Пушкин Дмитрий Сергеевич : другие произведения.

Мои 80-десятые

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Сторона А.
  Эти воспоминания абсолютно субъективны, мало связаны с реальной исторической действительностью, вся хронология повествования, скорее всего, будет безнадежно хромать, более того, я специально не пользовался никаким дополнительным справочным материалом, поэтому легко могу путаться во време-ни и последовательности тех или иных знаковых со-бытий. Я не помню ни точную дату, ни даже год смерти Брежнева (тем более Андропова и Черненко), возможно, приезд в наш маленький провинциаль-ный городишко члена политбюро ЦК КПСС товарища Соломенцева, и его мистическая связь с благород-ным разбойником Зорро - миф, а выход на экраны легендарного телесериала "Семнадцать мгновений весны" произошёл гораздо раньше. Повторяю - это просто детские воспоминания мальчика, чье детство и юность пришлись на странное, неповторимое вре-мя - 80-е годы прошлого столетия.
  Итак, я родился в небольшом южном шахтёрском го-родке в 1973 году, в 1980 пошёл в школу и окончил её в 1990. Именно этому отрезку времени и посвя-щён данный опус.
  Мои родители - обычные советские служащие. Отец - инженер-проектировщик в проектно-конструкторском бюро, мать - сметчица там же. Отец получал 150р. в месяц, мать - 90. В общем нормаль-ная, вполне благополучная среднестатистическая со-ветская семья.
  Я был поздним ребёнком, и в дошкольные годы счи-тался чуть ли не вундеркиндом - в четыре года уже умел читать, писать (правда, квадратными, часто пу-тая Я и R, буквами), считать до тысячи (чем нередко доводил стоящую у плиты мать монотонным бубне-нием - семьсот девяносто четыре, семьсот девяносто пять, семьсот девяносто шесть...). За шалости меня ставили в угол, где висела маленькая (потом я по-черному завидовал другу, у которого висела боль-шая, на всю стену) карта мира, и ещё до школы я наизусть знал все обозначенные на ней государства, их столицы и крупнейшие города. Фантазия бурлила, но не находила должного информационного выхода, поэтому я начал придумывать свои собственные страны. На самом деле советская пропаганда, рас-считанная на среднего, взрослого обывателя, кото-рый мог, сопоставляя доступные ему факты, личный опыт и откровенную идеологическую ложь, нарисо-вать себе более-менее объективную картину мира, на детскую, неокрепшую психику оказывала совер-шенно непредсказуемое влияние. С одной стороны - загнивающий запад, с другой - социалистические страны, летящие в неизбежный коммунизм - мир аб-солютного благополучия. В моей детской голове по-добный, как сейчас говорят, двухполярный мир, был самым естественным состоянием земной (или, если надо, и любой другой внеземной) цивилизации. Смущали две вещи - иностранные (западные) филь-мы, иногда, пусть даже напрочь зацензуренные, но все-таки выходившие на советские экраны, и нали-чие на карте мира огромного количества государств неясной политической направленности. Особенно это бросалось в глаза уже в школе, в начальных клас-сах, после достаточно бестолково проведенных уро-ков политинформации. В западных фильмах не было даже намека на то, что безработные, умирающие от голода и холода, угнетенные расовой дискримина-цией негры вповалку лежат на улицах сверкающих неоном капиталистических городов, а немытые ба-стующие рабочие роются в кишащих крысами мусор-никах в поисках хлеба. Хотя нечто подобное в наши детские головы навязчиво пытались вдалбливать ещё с первого класса. Не вру - была даже идея соби-рать продукты и старую поношенную одежду, чтобы послать все это несчастным американским рабочим. Кроме того, я смотрел телевизионные новости и пы-тался читать газеты, что вносило ещё большую сумя-тицу в мою незрелую психику. Второе - порождало обилие стран, ну никак нигде в политических сводках не упоминающийся, причем, судя по карте, крупных, либо по территории, либо по населению - Китай, Япония, Бразилия, Аргентина, Австралия, Индия, Ин-донезия, Канада. А ещё была Африка, с единствен-ной враждебной Советскому Союзу страной - ЮАР с жестоким апартеидом. Краем уха я слышал что-то про войну в Афганистане, и про то, что против нас якобы воевал Пакистан, так что эту страну я тоже воспринимал, как однозначного врага. Далее оста-валось только фантазировать. Поэтому я заселил мир множеством нейтральных государств, которые в той или иной степени склонялись либо к социализму, ли-бо к капитализму. Это вносило в игру дополнитель-ный интерес. Во многом я промахивался, считая, например, Японию и Канаду нашим (в смысле СССР союзником), а Индию и Индонезию почему-то - вра-гом. Однако недостаток какой-либо информации об окружающем мире быстро надоел, и я начал приду-мывать свои собственные страны.
  Первая придуманная мной страна называлась Мы-шия. Откуда название? Из каких-то глубин моего со-всем уж бессознательного детства однажды всплыло имя - мышонок Пик. Скорее всего это была какая-то сказка, или мультфильм, потом, во взрослом уже возрасте это словосочетание, мне, даже, кажется, встречалось, но факт, что тогда, в дошкольные годы это имя производило на меня фантастическое воз-действие. Многие верили, например, в деда Мороза, а я верил в мышонка Пика. Для меня это был напрочь положительный персонаж, живущий где-то в парал-лельном мире, и помогающий маленьким детям. Лет в пять я даже написал ему самое настоящее письмо (повторяю - квадратными буквами и совершенно безграмотное), вложил в настоящий конверт, и, не зная тогда, куда бросать, кинул его в собственный почтовый ящик. Это казалось мне логичным - если почтальон бросает туда письма и газеты, он же дол-жен и забирать оттуда корреспонденцию. Откуда мне, мальцу, было знать, как работает почтовая служба. На конверте я даже написал какой-то адрес, типа - Мышия, мышиная улица, дом 1, мышонку Пику. Мои родители потом показывали мне это письмо. Они его, кстати, и сохранили для истории, я, уже взрослым, читал его и хохотал до слез. Написанное детским корявым почерком, с чудовищными грамма-тическими ошибками, оно гласило примерно следу-ющее - " Мышонок Пик падари мне пажалуста на день раждения папе сломаный телевизор маме сто рублей, а мне машинку с открывающимися дверка-ми".
  Небольшое отступление. Мой отец - советский (то есть высокообразованный и высококвалифициро-ванный) инженер-технарь, был мастером на все руки. Советская система высшего образования, несмотря на то, что там, как и сейчас, процветали блат, знаком-ства и взятки, была настолько мощной, что создавала своеобразный фильтр, барьер для идиотов. Ни день-ги, ни высокие связи не гарантировали откровенно-му дураку поступить, тем более закончить ВУЗ. И наоборот - безродный, безденежный, но смышле-ный и способный студент-сирота вполне мог полу-чить высококлассное образование. Блестящую карь-еру это не сулило, было такое понятие - номенкла-турная обойма, в которую входили избранные, выс-шая советская каста. Эта обойма пронизывала все общество снизу-вверх, однако социальный лифт все же существовал и исправно работал. Никаких плат-ных "вузов", факультетов и купленных дипломов. Диплом и знания тогда были синонимами.
  Мой отец легко мог починить любое техническое устройство, будь то телевизор, магнитофон, холо-дильник, стиральная машина, часы, радиоприемник или карбюратор в старом "запорожце". Возможно, разобравшись в чертежах, он смог бы отладить даже атомный реактор или пульт управления космически-ми полетами. Не имея возможности приобрести соб-ственный автомобиль (в Советском Союзе с этим бы-ли большие проблемы), он изобретал на бумаге свои собственные эксклюзивные модели, досконально обдумывая каждую деталь, каждое крепление, со-здавал сложнейшие чертежи, и, наверное, даже пре-творил бы эту мечту в жизнь, если бы практичная, лишенная подобного полёта фантазии мать умело не сбивала его изобретательской пыл. Отец даже начер-тил экспериментальную модель самодельного одно-местного вертолета, с кучей не запатентованных изобретений и смелых технических решений. Зная его, я уверен, - это был бы лучший в мире вертолёт подобного класса. За всю свою жизнь отец не прочи-тал ни одного художественного произведения (как он сам шутил - последней такой книгой была детская сказка "лисичкин хлеб", прочитанная в семь лет), од-нако полки его шкафа ломились от технической ли-тературы самой разной направленности. Конечно, это была просто шутка - уж в школе-то обязательную программу он, скрипя сердцем, наверняка осилил. К слову, сказка с таким названием действительно су-ществует. А вот мать, в отличие от отца, была заяд-лым книголюбом, не представляющем себе вечера без детектива, любовного или исторического романа. С учётом чудовищного советского дефицита на по-добные книги - это был подвиг. Какой-нибудь по-держанный, потрепанный томик Дюма или Конан Дойла на чёрном рынке мог стоить 10-20-30 рублей - треть её зарплаты.
  Впрочем, я отвлекся. Отец, в отличие от прагматич-ной (чтение книг и трата ни них изрядной части се-мейного бюджета - не в счёт), умеющей отстаивать свои права, даже где-то жёсткой матери, обладал мягким, спокойным, рассудительным и безотказным характером. Этим вовсю пользовались соседи, дру-зья, родственники и сослуживцы. Если у кого-то что-то ломалось - все шли к нему. Никаких денег за свою работу он не брал - в Советском Союзе это было не принято, хотя от небольших магарычей типа пивных посиделок все-таки не отказывался. Однако делал он все долго, медленно и скрупулёзно, придавая значе-ние каждой мелочи, каждой детали, каждому штриху. Благодаря этому вся его комната и кладовка с ин-струментами было завалена всевозможной поло-манной радиоаппаратурой и механическими изде-лиями, назначение которых, в разобранном виде даже не угадывалось. У него годами могли пылиться чьи-то часы, бобинный магнитофон, деталь мотоцик-ла или детской коляски, до которых просто не дохо-дили руки, и о которых забывали даже сами хозяева вещей. Нередко дело заканчивалось неподдельным изумлением, когда отец вдруг возвращал кому-то взятый лет пять назад радиоприемник - работающий, как новенький. Это все приводило к жуткому захлам-лению его комнаты, превращённой в мастерскую ка-ких-то немыслимых раритетов, и, как следствие, яростному негодование моей, всегда стремящейся к чистоте и порядку, матери, однако, во многом пота-кавший, и даже подчиняющийся ей отец, в своё лич-ное пространство её не допускал, проявляя неожи-данную твердость.
  К чему это пространное отступление? Просто я считал возню отца со всевозможными сломанными аппара-тами своеобразным хобби, любимым занятием, от которого он получает удовольствие, и, возможно, не слишком сильно ошибался. Но чинить чужую технику казалось мне делом совершенно непродуктивным - куда лучше отремонтировать подаренный волшеб-ным мышонком телевизор, и тогда у нас их будет це-лых два! Один, допотопный черно-белый - там, где и был, в комнате отца, и новенький (в смысле - честно починенный, а значит наш) - в комнате, где спали мы с матерью. Мне считалось это верхом крутизны - два телевизора на семью. Я полагал, что даже в Америке такое бывает только у взбесившихся с жиру сверх бо-гачей. Две комнаты, два телевизора, две телевизи-онные программы (а в Советском Союзе было всего два канала - Первый и Второй) - недостижимый иде-ал.
  (Как ещё одно отступление - с помощью собственной оригинально сконструированной антенны, отец ухитрялся ловить ещё и несколько зарубежных кана-лов. Пару, абсолютно точно, на арабском языке с арабской вязью на субтитрах, и ещё несколько евро-пейских - без звука и с отвратительнейшим качеством изображения. Если бы не это, для меня надолго оста-валось бы загадкой, почему при всего двух советских каналах на рукоятке переключения программ теле-визора имелось целых 12 делений).
  Вот почему я попросил мышонка Пика подарить отцу сломанный телевизор - просить совсем новый даже мне, пятилетнему пацану казалось верхом наглости и цинизма. Один-то работающий у нас уже есть! Не уподобляться же проклятым буржуям-капиталистам! А так, если отец починит сломаный, да к тому же ни-чейный, все будет по-социалистически честно.
  Матери я попросил у волшебного мышонка сто руб-лей. Сколько конкретно зарабатывали мои родители я, разумеется, тогда не знал. С пятилетним ребёнком денежные вопросы семьи, естественно, не обсужда-лись, но, умея читать и считать, я имел некоторое представление о ценах на всякие вкусности - моро-женое, пирожные, шоколадки, кстати, реально доро-гие - полтора рубля за плитку! За тот же советский рубль с полтинником отец мог запросто посидеть в парке после работы с друзьями и попить пивка. Вы-просить у матери такую шоколадку удавалось только по очень большим праздникам. Именно мать вела весь бюджет семьи, отец безропотно отдавал ей всю свою получку, оставляя себе только небольшую зана-чку. Так что сто рублей - были для меня нереально фантастической суммой, на которую можно было позволить себе все, что угодно.
  Себе я пожелал так называемую модельку. Под этим словом подразумевались малюсенькие игрушечные модели автомобилей с открывающимися дверками, капотом и багажником. Они были размером при-мерно с детскую ладошку. В свободной продаже мо-дельки практически не встречались, на моей памяти был только один такой случай (в нашем городе) - красный микроавтобус РАФ (Рижская Автомобильная Фабрика) - единственный в Советском Союзе произ-водитель микроавтобусов, которыми оснащались маршрутные такси, бригады скорой помощи и мили-ция, так называемый "рафик". Это собирательное название для всех видов микроавтобусов сохраня-лось ещё долго даже после крушения Советского Союза и появления иномарок. Эта моделька стоила целых шесть рублей, она была железная, увесистая, и у неё, к сожалению, не открывался капот и боковая дверь. Почти все модельки упаковывались в краси-вые, полупрозрачные с одной стороны коробочки. Ребёнком я был, в принципе, не капризным, но, что-бы уговорить маму купить мне эту игрушку, при-шлось долго и клятвенно обещать ей, что я буду са-мым хорошим и примерным мальчиком на свете.
  Считается, что в Советском Союзе не было неравен-ства. Ложь! Оно существовало, причём, думаю, даже ещё в более уродливой форме, чем сейчас. В ны-нешнее время богатые и бедные, обычные и крутые, четко разделены заборами, мигалками, охраной и прочими атрибутами обособленной жизни. Тогда этого не было. Мы посещали одни и те же школы, дружили, ссорились, ходили друг другу в гости, виде-ли кто как живёт, завидовали каким-то мелочам, ко-торые, в общем-то, ещё больше отдаляли нас друг от друга. У одного из таких знакомых, друзей моих ро-дителей, была коллекция из более, чем ста моделек автомобилей. Когда я это увидел, я не мог поверить своим глазам. Там был целый шкаф машинок, запер-тый на ключ, ему, кстати, редко разрешалось играть ими, даже брать их в руки, но все равно - какое бо-гатство! Сотня разных, отечественных и иностранных, современных и старинных моделей, да я и не думал, что в мире существует столько разновидностей авто-мобилей. У другого, его мать работала то ли дирек-тором магазина, то ли товароведом, то ли занимала ещё какую-то серьезную должность в сфере торговли, машинок было поменьше, штук 20-30, но ими можно было играть, они были лёгкие, пластмассовые, все иностранные и красивые. На этом фоне я, со своим единственным железным "рафиком", у которого по-стоянно отваливались дверцы (чинил их, разумеется, отец), выглядел совершеннейшей нищетой. Впрочем, у многих других ребят не было и этого.
  Вру. Еще у меня была зеленая "тойота" спортивного типа, купленная неизвестно, когда, и украденная со-седскими ребятами еще в дошкольном возрасте. Позже появилась и третья - какой-то малоизвестной иностранной фирмы, но у нее, к сожалению, откры-вался только капот, зато под ним угадывались очер-тания самого настоящего двигателя.
  Вернёмся к Мышии. Не слишком мудрствуя, я поме-стил её на огромном острове в самом центре своей детской карты. Рядышком, в противовес, я нарисовал другой остров - Крысию. Разумеется, Мышия была хорошим социалистическим государством, а Крысия - плохим, капиталистическим. Для разнообразия я вы-думал ещё несколько стран-островов, никакой роли, первоначально, не игравших - Жукию, Паукию и, по-чему-то Червякию. Потом добавились Хомякия, Туш-кания, Муравьиния, Комария и прочие. Откуда взя-лась подобная грызуновско-насекомовская тематика, даже не знаю. Просто как-то спонтанно родилась, и все тут.
  Однако весь сценарий крутился вокруг войны глав-ных противников - Мышии и Крысии, мышей и крыс. В те времена, когда не было компьютеров, настоль-ные игры фактически нигде не продавались, а дела-лись вручную, вся детская неуемная энергия расхо-довалась во дворах, однако я был больше домашним, чем дворовым мальчуганом, и, после беготни, мне хотелось посидеть и поиграть в спокойной, уютной обстановке. Тогда я изобрел комиксы. В Советском Союзе такого понятия не было вообще, так что меня можно смело называть первооткрывателем жанра. Аналогия абсолютная. Я расчертил обычный лист ученической тетради на несколько полос, которые, в свою очередь, поделил на фрагменты, где помеща-лись рисунки. Первоначально там не было словесных комментариев и диалогов, они появились позже. Потом в игру подключился мой двоюродный брат - ровесник. Сценарий был прост - крысы (большие че-ловечки с мышиными головами) захватывали мышей (маленькие человечки с мышиными головами), те, после череды приключений, освобождались, и навешивали крысам ...люлей. Эта игра продолжалась недолго и закончилась уже в первом классе. Брат, чуждый мышино-крысиной тематике, ввёл кучу раз-нообразий, мы даже изрисовывали целые тетради, соревнуясь друг с другом, у кого круче получится. По-том мы с братом пошли в разные школы, стали реже видеться, и игра сошла на нет.
  Ещё одним ярким дошкольных воспоминанием была олимпиада в Москве. Это был праздник, не сопоста-вимый, наверное, ни с каким другим событием 80-тых. Вся, без исключения, страна, прильнув к те-леэкранам, наблюдала за состязаниями наших и за-рубежных атлетов. Я, конечно, тогда не знал, что американцы и другие западные страны бойкотиро-вали эту олимпиаду, а следующую, в Лейк-Плэсиде (США) в 1984 году бойкотировали уже мы, поэтому та прошла совсем уж незамеченной, будто её не было вовсе. Но тогда это воспринимались, как всепланет-ный праздник. Ещё бы - в эпоху тотальной изоляции, наша страна вдруг открылась всему миру! Я, как и мои родители, как и весь Советский Союз, не пропус-кал ни одного состязания, хотя в памяти они, увы, не сохранились. Я даже не помню, сколько медалей мы тогда заработали и выиграли ли вообще эту истори-ческую олимпиаду. Зато прекрасно помню её закры-тие. Феноменальное зрелище! Душераздирающая музыка, надувной мишка, улетающий в небеса (по-том долго ходили легенды, где же он приземлился), все мы реально плакали. Даже я, шестилетний пацан, понимал, что этот праздник уникален и никогда бо-лее не повторится.
  Потом я пошёл в школу. Первый учебный год ничем особенным мне не запомнился, разве что суета пер-вого звонка, какие-то речи учителей, линейка, на фоне общего хаоса все это пролетело как-то очень быстро и не замечено. Ещё помню - портфель, точнее ранец. Сначала он был у меня в руках, затем родите-ли повесили его мне на плечи. Всех запускают в шко-лу, у всех в руках портфели. Забыв, что он у меня на плечах (тогда, кроме одной тетрадочки и пенала с ручкой и карандашами, там ничего не было), я в па-нике заметался - где мой портфель? Все с портфеля-ми, а я свой где-то посеял!!! Как меня в школу без портфеля-то пустят? Все дети заходят, держа друг друга за руки, родители где-то в стороне, а я, в слезах и соплях, бегаю по школьному дворику в поисках злополучного портфеля. Меня, конечно, потом оста-новили, долго смеялись, но впечатление от первого звонка было безнадежно испорчено.
  Школа привнесла в мой мир две новые игры - фан-тики и закрутки. Фантики - обертки от иностранных жевательных резинок, особенно из них ценились, так называемые вкладыши с мини-комиксами, они были большой редкостью. Это приводило к вопиющему социальному детскому неравенству. Были дети, у ко-торых фантиков было несправедливо много (кто-то, удачливый, их просто выигрывал, кому-то их приво-зили из-за рубежа). В этом смысле я тоже однажды неслыханно разбогател, когда после первого класса съездил по нереальной тогда турпутевке с мамой в Болгарию. Но об этой фантастической истории я да-лее расскажу отдельно.
