Аннотация: Миниатюра на тему нового года. Юмор, сюр, всяческое безобразие...
Дед открыл дверь. Наружу вырвались густые клубы горячего душистого пара. Хлопнула деревянная вывеска: "Приют усталого странника". Пониже вывески на косяке болталась под ветром приколотая записка: "Частная вечеринка. День мистических сущностей".
Дед басовито кашлянул, разогнал разноцветное облако ладонью. Густой пар со змеиным шипением растворился в воздухе. На красной шубе осел аляпистый кислотный узор.
- Тьфу, химия. Здорово, братья! - пробасил Дед.
Братья отозвались, кто во что горазд. К гостю обернулись сразу десяток лиц - рогатых, бородатых, ушастых и просто лысых, как колено.
В зале гремела музыка. Разношёрстные музыканты играли, как в последний раз.
Гремели бубны, бренчали струны, громыхали литавры, рокотали барабаны всех форм и размеров, истерически завывала флейта.
От взятой лихим скрипачом ноты лопнули гранёные стаканы за спиной лопоухого бармена. Бармен меланхолично подобрал осколки, а один, самый крупный, украдкой сунул в рот и принялся грызть, как леденец.
- Заходи, дорогой, что стоишь, как неродной! - крикнул один из завсегдатаев, весь в белом, с блестящей от пота лысиной. На грудь его спускалась тонкая, тоже ослепительно белая, бородка. Кончик бородки был замаран в чём-то красном - не иначе в вине. Чашу с багряного цвета жидкостью держала дама внушительных габаритов и широкой улыбкой на круглом лице. Кроме улыбки и чаши, на даме был только кожаный передничек, с которого скорняк позабыл отрезать пушистый хвост.
Дед степенно прошествовал в зал. Нового гостя встретили радостными криками. У дальней стены, где полыхал очаг, приветливо потеснились.
Гость присел рядом с очагом. Стена, которой коснулась красная шуба, сразу покрылась изморозью. Очаг взметнулся синим пламенем и съёжился в комок.
Трое гостей, что сидели рядом, одобрительно завопили, застучали кубками о стол. На столешницу выплеснулась жидкость разной степени крепости. Тут же на деревянной поверхности стола проступил пьяно лыбящийся лик, махнул длинным языком, смёл лужицы и исчез, довольно ухмыляясь.
Длинноухий слуга в белом балахоне выслушал заказ, мигом обернулся и поставил перед гостем огромный кубок с дымящимся сбитнем. Из кубка торчала когтистая птичья лапка и пара разноцветных зонтиков.
- Опоздавшим - штрафную! - утробно захохотал один из гостей - крепкий дядя в обвисшей широкополой шляпе и трубкой в зубах. Трубка нещадно дымила, дядя регулярно сплёвывал на пол и утирал потные руки о полы чёрного кафтана. Длинная ржавая цепь, обмотанная вокруг его пояса, грозно гремела.
- Штрафную! - поддержали остальные.
Дед крякнул, поднял кубок, вытащил оттуда за когтистую лапу здоровенного ворона. Отбросил птицу и одним махом осушил посудину. Ворон, хрипло каркая, кувыркнулся в камин. Выпрыгнул оттуда, весь в синем пламени, и отряхнулся. С перьев полетели брызги коктейля.
- Эх, хороша настойка! - дед захрустел ледяным огурчиком. - А скажите мне, братья мои чудесатые, не видали вы нынче друга моего? У нас здесь встреча назначена. Сани мои самоходные взял, починить обещался. Предоплату стребовал - стопроцентную.
- Стопроцентную? - тип в обвислой шляпе выпустил густой клуб дыма. Воздух вокруг сгустился до невозможности. Курильщик снял с пояса топор и повесил на ближайший дымный завиток. - А рога у него были, у друга твоего?
- Рогов я не приметил, - пробасил дед. - Язык у него длинный. Красный такой, острый... что твоя змея.
- Э-э, друже, - сочувственно присвистнул один из гостей, весь чёрный от сажи, в золотых висячих серьгах и красных панталонах. Стащил с головы бархатный берет и шлёпнул с размаху на стол. - Плакали твои сани!
Лицо на столешнице недовольно сморщилось от удара и выплюнуло клочок бархата.
- Не может быть, - усомнился дед. - Такой честный малый, хорошо говорил... соловьём разливался.
- А копыта у него были? - спросил чернолицый.
- Как у козлёнка, - вздохнул дед. - Это ж надо - под самый новый год! Подарки, письма - хоть разорвись. Что делать, други?
- Что делать, пить! - гаркнул тип в обвислой шляпе.
Музыканты врезали по инструментам. Загремел венский вальс вперемешку с канканом.
Гости, что ещё стояли на ногах после коктейлей, пустились в пляс.
Чернолицый в бархатных штанах ухватил за талию бойкую старушку с метлой, и лихо закружил по залу. Почтенный старец в длинном балахоне и с густой бородой склонился над пышнотелой дамой в переднике и позвал на тур вальса. Дама, не церемонясь, взяла старца в охапку и повела наискосок через зал в ритме танго.
Скоро уже ничего не было видно от табачного дыма, цветочных лепестков, беспорядочно летящих откуда-то сверху и клубов душистого пара, исходящего от огромной чаши с глинтвейном. Музыкальная какофония сотрясала стены.
Оставшиеся за столом у камина дед, тип в цепях, и подсевший к огоньку пират в треуголке и дырой в груди на месте сердца налили себе по стаканчику.
