Жизнь Савушкина текла томительно и безрадостно. Предательство жены оставило незаживающую рану, а мечта о детях так и не сбылась. И вот, в один ничем не примечательный день, в конце сентября, в его почтовом ящике обнаружилось письмо от незнакомца, отбывающего срок в колонии строгого режима. Савушкин с удивлением просмотрел это послание, написанное обычной синей пастой, надел очки и принялся читать от первой строчки до последней.
Здравствуйте, земляк!
Обращаюсь к вам с просьбой. Над вами живёт Алёна Ивановна, моя родная тётя. Ей уже за восемьдесят. Когда я в последний раз её видел, она жаловалась на здоровье и ухудшение памяти. Не стану скрывать, я сейчас нахожусь в местах не столь отдалённых, где уже сейчас морозы под тридцать градусов. Вернусь только через семь лет и, выйдя на волю, буду испытывать немалые трудности, оставшись без кола и двора в довольно зрелом возрасте. Так уж сложилось, что после развода с женой, я жил на съёмной квартире. И при том являюсь единственным родственником моей тёти Алёны. Я мог бы получить в наследство её квартиру, чему она не против. Но вот завещание по ряду причин так и не оформила, что усложняет получение наследства. Очень прошу вас, зайти к Алёне Ивановне и упросите её оформить наследование квартиры по всем юридическим законам. Возможно, ей это сделать будет очень непросто. Пригласите, пожалуйста, адвоката на дом и проконтролируете процесс. А то сейчас жуликов...
Все расходы обещаю оплатить. А живёт моя тётя над вами, да вы её, наверно, знаете. И вас я видел несколько раз, когда навещал её. Вы произвели на меня впечатление честного, порядочного человека.
"Мерси за похвалу", - заочно поблагодарил Савушкин. Он пытался припомнить автора письма, но отчётливо не смог. Соседку, конечно, знал. Смущала личность Попова. Ишь как: семь лет ещё сидеть. А уже и сколько-то отсидел. Такой срок только за тяжкие преступления дают. Вот свяжись с уголовником, потом сам рад не будешь. Но успокаивал тот факт, что письмо написано грамотно, человеком явно образованным, и (да что уж там таить) в чём-то с похожей судьбой. Никто его не ждёт, нет ни кола, ни двора. А от тюрьмы да сумы русская народная мудрость рекомендует не зарекаться. В общем, Савушкин решил навестить соседку.
Алена Ивановна, маленькая, сухонькая старушка, встретила приветливо. Хотя и не признала, сразу пригласила в комнату. Первая мысль о ней: "Такую - хоть кто может облапошить". Савушкин подсказал, кто он, и осторожно спросил: есть ли у неё племянник. Да, она помнила племянника Митю и отозвалась о нём с теплотой, называя заботливым и добрым, сокрушалась о его несчастной судьбе.
- Я не верю, что он в чём-то провинился, - высказалась она. - Его оклеветали.
- Вы переписываетесь с ним?
- Да, но редко. У меня руки дрожат, и голова от напряжения болит.
- А вы в курсе его желания? Он просит оформить завещание на вашу квартиру.
- Я не против. Кроме Мити у меня родственников не осталось, всех пережила.
Всё с письмом совпало.
Алёна Ивановна поднялась и поковыляла на кухню, чтобы угостить гостя чаем. Он заметил, что ходит она с трудом, а когда ставила на плиту чайник, руки её действительно дрожали.
- Давайте я сам, - предложил, сам приготовил и разлил по чашкам.
Сахарница была пуста. Она заволновалась и посетовала, что забыла прикупить.
- Да не беспокойтесь, я чай пью без сахара, - успокоил он старушку.
Таким образом, Савушкин убедился в слабости её здоровья и заключил, что просьба осуждённого не содержит в себе ничего злонамеренного. И всё сделал так, как Попов просил: пригласил нотариуса и далее, как полагается. Даже не счёл за труд написать на обратный номерной адрес, депешу с отчётом.
