Темень Натан : другие произведения.

Стажёр

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Поехал за город отмечать день студента? Повёл свою девчонку прогуляться? Можешь попасть не туда, куда собирался... Альтернативная история. Девятнадцатый век, Российская империя. Точка бифуркации пройдена столетие назад. Эльфы, гоблины, орки живут рядом с людьми. Магия есть, а деньги - не всегда. Знатные эльфы разъезжают в поездах и каретах, гоблины держат лавочки, бедные орки грабят всё что движется, а полиция идёт по следу. Короче, ты попал, Димка Воронков… Все события, места, имена и названия вымышленны. Все совпадения случайны.
  Глава 1
  
  - Стажёр. Стажёр!
  Голос начальника. Точно, начальника. Кто ещё может так говорить. Выпрямляюсь, вытираю рот ладонью. В глазах плывёт, во рту — омерзительный привкус рвоты.
  - Быстро — обежал поляну по периметру. Пропустишь хоть иголку — смотри у меня!
  Это сколько ж мы вчера выпили? Ничего себе отметили день студента. Оглядываюсь. Поляна. Ну такая поляна — пятачок снега, деревья по кругу, из снега между деревьев торчат чёрные прутья кустов. Под деревьями снег свежий, посередине поляны — утоптанный. Следы туда-сюда. Несколько человек — кто в мундирах, кто в пальто. Стоят, смотрят. Смотрят на то, что в самой серёдке.
  В середине, в самом центре поляны, на снегу лежит девушка. Руки-ноги раскинуты, как у морской звезды. На обнажённом теле лежат и не тают снежинки. Начиная от ключиц и до низа живота кожа аккуратно разрезана крест-накрест и отогнута в стороны. Как будто распахнулись треугольные лепестки кровавого цветка.
  Лицо девушки запрокинуто в небо. Глаза открыты. Широко открыты… Нет у неё глаз. Ох ты чёрт…
  Вокруг тела по снегу выведена чёрная полоса. Похоже, баллончиком с краской поработали. Круг изнутри заполнен зигзагами, кружками помельче и всякими загогулинами.
  Никто из людей через черту не переступает, все старательно держатся на расстоянии.
  Вот к трупу придвинулся человек со старомодным фотоаппаратом, громоздким, угловатым. Встал как можно ближе к чёрной полосе, изогнулся, вытянулся, но умудрился носками ботинок не залезть в краску. Вспыхнуло, зашипело. Яркий свет облизал тело и сгинул. Магний для вспышки — вот что это такое.
  - Что скажете, Викентий Васильевич? - мрачно говорит один из собравшихся - пожилой дядька. Пальто на нём тёмно-серое, застёгнуто на все пуговицы, на шее — белоснежный шарф. Рука в перчатке лежит на рукояти трости. Трость - явно дорогая, тяжело упирается в снег.
  - Что скажу, Иван Витальевич, - другой дядька, что стоит рядом с пожилым, покачивает головой. Выражение лица — будто лимон укусил. Пальто у него много проще, чем у пожилого, держится на одной пуговице. Шарф выбился и торчит снизу — клетчатый, пёстрый. - Скажу, что придётся сообщать наверх, в его милости канцелярию. Кавалерию вызывать.
  Пожилой дёрнул ртом, недовольно так. Тяжело вздохнул, на палку навалился. Вот артист, как играет. И не подумаешь, что обычный реконструктор.
  Ох нет, ребята, что-то здесь не так. Я, конечно, пил с устатку и не евши. Но мы ж только что с Альбинкой здесь гуляли. Да, вот на этой самой поляне. Она только что тут со мной была. Альбинка. И никого больше. Как надо было отключиться, чтоб не заметить, что моя девчонка исчезла, а вместо неё появилась компания с косплеем под позапрошлый век? Мужик-фотограф с магнием, по периметру жандармы в мундирах. И я — среди них. А уж так манекен трупа естественно разложить — суметь надо… И вонища самая натуральная.
  Тут меня снова начинает мутить.
  - Ты ещё здесь? - бросает мне один из мундирных.
  Срываюсь с места, бегу с поляны между сосен, через голые мёрзлые кусты.
  Там останавливаюсь, жадно вдыхаю зимний воздух. Фух-х, отлегло. Манекен-манекеном, а зрелище гнусное.
  Оглядываюсь. Позади, на поляне, стоят люди в мундирах и пальто.
  Снова вспыхнул магний. А может, это шутка? Ну, бывает, решили пошутить друзья, заплатили денежку, выехали на природу, а там всё готово — заходи, не стесняйся. А сами сидят рядом, за кустами, на телефон всё снимают и ржут в рукав, чтоб не слышно было. От смеха давятся, пальцами тычут. И я тут - самый смешной клоун.
  Ладно. Главное в таком деле что? Виду не показывать. Подыгрывать надо. Если метаться начнёшь, сопли на кулак наматывать, или, ещё хуже — кричать, что шутка надоела, давай по домам уже — всё. Никогда не забудут.
  Какой вывод? Делать вид, что так и надо. Сказали — осмотреть периметр, значит будем смотреть.
  
  Снег сминается под ногами, лёгкий, пушистый. Сразу видно, выпал недавно. Поверх немаленьких сугробов. Странно, когда мы в район выезжали, было потепление. Таяло всё.
  Чуть подальше, метрах в трёх, сидят на корточках двое в мундирах. Разглядывают что-то. Следы?
  Оглядываюсь по сторонам. Надо поддерживать шутку. Я же кто — стажёр. А это — полиция на выезде.
  На ветке, торчащей из снега, что-то синеет. Нитка, просто обрывок синей нитки. Может, важно, а может, и нет. А может, такой квест, и это подсказка.
  Хлопаю себя по бокам. Внезапно с холодком в груди понимаю, что одежда не моя. Не та, в которой я вышел из дома, чтобы прогуляться с Альбинкой до леса. "Подышать воздухом", как сказала она.
  Пальтишко на мне серое, простое. Зато в кармане есть платок. Белый квадратик ткани. Отгоняю паническую мысль о внезапном сумасшествии меня-любимого. Вытягиваю платок, подхватываю им синюю нитку с ветки, аккуратно заворачиваю. Вот и улика. Молодец, стажёр.
  Кто-то мяукает. Тонкий, дребезжащий мяв. Тихий, еле слышный.
  Смотрю — возле сосны в снегу шевелится комок шерсти.
  Наклоняюсь посмотреть. На меня смотрят кошачьи глаза, маленький треугольный рот открывается и выдаёт дрожащее "м-я-я-в".
  - Кис, ты здесь откуда?
  Я кошатник. Кто-то любит собак, я тоже их уважаю. Но кошаки — это кошаки.
  Подхватываю котёнка под пузо — хотя какое там пузо, одна шкурка и рёбра, такой тощий. Котёнок смотрит мне в лицо и жалобно дребезжит. Белый живот, серая спина, лапы в полосочку. Глаза круглые.
  - Мя-яяв.
  Чёрт, не могу я бросить мелкого кошака обратно в снег. Вздыхаю и сую тощий шерстяной комок за пазуху. Отдам Альбинке, когда эта дурацкая шутка закончится.
  Подхожу ближе к двоим в мундирах. Они уже поднялись на ноги, и я вижу, что один держит через платок (такой же, как у меня) малярную кисть. Кисть с круглой деревянной рукояткой, щетина вымазана чёрным. В снегу под ногами углубление, в чёрных же кляксах — как видно, отсюда её и вытащили.
  Понятно - тот, кто создавал эту композицию с манекеном, не заморочился убрать мусор за собой. Бросил тут же. Нет чтобы в пакет сложить, донести до контейнера…
  Тащим добычу на поляну.
  Важный дядька в пальто меж тем кивает всем, разворачивается и уходит, тяжело опираясь на трость.
  Второй дядька, как его там — Викентий Васильевич, задумчиво заправляет клетчатый шарф, проводит ладонями по бокам своего пальто, будто отряхивается, и зыркает на меня.
  Меж тем появляется ящик для улик. Двое мундирных и я складываем туда добычу под зорким взглядом ещё одного полицейского.
  - Бургачёв! - гавкает дядька в клетчатом шарфе. Надо же, какой голос у артиста прорезался.
  Мундирный, что стоит возле чёрного круга, дёргается, отвечает:
  - Слушаю, господин капитан.
  Дядька смотрит кисло, жуёт губами. Видно, недоволен.
  - Бери стажёра своего, ноги в руки, и вперёд. Обойти все дома, всех опросить. Кто что видел, кто слышал, всех трясите. Каждую собаку.
  Мундирный вытягивается, резко кивает.
  - Да, господин капитан!
  Бросает мне:
  - За мной.
  А я стою, пялюсь во все глаза на фотографа. Он как раз возится со своим аппаратом, укутывает его в большой платок. Шапка у фотографа съехала набок, и из-под края высунулся кончик уха. Острого такого, зеленоватого гоблинского уха.
  Фотограф будто чувствует мой взгляд, оборачивается, подмаргивает кошачьим глазом, нахлобучивает одним движением шапку обратно на лоб. Подхватывает фотоаппарат подмышку, и шлёпает с поляны вслед за начальством в белом шарфе.
  - Заснул, что ли? - рыкает мундирный Бургачёв. - Шевели ногами!
  - Я понимаю, голубчик - день основания университета, студенческая вечеринка, дело молодое, - глумливо произносит дядька в клетчатом шарфе. - Но надо же и честь знать. Не напиваться до положения риз.
  Вот чёрт. Реконструкторы хреновы. Сами скачут с одной поляны на другую, толкиенисты недоделанные. Реквизит не успевают сменить, грим с ушей стряхнуть. А туда же — голубчик! Ещё и прикалываются…
  Шлёпаю по снегу за начальством. Бургачёв шагает, будто гвозди заколачивает. Мундирчик на нём новенький, брючки со стрелками отглаженные, чистенькие. Пуговицы блестят, значок на груди сияет. Как на парад собрался. Ничего, когда вся эта комедия закончится, я пойду с ребятами коньяк пить, а они побегут дальше, снег месить ногами.
  Вот тогда и поглядим, кому хорошо, а кому - не очень.
  Тем временем труп девушки взвалили на носилки, и двое в мундирчиках рысцой пронесли его мимо нас. Я, шлёпая вслед за "начальством", кинул взгляд.
  Носилки тряхнуло, рука трупа свесилась, голова безвольно качнулась и глянула на меня кровавыми дырками вместо глаз. А я вдруг понял, что это не манекен. Если только реконструкторы, или кто там затеял эту глупую шутку, не стащили тело из морга. Потому что не бывает таких натуральных манекенов. Этот труп — настоящий. И девушку, что несут сейчас на носилках, в самом деле жестоко убили.
  
