До села "Пеньки" добирались около часа. Молодой следователь Алла Стахова прильнув к окну, любовалась берёзками и настраивала себя на рабочий лад. Перед отъездом её отечески напутствовал начальник управления подполковник Македонцев. Минут пять он висел на телефоне, выясняя обстоятельства дела у местных, а напоследок одарил её шутливым напутствием: ″Ну, дело в общем-то ясное. Надеюсь, ты не намудришь так, что мне рубить, как Гордиев узел, придётся?″
Ветер, ворвавшийся в салон через приоткрытое окно играл каштановыми кудрями девушки. Вообще-то Алла была натуральная блондинка, с большими глазами и кукольными ресницами. Но бесконечные подначки подруг и назойливое внимание парней ей порядком надоели, и она сменила имидж. А все эти приколисты... сами умом недалеко ушли. Во всяком случае, дурой Алла себя не считала. Не каждый заканчивает юрфак с красным дипломом. А уголовно-процессуальный кодекс знала так, что от зубов отскакивало. В этом Александр Кириллович уже успел убедиться. Однако серьёзного дела ей ещё не доверял. Может, это окажется достаточно серьёзным? Как никак, есть основание полагать о покушении на должностное лицо.
Наконец, прибыли в Пеньки. Алла прошла в кабинет участкового уполномоченного при здании сельской администрации. Духота стояла невыносимая. Ни кондиционера, ни холодильника с прохладительными напитками. Письменный стол, железный сейф с документами, облезлая чугунная батарея. И шкаф. Самый обыкновенный, ширпотребовский, словно привет из советского прошлого.
Участковый, облачённый в форменную одежду, с погонами старшего лейтенанта, отлучился, чтобы привести задержанного. Заметив гематому на его загорелом лбу и слегка припухший глаз, она подумала: ″Наверно, досталось при задержании″. А ещё припомнила, как Македонцев её напутствовал: ″Будь там поосторожней. Преступник применил огнестрельное оружие. Ещё тот террорист".
Но преступником оказался довольно щуплый мужчина лет под пятьдесят, небольшого роста то ли белобрысый, то ли седой, а выступившая на щёках и подбородке щетина выделялась более тёмным цветом.
- Садитесь, - разрешила Алла.
Она открыла папку, разложила бумаги и приготовилась записывать. Ряд стандартных вопросов к обвиняемому: фамилия, имя, отчество и прочее. И конкретные ответы от Ермакова Степана Тимофеевича. Наконец, главный вопрос:
- С какой целью вы покушались на жизнь...
- Петра Фомича Петухова, главы администрации, - тут же услужливо подсказал участковый.
- Какой он глава? - с гонором пробурчал ″террорист″. - Не признаю!
- Не надо, а?! - грозно вскинулся старлей. Он, изнывая от жары, засучил рукава куртки, расстегнул воротник. И сам, c толстой, накаченной шеей и загорелыми волосатыми руками, напоминал скорее гангстера из американских фильмов, чем сельского стража порядка.
Но Алла всё-таки позволила мужику высказаться, зацепившись за его последнее утверждение.
- Почему не признаёте?
- Потому что кругом обман. От Москвы до самых до окраин. И я тому свидетель. Петух узурпировал власть.
"Надо же, какие слова знает, - подумала Алла. - Впрочем, телевизоры сейчас у всех есть."
- И в чём проявилась эта узурпация? - продолжала допрашивать она, надеясь, понять мотивы поведения гражданина Ермакова.
- У нас недавно выборы были, - ответил тот. - И Петух их подтасовал в свою пользу.
- Каким образом?
- Мои окна на вход избирательного участка смотрят. Я весь день с раннего утра и до закрытия, у окна просидел. Зная его, как жулика, спички откладывал.
- То есть? - не поняла Алла.
- Ну, как кто заходил голосовать, по одной на подоконник клал.
Она видела село из окна машины - большое, благоустроенное, с двухэтажными особняками.
- Это же сколько вам спичек понадобилось?
- Так у меня припасено. На случай войны, голода или мора. Соль, мука, сахар. Мы теперь учёные. Поголодовали в девяностых, нас теперь на мякине не проведёшь! - Он хитро прищурился и, усмехнувшись, "признался". - Да, вы угадали. Спичек я ещё и загодя прикупил. Вы же, прокураторы, не чешетесь, вот я и решил таким способом Петуха на чистую воду вывесть.
"Какой вздорный человек, - подумалось Алле. - На всё горазд."
- Ну, откладывали спички. Дальше!
