сознании отвращение. Рыжая борода, без всякого сомнения, испугался серьезно, совершенно по-настоящему. Инна повернула голову в том направлении, куда смотрел Рыжая борода перед тем, как совершить странный маневр. Прямо по курсу двигались господин Репейс с господином Ефимози, но через несколько секунд они остановились. Господин Репейс сменил направление, последовав навстречу Николаю Тимофеевичу, который шел в компании пожилого мужчины. Господин Ефимози короткое время оставался на месте, чтобы прикурить сигарету. Но и он, выпустив из-за рта густые кольца дыма, поспешил навстречу к уже разговаривающим — господину Репейсу, Николаю Тимофеевичу, пожилому незнакомцу.

     Рыжая борода никуда не уходил. Он робко старался выглядывать из своего укрытия. Делал какие-то несуразные знаки Инне, и ей стало интересно в связи с простейшим вопросом — что происходит?

     А на лицо Рыжей бороды было страшно смотреть. Он в одно мгновение побледнел. Борода заметно обвисла, утеряв свой вечно приподнятый статус. Он боялся лишний раз шелохнуться и, несомненно, боялся, что Инна каким-либо образом выдаст его местонахождение. Инна же сообразила, что испугать рыжебородого могло появление незнакомого ей старика, так как остальные неоднократно видели Рыжую бороду, и он только что собирал по отношению к этим господам, что-то абсолютно непонятное.

     Инна нерешительно, но все же сделала два шага в сторону Рыжей бороды.

     — Что у вас случилось? — спросила она.

     — Там этот Архип Архипович приперся к товарищам. Он узнал про мой ларец, если он сейчас меня увидит, то мне конец — страстно шептал Рыжая борода, глаза его заметно вылупливались и, при этом быстро двигались, заставляя Инну подумать о самом простейшем: ‘’у этого человека явно не все в порядке с головой’’

     — Вот началось — прошептал Рыжая борода, еще сильнее прижавшись к стене, которая находилась прямо за грудой ящиков.

     — Что началось? — спросила Инна, но Рыжая борода ничего не отвечая, лишь делал жесты головой, чтобы Инна обернулась.

     И повернув свою голову, Инна застыла на месте. Вся окружающая обстановка потеряла и малейший намек на цветную палитру. Кто-то включил старенький черно-белый телевизор, который когда-то стоял в гостиной бабушки Инны.

     Передохнув и поняв, что ничего особо страшного не происходит, Инна сделала несколько шагов в обратном направлении. Люди, от которых старательно прятался, Рыжая борода оставались на прежнем месте и совершенно ничего не замечая продолжали вести свой разговор. Только их внешний облик изменился до неузнаваемости. Если Николай Тимофеевич выглядел, таким образом, почти всегда, то господа Репейс и Ефимози стали во многом схожи с Николаем Тимофеевичем, а незнакомый старик помолодел, как минимум на тридцать лет. Откуда-то взялся огромный транспарант с непонятными и пугающими надписями, которые Инна несколько раз видела в документальной хронике прошлых лет, и то это было давно, потому что уже много лет любые упоминания о подобных атрибутах были запрещены самым строжайшим образом.

     Инна вновь обернулась в сторону Рыжей бороды и, к своему ужасу, увидела, что озабоченный субъект успел переодеться вместе с господами Репейсом и Ефимози. Вместо штанов с множеством карманов, на нем были черные рабочие брюки. Вместо зеленой курточки с желтыми вставками, была одета черная куртка, что вместе с брюками составляла единый комплект и только, загадочным образом на ногах Рыжей бороды оставались его огромные боты с толстыми, как бечева шнурками, но и те заметно поблёкли под воздействием необъяснимых для Инны сил. Не успела она оценить обстановку, как возле нее прошли трое рабочих, из одного уже хорошо знакомого цеха, и к продолжению метаморфоз, они были одеты подобно Рыжей бороде, но в отличие от него ничего не замечали, а по-прежнему весело смеялись, обсуждая что-то свое.

     Наконец-то до Инны дошло, опустить взгляд на саму себя. На ней был одет костюм серого цвета с примесью тонких светлых полосок. Юбка полностью закрывала колени, а на ногах были хоть и аккуратные, но очень старомодные туфли…

     … То, что на фабрике происходит что-то не совсем нормальное, Инна заметила в первый же день. Позвонила тогда Карине Карловне, но та настоятельно ее успокаивала, говоря, что все нормально, и Инне просто, кажется с непривычки.

     Вроде все было обычно, но чего-то не доставало. Сначала Инна решила, что это временный период, связанный с быстрым темпом обустройства, авральным ростом. Слишком много привычных атрибутов отсутствовало вовсе. Какой идиот может содержать контору в таком запущенном виде, где даже нет ни единого информационного стенда? Нет на центральном месте святого святых, в виде клятвы под названием ‘’наша миссия’’. Да и происходящее вокруг основано на самом примитивном уровне, и к удивлению Инны: все это работало, двигалось, крутилось. Где слоганы? Где акции? Почему товар продается сам по себе, и за ним еще выстраиваются очереди? Хотя здесь и в помине, нет отдела маркетологов. И, черт возьми, куда подевались многочисленные менеджеры?

     …Второй звонок Карине Карловне мало отличался от первого за исключением того, что сама Карина Карловна на этот раз больше расспрашивала Инну, но по-прежнему сухо реагировала на заметное удивление Инны.

     — Тебе милочка понимать особо ничего и ненужно. Делай работу, которую доверили тебе эти господа, а потом будет видно — говорила Инне, Карина Карловна.

     Главный технолог — Агафья Петровна и вовсе была не от мира сего. Инна однажды увидела, как она вместе с обычными рабочими участвует в процессе приготовления продукта и, при этом, на ее крупном лице было четко и ясно написано не сказуемое удовольствие от этого. Инна тогда вздрогнула от испуга, ей хотелось подойти к Агафье Петровне и на ушко шепнуть, что подобное поведение не допустимо, но именно вид главного технолога, заставил Инну передумать и тихонько отойти в сторону.

      — ‘’Хорошо, что еще господа Репейс и Ефимози не работают вместе с разнорабочими’’ — подумала она тогда, держа в своей голове образ Агафьи Петровны.

     Слово разнорабочий в очередной раз вернуло Инну к представлению неприятного типа с рыжей бородой.

      — ‘’Почему он так по-свойски вел себя в кабинете самой Карины Карловны, что может связывать такую успешную бизнес леди и этого озабоченного субъекта’’ — думала Инна.

     Ей было неприятно вспоминать Рыжую бороду, но он, как зараза цеплялся за ее сознание, почти в любом аспекте.

      — ‘’Может от того, что у него торчком именно на меня стоит? Вот я и расплавилась, потекла от такого обожания — испытывая отвращение к самой себе, размышляла Инна.

     — Здравствуйте, товарищ Репейс — не скрывая искрившейся радости, произнес Архип Архипович.

     — Здравствуйте товарищ Слесарев Архип Архипович, очень рад вас видеть у нас. Очень хорошо, что вы пожаловали. Помните наш разговор, я говорил вам, что мы обязательно увидимся — не менее эмоционально поприветствовал Архипа Архиповича, товарищ Репейс.

     — Конечно, помню и я, как раз по поводу нашей с вами встречи — сказал Архип Архипович.

     — Интересно, я ожидал, чувствовал, что ваше появление у нас здесь неслучайно. Говорите, не томите душу.

     — Товарищ Репейс я вчера видел ларец сеньора Толстозадова и знаю, где он находится, и кто сейчас является его обладателем.

     Товарищ Репейс, не скрывая радости, хотел обнять Архипа Архиповича, но сдержался, поскольку они находились на открытом для обозрения месте.

     — Продолжайте, вы не представляете, какие хорошие новости вы принесли нам.

     — Ларец сеньора Толстозадова находится у рыжебородого и он, кстати, работает здесь.

     — А этот — процедил сквозь зубы товарищ Ефимози.

     — Старый приятель — добавил товарищ Репейс.

     Только сейчас до Архипа Архиповича дошла страшная мысль и он краснел, по мере ее проникновения в голову. Он точно видел ларец, но не видел его содержимого, а без него ларец — это просто коробочка и не более того.

     — Что с вами Архип Архипович? — спросил товарищ Репейс, заметив, как изменилось лицо Архипа Архиповича.

     — Старый идиот, как я мог. Провалиться мне на этом месте — высказался Архип Архипович.

     Все трое его слушающих товарищей переглянулись, ожидая продолжения.

     — Я же не видел, внутри ли договор сеньора Толстозадова, я поспешил — Архип Архипович опустил голову вниз.

     — Нужно просто проверить — уверенно произнес товарищ Ефимози.

     — Ничего ненужно проверять, посмотри вокруг себя — с торжеством в голосе произнес товарищ Репейс.

     После его слов, все оглянулись по сторонам. Вокруг была полностью изменившаяся обстановка.

     — Договор на месте и все остальное тоже — произнес четкую сатисфакцию товарищ Репейс.

     Глаза Архипа Архиповича наслаждались происходившим возле него, и он отбросил всякие сомнения, облегченно вздохнул: ‘’договор Толстозадова — на месте’’.

     — Нужно немедленно найти нашего старого знакомца с рыжей бородой. Привести его в кабинет для разговора, а затем отправиться к нему, на так называемую квартиру, для изъятия ларца — распорядился товарищ Репейс.

     — Архип Архипович ты не знаешь — знает ли этот тип о том, что попало к нему? — спросил Николай Тимофеевич.

     — Думаю, что подобный недоумок не может знать таких вещей — уверенно ответил Архип Архипович.

     — Вы напрасно его недооцениваете Архип Архипович, этот субъект хорошо нам знаком, еще по поводу отнятой у него коровы. Хитрый, лживый, халявщик и приспособленец, высшей марки — пояснил товарищ Репейс.

     — Так вы знаете его — удивился Архип Архипович.

     — К сожалению или к счастью, знаем и хорошо знаем, что он знаком с неким господином по фамилии Калакакин, который, кстати, должен вот-вот появиться здесь с комиссией из управления ‘’Грядущим обществом’’.

     — ‘’Прошлым обществом’’ — произнес товарищ Ефимози.

     — Не торопись Константин Юрьевич, еще далеко до ‘’прошлого общества’’, если даже нам удастся сегодня сделать очень важный шаг на пути к этому — осадил друга товарищ Репейс.

     — Может он его здесь и дожидается — взмахнул руками Архип Архипович.

     — Вполне может быть, но вряд ли, ему было бы проще передать ларец минуя фабрику — вставил разумное обоснование Николай Тимофеевич.

     — Ты Тимофеевич думаешь, он здесь ларец нашел? — спросил товарищ Репейс.

     — Нет, товарищи, он нашел его среди хлама бабки Натальи, у которой он снимает комнату — сделал заявление Архип Архипович.

     — Я думаю, что это ближе к истине — согласился с Архипом Архиповичем, товарищ Репейс.

     — Калакакин сейчас в непосредственном подчинении сеньору Толстозадову, но, насколько тот ему что-либо доверяет — сказал товарищ Ефимози.

     — Таким, как Калакакин и его подружка, ненужно особо много доверять. Они сами все сделают для Толстозадова, тем более они его знают, как говорится в лицо. Боятся, конечно, они его, как черт ладана, но выбора у них нет. Весь их прогнивший мир требует от них подчиниться этому сеньору, и они это прекрасно понимают — сделал заключение товарищ Репейс.

     После этих слов в кармане товарища Репейса зазвонил телефон. Он отошел на пару шагов в сторону и через несколько секунд, его товарищи услышали: — Приехали, ладно понял…

     … Инна подняла взгляд от своего нового одеяния и увидела, что все вернулось на свои места. Рыжая борода по-прежнему прятался возле стены с ящиками, очевидно ожидая, когда разговаривающие товарищи покинуть свое местоположение.

      Пропыленная цветная палитра обрадовала глаза. Товарищи двинулись в противоположную сторону, от них с Рыжей бородой.

     — Они ушли — потерянно произнесла Инна, сама того нехотя, помогая Рыжей бороде.

     Он тут же наполовину выскочил из своего укрытия, его лицо покрылось омерзительным ликованием. Борода в одно мгновение приняла торчащую по ветру форму. Не поблагодарив Инну и на время забыв о своем будоражащем желании, Рыжая борода рванулся в сторону забора, но увидев прохаживающего там охранника, спрятался за двумя грузовыми автомобилями с длинными прицепами.

     Инна пошла к центральной проходной. В голове творился полный кавардак, мысль не зацеплялась с мыслью. Все перемешалось, буквально в один момент и Рыжая борода, и черно-белый цвет, и ее странный костюм с удлинившейся юбкой. Рабочие в зелено-желтых комбинезонах принялись разгружать машину, в которой было множество белых больших мешков. Инна прошла еще на двадцать метров вперед и снова была вынуждена остановиться.

     Через центральные ворота на территорию фабрики заходила целая группа очень странно одетых людей. Инна видела несколько дорогих автомобилей за решетчатым забором, видела идущего навстречу гостям господина Репейса. Отошедшего в сторону и снова постаревшего незнакомца, появление которого до смерти испугало рыжебородого, что Инна впервые видела своими глазами, нормальный вид штанов Рыжей бороды в районе ширинки.

     А процессия двигалась по парам. Было их восемь человек. Все они были одеты в черные фраки с длинными, как у стрижей хвостами, а на головах этих комичных господ красовались высокие шляпы в виде цилиндров, такого же черного цвета, как и их костюмы. И каждый из этих, практических близнецов, имел в руках трость и, каждый из них имел во рту по толстой сигаре и они полностью соответствовали экспонатам музея ‘’Развитие капиталистического рая’’ в котором Инна была много раз, начиная со школьных экскурсий.

     Когда господин Репейс поздоровался за руку с возглавляющим процессию господином, то участники делегации, вместе с тем, что здоровался с господином Репейсом, приобрели нормальный вид. На них появились обычные костюмы дорогого покроя, пропали смешные цилиндры и массивные трости. Они оживились, начали открывать рты, о чем-то переговариваясь друг с другом.

     Инна встала возле складского помещения из красного кирпича. Рядом находились две аккуратные, старомодные лавочки, а сбоку от одной из них чугунная урна. Но Инна не стала садиться, а лишь скрылась в тень, которую любезно предоставило здание за ее спиной.

     Хозяин встречал гостей, лукаво улыбался. Николай Тимофеевич был, как обычно, сосредоточенно угрюм, стоял немного в стороне, а господина Ефимози не было вовсе. Инна перевела свой взгляд в противоположном направлении и снова, как притянутая магнитом, увидела Рыжею бороду. Он прятался на новом месте, пожирая глазами прибывших с важнейшей миссией господ из ‘’Грядущего общества’’.

     Еще появился незнакомый старик. Уставшими шагами, он направлялся прямо к тому месту, где находилась Инна. Она быстро сообразила, что старика привлекла не она, а расположенные рядом с ней лавочки. Следующая мысль продолжила действие и Инна представила, что старик, оказавшись на одной из лавочек сразу увидит рыжебородого, а это было уже интересно. Сейчас Инна точно знала о том, что именно этот невзрачный старик перепугал Рыжую бороду.

     А Рыжая борода тем временем колебался. Это хорошо было видно по его импульсивным движениям. Через полминуты, пока старик не торопясь шел в сторону Инны, Рыжая борода что-то увидел или принял запоздалое решение. Он быстрыми шагами, поднимая пыль, рванулся к проходной, но не успела Инна оценить его замысел, как он отскочил вправо с перекошенным от испуга лицом.

     Товарищ Ефимози вышел из проходной, проинструктировав дежурных, не выпускать Рыжую бороду…

     Старик, как и предполагала Инна, уселся на лавочку, кивком поздоровался с ней, так как будто они были знакомы тысячу лет. Рыжая борода тем временем уже скрылся из обозрения Инны.

     …Увидев товарища Ефимози на проходной, Рыжая борода заметался. У него оставался один единственный выход с территории. Располагался он в самом дальнем углу, где был устроен импровизированный склад под открытым небом. Один из прутьев высокой ограды, из окрашенной когда-то в серый цвет арматуры, был отломан сверху и, отогнув его можно было хоть и с большим трудом, но все же протиснуться на свободу. Большое значение в этом деле имела комплекция того, кто желал вылезти наружу. Рыжая борода не был худощавым, не был он и толстым. Имел, как говорится, среднестатистические размеры — поэтому он решил рискнуть. Хотя думается, что здесь имело место другое обстоятельство. То, что называется страхом и если бы бороде, даже предстояло застрять между металлическими прутьями, то он все равно бы решился использовать свой последний шанс.

     — Кусков Андрюха — ты куда? Мужики тебя потеряли — крикнул ему, знакомый по имени Толик.

     Рыжая борода ничего не ответил знакомому, а лишь судорожно старался соображать: ‘’Хорошо, что этот Гришка показал мне дырку. Нужно немедленно к Карине Карловне, пока Эдуард Арсеньевич здесь. Откуда взялся этот старый черт, откуда он может знать об этом. Товарищи его подослали, как я сразу не понял, еще, когда он в Балалайкино приезжал’’.

     Рыжая борода выдержал гроссмейстерскую паузу. Несколько раз с опаской оглянулся. Кошмар наяву в виде товарища Ефимози, слава богу, не появлялся на горизонте и Рыжая борода начал проникать в спасительное отверстие. Процедура не пошла гладко, мешал живот. Рыжая борода втиснул его под самые ребра, выпустил весь имеющейся воздух из грудной клетки, но все равно протиснуться не получилось.

     Сердце забилось предательски и все с большим страхом. Рыжей бороде начало казаться, что через секунду, через один следующий вдох, из-за груды неизвестных ему предметов, появится человек в сером пиджаке с неизменной сигаретой во рту. Улыбнется своей противной ухмылкой, в которой живет ни с чем неоспоримое превосходство, и от одного его ощущения, хочется как можно скорее провалиться сквозь землю. Но на счастье рыжебородого, лишь прохладный ветерок сквозил через окружающее пространство, да где-то неподалеку слышались посторонние голоса.

     Вторая попытка оказалась куда более удачной. Испытывая колоссальное напряжение, издавая свистящие звуки, пару раз выпустив на свободу кишечные газы, Рыжая борода все же пролез между металлических прутьев. Остановился на другой стороне, видимо, чтобы запомнить преодоленное им препятствие. Созерцание длилось несколько секунд, и после их истечения Рыжая борода что-то бурча себе под нос, бросился быстрым шагом, почти переходя на бег в сторону своего жилища…

     — Извините, девушка вы не видели здесь рыжебородого гражданина? — спросил у Инны Архип Архипович.

     Перед этим, он сделал несколько больших глотков вина. Инна сморщилась от терпкого запаха дешевой бормотухи, но ответила спокойно и даже улыбнувшись.

     — Видела только что, прятался возле этих автомобилей.

     Инна с интересом ожидала реакции на свои слова, от неизвестного ей гражданина.

     — Вот черт! Точно говоришь — прятался? — переспросил Архип Архипович.

     — Он кого-то испугался, это было видно невооруженным глазом. Он что-то натворил? — с наигранным безразличием, спросила Инна, но у нее это плохо получилось, и Архип Архипович сразу почувствовал некую хоть и непонятную для него, но все же фальшь в голосе девушки.

     Архип Архипович сделал еще несколько глотков, после чего загадочно произнес.

      — Особо ничего, просто он присвоил себе то, что ему не принадлежит.

     — Украл что-то? — еще больше заинтересовалась Инна, вспомнив тот бред, который совсем недавно собирал перед ней Рыжая борода, осмелев настолько, что предлагал ей отправиться с ним в баню для осуществления своего ничем не скрываемого желания.

     Инна на секунду, пока молчал Архип Архипович, представила себя голой в объятиях раскаленного влажного воздуха, под светом неяркой электрической лампочки. Тут же появлялся Рыжая борода, с его похотливого лица на бороду стекали грязные капли пота, а с бороды они падали на волосатую грудь. Он жадно глядел на нее. Инна опустила свой взгляд ниже, и там обросший жестким рыжим волосом…

     Архип Архипович по-прежнему молчал, а воображаемый бородач уперся своим достоинством в живот Инны на уровне пупка. Схватил горячими руками ее за талию, пожирая глазами, свободно болтающиеся от движения тела — груди.

     — Он не просто украл, хотя он дурак, самый что ни на есть — дурак. Но ведь откуда-то что-то знает — сказал, поднявшись с лавочки, Архип Архипович, — До свидания, девушка — Архип Архипович направился к административному зданию, которое располагалось немного правее их.

     — До свидания — прошептала Инна, очнувшись от очередного сексуального представления с участием проклятого извращенца с рыжей бородой.

     — Какая встреча Эдуард Арсеньевич. Сегодня у меня прямо день открытых дверей. Сначала Архип Архипович, теперь вы Эдуард Арсеньевич. Хотя мы вас, конечно, ожидали к себе в гости. Надеюсь вас не смущает бывать у нас в гостях, тем более вы имеете в этом плане значительный опыт — улыбаясь шутливым, даже ироничным тоном, говорил товарищ Репейс, пожимая руку онемевшему на какое-то время Эдуарду Арсеньевичу.

     Свита Эдуарда Арсеньевича, представляющая различные департаменты с интересом слушала обмен любезностями между старыми товарищами. Многие, а если точнее то все из присутствующих не понимали, откуда Эдуард Арсеньевич так близко знаком с господином Репейсом, который давно был на слуху, но информация о нем сводилась к тому, что это совершенно чужой для этих мест человек.

     — Вы правы товарищ Репейс, такой опыт забыть невозможно. Но я, собственно, здесь не по этому делу — ответил Эдуард Арсеньевич и при этом внимательно посмотрел на лица своих коллег.

     — Дела у нас с вами всегда одинаковы. Смысл их тоже все время сводится к одному и тому же. Я же говорил вам об этом, или я путаю вас с вашим босом. Как, кстати, его фамилия?

     Слова товарища Репейса поставили в тупик коллег Эдуарда Арсеньевича. Сам Эдуард тоже не мог припомнить подобного разговора, но спорить не стал, понимая, что товарищ Репейс может говорить все, что придет ему в голову. Слишком в разных весовых категориях находились они, несмотря на официальный статус в котором находился сам Эдуард Арсеньевич и все его представители.

     — Перепрыгов Дмитрий Кириллович — ответил Эдуард Арсеньевич.

     — Нет, что вы, мой дорогой Эдуард Арсеньевич. Я имею в виду, куда более мне знакомого человека, который сейчас является вашим непосредственным руководителем — засмеялся товарищ Репейс.

     — Сеньор Толстозадов, вы его имеете в виду товарищ Репейс? — не подумав о находящихся рядом делегатах, произнес Эдуард Арсеньевич.

     Те впали уже в серьезное недоумение. Во-первых разговор в районе ворот, очевидно, затянулся, что было господам крайне непривычно. То, что следовало вторым номером было и вовсе из разряда розыгрыша. Странное обращение — товарищ Репейс, еще могло сойти за шутку, но тут же какой-то сеньорТолстозадов?

     — Да именно этот человек, Эдуард Арсеньевич, я хорошо знаю, что вам поручено сделать. Думаю, не стоит особо терять время. Вы мне сейчас можете вручить предписание на закрытие фабрики, и, собственно, отпустить ваших сопровождающих, заниматься своими делами. Тем более, вы знаете, что этих дел у них не перечесть. Здесь и дачи, и рестораны, и сауны, и много еще, столь необходимого для процветания ‘’Грядущего общества’’.

     Эдуард Арсеньевич стоял в недоумении не от того, что товарищ Репейс предлагал распустить по домам важных своей ненужностью представителей, не имеющих счета департаментов. Проблема была в ином. За спиной товарища Репейса, административное здание начало окрашиваться в страшные черно-белые цвета, — и от этого железной хваткой сдавило горло самого Эдуарда Арсеньевича, а товарищ Репейс продолжал противно улыбаться. Важные деятели же ничего не видели, они продолжали топтаться на месте, ожидая распоряжения от Эдуарда Арсеньевича, но он ничего не мог вымолвить.

     — Господа хорошие, вы видите, что все по сути уже решено. Поэтому не стоит тратить силы и нервы. Можете передать товарищу Калакакину заранее приготовленные постановления о нарушениях, а те, кто не подготовил домашнего задания, не обессудьте, сами виноваты — обратился к деятелям товарищ Репейс.

     Добрая половина из них была совсем не против такого развития событий, но некоторые все же начали выражать брезгливое недовольство. Им оскорбительно было слышать то, каким тоном этот неизвестный господин разговаривает с ними.

     Один деятель из департамента по санитарно-вирусно-микробному контролю, открыто возмутился, сделав два шага вперед.

     — Что вы себе позволяете, господин хороший!!! — басом, произнес он, имея при этом крайне воинственное выражение на толстом, слегка покрасневшем лице.

     Гладко выбритые щеки, начали передвигаться сами собой, а свинячьи глазки сузились еще больше, оставив вместо себя почти незаметные, узкие щелочки.

     — Вы имеете сообщить мне что-то важное. Вам не нравится проявленная о вас забота, господин любезный — ответил, не меняя выражения лица, товарищ Репейс.

     — Каким тоном вы разговариваете!!! — крикнул толстяк.

     Эдуард Арсеньевич умоляюще смотрел на толстяка, затем со страхом на товарища Репейса.

     — Перестаньте Свиноедов — произнес Эдуард Арсеньевич.

     Свиноедов, от этого подскочил на месте и если бы под его весом находился какой-нибудь предмет то он, несомненно, превратился бы в набор осколков, насколько грузно колыхнулось огромное туловище.

     — Я уже ничего не понимаю!!! — закричал он, глазами ища поддержки у своих коллег, которые от чего-то были настроены не настолько воинственно.

     Толстяк по фамилии Свиноедов хотел, по всей видимости, продолжить свое возмущение, но в последний момент от чего-то вдруг застыл с открытым ртом и, к тому же, в эту же минуту возникло что-то похожее на всеобщую минуту молчания, и все остальные, за исключением товарища Репейса, сначала повернулись в сторону, застывшего с открытым ртом господина Свиноедова, а затем в ту сторону, куда и были направлены эти самые глазки.

     Взгляд Свиноедова был устремлен все к тому же административному зданию, которое приобрело вид из старой кинохроники. Украсилось лозунгами давно минувших дней, и в дополнение к этому, полностью изменился весь доступный обозрению ландшафт.

     Появились черно-белые клумбы, с такими же черно-белыми цветами. Доска почета с атрибутами пролетарской власти. Возле всего этого располагались несколько лавочек, на них, не обращая внимания на делегацию во главе с господином Калакакиным, о чем-то беседовали работницы одетые в спецодежду из незапамятных времен.

     Свиноедов со скрипом повернул голову в направлении товарища Репейса. Через секунду его начало покачивать на месте, он вцепился в плечо своего собрата, представляющего департамент ‘’ электропроводного благополучия, с полным контролем’’, но тот испуганный не меньше Свиноедова, пытался вырваться в сторону. Его худосочное личико с чертами выродившейся интеллигентности, превратилось в восковую маску, а глаза, опережая онемевшее тело, стремились со скоростью превышающую скорость звука в направлении выхода.

     Чуть не повалившись на землю, Свиноедов с трудом сумел принять нормальное вертикальное положение, по его массивному лицу текли жирные, большие капли пота.

     — Что же вы товарищ Свиноедов? С вами все хорошо? Или нужно вызвать врача? — с полным участием в голосе спросил товарищ Репейс, одетый в форму НКВД образца конца тридцатых годов прошлого века, с играющей отражением солнца портупеей, на которой крепилась большая кобура пистолета ТТ.

     Откуда-то возле товарища Репейса появились двое молодых мужчин, одетых под стать самому Репейсу, их лица в отличие от своего командира, не выражали никакого благодушия, а, напротив, с нескрываемым раздражением смотрели на окончательно потерявшихся в пространстве сотрудников комиссии ‘’Грядущего общества’’.

     — Пройдемте товарищ Свиноедов, наш доктор обстоятельно осмотрит вас и, без всякого сомнения, поможет прийти в себя — повторил свое предложение товарищ Репейс, сделав два шага навстречу Свиноедову.

     — Нет, я никуда не пойду. Мне ненужно доктора! — завопил поросячьим визгом господин Свиноедов.

     После этого он рванулся, сбив с ног, все еще онемевшего господина из электропроводного ведомства, тот упал на пятую точку, подняв облако серой пыли. Свиноедов с огромной скоростью вылетел из открытых ворот, один раз оглянувшись, промчался мимо опешившего водителя служебной ауди. Через несколько секунд все остальные представители, включая, поднявшегося на ноги электрического деятеля, побежали к выходу. Расталкивая друг друга на бегу и что-то дико вопя на непонятном для обычного человека языке.

     Эдуард Арсеньевич был единственным, кто остался стоять на своем месте. Он хорошо видел, что сигналом к массовому бегству послужило, не только поведение господина Свиноедова, но и появившиеся с правой стороны четверо солдат, которые направлялись прямиком к делегации, держа в руках страшные, черные винтовки.

     Забыв и не проверив полное количество участников делегации, — дорогущие автомобили, — подняв еще большую пыль, чем упавший господин с неизвестной фамилией, шлифанув со свистом, скрылись прочь от фабрики ‘’Ударник’’.

     Эдуард Арсеньевич не видел, как резво бежали его коллеги, не догадывался в какую сторону, рванул и сейчас несся господин Свиноедов. Видел он только, что в какой-то момент солдаты с винтовками просто растворились в воздухе, как будто их никогда и не было.

     — Нехорошо получается товарищ Калакакин, ваши товарищи бросили своего командира. Извините, но это самое последнее дело, их всех нужно, по меньшей мере, поставить на вид, а может и выписать выговор с занесением в личное дело — засмеялся товарищ Репейс, в одну секунду сменив форму сотрудника НКВД на обычный костюм…

     … Инна в отличие от работающих рядом с ней грузчиков, отлично видела всю произошедшую перед ней сцену, и еще она с любопытством непониманием смотрела на физиономию бригадира грузчиков, который, вроде бы, смотрел с ней в одну сторону и делал это в тоже время, но как выходило, абсолютно ничего не видел.

     — Извините, вы сейчас ничего необычного не видели — спросила Инна, подойдя к бригадиру, на онемевших от страха ногах.

     — Где? — спросил он.

     — Да, вон у ворот — прошептала Инна.

     — Не знаю, постояли, посмотрели и уехали — произнес бригадир, бросил на землю недокуренную сигарету и рьяно включился в работу, помогая своим коллегам.

     — Странно — прошептала Инна, сама себе.

     Она видела, что господин Репейс стоит напротив одного из делегатов, который почему-то остался, не пустившись в общее бегство. С господина Репейса исчезла военная форма и сейчас он, выглядит совершенно обыденно.

     — ‘’Видимо не такой уж идиот — этот рыжебородый. Почему грузчики ничего не видели, или это я окончательно запуталась и может…’’ — на этой мысли Инне стало по-настоящему страшно. Она вернулась на лавочку и теперь думая, только о собственном состоянии, сидела, сжавшись в комочек пробираемый сильным ознобом, несмотря на жаркую, даже душную погоду.

     — Это ваша девушка Эдуард Арсеньевич? — неожиданно спросил товарищ Репейс.

     — Где, какая? — еле промямлил Эдуард.

     — На лавочке, ее зовут Инна. Вы ее подослали? — не выражая, даже намека на злобу, произнес товарищ Репейс.

     Эдуард Арсеньевич старался, как можно внимательнее разглядеть девушку, которая в этот момент, смотрела себе под ноги и не видела обращенного к ней интереса.

     — Нет, товарищ Репейс. Я впервые ее вижу — уверенно произнес Эдуард Арсеньевич.

     — Дело в том, что она все видела, хотя не должна иметь такой возможности.

     — Нет, я ее точно не знаю — уверенность в голосе, сменилась испугом.

     — Успокоитесь, что вы в очередной раз сопли распустили. Кажется, и первая история, закончилась для вас, даже больше чем благополучно. Так что вы, по-прежнему, боитесь нас, как черт — ладана — засмеялся Репейс.

     — Не могу привыкнуть к вашим штучкам, товарищ Репейс.

     Эдуард Арсеньевич стоял бледный, как чистый лист бумаги и уже не мог соображать, что он должен делать и для какой цели, он собственно здесь оказался.

     — Ваши коллеги, так и не успели вручить мне заготовленные предписания. Очень сожалею, но вероятнее всего, вам самому придется собрать документы и вручить мне при нашей следующей встрече, как полагается. А мы пока поработаем на радость обитателям городка, стосковавшимся по нормальному продукту.

     — Да, конечно, я все понимаю, только что я скажу своему начальнику — пролепетал Эдуард Арсеньевич.

     — Думаю, он уже знает о вашем провале и, к тому же, уверен, что он не сильно этому удивлен. Если честно Эдуард Арсеньевич, то господин Толстозадов боится нас не меньше, чем вы. Может даже и больше, только у него, в отличии от вас, есть солидные покровители, которые обитают, скажу вам по секрету, даже не в пределах столичного града, а в райском для всех паразитов поясе воровского благополучия.

     — Можно мне спросить? — собрав в кулак все остатки самообладания или просто ляпнув, для того, чтобы что-то говорить, произнес Эдуард.

     — Конечно, мы же с вами друзья, несмотря на то, что находимся по разные стороны баррикад — в очередной раз улыбался товарищ Репейс.

     — Как вам удалось в считанные недели завоевать весь наш продуктовый рынок? Что-то из разряда ваших фокусов?

     — Ну, что вы Эдуард Арсеньевич. Какие еще фокусы. Мы пока что не имеем такой власти, а если бы имели, то вы должны в первую очередь представлять, что все выглядело бы несколько иначе. Сейчас мы предлагаем настоящее и никаких фокусов.

     — Но позвольте — это же разорение в считанные дни — изумился Эдуард Арсеньевич.

     — Это еще, как сказать. Можно поспорить, но сейчас рыночные аспекты нас не интересуют. Это, выражаясь языком вашей бесконечной дурнины, большая акция под названием: ‘’ Не забывай, что бывает иначе’’ или ‘’Уменьшим смертность от онкологии на семьдесят процентов’’ — продолжал, то ли шутить, то ли нет, товарищ Репейс.

     — Не понял, насчет онкологии — произнес Эдуард Арсеньевич.

     — Не прикидывайтесь дурачком. Вы отравляете людей своими заменителями — массово. Если к этому еще добавить новейшие реформы, типа — работай до смерти, то получается совсем веселая картина. Хотя я обычно стараюсь быть объективным и должен признать, что сейчас совсем неплохо поставлено дело пропаганды, как бы этого не хотелось.

     — Нет нигде рыжебородого, как сквозь землю провалился — громко произнес товарищ Ефимози, подойдя вплотную к разговаривающим, товарищу Репейсу и Эдуарду Арсеньевичу.