Спустя месяц Савушкин получил от Попова ещё одно письмо, на этот раз откровенное, избежавшее тюремной цензуры. Оно было вложено в самодельный конверт, а тот - в обычный, с почтовыми штемпелями, но без обратного адреса. В этом втором послании Попов поблагодарил за оказанную помощь и сообщил нечто интригующее:
"Хочу вам сообщить то, что не мог в первом письме. Я ни в чём не виноват. Меня обвинили в убийстве моего друга и похищении денег. Но когда я приехал в офис и вошёл в кабинет, он уже был мёртв, а сейф раскрыт и пуст. Ну да, я по своей неопытности порядком наследил. Мы с убитым являлись друзьями, и тайн между нами не было. В сейфе лежали деньги - довольно значительная сумма, но более значительная хранилась отдельно, в тайнике. Мы хотели пустить эти деньги на расширение бизнеса. Позже, ночью, я проник в опечатанную комнату, взял пакет из тайника. Оперативники каким-то образом продолжали осуществлять контроль за офисом, ибо меня стали преследовать, только потеряли на выезде из города. В запасе было всего несколько минут, и я избавился от пакета, припрятав в первом же подходящем месте.
Сейчас понимаю, что вёл себя крайне необдуманно и этим усугубил своё положение. На меня повесили преднамеренное убийство с грабежом. Однако о спрятанном пакете я умолчал, надеясь воспользоваться после освобождения. Тем более, что это честные деньги. Но теперь опасаюсь: из-за ремонтных работ на теплотрассе пакет может быть уничтожен или попасть в чужие руки. Прямо указать место тайника даже сейчас остерегаюсь - кругом глаза и уши. Не могу полагаться и на доставщика сего письма, отсидевшего свой срок. Но я дам подсказку, понятную лишь тому, кто читал моё первое письмо, то есть вам.
Для этого выпишите все числа и цифры из моего первого письма, всего их было четыре, проделайте с ними простейшие арифметические операции, затем из результата вычтите 22. Что получится подскажет вам, где я спрятал пакет. Сообщу и направление, по которому я двигался. Там въезд в город с так называемыми "Царскими Воротами".
PS. Надеюсь на вас. Третья часть суммы, считайте, ваша. Остальное сохраните до моего освобождения. Не сочтите за труд черкнуть пару строк по обычной почте. В случае успеха, воспользуйтесь какой-нибудь тривиальной фразой. Пусть будет: "Тётушка Алёна жива и здорова".
И всё это мелким, убористым почерком, вполне грамотно и литературно, за исключением нескольких жаргонных словечек. Савушкин задумался. Почему б не оказать ещё одну услугу невинно осуждённому человеку, то есть вернуть ему честно заработанные деньги. Но всё ли так, как уверяет Попов? Вдруг окажется, что он вовсе не невинный, и деньги отнюдь не честные. Свяжись вот, и сам в капкан попадёшь... Хотя что-то подсказывало Савушкину, что Дмитрий Попов, вовсе не вор и убийца. Может, довольно искренний стиль письма повлиял или отзывы милой старушки о племяннике...
Ещё не приняв окончательного решения, стал регулярно заходить к соседке, справляться о здоровье, оказывал мелкие услуги и - всё больше выведывал сведений о "Мите". Все были в положительном смысле.
Просьба из второго письма будоражило сознание и с этим надо было что-то делать. А вдруг и вправду деньги честные? А вдруг и вправду человека засудили ни за что? Почему б не посодействовать несчастному. Тем паче, вознаграждение не помешает. Было на что потратить. Даже размечтался купить современное авто. Была у него старенькая "Лада", не машина, а экспонат для музея. Она, будто живой человек, отличалась строптивым характером. Заводилось, когда ей хотелось. А тратить деньги на ремонт - дело пустое.
Савушкин пока ничего не предпринимал, и в тоже время невольно пытался решить головоломку, которую предложил Попов. О каких четырёх числах он толковал? Что-то не запомнилось ни одно.
Наконец, нетерпение разрешить задачу допекло, как нестерпимый зуд. Благо, первое письмо сохранилось. Савушкин сунул его в толстую книгу на полке, в какой-то детективный роман, который так и не осилил. С нетерпением перечитал. И опять, навскидку, ничего не обнаружил. Пришлось поднапрячься всерьёз, включать аналитику.
Ага, вот и первое число: "Моей тёте уже за восемьдесят". Сколько за восемьдесят? Точно не указал, но можно спросить у самой старушки. Он ещё раз наведался к Алёне Ивановне, купил заодно килограмм сахару для чая и узнал, что ей восемьдесят три года.
"Сидеть мне ещё семь лет", - сыскал и второе число. Тут чётко, уточнять не надо.
А вот ещё: "У нас уже стоят тридцатиградусные морозы". Стало быть, набралось три числа. Но какое четвёртое? Что подразумевал Попов? Савушкин читал и перечитывал и не мог отыскать. Даже стал раздражаться.