- До закрытия участка много набралось. А тут внучок мне говорит...
- А если покороче? - поторопила Алла. - Без свидетельских показаний вашего внука.
- Как же без внука? Без него никак, - возразил Ермаков. - Он мне говорит: "Деда, а давай я спички на кучки разложу" - ну, то исть для удобства счёта. Я его поощрил. Ему же через месяц в первый класс идти, пусть тренируется. А сам, значит, пошёл курей и утей кормить. Захожу к нему: разложил? А он мне докладает: "Да, деда". Только всегда лишняя спичка остаётся. Он по-всякому пробовал: и по десять, и по одиннадцать, и по двенадцать...
- А по тринадцать не раскладывал? - на этот раз с доброй усмешкой спросила Стахова. Всё-таки речь зашла о смышленном ребенке, а девушка Алла уже вступила в детородный возраст и не против была своего заиметь. Опыт у неё был: она вынянчила младшего братика.
Участковый, до того молча их слушавший, поднялся.
- Ну, вижу, вы тут ещё долго перетирать будете. Можно, я пойду? У меня дел невпроворот. У соседа тёлку похитили. - Он с опаской глянул на ″террориста″. - Может, на всяк случай пристегнуть его к батарее отопления?
- Не стоит, - Алла поспешила выставить себя опытной и бесстрашной. - Я восточными единоборствами занималась.
Участковый с удивлением оглядел её довольно-таки миниатюрную фигуру и удалился.
- А вы, Степан Тимофеич, давайте покороче, - обратилась она к Ермакову. - Что там у вас со спичками вышло?
- А ничего не вышло! - с досадой сказал Ермаков. - Поздно уже было. Я Владика стал спать укладывать, да и сам закемарил.
Он вдруг замолк, насупившись, голову склонил до долу.
- Что с вами? - забеспокоилась Алла.
- Извини, дочка, отвлёкся, - уловив в её голосе участие, по-простецки обратился к ней он. - Вот сичас подумал: пошто при любой раскладке лишняя спичка оставалась? Наверно, я сам лишний. Сын в горячей точке погиб, жена Лизавета умерла, а дочь Катя в тюрьму угодила. Одна отрада: внучок при мне остался.
Он опять замолчал, но Алла теперь не стала его подгонять. Честно говоря, к этому моменту она уже немного жалела задержанного, и сомневалась, что такой хилый мужичок, у которого всё не так, мог поднять оружие на человека...
- Короче, заснул я, не закончив подсчёты. Крепко заснул, утомившись за день. А ночью пожар вспыхнул. Не до спичек стало, сами чуть не сгорели. В окно вылезли и уже со стороны наблюдали, как пылает изба. А потом были разборки. Наши депутаты решили, что замкнула электропроводка. Но я думаю, всё неспроста. Это Петух одному из своих холуёв дал задание поджечь, чтобы избавиться от моих наблюдений за ним.
"Ну, это уже клиника", - не без досады заключила Алла, дальше слушать не захотела и приступила к выводам:
- Ваши домыслы, Степан Трофимович, к делу не пришьёшь. А тому, что вы покушались на Петухова, есть свидетели.
- У меня тоже свидетель есть! - строптиво объявил Ермаков. - А этих всех холуёв я не признаю. Вы лучше Николая опросите.
- Какого Николая?
- Николая Терентьевича Лобачёва.
Алла не пришла в восторг от этого предложения. Вряд ли опрос ещё одного свидетеля что-то изменит. Картина ясная. Ну, если для соблюдения протокола... Она достала мобильник.
- Какой у него номер?
- Я откуда знаю. У него и телефона, кажись, нет. Да и связь у нас тут неважнецкая. Лучше вы отпустите меня на пять минут. Я вместе с ним вернусь. У него есть, что сказать. Он человек грамотный, бывший учитель.
- Отпустить не могу, - отказала она. - А то и вас потом искать придётся. Вы лучше прямо сейчас, по существу, скажите, зачем стреляли в Петухова?
- Дак я ж к тому разговор и вёл. После пожара пришёл Петух ко мне эдаким гоголем и требует: когда ты это безобразие убирать будешь? Ну, про обгорелый-то дом. Труба кирпичная, как часовой, торчит. - Ермаков приподнялся и посмотрел в окно. - Эх, жаль мы не с той стороны, а то вы сами бы увидели. Вот как пить дать: засс... то исть, обеспокоился он. А вдруг настоящая комиссия приедет и выяснит, что был поджог.
И тут, вспоминая произошедшее, он нервно потряс кулаком.