  Мои 80-е.
  Ценились, повторяю, только иностранные фантики. Советский пищепром тоже выпускал жевательную резинку для детей, два-три вида, не более. Я допод-линно помню только апельсиновые пластинки по пятьдесят копеек и крутые, редко встречающиеся с магазинах квадратные "Ну погоди!". С учетом того, что на школьные завтраки обычно выдавалось 10-15 копеек, даже они были многим не по карману. И все же советскими фантиками играла только совсем уж сопливая малышня, дети постарше их не признавали, они считались не игральными. Игра строилась так - сначала били ладошкой по своему фантику, если он переворачивался, то по чужому. Если и чужой фантик переворачивался, его забирали себе. В любом дру-гом случае ход переходил сопернику.
  Баталии были страшные. Проигрывались целые со-стояния. Иной игрок мог выйти с большущим пакетом фантиков, а уйти ни с чем. Разыгрывались драмы по-чище, чем в капиталистических казино. Переплюнуть фантики могли разве что закрутки, но о них позже.
  Мы, малышня, за неимением настоящих иностран-ных фантиков (играть в советские было все-таки за-падло), рисовали собственные, вымышленные. У ме-ня была фора - даже в первом классе (спасибо отцу) я неплохо знал латинский алфавит. Имитация ино-странных фантиков вырезалась из листов обычной ученической тетради в клеточку и разрисовывалась совершенно произвольно. Фантазия бурлила, созда-вались целые серии. Я точно помню свою пиратскую - с кораблями, какими-то пальмами, черепами со скрещенными костями и обязательной надписью - pirat. С этим бы неуемным талантом - да в наше время! С безудержной фантазией голозадого совет-ского ребенка не смог бы соревноваться ни один продвинутый западный дизайнер - мы бы их просто уничтожили! Альбомчик с этими рисованными фан-тиками я долго, даже во взрослом возрасте, хранил для истории, но сейчас он, к сожалению, уже утерян.
  Старшие ребята над нами, конечно, смеялись. Даже миллион поддельных фантиков не могли сравниться с одним настоящим.
  В игре разные фантики имели разную стоимость. Сейчас я многого уже не помню, так как фантики, в отличие от пресловутых закруток, сходили на нет классе в четвертом-пятом. Вспоминается, что самым дешевым разменным фантиком была, так называе-мая "белая стрелка" - единственная из тех времен, которая продается и сейчас в наших современных магазинах под названием "double spearmint".
  Пытались играть в значки, марки, и крышки от буты-лок. Игра в марки, почему-то, совершенно не прижи-лась, хотя многие, и я в том числе их активно собира-ли. Возможно они просто плохо переворачивались при ударе ладошкой. В значки и крышки игралось так - в земле выкапывалась лунка, куда надо было их за-гонять на манер гольфа, только не клюшками, а щелчками пальцев. Заранее оговаривалось, можно ли щелкать с колена или с ладошки. Точно так же иг-рали в монеты, но карманных монет у малышни, как правило, не было, а у старших детей существовали свои собственные варианты игры на деньги, напри-мер, от стенки. Играть стандартными крышками от бутылок было удобнее, чем разноразмерными и разнофигуристыми значками, однако Советский Со-юз не баловал изобилием рисунков, размещенных на бутылочных пробках, а иностранных было днем с огнем не сыскать. Запомнилась только крышечка от какой-то отечественной минералки, с красиво выби-тым на ней орлом, да пепси с фантой, написанные русскими буквами, а значит всерьез иностранными не воспринимающиеся. Фанта вообще долгое время считалась у нас чисто советским, только очень ред-ким, напитком. Ни пепси-кола, ни фанта в нашем ма-леньком городке тогда не продавались, однако часто привозились из Москвы или с морей и такой уж большой редкостью не являлась. Как отступление, уже тогда был культ всего иностранного, не важно латинскими ли буквами оно написано, греческими (фантики с необычными греческими буквами цени-лись даже больше американских), арабской ли вязью или восточными иероглифами. Ценились даже ки-тайские изделия - китайцы выпускали тогда не де-шевый отвратительный ширпотреб, а вполне доб-ротную фабричную продукцию, куда круче советско-го г...на. Впрочем, чтобы совсем уж не унижать совет-скую промышленность, кое-какие вещи, вполне кон-курентоспособные на мировом рынке мы все-таки производили.
  В общем, в пробки играли редко. Значки были попу-лярнее, однако их истинную ценность никто не знал. Априори считалось, что самые ценные - с иностран-ной надписью. Случайно найдя у отца старые дедов-ские военные ордена, я начал было выменивать их во дворе на всякое фуфло с надписью типа "baseball club 1978", однако отец быстро это обнаружил, пре-сек и провел серьезную воспитательную беседу.
  Другое дело закрутки. Это было настолько эпохаль-ным явлением, что я даже до сих пор помню все их названия и игральную стоимость. Закрутками назы-вались пластмассовые крышечки от всякого рода со-ветского парфюма. Они были игральные и не играль-ные. Все мягкие крышечки изначально считались не игральными, большинство твердых, пластмассовых - игральными. Было два типа игры - детсадовская, ко-гда играли в лунку, как в значки, классическая и взрослая. В классической, каждый игрок выставлял к стене закрутки, согласно их стоимости, отходил на заранее оговоренное расстояние, и пытался сбить их своей собственной закруткой (битой). Если он не по-падал, ход переходил к другому. Сбитые закрутки иг-рок забирал себе. Был нюанс - если бита становилась цоком, то есть не лежа, а стоя, игрок совершал по-вторный бросок с того места, где она упала. Сбитые закрутки, не упавшие, а также ставшие цоком, не за-бирались и ставились назад к стенке. Во взрослой иг-ре цок не считался, а бита, для массивности залепли-валась изнутри пластилином. Такая бита не считалась закруткой и поставить ее на кон было уже нельзя.
  У малышни закруток почти не было, а если они и по-являлись, то тут же проигрывались более старшим и опытным ребятам. Игра в закрутки продолжалась строго до седьмого класса. С восьмого это считалось позорным и непацанским, поэтому каждое 31-го ав-густа будущие восьмиклассники выходили во двор, и, на глазах плачущей детворы, подбрасывали вверх все выигранные за карьеру закрутки, и топтали их но-гами. Это был целый ритуал, освященный временем, он назывался - колоть закрутки. Мы, первоклашки, потом собирали осколки наиболее ценных, зачастую легендарных закруток и хранили их, как реликвии. К слову, попадались и альтруисты, которые, вместо то-го, чтобы колоть драгоценные закрутки, отдавали их нам, малышам, но это было огромной редкостью.
  Ажиотаж вокруг закруток был страшный! Я знавал ребят, которые клянчили у родителей деньги на, ска-жем, мороженое, а скопив нужную сумму, покупали в универмаге одеколон с особо ценной закруткой, скажем, за рубль или за два. Одеколон тупо выбра-сывался или выливался, а закрутка тут же проигры-валась. Куда уж там современным игроманам с их игральными автоматами.
  Закрутки делились по типам и цветам. У каждой был свой редкий цвет придающий ей стоимость. Самой дешевой считалась белая "простуха", она стоила од-но условное очко. Выглядела она примерно так.
  Простуха синего и зеленого цветов шла за два очка, столько же стоил и "малек" - белая про-стуха вдвое меньших размеров. Синяя простуха называлась в обиходе "синюхой", а зеленая, соответ-ственно - "зеленухой". Красных и черных простух не было, точнее они существовали лишь в легендах, из цикла - "я однажды слышал от кого-то, кто якобы ви-дел чувака, который знавал парня с красной просту-хой". Возможно, за давностью лет, я где-то могу ошибиться, но легендарные закрутки, которые никто из моего окружения и в глаза не видел, реально су-ществовали. Я столкнулся с этим, когда один из более взрослых сыновей сослуживцев моей матери, кото-рый не стал, по обыкновению, колоть закрутки, а от-дал их мне (целлофановый пакет - штук пятьдесят). Среди нескольких редчайших, заработанных за мно-голетнюю карьеру первоклассного игрока, там была одна, поначалу я даже не счел ее игральной, однако во дворе, в среде старших ребят, она вызвала насто-ящий переполох. Называлась она, извиняюсь за не-литературное слово, - "красная сиська", пошел спор об ее стоимости, сговорились о цене в 62 очка, хотя, подозреваю, я сильно продешевил. Проиграл я ее, естественно, в первый же день.
  Об остальных закрутках. Простуха, имеющая два и более цветов или прожилки, называлась, почему-то "семицветкой", и шла за семь очков. Остальные мальки, кроме белых, приравнивались в цене к раз-ноцветным простухам. Точно не помню, но, кажется, желтых, розовых и оранжевых простух тоже не было. Следующим по стоимости шел "скельтон". Он был только маленьким, хотя о больших скельтонах леген-ды тоже ходили. Белый скельтон шел за два очки, си-ний и зеленый - за четыре, черный - за шесть. Других цветов они не имели, хотя ходили легенды о желтых, красных, розовых и оранжевых скельтонах, и, даже, о скельтонах-семицветках. Факт - уже в постзакру-точном возрасте я реально видел в магазине одеко-лон с настоящим скельтоном-семицветкой.
  Далее шел, так называемый, "грузинчик", прозвание, как я полагаю, произошло от оригинальной верхуш-ки. Грузинчики были большие и маленькие. Большой белый грузинчик шел за два очка, синий и зеленый - за шесть, розовый и оранжевый - за девять, желтый и черный - то ли за двенадцать, то ли за шестнадцать, красных - не существовало (или их просто никто не видел), грузинчик-семицветка - за двадцать четыре. Стоимость маленьких грузинчиков по цветам не-сколько различалась, я точно не помню, но, кажется, черных и желтых не было вовсе, а остальные цвета, кроме синего и зеленого, ценились дороже.
  Следующая закрутка - королек. Они были только большие. Белый оценивался в три очка, синий и зе-леный, как и грузинчики - в шесть, (в некоторых шко-лах и дворах - в девять). Красных я не видел в глаза, хотя они, судя по всему, все-таки существовали. Во всяком случае, многие говорили о них, как о реаль-ном факте. Оранжевый - 12, розовый - 16, желтых и черных не было даже в легендах.
  Далее по возрастающей кабанчик. Они были боль-шие и маленькие. Маленькие, естественно, ценились дороже. Большой белый кабанчик шел за шесть, ма-ленький - за двенадцать. Цветные, в силу их редко-сти оценивались по-разному - от двенадцати до два-дцати четырех. Был, помню, у меня еще большой желтый кабанчик (из того же подаренного кулька), который я оценивал в тридцать два, и этого никто не оспаривал. Потом была закрутка под названием "ро-зочка", слишком редкая, чтобы я помнил ее цену, и упомянутая выше "сиська", попавшаяся мне един-ственный раз в истории. Розочку, в силу скромных художественных способностей, я изобразить не смо-гу, скажу лишь, что ее навершие напоминало коро-левскую корону, или, скорее - папскую тиару.
  Скельтон.
  
  
  
  Грузинчик.
   королек.
   кабанчик.
  
  
  Мы, малышня, не имея по-настоящему ценных за-круток нередко пытались мошенничать. Даже сейчас помню, как я маминым красным лаком для ногтей раскрашивал дешевые белые закрутки, превращая их в особо редкие и дорогие. Получалось топорно - лак ровно не ложился, и обман быстро раскрывался, хотя подобная афера производилась, обычно вече-ром, под покровом темноты. Морду за это не били, но фальшивые закрутки тут же кололись на твоих гла-зах. Лишь однажды мне повезло - краску с плохо окрашенной закрутки я пытался смыть маминой жидкостью для снятия лака. Получился неплохой натуральный розовый цвет. Я даже честно проиграл эту фальшивую закрутку, и никто подвоха так и не заметил.
  Хватит о закрутках. Еще до школы я пытался писать сказки. Где-то до сих пор валяется тонкая учениче-ская тетрадь с желтой обложкой, куда я, в силу ни-чтожных литературных способностей шестилетнего мальчугана, вносил свои убогие этюды. Никакого ин-тереса она не представляет, а вот уже в школе я разошелся - начал писать настоящий приключенче-ский боевик. Назывался он - "приключения двадцати каскадеров". Почему именно каскадеров? Видимо я перепутал их с каратистами, либо не видел особой разницы - и те, и другие - крутые, как сейчас бы ска-зали (тогда такого слова не существовало), парни, умеющие классно драться, защитники слабых, и во-обще супер-пупер герои. Понятия каратэ в Советском Союзе не было, но от старших ребят в школе и во дворе, я, краем уха что-то такое все-таки слышал.
  К делу я подошел всерьез. Герои романа были лока-лизованы и помещены в наиболее подходящую для этого страну на карте мира - Японию. Очень долго я выдумывал им имена и фамилии. Поначалу все шло гладко - Хиросака Наякузи, Кюрююка Натахара, Суд-зиками Моракумо (приблизительно так, точно не помню), но дело вскоре застряло. Выдумать от фона-ря столько японских имен, самому запомнить, чем пресловутый Хиросака отличается от какого-нибудь Хирокимы было даже для меня, автора, весьма про-блематично. Однако решение все-таки нашлось. Я начал давать им английские (какие тогда знал) имена, типа Майкл Шукуюка, Джон Курасюра, или Джек Хи-томато. Но на целых двадцать каскадеров и этого не хватило. Пошли псевдо-среднеазиатские имена (Азия - есть Азия) - Нормулды Рахат-лукумов, Алалай Бах-тыр-Бахтыров и т.д. Кое-как на двадцать человек я имен все-таки наскреб.
  Героев я поместил в город Осака (повторяю - на той маленькой карте мира, что висела у меня на стене, японских городов было штук пять-шесть, которые ле-пились чуть ли не друг на друга, помимо Токио - Нагоя, Саппоро, Хиросима, Нагасаки, Осака, и все, пожалуй).
  Первым событием был переезд всей толпы в Токио. О том, как живут западные (развитые капиталистиче-ские страны, какой в принципе являлась и Япония), я не имел ни малейшего представления, думал, все как у нас, только масштабнее. Из рассказов отца, которо-го часто отправляли в командировки, я слышал о проблемах с гостиницами, он постоянно жаловался, что мест нет, ночевать приходится чуть ли не на вок-зале. По моим представлениям, в Японии дела должны были обстоять еще хуже, поэтому, по приез-ду в Токио, мои герои столкнулись со схожими труд-ностями. В гостиницах мест не было, и они через крышу залезли во дворец какого-то богача (в Совет-ском Союзе считалось - богатый, значит плохой), об-чистили его, отнять деньги у богатого - геройство, насвинячили, и улеглись спать.
  Проснувшись утром, они отправились в аэропорт (то-гда в СССР авиаперелеты стоили копейки, даже я, несмышленый пацан, это знал), и полетели в китай-ский город Урумчи. Зачем-то им понадобилось в Америку, а о том, что можно просто пересечь на са-молете Тихий океан, я как-то не сообразил (карта-то плоская, растянутая от Аляски до Камчатки, это не глобус, в котором легко можно было сориентиро-ваться), поэтому им требовались пересадки. Я и обо-значил на карте несколько таких точек-пересадок. По замыслу, траектория их перемещений не должна была включать в себя территорию Советского Союза и одиозных, с моей точки зрения, стран, типа Паки-стана. В Советский Союз, по сюжету, мои герои должны были попасть только в конце своих злоклю-чений. Как вы, наверное, поняли, эпос до конца до-писан не был - меня привлекли другие игры и инте-ресы.
  До Америки мои каскадеры с некоторыми происше-ствиями все-таки добрались, где их вызвали некие мрачные люди в некий тайный кабинет. Там им предложили какую-то непонятную работу, и только выйдя оттуда, они сообразили, что их завербовало злобное ЦРУ. Не смейтесь - для семилетнего пацана тех времен с минусовым уровнем информированно-сти об окружающем мире и полным отсутствием ли-тературных навыков подобный поворот событий был вполне логичен.
  Первым делом герои отправились в Гондурас вое-вать с повстанцами из Никарагуа. Опять же, не смей-тесь. Информационная каша в моей голове сформи-ровала три основных врага СССР - Пакистан, краем уха, (в официальных СМИ об этом как-то скромно умалчивалось), я слышал про войну в Афганистане, и про то, что именно Пакистан, то ли снабжал врагов оружием, то ли сам непосредственно воевал против нас.
   Второй враг - ЮАР с его апартеидом. Не знаю, как было не самом деле, но преподносилось это очень жестко. Проклятые белые расисты унижали хороших черных парней, как им заблагорассудится - убивали прямо на улицах, отнимали еду, не пускали в школы.
  Враг номер три - Гондурас. В прессе и на телевиде-нии тогда очень много говорили о никарагуанских повстанцах, против которых воевали гондурасские наемники. Никарагуанцы хотели жить при социализ-ме, то есть хорошо и справедливо, а злобные гонду-расцы, поддерживаемые деньгами подлых амери-канцев, за это их убивали.
  Даже США и страны западной Европы (в самый раз-гар холодной войны!!!) настоящими врагами для ме-ня не считались. В конце концов я смотрел телевизор и слышал репортажи наших корреспондентов оттуда, читал в газетах о том, что какой-то посол прибыл ку-да-то с особым визитом. В моей детской голове не укладывалось, как враждебные страны могут обме-ниваться посольствами, пускать друг к другу корре-спондентов и т. д. Я воспринимал эти страны (прежде всего США и ФРГ), просто как соперников в политиче-ской игре, которые втихаря помогают нашим насто-ящим врагам, типа Гондураса или Пакистана.
  Своим детским умом я никак не понимал, почему мы, великая держава, одним единственным могучим ударом не можем сокрушить эти зловредные мер-зопакостные государства, которые и на карте-то не сразу сыщешь.
  Вернемся к отважным каскадерам. Естественно они сразу же перешли на сторону хороших никарагуан-цев. При этом проклятое ЦРУ ничего даже не заподо-зрило (???), и, по возвращению, каскадерам дали новое задание - убивать негров в ЮАР.
  На этом мой творческий пыл иссяк. Появились новые игры, темы и фантазии. Весь опус занял у меня две трети одной тонкой тетрадки, и уже по этому факту можно судить о качестве повествования.
  В Советском Союзе с интересными игрушками было туго, ничего практически не продавалось, кроме пу-чеглазых пупсиков для самых маленьких девочек. Нам же, мальчишкам, хотелось играть в космонавтов, солдатов, отважных путешественников, полярников, на худой конец - в сыщиков или шпионов. Преслову-тые оловянные солдатики (чудовищного качества с плохо обработанными краями, которые приходилось обрабатывать дома напильником) в магазинах ино-гда встречались, но редко, и стоили недешево. Отча-сти их заменяли пластмассовые фигурки - воины разных эпох, и, почему-то, индейцы. Это были целые наборы из нескольких фигурок, которые разбрасы-вались, терялись, обменивались на те же закрутки, валялись по всей комнате, и, ввиду этого, родители покупали их нам крайне неохотно.
  Зато мы, пацанва, нашли выход - пупырчатые мишки. Они продавались во всех ларьках, и стоили, реально - три копейки за пару. Изначальный их смысл - та-лисманчики на машину в честь олимпиады, но насто-ящие счастливые обладатели личных автомобилей брезговали этой чепухней, зато нам, малышам, ку-пить за три копейки сразу две игрушки - счастье. Продавались такие же парные космонавтики, но по-чему-то подобным спросом у нас они не пользова-лись. Возможно, слишком уж топорно и неуклюже они были сделаны. Мишки бывали разных цветов, но в основном синие и зеленые - какой-то чертовски популярный цвет в Советском Союзе. Мы давали им разные имена, всегда англо-американские - еще один штрих к поклонению всему западному. Мишек по имени Михаил или Степан не существовало, зато были Майклы, Джоны и Джеки. У меня их было штук шесть. Любимые - зеленый (или синий) Джон, и, со-ответственно, синий (или зеленый) Джек. Они были братьями, и, естественно, супершпионами. Из очень доступного тогда пластилина я лепил им амуницию и прочий реквизит, типа мечей, щитов и маленьких пи-столетиков. Под эту тему даже начала писаться оче-редная книга, однако ни ее названия, ни содержания я уже не помню.