  
  Глава 2
  
  Зрелище убитой так и стоит перед глазами. Иду, машинально передвигая ноги, за начальником. Бургачёв останавливается, я тоже. Оглядываюсь и вижу такое, что даже окровавленные трупы перестают волновать. Лес закончился. Мы вышли к дороге. Вот тут меня подкосило окончательно.
  Прямо по курсу, справа и слева - незнакомый пейзаж. Где покрытый снегом склон, где коттеджный посёлок вдалеке? Где грунтовка, лесополоса до горизонта? Двухэтажные кирпичные домики?
  Ничего этого нет и в помине.
  Лес обрывается внезапно. Да и не лес это, а ухоженный парк. Никаких обломанных веток, пней; между деревьев видны дорожки с деревянными лавочками. Да и навряд ли кто-нибудь станет строить вокруг леса ограду. Направо и налево тянется забор из металлических прутьев высотой в рост человека. Позади, за оградой, парк — деревья, кусты, а с другой стороны, перед нами — ровная белая полоса земли. Не кочки, не рытвины, а наверняка ухоженный газон. И стоим мы с Бургачёвым прямо под арочным входом ворот. Широких ворот, хоть на машине проезжай, хоть компанией иди.
  За воротами прямоугольная площадка, на площадке стоит автомобиль. Из тех, что в музеях показывают, в стиле ретро.
  Вниз по склону уходит старательно расчищенная от снега дорога. Расчищенная, судя по всему, обычной метлой и лопатой. Никакой техники, строго вручную. Вон, следы от прутьев по обочине прочерчены.
  Но это всё пустяки.
  Потому что посёлок исчез. Нет домиков из красного и белого кирпича, что стояли в полукилометре от леса. Из одного из этих домиков не так давно мы с Альбинкой вышли прогуляться до поляны. Вместо них прямо напротив парка, рукой подать, - расположилось коллекционное собрание каменных особняков. Каждый особняк выглядит, будто его хозяин желает переплюнуть соседа во всём. И им это удаётся. Каждому.
  Чувствую, как к горлу подкатывает тошным комом паника. Да что же это делается, а? Ну ладно, маскарад на поляне ещё можно понять. Но это? Кто мог в одночасье натыкать новых домов на пустом месте? Да ещё таких — каменных, здоровенных? Дорогих, как не знаю что?
  Надо признать — это уже не смешно. Одно из двух. Или мои друзья по универу вложились в шутку по полной, и не постояли за тем, чтобы усыпить своего друга (а иначе никак), отвезти в другое место, переодеть, поднять на ноги и вытолкать из дома в компании Альбинки. Или это всё бред. Сон, мираж, иллюзия. Потому что в попаданцев и параллельные миры я не верю. Враньё писателей, которые пишут свои книжки, напившись кофе и пива в лошадиных дозах.
  Я зажмурился как можно сильнее. Не открывая глаз, сильно, с вывертом ущипнул себя за ляжку. Больно!
  Открыл глаза. Ничего не изменилось. Особняки как стояли, так и стоят. А Бургачёв просверлил меня недобрым взглядом и бросил, эдак презрительно:
  - Ежели нехорошо вам, господин стажёр, так отойдите в сторонку, утрите носик. Мне с вами цацкаться не с руки.
  Вот как, значит. Не с руки ему. Прыщ на ровном месте. Настоящий ты или нет, а Димку Воронкова никто ещё носик утирать не посылал.
  Подышал я, вдохнул как следует морозного воздуха, посмотрел мундирному говнюку прямо в переносицу и сказал:
  - Не извольте беспокоиться, господин Бургачёв. Я в полном порядке.
  Но мой сарказм пропал впустую.
  - Раз в порядке, так за дело! - буркнул мундирный. - За мной.
  Прошагали мы с ним мимо антикварной машины. Я только глаз скосил, увидел, что машинка новенькая, будто только с завода вышла. А рядом шофёр, мордатый мужик с усами вразлёт. Тряпочкой крыло протирает, аж покраснел от усердия.
  Спустились мы по дороге, и к особнякам вышли. Тут начальник вытащил книжечку, карандашик и стали мы свидетелей опрашивать.
  Муторное это дело оказалось. Неприятное. Муторное, потому что каждый особняк за оградой железной стоял, и чтобы туда попасть, надо было постараться. А неприятное потому, что хозяева там были под стать своим домам. Такие гонористые, куда там Бургачёву. Я, хоть и в обалдении находился от всего, что случилось, и то почувствовал.
  Хоть мундирный мой начальник от дома к дому всё больше кипятился, как чайник на плите, виду не показывал, потому что ясно было — с этими людьми лучше не ссориться. Смотрели они на нас, как на блох в шубе.
  А самое обидное, что толку от наших стараний не было никакого. Никто ничего не видел, не слышал, и понятия не имеет, о чём вообще речь. Как сговорились. А может, и правда не знают, поди пойми.
  Так, с книжечкой и карандашиком, дошли мы до последнего в списке дома. Последнего по списку, но не по значению. По тому, как мялся перед входом Бургачёв, стало ясно даже мне — не хочет мой начальник туда идти. То ли боится, то ли с души его воротит. Домик потому что самый пафосный из тех, что мы уже прошли. И стоит прямо посередине ряда, но мы до сих пор его старательно обходили.
  Тут Бургачёв наконец решился, вздохнул и пошёл на приступ. Я за ним.
  К тому времени мы всех собак переполошили в этом пафосном местечке. Так что ворота нам открыли почти сразу.
  Встретил нас такой важный лакей, что я сперва подумал — сам хозяин к нам спустился.
  Разговаривал важно, пыжился, на нас смотрел свысока — что неудивительно, ведь ростом и габаритами лакей походил на шкаф. Двустворчатый.
  За лакеем маячила ещё миленькая служаночка. Чистенькая, ухоженная, сама в платьице тёмном, в белом фартучке. Ну прямо старшеклассница в парадной форме старого образца. Я даже подумал, что это дочка хозяйская в школу собралась. Или, что ещё смешнее, мы хозяев застали в разгар ролевой игры, и это у них забава такая, с переодеванием…
  Тут нас пригласили наверх. Поднялись мы по мраморной лестнице — впереди служаночка (или горничная, кто их разберёт), за ней мой начальник, а я следом. Перила на лестнице полированного дерева, балясины в золотых завитушках, листочках и ангелах с крыльями. Всё блестит, сверкает и переливается. На потолок глянул — там небо синее нарисовано, всё в облаках, пузатых ангелочках и чем-то ещё. Я аж запнулся, и чтобы с лестницы не скатиться, стал на горничную смотреть. Вид сзади у неё не хуже, чем спереди оказался.
  Наконец мы с начальником поднялись наверх, там нас в кабинет провели.
  Бургачёв блокнотик свой выставил, карандаш наизготовку взял. Ни дать ни взять — рыцарь со щитом и копьём. Я чуть позади него стоял, и видел, что затылок у него весь мокрый от пота, а спина как деревянная. Нервничает начальник.
  Но удивляться нечему — обстановка внушала. И хозяин ей под стать.
  Росту владелец дома оказался небольшого. Прямо скажу — такой себе мужичок, самый обыкновенный. Увидишь на улице, пройдёшь мимо и не вспомнишь, как выглядел.
  Если только этот человек не в парчовом халате, вот как сейчас. А может, не парча, не разбираюсь я в этом, но - богато. Лицо круглое, волосы коротко стриженые, видно, чтоб не выдавать начинающуюся лысину. Бородка короткая, усишки редкие, но ухоженные. На пальцах тяжёлые кольца, под халатом — белоснежная рубашка виднеется.
  И веет от человека богатством, как из холодильника — холодом.
  - Вы бы, господа сыщики, по деревне побегали, в поселение заглянули, - брюзгливо сказал хозяин. - Ежели труп нашли, туда идите, где всякий подлый народишко обитает. В кабак загляните. Так нет, они приличных людей беспокоят понапрасну.
  Смотрю, у начальника моего шея совсем побагровела. Того гляди, лопнет от злости начальник мой. Но Бургачёв ничем свою злобу не выдал, а ответил спокойно:
  - В поселение и прочие места мы непременно заглянем, господин Филинов. А пришли мы вас беспокоить потому, что таково было распоряжение господина капитана. Господин капитан велел выяснить, не знает ли кто из приличных господ, почему в парке, где приличные господа гулять изволят, тело невинной лилии лежит, злодейски убитое. Нет ли среди благородных жильцов знакомых у неё?
  Опаньки. Шах и мат. Не повышая голоса, Бургачёв хозяина дома в нокдаун отправил. Побагровел хозяин, рот открыл, а сказать ничего не может.
  И что такое — невинная лилия? Не цветочек же, в самом деле. Но поразмышлять о цветочках не получилось.
  Распахнулась боковая дверь — я её сразу и не заметил, среди всего этого богатства — и в кабинет вплыла дама.
  Сразу видно — дама солидная, даже не так — респектабельная. Уважаемая жена, мать семейства и опора благотворительного фонда по совместительству.
  Она, в отличие от своего супруга (а что это жена хозяина дома, сомневаться не приходилось), одета была в скромные цвета и совсем не сверкала. Платье чёрное, только на шее брошка кружева подпирает, тоже чёрная, но солидная. На безымянном пальце перстень, в перстне бриллиант размером с хорошую вишню. Лицо пухлое, глаза светлые, как выгоревшее небо, серые волосы затянуты в узел на макушке. Не красавица, и возрастом под полтинник. Но как хозяин дома её увидел, сразу в кресле подобрался, халат оправил и лицо строгое сделал. Как подменили человека.
  - Аннушка, чаю господам из полиции, - приказала она, и служанка-горничная пулей метнулась вон из кабинета.
  - Прошу присесть, господа, - повела рукой хозяйка. На что мой начальник вежливо отказался, под предлогом занятости.
  - Прошу, прошу, господа полицейские. Вы свой долг выполняете, мы — свой. Разъясните, что случилось?
  Появился чай. Аромат умопомрачительный. Это вам не чай из пакетиков — и рядом не стоял. Тут же вазочки с баранками и всякой сдобой. У меня в желудке заурчало, как назло.
  - Угощайтесь, молодые люди, - повела рукой хозяйка. Стало ясно, что просто так мы отсюда не уйдём. - Служба службой, но замерзать живой душе не дело.
  Деваться некуда. Бургачёв неохотно присел, чашку взял, но пить не стал — только вид сделал.
  А я баранку взял — для эксперимента. Не потому, что у меня от голода живот подвело. Хотя и поэтому тоже. Говорят, во сне ничего сделать не получается по-настоящему. Например, если снится тебе, что ты туалет ищешь, значит, приспичило тебе. Но не найдёшь ты во сне себе места, где дела свои сделать, никак. Ну а если всё-таки получится, проснёшься ты утром на мокрой простыне. Если же голодный, снится тебе будет всякое вкусное, но попробовать ты это всё не сможешь. Вкуса не ощутишь, и прожевать не получится. Разве что подушку…
  Короче, взял я баранку и откусил — под недобрым взглядом начальника. Вкусная баранка, сдобная, прямо во рту тает. Сам не заметил, как умял.
  И тут же замер от испуга. Это что же получается — не сон? Поел, вкус ощутил, как взаправду?
  Хозяйка меж тем, пока я эксперименты проводил, из Бургачёва информацию вытягивала.
  Тот отвечал коротко, и видно было, что разрывается начальник между вежливостью и служебным долгом.
  - Неужели никто не хватился бедной девушки… Вы ведь сказали — девушка? - говорила хозяйка, самолично подливая чай в чашки. - Должны быть родные, друзья… Кто же будет в такой ранний час в парке гулять?..
  - Я не говорил, что девушка, - Бургачёв покрутил чашку в руке, поставил на блюдце. - Я сказал… э-э… как бы это выразиться… лилия. Простите. Предположительно.
  - О. Вот как, - дама выпрямилась, губы поджала.
  Но взгляд у ней так и загорелся. Не подумал бы, что эти бледные глаза так сверкать могут.
  А хозяина дома аж перекосило. Но он тут же сделал покерфейс на загляденье. Ох, что-то здесь нечисто.
  - И мы хотели бы опросить всех слуг в вашем доме, - заявил мой начальник. - Такой порядок. Все должны быть опрошены.
  - Ну что же, раз такой порядок… - протянула женщина. И на мужа взгляд бросила.
  Тот уже совсем себя в руки взял, и кивнул холодно так — типа, разрешаю.
  На этом Бургачёв поднялся, попрощался очень вежливо, и мы ушли.
  ***
  Слуг мы, разумеется, опросили. Да только ничего, как и в других особняках, из этого не вышло. Зато уже на выходе мне повезло. Смотрю краем глаза, а позади та самая горничная стоит, из-за лестницы выглядывает, и рукой мне знак делает. Я, не будь дурак, своему начальнику сказал:
  - Господин Бургачёв, э-э… один момент!
  - Что такое?
  - Надо мне… после чая… по малой нужде.
  - Терпи. Нечего в чужих домах нужду справлять! - буркнул начальник со злостью. Видно, что хочет убраться отсюда поскорей.
  - Не могу терпеть, совсем припёрло. Пожалуйста, я на секундочку!
  - Ладно. Да поживее!
  Вот и ладненько. Метнулся я назад.
  Девица меня быстренько за рукав ухватила и оттащила в сторонку, в тёмный уголок. Там остановилась, голову склонила, будто стесняется, и говорит:
  - Господин полицейский, я так испугалась, у меня аж сердечко выпрыгивает! Видите?
  И ладонь себе на фартучек положила — там, где сердце. Ну, до сердца там ещё глубоко. Сначала надо фартучек снять, платьице расстегнуть…
  Она увидела, что я смотрю куда надо, глазками стрельнула из-под чепчика (или как там это называется), и ладонь мне сжала.
  - Ох, пожалуйста, скажите мне, господин офицер, что всё будет хорошо! Это же ужас такой, мёртвое тело! А может, и не одно?
  Смотрю — девица глазки закатила и на ногах пошатнулась. Ага, слыхали и читали мы про это. Это они в обморок так падают. От тугого корсета. Только нет на ней корсета, видно по всему.
  - Не беспокойтесь, гражданка, - говорю строго. Правда, голос у меня дрогнул, чего уж там. Ведь если кого в тёмном месте прислонить к тёплой стенке, всякое может случиться. - Всё под контролем! Ваша полиция вас бережёт!
  Тут она в обморок падать передумала, глазами поморгала, выхватила из кармашка фартука бутончик — цветок какой-то, - и в ладонь мне сунула.
  - Вы такой милый! Вы так меня успокоили! Как мне вас отблагодарить? Даже не знаю. Вы ведь в городе живёте? Я иногда там бываю. В кондитерской у Савельева Саввы. Обычно до полудня. Пироженые там очень вкусные… Если зайдёте туда, скажем, в субботу, можно пироженых покушать…
  Выбрался я из-под лестницы весь вспотевший. Бургачёв на меня посмотрел, губы скривил, но ничего не сказал. Только на бутончик в руке глянул, усмехнулся гаденько так, и зашагал к воротам.
  Я — за ним. В голове кавардак, в руке — цветочек, на душе — маета.
  
