- Господи! Я устал. Устал от вечности. От вечной нелюбви. От боли. Устал быть ветром. Господи!!!
Мое сознание обращено к небу. Меня убили и я стал ветром. Ветром в старом парке. Вечная боль и звон разрывающий душу. Я устал.
- Господи, дай мне любви! Ты можешь. Немного любви. Совсем чуть-чуть. Господи!
- Иди к людям. Живи, люби.
- К людям?! Но они лживы! Предают, обманывают, убивают! Я не видел ни одного, кто любил и не лгал.
- Ты видел только то, о чем думал. Смотрел только туда, куда хотел смотреть. Хочешь увидеть настоящую любовь? Смотри!
Весна. Прохладно. Он ждет уже минут двадцать. Привык приходить заранее. Очень прагматичный, правильный. Первая встреча. Он работает с ее мамой в проектном институте. Безупречная репутация. Не пьет, не курит, не бабник. Ну и что, что живет в девяти метровой комнатушке со старенькой мамой? Зато уже ведущий инженер.
Фотографию он видел. Похожа на Марину Влади в фильме "Колдунья". Красивая. Подумаешь, уже тридцать. Да и не разница это, всего два с половиной года. Выглядит молодо. На фото. А как в жизни? Идет. Она? Хмурая какая, не понравился. Сразу не понравился. Вон как смотрит. Брови сдвинуты, суровая такая. Ну, теперь уже отступать поздно.
Она в легком плащике. Прическа сегодня не удалась. Нервничает. Мама уже замучила своими знакомствами. Решила непременно выдать замуж. Все, последний раз. Больше никаких знакомств. Надоело. О! Стоит уже. Без цветов. Шляпа немыслимая. Так. Шляпы он носить не умеет. Еще, говорят он плохо слышит... На левой руке пальцев нет... Ну, да. Чего желать то в тридцать то лет.
Они идут по тротуару, обходя мелкие лужицы. Он говорит. Рассказывает и рассказывает. Про то, как жил с матерью в деревне, как учился, как ездил по экспедициям. Позже она скажет: "Он меня заговорил". Речь его нетороплива, грамотна. Будто слагает повесть. Голос шикарный. Ей потом будут говорить, подзывая к телефону: " Иди, твой Левитан тебя спрашивает".
Чуть позже, во время третьей встречи, этот правильный человек, привыкший просчитывать все не один раз, сделает ей предложение. Причем в кожно-венерологическом диспансере, куда она попадет после отдыха на юге, подцепив какую-то непонятную болячку... Нет не то, что приходит первым на ум. Просто язвочка на голове, может, ожег от солнца, может еще что... Но он то этого не знает. Просто приходит в больницу с цветами и делает предложение.
- Что ты видишь?
- Он влюбился. Но она его не любит, просто время пришло. Он подходящий вариант. Ему всю жизнь будет сниться сон, что она исчезает, уезжает и он остается один. Каждый раз он будет просыпаться со слезами на глазах.
- Но она никогда ему не изменит.
- Почти всю жизнь, любя другого.
- Она полюбит его, пусть немного иначе, чем того, другого, но так, что не сможет без него жить. И умрет ровно на сороковой день после него.
- Это счастье?
- Это любовь! Ты им нужен. Ты их шанс. Иди к ним. Они научат тебя любить и прощать, а ты им расскажешь обо мне.
Яркая вспышка. Взорвалась вечность. Появилось пространство. Мне тепло. Меня любят. Мама. Слышу ее голос. Она гладит себя по животу... Какое блаженство. Голос отца. Густой и низкий. Я в безопасности! Меня любят! Девять месяцев счастья. Правда, теперь я чувствую себя скованно. Я уже не ветер, который летит куда захочет. Есть некоторая степень свободы. Можно немного попутешествовать во время сна. И я лечу. Теперь меня это забавляет. Я лечу.
Спальня. В великолепной постели любовники. Она только что отравила мужа. Я помню ее. Та же холодная красота. Немного увядшая, но еще очень притягательная. Я заглядываю ей в лицо и шепчу, помнит ли она того застреленного юношу? Она не слышит. Я кричу. Мужчина в ее постели вскакивает, пробудившись, как от дурного сна. Но она ничего не слышит. Она забыла. Забыла, как много лет назад ее супруг застрелил влюбленного юношу, лишь за то, что тот читал ей стихи.
О! Женщины!