     — Здрасти — пропищал Эдуард Арсеньевич со страхом, смотря на импульсивное движение рук товарища Ефимози.

     — Как так нет? Я же просил быстро найти этого субъекта. Товарищ Ефимози я ничего не понимаю — с явным раздражением произнес товарищ Репейс.

     — Черт его знает, все обыскали. Через вахту он не проходил и даже рядом не появлялся. Куртка его с замками и прочими дебильными пряжками, так и висит в раздевалке — не уступая в раздражение, то ли на себя, то ли на Рыжею бороду, говорил товарищ Ефимози.

     — Ничего не понимаю, говорил же ни секунды не терять. Видимо улизнул в какую-нибудь щель.

     Товарищ Репейс злился. Эдуард Арсеньевич похолодел изнутри. Поворот событий и все, что было с ним связано, пока не проникало в сознание. Эдуард, конечно, прекрасно знал, кто такой Рыжая борода, но откуда он и, что собственно происходит, было неизвестным.

     — Откуда он мог знать, что его ищут — не сдавался товарищ Ефимози.

     — Тебе Константин Юрьевич не приходит в голову, что этот рыжебородый мог увидеть Архипа Архиповича. И если он о чем-то догадывался или, что еще хуже, знал конкретно, зачем здесь появился Архип Архипович, то мгновенно дал, стрекоча, не дожидаясь, когда ты его обнаружишь и приведешь ко мне, держа за его рыжую бороду.

     — Что скажите Эдуард Арсеньевич, куда мог рвануть ваш старый знакомый — товарищ Репейс перевел разговор в другую сторону.

     — Понятия не имею, вообще не видел его с тех времен ни разу — честно признался Эдуард Арсеньевич.

     — А я подумал, что очередной агент под прикрытием. Сейчас, наверное, мчится, рассекая время и пространство своими огромными ботами. Помните его замечательные шнурки?

     Товарищ Ефимози чуть слышно выругался, достал сигарету.

     — Костя, возьми Архипа Архиповича и махом на адрес этого недоумка. Прощайте Эдуард Арсеньевич, надеюсь, что скоро с вами в очередной раз увидимся.

     Товарищ Репейс пожал руку Эдуарду Арсеньевичу и не оборачиваясь пошел к административному зданию.

     — Бывай Эдя — сказал товарищ Ефимози, направившись следом за Репейсом.

     …Пришибленный Эдуард Арсеньевич, почти не чувствуя собственных ног еле выполз через ворота. Ему нужно было или звонить своему водителю, который бросил шефа в смертельной опасности, либо ждать автобус общественного пользования под номером двадцать семь. Вариант с автобусом, странным образом, показался интересным от того, что Эдуард не мог вспомнить, когда он в последний раз ездил на, так называемом, дерьмовозе. Про сами дерьмовозы Эдуард был хорошо наслышан, так как в здании ‘’Грядущего общества’’ неоднократно поднимался вечный вопрос о повышение тарифа за проезд. Да и название, что стойко вертелось в голове Эдуарда, было обиходным, пожалуй, только в кабинетах ‘’Грядущего общества’’

     Эдуард Арсеньевич на полном серьезе решил проехаться в общественном транспорте, тем более грязный крашенный в белый с синим цвет автобус появился на остановке. Правда, нужно было ждать пока водитель кавказского происхождения, выждет время выезда в соответствии со своим расписанием, а остановка ‘’третий разъезд’’ была конечная, и этот самый двадцать седьмой маршрут ходил один раз в час. Хорошо, что Эдуард Арсеньевич не знал подобных тонкостей перевозок, а думал сейчас о стоимости проезда.

      — ‘’Интересно, сколько стоит проезд на этом.… Наверное, рублей сорок, не должно быть больше’’.

     Приняв решение, Эдуард Арсеньевич поглядывал с недовольством на водителя, который стоя возле своего автобуса. Жадно пихал в рот что-то похожее на чебурек, запивал свою снедь мутным кофе в пластиковом стаканчике и громко говорил на своем родном наречие, обращаясь к неизвестно откуда взявшемуся брату близнецу.

     — ‘’Напарник, видимо’’ — подумал Эдуард, и его в этот момент поразила неприятная мысль — его кожаная сумочка с деньгами, банковскими картами, осталась в служебном авто.

     — Черт! — вырвалось у Эдуарда Арсеньевича вслух, настолько громко, что на него вылупились сразу две старушки, ожидающие окончания обеда водителя автобуса.

     Не успел он, как следует обдумать сложившуюся ситуацию, как появился его служебный автомобиль. Черная ауди последней модели, робко и осторожно подъехала к нему, а водитель, смотря в землю, выбежал открывать Эдуарду Арсеньевичу дверцу.

     — Мне сказали, что вы в машине Сергея Николаевича, я и поехал. Они все так рванулись, я ничего не мог понять, все перепуталось. Я затем сразу назад Эдуард Арсеньевич — лепетал, оправдываясь, молодой парень водитель, устроенный в гараж всего пару месяцев назад, как и полагается по очень большому блату.

     Эдуард Арсеньевич хотел, как следует оторваться на незадачливом водителе, но видя, как тот жалостливо лопочет, сильно покраснев, что огнем горят кончики его ушей, не стал этого делать, а лишь произнес.

     — Ладно, поехали, не до тебя.

     — В ‘’Грядущее общество?’’ — спросил водитель, еще не веря, что так легко отделался.

     — Да, пока что в ‘’Грядущее’’ — сказал Эдуард Арсеньевич, сильно этим удивив водителя.

     В течение пяти минут, они ехали молча, затем Эдуард Арсеньевич спросил с очень серьёзным выражением на лице.

     — Ты Вадим ничего не видел на территории фабрики, ну перед тем, как наши уважаемые представители рванулись уезжать восвояси. И еще, встретили, ли вы Свиноедова по дороге.

     — Я ничего не понял, вдруг все побежали. Сначала подумал пожар или взрыв. А так ничего не видел. Господина Свиноедова, насколько я помню, никто не подбирал, на дороге его не было — откровенно, что видел, произнес водитель по имени Вадим.

     — Странно, хотя, как сказать — загадочно произнес Эдуард Арсеньевич.

     Всю остальную часть пути, он думал, как предстанет пред очи господина Толстозадова и еще, куда побежал Свиноедов?

     4. В офисе.

     Хорошая подготовка в скоростном передвижении всегда была гордостью Рыжей бороды, и сейчас он не растерял своих навыков. Мчался быстро, борода навострённая по ветру помогала подобно парусу. Огромные боты перемалывали собою любые кочки, камушки, впадины. Рыжая борода так разогнался, что пролетел поворот к своему жилищу. Только через триста метров, он понял, что ему нужно вернуться домой, как бы это ни было страшно. Борода повернул и нашел еще больше сил, чтобы не потерять на вынужденный крюк много времени.

     Собственно, он направлялся к Карине Карловне, ища единственного для себя спасения. Залетев в ограду, он осмотрелся. К его счастью никого не было, никто не нарушил целостность его дверей, а через щелочку между занавесками, он видел, стоящий на своем месте ларец. Быстро пролетела минута и, схватив ларец, сунув его в первый попавшийся пакет, Рыжая борода одним махом вылетел из дома, и, набирая с каждой секундой скорость, двинулся в сторону ‘’Народного изобилия’’.

     Так и не сбавляя темпа, ворвался он через стеклянные двери в роскошное фойе конторы. Охранник бросился ему наперерез, хотя борода остановился бы и сам. Пропуск общего пользования, по которому можно было пройти до самой Карины Карловны, он оставил в своей куртке с замочками и пряжками. Турникет нужно было перепрыгнуть, либо упросить этого заносчивого охранника.

     — Куда прешь! — заорал тот, только увидев ворвавшегося внутрь бороду.

     — Надо мне, открой свою железяку — закричал Рыжая борода, стараясь не уступать в своей правоте этому недоумку.

     Охранник под напором Рыжей бороды, неожиданно сменил гнев на милость и изменив грозное выражение, официально безразличным, произнес.

     — Давай паспорт, оформлю временный пропуск.

     Но паспорта в карманах Рыжей бороды так же не было.

     — Слушайте, я работаю здесь грузчиком. Мне срочно нужно на прием к директору.

     — Давай паспорт или пропуск — отрезал охранник, снова приняв грозное выражение лица.

     Рыжая борода терпел незапланированное фиаско на абсолютно пустяковом препятствии. Совсем недавно ему удалось каким-то чудом спастись от дружеских объятий товарищей Ефимози и Репейса, а здесь…

     …Здесь же все дышало своим, проникало в измученную душонку кондиционированным успокоением, но какой-то дуболом исполняя свои нехитрые функции, не пускал его внутрь.

      Возможности попасть к Карине Карловне не было никакой. Рыжая борода собирался выйти на улицу, тем более мрачный охранник уже два раза сказал ему.

      — Покиньте помещение, пожалуйста. Нечего здесь топтаться.

     Борода двинулся к дверям, но ему навстречу появились две молодые девушки из кого-то отдела, названия которого Рыжая борода при всем желании знать не мог. Последние хихикали о чем-то совершенно безобидном, а Рыжая борода отошел в сторону, пропуская их вперед себя. Девушки не здороваясь с охранником, подошли к металлическому турникету. Первая прошла внутрь, зеленая стрелочка сменилась красной, — и Рыжая борода приготовился. Вторая девушка поднесла пропуск к сканеру, не успела ничего понять, как отлетела в сторону. Рыжая борода бросился мгновенно. Стрелочка зеленного цвета испугалась не меньше девушки, а борода, сверкая ботами уже летел вверх по лестнице.

     — Стой! — услышал Рыжая борода, голос ошеломлённого охранника, но было уже поздно. Одним махом, скачком за скачком, преодолевал борода лестничные марши…

     Карина Карловна принимала очередное решение. Продажи за последний месяц понизились, как минимум на пятьдесят процентов и самое страшное, что этот процесс продолжал углубляться. Карина Карловна уже уволила второго заместителя по маркетингу, добавила к нему двоих рядовых маркетологов, которые позволили себе что-то вякнуть во время разноса отдела маркетологии, который Карина Карловна проводила лично, при этом, как уже должно быть понятно, имела далеко не лучшее настроение.

     Только трагедия проблемы состояла в том, о чем хорошо знала Карина Карловна, и плохая или хорошая работа маркетологов имела к этому мало отношения. Большое вливание на местный рынок дешевого и качественного товара — вот что стояло за оскудевшими доходами. Еще паскуды из мира торговых сетей и прочего дерьма, которые клюнули на все это с открытым ртом. Не подействовали на них, ни специальные циркуляры из департамента, ни угрозы административного порядка. Они все одно хватали товар, для того, чтобы получить мгновенную прибыль, привлечь еще большую массу народа в свои торговые точки и то, что все это закончится в один прекрасный день, кажется, их совсем не интересовало. К тому же эти наглецы, воспользовавшись благоприятными условиями по определенной категории товаров, начали требовать от других производителей пересмотреть имеющиеся договоренности.

     Сейчас Карина Карловна решила обозначить дальнейшие действия, хорошенько стимулировать, а точнее, натыкать носом в дерьмо своих маркетологов. Последние предупреждения были выданы, напоминания о стоящих за забором соискателях на важнейшие, по местным меркам, вакансии, тоже были озвучены. Следующим этапом было назидательное обучение или, как правильно выразиться, проведение насущного бизнес-тренинга. Тренер по бизнесу, маркетингу и прочей трудно произносимой ерунде уже был извещен о предстоящем контракте. Только вот тему его коронной лекции ‘’ Как расшевелить унылого покупателя с помощью маркетологических приманок и психологических анализов’’ нужно было немного скорректировать, потому что покупатель был совсем не унылый, а напротив активный, только покупает он, совсем не у тех, у кого нужно.

     Карина Карловна переговорила с Михаилом Скомороховым-Коробейниковым всего полчаса назад. Просматривала текст предстоящей завтра лекции, который Скоморохов-Коробейников выслал ей буквально несколько минут назад. Хотела уточнить, заставить последнего изменить места, что ей не понравились, как дверь ее кабинета распахнулась.

     Света дико вопила: ‘’Нельзя! Нельзя! Карина Карловна занята!’’. В дверях, вылупив глаза с взлохмаченной бородой, стоял человек, которого называли именем этой самой бороды.

     — Что все это значит Андрей Павлович! Света вернитесь на свое рабочее место и закройте дверь! — закричала Карина Карловна.

     — Я нашел, нашел — ларец Толстозадова! Он у меня! — завопил Рыжая борода, не уступая в этом, ни Карине Карловне, ни Свете.

     — Вы ничего не путаете. Какой еще ларец Толстозадова? — переспросила Карина Карловна.

     По виду рыжебородого можно было сделать только два противоположных заключения. Или этот придурок окончательно сошел с ума или то, что он говорит, есть самое важное, из всего того, что вообще сейчас существует, и разные там лекции, накачки маркетологов — сущая ерунда по сравнению с этим ларцом. Карина Карловна пыталась вспомнить, мог ли бородатый видеть сеньора Толстозадова, такой информации у нее не было, хотя всего она могла и не знать.

     — Садитесь, Андрей Павлович — властным жестом Карина Карловна, указала бороде на стул.

     — Карина Карловна мне сейчас некуда идти. Они меня отыщут, если я появлюсь на улице. Домой, я тоже не могу — начал скулить Рыжая борода.

     Не успела Карина Карловна ответить, как Рыжая борода продолжил.

     — Позвоните господину Калакакину, скажите, что я у вас и ларец у меня.

     Карина Карловна поправила свои любимые очки, вслед за ними волосы и обиженно произнесла.

     — Что же вы Андрей Павлович сразу не побежали к господину Калакакину прямо в здание ‘’Грядущего общества’’.

     — Вы что Карина Карловна. Я видел господина Калакакина, он с комиссией из ‘’Грядущего общества’’ приехал на встречу с товарищами, но я не имел возможности хоть как-то к нему обратиться. Не знаю, что там, но мне страшно. Не хочу даже представлять, что может случиться с ответственными господами.

     Рыжая борода говорил импульсивно, иногда от его заросшего волосом рта отлетали микронные слюни, а борода до сих пор не могла принять нормальной формы и продолжать возбужденно торчать в сторону Карины Карловны.

     — Видимо, они приезжали, чтобы закрыть сатанинский приют — жестко произнесла Карина Карловна, потянувшись к огромному айфону — последней модели. Рыжая борода смотрел на нее и ни на секунду не ошибался, полагая, что сейчас Карина Карловна станет звонить господину Калакакину.

     — Эдя слышишь меня. Тебя плохо слышно, что ты говно жуешь. Трубку поправь, мать твою — в своей обычной манере начала разговор Карина Карловна.

     Эдуард Арсеньевич ответил что-то внятное не сразу. На телефоне Карины Карловны был включен режим громкой связи, и Рыжая борода хорошо расслышал голос господина Калакакина, когда тот наконец-то отчетливо проявился в телефоне.

     — Слушаю тебя Карина, давай только быстрее и без того хреново.

     — Эдя это ты на что намекаешь? Что со мной хреново, и я только тем и занимаюсь, что порчу тебе настроение — нервно произнесла Карина Карловна.

     — Я не о том Карина. Две минуты назад зашел в свой кабинет и мне сейчас идти на ковер к самому сеньору Толстозадову.

     Голос Эдуарда Арсеньевича, действительно звучал пришибленно и малость раздраженно.

     — Я так понимаю, что товарищи по полной программе накрутили тебе хвоста — засмеялась Карина Карловна.

     — Да Карина и не только мне.

     — Хочешь сказать, что сам сеньор Толстозадов тебя сопровождал — продолжала иронизировать Карина Карловна.

     — Хватит шутить. Я тебе уже сказал, что мне не до шуток. Была целая делегация из всех возможных контролирующих ведомств, и она разбежалась — настолько, что некого господина Свиноедова до сих пор не могут найти.

     — Знаю такого — сказала Карина Карловна, имея в виду историю о пропавшем господине Свиноедове.

     — Конечно, знаешь, он же по вашей специфике.

     — Бог с ним — попыталась закончить тему Свиноедова, Карина Карловна.

     — Думаю, что не бог с ним. Ты же знаешь, чей внебрачный сын господин Свиноедов.

     — Забегают, ну ладно. Говори, что там было? — сбавив громкость, спросила Карина Карловна.

     — Долго рассказывать, в общем, товарищи в своем стиле. Провалиться им куда подальше. У меня руки Карина до сих пор трясутся, как будто я пил два дня. А я сегодня вечером обещал своей Лере ужин в ресторане — на этот раз голос Эдуарда Арсеньевича звучал жалостливо.

     — У меня сейчас находится Андрей Павлович Кусков, и он утверждает, что может поднять тебе настроение, если я правильно поняла.

     Сразу ответа не последовало, видимо Эдуард Арсеньевич не мог сообразить, кто такой Андрей Павлович Кусков, но через десять секунд раздался вопрос.

     — Это — Рыжая борода что ли?

     — Да, он самый со знатной рыжей бородой — засмеялась Карина Карловна.

     Света притаившись за дверью, прислонясь своим ушком к полотну двери, старалась понять, что связывает директоршу и непонятного грузчика с рыжей бородой. Предвкушение, опережая действительность, рисовало в голове Светы возможную сенсацию о романе Карины Карловны с грузчиком.

      — ‘’Вот до чего дошла наша стерва. Уже на грузчиков кидается, лишь бы ее, кто поимел’’ — думала Света о самом простом и очевидном.

      — ’‘Лучше уж так, чем никто. Тогда совсем нам всем хана придет, так что Светочка, скажи спасибо этому грузчику — мысленно отвечала Алена из отдела по борьбе с персоналом.

      — ‘’Ну, до чего он противный, вроде не воняет от него, а кажется, вот-вот навозом пахнет’’ — отвечала самой себе, заодно и Алене — Света.

     Смех Карины Карловны, произнесенное имя грузчика с рыжей бородой, практически убеждали Свету в ее самых смелых предположениях. Смущало, что Карина Карловна разговаривала по телефону с кем-то третьим.

     — Да, он самый со знатной рыжей бородой — очень отчетливо, услышала Света.

     После, она мгновенно отпрыгнула от двери, поскольку услышала стук каблуков Карины Карловны.

     — Так что радостного хочет сообщить господин Рыжая борода? — спросил Эдуард Арсеньевич.

     — Звучит не очень, но он говорит, что нашел ларец вашего шефа Эдуард Арсеньевич — иронично и даже больше чем, произнесла Карина Карловна.

     Услышав эти слова, Эдуард Арсеньевич оторвал от уха телефон и несколько раз перекрестился, затем тихонько прошептал: ‘’Господи, спаси и помилуй!’’.

     — Эдя что ты там шепчешь — не выдержав паузы, закричала Карина Карловна.

     — Карина — любимая, пусть он сидит у тебя, никуда его не отпускай. Я выезжаю, почти прямо сейчас. К шефу и к вам — затараторил Эдуард Арсеньевич.

     — Хорошо Эдя. Давай быстрее — сказала Карина Карловна, отключив айфон.

     — Скоро будет здесь. Давайте Андрей Павлович посмотрим ваше, точнее уже наше сокровище.

     Рыжая борода держал в руках серый пакет со странной надписью ‘’boss’’. Внутри него был один единственный предмет, и Карина Карловна понимала, что там и есть ларец Толстозадова.

     — Да, уже наше сокровище — грустно произнес Рыжая борода, доставая шкатулку и думая, что в очередной раз не сумел уберечь свою находку.

     Перед очами Карины Карловны предстал совсем непривлекательный предмет, в виде потрепанного временем ящичка из темного, сероватого металла. Ожидание обмануло Карину Карловну, она, несмотря на высокое положение и опыт прожитой жизни или скорее от опыта этой жизни, ожидала увидеть что-то сияющее, отделанное драгоценностями, переливающееся игрой алчного света, несомненно, взятое из канонов поиска сокровищ, о которых она читала в книжках, смотрела в фильмах в пору не самого счастливого детства в маленькой квартирке двухэтажного дома с удобствами на улице.

     — Это и есть ларец Толстозадова? — спросила она у Рыжей бороды, когда он трясущимися руками поставил ларец на рабочий стол Карины Карловны.

     — Да это он и есть. Я теперь точно, это знаю. За ним охотятся товарищи и могут убить нас или навсегда отправить в свое время — гордо ответил Рыжая борода.

     — Это еще хуже, чем убить — философски подытожила Карина Карловна, наблюдая, как Рыжая борода аккуратно открывает крышечку.

     Внутри находились две бумаги перевязанные синей торжественной ленточкой и два ордена неизвестного происхождения. Карина Карловна взяла один из них и с интересом рассматривая, прочитала надпись, сделанную на аглицком языке: ‘’за верную службу и преданность’’.

     — А на втором что? — не удержался Рыжая борода, обидевшись сам на себя, что не догадался с помощью интернета перевести нерусские письмена, и теперь наблюдал, как это с непосредственной легкостью делает Карина Карловна.

     — Орден почетного признания гильдии ‘’Грядущего мира’’ — с удивлением читала Карина Карловна.

     Рыжая борода, ничего не понимая, смотрел на нее с открытым ртом.

     — ‘’Грядущий мир — Грядущее общество’’ — произнесла вслух свою мысль Карина Карловна, ее взгляд не отрывался от изящных линий ордена, ажурных завитков…

     — Из чего он сделан? — прошипел Рыжая борода.

     — Думаю, что — это платина, по бокам вставки из золота. Нужно уточнить у специалиста, но нам все равно придется вернуть его владельцу. Сейчас придет Эдуард Арсеньевич, и дело будет закончено — с оттяжкой и явным мысленным неудовольствием, произнесла Карина Карловна, без всякого сомнения, очарованная магией редчайшего артефакта.

     — А если? — начал Рыжая борода.

     — А если, то товарищи. Хотите с ними пообщаться? — отрезала Карина Карловна.

     — Нет, что вы — сжался Рыжая борода.

     — Тогда смиритесь Андрей Павлович. Мир, наша комфортная среда, куда дороже, чем два пусть и очень редких, дорогих ордена.

     Только Карина Карловна произнесла последние слова, как на ее столе зазвонил телефон.

     —Это еще кто — раздраженно произнесла Карина Карловна, подняв трубку…

     …Товарищ Ефимози, вместе с Архипом Архиповичем, оказался в районе проживания Рыжей бороды через пятнадцать минут, после того, как шатающийся от неудачи Эдуард Арсеньевич покинул территорию фабрики ‘’Ударник’’. Долгий стук и звонки в дверь не дали, как и предполагал товарищ Ефимози никакого результата.

     — Да где ему быть, спрятался и не открывает дверь — твердил Архип Архипович.

     — Точно ему некуда поддаться? — переспрашивал товарищ Ефимози.

     — Куда он может пойти, он здесь ни с кем не общается. Если только в свою деревню Балалайкино, пустился бежать — убеждал товарища Ефимози, Архип Архипович.

     — Придется проникнуть внутрь без разрешения. Хотя ты Архип Архипович говорил, что он снимает эту половину.

     — Конечно, вот бабка Наталья с другой стороны и сдает ему половину.

     — Пойдем, поговорим с ней.

     — Вредная каналья, скажу я, вам товарищ Ефимози.

     — Ничего сейчас, как шелковая будет — уверенно проговорил Ефимози.

     Бабка Наталья открыла дверь. Несмотря на жаркую погоду, она была одета в теплую стеганую жилетку, на голове был синий платок с красноватыми узорами, полностью скрывающий давно седые волосы. Беззубый рот начал шамкать привычные слова недовольства. Интенсивность этого процесса увеличилась, когда бабка Наталья увидела своего старого знакомого Архипа Архиповича. Только сейчас он был не один, а в компании страшного товарища, который напоминал бабке давным-давно ушедшие времена.

     — Здравствуйте товарищ — обратился к ней этот непонятный субъект, с совершенно спокойной и при этом наглой физиономией, как и во времена, когда еще жив был ее дедушка Осип Борисович.

     — Слушаю вас — растеряно произнесла бабка Наталья.

     — Я к вам по очень серьезному делу. Начну сразу, как у нас принято. Меня интересует ваш квартирант с рыжей бородой и все обстоятельства, по которым он у вас оказался.

     Вид товарища, его голос, на глазах меняющийся цвет его одежды с обычного на черно-белый. Окончательно убедили бабку Наталью, что в таком виде к ней пожаловала сама смерть. Так же, как и много лет назад пришла она в этот же, тогда еще совсем новый дом, за ее дедушкой Осипом Борисовичем. Ей было тогда семь лет, но это было первое отчетливое воспоминание.

     — Так это... Товарищ дорогой, он его и привел — прошамкала бабка Наталья, указывая, не испытывая никакого стеснения, скрюченным пальцем на Архипа Архиповича.

     Не успела она договорить и тем более дождаться реакции со стороны неизвестного товарища черно-белого цвета, как и Архип Архипович начал, на ее глазах менять свой цвет и не только. Бабка Наталья приготовилась насколько могла к последующей отправке на свидание с Осипом Борисовичем и многими другими родственниками, а Архип Архипович, не выражая никаких эмоций, превращался в своего батюшку, они хоть и были похожи, но для бабки Натальи подобная метаморфоза не мола остаться не замеченной.

     — Вы знаете гражданка, где сейчас может находиться человек с рыжей бородой? — вернул бабку Наталью к реальности происходящего товарищ черно-белого цвета.

     — Не знаю я, где он — произнесла бабка, чувствуя, что неизбежная смерть начала холодом окутывать ступни ног и подниматься в направлении сморщенных с годами коленок.

     — У вас есть ключи от его пристанища? — еще более напористым голосом, спросил товарищ, так похожий на одного из тех, кто приходил за Осипом Борисовичем.

     — Конечно — только и смогла выдавить из себя бабка Наталья.

     — Берите ключи, пойдемте с нами — сказал товарищ.

     Батюшка Архипа Архиповича все время молчал и лишь недружелюбно поглядывал на бабку. От чего холод, преодолев коленные суставы, стал подниматься выше.

     — А если он там прячется? — спросила бабка Наталья, держа в руках запасные ключи от второй половины собственного дома.

     — Ничего страшного — произнес мрачный товарищ, после этого он спокойно вытащил на обозрение бабки Натальи черный, страшный пистолет и, улыбнувшись, добавил.

     — Даже очень хорошо, если он там прячется.

      Бабка не чувствуя собственных ног, пошла следом за товарищами. Открыв дверь, она встала, облокотившись об косяк проема и шепча молитвы, обращенные к господу богу, смотрела, как неприятный товарищ, вместе с батюшкой Архипа Архиповича перевернули всю квартиру вверх дном. Их лица выражали крайнее неудовольствие. А бабка раз за разом забывала молитвы, которые она учила прилежно, но приобщившись к делу господнему лишь лет пятнадцать назад на волне почитания новейших понятий, не могла до конца заучить огромный набор мудрёных и сложных выражений. Представить что-то и вовсе не могла, разобраться, кто на ком стоит, было, ей вовсе не под силу, как бы ни старалась соседка Дарья Ивановна, которая и приобщила бабку Наталью к святому проживанию. Ничего путного из этого не выходило. Правда, лубочный антураж в углах дома ей удалось создать быстро и нужно отметить, что совсем не дорого. Если бы бабку Наталью спросили: ‘’почем опиум для народа?’’, то она, поняв в чем суть, могла бы достать из коробочки бумажку, где было синими чернилами прописаны все затраты на божественное дело.

     Наконец-то товарищи закончили дело.

     — Нет ничего — развел руками товарищ в сером пиджаке.

     — Клянусь было — ответил батюшка Архипа Архиповича.

     — Верю товарищ — сиплым голосом произнёс его спутник.

     — Идите домой бабушка, вы нам больше не нужны — снова подал голос товарищ с оттопыренным ухом.

     Бабка Наталья не хотела двигаться с места, полагая, что лучше дождаться своей участи прямо здесь.

     — Идите чего ждете — еще раз сказал он, исподлобья посмотрев на бабку.

     С трудом бабка Наталья двинулась к выходу.

     — Ключи возьми, затем закроешь — наконец-то подал голос тот, кто был батюшкой Архипа Архиповича.

     Выйдя на улицу, бабка почувствовала, что ледяной холод, добравшийся уже до самого сердца начал быстро отступать, освобождая место теплому, приятному приливу жизни: ‘’ пригодились молитвы, господние, спасибо Дарье Ивановне’’ — думала бабка, боясь оглянуться в сторону второй половины собственного дома, где по-прежнему находились товарищи.

     …Эдуард Арсеньевич растерялся. После разговора с Кариной Карловной он импульсивно, получив хорошую весть, кинулся без предварительного звонка на прием к сеньору Толстозадову. Бегом, оказавшись на третьем этаже, Эдуард кивнул в знак приветствия сидевшему за столиком старичку, на долю секунды показалось, что тот вновь помолодел, приняв образ неприятного инвалида с фамилией Паскудин. Эдуард Арсеньевич даже остановился, оглянулся, но, слава богу, за столиком сидел привычный старичок.

     Постучав в дверь, Эдуард Арсеньевич услышал знакомый голос Насти.

     — Войдите.

     — Здравствуйте… — только успел произнести Эдуард Арсеньевич, как Настя его оборвала.

     — Дмитрий Кириллович занят. Зайдите после трех часов Эдуард Арсеньевич, раньше вас не примут, и не просите — сказала Настя, хотя Эдуард Арсеньевич еще и не успел подумать о чем-либо просить.

     — Дмитрий Кириллович? — изумленно спросил Эдуард Арсеньевич — А где же сеньор Толстозадов? — продолжил он.

     — Кто? — пришло время удивиться Насте.

     — Я имел в виду Николая Евгеньевича — исправился Эдуард.

     — Срочно отозвали в верховное управление, а Дмитрия Кирилловича прямо сегодня — назад — с очаровательной улыбкой, на не менее привлекательном личике, сообщила Настя.

     — У него кто-нибудь есть? — спросил Эдуард Арсеньевич — А то у меня, действительно важное дело.

     — Я же сказала вам Эдуард Арсеньевич. Должен приехать сам Тепломестов.

     — Ладно, я пойду — сказал Эдуард Арсеньевич и, выйдя из приемной, пытался сообразить от чего произошла столь резкая перемена и что теперь ему делать, как быть?

     Эдуард Арсеньевич хотел вернуться в свой кабинет, но по дороге встретил заместителя правого отдела делегата Хватайкина, а по совместительству своего друга — Сиротина. Тот улыбался, обнажая ряд белоснежных зубов.

     — Полиция к нам приезжала. Тебя спрашивали, но я пока послал их подальше — со смехом произнёс Сиротин, пожимая руку Эдуарду Арсеньевичу.

     — Что случилось? — удивился Эдуард.

     — Свиноедова из департамента бактерий, так и не могут найти. Ты Эдя готовься, мне обстоятельно в пятницу рассказать эту странную историю — захохотал Сиротин и пошел в сторону выхода из здания ‘’Грядущего общества’’.

     — Подожди вместе пойдем — сказал Эдуард, догоняя Сиротина…

     … — Карина Карловна, Эдуард Арсеньевич сейчас приедет? — спросил Рыжая борода, когда Карина Карловна закончив разговор, положила телефон перед собой.

     — Через час, не раньше. Эдя в очередной раз тупит или обделался от изменившихся обстоятельств — ответила Карина Карловна, в данную минуту, больше думая, о том, куда ей определить рыжебородого, затем ларец, а лишь за ним — Эдя. Хотя как раз и можно отправить Рыжую бороду к Эде. Места у него достаточно, так что… Карина Карловна, не спрашивая разрешения Рыжей бороды, аккуратненько взяла в руки ларец Толстозадова и поставила его на полку своего рабочего сейфа, затем спокойно закрыла три кодовых замка. Рыжая борода смирившись со своим положением, не стал протестовать и даже не проявил интереса, видя, как Карина Карловна набирает коды на замках своего сейфа.

     — Андрей Павлович я хочу вас спросить. Вопрос немного странный, но меня очень интересуют подобные вещи — произнесла Карина Карловна, вернувшись за свой рабочий стол.

     Рыжая борода, смотря на Карину Карловну, ожидая от нее странного вопроса, вспомнил о забытой в течение последних часов Инне, но Карина Карловна повела речь о совсем другом.

     — Почему вы с нами? Поддерживаете то, что по вашему статусу вам противопоказано. Все остальные, ваши, если так можно сказать, коллеги по нищенскому физическому труду, без всякого сомнения, только и ждут прихода этих самых товарищей, как манны небесной, а вы на нашей стороне.

     Вопрос, действительно удивил Рыжую бороду. Он не был готов к такому обороту, поэтому замешкался на десяток секунд, а по их истечению начал крайне неуверенно.

     —Друзья рабочие…Они просто не видели, как выглядят эти товарищи, может поэтому они и ждут их.

     — Ну, что вы Андрей Павлович. Товарищи примут любую, поверьте, любую необходимую для дела форму. Добавят к ней шикарного содержания, на основе правды и справедливости. Попадут на подносе массу примеров, и обед министерши за десять тысяч рублей, покажется такой малюсенькой безделицей. Я думаю там готово много интересного.

     — Я хочу жить в этом мире и не вижу ничего в нем плохого. Продукты в магазинах есть, и одежду китайскую можно купить, что еще нужно.

     Не успел, Рыжая борода закончить, как Карина Карловна громко засмеялась, а Рыжая борода уже в какой раз ничего не понимая, еще пристальнее смотрел на нее, не зная нужно ли ему продолжать незаконченную мысль или этого вполне достаточно.

     — Как мало нужно для счастья! Браво Толстозадов! — захлебываясь от смеха, кое-как выговорила Карина Карловна.

     — Что смешного, многие так живут и ничего плохого в этом не видят. Но, действительно — ведь все есть — выпалил Рыжая борода, у него начали выпучиваться глаза, борода от нервного напряжения начала заметно шевелиться.

     — Вы еще скажите, лишь бы не было войны — продолжала смеяться Карина Карловна.

     — Ну, да, зачем она нужна — совершенно серьезно произнес Рыжая борода.

     Карина Карловна испытывала, только ей сейчас понятный восторг, стучала пальцами с изящным маникюром по столешнице темного, дорогого дерева.

     — Я бы Андрей Павлович, будь или окажись на вашем месте, выгрызала свое любыми методами. Пошла бы хоть на край света с любым из этих товарищей, только бы не испытывать позорного унижения — быть дерьмом, которым вертят, как захотят.

     — Я — дерьмо? — надул губы Рыжая борода.

     — Не обижайтесь, я не хотела вас оскорбить, это моя манера выражаться. Но согласитесь, что вы ничего из себя не представляете. Насколько, я понимаю, у вас нет положения в обществе, нет денег и даже нормальной семьи у вас нет — сейчас Карина Карловна говорила серьезно и потихоньку начала переходить на жесткую интонацию в окончаниях.