  
  Глава 3
  
  На повороте дороги нас ждала запряжённая парой лошадей полицейская повозка.
  Там уже сидели и ждали только нас полицейские в мундирах. Ещё один мундирный прохаживался возле лошадей, поглядывая на небо и нетерпеливо притопывая ногами.
  Мы с Бургачёвым залезли в повозку.
  После выпитого с морозу чая с баранками, девчоночьих ладошек под лестницей и вообще всего, что случилось, меня разморило.
  Я уселся с краю, прикрыл глаза и задремал. Мне бы сейчас смотреть во все глаза, суетиться, расспрашивать о том, о сём — что да как в этом мире… Но я заснул.
  Проспал всю дорогу и проснулся только, когда мы остановились, и полицейские дружно полезли из повозки.
  Меня растолкали, я спрыгнул на мостовую.
  День клонился к вечеру. Мы прибыли в город. Мой город, который было не узнать. Куда делись многоэтажки, телевышка, спутниковые тарелки, кондиционеры на стенах, трамвайные пути и вездесущие маршрутки? Где асфальт, блестящий под лучами фар? Где дорога с зебрами и светофорами, перечёркнутая лежачими полицейскими? Где заправки, машины, рекламные щиты?
  Ничего этого не было и в помине. Никаких многоэтажек. Три этажа — предел. Разве что декоративные башенки, мансарды и балконы. Да ещё купола соборов, которые тут и там возвышались над крышами.
  Повозка наша остановилась возле двухэтажного дома, и пока я озирался по сторонам, последний мундирный полицейский уже скрылся за распахнутыми воротами.
  Смотрю — а машинка антикварная тоже здесь. Стоит поодаль, на другой стороне улицы. Возле руля — уже знакомый мордатый водитель, а на пассажирском месте белеет шарфом давешний начальник. Как его там — Иван Витальевич.
  Бургачёва окликнули от машины, так он мелким шагом к ней подсеменил, подхалим. Аж изогнулся весь, шею вытянул, начальнику внимая.
  Потом обернулся и мне рукой махнул.
  Иван Витальевич сидел весь важный, руки на рукояти трости сложил, лицо в меру суровое — в соответствии с моментом.
  - Вот что, голубчик, бумаги подготовьте, да не мешкая. Капитану отдадите, он мне передаст. Дело это срочное, промедления не терпит. Не каждый день инородные проститутки высшего разряда под нож попадают. Рядом с такими людьми...
  - Да ещё в мерзком магическом круге убитые… - поддакнул Бургачёв.
  Здесь начальник на него зыркнул, строго так, и тот заткнулся посреди слова. А Иван Витальевич помолчал и добавил:
  - Займитесь этим немедля. Стажёра своего можете пока отпустить. Праздник всё-таки. Он у вас на ногах уже не стоит. Да, и вот ему за усердие… пускай опохмелится... за здоровье государя нашего.
  Кивнул шофёру, тот портмоне из-за пазухи вытащил, достал бумажку и Бургачёву протянул. Бургачёв её мне передал.
  Я машинально бумажку взял, зажал в кулаке.
  - Прощайте, голубчик, - Иван Витальевич сделал знак шофёру. Машина затарахтела, мы отошли.
  Бургачёв проводил начальственный экипаж взглядом, повернулся ко мне:
  - Всё, свободен. Иди отдыхай. Да деньги не потеряй! И чтоб с утра как новенький был! Скажи спасибо, начальник наш с понятием, а то получил бы ты, стажёр, как следует. Давай, давай, домой иди. Не позорь своим видом учреждение.
  Поглядел на меня грозно, как только что начальник, и ушёл вслед за остальными полицейскими. А я на улице остался с бумажкой в руке.
  "Домой иди!.." Где мой дом, ещё бы кто подсказал. Не узнаю ничего. Не тот это город, из которого мы с друзьями накануне выехали день студента отмечать. Совсем не тот.
  Но делать нечего. Мелькнула у меня мысль зайти туда же, куда и остальные полицейские, но отпала. Увидит Бургачёв, разорётся. Или, вопреки указаниям начальника, заставит отчёты писать. Мне сейчас совсем не нужно ни того, ни другого. А нужно мне место найти, чтобы спокойно подумать над судьбой своей. Что случилось, как я сюда попал, и можно ли отсюда выбраться. Потому что понятно, что не сон мне снится. Не бывает таких реальных снов.
  Мысль о том, что я головой на прогулке с Альбинкой ударился, и лежу сейчас в бреду, отогнал подальше. Если лежу, то ничего тут уже не поделаешь.
  Так что постоял я, подумал, и двинулся вверх по улице. Туда, где башенка виднелась с круглыми часами.
  Пока шёл, в голове немного прояснилось. А когда к башенке вышел, составил план действий.
  Сейчас главное что? Место найти. Спокойное и тёплое. На улице зима, ночь надвигается. А начальник сказал — иди домой. Значит что? Значит, мне есть куда идти. Дом у меня имеется. Осталось найти его, и половина задачи будет решена. Там можно и подумать как следует, и переночевать в тепле.
  Так что огляделся я, поразмыслил. Где стажёр может жить? Уж точно не в палатах каменных. Значит, искать надо дома попроще, а не те, что здесь, в центре города стоят. Здесь, куда ни посмотри, одни магазины да учреждения. Банк такой-то, банк сякой-то, магазин господина такого-то… Даже если наверху, над магазином, есть жильё, бедному стажёру оно точно не по карману.
  Идти надо на окраину, поближе к дешёвым домам, где труба пониже и дым пожиже. Да поспрашивать, где студентам и прочим молодым стажёрам жильё сдают. А ещё лучше — найти универ. Если я там учился, меня там узнать должны. Скажу, так напился, что свой адрес забыл. Стыдно, но вот… такое. Или ещё придумаю что-нибудь.
  ***
  Как видно, в мозгах у меня затмение случилось. Иначе не прошлялся бы я так долго по незнакомому городу.
  Самая удачная идея оказалась самой дурацкой из всех. Поспрашивать про универ. Иду по улице, думаю, кого спросить, смотрю — парни стоят возле магазина. Я им — как пройти к университету? Они как заржут, куда там лошадям. Ничего не сказали, стоят, на меня смотрят и смеются.
  Ладно, думаю, алкашня малолетняя, что с вас взять. Иду дальше, смотрю, у обочины коляска с лошадью. Такие дрожками называются или пролёткой. На дрожках водитель кобылы сидит в дублёнке, скучает. Ждёт клиента.
  Я к нему подошёл, про университет спросил. Извозчик не заржал, как те парни, но ухмыльнулся во всю пасть, где зубов не хватало, и сказал: "Эка вы, господин студент, отпраздновали! Видать, крепкое винцо попалось!"
  Тут клиент из банка вышел, сел в дрожки, извозчик кобыле команду дал, и они отъехали. А я как дурак остался стоять, не пойму, что не так спросил.
  Только потом до меня дошло — нет в этом городе университета. Не построили ещё. Но понял я это сильно позже. Когда в кафешку местную забежал, погреться. А то уже от отчаяния стал всех, кто по дороге попадался, спрашивать, нет ли здесь общежития, и где оно находится. И кто здесь комнаты сдаёт, по дешёвке.
  На первый вопрос люди в зависимости от воспитания ржали, ухмылялись, смотрели с удивлением.
  На второй накидали столько вариантов, что я понял — не обойти мне все адреса до утра.
  А тут как раз увидел, что рядом дверь в кафешку открылась, и оттуда ароматом жареных пирожков пахнуло. Такой аромат был густой и смачный, что ноги мои сами туда пошли.
  Это, ясное дело, не кафешка совсем оказалась, а забегаловка. Столовка обыкновенная. Только с поправкой на местный колорит. Над дверью - вывеска, где большими буквами написано: "Довольный желтобрюх". Сбоку вывески нарисован мордатый чувак с улыбкой от уха до уха. В руке у мордатого - большая чашка, но по довольной улыбке сразу ясно — не чай он там пьёт.
  Здесь окраина уже была, край города. К тому времени я уже столько улиц и переулков обошёл, что хотелось сесть на лавку и прямо там и заснуть. Даже трусливая мысль появилась — вернуться с позором в полицейский участок, пред ясны очи Бургачёва, и будь что будет.
  В забегаловке оказалось тепло, душновато — кондиционеров-то нет — но уютно. Самоварище стоит здоровенный. На полках бутылки всякие. Тут же рюмки в ряд выстроились, чайники пузатые. Вдоль стены стойка, за стойкой тётка большая, пышная, румяная как булка.
  Столы в забегаловке квадратные, за столами народ сидит разный, пьёт разное из чашек, кружек и стаканов. На тарелках у них лежит всякое, и они это всякое едят.
  У меня в животе заурчало. Только сейчас понял, как проголодался. От того чая с баранками, что нам в пафосном особняке предложили, остались только воспоминания.
  Подошёл я к стойке, а тётка в переднике мне ласково так:
  - Что кушать будете, господин? Есть уха горячая, с расстегаями. Поросёнок с кашей, кулебяка, пирожки ассорти - с начинками разными, каша в горшочке…
  Я аж слюной захлебнулся. Говорю:
  - Уху давайте, если горячая. Пирожков давайте… - тут я задумался, а есть ли у них картошка. - Пирожков с мясом.
  - Есть с требухой хорошие, только испекли.
  - Давайте!
  - Пить что будете? - спросила женщина. Пригнулась ко мне, и мягко так посоветовала: - Водочки не предлагаю, господин студент. Похоже, вы уже накушались.
  И громче добавила:
  - Чаю подать вам? У нас чай хороший. От лучших поставщиков.
  Я кивнул. В животе урчало всё громче.
  Потом я ел. Не заметил, как тарелки опустели. И с ухой и с пирожками. Чай мне дали в чайнике, так я чашку за чашкой весь чайник и уговорил.
  Может, потому и не заметил, как народ за столиками на меня смотрит. Недобро так.
  Я чашку на стол поставил, выдохнул. Уфф-ф, как я хотел есть.
  Осмотрелся.
  После чая или пирожков, но стало мне гораздо легче, и в глазах прояснилось. Смотрю — за соседним столиком сидят трое, и все на меня уставились. Недобро так. Все бритые налысо, лысые лбы от пота блестят. Все в одинаковых куртках, чёрных, застёгнутых наглухо, только пуговицы почему-то цветные. А уши у всех троих длинные, острые и торчат вверх, как у летучих мышей. У них и кожа бледно-зелёная, словно брюхо у лягушки. Похожее ухо я сегодня утром уже видел. У фотографа на поляне.
  Повернулся я в другую сторону — а там ещё двое. Те совсем чудные. Головы большие, надбровные дуги массивные, и глаза из-под бровей жёлтым поблёскивают. У этих уши круглые, но сплющенные, к черепушке плотно прижатые. И кожа какая-то желтоватая. Плечищи широкие, шире моих раза в два. И глаза кошачьи. У всех.
  Нет, наверное это всё-таки бред.
  - Счёт, пожалуйста! - я пошарил в кармане и вытащил смятую бумажку, что мне начальник дал от своих щедрот.
  Тут ко мне парнишка молоденький подскочил, в фартуке и с полотенцем через плечо.
  Я бумажку развернул и ему протягиваю. Он на бумажку глазами поморгал, взял её двумя пальцами и говорит:
  - Это много, господин студент. Нет ли помельче у вас?
  - Нет.
  Мальчонка к тётке за стойкой отбежал. Вижу — она тоже бумажку мою покрутила, и давай на свет рассматривать.
  - Богатый дядя, - вдруг сказал один из ушастых. Голос у него оказался какой-то хриплый и резкий, будто кто ржавым ножом по тарелке провёл.
  - Богатый, - согласился его дружок. - Красненькую достал. Толстый человечек. При деньгах.
  Смотрю, тётка из-за стойки выбралась, к моему столику подошла, выложила передо мной бумажную денежку синего цвета — а моя была красная — к ней горсть мелочи, и говорит тихо так:
  - Ступайте домой, господин студент. Место здесь недоброе, время к ночи. Неровен час, случится чего.
  Взял я бумажку синюю, мелочь сгрёб в ладонь. Вдруг чувствую — за пазухой, во внутреннем кармане, зашевелилось что-то. Зашуршало, зацарапалось. Котёнок вылез наружу, сонными глазами посмотрел вокруг и мяукнул. А я и забыл про него совсем.
  Вытащил я его, на стол поставил и спросил:
  - Возьмёте котёнка? Может, нужен кому?
  Наверное, я опять сказал что-то не то.
  Тётка аж отшатнулась. Лицо, только что доброе, холодным стало. Зато те, ушастые и мордатые, оживились.
  Поднялись со своих мест, обступили меня. Один мне на плечо ладонь положил, к стулу прижал. Ладонь тяжёлая, как чугунная.
  - Так, та-а-ак, - другой ко мне наклонился. - Кошками торгуешь? Сам не жрёшь, другим продаёшь?
  - Разбогател, красненькими швыряется… - гнусаво добавил ещё один.
  Краем глаза вижу, блеснуло сбоку — нож. А тот ушастик, что ко мне наклонился, котёнка цапнул, зубы оскалил:
  - Мы их сырьём жрём, с кишками, человечек! Показать?
  И пасть разинул. Котёнок запищал. А нож блеснул и в бок мне метнулся.
  Тут началось…
  Первому ушастому, что котёнка цапнул, я левой в морду двинул. Хорошо так, от души. При этом развернулся, правой нож отбил. Сам со стула упал, перекатился. Нож отлетел на пол, только пальтишко мне на боку наискосок вспороть успели.
  Тут они толпой на меня налетели, как собаки на приблудившуюся дворнягу. Я на полу крутанулся, одного под пятку подбил, другого пнул как следует. Они повалились, я подпрыгнул, да скакнул к стене, где полка с чайниками. Чайник ухватил и первому, кто сунулся, зарядил по физиономии.
  Слышу, мальчонка-официант у двери верещит, будто режут его. На помощь зовёт, только не поймёшь, кому — мне или этим. Заметил ещё краем глаза, что тётка откуда-то из-под прилавка дубинку вытащила, вроде бейсбольной биты. И к нам двинулась.
  Но мне было не до тётки — на ногах ещё трое оставалось. Да ещё подбитые рядом кружат, - шатаются, но боевой дух не потеряли.
  Зажали меня в угол, хотел отскочить, да на удар нарвался. Вроде вскользь по скуле прошло, но поплыл я. Это от мордатого желтокожего прилетело — кулаки у них и правда как гири.
  Успел увидеть, как тётка надвинулась, дубинкой взмахнула… И темнота.
  