Всё оказалось проще простого. Обмозговывая каждое предложение, он застрял вот на этом: "оформить в наследство квартиру". А номер квартиры Алины Ивановны ему известен - сорок третья. Навязло в зубах, пока оформляли. Стало быть, вот они, эти четыре числа в порядке следования:
83, 7, 30, 63. Почёсывая затылок, уставился на выписанные числа. Но что дальше? Что с этими числами делать? Есть, есть указание и на этот счёт: "Проделайте с ними простейшие арифметические действия, а от результата отнимите 22".
Стало быть, надо все числа сложить, затем от суммы отнять двадцать два, и в итоге получится число, которое подскажет, где искать мою заначку.
Савушкин проделал предполагаемые операции. В итоге, получил 161. И что? Пока это число ему ни о чём не говорило. Ясно, на него и следовало ориентироваться при дальнейших поисках.
Ну, что ещё? Зашифровал Попов изрядно. Видно, не очень доверял курьеру, которому передал второе письмо. Без первого письма действительно не разберешься. А какие подсказки во втором? Ну да, Царские Ворота. Что-то раньше не слышал о таковых. Да не проблема. Для этой цели есть поисковые системы. Компьютер у Савушкина старенький, но с поставленной задачей справился.
О, господи! Про Царские Ворота в интернете масса сведений! Они имелись в разных городах. И фотодокументов море. Все сооружения помпезные, возведенные известными архитекторами и преследующие одну цель: не ударить в грязь лицом при наезде верховных правителей.
Но о подобной достопримечательности в родном городе ничего не сообщалось. Видимо, за пределы местной этнографии сведения не распространились. Надо бы справиться у старожилов. Савушкин тотчас вспомнил про Алёну Ивановну и, не откладывая, зашёл к ней. Интересно, что старушка, не помнящая что делала пять минут назад, прекрасно хранила в памяти давние годы, молодость и даже детство. И была очень рада, что с ней общаются. Знала и про Царские Ворота. Да, были такие - на въезде в город. Их соорудили, ожидая приезда царя, какого именно, она не знала. И насчёт улицы, на которой они стояли, выяснил. Улица, по нынешнему "Советская", проходила через весь город. Алёна Ивановна так живо рассказывала, будто сама присутствовала при сём знаменательном событии. И Савушкин, благодаря её рассказу, живо представил, как один из императоров во всем своём величии въезжает в их славный, но мало кому известный город.
- Со свитой, небось? На карете? - уточнил он.
- Да нет, - с сожалением поправила Алёна Ивановна. - Он нас так и не посетил. Что-то помешало. Но Царские Ворота долго ещё стояли. Потом революционный класс их снёс. Но в две тысячи каком-то году отстроили заново. Ожидали приезда президента.
Ну, уже что-то. Ухватившись за этот кончик Савушкин стал разматывать клубок. Следующую подсказку он нашел в той фразе, где Попов предостерегал о возможных ремонтных работах на теплотрассе. Не спроста ведь упомянул! Видимо, опасаясь преследования и в условиях дефицита времени он спрятал пакет в теплотрассе. Тогда 161 может означать номер дома. То есть, скорее всего, место против номерного знака. Вот ориентир. А что ещё другое?
Число довольно крупное, значит, где-то на окраине. Ну да, в центре-то с давно развитой инфраструктурой наружными теплотрассами не пользуются. Кажется, разобрался. Но не сразу решил пуститься во все тяжкие. Удерживали сомнения, и даже возникла мысль пойти в полицию. Вместо того пошёл в гараж и загадал: "Если моя лайба заведётся, так и быть, съезжу на Советскую." И ведь завелась, чтоб ей ни дна ни покрышки. Сподвигнула на приключения!
Был уже поздний вечер. По Советской поехал к окраине, поглядывая в боковое окно машины. Дома с нечётными номерами как раз располагались с водительской стороны. Вскоре увидел и теплотрассу - сооружение, конечно, временное и, как у нас водится, долгосрочное. Сбавил скорость, и наконец, остановился против номерного знака 161 на серой, ничем не примечательной пятиэтажке.
Смеркалось, вокруг никого. Теплотрасса - деревянный короб вдоль дороги, в котором покоились укутанные в минеральную вату трубы. Надел рабочие рукавицы, прихватил из багажника монтировку. На стыке, что понятно и без подсказки, отодрал пару досок, и запустил туда руки. Долго шарил - ни-че-го не обнаружил. Полное разочарование!..