  В школе у меня появилось два друга - Серега и Леха. Потом добавился Вовчик. С Серегой мы дружили до самого окончания школы и даже после нее. С Лехой я разругался классе в третьем, причем стопроцентно по моей вине, мы даже подрались, и он мне навалял. А тогда нас называли три мушкетера - Вовчик, плот-ного телосложения был Портос, Серега (спокойный и меланхоличный, как удав) - Арамис, а мы с Лехой спорили, кто из нас Атос, а кто Д"Артаньян. Настоя-щую книгу "Три мушкетера", тогда еще, разумеется, никто не читал (мы были слишком маленькие), да и кино вряд ли смотрели, но и так было всем ясно, что Д"Артаньян - главный. Именно Леха придумал для нашей компашки интересное словцо - шайка. Что означает это слово, никто из нас даже не знал, по причине бедности детского лексикона, но звучало оно красиво и таинственно. Неподалеку от школы была аллея с огромными разлапистыми елками (сей-час там все заасфальтировано, и ютятся торговые па-вильончики - спасибо Борьке Ельцину и его бандю-ганам-коммерсантам), но тогда, заползая под это ел-ки, мы попадали в целый мир - волшебный и не-предсказуемый. Кто-то, не помню уже кто, принес неполную пачку сигарет "космос", и мы пытались ку-рить, не в затяжку, а просто так, для крутизны. Наша шайка быстро спалилась, подозреваю, что заложил нас именно Вовчик, хотя прямых доказательств этому нет.
  Скандал был страшный - гудела вся школа! Нас даже вызвали на педсовет, не знаю, как сейчас, но тогда это считалось высшей формой наказания учеников. В школу вызывали родителей, собирался весь педаго-гический коллектив, какие-то представители школь-ного комитета, еще кто-то, нас поставили в классе у доски, задавали провокационные вопросы, на кото-рые мы, первоклашки, в силу малого умственного багажа, могли ответить только одно - я больше так не буду. Смысла обрушившихся на меня обвинений я не понимал. Про злополучные сигареты никто так и не узнал, речь шла лишь о невинной, с моей точки зрения, игре в некое тайное сообщество. Серьезные дядьки и тетки обвиняли нас в асоциальном поведе-нии - словцо, которое я и не знал тогда-то, в антисо-ветчине и склонности к криминалу. Мы краснели и бледнели. Блин!!! А ведь это была абсолютно невин-ная игра четырех друзей-малышей. Шайка распалась.
  Еще одна фишка. В школу мы все ходили в единой форме - дурацкого покроя синий костюм с классиче-ской рубашкой для мальчиков и сарафан (не помню уж какого цвета) с белым фартучком и белыми же бантиками для девочек. На костюме еще были белые алюминиевые пуговицы с точечками. Боже, как я ненавидел эту форму! Если на первоклашках она хоть как-то смотрелась, то в более поздних классах этот мундир с чудовищно огромными идиотскими пупырчатыми пуговицами выглядел просто анекдо-тично. Он вызывал у нас настоящую аллергию.
  Но фишка в другом. Директриса нашей школы пыта-лась ввести правило - в понедельник, среду и пятни-цу ребята должны были ходить в рубашках голубого или синего цвета (девочек это не касалось), а во вторник, четверг и субботу (тогда была шестидневка) - в зеленых рубашках военного образца. С синими рубашками проблем не было. А вот с зелеными...
  Это должен был быть не салатный или иной другой оттенок зеленого, а настоящий армейский цвет хаки. На семилетнего ребенка!!! Такие вообще нигде не продавались, текстильная промышленность Совет-ского Союза их попросту не производила. Некоторые законопослушные родители все-таки нашли выход - кто-то обратился в ателье по пошиву одежды (инди-видуальный пошив даже для тех времен - удоволь-ствие не из дешевых), одна мамаша по случаю при-обрела такую рубашку где-то в Киеве, в местном во-енторге, так назывались магазины, торгующие всякой военной атрибутикой. Когда на каком-то родитель-ском собрании эту мамашу привели всем в пример, моя мать громогласно возмутилась - Я, ЧТО ТЕПЕРЬ СПЕЦИАЛЬНО ПОЛЕЧУ В КИЕВ ЗА РУБАШКОЙ ДЛЯ МАЛЬЧИКА!!! Начался настоящий родительский бунт, и нелепое начинание сошло на нет, хотя изначально планировалось, что дети без рубашек соответствую-щих цветов вообще не будут допущены к занятиям.
  Ближе к концу первого класса, где-то в мае, моей ма-тери вдруг выдали на работе путевку на двоих в Бол-гарию. Немыслимое для советских времен чудо. От-пуска у моих родителей никогда не совпадали, хотя они работали вместе в одной конторе, и отдыхать я ездил или с мамой, или с папой.
  Для выезда за границу, кроме кучи других бумаг, требовалась характеристика с места работы или уче-бы. Мать на работе характеризовалась положитель-но, а вот со мной, первоклашкой, неожиданно воз-никли проблемы. Характеристику должна была написать классная руководительница, а подписать завуч и директриса. Все трое вдруг уперлись - "вер-телся на уроке, зимой играл в снежки, ездил с горки на картонке, бегал на перемене, а однажды потерял карандаш". Такого хулигана нельзя отправлять в дружественную социалистическую Болгарию. Он же опозорит перед иностранцами весь Советский Со-юз!!! Господи, какой маразм - характеристика на се-милетнего пацана для выезда за рубеж!
  Возможно, но не факт, они просто вымогали у моих родителей взятку, и, в итоге, получили ее (что, опять же - не факт, в те времена это не особо практикова-лось), скорее всего им просто хотелось поиграть на наших нервах и показать свою власть. Положитель-ную характеристику, после долгих злоключений, мне все-таки выдали.
  Перед поездкой я прочитал детскую книгу Носова (имя автора я подзабыл, но фамилию помню точно) - "Незнайка на луне". Это было продолжение другой книги - "Незнайка в Солнечном городе", которую я прочел гораздо позже. Повторяю, по-настоящему ин-тересные книги, хоть детские, хоть взрослые, были в Советском Союзе чудовищно недоступны, читалось то, что удавалось урвать - покупалось за немысли-мые деньги на черном рынке, обменивалось на что-то или совершенно случайно выкидывалось в книж-ном магазине. Был такой термин - выкинули или вы-бросили, то есть ни с того, ни с сего вдруг завезли де-фицит в заштатный магазинчик. Товар моментально раскупался, а завмаг обязательно притыривала для себя несколько экземпляров (рядовым продавщи-цам тоже кое-что перепадало), чтобы потом обме-нять их на что-то другое или преподнести в подарок нужному человеку - гаишнику, директору школы, ректору института, главврачу поликлиники. Подоб-ная ситуация происходила с любым дефицитным то-варом в любом магазине, поэтому торговые профес-сии тогда были невероятно престижны.
  Где мать нашла эту книгу, я не знаю. У нее полностью отсутствовал переплет и несколько первых и послед-них страниц. В конторе, где она работала, был пере-плетный отдел, в котором сшивали документы, по-этому книга приобрела более-менее достойный вид, пусть и без яркой обложки.
  "Незнайка на луне" сильно повлиял на мою детскую психику. Сюжет книги таков - коротышки (маленькие неопределенного возраста человечки) из некоего идеального коммунистического мира, где царит аб-солютное равноправие, на космической ракете от-правляются на луну (ракету они по глупости просто-напросто угнали, случайно нажав на какую-то кноп-ку). А на луне царил мир капиталистический, карика-турно показанный - с правом частной собственности, продажными чиновниками и полицейскими, мо-шенниками всех мастей, нищетой пролетариата, ло-пающимися банками и акционерными обществами, грубыми, попирающими человеческое достоинство, законами, но почему-то чертовски привлекательный. Там было что-то правильное, логичное, но моему детскому уму непостижимое. Я вдруг понял, если от-бросить весь негатив, существующий в обоих мирах, и взять все лучшее, получится идеальное государство, где каждый сможет реализовать свои возможности и удовлетворить свои потребности. Тогда, конечно, я таких формулировок не знал, и правильно выразить свои детские мысли не мог, но были некие неосо-знанные ощущения своей правоты.
  Простой пример - акционерное общество. По моей логике выходило, если у одного человека не хватает средств на реализацию какого-то проекта, скажем, постройки детского кинотеатра, почему бы не ски-нуться всей толпой, и не выпустить акции, на которые этот кинотеатр будет построен, тогда счастливый об-ладатель этих акций, мог бы ходить туда совершенно бесплатно, а все остальные - уже за деньги. Эта идея казалась мне абсолютно естественной и социалисти-ческой, но, когда я озвучил ее в присутствии взрос-лых, меня назвали антисоветчиком, антикоммуни-стом, и чуть ли не чуждым элементом. Было обидно, тем более, что я тогда не понимал - ЗА ЧТО? ПОЧЕМУ?
  Сейчас понимаю. Я посмел отобрать у государства его основные функции и отдать их в руки индивиду-ума.
  Игра в выдуманные мной страны приобрела новые оттенки. На выпрошенном у отца листе ватмана я начертил настоящую карту. Она почти не отличалась от реальной, однако существенные изменения в ней все-таки были. Правильную, социалистическую Мы-шию (абсолютный аналог СССР), я почему-то поме-стил в западное полушарие, примерно в район США Напрочь же выдуманную полусоциалистическую-полукапиталистическую, идеальную с моей точки зрения страну - на место нашего Советского Союза. Это была Червякия, никаких существенных ролей раньше, в дошкольные годы, не игравшая. Отчего страна с таким отвратительным названием стала вдруг ведущей и самой сильной в мире, я сейчас да-же не представляю. Просто какие-то невнятные игры детского подсознания.
   Рядом с Мышией я поместил еще несколько остро-вов-государств социалистической направленности, так сказать, братьев наших меньших по Варшавскому договору. В числе прочих были Крысия - страна-ренегат, втихую предававшая социалистические нормы и склоняющаяся к проклятому капитализму (из разных источников я знал, что не у всех соцстран все было так уж гладко, и у Советского Союза тоже были какие-то разногласия с той же Югославией или Албанией), маленькая и пушистенькая Хомякия - страна-ничто, и Тушкания. В моем выдуманном мире обязательно должна была существовать страна по-бедившего коммунизма - полное равноправие, ни-каких денег, каждому - по потребностям, от каждого - по труду. Или как-то так. Ей и стала небольшая ост-ровная Тушкания.
  К северу от Мышии, на месте Канады была Паукия, по замыслу - плохая капиталистическая страна, слишком слабая, чтобы играть серьезную роль в ми-ровых процессах, но гадившая всем подряд и заис-кивающая перед более сильными. К югу, на месте Мексики, была еще какая-то страна, ничего из себя не представляющая, а дальше шла Муравьиния - то-же капиталистическая страна, но с трудолюбивым и изобретательным населением. Она снабжала весь мир разными диковинными вещами.
  Южную Америку я поделил между несколькими ни-чего не значащими странами, типа - просто Жукия, Жукия-Носорогия, Жукия-Оления, еще какая-то Жу-кия, Стрекозия или Стрекозиния, и так далее. Когда моя фантазия иссякла, половину континента я отдал, так называемому СОС - Соединенные Отсталые Страны. В дальнейших играх и вновь начатой и недо-писанной книге, это СОС превратилось вдруг в серь-езное государство, играющее не последнюю роль в мировой политике. Книга называлась - "Приключе-ния летчика Кассия Кая". Оговорюсь - из детских вос-поминаний выплыло только название, сюжет уже забыт, а рукопись не сохранилась.
  Европы, как таковой, на моей детской карте не было. Почти всю ее занимала некая Широкия (запас насе-комо-грызуньих названий иссяк), покрытая дев-ственными лесами, и населенная образцово-показательными крестьянами. Была еще Локория, со столицей Ло - некий прообраз Италии, Гения и Тания (Греция и Турция). Севернее, на месте скандинавских стран, располагались три острова - Токия, Кория и Шумакия (или Шуматия, как-то так). Серьезные, с мо-ей точки зрения государства, а Шуматию (или Шума-хию) я вообще сделал самой богатой страной мира, где каждый житель имеет личный автомобиль, само-лет, и миллион местных шуматийских долларов. Именно там летчику Кассию Каю, когда тот потерпел воздушное крушение, местный крестьянин подарил свой вертолет - мол, ерунда, у меня их несколько, сколько захочу, столько и куплю.
  Перемещения Кассия Кая по выдуманному мной ми-ру были совершенно хаотичны и бессистемны - сю-жет не клеился. Он спасал кого-то, совершал какие-то героические поступки, но в его действиях не про-сматривалось ни логики, ни последовательности. Просто глупая игра.
  На месте Африки располагалось с десяток государств, самые значительные - Северная Мокка (Египет), Южная Мокка (ЮАР) и Центральная Мокка (где-то посередине). Еще были - Пальма, Пальмира (даже не припомню, откуда в моей голове всплыло это краси-вое название), и другие. Среднюю Азию занимали отсталые и недоразвитые Япия и Джеул. Вместо Ин-дии было государство со странным названием Спрут, абсолютно нейтральное и не подчиняющееся ника-ким законам. К Спруту я прилепил еще несколько не-внятных стран с позабытыми уже названиями. Китай я обозвал Кюсю, но никакой политической направ-ленности ему так и не придумал, японские острова - Ялейкой (высокоразвитая страна, тоже абсолютно нейтральная).
  Требовался враг всему миру, что-то типа фашистской Германии, полностью милитаризированной и стре-мящейся к тотальной гегемонии - разжигательнице всех мировых войн. Без такого государства игра те-ряла всякий смысл. Паукия на эту роль не тянула - она граничила только с Мышией, а значит любая война закончилась бы слишком быстро. Ей стала Ро-тия, помещенная на последний незанятый участок карты - на место Австралии. Не знаю, откуда взялось подобное название, но точно не от слова рот. Подо-зреваю, что это как-то связано с наименованием из-вестной тогда восточногерманской шоколадной фабрики "Рот фронт" (красный фронт), звучащей, не-смотря на вкусности, очень уж угрожающе. К Ротии я присоединил мелкий зловредный полуостров - Ко-марию, ее вечную союзницу.
  Интересно, что бы сказал современный детский пси-холог, ознакомившись с этими фантазиями.
  Эта карта висела у меня на стене класса до четверто-го-пятого, за это время я выдумал целых четыре ми-ровые войны, где Ротия завоевывала почти всю пла-нету, но Червякия, в конце концов, неизменно по-беждала.
  Вернемся к поездке в Болгарию, полностью пере-вернувшую мое детское мировоззрение. Прямых рейсов туда не было, сначала мы полетели (или по-ехали на поезде, реально не помню) в Киев. Там нас расселили в какой-то гостинице на отшибе, за ней начинался дремучий лес, гуляя по которому я впер-вые увидел настоящий гриб-лисичку, в наших краях не встречающийся, красивый, яркий и сочный, точно такой, как на картинке.
  Скорее всего в Киев мы ехали все-таки на поезде, по-тому что именно авиаперелет Киев-Варна оставил в моей памяти первое впечатление о самолетах и аэровокзалах. Обидное отступление - пока мы жда-ли регистрации, мать сновала туда-сюда, оформляя какие-то документы, мне захотелось по-маленькому, если вы понимаете, о чем я. Хотелось не то, чтобы сильно, но когда мы зашли на трап и загрузились в салон захотелось уже по-серьезному. Однако во время взлета и посадки ходить в туалет строжайше запрещалось. Я терпел, сколько мог, но в итоге все-таки уписался. За время перелета штаны подсохли, но позор остался навсегда.
  Болгарский городок, в который мы прибыли, назы-вался Албена, а гостиница - Нона. Гид что-то объяс-нял нам о происхождении названия, о древней бол-гарской легенде, связанной с этим именем, но я, по-раженный открывшийся красотой, его почти не слу-шал. В нашем заштатном городке тогда не было ни одного строения, выше стандартной хрущевской пя-тиэтажки, а тут гостиница, этажей в двадцать! Нас по-селили на каком-то надцатом этаже, откуда с балко-на открывались море и пляж.
  В первый же день мы пошли с мамой в город. Такого изобилия я не мог себе даже представить - на каж-дом углу продавалась супер дефицитная пепси-кола и (немыслимо!!!) кока-кола в фигурных бутылочках. В Советском Союзе о ней ходили только легенды. Еще там был напиток под названием "Швепс", долгие го-ды я реально считал его чисто болгарским продуктом, пока он не появился у нас в стране где-то в нулевые, когда мне было уже лет под тридцать. Швепс прода-вался в четырех вариантах - апельсиновый (как сей-час помню - Златен Портакал), грейпфрутовый, ли-монный и горький тоник. Последний мне почему-то нравился больше всего, хотя мать говорила - ну и дрянь, кислятина.
  Везде продавались бананы, хотя у нас, даже в Москве, за ними душились в многокилометровых очередях. Я, повторяю, очень образованный для сво-их лет мальчик, знал, что в Болгарии бананы не рас-тут, не тот климат, их привозят откуда-то из Африки, но почему они без всяких очередей продаются по-всюду??? До этого, в дошкольные годы, я однажды попробовал вкус бананов, их привез из Москвы отец, он еще долго матерился, что простоял в очереди за ними четыре часа. Их было три, я даже написал на эту тему сказку - "три банана". О чем она, я уже не помню, но факт остается фактом - это была дикая эк-зотика.
  Здесь же они продавались на каждом шагу, хуже того, на местном рынке я увидел самый настоящий, а не нарисованный на картинке ананас. Шок!!! Я тогда думал, что ананасы - привилегия обожравшихся буржуев, и подаются они только президентам или большим капиталистам в честь какого-нибудь нацио-нального праздника или юбилея, мысль о существо-вании подобного фрукта в СССР даже не рассматри-валась. Мы, дети, даже спорили, кушает ли Брежнев ананасы, и сходились во мнении - откуда же он их возьмет? А тут, на самом обычном рынке, среди кар-тошки и морковки, дьявольски вызывающе лежит АНАНАС! Стоил он пять левов (один болгарский лев приравнивался к советскому рублю) - дороговато, и все мои мольбы купить его мать проигнорировала. Зато она не жалела денег на книги. Книги на русском языке продавались в лавке рядом с рынком и стоили адекватно - один лев со стотинками (копейками) за экземпляр. Продавец сносно говорил по-русски, и, когда мама с ним разговорилась, я испытал еще один шок. Выяснилось, это был частный торговец, и лоток тоже принадлежал ему! Все на законных основаниях. В СССР подобного даже представить себе было не-возможно, а тут, в нашей напрочь дружественной социалистической Болгарии - совершенно офици-альный частный бизнес.
  Еще - огромное количество иностранных автомоби-лей. У нас в городке первая иномарка появилась году в 1988, и вызвала настоящий переполох. Здесь же они были припаркованы на каждом шагу - всех цве-тов и моделей. Оказывается, в Болгарию приезжали туристы из всей капиталистической Европы - Герма-нии, Франции, скандинавских стран, отдых здесь, при сопоставимом сервисе, стоил значительно дешевле.
  Однако, некие разграничения все-таки были. Для ту-ристов из Западной Европы существовали валютные магазины - аналоги нашей "березки". Нас беспро-блемно пускали туда поглазеть, вроде как в музей, но назначение большинства ярких и красивых упако-вок оставалось для меня полнейшей загадкой.
  Зато рядом с этим магазином валялось неимоверное количество фантиков от иностранных жвачек. Я оду-рел от подобного богатства, ребятам с нашего двора подобное даже не снилось. Сначала я подбирал все подряд, как птица-падальщик (прохожие смеялись, мать бранилась), и распихивал их по карманам, за-тем, поумнев, начал выбирать наиболее ценные и завел специальный пакетик. Потом, вернувшись до-мой, я произвел настоящую дворовую революцию с этим пакетиком, обесценив все имеющиеся у осталь-ных ребят вклады, и проиграв, в итоге, все за месяц.
  Болгария поражала своим изобилием. То, что в СССР считалось немыслимым дефицитом, здесь свободно и без всяких очередей продавалось в любом мага-зинчике. Любые сорта сыра и колбасы. Вспоминаю наши, заметные даже ребенку, пустые прилавки. По-зор Советскому Союзу - мать, в числе прочего, везла домой из Болгарии сыр и колбасу! Я это абсолютно точно помню! Как все это прошло через таможню, не знаю, возможно процедура тогда была проще, но несколько головок сыра и палок колбасы она дей-ствительно привезла.
