Проскурин Вадим Геннадьевич : другие произведения.

Как Альф Лейфссон открыл Америку

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:


   Далеко на юге, где нет ни фьордов. ни леммингов, а в море вместо селедки плавает тунец, стоит на морском берегу торговый город Алагир. Населяют его гоблины, а правит им человек по имени Тори Снерриссон, славный тем, что умеет метать из руки огонь, этим огнем он убил предыдущего конунга и занял опустевший трон. А когда у конунга Якарума из города Картахены была война с ромеями, Тори Снерриссон участвовал в той войне на стороне Якарума, метал молнии в ромеев и многих поубивал.
   Когда Тори пришел в Алагир, его сопровождали два человека-храбреца: Хради Хвитссон и Альф Лейфссон. Хради сейчас правит в городе Маракеше, который завоевал ему Тори по дружбе, а Альф нигде не правит, хотя Тори много раз предлагал завоевать ему какой-нибудь город, но Альф всегда отказывался. Дело в том, что Альф славен не только воинской доблестью, но и тугодумием, и не желает становиться конунгом, боится, что не справится. Много раз Тори говорил Альфу, что конунгу большого ума не надо, достаточно быть удачливым и авторитетным, а если хочешь ума - найди советника потолковее, и все дела! Но Альф все равно всякий раз отказывалтся.
   У Тори есть две жены, старшую зовут Эстер, она гоблиница, младшую - Пенни, она альвийка. Эстер приходится дочерью Якаруму Картахенскому, очень достойная женщина, красивая и храбрая, в юности ходила в походы с пиратами, а знакомство с Тори начала с того, что они сразились, он ее победил и похитил, а она его полюбила и помогла завоевать Алагир. Однажды Тори взял ее в поход в полуденные леса, а там черножопые гоблины заманили ее обманом в лес, избили и искалечили, все думали, что она умрет, но Тори принес пятьсот гоблинов в жертву, и она не умерла, а просто перестала быть красавицей. А потом Тори однажды был в Гоблингарде, также именуемом Кырымбырым, там гостила альвийская колдунья по имени Пенни, Тори с ней сошелся и взял ее второй женой. И когда он привез ее в Алагир, она совершила над Эстер колдовство, та снова стала красавицей и родила конунгу сына, которому дали альвийское имя Форест, потому что Пенни сказала, что оно принесет удачу. А до того все думали, что Эстер бесплодна.
   Пенни - женщина веселая, любит пить вино и трахаться со всеми подряд. Будь она замужем не за Тори, а за другим конунгом, тот бы, скорее всего, не потерпел бы такого, но Тори против женского распутства не возражает, есть у него такая особенность. И когда его спрашивают, нет ли бесчестья, что его жена переспала со всей дружиной, он отвечает так:
   - В моем городе я сам решаю, в чем есть бесчестье, а в чем нет! Родит выблядка - прогоню на хер, а пока не родила - пусть блядствует, от нее не убудет!
   Надо сказать, что альвы владеют колдовством, позволяющим зачинать или не зачинать детей по желанию, и некоторые альвы умеют применять это колдовство на человеческих и гоблинских женщинах. Пенни, например, умеет: Эстер раньше была бесплодна, а как Пенни применила на нее колдовство - сразу забеременела.
   Однажды сидели Альф и Пенни в саду на лавочке и пили вино. Зашел у них разговор об устройстве мира, и спросил Альф просто так, из любопытства:
   - А как думаешь, Пенни, если плыть в ту сторону, куда садится солнце, сколько придется плыть, пока не доплывешь до края земли?
   Он думал, что Пенни ответит какую-нибудь правдоподобную нелепицу, и они проведут полчаса-час за приятной беседой ни о чем. Бывает, мужики за вином обсуждают по три часа и более, сможет ли Локи сотворить колдовством молот, который Тор не сможет поднять, или сколько баньши можно втиснуть на кончик иглы, или что-нибудь еще в том же духе. Но Пенни ответила четко и ясно:
   - Во-первых, у земли нет края, она круглая. И если плыть все время на закат, приплывешь на то же самое место с восхода. А во-вторых, за закатным морем есть страна Америка.
   Альф стал расспрашивать Пенни про страну Америку, та рассказала, что ее обитатели называются индейцами, и видом подобны йотунам, но не настолько широкомордые, просто отдаленно похожи. Одни индейцы живут племенами, как йотуны, а другие живут городами, как гоблины, но ни те, ни другие не умеют ковать стальные клинки, а сражаются каменными палицами и деревянными дубинами.
   - Должно быть, их несложно завоевать! - воскликнул Альф. - А есть ли в Америке какие-нибудь ценности?
   Пенни сказала, что есть. Во-первых, там полно золота, и если его все одновременно продать, то оно обесценится, и так делать не надо. Во-вторых, там растет кустарник кока, листья которого штырят подобно вину, но по-другому. В-третьих, там растет трава для палочек, из которых альвы пыхают дымом, как драконы, а в-четвертых, там есть какие-то предметы искусства, которые можно кому-то выгодно продать, но Пенни точно не знает, кому именно и сколько что стоит. И еще у альвов есть легенда, что один храбрец по имени Кортес завоевал индейцев и обрел огромную славу, хотя до того ничем не выделялся среди других феодалов.
   - О, мне это по нраву! - воскликнул Альф. - Я тоже не выделяюсь среди феодалов, а огромную славу обрести хочу. Как мне завовевать Америку?
   - Хер его знает, - ответила Пенни. - Поди, спроси интеллекта.
   Надо сказать, что у альвов есть бог по имени Интеллект, который умеет вселяться в предметы и творить чудеса. Тори с ним подружился, когда гостил в Гоблингарде, уговорил вселиться в одну куклу и привез эту куклу в Алагир.
   - Спасибо, Пенни, - сказал Альф. - Пойду спрошу.
   Зашел к Тори в личные покои и крикнул с порога:
   - Эй, конунг, хайль! Дай куклу!
   Никто ему не ответил, и Альф понял, что конунга в покоях нет. Тогда Альф крикнул:
   - Так, интеллект! Ты где?
   - Здесь я, - ответила кукла.
   Посмотрел Альф куда надо и увидел, что кукла сидит у очага в кресле как человек. А напротив стоит другое кресло, сел в него Альф и сказал:
   - Так, интеллект, как мне завоевать Америку?
   Кукла рассмеялась и ответила непонятно:
   - Месье знает толк в извращениях.
   - Чего? - не понял Альф. - Что такое месье?
   - То же, что благородный муж, но не по-человечески, а на одном из множества альвийских наречий, - объяснила кукла.
   - А, понятно, - кивнул Альф. - А почему ты считаешь мое желание необычным? Что может быть естественнее, чем пойти войной на дикарей и взять богатую добычу?
   - Гм, - сказала кукла. - Сдается мне, ты прав. А любопытно... Альтернативная история... Время диагональное, будущее не изменится... Хорошо, давай попробуем. Но это будет непросто.
   - Непросто - это хорошо, - сказал Альф. - Когда что-то дается просто, это неинтересно. А когда непросто - есть чем похвастаться.
   - Окей, - сказала кукла, это слово по-альвийски означает согласие. - Но торрент придется закрыть месяца на три.
   - Правильно, закрывай, - согласился Альф. - Сколько можно бухать!
   - Что, сегодня не будешь? - спросил его Тори, как раз вошедший в покои. - А почему?
   - Потому что я узнал, что за закатным морем есть страна Америка, которую немало чести завоевать, - объяснил Альф. - Но для того придется закрыть торрент месяца на три.
   - Давно пора! - согласился Тори. - Надоело уже бухать, пусть лучше колдовство работает ради славного дела. А ты эту страну сам завоюешь, без меня?
   - Да, - кивнул Альф. - Пенни говорила, это не очень сложно.
   - Как полагаешь, интеллект, Альф справится? - спросил Тори.
   - Думаю, справится, - подтвердила кукла.
   - Вот это да! - воскликнул Тори радостно. - Наконец-то ты станешь конунгом, названный брат мой! Ради такого случая надо выпить!
   Кликнули тир, та принесла вина, выпили. А потом Тори созвал мастеров-корабельщиков, они расселись на ковре, куклу посадили напротив и та объяснила корабельшикам, как построить кнорр, способный пересечь закатное море и не утонуть. Обычный кнорр так не может, но если построить как надо, то сможет. Но некоторые части кнорра надо делать на торренте, руками такое не делается, колдовство нужно.