  
  Глава 4
  
  
  Просыпаться утром по будильнику — неприятно. Просыпаться за пять минут до будильника — неприятно вдвойне. Снилось мне, будто сижу я на лекции, а рядом со мной секретарша нашего декана. И нежно так мне в ухо шепчет: "Вы отчислены, Воронков… За злостные прогулы, пьянство и нарушение обещаний…"
  Потом вдруг секретарша расплывается в дым и превращается в большую, горящую синим огнём кошку. Из густой шерсти летят искры, глаза светятся как фары. Кошка придвигается ко мне вплотную, щекочет усами, тычется носом: "Мрряяу! Мрряяяу-уу!"
  Тут я глаза открыл. Смотрю — на мне котёнок стоит, лапами упирается в грудь, смотрит прямо в лицо.
  - Мяу!
  Тут я всё сразу вспомнил и аж подпрыгнул на кровати. Кровати?!
  Кровать, узкая, как в общаге. Комната — маленькая, в одно окошко. Обои голубые, в цветочек. Напротив кровати - стул, столик маленький у стены. На столе таз и кувшин. Пол дощатый, крашеный. Потолок низкий. Тесно, но чисто, и даже уютно.
  Почему я не в морге? Или в больничке, весь гипсом облепленный? Те, в забегаловке - с кошачьими глазами, не шутили, а кулаки у них были здоровенные.
  Поднялся я с кровати, и едва обратно не рухнул. Всё болит, будто меня грузовик переехал, и не один раз.
  Еле-еле дошаркал до столика. Водички из кувшина отхлебнуть — во рту сушняк, не передать словами. Там зеркало стояло - небольшой прямоугольник на подставке. Как раз чтобы бриться и ухо случайно не сбрить.
  Глянул я на себя. Поморгал и снова взглянул - внимательно.
  - А-а-а-а!!
  Проорался и ещё разок посмотрел. Вспомнил шутку: мужик с похмелья смотрит на себя утром в зеркало и говорит: "Я тебя не знаю, но я тебя побрею"…
  Потому что не я там отражался. Парень какой-то незнакомый. У меня волосы тёмные, а у этого светлые. И глаза светлые, а у меня — карие.
  Лицо у этого чем-то похоже на моё, но другое. Я, конечно, тоже не урод, девчонки не шарахаются, а некоторые даже наоборот. Но этот прям симпатяга.
  Хотя синяк на пол-лица, разбитая губа и припухшие покрасневшие глаза красоты не добавляют. Зато сразу видно — вчера чуваку было весело и интересно.
  Тут мне в дверь постучали.
  - Господин, господин, вы чай пить будете?
  Голосок писклявый.
  За дверью девчонка. Я её увидел, аж пошатнулся. Такая маленькая, а уже зелёная. Как те, в забегаловке. Росточком мне по пояс, платьице тёмное, шея тоненькая, глазёнки раскосые, и уши торчат.
  - Чего тебе? - говорю.
  - Меня матушка послала спросить, будете чай пить, или сразу на службу пойдёте? - пищит эта малявка. - А ещё матушка спрашивает, вы за квартиру сейчас платить будете, или до вечера задержите, как в прошлый раз?
  Ого! Хотя голова у меня болит и раскалывается, но кое-что соображает.
  Как в прошлый раз - значит, я тут не первый день. И меня здесь знают.
  - До вечера, - говорю. - Чай буду.
  Девчонка кивнула, и метнулась куда-то.
  Чай ждал меня на столе, покрытом скатертью. У стола суетилась хозяйка квартиры, где я комнату снимал. Такая же зеленоватая и ушастая — хозяйка, не квартира. И болтала эта хозяйка без умолку, что не мешало ей подметать, мелких детей гонять, бельё гладить и ещё всякими делами заниматься.
  Так что, когда я из квартиры выбрался на улицу, у меня в голове ясность наступила. По сравнению со вчерашней — прям-таки кристальная.
  Принесли меня сюда от забегаловки, где драка была. Хозяйка, охая и ахая, в красках расписала, как меня в дом втащили, еле живого, а мальчонка-официант, который помогал квартиранта нести, ей всё рассказал.
  Тамошняя владелица забегаловки — подруга моей квартирной хозяйки. И когда по карманам побитого студента пошарила…
  Ну да, я же на полу валялся, куда меня в нокаут отправили эти гоблины плюс орки…
  Сам виноват, незачем было в старенькой студенческой шинельке поздно вечером пьяным ходить… Да ещё котят предлагать. Это потом понятно стало, что к чему. А тогда все решили, что студент издевается. Человек — над гоблинами. И над орками заодно.
  Так вот, когда подруга хозяйки по карманам пошарила и квитанцию на оплату квартиры нашла, тут же вспомнила, что заселился у её подруги один студент. Бывший студент, а ныне — стажёр в сыскной части.
  ..."А шинелька ваша новая, которую вы давеча почистить просили - вот она, на плечиках висит, красуется. Вся с иголочки, с петлицами, со значком, как положено. Вы уж больше в старом не ходите, господин Найдёнов. Не ровен час, опять в неприятности попадёте. Праздник — праздником, но бережёного бог бережёт"...
  Шинель и правда на стене висела, новая, тёмно-зелёного цвета, с оранжевыми петлицами. В самом деле — с иголочки.
  Надел я её, и на службу отправился. А перед этим по карманам пошарил как следует. В поисках документов и других опознавательных знаков моей новой личности.
  Документы нашлись в столе, куда я же — другой я — их накануне запрятал. Прежде чем шинель в чистку отдать. Почему новенькая форма запачкалась, я даже думать не стал. Обмывал, видать, господин стажёр своё назначение.
  Так что шагал я теперь по улице к полицейскому участку — красавец-красавцем. Весь с иголочки, только лицо помятое.
  ***
  - К нам едет служба надзора, - помощник полицмейстера Викентий Васильевич указал пальцем в потолок. - Господин полицмейстер телеграфировали в столицу.
  Мой начальник Бургачёв скривился, как будто лимон укусил. Ещё трое полицейских - немолодые дядьки, что сидели тут же, в начальственном кабинете, молча закивали.
  - Оказывать полное содействие, никаких препятствий не чинить, - зам полицмейстера строго глянул на Бургачёва. - А то знаю вас.
  - Викентий Васильевич, так то когда было… - начал Бургачёв.
  - Вот чтоб и не было! - рявкнул тот. - Вы от инородов морды воротите, а нам сверху по шапке! Неужто неизвестно, что инород инороду — рознь? Это вам не гобы зелёные, не желтопузые орги. Сам высший эльвий собственной персоной — друг государя и опора власти!
  - Поняли, поняли мы, Викентий Васильевич, - миролюбиво пробасил самый пожилой полицейский. - Неужто мы без понятия совсем.
  - Так вот, раз поняли, за дело со всем рвением приступайте. Чтоб комар носу не подточил. Та девка хоть и проститутка была, но высшего разряду. Из эльвиек, а это не каждому богачу по карману. То, что её в Александровском парке нашли, не случайность.
  Бургачёв, что у нас по опросу?
  Мой начальник откашлялся. После нагоняя лицо его горело красными пятнами.
  - Опрос ничего существенного не дал, ваше высокородие. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Мы опросили всех, от хозяев до слуг. Все в один голос говорят одно и то же.
  Пожилой полицейский ухмыльнулся в усы. Остальные молча переглянулись, разве что не плюнули. Видно, не любят здесь господина Бургачёва.
  Меня аж зло взяло. Поднял я руку, как школьник на задней парте, и сказал:
  - Говорят одно, а показывают другое!
  Все на меня посмотрели.
  - Что показывают? - похоже, его высокородие опешил от моей наглости.
  - А то, что знают они, в чём дело. У господина Филинова, которого мы последним опросили, на лице всё написано. И у жены его. Он, как услышал про э-э, невинную лилию, чуть с кресла не упал. А жена его глазами сверкала, как люстра хрустальная. А он как заметил, что она разозлилась, сразу младенцем прикинулся — ничего не знаю, ничего не видел!
  - А вы, господин стажёр, выходит, видели, - медленно, с расстановкой произнёс зам полицмейстера.
  В комнате стало холодно, как на полюсе. Северном. Или южном.
  Стало мне страшновато, но остановиться я уже не мог и не хотел.
  - Да это и слепой бы заметил. Надо бы у них отпечатки пальцев взять, у всех. На предмет соответствия. Мы же рядом с телом кисть нашли, всю в краске. И нитку. Может, это с чьего-то пальто нитка.
  Смотрю, у Бургачова лицо пунцовым стало. Викентий Васильевич наоборот, как-то даже побледнел, и на меня из-под бровей уставился.
  Все остальные, кажется, дышать перестали. Только смотрят, рты разинули, разве что попкорна не хватает.
  - Так, - ледяным голосом говорит зам полицмейстера. - И какие будут ещё предложения, господин Найдёнов?
  Ну, мне терять уже нечего, несёт меня — аж самому страшно.
  - Это уж вам решать, вы начальство. Только я себе уже план наметил. В субботу встречаюсь со свидетелем — наедине. Она точно что-то знает.
  Бургачёв глаза закрыл, стоит, покачивается. Полицейские глаза таращат, то на меня, то на начальника, будто в цирке. Один, самый пожилой, фейспалм сделал обеими руками. Лицо закрыл, а сам трясётся — то ли плачет, то ли со смеху помирает.
  - Она, значит… - зам полицмейстера меня взглядом сверлит, того гляди — прожжёт насквозь. - А личико вам, господин студент, тоже она разукрасила? Или это вы с другими свидетелями наедине общались?
  - Ну почему, - говорю с достоинством. - Это к делу отношения не имеет. Тут я сам виноват. И не наедине, а в чайной "Довольный Желтобрюх". Их пятеро было, я один.
  Тут пожилой полицейский руки от лица отнял, и тоже на меня уставился.
  - Напомните мне, господин Бургачёв, откуда к нам господин стажёр прибыл? - спросил зам полицмейстера, а сам глаз с меня не сводит.
  - По окончании столичного университета с превосходными отметками отправлен был Дмитрий Найдёнов в школу полиции при управлении обер-полицмейстера, - деревянным голосом отрапортовал Буграчёв. - Которую успешно окончил. После чего сюда был выслан по разнарядке в соответствии с указом от числа…
  - Довольно, - оборвал его Викентий Васильевич. - А в университет упомянутый господин поступил прямо из дома призрения, что в нашей губернии находится. Так?
  - Так точно, ваше высокородие!
  - Так, так, - зам полицмейстера скривился, губами пожевал. - Ну что же… Грех не воспользоваться таким обстоятельством. Ишь, свидетелей он опрашивает… наедине.
  А я стою, вижу — все чего-то поняли, перемигиваться начали. Только мне непонятно ничего. Уже и сам не рад, что выскочил. И что на меня нашло? Будто чёрт вселился. Может, это прежний хозяин тела дурит? Понятно же, что выпить этот Дмитрий Найдёнов не дурак и вообще фрукт ещё тот…
  Викентий Васильевич пальцем щёку поскрёб задумчиво и распорядился:
  - Господа приставы, за дело. Согласно плану. Стажёр — за дверь, ждать, пока вызовут. Бургачёв, вас попрошу остаться.
  Вышел я из кабинета, встал у стенки, глаза прикрыл. Вокруг меня полицейские бегают, суетятся. На меня поглядывают — кто сочувственно, кто злорадно. Ясное дело, проштрафился стажёр, сейчас его песочить будут в хвост и в гриву.
  Потом дверь распахнулась, мой начальник Бургачёв вылетел, весь взмыленный как конь, лицо в пятнах.
  - Иди! - внутрь указал, меня взглядом ожёг и умчался.
  Вошёл я. Дверь за собой плотно прикрыл, как сказали. Ну а потом все любопытные с той стороны двери могли слышать громовой голос его высокородия господина заместителя полицмейстера.
  "Неслыханно!.. Позор всего отделения!… Пьянство, поножовщина, драка в общественном месте… Стыдно, господин стажёр!.. Сей же час сдайте значок, и чтобы я вас здесь больше не видел!.."
  Сколько времени прошло, я не считал. Когда всё закончилось, открыл дверь, вывалился из кабинета и все, кто мог видеть меня в тот момент, наверняка посочувствовали бедному стажёру. Потому что превратился стажёр в тыкву. Был, да весь вышел.
  Побрёл я к выходу, как на улице оказался, даже не заметил.
  Обернулся, взглянул на окна полицейского участка. Провёл ладонями по своей шинели, недавно такой новенькой. Теперь на ней не было ни петлиц, ни значка. Выдраны с мясом.
  Вздохнул, надвинул кепи поглубже, и зашагал вдоль по улице. Туда, откуда пришёл совсем недавно, такой красивый.
  
  
  Глава 5
  
  Вечный вопрос: что делать и кто виноват? Кто виноват, понятно — конечно же Дмитрий Найдёнов. Пить надо меньше. А вот что делать… Сейчас пятница, завтра суббота. В субботу у меня свидание с хорошенькой горничной. В кондитерской у Саввы. Будем кушать пироженые — так она сказала.
  А чтобы девушку пироженкой угостить, а потом ещё чем-нибудь, нужно деньги иметь. Так что первый вопрос — финансы.
  Да ещё за квартиру обещал хозяйке. И как теперь платить, если с работы выперли?
  
  В знакомой забегаловке в этот час было пусто. Я плюхнулся за столик и закрыл лицо руками. Слышу, напротив стул заскрёб ножками по полу. Сел кто-то. И голос хозяйки:
  - Случилось что, господин стажёр?
  Я головой помотал, промычал жалобно. Типа - "оставь меня, старушка, я в печали". Она не отстаёт:
  - Беда какая?
  Говорю:
  - Не стажёр я больше. Выгнали. С волчьим билетом.
  Она ахнула.
  - Неужто за вчерашнее?
  Молчу. Хозяйка руку на грудь положила:
  - Не подумайте, господин, я никому! Городовой приходил, спрашивал, кто драку затеял, так я сказала, что не знаю вас. Мы же не обязаны знать, кто к нам приходит.
  Хозяйка знак сделала, парнишка-официант засуетился, рысцой сбегал, рюмочку принёс и блюдо с пирожками.
  - Угощайтесь, господин. Как вас теперь называть-то?
  - Да как называть, - я рюмку отодвинул. - Был господин, стал никто. Я ж детдомовский… э-э, из приюта. Сирота совсем.
  - Что, совсем-совсем никого?
  - Никогошеньки.
  Это я в документах своих прочёл, что на квартире у меня лежали. Найден младенцем на пороге сиротского приюта, имя, как в таких случаях дают, от нынешнего государя, а фамилия согласно случаю — Найдёнов.
  - Что же вы не пьёте, или обижаетесь на меня?
  - Нет. Мне работу ещё искать. И так вон лицо всмятку. Кто такого возьмёт? А мне за квартиру платить, то, сё…
  Задумалась она. Подумала, подумала, над столом наклонилась и тихонько сказала:
  - Помогу вам. Раз так вышло, помогу. Знаю, кто работу вам даст. Вы только скажите, что от меня.
  Достала из кармана фартука блокнот, карандашик, и стала писать крупными буквами, как девчонка-первоклассница.
  - Вот, возьмите.
  Я взял листок. Там было написано: "Податилю сиго памочь с роботою просим". И подпись — "с.т. Олёна Е".
  Что такое с, т, а уж тем более Е, я спрашивать не стал. Мало ли, может, старший товаровед.
  - И вот ещё что, - сказала она совсем тихо. - Ежели на вас печать есть, вы не скрывайте. Не показывайте без дела, но если спросят, не отпирайтесь.
  - Что за печать? - удивился я.
  - Да вы не смущайтесь. Никто вам рукава задирать не будет, и рубашку снимать не заставят. Просто, если спросят, скажите: есть печать, как положено. Вот и всё.
  Ёлки зелёные, ну как тут понять? У меня что, татуировка где-то имеется, а я и не знаю? Конечно, я туловище студента Найдёнова в подробностях не разглядывал… Кто знает, что там на нём нарисовано. Но откуда она-то знает?
  - Хорошо, - отвечаю. - Понял. Говорите, куда идти.
  ***
  Нас было десять — работяг по найму. Шестеро гоблинов, трое орков и я. Единственный человек в этой компании.
  Хотя нет — ещё один человек здесь был. Важный, мордато-усатый и снисходительно-брезгливый. В разношенных, но крепких сапогах, потёртой дублёнке и с бумажкой в руке. В эту бумажку он всех нас и записал обгрызенным карандашом. Осмотрел брезгливо, по-хозяйски, и во взгляде его читалось - хулиганы, тунеядцы, алкоголики.
  Да мы и правда так выглядели. Гоблины, или гобы, как их здесь называют, от совсем мелкого до пожилого, морщинистого, были похожи на бомжей. Оборванцы, по-другому не скажешь. Малец вообще в одной вязаной кофтёнке на голое тело. От холода он стал совсем зелёным, как пупырчатый огурец в супермаркете.
  Трое орков - или оргов — в одинаковых жилетках поверх фуфаек и серых штанах, щурили припухшие кошачьи глаза. Пахло от них странно — дикой смесью перегара и розового масла.
  Нас всех пересчитали, написали каждому на тыльной стороне ладони порядковый номер, и отправили работать.
  Работа была самая разная, но одинаково тяжёлая и грязная. Пока я вместе со всеми копал, тащил, грузил и перекатывал, размышлял о том, что бывший хозяин моего тела Дмитрий Найдёнов — отличный парень. Поднялся с самого низа, выучился — а ведь наверняка для приютского это было непросто — и поступил в университет. Не просто поступил, а закончил с отличием. Уж не знаю, с какого перепуга его понесло по полицейской части, но карьера у парня шла в гору.
  Пока не вмешался я. И вот будущее светило сыскной полиции ковыряется в земле, таскает брёвна, мешки и чёрт знает что ещё.
  Прав был мой отчим, когда говорил: учись, оболтус, не то станешь дворником! Выпрут из школы, придётся говно разгребать!
  Как в воду смотрел…
  К полудню объявили перекус. Мы расселись кто где, гоблины вытащили завёрнутые в тряпочки куски хлеба и принялись жевать. Орки потолковали с распорядителем, взяли заработанное и быстренько свалили. Тот уговаривал их остаться, но орги унеслись на повышенной скорости.
  Распорядитель посмотрел им вслед и сплюнул. Его можно было понять — парни хотя и туповатые, но здоровые и в одиночку делали больше, чем трое гоблинов.
  - Трависты, - сказал один из гоблинов, что сидел рядом со мной. Он был пожилой, бледная зеленоватая кожа болталась складками на худой шее, вяло свисали сморщенные уши.
  - Кто?
  - Траву жуют, - пояснил гоблин. - Она вонючая, так они её с розовым маслом смешивают. С маслом сильнее по мозгам бьёт. А если водочкой запить, совсем беда. Только об этом и думают, всё на это спускают — деньги, вещи...
  Я посмотрел вслед сбежавшим оркам. Понятно, почему они так быстро пошабашили. Побежали деньги тратить.
  Пока мы отдыхали, к распорядителю подогнали ещё несколько работников — пару гоблинов и орка.
  Один гоблин показался мне смутно знакомым, но я к тому времени уже так умаялся, что внимания на это не обратил.
  А потом, уже к вечеру, мне стало вообще на всё наплевать. Нет, Димка Найдёнов крепкий парень - но от такой работы кони дохнут.
  Наконец распорядитель выдал всем дневной заработок. Объявил, когда можно подходить - на то же место, в тот же час. Гоблины согласно закивали, мотая острыми ушами.
  Я взял деньги, сунул во внутренний карман. Мне было уже всё равно.
  И косой злобный взгляд, который бросил на меня смутно знакомый гоблин, мне был как лёгкая щекотка.
  Пошлёпал я к себе на квартиру. Идти было далековато. Но тратить на извозчика честно заработанные копейки не хотелось. Вместо этого хотелось пройтись по холодку, проветрить голову и заодно подышать свежим воздухом. Потому что дышал я весь день совсем не фиалками. Да и употел, как тот самый конь.
  На окраине города фонари почти не горели, над головой в тёмном небе сверкали звёзды. Я шёл, глубоко вдыхая морозный воздух и почти засыпая на ходу.
  Как видно, поэтому не заметил торопливого, тихого топотка за спиной. Только в последний момент что-то услышал и стал поворачиваться.
  Но не успел.
  Что-то свистнуло, мелькнула занесённая рука. В глазах вспыхнул и погас фейерверк.
  Открыл глаза — лежу.
  Причём не на улице, а уже в переулке, за домами. Пошевелиться не могу - так мне врезали, что никак в себя не приду. Только слушать могу, что надо мной говорят.
  - Всё снимай! - шипит кто-то.
  - Да ты что, исподнее никто не берёт, - возражает другой.
  - Этот вонючий человечек меня места лишил! - шипит первый. - Нос мне сломал! Меня с работы выгнали, когда узнали. Я всё с него сниму, до последней нитки. А потом руки-ноги переломаю. Чтобы знал, как порядочных гобов оскорблять!
  Кто-то в ответ фыркнул, засопел. С меня уже стащили шинель, и теперь тянули рубашку.
  - Ботинки снимай, не спи! - шипел тот же голос, и я наконец узнал его. Это был тот самый гоблин из забегаловки. Тот, что пытался жрать котёнка. Вот гад.
  Похоже, остался я без нижнего белья, судя по ледяному холоду под боками.
  - Может, не надо? - в это время бубнили надо мной. - Запомнит нас, в полицию донесёт…
  - Не запомнит, - гаденько захихикал гоблин. - Я фокус знаю. Забудет, как миленький.
  Второй восхищённо присвистнул.
  - У-у, ты слова знаешь?
  Гоблин важно ответил:
  - Наследственная магия. От бабки досталась. Только цыц — ты ничего не слышал!
  - Могила! - поклялся второй.
  Ох, чую, сейчас мне туго придётся. Руки-ноги поломают, пошаманят, и я даже не вспомню, кто… Как они это сделают, не знаю, но почему-то я сразу поверил, что так и будет.
  Меж тем меня прижали к земле. Холодные цепкие пальцы ухватились за плечи, над лицом нависло тёмное пятно с горящими жёлтым огнём кошачьими глазами — голова гоблина.
  Пальцы с острыми когтями впились мне в кожу. Гоблин начал произносить слова. Странные, с шипением и прищёлкиванием.
  А я почувствовал, что могу двигаться. По телу прошла горячая волна, мышцы закололо, как от множества иголок. Гоблин всё продолжал говорить. Горячая волна, прокатившись от от пяток до макушки, качнулась обратно и вдруг сконцентрировалась на спине, в районе левой лопатки. Собралась в пятачок, и вдруг вспыхнула жгучим огнём.
  Я заорал, подскочил и одним движением отбросил тех, кто меня держал.
  В глазах прояснилось. Было уже темно, но я видел, что орк, что держал меня за ноги, лежит на спине и таращится широко открытыми изумлёнными глазами.
  Гоблин, который собирался переломать мне конечности, откатился к стене дома, и валялся ветошью, раскинув руки. Скрюченные пальцы торчат кверху, кошачьи глаза уставились в ночное небо и не моргают.
  Я обернулся в поисках своей одежды. Надо уходить отсюда. Их двое, из них один — орк. А я устал, как собака. Ещё одной драки мне только не хватало.
  - А-а-а-а!!! - заорал орк. - Ааааа!! Печать!!!
  Блин, да что за хрень такая. Какая ещё печать?
  Подхватил я с земли свою шинель, рубашку - всё что было, и рысцой выбежал из переулка. Орг так кричал, что сейчас сюда должны сбежаться все городовые. А я на них уже нагляделся в участке — крепкие, суровые ребята. Такие шутить не будут.
  Сам не помню, как добрался до дома, по дороге напяливая одёжку. Вихрем взлетел по лестнице к себе в комнату, захлопнул дверь и повалился на койку. Никаких снов я не видел.
  
