Как Михайло в раю побывал
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Все началось с того, что Михайло пошел в кабак выпить водки. Это было опрометчиво, любому дураку ведомо, что в кабаке добра и в обычный день не сыщешь, а когда случается недоброе знамение, то особенно. А в день, о котором идет речь, недобрых знамений было целых три. Во-первых, блаженный Васька, что завсегда дрыхнет на паперти у церковки, что у кремля, изменил обычаю и улегся спать не на паперти, а прямо на земле. Во-вторых, над рынком видели Бабу Ягу, промчалась по небу в ступе с востока на запад, а след за собой не замела, поленилась, так белая полоса и болталась в небе, пока ветром не раздуло. А в-третьих, в небе второй месяц подряд висит огненный меч, именуемый немецким словом "комета", про него, впрочем, многие говорят, что большого смысла он не имеет, потому что все, что это знамение предвещало, оно уже предвестило.
Короче, вошел Михайло в кабак, потянулся за кошелем дать монету целовальнику, а кошеля нет, срезали лихие тати. Огорчился Михайло, но не сильно, потому что в кошеле было только три монеты, остальные он замотал в портянку, чтобы не пропить лишнего, а то старики бают про столичные кабаки всякое, одна байка страшнее другой.
Выругался Михайло, помянул бога в трех ипостасях, черта и богоматерь, и успокоился. Понял Михайло, что не судьба ему испить водки, повернулся и стал уходить, но не успел.
Подошел к нему барин, гладкобритый по немецкому обычаю, и сказал:
- Молодой человек, позвольте вас угостить.
Михайло сначала подивился, как дивно барин складывает слова в выражения, а потом понял: да это же немец! Немцы завсегда чудно выражаются, русский язык для них неродной, родной язык для них ихний немецкий.
- Наливай, - разрешил Михайло.
Немец достал монету, но не из кошеля, а прямо из кармана, словно нищеброд, кошеля не имеющий, чудные обычаи у них в неметчине. Протянул целовальнику, тот взял в рот, погрыз - настоящая.
- А не чертово ли серебро? - строго спросил целовальник.
- Не чертово, - ответил немец.
- Перекрестись! - потребовал целовальник.
Немец перекрестился, притом не по немецкому обычаю, а по православному. Целовальник налил две чарки, выпили. Водка оказалась невкусная, зачем только люди ее пьют? Тем не менее, Михайло вежливо сказал:
- Благодарствую.
- Между первой и второй промежуток небольшой, - отозвался немец стихами. Достал вторую монету, протянул целовальнику: - Повтори.
Повторили. Михайло занюхнул рукавом, надо бы закусить луковицей, да немец закуси не купил, а дареному козлу в зубы не смотрят.
- А чего это ты меня спаиваешь? - спросил Михайло.
- Провожу исследование, - непонятно ответил немец.
- Чего? - переспросил Михайло.
- Хочу тебя кое о чем расспросить, - сказал немец.
- А, - сказал Михайло. - Ну давай, расспрашивай.
- Ты счастлив? - спросил немец.
- Дык, - ответил Михайло.
- А как счастлив? - спросил немец. - Определенно счастлив, в целом счастлив, скорее счастлив, чем несчастлив?
- Да иди ты, - ответил Михайло. - Счастлив и все.
- Определенно счастлив, - решил немец. - А ты свободен?
Михайло подумал, не стоит ли обидеться, а то как бы намекает, что на холопа похож, за это в рыло огрести только так! Впрочем, немцу простительно.
- Свободен, - ответил Михайло.
- А как свободен? - спросил немец.
- Определенно свободен, - ответил Михайло и добавил: - Налей еще.
Немец достал монету, целовальник налил две чарки, Михайло выпил, а немец не стал.
- А как ты самовыражаешься? - спросил немец.
- Чего? - не понял Михайло.
Немец начал перечислять:
- Определенно достаточно, в целом достаточно, скорее достаточно, чем недостаточно...
- Стой, стой! - перебил его Михайло. - Я не о том, я просто не понял, что это такое самоваро... как оно там...
- Ну... - замялся немец. - Может, ты петь умеешь или песни сочинять или рисовать красиво...
- Я однажды лису зарезал, - сказал Михайло.
- Это как? - удивился немец.
- Определенно зарезал, - объяснил Михайло.
- Нет, я не о том, - сказал немец. - Как получилось?
- Отлично получилось! - улыбнулся Михайло. - Загнал в курятнике в угол, одной рукой за загривок, а другой ножом в глотку изнутри, чтобы шкуру не спортить.
- А как же зубы? - удивился немец.
- А чего зубы? - пожал плечами Михайло. - Лиса - не волк, варежку не прокусит.
- А чего ты желаешь? - спросил немец.