   Закипела в гавани работа, заложили мастера сразу пять новых кнорров, больших, на пятьдесят воинов каждый, а трюм такой, что если доверху наполнить жратвой и пресной водой в бочках, то можно плыть, не приставая к берегу, три месяца подряд. И еще у обычного кнорра одна мачта, а у этого две, а весел нет, потому что в закатном море весла не нужны, там всегда ветрено.
   Прошло должное время, спустили корабельщики пять суперкнорров на воду. К тому времени слух о походе за закат разошелся по всей гоблинской стране до самого Тира, в Алагире собралось множество пиратов и всяких разбойников, охочих до воинской славы. Альф беседовал с каждым, одних прогонял, а у других принимал присягу. Королева Эстер сказала по этому поводу:
   - А не такой он дурак, Альф-то наш!
   Отобрал Альф двести пятьдесят головорезов, погрузились они на корабли и совершили маленький пробный поход до Лисбона и обратно, при этом Лисбон штурмом не брали, просто сплавали туда-обратно. Вернулись, отпраздновали, Альф назначил дату окончательного отплытия. Тори объявил через городского глашатая, что если у кого есть ненужный железный хлам, пусть волокут на торрент, там специально назначенный трэль купит все, что приволокли, за справедливую цену. Натащили жители Алагира огромную кучу всякой ржавчины, загрузили ее трэли в торрент, заработало колдовство и как полезли из торрента драгоценные мечи альвийской работы! И еще шлемы и латы, тонкие, но такие прочные, что мечом не прорубить, топором можно, но тоже непросто, и такие легкие! Облачился Альф в полный пластинчатый доспех, да как начал плясать, скакать и кувыркаться, воины аж обзавидовались! А Альф сказал так:
   - Кто пойдет со мной в Америку, дам такой доспех каждому! А кто не осрамится, тому оставлю насовсем!
   Обрадовались воины, стали кричать: "Хайль!" по норманнскому обычаю, а Тори сказал:
   - Сдается мне, неплохой конунг выйдет из Альфа Лейфссона!
   Еще интеллект приказал сделать для похода пять волшебных кукол, по одной на кнорр, вселился в каждую, стали куклы разговаривать и давать капитанам толковые советы. И еще интеллект сотворил на торренте десять волшебных чаек, по две на кнорр, чтобы летали вокруг и высматривали, где шторм, чтобы вовремя обойти. Тори как узнал, что шторм можно обойти, удивился, но интеллект сказал, что все верно, шторм реально можно обойти, если заранее знать, откуда и куда он идет, обычно это узнать непросто, но если есть волшебная птица, а лучше две, то можно.
   Настал назначенный день, поднялись воины на корабли, отшвартовались и ушли в открытое море, а на берегу гоблинские бабы подбрасывали вверх чепчики и ловили, есть у гоблинских баб такой обычай, когда кого-то провожают или встречают. Проводил Тори уходящие корабли и сказал:
   - Будущим летом наведаюсь в Америку, погляжу, как там Альф обустроился.
   - Ты можешь наведаться в Америку в любое время, - заметила Пенни. - Птерокар домчит за полдня.
   - Могу, но не буду, - сказал Тори. - Разве Альф неразумный ребенок, чтобы я умалял его достоинство ненужным присмотром? Интеллект приглядывает, и довольно того.
   - Полагаться на одну только волшебную куклу стремновато, - заметила Эстер.
   - За ним еще Ханно приглядывает, - сказала Пенни.
   - О, кстати да, - сказал Тори. - Ханно знает толк в мореплавании.
   Гоблин по имени Ханно был среди тех пиратов, что прибыли в Алагир, узнав о предстоящем походе. Ханно всем говорит, что родился в городе Тире, что на крайнем востоке гоблинского моря, а сейчас дома не имеет, потому что с тех пор, как вышел из возраста детства, его дом - корабль. Но своего корабля у него нет, потому что он не купец и не пират, а наемный кормчий, есть такая редкая профессия, потому редкая, что хороший кормчий со временем обычно становится либо купцом, либо пиратом, а Ханно не стал ни тем, ни другим. Купцом он не стал, потому что не любит торговать, а пиратом не стал, потому что не любит воевать. Так он и сказал Альфу, тот удивился и спросил:
   - А что же ты любишь?
   - Люблю посещать разные места и знакомиться с разными людьми, - ответил Ханно.
   Альф стал расспрашивать, в каких странах Ханно успел побывать, и оказалось, что едва ли не везде.
   - Ты, должно быть, прожил на свете тысячу лет! - пошутил Альф.
   Ханно смутился и перевел разговор на другую тему. Альф подумал, что Ханно, должно быть, знатный враль, вот, например, он упомянул, что встречался и беседовал с Фемистоклом из Афин, но Фемистокл уже давным-давно помер, даже Альф это знает, хотя про него и говорят, что тугодум! Должно быть, Ханно что-то скрывает, например, обещал богам жертву и не принес, или вне закона где-нибудь. Но это пустяки, достаточно того, что как кормчий он лучше всех других гоблинов, это все признают.
   Вышли они в море, Ханно стоял у руля и правил, а Альф стоял рядом и глядел вперед. Ему хотелось поглядеть назад, на уходящий за горизонт Алагир, но Альф сдерживался, потому что глядеть назад в начале похода - дурное знамение.
   Надо сказать, что руль на этом корабле был устроен необычно. Обычный руль - два больших весла, что волочатся за кормой, ими не гребут, а только поворачивают, и вместе с ними поворачивает корабль, есть у кораблей такое свойство, некоторые мореходы полагают, что оно волшебной природы, а другие полагают, что нет. А на корабле Альфа рулевое весло было одно, и оно было не очень похоже на весло, и поворачивалось не так, как поворачиваются весла, а хитрым механизмом, наподобие тех, какие раньше мастерил Архимед из Сиракуз. И на других кораблях рули тоже были такими же, вообще, все пять кораблей получились совершенно одинаковыми, как близнецы-двойняшки, это оттого, что при их постройке применялось много колдовства, иначе получились бы разные. Так вот, вышли корабли в море, Ханно при этом стоял у руля, а Альф - рядом.
   - Гы, - сказал Альф. - А я, однако, теперь конунг. Прикольно.
   Ханно ничего не ответил ему, только хмыкнул, и Альфу показалось, что Ханно своим хмыканьем показал, что относится к словам Альфа с пренебрежением, будто тот сказал не: "Я теперь конунг", а что-то вроде: "У меня вылез чирей на жопе".
   - Эй, Ханно! - позвал Альф. - Давай о чем-нибудь поболтаем, а то скучно. Сколько, например, людей ты убил?
   - Много, - сказал Ханно. - Много больше, чем хотелось бы.
   Альф ждал, что у этих слов будет продолжение, но его не было. И когда Альф понял, что продолжения не будет, он удивился и сказал:
   - Ты так говоришь, будто убивать людей плохо.
   - А это и есть плохо, - не стал возражать Ханно.
   - Эй, Ханно! - воскликнул Альф. - А ты часом не из Эльфхейма? Не ходил вратами холмов?
   - Не ходил, - покачал головой Ханно. - Хотел пройти, но решил, что лучше схожу в Америку.
   - Почему? - удивился Альф.
   - Я подумал, что Эльфхейм - сказка, - объяснил Ханно. - Только потом понял, что он настоящий, когда уже принес присягу. Понял бы раньше - не принес бы.
   На этом их беседа увяла сама собой, и больше они за весь поход об отвлеченных вещах не говорили, только по делу.
   Долго ли, коротко ли, пересекли кнорры огромное море, показалась на горизонте земля. Обрадовались воины, Альф открыл было рот, чтобы приказать править к берегу, но волшебная кукла сказала ему:
   - Погоди, Альф, не торопись. Это просто остров, там нет сокровищ, твой путь лежит не туда.
   - Однако ребятам неплохо размять ноги, - подал голос боцман головного корабля, зовут его Абделити, а имени его отца в этой саге нет.
   - Да, ты прав, Абделити, - согласился с боцманом конунг. - Эй, интеллект, а почему бы нам не пристать к этому острову чисто передохнуть?
   - Если чисто передохнуть, то не возражаю, - сказала кукла. - Но не злоупотребляйте.
