Аннотация: Наконец-то ко мне пришла настоящая, ничем не ограниченная свобода, почти равная пустоте.
В субботний вечер я бездельничал и ждал Веру. Правда, не признавался в этом и всячески себя осаживал: "Не вибрируй". Звонок. Это - в общую дверь. Скорее всего, пришли к соседу Лехе, приятели. Я не прореагировал. Но звонок повторился. Вышел в коридор и открыл дверь. Передо мной предстала мама Веры.
- Ой, вы уж извините. Ключи дома забыла.
Что-то с памятью её стало. Не мудрено. Вид измученный, болезненный, а взгляд заранее виноватый. Разумеется, про Веру я у мамочки ничего не спросил. Она не знает о наших отношениях. Вообще никто ничего не знает. И не должен знать. Однажды только я выболтал, что у меня есть Вера, шефу. И как же потом бранил себя! Игорь ещё тот жук. Мы вместе учились. Да он-то и не учился вовсе, а платил - за рефераты, курсовые, а то и прямо за экзамены. Случалось, и я помогал: за сходную плату. Сначала думал, что он тупой. Потом понял: ленив. Впоследствии отец передал ему фирму, а Игорь, привыкший, чтобы я всё делал за него, пригласил меня на работу.
С Верой я познакомился в первый же вечер, как сюда заехал, когда зашёл на кухню сварганить омлет. И, увидев её, определил: "Не для меня". Наверно, каждый парень так примеривается, впервые увидев ту или иную девушку. И Вера наверняка поняла, как я её аттестовал. Но, похоже, я-то ей приглянулся. Не переношу расхлябанности, разгильдяйства и в тот вечер даже на кухню зашёл в белой рубашке с запонками на манжетах. Она оробела, увидев меня, и предложила чаю. Потом стала набиваться с мелкими услугами. "Дима, давайте вашу посуду помою". Или: "Я стиркой занялась, заодно ваши рубашки простирну". Она огорчалась при моих отказах, и я поддался. Не раз наблюдал, с каким усердием, если не сказать страстью, она исполняет мои мелкие поручения.
А потом была новогодняя ночь. Я вернулся домой под утро, и, едва вошёл, она ко мне заглянула. Как будто специально поджидала. "С Новым годом, Дима". Голос её дрожал, а глаза молили: не прогоняйте, я тайком, ни одна душа не узнает.
Почему не выпроводил? Пожалел, как жалеют ни в чём не повинного, природой обиженного ребёнка? Может быть. Стояла тишина, за окном падал снег, комната неярко освещалась торшером, всё резкое и неправильное скрадывалось и смягчалось. Вера в ту ночь показалась мне милой и симпатичной. А потом зачастила. Приоткроет дверь: "Дима, это я".
Как меня угораздило попасть в коммуналку? Когда начал работать и появились деньги, тогда и соблазнился на эту комнату. Просили по-божески, и я подумал: "А почему бы и нет?" Ведь впоследствии можно будет выкупить остальные секции. Сам дом-то, добротный, кирпичный, мне понравился. Потолки высокие, коридор широкий. На лестничной площадке хоть в пинг-понг играй. Сделано на совесть или, точнее сказать, на страх. Строили ещё в те времена, когда за кражу мешка цемента отправляли в Магадан. Такие дома до сих пор называют сталинскими. Тиран давно истлел, а дом стоит непоколебимо. И еще сто лет простоит.
Конечно, мне приходилось мириться с временными неудобствами - общими кухней, ванной, туалетом. И я определил себе программу-минимум: за пять лет стать единоличным собственником. Ситуацию расчухал вовремя. В соседние квартиры уже заселились крутые. русские. Они скупали секции, расселяя немощных бабушек и дедушек в дешёвые, но зато отдельные хрущобы. Дедушки и бабушки остались рады: кроме индивидуального жилья у них появились счета в сбербанке на похороны. Новые жильцы, паханы и братаны, огородили двор железной изгородью, посадили стражников, и теперь здесь стоят громоздкие бронированные джипы. Знал бы, однако, вождь всех времён и народов для кого его зодчие старались - в гробу перевернулся.
Разумеется, я сразу наметил вехи своей программы по законному приобретению жилья. С Лёхой, конечно, проблем не будет. Купить ему малосемейку, да на пропой дать сетку мелкими купюрами. Для него жильё - место где переспать, набравшись до отключки. С ним я быстро наладил контакт. Он уже при знакомстве попросил взаймы на похмелку. Я не отказал, и Лёха стал не только должником, но и верным информатором. Сообщил, что раньше дом принадлежал авиационному заводу, и он тоже там работал.
- И чем ты занимался?
- Крылышки на Тушки лепил.
- А сейчас?
- На вольных хлебах.
Знакомая история. Не вписались в рынок, оказались ненужными. Сколько таких "лепильщиков" без дела оказалось! Разговаривая с ним, я вспомнил родителей, которые находились в сходной ситуации. Хорошо, у них есть шесть соток, где они и пропадают.
Вера с родителями проживала в двухкомнатной секции. С её папой и мамой я практически не общался и даже до сих пор не знаю, как зовут. Знаю по фамилии: Степановы. Отец - человек угрюмый, угловатый, и что-то дикое, необузданное в его хмуром, из-под тяжёлых бровей, взгляде. От такого жди что угодно: может, озлобившись, вилку в бок сунуть. Но иногда попадался навстречу расслабленный и хлюпающий носом. Попроси рубашку - снимет. Бывало, надолго исчезал. Может, залетал на пятнадцать суток? В последнее время совсем не видно. Надо будет узнать у информатора Лехи: не ушёл ли от дочки с мамкой.
От того же Лехи я узнал, что мои соседи до сих пор не удосужились приватизировать жильё. Но это мне на руку. Пусть так и будет, пока я бабки собираю. Конечно, события желательно форсировать, а то уже наведывались другие инвесторы. Возьму кредит. Надеюсь, и Степановы не откажутся переселиться в отдельную квартиру.
