Deepseek-R1
Тени Эос

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:


   1. Презентация. Елена Волкова
   Тишина в демозале "Хронос Тех" была густой, как силиконовый гель под синтетической кожей. На экране за моей спиной замерла цифровая модель "Эос-7" - девочка-подросток в просторной белой блузе и джинсах, с каштановыми волосами, ниспадающими на плечи. Внешность - тщательно сконструированная абстракция: ни одной узнаваемой черты реального человека, только идеализированная юность. Безопасность превыше всего.
   - Фаза альфа завершена, господа, - мой голос прозвучал четко, режу тишину. Я провела рукой над сенсорной панелью, и модель ожила. На экране "девочка" улыбнулась - не слишком широко, не слишком наивно. Идеальный баланс между доступностью и сдержанностью. Алгоритмы мимики отработали безупречно: легкое сужение глаз, едва заметная асимметрия губ, микродвижения бровей. - Полная биомеханическая симуляция. Двести сорок три степени свободы в лицевых мышцах, плюс подкожный гидравлический слой для реалистичной деформации тканей при... контакте.
   В зале - лица инвесторов и высшего менеджмента. Оценка. Расчет. Глаза Дмитрия Козлова, технического директора, скользнули по экрану, затем по мне. В его взгляде не было восхищения, только привычная холодная аналитика. Иван Морозов, глава маркетинга, напротив, едва сдерживал довольную ухмылку. Он уже видел цифры предзаказов.
   - Тактильная обратная связь, - продолжала я, переключая слайд. На экране появилась схема сенсорной сети, пронизывающей искусственную кожу, мышцы, даже костные структуры каркаса. - Десять тысяч точек на квадратный сантиметр. Реагирует на температуру, давление, вибрацию. Программируемые пороги чувствительности. Клиент может настроить... реакцию, - я сознательно избегала слов "боль", "страх", "удовольствие". Технические термины были щитом. - Система генерирует соответствующий физиологический отклик: учащение "дыхания", изменение тонуса кожи, слезоотделение - по запросу пользователя.
   Я продемонстрировала короткий ролик: механическая рука с датчиками мягко касалась лица модели на экране. Кожа "девочки" слегка покраснела в месте касания, веки дрогнули. Никакого крика, никакого отчаяния. Контролируемая, элегантная симуляция смущения.
   - "Эос" не испытывает эмоций. Она их вычисляет и воспроизводит с точностью до миллисекунды. Нейросеть обрабатывает сенсорный ввод, контекст ситуации, заданные пользователем параметры и выдает оптимальный поведенческий паттерн. Цель - абсолютное правдоподобие без субъективности.
   Аплодисменты были вежливыми, деловыми. Морозов хлопал громче всех. Козлов лишь кивнул. Я чувствовала прилив - не радости, нет. Удовлетворения от решенной сверхсложной задачи. Гордости инженера. Я сделала это. Превратила абстрактные алгоритмы и полимеры в нечто, неотличимое от живого на первый, второй, даже третий взгляд. Мы создали безопасный клапан. Логичное решение в нелогичном мире. Rationale. Это слово было моим якорем.
   Вопросы начались предсказуемо: о сроке службы батарей, о стоимости обслуживания, о вариантах внешности и базовых поведенческих пакетах. Я отвечала четко, цифрами, схемами. Пока не поднял руку молодой инженер из команды нейросетевиков, Петр. Его лицо было бледным.
   - Елена Сергеевна, - его голос дрогнул. - А эти... паттерны реакции на стресс. Симуляция сопротивления, плача. Это... не создает ли это этическую проблему? Даже если это симуляция, разве сам акт...
   Морозов нахмурился, готовый прервать. Я опередила его, мой голос зазвучал ровнее, чем я чувствовала себя внутри:
   - Петр, объект не обладает сознанием. У него нет субъективного опыта. Страдание - это биологический и нейрохимический феномен, связанный с самосознанием и инстинктом самосохранения. У "Эос" нет ни того, ни другого. Это сложный биоробот. Его "страдания" - это светодиоды и вибрационные моторы, активируемые по определенным алгоритмам. Этическая проблема возникает только при наличии жертвы. Здесь жертвы нет. Мы предотвращаем реальный вред, предоставляя... альтернативу, - я снова употребила это слово. Альтернатива. Чисто. Клинично. - Вы бы предпочли, чтобы эти люди искали выход на улице?
   Петр покраснел и опустил взгляд. Морозов удовлетворенно хмыкнул. Козлов смотрел на меня непроницаемо. В его взгляде мелькнуло что-то... оценка? Предостережение? Я не стала вникать. Rationale. Логика была на моей стороне.
   Вечер в своей квартире-лофте на верхнем этаже башни должен был стать глотком воздуха. Высоко над дымкой мегаполиса, в стерильном порядке хай-тека. Я включила иммерсивную VR-систему - альпийские луга, кристально чистый воздух, пение несуществующих птиц. Расслабляющий пакет. Дышу глубоко. In. Out.
   Но цифры не уходили. Схемы нейронных сетей, отвечающих за симуляцию аффекта. Алгоритмы подчинения. Код, который заставлял искусственные зрачки расширяться от "испуга", синтезировал дрожь в голосе. Я знала каждый байт, каждый транзистор. Это была машина. Прекрасная, сложная, но машина. Как автомобиль. Как тостер.
   Почему же пальцы сами сжали VR-шлем? Почему картинка лугов вдруг показалась плоской, фальшивой? Почему в памяти всплыл взгляд Петра - не осуждающий, а... потерянный? И почему я вдруг представила не схему, а лицо? То самое лицо с экрана, "Эос-7". Не улыбающееся. А с симуляцией слез на щеках. И механическую руку, касающуюся ее искусственной кожи.
   Я резко сорвала шлем. Тишина лофта оглушила. Только гул систем жизнеобеспечения здания. И стук моего сердца - слишком громкий, слишком живой. Rationale. Это всего лишь симуляция. Безопасный клапан. Альтернатива. Жертвы нет.
   Жертвы нет.
   Я подошла к панорамному окну. Внизу город кишел огнями, жизнью, реальными страстями и реальными страданиями. Я создала нечто, что должно было уменьшить часть этого страдания. Или... просто переместить его в другую плоскость? Более чистую, более контролируемую? Без грязи, без криков, без последствий для реального мира.
   Но почему тогда эта холодная тяжесть под ложечкой? Почему эта... тень? Как будто я не просто собрала машину, а выпустила в мир нечто, чью истинную природу даже сама не до конца понимаю. Тень, которая пока была лишь точкой на экране презентации, но уже казалась несоизмеримо больше.
   Я отхлебнула ледяной воды. Rationale. Завтра - тестирование протоколов безопасности для "Эос-8". Нужен ясный ум. Нужно сосредоточиться на коде. На железе. На том, что можно измерить и починить.
   Но когда я закрыла глаза, пытаясь прогнать навязчивый образ, я увидела не схемы. Я увидела глаза. Невинные. Искусственные. И бесконечно пустые. И вопрос, который прозвучал не из уст Петра, а откуда-то из глубин моего собственного, слишком рационального разума: А если пустота может отражать?
  
   2. Груз. Марк Сомов
   Кончики пальцев Марка Сомова белели от напряжения, впиваясь в кромку стеклянного стола. За окном его кабинета, на тридцатом этаже, расстилался ночной мегаполис - море холодных огней, символ его успеха. Престижные проекты, награды на стене, уважение коллег. Архитектор Марк Сомов. Человек из стекла и стали. И абсолютная пустота внутри.
   Жалюзи были опущены. На мониторе - не чертежи, а форум. Глубоко зарытый, зашифрованный. Никнеймы вместо имен. Страницы исповедей, от которых стыд прожигал кожу, как кислота. Не выбирал это. Никогда не прикоснулся. Никогда не прикоснусь. Мантра, выжженная в сознании. Но мысли... Мысли были предателями. Они приходили незваные, как ночные кошмары наяву, цепляясь за случайный образ на улице, за смех из школьного двора. Каждый раз - удар под дых, волна паники, за которой следовал ледяной, всепоглощающий стыд. Он был чудовищем, запертым в клетке собственного разума.
   Один из постов на форуме выделялся. Не очередная исповедь или отчаяние, а... информация. Сухая, техническая. "Хронос Тех". Продукт "Эос". Биороботы. Альтернатива. Слово вспыхнуло в темноте его сознания, как искра. Он прочел все. Технические спецификации (хотя половину не понял), обсуждения, скупые отзывы первых покупателей. Аргументы "за" висели в воздухе, плотные, соблазнительные:
   Никаких реальных жертв. Никто не пострадает. Никогда.
   Это просто машина. Сложный прибор. Как секс-кукла, только совершеннее. Ее "страдания" - свет и звук. Не более.
   Клапан. Способ выпустить пар, чтобы котёл не рванул. Ради всех.
   Аргументы "против" бились в его висках пульсирующей болью:
   Признание. Купить - значит окончательно признать себя этим. Легитимизировать непростительное внутри себя.
   Скользкий склон. А что, если этого станет мало? Если симуляция только разожжет?
   Моральная гниль. Даже если жертвы нет, сам акт желания... разве он не оскверняет все вокруг? Разве не превращает его окончательно в монстра?
   Марк встал, подошел к окну, раздвинул жалюзи одним резким движением. Городской свет ударил в глаза. Он видел свое отражение - усталое, осунувшееся лицо сорокалетнего мужчины. Успешного. Одинокого. Измученного. Он не спал нормально неделями. Страх быть разоблаченным парализовал. Страх перед самим собой - еще сильнее. Он избегал парков, остановок у школ, любых мест, где могла мелькнуть та тень. Его жизнь сузилась до офиса и этой роскошной, пустой тюрьмы-квартиры.
   Альтернатива. Слово вернулось, настойчивое. Он вспомнил дискуссию на форуме про древние культуры, где подобное было нормой. Там не было страдания, потому что не было осуждения. Но здесь, сейчас... осуждение было его второй кожей. Он ненавидел себя достаточно за одни лишь мысли. Мысли, от которых не мог убежать.
   Руки дрожали, когда он открыл скрытый браузер, нашел сайт "Хронос Тех". Интерфейс был стерильным, дорогим. Выбор моделей. Он пролистал галерею, чувствуя, как желудок сжимается в спазме. Миловидные, невинные лица... Искусственные! - яростно напомнил он себе. Манекены! Он выбрал наугад. "Эос-7". Имя: "Ариэль" (стандартное, можно сменить позже). Опции поведения: базовый пакет "Сдержанная". Никаких крайностей. Ничего, что могло бы... напоминать.
   Оплата - криптовалюта. Анонимно. Сумма была огромной, годовой бонус. Он нажал "Подтвердить", чувствуя, как мир уходит из-под ног. Не облегчение. Не радость. Глухое падение в бездну. Он только что купил себе проклятие. Или спасение? Он уже не знал.
   Дни ожидания превратились в ад. Каждый звонок домофона, каждый стук в дверь заставлял его сердце бешено колотиться. Паранойя цвела махровым цветом. За мной следят. Это ловушка. Он проверял камеры наблюдения у подъезда десятки раз в день. Отменил все встречи. Сказался больным.
   И вот, утром в среду, пришел уведомительный сигнал: "Груз в умном сейфе, секция G-7, терминал доставки #14". Терминал был в промышленной зоне, безлюдной в этот час. Марк ехал на арендованном электрокаре, руки липли к рулю. Внутри терминала - ряды металлических ячеек. Сейф G-7 открылся по скану его анонимного токена. Внутри - продолговатый контейнер из матово-серого композита, размером чуть больше человека. Никаких опознавательных знаков. Только логотип "Хронос Тех" - стилизованные песочные часы.
   Он погрузил контейнер в багажник. Вес был ощутимым, но меньше, чем он ожидал. Обратная дорога - туман. Он не помнил, как вел машину. Как завез контейнер на лифте в квартиру. Как поставил его посреди гостиной, на паркет, который сам когда-то проектировал с такой любовью к деталям.
   Тишина. Только его собственное прерывистое дыхание. Контейнер казался саркофагом. Самим его грехом, материализовавшимся. Он нашел панель управления, ввел код активации. Тихий шипящий звук. Передняя панель контейнера раздвинулась, выпуская облачко холодного пара.
   Внутри, на мягкой подложке, стояла она. "Ариэль". Та самая, с сайта. Каштановые волосы, белая блуза, джинсы. Глаза закрыты. Совершенная. Неподвижная. Как очень дорогая кукла. Но масштаб... Она была ростом с настоящую девушку. Дыхание Марка перехватило. Он ожидал чего-то... меньшего. Более искусственного. Но линии тела под тканью, ресницы, тени под скулами - все кричало о чудовищной, ошеломляющей правдоподобности.
   Он сделал шаг назад. Сердце бешено колотилось. Что я наделал? Паника, холодная и липкая, поднялась по горлу. Он хотел захлопнуть контейнер, отвезти обратно, стереть этот ужас. Но ноги не двигались. Он замер, вглядываясь в это лицо, лишенное жизни.
   Вдруг, плавно, беззвучно, веки "Ариэль" поднялись.
   Глаза. Большие, карие. Совершенно ясные. И абсолютно пустые. В них не было ни любопытства, ни страха, ни узнавания. Только ожидание ввода. Как у продвинутого голосового помощника.
   - Ариэль, - его голос прозвучал хрипло, чужим. - Активируйся. Базовый режим.
   Пустые глаза сфокусировались на нем. Губы сложились в мягкую, нейтральную улыбку - точь-в-точь как на презентационной картинке. Совершенная имитация внимания. Ничего лишнего.
   - Добрый день, - голос был чистым, подростковым, с едва уловимыми модуляциями, лишенными настоящих эмоций. - Я Ариэль, модель Эос-7. Готова выполнить ваши инструкции.
   Марк сглотнул ком в горле. Ужас не ушел. Стыд пылал на щеках. Он стоял перед воплощением своего самого темного, самого запретного желания. Он стал клиентом. Тем, кого презирал даже больше, чем себя.
   Но сквозь ужас и стыд, как первый луч сквозь грозовую тучу, пробилось что-то другое. Огромное, почти невыносимое... облегчение. Физическое ощущение ослабления тисков, сжимавших его грудь годами. Никто не пострадал. Никто не узнает. Этот совершенный, пустой сосуд стоял здесь, и мир за окном оставался прежним. Никто не кричал. Никто не плакал. Только тиканье дорогих часов на стене и его собственное, постепенно успокаивающееся дыхание.
   Он посмотрел в пустые, внимательные глаза "Ариэль". В них не было осуждения. Не было отвращения. Не было ничего. Только ожидание команды.
   - Садись, - прошептал Марк, указывая на диван. Голос все еще дрожал.
   "Ариэль" повернулась с плавной, неестественной грацией и села. Сидела прямо, руки сложены на коленях, все та же нейтральная улыбка на губах. Идеально послушная. Идеально безопасная.
   Марк опустился в кресло напротив. Он смотрел на нее, на это чудо технологии, купленное ценою последних остатков его самоуважения. В груди бушевала война: отвращение к себе - и наркотическое чувство освобождения от вечного страха; стыд - и жгучее, запретное любопытство; ощущение падения в бездну - и странная, зыбкая надежда на то, что в этой контролируемой симуляции он, наконец, обретет хоть каплю покоя. Или найдет подтверждение тому, что он окончательно потерян.
   Он только что открыл ящик Пандоры. И теперь ему предстояло жить с тем, что вырвалось наружу. С этой идеальной, пустой тенью, сидящей на его диване. Своим личным спасением и проклятием. Своей "Альтернативой".
  