- Ну... - начал Михайло и осекся, потому что рассказывать такое незнакомцу стеснительно даже под водку.
Кстати о водке. Протянул руку, осушил чарку, а она вкуснее, чем первая, надо запомнить, что самая вкусная водка на дне бадьи.
- Закусить надо, - сказал Михайло.
Немец вытащил сразу две монеты, протянул целовальнику и сказал:
- К водке какой-нибудь бутерброд будь любезен.
- Чего? - не понял целовальник.
- Луку дай, - объяснил Михайло.
- На все луку? - спросил целовальник и заржал.
Михайло нахмурился и сжал кулак.
- Ладно, я шучу, - сказал целовальник.
Налил три чарки, положил рядом луковицу. Подумал, налил четвертую чарку и сказал:
- Лук за счет заведения.
Михайло осушил чарку, осушил вторую, закусил половинкой луковицы. Отлично! И чего ему примерещилось, что водка невкусная? Отличная водка!
- Так чего ты желаешь? - спросил немец. - Вечно жить желаешь?
- Ты что, дурак? - изумился Михайло. - Кто же такого желает? Никогда в рай не попасть? Да ну!
- Стало быть, вечно жить определенно не желаешь? - спросил немец.
Михайло пожал плечами, а после пары наводящих вопросов сообщил, что жить вечно скорее не желает, чем желает, иметь много денег в целом желает, но не очень, потому что отнимут, и много власти Михайле тоже не надобно по той же причине. А определенно Михайло желает только чтобы был хлеб насущный и избавиться от лукавого, остальное ерунда. Немец от этих слов возбудился, стал поминать какую-то пирамиду из масла, и стало ясно, что он тоже нетрезв, хотя пил немного. Не зря говорят, что немецкая порода по части водки слаба.
- Не может такого быть! - говорил немец. - Не единым хлебом сыт человек! Вот представь себе, хлеба насущного стало как воздуха, всем хватает, раздают на каждом углу, кому сколько надо, и еще остается.
- А лукавого там нет? - спросил Михайло.
- Не больше чем здесь, - ответил немец.
- Тогда это рай, - заявил Михайло.
Эти слова немца развеселили, он заказал еще по чарке и Михайле луковицу, выпили, Михайло закусил, а немец сказал, что сейчас покажет Михайле этот самый рай, и тогда Михайло сам решит, насколько он райский. Михайло забеспокоился.
- Ты в каком смысле говоришь? - осведомился он. - Бывает, говорит кто-нибудь, покажу небо в алмазах, а потом как врежет... Или, например, пульнет из пистоля в голову...
Немец заметил, что сюртук у него расстегнулся и наружу торчит рукоять пистоля. Застегнул, пистоля снова стало не видно. Встал, пошатнулся, стало видно, что он нетрезв. Не настолько, чтобы упасть и заснуть или начать блевать прямо здесь, но изрядно.
- Пойдем! - сказал немец. - Покажу тебе рай.
Они вышли из кабака, зашли за угол. Михайло забеспокоился, ему почудилось, что немец сейчас достанет пистоль и начнет творить непотребство. Но немец пистоля не достал и ничего особенного не сотворил, а все вокруг изменилось, превратилось и стало другим. Деревянный кабак стал каменным, земля под ногами тоже замостилась камнем, а воздух стал пахнуть кузницей.
- Вот тебе рай! - воскликнул немец. - Пойдем, покажу хлеб насущный!
Они зашли обратно за угол, а улица за углом стала другая, вся замощена камнем, вдоль улицы растут железные деревья без ветвей и листьев, но с глазами на верхушке, и все вокруг расписано колдовскими письменами и размалевано нелепыми картинками, некоторые срамные. По улице ходят люди в крашеных одеждах, ездят телеги сами собой, без лошадей, то едут быстро, а то вдруг встали все разом, чудны дела твои, господи. Если бы Михайло был потрезвее, тут бы, наверное, и свихнулся, а так обошлось.
Немец тем временем сказал, что никакой он не немец, зовут его Иваном, и по крови он в основном русский, чуть-чуть хохол и чуть-чуть татарин, но это по крови, а по вере он православный, так что все в порядке. А что на немца похоже, так здесь все такие, и немцы, и православные, и даже жиды.
Ноги привели их к большому роскошному дому, похожему на дворец, но внутри оказался не дворец, а кабак, но не как в настоящем мире, а тоже большой и роскошный. Вместо целовальника там была волшебная штука, говоришь ей, чего надо, а она выдает, что попросил, надо только перед тем сказать волшебное слово "хвутшеринк". Слово непростое, Михайло не враз сумел выговорить, а как сумел, штуковина выдала хлеба с жирной свининой и полную миску неведомого овоща, вроде репы, но жирного, будто в свином сале репу пожарили. Короче, вкусно. И еще Михайло добыл по совету Ивана сладкой воды чудного вида - холодная, а кипит. А хмельных напитков в этом кабаке, Иван сказал, не подают, этот кабак только чтобы жрать, а чтобы хмелеть, есть другие. Только там заклинание "хвутшеринк" не действует, там нужны деньги, а их в раю добыть непросто.