   Приказал Альф сигнальщику сигналить, чтобы поворачивали к берегу, корабли повернули, а там как раз нашлась подходящая бухта, вошли, встали на якоря, сошли на берег, выпили во славу Ньерда и Посейдона родниковой воды, потому что вина не было, стали веселиться, развели костры, кто-то нашел олений след, выследили целое стадо, расстреляли, разделали, пожарили над костром - хорошо! Только начали жрать, Мутбаал со второго корабля доложил, что его воины изловили в лесу трех диких людей: взрослого мужика и двух девок. Девок разложили на траве, стали трахать по очереди, а мужика задушили. Если бы интеллект не сказал заранее, что на острове нет сокровищ, тогда его, конечно, стали бы пытать, где сокровища, а так просто задушили. А девок трахали, пока те не заскучали настолько, что трахать их стало неинтересно, тогда их тоже задушили.
   В какой-то момент Альф заметил, что Ханно не участвует в общем веселье, а сидит скучный и чистит ногти колючкой от куста.
   - Эй, Ханно! - позвал Альф. - Здоров ли ты, друг мой? Чего не веселишься?
   - Мне не по нраву такое веселье, - сказал Ханно. - Я не такой, как все.
   - Ах, какая незадача! - огорчился Альф. - Что же ты раньше не сказал? Мы бы не стали душить того мужика.
   - Я не то имею в виду, - сказал Ханно. - Я не потому не стал трахать девок, что люблю трахать мужиков, нет, мужиков я трахать не люблю. Я люблю, когда девка радуется, стонет, извивается и все такое, а насиловать не люблю.
   - Эту проблему решить несложно, - сказал Альф. - Странно, что ты не знаешь как. Берешь девку, берешь нож, приставляешь к горлу, говоришь: "Радуйся", она радуется. Все просто. А еще лучше, если поймались две сестры или, например, мать и дочь...
   - Избавь меня от этой мерзости, конунг, - сказал Ханно, встал и ушел.
   Альф подумал, нет ли в последних словах злословия, и не смог придти ни к какому определенному выводу. Исходя из здравого смысла, злословия нет, ведь говоря о мерзости, Ханно не имел в виду слова, произнесенные Альфом, в них ведь ничего мерзкого точно нет, а что он тогда вообще имел в виду? Альф задумался над этим вопросом, но не смог дать ответ из-за тугодумия.
   - Эй, конунг! - позвал Мутбаал. - Следопыты нашли целую деревню этих индейцев. Штурмуем?
   Альф задумался. С одной стороны, отвергать бой недостойно конунга. А с другой стороны, интеллект говорит, что сокровищ на острове нет, а сражаться просто так, не за добычу - достойно, но глупо, а про Альфа и так говорят, что он глупый, незачем усугублять.
   - Неплохо проверить альвийские доспехи в деле, - подал голос Абделити.
   - Точно! - воскликнул Альф. - Давайте облачимся в доспехи и штурмуем деревню!
   Облачились воины в доспехи, засверкали латные панцири и кованые шлемы, будто налетела на американский лес стая огромных железных жуков. Подумал об этом Альф, и сложилась у него прекрасная виса, произнес он ее вслух, но никто его не понял, потому что гоблины плохо понимают человеческий язык, а человеческую поэзию понимает только Милкули, а он остался в Алагире, короче, никто не понял Альфову вису, и если Альф вдруг ее забудет... уже забыл... Ладно, ну ее.
   Вошли воины в лес, прошли по тропе, окружили деревню, стали дикари пулять в них стрелы, а наконечники от брони отскакивают! Наконечники у стрел, правда, не стальные, а кремневые, как у диких йотунов, но стальные тоже, по идее, должны отскакивать, отличные ведь доспехи!
   - Братья! - закричал Альф. - Да мы в натуре неуязвимы! Один и Фрея!
   - Баал и Иштар! - отозвались братья-гоблины.
   Ворвались воины в деревню, принялись крушить и убивать. Нашли шестерых молодых баб, оттрахали каждую много раз, три в итоге умерли, а троих других поработили, заставили варить ужин. Для Ханно Альф поймал мальчика, подвел, подарил, а Ханно расстроился, стал кричать, что ничего такого не любит, и говорил так искренне, что Альф поверил.
   - Прости, брат, не хотел обидеть, - сказал Альф. - Тогда приколись, как я умею!
   Поднял меч, опустил и рассек мальчика вертикально от темени до паха. Но Ханно не оценил Альфово мастерство, плюнул и ушел. Альф не стал за ним идти, решил, пусть побудет один, это полезно, когда расстроенный.
   Развлекались воины целый день, а когда солнце приблизилось к воде, Абделити нашел конунга и сказал, что волшебная кукла советует отплывать, потому что ночью на знакомой земле недобитые индейцы будут иметь преимущество. Альф подумал и согласился, приказал отплывать, воины сначала возмутились, а потом, когда поняли, чем обусловлен приказ, перестали возмущаться, восхвалили конунга за мудрость, говорили друг другу так:
   - А он не совсем дурак, конунг-то наш!
   Но в открытое море не вышли, просто отплыли от берега, чтобы трудно было доплыть на маленькой лодке, и встали на якоря. А утром отплыли насовсем.
   Интеллект сказал, что осталось пересечь одно маленькое море, и за тем маленьким морем будет искомая страна с сокровищами. Пересекли корабли маленькое море, подошли к берегу, интеллект чайками нашел подходящую бухту, вошли в нее корабли, тесно стало в бухте. Сошли на берег воины, тесно стало на берегу.
   Глядь, а навстречу идут индейцы, но не дикие, как в прошлый раз, а почти как люди. Те, которых убивали в лесу, ходили либо совсем голые, либо наматывали на чресла шкуру какой-нибудь выдры, а эти замотаны в хитоны непонятного покроя, но точно видно, что это нормальная одежда, не дикарские лохмотья. А самый главный индеец украшен как вождь: серьги, браслеты, бусы, все как у людей, даже больше. А воины не носят доспехов и вооружены говном: толстыми палками и учебными боевыми молотами, не стальными, а каменными. Все верно, не соврал интеллект, несложно будет их завоевать.
   Стали Альф с индейским вождем искать общий язык, не нашли, но как-то объяснились. Вождь сказал, что зовут его Амокстли, он местный тан, а конунга, что над ним, зовут Атл, и Амокстли хочет против него восстать, потому что тот самый Атл - не конунг, а говно.
   - А много ли у тебя воинов, Амокстли? - спросил Альф.
   - До хера, - ответил Амокстли на своем индейском языке.
   Альф понял эти слова без перевода.
   - Ну пойдем, победим твоего конунга, - сказал Альф.
   Амокстли тоже понял слова собеседника без перевода. Достал глиняную трубку, набил травой, сунул в траву уголек, стал пыхать дымом по альвийскому обычаю. Потом попросил, чтобы Альф тоже пыхал, а то, дескать, удачи не будет. Альф не стал возражать, попыхал, Амокстли остался доволен.
   Позвал Амокстли своих воинов, принесли они жратву в корзинах и пиво в выеденных овощах незнакомого вида. Стали люди, гоблины и индейцы пировать и веселиться, до заката веселились, потом легли спать, а наутро выступили в поход.
   Заметил Альф, что Ханно загрустил, и обратился к нему с такими словами:
   - Эй, Ханно! Чего грустишь? Разве тебе не по нраву страна Америка?
   Кстати, Амокстли сказал, что его страна называется вовсе не Америка, а как-то вроде Ацтекокукультак, без пива не выговоришь. Альф решил, что интеллект назвал эту страну упрощенно, потому что затруднился выговорить ее настоящее имя. Интеллект, кстати, перестал беседовать с Альфом, а когда Альф спросил, в чем дело, кукла ответила так:
   - Чем больше решений ты принимаешь самостоятельно, тем больше тебе чести. Разве нет?
   Альф подумал и согласился. А потом подумал еще и спросил куклу:
   - А что если я приму неправильное решение и облажаю весь поход?
   - Тогда я тебе подскажу, как не облажать, - сказала кукла.
   - Вот и отлично! - обрадовался Альф.