- Мне будто шлея под хвост! Заскочил в сарай за берданкой. А он увидел и - убегать. Ежели бы не повернулся ко мне задом, так я б и стрелять не стал. Когда человек стоит к тебе грудью, значит, уверен в своей правоте. А Петух - задом...
- Что вы называете берданкой? - сухо, официально прервала она.
- Дак што. Двустволку шестнадцатого калибра. - Вдруг поднялся, подошёл к шкафу и самовольно открыл дверцу. - Вот она. Изъяли.
Алла увидела торчком стоящее ружьё и слегка опешила. Даже холодок, в жару-то, меж лопаток пробежал.
- Зарегистрировано?
- Ей сто лет в обед. Раньше, когда у нас зайцы да куропатки водились, пользовался. Патроны у меня с дробью. Ну, сгоряча воткнул и вдогонку... с двух стволов. Да и не в Петуха целил, ближе. А оно рикошетом от асфальта и того...
- Что "того"?
- Задницу ему повредило, - признался обвиняемый.
Больше вопросов у Аллы не возникало. Следствие можно заканчивать. В наличии целый букет преступлений. Тут и незаконное хранение огнестрельного оружия, и покушение на должностного лица, и клеветнические высказывания в его адрес (никем и ничем не доказанный поджог дома) и прочий бред, связанный с выборами.
Вновь появился участковый.
- Нашли телёнка? - поинтересовалась Алла.
- Да где там, - хмуро ответил он. - Ни рожек, ни ножек. Непохоже, что наши. Скорее всего, городские на шашлыки утащили.
Ермаков и тут вмешался и во всём опять обвинил Петухова. Дескать¸ продал лучшие участки земли дачникам, а деньги, конечно, в свой карман положил. Глава администрации в его представлении был воплощением вселенского зла. Алле, признаться, надоело выслушивать эти "абличения". Поспешила вернуться к делу, вспомнив про свидетеля со стороны "террориста". Всё-таки надо опросить, чтобы получить полную картину конфликта. Она повернулась к участковому:
- Обвиняемый заявил, что у него тоже свидетель есть. Вы не могли бы позвать Николая... - затруднилась с отчеством и вопросительно посмотрела на Ермакова.
- Терентьич, - дополнил тот и бросил недобрый взгляд на участкового. - Да знает он! Терентьича тут все знают. Учил всех математике. Заслуженный учитель!
Участковый с неохотой отправился за бывшим учителем. Алла опять повернулась к Степану. Вот ведь какой ершистый старикан. И дочь в тюрьме. Наверно, вся порода такая.
- А за что ваша дочь отбывает срок?
- Так, опять же: всё к одному, - вздохнул он. - Из-за сына Петухова. Избила его.
- Как же она смогла... парня, мужчину?
- Она у меня крепкая. Ударила пару раз сумкой с молочными бутылками. А когда он наземь повалился, ножкой притопнула. К несчастью, угодила каблучком прямо в глаз.
- Причинение тяжкого вреда здоровью, - заученно пролепетала Алла. - Статья сто одиннадцатая УКа.
- Да, так и определили. Ребёночек-то у Катьки от него. Обманул, подлец, не захотел жениться. Да ещё и обидел крепко. Откуда, говорит, я знаю, с кем ты нагуляла.
- На ДНК проверяли?
- Нет, Катя отказалась. Я, говорит, и без ДНК помню, кому давала. Так, ведь, она ж ему хуже не сделала. Ну, походил месячишко с повязкой на глазу. Его ж по состоянию здоровья от армии освободили. Жив до сих пор. А вот мой Васёк погиб. Да я был бы рад, если б Васёк даже одноглазым или одноруким вернулся. И моя Лизавета вскоре слегла, с горя зачахла. А этот... гуляет, веселится, всех баб перещупал. Теперь у вас в городе на манаджера учится. Будет, как и папаша, мозги людям компасировать.
Зло высказался, и Алла поняла: такой может в человека стрельнуть.
Минут через десять она увидела в окне седобородого старика с клюкой в руке. Участковый шёл сзади, как будто конвоировал. Но в здание не вошёл, сел на скамейку у входа и закурил.
- Лобачёв Николай Терентьевич, - представился древний человек, войдя в кабинет.
- Садитесь, Николай Терентьевич. Степан Трофимович мне сказал, что вы располагаете важными сведениями по его делу.
- Так и есть, - подтвердил дед. - Я бывший учитель, теперь на пенсии. У меня есть диплом о моём участии в математической олимпиаде в одна тысяча пятьдесят седьмом году, где я занял первое место... Показать?