Короче, пожрали они, а когда Михайло кончил жрать и рыгнул, Иван спросил:
- Ну как тебе рай, по нраву?
- Еще как по нраву! - подтвердил Михайло. - Век бы здесь обитал!
- Без денег? - спросил Иван.
- Да хоть без денег! - согласился Михайло. - Сказал "хвутшеринк" и зашибись, никаких денег не нужно.
- Здесь свободного жилья нет, - сказал Иван.
- А на кой оно мне? - удивился Михайло. - Нешто я безрукий, избу не срублю?
- Избу нельзя, - сказал Иван. - В городе вся земля поделена, избу поставить негде. А поставишь без спроса - снесут.
- Тогда откопаю землянку, - решил Михайло. - Пусть сносят, не жалко. Я когда отроком был, мы одну зиму в землянке зимовали, когда по осени пожар случился. Хорошо перезимовали, ничего плохого про ту зиму не припомню.
- Нет, так все равно нельзя, - сказал Иван. - Поймают - либо в тюрьму посадят, либо в дурдом. Я гляжу, ты доел, пойдем обратно.
- Куда обратно? - переспросил Михайло.
И вдруг понял - Иван хочет его из рая выгнать, обратно в подлунный мир загнать! Ну уж нет, не на такого напал!
- Да иди ты сам обратно! - закричал Михайло. - Никуда отсюда не пойду! Сам иди обратно! Тут рай!
Люди в крашеных одеждах стали оборачиваться и улыбаться. Михайло понял, что райские жители его одобряют, и осмелел. Сунул руку в сапог, вытащил засапожный нож, Иван как увидел, сразу сбледнул, забормотал невразумительно, дескать, не надо, стражники набегут...
- А ты ерунды не говори, и не набегут, - посоветовал ему Михайло. - Пошел вон, козел позорный!
И замахнулся ножом для убедительности. Иван сбледнул еще сильнее, встал и ушел. И баба за соседним столом тоже встала и ушла, мясо не доела и пиво не допила, напугалась, трусиха. Кстати, пиво! Его за хвутшеринк не продают, оно денег стоит!
Михайло встал, взял бабино пиво, допил. Хорошо!
Нарисовался мужик в черном платье с дубинкой - то ли стражник, то ли вышибала. Только хлипковат он для вышибалы, в обычном кабаке и дня бы не выдюжил. Поглядел на Михайлу с сомнением, отложил дубинку и выставил перед собой что-то непонятное, но волшебное и на вид грозное. Михайло спрятал нож за голенище, мужик вздохнул облегченно и указал на дверь, дескать, двигай отсюда. Михайло обиделся, насупился, мужик ткнул в сторону Михайлы волшебным жезлом. Михайло решил, что обижаться, пожалуй, не стоит. Вспомнил про пистоль у Ивана в кармане, надо было отобрать, но не догадался, а теперь уже поздно.
Вышел Михайло на улицу, осмотрелся. Вот едет по дороге самобеглая телега, а вот на другой стороне улицы стоит Иван, машет руками, вот телега остановилась, вылез из нее человек, похожий на солдата, только на башке у него не кивер, а такая смешная шапочка, солдаты их надевают вместо киверов, когда косят траву на фураж, а на плече маленькое ружьецо, такими барские дети играют... Да это же городовой! Иван подбежал к городовому, замахал руками пуще прежнего, Михайло подумал-подумал, да и пошел в другую сторону. А то ведь, чтобы из рая изгнать, архангел с огненным мечом не надобен, городового с детским ружьецом достанет вполне, особенно если оно стреляет как взрослое.
Пошел Михайло куда глаза глядят, сначала в переулок, потом проходным двором в другой переулок, там вышел на широкую улицу с самобеглыми телегами, а дальше уже все равно, куда идти, не найти его в таком людском муравейнике, тут сам черт свои рога не найдет.
На глаза попался ларек с пирожками, там торговала не волшебная штуковина, а живой татарин. Подошел Михайло к ларьку, посмотрел татарину в глаза строго и сказал:
- Хвутшеринк!
Татарин воровато оглянулся, взял с подноса сразу два пирожка, обернул бумагой, сунул Михайле.
- Благодарствую, - сказал тот. Подумал и добавил: - А водка у тебя есть?
- Ну ты вообще, - непонятно отозвался татарин.