  Я тогда осторожно поинтересовался у матери - неужели в Болгарии наконец-то построили настоя-щий коммунизм, к которому наша страна идет уже много лет? Мать огляделась, кивнула на какого-то дядьку из нашей группы, и попросила больше не го-ворить на эту тему.
  Было несколько экскурсий, в том числе в знаменитое своим юмором Габрово, там действительно стоит памятник посреди речки. Речушка, правда, так себе - ручеек, но - факт. Еще мы поднимались на какую-то башню, где должно было быть ровно сто ступенек, все считали, и ни у кого никогда не получалось оди-наковой цифры - мистика. С этой башни (кажется, она называлась Плевна или Плевен) когда-то русские войска спасли Болгарию от турок. Но более всего ме-ня, и, в особенности, мою мать поразила деревушка Попово, куда мы попали проездом, по пути, кажется, в это самое Габрово.
  Там располагался двухэтажный магазин русской кни-ги. Попав туда, мне кажется, мама вообще перестала адекватно воспринимать действительность, я тоже ошалел. Полное собрание Конан Дойля на русском языке, весь Дюма, Дрюон. В Советском Союзе за по-добное сокровище оторвали бы голову. Мать набила книгами целый чемодан, который мы (она была очень хрупкой и субтильной женщиной), еле дота-щили до ожидавшего нас автобуса. Набрать больше, просто не хватало сил, тем более, что я постоянно просил - "Чиполино", "Карлсон". Этих книг в Совет-ском Союзе не хватало даже в библиотеках, за ними выстраивались сумасшедшие очереди. Помню биб-лиотекаршу в нашей городской библиотеке - на "Чи-полино", вы сто двадцать восьмой в очереди, а "Карлсона" получите лет через десять, если очень повезет.
  Тут это продавалось совершенно свободно. Именно тогда, я, семилетний мальчик, понял, что СССР - са-мое несправедливое государство в мире, где все - ложь. Меня могут порицать за эти слова, но с тех пор я тихо возненавидел свою страну, дико радовался в свое время краху КПСС, и, с восторгом идиота, голо-совал за развал советской империи. Великая ошибка советского руководства - пускать детей и подростков за рубеж, пусть даже в дружественные социалисти-ческие страны. Слишком ярким был контраст, по-рождающий желание уничтожить этого монстра, под названием СССР. В итоге, мы своего добились.
  Сейчас, конечно, я поумнел, перестал воспринимать все слишком эмоционально, и многие вещи карди-нально переосмыслил.
  Возвращаться в тусклый серый родной городок ката-строфически не хотелось, я даже написал на бумажке клятвенное письмо самому себе обязательно вер-нуться, запечатал его в бутылочку из- под "Швепса", и замуровал ее в трещине фундамента гостиницы. Не вернулся. Скорее всего никогда уже и не вернусь.
  Отъезд сопровождался переполохом и нервотреп-кой. Мать везла на родину восемь (!!!) мест неподъ-емной ручной клади дефицитнейшего товара. Одеж-да, обувь, книги, продукты, консервы - зеленый го-рошек, фасоль, еще что-то, АНАНАСЫ в кусочках, ко-торые стоили гораздо дешевле натуральных, и мама все-таки решила меня побаловать. Вещи мы перетас-кивали по очереди, каждый раз метров на двадцать, чемодан с книгами - вдвоем, потея и чертыхаясь. Еще был огромный тюк с шерстяной основой для накрывания кресел и диванов - огненно-красный, почему-то напоминающий мне о вымерших мамон-тах, мать потом частично распродала его среди сосе-дей и сослуживцев, за неслабые, как я понял, деньги, которые чуть ли не окупили всю поездку. А путевка, со всеми скидками, стоила тысяча двести рублей - ее годовая зарплата. Плюс семьсот, кажется, рублей разрешали обменять на левы. В приведенных циф-рах я могу серьезно ошибаться, мать упомянула об этом как-то вскользь, что-то в моей голове могло и перепутаться.
  Последнее воспоминание - в один из дней был сильный шторм, и с балкона сдуло ветром надувной резиновый детский круг - тогда я еще не умел пла-вать. Было обидно до слез, и мама отправила меня на пляж искать его. Круг я, естественно, не нашел, за-то обнаружил на берегу смятую бумажку в пять ле-вов. С учетом того, что круг стоил один или два лева - неплохой улов. Деньги я естественно отдал матери, и она накупила на них мне всяких вкусняшек.
  Возвращались мы вновь через Киев. Там нас встре-чал отец. Воспользовавшись случаем (бесплатные рабочие руки), мать на оставшиеся деньги понабрала там еще кучу дефицита, уже по-советски, в очередях, увеличив багаж до размеров, совсем уж неприлич-ных для железнодорожных перевозок. Вообще, меня до сих пор удивляет черная неблагодарность наших бывших союзных республик. По-моему, хуже, чем в РСФСР (Российской Советской Федеративной Социа-листической Республике) не жилось ни в одной и них. Дефицит был везде, но дефицит дефициту - рознь. На Украине, в Закавказье или в Прибалтике свободно продавалось то, чего в России днем с огнем было не сыскать. Я знаю, о чем говорю. Мать частенько спе-циально ездила на Украину за продуктами и одеж-дой (граница была недалеко), тем более в Вороши-ловграде (Луганске) у нее были какие-то дальние родственники. Отец, совершенно непрактичный и равнодушный к вещам, привез однажды из тур по-ездки в Армению, на озеро Севан, огромное количе-ство умопомрачительного дефицита. Когда он пове-дал матери, что он мог еще привести, но не привез - пожалел денег (в конце концов это была все-таки ту-ристическая поездка вырвавшегося из семейных оков мужчины, а не шоппинг, как бы сейчас сказали, тур), она просто взбесилась. Когда-то давно они оба побывали в командировке в Литве, что-то вроде кур-сов повышения квалификации, и рассказывали о та-мошней жизни совершенно фантастические вещи. Кстати, мать (отец на подобное никогда не обращал никакого внимания) уже тогда отмечала крайне неприязненное отношение литовцев к русским.
  В августе этого же года отпуск выпал уже у моего от-ца. Мы вновь поехали на море, на этот раз в Сочи, точнее в Хосту (я могу ошибаться, возможно это все-таки произошло годом позже). Там жила бабулька, у которой мои родители останавливались дикарями чуть ли не каждый год. Ее дом находился на горе, да-леко от моря, но брала она за свой флигелек бук-вально копейки. Поездка на поезде (или перелет на самолете) стоили в Советском Союзе столь дешево, что подобные вояжи были доступны абсолютно всем. Дикий отдых в Сочи тогда был по карману каждому, вне зависимости от толщины его кошелька.
  У бабульки жила еще одна семья с сыном - моим ро-весником. В первый же день мы игрались, разбало-вались, разбегались, а под моей кроватью бабуся по-ставила кипятить электрический чайник без крышки. Спрыгивая с кровати, я угодил своей маленькой нож-кой прямо в него. Боль была неописуемой - врачи потом диагностировали ожог второй степени. Меня мгновенно поместили под струю холодной воды из колонки, страшно вспоминать - кожа слезала с ноги вместе с носком, и я это видел собственными глаза-ми! Вызвали скорую помощь, которая так и не прие-хала, меня отвезли в больницу на такси, кое-как об-работали ногу, дали необходимые рекомендации и отправили восвояси. В море я так и не искупался, точнее, обмотав ступню каким-то кульком, пару раз зашел в воду приблизительно по колено. Даже не зашел - наступать на ногу я не мог. Отец весь отпуск проносил меня на руках или на плечах. Держа меня за подмышки, он легонько окунал меня в воду, типа купал. Нога загноилась, и отпуск пришлось прервать.
  Позитивные воспоминания все же остались. В саду у бабульки я поймал громадного, с мою ладошку, если не больше, будто бы выточенного из темно-коричневой полированной древесины жука. Это был то ли жук-олень, то ли жук-носорог, изумительно красивый, похожий на вырезанную искусным умель-цем статуэтку. Я всегда со страхом и брезгливостью относился к разного рода насекомым и паукам (со страхом - к паукам, с брезгливостью - к насекомым), но это существо было приятно на ощупь и совсем не страшное, несмотря на размеры. Сначала я поместил его в стеклянную банку, пытался кормить, играться, но потом, по просьбе отца, все-таки выпустил на во-лю.
  Дома папу ждал скандал. Мать кричала - один един-ственный раз я отпустила тебя с сыном, и ты привез домой инвалида!!! Меня, по инициативе матери мо-ментально госпитализировали - нога реально гнои-лась. В больнице я провалялся около месяца - повяз-ку на ноге регулярно меняли (жутко болезненная процедура), первые две недели школьных занятий мне пришлось пропустить.
  В палате я был самым маленьким. Остальным ребята было лет по тринадцать-четырнадцать. В свободное от процедур время, а его было предостаточно, они играли в новую, неведомую, изумительную по внеш-ней красоте и сложности, игру под названием - "мо-нополия".
  На большом листе бумаги, один из этих парней - не-заурядный, на мой взгляд художник, расчертив лист на множество квадратиков (шедевр рождался прямо на моих глазах), поместил там названия западных фирм (некоторые, за неимением достаточной ин-формации, выдумывал прямо на ходу) и снабдил их нереально красивыми рисунками. Еще были купюры, выполненные столь качественно, что им позавидо-вал бы Центробанк, акции, еще какие-то фишки. От-куда это взялось в то время, остается только догады-ваться. Меня, малыша, естественно, к этим играм не пускали, я смотрел со стороны и жутко завидовал.
  Какие-то моменты этой игры я все же подглядел и запомнил, но попытки внедрить ее во дворе или в школе потерпели крах. То ли я был неважным ху-дожником, то ли не учел каких-то деталей, составля-ющих ее главный смысл.
  Осенью 1981 года умер Леонид Ильич Брежнев. Это была катастрофа вселенского масштаба. Многие лю-ди, не исключая взрослых и вполне разумных, по-настоящему плакали, я же рыдал до истерики. Конец эпохи, конец всей нашей жизни, конец Советского Союза. Жизнь без вечного, великого Брежнева никак не укладывалась в моей детской голове. Хотя анек-доты, подслушанные где-то на кухне ходили даже среди нас, малышей.
  Вообще, наверное, зря называют Советский Союз злым тоталитарным государством с суровым неумо-лимым и все слышащим КГБ, от которого нет никако-го спасенья, и где сажали в тюрьму за невинную по-литическую шутку в трамвае. Я как-то этого не заме-чал. Напротив, анекдоты про Ленина и Брежнева хо-дили чуть ли не открыто (оба были Ильичами, и эта тема вовсю муссировалась в обществе). Мы, малыши, смысла большинства анекдотов не понимали, но охотно пересказывали их друг другу, даже смеялись. Ведь анекдот - есть анекдот, над ним положено сме-яться. Вообще это было время какого-то обществен-ного раздвоения личности, общественной шизофре-нии. При чудовищном уважении к Брежневу и, осо-бенно, к Ленину, над ними потешались все, кому ни лень.
  При этом Брежнев был для нас фигурой вселенского масштаба. Собственно, мы знали только двух совет-ских вождей - великого Ленина и Брежнева. Про Сталина советские средства массовой информации говорили мало, неохотно, и только в связи с победой в Великой Отечественной Войне. Поэтому и нами он воспринимался не как вождь (ни о каких репрессиях "вождя народов" никто и не заикался, даже на кухнях, изрядно подвыпив), а как гениальный военачальник, каким представляли его советские фильмы - мудрый старик в застиранном до дыр мундире, с неизменной трубкой, склонившийся над картой военных дей-ствий. Хрущев не упоминался вовсе, как будто его и не было, эту фамилию знали только самые продвину-тые и эрудированные, такие, как мой друг Серега. И то в плане - вроде был такой генсек когда-то, между Сталиным и Брежневым, больше ничего о нем не знаю.
  Смерть Брежнева потрясла всех, люди недоумевали - как жить дальше, что будет со страной без ее един-ственного и неповторимого лидера.
  Ничего не изменилось, пленум ЦК КПСС выбрал но-вого генсека - никому из нас не известного Андропо-ва. В отличие от заметного, узнаваемого Брежнева, мне он запомнился какими-то худосочным непри-метным очкариком, никак не тянувшего на настояще-го полноценного лидера государства.
  Еще - после смерти Брежнева, был объявлен всесо-юзный государственный траур, нас на целый день освободили от занятий в школе. По причине скорби, эта "халява" прошла незамеченной. Мы не играли во дворе, а тупо плакали, уткнувшись носом в подушку. Настоящие, чистые и наглые школьные прогулы, без медицинской справки или объяснительной записки родителей начались у нас классе в шестом-седьмом, так что лишний будний день без занятий восприни-мался, как подарок небес.
  Чем запомнился Андропов? Практически ничем. Помню, взрослые его не особенно уважали и чуть ли не в открытую ругали за что-то. При Брежневе такого не было - шутки шутками, анекдоты анекдотами, но откровенно оскорблять и материть вождя никто не решался. Впрочем, возможно, я просто тогда был слишком маленьким, и не все разговоры взрослых влетали в мои уши.
  За что ругали Андропова? Кажется, это было что-то связанное с алкоголем и увеселительными заведе-ниями. Он ввел какие-то ограничения - то ли начал прикрывать пивнушки, то ли запретил продавать вы-пивку с какого-то по какой-то час, не знаю. Просто помню постоянные жалобы отца, типа, - "ну вот, те-перь и пива спокойно в парке ни попьешь. Сволочь!" Мне мальцу все это было абсолютно равнодушно. Возможно я что-то и путаю, но ругали его зверски - факт.
  Когда умер Андропов, мы, дети, как бы кощунствен-но это ни звучало, немножко даже обрадовались - еще один день траура, день без занятий, можно с утра до вечера гонять в футбол, играть в закрутки, чи-тать увлекательные приключения или просто без-дельничать.
  После второго класса я впервые отправился в пио-нерский лагерь. Вообще-то в пионеры принимали классе в четвертом, до этого мы все были октябрята-ми, однако любые летние лагеря для малышей тогда традиционно назывались пионерскими. Октябрятами тоже становились не автоматически, был особый ри-туал посвящения - на торжественной линейке стар-шие пионеры прикалывали нам на грудь значки с изображением молодого Ленина. Волнительный момент, сродни папуасской инициации - мы приоб-щались к миру и духу взрослых. Позже, уже став пио-нером, я тоже посвятил в октябрята какую-то девочку - от волнения значок на ее груди прикололся криво и кое-как. Но гордость я испытал неописуемую - вот этими руками просто девочка стала девочкой-октябренком!
  Пионерский лагерь располагался неподалеку от го-рода - километров в пятидесяти, на берегу неболь-шой живописной речушки, впадающей в Великий Дон. Реально красивое место - противоположный берег состоял из древних скал, словно нарисованных на картинке. Плавать я тогда не умел, да мне бы и не разрешили - наш детский "лягушатник" ограничи-вался несколькими метрами, речушка была бурной и опасной.
  Мы делились на три группы - младшая, средняя и старшая, но, за неимением достаточного количества койко-мест нас всех свалили в одну кучу, в общее помещение. Ребята постарше перестукивались через стенку с девчатами, передавали им какие-то запи-сочки, мы, малышня, жили своей жизнью.
  К пионерскому лагерю примыкали холмы, в которых попадались интересные камушки, под названием кремень. Они слоились на тонкие пластушки, из ко-торых вытачивались разные фигурки, в основном - сердечки с дырочками, они потом надевались на шею. Считалось, что из кремня можно было высечь огонь, однако никому никогда не удавалось извлечь даже искорки.
  Был, еще помню, праздник Посейдона - красивое и прикольное зрелище с настоящими профессиональ-ными артистами, они поливали всех нас водой из ка-кого-то ведра, мы визжали, и пытались укрыться от экзекуции. Но в целом отдых в пионерском лагере мне не очень понравился, какая-то стадность, ску-ченность в одном месте множества разных по воспи-танности и менталитету парней и девчат.
  Примерно в это же время, возможно несколько раньше, по телевизору мелькнул супер культовый фильм - "Не бойся, я с тобой". Это была бомба! На моей памяти его никогда больше не показывали, или я просто прохлопал последующие показы, но по-вторно он попался мне совсем недавно на одном из многочисленных сейчас телеканалов. Это несколько смажет нарочитую субъективность изложенного, ибо я теперь помню сюжетную линию, фамилии актеров и, прочие нюансы.
  Но тогда на сюжет внимания обращалось мало. Главное - изумительные драки. Фильм повествовал о том, как опытный цирковой артист (Сан Саныч) по просьбе своего ассистента-кавказца отправился к тому на родину с некой определенной целью - речь шла то ли о кровной мести, то ли о наследстве, то ли о чем-то еще в стиле кавказских традиций. Там этот самый ассистент влюбился в местную красавицу - дочь какого-то полукнязя-полубандита, который от-казал безродному приблуде в руке своей дочери. Меня, малыша, любовная линия не интересовала со-вершенно - дурацкие заморочки взрослых дядей и тетей. Меня завораживали драки! Я никак не мог по-нять, как один человек может противостоять целой толпе. Дворовые и школьные драки проходили стро-го один на один, часто по правилам - до первой кро-ви или если кто-то упадет, пусть даже поскользнув-шись. За этим наблюдало куча сверстников-рефери, которые не позволяли нарушать четкие законы по-единка. По сути это была дуэль с официальным вы-зовом и секундантами. Врать не буду, спонтанные драки без правил тоже случались, но это были еди-ничные, хаотичные случаи. Они не зачитывались в суммарный коэффициент силы и крутизны. Речь, ого-вариваюсь, идет лишь о малышне лет до десяти-одиннадцати. У ребят постарше были свои правила и законы.
  Дальнейший сценарий фильма строился на возник-шем конфликте - перестрелки, драки, побег из тюрь-мы. Все это сопровождалось изумительной музыкой, четко встроенной в ритм разворачивающихся на экране действий.
  Хватит об этом. Пересказывать сюжет увиденного в более зрелые годы фильма - никому не интересное забава.
  Еще одно явление эпохи Советского Союза - автома-ты с газированной водой. Вода с сиропом стоила три копейки, без сиропа - одну. К автомату прилагался классический граненый стакан, который нужно было мыть в специально предназначенной для этого нише - ставишь стакан вверх ногами, нажимаешь на него, и его кое-как опрыскивает струя воды. Стаканы по-стоянно воровали местные алкаши, поэтому их нача-ли привязывать прочной веревкой.
  Суть не в этом. Безвкусная вода за одну копейку ни-кому не нравилась. Тратить три драгоценные копей-ки на вкусную воду с сиропом было жалко, особенно ребятне, неугомонно игравшую во что-то и носив-шуюся туда-сюда. Пить хотелось. Родители выделяли нам десять-пятнадцать копеек в день на школьные пирожки (обед в столовой был бесплатный, но, по сравнению с домашней пищей, жутко несъедобный, к тому же плохо вымытая посуда на километр воняла грязной половой тряпкой). Но даже при тотальном советском дефиците, кое-какие вкусности в магази-нах все же продавались. Те же апельсиновые жевач-ки (я знаю, что правильно писать - жвачка, но для со-хранения натурального антуража, отступаю от этого правила. Как слышится, так и пишется.) за пятьдесят копеек. Еще была кулинария с изумительными по вкусу пирожными. Больше всего мне нравилась шо-коладная "картошка". Она стоила двадцать четыре копейки - мой "заработок" за два школьных дня. Еще было заварное пирожное за шестнадцать копеек и куча других соблазнов. Пирожок, кстати, стоил то ли три, то ли шесть копеек, в зависимости от начинки.
  Тратить лишние драгоценные три копейки еще и на воду, которую, запыхавшись в горячке игр, мы вы-хлебывали в один глоток, решительно не хотелось. Выход нашелся. В нашем городе располагался один из крупнейших на всю страну комбинатов (в целях анонимности я его название не разглашаю), который в постперестроечные времена нещадно разворова-ли и обанкротили. Но тогда там была охрана, КПП, все по серьезному. Однако, разве нас, малышню, можно было остановить подобной ерундой? В забо-рах имелось множество дыр куда и проникали неугомонные исследователи. На территории комби-ната была огромная свалка, которая давала нам сы-рье для множества развлечений. Остановлюсь на од-ном.
  Любопытная изогнутая жесткая стальная проволока с колечками на обоих концах предназначалась для ка-ких-то комбинатовских станков. По неизвестной при-чине, возможно брака, истекшего срока службы или обычного советского разгильдяйства, они кучами ва-лялись на местной свалке - просто подходи и бери.