- Нет, не надо. - Алла укротила своё, внезапно вспыхнувшее любопытство. - Я вам и так верю.
- Благодарю, - с достоинством кивнул дипломант. - Степан мне рассказал всё, как было, я произвёл расчёт. И теперь уверен, что Петухов - прохвост, подтасовавший выборы. Да, собственно, вы с вашим высшим образованием сами можете убедиться. Давайте вместе проанализируем данные, сообщённые Степаном и его внуком Владиком. Получается, что количество отложенных избирателей, пардон, спичек, минус одна, что в остатке, делится на десять, одиннадцать и двенадцать. Подсчитываем НОК...
- Простите, что подсчитываем? - изумилась Алла.
- Наименьшее Общее Кратное. Для этих чисел оно равно 660. Далее число, отвечающие тем же условиям, вдвое больше - 1320. Но у нас в Пеньках столько жителей не наберётся. Можете справиться у секретаря. Значит, единственный верный вариант - 660. Плюс лишняя единичка. Имеем 661 голос. А ещё Степан не учёл пять членов комиссии. Они раньше пришли, сидели в избирательном пункте. Итого, получаем 666.
″Надо ж, три шестёрки, - невольно вздрогнула Алла. - Зловещее число!″
- А по подсчётом нашего избиркома, который сплошь состоит из родни и собутыльников Петухова, вышло девятьсот, - убеждённо продолжил Лобачёв. - Значит, вбросили. Понятно в чью пользу. И ведь не в первый раз!
В подтверждение своих слов он стукнул клюкой о пол, словно поставил жирную точку в своём математическом доказательстве, затем с достоинством поклонился и вышел.
Алла осталась в замешательстве, а Ермаков, видно по физиономии, восторжествовал. Она пришла в себя и заключила:
- Даже если всё так, то это никоим образом не снимает с вас вину за применение огнестрельного оружия.
- Да что уж. Виновным себя не признаю, но пострадать за правду согласен... Только у меня к вам одна просьба.
- Какая просьба?
- Отложите приговор на полгода, - попросил Ермаков совсем иным, уничижительным тоном.
- Что вам это даст? - не понимая, спросила Стахова.
- Через полгода выйдет из тюрьмы моя Катя, и дитё останется под её присмотром. А то ведь Владика в детдом заберут.
Алла уже и не знала, что сказать. Пообещать такое, она не могла. Пододвинула к нему протокол допроса, в которой записала значащие, на её взгляд события, и попросила поставить подпись. Ермаков с полминуты изучал документ, хотя вряд ли удосужился всё прочесть, и расписался под стандартным заключением: "С моих слов записано верно". Рука у него дрожала.
В комнату вошёл участковый, не пожелавший выслушивать математические шарады бывшего учителя.
- Вы преступника с собой заберёте? - осведомился он.
"Преступник" после того, как расписался в протоколе, пересел на скамью у стены и сидел молча, опустив голову и теребя в руках снятую с головы кепку. Алла в затруднении пожала плечами и предложила пока отпустить Ермакова домой под расписку о невыезде.
- Так у него ж дом сгорел, - напомнил старлей.
- А где он до сих пор содержался?
- Я его в сарай запер. У нас благоустроенного "обезьянника" нет.
Отсчитавшись, участковый остался стоять у порога, ожидая дальнейших распоряжений. Алла не знала, что делать. Надо бы связаться с управлением, узнать там. Но как это осуществить? Попросить присутствующих выйти из кабинета?.. Нет, она решила по-иному. Сама вышла в коридор и набрала номер дежурного офицера. Антенки на дисплеи то появлялись, то исчезали. Устойчивой связи Алла не дождалась, на всякий случай скинула СМС и вернулась в кабинет. А когда вошла, вспомнила ещё об одном персонаже - внуке Ермакова.
- А где сейчас Владик?
Она покрутила головой, дожидаясь, кто ответит. Инициативу проявил участковый.
- У меня дома, - он поморщился, коснувшись ссадины на лбу. - Моя жена дружила с его Катькой. Ух, как завелась! Толкушкой огрела, заступница. А Владик мне спать не дал. Посреди ночи разбудил, к деду в сарай запросился.
- И что?
- Так отвёл к нему, а что делать. Да щас ещё тепло.
Участковый заговорил о ″террористе″ в третьем лице, как будто его рядом и не было. Но Ермаков поднял голову и напомнил о себе.