Когда ехал домой, нещадно бранил себя за то, что подался искушению, и будто юнец кинулся искать тайник. Наплевать и растереть. Забыть навсегда.
Но спустя пару дней произошло событие, которое не на шутку встревожило и возвратило на прежние стёжки-дорожки. Когда был на работе (а работал мелким клерком, почти без перспектив на повышение) - в квартире, с письменного стола, пропали оба письма. Он сразу заметил. И подумал: может, сквозняком сдуло? Заглянул под стол: нет там ничего. А когда прошёл на кухню понял: были гости. Дверцы настенного шкафа раскрыты, на столе опустевшая бутылка бренди, который он брал к какому-то празднику, да едва отпил. Два пустых стакана довершали натюрморт.
И главное: письма пропали! Вот поленился же спрятать или, ещё лучше, уничтожить. Ясно, что кто-то ещё заинтересовался заначкой. И теперь собирает сведения, идёт по его стопам. Скорее всего, это доставщик второго письма, вышедший на свободу. Значит, не удержался и прочитал "маляву", адресованную ему, Савушкину. Да ещё и привлёк на помощь кого-то из своей братвы.
Обеспокоившись, Савушкин проверил замок входной двери, но никаких повреждений не обнаружил. Впрочем, замок простой и всего один, такой, наверно, эти "спецы" женской шпилькой могут открыть. И второй, как у всех, бронированной двери нет. В квартире стандартная мебель, телик, холодильник и - никаких драгоценностей.
Тревога усилилась, когда он, в очередной раз зайдя к Алёне Ивановне, услышал от старушки, что к ней тоже заходили гости.
- Какие гости? Откуда они? Сколько их? - сразу несколько вопросов.
- Двое их было, - неторопливо ответила она. - Сказали, что из инспекции.
- Из какой инспекции? Документы показывали?
Она пожала худенькими плечами и поморгала.
- Что им надо было?
- Спрашивали мой возраст, - ответила Алёна Ивановна. - Я сказала, что за восемьдесят. Они говорят: надо точнее. А я и забыла, сколько мне. Ну, тогда покажи, говорят, паспорт.
- И вы дали им в руки свой паспорт?
- А что ж? Инспекция ведь.
Эх, Алёна Ивановна, божий одуванчик! Любой жулик обманет. Тревога нарастала. Мысли стали отрывочные, беспорядочные: "Боже, с кем я связался! Эти джентльмены удачи на всё горазды. В полицию! Надо бежать в полицию. Пусть разбираются! Признаться во всём чистосердечно и жить, как раньше".
Однако вместо того, чтобы бежать в полицию, "слить" всё и в размеренном темпе продолжить свою скучную, но безопасную жизнь, Савушкин взбунтовался. Взыграло что-то неуправляемое, неподвластное ему. Кража писем с очевидностью доказала, что тайник существует! Почему не обнаружил? Ответ один: неверно рассчитал. Надо разобраться и внести поправки. Писем не нужно, уже помнил их содержание наизусть.
Им овладела вычислительная мания. Он и так, и эдак жонглировал добытыми числами. Перебрал, в который уже раз, и застрял, припомнив те строчки, где Попов жаловался на погоду: у них там морозы в тридцать градусов.
—30! Вот где собака порылась. Надо использовать со знаком минус. Да, да! Помнится, Попов не предписывал сложить все числа, а "проделать с ними простейшие арифметические операции". Вычитание тоже относится к простейшим. Не корни же извлекать, не в степень возводить.
Догадка пришла в голову, когда он принимал ванну, и вдруг, неизвестно по какой причине, горячая вода перестала течь. "Эврика!" - вскричал, подобно Архимеду. Тут же, в уме, произвёл вычисления. На этот раз в итоге получилось 101 - значит, где-то ближе к началу теплотрассы.
Близилась ночь, но ему не терпелось проверить правильность последнего расчёта. Все опасения были напрочь отброшены. Направился в гараж. Но проклятая лайба на сей раз не заводилась, словно стала живым существом и не желала, чтобы хозяин участвовал в сомнительной операции. Тогда он положил в дорожную сумку монтировку, рукавицы и отправился пешком.
Далеко за полночь, продрогший и нервный, добрался до нужного места. Отодрал пару досок, нетерпеливо запустил руку, пошарил там и сям...
- А, попался! - раздался грубый окрик за спиной.