  
  Глава 6
  
  Бывает, проснулся ты, и не понял, что проснулся. Кажется тебе, что ещё спишь. Или наоборот, смотришь сон - а кажется, что всё реально.
  Открыл я глаза, под носом подушка, в лицо свет из окна. Кто я? Димка Воронков или Дмитрий Найдёнов?
  Зацарапало когтями, на кровать взобрался котёнок, в зубах — мышь. Положил мышь передо мной и мяукнул. Так. Значит, Найдёнов.
  Сел я, почесался и руку отдёрнул. Голова за ухом взорвалась болью.
  Пальцы нащупали здоровенную шишку. Это меня вчера приложили — то ли гоблин, то ли орк.
  Ёлки зелёные. Главное, чтобы это не вошло в привычку - вот так просыпаться.
  Умылся я в тазике, рубашку с себя стащил. На руках заметил красные ссадины - следы гоблинских когтей.
  На спине, в районе левой лопатки, вдруг зачесалось. А там-то что?
  Попытался заглянуть за плечо, посмотреть краем глаза - не выходит. Взял зеркало, завёл за спину. Какой-то круглый синяк. Слишком круглый, чтобы быть просто ушибом.
  Подошёл к окну, где посветлее, присмотрелся.
  Вижу — синий кружок размером с канцелярскую печать. Тут я вспомнил тёмный переулок, лицо гоблина с кошачьими глазами, его непонятные слова, и вспышку боли на левой лопатке. Как раз там, где этот самый кружок.
  По вчерашним ощущениям, там должна быть выжжена дыра до самой кости. Но нет, ничего такого.
  И правда похоже на печать. Кружок как будто синими чернилами вычерчен, внутри по кругу что-то написано мелкими буквами, а в центре - пятиугольная звезда. Как их рисуют дети. Только почему-то вверх ногами.
  Так об этой печати говорила хозяйка забегаловки? И чего испугался давешний орк? Странно.
  Но думать некогда — красивая девушка ждать не будет. Сегодня суббота, а значит, в кондитерской у Саввы у меня свидание с хорошенькой горничной. Пироженки, мороженки и всё такое.
  Деньги пока есть. И те, что остались от щедрости господина полицмейстера (вот кем оказался хозяин антикварного авто Иван Витальевич), и заработанные честным трудом лично.
  Кучка мелочи разного вида и достоинства, и главная ценность - мятая синяя бумажка.
  Мелочь я рассортировал, медяки отдельно, серебро отдельно. Синюю бумажку расправил и рассмотрел как следует.
  Пять рублей, год выпуска тысяча восемьсот шестьдесят первый. С видом на город и портретом важного человека — должно быть, государя.
  Судя по всему, пять рублей здесь немалые деньги. А уж про красненькую — десятку — и говорить не приходится. Не зря в забегаловке меня богатеньким дядей обозвали. Со всеми вытекающими… Кто ж такими деньгами в общественном месте светит? Пьяные и дураки. Вроде Димки Найдёнова.
  Посмотрел я на себя в зеркало ещё раз. Нет, тазика холодной воды маловато будет. Я теперь, конечно, весь из себя натуральный блондин и глаза голубые, но голову надо помыть. Пахнет от меня точно не розами. Девчонки бывают такие чистюли, от вонючих и немытых носы воротят.
  Ванны с душем и чашечкой кофе у квартирной хозяйки не было. Я застал её над тазом с горячей водой, и попросил устроить мне помывку. Где-то ведь она взяла кипяток?
  Не переставая мыть посуду, она замотала ушами:
  - Господин стажёр, пойдите в баню, ежели помыться хотите.
  Я тяжело вздохнул:
  - Некогда мне в баню идти, меня девушка ждёт.
  Тут она оторвалась от лоханки, на меня посмотрела и широко улыбнулась.
  - Девушка? Красивая?
  Я кивнул. Сказать ничего не сказал, потому что зрелище зубастой пасти гоблина не для слабонервных. Зубы небольшие, но острые, и много их. Больше, чем у обычного человека.
  - Ладно. Раз девушка ждёт красивая… Так и быть. Рублик серебром положите, будет вам горячая вода. Целая лохань.
  Рублик. Однако цены тут у них на горячую воду...
  Я дал монету, денежка мгновенно исчезла в глубинах хозяйкиной юбки.
  Тут же нашлась большая лохань, в неё быстренько натаскали воды — холодной. И как в такой мыться? Или я опять чего-то не понимаю?
  Хозяйка шлепками выгнала детишек из комнаты, понизила голос:
  - Правда ли, господин, что вас уволили из полиции с волчьим билетом?
  - Правда, - говорю.
  Она огляделась, прошептала:
  - Тогда вы никому не расскажете?
  - Что не расскажу?
  - Горячая вода нужна вам? Тогда не говорите никому. Или отвернитесь, вон хоть туда. Вы ничего не видели, я ничего не делала.
  - Да не скажу я никому, - что за тайны мадридского двора?
  - Хорошо. Сейчас будет вам кипяток.
  Она встала над лоханкой, глаза прикрыла и стала шептать. У меня холодок пробежал по коже. Слова звучали неприятно знакомо. Точно так же бормотал надо мной гоблин в тёмном переулке. Я отшатнулся, отступил немного — так, на всякий случай.
  Хозяйка вытянула руки ладонями вниз и сделала быстрое движение над лоханкой. Взбурлила вода, над поверхностью закрутились маленькие смерчи горячего пара.
  Я потрогал воду и сразу отдёрнул руку. Кипяток!
  Хозяйка глаза открыла, выдохнула и отёрла лоб ладонью.
  - Уффф. Надо было полтора рублика взять. Что-то тяжко пошло.
  - Спасибо, - говорю, а сам на лоханку глаза таращу. Чтоб мне провалиться — магия! Говорить тут разное про магию говорили, но самому видеть пока не приходилось.
  - Мойтесь на здоровье, - хозяйка повернулась уходить. - Только уж не говорите никому. Полиция накажет строго, ежели узнает. Нельзя нам просто так колдовать, без особого разрешения.
  
  Вскоре чистый, пахнущий не навозом, а цветочным мылом, я отправился на свидание.
  Кондитерская Саввы располагалась почти что в самом центре, и гуляла вокруг неё чистая приличная публика. Я в своей новенькой шинели не слишком выделялся — если не обращать внимания на оторванные петлицы и прочие знаки различия.
  Думал, что придётся ждать, но девушка пришла вовремя. Помахала мне рукой в перчатке и улыбнулась.
  Сегодня она была ещё симпатичнее, чем в первую встречу. Тонкая талия, каблучки, на пышных волосах маленькая шапочка кокетливо сдвинута набок — как только держится. Румяное личико, розовые губы, глаза сияют. Не девушка — конфетка.
  С ней была подружка, тоже симпатичная, под ручку с каким-то парнем. Парень явный клерк. Говорит через губу, глазёнки щурит, важный как павлин. Обвёл взглядом мою шинель и губы поджал.
  Зашли мы в кондитерскую, сели за столик. Девчонки пироженки лопают — их нам целую гору принесли - ну и трещат как сороки.
  Подружка на меня глазёнками постреливает, пока её ухажёр не видит.
  - Верочка, твой друг такой загадочный! - говорит. - Чем он занимается? Наверное, чем-то опасным!
  И на мой синячище показывает. За сутки тот ещё заметней стал, весь лиловый в желтизну.
  Верочка, подружка моя, ресницами поморгала и молчит, улыбается. Вроде, догадайтесь сами.
  Тут клерк встрял:
  - А что это у вас, молодой человек, на шинели непорядок? Вы по какому ведомству служите?
  И смотрит надменно, как на мусор под ногами.
  Я ему:
  - Ведомство моё слишком известное, чтобы его называть. А погон нет по уважительной причине.
  - Это по какой же? - эдак снисходительно спрашивает клерк.
  - Разжалован без апелляции. За смертельную дуэль.
  Девчонки ахнули, рты открыли. За соседними столиками нас услышали, стали оборачиваться с любопытством. Конечно, не каждый день здесь кино показывают.
  - Что, неужели правда? - подружка моей Верочки пирожное на стол уронила и не заметила. - С кем же вы стрелялись?
  - Неважно, - говорю. А сам плечо потираю — с намёком. Типа, болят старые раны. - Обещал не раскрывать тайну фамилии. Это дело чести.
  - Чести? - клерк недоверчиво скривился, видать, позиции сдавать не хочет перед девушками. - А сами вы, сударь, какого роду будете?
  - Зовут меня Дмитрий Александрович, а фамилия моя вам без надобности.
  Тут девушки совсем раскраснелись. Переглянулись, и давай шляпки и причёски поправлять, как это у них принято. Прихорашиваются. Чувствую, акции клерка сильно упали в глазах публики.
  - Ах, вы из этих… - протянул клерк. По лицу видно — разозлился. - Все знают, кому дают такие имена-отчества…
  Тут я лицо деревянное сделал, обшлага поправил и рукой, будто машинально, к поясу потянулся. Глянул на клерка, тот аж побледнел маленько.
  - Ой, Верочка, нам пора, нам пора! - подружка подскочила, засуетилась. Подняла своего ухажёра и утащила от греха подальше.
  - Скатертью дорожка, - говорю. - Ветер в спину.
  Моя Верочка ресницы опустила, и томно так:
  - Ах, Дмитрий Александрович, вы такой интересный… Пойдёмте на воздух, прогуляемся…
  Пошли мы. Перед уходом я велел оставшиеся пирожные в коробку сложить. Сложили, и ещё сверху добавили — подарок от заведения. Оглянулся я — все посетители (особенно дамы) на меня таращатся, а из глубины зала хозяйка пальчики к губам приложила и дунула — воздушный поцелуйчик послала. Тьфу, ёлки. Не хотел, а прославился. Опять наговорил чёрт знает что. Вот ведь язык без костей — не то у меня, не то у стажёра Найдёнова.
  Потом мы гуляли. Но недолго. Верочка охнула, и прихрамывать начала.
  - Ах, Дмитрий Александрович, я ногу подвернула. Не могу ступить. Давайте ко мне зайдём, я недалеко живу.
  - Давайте, - говорю, а в голове крутится дурацкое — "поедемте в номера!"
  Недалеко, это она загнула, конечно, но через пару-тройку улиц зашли мы в дом. Такие дома доходными называются, вроде. Поднялись по лестнице в квартиру.
  - Мы здесь с подружкой жильё снимаем, - сказала Верочка, открывая дверь. - Вместе дешевле. Зато в городе, и район приличный.
  Квартирка была так себе, но разглядывать особо не пришлось. Верочка времени зря терять не стала.
  Вся квартира состояла из маленькой кухоньки и спальной. В спальной приткнулись у стены повидавший виды комод, столик с зеркальцем, мягкое кресло — и всё. Остальное место занимала кровать.
  Верочка умчалась на кухню и загремела посудой. "Сейчас приду, располагайся!" - крикнула оттуда.
  Присел я на кровать, шинель на кресло бросил. Тут моя подружка примчалась — куда только девалась хромота — в одной руке графин, в другой - рюмки.
  - Вишнёвая наливка, сама готовила!
  Присела рядом на кровать, и выпили мы на брудершафт.
  Ну а потом мы эту кровать использовали по прямому назначению.
  Я только слегка удивился, что девица оказалась совсем даже не девица — хотя вроде бы, какой это век — девятнадцатый? Но всё было весело и даже познавательно. Да, Димка Воронков, тебе ещё учиться и учиться…
  Короче говоря, после всех этих упражнений уснул я. Хорошо так заснул, на мягком. И разбудило меня только падение с кровати.
  Только что спал — и вдруг сижу на полу, надо мной нависает здоровенный мужик, и голос гремит в ушах:
  - Ты соблазнил мою невесту!
  