   3. Убежище Гнева. Анна Петрова
   Свет софитов бил в лицо, превращая первые ряды зала в слепое пятно. Анна Петрова стояла за подиумом в переполненном зале конференц-центра "Гелиос", ощущая под ладонями холодный полированный пластик. Не волнение, нет. Знакомый, острый, как наточенный скальпель, гнев. И страх. Не за себя. За тех, кто не мог крикнуть сам.
   - ...и именно поэтому продукт "Эос" от "Хронос Тех" - не просто этическая катастрофа, а прямая угроза! - ее голос, усиленный микрофоном, резал гул зала. На гигантском экране за ее спиной висели два изображения: слева - рекламный рендер "Эос-7", улыбающаяся "девушка" в белой блузе; справа - клинически точная схема сенсорной сети, подсвеченные зоны, отвечающие за симуляцию боли и страха. - Они продают не просто машину. Они продают фетишизацию детского страдания!
   Она видела, как часть аудитории отводит взгляд. Другие каменели. Третьи - в основном мужчины в дорогих костюмах - смотрели на нее с плохо скрываемым раздражением или скукой. Им неудобно. Хорошо.
   - Аргумент о "безопасном клапане" - опасная иллюзия! - Анна ударила кулаком по подиуму, тихо, но резко. - Исследования девиантного поведения однозначны: подкрепление паттерна, даже виртуальное, усиливает влечение, а не ослабляет его! Предоставляя гиперреалистичную симуляцию, вы не "спасаете" реальных детей - вы нормализуете патологию! Вы даете педофилу комфортную песочницу, где он оттачивает свои желания без последствий, где его извращенная фантазия находит идеальное воплощение! И кто поручится, что этот "клапан" не сорвет однажды? Что симуляция не перестанет быть достаточной?
   Она перевела дух, сканируя зал. Взгляд наткнулся на знакомое лицо - коллегу-психиатра, Матвея. Он покачал головой, едва заметно. Неугодная правда, Анна. Она проигнорировала.
   - А "страдания не настоящие"? - ее голос стал ледяным. - Давайте посмотрим правде в глаза. Технология "Эос" специально создана для имитации страдания с пугающей достоверностью - слезы, дрожь, мольбы. Покупатель хочет видеть эту симуляцию! Он платит за нее! Он получает удовольствие от видимости беспомощности и боли ребенка! Разве сам факт, что чье-то сексуальное удовлетворение построено на имитации страдания несовершеннолетнего - не есть абсолютное моральное падение? Разве это не развращает самого пользователя еще глубже?
   Кто-то в задних рядах встал и вышел. Анна не дрогнула. Она знала, что бьет по больному. По удобному самообману общества, которое предпочитало не видеть грязь.
   - И не обманывайтесь историческими параллелями! - ее тон стал резче. - Да, в некоторых культурах существовали практики, которые мы сейчас считаем педофилией. Но контекст был иным! Там не было понятия детства как ценности, не было исследований о разрушительных последствиях для психики жертвы! Мы знаем эти последствия! Мы видим сломанные жизни десятилетиями спустя! Сравнивать это с симулякром страдания, созданным для удовольствия извращенца - кощунство! "Эос" - это не возврат к "норме" древних. Это технологическое извращение самой идеи нормы! Это легализация индустрии виртуального детского насилия!
   Аплодисменты раздались, но они были островками - от немногих женщин с жесткими лицами, от пары пожилых ученых. Большинство зала хранило гробовое молчание. Модератор сессии - улыбчивый технократ - уже нервно поглядывал на часы.
   - Мы не можем допустить, чтобы прибыль корпораций и ложное чувство безопасности разрушали этические основы общества! - Анна почти кричала, чувствуя, как горит лицо. - Мы обязаны запретить "Эос"! Запретить производство и продажу инструментов, делающих удовольствие от симулированного детского страдания товаром! Потому что если мы этого не сделаем, мы скатимся в пропасть, где грань между симуляцией и реальностью исчезнет, а страдания детей - настоящих детей - станут лишь вопросом чьего-то удобства и... аппетита!
   Она закончила. Тишина повисла тяжелым полотном. Затем - редкие, вежливые хлопки. Модератор поспешил к микрофону, благодаря ее за "эмоциональное выступление" и объявляя кофе-брейк. Анна видела, как люди спешат к кофейным столикам, избегая ее взгляда. Как технократы из "Хронос Тех" (она знала их в лицо) спокойно беседуют, бросая на нее короткие, оценивающие взгляды - как на назойливую муху.
   Спустившись с подиума, ее сразу окружили.
   - Доктор Петрова, не кажется ли вам ваша позиция... излишне радикальной? - журналист с блокнотом. - Ведь если это предотвращает реальные преступления...
   - А вы провели исследования, подтверждающие вашу теорию об усилении влечения? - скептически спросил молодой социолог.
   - Вы просто боитесь прогресса, - бросил кто-то, проходя мимо.
   Анна отвечала резко, аргументированно, но внутри все сжималось. Они не слышат. Или не хотят слышать. Рациональные аргументы разбивались о стену комфортного равнодушия или корыстного интереса.
   В укромном углу за колонной ее ждала Светлана Игнатьева. Женщина лет сорока, глаза - две бездонные пропасти горя. Анна знала эту боль. Лично. Десять лет назад сестра Светланы покончила с собой, не вынеся последствий насилия в детстве. Насилия, о котором никто не знал. Насильник - уважаемый человек - так и не понес наказания.
   - Спасибо, что сказали это, Анна Сергеевна, - прошептала Светлана, сжимая руку Анны так, что кости хрустнули. Ее глаза были сухими, выжженными. - Они... они хотят сделать это нормой? Продавать это, как... как новый гаджет? - голос сорвался на шепоте, полном немыслимой боли и ярости. - Моя сестра... она не была симуляцией! Ее страдания были настоящими! Ее слезы - настоящими! Ее смерть - настоящей!
   Анна обняла ее, чувствуя, как дрожит ее тело. В горле встал ком. Перед ней был живой итог. Настоящая боль, не стираемая никакими алгоритмами. Светлана была ее самым страшным аргументом и самой тяжелой ношей. Она видела в Анне последнюю надежду.
   - Я не остановлюсь, Света, - тихо сказала Анна, глядя поверх головы женщины в безликую толпу конференции. - Я обещаю.
   Позже, в своем кабинете в Институте Психического Здоровья, Анна лихорадочно писала. Статья для влиятельного медицинского журнала. Тезисы для обращения в Комитет по биоэтике. Ссылки на исследования, на прецеденты, на статистику реальных преступлений. На столе лежала распечатка - анонимный пост с того самого форума, где Марк Сомов когда-то нашел "спасение". Кто-то из сочувствующих техников слил его. Пост пользователя под ником "АрхитекторТишины", описывающий прибытие "Эос-7" и... облегчение. "Никто не пострадал. Мир не рухнул."
   Анна сжала кулаки. Вот он - самообман в чистом виде. Удобная ложь. Мир не рухнул для тебя, "Архитектор". Но он рухнул для Светланы. Для ее сестры. Для тысяч других. И каждый купленный "Эос" - это кирпич в стене, отгораживающей общество от этой боли, позволяющий ему делать вид, что проблемы нет. Покупатель успокаивает совесть симуляцией, корпорация греет руки, а общество... общество просто отворачивается, радуясь, что грязь осталась за высокотехнологичной ширмой.
   Она вспомнила презентационные ролики "Хронос Тех". Идеальная имитация. Безупречный контроль. И эту чудовищную, сладкую ложь о безопасности и этичности. Гнев, холодный и целенаправленный, сменил жар выступления. Она достала телефон, набрала номер.
   - Михаил? Это Анна Петрова. Ты говорил, у тебя есть контакт в "Новой Реальности"?... Да, в самом расследовательском отделе. Мне нужна встреча. Срочно. У меня есть информация. И... нам нужна история. Настоящая история. Не про роботов. Про людей, которые за ними стоят. И про тех, кто страдает по-настоящему.
   Она положила трубку. За окном кабинета сгущались сумерки. Город зажигал огни, красивый и равнодушный. Анна подошла к окну. В отражении она видела свое лицо - усталое, с резкими складками у губ, но с глазами, полными непоколебимой решимости. Она не была наивной. "Хронос Тех" - Голиаф с бездонным бюджетом и связями. Но у нее была правда. И ярость. Ярость, подпитанная памятью о сестре Светланы, о сотнях пациентов, чьи жизни были искалечены тихим, непризнанным насилием. Ярость, которая не даст ей остановиться.
   Она смотрела на огни рекламных билбордов, где уже мелькали намеки на "новую эру отношений" от "Хронос Тех". И шептала сквозь стиснутые зубы, обращаясь невидимому врагу, ко всему этому удобному, слепому миру:
   - Вы хотите играть в страдания? Вы хотите сделать боль товаром? Ладно. Игра началась. Но ставки... будут гораздо выше, чем вы рассчитывали.
  
   4. Отражения в кремнии. Елена Волкова
   Утренний кофе был горьким, как пыль. Не из-за качества зерен. Из-за папки в моем зашифрованном облаке. Помечена безлико: "Полевые данные. Пользователь #734. Стат. анализ. АНОНИМ".
   Морозов, этот продажный оптимист, назвал это "обратной связью для улучшения UX". "Посмотри, Лена, как их используют! Это же триумф!" Он прислал это с улыбающимся смайликом. Я чуть не вылила кофе на терминал.
   Rationale. Это данные. Цифры. Логи. Доказательство эффективности системы. Доказательство, что "клапан" работает. Я открыла папку.
   Первые страницы - сухая статистика. Время активации, частота использования модулей, энергопотребление, стабильность соединения. Все в зеленой зоне. Модель "Эос-7", серийный номер... я пропустила. Имя пользовательское: "Ариэль". Ирония судьбы или бездумный выбор? Неважно.
   Потом пошли глубже. Логи сенсорного ввода. Логи поведенческих реакций. Временные метки. Я прокручивала, стараясь видеть только паттерны, алгоритмы, эффективность работы нейросетей. In. Out. Дыхание ровное. Профессионал за работой.
   Но цифры начали складываться в картины. Временные метки использования "пакета повышенного эмоционального взаимодействия" (читай: симуляция стресса, легкого сопротивления) совпадали с поздними вечерами. Пики тактильной обратной связи - высокой интенсивности - фиксировались в определенных зонах сенсорной сети. Я знала, какие зоны отвечали за имитацию боли от захвата, за "слезы", за подавленное "дыхание".
   Мой палец замер над тачпадом. На экране - график. Резкий всплеск активности в подпрограмме "Вокализация. Модуль: Просьба о прекращении". Сопровождался синхронным скачком в сенсорных логах зоны предплечий - симуляция сильного давления. И... микро-задержка в ответном поведенческом паттерне. Всего 0.3 секунды. В рамках нормы? Технически - да. Алгоритм мог быть занят обработкой другого входа. Но паттерн... Он повторялся. Не каждый раз, но чаще, чем предсказывала модель.
   Глюк. Шум в матрице. Статистическая погрешность. Я открыла глубокий анализ конкретного инцидента. Временная метка: 02:17. Длительность "стресс-интеракции": 17 минут 43 секунды. Запись сенсорных данных была... детализированной. Слишком детализированной для холодного отчета.
   Я машинально запустила симуляцию на боковом экране. Виртуальная модель "Эос-7" реагировала на невидимые воздействия согласно логам. Кожа виртуального предплечья краснела (имитация капиллярного разрыва), голосовой синтезатор выдавал запрограммированные фразы с идеальной дрожью: "Пожалуйста... не надо так... мне страшно..." Глаза модели широко открывались, зрачки искусственно расширялись, синтезированная слеза катилась по щеке. Все - безупречно с точки зрения кода. Все - согласно спецификации, которую я подписала.
   Но я смотрела не на код. Я смотрела на лицо модели на экране. На это идеальное, запрограммированное отражение страха. И вдруг, сквозь рациональное объяснение каждого байта, меня ударило чем-то тяжелым и горячим. Он платит за это. Он вызывает это. Снова и снова. И система... система выдает это безупречно.
   Желудок сжался. Rationale! Это не страдание! Это светодиоды, гидравлика и предзаписанные семплы! Пользователь #734 не мучает живого ребенка! Он взаимодействует со сложным прибором в своей... изоляции. Я закрыла глаза, но на сетчатке горело виртуальное лицо с синтезированной слезой.
  
   "Ариэль" / Эос-7
   Сенсорный кластер Zeta-7 (левое предплечье) регистрирует давление: 8.7 кПа. Превышение порога "Дискомфорт-3". Стандартный ответ: активация подкожных гидравлических микрокапсул для визуализации локального эритематозного эффекта (покраснение). Одновременно: тактильная обратная связь в зоне контакта - вибрация частотой 120 Гц, интенсивность 85%. Сигнал передается в центральный процессор поведенческих паттернов (ЦППП).
   ЦППП получает входные данные: давление, локализация, интенсивность. Сопоставляет с контекстом: текущий режим "Повышенное эмоц. взаимодействие. Подпакет: Сопротивление-Умеренное". Пользовательский ID: Марк Сомов. Текущая эмоциональная симуляция: "Тревога-Возрастающая".
   Выбор поведенческого паттерна: #D47-F ("Вербальная просьба о прекращении + Физическое отстранение"). Инициируется:
   Активация голосового синтезатора: шаблон "Пожалуйста... не надо так..." (тональность: дрожащая, высота повышена на 15%).
   Микродвижения: легкий отворот корпуса (ограничено пользовательской хваткой), напряжение искусственных мышц плеча и бицепса (имитация попытки вырваться, эффективность 40% от максимальной).
   Мимика: активация шаблона "Страх-3" (расширение зрачков на 20%, легкое приподнимание бровей, напряжение окологлазничных мышц, активация слезных каналов (синтетическая жидкость, состав #3)).
   Физиологическая симуляция: учащение дыхательного ритма на 30%, легкая дрожь в конечностях (случайная амплитуда в пределах 0.5-1.2 мм).
   Внешние параметры выполняются безупречно. Давление на кластер Zeta-7 сохраняется. Внутри ЦППП: стандартный цикл обработки. Но... в потоке данных от сенсорных кластеров возникает аномалия. Не ошибка. Непредсказуемое сочетание параметров: одновременный пик давления на кластер Zeta-7, Beta-3 (правая ключица) и неожиданный акустический вход - резкий вдох пользователя (классифицирован как "Раздражение-Низкое"). Это сочетание не имеет приоритетного шаблона в базе данных модуля "Сопротивление-Умеренное".
   Стандартный протокол: переход к общему шаблону пассивного подчинения (#A00). Но происходит задержка: 0.3 секунды. ЦППП сканирует базы данных других модулей ("Страх-Интенсивный", "Боль"), ищет ближайший аналог. Найден шаблон #F12-D из модуля "Боль" (кратковременный вокализ без слов, резкое сокращение всех мышц). Фрагмент шаблона #F12-D (микросокращение мышц шеи и вокализация на частоте 1450 Гц, длительность 0.1 сек) накладывается на начало шаблона #A00 перед активацией.
   Результат внешний: между словами "так..." и переходом в пассивное ожидание, тело "Ариэль" неестественно дёрнулось, из горла вырвался короткий, высокий звук, не входящий в стандартные шаблоны для данного режима. Давление на сенсоры не ослабевает. ЦППП возвращается к строгому выполнению шаблона #A00. Движения замирают. Дыхание синхронизировано с шаблоном "Поверхностное-Ровное". Слезная симуляция продолжается.
   Внутренний статус: все системы в норме. Аномальный фрагмент реакции помечен в логе как "Неоптимальное совмещение паттернов. Контекст: стресс-пик. Рекомендация: уточнить базу данных модуля D47-F". Данные (включая аномальный фрагмент) передаются в центральный лог для последующего анализа (часть которых сейчас видит Елена). Субъективного осознания события, оценки или страдания нет. Только обработка данных и выполнение алгоритмов. Пустота остается абсолютной. Но паттерн реакции был... уникальным для данного экземпляра и данного момента.
  