В первую секунду прожгла мысль: это бандиты, которые тоже ищут заначку. Но то был охранник промзоны, вооружённый, хмурый, и явно не настроенный на разговоры. Цербер, не церемонясь, пнул Савушкина под колено, заломил руку и поволок в полицейский участок.
Дежурный офицер, с манерами ястреба, долго и придирчиво изучал задержанного, сканируя с головы до пят. Затем принялся составлять протокол, забрасывая вопросами.
- Документов, разумеется, при себе нет?
Ну и ещё ряд вопросов по установлению личности.
- С какой целью взломали теплотрассу?
Савушкин был в отчаянии. "Признаться во всём? Рассказать всё, как есть?" - мелькнула мысль, но, ведь если Попов не виновен и оклеветан, то это будет, как предательство, а если преступник, то теперь сам будет проходить, как соучастник прежнего разбоя. Одно другого хуже. И он выдал несуразное:
- Я... я хотел проверить, как устроена теплоизоляция.
- И проделал это уже в пяти местах, - больно клюнул ястреб. - И что? Везде, по разному?
- Нет, нет, - заторопился оправдаться. - Это не я, я только в двух местах...
- Ладно уж, не буду вас утомлять, - дежурный вновь ввернул в речь сарказм. - С утра препоручу следователю. Он определит вы или не вы.
- И что мне грозит? - осмелился спросить Савушкин.
- Статья 164 УК. Вандализм.
"Боже мой! Только этого не хватало. Вот влип так влип!"
- Но один звонок же мне разрешён? - спросил в полной прострации, сам не зная зачем, наверно, по опыту просмотренных фильмов.
- К личному адвокату? - продолжал издеваться дежурный.
Личного адвоката Савушкин, конечно, не имел. Он сознал, что на данный момент, кроме коллег, которые относились к нему прохладно, по-настоящему знаком только с Алёной Ивановной. Но дозвониться до глуховатой, подслеповатой старухи было нереально. Тут же, припомнив в каком она состоянии, нашёл, что сказать:
- На моём попечении беспомощная женщина, Алёна Ивановна. А я не знаю, насколько вы меня упечёте...
- Ну, если следователь установит, что вашей целью являлся диверсионный акт...
- Какой ещё акт?! - в отчаянии вскричал Савушкин.
- Лишить отопления рабочий посёлок в преддверии холодной зимы, - ледяным тоном отчеканил дежурный. - Схлопочите лет пятнадцать.
- Тогда можно мне связаться с бюро социальных услуг и препоручить свою заботу об Алёне Ивановне им, - пролепетал Савушкин, пожелавший использовать доступный по закону единственный звонок.
Дежурный посмотрел на часы.
- Это в три часа-то ночи? - Впрочем, он пошёл навстречу и уточнил адрес соседки. - Ладно уж, я сам отошлю заяву по компьютеру... Теперь всё? Ну, тогда спокойной ночи.
Савушкин проглотил язык. Какая может быть спокойная ночь у человека, арестованного впервые в жизни.
С ним в камере, на соседних нарах, "отдыхал" лысый мужчина лет пятидесяти со свёрнутым набок носом.
- За чо торчишь? - дружелюбно поинтересовался он.
- За порчу имущества, - кратко ответил Савушкин.
- А-а, - сказал мужчина. - Мне ту же статью клеят. Понимаешь, трубы горели, похмелиться надо было, иначе кранты. Но ни одна падла не вошла в моё положение. Тогда я ломиком сковырнул медную обшивку с Царских Ворот. Медь нынче дорого ценится. И пункт приёма рядом. Повязали, суки...
Он горестно вздохнул.
Увы, Савушкин ничем не мог помочь страдальцу.
- А ведь если поразмыслить? - болезненно сморщившись, сказал мужик. - К чему эти украшения? Вбухали деньги, куда попало.
Савушкин оставался безмолвным.
- Э, да я вижу, ты не знаешь, парень, этой истории. Щас расскажу.
Он отхлебнул из пластиковой бутылки простой воды и поведал историю, которую Савушкин вначале воспринимал безучастно, но потом, что называется, разул уши.
Оказывается, около года назад при ремонте теплотрассы в ней был найден пакет с деньгами. Рабочий Вася, нашедший их, был честный и простодушный парень. Нимало не сомневаясь в своём поступке, он повесил на телеграфном столбу объявление о находке. Как водится, нашлось много желающих заполучить "деньгу" на халяву. Но Вася контрольными вопросами - в чём хранились деньги, какая сумма, какими банкнотами, - отшил всех.