     — У меня скоро будет семья и до этого была. Только, баба моя, шлюхой оказалась — резал правду — матку Рыжая борода.

     — И корову вы тоже не сумели вернуть — снова, только на этот раз совсем слегка засмеялась Карина Карловна.

     — С коровой и вправду не вышло. Попробуй, забери ее у товарищей.

     — Даже если их уже нет — снисходительно улыбнулась Карина Карловна.

     В этот момент отворилась дверь, и знакомый голос незамедлительно вмешался в разговор.

     — Допустим, дорогая Карина Карловна, товарищи никуда не делись. Они, вы знаете, есть и сейчас. При этом я говорю не о товарище Репейсе с его другом товарищем Ефимози, а про тех товарищей, что разместились на очень многих постах в нынешнем ‘’Грядущем обществе’’. Богу они только другому служат. Религия, если хотите, иная. А так все одно, хотя, конечно, есть множество отличий, те товарищи были все же наглее и увереннее.

     — Здравствуйте профессор — опешила Карина Карловна — Как вы без звонка, без предупреждения — продолжила Карина Карловна.

     В дверях виновато стояла Света, пропустившая профессора за пару изящных комплиментов.

     — Света, да закрой же дверь, в конце концов — произнесла Карина Карловна, но на этот раз в ее голосе не было раздражения.

     — Решил устроить сюрприз, а если честно, то вышел из клиники и надо же такому случиться, начал доставать свой телефон, а он выпал из рук — и прямо на асфальт, в общем, не работает. А возвращаться в регистратуру или тем более в кабинет не захотелось.

     — Ну и правильно, я очень рада вашему внезапному появлению. Сейчас отложила всю работу, вот еще Андрей Павлович пожаловал. У нас здесь такие дела творятся — Карина Карловна выкатила из угла свое запасное кожаное кресло, чтобы удобнее усадить профессора Смышляева.

     — Краем уха слышал, вы только, что говорили о товарищах — начал Иннокентий Иванович, расположившись в кресле.

     Не успела Карина Карловна ответить, как подал голос Рыжая борода.

     — Вы профессор, как сюда попали, там же не пускают на вахте?

     — Просто мой любезный, предъявил паспорт, меня записали и пропустили — профессор с интересом смотрел на внешний облик Рыжей бороды, тот начал ерзать на стуле.

     Видимо, до Рыжей бороды наконец-то достучалось его общественное положение. Профессору Карина Карловна учтиво собственной персоной, предоставила мягкое кресло с высокой спинкой, а он, от души всем довольный, остался сидеть на твердом стуле с низкой спинкой и без колесиков.

     — Да, уважаемый Иннокентий Иванович, я хотела узнать у Андрея Павловича его жизненную позицию, отношение к происходящему.

     — И что же? — спросил профессор, так, как будто Рыжей бороды и вовсе не было в роскошном кабинете Карины Карловны.

     — Печально профессор. Да, впрочем, Андрей Павлович сам может обрисовать свое жизненное кредо.

     — Что говорить, нормально все. Говорю, есть все. Брюхо набить, выпить иногда, одежда — снова и очень быстро поставил все акценты своего существования Рыжая борода, правда еще вспоминалась корова, но святое он решил оставить при себе.

     — Интернет забыли Андрей Павлович, а это непростительно. Слишком уж важный элемент в философии вам подобных — улыбнулся профессор.

     — Вы тоже против меня — за товарищей, как Карина Карловна — возмутился Рыжая борода.

     — А что же Карина Карловна перешла на сторону товарищей? — с издевательской усмешкой уточнил профессор, глядя, то на Карину, то на Рыжую бороду.

     — Она так и сказала: ‘’в вашем положении, я была бы на стороне товарищей’’.

     — Разумно — серьезно сказал профессор.

     — И вы туда же профессор, неужели вы не понимаете, что товарищи ужасны. У них нет ничего святого. Сначала корову заберут, затем все остальное и работать будешь за похлебку.

     — А вы дружите с ними, верьте им, и поверьте, все у вас будет — профессор продолжал шутить, но Рыжая борода разошелся не на шутку.

     — А как же насчет бога? Что вы скажите? Они Христа продали за тридцать рублей серебром. От этого все и пошло. Не зря говорят: ‘’христопродавцы’’ — любуясь собой, произнес убийственный аргумент Рыжая борода.

     К этому моменту, он действительно решил, что происходит что-то похожее на измену, и его вчерашние соратники хотят перейти на другую сторону. Тем более ларец был закрыт в сейфе Карины Карловны. Рыжая борода начал еще больше нервничать. Одним махом, чуть не порвав, расстегнул грязный воротник спецовки.

     — Знаете, вы правы. Фарисеи, мне, кажется, были похожи на товарищей.

     — Это еще кто? — вылупливая глаза спросил Рыжая борода.

     — Это те, кому продали Христа за тридцать рублей серебром — пояснил профессор, сделав акцент на слове ‘’рублей’’.

     — Ничего не пойму, в церковь хожу постоянно, так что не говорите ерунды — обиженно произнес Рыжая борода.

     — Вы верующий? — спросил профессор.

     — Конечно, сейчас любой нормальный человек верующий — гордо сказал Рыжая борода, вытащив на всеобщее обозрение свой серебряный крестик.

     — Давно верующим стали Андрей Павлович? — недовольно спросил профессор.

     Рыжая борода, как казалось, приготовил что-то совершенно убойное в ответ, но на этот раз, Карина Карловна, пользуясь приемом самого рыжебородого, вставила свое вперед.

      — Ненужно Иннокентий Иванович, разве вы не видите, это все из одной оперы.

     — Нормальный, готовый продукт. Вот в принципе и все, согласитесь, что это то, что нам и нужно, причем в идеальном виде — сказал профессор Карине Карловне, снова игнорируя присутствие Рыжей бороды.

     Тот насупился и теперь отстраненно молчал, не желая больше участвовать в неприятном разговоре.

     — У вас немного жарковато, включите, если можно кондиционер — попросил профессор.

     Карина Карловна взяла с банкетного столика тонкий и длинный пульт, нажала кнопочку, и через минуту почувствовалась пришедшая в кабинет прохлада. Карина Карловна хотела начать разговор о главном, пару раз поправила волосы, приняла более удобное положение в кресле. Зачем-то с места на место переложила две большие папки, подняла голову, коснулась золотой оправы очков, и в эту секунду в дверь раздался аккуратный стук Светы.

     — Да Света — громко произнесла Карина Карловна.

     Дверь отворилась, показалась Света.

     — Карина Карловна к вам господин помощник делегата, заместитель правого отдела — Калакакин Эдуард Арсеньевич — официально и торжественно объявила Света, очарованная, как и всегда, блеском большого делегатского значка с бриллиантовыми планками по бокам…

     …Если Рыжая борода прорвался в кабинет Карины Карловны с наскока, а профессор Смышляев предъявив документ, то Эдуарду Арсеньевичу ничего этого не потребовалось. Только он зашел в помещение конторы, как тот самый недружелюбный охранник, мгновенно превратился в образец услужливого лакея.

     — Куда желаете, господин помощник делегата — произнес охранник, зеленая стрелочка загорелась, не дождавшись ответа со стороны Эдуарда Арсеньевича.

     — К Карине Карловне, к кому здесь еще — недоуменно пожал плечами Эдуард Арсеньевич.

     — Третий этаж, кабинет триста один — расплылся в улыбке охранник.

     — Знаю без тебя — пробурчал Эдуард Арсеньевич, ему было не до любезностей и приличий.

     Дела складывались странным образом и Эдуард понимал, что сейчас многое зависит, от того какое решение смогут принять они. Еще неплохо было бы связаться с самим сеньором Толстозадовым. Правда, первая мысль, отдать ларец в руки хозяина — померкла. Последствия неизвестны, если об этом прознают товарищи, то неизвестно, что может прийти им в голову. А на кону самое главное — размер достоинства, за ним и все положение в ‘’Грядущем обществе’’. Нет достоинства, — нет ‘’Грядущего’’. Еще, как назло, все время вертелся образ пропавшего Свиноедова, который осмелился перечить главному из товарищей: ‘’ах, как он неосмотрительно, спаси господи, его святую душу, нельзя же так, нужно было почувствовать, прислушаться воздух и тот был ненормальным’’ — думал о несчастном Свиноедове Эдуард Арсеньевич.

     — Здравствуй Карина — произнес Эдуард Арсеньевич — О, какой сюрприз. Профессор, очень рад вас видеть. Здравствуйте Андрей П.… — Эдуард Арсеньевич забыл отчество Рыжей бороды.

     — Павлович — буркнул тот недовольным тоном.

     — Да, да, Павлович — не извинившись, уточнил Эдуард Арсеньевич.

     — Очень кстати Эдя — произнесла Карина Карловна и при этом посмотрела в сторону Рыжей бороды. Называть помощника делегата, зама правого отдела — Эдя, при человеке типа Рыжей бороды, ей показалось неприличным, но она решила, что не стоит менять сложившуюся форму общения из-за рыжебородого.

      — Во время Эдя — добавила Карина Карловна.

     — Да уж вовремя, черт знает, что творится — сказал Эдуард Арсеньевич, усевшись на жесткий стул рядом с Рыжей бородой, потому что мягких кресел больше не имелось.

     — Здравствуйте Эдуард Арсеньевич, очень рад вас видеть — с задержкой произнес профессор — Я, кстати, тоже хотел обсудить сложившуюся ситуацию — продолжил он, поставив в тупик Карину Карловну, которая полагала, что все интересное творится сейчас и именно в ее кабинете.

     — Не понимаю что случилось? — спросила Карина Карловна, обращаясь одновременно к профессору и Эдуарду Арсеньевичу.

     — В общем, один придурок из агентства свободного интернет телевидения поднял шум по поводу закрытия властями фабрики ‘’Ударник’’. Возле фабрики, он мгновенно с помощью своих дружков, устроил митинг: ‘’У нас отнимают последние, здоровые продукты. Власти хотят нас всех погубить!!!’’. Ну и началось. Народ туда с окрестностей скопом повалил, кто-то из этих деятелей растрезвонил, что выпивку бесплатную господин Репейс раздает, затем события и вовсе потеряли всякий контроль — Эдуард Арсеньевич прокашлявшись, взял стакан, налил в него воды из кулера.

     Профессор во время рассказа Эдуарда Арсеньевича, с деловым видом утвердительно кивал головой. Рыжая борода на время, забыв свою обиду, превратился в слух. Ему на фабрике должны деньги за два дня (он считал день побега отработанным) и бонус за дополнительную разгрузку двух машин.

     — Куда еще хуже — озабоченно произнесла Карина Карловна.

     — Следующей была весть, что в связи с закрытием фабрики бесплатно раздают продуктовые наборы. Весть об этом мгновенно распространилась по всему городу. Бабы сломя голову бросились туда. Навстречу им бабы, уже получившие паек от господина Репейса, с пакетами — еле тащат. Обделенные, сбивая этих с ног — к воротам, и шум, гам, крик. А журналист этот, кажется, его фамилия Поносов — Эдуард Арсеньевич вновь выпил воды.

     — Есть такой — еще более мрачно сказала Карина Карловна.

     Профессор тяжело вздохнул, произнеся шепотом.

      — ‘’Что творится’’.

     Рыжая борода забыв, уже не только о собственной обиде, но и как кажется обо всем на свете, вскочил с места.

     — Может, дают еще жратву!!! Они и без того мне должны!!! — прокричал он, бросившись к двери.

     — Сядьте немедленно!!! — страшным голосом, крикнула на него Карина Карловна.

     До Рыжей бороды дошло, что он делает что-то не то и он покорно сел. Правда, все одно шептал.

      — ‘’Господи, такая халява, как мне опять не повезло’’.

     — Так вот, этот Поносов, давай делать прямые включения на свой канал, пришлось быстро отключать эту говорильню. К фабрике всю полицию, даже тех, кто на выходном. Окружили все, давай дебилов разгонять, а они в драку. Бабы — это сущий кошмар. Им только волю дай, хуже любых мужиков. Затем кинулись арестовывать хозяев предприятия, но, как вы понимаете, из этого ничего не вышло.

     — Эдя ты же говорил, что с закрытием ничего не получилось — спросила Карина Карловна.

     — Так оно и есть, я до сих пор не понимаю, откуда пошел этот слух.

     — Чего тут понимать, товарищи в очередной раз пошутили. Отметили, таким образом, добровольное закрытие — пояснил свою версию Иннокентий Иванович.

     — Эдуард Арсеньевич, что давали бесплатно? — не выдержал Рыжая борода.

     — Не знаю, Андрей Павлович — на этот раз Эдуард, вспомнил отчество Рыжей бороды.

     — Так что никого не арестовали? — уточнила Карина Карловна, в душе она радовалась с фабрикой, которая портила все в последние месяцы, наконец-то покончено, а бунтующая быдла — это пройдет.

     — Арестовали некого Паскудина. Он, к тому же оказался инвалидом первой группы. Сам представился директором и, вроде какой-то мандат предъявил. Его отправили в психо-корпус, но и здесь неувязка вышла, этот хренов инвалид, сумел каким-то образом сбежать прямо из кареты скорой помощи.

     — Вы забыли Эдуард Арсеньевич еще одну немаловажную деталь. На улицах вдалеке от этой фабрики стали собираться группами люди маргинального вида. Я когда ехал, их так же разгоняла полиция и, вроде, даже не наша.

     — Да передавали по специальной связи, что вызвали помощь из соседних регионов — подтвердил слова профессора Эдуард Арсеньевич.

     — Оперативно — выразила свое мнение Карина Карловна.

     Все на какое-то время замолчали. За открытым окном, послушались капли падающего дождя, и сквозь этот звук, окутанный в тишину, прозвучал голос профессора.

     — Эдуард Арсеньевич, а где сеньор Толстозадов?

     От этого имени все вздрогнули, посмотрели друг на друга.

     — Пропал, — нет его и никто не знает ничего — ответил Эдуард Арсеньевич.

     — Как такое может быть. Он же имел вполне официальный статус — не сдавался профессор.

     — Николай Евгеньевич Пройдохин, отозван в верховное управление, вот и вся информация.

     — Странно — произнес профессор.

     Все снова замолчали. Прошла минута, затем половина следующей минуты. После, поддерживая традицию, нарушил тишину профессор. Только на этот раз, он не спрашивал, а произнес отвлеченное умозаключение.

     — Знаете, я всю сознательную жизнь полагал, точнее был уверен, что он— вымышленный персонаж. Получается, что это заблуждение.

     — Получается, что жив и тот другой — заключил Эдуард Арсеньевич.

     — Нет, тот погиб. Мне это сказал сам товарищ Репейс — опроверг профессор.

     — Слава богу, хоть этого нет, а то еще появится в компании Репейса и Ефимози — перекрестилась Карина Карловна.

     — Бог их знает. На этот раз их было значительно больше — мрачно сказал Эдуард Арсеньевич.

     — Это точно — страшно. Один такой с интересом смотрел на мои ботинки, что мне казалось, вот-вот скажет: ‘’Ну, давай снимай, эту пакость’’ — вставил свое Рыжая борода.

     — У вас и, вправду замечательные боты и особенно шнурки, прямо притягивают взгляд. Как товарищи не сняли ваши чудесные ботинки, не заменили их старыми, добрыми кирзачами — сказал профессор.

      После этих слов он улыбнулся сам себе, а Карина Карловна с Эдуардом Арсеньевичем, рассмеялись…

     …Снова раздался стук в дверь Светы. Карина Карловна пригласила ее войти.

     — Карина Карловна к вам Инна Владимировна, ну, одна из замов Игоря Валентиновича, — как можно более равнодушнее, произнесла Света (Инна от чего-то ей не нравилась)

     — Пусть заходит, я совсем о ней забыла — сказала Карина Карловна.

     Рыжая борода, услышав привлекательное имя, повернул голову в направлении входа, ожидая увидеть Инну, о которой он, если признаться честно, подзабыл, как и Карина Карловна.

     Инна опешила на пороге, увидев в кабинете Карины Карловны столько народу. В принципе для нее это было не ново, но дело было в том, что эти люди не имели никакого отношения к производственному процессу. К тому же, на нее, уже в какой раз, пялился рыжебородый грузчик, который снова вольготно располагался в обществе Карины Карловны.

     — Инна проходи и рассказывай, смотреть на тебя страшно — грозно приказала Карина Карловна.

     Неожиданно для всех присутствующих Инна расплакалась.

     — Ну, успокойтесь милочка. Здесь все ваши друзья. Я сейчас дам вам успокоительного — вмешался профессор.

     — Инна Владимировна, что все это значит. Разревелась, как пятилетняя девочка, прекрати немедленно — одернула Инну, Карина Карловна.

     Рыжая борода не сводил глаз с Инны. Ее жалкий вид, текущие слезы к которым не привык борода, жутко волновали его и немудрено, что он быстро почувствовал прилив крови в причинном месте.

     — Я не знаю, кто друзья, а кто нет. Карина Карловна увольте меня, пожалуйста. Я не хочу больше быть менеджером, домой хочу к маме. Там такое творилось, а потом начался кошмар — продолжала скулить Инна.

     Профессор заботливо всунул в ладошку Инны две маленькие таблетки. Сам налил воды из кулера и чуть ли не вылил ее Инне в рот, только в последний момент Инна взяла стакан дрожащей рукой.

     — Как понять кошмар, какой еще кошмар? — спросил Эдуард Арсеньевич, боясь информации, об еще худших событиях.

     — Я кое-как оттуда убежала, там такой кавардак начал твориться. Эти бесноватые женщины, пьяные мужчины. Неужели у нас люди так плохо живут — начала Инна.

     — Нет, милочка. Просто народ у нас слишком жадный нахаляву — попытался успокоить Инну профессор.

     — Что было затем? — Карина Карловна, вернула Инну к рассказу.

     — Я пошла пешком. Места там, даже днем жуткие (в этот момент Эдуард Арсеньевич, вновь вспомнил убежавшего в том же направлении господина Свиноедова), не знаю сколько шла. Только, казалось, почти вышла из этого страшного района — бараков и нищенских домиков, как наткнулась на старинный автомобиль. Нет, он не старый, а именно новый, но старинной марки — черный весь, я такие в кино видела. Хотела пройти мимо, но меня позвал странный человек. Он открыл дверцу автомобиля и просто сказал: ‘’подойди сюда’’. И я, как дурочка подошла, даже не подумав о том, что лучше убежать.

     — Это испуг Инна. Вы подавлены и уже подсознательно готовы к самому худшему — пояснил Иннокентий Иванович.

     — Понимаете у меня ощущение, что я где-то видела этого господина и, кажется даже не один раз. Жутко стало, я чуть не…(Инна хотела сказать, что чуть не обмочилась, но при мужчинах вовремя остановилась), хотя все, включая Рыжую бороду, поняли, о чем должна была пойти речь, потому что после слова ‘’чуть’’, Инна быстро покраснела.

     Он из себя очень толстый, в сером костюме и такой же старомодной шляпе, в руках кожаный портфель. А лицо, точно, как у свиньи. Глазки до того узкие, что их и не видно. Голос писклявый, но при этом злобный, нехороший.

     — И что он? — спросил Эдуард Арсеньевич, торопя Инну и понимая, что она встретилась с самим сеньором Толстозадовым, причем, по всей видимости, в его истинном обличии.

     — Я села на заднее сидение — по коже холод: ‘’мама, мама’’ — одно слово у меня в голове, а он что-то шипел, кряхтел, рылся в своем портфеле. Протянул мне конверт и сказал: ‘’Передайте это вашим друзьям. Мне некогда, время вышло’’.

     Инна, заметно продолжая нервничать, вытащила из своей сумочки конверт перетянутый черной лентой и скрепленной черной печатью из материала похожего на сургуч.

     — Вот — Инна протянула письмо Карине Карловне.

     Карина Карловна, в соответствии со своей привычкой, отложила конверт в сторону и произнесла голосом, взятым из обыденности планерок.

     — Что дальше Инна.

     Эдуард Арсеньевич хотел вмешаться, сказав.

      — ‘’Ладно, хватит, раскрывай послание Толстозадова’’, но вид Карины Карловны не позволил ему сделать это. Рыжая борода впялился в коленки Инны, напрочь забыв, о чем идет речь; ‘’Без юбки, ее усадить на этот стул’’ — это все, о чем думал Рыжая борода.

     — Дальше я пошла с этим конвертом в руках. Прошла метров сто в сторону старого барака, а он не приблизился. Мне еще страшнее стало. Остановилась, дышать тяжело, как будто бежала двести метров для зачета. Обернулась вправо от себя, — и чуть не потеряла сознание. На каком-то грязном ящике сидят двое, просто неописуемых людей. Один толстый и похожий на того, что был в машине. Одетый в хороший, без сомнения, дорогой костюм, только грязный весь. Руки в глине, пиджак тоже. Взгляд безумный, а рядом с ним и вовсе страшный тип. Кособокий какой-то, хоть и сидит, а все одно заметно. Лицо гадкое, глазки бегают, зубы желтые с выбоинами. Я застыла, а этот второй поднялся с ящика или корпуса бывшего холодильника. На нем штаны из какой-то мешковины, на причинном месте оттопыриваются, забыв о всяком стыде, кажется, что вот-вот мешковина порвется.

     На этот раз Инна произнесла хоть и с трудом, обстоятельства не самого прилежного свойства. Выдохнула и взяла коротенькую паузу, во время которой Эдуард Арсеньевич, стряхнул собственную голову, чтобы прогнать от себя образ инвалида с торчащим через мешковатые штаны пиком демократии. Воспоминание о нем было неприятно, оно определяло личность встреченного Инной гражданина. Впрочем, это было и ненужно, потому что Инна и сама поведала о том, кого встретила.

     — Я стою, думаю, но все. Сейчас начнется. Только этот в мешковатых штанах, произнес, не делая попыток со мной сблизиться.

      — ‘’Добрый день Инна Владимировна, вам в направлении этого переулка, а моя фамилия Паскудин, я инвалид, а это мой новый товарищ’’. Зачем он представился, я не знаю. Я, как загипнотизированная смотрела на него и на его огромный контур и, как дура думала, а что если ткань порвется — Инна, снова покраснев, замолчала.

     — Чертовщина, мать твою. Опять этот Паскудин. Инна Владимировна, а у второго, родинка под глазом была? — Эдуард Арсеньевич не удержался, вспомнив проклятого псевдо инвалида, то в своем кабинете, то за столиком на третьем этаже ‘’Грядущего общества’’.

     — Да была, но он какой-то безумный.

     — Это же Свиноедов — сделав логичное открытие, Эдуард Арсеньевич вскочил со стула и начал нервно ходить взад вперед.

     — Сядь Эдя. Свиноедову сейчас ничем не поможешь — скомандовала Карина Карловна.

     Профессор ничего, не понимая посмотрел на Карину Карловну, а затем устремил свой взгляд к Эдуарду Арсеньевичу.

     — Позже объясню, Иннокентий Иванович, у нас еще кое-что не обсуждено — первой, прореагировала на изумление профессора Карина Карловна.

     Эдуард Арсеньевич присел на свое место. Карина Карловна взяла в руки конверт с черной лентой, но зазвонил телефон. Через пару секунд профессор Смышляев, смотрел, как меняется лицо Карины Карловны, наполняясь первозданным ужасом.

     — Карина Карловна здесь к вам прошли какие-то люди. Я ничего не мог сделать — пришибленным и даже больше голосом, подбирая знакомые буквы, говорил охранник, который первый раз за десять лет службы осмелился набрать прямой провод — Один по фамилии Джугашвили, а другой, не могу выговорить Бро…тейн.

     Карина Карловна бросила трубку и завизжала.

     — Это — Ефимози!!!

     Она бросилась к сейфу, открыла его в одну секунду. Повернула голову к своим коллегам — и на ее глазах кабинет начал окрашиваться в черно-белый цвет.

     — Скорее в туалет!!! — закричала Карина Карловна.

     Эдуард Арсеньевич, Иннокентий Иванович, Инна, Рыжая борода — все смотрели на нее с недоумением.

     — Скорее в туалет!!! — еще громче закричала Карина Карловна, бросившись к неприметной двери в углу кабинета.

     Следом за Кариной Карловной в дверь заскочили и все остальные. Опасение и недоумение профессора не оправдались, места хватило всем, хотя излишка все-таки не было, и что самое главное, туалет не являлся туалетом. Это была комната, предназначенная под кладовку. Со всех сторон в кучи были навалены какие-то предметы, старая мебель, и если бы все это убрать, то места хватило бы им пятерым без неудобств.

     — Молчите, превратитесь в мертвецов — прошипела Карина Карловна.

     Рыжая борода старался, как можно ближе прижаться к Инне, которая была по погоде легко одета в тонкую белую блузку, через которую просвечивался такого же цвета лифчик. Ниже шла темная, стильная юбка, ее длина не доходила до коленок Инны. На ногах же были черные колготки и им соответствующие цветом, туфли на небольшом, аккуратном каблучке.

     Инна молча, отпихивала Рыжую бороду от себя одной рукой, а другой поправляла, спадающие на лоб волосы. Карина Карловна, воспользовавшись лишь одним взглядом, прекратила постыдные попытки Рыжей бороды, прижаться к Инне. Эдуард Арсеньевич сдружился с грязным, старым дверным полотном. На его дорогущий пиджак прилипли засохшие и смешанные с вековечной пылью паутины. Страх на его лице, сменялся глупым вопросом: ‘’неужели поможет?’’ Профессор старался сохранить полную концентрацию и про себя твердил какие-то словосочетания.

     Карина Карловна затаив дыхание ждала звуков от Светы, но их не последовало, а еще через минуту появились грузные шаги. Следом за шагами, оглушая напряженные уши, раздался громкий кашель и снова шаги. Еще несколько секунд и начали двигаться ящики, лететь на пол предметы.

     — Кажется, кто-то есть? — раздался грубый, осипший голос.

     Несмотря на близкое мочеиспускание, Карина Карловна подумала: ‘’Это не Ефимози’’.

     — Нет никого, ты, что Демьян перепил вчера? — ответил другой голос.

     —‘’Ефимози, Ефимози — это он’’ — определилась Карина Карловна.

     А шаги остановились прямо напротив двери, у всех спрятавшихся остановилось дыхание. Карина Карловна приложила палец к губам, не отводя глаз от Инны и Рыжей бороды, который, несмотря на смертельную опасность, все одно старался прижаться к Инне.

     — Проклятие Паскудин же видел девчонку, и она могла пойти только сюда — ругался Ефимози, стоя за дверью, но от чего-то не пытался ее открыть.

     — ‘’С другой стороны нет дверей. Вот что тогда спасло Карину Карловну, и я не понимаю, от чего это происходит’’ — подумал профессор, смотря себе под ноги.

     — ‘’Она появится, только когда вернуться нормальные цвета. А что сейчас со временем? Их время или наше? Должно быть наше, они ведь ищут то, что находится в нашем времени. Хотя данное обстоятельство все же сомнительно, много чего может быть во временном искажении’’ — продолжал свои размышлении профессор.

     — Пора, время — прорычал Ефимози.

     Ответа от загадочного Демьяна не последовало. Жесткие шаги, хлопок двери и после гробовая тишина.

     Инна тяжело дышала, вытирая пот со лба. Рыжая борода почти намеренно повторял ее интонации. Эдуард Арсеньевич стоял с закрытыми глазами. Профессор ждал, когда подсобка превратится в туалет. Карина Карловна закончив мысленный отсчет, потянула за ручку, дверь открылась со скрипом.

     На глазах, вылезавших из укрытия, братьев по несчастью кабинет Карины Карловны приобретал цветные тона, кладовка становилась туалетом. Появилось свободное место, и Инна тут же отскочила от Рыжей бороды. Только вот; бардак, разбросанные папки, бумаги, поломанные ящики, перевернутые стулья, разлитая вода — отчетливо говорили о том, что перепуганные компаньоны прятались в странной кладовке совершенно ни зря.

     — Может что-то, где-то в стене? — спросил профессор у Карины Карловны.

     — Кто в стене? — глухим голосом, еще не пришедшим в себя, переспросила она.

     — Ну, они не видели дверь, значит, ее нет — профессор пытался размышлять вслух.

     Карина Карловна, понять слова профессора не могла, остальным и вовсе было не до этого.

     — Нужно уезжать отсюда — произнесла Карина Карловна, держа в руках ларец сеньора Толстозадова и его же депешу.

     — ‘’Но, почему туалет стал кладовкой, а кабинет лишь перекрасился? Вот и основывай мышление на одном радикальном материализме’’ — думал профессор, рассматривая заветный и жутко притягательный ларец Толстозадова, находящийся в руках Карины Карловны.

     Эдуард Арсеньевич с чувством затаенного страха переходящего в неосознанное преклонение, смотрел на странные непонятные артефакты из ларца. Не уступал ему в своих ощущениях и профессор, только в отличие от Эдуарда Арсеньевича, ему не хотелось верить в происходящее. Очень плохо с большим трудом в его сознании укладывалась мысль о том, что вот такие, на первый взгляд, глупости могут играть столь важную роль во всех основах дня сегодняшнего. Совсем уж нехорошие умозаключения туманили голову: ‘’Неужели все то, чем мы сейчас живем. Все то, во что искренни поверили в те смутные годы, является искусственным, определенным какой-то совершенно чужой волей, при этом, по всей видимости, недружелюбной и лишь прикрывающейся принципами всеобщего добра’’.

     По крепким рукам профессора неприятным холодком пробежали мурашки.

     — ‘’Неужели всё ‘’Грядущее общество’’ было придумано еще в те смутные времена, давно забытыми буржуинами, в их черных шляпах — цилиндрах — ладно, сейчас выбора все одно нет’’ — профессор попытался отвлечься от своих размышлений, переведя взгляд на остальных присутствующих в кабинете.

     Карина Карловна тем временем открыла послание Толстозадова.

     — Читай не тяни — нервно сказал Эдуард Арсеньевич.

     — Подожди, сейчас настроюсь — ответила Карина Карловна. Поднесла бумагу ближе, но тут же опустила вниз. Быстро выскочила из-за стола, открыла дверь в приемную, затем и в коридор. Света сидела, ничего не понимая: ‘’Сначала странные люди, вместе с ними, непонятное помутнение рассудка, в виде сна наяву. Сейчас Карина Карловна бегает туда-сюда, появившись вновь. Вроде ее не было в черно-белом сне, и ее гостей тоже’’ — старалась размышлять Света, чувствуя сильную слабость в конечностях.

     Наконец-то Карина Карловна начала читать, но на первых словах: ‘’Многоуважаемые коллеги… ‘’ — ее прервала Инна.

     — Карина Карловна можно я все-таки пойду домой?

     Карина Карловна обратила к Инне недовольный взгляд. Однако Эдуард Арсеньевич опередил Карину Карловну и с явным раздражением произнес.

      — Сидите Инна, это касается и вас. Неужели, вы еще этого не поняли.

     Инна, как будто только и ждала, когда ее дернут, от того засопев носом притихла.

     Карина Карловна вернулась к посланию: — ‘’Многоуважаемые коллеги, не побоюсь этого слова — друзья. Вы и я, и еще многие, делаем одно дело. Важнее которого нет ничего. Это не пустые слова, в них суть существования всего нашего мира. Мира, где мы имеем процветание, невиданные горизонты для удовлетворения своих амбиций и личностного роста. В мире, где существуют и правят истины, заложенные со времен сотворения этого самого мира. Я тороплюсь, поэтому, извиняюсь за не столь красивое изложение. Только вы и сами все должны понимать. Власть, которую имеете вы, к которой стремитесь и просто комфортная среда обитания, данная вам за счет недоумков, слабаков и тому подобных элементов — все это сейчас, находится в ваших руках.

     К сожалению, я не могу лично участвовать в важнейшем процессе от того, что в моем времени сильно активизировались наши враги, то есть те, кого вы называете — товарищами. Но, чтобы товарищи не вернули себе то, что нам удалось у них отнять. Чтобы и дальше существовало богом избранное ‘’Грядущее общество’’. Чтобы товарищи, под руководством самого сатаны, обещающие всем земной рай, не повторили свой эксперимент — сотворить свой рай сызнова…

     …Вы должны принести именные клятвы (текст на втором листе), и что более важно, увековечить ларец, заложив его в монумент ‘’Памяти августа 1991 года’’, который находится на землях фермера Подкулачника в имении ‘’Свободного капитала и эксплуатации’’. Никто кроме вас и фермера Подкулачника не должен знать об этом. Клятва скрепит вас молчанием или смертью. Понимайте, что варенье — это не варенье, а печенье — это далеко не печенье. Вы представляете все сословия, и поэтому, я верю в успех предприятия’’.

     Ниже текста письма была приписка, взятая неизвестно откуда и похожая на сказания библейского характера: ‘’И когда все сословия обретут свое место, друг за другом пойдут путем, уходящим в тень от лживого свойства справедливости, равенства и братства. Тогда окончательно закатится пагубное солнце и через ночь, холодом отдающую, взойдет новое солнце неограниченных возможностей для касты избранных, как и должно быть, ибо путь один — проходят все разным шагом и разной обувкой мерят пыльные версты…’’

     Объяснения к этой притче не было. Профессор несколько раз прочитал этот странный текст, после чего почесав свой подбородок, произнес.

     — М, да.

     — Ничего не понятно, какие еще сословия и, где этот чертов мемориал — высказал свое мнение Рыжая борода.

      Ему хотелось жрать, данная мысль заботила его больше всего на свете, но он боялся, напомнить о необходимом естестве в столь уважаемой компании.

     — Вот он здесь, и адрес есть — Карина Карловна перевернула бумажку с так называемой клятвой.

     — Можно подумать, что товарищи не найдут это имение — произнес Эдуард Арсеньевич.

     — Если мы будем осторожны, то не найдут — сказала Карина Карловна — Господин Толстозадов знает, что делает — добавила она.

     — Действительно, символично. Я думаю, что этот мемориал построен, как бы сказать, сразу после переворота. Только я с сословиями не пойму. Посудите сами: предпринимательство, власть, интеллигенция, рабочий класс (в этот момент профессор с явным сомнением посмотрел на Рыжую бороду), молодежь или как (Инна тоже вызвала долю сомнения), но где духовенство и крестьянство? Хотя извиняюсь — Подкулачник и будет крестьянством. Духовенства нет?

     — Может Подкулачник кого и найдет, в этом, мать его, имении — мрачно произнес Эдуард.

     — А пенсионеры где? — спросила Инна, удивив всех своим вопросом.

     — Их моя дорогая девочка, тогда и вовсе не было — пояснил профессор.

     — И сейчас нужно кончать с этим делом. Пусть последние из них, доживают с пенсией и почтальоном в обнимку, а новых не хер плодить — грозно высказала свое мнение Карина Карловна.