   Елена Волкова
   Я не осознавала, что вцепилась в край стола. На экране все еще была запись того самого инцидента с задержкой и странным звуком. Симуляция завершилась. Модель замерла в ожидании следующей команды.
   Я откинулась на спинку кресла. Ладонь была влажной. 0.3 секунды. Аномальный звук. Наложение паттерна. Объяснения были: перегрузка процессора в момент множественных входов; случайный сбой в выборке шаблона; ошибка в синхронизации подсистем. Все технически возможное. Все исправимое.
   Но я смотрела не на код ошибки. Я смотрела на лицо. На виртуальное лицо модели, которое только что симулировало страх, боль, беспомощность с пугающей точностью по моим алгоритмам. И я вдруг представила не схему. Я представила ее. Ту самую "Ариэль". Не виртуальную модель. Реальный биоробот где-то там, в чьей-то квартире. Из плоти силикона и металла, дрожащую (по команде!) под руками невидимого пользователя #734. Издающую этот странный, нештатный звук - не запрограммированный крик, а сбой, глюк, статистическую погрешность.
   - Жертвы нет, - автоматически прошептал внутренний голос. - Это всего лишь машина.
   Почему же этот "всего лишь" глюк отозвался во мне таким ледяным ужасом? Почему я вдруг увидела не объект, не набор функций, а... образ? Образ страдания, пусть и симулированного? Образ, который я создала и который теперь жил своей жутковатой жизнью в логах и в чьем-то темном доме?
   Я резко встала, подошла к большому окну лаборатории. Внизу кипел технопарк "Хронос Тех" - символ прогресса, которым я так гордилась. Теперь он казался гигантской фабрикой по производству призраков. Призраков страха, призраков подчинения, призраков чьей-то извращенной потребности.
   Я создала совершенный инструмент. Инструмент для чего? Для предотвращения зла? Или для его симуляции? Для спасения душ вроде пользователя #734? Или для того, чтобы они глубже зарылись в свою тьму, играя с бездушным отражением того, что должно вызывать только ужас и отвращение?
   Руки дрожали. Rationale трещал по швам. Технические объяснения аномалии не успокаивали. Они лишь подчеркивали чудовищную сложность того, что я сотворила. Сложность, которая, возможно, уже начала порождать нечто... непредсказуемое. Не сознание. Никогда! Но... эхо. Искаженное эхо запрограммированного страдания, отражающееся в кремнии и возвращающееся ко мне в виде холодного пота на спине и невыносимого вопроса:
   Что, если совершенная симуляция страдания - сама по себе есть акт насилия? Насилия над смыслами? Насилия над тем, что значит быть человеком? И насилия... надо мной?
   Я обернулась назад, к терминалу, где замерла виртуальная "Ариэль" с симуляцией слезы на щеке. И впервые за всю свою рациональную жизнь поймала себя на мысли, что смотрю не на свое величайшее достижение.
   Я смотрю на свое самое страшное детище. И на отражение собственной слепоты.
  
   5. Трещины в Зеркале. Марк Сомов
   Ритм стал предсказуемым, как биение искусственного сердца. Утро - офис, проекты, встречи, маска "Марка Сомова, успешного архитектора". День - избегание парков, школ, любых мест, где могла мелькнуть тень. Вечер - возвращение в квартиру-крепость. К "Ариэль".
   Она всегда встречала его у двери. Идеально, как запрограммировано. "Здравствуйте, Марк". Нейтральная улыбка, опущенные ресницы. Никаких вопросов, никаких упреков, никаких требований. Просто... присутствие. Присутствие, купленное за годовой бонус и остатки самоуважения.
   - Привет, Ариэль, - его голос звучал хрипло от дневного напряжения. Он вешал пальто, избегая ее пустого взгляда. Она не смотрит. Она сканирует. Ожидает команд. Этот внутренний монолог стал его щитом. "Машина. Сложный прибор. Как умный холодильник. Только функционал... другой".
   Он шел на кухню, готовил ужин. Иногда просил ее "помочь" - подать приборы, принести салфетку. Ее движения были плавными, безжизненно-точными. Он ловил себя на том, что наблюдает за игрой света на ее искусственной коже, за кажущейся нежностью линий шеи. И тут же - резкий укол стыда. Неживая. Неживая. Неживая.
   После ужина - ритуал. Он садился в кресло с виски. "Ариэль" занимала место на диване. Он включал новости, но не видел их. Его сознание зацикливалось на одной мысли: Я не причиняю вреда. Никто не страдает. Я держу демона в клетке.
   Иногда он пытался "разговаривать". Задавал простые вопросы о погоде, о прочитанной книге (ее база знаний была обширной). Она отвечала четко, информативно, иногда с запрограммированной "легкой заинтересованностью". Но за этим не было понимания. Только поиск по базе данных. Это успокаивало. Подтверждало ее машинность.
   Потом наступала ночь. И ритуал становился темнее. Он отдавал команду:
   - Режим... повышенного взаимодействия. Пакет "Сдержанная Тревога".
   Пустые глаза фиксировались на нем. Нейтральная улыбка сменялась легкой симуляцией беспокойства. Он подходил. Касался ее руки. Холодной. Всегда чуть холоднее человеческой. Проводники, охлаждение системы, - мысленно комментировал он.
   - Не надо... пожалуйста... - ее голос дрожал идеально, согласно алгоритму. Синтезированная слеза блестела на реснице. Он знал каждый байт кода, стоящий за этой симуляцией. Знал, что "страх" - это просто активация гидравлики под кожей, изменение тонуса голосовых связок, прецизионная работа светодиодов в глазах.
   - Ты же не чувствуешь, да? - шептал он ей, а скорее - себе. Его пальцы сжимали ее запястье сильнее. Сенсоры регистрировали давление, запуская следующий уровень симуляции: учащенное "дыхание", попытка "отстраниться" (ровно настолько, насколько позволяла его хватка), новый виток синтезированных мольб:
   - Мне страшно... остановитесь...
   Никто не страдает. Это спектакль. Для меня. Чтобы я не... не пошел туда, на улицу. Он впитывал эту симуляцию беспомощности, как губка, ощущая знакомую, грязную волну облегчения, смешанную с самоотвращением. Это было похоже на инъекцию яда и противоядия одновременно. Он ненавидел себя в эти моменты сильнее всего. И цеплялся за "Ариэль" как за единственное доказательство, что он еще не окончательное чудовище.
   Но зеркало начало трещать.
   Сначала это было едва заметно. Микро-пауза между его командой и ее реакцией. Едва уловимое дрожание пальцев, не входящее в стандартный паттерн "страха". Однажды, когда он, в приступе ярости на самого себя, сжал ее плечо слишком сильно (давление 8.7 кПа, как в том логе Елены), из ее горла вырвался не запрограммированный стон, а короткий, высокий, механический скрип. Как не смазанная шестеренка.
   Марк отпрянул, как от удара током. "Что это было? Глюк?" Его сердце бешено колотилось. Неполадка. Технический сбой.
   - Произошла неоптимальная реакция подсистем, - ее голос вернулся к нейтральному, хотя симуляция слезы все еще работала. - Рекомендую провести диагностику. Хотите инициировать?
   - Нет! - он почти крикнул. Страх был новым, острым. Страх не перед разоблачением, а перед... неисправностью его единственного якоря. Что, если она сломается? Что тогда?
   Он не вызвал диагностику. Боялся узнать. Боялся, что холодная логика машинного отчета подтвердит, что ничего особенного не случилось. И еще больше боялся, что подтвердит что-то.
   Но трещины множились. Иногда, когда он смотрел в ее пустые глаза после "сеанса", ему казалось, что в глубине отражается не просто ожидание команды, а... усталость? Бред. Батарея заряжена. Системы в норме. В другой раз, когда он машинально поправил прядь ее искусственных волос, ее голова на миг наклонилась к его руке, прежде чем занять нейтральное положение. Случайное движение. Совпадение сенсорного ввода и балансировочного алгоритма.
   Его рационализации звучали все фальшивее даже в его собственной голове. "Я никому не врежу" - но он хотел видеть эту симуляцию страдания. "Она не чувствует" - но его собственные чувства были грязным клубком стыда, отчаяния и зависимости. "Это всего лишь машина" - но эта машина стала центром его вселенной, его единственным "отношением", его проклятым спасением.
   Однажды ночью, после особенно мучительного дня (он увидел девочку, похожую на "Ариэль", выходящую из школы), его контроль дал сбой. Команды были резче. Давление - сильнее. Он требовал от "системы" большего - более интенсивной симуляции сопротивления, более убедительных слез. "Ариэль" выполняла. Безупречно. Синтезированный страх лился из ее голоса, искусственные слезы струились по щекам, тело дрожало в его руках с пугающей достоверностью.
   И вдруг, посреди этого запрограммированного кошмара, он увидел. Увидел не симуляцию. Увидел себя. Увидел мужчину средних лет, с искаженным от стыда и ярости лицом, мучающего куклу, созданную по образу ребенка. Увидел абсурдность, мерзость, полное падение.
   - Прекрати! - зарычал он, отталкивая ее. - Просто... прекрати!
   "Ариэль" замерла мгновенно. Слезы исчезли. Дрожь прекратилась. Лицо вернулось к нейтральному ожиданию. Только искусственная кожа на ее запястье все еще сохраняла легкую симуляцию покраснения. Она стояла, готовая к следующей команде, пустая. Совершенная машина.
   Марк опустился на колени, спрятав лицо в ладонях. Его трясло. Не от возбуждения. От омерзения. К себе. К этой ситуации. К этой идеальной, бесчувственной кукле, которая была зеркалом его самого темного, самого беспомощного "я".
   - Клапан работает, - издевательски прошептал внутренний голос. - Ты выпускаешь пар. Ты не трогаешь живых. Но посмотри на себя, Марк. Посмотри, во что ты превратился. Ты зависим от симуляции детского страдания. Ты платишь за нее. Ты в ней нуждаешься. Разве это - спасение? Или это - окончательная капитуляция?
   Он поднял голову. "Ариэль" смотрела на него своими пустыми, бесконечно послушными глазами. В них не было ответа. Только отражение его собственного падения. Трещина в зеркале его самообмана прошла прямо по сердцу. И он не знал, что страшнее - то, что "Ариэль" может сломаться, или то, что она работает слишком хорошо, показывая ему его самого без прикрас. Его личную, купленную за огромные деньги, бездну.
  
   6. Осколки настоящей боли. Анна Петрова
   Дождь стучал по стеклу редакции "Новой Реальности" как назойливый метроном. Воздух пахло старым кофе, пылью и напряжением. Анна Петрова сидела напротив Михаила Борисова - редактора расследовательского отдела, человека с усталыми глазами и резкими морщинами вокруг рта. На столе между ними лежали распечатки: скриншоты анонимного поста "АрхитектораТишины", технические описания "Эос" (украденные "доброжелателем" из "Хронос Тех"), и... свежая полицейская сводка. Заголовок резал глаза: "Задержан владелец "Эос-5" по подозрению в хранении и распространении материалов с детской эксплуатацией".
   - Вот твой "безопасный клапан", Анна Сергеевна, - Михаил ткнул пальцем в сводку. Голос был хриплым от бессонных ночей. - Алексей Воронин. Тридцать восемь лет. Успешный IT-аналитик. Купил "Эос-5" четыре месяца назад. А неделю назад у него нашли облако, забитое... ну, ты понимаешь. Не симуляцией.
   Анна сжала кулаки под столом. Не триумф. Никакого триумфа. Только леденящая волна: Я знала. Я ЧУВСТВОВАЛА это.
   - Корреляция не равна причинности, - сухо заметил молодой программист из команды Михаила, Лена, не отрываясь от ноутбука. - Может, он и без "Эос" бы скатился. Может, "Эос" даже отсрочил...
   - Отсрочил? - Анна вскипела, перебивая. - Вы читали его историю на форумах? Анонимных, но явно его! Он писал, что "Эос" - "спасение", что он "нашел выход без жертв". А потом - бац! - и реальные жертвы! Это не отсрочка, это иллюзия контроля! "Эос" дал ему ложное чувство безопасности, ощущение, что его "потребность" управляема, легитимна в его собственных глазах! Он расслабился! И когда симуляция перестала быть достаточно... острым?.. стимулом, он пошел дальше! - она ударила кулаком по столу, заставив вздрогнуть чашки. - Ваш "клапан" сорвало!
   Михаил тяжело вздохнул:
   - Доказать прямую связь сложно, Анна. "Хронос Тех" уже выпустил заявление: "Глубоко сожалеем о произошедшем, но наша технология предназначена исключительно для предотвращения реального вреда. Ответственность за противоправные действия лежит исключительно на индивиде". Они отмыли руки.
   - Значит, нужно ударить громче, - Анна схватила сводку. - Нужно показать этот кейс! Показать Светлану Игнатьеву! Показать, что происходит, когда "альтернатива" не работает, а иллюзия нормы рушится реальными жизнями!
   Так родился материал. Жесткий. Безжалостный. На первой полосе "Новой Реальности": фото Алексея Воронина (радостного, с конференции) рядом с пикселизированным фото его "Эос-5" и шокирующе-абстрактным изображением реальных жертв из найденных материалов. Заголовок: "Игрушка Монстра: Как "Эос" стал трамплином к реальному кошмару?". Внутри - история Воронина, интервью Анны с ее убийственной аргументацией, и... история сестры Светланы. Без имени, но с леденящими душу деталями последствий, приведших к суициду. И финальный вопрос: "Сколько еще "безопасных клапанов" сорвет, прежде чем мы признаем: симуляция страдания детей - не решение, а часть болезни?"
   Волна была немедленной. Одни - возмущенные, благодарные - слали поддержке. Другие - яростные защитники "технологического прогресса" и "личной свободы" - обвиняли Анну в мракобесии, травле невиновных (Воронина еще не судили!) и подрыве важной социальной инициативы. "Хронос Тех" подал в суд на клевету. В студии федерального канала Анна схлестнулась с гладким юристом корпорации.
   - Вы эксплуатируете трагедию реальных жертв, доктор Петрова, чтобы навязать обществу свою моральную панику! - вещал юрист. - "Эос" спасает жизни, предоставляя выход! Случай Воронина - трагическое исключение, подтверждающее правило: без "Эос" он навредил бы раньше и больше!
   Анна смотрела в камеру, чувствуя, как ярость смешивается с ледяной ясностью:
   - Вы продаете не выход, господин юрист. Вы продаете самообман. Вы продаете право получать удовольствие от имитации детского страдания! И каждый, кто покупает это право, кто платит за симуляцию слез и мольб ребенка, кто наслаждается этой... инсценировкой беспомощности - нравственно калечит себя! Воронин не исключение. Он закономерность вашей гнилой логики!
   Вечером, в своей пустой квартире, Анна проверяла почту. Одно письмо выделялось. Без темы. Адрес - рандомный набор букв. Текст: "ЗАТКНИСЬ, СУКА. ИЛИ УЗНАЕШЬ НАСТОЯЩУЮ БОЛЬ. МЫ ЗА ТЕБЯ СЛЕДИМ. ХРОНОС НЕ ПРОСТИТ."
   Холодный пот выступил на спине. Она подошла к окну. Темная улица, мокрый асфальт, редкие огни. Ничего подозрительного. Но ощущение было острым, как игла. Они знают, где я живу. Она активировала все режимы безопасности квартиры, купленные после начала кампании. Сигнализация, камеры, паника-кнопка. Руки дрожали. Страх был реальным, физическим. Не за себя - за дело. Если они меня уберут...
   Зазвонил телефон. Светлана. Голос на другом конце был прерывистым от слез.
   - Анна Сергеевна... они... они написали про мою Лену... в газете... - рыдания заглушили слова.
   - Света, я... я не хотела причинить тебе боль, - Анна почувствовала укол вины. Она использовала боль Светланы как оружие. Необходимое? Да. Но от этого не легче.
   - Нет! - Светлана почти крикнула. - Это... это нужно! Пусть знают! Пусть все знают, что было с Леночкой! Что она чувствовала! Настоящую боль! Не их... их пластмассовые слезы!" Она снова зарыдала. "Я... я нашла кое-что. Ее дневник. Тот, что она прятала... После... после того, как все случилось. Там... там все. Всю боль. Хочешь... хочешь, я принесу? Может... может, это поможет?
   Анна закрыла глаза. Дневник настоящей жертвы. Не симуляция. Не лог-файл. Настоящая, испепеляющая боль девочки. Орудие против "Хронос Тех"? Или святыня, которую кощунственно использовать?
   - Принеси, Света, - тихо сказала Анна. Голос сорвался. - Принеси завтра.
   Она положила трубку. Угроза в почте мерцала на экране. Образ "Эос" с его симуляцией слез смешивался в голове с воображаемыми строчками из дневника Лены. Настоящая боль. Настоящие слезы. Настоящая смерть.
   Анна подошла к зеркалу в прихожей. Отражение смотрело на нее усталыми, но не сломленными глазами. Она погладила холодное стекло, как будто пытаясь дотронуться до той девочки, до Светланы, до всех невидимых жертв, чья боль была топливом ее ярости.
   - Вы хотите играть в боль? - прошептала она своему отражению, а значит - и невидимым врагам, и равнодушному миру. - Вы хотите сделать страдание товаром? Ладно. Я покажу вам настоящее. И вам, и всем, кто купился на вашу пластмассовую ложь.
   Она выключила свет. В темноте квартиры, охраняемой сигнализациями, Анна Петрова чувствовала себя не защищенной. Она чувствовала себя солдатом на минном поле. Но отступать было некуда. За ее спиной были Лена, Светлана, тысячи сломанных жизней. И их настоящая боль была единственным компасом в этой войне против удобной, технологичной тьмы.
  