Я лечу дальше. Две дамы, лет сорока. Одна читает книгу, другая пишет письмо. Я заглядываю в глаза той, что читает. А ты помнишь бедного учителя математики? Это была твоя идея написать отцу, про роман между ним и твоей матерью. Она откладывает книгу.
- Слушай, помнишь нашего математика?
- Конечно, - та бросает писать письмо, - он был такой красавчик. Жаль, так и не удалось поразвлечься с ним по-настоящему. Думаешь, у матери с ним что было?
- Не знаю. Не спрашивать же ее об этом. И с чего он застрелился? Такой молодой. Теперь и вспомнить почти нечего, а можно было бы его соблазнить. Как думаешь?
Они еще долго смакуют старую историю...
О! Женщины!
Война. Мальчик лет восьми нашел запал от гранаты. Я кричу ему в лицо: "Брось!" Но ему интересно. А главное этот придурок из соседнего барака говорит:
- Там такой серый порошок. Достань. Подарим моей сестре.
И мой будущий папа рвет зубами запал, пытаясь добыть заветный порошок. Так запросто можно и не родиться.
- Брось! Малыш! Брось!
Мальчик кладет запал на землю и... ударяет молотком... Пальцы висят на ниточках. Какой же придурок - этот придурок из соседнего барака.
О! Люди!
Университет. Первая красавица на курсе. Зеленоглазая брюнетка. Гордая и неприступная. Отличница. Муж. Боялся потерять. Запер в золотой клетке. Ни учиться, ни работать не разрешил. Сам пахал на трех работах. Няня, дом работница. Шикарная жизнь для любимой. Что же ты наделал, дедушка? Лег полежать и умер в сорок лет. А через две недели война. И твоя любимая без образования и работы с десятилетней дочкой, которая все ходила и ходила встречать тебя на тот перекресток, зная, что тебя уже нет, отправляется в скитания по большой войне. Вся роскошь пошла на пропитание и проживание у далеких родственников. Так и не вышла больше замуж первая красавица. И стала стервой.
Люди, люди...
Множество людей, мест, событий. Но мне ничего не страшно. Я с мамой. Отпуск от вечности. И любовь. Девять месяцев. Подошел срок. Становится тесно. Мир давит. Больно. Страшно. Опять к людям? Опять ложь, предательство, войны? Не хочу! Нет! Ни за что! Лучше в вечность. Лучше быть ветром. О! Свобода! Я где-то сверху. Смотрю вниз.
Женщина рожает уже 36 часов. Одна в роддоме. Всех выписали. Закрываются на профилактику. Две бригады врачей. Она одна. И никак. Кесарить нельзя. Крови нет. Редкая группа. Резус отрицательный. Тащат щипцами... Ребенок мертв. Откачивают 15 минут. Знают, что уже бесполезно. Не жилец. Часть клеток мозга уже умерло. Можно констатировать смерть. Женщину жалко. Больше детей у нее не будет.
- Ты их последняя надежда. Она твоей смерти не переживет. Хочешь стать убийцей?
- Хороший выбор... Я возвращаюсь. Придется жить.
Ребенок вздохнул. Радости врачей нет предела!
- Смотри, мамаша, какая девочка!
- Мальчик, - машет рукой мама, - не может быть девочка.
"Вот, дурочка, радовалась бы, девочки живучей, мальчишку бы точно не откачали", - ворчит про себя акушерка.
О! Еще и девочка! Впрочем, какая теперь разница. Мир сузился еще больше. И слышно, и видно все не так, как раньше. Да и тельце, хуже не придумаешь. Изуродовано щипцами. При выписке из роддома в больницу (да, да, в больницу, еще несколько месяцев по больницам), так и сказали:
- Смотрите, чтобы не было потом претензий. Рука не действует, нога не действует. Вообще, при таких травмах и такой продолжительной остановке сердца, доживет максимум лет до семи. Будет отставать или в физическом или в психическом развитии, возможно, и то, и другое. Претензий не было. Прилепили страх родителям на всю жизнь. Делов то.
Я то знаю, как все будет. Жить буду долго, нервы будут крепкие, даже чересчур, возможно, в этом и скажется патология развития. Только вот улыбаться я начну поздно... В глазах будет холодная тоска того застреленного учителя математики. И отношение к людям соответственное. А главное, скучно. Все про всех известно заранее. Конечно, я постепенно забуду, как была ветром.