Помедлил секунду, махнул рукой, дескать, была не была, и протянул Михайле цветную бумажку. Что это такое, Михайло не понял, но решил, что от чистого сердца.
- Благодарствую, - повторил он и пошел дальше.
Прошел немного, а тут лавки стоят прямо посреди дороги, под открытым небом, вот диво-то! А рядом деревья растут невиданные, чужеземные, и каждое дерево в кадке! Подивился Михайло чудесам, сел на лавку под дерево, сожрал пирожки, стал разглядывать цветную бумажку. Рядом подсел мужик, на вид бродяга, хоть и в крашеных одеждах, стал косить глазом на бумажку, Михайло понял, что она ценная. Сложил пополам, сунул в шапку за подкладку, и вдруг осенило - да это же деньги! Васька-книгочей баял, что у городских бар есть особые деньги, бумажные, простому человеку они без надобности, потому что за всю жизнь столько не накопишь, если черту душу не продашь, а у бар такие деньги бывают, вот и у Михайлы теперь тоже есть. Ну вообще, райский рай!
Пошел Михайло дальше. Шел он куда глаза глядят, дивился на чудеса, вдруг какая-то баба окликнула:
- Эй, куда идешь, сюда иди!
Остановился Михайло, поглядел на бабу настороженно, но непохоже, что у нее пистоль под армяком, нечего такую бояться. И вообще, разве в раю бывают разбойники? Городовые, впрочем, есть...
- Пойдем! - повторила баба. - Там жрать дают!
Жрать Михайле не хотелось, нажрался уже до отпаду. А с другой стороны, какая разница, куда идти, когда кругом рай? Подошел к бабе, она ухватила за руку, потащила в проулок, завела в кабак, а там сидят простые люди, вроде Михайлы, и жрут щи, а щи царские, мясо плавает кусками, сметаны в каждой миске полная ложка, у царя на пиру, небось, таких не подают. Не смог Михайло отказаться, не устоял, сожрал миску.
- Все, больше не могу! - сказал Михайло. - Совсем обожрался!
Неловко двинул рукой, задел бабу за колено, не нарочно, случайно, но убирать руку не стал, задержал, стал поглаживать. Заметил, что баба одета по-мужски, в штаны, хотел юбку задрать, а юбки нет, штаны на бабе, как на мужике, неприлично, будто в Содоме.
- Чего уставился? - спросила баба.
Михайло не ответил, потому что кто-то похлопал Михайлу по плечу, он обернулся - рядом подсел молодой барин, похожий на давешнего Ивана, но другой. Раньше Михайло решил бы, что это немец, но теперь он уже понял, что в раю на немцев похожи все, так что не стал торопиться с выводами.
- У меня есть для вас новость, - сообщил барин. - Вы знаете про спасителя нашего Иисуса Христа?
- Знаю, - кивнул Михайло. - А что у него нового?
- Не слушай его, они сектанты, - сказала баба.
- А, понятно, - сказал Михайло.
Он знал, кто такие сектанты, дядя Коля однажды показывал на ярмарке. Были сектанты пьяные, неопрятные и бесноватые, Михайле не понравились. Этот барин на них, правда, не походил, но это, наверное, оттого, что те были крестьяне, а этот барин.
- Пойдем отсюда, - сказала баба.
- Подождите, - сказал сектант. - Молодой человек, вы разве не хотите попасть в рай?
- А чего тут хотеть? - удивился Михайло. Обвел кабак рукой и сказал: - Вот он, рай, другого мне не нужно.
Баба захохотала, будто Михайло сказал смешное. А сектант нахмурился, будто Михайло сказал обидное. Но не пал духом, а продолжал проповедовать.
- Разве это рай? - спросил он. - Разве ты видишь здесь бога?
Михайло огляделся. И действительно, нигде ни одной иконы, удивительно. Не бывает таких кабаков! Им что, удача вообще не нужна? А если тать зайдет?
- А ты часом не черт? - спросил Михайло барина.
Баба за его плечом захохотала вдругорядь, опять Михайло ее рассмешил. Барин махнул рукой досадливо, встал, подошел к другому столу, стал сношать мозги другому мужику.
- Ловко ты его срезал, - сказала баба.
- Ловко, - согласился Михайло.
- А тебя как зовут? - спросила баба.
- Михайло, - ответил Михайло.
- Экий ты серьезный! - воскликнула баба и снова засмеялась. - А я Даша.
И замолчала, будто ждала, что Михайло сам что-то скажет. Михайло подумал-подумал и сказал:
- Глаза у тебя красивые.
- Знаю, - кивнула Даша. Помолчала немного и спросила вдруг: - Пойдем, прогуляемся?
- Прогуляемся, - согласился Михайло.