- За что пьём? - твёрдо, как говорят глубоко пьяные, спросил дядя в цепях и шляпе.
- За деда моро... моро... морося! - заплетающимся языком выговорил пират. Он вырвал изо рта соседа трубку, жадно затянулся и воткнул ему черенок обратно. Из дыры в пиратской груди выплыло облачко дыма в форме сердца и тихо растаяло. - За дедовы сани!
Зазвенели стаканы. На стол выплеснулась очередная порция живительной влаги, и тут же была сметена длинным языком. Губы на столешнице пьяно причмокнули и пропали.
- Сани - это тема, - рассуждал меж тем пират, снова разливая по стаканам. - В ногах правды нет! Вот у меня корабль... старый, весь в плесени, ракушки по всему килю, якорь им в глотку... зато свой! Летает, что твоя ласточка!
- Куда ж я без них, - печально поддакнул Дед. Они снова чокнулись, и снова налили. Лицо на столе выступило между лужиц глинтвейна, и, пьяно кося глазами, слушало разговор. Его язык махнул по столешнице и остался лежать, счастливо свернувшись в трубочку.
- Вот и я говорю - куда? - поддакнул тип в шляпе.
- Куда, куда, - пробормотал пират. - В Амстердам, за бриллиантами... потом в Портленд, оттуда прямым ходом на Ямайку... табак, ром, девчонки...
- У тебя когда корабль отплывает? - икнув, спросил Дед. - Не опоздаешь?
Пират не ответил. Он спал, и ему снились ром и девчонки.
- Корабль отплывает, - пьяно поддакнуло лицо со столешницы. Он улыбалось размякшими губами, и никак не могло свести глаза к переносице.
- Уплывает! - тип в шляпе хлопнул по столу. Полетели брызги, лицо ойкнуло. - Чего ж мы сидим?! Корабль-то тю-тю!
- Понятно, - тип в шляпе шагнул к двери, взял висящий у косяка мелок на верёвочке, и большими буквами что-то нацарапал на толстых досках. - Щас сделаем.
Дверь распахнулась. Из открывшегося проёма дохнуло горячим ветром, шелестом пальм и криками чаек. Деда толкнули в спину и выпихнули наружу, в ослепительное утро. Дверь захлопнулась.
***
- Вот и ладненько, - тип в шляпе упал на лавку. Загремела ржавая цепь. Огонь в очаге, обрадованный отбытием морозного деда, снова взметнулся вверх. - Вот и нету старикана. Сто процентов, сто процентов...
- Дырявый, да свой, - пробормотал пират, взял за лапки мокрого ворона и прижал к дырявой груди. Ворон недовольно каркнул, но вырываться не посмел. - Летает, как ласточка.
- Это сани летают, а твою посудину давно на свалку пора, - отрезал курильщик. - Сбыть По-дешёвке первому встречному.
Пират подскочил на лавке. Испуганный ворон взлетел, как петарда, и вцепился когтями в обвисшую шляпу.
- Посудина? Моя ласточка - посудина?!
- Не ори, накличешь лихо, - пробормотал тип в шляпе, пытаясь оторвать от себя ворона.
- Братья, куда Деда девали? - жизнерадостно гаркнул чернолицый. Он подлетел вместе со своей дамой к столу, подхватил стакан глинтвейна и опрокинул в рот. - Нашли рогатого?
- Чего его искать, вот он, - буркнул пират, злобно щерясь. Из дырки в его груди струился сизый дым с ароматом рома.
- Кто тебя за язык тянет! - крикнул тип в шляпе. Но было поздно. Чернолицый радостно захохотал, шлёпнул ладонью по столу. Рука его потянулась вверх, таща за собой длинный красный язык. Лицо на столешнице дёргалось и мычало.
- Ах ты, проказник! - старушка с метлой визгливо засмеялась и вдруг помолодела лет на двести. - А я-то думаю, кто меня с табуретки за попу щиплет!
- Признавайся, куда сани девал? - грозно вопрошал чернолицый, наматывая язык на ладонь. Лицо подвывало, высунувшись из столешницы по самую шею. Показались кривые рожки.
- Уууу!
Из стола высунулась рука, шлёпнула по доскам, отпустила залог, и снова спряталась. Чернолицый наклонился посмотреть. Маленькая фигурка сине-белого фарфора ожила, принялась расти, и превратилась в юную красотку в короткой шубке.
Красотка соскочила со стола и перекинула на грудь длинную косу.
- А где Дедуля?
- Я за него, - невнятно ответило помятое лицо.
- Нет, я, - перебил протрезвевший пират и галантно подал красавице руку. - Мадемуазель... рюмочку глинтвейну?
- Ледяной воды и огурец, - отрезала красавица и дохнула на очаг. Пламя посинело и свернулось клубком. - Ну, шляпа, говори, куда Дедулю отправил?
***
Горячий ветер раздувал потрёпанные чёрные паруса. У штурвала стоял Дед. Шуба его была распахнута на широкой груди, с белой бороды, завязанной для удобства морским узлом, капала талая вода.
- Эй, на марсе, глядеть в оба! - гаркнул Дед. - Шевелись, рачьи дети!
Матросы в позеленевших от ветхости тельняшках сновали по кораблю, как наскипидаренные. Боцман на костяной ноге отчаянно свистел в дудку. Никто не хотел попасть под обжигающе ледяную руку капитана.
- Кажется, всё-таки успеем вовремя, - довольно пробормотал в бороду Дед и лихо крутанул штурвал. Под килем корабля с криками носились чайки. Впереди вставала земля.