  
  Глава 7
  
  Нет, не сон это, и даже не кошмар. Не успел я проморгаться, мне влепили пинка. Отлетел я к стене, в комод врезался, аж искры из глаз.
  Мужик за мной прыгнул, смотрю — в руке у него дубинка. Короткая, как раз чтобы под одеждой носить.
  Да что ж такое, все меня побить хотят, и всё по голове!
  Мужик навис надо мной, но сунулся слишком близко. Тут я ему и помог — придал направление башкой в комод. Сам откатился, по пути дубинку у него из пальцев вывернул. Еле сумел - руки у него как ковш экскаватора, пальцы как сосиски.
  Дубинкой отобранной с разворота приложил как следует, и он на комод повалился со страшным грохотом.
  Поднялся я на ноги, а мужик за мной развернулся — ничем его не прошибёшь. Здоровый шкаф, прёт на меня, ручищи расставил. Верочка на постели сидит, простынкой прикрылась, глаза как блюдца. Но не кричит — край простыни в рот сунула, прикусила, только скулит тихонько сквозь зубы.
  Видно, боится скандала.
  Бросился мужик на меня, я быстренько через кровать перекатился (Верочка аж простынёй подавилась) и скакнул к двери. Тут вдруг мне как прижгло спину — там, где печать. От боли аж в глазах потемнело. Споткнулся я, на четвереньки упал, и вовремя — сзади просвистело. Не то кастет, не то кулак. Если бы не упал, прощай, Димка.
  Сквозь туман в глазах увидел — у двери кто-то стоит. Разглядел только силуэт человека. И вдруг я очень ясно понял — он это колдует. Как тот гоблин в переулке, когда пытался мне своей магией недоброе сделать.
  Сейчас то же самое, только гораздо сильнее.
  В один миг у меня всё это в голове нарисовалось. Страшно стало — не передать словами. Аж волосы дыбом. И спина горит невыносимо.
  У кого-то в такие моменты вся жизнь перед глазами проносится, а у меня спасительная идея вспыхнула: если болеутоляющего нет под рукой, можно сконцентрироваться. Вроде медитации. Концентрируешь всю свою боль в одной точке, можно даже на кончике пальца, или в точке воображаемой — и отстраняешься. Вроде есть она, и вот её нет. Боль — отдельно, ты — отдельно.
  Как я это сделал, сам удивляюсь. Но получилось, наверно от испуга.
  Боль сразу резко ослабла, обернулась щекоткой и ушла. Я продолжал её чувствовать, но как под наркозом у зубного. Как будто не у меня болит, а у другого — за стенкой.
  Всё это заняло буквально какие-то секунды, хотя мне показалось, что прошла вечность.
  Тот, у двери, ко мне шагнул. Скомандовал:
  - Держи его!
  Его здоровенный напарник цапнул меня за шею своей лапищей. Вернее, хотел цапнуть. Я дубинку (она у меня от боли из руки выпала и рядом валялась) подхватил и ткнул от всей души. Здоровяк всхрапнул и обмяк возле кровати. А я, не медля ни секунды, в прыжке врезался колдуну головой в живот, и мы на пол рухнули возле двери.
  Он, гад, ловкий оказался. Выворачивался, как угорь. Но Димка Воронков тоже не промах. Уселся на него, ухватил за ногу и на болевой.
  Будь мы в спортивном зале, он ладошкой похлопал бы — сдаюсь, отпустите! Но тут не зал, и мы не на соревнованиях. И о таком способе мой противник, ясное дело, не слышал даже. Не выдержал он, взвизгнул, задёргался.
  А я ему:
  - Говори, тварь, кто ты такой?
  Он визжит, башкой мотает. Я сильнее его прижал.
  - Отпусти! - кричит. - Я всё скажу!
  Ага, отпусти его. Чтобы он опять колдовать начал.
  - Говори так. Ты маг, колдун?
  Он аж хрюкнул подо мной.
  - Нее-е-ет, не-е-ет, - и весь трясётся.
  - Не ври, - говорю, - я сам видел, ты меня магией долбанул. За это я тебе сейчас ногу в трёх местах сломаю.
  - Дмитрий Александрович! - это моя Верочка опомнилась. - Отпустите их, ради всего святого! Вы так шумели, сейчас все соседи сбегутся! Городовые придут!
  Вот чёрт, и правда. Мне-то не очень страшно, а вот подружку подводить ни к чему. Но и отпускать колдуна тоже не хочется. Только говорить начал…
  А этот гад почуял, что я задумался, и зашептал так, что только мне слышно:
  - Сегодня, после пятого звона часов, в чайной у Сытого Гобби… Приходите, я тоже буду.
  - Врёшь, - говорю, и ногу ему потянул.
  - Ай-й-йй! Вавила, стой, не трогай его! - это он дружку своему. Тот оказывается, очухался, и ко мне уже подбирался. - Клянусь, приду один. Никакого вреда вам не причиню. Даю слово — как своему брату.
  Не понял, почему этот прыщ меня братом назвал, ну да ладно. Пошарил у него по карманам, выдернул часы на цепочке.
  - При встрече отдам. Вали отсюда, и мальчонку своего забирай!
  Отпустил колдуна-мага, тот в дверь метнулся. Вавила за ним.
  Верочка с кровати спрыгнула и принялась одеваться.
  - Дмитрий Александрович, уходить вам надо. И мне задерживаться не с руки.
  - Погоди, - говорю. - Так это жених твой был или нет?
  - Нет, я их первый раз вижу. Скорее, пожалуйста, очень вас прошу!
  ***
  Расстались мы на улице. Верочка, снова прилично одетая, в шляпке и перчатках, пожала мне руку на прощанье. За углом её ждала коляска, в ней уже сидела давешняя подружка. Вместе с ними устроилась пышная женщина средних лет и знакомый мне широкоплечий лакей. Все они отгуляли в городе свой выходной, и теперь возвращались обратно, в загородный дом хозяев.
  Помахал я ей рукой издали, постоял немного, чтоб голову остудить. Всякие мысли у меня крутились, одна другой невероятнее. Потом плюнул, и решил всё на месте разузнать. До пяти часов оставалось вполне достаточно времени, чтобы прогуляться спокойным шагом к чайной "Сытый Гобби".
  Над городом загорались первые робкие звёзды. Ветер завивал лёгкие смерчи снежинок под ногами. Я прошёл центральную улицу, где светились огни фонарей и катились редкие пролётки.
  Возле дома градоначальника сияли огни; коляски подкатывали одна за другой, из них вылезали важные люди в мундирах и сюртуках. Суетились лакеи, почти такие же важные, как гости. Стражей порядка вообще стояло без счёта. Судя по всему, из столицы прибыли с проверкой обещанные полицмейстером чиновники.
  Я миновал все эти пафосные здания с их ухоженными оградами, колоннами и крылечками. Спустился ниже по улицам — центр города стоял на холме, и чем дальше ты спускался, тем беднее становились кварталы.
  Прошёл мимо полицейского участка, откуда меня совсем недавно вышибли с треском. Там тоже светились окна. Очевидно, работа кипела, ведь никому не хотелось ударить в грязь лицом при высоких гостях из столицы.
  
  Чайная, где мне назначил встречу колдун-маг, располагалась на окраине. Домишки там стояли бедные, фонари не горели. Если бы не серп луны в чернильном небе и бледный свет из редких окошек, сломать ногу на колдобинах — как раз плюнуть.
  Впереди, на углу светились несколько окон, из распахнутой двери двухэтажного дома вырывались клубы тёплого воздуха вместе с посетителями разной степени веселья. Кажется, то самое место.
  Вывеска над дверью чайной изображала зелёного гоблина с чашкой в одной руке и вилкой в другой. На вилку был насажен не то крендель, не то кот. Гоблин улыбался, выставив круглый животик. Как видно, это означало сытость. Над ушастой головой полукругом было выведено: "Сытый Гобби".
  Отлично, я на месте.
  Я вошёл, и едва не задохнулся от густого воздуха внутри.
  Зал скрывался в испарениях от стоящей в глубине помещения раскалённой печи, парящих самоваров и подносов с жареными пирожками на отдельном прилавке.
  Несмотря на вывеску, чайную посещали не только гобы — как их здесь называли.
  У подносов толпился народ. Жареные пирожки расхватывали… ну да, как горячие пирожки. На место опустевших подносов тут же подтаскивали новые. Взмыленный мальчишка в грязном фартуке не успевал принимать медяки.
  За столами пили чай, водку и что-то ещё самые разные посетители. Водку, правда, пили немного, в основном хлебали горячий чай из больших щербатых чашек.
  Были там по большей части гоблины, молодые и старые, одетые почти поголовно в чёрное. Я так понял, что это их любимый цвет.
  Но и людей сидело немало.
  Откуда-то тянуло едким запахом дешёвого табака и дымящейся травы. К этому запаху примешивался еле уловимый аромат розового масла.
  Я пробился к стойке с чайниками и чашками, нагнулся поближе к гоблину в зелёной рубашке и относительно чистом фартуке:
  - Скажи, любезный, нет ли здесь человека — с меня ростом, худой, волос светлый, на вид лет тридцать — тридцать пять?
  Гоблин глянул на меня кошачьими глазами, сощурился:
  - А вы на какой предмет интересуетесь, господин?
  - Друг это мой, - я вытянул из кармана отобранные у колдуна часы, показал. - Вещь свою у меня забыл. Отдать хочу. Он меня ждёт.
  Гоблин глазами стрельнул туда-сюда, проворчал тихонько:
  - Так бы сразу и сказали.
  Пальцами щёлкнул, сразу подбежал мальчонка в фартуке. Гоб ему приказал:
  - Проводи господина наверх.
  Пошёл я за мальчишкой. Тот ловко проскочил между посетителями, скользнул за печку. Там обнаружился ход наверх — узкий и такой тёмный, что хоть глаз выколи. Но мальчонка уверенно топал по лестнице, и я за ним.
  Поднялись мы по скрипучим ступенькам на второй этаж.
  Вышли в коридор, скупо освещённый керосиновой лампой. По правую и левую стороны коридора виднелись двери, закрытые и открытые. Из открытых дверей несло такой смесью запахов, что хоть топор вешай — или противогаз надевай. Но, как видно, здешние посетители были ко всему привычными.
  Прошёл я по коридору, по дороге заглядывая во все комнаты.
  Везде шла игра. Играли в разное — где в карты, где в кости. Всюду мелькали раскрасневшиеся, посиневшие или позеленевшие лица, кто-то кричал от азарта, кто-то от разочарования. Сунулся я в одну комнату, в другую — толпа вокруг столов, шум, гам… как тут разыскать нужного человека?
  Мальчонка тронул меня за локоть, указал на последнюю дверь.
  Там громоздился бильярдный стол. Народу в этой комнате тоже было много, и большинство следило за игрой.
  Я прошёл внутрь и стал пробираться вдоль стены, ища своего как бы приятеля.
  Но тот сам меня нашёл. Кашлянул над ухом, подморгнул и повёл за собой в уголок, к окошку.
  - Вы принесли мои часы? - спросил. Голос был едва слышен в общем гаме.
  Я показал часы.
  - Благодарю, - он потянулся, чтобы взять их, но я отвёл руку:
  - Зачем приглашал?
  - Мы неправильно начали знакомство, - он скривил губы в улыбке. - Я думал, вы обычный глупец, ходок по горничным, которого можно пощипать за пёрышки.
  - Но я не такой, - ага, сейчас он скажет, что я крут безмерно и почти что гений. Давай замутим дело на миллион. Знаем мы таких.
  - Да, - спокойно согласился он. - Вы не такой. Я заметил печать. Вы ведь, простите, были нагишом.
  Вот как. Я насторожился.
  - Что вам моя печать?
  - У меня такая же.
  Он оглянулся по сторонам — никто не обращал на нас внимания — и поднял рукав. Повыше запястья, на внутренней стороне руки темнел кругляшок печати. Такой же с виду, как у меня.
  - Ну и дальше что? - не стоит подавать вида, что я не в теме вообще. Тогда меня точно ощипают, как птичку.
  - Не буду скрывать, я видел вас раньше. Вы работали вместе с бедняками по найму. Тяжёлый грязный труд. Платят гроши.
  - Что-то я вас там не видел.
  - Я — один из тех, кто платит таким работягам, господин студент. Или вас нужно называть - господин полицейский?
  - Если уж вы взяли на себя труд меня выследить, то наверное знаете, что я больше не полицейский.
  - Да, да… волчий билет и всё такое. Скажите, господин Найдёнов… вас ведь так зовут? Скажите, вам известно ваше происхождение?
  - Только то, что написано в документах, - отвечаю.
  Вот чёрт, кажется, этот мутный тип имеет информацию, и хочет на ней заработать. А я эту информацию хочу получить. Вопрос только в цене.
  Он сочувственно улыбнулся и покачал головой:
  - Понимаю… Люди не хотят, чтобы мы знали правду. Всю правду.
  - Люди? - вот это интересно.
  - Вы сразу поняли суть моих слов, - уважительно произнёс он. - Да, люди. Они не любят нас, других. Не людей.
  Ого. Так и хочется сказать: "Ты на что намекаешь, царская морда?"
  Молчу. Смотрю на него. Тот скривил губы, придвинулся ко мне поближе и прошептал:
  - Вы ведь тоже не совсем человек, господин Найдёнов. Мы с вами — братья по крови.
  