Они вышли из кабака, пошли дальше по дороге. Даша ухватила Михайлу за локоть, прижалась теплым боком, Михайло подумал, что вечер, возможно, закончится приятным приключением.
- А ты где живешь? - спросил Михайло.
Даша опять засмеялась.
- Что, в постель хочешь? - спросила она.
Михайло понял, что она видит его насквозь, умная женщина.
- А хотя бы, - сказал он. - Пустишь?
- Чего ж не пустить? - пожала плечами Даша. - А пущу!
Заступила Михайле дорогу, тот поневоле остановился, а она положила ему руки на плечи и поцеловала в уста. А потом раздвинула уста языком, вытянула его язык, принялась сосать. Михайло подумал, что это, наверное, и есть тот разврат, о котором предупреждал отец Ферапонт на проповеди. А потом Михайло подумал, что в раю плохого разврата не бывает, это ведь рай. Сжал Дашу в объятьях покрепче, она довольно пискнула, а он сунул ей руку за пазуху, стал щупать перси.
- А ты наглый парень, - сказала Даша.
- Дык, - подтвердил Михайло. - В хорошем смысле.
- Это мы дома поглядим, в каком смысле, - сказала Даша.
И вдруг погрустнела и помянула черта, раньше Михайло не слышал, чтобы бабы так ругались.
- Я из дома ушла, - сказала Даша.
- А, понятно, - кивнул Михайло. - Муж выгнал или отец?
- Да ну тебя, - махнула рукой Даша. - А у тебя есть где жить?
Михайло отрицательно помотал головой.
- Бомжуешь, стало быть, - сказала Даша.
Михайло хотел было возразить, что не бомжует, а бродяжит, но сообразил, что она именно это и сказала, просто другим говором. Вон, помнится, был на уездной ярмарке абрек Басай, так он говорил дикарским говором, вместо "петух" говорил "кочет", а вместо "арбуз" - "кавун". Так и Даша, наверное, говорит дикарским говором.
- Типа того, - сказал Михайло.
Немного помолчал и спросил:
- А это правда, что в городе вся земля поделена?
- Правда, - подтвердила Даша. - А что?
- Я хотел избу поставить, - объяснил Михайло. - А если земля поделена, то нельзя. На чужой земле избу ставить не положено!
- Деревень брошенных полно, - непонятно сказала Даша. - Ночлежки есть, квартиры для наркоманов... Нет, мне нельзя.
- А чего так? - спросил Михайло.
- Так, - сказала Даша. - Так получилось. Мне теперь даже фудшеринг нежелателен. Я от всех прячусь.
- А, ты вне закона! - догадался Михайло. - А что, убила кого?
Даша кивнула. Михайло думал, что она расскажет, кого убила, как и за что, но она промолчала. Долго молчала, а потом вдруг прорвало, принялась жаловаться, что, дескать, заела тоска-кручина, а почему заела, Михайло понял плохо, говор у нее совсем дикарский, простые слова понятны, а как начнет баять сложное - полная бессмыслица. Насколько Михайло смог разобрать, одолели ее черти, а какой-то психиатр мышей не ловит, говорит, дескать, бросай наркотики, а то плохо будет, а без наркотиков ей тоска, можно, правда, антидепрессанты жрать, но они по сути те же наркотики, только без кайфа, а на кой черт ей наркотики без кайфа? Короче, плохо бабе, тоскливо.
- Мужика тебе надо хорошего, - предположил Михайло.
- Тебя, что ли? - спросила Даша.
- Да хоть и меня, - согласился Михайло. - Пойдем куда-нибудь, заночуем.
- Мне нельзя в ночлежку, - сказала Даша. - Я в розыске, мне лучше морду перед камерами не светить. Да только как ее не светить...
Михайло понял в ее речи только то, что она боится и ее надо ободрить.
- Пойдем, - сказал Михайло. - Бог не выдаст, свинья не съест. Пойдем куда глаза глядят.
Они встали и пошли куда глаза глядят. Долго шли по большой улице с самобеглыми телегами, потом улица завернула вбок, а они пошли дальше прямо. Камень под ногами перестал быть ровным, покрылся трещинами и выбоинами, на обочинах стали попадаться кучи мусора, а на заборах - непонятные надписи, возможно, колдовские. Сначала Михайло на каждую надпись крестился, но Даша смеялась, и Михайло перестал креститься. А потом они увидели большой железный сундук без крышки, доверху заваленный барахлом.
- Ого! - воскликнул Михайло. - Это, наверное, разбойничий клад, заколдованный, но плохо, у меня почему-то глаза не отвелись. А ты видишь богатство?
- Я вижу помойку, - сказала Даша. - Свалку мусора.
- Да разве это мусор? - удивился Михайло. - Вон одеяло хорошее, вон еще одно. А вот дрова порубленные диковинным образом. Это бог послал! Надо искать место для ночлега где-то рядом .