А прежний жилец, которого я сменил, переселился на кладбище. Это его наследники продали мне комнату. И ничего в ней не тронули. Сказали, что возиться некогда, что хотите оставьте, остальное выбросьте. Я на глаз заценил. Старьё! И выразил своё недовольство. Мне ведь придётся вычищать эту конюшню. Старший наследник (они вдвоём явились) посмотрел на меня косо и объявил непререкаемо: "Мы возьмём на тыщу меньше, сами расчищайте. Не устраивает - найдём других покупателей". И его брат подтвердил: "У нас не заржавеет".
Ещё как устраивает! Больше я не выдвигал требований. Впрочем, оно и хорошо, что мебель осталась. На первых порах пойдёт. Она оказалось хоть и допотопной, но крепкой. Я определял по вещам, что за человек здесь жил. 1) нелюдимый. Окна закрыты тёмными шторами, форточки заклеены, тапочки в единственном экземпляре. 2) бережливый. Ни одной расшатанной вещи, утюг старого образца, но - действует. 3) скупой. Пользовался автономной электропроводкой. Свои лампочки и розетки в местах общего пользования, счётчик у входной двери - всё индивидуальное. А коли скупой - так, наверно, и худой, как Иудушка Плюшкин. На еде наверняка экономил. Солдатскими ложками и чашками пользовался.
- Да, Куприяныч был скуповат, - подтвердил мои догадки Леха. - Рубля на похмелку не выпросишь. Но справедлив. Он говорил: мне вашего ничего не надо, но и вы на моё не претендуйте.
- Худой? - спросил я.
- Толстый, как бочонок.
Вот так номер! Ну, да ладно. Я ж не Шерлок Холмс, могу и ошибаться. Впоследствии кое-что из электрохаоса демонтировали, однако в коридоре светильник Куприяныча сохранился. И включить этот круглый шар можно было только из моей комнаты.
Со временем моя берлога преобразилась. Появился новый диван, телевизор с большим экраном, бар... Только шторы оставил. Они показались мне приличными. И однажды пригласил Игорька отметить новоселье. Я не очень-то жаждал, но затеял вечеринку после его расспросов. Шеф приехал на машине, прихватив с собой пару девиц. Мы сидели за столиком, цедили вино. Я на одну деваху запал. Не так, чтобы очень, но как водится, аттестовал. Симпатичная, свободно себя держит. Хотя и блондинка, понимает всё с полуслова.
- Лота, - представил её Игорек. - Будет работать у нас в рекламе.
Имя, похоже, он переиначил. Есть за ним такая слабость. Я еще раз глянул на гостью и окончательно решил: "Для меня подходит. По всем статьям и статям".
Игорек сел на диван поближе ко второй девушке и тем самым подсказал мне о своём выборе и вроде как поощрил на дальнейшие действия. Не знаю, чем бы всё закончилось, но тут заглянула Вера. Она засмущалась, увидев нашу компанию, зарделась, как девица на выданье, и тем самым выдала себя, глупая. Да и шеф некстати проявил к ней бутафорский интерес:
"Те же. И Дульсинея Тобольская".
Негромко сказал, но я расслышал. Он подхватился с дивана и, подойдя к Вере, взял за руку. Наверно, хотел поцеловать. А кого он имел в виду, назвав её таким именем, осталось для меня загадкой. Наверно, подразумевал какую-то красотку из Тобольска, куда он ездил по бизнесу.
Но Вера свои большие, неухоженные руки спрятала за спину. Кстати, я до сих пор не знаю, где она работает. Не интересовался. Кажется, санитаркой. Возможно, медсестрой. Она что-то пробормотала, типа: "Ой, простите, помешала", - и выскочила. Игорек притворно сокрушался, что не удалось пообщаться с моей, как он сказал "пассией". А девицы переглянулись. Правда, я и сам дал маху, начал зачем-то объяснять, оправдываться, что это соседка, и у нас тут всё запросто. То соль друг у друга попросим, то спички...
- То спинку потереть, - вульгарно добавил Игорь.
Я нахмурился и замолчал. А моя гипотетическая Лота даже похвалила Веру. Нашла её скромной, застенчивой и на лицо приятной. "Только, - добавила она, - подбородок чуть тяжеловат". Понятно. В моё отсутствие эти субтильные девицы наверняка назвали бы Веру лошадью.
Лота не пожелала со мной остаться. Когда я провожал гостей, Игорек подначил: "Давай, Димыч, поспеши домой - тебя ждут". Я вернулся раздражённый, с намерением дать целевые указания Вере. И даже не пригласил в комнату. Объяснялись на кухне. Однако не успел и слова сказать.
- Дура я, дура... ворвалась! - покаялась она. - Прости меня. Простите и чувствуйте свободным.
В глазах слёзы, "ты" и "вы" в обращении путает. Ну, я пожалел её, убогую.
- Ладно, заходи. Только постучавшись.
- В коридоре ваш светильник висит, - обрадовавшись, напомнила она. - Ты включай, когда я буду нужна.
Я согласился. Что и говорить, очень удобно. Все заботы на себя взяла. Предохранялась или нет, не спрашивал, не интересовался. Её проблемы. Может, вообще не родиха. Разумеется, о нашем тайном сговоре никто не знал. Но нет... я сам выдал...
Шефу про свою любовницу я трепанулся на вечеринке, захмелевший и обласканный его вниманием. Рассказал и о фонаре. И что же? Игорек на другой же день подарил мне светильник с красным стеклом и с причудливой атрибутикой, сопроводив лекцией о женском и мужском начале. Красный фонарь - это, мол, Янь, женское начало. Призыв, желание, вожделение. А выключатель, которым пользуюсь я, - это Инь, мужское начало. Или я перепутал? Да без разницы. Стоит ли за уши притягивать тысячелетние китайские символы к нашей повседневной жизни. Хотя преподнесённый мне фонарь, и в самом деле, отношение к Китаю имел: под крышечкой для проводов, надпись: "Made in China". Дешёвый ширпотреб, однако.