  Фишка в чем? Если умело вставить эту проволочку в автомат, он принимал ее за трехкопеечную монету, и выдавал вожделенную газировку. Потом проволока, одетая одним колечком на палец, извлекалась.
  Это называлось - "доить автоматы", и требовало не-заурядного мастерства - у кого-то получалось в се-кунду, с первого раза, кто-то ковырялся несколько минут. Эти проволочки - доилки были, по-моему, у всех ребят младшего и среднего школьного возраста. Какой ущерб мы таким образом наносили государ-ству, даже не представляю.
  Главное было - не засыпаться. Один, обычно, доил автомат, остальные стояли на шухере. Взрослые за это дело могли запросто надавать подзатыльников, а то и отвести за уши в детский отдел милиции - страшнейший позор. Для тебя лично, для родителей, для школы, для учителей. Тогда часто встречались та-кие не в меру сознательные, блюдущие свой граж-данский долг советские товарищи.
  В школе у учителя было право в любой момент сде-лать обыск у тебя в портфеле или в карманах на предмет наличия подозрительных вещей, такие до-илки время от времени обнаруживались, изымались, но по причине полной недоказуемости (ну нашел где-то интересную изогнутую проволочку), наказания мы все же избегали.
  Еще несколько слов о социальном неравенстве. Со-ветские люди неформально делились на несколько категорий - не имеющих вообще никаких нужных знакомств, имеющих ограниченный круг нужных знакомств (к ним относилась и моя семья), имеющих связи в серьезных непартийных гражданских струк-турах (торговля, медицина, образование и т. д. ), имеющих возможность выехать за рубеж (не в соцстраны, а за настоящий железный занавес, пусть не в Европу или Америку, то хотя бы в Азию или Аф-рику), и имеющих связи в высших партийных органах - поселка, города, области, республики, в конце кон-цов всей страны. Существовали, разумеется, люди и вне данной классификации.
  После поездки в Болгарию я заразился еще одной болезнью - нумизматикой. Мать привезла в качестве сувенира несколько мелких монет - стотинок. У отца тоже была мини-коллекция из маленького пакетика с чехословацкими, румынскими, польскими и восточ-ногерманскими (ГДР) монетками. В пору моего со-всем уж пеленочного детства (два-три года) ему по-счастливилось урвать путевку по соцстранам - Румы-ния, Венгрия, Чехословакия, ГДР и, транзитом - Польша. Более подробно об этой фантастической "кругосветке" я узнал уже в юношеском возрасте. Отец не давал мне играться с этими монетами, раз-решал лишь смотреть и трогать, хотя сам был чужд коллекционированию, скорее всего он просто хотел сохранить их для истории. Шанс еще раз вырваться за пределы СССР был минимален. Хотя позже, году в 1987 или 1988 такой шанс ему вновь, в последний уже раз представился в виде черноморского паро-ходного круиза с заездом в Румынию и ту же Болга-рию. Больше ни я, ни мои родители за границей ни-когда не были, даже несмотря на падение "железно-го" занавеса и последующую относительную деше-визну турецких и египетских курортов.
  В коллекции были чехословацкие кроны и геллеры, какие-то несерьезные восточногерманские алюми-ниевые марки и пфенниги, румынские и польские мелкие монетки.
  К чему все это? У моего друга по начальным классам Алексея отец был профессором, ректором института, мать тоже занимала какую-то неслабую должность, дядька - мореплаватель, исколесивший весь земной шар. Я часто бывал у него в доме и поражался их не-реальному изобилию. Книжные полки ломились от полных собраний супер дефицитных в СССР авторов, но более всего меня поразил огромный пакет с мо-нетами всяких разных экзотических стран, лежащий в выдвижном шкафу. Они завораживали. Их было столько, что я, приходя к другу в гости, вместо игр мог целый час сидеть и рассматривать каждую - круглую, квадратную, с волнообразным гуртом, с дырочкой посередине, с арабской вязью, иероглифами, непо-нятными алфавитами неведомых стран. Этот пакет, никакой реальной нумизматической ценности не представляющий, просто любопытная коллекция, со-вершенно свободно лежал в незапертом шкафу. Ни-кто в семье даже не знал сколько каких монеток там находится. Тогда я решился на постыдный поступок - спер несколько штучек. Просто запустил руку в пакет, и достал первые попавшиеся. Оправдание я нашел себе простое и, по-советски, логичное - неправильно, если у одного есть чего-то много, а у другого мало. Я провел еще несколько подобных "операций", никто даже ничего не заметил.
  Попался глупо. Одна малюсенькая, неприметная мо-нетка случайно выпала у меня то ли из кармана, то ли из дырки в портфеле. Скандал замяли на уровне ро-дителей, все украденные монеты я вернул, однако в тот дом дорога мне была закрыта навсегда.
  Об инциденте, правда, в виде слухов, узнали многие мои одноклассники, начались пересуды и ничего общего не имеющие с реальным положением дел сплетни. Как итог - нас с Алексеем стравили на драку.
  Как я уже упоминал, драки тогда более походили на дуэль. Мы отошли куда-то за школьные мусорные контейнеры. В качестве зрителей собрался весь класс. Какой-то активист, взяв на себя обязанности рефери, объяснил нам правила драки, в случае их нарушения, мы оба получали по шее. Запрещалось бороться, пи-наться ногами, разрешались только удары кулаком. С Лехой мы были примерно одной комплекции, оба - совершенно не умеющие драться домашние мальчи-ки, но он мне все-таки изрядно навалял. Резюме - "В чем сила, брат? В правде." Я был неправ и получил совершенно заслуженно.
  Вернемся к повествованию. Новым генсеком избра-ли престарелого Черненко. Это был огромный дрях-лый старик, внешне немножко напоминающий неза-бвенного Брежнева. Его правление прошло и вовсе незамеченным. Он царствовал от силы год, и вообще ничем не запомнился. Даже взрослые на кухнях его не обсуждали и не ругали - человек-тень.
  Примерно в то же время по телевизору начали пока-зывать феноменальный по всем статьям телесериал - "Семнадцать мгновений весны". В прокат этот су-перфильм, кажется, вышел гораздо раньше, но для совсем уж маленьких ребят он показался бы слиш-ком нудным и затянутым. Для десятилетнего ребенка - самое то.
  Советское телевидение вообще редко баловало нас чем-то интересным. Вспоминаю телепрограмму тех лет - художественные киноленты шли только в ве-чернее время, да и то не каждый день. Иногда в про-грамме даже не печаталось название фильма - про-сто х/ф (художественный фильм). Оставалось только гадать, что нам покажут на этот раз.
  "Семнадцать мгновений весны" произвели настоя-щий фурор. Во время его показа улицы города будто вымирали, все без исключения следили за смелым героем-разведчиком Штирлицем и его тайной борь-бой со все еще не переставающей интриговать фа-шистской элитой, дни которой были уже сочтены.
  Режиссер, правда, допустил серьезный промах. Кра-сивый, серьезный, немногословный Штирлиц (Тихо-нов) - мечта любой женщины среднего возраста, для нас, пацанвы, выглядел каким-то скучным, неесте-ственно правильным и, даже в чем-то, занудным. За-то окружающие его фашисты - шеф гестапо Мюллер (Броневой), начальник всего отдела Шелленберг (Та-баков) казались более живыми, и вызывали даже некую симпатию. Конечно, мы понимали, что это враги, страшно переживали за нашего Штирлица, но все равно они возбуждали какой-то нездоровый ин-терес, перешедший, в итоге, в наши детские игры.
  Кто-то притащил в школу маленькую брошюрку, в конце которой расшифровывались воинские звания СС. Так мы поняли, что штандартенфюрер Штирлиц - на самом деле был полковником, а группенфюрер Мюллер - генерал-майором. Мой не по возрасту эрудированный друг Серега, рассказал всем прибли-зительную структуру и иерархию фашистской вер-хушки.
  Вновь отступление. Отец Сергея был убежденным, фанатичным коммунистом - редкая даже по тем временам вещь. Свои идеи он пытался привить и сы-ну, что, впрочем, не мешало ему расти раздолбаем и пофигистом. Однако какие-то плоды это все-таки да-ло. Серега в совершенстве разбирался в политиче-ской системе советского государства, знал, например, чем политбюро разнится от Верховного Совета, по-чему самый главный вождь называется у нас гене-ральным секретарем и чем он отличается от номи-нального главы правительства - председателя совета министров. Всем остальным до этого не было ника-кого дела. Ну, висит в школе на стене картонка с фо-тографиями престарелых членов политбюро, распо-ложенных в неведомой нам иерархической после-довательности, еще какие-то рожи то ли министров, то ли фиг знает кого - нас это вообще не интересова-ло. Однако рассказы Сергея навязчиво выводили нас на некие аналогии в политической структуре СССР и фашистской Германии (если кто-то прочтет мои бредни, пусть не ругается, ибо - факт).
  Естественно начались детские игры в шпионов, Штирлицев, тайных агентов, благо телевизор иногда все-таки подкидывал огня в топку интересными шпионскими фильмами.
  Кстати, почему-то всех толстых ребят автоматически стали называть борманами, а тщедушных очкариков - геббельсами, хотя в реальности все было как раз наоборот - Геббельс был большой и тучный, а Бор-ман имел среднее телосложение.
  Ходили легенды, что существует, якобы настоящая книга Юлиана Семенова, по мотивам которой и был снят фильм (на это указывалось и в титрах), но никто никогда не видел ее в глаза, хотя байки типа - одна-жды я встречал человека, который знал кого-то, брат которого читал эту книгу - были не редкость. Впер-вые книга "Семнадцать мгновений весны" встрети-лась мне в продаже только в девяностые годы, и то не в начале, а где-то в середине. Только тогда я ре-ально поверил в ее существование.
  Из-за отсутствия в кармане наличности и уже угасше-го интереса я ее тогда так и не купил, хотя в те дои-сторические годы любой пацан, даже самый оголте-лый неуч, двоечник и хулиган продал бы душу за возможность прочесть эту книгу. Советский Союз действительно, без всяких шуток, был самой читаю-щей страной в мире.
  Тогда же, или несколько раньше, появилась потреб-ность в шифровании. Сначала речь шла о подсказках на уроках. Был выработан целый язык жестов. Имел ли он какое-то отношение к реальному языку глухо-немых, не знаю, но каждая буква обозначалась либо сочетанием пальцев, либо прикосновением к лицу. Например, нос - означал "н", а глаз - "г". Главное было скрыть эти жесты от учителей, которые, разу-меется, тоже не были идиотами и легко могли про-честь нашу обезьянью мимику.
  "Семнадцать мгновений весны" внесли свои коррек-тивы в систему шифрования - секретные записки. Шифр был прост - буквы русского алфавита или за-менялись порядковыми цифрами или элементарно сдвигались на одну позицию, вместо "а" писалось "б", вместо "б" - "в", и так далее. Никакого труда для де-шифрования эта система не представляла, поэтому я (до сих пор горжусь изобретательностью десятилет-него мальчугана) усложнил задачу. Я разбил алфавит на группы - гласные буквы, звонкие согласные, глу-хие согласные, шипящие, каждая из которых шифро-валась отдельно. Не зная алгоритма, прочитать такой текст было совершенно невозможно.
  Суперфильм "Семнадцать мгновений весны" даже натолкнул меня на написание серьезной шпионской книги. Сюжет опять крутился вокруг противостояния хорошей Червякии и плохой Ротии. Тошнотворно со-циалистическая Мышия отошла на второй план. По замыслу, смелый герой-разведчик из свободолюби-вой Червякии, после череды приключений, должен был попасть в фашистскую Ротию и внедриться в ло-гово врага. Повествование не клеилось, герой поче-му-то завис в нейтральном государстве под названи-ем Спрут, на чем книга, собственно, и оборвалась. Писательского дара у меня никогда не было, однако я разработал целую систему воинских званий, долж-ностей и орденов. Я даже начертил эскизы мундиров, погонов и петлиц - по замыслу все население в мили-таризованной Ротии ходило в военной или полуво-енной форме.
  Это был уже последний, и, как обычно, неудачный опыт сочинительства. Усложненная до мельчайших деталей красивая карта выдуманного мной мира из-рядно надоела и перестала быть вдохновителем мальчишеских фантазий.
  Я заинтересовался реальной географией. Неподале-ку от нашего дома был книжный магазин (потом, уже в 90-е он закрылся, туда въехал филиал какого-то банка, затем, когда банк лопнул - контора по про-даже пластиковых окон и так далее). Книжный мага-зин торговал обыкновенной советской макулатурой - сочинениями никому не интересных писателей, ка-кими-то идеологическими брошюрами, научно-техническими изданиями узкой направленности. Но некоторые любопытные вещицы там все же попада-лись. Например - настоящий глобус, которого у нас не было даже в школе, в кабинете географии. Сколь-ко он стоил, вспоминать не хочу, очень дорого, инте-рес был чисто эстетическим, тем более, что все на нем изображенное я и так знал с закрытыми глазами. Другое дело - толстенный подробнейший атлас мира в солидном красном переплете. Его цена была - ровно десять советских рублей. Выпросить подобную нереальную сумму у матери, на, как она сама выра-жалась, дурь и ерунду (иди лучше делай уроки, дво-ечник), было делом совершенно безнадежным. Я каждый день после уроков заходил в магазин, брал в руки атлас и листал его, пока продавщицы не начали узнавать меня в лицо и гнать взашей. Мать, к слову, после полугода бесконечного нытья, я все-таки уло-мал - атлас она мне купила.
  Когда в школе мы играли в "города", мне долго никто не верил, обвиняли в выдумках и мошенничестве - нет такого города!!! Уже позже, во время увлечения футболом (об этом ниже) я на спор вызвался назвать по памяти ровно сто английских городов и проиграл вспомнив то ли девяносто семь, то ли девяносто во-семь. Отыгрался на Бельгии, где умудрился припом-нить двадцать городов, потом принес в школу атлас и доказал, что я не вру.
  Примерно в то же время у нас, детворы, появилось новое, по-настоящему серьезное стрелковое оружие. На смену примитивным рогаткам пришли "воздуш-ки". На том же комбинате, где мы находили пресло-вутые "доилки" для автоматов с газировкой, изредка попадались замысловатые трубочки - широкие алю-миниевые с одного конца и тонкие железные с дру-гого. Эти трубочки приматывались к деревянному прикладу, в широкой, алюминиевой части просвер-ливалось небольшое отверстие, куда ртом вдувался заряд - пластилиновый шарик или свинцовая дро-бинка, закатанная в тот же пластилин. Последний ва-риант был экстремальный - он мог нанести серьез-ную травму. Пневматический эффект достигался с помощью выточенного из дерева поршня, обмотан-ного специально просмоленными нитками. С другого конца поршень имел крестовину, удобную для взве-дения двумя пальцами, она цеплялась за край при-клада, и, одним движением большого пальца, про-исходил выстрел. В качестве приводящей силы ис-пользовалась, так называемая, бинт резина - тонкая широкая эластичная полоска, свободно продающая-ся в аптеках.
  Создание "воздушки" - было целым искусством и за-нимало уйму времени. Мало того, что необходимые трубки штабелями на дороге не валялись, чтобы отыскать их на комбинатовской мусорке приходи-лось совершать не один опасный рейд, где запросто можно было получить по шее от местных ребят, охраняющих свою законную территорию, но еще и приклад, втихаря от родителей, кухонным ножиком вытачивался не один и не два дня. Просверлить пра-вильное отверстие в нужном месте и точного диа-метра - тоже задача не из простых. Не одна дефи-цитная трубка браковалась из-за этого. Плюс - под-гон, калибровка. Кроме того, "воздушка" должна была выглядеть эстетично и эргономично. Коряво и некрасиво сделанные, они попросту позорили свое-го владельца.
  Но так или иначе, пресловутые "воздушки" имели почти все парни, и я - не исключение. Друг в друга стреляли редко, били в основном по разного рода мишеням, нередко по живым - птицам и кошкам. Я этим, правда, не занимался - животных было жалко. Впрочем, убить из "воздушки" птичку, не говоря уж о кошках и собаках, обычным пластилиновым шари-ком было практически невозможно, но боль они причиняли нешуточную.
  Попасться в школе с "воздушкой" - гарантированный привод в детский отдел милиции, педсовет и испор-ченная репутация на все школьные годы, поэтому в школу мы их, как правило, не носили. Впрочем, по-падались и такие отъявленные хулиганы-отморозки, которым все было, что называется, по барабану. Но и во дворе было небезопасно. Бдительные советские граждане, как говорится, бдили. Отнятые такими блюстителями социалистического порядка "воздуш-ки" ломались или изымались, что, с учетом энергоза-тратности их изготовления, сильно удручало.
  Даже удивляюсь, как эта эпопея с "воздушками" не привела к какой-либо серьезной трагедии, по край-ней мере на моей памяти таких случаев точно не бы-ло.
  Еще мы делали "ракеты". Никаких петард тогда не было и в помине, самыми крутыми пиротехнически-ми изделиями были новогодние хлопушки, да бен-гальский огонь. Однако "бабахнуть" хотелось. Конеч-но, можно было просто лупить куском кирпича по пистонам от игрушечного пистолета, но душа жаж-дала большего.
  Голь на выдумку хитра. В советских хозяйственных магазинах продавалась копеечная селитра - кажется, в качестве удобрения. Эту селитру мы разводили во-дой в определенной (не помню уже какой) пропор-ции и вымачивали в ней старые газетные листы. По-том их сушили, конечно, не дома, а на батареях в подъезде. Иные подъезды все были завешаны жел-товатой, едко пахнущей газетной макулатурой. Взрослые, как мне кажется, в большинстве своем не понимали в чем суть явления, и с вопиющим анти-общественным фактом никак не боролись. Хотя учи-теля об этой совсем не невинной забаве были пре-красно осведомлены.
  Эти газетные листы назывались - селитрованная бу-мага. При поджигании они быстро тлели с грозным шипением, но, помещенные в замкнутый объем, взрывались. Сила взрыва была, конечно, невысокой и не травмоопасной, чего не скажешь о температуре горения. Потушить селитрованную бумагу было ой как непросто и ожог она давала нешуточный.
  Прикол заключался вот в чем - бумага закатывалась в фольгу, оставался лишь хвостик, который затем и поджигался. Такая "ракета" со свистом взлетала на приличную высоту, и, если повезет, громко взрыва-лась. Обычно она просто взлетала, описывая не-предсказуемые пируэты в воздухе, возвращаясь иной раз в исходную точку, словно бумеранг. То есть игрушка все-таки таила в себе определенную угрозу, что и подчеркивало ее прелесть. В наших, разумеется, мальчишеских глазах.
  Фольгу мы воровали в пункте приема цветных ме-таллов. Медь и алюминий тогда ничего не стоили и эти пункты практически никак не охранялись - про-сто перепрыгивай через забор и тащи все, что только захочешь. Фольга была только одного вида - та, из которой делали пробки для советских молочных бу-тылок - жесткая, прочная, идеально подходящая для "ракет". Она валялась целыми катушками, бобинами, я до сих пор не представляю себе, откуда в цветмете собиралась фольга в таком несметном количестве. Возможно, местный молочный завод просто сдавал туда брак.
  Игрались мы и с негашёной известью, которой полно валялось на советских стройках-долгостроях. Это бы-ло уже по-настоящему опасно. Известь засыпалась в пустую стеклянную бутылку, заливалась водой, и быстро закупоривалась. Через несколько секунд бу-тылку рвало в клочья. Диаметр поражения составлял два-три метра. Мало кто отваживался баловаться этой штукой, но - пацаны, есть пацаны. Показушная полудетская крутизна того стоила.
  Еще к этому времени мы потихоньку стали интересо-ваться противоположным полом, правда, поначалу чисто эстетически. Для чего нужны девочки, мы дога-дывались с трудом, однако чем-то они нас все же привлекали. Сделать признание девочке, что она те-бе нравится - было смерти подобно, поэтому эти те-мы всплывали в чисто мальчуковой компании, и то только среди лучших друзей. До сих пор помню, как мы с другом Сергеем ходили по парку и сравнивали деревья с понравившимся нам девочками. Чем больше дерево, тем больше нравится девочка.