- А чего его искать? - пожала плечами Даша. - Вон теплотрасса, там тепло.
Они пошли, куда она указала, и нашли толстую трубу больше человечьего роста в толщину, труба была теплая, но не очень, без очага не согреться. Пошли вдоль трубы и нашли место, где она уходит в землю, но не так чтобы сразу взяла и ушла, там вокруг выстроено что-то вроде маленькой конуры, вроде землянки, но копать не надо, уже выкопана, и стены каменные, лучше не бывает!
- Здесь и устроимся на ночлег, - решил Михайло.
Вернулись к кладу, там поверху лежали большие деревяшки, оттащили к землянке, сложили крышу. А под деревяшками нашлась лопата, да какая хорошая, лезвие цельнокованое и почти не ржавое, вот удача-то! Взял Михайло лопату и закидал крышу землей, теплее будет, и еще если сверху глядеть, теперь стало совсем непонятно, что внизу что-то раскопано - лаз узкий, а рядом с ним Михайло пересадил куст, чтобы еще незаметнее. Дым от очага, правда, будет виден, но Даша сказала, что это ничего, от теплотрасс завсегда идет пар, а пар это или дым, издали не разобрать, а поблизости тут люди не ходят, незачем тут ходить. От работы Даша разрумянилась, развеселилась, такую бабу одно удовольствие под ракитов куст. Баню бы... но это в другой раз, такие дела за вечер не делаются.
Натаскал Михайло камней, сложил очаг. Даша притащила трубу, поставила торчком над очагом, сказала, будет вытяжка. Михайло сначала не поверил, а потом понял, действительно будет вытяжка, зря они в ту зимовку не догадались так устроить. Еще Даша натаскала из клада тряпья, покидала на землю, получилась как перина. Сверху набросали одеял почище да посвежее, чем не царское ложе! Помыться бы еще... Михайло так и сказал, а Даша достала амулет, поколдовала и сказала, что неподалеку есть речка, но там мыться нельзя, потому что холодно. Михайло рассмеялся и сказал, что холодно - это когда плевок на лету замерзает, а сейчас не холодно. Даша сказала, что все равно боится, а Михайло сказал:
- Ты вне закона, чего тебе бояться!
Даша тогда рассмеялась и согласилась, что Михайло прав, и они пошли купаться на речку. Разделись, занырнули, а вода в раю прекрасная! Мылом пахнет, по поверхности разводы, как на радуге, век бы в такой купался! И сохнуть не холодно, потому что Даша догадалась взять с собой тряпок почище, завернулись они в тряпки, стали тереть друг друга, отлично! Хотел Михайло постираться, но передумал, лучше в другой раз, собрал одежду в охапку, да бегом в землянку, завалились они вдвоем на тряпки, и познал он ее, и ничуть не холодно, хотя очаг не зажжен, любовь греет пуще пламени. А потом Михайло растопил очаг дровами из клада, они оказались пропитаны вонючей гадостью, и если бы не вытяжка, нельзя было бы ими топить, а так можно, залегли Михайло с Дашей у огня, лежали, обнявшись, и наслаждались, райский рай!
Долго они так лежали, а когда надоело, Даша стала раскладывать барахло, чтобы был порядок, нашла в Михайлиной портянке монеты, восхитилась, стала восклицать непонятные слова:
- Да это же антиквариат! Пойдем, снесем в скупку!
Михайло понял, что серебро в раю ценится больше, чем на земле, и Даша знает, как из этого дела извлечь выгоду. Оделись они и пошли, привела его Даша в лавку, где серебро меняют на бумажные деньги, лавочник выдал целый ворох разноцветных бумажек, Даша хотела прибрать себе, но Михайло не позволил, не дело бабе хранить богатство, мужское это дело. Даша обиделась, но стерпела. Привела Михайлу в лабаз, а там на полках столько всякого добра - ни в сказке сказать, ни пером описать! Хлебы, сыры, пряники всякие, колбасы, яблоки, и еще куча всяких вещей, для которых и название не вдруг подберешь. Даша набрала жратвы целую корзину, и еще взяла водки, вина и каких-то наливок.
- Вот это хвутшеринк! - восхитился Михайло.
Даша сказала, что он ошибается, это вовсе не хвутшеринк, на выходе надо оплатить выбранное, а то вышибала либо сам побьет, либо позовет городовых, а те в острог сволокут, мало не покажется. Михайло предположил, что из лабаза можно незаметно выволочь что-нибудь маленькое, например, в кармане. Даша сказала, что так можно, но лучше не надо, потому что рано или поздно попадешься, набегут городовые и сволокут в острог, а там мало не покажется. Тем более, что у них с Михайлой бабла немеряно, на целый пир хватит, и еще прибарахлиться останется. Но прибарахлиться - это завтра, а сегодня пир.