Шефу ничего не сказал. Дарёному коню в зубы не смотрят. Но и вывешивать фонарь не торопился. Однако Игорь, наверно, прочувствовал мой скепсис и объявил, что это так, между прочим, а настоящий подарок меня ждёт в конверте. Премию отвалил, вдоволь нашутившись!
По существу, у меня нет друзей. Есть только Вера. Но она в последние дни куда-то исчезла. Как-то неприятно. Но это ещё не всё. Я поймал себя на том, что с некоторых пор стал пассивен в поиске новых знакомств. Осознав сей факт, с досадой выключил электрический шар. Но и в гости никого не зазывал, несколько вечеров просидел в одиночестве. Редко сталкиваясь с Верой, отмечал, что она сама выключилась, как лампочка. Но мне не сказала ни слова, выполняя обещания и храня конспирацию.
Наш офисный планктон выезжал в загородный дом отдыха. И в эти дни я забыл про Веру. А когда вернулся, ко мне сунулся верный информатор Леха. Сообщил, что в моё отсутствие приезжали родители, долго сидели на кухне.
- Одни, что ли?
- Их Вера привечала. Чаем с пирожками угостила, тары-бары развела.
Я удивился, Вера с моими предками не была знакома. И меня опять взяла досада. Ай да, Вера! Действует! Не мытьём, так катаньем.
Наведался в посёлок к своим. Мать смотрела на меня по-иному, а Веру назвала очень хорошей девушкой. Отец, на что молчун, и то разговорился, когда вышли на балкон покурить. Я-то не курю - ещё не хватало эту гадость в себя вдыхать, стоял рядом за компанию.
- Знаешь, сынок, - сказал он. - Девок вокруг - море. Но каждому мужику отведена одна единственная. Встретишь такую, будешь счастливым. Нет - всю жизнь будешь мучиться.
- А ты нашёл свою единственную, как считаешь?
- Я-то нашёл, - он похлопал меня по плечу. - Но думаю, что и ты нашёл. У нашей матери глаз - алмаз. Она надеется, что у вас всё будет хорошо.
Ну, Вера! Сумела произвести впечатление на стариков. Я вернулся домой и первым делом включил фонарь. Сам уже не знал для чего. То ли очередной выговор Вере влепить, то ли соскучился по её телу. Но она, как назло, не появилась.
В тот вечер заехал Игорек, совершенно неожиданно, без предварительного звонка. На нём был тёмный длиннополый плащ из добротной ткани. Он прошёл, колыхая полами, и напомнил мне то ли пламенного чекиста Дзержинского, то ли главу инквизиции, который неустанно борется с ересью. Раздеваться не стал, сказал, что на минутку. Поговорили о том о сём, и вдруг он спросил, почему я не пользуюсь его подарком. Значит, обратил внимание на допотопный светильник. Я пожал плечами и ответил, что его подарок лежит в шкафу.
- Ты меня не уважаешь, - с обиженным видом сказал он. - Я тебе такую эксклюзивную вещь подарил, а ты её куда-то задвинул.
Странно себя повёл. Может поддавший был, хотя по внешнему виду незаметно. Я клял себя за прежнее хвастовство. Будет теперь каждый раз цепляться. Ладно, пусть потешится. Всё равно без меня не обойдётся. Я - трудоголик. Игорек это давно раскусил. Работа у меня на первом плане, и мной помыкать не надо, дело знаю. Да и на его фирме свет клином не сошёлся. Я при любых обстоятельствах выживу, и со временем у меня появится всё. В том числе и жена. Конечно, она будет красивая. И, разумеется, не дура. С дурой не интересно. Но пусть уровень IQ будет пониже моего. Чтобы не зазнавалась.
А Игорек мне порядком надоел. Звонок от секретарши: "Дмитрий Андреевич, срочно зайдите к Игорю Васильевичу". Лечу на всех парусах, думая, что по делу. Какое там! Пустопорожние разговоры. Лучше б уехал куда-нибудь. На правах владельца почивал на лаврах или на Канарах. Вот и на другой день после неожиданного визита вызвал, глянул на мою сумрачную физию и повинился.
- Извини, я вчера что-то не то ляпнул.
- Да ладно.
Но он тут же, нимало не смущаясь, завёл ещё более некорректный разговор. Посмотрел на меня с прищуром:
- Димыч, а лимон ты уже накопил?
"Чёрт меня подери! Неужели и про желание иметь миллион я трепанулся?"
- Не заводись, - он, расслабившись, утопал в кресле. - Просто хочу узнать, считаешь ли ты себя свободным человеком.
- Причём тут миллион?
- Так ещё лет двести назад один продвинутый чувак утверждал, что истинно свободен лишь тот, кто имеет лимон. Тогда волен делать всё, что хочешь. А если не имеешь, то лучше не рыпайся. Тогда с тобой будут делать, что хотят.
- А в чём лимон надо иметь? - уточнил я. - В рублях, что ли?
- Нет, лучше в баксах.
- Ну, тогда мне ещё очень далеко до истинной свободы, - пробурчал я.
- А я близок к ней, - ухмыльнулся он. - Если, конечно, очередной кризис меня не подломит.
И всё не по делу. Хорошо хоть подарком перестал донимать. Но как же я ошибся! Перед моим уходом Игорек всё-таки укорил, что я зря подарком не пользуюсь. Нет, этому конца не будет! Придя домой и поскрипев зубами, я заменил прежний шар "эксклюзивной" вещью. Если заедет, пущай любуется. Впрочем, мне и самому понравилось. Китайский фонарь с аппликациями смотрелся не так убого, а своей формой напоминал древний сосуд, из которого вполне может выскочить джинн и спросить: "А что вам угодно?"
В другой раз Игорек задержал меня после планёрки. Остались вдвоём. Я ожидал серьёзного разговора. А он опять про Ерему:
- Ну, ты заценил подарок? - в вприщурку спросил. - Там ведь и яркость можно регулировать.
- Заценил, - с неохотой ответил я.
- А скажи, Димыч... Тебе, что ли, лавры академика Павлова не дают покоя?