  Далее. Легендарный фильм - Зорро. По телевизору его не показывали, он шел только в кинотеатрах, причем детей туда не пускали - строго после шестна-дцати лет. Кто-то, естественно, проникал (контролле-ры в Советском Союзе часто смотрели на это сквозь пальцы), но большинство ребят, в том числе и я, его не видели, хотя и хвастались в узком кругу. По сюже-ту, благородный разбойник Зорро оставлял после себя особую метку - Z, обведенную кружком. В игру включились все, без исключения, дети.
  Все стены, тротуары, дороги были изрисованы мелом - ZORRO, или просто Z в кружочке. В противовес по-явилась другая команда, которая стирала или зама-зывала эти знаки и рисовала собственные, некие за-гадочные "ОРОРО". До сих пор, кстати, не знаю, что означало это странное слово. Между противобор-ствующими командами даже вспыхивали настоящие драки.
  Именно к тому времени и был запланирован визит в наш городок члена политбюро товарища Соломен-цева, закончившийся страшным скандалом. Кого-то из городского партийного начальства даже сняли с должности. Директриса школы выстроила нас, па-цанят, во дворе на линейку, и, чуть ли не со слезами на глазах произнесла речь, примерно следующего содержания - "Вы - будущие строители коммунизма, строители новой светлой эпохи, наша надежда и гордость. Но как же вы смогли опозорить наш город, нашу руководящую партию, в конце концов - себя. На город выпала неслыханная честь - его посетил сам член политбюро ЦК КПСС великий товарищ Со-ломенцев. И что же он увидел при въезде? Ваши ду-рацкие ZORRO! Какой невиданный позор! Сам това-рищ Соломенцев - и ZORRO! Как вы, будущие ком-мунисты, могли опуститься до такого?".
  Мы стояли, оплеванные и опозоренные, и... ни шиша не понимали. Благородный разбойник и член полит-бюро ЦК КПСС в наших детских наивных и невинных умах ну никак логически не связывались. На что кон-кретно обиделся наш видный великий деятель - была для нас огромная неразрешимая загадка.
  Смерть Черненко мы встретили с восторгом и лико-ванием - еще один день без занятий. О том, кто при-дет ему на смену, никто и не догадывался. Коммуни-стическая партия и власть к тому времени уже ском-прометировала себя настолько, что превратилась в посмешище. Мы даже не втайне, а в открытую меч-тали, чтобы новым генсеком стали дряхлые Устинов или Громыко - настоящие аксакалы политбюро. Че-рез год или полгода они тоже помрут, и нас вновь на целый день освободят от нудных школьных занятий.
  Этот день я помню до сих пор. Мы до вечера гоняли в футбол, пока какой-то малец на велосипеде не со-общил нам новость - избран новый генсек. Мы об-ступили его - кто? Тот заныл - не знаю, не помню, кто-то на букву "Г". Ликованию не было предела - Громыко! Никой другой фамилии, начинающуюся на эту букву, мы попросту не знали. Ура, еще один ста-рец, который через полгода помрет!!! Серега рванул домой за новостями.
  Вернулся он с лицом столь траурным и безнадежным, что мы поняли - произошла катастрофа. "Это не Гро-мыко, это Горбачев - самый молодой член политбю-ро. Пока он, сволочь, подохнет, мы успеем уже шко-лу закончить" - трагически произнес он.
  Мы приуныли. Фамилию Горбачев никто из нас не знал, во всяком случае в телевизионных новостях на первых ролях она не звучала, но Сереге поверили безоговорочно. Череде смертей и халяве траура пришел конец.
  Поначалу, правление Горбачева ничем особенным не запомнилось, кроме того, мы взрослели, появля-лись новые интересы, в том числе все возрастающий интерес к девочкам. Вся эта дурацкая политика шла по боку.
  А еще был чемпионат мира по футболу в Мексике 1986-го года. Отец Сереги - яростный фанат футбола, пристрастил к игре и сына. Мой папа к футболу был абсолютно равнодушен, поэтому весь мой интерес к этому виду спорта ограничивался пинанием мяча во дворе. Играл я очень слабо, забивал мало и мои функции на поле чаще всего сводились к обороне и тупому отбою мяча подальше от ворот, на авось.
  Чемпионат мира все перевернул вверх ногами. Я буквально заболел футболом. Большинство игр транслировалось слишком поздно по нашему вре-мени и мне не разрешали их смотреть - завтра в школу. Но те, которые все же удавалось посмотреть, завораживали. Это было чудо, праздник! Когда наши вылетели в одной восьмой финала от бельгийцев, мы рыдали от подобной несправедливости. Кстати, эту игру тоже показывали очень поздно, и я ее не смот-рел. Сергею, несмотря на поздний час, смотреть поз-волили. Потом он долго рассказывал нам о судейских ошибках, не назначенных пенальти, положениях "вне игры", повлиявших на исход матча. Потом сбор-ная Бельгии, позорно проиграла в четвертьфинале, кажется, Дании, хотя я могу и ошибаться, а Дания, в свою очередь - Испании. Мы ликовали - наши обид-чики отомщены!
  Чемпионат мира быстро закончился, и мы переклю-чились на первенство СССР. Но там все было как-то скучно, буднично, а наша областная команда прозя-бала в первой лиге без всяких шансов на выход в высшую. Городской клуб и вовсе играл где-то во вто-рой лиге первенства области, состязаясь со сборны-ми колхозов и совхозов. Отец Сергея выписывал га-зету - "Советский Спорт", которая после прочтения доставалась и нам. Нас интересовали прежде всего иностранные чемпионаты с интригующими и заво-раживающими названиями клубов - Барселона, Ва-ленсия, Севилья, Сарагоса, Манчестер Юнайтед, Тот-тенхэм Хотспур, Вест Хэм Юнайтед, Глазго Рэйнджерс. Более всего привлекали именно английские (это по-нятно - в школе мы изучали английский язык), и по-чему-то испанские, наверное, благодаря красивому для русского слуха звучанию. "Советский Спорт" не баловал нас - таблицы и обзоры игр иностранных чемпионатов появлялись там совершенно хаотично и бессистемно. Итоговые результаты, скажем, чемпио-ната любимой нами Англии могли вообще напрочь проигнорировать, зато дать пространную, на полга-зеты, оценку какого-нибудь ничего не значащего одиннадцатого тура. Судя по всему, иностранный футбол появлялся там строго по остаточному прин-ципу - когда нечем было заполнить пустые полосы.
  Примерно в то же время, возможно позже, а может быть наоборот раньше появился еженедельник "Футбол-Хоккей". Появился, подчеркну, именно в ки-осках нашего городка. Не исключено, что в стране он издавался и до этого. Стоил еженедельник дорогова-то и покупался редко, вскладчину, зато половина его была полностью посвящена футболу (преимуще-ственно отечественному, хотя краткие обзоры веду-щих зарубежных чемпионатов там тоже присутство-вали), вторая половина - менее интересному для нас хоккею, видимо потому что край у нас южный, не хоккейный. Нет, хоккей мы тоже любили и смотрели, там более, что сборная СССР была ведущей на плане-те, но с футболом он не шел ни в какое сравнение. В общем, еженедельник обозревал чисто ключевые футбольные и хоккейные события, никакими другими видами спорта мы вообще не интересовались.
  "Советский Спорт" же чрезмерно увлекался местеч-ковыми заурядными первенствами мало популярных спортивных дисциплин, спартакиадами, универсиа-дами, массовыми забегами за и против чего-то или кого-то, физкультурным движением, часто игнорируя по-настоящему интересные события. Кроме того, он нередко публиковал на передовицах всякую чепухню, например - доклады со съездов ЦК КПСС, речи генсе-ков, открытые обращения каких-то официальных лиц. Раздражало страшно. Мы, подростки искренне счи-тали - назвался "Советским Спортом", так и пиши о спорте, а не лезь во всякую идиотскую политику.
  В газетных киосках еще продавалась английская (на английском, разумеется, языке) коммунистическая газета "Morning Star". Она стоила недорого - не-сколько копеек. Иногда мы ее покупали, чтобы по-практиковаться в английском языке, хотя упорства в этом предмете нам не хватало - скорее для интереса. Перспектив в изучении иностранных языков нам не виделось, разве что закончить специализированный институт и стать переводчиком. Преподаваемый в школе английский, большинством учеников игнори-ровался - кому он нужен был в Советском Союзе? Никому и в голову не приходило, что знание языка может когда-то кому-нибудь реально понадобиться.
  Однако в этой газете, в отличие от "Советского Спор-та", регулярно печатались таблицы чемпионатов Ан-глии и Шотландии, включая все низшие дивизионы. Названия даже мелких, полупрофессиональных клу-бов завораживали и сводили с ума.
  Тогда же я начал вести что-то вроде журнала. Назы-вался он - "Тетрадь для важных дел по футболу". Сначала я тупо, от руки переписывал все самое инте-ресное, касающееся футбольных событий - крупицы информации, которые удавалось выудить из того же "Советского Спорта", потом догадался делать вырез-ки и наклеивать их в тетрадку. Записывались там и собственные эмоциональные оценки увиденных матчей, а также слухи, прогнозы и многое другое. Эту тетрадь я регулярно вел с 1986 по 1988 год, потом меня увлекли другие интересы, в итоге тема перио-дически забрасывалась, вновь возобновлялась, опять забывалась, потеряла хронометраж, нити и це-ли, однако благополучно просуществовала аж до 1990 года. Кипа ученических тетрадей (больше два-дцати штук) до сих пор валяется у меня дома.
  Чуть позже мы с Сергеем даже начали издавать соб-ственный футбольный журнал на вырванных из тет-ради страницах. Назывался он, почему-то "Бегемот", наверное, по аналогии с известным журналом "Кро-кодил", и существовал в единственном экземпляре. Оформлялся он красочно, с помощью фломастеров, имел постоянные рубрики, аналитические статьи (пи-сал их более продвинутый в этом плане Серега), по-добие концепции, на последней странице был отдел юмора и собственноручно составленный мной фут-больный кроссворд, на предпоследней - итоги несу-ществующего тотализатора.
   Футбольный тотализатор выдумал я. Идея была ге-ниальной - за одну копейку можно было приобрести лотерейный билет, где, в специальной строке, следо-вало указать исход или счет матча. Победитель или победители, если их было несколько, в равных долях забирали себе все деньги. О том, что часть призового фонда можно оставлять себе, я как-то не додумался. Это была просто игра. Но и в нее играть никто не за-хотел. Красиво и любовно оформленные лотерейные билеты с индивидуальными порядковыми номерами ни один человек так и не купил, даже за одну копей-ку.
  Горбачевские перемены пришли в наш городок до-статочно поздно. Пресловутый "сухой закон", нас, 13-ти летних подростков никак не касался, алкоголь ни-кто не употреблял, хотя на Новый год (класса с треть-его-четвертого) родители позволяли сделать мне не-большой глоток шампанского. Первый раз я попро-бовал водку только в шестнадцать лет, остальные мои сверстники - ненамного раньше или позже.
  Взрослые и старшие парни Горбачева, конечно, ру-гали, ходило множество шуток, анекдотов и сатири-ческих стишков, но наш возраст это поначалу никак не затронуло.
  Горбачева считали болтуном. Все эти слова - "пере-стройка, ускорение, демократия, гласность", какое-то время на нашей жизни вообще никаким образом не отображались. Это было где-то в Москве, в Кремле, на другой планете.
  Впрочем, для нас политика находилась тогда при-близительно на двадцать пятом месте по важности, в каком-то параллельном мире. Мы все больше и больше интересовались противоположным полом.
  Сейчас проще. Существует интернет, эротические сайты, чаты, форумы, социальные сети, телесериалы о взаимоотношении полов. Современные подростки куда более информированы и раскрепощены в об-щении. Тогда ничего этого не было.
  Не было, не смейтесь, даже такого понятия - секс. Во всяком случае это слово широко не употреблялось. Его обычно заменяло всем известное матерное вы-ражение либо более мягкие формулировки, типа - бах, трах, чпок. Для нас, в любом случае, это была чи-стая теория, подслушанная из хвастливых разговоров старших парней, достоверность которых тоже была весьма сомнительна. В целом, механика процесса была нам понятна, хотя и вмещала в себя множество смешных на сегодняшний день мифов и суеверий, останавливаться на которых я не буду.
  Мы совершенно не знали, как вести себя с девочка-ми, они - как вести себя с нами. Хотя могу серьезно ошибаться. Девчонки взрослели и созревали гораздо раньше парней, и, подозреваю, могли дать нам се-рьезную фору в этом вопросе.
  Сначала (с первого по шестой-седьмой класс) мне нравилась одна девочка. Назовем ее, условно, Ма-рина. Она не считалась самой красивой в классе, но в ней была изюминка - светлые волосы, нетипичная для школы короткая стрижка-каре и симпатичные веснушки. Почему ей разрешили ходить без тради-ционных косичек и бантиков - для меня загадка. Она была невысокого роста, хрупкая, нежная. С тех пор мне до сих пор нравятся женщины ее типа.
  Подойти к ней и пообщаться - душа уходила в пятки. При одной только мысли об этом меня ожидал сер-дечный приступ. Я поделился проблемой с Сергеем и, оказалось, его заботит тот же вопрос. Ему нравилась другая девчонка - первая красавица класса. В нее были влюблены, по-моему, все наши ребята, кроме меня. Назовем ее, предположим, Юля. Она жила в соседнем подъезде, и наши родители не то, чтобы близко дружили, но, скажем так, тесно общались. Парни с нашего класса часто просили меня переда-вать ей любовные записочки - написанные красны-ми чернилами (цвет любви и страсти) и без подписи. Подписываться боялись - вдруг засмеет. В "реале" пацанские страсти выражались по-другому - дернуть за волосы или за одежду, отнять на уроке ручку или тетрадку, запустить на улице снежком.
  Снежки - отдельная тема. У нас это называлось - ма-зать девок. Набираешь полную ладонь снега, под-крадываешься к понравившейся тебе девчонке, и со всего маху размазываешь снег ей по лицу. В одну из зим это приобрело такой масштаб, что девочки все-гда уходили из школы стайками - легче отбиться от очередного назойливого озабоченного влюбленного "маньяка".
  Летом мы за ними следили - шли в отдалении, пря-тались за углы и деревья, девчонки быстро вычисля-ли нас, специально кружили по городу, оглядывались, шушукались и хихикали. Тогда это еще имело форму игры.
  Летом, приблизительно, 1985 или 1986-го года я научился плавать. Это произошло совершенно спон-танно, хотя отец, прекрасный пловец, раньше тщетно пытался научить меня этому во время поездок на море или на речку. Напрасно - я барахтался, шлепал по воде руками и ногами, и шел ко дну, как топор.
  Случилось это на Азовском море близ славного горо-да Таганрог. Мать во время отпуска, который, как обычно не совпадал с отпуском отца, приобрела пу-тевку на местную заштатную турбазу. Это была клас-сическая советская дыра - деревянные домики на две семьи без удобств, столовая общепита, клуб. Еще там была похожая на армейский плац танцплощадка - место проведения дискотек под официальную эст-радную музыку тех лет. Тогда я впервые, по-взрослому, пытался танцевать (точнее- кривляться) под популярные тогда хиты супергрупп, типа "Зем-ляне". Романтика, я не шучу.
  Море там было удивительное. Дно опускалось настолько плавно, что, зайдя в воду, можно было пройти несколько сотен метров, чтобы достичь настоящей глубины. Именно там, вдалеке от берега, стоя по грудь в воде, я оторвал ноги от дна, и по-настоящему поплыл.
  С тех пор я прекрасно плаваю, не боюсь ни воды, ни глубины, ни волн, могу запросто заплыть в шторм на немыслимое от берега расстояние, чем во взрослом уже возрасте пугал покойную сейчас мать, подружек и пляжных спасателей, а вот нырять всерьез так и не научился. Погружаться в воду с головой боюсь до сих пор.
  В местном сельском магазинчике, совершенно слу-чайно, мать оторвала (еще один советский термин - оторвать, то есть в неожиданном месте вдруг наткнуться на свободно продающийся сверх дефицит) настоящую подростковую канадскую куртку-аляску. Вообще советское распределение товаров, мягко го-воря, удивляло. Дефицитные в городах кроссовки "Адидас" могли свободно лежать в каком-нибудь де-ревенском сельпо, где им там самое место - месить колхозный навоз, а в городском универмаге прода-вались необходимые колхозникам тяпки и вилы.
  Эта куртка - двусторонняя, черно-оранжевая, с пластмассовой застежкой-молнией вызывала потом зависть всего класса. Когда я вырос из нее, мать пе-репродала ее кому-то. Кстати, новую, в магазине, она купила, как сейчас помню, за 49 рублей, а изрядно поношенную, но все еще модную - за 100.
  Эх, иметь бы тогда предпринимательскую хватку и толику фантазии, можно было бы заколачивать ре-альные деньги, не взирая даже на жестокий закон о спекуляции, грозивший немалым тюремным сроком. Улизнуть от этого закона, если подойти к делу с умом, как мне сейчас кажется, вообще ничего не стоило.
  Еще, в классе у нас училась девочка с невероятно красивым именем - Виолетта. Она была дочерью ка-ких-то очень влиятельных родителей, сама из себя - яркая, дерзкая, независимая. Возможно именно из-за этого парни в нее и не влюблялись - было страшно. Она сидела за одной партой с Мариной, и вместе они смотрелись необычайно красиво и стильно, рез-ко выделяясь из общей серой школьной массы. Все изменилось после одного инцидента, доказывающе-го, что в Советском Союзе не было неприкасаемых. Какая-то учительница чуть-чуть опоздала на урок. Прождав в классе несколько минут, мы уже были в полной уверенности, что урока не будет. Тогда Вио-летта (это официальная версия, точных подробностей я не помню) подбила нас на дерзкую и отчаянную авантюру - прогулять этот и все остальные уроки. Ис-кра зажглась, все дальнейшее произошло совер-шенно спонтанно. Всем классом мы отправились в городской парк. Над нами витал дух свободы - мы вырвались из клетки, из обыденности, нам было наплевать на все и на всех.
  Опять соврал - несколько особо сознательных (ка-жется, среди них, был и мой друг Сергей) все-таки остались в школе. Авторитет они на какое-то время потеряли, но их свидетельские показания серьезно повлияли на ход последующего расследования. Без-оговорочно верили им, а не нам.
  В парке была горка, на вершине которой располага-лась небольшая беседка - место встречи романтич-ных влюбленных, но утром она почти всегда пустова-ла. Мы поднялись на нее (несколько десятков ступе-ней с пролетами) и встретили лишь одну парочку - школьников куда старше нас или даже студентов-первокурсников. Расположившись на скамейках напротив, кто-то из наших осмелел и подошел к ним - сигареткой не угостите? Те усмехнулись - малень-кие еще, чтобы ТАКОЕ курить. Сигарету, заправлен-ную какой-то хренью, они нам все же дали, и быстро куда-то ушли. Курить мы ее не стали, просто разво-рошили и нашли там какие-то зернышки. Не думаю, что там была настоящая наркота, скорее всего парни, косившие под взрослых, просто понтовались. Такого понятия, как наркомания, тогда еще не существовало, оно появилось гораздо позже, уже в 90-е, и приоб-рело поистине чудовищные масштабы.
  Отрезвление от нашей неслыханной свободы про-изошло на следующий день. Был создан педсовет, на котором единственной виновницей безобразия назначили Виолетту. Ее перевели в другую школу, но она снискала у нас образ отважной героини, проти-вопоставившей себя системе.
  Годом раньше или позже меня в последний раз от-правили в пионерский лагерь, на этот раз настоящий, почти элитный - под Анапу. Этот супер лагерь поче-му-то вспоминается мне с отвращением, будто роди-тели в наказание за что-то зашвырнули меня на дру-гую планету, с чужой жизнью и чужими законами. Я тогда так и называл его - концлагерь. Возможно сыг-рала роль атмосфера непривычной несвободы - ли-нейки, построения, походы строем и с песнями даже в столовую, все это отдавало какой-то казарменной армейщиной, совершенно мне, домашнему мальчи-ку чуждой, даже противоестественной.
  Отправка и посадка на поезд сопровождались суетой, чехардой, тщетными попытками пионервожатых со-брать воедино разбегающиеся группы малышей. Мы, уже взрослые ребята, наблюдали за этим делом со скукой и раздражением - быстрей бы все кончилось. Потом были какие-то напутственные речи каких-то серьезных дядек и тёток, одним словом - белиберда и унылая тягомотина.