На выходе из лабаза был такой обычай, что всякую взятую вещь надо пронести мимо колдовского глаза, а тот набавляет цену, и сколько он в итоге насчитал, столько и платишь, суешь денежные бумажки в особую щель, а когда насовал достаточно, выход открывается и уходишь невозбранно. Запор на выходе хлипкий, выломать только так, но Даша предупредила, чтобы Михайло так не делал, а то набегут городовые и сволокут в острог.
Короче, накупили они всякой снеди, сволокли в землянку и устроили пир на весь мир, как в сказках говорится, но на самом деле, конечно, не на весь мир, а только на самих себя. Стали открывать бутыль с вином, Даша посетовала, что не взяла в лабазе ни штопора, ни стаканов, но Михайло не сплоховал, протолкнул пробку пальцем внутрь. Даша отхлебнула из горла и сказала, что так даже вкуснее, пробковое дерево придает терпкости, она так любит. Потом отхлебнул Михайло и ничего не сказал, потому что вино оказалось таким крепким, сладким и ароматным, что и без терпкости райское наслаждение, а с терпкостью тем более. Обрадовался Михайло, отставил бутылку в сторону, завалил Дашу на мягкие одеяла и познал еще раз. А потом они пили и жрали до самой ночи, и прерывались только чтобы подбросить дров в очаг. Даша сказала, что это прекрасное приключение, она о таком не мечтала, при такой жизни и наркотики не нужны, и Михайло с ней согласился, хотя последнего не понял. Ради такого рая немудрено всю жизнь молиться и поститься, монахи, видать, не дураки!
Короче, провели они ночь в землянке, то спали в обнимку, то пили, то ели, а то сношались, как кролики в клетке. А наутро дрова кончились, стало холодно, Михайле приспичило погулять. Даша сказала, что тоже выйдет, но не просто погулять и обратно, а еще по ходу прибарахлится. Михайло сказал, что никуда не пойдет, потому что он, похоже, заболел, а Даша сказала, что ему надо выпить чуть-чуть вина, и все пройдет. Так оно и вышло, Михайло обрадовался и сказал, мол, теперь пойдем куда пожелаешь. Даша сказала, типа, ловлю на слове, они пошли вдоль по улице. Михайло хотел взять ее под локоть, а та обозвала его ханжой и велела идти в обнимку, только перси не мять, потому что это за гранью, а за плечи обнимать - не за гранью, так здесь можно. Так и шли по улице, Даша назвала ее немецким словом проспект, глядь, а навстречу давешний немец Иван, который вовсе не немец. Как Михайлу увидел, остолбенел, а Михайло нет чтобы пройти мимо, как мимо чужого, улыбнулся и подмигнул. Дескать, думал, я в твоем раю пропаду? А вот кукиш тебе, на, выкуси!
Иван как убедился, что глаза не обманывают, изменился в лице, пошел наперерез, заступил дорогу. При других обстоятельствах Михайло сразу бы залепил в рыло, чтобы вдругорядь не заступал, но после прекрасной ночи Михайло был добродушен, потому он просто сказал:
- Здрав будь, Иван!
Иван открыл рот, ничего не сказал, закрыл, снова открыл и снова закрыл.
- Ты как рыба на песке, - сказал ему Михайло.
Иван перевел взгляд на Дашу, снова открыл рот и на этот раз выговорил членораздельное.
- Ты знаешь, кто это такой? - спросил он. - Это смерд из прошлого!
- Сам ты смерд, - ответила Даша. - Я его люблю.
Обняла Михайлу за шею и поцеловала в уста.
- Он из прошлого, законов не знает, - сказал Иван.
- Сам ты из прошлого, - сказала Даша. - Я его люблю, а тебя нет.
- У него в сапоге нож, - сказал Иван.
- Знаю, - сказала Даша.
- Ладно, черт с вами, - сказал Иван и почесал голову.
Михайло подумал, что будь Иван чертом, он бы почесал себе рога, а раз рогов нет, то пришлось почесать голову. Необычные мысли лезут в раю в голову.
- А давайте я с вами исследование проведу, - предложил Иван.
- Со своей жопой исследование проведи, - посоветовала ему Даша.
- Тысячу в день, - сказал Иван.
- Две тысячи, - возразила Даша.
- Годится, - сказал Иван.
- Давай сюда, - сказала Даша и протянула руку.
Иван полез в карман, как нищеброд, серебра не имеющий, вытащил две цветные бумажки. Михайло уже разобрался, это большие деньги, на каждую бумажку довольно много жратвы купить можно. Какая Даша добычливая!