     — Правильно, человек сам должен себе на старость капитал заработать — поддержал Карину Карловну, Эдя.

     — Сомнительно, конечно, хотя зерно рационального в этом есть. Думаю, лучше все же оставить пенсию для людей, что служат государству, его безопасности и основам — высказался в свою очередь профессор.

     Инна промолчала. Ей хотелось попросить профессора или Карину Карловну, дать ей таблетку от головной боли, но она, как и Рыжая борода, стеснялась напомнить о себе.

     — Это, как же без пенсиона!!! — вылупил глаза Рыжая борода — Пенсион, завсегда нужен!!! Я кого хера работаю? — не унимался Рыжая борода.

     —А вы Андрей Павлович откладывайте копеечку себе на чёрный день — засмеялся Эдуард Арсеньевич.

     — Тогда кредит не возьмешь, без кредита какое житие — не меняя выражения лица, отрезал Рыжая борода.

     — Без кредита, таким, как вы лучше, Андрей Павлович — улыбнулась Карина Карловна.

     — Не согласен я — мрачно произнес Рыжая борода, но не стал более выставлять своих аргументов.

     Атмосфера в кабинете заметно потеплела. Призраки будоражащего страха отступили. Вечернее, уходящие все ближе к земле солнце, светило красным отсветом в окошко третьего этажа. Часы показывали начало десятого и, как нетрудно догадаться, полностью опустела контора. Охранник, нервничая, ждал появления Карины Карловны, гадая, останется ли он на работе или ему придется бегать по улицам родного городка с ошпаренной внешностью в поисках нового трудоустройства.

     Карина Карловна отодвинув кресло, подошла к окну. Долго смотрела на абсолютно пустую автостоянку перед офисным зданием. На ней находились всего два автомобиля. Один принадлежал Эдуарду Арсеньевичу, а другой был ее служебным авто. Водитель, по всей видимости, дремал внутри, а к окну близко подходили ветви высоких тополей. Неоднократно Карина Карловна имела желание спилить их, но просто забывала дать указание. Сейчас же зеленая листва, колышущая на чуть заметном ласковом ветерке, показалась Карине Карловне очень красивой. Притягательным движением самой жизни и так необходимого сейчас спокойствия. Хотелось, как можно дольше сохранять в себе успокоение, не кричать бешеным голосом: ‘’Это — Ефимози!!!'’, а затем, судорожно сжимая зубы, глотая противную горячую слюну, боясь обмочиться в присутствии трех мужиков и одной девки — подчинённой, шептать без звука: ‘’Мама, мама, мамочка!!!’’.

     Красное солнце ласково смотрело на Карину Карловну, обещая завтра еще один день хорошей погоды в пока еще существующем мире ‘’Грядущего общества’’. Наглые воробьи дрались за корочку хлеба, прыгали и распушались. От остановки отъехал почти пустой автобус общественного призрения. Двое мальчишек из соседнего дома бегали друг за другом, кидались какой-то резиновой игрушкой.

     — Нужно решать, что будем делать. По домам нельзя, если отдыхать перед поездкой, то всем вместе — сурово произнесла Карина Карловна, повернувшись от окна к присутствующим.

     Рыжая борода жадно посмотрел на Инну. Провести ночь с ней под одной крышей, ему, без всякого сомнения, виделось удачным стечением обстоятельств.

     …Архип Архипович видел странный, во всех отношениях, сон. Подобные вещи посещали его, к огромному сожалению довольно часто, слишком много он употреблял горячительных напитков, которые в свою очередь, старательно будоражили мозг, не оставляя его в покое и в те самые недолгие часы, когда Архип Архипович отключался из событий реального порядка.

     На этот раз сон также походил на другие и мог, вполне сойти за один из многих, но что-то подсказывало Архипу Архиповичу, что это не так. Слишком близко к нему находились эти люди, слишком хорошо чувствовал он их спертое дыхание, пульсирующий страх и какую-то особую растерянность. Он бежал за ними, они все время ускользали от него. Затем появлялись снова, оглядывались, боясь его увидеть. Он прятался, то за угол незнакомого здания, то за какие-то кустарники. Их было пять человек. Две женщины и трое мужчин. Он не мог разглядеть их лица, что-то лишь мелькало, ускоряясь все более быстрым движением, переходило на бег и снова пропадало за очередным строением…

     …Архип Архипович проснулся в полной тишине. Закурив, он с неприятным чувством вспомнил, что вчера вечером поругался с женой, и она, обматерив его, ушла ночевать к своей старинной подруге Лиде.

     — ‘’Бог с ней’’ — успокоил себя Архип Архипович.

     Голова гудела, проникающий внутрь никотин, заставил покачнуться на ходу. Выпив сразу полстакана водки, закусив черствым хлебом, Архип Архипович заметно повеселел, почувствовал прибывающие на подмогу силы. Захотелось закурить еще, и он вышел на ночной двор. Старый пес зевнул ему приветствием, несколько раз долбанул хвостом о землю.

     — Не спишь сучий сын — ласково проговорил Архип Архипович — Вот и я не сплю, какой тут к черту сон.

      — ‘’Мне ведь сегодня на смену’’ — пронеслась в голове неприятная мысль, но сразу улетучилась.

      — ‘’Я же вчера с Колькой договорился и Кузьмичу позвонил’’ — вспомнил Архип Архипович.

     После положительного утверждения сразу захотелось выпить еще, только поменьше и снова закурить, вдыхая ночную прохладу, перемешанную с табачным дымом, запахом водки и светом еще не ушедших восвояси, таких далеких от него звезд.

     Архип Архипович закрыл глаза, пытаясь вспомнить все события минувшего дня. Калейдоскоп быстро закрутил свои камешки, складывая их в приятное напоминание самого лучшего дня за последние лет тридцать. Появлялись лица, звучали слова. Обидно было, что он не мог вспомнить, где и как расстался с товарищами. Немножко дольше задержался в памяти Николай Тимофеевич, подливающий в стаканы сладкую водку…затем ссора с женой.

     Архип Архипович так и сидел с закрытыми глазами, когда его пес о чем-то испуганно зарычав, поджал хвост, поднялся с места и отправился в свою будку. Архип Архипович открыл глаза и прямо в этот момент увидел, как открывается калитка в его ограду. Тут же перед ним появился грузный, коренастый мужчина — возрастом далеко за пятьдесят лет. Лицо его было плохо различимо в темноте, но заметно выделялись большие жесткие усы. Не успел Архип Архипович как-то прореагировать, как тот протянул ему руку, сказав приятным басом.

     — Митрофан Андреевич, питерский рабочий с Балтийского завода.

     — Архип Архипович Слесарев — кочегар, слесарь — это сейчас, раньше занимал куда более звучные должности — ответил Архип Архипович, пожимая руку неожиданному гостю.

     — Плохо спалось Архип? — сразу переходя на ты, спросил Митрофан Андреевич.

     — Какой уж тут сон — вздохнул Архип Архипович.

     — Вот и мне не до сна. Как думаешь, куда они могут направиться? — спросил Митрофан Андреевич.

     Архип Архипович сразу ничего не понял. Вопросительно посмотрел на собеседника.

     — Ну, те, кто спать тебе этой ночью не давали — уточнил тот.

     — А эти — протянул Архип Архипович — Не знаю, если честно, не думал. Они куда-то бежали и места для меня, вроде незнакомые — продолжил или закончил Архип Архипович.

     — Вот и я, думаю, что вряд ли они здесь будут закладывать свою кощееву смерть. Так и сказал товарищу Репейсу.

     — А он что? — Архип Архипович закурил еще одну сигарету.

     — Да что, плечами пожал, мол все может быть. Ты водочки, то мне налей, давно желание имею — попросил Митрофан Андреевич.

     — Пойдем в дом — дружески предложил Архип Архипович.

     — Я думаю, им символ какой-нибудь нужен. Здесь ничего такого нет. Хотя невозможно предположить, что им придет в голову — сказал Митрофан Андреевич.

     — Я так совсем не понимаю. Если мы знаем их, если мы знаем, что ларец у них, то проще взять их всех скопом, да и открутить головенки — злобно произнес Архип Архипович.

     — Хорошая мысль. Товарищ Ефимози так и предлагал. Только ситуация, к сожалению, иная. Нельзя этого делать, особенно сейчас нельзя. Товарищ Репейс долго объяснял, как у нас говорят, политику партии. Принято решение, обнаружить их и брать на месте.

     — Звучит хорошо, но все же проще было бы с такими людьми по-другому.

     — Хорошо, если бы так

     — Понимаю, что ничего не понимаю.

     — Я, Архип, если так можно сказать, почти местный. Да и по профессии, мы тоже близки.

     — Ты же Митрофан мне ясно сказал: питерский рабочий с Балтийского завода. У меня сердце в пятки, от слов этих чудесных ушло. Это же надо — питерский рабочий, что может быть достойнее этого.

     — Правда Архип, всю молодость там и на гражданскую войну оттуда на восточный фронт, и после победы из-под самого Иркутска назад, снова на свой завод. Затем еще двадцать лет, а вот во время войны с фашистами попал я в этот городок. Направили на помощь от ЦК. Теплостанцию строили, я уже давно на инженерной должности был, да и по партийной линии.

     — Тяжко было? — спросил Архип Архипович.

     — Тяжко было, от того, что на фронт по возрасту не взяли. Но дело — есть дело, сказали значит надо. Гордость, Архип была несоизмеримая, в городок сразу десяток заводов прибыло. Энергию, — им нужно, людям нужно. Что я тебе говорю, сам все понимаешь. Так я здесь и остался, жена ко мне приехала. Дочка затем в Ленинград вернулась, а сын под Сталинградом навсегда лежать остался.

     — Нет уже Митрофан заводов тех — грустно произнес Архип Архипович.

     — Знаю, точнее один остался, да и наша станция еще жива. Без нее и этим иродам не обойтись — сплюнул в пепельницу Митрофан Андреевич.

     — Сволочь, есть сволочь — процедил сквозь зубы Архип Архипович.

     — Паскудин черт этот хромоногий, потерял наших путешественников. Как такому человеку доверять. Сколько раз, я этот вопрос ставил. Теперь не знаю, с чего и нам начинать — Митрофан Андреевич осушил налитую водку.

     — Во сне деталь одну запомнил. Поле большое, на нем подсолнечник в огромном количестве и эти бегут, сшибая его напропалую. Солнце высоко, и леса совсем рядом нет.

     — Я тут думал и вот, что получается. Кощееву смерть они на аграрных землях прятать будут. У них ведь крестьянина нет, и поп отсутствует. Значит будет, какой черт фермерский, а рядом церковь должна быть, значит село большое или городишко мелкий. Подожди, а этот рыжебородый? Он же крестьянин по происхождению?

     — По происхождению он может и крестьянин, только, насколько известно, к земле у него руки не оттуда растут. Так что он хрен, знает что. А сейчас из рабочих низкосортных, вот и сойдет им, типа за пролетария. Все ведь в норме. Дешевый труд, наймитом на буржуя.

     — Вероятно, что так — угрюмо произнес Митрофан Андреевич.

     — Слушай, Митрофан. Я как-то ездил к одному товарищу в сторону городка Красного Яра, видел там поле похожее в точь-точь, и в селе мы останавливались, кажется, Новобоголюбское. Церковь там заметная посередине села. Вот куда они поедут!!! Сейчас вспомнил, как наяву, название там еще жуткое, но не села, а совхоза рядом или еще чего, что-то с капиталом связано, я тогда еще сплюнул от этого названия, от души — Архип Архипович вскочил с места, рассказывая о своем открытии Митрофану Андреевичу, тот улыбнулся в свои большие усы, обнял Архипа за плечи.

     — Правильно товарищ Репейс сказал: ‘’Иди к Архипу Архиповичу, он ближе всех к ларцу находится’’.

     …Свиноедов ничего не мог понять. Сначала он бежал по прямой миновав какую-то свалку с кучей вонючих отходов жизнедеятельности. Затем были полуразрушенные домишки брошенные давным-давно. Трава выше человеческого роста, заполнила бывшие огороды и палисадники. Из одного такого строения выполз черный, от грязи бомж, зыркнул на него и скрылся, как раз в зарослях высоченной травы. Домишки закончились быстро, а за ними лежал пустырь изрытый странными канавами в которых держалась темно-серая, похожая на разведенную грязь вода. Вокруг валялось огромное количество металлолома, что крупные остовы техники, что более мелкие предметы: рельсы, уголки, проволока, сварные конструкции.

     Свиноедов оставался в полном недоумении: ‘’Не может быть, это же целое Эльдорадо, нужно срочно все это сдать китайцам’’. Радость находки, обещающая огромные барыши для, и без того туго набитого бумажника, сменялась неверием в столь легкую возможность. Свиноедов остановился, его кожаные туфли из самого дорогого бутика в городке, были грязные и напоминали страшные ботинки без шнурков, которые он заметил на ногах вылезшего из разрушенного домика бомжа. Брюки, запачканные снизу, на пиджаке в огромном количестве нацеплявшийся репейник.

     Свиноедов расстегнул воротничок своей белоснежной рубашки, сдвинул в сторону стильный галстук. Постояв немного, он решил отдохнуть, более основательно. Ноги гудели. Сердце непривыкшее к нагрузкам, только сейчас начало сбавлять обороты. Опорой для объемной задницы Свиноедова стала металлическая бочка. Он прижал ее своим весом и впялил свой взгляд в незнакомое пространство.

     За пустырем виднелись одноэтажные домишки, но они в отличие от тех, что его сейчас окружали, кажется, имели обитателей. Свиноедов видел несколько поднимающихся вверх столбов черно-серого дыма, то ли от костров, то ли от банных печей. Отдохнув не меньше десяти минут, он поднялся для того, чтобы продолжить путь. Пройдя с полсотни метров Свиноедов увидел, сидевшего на такой же металлической бочке странного человека. Он чем-то походил на скрывшегося в высокой траве бомжа, но бомжем не был. Почему это сразу решил Свиноедов, он и сам не мог понять, только понимал это четко и осознано. Первой же мыслью было как можно скорее скрыться из обозрения странного человека. Свиноедов ускорил шаг, но споткнулся и растянулся всем своим весом прямо на грязную поверхность земли.

     — Не спешите любезный — услышал он, немного скрипучий голос, который, без всякого сомнения, принадлежал странному незнакомцу.

     Свиноедов поднялся и виновато улыбнувшись, начал руками оттирать свой костюм.

     Незнакомец был невысок ростом, на его лице была клочковатая с вкраплением седых волос щетина. Волосы, которые не знали мытья, как минимум месяц. Рука с грязными пальцами и такими же грязными ногтями, держала между пальцами газетную самокрутку.

     Неприятный запах жженой бумаги ударил в нос Свиноедова. Глаза незнакомца нагло не скрывая и крохотной доли лукавства, коричневые и малость узковатые, изучали Свиноедова не спеша, и, как показалось самому Свиноедову очень внимательно.

     — Присаживайтесь рядом со мной, здесь места хватит — скрипучий голос, вторгся в уши второй раз.

     Свиноедов покорно подошел к незнакомцу и аккуратно начал присаживаться на свободное пространство бочки. Незнакомец вежливо отодвинулся, затем противно рассмеялся.

     — Не бойтесь господин Свиноедов, она нас двоих выдержит. Кстати, моя фамилия Паскудин.

      Свиноедов ждал, когда Паскудин назовет свое имя, отчество, но тот не счел это нужным, а вместо этого протянул Свиноедову обслюнявленную самокрутку.

     — Спасибо господин Паскудин, я не курю — тихим, сдавленным голосом произнес Свиноедов.

     — Товарищ Паскудин — поправил Свиноедова его собеседник и затянулся вонючим дымом.

     — Откуда вы знаете мою фамилию? — робко спросил Свиноедов.

     — Кто же не знает господина Свиноедова из департамента санитарно вирусных микробов, да и внебрачного сына, такого человека, как сам… — Паскудин не стал произносить известную фамилию, но при этом засмеялся.

     — Почему вы смеетесь? — еле слышно прошептал Свиноедов.

     Паскудин посмотрел на него ехидной улыбкой.

     — ‘’Никогда не разговаривайте с незнакомцами’’ — вспомнил Свиноедов слова из слишком известной книги, которую читал в годы далеко ушедшего отсюда студенчества.

     — Вспомнил один забавный эпизод. Вы слишком неосмотрительны, будьте осторожнее, следующий раз. Тем более, бежать вам больше некуда. Идите товарищ Свиноедова через эти дома, там еще с километр грунтовой дороги и будет знакомый вам городок.

     — Господин Свиноедов — не согласился с обращением Свиноедов.

     — Товарищ Свиноедов, теперь уже товарищ Свиноедов — улыбнулся Паскудин, поднялся с бочки, харкнул на землю и скрылся в зарослях тальника.

     Свиноедов встал, но потом снова сел на бочку, вытер с массивного лба грязной рукой, выступившую соленую влагу.

     …— Смотрите, это же Паскудин — загробным голосом произнес Эдуард Арсеньевич, глядя в окно.

     — Это один из них? — спросила Карина Карловна, повернувшись на кресле в сторону Эди, который находился за ее спиной.

     — Это непонятно кто или что. Но если он здесь появился и караулит нас, то получается, что он один из них — обреченно произнес Эдуард Арсеньевич.

     — Мой дядя — Паскудин. Фамилия у него такая — сказал Рыжая борода, вскочил со стула и оказался рядом с Эдуардом Арсеньевичем.

     — Нет, это не он. Дядя уже в годах, солидный такой — облегченно произнес Рыжая борода.

     — Ну и что делать будем? — спросил Эдуард Арсеньевич.

     Инна тихо и незаметно заснула, сжавшись на двух стульях.

     — Нужно было полагать — раздраженно произнесла Карина Карловна.

     — Надо подготовить машину, отвлечь с помощью охранников этого человека — вот и все. Карина Карловна есть отсюда запасной выезд? — разумно предложил Иннокентий Иванович.

     — Сомневаюсь, что он человек — пробубнил Эдя.

     — Есть, конечно — с запозданием ответила Карина Карловна и начала искать нужный номер телефона.

     — Владик, заезжай внутрь. Встань у старых ворот. Сейчас к тебе подойдёт охранник, затем сразу на территорию.

     Карина Карловна дав указания водителю, сразу взяла в руку трубку настольного телефона.

     — Там возле здания крутится какой-то неприятный тип, отвлеките его, сделайте так, чтобы он поверил, что я поеду на автомобиле помощника делегата. Затем быстро откройте старые ворота — повысила голос Карина Карловна.

     Кажется, что охранник что-то мычал в ответ. Может это показалось, но Карина Карловна, взяв небольшую паузу продолжила.

     — Хорошенько посмотрите, чтобы там никого не было. Если, кто есть, то задержите, доложите мне, отведите в сторону, чтобы никто из посторонних не видел, когда поедет моя машина. Все понятно? Или еще раз повторить, смотрите если обосретесь то всей сменой утром в отдел персонала с заявлениями — Карина Карловна, бросила трубку телефона…

     … — Гражданин что вы здесь делаете? — к Паскудину подошел охранник, тот самый, что не пускал внутрь Рыжую бороду.

     — Я что-то не совсем понимаю, что вам нужно дорогой товарищ. Я где хочу там и нахожусь — нагло и даже с вызовом ответил охраннику Паскудин.

     — Здесь находиться нельзя — частная территория.

     — Частное, что ты насрешь, любезный и желательно тебе покакать за этим забором — улыбнулся желтыми зубами Паскудин.

     Охранник растерялся, подошедший ему на помощь молодой коллега, тоже не мог найти аргумент в пользу удаления Паскудина.

     — Покиньте территорию — тупо произнес охранник.

     — Ты мне может еще ордер, предъявишь — веселился Паскудин.

     В этот момент к разговаривающим подошел водитель Карины Карловны. В отдаление, скрытая между двух небольших деревьев стояла старенькая иномарка за рулем, которой сидел мужчина средних лет, внимательно наблюдавший за происходящим. На другой стороне периметра, вся остальная дежурная смена охранников с большим трудом открывала заржавевшие запасные ворота. Одна петля в итоге сломалась, но ворота были открыты. Женщина в пятнистом костюме бегала по кустам и близлежащим окрестностям, чтобы убедится в том, что рядом никого нет.

     — Вам сказано поставить машину в гараж. Карина Карловна на вахту звонила — сказал охранник водителю в присутствии Паскудина.

     — Что она мне не позвонила — прочувствовав роль, по своему, выказал недовольство водитель.

     — Не знаю, она поедет на авто господина помощника делегата — пробурчал охранник и водитель спокойно отправился к автомобилю.

     — Покиньте территорию или я буду вынужден вызвать полицию — снова взялся за свое охранник.

     Паскудин почувствовал, что происходящее выглядит довольно странно. Но он был уверен, что с предприятия есть один выход для автомобиля. А то что господа покинут свой приют пешком, пролезая в какую-нибудь дыру, было для понимания Паскудина — невозможным. Тем более автомобиль Калакакина оставался на месте. Паскудин неохотно вернулся в свой автомобиль.

     — Что-то не то — сказал он товарищу.

     — Ты точно знаешь, что один выезд с территории.

     — Вроде, да и мужики с механического цеха сказали, что один…

     …Через десять минут автомобиль Карины Карловны покинул предприятие без всяких помех. Водитель Владик, по распоряжению Карины Карловны, остался ночевать внутри. За руль сел Эдуард Арсеньевич, на переднем сидении — Карина Карловна, а профессор, Рыжая борода и Инна (успевшая позвонить маме) — на заднем. Рыжей бороде, на этот раз, не повезло. Он оказался у окошка с правой стороны. Инна с левой стороны, а между ними профессор, который проявив инициативу, опередил бороду, после того, как Инна первая залезла в автомобиль.

     — Куда едем? — спросил Рыжая борода.

     Ему никто не ответил. Подождав полминуты Рыжая борода, снова подал голос.

     — Жрать охота. Я с утра ничего не ел.

     — Приедем, набьете брюхо Андрей Павлович. Вы думаете, что один вы мученик, а остальные просто счастливы, оказаться в такой ситуации — директорским тоном, отсчитала Рыжую бороду, Карина Карловна, но он и не собирался сдаваться.

     Инна отвернулась к окошку. Профессор несколько раз глянул на профиль Рыжей бороды и усмехнулся, думая о чем-то своем.

     — Нужно заехать в какое-нибудь придорожное кафе, хоть что-то сожрать — продолжал свое Рыжая борода.

     — Прекратите этот скулеж. В так называемом дорожном кафе, кроме вас, никто не станет принимать пищу. Или вы не понимаете элементарных вещей — тем же тоном Карина Карловна, продолжила одергивание бородатого.

     Эдуард Арсеньевич, при ее словах, многозначительно вздохнул, выражая этим полное одобрение Карине Карловне.

     — Что здесь такого — недовольно пробурчал Рыжая борода.

     Карина Карловна не отреагировала на его слова. Профессор потихоньку начал засыпать, то же самое делала и измученная потрясениями Инна.

     — Эдя давай через дальний мост, там по дороге есть очень хороший отель. Переночуем и поужинаем там.

     — Какой еще отель? Не знаю такого — удивился, словам Карины Карловны, Эдуард Арсеньевич.

     — Я покажу. Это не совсем отель, точнее база отдыха премиум класса.

     — Понял, так бы сразу и сказала. Мы с Сиротиным там не один раз бывали — довольным тоном произнес Эдуард Арсеньевич.

     — И как только, Владлен Эрастович терпит этого придурка. Тебе Эдя, впрочем, Сиротин самая лучшая компания, ей богу, лучше не найти — недовольным голосом прокомментировала Карина Карловна, выказав свое истинное отношение к Сиротину, и не только для того, чтобы досадить Эде.

     — Да дела — промычал Эдя, переводя этим разговор на другую тему.

     — Ты мне так и не рассказал, как прошла встреча с товарищами. Что-то промычал о несчастном Свиноедове.

     — Чего тут рассказывать. Ноги кое-как унесли, вот и весь итог. Причем, суки меня бросили. Побежали вслед за Свиноедовым. Надо было с собой два автобуса полиции брать, только думаю, толка не было бы — горестно и с заметным раздражением повествовал Эдуард Арсеньевич.

     — В комиссии должен был быть кто-то из органов — серьезно сказала Карина Карловна.

     — Да, был один. Только я не заметил, какое место занял он в забеге на сотню метров, от ворот в сторону автобусной остановки — на этот раз Эдуард улыбнулся.

     — Дальше что? И что они побежали? — пытала Эдуарда Арсеньевича Карина Карловна.

     Тем временем они уже подъезжали к элитной базе отдыха. На улице было уже темно. Профессор и Инна отключились, а Рыжая борода молча слушал разговор Эдуарда Арсеньевича и Карины Карловны. Иногда он менял гримасы на лице, по-своему понимая полученную информацию.

     — Чего побежали? Товарищи показали им небольшой спектакль на черно-белом фоне и с привлечением солдатиков ведомства Лаврентия Павловича.

     — Серьезное дело, здесь понять можно — с сочувствием прореагировала Карина Карловна.

     — Я один остался и имел продолжительный разговор с товарищем Репейсом. Он, как всегда, снисходительно иронизировал и пытался казаться очень дружелюбным, своим парнем, как говорится. Для меня время и без черно-белого фона остановилось, не помню сколько все длилось, но подошел товарищ Ефимози. Сообщил, что Рыжей бороды нигде нет.

     — Этого что ли? — без всякого стеснения спросила Карина Карловна.

     — Ну, а кого еще — ответил Эдуард Арсеньевич.

     После этих слов задница Рыжей бороды намокла и, несмотря на униформенные штаны из зеленого химического сукна, начала прилипать к тонкой коже заднего сидения элитного автомобиля. Он хотел что-нибудь сказать, но пока ему мешал, подступивший к глотке комок страха.

     — После этого товарищ Репейс меня отпустил, в очередной раз, добавив, что будет рад нашей встрече.

     — О размере достоинства не вспоминал — не удержалась Карина Карловна.

     — Они меня искали — наконец-то выдавил из себя Рыжая борода, то ли спрашивая, то ли констатируя факт.

     — Говорю же, Ефимози о тебе говорил. Так что хана тебе Андрей Павлович. Нас они может еще пожалеют, несмотря на все наши старания, а вот тебе точно конец. Лучше сразу в омут с головой — очень серьезным голосом высказался Эдуард Арсеньевич.

     — Не пугай его — строго одернула Эдуарда, Карина Карловна.

     Рыжая борода, кажется, перестал дышать. На открытом пространстве показались манящие к себе цветные огоньки базы отдыха. Разноцветный фонтан переливался всеми цветами радуги. Огромная вывеска обещала самый изысканный комфорт на расстоянии, как минимум ближайшей сотни километров.

     Только Рыжая борода не испытывал радости и, кажется совсем забыл, о сильно сосущем уже который час желудке. Даже мило дремавшая, прислонившаяся головой к отделке дверцы Инна — перестала на какое-то время существовать.

     — Шучу я насчет этого. Искать они тебя искали, только сейчас — ларец у всех нас. Значит теперь все в ответе. Если бы мы послали тебя, куда подальше, тогда бы — бегал один. Круги нарезал по родному городку, а так успокойся — неожиданно и витиевато выразился Эдуард Арсеньевич, мгновенно успокоив Рыжую бороду.

     — Я бы сразу в ‘’Грядущее общество’’, упал бы на колени — проговорил повеселевший Рыжая борода.

     — Думаешь, тебя там ждут с распростертыми объятиями? Да они понятия не имеют, что происходит. Тем более господин Толстозадов ретировался, оставив свои дружеские послания — осадил Рыжую бороду Эдуард Арсеньевич.

     Он уже припарковался на большой, освещенной понизу фонариками синеватого цвета, автостоянке. Напротив были два корпуса трехэтажных зданий. В нижней части их горел неяркий свет, окна сверху были темны. Красиво играла красками светодиодов вывеска, а огромный фонтан поражал своим великолепием.

     — Иннокентий Иванович просыпайтесь и толкните Инну — сказала Карина Карловна.

     Профессор очнулся раньше слов Карины Карловны, его видимо разбудила остановка автомобиля или разговор, который вели Эдуард Арсеньевич с Рыжей бородой.

     — Сейчас здесь точно пожрать нечего — потянулся Рыжая борода.

     Ему никто, в очередной раз, не ответил. Вместо этого Эдуард Арсеньевич вспомнил о своем автомобиле.

     — С моей развалюхой ничего, там не случится? — обратился он к Карине Карловне.

     — Давно бы уже купил новую. Стыдно Эдя. Машине уже два года, хватит экономить.

     — Некогда мне Карина — не желая особо углубляться, ответил Эдуард.

     — Нам получается три номера нужно — произнес Рыжая борода, все сразу поглядели в его сторону.

     Эдуард Арсеньевич закрыл автомобиль и протянул брелок Карине Карловне.

     — Чего ты мне его суешь — не взяла брелок Карина Карловна.

     — Это почему три номера. Позвольте обоснование — отреагировал на слова Рыжей бороды, профессор.

     — Эдуарду Арсеньевичу с Кариной Карловной. Вам — профессор, но и мне с Инной — нагло произнес Рыжая борода, снова пожирая глазами, уставшую и заспанную Инну.

     — Наш пострел везде поспел — засмеялась Карина Карловна — А впрочем,…Инна Владимировна, вы не против такого распределения отдыха?

     — Я...Чтобы я с этим — чуть не задохнулась Инна.

     — Понятно, я сама решу проблему. Каждому по отдельной комнате. Уверена с этим вопросов не будет — отрезала Карина Карловна.

     — А насчет харчей? — не унимался Рыжая борода, желая получить хоть что-то.

     …Поздний ужин был устроен по высшему разряду. Рыжая борода давился жаренными отбивными из свинины. Инна чуточку поклевала салата, тоже самое сделала и Карина Карловна. Профессор откушивал обстоятельно, культурно. Эдуард Арсеньевич не уступал профессору в этом, но в какой-то момент потянулся за водкой. Только Карина Карловна жестко его осадила.

     — Иннокентий Иванович пусть выпьет, если хочет. Тебе Эдя не нужно. Мы рано утром выезжаем, а Андрею Павловичу я категорически запрещаю принятие спиртного, по самым простейшим причинам. Он и без водки хорош.

     — Это как понять? — возмутился Рыжая борода.

     — Слишком много на вас выпало, и вы не можете до конца прийти в себя — голосом, нетерпящим возражения, произнесла Карина Карловна

     — Добрался я до ‘’Грядущего общества’’ хотел на прием к сеньору Толстозадову — начал Эдуард Арсеньевич не досказанную историю.

     — Я тебе тогда звонила — поддержала разговор Карина Карловна.

     — Да, как раз тогда. В общем Толстозадова не оказалось. Дмитрий Кириллович вернулся на свое место, но к нему я не попал. А если бы и попал, чтобы я ему сказал. Уже слухи до нас дошли, о кошмаре на фабрике ‘’Ударник’’, и о пропавшем Свиноедове. Решил я тогда сразу к тебе. Сиротина встретил он мне, как раз и сказал о том, что из полиции приезжали по поводу Свиноедова.

     — Что-то слишком быстро — удивилась Карина Карловна.

     — Хер его знает. Сиротин сказал, что отправил их обратно, чтобы не торопились. Поехал я, ну тут телефон звонит. Сам Дмитрий Кириллович, прямо визжит.

     — ‘’Быстро сюда, такое творится. Что ты сука наделал!!!’’. Я конечно, бегом к нему, чуть не сбил старикана с отвисшими на жопе штанами. Идет по пешеходной зебре с палкой, ноги еле передвигает. Я почти наехал на него, а старый черт не видит номер машины. Пришлось выскочить и всадить в его тощую задницу пинок. Махом ускорился, тогда. В общем… — хотел продолжить Эдуард Арсеньевич.

     — Удивительная несознательность бывает у наших граждан — возмутительно — произнес Иннокентий Иванович.

     — Ты маяк синего цвета включил? — напомнила Карина Карловна.

     — Черт его знает, кажется, забыл и так должно быть видно — парировал замечание Эдуард Арсеньевич.

     Рыжая борода жадно продолжал набивать желудок, а Инна, иногда с отвращением поглядывала на него и думала, что нужно не забыть покрепче закрыть дверь своей комнаты.

     — Прилетаю, Дмитрий Кириллович в бешенстве. Все здание на ушах стоит. Даже старик на третьем этаже и тот торчит истуканом не смеет присесть на свою сморщенную жопу.

     — ‘’Ты знаешь, что творится на этой долбанной фабрике, а сейчас еще Тепломестов приедет ему уже доложили. Давай быстро, что там случилось!’’ — закричал Дмитрий Кириллович — Но я ему объяснил, что не подготовились некоторые господа из департаментов, поэтому закрытия фабрики не случилось: ‘’Как не подготовились!!! Ты что несешь!!!’’ — кричит Дмитрий Кириллович. Я ему: ‘’Завтра будем разбираться’’. Он мне: ‘’Какое в жопу завтра, завтра не до тебя будет и не до этих говноедов. Пошел вон, чтобы я тебя не видел неделю, быстро на больничный!!!’’. Я быстренько в сторону, гляжу Хватайкин и Коровякин собственными персонами в актовый зал на совещание. Дмитрий Кириллович за ними. Думаю, ноги нужно уносить — быстро, не дай бог, встретиться на лестнице с самим господином Тепломестовым. Драпанул до лифта, затем ракетой вылетел на улицу и свободно вздохнул: Прощай ‘’Грядущее общество’’, хоть на недельку — закончил свой рассказ Эдуард Арсеньевич.

     — Показаться в такой день на глаза господину Тепломестову, думаю опаснее, чем товарищам Репейсу и Ефимози — сделал вывод Иннокентий Иванович.

     — Это точно Иннокентий Иванович — согласилась Карина Карловна, а Эдуард Арсеньевич кивнул головой в знак одобрения.

     — А кто это — Тепломестов? — наивно спросил Рыжая борода, очередной раз ‘’пернув в лужу’’.

     Инна искоса посмотрела на него, и ее лицо выражало последнею, или высшую степень пренебрежения.

     — Это человек, на котором все держится. Продукты в магазинах, штаны на рынках и все то, что так нравится вам Андрей Павлович — строго пояснила Карина Карловна, ее лицо было похоже на сурового завуча средней школы, где когда-то училась Инна, она передернулась в страхе, ощутив, что ее посетило очередное видение.

     Ночь пролетела быстро. Эдуард Арсеньевич не успел даже ощутить сон, как таковой. Он отключился, полетел в бездну, на дне которой находился угрюмый Толстозадов, не видя Эдуарда Арсеньевича, что-то бурчал себе под нос. Ходил туда-сюда, между массивными столами из цельного дерева. Эдуард Арсеньевич боялся, что Толстозадов его увидит, разозлится на то, что Эдуард Арсеньевич вторгся в его истинный мир.