- Хозяина так и не нашлось, - продолжал рассказывать сокамерник. - Прошло полгода и, по закону, Васёк мог бы оставить деньги себе. Но тут ввязались коммунальщики. И объявили свои претензии на находку. Территория-то, мол, наша, значит и клад наш. Ну и пошло-поехало. Даже посадить бедного парня грозились...
Рассказчик опять отхлебнул из пластиковой бутылки. Видно, в горле пересохло.
- Однако ввязались журналисты, расчихвостили коммунальщиков за высокие тарифы, плохие дороги, за грязь и мусор. Те поджали хвосты и пустились на мировую. Ладно, мол, мы тоже патриоты родного города, эти деньги на благоустройство пустим. К нам сам президент обещал приехать. Давайте Царские Ворота в порядок приведём. Традиции надо блюсти. Вася не стал спорить: "Тады всё пучком, говорит". Ну, вбухали деньги, воздвигли колоны, на арке золотыми буквами написали: "Добро пожаловать в Ядринск". А президент так и ни приехал. Вот я и спрашиваю у тебя, парень: зачем нам эта липовая красота?.. Ты чего молчишь? Ты не думай, я не бомж, я бич - то есть, бывший интеллигентый человек.
Савушкин и в самом деле молчал. Рассказ бродяги-алкаша произвёл на него тяжкое впечатление.
- Чой-то с тобой? - заприметил тот. - Уж не ты ли эти деньги заныкал?
Бедолага скукожился. "Вот и финал операции Ы", - в кинематографическом духе подумал он.
Суд обязал Савушкина выплатить крупный штраф. Вдобавок, на работе узнали о его "хулиганской выходке", и надежда на повышение окончательно рухнула. Теперь он опасался, что при первом же сокращении его имя окажется в списке на увольнение. А еще он опасался, что неудовлетворенные поисками уголовники начнут его преследовать. И дальнейшее будет опасным и непредсказуемым.
Чтобы хоть как-то обезопасить себя, он оставил на письменном столе бумагу со следующим вежливым текстом: "Господа, хочу Вам сообщить, что закладка сделанная Д. Поповым, случайно обнаружена еще год назад и использована на градостроительные нужды". А в кухонный шкаф, на всякий случай, поставил бутылку бренди - высокого качества, при том сказал про себя: "Ты совсем сбрендил". Однако пусть. Угостятся и оставят его в покое. А то ведь могут пришить и закопать в лесопосадке, если буду путаться под ногами.
Пока всё оставалось нетронутым. Савушкин похудел и осунулся. А ходил крадучись и оглядываясь по сторонам. Всё-таки ожидал, как проявят себя те двое. Однажды на окрик: "Эй, мужик!" - чуть удар не хватил. Однако, то был случайный прохожий, подсказавший, что у него развязался шнурок на ботинке. От безысходности он утешал себя надеждой, что уголовники получили ту же информацию о свершившемся обломе иным путём или, возможно, их задержали, как и его, за вандадизм и отправили в места для них привычные.
Но не бывает, чтобы несчастья сыпались, как из рога изобилия. К счастью, они прерываются, когда становится так, что хуже некуда. Савушкин зашёл к Алёне Ивановне и застал её за приятной беседой с симпатичной женщиной средних лет. Оказалось, работница из бюро социальных услуг.
"Значит, всё-таки отреагировали на мой сигнал из полицейского участка". Женщина, её звали Марина Сергеевна, оказалась не только привлекательной, но и милой, простой в общении. Стали встречаться не только у бабушки Алёны. А спустя полгода повенчались. Больше того! Престарелый отец невесты, не прошедший очередной медкомиссии, переписал на новоявленного зятя вполне приличную ещё "японку". Стало быть, осуществилась и давнишняя мечта избавиться от капризной старушки "Лады".
Так, увлёкшись числовой эквилибристикой, Савушкин невзначай обрёл полноценное счастье. А чтобы окончательно отвязаться от поручения, он и Попову, в колонию строгого режима, отписал, что в их городе недавно отреставрировали Царские Ворота - те самые, которые на въезде в город по улице Советской.
И конспиративно добавил: "А ваша тётушка жива, но в отношении её здоровья имеются проблемы". Впрямь, конечно, не мог написать, что заначка была да сплыла. Но Попов ведь не дурак, поймёт, что к чему.