- Руку не тяни, - сказал Михайло женщине. - Хранить богатство - мужское дело.
- Сексист чертов, - непонятно отозвалась Даша, но руку убрала, послушалась.
- Где вы провели ночь? - спросил Иван.
- А какое тебе дело? - насторожился Михайло.
- Я провожу исследование, - сказал Иван. - Не будешь отвечать на вопросы - не дам больше денег.
- А я и так возьму, - сказал Михайло. - Тебя ограбить как два пальца обоссать.
Иван дернулся лицом, отступил на шаг и потрогал сюртук на груди. Михайло понял, что у него сегодня пистоль там же, где и вчера был.
- Пойдем отойдем, - сказал Михайло. - Здесь говорить неудобно, ветер продувает.
Михайло думал, что Иван воспротивится, но он только обрадовался.
- Да, пойдемте, - кивнул он. - Поехали ко мне в институт! У меня тут машина за углом.
Они пошли за угол, по дороге Михайло заметил, что Даша щиплет себя за руку. А потом она спросила его негромко:
- А ты правда из прошлого?
- Ты что, сдурела? - отозвался Михайло. - Я из настоящего, прошлое мертво.
- А чего он болтает? - спросила Даша и ткнула пальцем в спину Ивану.
- А я почем знаю? - пожал плечами Михайло. - Бесноватый какой-то.
- А давай его обуем, - предложила Даша непонятное.
- А чего его обувать? - не понял Михайло. - Он и так в ботинках.
- Давай деньги отберем, - сказала Даша.
- Давай, - согласился Михайло.
Вдоль обочины стояли в ряд самобеглые телеги, одна пискнула, Иван подошел ей к боку, дернул за что-то, открылась дверь.
- Садитесь, - сказал Иван.
Внутри телеги оказались спереди два мягких стула, а сзади - мягкая лавка. Иван сел спереди-слева, перед животом на этом месте торчало непонятное колесо, Михайло сел спереди-справа, там ничего не торчало, а Даша - сзади-слева на лавку. Иван достал ключ, вставил рядом с колесом в дырку, а Даша достала струну от балалайки, накинула Ивану на шею, стала душить. Михайло не растерялся, сунул Ивану руку за пазуху, вытащил пистоль, стал взводить курок, а он не взводится, непонятный какой-то пистоль, растерялся Михайло, хорошо, Даша подсказала:
- Вырубай его!
Михайло не сразу разобрал дикарский говор, а потом сообразил, стукнул Ивана пистолем в лоб, тот обмяк.
- Тащи его назад! - велела Даша.
Михайло подумал, что не женское дело приказывать мужику, а потом подумал, что если баба говорит дело, можно и стерпеть. Перетащили они вдвоем Ивана на лавку назад, Даша вывернула карманы, нашла деньги и что-то еще непонятное, но тоже ценное.
- Машиной управлять умеешь? - спросила она.
- Телегой править, что ли? - переспросил Михайло. - Нет, такой не умею.
- Тогда сиди здесь, - распорядилась Даша. - Я поведу.
Села вперед, стала тыкать и дергать всякие штуковины, и вдруг диво дивное - ожила телега, засветилась колдовским светом, зарычала, как большой пес, стронулась с места и покатила сама собой. Михайло очаровался, минут пять сидел очарованный, а потом спросил:
- А куда мы едем? Землянка в другой стороне.
- Да насрать на землянку, - сказала Даша. - Карточку надо зачистить и квартиру.
Михайло ничего не понял, но возражать не стал. Даша остановила телегу, приказала:
- Сиди здесь.
Вышла, зашла в дом, через минуту вышла довольная, села обратно в телегу, вынула из кармана здоровенную стопку денег, Михайло аж засвистел от изумления. Вот это баба, всем бабам баба! От такой можно и приказы потерпеть, если в меру.
- Теперь на квартиру, - сказала Даша и снова завела телегу.
- Куда-куда? - переспросил Михайло.
- Ты так говоришь, будто и вправду дикарь из прошлого, - сказала Даша. - Не знаешь, что такое квартира?
- Не знаю, - признался Михайло.
Даша хмыкнула, и Михайло понял, что она подумала, что он ее дразнит. Но не обиделась, а как бы поддержала дразнилку, стала объяснять, что такое квартира, и Михайло понял. Это как у солдат в казарме, дом один, а койка у каждого своя, или как у самых бедных батраков, когда в одном доме четыре семьи ютятся, каждая в своем углу.
До квартиры они не доехали, Даша остановила телегу, достала амулет, стала колдовать. Поколдовала-поколдовала и говорит:
- Сдается мне, этого козла искать не будут. Одинокий он.
В этот раз Михайло понял ее мысль на лету.
- Поехали к оврагу, - сказал он.