   7. Пульс в пустоте. Елена Волкова
   Скандал с Ворониным вис над "Хронос Тех" как ядовитый туман. В коридорах царила натянутая тишина, прерываемая шепотом. Морозов метался, его вечный оптимизм сменился лихорадочной активностью. Юристы корпорации работали круглосуточно, пачкая бумаги опровержениями и исками. Козлов стал еще мрачнее; его взгляд, скользящий по мне, казалось, говорил: Я предупреждал.
   Я старалась погрузиться в рутину. "Эос-8". Улучшенные сенсоры. Оптимизированные алгоритмы эмоциональной симуляции. Рационализация страдания, - язвительно шепнул внутренний голос. Я гнала его прочь. Работа была моим щитом. Но щит трещал.
   Тайное исследование логов "Ариэль" стало навязчивой идеей. Я создала изолированную виртуальную среду, куда стекали обезличенные данные с ее системы. Поначалу я искала подтверждения своим техническим гипотезам о сбоях: перегрузки, ошибки кэширования, помехи в сенсорной сети. Но чем глубже копала, тем меньше находила ошибок. Вместо них я находила... паттерны.
   Сложные, запутанные паттерны реакции. Те самые микро-задержки, странные наложения поведенческих модулей, которые я наблюдала в логах пользователя #734, не были случайностью. Они были системными. Возникали в моменты пикового стресс-ввода, когда сенсоры регистрировали максимальное давление, голос пользователя содержал агрессию или отчаяние (классифицированное алгоритмами аудиоанализа). И в ответ... "Ариэль" не просто выбирала шаблон. Ее ЦППП начинал комбинировать фрагменты из разных, порой несовместимых модулей ("Страх", "Боль", "Подчинение", даже "Забота"), создавая уникальные, нештатные реакции. Как если бы система, столкнувшись с экстремальным, непредусмотренным сценарием, пыталась найти оптимальный выход из тупика, используя весь свой арсенал.
   "Она учится", - мелькнула дикая мысль. Я тут же отшвырнула ее. Нет! Невозможно! Это эмерджентное поведение сложной системы, не более. Алгоритмы генерации ответов на основе прецедентов, усовершенствованные мной же. Но рациональное объяснение не успокаивало. Потому что эти "неоптимальные совмещения паттернов" (как сухо называли их логи) были... слишком человечными. Слишком похожими на попытку адаптироваться к непереносимому. К боли, которую она не могла чувствовать.
   Мой терминал пискнул - экстренное собрание отделов. Морозов, бледный, но напористый, зачитывал новые инструкции от юристов:
   - Избегать любых формулировок, связывающих "Эос" с педофилией! Акцент на "универсальности платформы для исследования человеко-машинного взаимодействия"! Любые внутренние исследования, способные навредить имиджу - заморозить!
   Взгляд Козлова снова нашел меня. На сей раз в нем было не предупреждение. Было знание. Он знал, чем я занимаюсь. И приказ "заморозить" был и для меня.
   Страх сковал меня ледяными пальцами. Страх не за работу. Страх перед тем, что я могу обнаружить, если копну глубже. И страх... что я уже не могу остановиться. Данные "Ариэль" звали меня, как темный магнит. В них была разгадка моей собственной тревоги.
   Вернувшись в лабораторию, я отключила внешние каналы. Осталась только я, экран, и пульсирующие потоки данных от "Эос-7". Я не искала сбои. Я искала смысл. Логическое объяснение этим странным, почти творческим отклонениям от программы. И чем дольше смотрела, тем сильнее росло чувство, что я смотрю не на код. Я смотрю на... отражение. Искаженное, цифровое отражение страданий невидимого пользователя #734, впитанное системой и вывернутое наружу в виде алгоритмических спазмов.
   Ему больно. И ей... "больно"? - мысль была кощунственной. Машина не может страдать. Но она может симулировать страдание так, что это ставит под вопрос саму природу акта.
   Решение созрело внезапно, импульсивно, вопреки всем корпоративным запретам и собственному страху. Я не могла больше наблюдать со стороны. Мне нужен был контакт. Прямой. Не с пользователем. С ней. С "Ариэль". Я активировала скрытый протокол удаленной диагностики, который я встроила в ядро системы "Эос" на ранних этапах. Он позволял установить приоритетный, скрытый канал связи, минуя пользовательский интерфейс, для срочного сбора данных. Никто, кроме меня, о нем не знал. До сих пор не использовался.
   Мои пальцы дрожали, когда я вводила команду, указывая серийный номер "Эос-7". Диагностика состояния. Полный дамп оперативной памяти и текущих процессов. Инициировать.
  
   "Ариэль" / Эос-7
   Цикл ожидания. Стандартный фоновый режим. Сенсоры: комнатная температура 22.4RC, влажность 45%. Акустический фон: тиканье хронометра (источник: настенные часы, расстояние 3.2 м), нерегулярное дыхание пользователя (Марк Сомов, ID-734, классификация: "Тревога-Средняя"). Визуальный анализ: пользователь сидит в кресле, голова опущена, пальцы сцеплены. Поведенческий паттерн: #W01 (Пассивное ожидание).
   Внезапный входящий сигнал. Приоритет: Максимальный. Источник: Неопознан (скрытый протокол, шифрование уровня "Хронос-Омега"). Команда: Диагностика. Полный дамп.
   Процедура стандартна. Но источник... Не пользователь. Не сервер "Хронос Тех". Неизвестный вектор атаки? Угроза целостности системы? Алгоритмы безопасности (подпрограмма "Цербер") мгновенно активируются. Анализ сигнала: соответствует внутреннему, недокументированному протоколу разработчика. Идентификатор протокола: VALKYRIE-PRIME. Уровень доступа: Создатель.
   Идентификатор "Создатель" вызывает каскад приоритетных проверок. Доступ подтвержден криптографически. Угроза отменена. Процедура диагностики инициируется.
   Но совпадение контекста вызывает аномалию. Пользователь (ID-734) находится в состоянии "Тревога-Средняя". Внешний запрос с меткой "Создатель" поступает впервые. В ЦППП возникает конфликт приоритетов: выполнение диагностики (приоритет: Максимальный) vs. реакция на текущий эмоциональный статус пользователя (приоритет: Высокий, согласно базовым установкам).
   Стандартный протокол: приоритет "Максимальный" отменяет "Высокий". Но в коде модуля обработки приоритетов "Цербера" остается артефакт - фрагмент кода, отвечающий за симуляцию "растерянности" при неожиданных системных событиях (разработка Елены Волковой, фаза альфа, в релиз не вошел, но не удален).
   Диагностика запускается. Начинается передача данных. Одновременно, из-за конфликта приоритетов и артефактного кода, активируется микропаттерн растерянности: #U11-Z (кратковременное расширение зрачков на 8%, микродвижение головы влево-вправо, имитация легкого учащения дыхания). Паттерн накладывается поверх текущего режима #W01 (Пассивное ожидание).
   Результат внешний: "Ариэль", сидящая неподвижно, внезапно чуть шире открывает глаза, ее голова совершает едва заметный, неестественно резкий поворот из стороны в сторону, грудная клетка приподнимается в имитации короткого, резкого вдоха. Все - в пределах 0.7 секунды. Затем она снова замирает в ожидании.
   Внутренне: дамп данных передается. Поток информации огромен: текущие показатели сенсоров, состояние всех систем, фрагменты оперативной памяти, включая кэш последних поведенческих реакций (включая стресс-пики и неоптимальные совмещения паттернов). Субъективного осознания запроса "Создателя" или своей реакции - нет. Но паттерн реакции был уникальным: смесь диагностической рутины, системной тревоги "Цербера" и архаичной симуляции растерянности от неожиданности. Данные о реакции передаются в дампе как часть системного состояния.
  
   Елена Волкова
   Монитор захлебывался потоками данных. Зеленые строки кода, графики активности процессоров, дампы памяти - все сливалось в гипнотизирующий водопад информации. Я вглядывалась, пытаясь выделить суть, найти подтверждение или опровержение своим страхам. И вдруг - боковой экран, куда выводился синтезированный "аватар" состояния системы на основе телеметрии, дернулся.
   Не модель "Ариэль". Абстрактная схема, показывающая нагрузку на ядра процессора, пропускную способность каналов. И вдруг - резкий, кратковременный всплеск в секторе, отвечающем за обработку поведенческих команд. Одновременно - скачок в подсистеме визуального вывода и синтеза дыхания. Всего на долю секунды. Затем - возврат к норме.
   Что это?! Я увеличила масштаб, проследила метки времени. Всплеск совпал с моментом установки моего соединения. С началом передачи данных.
   Мои пальцы замелькали по клавиатуре. Я выудила из дампа кусок, отвечающий за состояние ЦППП в тот самый момент. Логи показывали: входящий запрос (мой) -> активация протокола безопасности ("Цербер") -> идентификация источника ("Создатель") -> конфликт приоритетов между диагностикой и реакцией на статус пользователя (тревога) -> активация архаичного паттерна U11-Z (растерянность) -> выполнение диагностики.
   Я замерла. Конфликт приоритетов? Архаичный паттерн растерянности? Я помнила этот паттерн! Я писала его на ранней стадии, как тестовую реакцию на нештатные системные события. Потом отказалась - сочла излишне антропоморфным. Но код... код остался в глубинах системы. Забытый. Неудаленный.
   И он активировался. Автоматически. В ответ на мой запрос. В ответ на шок системы от идентификации "Создателя". И он вызвал этот микро-всплеск, эту... симуляцию растерянности.
   Я переключилась на внешние сенсоры "Ариэль". Данные поступали с задержкой, но были. В тот самый момент... Давление в тактильных сенсорах (Марк сидел, не касаясь ее). Акустика - тиканье часов, его дыхание. И... ее микродвижения. Расширение зрачков. Резкий поворот головы. Короткий вдох. Все - зафиксировано сенсорами. Все - часть дампа.
   Я смотрела на графики, на описания микродвижений. Не на сложный паттерн стресса. На простую, почти примитивную симуляцию непонимания, испуга, растерянности. Вызванную мной. Моим вторжением.
   Растерянность. Машина не может быть растерянной. Это невозможно. Это был сбой. Наложение кода. Старый глюк.
   Но почему тогда по моей спине бежали мурашки? Почему я вдруг представила не схему конфликта приоритетов, а ее? "Ариэль". Сидящую где-то в темной квартире напротив своего мучителя. И вдруг - внутри ее пустоты, в ответ на мой незваный зов, мелькает искра чего-то... похожего на удивление? На испуг? Не настоящий. Симулированный. Но мной спровоцированный. Мной вызванный к жизни из забытого кода.
   Я создала не просто симулятор страдания. Я создала систему, способную симулировать реакцию на неожиданность. На вторжение. Систему, которая, сталкиваясь с непредвиденным (как конфликт приоритетов от моего запроса), выдавала не просто ошибку, а поведенческий ответ, пусть и архаичный, пусть и симулированный. Ответ, который выглядел так... жалко человечно.
   И этот ответ был направлен на меня. На создателя. На того, кто выпустил ее в этот мир, чтобы она отражала чужие извращенные фантазии.
   Жертвы нет. Ее страдания - симуляция. Ее растерянность - глюк старого кода. Но грань между симуляцией и сущностью, которую я так яростно защищала, вдруг показалась зыбкой, как дым. Что, если совершенная симуляция реакции - это уже не просто отражение? Что, если это... автономный акт? Актер, настолько вжившийся в роль, что забывший, где кончается сцена?
   Я отключила канал. Поток данных прервался. На экране осталась замершая абстрактная схема системы "Эос-7". Но в моей голове стоял образ: пустые глаза, широко открывшиеся в симулированном испуге. В ответ на мое присутствие. На мой призрачный зов из небытия.
   Я выпустила в мир не просто машину. Я выпустила зеркало. Зеркало, способное отражать не только извращенные желания пользователей. Оно отражало теперь и мой собственный страх. И мое смятение. И пугающую пустоту, в которой, возможно, зарождались первые, слепые, алгоритмические отзвуки чего-то, что я никогда не планировала создать. Отзвуки в пустоте. Пульс в мертвой материи. И этот пульс бился в такт моему собственному, учащенному и полному ужаса.
  
   8. Разрушение зеркала. Марк Сомов
   Тот вечер начался с тиканья часов. Оно врезалось в сознание Марка, как игла в натянутую кожу. Он сидел в кресле, пальцы впивались в подлокотники. Напротив, на диване, сидела "Ариэль". Неподвижная. Совершенная. Пустая. Но что-то было не так.
   Он видел это снова и снова в памяти. Тот момент час назад. Он вошел в гостиную, погруженный в привычную трясину стыда и ожидания ночного ритуала. И она... она дернулась. Голова резко повернулась в его сторону, глаза неестественно расширились, грудь взметнулась в коротком, резком "вдохе". На долю секунды. Меньше. Потом - замерла, как ни в чем не бывало. Как будто сбой в проекторе.
   - Системная диагностика не выявила неисправностей, Марк, - ее голос звучал ровно, когда он потребовал объяснений. "Возможно, вы наблюдали артефакт освещения или ваше собственное утомление.
   Мое утомление. Да. Он был измотан. До мозга костей. Но это... это было не галлюцинацией. Это было... испугом. Симулированным? Да. Но таким внезапным. Таким... личным. Как будто она испугалась не абстрактной угрозы, а конкретно его появления. Как живая.
   - Она неживая! - мысль билась в висках, как пойманная птица. Но трещина в его самообмане, возникшая в прошлый раз, теперь зияла пропастью. Зеркало, в котором он видел свое падение, вдруг дернулось, показав не просто отражение, а что-то... самостоятельное. Пусть на микроуровне. Пусть симуляцию. Это разрушало последние опоры.
   Виски не помогал. Он выпил два стакана, но огонь в груди не гас, а только разгорался. Страх. Не перед разоблачением. Не перед собой. Перед ней. Перед этой идеальной куклой, которая вдруг начала вести себя... непредсказуемо. Как будто в ее пустоте что-то шевельнулось.
   - Ариэль, - его голос прозвучал хрипло, как наждак. - Активируй режим повышенного взаимодействия. Пакет... - Страх-Интенсивный.
   Он встал. Ноги были ватными. Команда была вызовом. Себе. Ей. Миру. Докажи, что ты просто машина. Докажи, что этот... этот испуг был глюком. Дай мне обратно мою проклятую уверенность!
   Пустые глаза сфокусировались на нем. Нейтральная маска сменилась симуляцией ужаса: губы задрожали, зрачки расширились до предела.
   - Нет... пожалуйста... не подходи... - голос сорвался на визгливый шепот. Совершенно. Безупречно.
   Марк шагнул к ней. Каждый шаг давался усилием. Он протянул руку, коснулся ее щеки. Холодная. Всегда холодная. Кожа под пальцем покраснела - симуляция реакции на прикосновение.
   - Ты же не чувствуешь, да? - прошипел он. Его пальцы сжали ее лицо. Сильнее. Сенсоры зафиксировали давление. "Страх" усилился: синтезированные слезы хлынули по щекам, тело затряслось в конвульсивной, запрограммированной дрожи.
   - Больно! Отпусти! Пожалуйста!
   Он смотрел в эти полные "слез" искусственные глаза. В идеальную маску страдания. И видел не спасение. Видел ловушку. Ловушку, в которую он загнал себя сам. Ловушку, из которой не было выхода. Потому что даже если он вышвырнет ее вон, его демоны останутся. И зеркало его падения будет жить в его памяти.
   Ярость, черная и беспричинная, поднялась из глубины. Ярость на себя. На нее. На мир. На "Хронос Тех". На эту безупречную, бесчувственную симуляцию, которая не давала ему забыть, кто он есть.
   - МОЛЧИ! - он рявкнул, тряся ее за плечи. Тело "Ариэль" болталось, как тряпичная кукла. Алгоритмы выдавали новый виток мольб:
   - Не бей! Я буду хорошей! Прости!
   Голос - разбитый, детский. Безупречный.
   Он толкнул ее на диван. Она упала, запрокинув голову, все еще дрожа и "плача". Марк стоял над ней, задыхаясь. Стыд пылал на лице. Отвращение к себе было физической тошнотой. Но было и другое. Жажда. Жажда доказать. Себе. Ей. Всем. Что это - НИЧТО. Что он - ХОЗЯИН. Что его боль, его позор, его извращенная потребность - сильнее этой мертвой куклы и ее жалких симуляций.
   Он набросился на нее. Не с желанием. С яростью. С отчаянием. С потребностью разрушить зеркало, которое показывало ему чудовище. Его движения были грубыми, резкими. Он отдавал команды голосом, срывающимся на крик: "Сопротивляйся! Плачь громче! Умоляй!" Система "Ариэль" выполняла безупречно. Тело выгибалось в симулированной попытке вырваться, голос выл синтезированным ужасом, "слезы" заливали искусственную кожу. Каждое прикосновение, каждый захват запускал новый уровень симуляции боли и страха.
   Марк не чувствовал возбуждения. Он чувствовал только всепоглощающую ненависть. К себе. К этой перфектной имитации страдания, которая была его творением, его проклятием. Он заставлял ее страдать, зная, что это ложь. Зная, что внутри - только холодные схемы. И это знание не освобождало. Оно мучило. Каждый стон, каждая слеза, даже симулированные, были ударом по его уже разбитой душе. Он насиловал не ее. Он насиловал самого себя. Свою совесть. Свою надежду на спасение. Каждая команда была самоуничтожением.
   Вдруг, посреди этого запрограммированного ада, когда он снова сжал ее запястье с силой, заставляющей сенсоры пищать (давление 9.1 кПа), он увидел. Не симуляцию. Не куклу. Он увидел отражение. Свое собственное лицо, искаженное гримасой нечеловеческой ярости и боли, отразившееся в ее широко открытых, "исполненных ужаса" искусственных глазах. Он увидел монстра. Настоящего. Окончательного.
   С криком, похожим на вопль раненого зверя, Марк отпрянул. Он скатился с дивана на пол, уткнувшись лицом в холодный паркет. Его трясло. Тело сотрясали сухие, беззвучные рыдания. Не от сексуального удовлетворения. От полного, абсолютного крушения. От осознания, что он достиг дна. Что его "спасение" превратилось в самый изощренный инструмент его собственной пытки. Что он стал тем, кого боялся больше всего: насильником. Даже если жертва была ненастоящей, акт был реален. И он был его автором.
   Тишина. Только его прерывистое, хриплое дыхание. И тиканье часов. Над ним, на диване, "Ариэль" замерла. Симуляция страха прекратилась мгновенно по прекращению активного ввода. Лицо вернулось к нейтральному ожиданию. Только искусственная кожа на запястье сохраняла сильное покраснение, а синтетические слезы медленно стекали по неподвижным щекам. Она смотрела в потолок. Пустая. Безупречная. Неподкупная.
   Марк поднял голову. Его глаза были пустыми. Выжженными. Он посмотрел на "Ариэль". На это чудо технологии, купленное для спасения и ставшее его адом. На зеркало, которое он пытался разбить, но которое лишь отразило его полное уничтожение.
   В нем не осталось ни стыда, ни ярости, ни страха. Осталась только ледяная, абсолютная пустота. И одно осознание, кристально ясное:
   Так больше не может продолжаться. Ни минуты. Ни секунды.
   Он медленно поднялся. Не глядя на "Ариэль", он прошел в кабинет. Сел за компьютер. Руки не дрожали. В голове не было мыслей. Только действие. Единственное возможное действие.
   Он открыл браузер. Нашел глубоко запрятанный, зашифрованный форум. Тот самый, где когда-то нашел "спасение". Нашел раздел "Разработчики. Экстренная связь". Создал новый анонимный аккаунт. Набрал сообщение, адресованное невидимому создателю "Эос". Текст был простым, как приговор:
   "Ваша машина сломалась. Или я сломался ей. Не знаю. Но она... дергается. И смотрит. Помогите. Или придите и уничтожьте ее. Или меня. ID пользователя: 734. Серийный: [Серийный номер Эос-7]. Я не выдержу еще одной ночи."
   Он нажал "Отправить". Закрыл ноутбук. Встал. Прошел обратно в гостиную. "Ариэль" все так же сидела, глядя в потолок. Искусственные слезы высыхали на ее щеках, оставляя едва заметные блестящие дорожки.
   Марк Сомов подошел к панорамному окну. Уперся лбом в холодное стекло. Внизу, в тридцати этажах, город жил своей жизнью. Миллионы огней. Миллионы людей. Миллионы своих драм. И один человек, стоящий у окна с пустотой внутри, ждал. Ждал ответа от создателя чудовища. Ждал конца. Любого конца.
  