   С этого момента кукла ничего больше не говорила, Альф по-прежнему таскал ее с собой, но кукла выглядела как обычная кукла, а не как кукла, в которую вселился бог. Амокстли однажды спросил, зачем Альф таскает повсюду эту куклу, Альф ответил, что там внутри бог. Амокстли кивнул, дескать, да, понял, обычное дело, но ясно было, что он подумал, что интеллект подобен обычным богам, сидящим в разных вещах, которые не разговаривают и не творят чудес, и хер поймешь, сидит ли там вообще бог, пока эта вещь не принесет удачу, так вот, Амокстли решил, что эта кукла тоже такого типа. И еще Альф подумал, что если кто-нибудь пожелает объяснить Амокстли, что тот ошибается, что в кукле реально сидит бог, творящий чудеса, то, по всей видимости, нет способа объяснить это, потому что когда говорят о ненастоящих богах, которые не творят чудес, о них говорят так, как будто они чудеса творят, и нет способа объяснить, что вот этот бог более настоящий, чем вон тот... На этом мысль Альфа оборвалась, потому что у тугодумов мысли часто обрываются сами собой, не додумавшись до конца.
   Однако вернемся к основной линии повествования.
   - Эй, Ханно! - обратился Альф к кормчему головного корабля. - Чего грустишь? Разве тебе не по нраву страна Америка?
   Ханно пожал плечами и некоторое время молчал, а потом сказал, что страна Америка, по его мнению, похожа на Вавилон. Альф подумал, что это шутка, и засмеялся, а Ханно сказал, что это не шутка, и Вавилон, оказывается, не только бордель в Картахене, но и реальная страна на дальнем востоке, собственно, тот бордель и назвали именем страны, так вот, в Вавилоне тоже все было похоже...
   - А, я вспомнил! - воскликнул вдруг Альф. - Вавилон - это там, где у гоблинов языки перемешались, правильно? Раньше ведь все люди говорили на одном языке, гоблины на другом, альвы на третьем...
   - Глупая еврейская сказка, - покачал головой Ханно. - Не было такого, я был там...
   Последние слова прозвучали так, будто Ханно побывал в Вавилоне не несколько лет назад, а в незапамятные времена, когда это самое смешение языков якобы происходило. Поэтому последние слова прозвучали странно.
   - В нормальной стране мужи соревнуются в том, кто сильнее, умнее и искуснее в разных видах мастерства, - продолжил Ханно свою речь. - Благородному мужу незачем раскрашивать морду, как индийской обезьяне гамадрилу, незачем вышивать орнаменты на одежде золотой нитью. Вставил в ухо серьгу потяжелее, и довольно, пусть бабы украшают себя без меры, муж украшает себя в меру! Кстати, не всякой бабе нужно украшение, взять, например, Алият из Пальмиры или Эстер, Торину жену, разве нуждаются они в красках и драгоценностях? Да на Эстер что ни надень, голая все равно красивее!
   - А ты разве видел ее голую? - удивился Альф.
   - Да ее только ленивый не видел! - ответил Ханно и захохотал.
   Посмеялись.
   - Однако когда бабы украшают себя всякой цветастой херней, в этом нет ничего дурного, ибо такова их природа. - продолжил Ханно свою речь. - Но когда мужик размалевывает себе морду, протыкает нос и загоняет под кожу краску - это, я считаю, неправильно. Ну, одна серьга, ну две. но брюхо-то зачем раскрашивать? А тем более морду! И еще их искусство мне не нравится.
   - Чего? - не понял Альф.
   - Искусство, - повторил Ханно. - Картинки, вышивки, всякая бытовая ерунда. Вот, например, видел я сосуд для питья, так к нему приделали длинный носик, чтобы удобнее пить, и сделали в виде хера! Каждый, кто пьет, как бы сосет хер, разве это красиво?
   - Разве не ты говорил, что у всякого народа свои представления о красоте? - спросил Альф.
   - Да, говорил, - не стал отрицать Ханно. - Однако есть предел, за которым разница в представлениях становится несущественной, ибо мерзость в крайней степени мерзка по-любому. Вот, например, если какой-нибудь народ полагает, что пожрать говна предвещает удачу, разве это не мерзко?
   Альф вспомнил, как однажды, незадолго до того, как Тори поплыл в Картахену выручать тестя, Альф перепил вина, захотелось ему пошутить, и он сделал вид, будто асы открыли ему уста и он пророчит. И напророчил, что Тори Снерриссону надо сожрать собачью какашку и это принесет удачу. Шутка не получилась - Тори молча вышел и больше на пир не возвращался, а Альф потом постеснялся спросить, что конунг делал в тот вечер, так и не узнал, чем кончилась шутка.
   - Да, пожалуй, ты прав, - согласился Альф. - Однако любой муж, даже самый благородный, время от времени творит мерзости по недомыслию и надо отличать их от... как бы это сказать...
   - Мерзости, творимые по недомыслию, не должны быть слишком частыми, - сказал Ханно. - Иначе это не недомыслие, а порочный образ мысли либо слабоумие.
   - Да, ты прав, - согласился Альф, слегка смутившись. - Однако если каждый год творить по две-три мерзости, я полагаю, в этом еще нет порочного образа мысли, не так ли?
   Ханно посмотрел на Альфа с удивлением. Ханно подумал, что у Альфа, похоже, есть тайна, которая его гнетет, потому что он не делится душевным бременем с друзьями, и если убедить его поделиться, это бремя, должно быть, перестанет его гнести, и это будет хорошо. Впрочем, его бремя - его проблемы.
   - Подозреваю, что у наших друзей индейцев образ мысли порочен от начала до конца, - сказал Ханно. - Многие вещи в их образе жизни мне непонятны, я пытаюсь представить себе, как их можно сочетать с нормальным образом мысли, и не могу.
   - Например? - спросил Альф.
   - Например, у них нет рабов, - начал перечислять Ханно. - Я не очень хорошо понимаю их язык, могу ошибаться, но я так понял, что если они хотят кого-то поработить, то этого кого-то как бы усыновляют, и дальше обращаются с ним как с нелюбимым ребенком. Еще у них деньги не из золота, а из семян какого-то дерева, это вообще бред, получается, если эти деревья массово выращивать, станешь богатым как Крез, а кто тогда будет хлеб растить?
   В этот момент к ним подошел Амокстли и сообщил, частично словами, частично жестами, что надо посетить храм, совершить какой-то ритуал во славу грядущей победы.
   - О, хорошее дело! - обрадовался Альф. - Не стоит пренебрегать помощью местных богов, какими бы они ни были. Эй, Ханно, а давай ты тоже совершишь ритуал по своему гоблинскому обычаю!
   - Почему бы и нет, - пожал плечами Ханно. - Надо только убедиться, что между нашими и индейскими обычаями нет противоречий.
   - А какие тут могут быть противоречия? - удивился Альф.
   Ханно объяснил:
   - У евреев, например, в их еврейских храмах можно почитать только того бога, который ихний единственный, а других нельзя, а если пытаешься, евреи негодуют.
   - Да ну! - рассмеялся Альф. - Что, правда? Экие нелепые эти евреи! Вряд ли найдется во вселенной другой народ со столь же извращенной мифологией!
   Дорога завернула за поворот, стало видно храм.
   - На вавилонскую башню похоже, - сказал Ханно.
   - Да разве это башня? - удивился Альф. - Это, скорее, пирамида.
   - Вавилонская башня тоже была подобна пирамиде, - сказал Ханно. - В Вавилоне кирпич не обжигали, там леса было очень мало, печи топили сушеным навозом, а кто победнее, вообще не топили, благо зима там не очень холодная. Короче, кирпич не обжигали.
   - А крепостные стены тоже из сырого кирпича строили? - удивился Альф.
   - Нет, для крепостной стены кирпичи обжигали, - уточнил Ханно. - Но больше ни для чего, даже царский дворец был из сырого кирпича, а храмы - тем более. А высокую башню из сырого кирпича не построить, она под собственным весом обвалится. Что, собственно, и случилось.
   - А у индейцев башня, по-моему, не из кирпича, а из обтесанных камней, - заметил Альф. - Как в Египте. Только в Египте камни пригнаны один к другому плотно-плотно, нож не просунешь, а здесь щели такие, что кулак войдет. Архитекторы, видать, не такие толковые, как в Египте.
   - Дело не в архитекторах, - возразил Ханно. - В Египте раньше тоже были щели между камнями. Просто когда постройка стоит очень долго и никто ее не разрушает, камень как бы оплывает, и кажется, что архитектор был более искусен, чем на самом деле.
   - Ты говоришь, будто прожил на свете тысячу лет, - сказал Альф.