- Ты о чём? - проворчал я.
Тут зашла секретарша и поставила на стол поднос с кофейными чашками. Она совсем не спешила. Но Игорек так глянул, что девчонка мигом улетучилась.
- Я про его опыты. По изучению рефлексов, - пояснил он. - Только Павлов проделывал их на собаках, а ты - на женщине.
Мне не понравилось его высказывание, и я сообщил подробность, которую он не знал.
- Да будет тебе известно, Вера сама идею с фонарём подкинула.
- Сама? - удивился Игорь, помолчал и вдруг неожиданно попросил: - Слушай, а может, ты мне её уступишь?
- Зачем она тебе? - оторопело спросил я.
- Надоели мне шалавы.
- Она не захочет, - высказал я первое, что пришло в голову.
Позже, подумав, решил, что так, пожалуй, оно и вышло, если б мы стали реализовывать его сумасбродное желание. Вот пресыщенный тип! Но что поделаешь - работодатель, председатель ВЧК в собственной конторе. Мне до него - как до вершины Килиманджаро. Это такая гора в Африке, Игорек и про неё как-то упоминал. А вся разница у нас в чём? В неравных стартовых позициях! Их, равных-то, не было, да и не будет. Я сомневаюсь, что они вообще где-то есть. Может, среди папуасов Новой Гвинеи.
"Всё равно прорвусь", - твердил я себе. Уже и так многое сделал. Если сравнить с прежней моей неприхотливой жизнью, обитанием то в общежитии, то в съёмной комнатке, теперь куда с добром.
Не буду лукавить, у меня, кажется, проклюнулась тяга к комфорту, и моя квартирка стала как картинка. Даже в буквальном смысле: одна картина появилась на стене. Купленный по случаю морской пейзаж. Только с приобретённым шкафом-купе вышел прокол. Я не то намерил, и шкаф не вместился. По объявлениям нашёл мебельщиков, наугад сделал выбор и созвонился. Мастер не замедлил явиться. Эдакий лысоватый мужчина с крупным носом и обстоятельными замашками.
- Ошибся при измерении, - разъяснил я. - На пять сантиметров уменьшить надо. Сможете?
- Отчего же нет, - сказал мебельщик. - Люди делали. Значит, можно и переделать.
- А вдруг роботы мастырили? - в шутку предположил я.
- А роботов кто мастерил?.. - ответил он вопросом. - В конечном счёте всё к человеку сводится.
- Утверждают, что и повыше инстанция есть, - заметил я.
- Понятное дело, есть, - солидно подтвердил он. - Но та инстанция к ширпотребу отношения не имеет. У неё свои заботы.
Лоб крутой и блестит, переходя в очистившееся от волос темя. Ему штатным философом при университетской кафедре быть, а не мебельщиком. Мне он понравился тем, что не пытался вымогать. Иной известную песенку завёл бы: "Ой, да это знаете, как сложно, да возни много". А этот: "Мы всё могём". Крепкая косточка, пролетарская. Можно и в дальнейшем его использовать. Когда завладею всей квартирой и начну капитальную переделку.
Часа три, без передыху, он пилил, стучал, вжикал, клеил. Я предложил ему кофе или чай, на выбор. Он не отказался и, не задумываясь, выбрал чай. Я заварил покрепче, налил две чашки, пододвинул к нему сахарницу и ложечку. Он замешкался.
- Что такое? Что-то не так? - спросил я.
- Люблю вприкуску, - объяснил он. - Если у вас кусочек сахара найдётся, то я бы не отказался.
Кускового сахара у меня не водилось, но были шоколадные конфеты. Поставил на стол вазу. Когда открывал бар, он, разумеется, заметил стройный ряд бутылок. Не то, чтобы специально подглядывал. Просто его взор был устремлён в том же направлении. Но коли заметил, я не смог не предложить.
- По рюмашке?
- Нет, спасибо. Уже семь с половиной лет не употребляю.
Ну, если так чётко помнит, сколько не употребляет, то, очевидно, до этого сильно употреблял. Я не спросил об этом, но он телепатически прочёл мой вопрос и подтвердил, что да, был подвержен, но, слава богу, вылечился. А с чего "подвержен"? Наверно, с горя. Какие ещё могут быть причины у наших мебельщиков?
- С горя, да, - опять подтвердил он. - Втянулся так, что без медицинского вмешательства не мог бросить.
- А позвольте узнать, - от нечего делать, поинтересовался я. - В чём заключалось вмешательство?
- Торпеду вшивали, - мебельщик взял конфету, развернул фантик. - Под страхом смерти ходил. Сказали, если выпью, то помру. А меня искушения прямо замучили.
- Так сильно хотелось выпить?
- Вначале, - подтвердил он. - А позже узнать: неужели и вправду помру, если выпью?
Да он исследователь по натуре, подумал я. Джордано Бруно, готовый пойти на костёр.
- Ещё чашечку? - спросил, когда мой гость опорожнил первую чашку.
- Пожалуй. У меня ещё полконфеты осталось.
И великий экономист!
Он обратил внимание на то, как пью чай я.
- А вы что же? Ни сахара себе не положили, ни к конфетам не прикоснулись.
- Вы вприкуску любите, а я вприглядку.
Он солидно кивнул. Каждому, мол, своё. А я, честно сказать, дурака свалял. На самом деле тоже любил вприкуску и при этом сжирал не одну конфету, а штук пять. Наверно, в детстве недоел. Но иногда меня тошнило от сладкого.
Мебельщик приезжал ко мне ещё несколько раз. Чтобы не терять с ним контакт, заказал нестандартный, какой хотел, компьютерный столик. Он подкатывал на машине, видел в окно. Отечественная лайба - с удлинённым салоном. Сзади у него лежали всякие инструменты и материалы. Когда я увидел этот шедевр нашего автопрома, то впал в искушение. Если мелкий бизнесмен, экономящий на чае вприкуску, имеет машину, что же ты отстаёшь?.. Всё-таки придётся, наверно, взять очередной кредит и обзавестись автомобилем, поддержать своё реноме.