     В этом мире Толстозадов выглядел совсем иначе. Он был еще толще, глазки еще меньше. Огромный черный смокинг, толстые пальцы, — на каждом из которых были плотно посажены перстни из золота и платины с бриллиантами в каждом из них. Ногти были противно удлиненные, чем-то напоминающие женские. На голове Толстозадова находился цилиндр, отливающий идеальной, антрацитовой чернотой. В правой руке Толстозадов держал трость, рукоятка которой была выполнена в виде человеческого черепа.

     Эдуард Арсеньевич зажался в один из углов. Толстозадов по-прежнему был рядом, но, слава богу, так и не видел Эдуарда. Толстозадов сел на появившееся прямо из воздуха кресло, взял со стола толстую сигару. Сквозь густой дым, поднимающийся прямо вертикально Толстозадов произнес в темную пустоту: ‘’Мрази, вокруг одни мрази’’. После этого, к огромному счастью Эдуард Арсеньевич, оставил мир Толстозадова, побывал в каком-то сумраке, а следом за ним в дверь раздался стук.

     — Эдя пять часов, пора собираться — голос Карины Карловны, окончательно разрушил странный сон.

     Эдуард Арсеньевич не ответил. Отголоски сна еще цеплялись за его сознание. Толстозадов был абсолютно чужой. Жутко несоответствующий канонам привычного ‘’Грядущего общества’’, этим пугающий. Но при этом Эдуард хорошо понимал, что Толстозадов должен быть своим. Обязательно своим, но откуда такое ощущение?

     Стук раздался еще раз, и еще сильнее.

     — Эдя ты встаешь или как!!! — прокричала Карина Карловна.

     Эдуарду Арсеньевичу пришлось ответить.

     — Встаю я, встаю.

     — Через десять минут в холле — добавила Карина Карловна.

     Карина Карловна нервничала. Она проспала три часа, проснулась сама и после этого ходила туда-сюда. Постоянно выглядывала через огромные стекла просторного холла первого этажа. На стоянке, к ее успокоению стояла полная тишина. Дождавшись пяти часов утра, Карина Карловна начала будить своих компаньонов…

     Полшестого они все собрались, во все том же холле и через пять минут покинули, гостеприимную базу отдыха, направившись в восточном направлении.

     Все молчали. Эдуард Арсеньевич старательно пялился на ленту пустого шоссе. Рыжая борода незнакомый с азами культурного поведения громко зевал. Профессор, на этот раз, не сумел выручить Инну, и Рыжая борода оказался в середине заднего сидения автомобиля, и сейчас старался как можно плотнее прижаться к Инне. Правда, стесняясь профессора, положил в район своей ширинки журнал, который стащил со столика на базе. Инна отвернулась к окошку, но повышающаяся температура тела рыжебородого ощущалась сильно. Она, не желая этого сама начала испытывать прилив жара по всему телу. Рыжая борода сразу почувствовал обратную реакцию, старался заглянуть ей в глаза. Он был уверен, что Инна теперь долго не сможет сдерживать свое желание.

     Автомобиль летел навстречу поднимающемуся солнцу. Мелькали деревья, поля. Нечасто, но попадались нищенские крестьянские строения. Иногда Эдуард Арсеньевич сбрасывал скорость въезжая под знак ‘’населенный пункт’’, и в это время Карина Карловна морщась, рассматривала потрясающую убогость деревенских угодий с многочисленными сараишками возле страшных, одноэтажных домишек. Навоз и иная гадость были навалены по углам огородов, которые, в свою очередь, были кое-как огорожены. Зелень картофельной ботвы, подтверждала Карине Карловне, что нищета в здешней местности явление нормальное, и, как видно абсолютно повсеместное.

     Сбавив скорость автомобиль, все равно быстро покидал населенный пункт. Другой знак сообщал о том, что нужно нажать на акселератор газа и Эдуард Арсеньевич быстро отвечал этому взаимностью. Автомобиль мощно набирал обороты, и снова начинали мелькать придорожные пейзажи.

     Карина Карловна стала рассматривать неизвестно откуда взявшуюся карту. Эдуард Арсеньевич вновь сбросил скорость, пристроившись в хвост большого грузовика, который он не мог обогнать не только из-за знака ‘’обгон запрещен’’, а скорее от того, что дорога шла, сужаясь вниз к мосту через небольшую таежную речку. Скорость перед самым мостом упала до нуля. Грузовик пыхтел, отравляя воздух позади себя, а сбоку на пригорке с зеленой травой паслось стадо коров, столь редких для сегодняшнего времени. Было их не меньше тридцати штук. Рыжая борода все время жавшийся к Инне, тщетно пытавшийся с ней заговорить, мгновенно отвлекся от нее, открыл рот, наблюдая за стадом.

     Не отрываясь, Рыжая борода просверливал взглядом буренок, а профессор с интересом смотрел на самого рыжебородого. На лице, которого выражалась просто потрясающая палитра всех возможных чувств, от детского восторга, до глубокой зависти, которая моментами переходила в неистовое раздражение. Не было сомнений, что Рыжая борода, имеет какую-то нездоровую страсть к коровьей тематике.

     —‘’Настолько сильный зов предков, утрированный временем или детская патология, вымахавшая до невиданных размеров’’ — думал профессор.

     Инна тоже смотрела на безумное лицо Рыжей бороды и может быть, она бы ничего не заметила, но тот в один момент резко отстранился от нее, а это обозначало, что случилось что-то чрезвычайно важное. А если учесть, что Карина Карловна молчала, то реакция со стороны Инны была естественной.

     Грузовик, переехав мост, начал тарахтя набирать скорость. Дорога по встречной полосе освободилась, и Эдуард Арсеньевич, не теряя времени, вырвался на оперативный простор.

     — Еще сотня километров, на сто семидесятом поворачиваем вправо — сказала Карина Карловна, приняв на себя роль добровольного штурмана.

     …С самого утра Архипу Архиповичу пришлось заняться оформлением отпуска за свой счет. При этом он, с трудом сдерживаясь, выслушивал речь своего непосредственного начальника Владимира Ивановича в которой говорилось о последнем из последних предупреждений. От Владимира Ивановича сильно разило перегаром, от этого Архипу Архиповичу становилось нехорошо, очень уж хотелось самому поправить слегка пошатнувшееся здоровье.

     — Или работай Архип, или увольняйся к чертовой матери. Мужики не могут за тебя все время работать. Сам же видишь — лето.

     — Какое все время, я за них, считай все время и работал — недовольно пробурчал Архип Архипович.

     — Ладно, иди, давай, а то передумаю. Хреново мне — махнул рукой Владимир Иванович.

     Выйдя от начальника Архип Архипович не испытывал злости или досады, а напротив мысленно поблагодарил Владимира Ивановича. Вместе с ним то небольшое предприятие, где имел честь работать, и где, вопреки сложившимся законам, еще сохранялись остатки человеческих отношений между рабочими, инженерно-техническим составом и даже, так называемыми хозяевами, хотя это слишком громко сказано. Хозяев или хозяина никто там не видел, а за хозяина принимали наемного управляющего…

     …Архип Архипович с Митрофаном Андреевичем уселись в видавший виды автобус междугородных перевозок. Сам автобус, вместив товарищей, принял на борт еще много желающих, от этого выехав на первый перекресток, грузно осел во время остановки под красный сигнал светофора. И, слава богу, на этот раз не было возле Архипа Архиповича толстой бабки. Рядом сидел Митрофан Андреевич, места были в самой середине салона, да и стоявшие в проходе люди несколько не мешали.

     — Нужно поспать — произнес Митрофан Андреевич, а через пару минут отключился.

     Архип Архипович подумал о мистическом: ‘’Нужно ли ему, вообще спать?’’ Затем долго смотрел в окно. Автобус, по заведенной традиции, долго не мог покинуть городские перекрестки и светофоры, а когда шоссе подарило свободу, Архип Архипович и сам заснул, уронив уставшую голову на грудь.

     Проснулся Архип Архипович, когда автобус потихоньку избавился от доброй трети пассажиров. Которые с завидным облегчением покидали проход и посадочные места. Радостно осматривали знакомые окрестности, и начавший моросить дождик, кажется, их ни грамма не смущал. Проснулся и Митрофан Андреевич, но оставшуюся дорогу, они, по большой части, молчали лишь иногда, перекидывались незначительными, по своей сути, репликами.

     День начал склоняться к вечеру. Было тепло, но при этом чувствовалась обволакивающая все вокруг влажность. Напоминавшая не только о северных, больших болотах, но и о том, что сегодня еще будет дождь.

     Не успел Архип Архипович подумать о неизбежности позднего дождика, как тот приступил к своему делу, морося тонкими каплями, образовывая кружки на поверхности не успевших высохнуть луж, что достались незнакомому населенному пункту в наследство от предыдущего и не так давно прошедшего дождя. Асфальтированная дорога гордилась своим преимуществом. Они шли по правому краю, почти посуху. Кое-где виднелись дымки от затопленных бань. Прямо перед ними пронеслись две тявкающие собачонки, а на одном из сараев, вглядываясь в сельские просторы, сидел большой полосатый кот.

     — Надо куда-то определяться — произнес Архип Архипович.

     — Нужно, конечно, но я думаю, осмотреться по сторонам, по мере возможности. Если эти ребятки здесь, то они где-то должны бросить свое авто и это, думаю должно бросаться в глаза.

     — Нет, Митрофан, зачем им это. Они вероятнее всего приехали сюда к кому-то определенно, а значит и машину загонят с глаз долой.

     — Резонно, но все-таки — покачал головой Митрофан Андреевич.

     Остановившись, чтобы закурить, Архип Архипович и Митрофан Андреевич, увидели сбоку от себя старушку, которая вышла за собственную калитку, чтобы подышать простором, да и осмотреть знакомые окрестности, а сейчас с интересом смотрела на двух незнакомых мужчин.

     — Мать можно у тебя спросить? — проявил инициативу Архип Архипович.

     Еще не дождавшись ответа, они двинулись к старушке.

     — Какая я тебе мать. Может, сестра старшая — но спрашивай — прошамкала беззубым ртом старушка.

     — Где сестренка здесь можно остановиться на несколько дней. Гостиница какая-нибудь есть у вас здесь?

     — Не, гостиницы нет. А остановиться, так у меня можно. Три комнаты пустые. Дом большой, а живу одна.

     — Повезло, причем с первого раза — довольно произнес Митрофан Андреевич.

     — Мы заплатим — сказал Архип Архипович.

     — Мне много и ненужно — обозначила свои требования бабуля.

     — У нас много и нет — свел разговор к общему знаменателю Митрофан Андреевич.

     Бабушка провела гостей в дом. Который и вправду был просторный со старомодной уютной обстановкой, и при полной, бросающейся в глаза чистоте. На диване-книжке, накрытом синеватым покрывалом, мирно дремали сразу три кошки. Правда, сон их был нарушен, появлением незнакомцев, и бабушкины питомцы тут же перекочевали под диван.

     — Чаю сейчас вам сделаю. Если чего покрепче желаете, то сами соображайте.

     — Это понятно — произнес Архип Архипович, а Митрофан Андреевич вытащил из бумажника пятитысячную купюру и спросил Архипа: — ‘’Хватит?’’

     — На месяц, думаю по здешним меркам — серьезно озвучил Архип Архипович.

     — Да и ладно, пусть будет больше — решил Митрофан Андреевич, плохо разбирающейся в ценах дня сегодняшнего.

     — Пойдемте, чай налила — появилась хозяйка.

     Гости уже разместились в одной из комнат, где стояла одна кровать. Вторая кровать была совсем рядом, спрятавшись в небольшой комнатке-нише.

     Оказавшись за столом, испытывая некоторое неудобство, Митрофан Андреевич протянул бабуле деньги.

     — Ты что родимый, у меня сдачи нет.

     — Ненужно сдачи.

     — Да как же это — не унималась бабуля.

     — Не нужно, значит ненужно — подтвердил, акцентировано Архип Архипович.

     — Спасибо вам — произнесла бабуля, затем спохватившись, ища кого-то глазами, продолжила — Господи, куда зверье мое подевалось, вроде не выпускала их на улицу.

     — Под диваном они — пояснил Архип Архипович…

     … — На улицу пулей вылетели, напугали вы их чем-то — сказала бабуля, вернувшись назад.

     Гости ничего не ответили, на ее слова, а через какое-то время Митрофан Андреевич спросил.

     — Настасья Петровна (к этому времени они успели познакомиться, как и положено), есть ли у вас здесь что-то примечательное, не знаю, как выразиться. Или богатей, какой у вас обитает?

     — Примечательного ничего нет. Церква старая, правда, батюшка Ироним ремонт сделал. Со всех дворов деньги собирал, а богатей этот и не дал ничего. Есть такой фамилия — Подкулачник Иван Васильевич. У него земли много, дом, как раньше у купцов были.

     — Он и сейчас им под стать — сказал Митрофан Андреевич.

     Бабушка Настя не стала комментировать слова гостя, а сказала, что и было нужно.

     — Он отдельно проживает. Раньше в селе жил, а теперь, говорю вам, поместье у него свое.

     — Название, небось, для него придумал — предположил Митрофан Андреевич.

     — А как же, только не могу сразу вспомнить. Памяти совсем уж не стало.

     Бабушку Настю никто не торопил, и без того, найти единственное здесь поместье не составляло труда. Но она все же вспомнила, точнее, принесла из своей комнаты листочек, на котором неизвестно для какой цели было написано: ‘’Свободного капитала и эксплуатации’’.

     — Вот оно мои дорогие, мерзость какая.

     — Это точно — многозначительно произнес Митрофан Андреевич, а Архип Архипович иронично улыбнулся.

     — Магазин, то у вас, где, — или кто хорошей самогонкой торгует? — спросил Архип Архипович, когда бабушка Настя, убрала обратно пригодившуюся писульку с гадким названием.

     — И магазин есть, целых два, и самогонку продают. Революционная улица, дом десять, Клара Витальевна. Очень хороший у нее самогон, но это от людей знаю, сама давно уж не принимаю.

     Архип Архипович начал собираться.

     — Сейчас прямо, потом первый поворот налево, это и будет Революционная. Если что скажи от Настасьи Петровны — пояснила хозяйка…

     … — Где же мои касатики? Кис, кис, кис — звала бабушка Настя, выйдя на крыльцо, но кошачье племя и не собиралось, до поры, до времени возвращаться в дом…

     5. Мемориал августа 1991 года.

     — Сон странный видел Ваньша, до сих пор мурашки по коже ползают. Ты не смейся, не смешно мне совсем — Ироним Евстратиевич серьезным голосом, говорил, сидящему напротив него, и перед большой чашкой с дымящимися пельменями, Ивану Васильевичу Подкулачнику.

     Если Ироним Евстратиевич был маленький, сухонький, из тех граждан, о которых говорят: ‘’в чем только, душа держится’’, то Иван Васильевич был подобен герою из произведения немецкого сказочника: невысокий, сутулый, обросший, как обезьяна жестким волосом, что зачастую светились лишь одни злобные глаза. Все время одетый в непонятные лохмотья, к тому же сильно волочивший за собой левую ногу. Ему недоставало лишь горба между лопаток, и тогда бы он мог претендовать на что-то не только немецкое, но и с полным правом, мог бы сойти за персонажа из книги классика французской литературы.

     Имел Иван Васильевич, кажется, самый скверный характер во всей округе. Никогда не улыбался. Многие и вовсе считали, что он этого не умеет делать. А с самого рождения, по легенде, сохранившейся из прошлых лет, шибанулся он с какой-то деревянной лавки на давно не мытый пол. Вот и предстал на свет божий — Иван Васильевич Подкулачник.

     Одно имел он качество, ценил его, берег, как зеницу ока. На нем он вырос, им дышал, ему поклонялся. Название тому пороку — жадность. Правда, говоря, все же нужно отметить одно немало важное обстоятельство. После того, как Подкулачник разбогател — во времена новых тенденций, то он сделал важное изменение в своем привычном обиходе. Он перестал экономить на собственном желудке и теперь жрал от пуза. Пять, шесть, семь — раз в день. Любил посиживать на белом унитазе, любил пердеть при любом удобном случае, совершенно не стесняясь окружающих его людей, будь то его родственники (своих детей у него не было, была жена Матрена, да и та, ушла в монастырь, то ли от жадности супруга, то ли от постоянного пердежа, которого Иван Васильевич не жалел ни для кого), или его наемные батраки. Которых, к данному времени, в его фермерском хозяйстве было не менее двух сотен человек.

     — Что снова мощи священные увидал в каменном колодце. Помню я тебя дурака, как ты чуть не сгинул в херовой шахте. Косточки мучеников хотел достать — противно засмеялся Иван Васильевич.

     — Ты не смейся Ваньша, пути господни неисповедимы. То, что костей там не было, еще не говорит, что супостаты не там расстреляли праведников из Новопреображенского монастыря — разозлился Ироним Евстратиевич.

     На его лице, сморщенном от прожитых лет, имелась абсолютно козлиная бородка. Усы он тщательно сбривал, а маленькие тонкие пальцы украшал перстнями из золота. Еще имелся, как нетрудно догадаться, крест — изящно выполненной работы, который сейчас был спрятан под рубашку темного покроя, так как Ироним Евстратиевич больше не имел возможности носить служебное одеяние, виной тому был батюшка Питирим, а если точнее, то темные махинации самого Иронима, за которые он и был, извергнут из благоденствия, но потеряв сан, слава богу, не изменил своих убеждений.

     — Ты все не веришь старый греховодник. Что же тогда ты испугался, когда сеньор Толстозадов приходил. После из церкви, выгнать тебя не могли, я даже думал; денег дашь на благое дело хоть с полмиллиона. Только хер от тебя дождешься — довольно эмоционально, высказался Ироним Евстратиевич.

      Хотя на самом деле звали его Федя. Мамка называла Федькой, а Иронимом он стал опосля, но случилось так, что Федя исчез, а вот непонятный для многих Ироним прочно закрепился в сознании граждан, на радость бывшего Федьки.

     — Пельмени ешь, сколько хочешь. Водку пей — не жалко. Девок с райцентра, если хочешь, привезу тебе в баньку, — а на церкву вашу не дам. Чтобы голытьба, за мои кровные, там успокоение получала — спокойно, обстоятельно ответил Иван Васильевич, после чего испугав Иронима Евстратиевича показал ему фигу из грязных пальцев, произнеся.

      — Вот!!!

     — Тьфу ты!!! Смотреть на тебя противно, что ты перед сеньором Толстозадовым хвостом крутил. Узнал, какая персона тебе нечестивцу честь оказала, а? — не унимался Ироним Евстратиевич.

     — Ты Евстратиевич, вероятно думаешь, что пресвятая богородица Толстозадова сюда отправила или как? — не сдавался и Иван Васильевич.

     — Может и не богородица, то мне знать неведомо. Только такие вещи без помощи и участия силы божественной не случаются. Так что задумайся на досуге — пафосно произнес Ироним Евстратиевич, закатив глаза и приняв ангельский вид.

     — Так-то оно и божеское дело, дурак ты, за это и прогнал тебя Питирим — парировал Иван Васильевич, проглотив два больших пельменя и тут же опрокинув в себя полстакана водки.

     — Ты это чего? На что намекаешь? Немедленно покайся!!! Власть наша, от бога идет. Божий промысел в ней веками заложен. Что говоришь, совсем из ума выжил, как я погляжу. Не успеешь оглянуться, как на Васю Зерножраева походить будешь!!! — испугался Ироним Евстратиевич и начал судорожно крестить воздух перед Иваном Васильевичем.

     — Да прекрати ты, мать твою. Ладно, пошутил я. Нам с тобой грехов все одно не искупить, так что успокойся, все отвыкнуть не можешь, и Зерножраева мне не тычь — выжил из ума несчастный, обделается, все потеряет, а у него земли более моего будет.

     — Да ты и не пробовал исповедоваться — утихомирил пыл Ироним Евстратиевич.

     — Евстратиевич ты, я посмотрю самый что ни на есть дурак. Я перед тобою, считай, каждый божий день исповедаюсь, и с пельменями, и с курой жаренной, и с водкой, и с коньячком. Что тебе еще надо. Отпускай мне грехи, если силы имеешь, а нет, то и не вякай — с долей заметного возмущения произнес Иван Васильевич.

     — То дело божественное, в церковь нужно и никак иначе — отрезал Ироним Евстратиевич, затем выдохнув для принятия водочки, добавил — Ты от чего в церкви язык в жопе держишь, то-то и оно, бог тебе не дружок Ироним — победным тоном закончил Ироним Евстратиевич.

     —Ты откуда знаешь? Тебя в церкву батюшку Адриан все одно не пускает — не велено, а у меня тебе, чем не церква. Посмотри на иконы, вон в том углу и в молельне тоже бывал — насупился Иван Васильевич.

     — Ты только Ваньша в молельне своей не бываешь.

     — Тетка моя Ефросинья, да и сеструха Лариска — это их вотчина, что я еще туда лезть буду, каждый раз — угрюмо признался в грехе Иван Васильевич.

     Ироним Евстратиевич многозначительно промолчал, осмотрелся по сторонам.

     В большой гостиной имелась шикарная мебель. На полу дорогие ковры. Красивые шторы, современным манером отделанные потолки, при всем этом, было чисто, что не сочеталось с образом Ивана Васильевича. Но Ироним Евстратиевич хорошо знал, что здесь все вылизывает прислуга в количестве двух бабенок средних лет. Под руководством все той же Ефросиньи, которая к тому же делает и богоугодное дело, отгоняя охочего до бабьих прелестей племянника, на свое место. Хотя он сейчас свободен, но все равно, если нравится какая, то женись, а не пакости, не мальчишка давно.

     — Так что ты говорил насчет своего очередного пророческого сна? — спросил Иван Васильевич, доев пельмени, смачно отрыгнув, но слава всевышнему, обошелся без трубного звука из нижней части туловища.

     — Сон мне был странный, как наяву. Долго думал я и сейчас, еще к выводу окончательному не пришел. Снилось мне, что появился в нашем селе посланник самого сатаны. Понимаю я, что здесь он, а зачем не знаю. Ходит он, как у себя дома. Люди его за своего принимают, мнение хорошее о нем имеют. Он ведь это делать умеет, просто для него сие. На вид из себя пожилой, степенный, культурный. Говорит немного, но все по делу, обстоятельно. Я его вижу в настоящем виде, а граждане наши — нет. Он стоит, а за его спиной трубы огромной высоты из них дым черный валит. Гудит бесовая труба, что уши закладывает. Все быстро движется, грохочет. Металл, раскаленный по каналам льется и копоть жуткая. Адское пристанище за спиной его, и лицо его при этом другим становится — довольное, жесткое. Смеется он над нами всеми, забавно ему на нас людей божьих смотреть, когда за его плечами сама адская обитель грохочет. Еще люди там, много людей — все анчихристовы слуги. Бегают туда-сюда, кричат голосами мерзкими…

     …Проснулся я, молился больше часа. Затем к тебе решил сходить, посоветоваться — закончил рассказ Ироним Евстратиевич.

     — Чудно дело, ей богу. Я сам тебе хотел рассказать. Правда, пьяный я спал. Хорошо тогда с Васей Зерножраевым нажрались.

     — Это когда ты в гости к нему ездил в ‘’Либеральный рассвет’’? — перебил Ироним Евстратиевич.

     — Нет, когда в городе его встретил. Больше недели прошло, просто из головы у меня вылетело. Чего пьяному не померещится.

     Ироним Евстратиевич терпеливо и с интересом ждал продолжения. Несмотря на свой бывший сан, он до полусмерти любил разные мистические истории. Много раз сам на себя накладывал взыскания за это дело, но все одно не мог преодолеть жуткое искушение. После же визита к ним Толстозадова, Ироним Евстратиевич и вовсе не прекращал думать, о подобной тематике в виде; снов, знаков, предчувствий и прочей ерунды, — которой так богата родная глубинка.

     — В общем приснился мне Толстозадов, господи, как плохо он выглядел. Какой-то весь раздувшийся, будто протух на солнце. Тогда первый раз он хорошо выглядел — солидно, а сейчас, скажем прямо, не очень. С ним старик в генеральской форме, до того забавный, только мне ни до смеха, сдерживаюсь. Толстозадов тогда сказал.

      — Леопольд Сигизмундович полюбуйся на него, это значит, он меня имел ввиду, — продолжил Иван Васильевич.

     — Так что он? И что за Леопольд Сигизмундович, нехорошее имя отчество — спросил и уточнил одновременно Ироним Евстратиевич.

     — Да что он. Палкой своей с черепом по полу колотил. Кричал так, что уши закладывало. Он, вероятно, посчитал, что я пьяный и ничего не пойму. Только я, Евстратиевич, не такой дурак сразу отрезвел, хоть и на время.

     — Что же я его не видел? — обиженно произнес Ироним Евстратиевич.

     — А я почем знаю. Не удостоил он тебя своим вниманием, что еще скажешь — засмеялся Иван Васильевич.

     — Странно — с полной серьезностью произнес Ироним Евстратиевич.

     — Дурак ты, чем дальше от таких деятелей, тем лучше — произнес Иван Васильевич, наливая водки.

     — Зачем тогда Ваньша, ты свой мемориал соорудил?

     — Причем здесь мой мемориал. Сейчас бы я его строить не стал, а тогда настроение было. Но, а потом пришлось уже и душу в него вкладывать — Иван Васильевич заглотил водку, не дождавшись Иронима, который, как кажется, на время забыл о ней родимой.

     — Ты что думаешь, Толстозадов к тебе со мной пожаловал? Нет, мой друг, мемориал ему твой нужен. Сам ведь, помнишь, что начал ты его делать в те дни, когда только первые проблески нашего времени проявлялись. Первый день тогда был, когда об этих чепистах объявили. Это — знак. Первый ты Ваньша, отдал должное священному действу!!! Понимаешь меня или нет?

     — Что во всей России — первый? — недоверчиво, но с выражением довольства на лице, переспросил Иван Васильевич.

     — Если Толстозадов здесь появился, то это и есть главное доказательство твоего первенства. Понимаешь ты, что значит образ Толстозадов для нашего времени — любуясь сам собой, произнес Ироним Евстратиевич.

     — Похож он сильно на одного господина, вот это я понимаю — пробурчал Иван Васильевич.

     — Образ он принял, в то время — не меняя выражения лица и интонации голоса, возвестил Ироним Евстратиевич.

     — Может и образ, только возникает у меня к тебе вопрос, о божьем промысле. Но не вяжется этот господин со святыми канонами церкви нашей православной.

     — Брось Ваньша лезть со своими сомнениями, в дело тебе неведомое, надо, значит так надо. Давай, лучше рассказывай, что там в твоем сне дальше было — жестко одернул, Ироним Евстратиевич.

     — Сказал он: что скоро приедут к нам с тобой люди из соседнего города. Нужно будет им оказать помощь и слушаться их, чего бы они ни сказали. Дело говорит: ‘’жизни или смерти’’ — глухим голосом, выражая внутреннее недовольство, произнес Иван Васильевич.

     — Он так и сказал, что к нам с тобой? Ты не врешь? — переспросил Ироним Евстратиевич.

     — Так и сказал, так что радуйся. Не забыл о тебе святой Толстозадов, упомянул на ночь глядя — с иронией ответил Иван Васильевич.

     — Ты Ваньша, чем недоволен? Лицо у тебя так и скуксилось. Догадываюсь: гордыня тебя с жадностью мучают. Как же слушаться приезжих, кормить их. Что не прав я?

     — Прав, конечно, почему я должен слушаться приезжих, когда я первым мемориал заложил? Скажи мне? — не уступал другу Иван Васильевич.

     — Думаю, что у них есть что-то более важное, чем мемориал. Уверен, что так и будет. Такие вещи просто так не происходят — с важным видом произнес Ироним Евстратиевич, он уже заметно опьянел, голос стал высоким, лицо передергивалось от выпитого, а глаза быстро перемещались, то туда, то сюда.

     Иван Васильевич задумался о чем-то своем, опустил охмелевшую голову вниз.

     — Он сказал тебе, когда они пожалуют?

     — Нет Евстратиевич, сказал: ‘’скоро’’ — зевнул Иван Васильевич.

     — Вот теперь картинка шире стала, хоть через сны, но много ли мы знаем о промысле всевышнего — загадочно произнес Ироним Евстратиевич.

     — Ты о чем, какая картинка? — ничего не понял Иван Васильевич.

     — Я тебе говорил о своем сне, совсем недавно. О посланнике нечистого в наших краях. Так вот, все — это одно дело. Нечистый сюда прислал своего слугу, чтобы… — здесь Ироним Евстратиевич запнулся, соображая, как ему лучше сформулировать мысль.

     — Чтобы помешать этим — добавил Иван Васильевич.

     — Не только этим, но и нам вместе с ними. Так я думаю. Только, как его вычислить? — пьяным голосом сказал Ироним Евстратиевич, упер подбородок в согнутую в локте правую руку, смотря куда-то в сторону от Ивана Васильевича.

     — Ну, это несложно. У нас чужаков не так много бывает. Совсем иное, что ты или мы, будем с ним делать, если он посланник самого нечистого. Вот — это вопрос, тебя он первого на кресте и подвесит — не выдержав серьезности разговора, уже перебравшим голосом засмеялся Иван Васильевич.

     — Не смешно, как с ним быть, я пока не знаю, но думаю, что приезжие нам и подскажут — даже чересчур серьезно произнес Ироним Евстратиевич, покачнулся, вставая со стула, посмотрел на Ивана Васильевича, уже мало чего соображающим взглядом, после чего добавил — Пойду я на диван в гостиной прилягу, что-то разморило меня от твоего угощения. Бываешь ты Ваньша щедрым на бесовское угощение.

     Ироним Евстратиевич еле перемещая свое щуплое тело, двинулся в соседнюю комнату, а Иван Васильевич высказался ему в спину.

     — Пельмени нужно было есть. Хорошие, бульон внутри такой, что пальчики оближешь.

     …Ироним Евстратиевич метался по дивану, испытывая на себе контраст пьяных сновидений. Иван Васильевич допив водку, уснул в кресле, успев съесть еще два десятка горячих пельменей, которые ему лично принесла тетка Ефросинья. Она еще стукнула своей грубой палкой по полу, напомнив своим недовольством самого Толстозадова, делавшего то же самое, только не наяву, а во сне. Хотя бес его знает, где явь, а где сон, когда хорошо льется водочка и смачно дымятся аппетитные пельмени, покрытые белым покрывалом жирной, как масло сметаны.

     Проспали они совсем недолго, не прошло и часа, как тетка Ефросинья трубным низким голосом, совсем несоответствующим ее сгорбленной фигуре и почтенным годам, разбудила обоих, объявив.

      — Там люди городские приехали. Вставайте алкоголики проклятые (при этом она с особым призрением посмотрела на Иронима Евстратиевича) Машина шибко дорогая у них. А у одного значок государственный. Вставайте позорники, беда на мою голову, позор какой. Государевы люди, а эти пропойцы валяются средь бела дня!!!

     Иван Васильевич вскочил с кресла. Ироним Евстратиевич оказался возле него в одно мгновение, начал руками причесывать волосы, сбившиеся в бесформенную копну.

     — Черт их принес, когда не ждали — недовольно пробурчал Иван Васильевич, потянувшись к бутылке с водкой.

     — Поставь на место нечестивец — закричала тетка Ефросинья, Иван Васильевич злобно на нее глянул, но уступил, убрав руку от бутылки, — Ироним приведи себя в нормальный вид. Смотреть на тебя не могу, чего ты на этого придурка смотришь. Столько до этого дел полезных сделал: и церковь у нас, считай новая, и село переименовали богоугодным названием, да и все остальное. Зачем с ним время проводишь, не пара он тебе — пропащий человек, в грехи потонул, а ты с ним и за бутылку, вот и результат — гневно продолжила Ефросинья Петровна.

     — Ну, ну тетушка. Ты не забывайся, я уже не малец прыщавый. Харчей быстро лишу, сама в монастырь к Питириму поедешь — прикрикнул Иван Васильевич.

     — Ты меня не пугай. Питирим приедет, вставит нагоняй тебе богохульнику и тебе Ироним, ещё раз на орехи достанется.

     — Прости сестра, бес проклятый меня всё искушает.

     После слов Иронима Евстратиевича, Иван Васильевич громко рыгнул.

     — Сам к нему ходишь, посмотри на него — в том же тоне продолжила тетушка.

     — Хватит, сказал, без вас хреново!!! — закричал Иван Васильевич.

     Только эта сценка осталась позади, как бегом в гостиную влетела одна из помощниц тетки Ефросиньи и испуганно сказала.

      — Идут по лестнице.

     — Давай, встречай гостей, что встал, как истукан — обратилась к любимому племяннику, тетка Ефросинья.

     — Здравствуйте гости дорогие — произнес Ироним Евстратиевич, опередив Ивана Васильевича.

     В гостиной появилась группа людей в количестве пяти человек. Двоими из них были представительницы прекрасного пола. Иван Васильевич, не ожидавший такого количества гостей на какое-то время, потерял способность говорить: ‘’целая делегация, мать его, и каждому услужи’’ — мелькало у него в голове.

     Эдуард Арсеньевич сразу опознал, кто здесь хозяин, кто нужен в первую очередь. Ироним Евстратиевич страстно жал всем по очереди руки. Тетка Ефросинья, находящаяся чуть в стороне, крестилась и искоса поглядывала на не вписывающегося в делегацию рыжебородого человека: ‘’Господи, такой все, что плохо лежит, сразу потащит’’ — думала она про себя, а на деле, всем старательно кланялась, включая и этого неприятного типа.

     Иван Васильевич Подкулачник остался не удел, но ненадолго. Эдуард Арсеньевич учтиво сделал шаг навстречу ему и пафосно, официально представился.

     — Калакакин Эдуард Арсеньевич, помощник делегата, заместитель правого отдела.

     На пиджаке Эдуарда Арсеньевича блестел выразительный значок, привлекая к себе максимум внимания хозяев дома, и Иван Васильевич глядя на значок больше, чем на лицо Эдуарда Арсеньевича, пробубнил.

      — Подкулачник Иван Васильевич, местный предприниматель, если хотите — землепашец, большой сторонник, верный адепт ‘’Грядущего общества’’.

     Последние слова, видимо, родились под влиянием блистающих бриллиантовых планок значка. Не успел Иван Васильевич закончить, как перед Эдуардом Арсеньевичем, предстал Ироним Евстратиевич. Он во второй раз протянул тому свою руку, из-за рта Иронима шел стойкий запах свежего перегара, опухшее лицо, говорило о том, что принятие спиртного происходило совсем недавно, и Эдуард Арсеньевич не почувствовал, в отличие от Карины Карловны, какого-то отвращения, а напротив глазами искал следы веселья в виде бутылок и закуски.