- Меня Николай Терентьич к себе приглашал, - с вернувшимся апломбом объявил он. - Не перевелись ещё на свете добрые люди!
- Ну, хорошо, - решилась Алла и приготовила ещё один документ. - Распишитесь ещё раз, что пока не получите повестку, отсюда - никуда.
Участковый облегчённо выдохнул, и мужики вместе, не совсем добро поглядев друг на друга, удалились.
Затем участковый привёл ещё одного свидетеля, суетливого, востроглазого мужика, который утверждал, что видел, как Степан Ермаков "стрельнул в Петра Фомича". И этот оставил свой автограф. Он почему-то был неприятен Алле. Она решила, что его показания нужно как-то проверить. Но ничего не придумала и лишь задала дополнительный вопрос:
- А что делал Петухов после выстрела?
- Оне упали, - ответил свидетель.
- А вы? Бросились на помощь?
Мужичок замешкался.
- Нет, не пришлось. Оне сами встали.
- И?
- И убежали.
Аллу покоробили его ответы, эти угодливые "оне", о человеке во множественном числе, и она предположила, используя лексику Ермакова: Уж не холуй ли Петухова, готовый дать любые показания?" Впрочем, это не имело особого значения, поскольку Степан сам признался, что стрелял.
Напоследок к Стаховой зашла секретарь, безвкусно одетая женщина с пышным бюстом, и попросила зайти в кабинет главы администрации. Пётр Фомич встретил, стоя - не иначе, джентльмен. Даже её руку, не удовлетворившись пожатием, вверх потянул и наклонился - видимо, имел намерение поцеловать. Но Алла руку отдёрнула. И во время разговора круги вокруг вил. Правда, забывшись, попытался сесть в кресло и болезненно поморщился - с полной-то задницей мелкой дроби.
- Как там Ксан Кириллович поживает? - с ласковой улыбкой спросил о начальнике управления и вытащил из тихо урчащего холодильника большой пакет. - Передайте вашему дядюшке. Тут, что он любит, домашние копчёности.
Жарким вечером Алла Стахова возвращалась в город на служебной машине. ″А ведь вдобавок Ермакову можно вменить мотив мести, - ворошилось в голове. - Статья сто шестнадцатая". Она, чтобы не пристёгиваться ремнями безопасности, устроилась на заднем сиденье, и пожилой водитель Миша разговаривал с ней, посматривая в зеркало заднего обзора.
- Что, славно поработали, Алла Максимовна? - с улыбкой полюбопытствовал он.
″Наверно, сейчас разглядывает меня, глупую куклу-блонди″, - подумала Алла, но тотчас припомнила, что перекрасилась в тёмный цвет, и с оценки своей особы вернулась к анализу поездки. "А может, следует возбудить новое дело?" Есть же такая статья в уголовном кодексе: "Фальсификация избирательных документов". И наказание предусматривается вполне серьёзное, вплоть до лишения свободы. А там, вполне возможно, шлейфом потянутся другие правонарушения... Но что положить в основу обвинения? Этот бред о спичках? Окончательно скомпрометировать себя перед коллегами? А что скажет дядюшка, Александр Кириллович?
По дороге к городу она с мучительным напряжением раздумывала над процессуально-уголовными аспектами доверенного ей дела.
Им замигал аварийными фарами встречный автомобиль. Это оказались знакомые парни из управления, в штатском. Один из них, Олег, был Алле симпатичен тем, что, обращаясь к ней, никогда шуточками не пользовался. Чем даже понравился, и она скромно дожидалась, когда он пригласит её на романтическое свидание.
"Быстро на мой сигнал среагировали", - подумала она. И сама сочла возможным пошутить:
- Вы за террористом?
- За каким ещё "террористом"?
- Ну, за Степаном Ермаковым.
- Да нет, мы за рыбиной покрупнее, - ответил Олег. - За Петуховым. Получили ордер на его арест.
Она ничего не поняла!
- Много чего натворил, - разъяснил Олег. - Давно у нас в разработке. А тут забеспокоился, хотел смыться. Билеты заказал на благоприобретенную дачу в Крыму. Конечно, его бы и там достали, но хлопот больше. Вот Кирыч и послал тебя. Был уверен, что ты своими действиями эту рыбину успокоишь. А Кирыч, тем временем, выбил у прокурора ордер на его арест.
Алла не знала, как ей быть. Или рассердиться за то, что её использовали втёмную, или порадоваться, что Петухова разоблачили, а бедного Ермакова, с его почти неразрешимыми проблемами, оставили в покое. Может быть, временно, но и то лучше, чем ничего...