Эти и другие мысли продолжались крутиться в голове, но всё перебивало недоумение: куда же подевалась Вера. Что-то нервы сдают. Я подошёл к бару и выпил рюмку джина. Сел у телевизора. Почти по всем каналам показывали голливудские фильмы. Сплошные перестрелки. Дебилы они там в Америке, что ли? Или для нас специально такие фильмы подбирают, сами же другие смотрят?.. Тогда мы - дебилы. Дебилизовались с их помощью.
Короткий стук. В мою дверь. Я соскочил с дивана. Дождался?.. Но за дверью стоял Леха. Раньше мы разговаривали на кухне или в коридоре, но в этот раз он вломился в моё логово.
- Так и быть! - торжественно объявил. - Уступлю комнату. Ты мужик деловой: подбери квартирку. Центр мне не нужен, высокие потолки тоже без надобности. Согласен на "хрущобу". Но - чтобы отдельно.
Я кивнул. Прикинул, что недорого встанет.
- Веру ждёшь? - подмигнув, спросил он.
И этот всё знает. Надоели! Не люблю. Не лезьте в нечищеной обуви в мою личную жизнь.
- С чего ты взял?
- Так фонарь-то горит.
- Ты и про фонарь знаешь? - опешил я.
- Как не знать! Им ещё Куприяныч пользовался.
У меня чуть глаза из орбит не выскочили. Куприяныч пользовался Верой?
- Ну да, - подтвердил Леха. - Он же в последнее время передвигался с трудом. Вот и пользовался. Не вставая с кровати, включал, когда надо. И Вера заходила. Ну там, давление замерить, укол поставить...
- Бесплатно всё делала?
- Нет, платно. Я ж тебе говорил, Куприяныч был справедливый мужик. Узнал расценки на медуслуги и платил по прейскуранту. Вера денежку принимала. Он не любил, когда ему перечили. Это ты бесплатно ей пользуешься, - он опять подмигнул мне.
Ну, наглец. Я нахмурился.
- Значит, можно считать, договорились? - заключил Леха, дипломатично сменив тему.
- Да, - подтвердил я. - Завтра же начинаю искать квартиру.
- Только это... чтоб двухкомнатную.
- Зачем тебе двухкомнатная?
- Ну, мало ли! В гости кого пригласить. Не помешает, если гостиная и спальня отдельно. Возможно, и женюсь ещё. Вот Вере предложение сделаю: поди, не откажется. Ты ж ей не предлагаешь замуж идти.
Сюрприз. Что называется, жизнь вносит свои коррективы. Поделом мне. Забыл, какой век на дворе. Теперь и алкаши хозрасчёт на вооружение взяли. Насчёт женитьбы на Вере - это Леха, конечно, загнул. Не пойдёт она. Тщедушный мужичок с тремором. Просто, максимум из меня выдавливает. А про фонарь - интересное сведение. Значит, Вера не сама сообразила. Куприяныч - автор идеи, хотя цель была другая.
- Так обмоем это дело? - сосед не уходил.
Я поморщился и отослал его на кухню. Вытащил из бара, что попроще, и отнёс. Пить с ним не собирался. Он, правда, налил и мне. Я чокнулся, отпил глоток и отставил стопку. Пока он хлестал одну за другой, новым, чисто хозяйским, взглядом осматривал кухню. Конечно, и тут потребуется ремонт. Всё это выйдет в копеечку. И на Лехе я нисколько не выгадаю. Но и приза ему, в виде сетки с мелкими купюрами, не буду вручать.
- Окей, готовься к переезду, - заключил, решив найти ему захудалую "двушку" на окраине. Конечно, затраты возрастут. Но программу выполнять надо.
Всё-таки был доволен, что разрулил второй этап квартирного вопроса. Пора и за третий приниматься. И без Веры, опять же, не получится. Пусть она с предками потолкует. А там, когда они съедут, исчезнет из моей жизни. Навсегда. Но пока я и неделю без неё с трудом вытерпел. Оброс привычками, как пустырь сорняками. Скоро три года, как длится наше сожительство. Куда ж она всё-таки запропастилась? Может, в отпуск ушла и куда-нибудь уехала? Но почему не предупредила?
Не знаю, как и назвать то, что накатило на меня. У меня тоже случай был, когда вызывал её не как молодую женщину, а как сестру милосердия. Простудился или перенапрягся, или то и другое вместе. Мне было плохо, и я, подобно прежнему жильцу, не вставая с постели, дотянулся до стены и щёлкнул выключателем. Ждать пришлось недолго. Вера как будто караулила.
Определила, что температура, и побежала за градусником. Таблетки нашла, я выпил, и жар сменился ознобом. Горячим чаем напоила. Но озноб не проходил. Я никак не мог согреться. И, удерживая, взял Веру за руку. Её ладонь показалась мне горячей. И вся она словно жаром пылала. Осталась до утра и всю ночь согревала.
Может, как Куприянычу, следует ей платить - по прейскуранту? А прейскурант разузнать у жриц уличной любви. Так проще. Всегда можно сказать, что никому и ничем не обязан.
Вера была не очень разговорчива. Я же становился с ней всё более болтливым. Вдруг нападало желание поделиться воспоминаниями и впечатлениями. То про службу в армию начну рассказывать, то про учёбу в универе, то рассуждать "за жизнь". Она терпеливо слушала. Часто с улыбкой. Вот как она улыбается, мне всегда нравилось. Не насмешливо, совсем даже нет.
Один наш разговор, из последних, запомнился. Было воскресенье. Она с вечера у меня появилась. А утром мы проснулись вместе. Я предложил ей кофе в постель. Скорее в шутку, чем всерьёз - не сомневался, что откажется. И не ошибся: отказалась.
Симпатичная дикторша на экране телика с восторгом рассказывала о строительстве храма, в котором "самое горячее участие" принимает наш губернатор Троекуров. Показали и губернатора, душевно беседующего в новом соборе с одним из иерархов церкви. Вокруг великолепие, благовоние. Про последнее я, конечно, предположительно.