     — Ироним Евстратиевич Нововеров, бывший настоятель местного прихода и ваш верный слуга, в сложившихся обстоятельствах.

     После вперед вышла Карина Карловна.

     — Карина Карловна Бурштейн, совладелец акционерного общества ‘’Народное изобилие’’, управляющая предприятием и всеми активами по Н-ск области.

     Внешний вид и голос Карины Карловны, конечно, не могли переплюнуть значок Эдуарда Арсеньевича, но впечатление произвели, настолько сильное, что Иван Васильевич с Иронимом Евстратиевичем открыли рты, а тетка Ефросинья посмотрела на Карину Карловну с высшей степенью почтения.

     — Это мои помощники; Андрей Павлович Кусков — рабочий, Инна Владимировна Денисова — менеджер. Также наш большой друг, соратник, ведущий профессор психологии Смышляев Иннокентий Иванович.

     После слов Карины Карловны на переднем плане оказался Иннокентий Иванович. Он многозначительно, учтиво поклонился, используя одну лишь голову.

     — Очень приятно, такая важная и красивая дама в нашем обществе, очень рад, очень рад — подал голос Ироним Евстратиевич.

     — Ну, не стоит дорогой Ироним Евстратиевич — неожиданно смутившись, произнесла Карина Карловна.

     После ее слов, дело в свои руки взял Иван Васильевич, с недоверием поглядывая в сторону Рыжей бороды.

     — Давайте гости дорогие, сейчас к столу. Через пять минут, все соберут — произнес он с интонацией широкого душевного подъема.

     В это время прислуга уже накрывала, всем, что было под рукой, большой стол в этой же гостиной.

     — Неудобно вышло — промычал Иван Васильевич — Я не представил свою тетку — Ефросинью Петровну.

     — Ненужно беспокоиться — произнесла старуха, но Карина Карловна, а вслед за ней и все остальные, учтиво поприветствовали Ефросинью Петровну. Иннокентий Иванович с Эдуардом Арсеньевичем даже попытались поцеловать сморщенную руку Ефросиньи, но она не дала им этого сделать, строго сказав.

      — Я живу духовной жизнью и подобное излишне, господа.

     Старуха говорила чистую правду. Ее внешний вид не давал в этом усомниться. Сгорбленная, вся в черном, включая голову, завернутую в глухой платок. Длинное платье, подметающее пол и строгая даже страшная своим аскетизмом палка — в руках. Профессор отметил бросающийся в глаза контраст между теткой и племянником, подумал о неизбежном, не всегда правильном временном порядке.

     Рыжая борода не занимался умозаключениями. Он хотел поскорее заняться набиванием живота. Тем более на столе к тому времени, появились нехитрые закуски из вареного мяса с горчицей и хреном, колбасы и сыры, соленные и маринованные огурцы, помидоры. Женщина приятной наружности и привлекательной формой объемной груди, внесла ароматный, горячий хлеб. Рыжая борода сглотнул слюну один раз, подумал, что это некультурно, но не сдержался еще дважды, когда другая женщина средних лет, не уступающая первой в миловидности и форме фигуры, поставила на стол большой запотевший графин с водкой, большую бутыль с красной настойкой на рябине. А первая женщина, в один момент, оказавшись возле второй, держала в руках огромное блюдо с дымящимися, сумасшедшим ароматом пельменями.

     — Прошу к столу гости дорогие. Угощайтесь, извините, что так скромно. Но мы не ждали вас сегодня — произнес Иван Васильевич, широко расставив руки, загоняя этим жестом гостей за стол.

     Рыжая борода тут же жадно накинулся на угощение. Аппетитная не меньше, чем пельмени, первая из женщин разлила в хрустальные стопки водку. Рыжая борода хотел проглотить свою порцию, не дождавшись тоста, но его стремление, перехватил строго осуждающий взгляд Карины Карловны, и с недовольной миной на лице Рыжая борода оставил свою попытку.

     Иннокентий Иванович думал о другом: ‘’Странно никто не озвучил цели визита, ни у кого из местных не возник вопрос, значит, они либо все знают, либо стесняются спросить, боясь значка Эдуарда Арсеньевича. Скорее первое, вон, как скакал Ироним Евстратиевич. Ощущение, что он ждал гостей каждый божий день’’.

     — За встречу в моем скромном поместье!!! — поднял стопку с водкой Иван Васильевич.

     Все чокнулись, включая Инну, раздался звон хрусталя. Рыжая борода снова вызвал неудовольствие Карины Карловны, громко отрыгнув после принятия водки. Иван Васильевич старался вести себя крайне осторожно, боясь строгой дамы, которая сидела напротив него: ‘’При такой бабе, ни пернуть, ни пошутить, ни харкнуть’’ — думал Иван Васильевич, очень аккуратно закусывая кусочком колбасы.

     Вторая привлекательная женщина, внесла на широком подносе большую жаренную курицу, поставила на стол. Рыжая борода вылупился на ее грудь третьего или более размера. Инна проделала то же самое, с разницей в том, что она сначала посмотрела в сторону бородатого, а потом на то, что заставило его очередной раз забыть обо всем на свете. Глубоко внутри Инну противно кольнула скрытая ревность. У нее не было и не предвиделось такой объемной формы женского достоинства.

     — Мы вас ждали, может не сегодня, но сегодня был разговор о вашем предстоящем визите, и наконец-то вы приехали — не удержался Ироним Евстратиевич.

     Женщина, которая наливала водку в первый раз, сделала это вторично.

     — Давайте за наше общее дело!!! — многозначительно и, еще не зная сути дела, произнес Ироним Евстратиевич, вскочив со стула со стопкой водки в руках.

     Все встали, чокнулись, выпили. Иван Васильевич жестом подозвал к себе одну из домашних женщин, что фыркнул ей на ушко. После этого женщины покинули гостиную.

     — Сами управимся, нечего уши греть — произнес он, зачем-то объясняя свое решение.

     Рыжая борода заметно потускнел, а Инна рассмеялась, мысленно.

     Карина Карловна акцентированно прокашлялась, чтобы обратить на себя наибольшее внимание. Прием, привычный для нее, удался и все присутствующие за столом притихли, обратив свои взгляды на Карину Карловну.

     — Ситуация у нас такая. Мы прибыли сюда, как можно догадаться, не с пустыми руками. Самим Толстозадовым нам были переданы важнейшие предметы, которые нам необходимо разместить у вас, после чего, на нас всех ляжет колоссальная ответственность за сохранение тайны.

     — Вы Карина Карловна имеете в виду, размещение того, что вы привезли, в мемориале ‘’Памяти августа 1991 года’’ — опередив Ивана Васильевича, который, вроде бы начал открывать рот, спросил Ироним Евстратиевич.

     — Мы привезли, приложив к этому серьезные усилия в плане конспирации, шкатулку самого сеньора Толстозадова. Она имеет важнейшее значение, как символ сохранения, нашего с вами времени и, что само собой разумеется всего ‘’Грядущего общества’’. Есть необходимое условие — при заложении ларца. Должны быть представлены все общественные группы ‘’Грядущего общества’’. У нас с этим все в порядке; Предприниматель, чиновник, рабочий, крестьянин, священник, молодое поколение — все на месте, и я думаю, нам не стоит тянуть с процедурой закладки ларца.

     — Но я бывший священник, нужно Адриана привлечь — высказал сомнения Ироним Евстратиевич.

     — Подумаем — произнесла Карина Карловна.

     — И так сойдет — уверенно заявил Эдуард Арсеньевич.

     — Не согласится Адриан — пробубнил Иван Васильевич.

     — Но сеньор Толстозадов ничего об этом не уточнял, когда мы виделись — озвучил свои размышления Ироним Евстратиевич.

     —Вы знакомы с сеньором Толстозадовым? — малость удивилась Карина Карловна.

     — Конечно, он был у нас совсем недавно — гордо произнес Иван Васильевич.

     — Тогда точно сойдет — облегченно произнес Эдуард Арсеньевич.

     — Всяко — вставил свое Рыжая борода, запихивая в рот большую ложку с парочкой пельменей внутри.

     — Не хватает студента — подал голос Иван Васильевич.

     — Я же сказала: молодое поколение, Инна работает ведущим менеджером и, к тому же, заочно получает второе высшее образование — напомнила Карина Карловна, посмотрев на слегка смутившуюся Инну.

     — Я думаю, есть еще одно немаловажное обстоятельство, о котором почему-то не упомянул сеньор Толстозадов, но согласитесь, что это резонно. Нам необходимо провести здесь полных два дня — вмешался в разговор Иннокентий Иванович.

     — Непонятно для чего ждать целых два дня? Я хоть и отпросился у Дмитрия Кирилловича и Леры, но всему же есть предел — возмутился Эдуард Арсеньевич.

     — Ни у кого так и не появилось версии — спросил профессор, наблюдая, что его соратники не могут понять, о чем он пытался им сказать.

     Ответа не последовало. Иннокентий Иванович хотел начать объяснение своей мысли, как из-за открывшейся двери в гостиную, раздался скрипучий голос тетки Ефросиньи.

     — Через два дня будет очередная годовщина образования ‘’Грядущего общества’’.

     — Но Толстозадов ничего об этом не написал — неуверенно произнесла Карина Карловна и тут же начала перечитывать послание — Нет ничего — покачав головой, добавила к сказанному Карина Карловна.

     — Кажется, этот человек что-то сказал мне, когда я его видела — крайне тихо и робко произнесла Инна.

     — Что он еще говорил — с явным неудовольствием в голосе отреагировал Эдуард Арсеньевич.

     От этого Инна сразу примолкла.

     — Говорите милочка, если начали — вмешался профессор.

     — Он сказал мне, передавая письмо.

     — ‘’Поторопитесь, осталось несколько дней, затем придется ждать целый год’’.

     — Инна ты уверена в этом, или может тебе сейчас пришло это в голову — с очень серьезным выражением на лице спросила Карина Карловна.

     — Я не уверенна в точности слов, но о времени, точно сказал — еще тише произнесла Инна.

     — Согласитесь, что все это логично. В таком деле символизм многое значит — появился в разговоре, еще сильнее опьяневший Ироним Евстратиевич.

     — Вероятно, что это так. Но мне хотелось побыстрее закончить дело — снова не согласился Эдуард Арсеньевич.

     — Эдя хватит уже ныть. Говорят тебе, что нужно ждать, значит, будем ждать. Или ты опять хочешь встретиться с товарищами? — изменив корректному тону, перейдя на более привычную форму, Карина Карловна одернула Эдю, но тот и не думал сдаваться.

     — Если мы будем торчать здесь двое суток, то тогда не только мне, но и всем остальным, как я полагаю, предстоит встретиться с товарищами.

     — Мне от чего-то кажется Эдя, что ты совсем не против с ними пообщаться. У тебя с ними почти симбиоз, к тому же твои бонусы, от общения с ними — немного перебрав тембра, произнесла Карина Карловна.

     Эдуард Арсеньевич на этот раз ничего не ответил Карине Карловне. Остальные с интересом ожидали продолжения пикировки, но ее не последовало.

     — Покурить у вас можно? — спросил Рыжая борода у Ивана Васильевича.

     — На балконе, вот выход — ответил тот.

     Рыжая борода вышел из гостиной на просторный балкон, который окружал собою по периметру весь дом Подкулачника. Инна успела подумать о том, что Рыжая борода не понравился хозяину, и ей при этом было абсолютно ясно, в чем причина этого. Она еще глянула на недовольную физиономию Ивана Васильевича, который напоминал истинное чудовище, и перед ним даже Рыжая борода выглядел агнцем божьим. Профессор произнес что-то отвлеченное, — и тут с балкона появился Рыжая борода. Он даже не появился, а заскочил с вылупленными глазами и торчащей от возбуждения или испуга бородой.

     — Он здесь!!! Он уже здесь!!! — завопил Рыжая борода.

     Все тут же вскочили со стульев, с ужасом смотря на безумное лицо рыжебородого.

     — Кто? — спросила Карина Карловна.

     — Архип Архипович!!! — выпалил Рыжая борода.

     Эдуард Арсеньевич с Кариной Карловной посмотрели друг на друга, через мгновение к ним присоединился недоуменный взгляд Иннокентия Ивановича. Хозяева в составе; Ивана Васильевича и Иронима Евстратиевича вовсе ничего не понимали.

     — Это тот пожилой мужчина, который был на фабрике с господином Репейсом? — спросила Инна, второй раз за последнее время, видя Рыжую бороду жутко испуганным.

     — Не с господином Репейсом, а с товарищем Репейсом. Да, это он. Он искал меня, хотел отнять ларец — подтвердил Рыжая борода.

     Ироним Евстратиевич начал судорожно креститься и что-то быстро шептать.

     — Каким образом? — спросила Карина Карловна, обращаясь, как показалось со стороны, к самой себе, но Эдуард Арсеньевич поспешил к ее словам добавить свое мнение.

     — Чего удивляться, мать твою, это же товарищи. Зачем я ввязался во все это. Теперь точно товарищ Репейс заберет все мои достижения — Эдуард Арсеньевич, впадая в истерику, сел на стул, уронил голову на руки, не стесняясь остальных присутствующих.

     — Ты Эдя в своем уме или как? Чего ты устраиваешь!!! — закричала Карина Карловна.

     Эдуард Арсеньевич не пошевелился и ничего не ответил. Карина Карловна раздраженно выдохнула, произнесла пару матерных слов, повернула голову и впялилась в лицо Иронима Евстратиевича, который с окаменевшим видом произнес.

     — Говорил тебе Ваньша, что сон мне был. Смеялся ты надо мной, сейчас, что скажешь? — грозным голосом, несоответствующему щуплому виду с наполовину выщипанной бородкой проговорил Ироним Евстратиевич.

     — Что это и есть посланник нечистого? — набитым ртом (несмотря на всю нервозность), произнес Иван Васильевич.

     — Какой еще посланник нечистого? — поднял свою голову от стола Эдуард Арсеньевич, следующим движением он проглотил налитую в стопку водку, которая стояла прямо перед его носом.

     — Сон мне был, что явился к нам в село, этот самый посланник. Теперь я понимаю, в чем дело. Предупреждение мне было.

     Ироним Евстратиевич под воздействием очередной дозы спиртного преобразился, почувствовал уверенность. Сейчас он выглядел торжественно, как будто готовился через какое-то время вступить в схватку с посланником нечистого, да что там посланником — мог бы он, если принять еще ровно две порции, выйти на самого нечистого, но только не переборщить, три будет много, и тогда нечистый без проблем одолеет Иронима Евстратиевича, и вряд ли поможет ему в противостоянии Иван Васильевич с теткой Ефросиньей, и тогда не удастся заслужит полное прощение отца Питирима.

     — Что делать будем? — обратилась ко всем Карина Карловна.

     — Я на улицу не выйду, упаси бог, от этого Архипа Архиповича. Он уже переродился, еще на фабрике он был иным, а сейчас и подумать страшно — испуганно, опережая всех, заявил Рыжая борода.

     — Я могу походить, посмотреть, если что нужно — спокойно предложил профессор.

     — Нам нужно в первую очередь посмотреть ваш мемориал Иван Васильевич — резонно, подумав, сказала Карина Карловна.

     — Это можно — ответил Иван Васильевич.

     — Скажите господин хороший, а сколько коров у вас в стаде? — неожиданно и совершенно не в тему, спросил Рыжая борода.

     Иван Васильевич поднял на того удивленные глаза, затем ничего не понимая посмотрел на окружающих, которые молчали, то ли от желания услышать ответ, то ли от неожиданности вопроса.

     — Немного, голов пятьсот, наверное — по-прежнему плохо соображая, ответил Иван Васильевич.

     — Здорово — закатив глаза произнес Рыжая борода, спокойно взял со стола графин с водкой и, не обращая внимания на своих соратников, наполнил полный фужер (в нем до этого был сок), заглотил содержимое внутрь, громко отрыгнул, после чего опомнившись, произнес, слегка смутившись.

      — Я дико извиняюсь, господа.

     Мемориал ‘’Памяти августа 1991 года’’, откровенно разочаровал Карину Карловну, тоже самое, по всей видимости, испытывал и Эдуард Арсеньевич. Инна с Рыжей бородой остались равнодушны к модерновому объекту искусства, а Иннокентий Иванович с интересом изучал важнейшее, как символ эпохи произведение творческой мысли. Сам Иван Васильевич Подкулачник не пытался как-то рекламировать или нахваливать свой мемориал. Он лишь зевал, затем подкашливал и снова зевал.

     — Что-то не так, дорогой Иван Васильевич? — спросила Карина Карловна, услышав пятый или шестой зевок.

     — Спать что-то тянет. Комнаты вам приготовлены. Тетка Ефросинья свое дело знает.

     — Баньку, нам бы приготовить — нагло предложил Эдуард Арсеньевич.

     — Вечером будет, даже две — снова зевнув, ответил Иван Васильевич.

     — Как-то не очень отражает радостное событие, ближе к похоронной панихиде. Вы не обижайтесь Иван Васильевич — честно произнес Иннокентий Иванович.

     Иван Васильевич не стал спорить, а лишь произнес.

      — Да уж.

     Мемориал действительно выглядел странно. Это был памятник в виде гранитного обелиска, в основании которого была уложена зеленоватая мраморная плитка. Гранит имел металлическую рамку, которая давно некрашеная, заржавела. На верху этой конструкции находился металлический цветок кустарного изготовления. Еще имелась надпись: ‘’В честь событий открывших прямую дорогу к обогащению и свободе’’. Ни числа, ни года, при этом не было, а трава пролезла через стыки мраморной плитки. Птицы постарались не меньше, и, кажется, приблудная свинья сделала подкоп с одной стороны мемориала.

     Сам он находился на заднем дворе, возле двух больших строений складского назначения. Забор высотой не менее двух метров ограждал произведение искусства от посторонних глаз, он же создавал постоянную тень, делая мемориал еще ближе к кладбищенскому памятнику.

     Иван Васильевич подозвал невзрачного мужичка в доисторическом фартуке, стоявшего с метлой в отдалении от соратников, осматривающих мемориал.

     — Иди сюда, каналья

     Тот быстро подбежал к Ивану Васильевичу, заискивающе улыбнулся и снял серую кепку перед важными гостями хозяина.

     — Давай, наведи здесь полный порядок. И вообще, почему ты здесь не хера не убираешь? Не пойму что-то?

     — Так барин, не было указаний, мне на этот счет. Ефросинья Петровна ничего не говорили — промямлил мужичок в фартуке, его глазки испугано забегали.

     Иван Васильевич недовольно вздохнул, снова произнес.

      — Да уж.

     — С сегодняшнего дня, чтобы полный марафет был. Понял?

     — Понял барин. Чего здесь не понять.

     — Да еще краску возьми… — здесь Иван Васильевич засомневался, какую лучше выбрать.

     — Позолоту нужно — подсказала Карина Карловна.

     — Да возьми эту позолоту. Если нет, то Гришке скажи, чтобы привез.

     — Слушаюсь барин.

     — Иди уже, людям смотреть на тебя противно.

     — Тунеядец сразу видно — вставил свое умозаключение Рыжая борода.

     — Естественно, что тунеядец. Они все тунеядцы сраные. Спасу нет, на это дело. Только вот, где взять хорошего холопа. Трудно у нас с этим — угрюмо согласился с Рыжей бородой Иван Васильевич и при этом с сомнением глянул на самого рыжебородого...

     …— Здесь они голубчики, никуда не делись — довольный самим собой произнес Архип Архипович.

     — Кто из местных сказал? — спросил Митрофан Андреевич.

     — Не понадобилось этого, обошелся без всяких расспросов — гордо объявил Архип Архипович.

     — Я уже с десяток человек расспросил. Никто ничего не знает. Один старичок по имени Игнат, сказал мне.

      — Вроде строил Подкулачник какую-то гадость у себя во дворе. Пьяный, он об этом говорил с гордостью, только точно не знаю, давно было.

     — Так — эта мерзость, у него во дворе? Я думал, где-то в открытом поле — огорчился Архип Архипович.

     — Специально для нас, он, что ли готовил свой памятник — засмеялся Митрофан Андреевич — Давай присядем — предложил Митрофан, и они уселись на вкопанную в землю скамейку.

     — Ты Архип не рассказал, как узнал, что они здесь — напомнил Митрофан Андреевич.

     — Рыжую бороду видел, собственной персоной, на балконе у Подкулачника. Здесь Митрофан, ошибки быть не может. Теперь скажи, что делать будем?

     — Что делать? Что делать? Сам пока не знаю, у нас еще два дня в запасе. В общем нужно ларец добыть или извлечь, да и уничтожить.

     — Уничтожать мы будем?

     — Думаю, без помощи наших товарищей, мы и извлечь его не сможем. Уничтожать тоже вместе.

     — Можно у меня в топке его спалить. Ничего не останется.

     — Хорошая мысль Архип. Нужно сказать товарищу Репейсу, только думаю, они и сами знают, что с этим дерьмом делать.

     — Когда все закончим, будет ли надежда на возвращение нормальной жизни?

     — Трудно сказать. Дело, ведь сложное, иначе не скажешь. Сразу вряд ли вернутся хорошие времена, но уверен в одном — нет иного пути. Затмение, каким бы долгим не было, не длится вечно. Это тебе Архип — мое мнение.

     — Согласен с тобой. Только видится мне, вот что Митрофан. Главное совсем не в тех, кто в здании ‘’Грядущего общества’’ заседает, и не в тех, кто с ними вместе капиталами владеет.

     — В чем же тогда? — с интересом посмотрел Митрофан Андреевич на Архипа Архиповича.

     — Дело Митрофан, в таких вот придурках, как этот с рыжей бородой. Очень много развелось такого элемента. Мозги у них застряли между котлетой из куриных костей и унитазом — с досадой махнул рукой Архип Архипович.

     — Дело говоришь. В этом и есть пока, что главная проблема. Сложно заставить человека, понять, что он должен быть человеком, когда вокруг столько дешевых соблазнов. Когда, кажется, им, что они из себя что-то представляют, а на самом деле просто расходный материал для хозяев Толстозадова.

     — У Толстозадова тоже хозяева есть?

     — А ты, как думал. Это иллюзия, она и управляет всем. Обман миллион раз умноженный на обман.

     — Получается снова просвещение необходимо. Все на круги своя вернулось — тяжело вздохнул Архип Архипович.

     — Есть несколько способов. Мне больше нравится радикальный, когда используются для достижения цели, те же приемы, что принимает против народа наш противник.

     — Это как?

     — Просто тот же обман, как временное средство. А уже затем необходимая обработка по секциям и отделам.

     — Ну почему тогда приходится ждать? Разве прямо сейчас нельзя начать?

     — На это я тебе ответить не могу. Как говорится, компетенции не имею, но определенно думаю, что еще очень многое определяется временем. Для того, чтобы его сдвинуть мы с тобой и находимся сейчас здесь.

     — Время штука сложная.

     — Ты даже не представляешь Архип, насколько сложная.

     — А товарищи; Репейс, Ефимози, Николай Тимофеевич, ты Митрофан — можете быть у нас постоянно?

     — Нет, Архип, пока таких возможностей.

     — Тогда надо всех этих деятелей отправить в ваше время. Там работы много; дороги строить, лес валить, да и много чего еще.

     Митрофан Андреевич довольно засмеялся, реагируя на слова Архипа Архиповича.

     — Если бы это было возможно. Взять их всех, да и отправить, то здорово бы было — Митрофан Андреевич дружески похлопал Архипа Архиповича по плечу.

     — Сегодня свяжусь с нашими товарищами. Будем ждать сюда подмогу. Приедет Ефимози, весело будет Архип — добавил к сказанному Митрофан Андреевич…

     …— Плохо дело Ваньша. Слушай меня и на ус свой блудный мотай — горячился Ироним Евстратиевич.

     — Чего ты завелся, как муха возле говна вьешься — с легким неудовольствием отреагировал Иван Васильевич.

     — Предчувствие у меня. Не выйдет ничего, если сам Толстозадов не поможет, или не пришлет кого для подсобления нам в столь ответственном деле — страстно, запинаясь, говорил Ироним Евстратиевич.

     К этому времени он уже успел поспать, переодеться.

     —Может этого Леопольда Сигизмундовича? Все будет хорошо. Зароем этот ящик под мой мемориал и к столу — праздновать — пробурчал Иван Васильевич.

     — Ты так и не понял ничего. Думаешь, что посланник сатаны будет на это спокойно смотреть, позволит нам все сделать.

     — А что, по-твоему, он сделает? Вампиров с вурдалаками пришлет мне в хату — не сдавался Иван Васильевич.

     — Отберет у нас ларец, и пикнуть не успеем.

     — Тебе Евстратиевич крест животворящий тогда на что? Зачем нацепил его на грудь? Созывай всю святую рать. Вместе будем ларец закапывать — не сдержался Иван Васильевич.

     — Ты Ваньша и вправду дурак. Думаешь, что все просто. Так же как дураков односельчан обманывать. Здесь дело почище будет, это тебе не крестьяне наши — недоделанные.

     — Я, Евстратиевич, работаю на благо отечества, на благо всего ‘’Грядущего общества’’. Все у меня в этом плане по закону, а если сомневаешься, то наведи справки у господина Скупидомова. Съезди к нему, он все-таки представляет наш уезд в общественном собрании ‘’Грядущего общества’’.

     — Ты что Ваньша обиделся. Я же не про это, сравнить хотел, чтобы ты понял. Не у кого из нормальных людей в нашей округе, нет сомнения в твоей кристальной честности и всеобъемлющей преданности. Не нужно мне к Скупидомову ездить. Я тебе о другом говорю — импульсивно выговорился Ироним Евстратиевич.

     Иван Васильевич многозначительно с чувством заслуженного удовлетворения, принял слова старого друга.

     — Гости наши где? — спросил Ироним Евстратиевич, выпустив пар и заметно успокоившись.

     — В бане они — ответил Иван Васильевич.

     — Что все вместе? — чуть не подскочил со стула Ироним Евстратиевич.

     — Нет, конечно, что глупость говоришь. Главная баба с делегатом, профессор с рыжебородым, а девка, позже, одна мыться будет — обстоятельно пояснил Иван Васильевич.

     — Делегат, кажется, Карине Карловне — не муж. Как же это? — насупился Ироним Евстратиевич.

     Иван Васильевич предчувствуя знакомое развитие разговора, тяжело вздохнул.

     — Такие люди, а нравственность на том же уровне — возмущался Ироним Евстратиевич.

     — У тебя Евстратиевич, если бы прибор работал, ты другого мнения, тогда бы придерживался — засмеялся Иван Васильевич.

     Ироним Евстратиевич еще больше насупился. История о его несостоятельности была старая и, к сожалению, для Иронима, известная многим. Случилось это просто, как говорится: на раз, два, три. Супруга Глафира надеялась на воскрешение состоятельности, где-то год, может чуть больше. Затем ее терпение лопнуло, тем более она была моложе благоверного на пятнадцать лет. Ладно бы так ушла, но она еще не постеснялась поведать о своем бабьем несчастье всей округе, используя при этом красочные описания неспособности Иронима Евстратиевича. Добавляя ироничные метафоры, многое еще, и все в отместку за то, что Ироним Евстратиевич в течение этого года, изводил свою жену ревностью и нравоучениями. В итоге он проиграл сражение, но не войну за всеобщую нравственность.

     После утраты прямой духовной миссии, борьба за нравственность стала для Иронима Евстратиевича, чем-то вроде идеи фикс, от которой он не мог отказаться, а, наоборот, с каждым прожитым днем все больше сходил с ума на эту тему. Хуже, чем все вместе взятые старухи, и с их помощью, он выведывал любые мельчайшие подробности нехорошего поведения, даже наносил нравоучительные визиты, грозил жуткой анафемой, накладывал проклятия и просто взывал к основам чистоты и совести, хотя уже не имел на это никаких полномочий.

     Праведная позиция улучшала настроение Иронима, а эти самые подробности, делали его позицию еще крепче.

     — Плохо дело. Хорошо граждане не знают, что почтеннейший делегат ‘’Грядущего общества’’ занимается мерзким грехом прелюбодеяния. Это уже не просто позор для важного сановника — это дискредитация всего ‘’Грядущего общества’’. А может, все же жена, — она ему? — все же попытался уточнить Ироним Евстратиевич, надеясь, что страшные выводы окажутся ошибочными.

     — Нет, я сам слышал, как он по телефону разговаривал.

      — Женушка моя дорогая, но Лерочка, не получается сделать, что я обещал. Дела государственной важности. Затем с меня вдвойне причитается’’ — вполне серьезным голосом, процитировал Иван Васильевич.

     — Дела, конечно, государственной важности, но это не дает право ходить в баню с чужой бабой. Пусть она и важная особа, а все одно, у нее там то же самое, и дело от этого другим не станет — сокрушался Ироним Евстратиевич, забыв на время о посланнике нечистого.

     — В бане — это дело хорошо, особенно с чужой бабой. Радость господину Эдуарду Арсеньевичу, а ты скулишь. Проверь лучше свое хозяйство, может сдвинулось с полшестого. Журналы, то смотришь, какие я тебе давал? — вновь захохотал Иван Васильевич.

     —Сразу выкинул, скверну проклятую. Подсунул мне, когда я пьяный был, разврат немыслимый, еще смеется — ответил Ироним Евстратиевич.

     — Не верю я тебе, прячешь журнальчики.

     — Тьфу, на тебя, греховодник поганый — грозно и акцентированно проговорил Ироним Евстратиевич.

     — Так что ты Евстратиевич предлагаешь, насчет противления сатанинским силам. У меня есть множество лопат с вилами, с десяток охотничьих ружей.

     Иван Васильевич жадно обгладывал кусок жареной курицы. Заросшее волосом лицо, лукаво улыбалось, а пожелтевшие зубы здорово дополняли картинку.

     — Тьфу, на тебя еще раз — произнес Ироним Евстратиевич, вскочил с посадочного места, и только шаги по деревянной лестнице, застучали в ушах Ивана Васильевича.

     …Эдуард Арсеньевич, хорошо откушав, еще лучше выпив, немного понервничав, после слов Рыжей бороды, завалился спать в гостевой комнате. Проспал он, наверное, час, может полтора, но проснулся от непривычного ощущения, что щедро отпускала ему незнакомая кровать. Через открытое окно в комнату проникали продукты горения в виде незримого для глаз дыма. Эдуард Арсеньевич подошел к окну, напротив него дымили две трубы из красного кирпича, выходящие из двух аккуратно, очень добротно сложенных банек.

     …Запах дыма. Просветлевшая с помощью сна голова, вместе с ней половой прибор, как-то быстро сумели поднять упавший дух Эдуарда Арсеньевича: ‘’Черт с этим всем, еще есть время. Может и с размером обойдется. Товарищ Репейс до этого был добр ко мне. Так что нужно думать о хорошем’’ — размышлял Эдуард Арсеньевич, когда в дверь раздался стук.

     — Эдя ты со мной в баню пойдешь или как? — бесцеремонно спросила Карина Карловна, которая успела переодеться в легкий летний сарафан светлого тона.

     — Само собой, с тобой — не стал долго размышлять Эдуард Арсеньевич.

     — Пойдем на двор, и переоденься во что-нибудь.

     — Было бы во что.

     — Попроси у хозяев. Я попросила, мне быстро нашли и совсем недурно — Карина Карловна не скрывала хорошего настроения.

     Рыжая борода сидел с опухшим лицом. У него сильно болела голова. Во рту все пересохло и терпкий самодельный квас, не улучшал его самочувствия.

     — Тяжко — спросил Рыжую бороду, появившийся Иннокентий Иванович.

     — Еще, как тяжко, мутит что-то — простонал Рыжая борода.

     — Не нужно было глотать без меры, тем более с дороги — сочувственно произнёс профессор.

     — Вам хорошо говорить.

     — Правильно, я выпил две маленькие стопочки для приличия — пояснил Иннокентий Иванович.

     — Да, не в этом дело. Нервы у меня на пределе, здесь не знаешь, что тебя завтра ждет. Вы профессор не убегали от товарищей, как я. Страшно было, хорошо, что закончилось удачно и вот опять. Я ничего незаконного не сделал, как тут не напиться.

     Рыжая борода жадно выпил целый стакан кваса, вытер тыльной стороной ладони, заросший жестким рыжим волосом рот.

     — Бояться — это совершенно нормально. Положение действительно странное. Только мне кажется, что вы уважаемый Андрей Павлович имели, как бы говоря, честь направить внимание товарищей на себя. Зачем вам понадобилось искать вашу корову? Согласитесь, что вполне резонно, было бы просто купить себе новую корову. Начать, как говориться, с нуля. Что было бы в этом плохого, напротив хорошо. Можно даже сказать — символично, а так вышло наоборот. Нужно понимать, что любая власть не очень любит подобных претензий, особенно, когда они исходят от граждан, как бы сказать, низкого социального статуса.

     — Вы профессор слишком сложно говорите. Я же соображаю проще. Власть, которую товарищи ранее имели — сгинула. Значит нужно восстановить права ущемленных. Тем более я слышал об этом в телевизионных передачах. Много говорят всего; все умное и правильное. На деле наоборот выходит — пробурчал Рыжая борода.

     — Правильно все выходит. Если каждый будет искать свою корову, то получится черт знает что — жестко подвел итог профессор.

     Рыжая борода хотел еще что-то высказать, но появился все тот же мужичонка в фартуке.

      — Винца красного не желаете испить, господа — произнес он, держа в руках большую бутылку, не имеющую этикетки.

     — Давай сюда, скорее — выкрикнул Рыжая борода, схватив пустой стакан из под кваса.

     …— Ты Эдя, что такой стеснительный — засмеялась Карина Карловна.

     — Да ничего я не стесняюсь, просто задумался кое о чем.

     — О чем, расскажи? — сказала Карина Карловна, уже сняв взятый напрокат сарафан.

     Эдуард Арсеньевич запутался в собственных брюках, чуть не упал их снимая, оперся о лавочку в предбаннике, над которой висел целый ряд ароматных веников. Карина Карловна открыла дверь, осмотрела содержимое самой бани.

     Одета она была в одни трусики черного цвета. Отвисшая с возрастом большая грудь, опускалась довольно низко. Огромные коричневатые соски растянулись по всей окружности грудей, мгновенно возбудили Эдю, и его прибор поднялся, не дожидаясь пока он снимет трусы.

     — Ну, как там? — спросил Эдуард Арсеньевич, усевшись на лавочку, чтобы снять носки.

     — Кажется хорошо, может жарковато — ответила Карина Карловна будничным голосом и начала, стоя напротив Эди, спокойно снимать свои трусики.