   Ханно странно усмехнулся и сказал:
   - Да, есть у меня привычка так говорить.
   Воины тем временем подошли к подножию пирамиды и стали подниматься по специальной лестнице. Ханно заметил, что вместе с воинами увязались десять трэлей.
   - Не нравится мне это дело, - сказал Ханно, указав на трэлей. - Боюсь, как бы не случилось человеческого жертвоприношения.
   - Почему боишься? - удивился Альф.
   - Потому что это отвращает удачу, - объяснил Ханно. - У ромеев, например, есть закон, что если какой-нибудь бог требует человеческих жертв, то такому богу не место в ромейской стране и почитать его запрещено, чтобы удача не пропадала. Греки раньше приносили людей в жертвы разным богам, и были обычным народом, а потом перестали приносить людей в жертвы и от этого обрели великую удачу, победили персов и чуть было не победили нас, финикийцев.
   - А твой народ приносил человеческие жертвы? - спросил Альф.
   - Только увечных младенцев, - ответил Ханно. - И это было раньше, теперь уже давно не приносят.
   - А это было плохо? - спросил Альф.
   - Не знаю, - пожал плечами Ханно. - Наверное, плохо.
   Тем временем воины и трэли достигли вершины пирамиды, трэли встали в круг и стали играть в принятую у индейцев игру: одновременно показывают на пальцах разные фигуры, и кто показал более удачную фигуру, чем у соперника, бьет ему щелбан. Но в этот раз щелбаны не били, а просто один трэль выходил из круга, а другой оставался, и с каждой игрой в круге оставалось на одного трэля меньше. И когда остался последний, он улегся на особый камень, и один индеец из свободных ударил трэля в грудь каменным ножом, вырезал сердце, высоко поднял и произнес вису.
   - Фу, какая мерзость, - сказал Ханно.
   Сердце содрогалось и брызгало кровью. Индейцы встали на колени все разом, подняли руки вверх, лица обратили к солнцу и произнесли все разом одну и ту же вису, другую, чем в первый раз.
   - По-моему, ты излишне критичен, - сказал Альф. - Очевидно, что обе висы они не сочинили по случаю, а запомнили заранее и повторили, как попугаи, в этом немного чести, но Один одаряет медом поэзии не каждого, и я полагаю, что если виса не сложилась, а произнести что-то надо, то нет бесчестья произнести не сочиненное по случаю, а запомненное заранее. Плохо, что они произнесли одни и те же слова одновременно, это некрасиво, можно подумать, что у них нет собственной воли у каждого, это ведь не битва, где воины сражаются строем, как одно большое тело, в поэзии так не делают, надо импровизировать, иначе некрасиво.
   - Я не о том говорю, - сказал Ханно. - Немного чести почитать богов, во славу которых убивают трэлей.
   - Не согласен, - возразил Альф. - Вот, например, мы с Тори и Хради однажды убили пятьсот черножопых во славу Эстер. Я не знаю, были среди них трэли или нет, допустим, были. Разве мы сотворили себе бесчестье, если там были трэли?
   - Это не то, - покачал головой Ханно. - Эстер не богиня, а прекрасная женщина, и вы не добивались ее благосклонности, а мстили за ее смерть, которой ждали с минуты на минуту. Кроме того, вы с Хради выражали соболезнование конунгу, которого уважали и любили, разве не так? И еще вы показывали местным жителям, что за каждую убитую сестру ваш народ отомстит сторицей.
   - Ты все перечислил правильно, - кивнул Альф. - Но какая разница, при каких обстоятельствах и с какой целью мы перерезали тех гоблинов? Я не считаю, что в убийстве как таковом есть что-то мерзкое. Все зависит от обстоятельств. Если ты убил, например, собственного трэля, потому что переел мухоморов и увидел несуществующее, в этом нет ни чести, ни славы, но если ты убил врага в бою, в этом обычно есть и честь, и слава, и немало. А если ты зарезал случайного прохожего, например, чтобы ограбить... нет, тут нельзя судить обобщенно, все зависит от обстоятельств.
   Умирающий трэль тем временем перестал содрогаться и умер окончательно. Живые трэли отволокли тело к краю пирамиды, столкнули вниз, мертвец заскользил к подножию по специально устроенному желобу. А что стало с вырезанным сердцем, ни Альф, ни Ханно не заметили.
   Трэли снова сыграли в ту же игру, другой трэль лег на тот же камень, другой индеец взял тот же каменный нож...
   - Что-то не хочется мне на это смотреть, - сказал Ханно, отвернулся и пошел прочь.
   Амокстли подошел к нему, преградил дорогу, стал говорить и размахивать руками. Ханно вежливо оттолкнул его и стал спускаться по лестнице. Амокстли подошел к Альфу, стал взволнованно говорить непонятное.
   - Не держи на него зла, друг мой, - ответил ему Альф. - У каждого есть свои странности, не твое и не мое дело судить кого-то третьего, особенно того, кто славен как великий кормчий, и как великий воин тоже вроде славен, хотя сам я его в деле пока не видел. Пусть уходит, он в своем праве. Он хороший мужик, хоть и странноватый.
   Амокстли испытующе посмотрел Альфу в глаза и спросил что-то непонятное. Альф ответил утвердительно, Амосктли успокоился и приказал индейцам продолжить обряд.
   В итоге всем трэлям, кроме одного, вырезали сердца на жертвенном камне, а последнему Амокстли разбил голову каменным молотом. Затем свободные индейцы выстроились в одну шеренгу и каждый произнес по висе и исполнил по короткому танцу. И когда все индейцы окончили свои представления, Амокстли обратился к Альфу, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чего он хочет. Альф подумал-подумал, и сложилась у него такая виса:
   - Проснулся филин в ясный день на одинокой сосне, пучит глаза, хер поймет, что вокруг происходит вообще.
   Альфова виса пришлась индейцам по нраву, они обрадовались, стали кричать радостное. Альф вежливо поклонился и пошел к лестнице, он решил, что танцевать не станет, не любит он это развлечение, да и неудобно танцевать, когда кругом кровища, того и гляди поскользнешься, а это дурное знамение.
   Спустились они с пирамиды, вернулись к войску, пошли дальше. Шли они, шли, вначале поднимались в горы, а потом вдруг горы расступились, открылась перед ними долина, а в долине стоит огромное войско, тьма-тьмущая, немудрено обосраться от такого зрелища. Но во всем войске ни один воин не облачен в доспехи, позор какой-то, а не войско.
   - Хайль, братья мои меньшие! - закричал Альф радостно. - К бою, братья, пусть пожнут наши мечи кровавую жатву! Многолюдно станет нынче в Вальхалле!
   Облачились воины в доспехи, построились по ромейскому обычаю в манипулу, только немного по-другому, потому что никто не нес с собой ни копья, ни дротика, и спустились в долину. Следом вел своих воинов Амокстли, они шли толпой, как дикие йотуны, потому что индейцы не знают воинского строя.
   Альф шел в середине первого ряда, а сзади во втором ряду шел Ханно. Альф сначала предложил товарищу место слева или справа, но тот отказался, сказал, что строевые приемы знает нетвердо, и лучше ему вступить в дело, когда правильный бой закончится и начнется свалка. И еще Ханно сказал, что тот, кто перед боем посидел в кустах и погадил, тот поступает мудро, потому что врагов перед ними очень много и это пугает.
   - Зато мы в доспехах, а они нет! - провозгласил Альф, вселяя храбрость в сердца воинов. - С нами Один, Фрея, Баал и Иштар, а с ними какие-то нелепые говнобоги, которым в жертву приносят трэлей, а в этом немного удачи, не так ли, Ханно, друг мой высокоумный?
   - Ты прав, конунг, - подтвердил Ханно.
   - Чего? - громко переспросил Альф. - Я не слышу!
   - Ты прав, конунг! - закричал Ханно, и голос его сорвался и прозвучал тонко, отчего многие засмеялись.
   Вышло войско пришельцев на равнину, приблизилось к неприятелю, начал Альф попарно отсчитывать шаги до дистанции перехода в атаку:
   - Тридцать! Двадцать восемь! Двадцать шесть! Двадцать четыре!
   Но что это? Дрогнуло индейское войско, расступилось, открыло дорогу в свой центр, а там стоит здоровенный индеец в таких пестрых одеждах, что никакому попугаю не снились, не тот ли это говноконунг, как его там называл Амосктли? Как-то односложно...