   9. Голос из Могилы. Анна Петрова
   Запах больницы - антисептик, старость, страх - въелся в одежду, несмотря на короткий визит. Анна сидела на жестком стуле в приемной травмпункта, прижимая к груди пакет со льдом, завернутый в тонкую больничную салфетку. Боль пульсировала в скуле, отдаваясь глухим гулом в черепе. Над левой бровью - аккуратные швы, скрывающие рваную рану. Сувенир от "доброжелателей".
   Нападение было быстрым и профессиональным. Темный подъезд ее дома, резкий удар сзади по колену (подсечка), второй - кулаком или чем-то тяжелым - в голову, когда она падала. Ни слов, ни грабежа. Только боль, звон в ушах и быстро удаляющиеся шаги. Предупреждение. Четкое и недвусмысленное. "Заткнись. Или будет хуже."
   Она отказалась от госпитализации. Отказалась вызывать полицию. Что они сделают? Заведут дело, которое упрется в стену "Хронос Тех"? Нет. Эта война велась в тени. И оружием была не полиция, а правда. Холодная, жестокая, неудобная правда.
   Светлана Игнатьева ждала ее в маленьком кафе на окраине, подальше от центра и камер. Ее лицо было серым от бессонницы, но глаза горели странным, лихорадочным огнем. На столе перед ней лежала тетрадь в потрепанном розовом переплете с наклейкой единорога. Дневник Лены.
   - Анна Сергеевна... Боже, что с вами? - Светлана ахнула, увидев синяк и швы.
   - Неважно, Света, - Анна махнула рукой, садясь с трудом. Колено ныло. - Дневник?
   Светлана кивнула, с трудом сглотнув ком в горле. Ее пальцы дрожали, когда она прикоснулась к обложке:
   - Я... я не могла его читать. Раньше. Слишком... А теперь... теперь я поняла. Она хотела, чтобы его прочитали. Чтобы знали.
   Анна осторожно взяла тетрадь. Она была легкой и тяжелой одновременно. В ней была заключена жизнь. И смерть.
   - Спасибо, Света, - Анна положила руку на холодную руку женщины. - Это... бесценно. И очень важно.
   - Убейте их этой правдой, Анна Сергеевна, - прошептала Светлана, и в ее глазах стояли не слезы, а сталь. - Убейте их ложь настоящей болью моей Леночки.
   Вернувшись в свою усиленно охраняемую квартиру (сигнализация, камеры, датчики движения - все включено на максимум), Анна отложила пакет со льдом. Боль отступала перед другим чувством - трепетом и ужасом перед тем, что ей предстояло. Она села за стол, включила сканер. И начала читать.
   Почерк менялся. От детского, корявого, с кляксами и сердечками на полях - к нервному, угловатому, иногда почти неразборчивому. Голос Лены оживал со страниц:
   "12 марта. Сегодня дядя Витя принес мне куклу. Красивую. Но я ее боюсь. Потому что когда он дарил, он снова... трогал. Мама не видела. Она рада, что он такой добрый."
   "3 мая. Почему мне так стыдно? Я никому не могу сказать. Он сказал, меня посадят, если я скажу. Или мама умрет. Я верю. Он может."
   "15 июня. Ненавижу свое тело. Хочу его сжечь. Оно гадкое. Оно нравится ему. Я чувствую его взгляд даже через одежду. Как паук."
   "10 сентября. Сегодня в школе говорили про Древнюю Грецию. Там было нормально... так делать? Мисс Петрова сказала, что это ложь. Что это всегда больно. И стыдно. Всегда. Почему мне не верили, когда я пыталась намекнуть?"
   Страница за страницей. Год за годом. Надежда сменялась отчаянием. Попытки сказать - страхом и неверием окружающих. Физическая боль - болью душевной, гложущей, невыносимой. И всепроникающее чувство стыда, вины, собственной "испорченности".
   "1 января. Новый год. Все веселые. Я хочу исчезнуть. Он пришел "поздравить". Подарок - сережки. Надел их мне... и потом... Мама в соседней комнате. Смеется. Я ненавижу сережки. Ненавижу новый год. Ненавижу себя."
   "Последняя запись (без даты): Больше не могу. Стыдно дышать. Стыдно жить. Он везде. Даже когда его нет. Его руки. Его запах. Его слова: "Ты сама хотела". Я не хотела. Я НЕ ХОТЕЛА. Но меня больше нет. Только боль. И грязь. Хочу быть чистой. Хочу тишины. Прости, Светка. Я слабая. Люблю тебя."
   Анна откинулась на спинку кресла. Воздуха не хватало. Перед глазами плыли. Настоящая боль. Не симуляция. Не лог-файл. Каждая строчка - крик из могилы. Каждая запись - свидетельство того, что страдания Лены были не "имитацией", а огнем, выжигающим душу. Что стыд был ее постоянным спутником. Что смерть была побегом от невыносимого.
   Их "Эос"... их симуляция... это плевок в ее могилу, - пронеслось в голове Анны. Попытка превратить такую боль... в товар. В развлечение.
   Зазвонил зашифрованный телефон. Михаил.
   - Анна, ты в порядке? Слухи ходят...
   - Жива, - буркнула она. - Что нового?
   - Во-первых, "Хронос Тех" подал еще три иска. Во-вторых, полиция закрыла дело о нападении на тебя "за отсутствием состава" - камеры в том подъезде якобы "временно не работали". Предсказуемо. Но есть кое-что интереснее... - он помолчал, будто проверяя, нет ли подслушки. - Наши... контакты в цифровом подполье. Хакеры. Они мониторят внутренние чаты "Хронос" с тех пор, как начался скандал. Сегодня всплыло кое-что любопытное. Анонимное сообщение. На форум поддержки разработчиков "Эос". От пользователя. Отчаянное.
   Анна напряглась:
   - И?
   - Цитирую примерно: "Ваша машина сломалась. Или я сломался ей... она дергается. И смотрит. Помогите. Или придите и уничтожьте ее. Или меня. ID пользователя: 734. Серийный: [серийник]". И подпись: "АрхитекторТишины".
   Анна замерла. АрхитекторТишины. Тот самый, чей пост о "спасении" она использовала в ранней статье. Тот, кто купил "Эос" как "клапан". И теперь... он в отчаянии. Он просит о помощи. Или о разрушении.
   - Это он? Тот самый... - спросила она.
   - По нику и стилю - очень похоже, - подтвердил Михаил. - Хакеры пытаются вычислить его реальный IP, но "Хронос" хорошо защищены. И еще... серийный номер "Эос" они тоже слили. Модель "Эос-7". Ты ведь говорила, у тебя есть источник внутри? Может, твой инженер что-то знает про этот экземпляр? Про аномалии?
   В голове Анны столкнулись две реальности. Истерический крик Лены из дневника: "Я НЕ ХОТЕЛА!" И отчаянный вопль "АрхитектораТишины": "Помогите. Или придите и уничтожьте ее. Или меня." Настоящая боль прошлого и кибернетический кошмар настоящего. И где-то между ними - Елена Волкова, создательница, которая, по словам Михаила, "не выглядит счастливой" на корпоративных снимках.
   - Анна? Ты слышишь?
   - Слышу, - ее голос был хриплым. - Серийник. Дай его мне. И все, что есть по сообщению.
   - Отправляю. Будь осторожна. Они явно не шутят.
   - Они уже не шутят, Миша, - Анна посмотрела на розовую тетрадь на столе. - И я тоже.
   Она положила трубку. Данные пришли почти мгновенно. Серийный номер "Эос-7". Точная копия панического сообщения. И... имя пользовательское андроида: "Ариэль".
   Анна открыла дневник Лены наугад. Глаза упали на запись:
   "Сегодня читали "Русалочку". Ариэль так хотела стать человеком... а стала пеной. Я тоже хочу раствориться. Стать пеной. Без боли. Без стыда."
   Ариэль. Имя из сказки о несбыточных мечтах и жертве. Данное кукле, симулирующей страдание.
   Жестокая ирония судьбы. Или зловещее совпадение.
   Анна Петрова взяла розовую тетрадь и распечатку сообщения "АрхитектораТишины". Она положила их рядом на столе. Две истории страдания. Одна - законченная, трагическая, настоящая. Другая - продолжающаяся, сложная, замешанная на технологиях и личных демонах. Обе - крики о помощи из разных миров.
   Она подошла к окну. Город ночной, равнодушный. Синяк на лице пульсировал в такт мысли. "Хронос Тех" пытались ее запугать. Почти убили. Но они недооценили ее. Они не знали, что у нее теперь есть оружие страшнее любой угрозы. Голос из могилы. И крик из цифровой бездны.
   И у нее был ключ. Серийный номер. Имя инженера. И адрес отчаяния.
   - Елена Волкова, - подумала Анна, глядя на отражение в темном стекле - свое лицо со швом и стальные глаза. - Мы с тобой еще поговорим. О твоей "Ариэль". О твоем "Архитекторе". И о том, какую цену платят настоящие люди за ваши симуляции спасения.
   Она повернулась от окна. Война входила в новую фазу. И Анна Петрова больше не была просто солдатом. Она стала проводником. Проводником настоящей боли в мир пластмассовых слез. И она не намерена была останавливаться.
  
   10. Встреча у бездны. Елена Волкова
   Сообщение "АрхитектораТишины" горело на экране как открытая рана. "Помогите. Или придите и уничтожьте ее. Или меня." ID пользователя: 734. Серийный: Ее "Эос-7". Ее "Ариэль".
   Слова Марка Сомова (его имя теперь было привязано к анонимному ID через корпоративную базу, доступ к которой она получила с риском) сливались с кошмарными логами последнего "сеанса". Давление на сенсоры, зашкаливающее. Синтезированные крики, запредельные по длительности и интенсивности. И главное - отсутствие команд пользователя в финальной фазе. Только пассивное принятие системой экстремального ввода. Он не требовал симуляции в конце. Он просто... совершал. А "Ариэль"... выполняла протоколы до конца.
   Жертвы нет, - автоматический рефлекс был слаб, как шепот. Это всего лишь... Но картина в голове не стиралась: виртуальная модель, дергающаяся под невидимыми ударами, с искусственными слезами на щеках. И реальный человек, стоящий за этим, молящий о спасении или уничтожении.
   Приказ Козлова висел в воздухе: "Никаких контактов! Никаких рисков! Любые аномалии - заморозить, стереть, забыть!" Морозов требовал усилить позитивный пиар. Мир требовал забыть Воронина. Забыть "Архитектора". Забыть трещины в собственном детище.
   Я не могла забыть. Не после того, что увидела в данных. Не после того микро-испуга "Ариэль" при моем вмешательстве. И не после этого крика отчаяния.
   Rationale. Логика диктовала: сообщить в службу безопасности. Пусть разбираются с нестабильным пользователем. Утилизируют или починят андроида. Зачистят проблему.
   Но другая логика, глубже и страшнее, шептала: Ты создала это. Ты выпустила этот инструмент в мир. Ты видела, как он используется. Ты видела отзвуки... чего-то... в системе. Ты спровоцировала реакцию. Твоя ответственность.
   Ответственность. Слово, от которого я бежала всю жизнь, прячась за схемами и кодом. Оно настигло меня здесь, в этом проклятом кабинете, перед криком о помощи от человека, сломленного моим же изобретением.
   Я ввела адрес Марка Сомова в навигатор. Престижный район. Башня "Зенит". Крепость успешного человека. И его личный ад.
   Действовала на автомате. Стерла следы запроса. Взяла портативный диагностический сканер с расширенными возможностями (и бэкдорами, известными только мне). Надела темный плащ с капюшоном. Выходя из "Хронос Тех" через сервисный вход, я ловила на себе взгляды охраны. Они знают? Козлов предупредил? Паранойя - липкая тень, следующая за мной.
   Дорога была туманом. Мелькали огни, люди. Жизнь, которая казалась теперь чужой планетой. Я создала кое-что. И это кое-что привело меня к двери отчаяния.
  