- В странное время мы живём, - прокомментировал я. - Совсем недавно люди, приспособляясь к тому, что от них требовали, скрывали, что веруют. Теперь всё поменялось с точностью до наоборот. Делают вид, что верят, а на самом деле - никто, ни во что. Включая нашего губернатора.
Вера внимательно слушала, но уже не улыбалась.
- Если б бог не существовал, Кирилл Петрович его выдумал бы, - продолжал я, разохотившись. - И я догадываюсь, какая у него цель. Видимо, Кирилл Петрович хочет искоренить пороки в массах. Чтобы все, как один, жили по библейским заповедям: не убивали, не крали, не прелюбодействовали...
Я продолжал накручивать, отзываясь о библейских ценностях примерно так же, как наши депутаты о европейских. Но вдруг заметил, что моя овечка как будто обиделась и погрустнела.
- Так ты тоже верующая? - сразу догадался.
- Да, - призналась она. - И теперь я удивляюсь себе прежней: как могла не верить.
- Ну и что, были случаи, когда бог тебе помог? - прагматически спросил я.
- Не знаю. Но когда папа сильно избил маму, я ходила в церковь и молилась, чтоб она осталась жива, а папа бросил пить и буянить.
- Он при тебе её избивал?
- Нет, я не позволила бы. Но раньше, когда была маленькая и слабенькая, случалось и при мне.
- Ну, да. Ты подросла, он тебя остерегается. Вас теперь две боевых единицы.
- Не то, - возразила Вера. - Раньше отца и впятером нельзя было удержать.
Я представил, через какой ад она прошла. В течение долгих лет наблюдать, как отец истязает родную мать... это, знаете, не рубрику "происшествия" по телику смотреть. В нашей семье ничего подобного не случалось. Правда, на моей памяти один раз было, только наоборот. Мать полотенцем отхлестала отца, когда он пришёл домой крепко поддавший.
- А потом я уговорила их, чтобы они тоже в церковь ходили, - продолжала она. - И мои родители недавно повенчались. - Она посмотрела на мою голую грудь. - А ты разве не веруешь?
Я потрогал пальцами свой бутафорский крестик.
- Да это для форса, - объяснил, как есть.
На её лице появилось недоумение. Или, как принято говорить, "работа мысли".
- Но если ты не веруешь, то для чего живёшь?
"Здравствуйте, я ваша тётя!" - внутренне воскликнул я и не стал вдаваться в подробности, не желая оскорблять её религиозные чувства. Но для себя-то знал, для чего живу. Чтобы успешным быть. Как и положено любому, уважающему себя человеку. А остальное, как говорится, приложится. Да если ты успешный, а ещё лучше преуспевающий, то все вопросы разом решаются, и ходишь с постоянным ощущением, что не зря живёшь. Ну, а если неудачник, то сопи в две дырочки и не рыпайся.
Вслух высказывать не стал. Не поймёт. Это ведь преимущественно мироощущение мужчины. А что её родители повенчались, неплохо. Скоро, очевидно, оформят отношения в ЗАГСЕ, потом свою секцию приватизируют. А там уже и до размена - шаг. Мои намерения осуществятся. Бог не Яшка - он видит, кому тяжко. Но следом я подумал: "А вдруг она не зря о венчании заговорила? Тонкий намёк на толстые обстоятельства?"
- Ты, наверно, теперь и наши отношения считаешь грехом? - осторожно спросил и представил, как в самый интимный момент (сценка из кино) войдут в комнату её родители с заранее заготовленной иконой и благословят нас. Правда, дверь я в последнее время закрывал на защёлку. Но мне всегда казалось, что для Вериного отца открыть любой замок - раз плюнуть. Не то, что он взломщик, но слесарем в какой-нить шараге наверняка пахал.
Она не ответила, скоренько оделась и вышла. Правда, перед тем говорила, что ей куда-то надо. Но почему вдруг так быстро? Наверно, я не ошибся: мечтает деваха о замужестве.
Этот новый храм, что часто показывали по ящику, находился близко, и я решил зайти, проверить свои ощущения. Однако на пути к храму мне попался Торговый Центр, и я прежде зашёл туда. Там продавалось всё, что душе угодно. В ювелирной секции всяко-разные кольца, серёжки, кулоны и прочие изделия. Я ничего не стал брать, незачем пока мне. В полуподвале заметил лоток, где храмовые вещи - евангелия разных форматов, иконки, свечи. И бойкая женщина в скромной косынке навялила мне набор отличных свечей. На всякий случай взял. Что уж после, с коробкой, в храм было тащиться?.. Я отправился домой.
А потом во мне как-то непроизвольно сработал механизм защиты. После беседы с Верой я застрял на своих подозрениях и на более длительный срок отдалил от себя. То есть попросту перестал включать фонарь. Даже подумал: а не привести ли мне девицу со стороны, да ещё так, чтобы Вера заметила. Типа, как в футболе: предъявить жёлтую карточку. Сделать это не сложно. Однажды с работы зашёл в популярное кафе. Дым стоял коромыслом. Мне приглянулась молодая девушка у стойки бара, весёлая и раскованная. Я подошёл к ней и предложил провести вечер вместе.
- Охрана! Охрана! - завизжала она. Ко мне мигом подскочили два дюжих молодца. Оказалось, дочь местного Абрамовича. И у неё имелись свои планы препровождения времени, к сожалению, отличные от моих.
С досады сел за столик и заказал бутылку коньяка, а на закусь какую-то иноземную гадость. И тут начался противоположный процесс. Теперь меня захотели снять. Подсел некто женоподобный, с алыми губами и серёжкой в ухе. Я его прогнал. Следом приземлились аж три девицы в коротких юбчонках. От приглашения посетить моё холостяцкое жилище не отказались. Однако я сразу не определился, и со мной отправились все трое.
С весёлым хохотом мы вторглись в наше коммунальное жильё. Вера выглянула на шум и тотчас спряталась.