  В лагере нас четко разделили на несколько возраст-ных групп, которые практически не пересекались. Мальчиков и девочек тоже разделили, пытаясь све-сти к нулю наше взаимное общение, что, кстати, по-чти удалось. Однако, не стоит забывать, что даже ро-весники-одногодки взрослели и развивались по-разному, в разной среде - одни еще ковырялись в песочнице с игрушечными солдатиками и играли в "войнушку", другие уже вовсю целовались с девчон-ками и просачивались на школьные дискотеки для старшеклассников. К тому же все мы были из разных городов и республик Советского Союза. Подобное общение, возможно, давало некий положительный эффект, в моем же случае оно приносило, в основ-ном, негатив.
  Тогда же я более подробно узнал о войне в Афгани-стане. Среди нас был мальчик очень восточной внешности, который жутко переживал по этому по-воду. Он говорил, что его старшего брата послали в "афган" именно из-за этого, мол туда отправляют только парней, внешне похожих на азиатов, а славян, наоборот, совсем не берут, чтобы не выделялись. Этот мальчик понарассказывал еще множество жут-ких историй об этой войне, которых я уже не помню, да и грош им, как вы понимаете, цена. Но страху на нас напустил - факт.
  Больше всего раздражали ежедневные утренние ли-нейки, когда нас, полусонных, то ругали за что-то, то хвалили, то зачитывали какие-то указы, приказы. Как же мне хотелось послать их всех в дьяволу и вновь завалится спать.
  В море нас заводили группами, по расписанию. Ма-люсенький "лягушатник" был огорожен красными буйками, чтобы никто, не дай Бог, не утонул, однако там мы все-таки пересекались с девочками-ровесницами. Наши симпатии выражались своеоб-разно - надо было поймать в воде маленькую скользкую медузку, и ухитрится засунуть ее девчонке в трусики купальника. Те визжали от ужаса и омер-зения, однако поступок считался геройским, почти донжуанским.
  Существовали и пионерские вечерние дискотеки, под понятно какую музыку, они несколько раскре-пощали, хотя открыто подойти и пригласить девочку на танец большинство парней все равно стеснялось. Боялись отказа, равносильного смертному приговору, хотя хотелось жутко. Иногда девчонки сами проявля-ли инициативу, зарождались даже некие подобия отношений, но меня это не касалось. Девочки врож-денным женским чутьем выбирали парней более зрелых и опытных. Они за километр чуяли парня, ко-торый никогда ни с кем не целовался и обходили его стороной. Он был для них просто обычным сопляком, мальчишкой.
  Единственный позитив - прощальный костер. Вожа-тые и лагерное (что за дурацкое, попахивающее уго-ловщиной слово) начальство дали нам вольную. Они тоже расслабились, возможно даже выпили, и мы были предоставлены сами себе. Горел громадный костер, приятно пахнущий смолой и дымом, послед-ние прощальные разговоры ни о чем. Я даже взял девочку, которая мне нравилась, за руку и, черт возьми, был готов поцеловать ее в щечку, но робость все-таки пересилила. Мы тогда все еще были детьми. Я не решился, хотя до сих пор помню это прикосно-вение. На следующий день мы разъехались по домам, по разным городам и республикам.
  Шел разлом между детством и юностью - любопыт-нейшее время. Закрутки, всякие мышии-червякии были заброшены, хотя временами я порывался написать очередной "великий" роман, который за-канчивался, обычно, на первой же странице. Но по-требность в играх еще никуда не делась.
  Мы с Сергеем изобрели свою. В ее основе лежал футбол. Регулярные матчи чемпионата СССР прохо-дили не так часто, как нам хотелось и отмечались изобилием малоинтересных, проходных игр. Шли массовые слухи о договорных ничьих (тогда за побе-ду давали два очка, за ничью - одно, то есть две ни-чьи равнялись победе). Ничьих действительно было безобразно много, был введен даже лимит - один-надцатая и последующие ничьи в чемпионате очков не приносили. Впрочем, сейчас, наблюдая совре-менный футбол, я прихожу к выводу, что на самом-то деле чемпионат СССР был по-настоящему сильным, интригующим и достаточно чистым.
  Иностранные первенства, как я уже говорил, осве-щались из рук вон плохо, и мы с Серегой выдумали свой собственный чемпионат. Взяли названия улиц нашего городка, районов, иные городские топонимы, прилепили к ним английские окончания, типа - Сити, Юнайтед, Рейнджерс, Хотспур и т.д. Набралось ко-манд сорок - на два дивизиона. Взяли обычный уче-нический листок в клеточку и расчертили настоящую турнирную таблицу. Чем только не играли - теннис-ными мячиками на полу, пробками от бутылок, пуго-вицами на картонке. Таблица заполнялась медленно, нерегулярно, интрига чемпионата не клеилась, по-этому мы упростили задачу - счет матча определялся бросанием обычных игральных кубиков (костей). Иг-ра пошла повеселее (за пару часов можно было про-вести целый чемпионат), однако шестигранные ку-бики выдавали совсем уж нефутбольные счета, тем более, что на них не было цифры ноль. Выход был найден. Вместо кубиков начали использоваться пу-стые спичечные коробки. На самых плоских гранях рисовались ноль или единица, на боковых, где рас-полагалась чиркалка для спичек - двойку или тройку, а на самых узких, откуда доставались спички - чет-верку или пятерку. При подбрасывании этих короб-ков срабатывала четкая статистика и счета получа-лись близкими к футбольным. Кроме того, можно было смошенничать - подбросить коробок так, что-бы любимая команда имела фору.
  Удалось ли нам довести наш совместный виртуаль-ный чемпионат с двумя лигами по двадцать команд - хоть убейте, не помню. А вот несколько скоротечных чемпионатов мира и Европы с реальными команда-ми - совершенно точно. Сергею забава вскоре наскучила, а я какое-то время (наверное, с год) играл самостоятельно, развивая лиги и увеличивая количе-ство команд, исчеркав целую толстую тетрадь. Увы, она не сохранилась, а так было бы интересно взгля-нуть на ту неописуемую ерунду, которой я посвятил столько драгоценного времени.
  Становилось точно уж не до этого. Мы взрослели.
  Сторона Б.
  Более или менее романтические отношения с девоч-ками начали складываться после первой поездки всей школой в колхоз. Было такое понятие, повин-ность, что ли - пару недель во время летних каникул отрабатывать в колхозе. Там мы не столько приноси-ли пользу, сколько вредили. Колхозное руководство, наверное, еще долго с ужасом вспоминало о нашем катастрофическом нашествии бесцеремонных извер-гов-вандалов.
  Наша работа заключалась в прополке грядок с кол-хозной картошкой или сборе урожая огурцов и по-мидоров (невозможно даже подсчитать, какой урон мы в итоге наносили сельскому хозяйству Советского Союза). Работать по жаре, согнувшись в три погибели, не хотел никто. Норматив для нас, городских ребят и девчат, был нешуточный - прополоть в одиночку грядку картошки, край которой терялся за горизон-том. Причем тот, кто справлялся с задачей быстрее других, вместо отдыха должен был помогать отстаю-щим. Сколько часов в день на это отводилось, не помню, не очень много (все-таки мы были еще деть-ми, и заставлять нас работать дольше положенного срока никто не имел права), поэтому грядки чаще всего бросались недопрополотыми. Попадались вир-туозы, которые не доходили и до середины, хотя хо-рошие мальчики и девочки грядку все-таки заканчи-вали. Нас практически не никто не контролировал, так что даже самые правильные и примерные пио-неры-отличники относились к работе спустя рукава. Тяпки летали не глядя, картошка нещадно уничтожа-лась вместе с сорняком, а в особо заросших случаях, выкорчевывалась прямо с корнями, на которых едва-едва, зарождались клубни, ждущие попасть в закро-ма родины. Не лучше обстояли дела и со сбором урожая. Ладно еще огурцы, хотя после нас можно было вновь пройтись по тем же грядкам и собрать в пять раз больше. А вот нежные помидоры... Нам вы-давались деревянные ящички, из которых мы потом пересыпали томаты в один большой. Помидоры швырялись туда не глядя, давились, превращаясь в томатную пасту, ими кидались друг в друга, играли в футбол. Короче, на один килограмм нормально со-бранных, готовых отправиться на прилавки помидо-ров, приходилось килограммов десять безнадежно испорченных. И это еще оптимистическое предпо-ложение, с учетом того, сколько мы, как в том анек-доте, если не съели, то понадкусывали.
  Всего было две поездки в колхоз - в 1987 и 1988 го-дах, но они настолько слились в моей памяти, что я буду рассказывать о них, ка об одной - собиратель-ной.
  Еще в автобусе, не успев выехать за город, один неудачник умудрился разбить окно стеклянной (пла-стиковых тогда еще не существовало) бутылкой из-под какой-то газировки. Просто он хотел выбросить пустую допитую бутылку в полуоткрытое окно, а ав-тобус как раз качнуло на каком-то ухабе (советские дороги - отдельная тема). Озверевший водитель, ко-торому потом предстояло самостоятельно менять стекло, вместо того, чтобы пить пиво с корешами, его чуть было не убил. Вмешался вожатый.
  Это был наш учитель черчения, с соответствующей кличкой - Черчилль. Иные, правда, называли его иначе - Крокодил. Для него эта поездка была еще большей повинностью, чем для нас. Он нам казался серьезным солидным мужчиной, хотя в реальности ему не было и тридцати. Возиться с нами, сопливыми подростками, у не него не было ни малейшего жела-ния, поэтому он предоставил нам полнейшую свобо-ду действий, вмешиваясь только в исключительных случаях.
  В первый же день пресловутый неудачник вновь от-личился, разбив окно уже в колхозном бараке, где мы жили. Как ему это удалось, даже не припомню, но он надолго стал мишенью для наших острот и подначек.
  Главной страшилкой колхоза, переходящей из поко-ления в поколение был наезд, и последующая драка с "местными" - так называли коренных жителей де-ревни. Молодежи там насчитывалось от силы чело-век двадцать - от десяти до восемнадцати лет, про-тив сотни наших (несколько классов из разных школ), но боялись их реально. Страх перед "местными" - очередной подростковый миф, развенчался очень быстро. Трогать нас никто не собирался.
  По легенде, в первую же ночь "местные" должны были ворваться в наши спящие бараки, избить всех пацанов и облапать, а то и сделать кое-что похуже с нашими девочками (мальчишки и девчонки жили, разумеется, отдельно).
  Эту ночь никто не спал, однако в мерах предосто-рожности мы устроили настоящую супер сигнализа-цию - подперли дверь шваброй, на которую нацепи-ли тазик с чем-то громыхающим, сверху подвесили ведро с водой. Девчонки тоже, кажется, соорудили нечто подобное, хотя им это и не требовалось - сво-им визгом они и так могли всполошить весь район.
  Попался Черчилль, опрометчиво решивший прове-рить, как мы спим. Облитый с головы до ног, полу-чивший ведром по голове, тазиком по животу, а шваброй - точно в промежность, он устроил нам настоящий разнос, долго объясняя "политику пар-тии".
  "Местные", к слову так и не появились. Думаю, они боялись нас еще больше, чем мы их.
  Еще была идея мазать девчонок зубной пастой. Для этого надо было проникнуть в их палату, застать спя-щую, и выдавить на ее лицо тюбик. Ага, сейчас!!! Девчонки, как я уже упоминал, взрослели и созрева-ли гораздо раньше пацанов. Все наши планы они знали наперед, просчитывая возможные шаги и их последствия куда дальше и глубже, чем мы. Одни безропотно сдавались, позволяя измазать противной пастой свое лицо, другие проявляли агрессию и сами проникали в палату пацанов с тюбиком зубной пасты, благо разбитое упомянутым раньше неудачником окно вполне это позволяло. Появлялись какие-то по-добия отношений.
  Мне вдруг понравилась девчонка из другой школы, огненно-рыжая, как бы сейчас сказали, отвязная, с вызывающе антисоветским именем - Жанна. Она мне реально снилась по ночам, в юношеских мечтах я представлял ее в самых соблазнительных ракурсах и моментах, однако дальше фантазий дело не дошло. То ли я был ей совсем неинтересен, то ли слишком юн и глуп, чтобы проявить хотя бы толику инициати-вы. Как и во все времена, девчонки всегда ценили смелых и решительных ребят.
  Тогда же появился супер ультрасовременный танец - брейк-данс. Из каких заморских краев он прибыл, и как залетел в наши степи, неведомо, но это было сверх круто. Существовало два варианта танца - сложный акробатический, так называемый нижний брейк, когда танцоры крутились чуть ли не на голове, никто из нас, разумеется, так не умел, и верхний - надо было, четко попадая в такт, изображать из себя робота. В этом мы преуспели. Еще один нюанс - для танца требовались специальные солнцезащитные очки, так называемые "лисички" - неестественно уз-кие, с белым пластмассовым ободком. Стоили они не слишком дорого, и чудовищным дефицитом не явля-лись, хотя продавались далеко не везде. Мне, например, мои "лисички" в свое время привез дво-юродный брат откуда-то из Питера, но факт - они были, если не у всех, то у большинства.
  Кто-то захватил в колхоз древний советский магни-тофон (советские магнитофоны - отдельная тема, ими можно было играть в футбол, швырять с пятого этажа, потерять половину деталей, и все равно они кое-как ухитрялись работать, правда нещадно рвали и жевали магнитную пленку. Импортная техника, хо-тя и была предельно нежной, такого хулиганства се-бе не позволяла) и несколько кассет с модной тогда зарубежной музыкой - брейк, Modern Talking, Sandra, какая-то позабытая уже группа со смешными муль-тяшными голосами.
  Советский дефицит касался и музыки. Магнитофон-ных кассет, даже чистых, было днем с огнем не сыс-кать. Виниловые пластинки стоили дорого - два руб-ля пятьдесят копеек за любых отечественных и три с половиной - за иностранных исполнителей. Даже не знаю, чем было вызвано подобное ценовое нера-венство. Записи на виниле разнообразием не пора-жали - официальная, как бы сейчас сказали, отстой-ная советская эстрада (имен не называю, чтобы ни-кого не обидеть - иные из них до сих пор в строю) и не менее отстойные иностранцы, чаще всего из соцстран. У родителей и их друзей были другие, бо-лее серьезные дефицитные пластинки таких групп, как Boney M или ABBA, но для нас, и они считались дремучим отстоем.
  Кстати, примерно годом раньше, родители приобре-ли где-то удивительную стереосистему - виниловый проигрыватель и кассетный магнитофон в одном корпусе. Стильная по тем временам штучка, даже с прообразом некоего эквалайзера, подавлением шу-мов и тон компенсацией - совместное производство с поляками (то есть проигрыватель пластинок был польским, а магнитофон - нашим). Польский проиг-рыватель бесперебойно проработал лет пятнадцать, пока там не порвался пасек - резинка, приводящая механизм в движение. Замену ему я так и не отыскал. Отечественный магнитофон начал косячить в первый же год. Клавиша "play", повинуясь неведомой даже для моего отца - гениального инженера-электронщика причине, постоянно вырубалась. Отец исчертил множество схем, проверил каждую деталь, каждый узел, убил уйму времени, и, вероятно, един-ственный раз в своей жизни сдался перед чудо-изделием советской промышленности. Регулярно он возвращался к этой проблеме, но так и не смог ре-шить ее.
  Решил ее я. С помощью системы из молотка, не-большой наковальни и деревянных брусочков (отве-чаю - НЕ ВРУ!!!) я заставил-таки эту штукенцию рабо-тать.
  Это было небольшое лирическое отступление. Бла-годаря стереосистеме потихоньку начала собираться кое-какая фонотека.
  Советской попсы, типа "Ласкового Мая", тогда, по-моему, еще не существовало. Они появились где-то через год и сразу же стали позиционироваться, как девчачьи, совершенно непацанские сопли. Слушать эту музыку считалась западлом, хотя сама музыка и тексты были вполне качественными, и подавалось все очень мощно. Но это я уже забежал вперед.
  О советском (как и о мировом) роке мы тоже тогда ничего не слышали и не знали. Какие-то слухи о су-пер пацанском тяжелом металле и хард-роке вроде бы ходили, но настоящих записей ни у кого не было, они ворвались в нашу жизнь чуть позже.
  Были еще блатные песни, но они пелись под дворо-вую гитару более старшими парнями, каждый на свой лад, магнитофонных записей тоже не существо-вало, а на виниле Советский Союз их не издавал. Единственное исключение - Владимир Высоцкий. Он умер еще в далеком 1980-ом году, когда мы были маленькими сопливыми дошколятами, и, естествен-но, ничего о нем не слышали. Однако в конце, если не в середине, 80-тых его начали возводить в культ. Была даже издана коллекция из семнадцати (!!!) его пластинок, которые распространялись по почте, в виде посылок. Мои родители, прежде всего, по ини-циативе отца, который, в принципе, никогда мело-маном не был (просто это была деталь нормального советского быта) в итоге собрали их все.
  Не знаю, насколько я ошибаюсь в хронологии, но, мне кажется, эти пластинки начали собираться еще до поездки в колхоз, то есть году в 1986-ом или 1987-ом. Поначалу мне нравились только юмористические и сатирические песенки, лирические и взрывающие душу бунтарские песни оценились чуть позже. Впро-чем, настоящим фанатом Высоцкого я так и не стал. Другое поколение. Другие песни. Другие пережива-ния.
  Вернемся к колхозу. Каждый вечер мы врубали маг-нитофон на полную катушку, танцевали злополучный брейк-данс, к нам подтягивались девчата. Завязыва-лись какие-то подобия связей, хотя реальную пару я припоминаю только одну - наш лучший танцор брейк-данса, двоечник и хулиган Рома (нормальный, кстати, парень, мы с ним потом и после школы пере-секались) и красавица из нашего же класса Ира. Пара просуществовала около года, потом по какой-то причине распалась. Возможно, капризная красавица и отвязный шалопай-раздолбай так и не нашли об-щего языка.
  Кипели какие-то страсти, но в целом мы еще не были готовы к настоящим серьезным отношениям - общая инфантильность, робость, неосведомленность и пол-ное незнание женской натуры делали свое дело. Ни сальные непристойные шуточки или анекдоты, быто-вавшие среди нас, ни возвышенно-романтические истории из книг никакого эффекта на девчат не про-изводили. Хулиганы и хамы, равно, как и пылкие книжные влюбленные герои, готовые отдать жизнь за даму своего сердца, их не интересовали. Они же-лали чего-то нормального, естественного и адекват-ного, чего мы, недозревшие юнцы, ну никак не могли им предоставить.
  Однако всем хотелось показать девчатам свою кру-тизну и взрослость. Не зная, как это сделать, многие решались на странные, с современной точки зрения, поступки. Сходились в одном - надо было хоть как-то выделиться из общей серой массы. Ромка феноме-нально изображал робота, еще один парень, Игорек, смешав забродивший компот, зубную пасту и еще какую-то гадость, выпив эту жуть у всех на глазах, пы-тался "косить" под пьяного (какая-то девчонка, не от-ветив взаимностью, разбила ему сердце, и он всяче-ски это подчеркивал). Он выл, ходил на четвереньках, грязно матерился по поводу женщин, "этих прокля-тых недо...банных шлюх", однако, как я подозреваю, никакого реального алкоголя эта жидкость в себе не содержала. Простой выпендреж и способ обратить на себя внимание.
  Еще были мальчики-мажоры из привилегированных семей - дети партийных работников, директоров, еще каких-то деятелей городского масштаба. Неко-торым удавалось отмазаться от колхоза (например, - справка о мнимой болезни), некоторым нет. Совет-ская уравниловка никого не щадила. Неприкосно-венных не было. Самый высокопоставленный туз - вершитель судеб, легко мог слететь со своей должно-сти и опустится на самое дно. Хотя вру, было такое понятие - номенклатурный работник, кочующий из одного высокого кабинета в другой, фактически не-подсудный и непотопляемый. Но... Даже он не был стопроцентно застрахован от карающего меча совет-ской Немезиды. Пресловутый Дамоклов меч висел практически над всеми, и все это отлично понимали.
  Эти дети одевались в настоящую импортную "фирму", с ударением на последний слог, реальную американ-скую "джинсу", имели связи и перспективы. Они нра-вились девочкам не красивыми шмотками, а ста-бильностью и надежностью, которые никто из про-стых ребят не был в состоянии им предоставить. Хотя попадались и бунтарки, желающие вырваться из об-щей серой системы, но никто из нас не мог этого раз-глядеть, мы были слишком молоды и ни черта не по-нимали в женской сущности.