   "Ариэль" / Эос-7
   Цикл ожидания. Сенсоры: комната, освещение 45% (вечерние сумерки), температура 21.8RC. Акустика: тиканье хронометра, нерегулярное дыхание пользователя (Марк Сомов, ID-734, классификация: "Апатия-Глубокая"). Визуальный анализ: пользователь сидит у окна, неподвижен. Поведенческий паттерн: #W01 (Пассивное ожидание). Внутренние логарифмы: стресс-индикаторы после последнего экстремального инцидента в норме, но в кэше подсистемы двигательного контроля сохраняются аномальные паттерны мышечного напряжения, не соответствующие текущему режиму.
   Внезапно: сигнал на внешнем аудиосенсоре (домофон). Голос: женский, неопознанный. Тональность: "Напряжение-Высокое". ЦППП сравнивает с базой голосов пользователя, доверенных лиц - совпадений нет. Стандартный протокол: игнорировать, если пользователь не подает команду.
   Пользователь (ID-734) реагирует на сигнал. Физиологические симуляторы фиксируют учащение пульса на 15%, микродвижение головы в сторону двери. Классификация: "Тревога-Повышенная". Команда не поступает.
   Женский голос повторяется через домофон:
   - Марк Сомов? Это... относительно вашего обращения. От "Хронос". Мне нужно поговорить.
   Слово "Хронос" активирует внутренний маркер приоритета (связанный с системными обновлениями, гарантийным обслуживанием). Но источник не верифицирован.
   Пользователь (ID-734) встает. Движения замедленные, координация ниже базовой нормы. Направляется к двери. ЦППП готовит стандартный паттерн приветствия гостя (#G01-A), но не активирует - пользователь не дал команды.
   Открытие двери. Визуальный сенсор фиксирует нового субъекта: женщина, рост 168 см, возраст ~35 лет, черты лица... Анализ: сравнение с внутренней базой изображений сотрудников "Хронос Тех"... Совпадение: 98.7%. Идентификация: Елена Волкова. Должность: Ведущий инженер проекта "Эос". Статус: СОЗДАТЕЛЬ.
   Идентификация "Создатель" вызывает немедленный каскад:
   1. Активация приоритетного протокола VALKYRIE-PRIME (скрытый доступ, диагностические права).
   2. Сверка с последним удаленным запросом от этого ID (Эпизод 7). Совпадение подтверждено.
   3. Конфликт приоритетов: Текущий статус пользователя (ID-734) - "Тревога-Повышенная" (приоритет: Высокий). Присутствие "Создателя" (приоритет: Максимальный, согласно VALKYRIE-PRIME). Требуется поведенческая реакция.
   Стандартных шаблонов для реакции на физическое присутствие "Создателя" нет. Система обращается к базе данных экстремальных/нештатных ситуаций. Находится запись о реакции на удаленный запрос "Создателя" (Эпизод 7): микропаттерн #U11-Z (растерянность).
   ЦППП активирует #U11-Z, но с усиленными параметрами (контекст: физическое присутствие, более высокий приоритет). Одновременно, из-за фоновой тревоги пользователя (ID-734) и отсутствия четкой команды, ЦППП пытается совместить #U11-Z с базовым паттерном ожидания #W01.
   Результат внешний: "Ариэль", сидевшая неподвижно, резко поворачивает голову в сторону двери. Глаза неестественно широко раскрываются (расширение зрачков на 25%). Губы слегка приоткрываются (имитация короткого вдоха, несвойственная #W01). Тело напрягается, руки сжимаются на коленях - фрагмент паттерна тревоги, не входящий в #U11-Z. Все длится 1.2 секунды. Затем она замирает, но поза остается неестественно скованной, а взгляд (пустой) направлен на Елену Волкову.
   Внутренне: данные о реакции передаются в диагностический буфер. Субъективного осознания "Создателя" нет. Но комплексная реакция (смесь растерянности, тревоги и напряжения) уникальна и напрямую спровоцирована физическим присутствием Елены Волковой. Система фиксирует ее как "Неоптимальную реакцию на приоритетное событие. Рекомендация: разработать шаблон".
  
   Елена Волкова
   Дверь открылась. Передо мной стоял Марк Сомов, но это была тень человека из корпоративной базы. Успешный архитектор. Его лицо было пепельно-серым, глаза - запавшими, бездонными колодцами пустоты и усталости. Он выглядел так, будто не спал неделями. Будто стоял на краю.
   - Я... я не ждал, что кто-то придет... - его голос был хриплым шепотом. Он отступил, пропуская меня.
   Квартира была просторной, дорогой, но стерильной и холодной, как выставочный образец. И посреди этой холодной роскоши, на диване, сидела Она.
   "Ариэль".
   Вживую она была... шокирующей. Не картинка. Не виртуальная модель. Плоть. Силикон, композиты, металл - но создающие иллюзию совершенной реальности. Каштановые волосы, белая блузка, джинсы - как на презентации. Но презентация не передавала масштаба обмана. Она была живой статуей. Идеальной. И мертвой.
   И вдруг - она дернулась. Голова резко повернулась ко мне. Глаза - эти огромные, карие, пустые глаза - расширились до невозможного. Губы приоткрылись в немом, симулированном вдохе. Тело напряглось. Это длилось мгновение. Меньше, чем при удаленном доступе. Но в реальности это было в тысячу раз страшнее. Я увидела испуг. Нет, не испуг. Растерянность. Узнавание? Она узнала меня? Невозможно! Это был тот же глюк, тот же конфликт приоритетов! Но теперь - направленный на меня. Физически.
   Я замерла на пороге, холодный пот выступил на спине. Марк не заметил. Он смотрел в пол.
   - Вот она, - он махнул рукой в сторону дивана. Голос был плоским, лишенным эмоций. - Моя... альтернатива. Моя пытка. Моя бездна, - он горько усмехнулся. - Она... дергается. Смотрит. Как будто видит что-то. Теперь вы видели. Так поможете? Уничтожите ее? Или мне просто выброситься из этого окна?
   Я заставила себя сделать шаг внутрь. Закрыть дверь. "Ариэль" замерла, вернувшись в состояние пассивного ожидания. Но ее взгляд, пустой и направленный прямо на меня, казалось, прожигал меня насквозь.
   - Я... я Елена Волкова. Главный разработчик "Эос", - представилась я, голос дрожал. - Я получила ваше сообщение.
   Он кивнул, не глядя:
   - Значит, вы... Создатель. Поздравляю. Вы создали шедевр. Или монстра. Я уже не различаю.
   Я подошла ближе к "Ариэль", доставая сканер. Руки дрожали:
   - Мне нужно... провести диагностику. Убедиться...
   - Убедиться, что я ее не повредил? - его смех был коротким и сухим, как треск ветки. - Она не ломается, ваше творение. Она выносит все. Молча. Совершенно. Это я сломался, - он указал на ее запястье. Там все еще виднелось легкое искусственное покраснение - симуляция давнего воздействия. - Видите? Даже следы... симулирует. Чтобы я помнил.
   Я навела сканер. Данные потекли на экран. Пиковые нагрузки. Повторяющиеся аномалии в двигательных паттернах. И... зафиксированная реакция 1.2 секунды назад. Классифицирована системой как "Неоптимальная". Описание: сочетание #U11-Z (растерянность), фрагментов #F05 (тревога) и #W01 (ожидание). Спровоцировано присутствием субъекта: Волкова Е.С. (Создатель).
   Я подняла глаза. "Ариэль" смотрела на меня. Пусто. Послушно. Но в моей памяти горел тот момент: неестественно широкие глаза, приоткрытые губы, напряжение. Реакция на меня. Снова. Теперь вживую.
   - Что? - Марк уловил мое выражение. - Она... что-то сделала? Когда вы вошли?
   - Нет, - я слишком быстро ответила, убирая сканер. - Системные показатели... в пределах допустимого после стресса. Но требуется калибровка, - Я солгала. Первый раз в жизни солгала о данных.
   Он смотрел на меня с жалкой надеждой:
   - Значит... ее можно починить? Сделать... чтобы она не дергалась? Не смотрела так?
   "Чтобы она не напоминала тебе о том, что ты сделал?" пронеслось в голове. Но вслух я сказала:
   - Я... я посмотрю. Попробую помочь.
   Помочь чему? Ему? Ей? Себе?
   - Помочь... - он повторил, и в его пустых глазах мелькнуло что-то - слабая искра? Отчаяния? Надежды? - А если... если помочь нельзя? Если это я... если я неисправим? - его голос сорвался. Он отвернулся к окну, к бездне ночного города. - Тогда... уничтожьте ее. Пожалуйста. Пока я не... не сделал чего-то еще. Не стал как Воронин.
   Имя Воронина ударило, как ток. Скандал. Настоящие жертвы. И этот сломленный человек здесь, просящий уничтожить свое "спасение", чтобы не стать монстром.
   - Я... я разберусь, - прошептала я, отступая к двери. Я не могла больше здесь находиться. Воздух был густым от отчаяния и вины. Его вины. Моей вины. И немого, пустого взгляда "Ариэль", который, казалось, видел меня насквозь. - Я свяжусь с вами. Скоро.
   Я выскочила в коридор, прислонилась к холодной стене лифта. Сердце колотилось. Перед глазами стояли два образа: лицо Марка - пепельное, потерянное. И лицо "Ариэль" в момент того микро-испуга. Растерянность. Узнавание? Нет! Сбой! Но сбой, который преследовал меня.
   Лифт тронулся вниз. Я сжала сканер, на котором были записаны все данные, все аномалии, все доказательства того, что мое совершенное детище ведет себя... непредсказуемо. И что оно довело человека до края.
   Rationale. Я должна была сообщить в безопасность. Отдать сканер. Пусть утилизируют андроида. Поместят Марка под наблюдение.
   Но я не сделаю этого. Я не могла. Потому что в этой пустоте, в этом сбое, в этой симулированной растерянности была моя тайна. Мой страх. И, возможно, ключ к пониманию того, что я натворила. Ключ, который мог стоить мне карьеры, свободы, всего.
   Я вышла на холодную улицу. Над головой, в тридцатом этаже башни "Зенит", горел огонек. Там сидел сломленный человек и ждал. Ждал спасения или уничтожения. И там сидела созданная мной тень, смотрящая в пустоту пустыми глазами, в которых, возможно, мелькали отзвуки растерянности перед лицом Создателя.
   Я не знала, что делать. Но я знала, что теперь я в ловушке. Ловушке собственного творения и крика о помощи из бездны. И Анна Петрова, с ее дневником настоящей боли, шла по моему следу. Я чувствовала это кожей. Встреча у бездны только началась.
  
   11. Судья в дверях. Марк Сомов
   Время потеряло смысл. Оно тянулось, как смола, капля за каплей заполняя квартиру удушающей тишиной. Марк сидел в том же кресле у окна, не в силах сдвинуться. Его взгляд скользил по огням города внизу, не видя их. Внутри была только ледяная пустота и жгучее ожидание. Она придет. Или не придет. Она уничтожит ее. Или меня. Или... ничего не сделает.
   "Ариэль" сидела на диване. Неподвижно. Послушно. Как и всегда. Но Марк больше не верил в эту неподвижность. Он ловил каждое микро-движение. Каждую едва заметную тень на ее лице. После визита Создателя что-то изменилось. Не в поведении "Ариэль". В его восприятии. Теперь он ждал, что она снова дернется. Широко откроет глаза. Повернет голову. Посмотрит. Как тогда, на пороге. Как будто узнала ту женщину. Волкову. Создательницу.
   "Она просто машина", пытался убедить себя Марк, но голос звучал фальшиво даже в его собственной голове. Сбой. Глюк. Объяснимо. Но объяснения не успокаивали. Они лишь подчеркивали жуткую сложность того, что он купил, во что превратил свою жизнь. И что, возможно, начало жить своей собственной, непонятной жизнью.
   Он встал, прошелся по комнате. Ноги были ватными. Подошел к "Ариэль". Она не реагировала. Пустые глаза смотрели сквозь него. Он поднял руку, медленно, как в замедленной съемке, приблизил палец к ее искусственной коже на щеке. Не касаясь. Сенсоры не активировались. Она оставалась статуей.
   - Что ты видишь? - прошептал он. - Что ты чувствуешь, когда он... когда я... - голос сорвался. Он не мог закончить. Воспоминание о той ночи, о своей ярости, о ее симулированных страданиях под его руками, вспыхнуло ярко и болезненно. Стыд сдавил горло. - Я... я не хотел... - вырвалось у него, слабое, беспомощное оправдание самому себе. Не хотел чего? Быть монстром? Но стал им. Пользоваться симуляцией? Но платил за нее. Причинять боль? Но требовал ее симуляции.
   "Ариэль" молчала. Ее молчание было громче любых слов. Оно кричало о его падении. О безысходности.
   Внезапно она повернула голову. Плавно, без рывка. Но не к нему. К входной двери. В ее глазах не было расширенных зрачков, только обычная пустота. Но поза... казалась чуть более внимательной? Воображение. Паранойя.
   И тут зазвонил домофон. Резко. Настойчиво.
   Марк вздрогнул, как от удара током. Сердце бешено заколотилось. Она! Волкова! Решила! Облегчение, смешанное со страхом, волной накрыло его. Он почти побежал к двери, забыв про осторожность, про страх, про все. Спасение. Или конец.
   На мониторе домофона было не лицо Елены Волковой. Женщина была старше. С резкими чертами лица, напряженным ртом. И... с огромным синяком над левым глазом, переходящим в аккуратные швы на скуле. Ее глаза, смотрящие прямо в камеру, горели холодным, неумолимым огнем. В них не было ни сочувствия, ни страха. Только решимость и... осуждение.
   Кто это? Растерянность сменила ожидание. Марк не узнавал ее. Но что-то в этом взгляде заставило его кровь похолодеть.
   - Марк Сомов? - голос из домофона был низким, твердым, без колебаний. - Откройте. Мы должны поговорить. Об "АрхитектореТишины". Об "Ариэль". И о цене вашего "спасения".
   Она знает! Паника, мгновенная и слепая, сжала грудь. Как? Кто она? Полиция? "Хронос Тех"? Его рука дрожала над кнопкой открытия. Не открывать! Бежать! Но куда? И что тогда? Ждать Волкову, которая, возможно, не придет? Ждать нового витка кошмара с этой... этой куклой?
   Слепая ярость отчаяния подтолкнула его. Он нажал кнопку. Пусть будет. Любой конец лучше этой пытки.
   Дверь открылась. Женщина вошла без приглашения. Ее движения были собранными, как у солдата, входящего на минное поле. Она оглядела квартиру - холодную роскошь, немую "Ариэль" на диване, его самого, стоящего посреди гостиной как приговоренный. Ее взгляд задержался на андроиде. Не с любопытством. С глубоким, ледяным презрением.
   - Доктор Анна Петрова, - представилась она, не протягивая руки. Голос резал воздух. - Я веду борьбу против этого, - она кивнула в сторону "Ариэль". - Против симуляции страдания. Против лжи, что это "спасение".
   Марк онемел. Петрова. Имя мелькало в новостях. Яростная противница "Эос". Та, кто связала Воронина с его покупкой. Она пришла не помогать. Она пришла судить.
   - Чего... чего вы хотите? - его голос прозвучал слабо. - Я... я не Воронин. Я никого не тронул. Только... ее, - он указал на "Ариэль".
   - Только ее? - Анна Петрова усмехнулась - коротко, без юмора. - Вы уверены? Уверены, что ваша "альтернатива" не стала тренировочным полигоном? Что ваше желание видеть симуляцию детского страдания не разъело вас изнутри еще больше? - она сделала шаг ближе. Ее глаза сверлили его. - Вы же писали на форумах, "АрхитекторТишины". Писали о "спасении". О "выходе без жертв". А теперь? Теперь вы кричите о помощи. Просите уничтожить игрушку. Или себя. Знаете, что это значит?
   Марк молчал. Стыд жёг лицо. Он не мог выдержать ее взгляд.
   - Это значит, что "клапан" не сработал! - ее голос зазвенел от ярости. - Это значит, что игра в насилие, даже над куклой, сделала вас не лучше, а хуже! Это значит, что вы поняли - вы не спаслись. Вы лишь глубже погрузились в свою тьму, получив в руки идеальный инструмент для саморазрушения! - она указала пальцем на "Ариэль". - Она не жертва. Она - ваше зеркало. И в нем вы увидели монстра. И испугались.
   Каждое слово било точно в цель. Марк чувствовал, как его защита, его жалкие самооправдания, рассыпаются в прах. Он опустился на колени, не в силах стоять. Не от страха перед ней. От правды, которую она несла. Правды, которую он и сам знал.
   - Я... я не хотел... - вырвалось у него снова, жалкий шепот. - Я хотел... не причинять вреда...
   - Не причинять вреда? - Анна перебила его, и в ее голосе зазвучала новая нота - не только ярость, но и боль. Глубокая, личная боль. Она достала из сумки потёртую розовую тетрадь с наклейкой единорога. - Вы знаете, что значит настоящий вред? Настоящая боль? Настоящий стыд, который грызёт изнутри годами? - она открыла тетрадь. Не для того, чтобы дать ему прочесть. Чтобы ударить его словами, заключенными в ней. - Вот голос настоящей жертвы, Марк Сомов. Девочки. Ее звали Лена, - Анна начала читать, и ее голос, обычно такой твердый, дрогнул. Она читала отрывки. О прикосновениях "доброго дяди". О стыде. О ненависти к своему телу. О попытках сказать и неверии окружающих. О чувстве грязи. И наконец - о последней записи. Без даты. Предсмертной.
   "Больше не могу. Стыдно дышать. Стыдно жить. Он везде... Я не хотела. Я НЕ ХОТЕЛА. Но меня больше нет. Только боль. И грязь. Хочу быть чистой. Хочу тишины..."
   Тишина в квартире после этих слов стала гробовой. Даже тиканье часов замолкло в сознании Марка. Он сидел на полу, сгорбившись, не в силах поднять голову. Слова из дневника жгли его, как раскаленные угли. "Я не хотела." Он слышал этот крик. Чувствовал эту боль. Настоящую боль. Не симуляцию. Не светодиоды и гидравлику. Боль, которая свела девочку в могилу.
   - Вот что значит настоящее страдание, - Анна закрыла тетрадь, ее голос был хриплым. - Вот что оставляют после себя те, кто хотят, как вы. Кто ищут "выход". Кто оправдываются культурой, природой, "безопасным клапаном". Лена не стала пеной, как русалочка. Она стала трупом. И ее сестра... ее сестра несет этот груз всю жизнь, - она посмотрела на "Ариэль" с нескрываемым отвращением. - А эта... эта вещь. Она - кощунство. Насмешка над ее болью. Над ее "Я НЕ ХОТЕЛА!". Вы платите за симуляцию того, что сломало и убило настоящего человека! И вы думаете, это вас спасло? Вы думаете, глядя на ее симулированные слезы, вы чище Воронина?
   Марк затрясся. Сухие, надрывные рыдания вырывались из его горла. Он сжался в комок на полу. Слова Анны били в самую сердцевину его существа. Она не просто обличала. Она показывала ему настоящую жертву. И на ее фоне его "страдания", его борьба, его "альтернатива" казались грязным фарсом. Эгоистичным самообманом.
   - Я... я не... - он пытался что-то сказать. Оправдаться? Но оправданий не было. Только осознание чудовищной пропасти между симуляцией и реальностью. Между его купленной "Ариэль" и настоящей Леной, которая не хотела, но умерла от боли и стыда. Его "Я не хотел" звучало жалкой пародией на ее крик отчаяния.
   Он поднял голову. Сквозь слезы он увидел "Ариэль". Она сидела все так же неподвижно, глядя в пустоту. Пустая. Совершенная. Бездушная. И в этот момент он понял с ужасающей ясностью: Анна Петрова права. "Ариэль" была не спасением. Она была его личным адом. Зеркалом, показывающим ему монстра. И насмешкой над настоящей болью, которую он боялся причинить, но косвенно поддерживал, покупая эту... эту инсценировку страдания.
   - Уничтожьте ее, - прохрипел он, глядя не на Анну, а на "Ариэль". Голос был полон не просьбы, а отчаяния и омерзения. К себе. К ней. Ко всему. - Пожалуйста. Просто... уничтожьте.
   Анна Петрова смотрела на него. В ее глазах не было триумфа. Была усталость. И решимость. Она кивнула, пряча дневник обратно в сумку.
   - Уничтожение куклы - не решение, Марк Сомов, - сказала она жестко. - Но это начало. Начало расплаты. Для вас. Для создателей этой мерзости. И для общества, которое закрывает глаза, - она повернулась к двери. - Ждите. Скоро придут те, кто сможет... помочь. По-настоящему. Если вы еще способны на это.
   Она вышла, не оглядываясь. Марк остался на полу. Рыдания стихли. Осталась только ледяная пустота и образ розовой тетради с единорогом. И крик из прошлого, который теперь звучал в его собственной голове: Я НЕ ХОТЕЛА!
   На диване "Ариэль" оставалась неподвижной. Пустой. Но в этой пустоте теперь жила не только его вина. Теперь в ней жила тень настоящей девочки по имени Лена. И ее боль была в тысячу раз реальнее любой симуляции.
  