  
  Глава 8
  
  Братья по крови? Что-то не похож он на моего брата…
  Теперь, когда мы стояли нос к носу, я разглядел его повнимательней. Худое, лучше даже сказать — измождённое — лицо. Светлые редкие волосы тщательно приглажены, и свисают прядями на ворот серой тужурки. Глаза бледно-голубые, не то прищурены, не то просто раскосые по жизни. С возрастом, похоже, я ошибся — не тридцать ему, а все сорок, не меньше.
  Отодвинулся он, смотрит на мою реакцию. А я держусь, ничего не говорю, молчу только.
  На шею не кидаюсь с криком радости, вопросами не забрасываю.
  Потому что непонятно ничего. А когда непонятно, нужно больше слушать и надувать щёки. Сойдёшь за умного.
  Он снова зашептал:
  - Сейчас я не могу сказать всё, здесь неподходящее место. Скажите только — вы хотите провести жизнь, копаясь в земле, занимаясь грязным трудом, или желаете достичь большего?
  - Конечно, хочу большего, - отвечаю. - Кто ж не хочет?
  - Хорошо, - шепчет. - Я помогу вам. Мы, существа одной крови, должны помогать своим и поддерживать.
  Ёлки зелёные, да о какой крови он всё время бормочет?! С виду обычный человек, не орг и не гоб. Ну, печать у него… И что она означает? И ведь все про это знают, я один как дурак.
  А он говорит:
  - Негоже одному из нас, такому умному и образованному юноше, как вы, пропадать просто так. У нас пока скромные возможности, но даже сейчас я могу избавить вас от тяжёлого, грязного труда.
  - Сначала про магию расскажи, - говорю. - Что это было, там, на квартире?
  Зашипел он сквозь зубы, зыркнул по сторонам. Похоже — испугался.
  - Не здесь. Я всё объясню, но не здесь. Понимаю, у вас много вопросов. Я позвал вас сюда для лучшего знакомства. Но об этом мы поговорим в другом месте. Сейчас отдайте мне, пожалуйста, мои часы. Скажите, вам нужны деньги или жильё? У вас есть где переночевать?
  Подумал я немного, и часы отдал. Тот ухватил своё сокровище и в карман спрятал, от чужих глаз подальше.
  - Денег маловато, но есть, - говорю. - И жильё имеется. Я не нищий.
  - Конечно, конечно, я не имел в виду вас оскорбить, - пробормотал он, утрамбовывая часы в кармашек. - Сейчас нам лучше уйти отсюда. Не стоит слишком привлекать к себе внимание.
  ***
  Уже совсем стемнело, когда я шёл к себе на квартиру. Голова пухла от новостей. Не то чтобы я сильно удивился — наш человек, насмотревшийся роликов и сериалов, подготовлен ко всему. Но одно дело смотреть на экран, а другое — когда что-то случается лично с тобой.
  Я шёл, разглядывая звёздное небо, а перед глазами стояло лицо этого тощего мага эльфийских кровей. Да, потому что он был эльф — пускай даже наполовину. Из тех, которых здесь называют — эльвы.
  "В нас течёт древняя кровь, - говорил он, и глаза его, раскосые, светлые, возбуждённо горели. - Кровь могучих магов и воинов. Об этом вам не расскажут в университетах, об этом предпочитают молчать газеты и книги. Да! Люди стыдливо замалчивают нашу роль в истории. Но мы есть, и мы помним…"
  Лицо его, худое, обрамлённое белесыми прядями, светилось искренней верой. А я не мог отделаться от мысли, что смотрю сон и вот-вот проснусь. Только вот никак не получается.
  А он всё говорил, и не мог остановиться.
  "Люди оттеснили нас. Они занимают землю, где мы живём. Нас мало, мы медленно плодимся, и не любим шума городов. Люди извратили суть Соглашения. Вывернули слова, исказили смысл. Мы любим траву, деревья, ручейки и озёра с ключевой водой. Люди пашут землю, взрывают корни, корчуют пни. Самые слабые из нас поддались соблазну и продали права на землю. Они ушли в города, ведь так казалось легче жить. Нет, это обман! Обманчивая лёгкость…"
  Он качал головой, волосы шевелились, как живые, из-под прядей проглядывали заострённые, хрящеватые кончики ушей.
  "Некоторые из тех, что пришли в города, забыли кто они. Ради куска хлеба продают себя… Мужчины идут в услужение, женщины торгуют телом… Младенцев, родившихся от неизвестных отцов, подкидывают на пороги приютов. Таких несчастных детей клеймят печатью — при явном подозрении на потомка эльвов. Магия… люди не владеют магией. Печать накладывает лично старший эльв, это клеймо на всю жизнь. Где бы ты ни был, она держит тебя крепче кандалов. Нельзя просто так применять магию, это закон. Любой, кто попробует сделать это, будет наказан. Но тому, кто заклеймён, не стоит даже пытаться. Печать ограничивает возможности, она как путы на руках. Ты чувствуешь магию, она вокруг тебя, как холодная вода, но ты не можешь напиться"...
  "А как же тогда?.." - вклинился я. Как-то ведь он воздействовал на меня совсем недавно, на квартире у Верочки?
  "Можно колдовать, если есть амулет. Он усиливает ту жалкую возможность, которую нам оставили. Чем мощнее амулет, тем больше магии ты можешь использовать. Но амулеты редки, стоят больших денег, и владеть ими запрещено. Только старшие эльвы могут иметь их и пользоваться как угодно".
  "Один орк… то есть орг увидел мою печать и напугался, как чёрт ладана, - заметил я. - Почему?"
  "Орги и гобы тоже владеют магией, но она слабее нашей. Они колдуют по мелочи — делают что-то одно. Кто что может. Если орг или гоб нападёт на одного из нас, он сильно рискует. Ведь у тебя может быть амулет, а печать ставят только эльвам. И тогда… да, такому гобу или оргу не поздоровится".
  ***
  Не заметил за мыслями, как дотопал до своего дома.
  Поднялся наверх. Моя квартирная хозяйка стояла на лестнице и разговаривала с какой-то девушкой. Девушка стояла ко мне спиной, я видел в полутьме только её изящную фигурку. Тоненькая, стройная, отделанное мехом пальто в талию, сапожки на каблучках. Круглая бархатная шапочка, на шапочке брошкой кокетливо приколото чёрное птичье перо.
  - Меняйте компресс, как подсохнет, - говорила девушка моей хозяйке. - Обтирать не забывайте. Микстура в бутылочке, дадите после первых петухов. Если жар не спадёт, пришлите записку с мальчиком.
  - Благодарствуйте, барышня, - хозяйка кланялась и прижимала руки к груди. - Вот, возьмите за труд…
  - Нет, нет, денег я с вас не возьму, - отказалась девушка. - А вы делайте, как я сказала, и всё будет хорошо. Я потом ещё зайду, посмотрю, как ваши дела.
  Хозяйка рассыпалась в благодарностях.
  Я к тому времени подошёл к ним. Девушка повернулась, чтобы уходить, и наткнулась на меня.
  - Ой.
  - Ой.
  Мы оба ойкнули — она от неожиданности. Я тоже.
  Потому что это оказалась девушка-гоблин.
  Нет, я не то чтобы удивился. В компьютерных игрушках приходилось видеть всяких персонажей. Так что пускай другие удивляются. Просто странно видеть гоблина не во всём чёрном, как они здесь ходят, и не в игровых шмотках, как в игре.
  А так она даже очень ничего. Личико гладкое, симпатичное, глаза блестят, на губах улыбка. Кончики ушей заправлены под шапочку, так что издалека и не разберёшь, что это гоб.
  - Здравствуйте, - говорит она.
  - Здравствуйте, - отвечаю.
  Она — с улыбкой:
  - Разрешите пройти?
  Ёлки, это же я ей дорогу загораживаю, так загляделся.
  Посторонился, пропустил.
  - Спасибо, - говорит, - Дмитрий Александрович.
  И цок-цок вниз по лестнице каблучками.
  А откуда она меня знает? Дёрнулся я вслед за ней, да куда там. Убежала, только каблучки простучали да дверь внизу хлопнула.
  - Кто это? - спрашиваю.
  - О, это прекрасная, милая барышня! - закудахтала квартирная хозяйка. - Тому, кто женится на ней, очень, очень повезёт! Учится на сестру милосердия, дежурит при больнице, ходит за хворыми… В свободное время помогает тем, у кого денег нет, и даже платы не берёт. Вот сейчас к моему сыночку приходила, так помогла, такое облегчение… Чудесная барышня!
  Я чуть не оглох, слушая всё это.
  Зашёл к себе, она за мной, и всё трещит, как сорока. Спрашивает:
  - А как у вас с девушкой прошло, с красивой?
  - Всё отлично, - говорю. - Где котёнок мой?
  Она заозиралась, да как крикнет:
  - Дочка, неси котика сюда!
  Представилось мне вдруг, что сейчас её пигалица моего котёнка на блюде принесёт, запечённого в сметане с зеленью. Аж нехорошо стало.
  Но нет, смотрю — девчонка котика в охапку тащит, а на шее у него бантик повязан. Ленточка атласная, и шерсть расчёсана — картинка, а не кот. Фух-х, аж от сердца отлегло. Кто их знает, живут бедно, а котов гобы здесь всё-таки жрут за милую душу. Обычаи у них такие. Скажи кто посторонний — обижаются. А так правда.
  Что-то меня вдруг толкнуло, спросил у хозяйки:
  - Вы знаете, что на мне печать?
  Хозяйка на меня глянула, странно так, и ответила:
  - Конечно знаю, господин Найдёнов. Вы же мне сами и сказали, когда комнату пришли снимать. Неужто не помните?
  Вот как. Знал, выходит, бывший студент Найдёнов кое-что о себе. И даже не скрывал. Непрост, непрост господин стажёр…
  - По голове меня стукнули, - говорю, - вот и не помню. И вот что: я работу нашёл. Так что ночью не пугайтесь, когда дверью хлопну. Я это — иду работать. Разбудите меня через два удара часов.
  Посмотрел, как она рот открыла от такого известия, и на койку завалился. Котёнка к себе прижал, глаза закрыл — и заснул мгновенно. Как выключили.
  
  
  Глава 9
  
  - Долго ещё?
  - Скоро. Терпите!
  Гоблин стучит ногами, топочет, приплясывает от холода. Кутает уши в шарф. Опорки на ногах у него старые, растоптанные, шубейка облезлая.
  - Тише! - шипит наш главарь, и гоблин перестаёт плясать.
  Нас пятеро. Два орка, один гоблин, мой новый знакомец полуэльф и я.
  Ночь — хоть глаз выколи, так темно, небо затянуто облаками, лунный серп похож на расплывшийся рогалик, и света от него — фиг да маленько.
  Гоблинам хорошо — у них глаза как у кошек, видят лучше людей. Орки тоже. А вот мы с моим другом-полуэльфом в пролёте. Хотя новый знакомый и заявил, когда мы на место шли, что эльфы, то есть эльвы, круче каменных гор и способны с закрытыми глазами найти иголку в стоге сена. Не точно этими словами сказал, но в таком смысле.
  Я уже понял, что чувак помешан на всём таком, эльфийском. Даром что полукровка. И на дело мы пошли не столько из-за денег, сколько из принципа. Потому что деньги, что сейчас мимо нас повезут в карете, заработаны на наших кровных братьях. То есть в данном случае — сёстрах.
  Он мне все уши прожужжал, пока собирались. Гоблин и парочка орков уже в курсе были, и внимания не обращали на его речи.
  Ну а мне послушать нетрудно. Не каждый день, то есть ночь, грабить идёшь. Тем более в такой компании.
  Оказывается, имеются в нашем городе бордели. Вполне себе легальные. Есть похуже, есть получше, а самый дорогой — где работают эльфийки. На самом-то деле всё это полукровки. Но и таких может себе позволить далеко не каждый. Потому что девицы эти красоты неземной и выглядят совсем молоденькими девчонками даже в тридцатник и выше.
  Но желающие есть всегда. Для клиентов такая девица — вопрос престижа. Упомянуть при игре в карты эдак небрежно: "А я давеча с эльвийской девкой кувыркался… Ух какая… нашим не чета!" - и сразу тебе уважение...
  Ну и владелец заведения, ясен день, гребёт огромадные тыщи. И тыщи эти хранит в банке, где крутит под проценты. Жиреет, короче, на наших девчонках, гад.
  Возят эти денежки всегда разными каретами и нерегулярно. Боятся лихих людей. Хотя владелец так крут, что грабить его себе дороже, но мало ли что.
  Однако нам повезло — верный человечек нашептал, в котором часу будет перевозка.
  И вот мы ждём, когда подкатит карета с деньгами. Карета неброская, охрана небольшая, хотя и сильная.
  Место удобное - улица здесь узкая, экипажу не развернуться, а нам есть где спрятаться.
  Меня маленько трясёт от волнения, а другим ничего — разве что гоблин мёрзнет. Оркам вообще хоть бы хны, они стойкие ребята. Стоят молча, только глаза блестят в темноте.
  Наш главный притаился в уголке между домами, как тень. Не видно его в темноте, шапку на глаза надвинул, сам в чёрном пальто, и воротник поднят.
  Я его спросил, когда мы сюда шли — не боится он меня на дело брать? Взял бы кого покруче, уж наверняка здесь есть из кого выбрать.
  На что он ответил, что разбойников много, а настоящих друзей по пальцам пересчитать. Одной руки. И что он меня как увидел, так сразу понял, что я для его дел подходящий.
  А что мало нас, так это ничего. Справимся.
  Тут гоблин замер, ухо выпростал из-под шарфа. Подал знак — едут!
  Скоро и я услышал звуки приближающейся кареты. Перестук копыт, поскрипывание рессор, пофыркивание лошадей.
  Наконец во мраке ночной улицы показалась сама карета, запряжённая парой крепких лошадок. Кучер в овчинном тулупе казался в темноте чугунной тумбой.
  Вот лошадиные копыта переступили невидимую черту, обозначенную нашим главарём. Пора!
  Гоблин прыгнул вперёд, преобразился в скачке. Позади кареты, прямо у колёс, возникла чёрная лохматая псина, и завыла душераздирающим воем. Лошади всхрапнули, дёрнули вперёд.
  В тот же момент впереди кареты прямо под лошадиные копыта обрушилось бревно, до этого стоящее вертикально в тёмном углу. Хрясь! Это постарался один из орков.
  Этого даже приученные держать себя смирно при всяких случайностях лошадки не перенесли. Забились, заржали, заметались, дёрнули обратно. Но назад тоже хода не было — колёса прочно застопорили с другой стороны вторым брёвнышком, помельче.
  Кучер ничего не успел сделать. Свистнуло гасило в умелой руке орка. Удар гирьки сбил кучера с насиженного места на землю.
  Не теряя времени, наши орки подскочили с двух сторон, рванули дверцы кареты. Запоры хрустнули и отлетели.
  Сейчас же изнутри бабахнуло, и в лицо орку, что сунулся в дверь, ударил воздушный кулак. Орк кувыркнулся со ступеньки. Второму, что сунулся с другой стороны, прилетело дубинкой по лбу. Головы у орков крепкие, но и дубинка была тяжёлая. Зашатался орк, стал на землю сползать.
  Наш главарь-полуэльф прошипел что-то, махнул рукой в полутьму открытой настежь кареты. Внутри бумкнуло, заклубился вонючий дым. Там вскрикнули, закашлялись. Наружу высунулся кто-то в чёрном. Полуэльф другой рукой махнул, добавил дымка.
  Этот, в чёрном, по ступеньке скатился, нам под ноги.
  - Держи его! - прошипел наш главарь, а сам на ступеньку вскочил и в карету полез.
  Один из орков очухался от удара, и снова в карету запрыгнул, рыча от злости. Другой, ушибленный сильнее, лошадей стал держать, на это его хватило — держит, сам пошатывается, шепчет им то-то и по мордам гладит. Лошади подрожали, подрожали, и вдруг успокоились. Стоят, мордами поматывают, будто удивляются: а что это сейчас было?
  Внутри кареты суета, возня, рессоры покачиваются. Видно, инкассатор не сдаётся без боя.
  Я в это время озирался — не идёт ли кто, не спешит ли на помощь ночной городовой со свистком. Хотя место глухое, и случайных прохожих с огнём не сыщешь, но кто знает?
  Наш гоблин уже сбросил личину собаки — он не превращался, на самом деле просто иллюзия — и наклонился над выпавшим из кареты. Ухватил его цепкими пальцами за ворот, другую руку на затылок положил. Забормотал что-то.
  Внутри кареты заорали, гоблин дёрнулся, ладонь соскользнула. Тот, кого он держал, с карачек взвился, гоблина отшвырнул к стене и в карету прыгнул — на подмогу. Не бежать бросился, а своему помогать.
  А меня он не заметил — я в темноте стоял, шинелька на мне моя старая, студенческая, картуз на лоб надвинут по самые уши, и лицо сажей разрисовано. Не человек — привидение.
  Гоблин о стену дома ударился и на землю рухнул, лежит, корчится. Я скакнул вслед шустрому инкассатору — тот уже по пояс в карете скрылся — и ткнул ему пальцем между рёбер. Тот хрюкнул, обмяк. Заломил я ему руку, из кареты вытащил, рядом с гоблином уложил. Пнул ещё разок для верности.
  Тут из кареты орк вылетел, за голову держится и скулит по-щенячьи. Изнутри такая брань отборная летит, заслушаешься.
  - Держи этого! - скомандовал я орку, указал на лежащего, а сам в карету полез — на помощь.
  Смотрю — там между сиденьями двое ворочаются. Над дверцей внутри кареты маленький фонарик покачивается, еле светит, но видно, что наш главарь на инкассатора навалился и руки ему держит. А тот зубы оскалил, и колдовать пытается. Орка уже достал, вон тот как вылетел.
  Я понял, что он хочет сделать, мне недавно объяснили доходчиво. С каждой денежной каретой колдун едет, не то чтобы слишком сильный, но на одно дело заточенный — деньги уберечь. Если совсем край, и денежки вот-вот отнимут, колдун должен применить специальное заклинание. Деньги от такого превращаются… ну, не в тыкву, но брать их после этого не стоит.
  К счастью, заклинание требует особенного жеста обеих рук. И тут надо успеть не дать этот жест сделать. Вся трудность ограбления в том и состоит, чтобы в нужный момент проскочить — когда охрана ещё не настолько испугалась, чтобы денежки попортить. Им же потом отчитываться, а кому это надо…
  Не успел я буквально секунду. Колдун рванулся что есть мочи, нашего главаря боднул в лицо. Тот завалился, руки разжал. Колдун обернулся — я уже внутри был, на сиденье запрыгнул — ладони поднял, будто сдаётся, и пальцы скрутил, вроде кукиша. Магический жест!
  А я машинально за пальцы, в кукиш скрученные, его ухватил.
  Руки обожгло, будто я за раскалённый утюг ухватился. В полутьме кареты мне на миг показалось, что внутри моих ладоней, обхвативших чужие, загорелось по прожектору.
  И одновременно вспыхнула огнём печать на моей спине.
  Так меня ещё не припекало. Кричу, и чувствую, что огонь от ладоней дальше потёк, к локтям, по ключицам — и к печати. Там и так жгло, а тут полыхнуло. А я ору и руки разжать не могу. Как приклеился.
  Огненный вал весь сконцентрировался в печати, спрессовался немыслимо, как белый карлик, застыл на краткий миг, перекинулся ледяным пятном… и погас. По рукам от плеч к запястьям прокатилась щекочущая холодная волна. Пальцы, сведённые судорогой, отпустило. Я разжал руки и шлёпнулся задом на сиденье кареты.
  Колдун, которого я держал за кукиши, постоял на коленях, глядя безумным взглядом — глаза его так широко раскрылись, что едва не выпадали из орбит — и повалился навзничь.
  Кажется, всё это заняло пару секунд. Наш главарь едва успел приподняться, из разбитого носа его только начинала сочиться кровь.
  - Деньги! - прохрипел он. - Деньги!
  Мы подняли сиденье — там оказался окованный металлическими полосами сундучок. Металл посверкивал синими искрами защитного заклинания.
  Полуэльф снял с шеи амулет, - камешек на цепочке, помахал им над сундучком, пошептал чего-то.
  Сундучок перестал мигать, замок тихо звякнул. Один из наших орков сбил замок и откинул крышку.
  - Скорее! - прохрипел наш главарь. Глаза его горели диким огнём в свете фонарика, голос срывался. - Берём и уходим!
  Наш гоблин как раз закончил бормотать заклинание забвения над вторым инкассатором, которого я уложил возле кареты. Там же валялся оглушённый ударом гасила кучер. Если бы не шапка из овчины, дело кончилось бы скверно. Но сейчас он лежал, бессмысленно ворочая головой, и вяло моргал. Гоблин успел поколдовать и над ним. Теперь ни инкассаторы, ни кучер не вспомнят, кто их грабил и сколько нас было. Только расплывчатые фигуры, невнятные голоса — и всё.
  Мы выскочили из кареты и дали дёру. Но перед этим я достал платок и тщательно протёр все ручки и края дверей кареты. Даже по сиденью прошёлся. Платок был пропитан адской смесью табака, розового масла и керосина. Ни запаха для служебных собачек, ни отпечатков пальцев. На магию надейся, а сам не плошай.
  Наш главарь зарычал было на меня, но я только глянул искоса и спокойно закончил дело. А потом мы так рванули, что ветер засвистел в ушах.
  