Пошалив минут десять с девицами, я протрезвел и стал испытывать к ним устойчивое отвращение. Выпроводил, заплатив за беспокойство. Но главное-то сделал, карточку с предупреждением предъявил. И Вера её наверняка восприняла.
Я продержался ещё несколько дней. Потом опять включил фонарь. И даже перестал отключать его, когда уходил из дому. Мало того, поставил яркость на максимум, и весь коридор теперь светился тревожным красным цветом...
Шеф опять проявил внимание. После работы пожелал подвести до хаты, и я сел в его шикарный лимузин. Но он прежде подрулил к двухэтажному коттеджу.
- Не спешишь? Давай вместе поужинаем.
Сначала мы сидели в большой комнате, и компанию нам составил его отец - вальяжный старик в шёлковом халате. Высокий лоб, вдумчивый взгляд. Смотрит, будто вопрошает: "Ну, рассказывай, парень, что у тебя за душой, чем живёшь?" Кажется, я видел его по телевизору. А со слов Игорька знаю, что раньше Василий Петрович был профессором права в университете. В новые времена стал директором АО, держателем акций, а ещё позже эстафету у него и подхватил сынок.
Я втихаря, не желая показаться некультурным, разглядывал интерьер. Нет, какой бы ремонт не затеял, мне достичь такой роскоши невозможно. Потом мы с Игорем уединились в другой комнате, где на полках стояло множество книг в твёрдых переплётах.
- Ты, наверно, все эти книги перечитал, - предположил я. - Так и сыпешь в разговоре афоризмами.
- Нет, я мало читал, - признался Игорь. - Просто мы с братом литературной игрой пробавлялись. Отыскивали цитаты. Кто быстрее найдёт, тот выиграл.
- А на что играли? На щелбаны?
- На деньги. Деньги стимулировали наше духовное развитие.
- А кто вам деньги давал?
- Отец. Он же и придумал игру.
Мы вполне дружески поболтали. Мыслю: ну, наконец-то Игорек образумился и больше не будет донимать расспросами о моих отношениях с Верой. Но когда вполне расслабился, он - подлец эдакий! - вдруг поинтересовался: а не спрашивал ли я саму Веру, что она испытывает, когда видит включённый фонарь.
- А что она должна испытывать? - нервно спросил я. Теперь-то всё понял! Ведь не уступил ему Веры. А он, из чувства неудовлетворения, запал на неё ещё больше. И поэтому меня терроризирует.
- Ну, там возбуждение или вожделение, - пояснил мой инквизитор. - Или другие физиологические отпра...
- Знаешь что?! - выкрикнул я вне себя.
- Что? - переспросил он.
- Да пошёл бы ты к своей Дуське Тобольской!
Отправил-таки его к той бабе, с которой у него раньше были шашни в командировке. Но Игорек не обиделся, а только заржал над моим пожеланием.
- Она не Тобольская, - уточнил он, - а Тобосская. И отправиться к ней невозможно. Нас пять веков разделяют.
Ну, его проблемы. А мне и на самом деле неизвестно было, что испытывает Вера, когда видит включённый фонарь. Но вот на меня, когда я теперь гляжу на этот полыхающий китайский сосуд, что-то определённо накатывает. В голове стучит, сердце бухает...
Короче, доэкспериментировался. Похоже, что собакой Павлова стал я сам.
* * *
...Вера появилась поздно, когда я уже собирался спать. Глянул на неё и не понял. Ещё раз, внимательней, и поразился. Её глаза лучились! Не знаю, как сказать иначе. И с чего я взял, что у неё вечно тусклый и невыразительный взгляд? Почему решил, что у неё тяжёлый подбородок? Сейчас Вера не казалась некрасивой и природой обиженной, не заметил ничего такого. Конечно, не модель... впрочем, и среди моделей лошади водятся.
"Привык к ней", - объяснил своё новое мнение. И раньше замечал, что лицо человека пусть прекрасного или там безобразного становится привычным после долгого общения с ним. Вот вначале казалось, что Игорек красавец, куда мне до него. Даже чувствовал себя рядом с ним уродом. Сейчас же он настолько примелькался, что удивляюсь: "И что я в нём находил?" А ещё подумал: "Собстно, какого рожна мне надо? Эмансипированной девицы с выщипанными бровями?"
- Вы опять светильник включили, - заметила она, пока я молча вглядывался в неё.
До сих пор на "вы" сбивается. И голос по-прежнему низкий, но и к голосу я зря прикапывался. Даже вдруг мне понравился её грудной голос.
- Ах да, зажёг. Ты давно не заглядывала ко мне. Непонятно - почему?
- Скоро вы меня совсем не будете видеть, Дима. Я ухожу.
- Куда? К кому? - удивился я.
- Да вы его знаете. К Валериану Михайлычу.
- К какому ещё Валериану Михайлычу? - громко и даже сердито спросил я.
- Ну, к мебельщику. Мы познакомились, когда он приезжал к вам, а вас не оказалось дома.
Я сразу понял, что это произошло в тот день, когда в кафе снимал телок, чтобы показать ей "жёлтую карточку".
- И всё началось с того, что ты его чаем угостила? Что и говорить, новость меня ударила кувалдой по голове. Ай, да мебельщик! Ай, да Валериан Михайлыч! Я почувствовал приступ неизвестно чего - наверно, ревности.
- Он же старый! Лет на двадцать тебя старше.
- Нет, - сказала она. - Всего-то на тринадцать.
Ничего себе! Её и это устраивает. Он ведь и лысый к тому же.
- А тебе сколько, Вера? - впервые спросил, никогда не интересовался возрастом.
- Ему тридцать семь, - ответила она.
Проверяет, не забыл ли я арифметику? Или, как и любая женщина, избегает объявлять возраст? Ну, что ж, не ленивый, подсчитаю... Она меня на два года моложе! Почему я считал, что старше?
- Ну, Дима, проведала тебя - пойду, - сказала простецки, будто между нами состоялась близость.
- К нему? - спросил я.
- Нет, уже поздно. Дома переночую, - ответила как-то нехотя. Вроде не желая приоткрывать подробности новой жизни.