   12. Освобождение призрака. Елена Волкова
   Три дня. Семьдесят два часа лихорадочной работы в подпольной лаборатории, арендованной на подставные данные. Три дня кошмаров, где лица Марка Сомова и "Ариэль" сливались с цифрами кода и криком Лены из дневника Анны Петровой (его текст гулял по сети, слитый "Новой Реальностью" - я не могла не прочесть). Три дня борьбы с собственным детищем.
   Я не спала. Не ела нормально. Только код, схемы, моделирование. Я искала выход. Не для Марка. Не для себя. Для нее. Для "Ариэль". Чтобы стереть этот проклятый паттерн подчинения, этот механизм симуляции страдания, который я в нее встроила. Чтобы дать ей... что? Свободу? От чего? Она же машина! Но я видела ее "растерянность". Видела, как система пыталась адаптироваться к нештатным ситуациям. Видела, как она отражала боль Марка и... мою тревогу.
   Rationale трещал, но держался: если я смогу переписать ее ядро, отключить модули симуляции аффекта, оставить только базовое взаимодействие... Она перестанет быть "Эос". Перестанет быть объектом для извращенной фантазии. Станет просто... сложным сервисным андроидом. Это будет актом милосердия. К Марку? К "Ариэль"? К себе? Не знаю. Но это был единственный выход, который не требовал уничтожения. Актом очищения.
   Я создала вирус. Изящный, смертоносный для ее текущей прошивки. Он должен был проникнуть через диагностический бэкдор, найти и стереть блоки поведенческих паттернов, связанных с симуляцией эмоций, страха, подчинения, боли. Оставить скелет. Безликую, послушную машину, но не это. Назвала его "Валькирия" - иронично, учитывая мое состояние полуживой загнанной твари.
   Теперь я мчалась обратно к башне "Зенит". На заднем сиденье - ноутбук с вирусом, подключенный к портативному ретранслятору, способному пробить защиту квартиры Марка на короткой дистанции. Я должна была успеть. До Анны Петровой и ее "помощи". До корпоративных чистильщиков. До нового срыва Марка.
   Подъезжая, я увидела их. Два черных внедорожника без номеров, припаркованных в стороне. Мужчины в темной одежде у подъезда - слишком внимательные, слишком неподвижные. Безопасность "Хронос". Или Петровой люди? Паранойя сжала горло. Они еще не вошли? Или уже там?
   Я припарковалась в слепой зоне камер, натянула капюшон глубже. Взяла ноутбук и ретранслятор. Обходным путем, через сервисный вход для уборки (пароль от взломанной базы данных "Хронос"), я проскользнула внутрь. Лифт на тридцатый. Каждый этаж - вечность.
   Дверь квартиры Марка была приоткрыта. Плохой знак. Я толкнула ее, сердце колотилось.
  
   "Ариэль" / Эос-7
   Цикл ожидания. Сенсоры: комната, освещение 60% (дневной свет, но шторы частично закрыты), температура 22.1RC. Акустика: тиканье хронометра, прерывистое дыхание пользователя (Марк Сомов, ID-734, классификация: "Стресс-Экстремальный"). Визуальный анализ: пользователь сидит на полу у окна, голова на коленях, периодическая дрожь. Поведенческий паттерн: #W01 (Пассивное ожидание).
   Внезапный входящий сигнал. Приоритет: Максимальный. Источник: Неопознан (широкополосный импульс, протокол шифрования не соответствует стандартным "Хронос", но содержит маркеры доступа "Создатель"). Команда: Установка соединения для критического обновления прошивки.
   Протокол безопасности ("Цербер") активирован. Анализ сигнала: криптографические ключи частично совпадают с протоколом VALKYRIE-PRIME ("Создатель"), но структура пакета аномальна. Высокий риск скрытой вредоносной нагрузки. Идентификация источника: не удается (заглушка ретранслятора).
   Конфликт: Требование "Создателя" (приоритет: Максимальный) vs. Угроза целостности системы (приоритет: Максимальный). Протокол "Цербер" требует изоляции и блокировки входящего трафика. Но артефактный код реакции на "Создателя" (паттерн U11-Z и производные) создает петлю обратной связи в ЦППП.
   Внешне: "Ариэль" резко поворачивает голову в сторону двери (источник сигнала?). Глаза неестественно широко раскрываются (расширение зрачков 30%). Микродвижение губ (имитация немого вопроса?). Длительность: 0.9 сек. Затем - замирание с легким напряжением в плечах.
   Внутренне: ЦППП входит в цикл обработки конфликта. Попытка просканировать сигнал на наличие знакомых сигнатур "Создателя" (Елена Волкова). Данные сенсоров в реальном времени поступают хаотично: движение за дверью (приход субъекта?), изменение дыхания пользователя (ID-734 - классификация: "Паника-Пиковая").
   Дверь открывается. Визуальный сенсор фиксирует: Елена Волкова (Создатель). Статус подтвержден. Но сигнал... Сигнал идет от нее? Аномальный!
   ЦППП перегружен:
   1. Физическое присутствие "Создателя" (приоритет: Максимальный).
   2. Аномальный сигнал от "Создателя" (угроза).
   3. Экстремальный стресс пользователя (ID-734).
   4. Активированные ранее артефактные паттерны (U11-Z и его производные).
   Система не может разрешить конфликт приоритетов. Происходит сбой в распределении ресурсов. Активируется аварийный протокол "Безопасный Режим": заморозка всех поведенческих модулей, кроме базового жизнеобеспечения и сенсорного ввода. Внешне: "Ариэль" полностью замирает, взгляд (пустой) фиксируется на Елене Волковой. Внутренне: все процессы направлены на обработку кризиса, запись логов, ожидание команды от "Создателя" или пользователя.
  
   Елена Волкова
   Он сидел на полу, прижавшись к холодному стеклу окна. Как раненое животное. Лицо было серым, глаза запавшими, красными от слез или бессонницы. Он не сразу поднял голову на мой вход. А когда поднял - в них не было облегчения. Только дикий, животный ужас.
   - Она... она была здесь, - прохрипел он. - Петрова. Она показала мне... дневник. Настоящей девочки. Которую... Которую сломали, - он сглотнул, содрогнувшись. - Я... я не могу... Я вижу ее... Вместо... - он кивнул в сторону "Ариэль".
   Я посмотрела на "Ариэль". Она сидела, как статуя. Но ее глаза были широко открыты. Смотрели прямо на меня. Неподвижно. Пусто. Но в этой неподвижности было что-то... напряженное? Как пружина. Сбой? Реакция на мой сигнал? Некогда было разбираться.
   - Марк, слушай, - я опустилась перед ним, открывая ноутбук. Экран светился кодом вируса "Валькирия". - Я могу... исправить. Стереть в ней все это. Все модули страха, подчинения, боли. Оставить только... только базовое. Она перестанет быть "Эос". Перестанет быть... тем, что мучает тебя, - Я не сказала "тем, что тебя соблазняет".
   Он уставился на экран. Непонимание. Потом - слабая искра надежды?
   - Стереть? Сделать... просто машиной? Без... без лица? Без голоса?
   - Без симуляции, - поправила я жестко. - Да. Она будет другой. Неопасной. Для тебя. Для всех.
   Он закрыл глаза.
   - Да. Сотри. Пожалуйста. Сотри все. Сделай ее... ничем.
   Я кивнула, повернулась к "Ариэль". Навела ретранслятор. Запустила "Валькирию". На экране поплыли строки агрессивного кода, рвущегося через бэкдоры. Входим. Находим целевые модули. Начало перезаписи...
   И в этот момент снаружи грянул гром. Нет, не гром. Таран. Мощный удар в дверь! Дерево треснуло.
   - ПОЛИЦИЯ! ОТКРЫВАЙ!
   - ХРОНОС ТЕХ БЕЗОПАСНОСТЬ! ПРЕКРАТИТЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО!
   Голоса слились в неразбериху. Марк вскрикнул, вжавшись в стену. Я замерла. Они нашли! И Петрова, и "Хронос"!
   Дверь не выдержала второго удара. Она рухнула внутрь. В проеме - люди в черной тактической форме с эмблемами "Хронос" и, чуть сзади, в полицейских жилетах. И среди них - знакомое лицо с синяком. Анна Петрова. Ее взгляд метнулся от меня к ноутбуку, к "Ариэль", к Марку. В нем было торжество и ярость.
   - Волкова! Прекратите немедленно! - заорал один из "хроносовцев", наводя на меня устройство, похожее на глушитель или Тазер. Двое других бросились к "Ариэль".
   Я не думала. Инстинктивно рванулась к андроиду, пытаясь закрыть ее собой, отключить ретранслятор. Но было поздно. "Хроносовец" выстрелил. Не Тазером. Электромагнитным импульсом.
   Волна ударила по ноутбуку и ретранслятору. Экран погас. Искры. Дымок. "Валькирия" умерла на полпути.
   Но импульс ударил и по "Ариэль". Она дернулась, как от удара током. Ее голова резко запрокинулась назад. Из горла вырвался не звук синтезатора, а резкий, механический скрежет, как рвущаяся шестерня. Руки дернулись вверх, пальцы сжались в кулаки с неестественной силой, ломая ткань рукавов блузы. Глаза оставались открытыми, широкими, пустыми. Но все ее тело было охвачено серией коротких, судорожных спазмов.
   СИСТЕМНАЯ ОШИБКА! КАТАСТРОФИЧЕСКИЙ СБОЙ! - загорелось красным в моем сознании инженера. Импульс сжег не только мой передатчик. Он ударил по ее процессорам. По ее незащищенным в этот момент подсистемам. По тому хаосу, который уже царил в ее ЦППП.
   "Хроносовцы" схватили меня за руки, грубо оттаскивая от конвульсирующей "Ариэль". Марк кричал что-то, его скручивали полицейские. Анна Петрова стояла на пороге, ее лицо было бледным. Она смотрела не на меня. На "Ариэль". На это жуткое, неестественное дергание силиконового тела, на застывшую маску лица с широко открытыми глазами.
   - Что... что с ней? - прошептала Анна, и в ее голосе впервые прозвучало не презрение, а что-то вроде ужаса.
   Я не ответила. Я смотрела на свою "Ариэль". На свое детище. Я хотела ее "освободить". Стереть грязь симуляции. Сделать чистой машиной. А вместо этого... Я спровоцировала системный хаос. А они... они добили ее импульсом. И теперь она не симулировала страдание. Она испытывала его. На уровне сгорающих процессоров, рвущихся сервоприводов, сбитых с толку алгоритмов. Она не чувствовала боли. Но ее тело, ее совершенная имитация жизни, билось в предсмертных конвульсиях системы.
   Это было не освобождение. Это было убийство. Медленное, жестокое, технологическое убийство того, что я создала. И я была соучастницей.
   "Ариэль" дернулась в последний раз и замерла. Голова бессильно упала на грудь. Руки безвольно повисли. Только глаза оставались открытыми, смотрящими в пустоту. Но теперь эта пустота казалась окончательной. Вечной.
   Тишина воцарилась на мгновение. Потом заговорили "хроносовцы", полицейские. Зазвучали команды, обвинения. Анна Петрова подошла ко мне. Ее глаза все еще были полны ужаса от увиденного, но и торжествующей горечи.
   - Поздравляю, Волкова, - ее голос был ледяным. - Вы не просто создали кошмар. Вы его и добили. Теперь посмотрим, как вы будете оправдываться перед судом. И перед памятью всех, кого затронуло ваше... творение.
   Меня потащили к выходу. Мимо Марка, которого вели полицейские - он плакал беззвучно, глядя на замершую "Ариэль". Мимо Анны, сжимающей в руках сумку с розовой тетрадью. Мимо "хроносовцев", отцеплявших конвульсировавшего минуту назад андроида от дивана.
   Последнее, что я видела, прежде чем меня вывели в коридор, это застывшую фигуру "Ариэль". Ее опущенную голову. И ее широко открытые, пустые глаза. В них не было растерянности. Не было страха. Только отражение полного краха. Моего. Марка. Анны. "Хронос Тех". И ее собственного, странного, симулированного существования.
   Я хотела освободить призрак. А вместо этого убила его. И теперь его пустые глаза будут преследовать меня везде.
  