     Эдуард не вставая с лавочки, затаив дыхание, наблюдал столь сексуальную картину. Когда Карина Карловна положила трусики поверх сарафана, который она не стала вешать на крючок, а зачем-то положила на всю туже лавочку справа от Эдуарда Арсеньевича, он спросил, сглотнув набежавшую от желания слюну.

      — Карина ты, что перестала брить лобок? У тебя всегда был лысенький с соблазнительной щетинкой.

     — Некогда было Эдя. — просто ответила Карина Карловна.

     Эдуард вскочил с лавочки одним махом, освободился от трусов.

     — Давай сюда на лавку — страстно прошептал он.

     — Сначала мыться — строго произнесла Карина Карловна, осмотрев голого Эдю, и его по-прежнему солидное хозяйство.

     — Давай первый раз до мытья — не унимался Эдуард Арсеньевич.

     Естественно, что Эдя не стеснялся своего возбуждения, а испытывая непреодолимое желание, пытался все же уговорить Карину Карловну.

     — Ну, давай Карина, сил нет терпеть, что не видишь?

     — Вижу Эдя. Идет тебе большой размер, сколько раз говорила. Новое достоинство тебя новым человеком сделало. Зря говорят: о психологии и прочей ерунде, вот это другое дело.

     В бане было действительно жарко. Грязь и застывший на коже пот, потекли ручьем, освобождая тело для приятного, легкого дыхания. Эдуард Арсеньевич страстно намыливал и тер мочалкой тело Карины Карловны, не забывая останавливаться на интимных местах. Балдея от грядущего наслаждения, обливал ее водой. Затем настала очередь Карины Карловны, она не уступала Эде, изрядно возбудившись к этому моменту. Когда Карина Карловна намылив, массировала хозяйство Эдуарда Арсеньевича, он неожиданно отстранил ее руки.

     — Не стоит, а то все испортишь — пробурчал Эдуард Арсеньевич.

     Карина Карловна звонко рассмеялась.

     — Париться будешь? Я могу тебя хорошенько пошлепать — предложила Карина Карловна.

     — Нет, другой раз.

     Эдуард Арсеньевич, не имея больше сил к сдерживанию, притянул Карину Карловну к себе, и через секунду, изменив ее положение, попытался оказаться внутри нее.

     — Нет Эдя, пойдем в предбанник. Здесь жарко — Карина Карловна отпихнула его и вышла в предбанник.

     Эдуард Арсеньевич не заставил себя долго ждать и вылетел следом за Кариной. Стыковка произошла, миную паузу. Карина Карловна легла спиной на широкую лавку…

     …Больше, чем два акта было для Эдуарда Арсеньевича невозможным. Да и Карине Карловне хватало этого с избытком. Она же сегодня занимала пассивную позицию, давая Эде насладиться женским телом, видя насколько сильно, он соскучился по прелестям противоположного пола. К тому же имело место успокоить нервы, а помимо водки, коньяка — женское, голое тело чудесный способ почувствовать облегчение от всякой нервозности.

     Рыжая борода не оставлял надежду на осуществление своей порочной мечты. Баня дымила рядом, день уступил место вечеру, да и Инна находилась неподалеку. Рыжая борода частенько поглядывал на окна второго этажа, за одним из них, и скрывалась Инна, которая не спешила появляться во дворе, расстраивая этим рыжебородого воздыхателя. Он после разговора с профессором занялся употреблением вина, а точнее какой-то спиртовой настойки с примесью неизвестных для него ягод. Пил он маленькими дозами, рядом жужжали противные мухи. Профессор удалился внутрь дома. Безделье нагоняло замедленную тоску. Ироним Евстратиевич проскочил через двор, с видом сумасшедшего. После этого снова послышались, предающиеся безделью мухи. Ни одна из понравившихся Рыжей бороде женщин-горничных, тоже не появлялась на горизонте, но Рыжая борода все равно начал размышлять, о том, какая из них лучше. Если на лицо, то точно вторая, а если по фигуре, то конечно первая. Затем они стали путаться местами и номерами. Рыжая борода понял, что не готов к сравнительному анализу и необходимо заняться этим позже.

      Только он хотел пойти в дом, чтобы взять сигареты, как ему навстречу появилась Карина Карловна с Эдуардом Арсеньевичем. Без всякого сомнения, они направлялись в баню и делали это подчеркнуто вдвоем, что означало скорое наслаждение для них, но не для него. Рыжая борода вспомнил, как выглядит Карина Карловна голой, позавидовал Эдуарду Арсеньевичу. Затем представил себя на месте Эдуарда Арсеньевича, после поменял Карину Карловну на Инну. Не в силах перенести такую страшную пытку, он, затушив окурок, бросился в ближний туалет на первом этаже. Получив вознаграждение в виде облегчения, Рыжая борода вернулся на прежнее место, где по-прежнему стояла бутылка с вином-настойкой, и в придачу к ней, появился профессор.

     — Пойдемте Андрей Павлович хорошенько попаримся, чтобы прогнать всякую хандру и зарядиться прекрасным настроением на день грядущий — добродушно произнес профессор, обращаясь к Рыжей бороде.

     Следующим действием, он наполнил спиртным полстакана и выпил его маленькими глоточками. Рыжая борода не очень обрадовался предложению, заметно скуксился и не отставая от профессора, налил себе красно-бордовой жидкости. Профессор ожидал ответа, выдерживая гроссмейстерскую паузу, Рыжая борода не выдержал и честно озвучил свое состояние.

     — А Инна Владимировна одна в баню пойдет?

     — Вы у меня спрашиваете, Андрей Павлович? — удивился профессор.

     — Да, я так к слову сказал — замялся Рыжая борода.

     — Я думаю, что вам, по всей видимости, придется смириться. Она вам совсем не пара — произнес профессор, прекрасно понимая, о чем грезит Рыжая борода.

     — Она сама хочет. Я чувствую, знаю. Только себя накручивает неправильно — гордо сказал Рыжая борода.

     — Конечно, интересно узнать каким образом складывается ваше умозаключение. Только думаю, что это не более чем фантазия.

     — Вам профессор, может и виднее, но я добьюсь своего, еще увидите — обиженно произнес Рыжая борода и вновь наполнил стакан.

     — В баню идем, или поодиночке? Просто охота попариться в компании — уже неуверенно спросил профессор, видя, что Рыжая борода надулся, приняв в штыки слова по поводу Инны.

     …Инна в это же время на полном серьезе переживала, как она сможет помыться. Она была уверена, что Рыжая борода, без всякого сомнения, попытается оказаться с ней бане, и вполне возможно, что просто войдет и все…

     …Инна представила себя со стороны. Она намыливает шампунем голову, подняв, как и положено, руки к верху, массирует волосы, — и тут ее обнимает рыжебородый. Она открывает глаза, шампунь начинает их щипать, но ей не до этого. В ее живот уже уперся прибор рыжебородого, а его страстное противное дыхание окутало ее с ног до головы.

     Инна передернулась, то ли от страха, то ли от удовольствия. Собственная интимная сущность, отреагировала на фантазию подобающим образом. Инна посмотрела на настенные часы, в дверь раздался тихий стук, за ним голос одной из женщин, которые так очаровали рыжебородого.

     — Девушка идите, пожалуйста, в баню. Одна из них освободилась.

     — Хорошо, я сейчас — ответила Инна.

     Визит Рыжей бороды казался ужасом, а если он не придет — станет оскорблением. Об этом думала Инна, спускаясь по лестнице. Перед этим женщина передала ей кремовое, мягкое махровое полотенце и такого же цвета халат.

     — Извините, пожалуйста, а все остальные уже помылись? — спросила Инна.

     — Еще двое мужчин в бане, в которой, что дальше, от крыльца. Вы идите в ближнюю, она свободна. Господин делегат с госпожой Кариной недавно помылись — пояснила женщина и зачем она сказала о том, что Карина Карловна использовала, в отличие от Инны, баню для удовольствия, а не только для помывки, осталось в понимании Инны без особого определения, но с очевидным осадком.

     Зайдя в предбанник, Инна инстинктивно начала искать крючок или засов, но его не было. Потом подумала, что Рыжая парится с профессором. От этого скользнула легкая, но все же болезненная досада. Инна начала раздеваться, внимательно вслушиваясь в посторонние звуки за дверью. Страх с одной стороны и сильное желание, вызванное фантазиями и банально долгим отсутствием половой связи, с другой, помешали Инне нормально насладиться прелестями банного отдыха. Инна быстро смыла с себя переживания вчерашнего дня, хорошенько ополоснулась приятной, теплой водой и оказалась в предбаннике.

     Хуже всего, что у нее не было чистого нижнего белья и на освеженное тело пришлось надеть прежние трусики. Инна, преодолев непривычное, подумала, что после постирает трусики под краном с горячей водой мылом, за ночь они подсохнут. Мысли отвлекли, Инна взяла в руки халат, как дверь отворилась, запустив ее порочное желание на полголовы внутрь.

     Лицо Рыжей бороды застыло, глаза пожирали почти голую Инну. Инна хотела дико закричать, но вместо этого, прикрывшись халатом, произнесла.

     — Я сейчас закричу.

     Только ее голос не убедил, трусливого, если разобраться, Рыжую бороду. Звучал он так, что тот не испугался, а сделал шаг вперед.

     — Сейчас буду кричать — еще более глухо, и даже томно, сказала Инна.

     Второе предупреждение прозвучало менее убедительно, чем первое. Инна отступила на два маленьких шажка вглубь. Рыжая борода ничего, не говоря оставался на прежнем месте. Он был одет в белую майку, волосатые руки и плечи были открыты. Ниже майки на нем были все те же униформенные штаны, и все так же имелось заметное напряжение в районе ширинки.

     — Уходите отсюда — совсем тихо произнесла Инна.

     — Я хотел просто увидеть вас Инна — прошептал Рыжая борода, оглянувшись на закрытую за спиной дверь.

     — Голой что ли увидеть? — прошептала Инна.

     — Терпения нет никакого — сказал Рыжая борода, сделав шаг навстречу Инне.

     Кажется, Инна хотела еще что-то сказать, но вместо этого опустила взгляд в район возбуждения рыжебородого. Он перехватил ее взгляд и быстро оказался рядом с ней, обхватил ее, ища губы для поцелуя.

     — Отпустите — чуть слышно, пропадая, прозвучал голос Инны.

     — Ты же сама хочешь — страстно с надрывом прошептал Рыжая борода.

     Больше Инна не сопротивлялась, ее дыхание участилось, от бородатого приятно пахло шампунем или гелем для тела. Он целовал ее в губы, шею, плечи. Одной рукой он расстегивал свои штаны, и Инна не хотела больше ничего произносить. Штаны упали вниз, трусов не было. Инна с удовлетворением и маленькой опаской оценила размер достоинства рыжебородого, которое оказалось знакомым, таким же, как она и представляла себе — это.

     Инна легко позволила в засос целовать свои соски, сама спустила трусики.

     — Пойдем внутрь бани, вдруг, кто откроет дверь — захлебываясь от возбуждения, проговорил Рыжая борода.

     — Один раз, только один раз, единственный раз — простонала Инна, когда Рыжая борода приподняв ее от пола, на руках затащил в уже начинающую остывать баню…

     … Он сидел рядом с ней, под их еще горячими ягодицами была широкая полка. Инна закрывала свою грудь рукой, а Рыжая борода, испытывая непередаваемое блаженство, тяжело дышал и не сводил глаз с обнаженного тела Инны.

     — Может еще, чуточку попозже — умоляюще спросил Рыжая борода, но его голос предательски сообщал, что он и сам не верит во второе пришествие чуда.

     — Другой раз — прошептала Инна, в ее голосе не было страсти, пропало тепло и лишь недавнее воспоминание, в котором бородатый удовлетворял ее по-новому, заставили сказать слова, дарившие призрак надежды Рыжей бороде.

     Это подействовало. Рыжая борода взял ее за руку и неожиданно, галантно сопроводил в предбанник.

     — Дай еще раз посмотрю — Рыжая борода впялился в ее голое тело, так, как будто хотел сделать фотографический снимок на самую долгую память. Инна еще больше смутилась, повернулась боком, снимая с крючка махровый халат. Рыжая борода довольно улыбнулся, быстро нацепил на голое тело свои штаны. Двинулся к двери, но резко вернулся и прижал к себе, надевающую халат Инну. Полминуты он страстно лапал ее, она молча, отпихивала его одной рукой, а во второй держала халат, в который так и не успела облачиться.

     — Просто обалдеть, какая красавица, как мне свезло — громко произнес Рыжая борода и выскочил на улицу.

     Инне понравились слова бородатого. Когда она вышла из бани, то двор был пуст…

     … Ваньша я к тебе — выпалил с порога Ироним Евстратиевич.

     Он частенько бегал от своего дома, находящегося в трех шагах от церкви, к дому Подкулачника. Благо расстояние было не более трехсот метров, а небольшая церковь, выполненная из кирпича, затем оштукатуренная и покрытая светло-коричневым колером, была лишь чуточку выше конька дома Ивана Васильевича. Ну, конечно, не считая позолоченного креста, тот все же превосходил по высоте, не только дом Подкулачника, но и все остальные строения в селе, включая старую водонапорную башню.

     — Что у тебя случилось? — спросил Иван Васильевич.

     Он плотно завтракал, запивая снедь порцией добротного коньяка. Рядом с ним сидел Эдуард Арсеньевич, который уже закончил завтрак, но составлял хозяину компанию в деле принятия утреннего коньяка.

     — Сам не знаю. Мальчишка Осиповский, пришел и говорит; — Велено вам передать, что приехали господин Репейс с господином Ефимози, чтобы отдать честь местным обычаям и порядкам. Я его спрашиваю.

      — Кто тебе велел сказать? Он отвечает.

      — Незнакомый дядька, пожилой.

     — Вот теперь началось. Сохрани господи, мое достоинство и все остальное — мрачно произнес Эдуард Арсеньевич и одним махом осушил полстакана коньяка, который успел налить, в то время, пока Ироним Евстратиевич произносил фамилии Репейс и Ефимози.

     — Что началось? — спросил Иван Васильевич, зыркнул одним глазом из заросшей жестким волосом физиономии.

     — Кто это господин Репейс и Ефимози? — тут же вставил свой вопрос Ироним Евстратиевич.

     — Это они пошутили, насчет господ. На самом деле, это самые, что ни на есть товарищи — заговорщицким тоном, осматриваясь по сторонам, как будто кто-то посторонний мог его услышать, произнес Эдуард Арсеньевич.

     — Ничего не понял — сказал Иван Васильевич.

     — Они из тех времен, как я понимаю — еле шевеля губами, одной рукой схватившись за золотой крест на груди, прошептал Ироним Евстратиевич.

     — Самые настоящие, и прямо из тех времен, и еще с ними вся сатанинская рать. Жуткое дело, господа. Спасаться нужно как-то — не меняя интонации, пояснил Эдуард Арсеньевич.

     — Куда нам спасаться, у нас такое важное дело — угрюмо пробурчал Иван Васильевич.

     Ироним Евстратиевич с открытым ртом смотрел на Эдуарда Арсеньевича, а тот, сбавив громкость, сказал.

      — Ну, его к черту — это дело. Нужно ретироваться и все. Я лично знаком с этими господами и думаю, что на этот раз выкрутиться за здорово живешь, не получится.

     — Как вы господин делегат можете быть знакомы с посланниками самого нечистого? — изумился Ироним Евстратиевич, его пятая точка прилипла к стулу, а ноги были готовы освоить дистанцию, не менее чем норматив по новым стандартам олигархического ГТО.

     — Имел дело по служебным обязанностям, да и так знакомство имелось — удрученно ответил Эдуард Арсеньевич.

     — Так что вы господин делегат предлагаете? — напомнил Ироним Евстратиевич.

     — Я же сказал, что лучше всего будет — бежать, а этот долбанный ларец бросить, пусть они, что хотят, то с ним и делают — совершенно серьезным тоном сказал Эдуард Арсеньевич.

     — Куда бежать? Нужно хоть договориться, решить куда бежать — озадаченным голосом, засомневался Ироним Евстратиевич.

     — Что бежать, вызовем полицию. У меня местный уполномоченный Хитроплетов, вон, где сидит — грозно сжал кулак Иван Васильевич, перед носом Иронима Евстратиевича.

     — Какой еще уполномоченный? Какая полиция? Вы дорогой хозяин не представляете насколько это бесполезно. Сейчас, вот явятся товарищи, и что вы будете делать? Они не просто к вам зайдут, а притащат с собою свое время. Вы не понимаете этого? Лично мне совсем неохота встречаться еще раз с товарищами. А еще можно угодить во времена военного коммунизма. У нас один господин, буквально перед поездкой к вам, пропал бесследно. Только я знаю, где он — он там. А почему? Все просто мои друзья. Он имел неосторожность вести себя вызывающе и даже нагрубить товарищу Репейсу. Господи! Спаси и сохрани душу, несчастного господина Свиноедова — Эдуард Арсеньевич начал креститься, Ироним Евстратиевич последовал его примеру, только крестился он еще более неистово, чем Эдуард Арсеньевич.

     Иван Васильевич жадно заглотил дозу коньяку, и тоже хоть один раз, но перекрестился.

     —Все это так, только ты Эдя сюда приехал именно для того, чтобы больше никогда не появлялись времена диктатуры пролетариата, военного коммунизма, и чтобы никто и никогда не мог туда попасть. Вместо дела, ты Эдя опять накалакакал в свои дорогие брюки. Мне сдается, если товарищ Репейс щелкнет пальцами и скажет;

      — Эдя будешь нам служить. То ты, как собачка с высунутым языком на четвереньках побежишь исполнять любое поручение. И сохранение размера прибора здесь не причем. Просто ты трус — Эдя — за спиной Эдуарда Арсеньевича раздался крайне раздраженный голос Карины Карловны.

     Эдуард Арсеньевич обернулся. Повернули головы и Иван Васильевич с Иронимом Евстратиевичем. Карина Карловна стояла в воинственной позе, уперев руки в боки.

     — А ты Кариночка у нас смелая. Я посмотрю на тебя. Только что-то, когда мы были у них в гостях, ты не была настолько смелой.

     Карина Карловна не успела ответить Эде, потому что вмешался Ироним Евстратиевич.

     — Как вы тоже знакомы с этими людьми?

     — Да Ироним Евстратиевич, я знакома с ними и может, боюсь их не менее уважаемого господина Калакакина. Только мы должны выполнить миссию. Значит нужно собрать в кулак всю силу воли. Вы же Ироним Евстратиевич, пусть и бывший служитель церкви, особенно должны быть тверды духом, помогать нам в этом.

     — Я? Почему я? Не знаю, что я могу? Молитва здесь вряд ли поможет. Кто я такой?. Здесь нужен кто-то влиятельный, вплоть до самого епископа, или даже самого… — Ироним Евстратиевич не стал произносить высочайшее звание, но и без этого все прекрасно поняли, кого он имел ввиду.

     — Именно вы Ироним Евстратиевич избраны силами ‘’Грядущего общества’’. Ваше значение в эти дни выше самого высокого титула в духовной иерархии — пафосно произнесла напутствие Карина Карловна.

     — Ну, я… — промямлил Ироним Евстратиевич.

     — Может Толстозадов поможет — неуверенно пожелал Эдуард Арсеньевич.

     Большая, даже огромная туча набежала, закрыв небо. В один миг стало темно, а затем все стало покрываться странным серым налетом. Иван Васильевич ничего, не понимая, выпучив глаза, спросил.

      — Это еще что? Ему никто не ответил, повисла пауза в десять секунд.

     — Началось господа — с лестницы раздался голос профессора.

     Ироним Евстратиевич старался прижаться к Эдуарду Арсеньевичу, а с Карины Карловны мгновенно слетел пафос, след за ним испарился воинственный вид. Ее губы, хотели произнести любимое в таких случаях слово: ‘’мамочка’’.

     — Спаси и сохрани!!! Господи, спаси и сохрани!!! — громко сказал Ироним Евстратиевич.

     — Тихо ты, что завопил!!! — заорал Иван Васильевич.

     Его голос оглушил всех в один момент. Эхо отлетело от стены дома и тут же встретилось с появившейся из какой-то боковой двери женщиной, которую Рыжая борода, обозначил номером один. Выглядела она испуганно и даже подойдя к не менее ошарашенным соратникам, продолжала оглядываться по сторонам, пытаясь хоть как-то сообразить, что происходит.

     — Иван Васильевич к вам некто товарищ Ефимози с солдатами из старого фильма — почти шепотом произнесла женщина с номером один.

     — Из какого еще старого фильма? — очнулся Ироним Евстратиевич.

     — Ты их не впустила? — глухим голосом, в котором слышался все более усиливающийся испуг, спросил Иван Васильевич, не обращая внимания на вопрос Иронима Евстратиевича.

     — Нет, конечно, Иван Васильевич, но мне, кажется, что нужно открыть. У них пистолеты на ремнях и фуражки зеленые с синим, и форма какая-то страшная. Я такую в кино видела: ‘’Смерть упыря’’ — ответила женщина.

     — Мало ли, что ты думаешь. Не смейте открывать дверь — Иван Васильевич начал оттягивать воротник своей рубашки, как будто он задыхался от нехватки воздуха.

     Женщина покорно кивнула головой и скрылась за неприметной дверью. Эдуард Арсеньевич снова схватился за бутылку, а Иннокентий Иванович с Кариной Карловной оставались почти в неподвижном состоянии. Продолжалось это недолго через несколько секунд на лестнице, появился Рыжая борода. Его внешний вид уже никого не мог удивить, и то, что он чуть не упал с лестницы, тоже не было чем-то сверхъестественным.

      — Там эти!!! Там эти!!! Я из окна видел!!! Нужно прятаться, как можно скорее, иначе хана будет. Я жить хочу, застрелят, ей богу!!! — Рыжая борода соскочил вниз, его глаза округленные до максимального размера, умоляюще искали поддержки. Он не сразу понял, что присутствующие знают о пришествии товарищей, поэтому заметно округлил и без того большие глаза, когда Карина Карловна тихо, но очень строго сказала.

      — Не кричите, они могут услышать.

     — Вы что не понимаете? Там Ефимози с нарядом НКВД — произнес он, после чего начал вертеть головой в поисках мало-мальски подходящего убежища.

     — Знаем мы, не ори — подал голос Эдуард Арсеньевич.

     В это время все услышали сильный стук в металлические ворота.

     — Ногами пинают — мрачно произнес Ироним Евстратиевич и тут же продолжил бубнить молитву, которую он начал еще до явления Рыжей бороды на лестнице.

     — Телефон у нас не работает — появилась на многострадальной лестнице тетка Ефросинья.

     — Какой, мать твою, телефон!!! Конечно, он не работает, какой сейчас год на дворе!!! — громко простонал Эдуард Арсеньевич.

     — Что там тетушка? — спросил Иван Васильевич, видимо, для того чтобы уточнить, то о чем знал и без нее.

     — Черт один знает, что происходит. Какие-то люди одетые в форму времен тирана Джугашвили, явились к нам и долбят ногами в ворота. Главный из них — пьян, остальные хохочут. Окончательно распоясались хулиганы, чем только занимается господин Хитроплетов. Не дай бог, ему мне на глаза попасться — гневно пояснила тетка Ефросинья, хотела вернуться назад, но ее остановил Иван Васильевич.

      — Только не открывайте дверь и не выходите за ворота — прошипел он, двигая зрачками туда-сюда.

     — Что с тобой Иван? Тебе нехорошо, окончательно перепился? — строго посмотрела на племянника тетка.

     — Хорошо, все хорошо. Делайте, что я сказал — ответил он, не меняя интонации.

     Через три минуты, может не много больше, начали проявляться нормальные цвета. Серый цвет растворялся на глазах. Для закрепления эффекта, Эдуард Арсеньевич принял еще порцию коньяка. Не отставал от него и Иван Васильевич. Цветная палитра окончательно победила мрак, а вместе с этим, приподнял совсем упавшую к низу голову Ироним Евстратиевич. Его жалкая по составу волосяного покрова бородка, как-то приободрилась. Малость ожили глаза, но он еще боялся что-то сказать и лишь переводил взгляд на полностью опьяневших Эдуарда Арсеньевича и Ивана Васильевича. Карина Карловна тяжело выдохнула, размашисто перекрестившись, села за большой уличный стол, а профессор нарушил молчание, обратившись к Рыжей бороде, который вылупливая глаза во все возможные стороны не мог еще до конца поверить, что смертельная опасность миновала.

     — Застегните ширинку Андрей Павлович, кажется, молитвы достопочтенного Иронима Евстратиевича отвели от нас пришествие тридцать седьмого года.

     Рыжая борода опустил глаза в область ширинки, последняя действительно была расстегнута для проветривания, как, кажется, южным потоком воздуха. Бормоча что-то нечленораздельное, Рыжая борода начал искать пальцами черные пуговицы. Знатная козлиная борода, падала на грудь и только сейчас профессор, заметил, что Рыжая борода заплетает в бороду резинку, такого же цвета.

     — Уберите из бороды резинку Андрей Павлович — попросил профессор, как будто в столь тяжелый момент, данное предложение являлось чем-то важным.

     Карина Карловна вопросительно посмотрела на профессора.

     — Это еще зачем? — надувая губы, спросил Рыжая борода.

     — Действительно, к чему это? — поддержала Рыжую бороду, Карина Карловна.

     — Мне думается, что ваша знатная борода и без резинки имеет прекрасную форму — спокойно произнес профессор.

     — Форма, как форма — окончательно смутившись, как будто присутствующие на консилиуме, собирались рассматривать размер его причиндалов, произнес Рыжая борода.

     Иван Васильевич провел рукой по своей старообрядческой бороде. Эдуард Арсеньевич икнув, вмешался в разговор.

      — У нас из пяти мужиков трое бородатые. Так что мы должны смириться, профессор — Эдуард Арсеньевич еще раз икнул.

     — Я однажды в Татарстане был. Там памятник видел, что-то огромное, колючей проволокой обмотанное. Вот нам затем такой же сделают — неожиданно сменил тему Рыжая борода.

     — Чего его делать, мемориал Ивана Васильевича колючей проволокой обмотать и готово.

      Улыбнулся, идиотическим лицом Эдуард Арсеньевич. То ли от выпитого, то ли от пережитого на начальном этапе, понять это было невозможно от того, что Эдуард Арсеньевич уже имел серьезный опыт общения с товарищами.

     — А что за обелиск? — спросила Карина Карловна.

     — Не знаю, я особо, помню, что он посвящен мученикам тех лет — гордо, блеснув своими знаниями, пояснил Рыжая борода.

     — Каких еще лет? — вмешался в разговор Иван Васильевич.

     — Известно каких, когда товарищи людей скопом убивали за понюшку табака, забавы ради. Вот и нас, не верится, неужели ни спасет, ни сохранит, нас царица небесная — проговорил Ироним Евстратиевич.

     — Думаю, что Андрей Павлович познакомился с обычным, если так можно сказать, стандартным мемориалом, которые имеются почти в каждом городке, имеющим хоть какое-то значение. Подобного искусства, или дани памяти хватает. Время их появление тоже секретом не является — подробно пояснил Иннокентий Иванович.

     — Вы не согласны с этим? — спросил Эдуард Арсеньевич.

     — Ну, почему же, мой любезный Эдуард Арсеньевич, вполне согласен. Памятники — это оружие, от того любая власть не забывает о столь важном аспекте — ответил профессор.

     — Нужно ехать к отцу Питириму!!! — подскочил с места Ироним Евстратиевич.

     Его глаза забегали, борода поднялась и сейчас, как кажется, не уступала в возбуждении, бороде куда более знатной, что торчала здесь же рядом, а если точнее, то всего в двух шагах от бороды Иронима Евстратиевича.

     — Это еще зачем? Мемориал мой, и он находится здесь. Ты что забыл Евстратиевич!!! — грозным голосом заявил Иван Васильевич.

     — Действительно, мы только говорили о мемориалах. И мы находимся возле самого уникального, ценного. Все эти, так называемые ‘’камни скорби’’ установлены уже после победы ‘’Грядущего общества’’, а этот первым глотком свободы, первым духом, только что начавшего дышать ‘’Грядущего общества’’ — заключила Карина Карловна.

     — Питирим укроет нас!!! А затем решим, что делать с твоим мемориалом.

     Ироним Евстратиевич понял, что его позицию соратники не разделяют и поэтому сразу сбавил свой настрой от восклицания до уныния.

     — Завтра дело будет — произнесла Карина Карловна.

     Реакцией на ее страшные слова стали понурые вздохи, которые окутали компаньонов незримой паутиной обреченности. Завтра стояло в одном шаге, как всегда. Но было оно совсем другим не похожим на множество простых, обыденных, многочисленных завтра, которых было прожито много или еще больше. Которые сейчас особенно четко, не отличались друг от друга, а завтрашнее завтра стояло не просто особняком, было в нем что-то ненормальное, символическое.

     …Символ — часть времени. Его отметка и почувствовать ее, кажется счастьем. Но это тогда, когда отметка станет пройденной, а пока что этот символ не таил в себе ничего пафосного. Напротив пропитался он громоздким, тяжелым духом, который стал не больше, не меньше, а одним из компонентов воздуха, наряду со всем известным азотом, кислородом. Никто не успел внести его в химическую формулу, но от этого он не утратил своей символической значимости. А завтрашнее — завтра дышало им уже сейчас, и совершенно неважно было, что на обширном дворе, где земля покрылась кирпичной тротуарной плиткой, еще находился день сегодняшний . Вместе с ним были они, и Ироним Евстратиевич продолжал шептать свои символы похожие на абракадабру, для ушей тех, кто не обращая внимания на это, сидел придавленный тяжестью сегодняшнего вечера, и с символизмом жуткого страха, думал о ежечасном приближении завтрашнего — завтра.

     — Послушайте, а где Инна Владимировна? — обратился к присутствующим Иннокентий Иванович.

     После его слов повисла пауза. Никто не имел понятия, почему рядом с ними нет Инны и где она сейчас.

     — Наверное, она у себя в комнате — резонно предположила Карина Карловна.

     — Я ее сейчас позову — сорвался с места Рыжая борода.

     Он бегом бросился на лестницу, мелькнули примечательные боты и еще более заметные своей толщиной шнурки.

     — Выпить быстро!!! — закричал Иван Васильевич, и тут же из заветной боковой двери, выскочил уже хорошо знакомый мужичонка.

     — Чего изволите? — спросил он наигранным, театральным голосом.

     — Не паясничай. Быстро харю начищу!!! — закричал Иван Васильевич, слегка приподнявшись с лавки.

     — Извиняюсь барин, вина или водки? — тон мужичка мгновенно потускнел, Иван Васильевич успокоившись на этом, уже спокойным голосом сказал.

      — И того, и другого, быстро. Холодной закуски сейчас, горячей через полчаса. Время засек.

     Мужичонка скрылся моментально в дверь под лестницей, а с лестницы летел Рыжая борода.

     — Не открывает она и не отзывается — произнес он, разбрызгивая в разные стороны слюни.

     — Дарья!!! — закричал Иван Васильевич, снова отворилась волшебная дверь и появилась женщина под номером один, которая, как оказалось имела красивое русское имя.

     — Слушаю, Иван Васильевич — кротко сказала она.

     — Девчонка, ну из гостей, где? — довольно мягким тоном, спросил Иван Васильевич, в отличие от того тона с каким он разговаривал с мужичком-лакеем.

     Мужичок, кстати, не заставил себя долго ждать и тут же возник перед очами соратников с подносом в руках и белым полотенцем, перекинутым через руку. Правда, его портил несколько грязноватый в желтых разводах фартук. На подносе стояли два больших графина. Один белый, другой красный.

     — Закуска где? — мрачно произнес Иван Васильевич.

     Дарья стояла в ожидании. Рыжая борода пожирал глазами ее бедра, и она чувствуя это, малость нервничала, и уже два раза поправила, и без того нормально уложенные волосы.

     — Будет сию минуту — только мужичонка произнес последнее слово, как выскочил мальчонка лет тринадцати с подносом, на котором была домашняя колбаса, сало, хлеб и аппетитные пирожки.

     Иван Васильевич лишь одобрительно кивнул головой, парочка скрылась из обозрения. Наступило время произнести свои слова Дарье.

      — Девушка ушла из дому пару часов назад, до сих пор не пришла.

     — Кто разрешил!!! — не сдержался Иван Васильевич.

     — Тетка Ефросинья разрешила. Девушка ей сказала.

      — Мне нужно купить нижнее белье и предметы гигиены — спокойно ответила Дарья.

     — Черт знает что — пробурчал Иван Васильевич.

     Ироним Евстратиевич начал в очередной раз креститься.

     — Что вы Ироним Евстратиевич, еще ничего плохого не случилось — одернула его, Карина Карловна.

     — Я от того к богу и обращаюсь, чтобы ничего не случилось — ответил Ироним Евстратиевич.

     — Не уследила ты Кариночка — недовольно произнес Эдуард Арсеньевич.

     — Она взрослая не нужно за ней следить — таким же тоном парировала Карина Карловна…

     … Инна решила не только освежиться покупкой необходимых ей вещей, но и посмотреть окрестности, еще ей после приключения в бане, не очень хотелось видеть рыжебородого. Один его вид, напоминал ей, что она все же не устояла перед похабным искушением. И если во время сексуального откровения, она, без всякого сомнения, получала странное, страстное удовлетворение, то спустя час, после того, как Рыжая борода, издал завершающий дикий стон, она начала чувствовать противоположное.

     Подмывшись, еще раз окатив себя теплой водой, хорошенько поработав мягким полотенцем, она вернулась в комнату. Ей думалось, что переживания долго не позволят ей уснуть, но случилось обратное. Инна быстро и легко заснула. Проспала всю ночь, не видя снов…

     …Село было большим. И если составить что-то вроде таблицы учитывающей не только численность населения, но и площадь занятую этим населением, то село заняло бы второе место в округе, уступив лишь районному центру. Но тот, собственно, являлся городишкой, который в далекие годы занимался обслуживанием большого предприятия, которое, как не трудно догадаться, благополучно развалилось в нынешние годы процветания ‘’Грядущего общества’’. Но все же оставило о себе память, в виде брошенных строений уже лишенных металлической составляющей, но даже без этого, какой-нибудь неведомый режиссер мог бы использовать естественно образовавшиеся декорации для сьемок фантастического фильма, о неизвестных планетах, гоблинах и гуманоидах.

     …По улицам села даже ходил автобус желтого цвета. Довозивший бабушек из одного конца в другой конец, но нужно было знать расписание движения этого чуда. Так что Инна, осматривая незнакомую ей жизнь, передвигалась пешком. Благо сухая погода способствовала ее променаду.

     Подкулачник разместил свое жилище далековато от импровизированного центра, где находилась главная остановка пригородных и междугородних маршрутов. Возле нее со временем и образовался центр, имевший в себе большой по местным меркам магазин. Рядом несколько киосков, маленький рынок, предназначавшийся больше для общения бабулек продавцов, чем для реальной коммерции.