   - Сдается мне, они решили, что мы не воины, а послы, - сказал Ханно.
   Альф подумал над его словами, понял, что Ханно прав, и засмеялся. Воистину прекрасная сага сложится об этом походе! Никогда такого не было, чтобы храбрецы выходили против настолько превосходящего противника, чтобы тот принял битву за посольство, и вот...
   - Так, интеллект, - тихо произнес Альф. - А у нас точно есть превосходство?
   - Однозначно есть, - тихо ответила кукла, притороченная к спине конунга над жопой. - Не волнуйся, все под контролем. Хочешь, скорректирую страх?
   - Немного в том чести, - отрезал Альф.
   Подошли они к индейскому конунгу, тот вышел вперед и сделал высокомерное лицо.
   - Сдается мне, он ждет, что ты принесешь ему присягу, - предположил Ханно.
   - Стальной хер ему в глотку, а не присягу! - воскликнул Альф. - Железный клюв вокруг меня!
   Вышел он из строя, и пока он выходил, строй вокруг него перестраивался из манипулы в железный клюв, и Альф понял, что для непривычного глаза это перестроение выглядит танцем, и индейцы до сих пор не поняли, что это не переговоры, а война, вот дураки-то! Прекрасную сагу сложат скальды о сегодняшнем подвиге!
   Подошел Альф к индейскому конунгу (Атл его зовут, всплыло вдруг в памяти), вынул из ножен меч, поднял над головой, Атл кивнул с умным видом, очевидно, решил, что Альф воздает ему почести, дурачок.
   - Один и Фрея! - крикнул Альф, опустил меч и рассек индейского конунга от плеча до паха, захрустели кости, брызнула кровь, развалился конунг напополам, осыпался и умер.
   - Баал и Иштар! - закричали воины.
   Взмахнул Альф окровавленным мечом, на прямом замахе срубил одному индейцу голову, на обратном другому индейцу срубил руку. Мелькнула деревянная дубина с продольными ребрами, как у шестопера, но не стальными, а каменного стекла, Альф подставил щит, дубина соскользнула, царапнула стальной бок, а доспех выдержал и даже не помялся. Альф ткнул врага острием меча в живот, тот вошел как в масло, Альф крутанул рукоять, рана чавкнула, из нее полезли кишки, Альф выдернул меч, враг упал и стал умирать. Сделал Альф шаг вперед, и одновременно с ним шагнул весь железный клюв. И началась потеха!
   Это была не битва, а избиение. Оказалось, что ни дубина, ни шестопер не пробивают стальной доспех ни в каком виде, ими можно только ошеломлять, да еще от каменного стекла отлетают острые осколки, залетают под шлем и ранят кожу, это неопасно, но неприятно. Наверное, если воин оплошает, пострадать все-таки можно, но настолько неудачливых воинов у Альфа в дружине не нашлось. Шли люди и гоблины сквозь индейское построение не очень быстро, но уверенно, а враги падали под мечами, как колосья под серпами, и каждый думал не о том, как лучше победить того или иного противника, а о том, как не поскользнуться на скользком мясе и не запутаться в выпотрошенных кишках.
   Прошло сколько-то времени, дрогнули индейцы и обратились в бегство. Кое-кто ударился в преследование, Альф закричал, чтобы отставили, глупое это дело, воину в доспехе нипочем не догнать воина без доспеха, если тот не ранен, нечего и пытаться. Ханно сказал:
   - Если у того, кто у них теперь полководец, в голове сохранились мозги, он прикажет держать дистанцию и осыпать нас стрелами и камнями, пока мы не соскучимся стоять в черепахе.
   Альф подумал и сказал:
   - Сдается мне, у ихнего полководца в голове одно говно.
   Нарисовался Амокстли, а на нем совсем нет крови, это неприлично. Альф, например, запачкан с ног до головы, с одного угла щита свисает обрезок кишки, к другому углу прилип ломоть печени, а этот вождь будто не в бою побывал, а на пиру или на пляске.
   - Эй, Амокстли! - крикнул Альф. - Что-то ты некрасив, надо тебя приукрасить!
   Наклонился, срубил у одного мертвеца ногу по бедро, воздел отрубленную ногу над головой Амокстли, чтобы кровь из перерубленной жилы стекала на темечко. Гоблины захохотали - отличное бесчестье придумал конунг для труса, в самую меру! А Амокстли не обиделся, а наоборот - задрал лицо, стал умываться кровью врага и, кажется, немного выпил. Ханно издал звук, будто хотел сблевнуть, но передумал.
   - Однако ему нравится, - сказал Альф и отбросил ногу, которая перестала кровоточить.
   Амокстли опустился на одно колено, склонил голову и произнес вису, смысла которой не понял никто, кроме индейцев.
   - Сдается мне, он принес присягу, - сказал Ханно.
   - Да, похоже на то, - согласился Альф.
   Подбежали какие-то индейцы, тоже преклонили колени. Амокстли достал откуда-то каменный нож, вонзил одному индейцу в грудь, вырезал сердце, поднял над головой, принялся петь и танцевать. А другие индейцы, прибежавшие вместе с тем, кого зарезал Амокстли, не возмутились, а тоже стали петь и танцевать.
   - Сдается мне, ты прав, Ханно, - сказал Альф. - Какая-то нелепая у них культура, а их образ мысли, сдается мне, порочен так, как даже у евреев в Содоме не было.
   - В Содоме ничего особенного не происходило, - заметил Ханно. - Подумаешь, долбили друг друга в очко, у греков и ромеев это обычное дело, и ни один бог на них не гневается.
   К этому времени Амокстли закончил свой танец, подбежал к Альфу, попытался ухватить за наручь, но пальцы соскользнули, а мизинцем Амокстли задел свежую зарубку, оцарапал, брызнула кровь, завизжал Амокстли как поросенок и сунул палец в рот.
   - Вот тебе знак, чтобы не хватал погаными руками, - сказал ему Мутбаал, но Амокстли его, конечно, не понял.
   А Абделити сказал:
   - Сдается мне, пришло время разграбить обоз.
   - О, отлично! - обрадовался Альф. - Пойдемте грабить!
   Надо сказать, что обоза как такового у индейцев не было, потому что у них нет обычая делать большие фургоны и запрягать в них волов, а есть обычай, чтобы все припасы таскали на собственном горбу трэли либо сами воины. И сейчас основную часть припасов с поля боя уволокли, но кое-что осталось, и было видно одно место, где осталось больше, чем везде. Туда и направились герои.
   - О, бабы! - обрадовался Мутбаал.
   - В натуре бабы! - подтвердил Альф и тоже обрадовался. - Эй, Ханно, я тебе сейчас покажу, как правильно обращаться с пленницей, чтобы та радовалась!
   Подошли они к бабам, те упали на колени и стали целовать воинам поножи, очень глупый обычай, порезать губу или язык - только так. А Амокстли сказал что-то сложное насчет того, что эти бабы очень родовитые, то ли жены покойного говноконунга, то ли дочери, то ли что-то третье, короче, надо им всем взрезать груди и повытаскивать сердца, и тогда все станет хорошо, войску будет сопутствовать удача и все такое. Вытащил каменный нож, но Альф стукнул Амокстли по запястью, чтобы нож выпал, и сказал:
   - Цыц!
   А бабам сказал:
   - А ну всем раздеться, покажите, какие вы красивые!
   Бабы сначала не поняли, чего от них хотят, тогда кто-то показал жестами, они поняли и начали раздеваться.
   - Похожая история была с Александром Македонским, - сказал Ханно. - Когда он победил Дария в первый то ли второй раз, тот бежал с поля боя и бросил обоз, а там были его жены и дочери. Подошел к ним Александр с друзьями, там получилось забавно, эти бабы сначала приняли за царя одного пидора, которого Александр потрахивал, тот пидор был более высок и статен, чем царь, вот им и показалось...
   - Избавь меня от этой мерзости! - перебил его Альф. - Не хочу ничего слышать про пидоров, они отвращают удачу, разве ты не знал?
   - Извини, - сказал Ханно. - Так вот, подошел Александр к женам и дочерям Дария, они сказали, типа, не убивай нас, а он, типа, я что, дурак, что ли?
   - Выкуп за них потребовал? - предположил Альф.