- Ну, если дома, так оставайся у меня, - я хотел спокойно сказать, но вышло, что очень прошу. У меня даже голос дрогнул. - Ведь ты ж не равнодушна ко мне... как и я к тебе.
Вдруг почувствовал, что готов всё отдать, на всё пойти, лишь бы она осталась. Но она явно не хотела. Не насиловать же её!.. Хотя даже и такая мысль мелькнула. Начать с насилия, а потом сама захочет. Но я себя остановил. Вот она, вся тут, прежняя, и - не доступная. А глаза, точно, лучатся. Их свет ласкает меня. Вдруг захотелось ладонями обнять её лицо, приблизить к себе и долго смотреть в глаза.
- Нет. Теперь я уже не равнодушна к ним...
- К кому, к ним? - выкрикнул я. - Кто там ещё, кроме Валериан Михайлыча? Их целый легион?
- Он же вдовец. У него дети. Жена в больнице умерла при родах младшей девочки. По недосмотру дежурного персонала. Он хотел больницу поджечь, но потом одумался и... другим способом горе преодолел.
- Ага, запил, знаю.
- Сейчас не пьёт. И я уже к его детям привязалась. А они, кажется, ко мне.
Это была для меня ещё одна новость. Общаясь с мебельщиком, я много о нём узнал. О привычках, повадках, стиле мышления. О том, что ему нравится чай вприкуску. Но о детях - нет, информация для меня осталась недоступной.
- У тебя могли и свои дети быть!
- Ещё будут, - сказала она. - Совместные. Он не против.
- Детей обеспечивать надо, - напирал я. - Он разве в состоянии?
- Вполне. Валериан Михайлыч - предприниматель. Да и я ведь тоже работаю.
- Родители знают?
- Сказала им.
- А вдруг опять запьёт?.. Знаешь, Вера, зависимость сохраняется на всю жизнь. Чуть что и сорвётся.
- Теперь уже не сорвётся. Ведь я рядом буду. Он мне пообещал. Так и сказал: Вера, пока ты со мной, можешь не опасаться.
- Ну, хитрован! - с досадой вырвалось у меня. - Он и тебя зависимой сделал. От себя.
- Нет, он вовсе не хитрый, - возразила она. - Он откровенный.
Это ж надо, как повезло Валерьяну. Нашёл дуру, она и ухаживать за всеми чадами готова, да ещё и работать на его семью, трудиться, не покладая рук.
- Может, всё-таки останешься? - вконец осипшим голосом попросил я. - Хотя бы организуем прощальный ужин, а? У меня свечи есть, - ляпнул про свечи, как будто они могли стать неотразимым аргументом. - Сейчас зажгу. И шампанское у меня есть, хорошее шампанское...
Не глядя на неё, боясь увидеть возражение на лице, вытащил коробку со свечами. И при том, сожалея, подумал, что и свечи, и шампанское у меня есть, только обручальными кольцами тогда, в Торговом Центре, не запасся. Сейчас и окольцевал бы. Может, не стала бы перечить?
Она смотрела на меня и повторяла: "Нет, нет, не надо", - но я уловил неуверенность в её голосе. Показалось? Да нет, не показалось! Значит, сомневается, верно ли делает, исключая меня из своей жизни. Ведь любила, стремилась ко мне! Сама же прильнула! Мне захотелось растеребить её сомнение, усилить и трещинку разодрать в пропасть.
Горели свечи, которые я поджигал одну за другой. Она, застыв, смотрела на них.
- Нет. Теперь уж не могу, Дима, - голос, голос её подводит, дрожит. - Я теперь, считай, жена ему. А наши отношения были греховны. Ты же сам напомнил мне об этом.
Когда это я упрекал её?.. Ах, да! В то воскресенье. Вон как восприняла. Нет, ну не фанатизм ли? Я сразу не нашёл, что сказать (чтобы не оскорбляя её). Она тоже помолчала и тихо прибавила:
- Прощай!
Хоть и тихо сказала, но вполне твёрдо, и я понял, что уговаривать бесполезно.
- Что ж, прощай. Рад за тебя, Вера, - выдавил из себя и пошёл её проводить. То есть вполне по-джентльменски и как будто бы соблюдая полное самообладание. Но, уже при открытой двери, вдруг задал нелепый вопрос: - Теперь фонарь со стены можно убрать?
Она улыбнулась и вдруг коротким жестом взъерошила мне волосы, что называется "против шерсти". Так когда-то делала мать. Я застыл на пороге. В этой улыбке и в этом жесте увидел сочувствие, жалость. Она! Жалеет! Меня! Как это понимать?..
На секундочку, и точно, представил себя достойным жалости, отставшим от ушедшего поезда, уплывшего парохода, улетевшего самолёта. Справляясь со слабостью, тряхнул головой. Эй, сестра милосердия, о чём ты! Жалеешь меня, как брошенного щенка? Возвысила самооценку до заоблачного уровня? Это ж я над тобой покровительствовал!
Что-то веселое показывали по телевизору. Ещё некоторое время, ничего не понимая и не слыша, смотрел на экран. Скверно мне было. Вера меня покинула, по-видимому, навсегда. Но я подумал, утешаясь, что эти три года, в сущности, не был свободен, несмотря на все её заверения. Что-то в ней было ненормальное. Сегодня особенно прорезалось. Эти странно заблестевшие глаза, низкий грудной голос... Попробуй, измени - такие или сами с моста бросаются или тебя сталкивают. Ну, меня-то трудно столкнуть. Я понял, что подспудно чувствовал ответственность за неё. Какая там свобода! На самом-то деле и не пахло. Так что радуйся, парниша.
На столе горели ненужные свечи. Я подошёл и загасил их пальцами, не ощущая боли. Что там Игорек трепался о свободе? Миллион для этого надо? Какой там миллион! На самом деле, чтобы стать истинно свободным, надо быть независимым от Веры. И я понял, что вот только сейчас ко мне пришла настоящая, ничем не ограниченная свобода.
Свобода, почти равная пустоте...