      Не удовлетворившись ассортиментом товара, перебрав все, что только было возможно, Инна все же сделала необходимые ей покупки. С тоской посмотрела на отъезжающий в сторону родного городка транзитный автобус и вышла на улицу. Немного постояла и тут же привлекла внимание любви обильного представителя кавказской национальности, который содержал один из киосков, в котором приготавливались; шашлык, шаурма, предназначенные для пассажиров, останавливающихся на небольшое время автобусов дальнего следования.

     — Девушка идите сюда. Ах, какой вкусный, горячий шашлычок. Специально для вас готовил, всю душу в него вложил — разливался соловьем с характерным акцентом, мужчина с обильной черной щетиной на лице и заросшими волосами голыми руками.

     Инна поспешила ретироваться от внимания ухажера, тот кричал ей вслед.

      — Девушка, ну куда ты. Не бойся, Рашида здесь все знают.

     На Инну не подействовали призывы Рашида и через минуту, она свернула на одну из примыкающих к центральному пяточку улочку. Но и здесь ее ждало разочарование в виде троих пьяных парней. В руках одного из них была трехлитровая банка с напитком, названия которого Инна не знала. Тот, который держал банку, наглым образом указывал на нее пальцем. А один из его друзей с красным от выпитого лицом — делал лицо, от которого до процесса изнасилования — ну, пару шагов. Третий мало чем отличался от второго, к тому же у него все время дергался правый глаз, делая лицо короткостриженого обрыгана, абсолютно зловещим.

     Инна, испытывая нешуточный испуг, повернула обратно, предпочитая вновь встретиться с Рашидом в белой майке, чем ближе познакомиться с местными обожателями. Впрочем, троица и не собиралась так просто оставить Инну в покое. Они шли следом за ней, слава богу, соблюдая почти прежнею дистанцию. Тот, что имел дергающийся глаз, произносил гадкие звуки.

      — Ах, какая цаца, просто обалдеть, какая попка. Эти слова убивали Инну, подмышки намокли от пота, а ноги двигались, неуверенно спотыкаясь об каждую неровность. Движение длилось недолго и вновь появился радушный Рашид. Деревенские парни были по-прежнему позади. Появление Рашида начало успокаивать Инну. Из двух зол всегда нужно выбирать меньшее, но как раз в этот момент появилось третье.

     Рашид застыл в невообразимой позе, его зрачки двигались независимо от положения головы. Майка стала серой, киоск последовал за ней, и, как показалось Инне, шашлык тоже окрасился в черно-белую съемку. Инна оглянулась назад. Трое ухарей остановившись пялились на ее задницу и, по всей видимости, не замечали никаких метаморфоз вокруг себя, но им быстро напомнили об этом. Как черт из табакерки появилась черная машина доисторических времен. Она остановилась возле троицы и оттуда, раздался не терпящий возражения голос.

      — Откуда будете недоделки. Парни попытались что-то бурчать, но делали это неуверенно. До них начало доходить, что настал трагический момент явления к ним белой горячки, и то, что она явилась сразу к троим оболтусам, несколько их не смутило.

     — Да, местные мы. Просто вышли пройтись — проговорил тот, что по-прежнему держал в руках банку, которая, кстати, имела наполнение не более чем наполовину.

     Из машины вышел человек, на голове которого была старомодная шляпа. Толстоватое лицо дополнялось маленькими очками.

     — По домам давайте, пьяным нечего бродить — сказал мужчина, и Инна подумала, что где-то видела этого человека. Она могла бы вспоминать дальше, но ответ ей, напомнил не кто иной, как оживший к этому моменту Рашид.

      — Лаврентий Павлович прошу ко мне. Свежий, горячий шашлык для вас. Такое счастье Лаврентий Павлович — не замечая Инну, он бросился к человеку в очках.

     Троица смотрела на Лаврентия Павловича, на машину, на Инну, на Рашида — ничего не понимая в течении десяти секунд, а затем тот, что имел дергающийся глаз произнес.

      — Ну, мы пойдем?

     — Да, конечно, и как можно быстрее. Увижу еще раз, пеняйте на себя — сказал Лаврентий Павлович.

     Перетянутый ремнями молодой парень, в идеально подогнанной форме, открыл дверцу автомобиля, перед тем, кто именовался Лаврентием Павловичем, тот сел внутрь и машина двинулась дальше. Инна оставалась на месте, зато бесследно пропали трое аборигенов и куда-то скрылся любезный Рашид. Оставался только черно-белый окрас, вместе с ним какими-то онемевшими стали дома, замолчали, прижав хвосты, до этого браво, тявкающие собаки.

      — ‘’Нужно идти к дому’’ — просто подумала Инна и, слыша с каждым шагом стук собственного сердца, двинулась к дому Подкулачника. Весь ее путь выглядел так же, как и в его начале. Исключением были повылазившие из своих домов старухи, которые очевидно ничего не понимая смотрели по сторонам, делились впечатлениями, и Инна два раза слышала скрипучий голос произносивший.

      — Вот и конец света пожаловал’’. Хоть фраза прозвучала одинаково на расстоянии в пять сотен метров, но Инна была уверенна, что ее произнес один и тот же голос.

     Подойдя к особняку Подкулачника, Инна поняла, что лучше бы этого не делала. Утонувший в сером огромный дом, затаился полным беззвучием. Возле массивных ворот, высота которых была почти три метра, стояла та же машина, в которой совсем недавно проезжал Лаврентий Павлович, только Инна не видела толстяка в характерной шляпе. Внутри сидел одинокий водитель, а возле калитки, что была проделана в громадных воротах, стояли трое военных при оружии. Они с деловым видом покуривали папиросы, а тот, что был четвертым и, без всякого сомнения, главным был хорошо знаком Инне. Это был не кто иной, как сам господин Ефимози.

     Инна в своем сознании, по-прежнему называла этого человека господином, но что-то не увязывалось с этим словом, а слово товарищ не ложилось в ее понимание. Только тот, что пинал ногой калитку, все же был товарищ, иногда он обворачивался к своим коллегам. Затем продолжал сотрясать округу звенящим звуком. Эхо от этого звука пронизывало застывший воздух, звук уносился далеко и, как казалось Инне, слишком быстро возвращался обратно, сливался с очередными ударами, на которые не было ответа.

     Инна прижалась к достойному по размеру дереву. Еще ее прикрывал небольшой кустарник. Стучавшиеся в калитку находились к ней спиной, а когда мимолетно обворачивались, то не замечали ее присутствия.

     — Открывай двери, все равно придется!!! — закричал Ефимози.

     Тишина ответила ему вновь.

     — Открывай, давай!!! — снова закричал он, в пустоту.

     Инна вздрогнула, почувствовав присутствие рядом с собой человека. То ли она задумалась, а скорее всего, была поглощена процессом вскрытия дверей, неприступного особняка Подкулачника и поэтому не услышала, как рядом с ней оказался Архип Архипович.

     — Здравствуйте милая девушка, мы с вами уже встречались. Помните меня? — произнес с лукавой интонацией Архип Архипович.

     — Помню, конечно. Вы меня испугали — Инна действительно выглядела испуганной, нервно сжимала в руках ручки полиэтиленового пакета.

     — Я не обижу вас, моя хорошая. Не можете попасть домой? Я правильно понял?

     — Я не знаю. Я здесь не живу, мы приехали в гости — Инна окончательно замялась, опустила глаза в землю.

     — Ничего страшного, мы прекрасно знаем, что вы в гостях — произнёс Архип Архипович.

     У Инны закружилась голова, все поплыло, затем исчезло. Снова закрутилось, стало тяжело дышать, но тут же все восстановилось. Только открыв глаза, Инна уже не видела товарища Ефимози, пропали вместе с ним люди в военной форме. Зелень покрыла дерево, что было рядом. Она же появилась на огромных воротах. Небо поползло голубым, белое в виде облаков, рисовало свои запутанные узоры, рядом был знакомый старик. Инна посмотрела на себя, на пакет, который на глазах расцвел алыми розами.

     —Девушка с вами все хорошо? Мне, кажется, что вы уснули или потеряли сознание — обратился к ней старик. Улыбнулся, закурив сигарету. Им навстречу шел еще один мужчина преклонных лет. Старик махнул ему рукой, снова посмотрел на Инну.

     — Сегодня в полночь товарищ Репейс посетит вас — загадочно произнес старик.

     — Меня? — испуганно переспросила Инна.

     — Нет, точнее, вас всех, передайте остальным компаньонам — сказал старик и зачем-то снял кепку.

     …Инна Владимировна пожаловали барин — произнес мужичонка в фартуке.

     Ему никто ничего не ответил, а через несколько минут Инна, предстала перед всей компанией.

     — Жива — прошептал Ироним Евстратиевич.

     — Товарищ Репейс пожалует сегодня в полночь — произнесла Инна, обратившись ко всем сразу.

     — Это как понять? — отреагировал Иван Васильевич.

     — Не знаю, велено передать — ответила Инна.

     — Что сам товарищ Репейс велел тебе передать? — спросил Эдуард Арсеньевич.

     — Нет, один старик из их компании — произнесла Инна и посмотрела на Рыжую бороду.

     — Архип Архипович — произнес Рыжая борода загробным голосом.

     Время до полуночи было, не так уж много, а после слов Инны оно начало идти с неизмеримой скоростью, и вечер наступил в одно мгновение. Он же окончательно приглушил эмоции, а тикающие часы пугали передвижением своих стрелок.

     — Надо подготовиться основательно до полуночи. Приготовить ларец, выкопать ямку или, что там нужно — с деловой интонацией в голосе говорила Карина Карловна, обращаясь к Ивану Васильевичу, тот одобрительно кивал головой.

     — Они сами дали нам понять, когда нужно провести церемонию — сказала Карина Карловна.

     — Ты о клятве забыла — напомнил Эдуард Арсеньевич.

     Он к этому времени уже успел проспаться. Сейчас сидел с помятым лицом и обходился красной настойкой, игнорирую, куда более желанный коньяк.

     — Действительно, это осложняет дело. Но, я думаю, что возможно принять ее, как говорится, всем скопом. Кто-нибудь будет читать, потом все по очереди произнесут заключительные слова. Сейчас я принесу бумагу — Карина Карловна отправилась в свою комнату.

     — Плохо все это кончится — удрученно сказал Эдуард Арсеньевич.

     Иван Васильевич не стал с ним спорить, лишь пожал плечами и произнес; — Да уж. Карина Карловна не заставила себя долго ждать. Она энергично уселась на свое место, развернула заветную бумагу и начала читать.

      — ‘’Именем свободного капитала — торжественно клянусь!!! Быть верным законам, установленным со времен Адама и Евы, законам, освещенным всеми конфессиями. Прилагать все имеющиеся силы для поддержания порядков священного разделения на богатых и бедных. На потомственную эксплуатацию, на сохранение капиталов и теплых мест, капиталами достигнутых. Клянусь не жалеть себя, быть верным до последнего вздоха общему делу. Клянусь, не пререкаясь следовать за теми, кто назначен этими принципами на верховную власть свободного капитала. Клянусь, не пожалеть жизни за богом избранный путь. Клянусь!!! Клянусь!!! Клянусь!!!’’

     — Хороший, какой текст — сказал Иван Васильевич, после того, как Карина Карловна закончила читать.

     — Не хватает чего-то и размыто как-то — выразил свое мнение Эдуард Арсеньевич.

     — Тебе Эдя чего надо? Все по делу и нет ничего лишнего. Свобода эксплуатации, деление на людей и на нелюдей. Послушность принципам выборного обмана. Все по делу — сердито одернула Эдуарда Арсеньевича, Карина Карловна.

     — Так-то оно так, только лучше обойтись без этой клятвы. Закопать эту хрень в землю и хорош на этом. Я, вообще, думаю, что ненужно было нам сюда ехать. Пусть сеньор Толстозадов сам бы и разбирался во всем этом — откровенно выложил все, что было у него на душе, Эдуард Арсеньевич.

     — Я другого от тебя и не ожидала — фыркнула Карина Карловна — Я Эдя тоже боюсь, и может больше тебя. Ты вспоминаешь, что я баба, когда тебе поточить необходимо, а так тебе, кажется, что-то иное. Только если ты внимательно слушал клятву, то в ней вся наша жизнь. И не только наша, а всего ‘’Грядущего общества’’. Ты бывал в другой реальности и тебе не очень там понравилось.

     — Думаешь если мы эту штуковину зароем, под другую абракадабру, пробубним слова истинные, то навсегда пропадет товарищ Репейс с товарищем Ефимози — грубо возразил Эдуард Арсеньевич.

     — Я так понимаю, что ты от своего страха успел забыть истинное лицо товарищей и самого сеньора Толстозадова. Тебе, кажется, что все это чушь или я не правильно тебя понимаю? — не уступала Карина Карловна.

     — Ну, не чушь, конечно, только мы люди маленькие. Кто я такой? Всего лишь рядовой слуга ‘’Грядущего общества’’ — пробурчал Эдуард Арсеньевич.

     — Мы здесь все не из первых рядов. В этом видимо и заложен необходимый символизм — торжественно сказала Карина Карловна…

     … — Подготовил все барин — вновь появился мужичонка в грязном фартуке.

     Фартук при этом стал еще грязнее, а сам он плохо стоял на ногах.

     — Чего там шумел, сучий сын!!! Сделать нормально ничего не можешь, выпил уже лишнего, каналья сранная!!! — обыденно повысил голос Иван Васильевич.

     — Там кот черный, большой и наглый, хотел его погнать, так он меня чуть не сожрал. Как фыркнет, зашипит, глаза зеленные, страшные — пару раз икнув, рассказывал мужичонка в фартуке.

     — Господи спаси и помилуй — прошептал Ироним Евстратиевич.

     — Насчет дела Карина Карловна права. Мы свой путь давно выбрали и должны его отстаивать. Иначе страшно представить, что будет нам уготовано — немного опоздав, произнес Иннокентий Иванович.

     — Почему нам? — спросил Ироним Евстратиевич.

     — Но не ему же — ответил профессор, взглядом указав, в сторону мужичонка в фартуке.

     Тот с интересом глянул на профессора и в третий раз сильно икнул.

     — Пошел вон отсюда!!! — заорал Иван Васильевич.

     Часы в доме, старомодным звуком, пробили десять часов вечера…

     … Напрасно Иван Васильевич ждал изменений в окружающей обстановке. Ничего не могло потемнеть, от того, что и без того было темно. Никто не стучал в калитку со страшным грохотом и даже не звонил бесконечной трелью в дребезжащий электрический звонок.

      — Вроде, пронесло — произнес он, когда затаив дыхание процессия двинулась на обширный задний двор.

     Путь освещал, торжественный, погруженный в непроглядный страх Ироним Евстратиевич, где-то частично совсем слегка, чувствовал он великое озарение, выпавшее на его долю. Пощипывало оно самолюбованием и если бы не противный страх, то мог бы он ощутить всю полноту момента, а так.…Нес он перед собой старый канделябр с зажженными свечами в количестве шести штук. Свет от них был тусклым. Едва освещал он следующий шаг, еще озарял таким же тусклым светом крест на груди Иронима Евстратиевича и иконку, которую Ироним примостил рядом с крестом, желая оказать тому существенную подмогу.

     Позади него двигалась Карина Карловна, онемевшими руками державшая ларец сеньора Толстозадова, за ней Иннокентий Иванович, дальше Иван Васильевич, Рыжая борода, Инна, а замыкал шествие, длинной в двадцать метров, Эдуард Арсеньевич.

     Блики от канделябра осветили мемориал. Ироним Евстратиевич передернулся, ему отчетливо привиделось, что он видит надгробный памятник, который, к тому же, покрылся плесенью и странной паутиной разложения, от долгих, слишком долгих лет существования.

     — Смелее — прошептала ему на ухо Карина Карловна.

     — Там кто-то есть — упавшим в глубину самой глубокой бездны голосом, ответил Ироним Евстратиевич.

     Карина Карловна не успела что-то ответить, не успела и что-то разглядеть, как через плотную тишину до нее и всех остальных, долетел голос, наполненный радушной иронией.

      — Ну, здравствуйте мои дорогие компаньоны. Как рад я вас всех видеть. Несомненное, наше почтение вам за оказанную помощь в деле освобождения труда, а заодно с ним и человека. Великая полночь стоит рядом с нами, любуется нами. В эту полночь сделаем мы важный шаг на нелегком пути к всеобщему равенству, справедливости и братству. Я душевно рад, что вы мои любезные, оказываете нашему общему делу столь ответственную помощь.

     Никто из так называемых компаньонов не мог даже нормально дышать. Голос слышали все. Видели товарища Репейса, пока что трое; Ироним Евстратиевич, Карина Карловна, Иннокентий Иванович, и то его зрение различало лишь размытые контуры, сидевшего на неизвестно откуда появившемся бревне человека, а товарищ Репейс был не один, рядом, улыбаясь, сидел товарищ Ефимози. Карина Карловна не отрываясь, смотрела на черный пистолет, который Ефимози держал, то в левой, то в правой руке.

     Вся уверенность в деле свободного капитала улетучилась, оставив любые формы капитала и частной инициативы за скобками этой ночи, а взгляд не отрывался от пистолета. И то, что товарищ Репейс не имел в открытом виде оружия — не очень успокаивало, даже хуже, он лишь спокойно улыбался, освещенный тусклым светом горевшего канделябра.

     — Давайте сюда свою реликвию. Карина Карловна, ну, что вы смелее — произнес товарищ Репейс.

     Карина Карловна, не пытаясь что-либо возразить, сделала два шага вперед. Рыжая борода находившийся в середине шеренги, которая по-прежнему соблюдая строй стояла лицом к спине, прошептал.

      — Бежать нужно.

      — Поздно — прошипел Эдуард Арсеньевич в ответ. Услышав их, голос Репейса, произнес.

      — Действительно поздно, да и ненужно, куда лучше войти в распростертые объятия истории.

     — Давайте Карина Карловна, время не будет нас ждать, тем более нужно произнести клятву, которую я любезно подготовил для вас всех.

     Карина Карловна набралась смелости, сделала еще три шага вперед, Ироним Евстратиевич остался позади, врастя ногами в землю. Иван Васильевич тяжело дышал, без всякого сомнения, проклиная несправедливую судьбу и тот далекий день, когда он вдохновленный переменами, сооружал этот дурацкий постамент, находясь при этом в сильном алкогольном опьянении.

     Руки Карины Карловны по-прежнему не хотели отпускать священный ларец. Товарищ Репейс протянул к ней свои руки, его глаза блеснули огоньком, лицо не скрывало довольной улыбки. Карина Карловна протянула ларец и наконец-то сумев преодолеть внутренний барьер, прошептала.

      — Мы все очень рады услужить вам товарищ Репейс, рады способствовать всему тому, что вы скажите.

     Последние слова прозвучали громче первых, взгляд Карины Карловны не хотел покидать товарища Ефимози и его черный пистолет.

     — Это хорошо, очень хорошо — довольно произнес товарищ Репейс.

     — Всегда рады стараться, дорогой товарищ Репейс. Вы знаете мое радушное к вам расположение в любой ситуации — не выдержав глубины и пафоса момента, вступил в разговор Эдуард Арсеньевич.

     Церемониальный строй нарушился. Все разошлись, образовав что-то похожее на полукруг. Рыжая борода старательно прятался в темноту. Инна думала о том, что это сон, и скорее бы он закончился, причем совершенно неважно каким образом.

     Товарищ Репейс, не скрывая удовлетворения, осмотрел ларец. Ефимози зажег бензиновую зажигалку с толстым языком пламени, товарищ Репейс открыл крышечку; — Чудесно все на месте — произнес он.

     — Отличная работа, моя дорогая — обратился Ефимози к Карине Карловне, она смутилась, опустив глаза.

     И в этот момент случилось неожиданное. Свет от канделябра заметался полосками, — и тут же раздался крик, переходящий в высоко тональный вопль.

      — Изыди сатано!!! Изыди сатано!!!

     Иннокентию Ивановичу показалось, что страшное действие произвел Ироним Евстратиевич, но это было не так. Ироним лишь утерял канделябр, от этого заметался свет, сам Ироним отлетел в сторону, плохо видя вокруг себя и мало, что соображая, зато из темноты, буквально из ниоткуда, предстал на всеобщее обозрение, тот о ком уже шла речь. В генеральской форме, на голове странный предмет, похожий на женские панталоны, времен турецкой войны, — императора освободителя, взятый, как кажется из города Бухареста, а может и из самого Царьграда.

     — Изыди сатано!!! Изыди сатано!!! — еще громче закричал Леопольд Сигизмундович, — и со всей силой ударил канделябром товарища Репейса по голове. Священный ларец в одно мгновение оказался на земле. Леопольд Сигизмундович проявив непостижимую сноровку, подхватил его, но тут же отлетел в сторону, от неожиданного удара со стороны товарища Ефимози, закрутился волчком, зачем-то вновь прокричал.

      — Изыди сатано!!! А ларец во второй раз оказался на земле.

     Ноги Иронима Евстратиевича окончательно вросли в землю, он шептал что-то обращенное к отцу Питириму и тщетно крестил темноту перед собою. Товарищ Ефимози завладел ларцом, но опять же, ненадолго, Иван Васильевич протаранил его головой, при этом напоминая из себя, не меньше, чем разъярённого бычка.

     — Бей товарищей!!! Бей товарищей!!! — раздался знакомый, писклявый голос, и Карина Карловна онемев, увидела, появившегося в двух шагах от нее сеньора Толстозадова в черном фраке, невероятно толстого. На голове высокий цилиндр, цветом под стать фраку, а в руках, воинственно рассекающая воздух трость. Темнота не могла поглотить дым от сигары, той самой, которую так тщетно, пытался увидеть Эдуард Арсеньевич.

     — Бей товарищей!!! — еще громче и выше завопил Толстозадов, голосом похожим, то ли на порося, то ли на хер знает кого, этого понять Эдуард Арсеньевич не мог, зато хорошо видел за спиной Толстозадова, две его копии, только на голову ниже ростом, и этим соблюдающие незримую субординацию в сфере наращивания капиталов. Может, Эдуард Арсеньевичи продолжил свою мысль, но…

     …В какой-то момент один из братьев близнецов напомнил самого Эдгарда Романовича, и Эдуард Арсеньевич решил больше не касаться столь деликатной темы, и на время застыл в позе схожей с Иронимом Евстратиевичем, только не имея в руках иконы, да и креста у него не имелось, несмотря на всю огромную ответственность.

     Карина Карловна и Инна находились в стороне. Инна, забыв об основах должностной лестницы, прижалась к Карине Карловне и сейчас, только сам черт, мог бы уверенно возвестить о том, что эта парочка — не мама с дочкой, а всего лишь, — директор и менеджер.

     Товарищ Ефимози упал, не выдержав тарана Ивана Васильевича. Ларец уже в который раз осиротел, но вновь ненадолго, потому что внезапно появился обладатель рыжей бороды, и вновь неизвестно на что, рассчитывая, схватил его, и, уповая на свою скоростную подготовку, вспоминая забег по улице в сторону дома с табличкой восемь, рванулся с ларцом в направлении выхода. Карина Карловна и Инна переглянулись, ничего по-прежнему не понимая, а появившийся сбоку от них мужичок в грязном фартуке громко икнул. В его руках была метла и, что он собирался подметать в такой темноте, осталось неизвестным и по сей день.

     Рыжая борода не сумел осуществить задуманное и только, набрав скорость, только направив бороду по ветру, оказался на земле, вогнав эту самую бороду в пыльную поверхность.

     — Мое почтение, многоуважаемый искатель утраченной коровы, — раздался голос из темноты.

     — Это же Паскудин, мать его, опять Паскудин — не сдержавшись, произнес Эдуард Арсеньевич и в одно мгновение оказался с обратной стороны мемориала.

     Подмога Толстозадова, неистово махая своими тростями, оттесняла от себя товарища Репейса, а товарищ Ефимози был связан противостоянием с самим Толстозадовым. Уже дважды или больше, ударила трость с набалдашником в виде черепа об черный пистолет, который от чего-то Ефимози использовал не по своему прямому назначению, а качестве холодного оружия. Толстозадов наседал, наседала и подмога. Леопольд Сигизмундович продолжал вопить.

      — Изыди сатано!!! Изыди сатано!!! И при этом он еще успевал, не обращая ни на кого внимания, исполнять ритуальный танец. Похожий, то ли на изгнание бесов, то ли на настоящий шаманский обряд, который старался в эту странную ночь за пять минут вернуться от фундаментального православия к махровым канонам языческой древней Руси. Предмет похожий на женские панталоны, колыхался на голове Леопольда, расстегнутый генеральский мундир стирал все временные границы, и вновь вместе с панталонами возвращал действо, по меньшей мере, в столицу государства Болгарского. Этого понять Иннокентий Иванович не мог, но от чего-то в голове уже не в первый раз возникал город самого императора Константина.

     Ироним Евстратиевич продолжал открещиваться от ритуальной схватки, от жуткого образа Леопольда Сигизмундовича, который в некоторый момент, менял свою наружность и становился похожим на одного известного певца-страдальца. Только мундир был не тот, да и возраст тоже, еще у того были грязные патлы, но вот лицо…

     — Изыди сатано!!! — метался с канделябром в руках Леопольд, а второй вторил в голове Иронима Евстратиевича что-то эстрадное. Вполне, может быть, что Ироним Евстратиевич и продолжил свои невеселые сравнения, только его оглушил крик Толстозадова.

      — Бей товарищей!!! Но тут же раздалось продолжение.

      — О, мой бог, — от того же Толстозадова, потому что товарищ Ефимози огрел Толстозадова прямо по цилиндру, неизвестно откуда взявшейся оглоблей.

     — Эдуард Арсеньевич ко мне!!! — громко закричал товарищ Репейс, продолжая отбиваться от братьев близнецов в черных цилиндрах.

     — О, мой бог — еще раз простонал Толстозадов.

     — Так я и знала — произнесла Карина Карловна.

     — Черт с ним мамочка — отреагировала Инна.

     Все это явственно расслышал Иннокентий Иванович, который по странному стечению обстоятельств оставался в стороне от ритуальной схватки и лишь наблюдал происходящее, делал соответствующие выводы, как и положено специалисту в области психологии и психиатрии. Только это было еще не все, потому что, не заставил себя долго ждать Эдуард Арсеньевич, и галлюцинация ударила в голову профессора: Эдуард Арсеньевич подбежал к товарищу Репейсу с действительно высунутым языком, таким, о каком и говорила совсем недавно Карина Карловна.

     — Закапывайте ларец в ямку — приказал Репейс, умудрившись в этот момент долбануть одного из помощников Толстозадова по головному убору, и теперь уже два цилиндра были выведены из строя.

     Эдуард Арсеньевич на глазах профессора, приобрел нормальный вид и даже размеренно спросил.

      — А где ларец? Товарищ Репейс не ответил или не успел ответить, так как появился Паскудин, и, обдав Эдуарда Арсеньевича гнилостным запахом из-за рта произнес.

      — Вот — и вручил в руки Эдуарда ларец.

     — Товарищи, а как же размер, да и должность? — спросил Эдуард Арсеньевич.

     — Плюс два сантиметра и место зама правого отдела!!! — закричал Репейс, по-прежнему сражаясь с братьями близнецами.

     — Не делай этого! — прокричал Иван Васильевич, поднимаясь с земли и пошатываясь, от сильно удара в область печени, который он получил от товарища Ефимози несколько минут назад, в которые и уложились все происходящие события.

     — Леопольд Сигизмундович помешайте ему!!! — неистово завопил Толстозадов.

     Леопольд Сигизмундович очнувшись от таинственного временного путешествия, рванулся в сторону мемориала, при этом сбил с ног несчастного Иронима Евстратиевича, который окончательно ничего не понимал и сейчас думал: что правильно говорила тетка Ефросинья — ‘’ Соответствуй Питириму, он спиртного не пьет, а Ваньша — бес домашний, недаром Питирим приезжает его воспитывать раз в квартал, а нужно чаще’’.

     Эдуард Арсеньевич не пожалел дорогих брюк, запихивая в подготовленное углубление ларец. Леопольд Сигизмундович оттаскивал его за пиджак и громко стонал; — Изыди!!! На святое дело не покушайся. Изыди!!! Но Эдуард Арсеньевич упрямо пихал ларец, все глубже и глубже, и так же громко отвечал Леопольду.

      — Сам убирайся, не смей на размер посягать!!!

     — Господи, срам какой — произнесла Карина Карловна.

     — Важное дело, если молодое, мама — подала голос Инна и у профессора все окончательно, поплыло в голове.

     Паскудин удачно вошел в схватку. Инициатива перешла к товарищам. Эдуард Арсеньевич крикнул.

      — Готово!!! Товарищ Репейс прореагировал сразу.

      — Свиноедов поджигай!!! Эдуард Арсеньевич онемел от услышанного. Леопольд отпустил его пиджак и тоже стоял с открытым ртом.

     — Не загорится — произнес Эдуард Арсеньевич.

     — Еще, как вспыхнет — ответил Репейс, а Свиноедов материализовавшись из воздуха, пробежал по Рыжей бороде, который оставался на земле, полагая, что лучше притвориться мертвым, чем продолжать участвовать в не самых приятных событиях и тем самым лишний раз, показываться на глаза товарищам, да и этим тоже.

     Эдуард Арсеньевич не верил своим глазам. Свиноедов все тот же, но в грязном пиджаке, порванном на рукавах, бежал с факелом в руках. Леопольд Сигизмундович вспомнил об исторической миссии и с прежним криком — Изыди сатано!!! Бросился наперерез Свиноедову, но снова произошла оказия, только на этот раз Эдуард Арсеньевич не упомянул, ни голосом, ни мыслью, — пресловутого Паскудина, но именно он в очередной раз вмешался в ход исторических событий, поставив подножку Леопольду, и вновь ехидно произнес.

      — Мое почтение многоуважаемый, извините, ваше превосходительство.

     Иннокентий Иванович подумал, что нехорошо, так обращаться с генералом, как сам Леопольд Сигизмундович, видимо забыв свое привычное изречение, закричал.

      — Полки налево!!!

     К счастью товарищей, полки еще не вышли на исходные позиции. Ироним Евстратиевич не хотел вставать с земли, резонно полагая, что так будет лучше и, еще соображая, как обо всем случившемся сообщить отцу Питириму, додумать он не успел. Иван Васильевич вместе с братьями близнецами сбили с ног товарища Ефимози, но было поздно. Мемориал вспыхнул, как стог сухого сена.

     — Проклятие!!! — взвыл Толстозадов.

     — ‘’Кажется, товарищи сегодня взяли верх’’ — подумал профессор, правда в этом он все же сомневался.

     — Страшно — прошептала Инна.

     — Да доча — поддержала Карина Карловна, и профессор впал в еще большее сомнение.

     Мемориал же горел ярким пламенем. Мужичонка в фартуке так и стоял с метлой в руках. Через полминуты на месте мемориала образовалась большая, черная воронка диаметром в пару метров, куда быстро стало засасывать посланцев иных миров, при этом они перепутались; Толстозадов, Паскудин, братья близнецы, товарищ Ефимози, Леопольд Сигизмундович, товарищ Репейс, Свиноедов, — еще мгновение и воронка закрылась, оставив вместо себя черное пятно с золой и пеплом.

     — Ироним где ты? Нам нельзя друг без друга, мы в одной связке, всегда в одной связке — голосом искал друга Иван Васильевич.

     — Здесь я, Ваньша. Никуда не делась связь. Только говорил я тебе сучьему сыну, похабнику, что дело серьезное. Завтра же на исповедь к Адриану!!! — с полной силой прозвучал из темноты голос Иронима Евстратиевича.

     — Завтра оно и видно будет — пробурчал Иван Васильевич, убедившись, что с Иронимом все в порядке.

     — Эдя, а ты с кем? — раздался голос Карины Карловны, и профессор отметил про себя, что голос Карины обрел нормальную интонацию.

     — Что значит с кем? — переспросил Эдуард Арсеньевич, стряхивая пыль со своих далеко недешевых брюк.

     — В прямом смысле Эдя? — наступала Карина Карловна.

     Инна испугано озиралась по сторонам.

     — В деревеньку поеду. Корову куплю — стонал Рыжая борода, то ли вправду повредившись при падении, то ли, изображая из себя жертву, чтобы не было лишних вопросов.

     — Снова ты Карина за свое. Какая разница с кем? Товарищ Репейс понятно сказал:

     Плюс два сантиметра и должность на прежнем месте. Что еще нужно? Чтобы служить на благо ‘’Грядущего общества’’, а то, не дай бог, окажешься на месте несчастного господина Свиноедова, и будут тебя в розыск размещать, только во времена военного коммунизма эти объявления не дойдут, Кариночка.

     — Это точно господин помощник делегата — вмешался в разговор Иннокентий Иванович, помогая подняться на ноги Ирониму Евстратиевичу, который снова взялся за свое.

     — Смотри мне Ваньша, не отвертишься. Сам сказал: мы в одной связке, похабник проклятый. Я тебе ''Грядущее‘’ общество’’ не дам позорить. Сам, небось, видел, как оно все серьезно.

     Иван Васильевич ничего не отвечал, а лишь бурчал себе под нос.

      — Там видно будет, знаем мы вас.

     — Васю Зерножраева вспомни!!! — продолжал Ироним, и вновь Иван Васильевич лишь пробурчал.

      — Вася, Вася, что мне Вася. Если бы он мне свою тайну открыл с этой книжкой, тогда бы Вася Зерножраев, а так поживем, увидим. Жрать охота, мать его, еще бы выпить.

     — Действительно, господин Подкулачник, сильно хочется — подал голос Рыжая борода и посмотрел на трудно различимую в темноте Инну, которая преобразившись, сейчас напоминала женщину с номером один, может с номером два, только Рыжей бороде было все равно, поскольку жизнь с каждой секундой возвращалась к нему, не меняя своих священных основ…

     … Жаль Митрофан, товарищ Репейс не взял нас в финальный акт — угрюмо произнес Архип Архипович.

     — Не обижайся, товарищ Репейс лучше знает, да и ларец уничтожен — ответил Митрофан Андреевич.

     — Что теперь будет? — с нескрываемым интересом спросил Архип Архипович.

     — Пока не могу ответить, сам еще ничего не знаю.

     Архип Архипович глубоко вздохнул, еще глубже затянулся едким табаком.

     — Ты Митрофан пока здесь будешь, бабку Наталью не пугай, а то моя Люба говорит; ей все время сотрудники НКВД мерещатся, и сам Сталин заходит в гости, хорошо хоть детей живьем не ест.

     — На этом хоть спасибо — засмеялся Митрофан Андреевич…