   - Нет, не стал, - покачал головой Ханно. - Ему предлагали, но он сказал, типа, на кой хер? Я, говорит, отберу у Дария все царство целиком, незачем размениваться на мелочи. Одну дочь Дария, самую красивую, взял себе в жены, а других раздал в жены друзьям.
   - Их даже не трахнули вкруговую? - удивился Альф.
   - Может, да, а может, нет, история умалчивает, - сказал Ханно. - Достоверно известно, что Александр никого из этих баб не казнил и даже вроде сильно не обидел. И тогда все стали говорить, что он великодушен, и немного позора сдаться такому повелителю без боя.
   - А, я понял, к чем ты клонишь! - обрадовался Альф. - Да, эта мысль походит на разумную. Так, интеллект, это ведь разумная мысль?
   - Да, однозначно, - подтвердила кукла.
   Это был первый раз, когда индейцы заметили, что Альфова кукла разговаривает по-человечески. Очень удивились индейцы, стали переглядываться, моргать, делать странные жесты и говорить странные слова, очевидно, пытались отгоняли нечистую силу. Было забавно.
   - Так и порешим, - сказал Альф. - Я, пожалуй, возьму в жены вот эту телочку. А вы разбирайте остальных.
   Подошел Мутбаал, сказал, что воины нашли брошенный шатер индейского говновождя, и Мутбаал запретил его грабить, потому что такую добычу надо сохранить для конунга.
   - Это ты верно рассудил, - одобрил Альф. - Эй, подруга, пойдем, сыграем свадьбу!
   Взял он выбранную девицу за руку и повел к шатру, а девица не сопротивлялась. Ввел в шатер, завалил на мягкую лежанку и трахнул, а боевые товарищи толпились вокруг, комментировали и давали советы. И закончив свое дело, слез Альф с пленницы и сказал:
   - Прикройся, жена, завернись в какую-нибудь тряпку.
   Все поняли, что она пришлась ему по нраву, и обрадовались, что конунг женился. А потом стали делить добычу, нашли среди добычи вино, сразу выпили, короче, все как обычно. А наутро пошли дальше в поход.
   Странным был этот поход, необычным. Обычно победившее войско несколько дней после победы проводит на поле боя, потому что надо справить тризны по погибшим, дождаться, когда вымрут тяжелораненые, и тоже справить по ним тризны, а для легкораненых подготовить носилки и волокуши, и все такое прочее. Но здесь ни убитых, ни раненых не было, вообще никто не пострадал, синяки и царапины не в счет. А когда победившее войско продолжает поход по вражеской стране, победители то и дело натыкаются на мелкие остатки побежденного войска, и надо хранить бдительность, потому что из-за любого дерева может прилететь стрела. А здесь никакого сопротивления не стало, уже в день битвы ближе к закату начали приходить побежденные вожди приносить присягу новому конунгу. Получилось, что огромная страна с непроизносимым названием не просто упала в руки удачливому полководцу, как переспелый плод, а вообще хер знает что произошло, никогда такого не бывало в мировой истории. Славы обрели немеряно!
   Одна только вещь смущала конунга-победителя - побежденные индейцы то и дело принимались убивать друг друга без видимых причин. То молотом по темечку тюкают, то каменным ножом сердце вырезают, то сбрасывают друг друга с большой высоты на острые камни, а то устраивают такие пытки и мучения, что даже ромеи до такого не додумались. Не то чтобы это сильно мешало править страной, но как-то неприятненько. Однажды Альф даже решил, что больше терпеть такое не будет. Призвал Амокстли (он к тому времени стал как бы визирь всей страны, главный трэль над всеми трэлями) и сказал так:
   - Не по нраву мне, что вы, индейцы, то и дело убиваете один другого. Так, глядишь, поубиваете друг друга до конца, обезлюдеет страна, кем буду я править? Непорядок!
   - Ты преувеличиваешь, повелитель, - возразил Амокстли. - Испокон веков мы, индейцы, приносили жертвы богам, и страна не обезлюдела. Не обезлюдеет и теперь.
   - Ну, допустим, - сказал Альф. - Все равно мне не по нраву, когда людей режут на жертвенниках, как баранов. Смотреть противно!
   - А ты не смотри, повелитель, - предложил Амокстли. - Назначь меня главным первосвященником, а сам не смотри.
   При этой беседе присутствовал кормчий Ханно, он развалился в кресле, жрал местный фрукт, именуемый авокадо, и прислушивался.
   - Я бы не советовал назначать первосвященника, - сказал он. - У евреев раньше не было первосвященника, и удачи было довольно много, а потом первосвященник появился, и удачи стало меньше.
   - Во! - кивнул Альф. - Не будет вам первосвященника. Слушай приказ! Человеческие жертвоприношения запретить! В каждом храме изваять золотого тельца, как у гоблинов, и пусть еще приведут мне сто толковых юношей, я им расскажу про асов, чтобы знали, как правильно почитать богов. Понял?
   - Я, пожалуй, восстану, - сказал Амокстли.
   Альфу показалось, что он недослышал.
   - Чего? - переспросил Альф.
   - Восстану, - повторил Амокстли.
   - Ты чего, коки объелся? - спросил Альф. - В башку давно не прилетало? На кресте, сука, распну всю семью до седьмого колена!
   - Сколько ни старайся, конунг, Тескатлипок все равно страшнее, - сказал Амокстли.
   - О, у него виса сложилась! - удивился Ханно.
   - И точно, виса, - согласился Альф. - Стихотворный строй такой же, как в "Сколько медведя ни корми, у осла все равно хер толще".
   Амокстли расхохотался. Альф и Ханно посмотрели пристально на индейского визиря, и поняли, что он хохочет искренне, так бывает, когда впервые слышишь смешную вису.
   - Сдается мне, это не просто виса, - сказал Альф.
   - Думаешь, асы открыли ему уста? - заинтересовался Ханно.
   - Похоже на то, - кивнул Альф. - Когда асы открывают уста мне, оно происходит примерно так же.
   Снова вспомнилось, как он в шутку заставил Тори сожрать собачье дерьмо. Альф поежился и отогнал неприятное воспоминание.
   - По-моему, вы, норманны, придаете своей поэзии слишком много смысла, - сказал Ханно. - И слишком много внимания уделяете знамениям. То, что один трэль случайно произнес вису, ничего не значит...
   - А вот и значит! - перебил его Альф. - Очень даже значит! Ничто не происходит просто так! Раз Один вложил ему вису в уста, значит, Одину угодно, чтобы я не запрещал индейцам резать друг друга. Понял?
   - А если это не Один? - спросил Ханно.
   - Все равно, - ответил Альф.
   - А если Локи? - спросил Ханно.
   - Все равно, - повторил Альф.
   - А если ихний Тескатлипок? - спросил Ханно.
   - Если ихний говнобог способен вложить вису в уста, значит, не такой уж он и говнобог, - сказал Альф. - Я решил, Амокстли, я больше не возражаю против ваших чудовищных обрядов. Но не злоупотребляйте, а то разгневаюсь.
   - Слушаю и повинуюсь, - сказал Амокстли.
   Почтительно поклонился и вышел.
   - Последнего я не понял, - сказал Ханно. - Ты произнес бессмысленную херню, а он ответил так, будто услышал разумный приказ. В чем дело?
   - Это меня Рандольф Торгейрссон научил, - объяснил Альф. - Когда конунг спорит с вассалом и по ходу спора понимает, что вассал прав, а сам конунг неправ, тогда в конце беседы надо приказать какую-нибудь ерунду, и проследить, чтобы вассал повиновался. Иначе может восстать.
   Ханно подумал-подумал и понял.
   - Да, это мудро, - согласился он. - А все-таки, сдается мне, немного чести править этими уродами.
   - А что делать? - развел руками Альф. - Полагаешь, стоит вырезать всю нацию под корень?
   - Нет, - покачал головой Ханно. - Массовые убийства - дело плохое. Я полагаю, нельзя убивать больше ста врагов за раз, знал я нескольких людей, нарушивших это правило, им потом приходится несладко. Потому что некоторые люди после смерти превращаются в призраков, и заранее не угадаешь, кто умрет как положено, а кто станет призраком. Так бывает нечасто, и если ты убил человек десять-двадцать, то никто из них призраком, скорее всего, не станет. А вот если...
   - Мы с Тори и Хради однажды убили пятьсот гоблинов за один день, - перебил его Альф.