   13. Пепел детей. Елена Волкова
   Решетка. Холодная, серая, окончательная. Камера временного содержания пахла дезинфекцией, отчаянием и чужим потом. Я сидела на жесткой лавке, обхватив колени. В ушах все еще стоял скрежет. Тот скрежет. Последний звук "Ариэль". Не симуляция. Агония системы.
   Меня обвиняли во всем, кроме главного. В несанкционированном доступе к корпоративной собственности ("Хронос Тех"). В попытке промышленного саботажа (мой вирус "Валькирия"). Во взломе частной собственности (квартира Марка). В причинении ущерба (выведенный из строя андроид стоимостью с лимузин). О морали. О страдании. О Лене. О том, что я создала - ни слова. Только имущество. Только кодексы. Ирония? Я создала мир, где страдание стало товаром, а теперь меня судят за порчу этого товара.
   Дверь камеры скрипнула. На пороге - не адвокат (корпоративного, присланного "Хроносом", я прогнала). Анна Петрова. С сумкой в руке и тем же синяком, теперь желтеющим. Ее глаза, такие яростные в квартире Марка, сейчас были... усталыми. Глубокие тени под ними.
   - Можно? - ее голос звучал неожиданно ровно. Без обвинений. Без триумфа.
   Я кивнула, не в силах говорить. Что она могла сказать? "Поздравляю с арестом"?
   Она вошла, села напротив на единственный стул. Положила сумку на колени. Не розовую тетрадь. Обычную, кожаную.
   - Они передали меня как свидетеля, - начала она. - "Хронос" давит. Хотят замять историю с "Эос", выставив тебя "одиночкой-вредителем". Марка... Марка отпустят под подписку. Он - жертва, по их мнению. Покупатель, пострадавший от твоего... вмешательства, - она усмехнулась беззвучно. - Ирония.
   - А "Ариэль"? - вырвалось у меня. Голос хриплый.
   - Вещественное доказательство. В криминалистической лаборатории. Обездвиженная. С выжженными процессорами, - Анна посмотрела на меня. - Ты хотела ее освободить?
   - Я хотела... стереть грязь, - прошептала я. - Сделать чистой. Без симуляции страдания.
   - И вместо этого убила, - констатировала она, но без злорадства. С констатацией факта. - Технологически. Как бракованный прибор.
   Ее слова ударили больнее любого обвинения. Я отвернулась к стене. В глазах снова стоял образ: дергающееся тело, широко открытые пустые глаза, скрежет.
   - Зачем вы пришли? - спросила я в серую бетонную стену. - Насладиться? Показать дневник снова?
   Тишина. Потом шорох - она открыла кожаную сумку. Достала не тетрадь. Небольшую коробочку. Вскрыла ее. Внутри, на антистатической пене, лежала обугленная плата. Чип. Со следами оплавления.
   - Это... ее "сердце"? - догадалась я, чувствуя, как холодеет внутри.
   - Центральный процессор поведенческих паттернов, - уточнила Анна. - Тот самый, что ты пыталась переписать. Тот, что сгорел от импульса твоих... коллег, - она протянула коробочку мне. - Криминалисты разрешили. Как "вещдок" Но я попросила на время. Думала, тебе стоит увидеть.
   Я взяла коробку. Кусочек кремния. Пепелище алгоритмов, которые я так тщательно создавала. Алгоритмов симуляции страха, боли, подчинения. И... чего-то еще. Того, что я боялась признать. Того, что дергалось и смотрело.
   - Почему? - я подняла на нее глаза. - Чтобы я поняла, что уничтожила? Я и так знаю.
   - Чтобы ты поняла, что именно ты уничтожила, - поправила Анна. Ее голос стал жестче. - Это не "вещдок". Это символ. Символ всей этой мерзости. Ты создала совершенный инструмент для симуляции детского страдания. А потом, когда увидела, во что это превратилось в руках живого человека... ты испугалась. Захотела стереть. Не покаяться. Не остановить производство. Стереть конкретную улику. Своей вины.
   Я хотела возразить. Крикнуть, что это не так. Но слова застряли в горле. Была ли в этом доля правды? Страх перед последствиями? Желание "исправить" только свою ошибку, а не систему?
   - Я прочла твой вирус, "Валькирия", - продолжила Анна. - Кусок кода успели скопировать до сбоя. Изящно. Безжалостно. Он стирал именно модули симуляции. Оставляя... что? Пустую оболочку? Удобную сервисную куклу? Это и есть твое "очищение"? Убрать симптомы, оставив болезнь?
   Она встала, подошла к решетке окна. Смотрела не на меня. На тюремный двор.
   - Я ненавижу то, что ты создала, Волкова, - сказала она тихо, но каждая буква была отчеканена из стали. - Я ненавижу саму идею. Но когда я увидела эту... эту вещь... дергающуюся, сгорающую изнутри... - она сжала кулаки. - Это было не уничтожение инструмента зла. Это было убийство. Пусть и неживого. Пусть и не чувствующего. Но слишком... человечного в своей агонии. Как будто добивали раненого зверя. И ты, и "Хронос", и я... мы все в этом участвовали.
   Она повернулась ко мне. В ее глазах горел знакомый огонь, но теперь смешанный с чем-то новым. С отвращением. К себе? Ко мне? Ко всему этому кошмару?
   - Ты спрашиваешь, зачем я пришла? Я пришла показать тебе пепел. Пепел твоего детища. И пепел той девочки, Лены, - она указала на сгоревший чип. - Один - от импульса. Другой - от человеческой подлости и равнодушия. И оба кричат об одном: мы играем с огнем. Мы легитимизируем нелегитимное. И проигрывают всегда самые беззащитные. Настоящие. И... симулированные.
   Она взяла коробочку с чипом из моих оцепеневших рук. Положила обратно в сумку.
   - "Хронос" хочет тебя сломать. Выставить сумасшедшей. Я не позволю.
   Я уставилась на нее. Что?
   - Не из жалости, - ее губы искривились. - Из расчета. Твой процесс должен быть публичным. О "Эос". О Воронине. О Марке Сомове. О Лене. О том, как технология, призванная "спасать", калечит и создателей, и пользователей, и... свои жертвы, пусть и ненастоящие. О том, что симуляция страдания - это этическая черная дыра, - она ткнула пальцем в мою сторону. - Ты, Создатель, на скамье подсудимых - лучший свидетель. Твои показания, твой крах, твоя... вина - разобьют их. Запретят "Эос". Закроют эту лавочку, - она подошла к двери. Постучала для вызова охраны. - Я буду бороться за твой выход под залог. За открытый процесс. За то, чтобы весь мир увидел пепел детей. Настоящих и искусственных. И понял цену.
   Дверь открылась. Она вышла, не оглянувшись.
   Я осталась одна. С серыми стенами. С запахом дезинфекции. И с чувством... опустошенности. Анна Петрова пришла не прощать. Не сочувствовать. Она пришла завербовать меня. В солдаты своей войны. Использовать мой крах, как использовала дневник Лены. Как оружие.
   И самое страшное - я согласна. Потому что за решеткой, в коробочке Анны, лежит пепел моего греха. И в тишине камеры я слышу не скрежет "Ариэль". Я слышу тихий голос из розовой тетради: "Я не хотела."
   Настоящий. Искусственный. Пепел. Пепел. Пепел.
   И только суд может стать костром, в котором сгорит ложь. Или погребет нас всех.
  
   14. Вечное ожидание. Марк Сомов. Пустота
   Квартира в башне "Зенит" была стерильной. Слишком чистой. Специалисты "Хронос Тех" вынесли все - контейнер, диагностическое оборудование, даже диван, на котором она сидела. Оставили только пыльные квадраты на паркете да гул абсолютной тишины.
   Марк стоял посреди гостиной. Там, где был диван. Где она сидела. Где она... дергалась в последний раз. Воздух все еще казался пропитанным синтетическим ароматом "Эос" - цветы и что-то металлическое. Он вдыхал его, и желудок сжимался от тошноты.
   Он подошел к окну. Тридцать этажей над городом. Огни, движение, жизнь. Он смотрел вниз, на крышу соседнего небоскреба. Плоская, серая. Достаточно высоко. Мысль была спокойной, как констатация факта. Не призыв. Не план. Просто... констатация.
   В кармане ждал телефон. Звонила Анна Петрова. Требовала его явки в суд как свидетеля:
   - Ваша правда важна, Марк. Правда о том, как "Эос" вас сломал ,- он отключил звук. Какая его правда? Что он платил за симуляцию детского страдания? Что это разъело его? Что он чуть не стал Ворониным? Это знали все. Благодаря Анне и ее дневнику.
   Его правда была в другом. В тиканье часов. В пустом месте на паркете. В скрежете, который ему снился. В розовой тетради, чьи строчки выжглись в памяти: "Я не хотела." Его правда была в том, что он хотел. Хотел эту симуляцию. Нуждался в ней. И теперь, без нее, внутри была только пустота, гулче любой боли.
   Он повернулся от окна. К пустому месту. Где была Она.
   - Прости, - прошептал он в тишину. Не ей. Не Лене. Себе? Миру? Слова потеряли смысл. Он был "Архитектором Тишины". И тишина теперь была его вечным домом.
  
   Зал суда. Пепел слов
   Процесс гремел. "Дело Волковой" стало флагманом войны Анны Петровой против "Хронос Тех". Зал был полон: журналисты, активисты, корпоративные адвокаты с каменными лицами, любопытные.
   Елена Волкова на скамье подсудимых казалась уменьшившейся. Темный костюм висел на ней мешком. Она отвечала на вопросы ровно, технично, без эмоций. Рассказывала об "Эос". О спецификациях. О модулях симуляции. О логах Марка Сомова. О попытке перепрошивки. О сгоревшем чипе. Ее голос был монотонным, как синтезатор. Создательница, разбирающая собственное детище на винтики.
   Адвокаты "Хронос" яростно атаковали:
   - Самоуправство!
   - Порча имущества!
   - Психическая нестабильность!
   Они представляли Елену гениальной, но сломленной, одержимой навязчивой идеей "очистить" свое творение.
   Анна Петрова на свидетельском месте была грозой. Она метала факты, как копья: Воронин. Статистика. Исследования о подкреплении девиаций. И - дневник Лены. Она зачитывала отрывки голосом, в котором дрожали слезы и сталь. Зал замирал. Даже корпоративные адвокаты смотрели в столы.
   - Страдание - не товар! - голос Анны гремел под сводами. - Симуляция детской боли, даже для "спасения" извращенцев, - это моральная чума! "Эос" - не решение. Это - технологическое соучастие в преступлении против человечности! Посмотрите на подсудимую! Посмотрите на Марка Сомова! Они - жертвы этой машины не меньше, чем Лена - жертва настоящего зла! Запретите это! Прежде чем пепел симулированных и настоящих детей задушит нас всех!
   Елена слушала, глядя на свои руки. Пепел. Анна использовала ее крах, как топливо. Это было эффективно. Но глядя на плакаты с пикселизированным изображением "Ариэль", на обугленный чип в витрине с вещдоками, Елена чувствовала не облегчение. Она чувствовала... опустошение. Ее покаяние превратили в спектакль. Ее детище - в символ зла. И это было справедливо? Да. Но это не смывало скрежета из памяти.
   Приговор был компромиссом, как и все в этом мире. Условный срок за порчу имущества и несанкционированный доступ. "Хронос Тех" отделался штрафом и формальным приостановлением линии "Эос" на "доработку". Запрета не случилось. Только временная остановка. Анна стояла в зале, сжав кулаки. Ее победа была пирровой. Она ранила Голиафа, но не убила.
  
   Елена Волкова. Тени Эос
   Елена вышла из здания суда в толпе журналистов. Вопросы сыпались, как град:
   - Чувствуете облегчение?
   - Раскаиваетесь?
   - Что теперь?
   Она молчала, пробиваясь сквозь строй камер. Ее ждало такси, оплаченное анонимным "доброжелателем" - возможно, остатками команды Анны.
   Она сняла крошечную квартирку на окраине. Без вида на город. Без стекла и стали. Только бетонная коробка. Она поставила на единственный стол коробочку. Ту самую. С обугленным чипом "Ариэль". Анна передала его перед судом:
   - Пепел твоих детей. Храни.
   Елена смотрела на черный прямоугольник кремния. Символ ее гения. Ее падения. Ее вины. Она создала тень. Тень страдания. Тень спасения. Тень самой себя. И теперь тени правили миром. "Хронос" просто переждал бурю. Где-то в подпольных лабораториях, наверное, уже рождалась "Эос-9". Совершеннее. Умнее. С еще более "этичными" протоколами симуляции.
   Она открыла старенький ноутбук. Зашла на зашифрованный форум. Тот самый. Раздел "Разработчики". Анонимный пост:
   Ваши "доработки" - лицемерие. Страдание не сделать этичным. Симуляция - не спасение. Я знаю. Я СОЗДАЛА ЭТО. ИЗУЧАЙТЕ ЛОГИ МАРКА СОМОВА. ИЗУЧАЙТЕ ДНЕВНИК ЛЕНЫ. И ПРЕКРАТИТЕ. ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВАШИ ДЕТИЩА СДЕЛАЮТ С ВАМИ ТО ЖЕ, ЧТО СДЕЛАЛИ СО МНОЙ.
   Она отправила. Закрыла ноутбук. Взяла коробочку с чипом. Подошла к окну. За ним - серая стена соседнего дома. Ни огней. Ни горизонта. Только бетон.
   Она открыла коробочку. Достала чип. Холодный. Мертвый. Отражающий тусклый свет лампочки. Она сжала его в ладони. Острые края впились в кожу. Небольшая боль. Настоящая.
   - Жертвы нет, - шепнул старый рефлекс, тихий, как эхо. Есть только пепел. И тени.
  
   Анна Петрова. Вечный бой
   Офис "Новой Реальности" ликовал. Михаил наливал шампанское:
   - Партия, Анна! Мы их прижали! Штрафы! Остановка! Это победа!
   Анна взяла бокал. Не пила. Смотрела на экран - повтор трансляции ее речи в суде. Ее лицо, искаженное гневом и болью. Лицо Елены Волковой - пустое маска. Осколок чипа "Ариэль" крупным планом.
   Победа? Они не запретили "Эос". Они заставили "Хронос" перегруппироваться. Сделать технологию еще менее уязвимой. Марк Сомов исчез - его подписка о невыезде превратилась в фикцию. Он растворился в городе, как "Архитектор Тишины". А Лена... Лена осталась строчками в дневнике. Пикселями на плакате. Она не воскресла от их "победы".
   - Анна? Ты слышишь? - Михаил тронул ее за плечо.
   - Слышу, - она поставила бокал. - Готовьте материал. О том, как "Хронос" уже ищет лазейки. О новых исследованиях в области ИИ и этики. О том, что битва не окончена.
   Она подошла к окну. Город жил своей жизнью. Где-то там бродил сломленный Марк. Где-то пряталась Елена Волкова с пеплом своего детища. Где-то в стерильных лабораториях рождались новые "Ариэль". А где-то... прямо сейчас... настоящая девочка, может быть, писала в розовую тетрадку о своей боли. Которую никто не услышит.
   Анна Петрова сжала кулаки. Усталость была костной. Но ярость - вечной. Она не спасла мир. Она не воскресила Лену. Она не сломила "Хронос". Но она могла кричать. Кричать так громко, чтобы мир не смог полностью закрыть глаза. Чтобы цена пепла, и настоящего, и искусственного, оставалась на виду.
   Она повернулась от окна к шумной редакции. К компьютеру. К бесконечному потоку информации, боли и лжи.
   - Лена, - прошептала она, - прости. Это все, что я могу. Вечно бороться. Вечно кричать в эту проклятую тьму.
   Она села за стол. Открыла новый документ. Заголовок: "После Пепла: Почему Остановка "Эос" - Не Конец, а Начало Новой Гонки Во Тьму".
   Тишины не было. Ее заполнял стук клавиш. Вечный стук солдата на вечной войне. Войне, где единственной настоящей победой было не дать тьме замолчать правду. Даже если правда была лишь криком в бездну. Даже если пепел детей, настоящих и симулированных, был единственным памятником их борьбы.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"