  
  Глава 10
  
  Ночь закончилась в одном из борделей, девицы которого должны были обеспечить нам полное алиби. Я бы предпочёл мою Верочку, но выбора не было.
  По случаю удачного дела не скупились. Мы расселись в гостиной, и к нам впорхнули девицы разных мастей.
  Заведение было не из самых дорогих, но вполне приличное. То ли лучшее из худших, то ли худшее из лучших — как посмотреть.
  Девицы оказались не слишком юные, но симпатичные. По тутошним меркам, конечно. Здесь предпочитают дам пышных, как булки, крупных и упитанных. К тому же круглолицых, румяных и накрашенных по нынешней моде.
  Я аж ноги подобрал, когда по ковру возле дивана, где нас усадили, закружились в темпе вальса соблазнительные дамы пятьдесят последнего размера. Все они были в каких-то кружевных кофточках с открытыми плечами, а разноцветные юбки разлетались от движения, показывая ноги аж до талии.
  Меня кружевными топиками на лямках не удивишь, у нас женщины и не так ещё ходят. А мои друзья аж рты пооткрывали от восхищения.
  Дамы крутились, поводили руками, улыбались яркими губами. Показывали себя во всей красе.
  Кстати, гоблинских женщин нам не привели. Может, они не желают в борделях работать, а может, никто их не хочет. Зато орчанки были — парочка. Крепкие, гладкие, мускулистые, лица круглые, глаза густо подведены чёрной краской. От этого они стали похожи на кошек. Даже не на кошек — на пум. Тех, которые в горах живут, и на диких коз охотятся.
  Орчанки кружатся, ногами притопывают и кошачьими глазами зыркают. И мышцы под гладкой желтоватой кожей перекатываются. Такая обнимет — мало не покажется.
  Мои приятели-орки недолго смотрели, сразу их под бока ухватили и в номера повели.
  Наш гоблин носом пошмыгал, на диване поёрзал, и выбрал самую пышную даму из всех, что возле нас крутились. Обхватить не смог, рукой за талию цепляется и глаза жмурит от удовольствия.
  А я потерялся совсем: вроде хорошо, девушки вокруг прыгают, а всё равно как-то стрёмно. Но просто так сидеть ещё глупее.
  Смотрю — одна, не самая толстая, всех дальше от нас танцует. Её остальные толстухи оттеснили. И так она на меня смотрит, как будто я пироженка, а девице кушать нельзя после шести.
  Подмигнул ей, она сразу всех растолкала, на коленки ко мне брякнулась. Да, увесистая девица, ничего не скажешь.
  Повели нас с ней в комнатушку отдельную, я только краем глаза успел увидеть, что главный наш неторопливо огляделся, и хозяйку заведения к себе поманил. Он вообще до этого сидел с кислым видом, как разборчивый клиент в ресторане, которому трюфеля не того размера положили.
  Хозяйка к нему на диван присела, и зашептались они о чём-то. Ну а потом мне не до них стало.
  ***
  Я шёл домой под утро. В теле приятная усталость, в кармане приятная тяжесть денег. Не вся доля из тех, что мы честно награбили, а её часть — на житьё и развлечения. Остальное наш главный припрятал, и обещал приумножить.
  Пришёл домой, смотрю — пигалица-хозяйкина дочка на полу сидит и книжки какие-то в портфель засовывает. Портфель старый, потрёпанный, порыжевший от старости, но ещё годный. Девчонка книжку туда суёт, а сама носом шмыгает и сопли утирает.
  - Ты чего? - спрашиваю. - Обидел кто?
  Она пищит:
  - Ай, господин Найдёнов, котик ваш пропа-а-ал! Нигде нету, и там искала, и здесь, и под кроватью, и под лестнице-е-ей… На улицу бегала, звала. Нету-у-у-у!
  - Успокойся, - говорю. - Вот он. Живой и здоровый.
  И котёнка вытаскиваю из-за пазухи.
  Девчонка завизжала от радости, ко мне подскочила, котёнка на руки и давай наглаживать.
  И воркует нежно так:
  - Ах ты моя кися, где ти била, утипути… Шёрсточку растрепала, ленточку потеряла… мамочка тебя поругает… сейчас я тебе новую повяжу…
  Фу-ты ну-ты, в общем.
  По-честному, я сам удивился, когда котика во внутреннем кармане нашёл. Но потом сообразил. Я ведь старую шинельку свою напялил, когда грабить собирался. Она тёмная, неприметная и старенькая, если что — не жалко. А котёнок, как видно, туда спать залез, по привычке. Я же его из парка в этой шинели тащил.
  Обнаружил, когда после приятной ночки с девицей одевался. Сюрприз.
  В общем-то, его девица и нашла. Тоже сюсюкать начала, как эта пигалица. Женщины...
  Пигалица уже моего котика на коленки усадила, расчёску достала, чешет. Новая ленточка тут же лежит, розовая.
  А я смотрю на книжки, что возле открытого портфеля лежат. Похоже на учебники. Подобрал одну, другую. Что-то знакомое почувствовал, будто уже держал в руках - так привычно в ладонь легла. Открыл, стал перелистывать. Ну да, учебник.
  Что-то зацепило взгляд. Стал читать.
  "Повелел великий царь Пётр Алексеевич, чтоб земли от реки до гор заселить пришлыми нелюдями: эльвами, гобами и орками, как они себя называют, и пошлин с них не брать в первые пять лет. Как пройдут пять лет, пошлины брать в половину от обычного. С тех, кто на промысел в другие земли ходить желает, брать как обычно…"
  Стоп. Что за дела? Когда это Пётр Алексеевич такое говорил?
  Давай ещё книжку листать.
  "В лето семьсот пятнадцатого взят на службу Альвус Демикус, из роду эльвов. Прибыв с кораблём норвежским, выказал желание послужить государю Петру Алексеевичу, и службой доказал усердие своё"…
  О как. Интересно девки пляшут… Я аж вцепился в книжку, быстро перелистывая страницы.
  Так, так… Я, конечно, историю не на отлично знаю, но основное бодро пересказать могу. А тут не то, что я учил, совсем не то…
  "По одним сведениям, благородный эльв прибыл на торговом судне из северных стран, по другим — был взят в свиту во время путешествия великого государя Петра Алексеевича по странам Европы..."
  Как видно, супруга государя Екатерина Первая весьма благоволила к благородному эльву после спасения этим самым эльвом малолетнего сына и наследника государя от тяжкой болезни… После излечения наследника был благородный Альвус пожалован землями и деньгами. Дворянских званий не принял и потомкам не передал… Удовольствовался землями, деньгами и должностью при особе государя.
  Неплохо устроился! Ну так ничего удивительного, за такие заслуги... Дальше… Несколько страниц слиплись, но я не обратил внимания — зачитался.
  Похоже, прибытием одного эльва дело не ограничилось. Появились его соплеменники, за ними подтянулись гоблины и орки… то есть гобы и орги, как их называли. Государь счёл их полезными и щедро выделил пришлым не-людям земли под расселение. Правда, без фанатизма - головы при этом не потерял, и загнал пришельцев подальше от столицы. Пускай границы охраняют и глаза не мозолят. Но самых влиятельных эльвов всё же при себе оставил — понятно, почему.
  И пошла история развиваться совсем не так, как я знал по своим учебникам, которые в том, другом мире, остались.
  Я листал страницы, с жадным нетерпением вчитываясь в незнакомую мне историю.
  
  ...Стали орги и гоблины, не считая немногочисленных на том момент эльвов, на неудобных землях жить, замиряя опасных соседей. Магию применяли без всяких ограничений, потому что никаких инструкций на этот счёт тогда не было. Плодились и размножались с усердием, благо пока земли было достаточно, охота шла успешно, а пшеница, рожь и прочие зерновые пёрли на свет как ошпаренные. Да собственно так и было.
  Но оказывается, не все магические существа к нашему государю на службу попросились. Нашлись и те, что в другие страны пришли, и там уж свою выгоду не упустили.
  
  Официальная версия была суховата, но можно было читать между строк, и то, о чём я догадывался, вызвало мурашки по всему телу. Аж руки вспотели, держащие книжку.
  
  ...Так государства усилились вдруг, что воевать начали, воспользовавшись новыми магическими возможностями. Заключались и расторгались союзы, армии, усиленные боевыми оргами и гобами, маршировали туда-сюда, и ничто их не останавливало, только другая такая же армия. Горела земля, воспламенялся воздух, рушились горы и высыхали поля…
  ..."Страшные дела творились, не передать словами. И до такого истощения в конце концов землю довели, что государи и слуги их собрались и решили магию больше не применять ни для войны, ни для чего другого. А применять только тем, кому позволено, то есть высшим альвам и ближним их. А другим только по особому разрешению"...
  "Земли для оргов и гобов отвели, согласно закону, подписанному великим государем. А кто захочет в другом месте жить, должен иметь разрешение. Но не больше нужного числа, также в законе оговорённом. И магии чтобы никого из них не обучать, а только если нужно для дела".
  
  Прочитал я, аж голова кругом пошла. Вот так учебник истории…
  Выходит, я — то есть господин Найдёнов — потомок эльвов, существ с магическим даром, что ещё при дворе Петра Первого обосновались. И наворотили оные эльвы изрядных дел. Не совсем понял, откуда орки и гоблины взялись, но по намёкам получается, что они с эльвами явились, только были рангом пониже. Может, слуги или вассалы эльфийские, кто их теперь разберёт.
  Странно вообще, откуда эльвы взялись так неожиданно. Не было, не было, и вдруг — здрасьте! Может, как в книжках пишут, произошло сопряжение сфер или два мира соприкоснулись… как это там называется. Проникли сюда, а назад уйти никак. Вот и крутятся здесь. Да и войны какие-то загадочные. Вроде помогали людям, а вроде сами дрались… Может, землю (во всех смыслах) делили, но не срослось.
  И теперь сидят тихо, чтоб совсем не прижали.
  Эльвы, похоже, устроились неплохо, если не считать всяких полукровок. А гоблинам с орками повезло меньше. Плодятся они быстрее, чем эльфы, а толку что — работы нет. Магичить не каждому разрешают, а просто работа вся между людьми поделена. Земля у гобов и оргов тощая, урожаи крохотные, без магии хоть плачь. А в городах люди все хорошие места расхватали. Нелюди по окраинам ютятся и перебиваются кто чем может. Вот и промышляют всякими делами — а куда деваться?
  
  Тут меня прервали. Мальчонка, сынок квартирной хозяйки, записочку притащил. Запищал рядом, заскакал, бумажкой размахивая, я аж подпрыгнул от неожиданности и едва книжку не выронил. Отдал пигалице учебник, бумажку развернул.
  А это мой новый друг эльф-полукровка, он же главный по ограблениям, встречу назначил. Срочную.
  Полуэльв, похоже, вообще спать не ложился. Глаза горят, лицо ещё больше заострилось.
  - Господин Найдёнов, - говорит, а сам аж дёргается от возбуждения. - Вы умеете играть в карты?
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"