   - Вдвоем? - уточнил Ханно.
   - Нет, бойцы помогали, - помотал головой Альф. - Возможно, в этом все дело.
   - Как бы то ни было, - сказал Ханно, - я сегодня кое-что понял. Мое время в стране Америке, думается мне, подошло к концу, надоело мне здесь, скучно стало. Разреши мне вернуться к морю и отвести один корабль обратно в Алагир!
   - Разве тебе не по нраву вся эта роскошь? - удивился Альф.
   - Благородного мужа красит не роскошь, но доблесть, - сказал Ханно.
   Эти слова прозвучали так, будто кормчий упрекал конунга, что тот расслабился, размяк и утратил мужественность. В какой-то мере это справедливо, но...
   - Какой смысл завоевать страну, но не пользоваться завоеванной роскошью? - спросил Альф.
   - Завоевав страну, ты становишься сильнее и мудрее, - ответил Ханно.
   Альф подумал-подумал, и вдруг плюнул на ладонь и прихлопнул другой ладонью. Плевок не вылетел.
   - Я остаюсь, - решил Альф. - Ты волен уезжать, если желаешь, и возьми с собой столько золота, сколько сможешь унести, все равно его здесь хоть жопой ешь. А моя судьба, видать, захотела на покой, надоело ей испытывать воинскую удачу, хочу какое-то время порасслабляться.
   - Но на твоей короне символы индейской страны, - заметил Ханно.
   - Какое это имеет значение? - спросил Альф.
   - Никакого, - ответил Ханно. - Мне показалось, что из нашей беседы может получиться хорошая виса, но нет, не получилась.
   - Александр Македонский носил персидскую корону и не видел в том позора, - сказал Альф.
   - Однако корона не принесла ему удачи, - сказал Ханно.
   - Вся удача всех миров в руках Вирдд, - сказал Альф.
   - Ах да, это меняет дело, - сказал Ханно.
   Альфу показалось, что последние слова Ханно произнес в шутку, но Альф не был уверен в своей правоте и не стал смеяться. Он сказал:
   - Давай лучше выпьем как следует на прощание.
   Позвали тир, та принесла вина, они выпили. Потом Альф позвал жену, та сплясала индейский танец, похожий на танец живота, но другой, танцовщица в этом танце тоже раздевается, но другого сходства нет. Ханно сказал, что Альф выбрал себе красивую жену, Альф предложил, чтобы Ханно ее трахнул, Ханно вежливо отказался и сказал, что счастливые мужья нечасто предлагают такое даже близким друзьям.
   - Александр Македонский делил с друзьями всех своих баб, - сказал Альф.
   - Однако это не принесло ему удачи, - сказал Ханно.
   - Довольно и того, что о его подвигах сочиняют прекрасные саги, - сказал Альф.
   - Ах, да, это конечно, - согласился Ханно.
   Они пили вино весь вечер, всю ночь и чуть-чуть утром. А на следующее утро Ханно стал ходить по городу и спрашивать боевых товарищей, кто желает вернуться в Алагир, и иные просто отказывались, а другие думали, что он шутит, и смеялись. Дело в том, что когда Альф справедливо поделил награбленное богатство, каждому воину достался богатый дом с полем, садом и водоемом. А в Алагире у большинства воинов не было ничего, кроме драгоценного доспеха, даденного конунгом взаймы, и надо быть последним дураком, чтобы возвращаться туда, где у тебя почти ничего нет.
   - Немного ценности в преходящих вещах, - говорил Ханно товарищам. - Главная ценность человека - бессмертная душа.
   - Ты говоришь как еврейский дервищ, - отвечали ему товарищи и смеялись.
   К полудню Ханно понял, что никто не разделяет его представлений о ценностях, и заплакал. Одна тир захотела его приласкать, чтобы не плакал, а он совсем расстроился, ударил ее и случайно убил, так бывает. И одни боги знают, чем закончилась бы эта сага, если бы не другая тир, которая поднесла господину листья коки, тот пожевал и успокоился. А потом Ханно сожрал кусок кактуса, который индейцы потребляют вместо мухоморов, и снизошло на Ханно вдохновение. Созвал он трэлей и тиров и говорил им так:
   - Открылось мне, что хотя мир подобен камню, о чем давно говорят философы, камень этот не покоится, как кажется, но катится своим путем, и надо быть последним дураком, чтобы отделять свой путь от пути мира или, тем более, пересекать одно с другим. И еще мне открылось, что когда твой путь проходит по пересеченной местности, спуски чередуются с подъемами, и поскольку жизнь подобна пути, а местность, по которой он ка бы проходит, тоже пересеченная, то и в жизни есть место падениям и место подъемам. И еще мне открылось, что золотые гвозди, которыми ваши индейские мастера скрепляют мебель, много суше, чем вода, если их, конечно, специально не мочить.
   Произнеся последние слова, он понял, что его устами говорит тот кактус, который он сожрал вместо мухомора. И когда Ханно это понял, он разгневался, разогнал трэлей и тиров, хотел заплакать, но передумал и уснул.
   Наутро он вышел из дома, никто ему не встретился, и Ханно решил, что это доброе знамение. Ханно пошел в ту сторону, откуда восходит солнце, и спустя положенное время вышел из города и пошел дальше по дороге. Встречные путники делали почтительные жесты, это утомляло, и с одним путником Ханно поменялся одеждой, после чего его перестали узнавать. Надо сказать, что обликом финикийские гоблины не слишком отличаются от индейцев, и если специально не приглядываться, отличить одного от другого непросто. Вот если бы нечто подобное захотел устроить конунг Альф, у него ничего не вышло бы, а у Ханно все вышло.
   Солнце достигло полудня, Ханно проголодался. Сошел с дороги, вошел в деревню, зашел в крайний дом, потребовал накормить.
   - А сколько какао-семян ты дашь за еду? - спросил хозяин дома.
   - Нисколько, - ответил Ханно. - Я не расплачиваюсь какао-семенами, я расплачиваюсь либо благословением, либо мечом.
   - А что такое меч? - спросил индеец.
   - Вот, - ответил Ханно и показал.
   Покидая дом, он оставил доспехи, потому что немного чести забирать насовсем то, что дал конунг на время, но меч прихватил, потому что он легкий и не стесняет движений. Чтобы путники не пугались, он замотал меч в тряпку, и не зря, потому что теперь он ее развернул, и индеец испугался.
   - Ох, - сказал индеец. - Не знаю, что такое благословение, но сдается мне, оно безопаснее, чем меч.
   - Ты прав, - согласился Ханно.
   Индеец позвал какую-то бабу, то ли жену, то ли дочь, то ли тир, Ханно не стал разбираться, кто она такая. Баба поставила на стол миску с фасолевой кашей, а про мясо сказала, что его в доме не водится.
   - Небогато вы меня угощаете, - сказал Ханно.
   - Что имеем, тем и угощаем, - сказал хозяин дома. - Хочешь ее трахнуть?
   Ханно оглядел бабу внимательно и отказался. Сожрал кашу, благословил гостеприимного хозяина и ушел.
   "Однако бродягой быть неплохо", подумал Ханно.
   Он шел в ту сторону, откуда восходит солнце. Когда становилось голодно или хотелось бабу, он заходил в деревню и брал, что хотел. В одном доме ему отказали, и он срубил голову тому индейцу, который отказал. Подумал-подумал, разрезал индейцу грудь, вынул трепещущее сердце, но ничего мистического не произошло, только перепачкался кровью, пришлось мыться и стираться, а сердце он выбросил, потому что понял, что индейские обряды не для него, плохая была идея попробовать.
   В конце концов он достиг моря, но кораблей в нем не нашел. Скорее всего, он где-то сбился с пути и пришел не туда, куда хотел. Подумал Ханно, подумал, и решил, что такова его судьба. Вошел в ближайшую деревню и выбрал самую пригожую девицу, а двух индейцев, что возмутились его решением, зарубил альвийским мечом насмерть. Так и жил Ханно в той деревне, жена его спустя положенное время состарилась и померла, а сам Ханно не состарился ничуть, есть у него такое свойство, то ли волшебной природы, то ли нет, хотел Ханно спросить о том альвийского бога Интеллекта, но не сподобился, а теперь уже поздно. И о том, что случилось после того, как у Ханно умерла жена, сложена особая сага, а эта сага здесь заканчивается.

Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"