  Еще в моду тогда вошли джинсы-варенки. Их реаль-но варили! Над дефицитной "джинсой" производили дьявольскую экзекуцию - забрасывали в кипящую воду, насыпали туда хлорки (она была повсюду, в ка-честве обеззараживающего вещества) и варили не-сколько часов, пока ткань не превращалась в нечто совершенно невообразимое. Потом ее отбивали мо-лотками, а наиболее оголтелые модники еще и ру-били топором. Не помню, варил ли я свою собствен-ную "джинсу" (не американскую, а менее дефицит-ную индийскую), по-моему, нет, но саму процедуру наблюдал неоднократно.
  Тогда же проходил чемпионат Европы по футболу, где наши дошли до финала. Его нам разрешали смотреть по малюсенькому телевизору, висящему на стене в колхозной столовой. Это был последний три-умф советской сборной, хотя мы жутко переживали, когда проиграли в финале малюсенькой Голландии, никем всерьез не воспринимаемой. Даже с учетом того, что там блистали молодые Гуллит и Ван Бастен. Обидно было до слез, особенно после того, как мы выбили в полуфинале великую Италию.
  Я ничего не понимал - Голландия, которая не проби-лась даже на чемпионат мира в Мексике 1986-го года, вдруг стала лучшей в Европе. Не буду врать - проиг-рали честно и заслуженно. Голландские парни про-сто были сильнее нас.
  За колхозное раздолбайство нам заплатили настоя-щие, живые, впервые заработанные собственным трудом деньги - двадцать четыре рубля. Внушитель-ная сумма, если учесть ежедневно выдаваемые мне в школу 15-20 копеек, и не считая ежемесячного руб-ля с отцовской зарплаты. Иногда, на новый год или в день Рождения мне перепадало рублей пять или да-же десять в качестве подарка, но целых двадцать че-тыре сразу - невероятное богатство.
  Родители долго решали, забрать эти деньги в семей-ный бюджет, или оставить их мне. Оставили.
  Вскруженный столь умопомрачительной суммой, не-сколько рублей я тут же потратил на какую-то ерунду. Пока в магазине спорттоваров мне не попался на глаза настоящий футбольный мяч - точная копия мя-ча с чемпионата Европы. В отличие от допотопной тяжелой шнурованной фигни, о которую неудачли-вый игрок мог запросто сломать себе ногу, он был легким, удобным, и накачивался велосипедным насосом через маленькую дырочку. Стоил мяч неде-шево - двадцать один рубль. У меня осталось два-дцать, причем рублей пятнадцать - бумажными день-гами, остальное мелочью. Я долго пересчитывал пре-словутую мелочь, пока не убедился - да, не хватает ровно рубля. Недостающий рубль я кое-как выпро-сил у матери, и, окрыленный, помчался в магазин спорттоваров. Каково же было мое удивление, когда перекошенная от злости продавщица, минут десять считавшая медяки (там были монетки и по одной, и по три, и по пять копеек), насчитала ровно двадцать рублей. Даже уму не приложу, куда подевался этот чертов рубль.
  Я снова бросился к матери - опять не хватает дол-банного рубля. Обложив меня последними словами она выложила еще один - больше даже не проси. Я помчался в магазин, к той же продавщице. Ее просто перекорежило от ненависти ко мне, своей работе, неудавшейся, возможно, личной жизни. Вновь начался нудный пересчет, сопровождаемый едкими комментариями, и (о, мистика!!!) опять не досчита-лось одного единственного проклятого рубля. Куда делись тогда эти злополучные два рубля, до сих пор для меня великая загадка. Один раз я еще мог обсчи-таться, но дважды подряд...
  Просить у матери было уже бесполезно, и я обратил-ся к одному из друзей - дай рубль. Он дал, но поста-вил жесткое условие - один день мяч у меня, второй у него. Пришлось согласиться.
  Завидев меня в третий раз, продавщица позеленела от злости, но сумма теперь уже, наконец, сошлась. Примерно неделю мы гоняли этот мяч во дворе, пока друг, посещавший другую школу, не уехал со своим классом то ли в тот же колхоз, то ли в пионерлагерь, то ли еще куда-то, и не забрал его с собой (простая и железобетонная мотивация - Я ЖЕ ДАЛ ТЕБЕ ЗА НЕГО РУБЛЬ!!!). Вернул он мяч в таком состоянии, что мне оставалось его только выбросить - полнейшие лох-мотья. Мы даже поссорились, затем, впрочем, поми-рились. Все было по-советски честно - он ведь дей-ствительно дал мне этот долбанный рубль, фактиче-ски подарил. Капиталистических рыночных отноше-ний тогда еще не существовало, мы руководствова-лись социалистическими критериями добра и зла. Хотя убить его или сделать какую-то пакость хотелось страшно.
  До восьмого класса (окончание - конец весны 1988-го года) мы делились на классы "А", "Б" и "В". В каж-дом было по сорок с небольшим человек. Класс "А" ("Ашки") были, по большинству, отличниками, деть-ми из привилегированных семей с прекрасными перспективами и светлым будущим. В классе "В" ("Вэшки") учились детишки из неблагополучных, ча-сто неполных, семей. Мы, класс "Б" ("Бэшки") были сборной солянкой, совмещающей все слои советско-го общества. После восьмого класса, когда многие покинули школу, кто-то ушел в ПТУ - Профессио-нально Техническое Училище, в просторечии - бурса (туда принимали всех, без исключения, двоечников), кто-то в техникум, где готовили специалистов более серьезного уровня, там был даже небольшой кон-курс на место, три класса объединили в два. "Ашки" остались почти в полном составе, а "Бэшек" и "Вэшек" слили в один класс "Б". Именно тогда в какое-то учи-лище, перешла и моя первая любовь Марина, боль-ше, кажется, мы уже никогда не пересекались. Ушел знаменитый раздолбай Рома, ушли Игорек и Вовчик.
  Пришли другие ребята, бывшие "Вэшки". С некото-рыми из них я сдружился. Многие из "Вэшек" были совершеннейшими двоечниками и разгильдяями, непонятно каким чудом попавшие в девятый класс. Я, в принципе, был уже таким же, перебивался с двоек на тройки, хотя, к чести сказать, в итоговом школь-ном аттестате ни одной двойки у меня не было, как не было и ни одной четверки - твердое три по всем предметам.
  В начале учебного года у старшеклассников суще-ствовала традиция - выезжать всем классом за город на местный став (небольшой рукотворный водоем). Кажется, это называлось - День Здоровья. Купаться в нем запрещалось во все времена, разрешалось толь-ко загорать, и во все времена в нем купался весь, без исключения, город. Не помогали ни запрещающие знаки, ни страшилки о жутких инфекциях, ни воз-можные штрафы. Те, кому по закону полагалось штрафовать правонарушителей, сами с удовольстви-ем там плавали и купались. День Здоровья преду-сматривал разные конкурсы, состязания, однако я их совершенно не запомнил. Запомнил другое - я там впервые попробовал водку.
  Кто-то из наших ребят втихаря принес одну или не-сколько бутылок (сколько именно - не помню, врать не буду), а за неимением иной посуды использовал-ся некий ковшик с ручкой, наверное, самая неудоб-ная для спиртных напитков тара.
  Меня унесло с нескольких глотков (впервые вкусив-шему крепкий алкоголь много и не надо), окружаю-щие пляж деревья плавали и двоились, земля уходи-ла из-под ног. Просто удивительно, как учителя нас не вычислили - половина парней и несколько самых отвязных, обезбашенных девчат были просто в хлам. На вопрос нашей классной руководительницы, - что с тобой, я заплетающимся языком пьяно ответил - го-лова что-то разболелась и кружится. Прокатило. Или все-таки вычислили, но не стали поднимать шумиху?
  В этом же возрасте нас впервые стали без проблем пускать на настоящие "взрослые" школьные дискоте-ки. Танцевать под официальную эстраду никто тол-ком не умел, а что касается медленных танцев - во-обще беда. Кто-то, обладающий врожденной пла-стикой и чувством ритма, приспосабливался, я же, лишенный и того, и другого, просто кривлялся. К тому же пригласить девчонку на "медляк", и по-настоящему, по-взрослому, обнять ее не хватало ни-какой храбрости. Даже под забивающим страх алко-голем.
  Девчонки - наши ровесницы, как я уже говорил, предпочитали парней постарше, идеальный вариант - студенты или отслужившие в армии защитники Отечества. Мы же нравились, в основном, малолет-кам, лет тринадцати, в глазах которых казались серь-езными мужчинами, а не сопляками-школярами. О сексе они знали не больше нас - по рассказам взрос-лых подруг, но точно так же хотели "этого" и точно так же боялись. Плюс, девочки жутко опасались вся-ческих пересудов и длинных болтливых пацанячих языков, которые напропалую, зачастую даже без всякого повода, хвастались в компаниях сверстников и малолеток. Особенно, малолеток. Репутация тогда дорого стоила - ярлыки вешались легко. Прослыть этакой "давалкой" - позор и презрение однокласс-ников. Возможно и сейчас это актуально, понятия не имею, нравы постоянно меняются, но уже позже, пе-решагнув двадцатилетие, я часто общался со школь-ницами-старшеклассницами, и их отношение к по-добным вещам было куда более легкомысленным.
  Вообще, это считалось нормой, когда мальчик встре-чался с девочкой младше его на три-четыре года. Сейчас это граничило бы с педофилией. Любовь два-дцатилетнего, отслужившего в армии пацана и пят-надцатилетней школьницы никого не удивляла. Ино-гда это даже поощрялось со стороны обоих семейств (не совсем в открытую, конечно), а в свете возмож-ных перспектив. О том, что за это можно было полу-чить реальный тюремный срок, никто и не догады-вался, грань между совершеннолетием и несовер-шеннолетием была абсолютно размыта.
  Но тогда я был чудовищно робок и инфантилен в этом вопросе. Я еще ни с кем не целовался, что, ко-нечно, жутко удручало. Возраст вступил в фазу сексу-ального созревания, гормоны играли, при виде дев-чат у меня кружилась голова, напрочь отключались мозги, слова застревали в горле. Скажу по секрету (всему свету) первый секс у меня случился только по-сле армии, в двадцать лет. И уже тогда понеслось...
  А вот мой первый поцелуй я помню во всех подроб-ностях. Ее звали Катя, мы познакомились с ней на той же дискотеке. До одури нажравшись вина (мой отец делал великолепное вино из растущего на даче ви-нограда, яблок и абрикос - для себя, не на продажу. Из малины и клубники он изготовлял настоящее не-реально сладкое "шампанское". Как я уже неодно-кратно упоминал - мастер на все руки) я осмелел и пригласил ее на танец. Ей было четырнадцать лет (мне - семнадцать), от ее волос пахло волшебным чарующим ароматом (цитата, блин, из какой-то со-временной рекламы), скорее всего, это был дешевый советский шампунь, но, тот, кто помнит свой первый поцелуй с девчонкой, меня поймет.
  Мои неуклюжие ухаживания, и еще более неуклю-жий танец, ее не вдохновили, и она засобиралась домой. Я догнал ее где-то за углом, плел какую-то пьяную ахинею, она тоже была не вполне трезвой, мы тормознулись на какой-то скамейке. Я шептал ей что-то на ушко, потом, окончательно осмелев, поце-ловал ее в висок. А она, вдруг обернула ко мне свое лицо, и подставила губы.
  Незабываемое чувство. Когда я прикасался своими губами ее влажных губ, а своим языком - к ее языку, мне казалось, что вот-вот упаду в обморок. Похоже, она была пьяна в стельку, или я оказался неважным целовальщиком, но в какой-то момент, ей это надое-ло, и она засобиралась домой, назначив свидание на завтра. Я еще долго сидел на скамейке, обалдевший и оглоушенный.
  А ведь девушка была абсолютно "теплая", она легко могла показать мне "драйв", и лишить девственности прямо здесь, на скамейке. Отсутствие опыта сделало свое дело, и она быстро вычислила сопляка-молокососа.
  На следующий день мы все-таки встретились, и она, оценив меня трезвыми глазами, отослала ко всем чертям. А я-то реально влюбился! Делал какие-то неуклюжие попытки понравиться, с точки зрения взрослого мужчины - исключительно глупые, и на все сто процентов приводящие к совершенно проти-воположному эффекту. Часами торчал у нее под ок-нами, дарил какие-то бессмысленные подарки, вро-де стыренной у матери губной помады или куплен-ной на последние карманные деньги дешевой "сов-ковой" пудры. Приносил втихаря взятое из отцовских запасов вино и даже (Катя во всю смолила, я тогда - нет) украденные у него же две пачки "Нашей Марки" - самых дешевых и популярных сигарет в Советском Союзе.
  Все впустую. Через несколько дней Катя переехала куда-то в другой город по причине, мне не известной, просто однажды я поскребся к ней в дверь, открыла незнакомая женщина и сказала, что эта семья здесь больше не живет. Я навел во дворе и среди общих знакомых справки - они действительно съехали.
  Еще, в девятом классе у нас появился удивительный новый предмет - НВП (начальная военная подготов-ка). Вел его, так называемый "военрук" - лицо почти не подконтрольное школьному начальству. У него был отдельный кабинет с таинственной каморкой, где хранились всякие военные штучки, типа комплек-тов одежды химзащиты, тяжеленого ящика со счет-чиком Гейгера, муляжей гранат и даже пара настоя-щих автоматов Калашникова с патронами. Не думаю, что автоматы был реально боевыми - держать такой в школе вряд ли бы позволили, даже с учетом серь-езно милитаризированной политике страны. Хотя, кто знает? Какие-то мелкие политические и погра-ничные конфликты все же иногда происходили и возможность нападения со стороны запада рассмат-ривались всерьез. Чуть раньше, Сергей, отец которо-го, коммунист, был широко осведомлен о политиче-ской ситуации в мире, рассказывал о некоем инци-денте, который чуть было не вызвал войну с Турцией (она входила во враждебный нам блок НАТО). По этой причине у отца Сереги даже сорвалась загра-ничная командировка в дружественную Монголию, которую он так ждал.
  В официальных СМИ во всю муссировалась тема сближения с западом, какие-то встречи Горбачева с Рейганом (тогдашним президентом США), однако, по факту, что-то назревало. Присутствовал какой-то страх.
  Михаила Сергеевича Горбачева в народе ласково и фамильярно называли просто - Мишей. Отношение к нему было неоднозначное - смесь восторженности и влюбленности с неприязнью и отторжением. С од-ной стороны - ненавистный "сухой закон" и другие мало популярные меры, большинство из которых я, за давностью лет, даже не припомню, с другой - ви-тающий над страной дух свободы. Появилось подо-бие оппозиции, подобие свободы слова, хотя пра-вящую роль коммунистической партии никто еще не отменял.
  Вот это словцо, еле вспомнил, - плюрализм, то есть возможность иметь разное мнение на один и тот же вопрос. Гласность - возможность публично выра-жать это мнение. И так далее.
  Но все равно, на фоне чудовищно гротескных, но монументальных, почти обожествляемых, вождей прошлого, Горбачев для многих считался этаким шу-том, случайно взошедшим на трон. Всерьез его не воспринимали, и великие реформы, до какого-то момента, полагались временными шутовскими заба-вами. Гайки советского тоталитаризма едва-едва начали раскручиваться. Перестройка только-только раскачивалась.
  Вернемся к начальной военной подготовке. По идее, этот предмет должен был вызвать восторг у едва за-кончивших играть в "войнушки" мальчишек. Но нет. Из "войнушек" мы выросли, и даже самый настоя-щий автомат или ружье нас никак не вдохновляли. К тому же уроки начались с зазубривания каких-то ду-рацких, сводящих скулы от скуки уставов. Девочки тоже присутствовали на уроках, но именно присут-ствовали, их почти не трогали и не вызывали к доске - все они гарантированно имели итоговую четверку по предмету, за исключением идущих на золотую медаль. Но и для последних вопрос решался не в классе, а в школьных кулуарах.
  Первобытный счетчик Гейгера настраивался столь мудрено, что осилить его могли только люди с врож-денным чутьем к счетчикам Гейгера. Я, как и боль-шинство ребят из класса, справиться с ним так и не смог. Военрук бесился, ставил двойки, но шкала упорно съезжала куда не надо и выдавала фантасти-ческие показания, не имеющие ничего общего с дей-ствительностью.
  Костюм химической и радиационной защиты (как он точно называется - я не помню) имел сложнейшую систему застежек и клапанов, в которых все постоян-но путались, без всякой надежды сдать норматив на время.
  Самой страшной для меня штукой был советский противогаз - резиновое изделие Љ1. Резиновым из-делием Љ2 считался советский презерватив, кото-рый я тоже освоил не сразу.
  Уже тогда я имел слабое зрение, но очки носить стес-нялся - в школе очкариков всегда дразнили. В классе я всегда сидел на задних партах (передние - удел ли-зоблюдов, отличников и ботаников) и не видел ни одного написанного на доске слова, полагаясь лишь на учебники и интуицию. Надевая же противогаз с затертыми стеклами, я сразу попадал в страну слепых. Были видны только какие-то размытые силуэты то ли людей, то ли деревьев, то ли каких-то фантастических инопланетян. Интуиция подсказывала мне, если предмет двигается - это человек, если не двигается - нечто неодушевленное.
  Какой-то интерес вызывал разве что автомат Калаш-никова. Разбирать и собирать его было, пожалуй, даже интересно. Хотя свои заморочки, особенно ка-сающиеся сложного затвора, все же были. Кроме то-го, в деревянном прикладе была кнопка, нажав ко-торую, выскакивала какая-то капсула. Она могла больно защемить палец, и периодически защемляла. Девчонки поломали о нее немало ногтей, прежде чем военрук отменил для них этот норматив. Однако, наловчившись, я справлялся с пресловутым автома-том Калашникова, пожалуй, лучше всех в классе.
  Настоящим предметом НВП не считался, он был как-то отчужден, даже уроки физкультуры или (в млад-ших классах) - труда, рисования и пения вполне впи-сывались в нормальную школьную программу. НВП стоял особняком. Он страшил, угрожал и угнетал. Хо-дили байки, или даже не байки, а настоящая совет-ская действительность, что схлопотавший итоговую двойку по НВП вообще не получит аттестат о школь-ном образовании, только справку об окончании школы - "волчий билет", с которым не возьмут даже в ПТУ. Прямой путь в советские дворники и сторожа.
  (Блин, что-то Борис Гребенщиков вдруг вспомнился с его знаменитой песней).
  Не спасали даже пятерки по всем остальным пред-метам. Правда это или нет, не знаю, но всех, без ис-ключения, на троечку по НВП кое-как, да вытягивали.
  Кстати, я почти ничего не рассказывал собственно о школе. В начальных классах, такие предметы, как пе-ние и рисование, действительно были! Они препо-давались очень формально, оценки ставились наобум. Учительница пения имела кличку болонка. Это была эффектная молодящаяся блондинка лет тридцати (возраст называю приблизительно, для нас, детворы все женщины старше двадцати считались тетками) и она умела играть на баяне.
  (Теперь Чиж почему-то вспомнился).
  Потом она ушла в декретный отпуск, а так как мужа у нее вроде бы не было, это давало пищу для всяче-ских детских слухов и пересудов. Особенно громко шушукались лучше понимающие толк в жизни дев-чонки.
  Про уроки рисования не помню вообще ничего, а вот трудовик у нас был колоритный - хромой мужичок неопределенного возраста, юморной, совершенно не похожий на классического учителя. Уроки он вел своеобразно, по настроению, иногда мог весь урок читать нам вслух какую-то книгу, сопровождая ее ед-кими комментариями, мог запросто швырнуть в лоб расшалившемуся ученику киянку (такой деревянный молоточек), страшно досадуя, что тот увернулся. Уроки шли весело, но чему-то он все же нас учил, например, в классе стоял настоящий токарный ста-нок, на котором мы вытачивали различные детали. У девочек была своя трудовичка, они занимались, ка-жется, кройкой и шитьем где-то в другом кабинете.
  Остальных школьных учителей описывать не буду - кому это интересно, да и не в этом цель повествова-ния, хотя попадались и вполне оригинальные персо-нажи, достойные отдельной летописи.
  Ненавистные уроки НВП нещадно прогуливались, военрук за это никак не наказывал, хотя и предупре-ждал о возможной итоговой двойке.
  В этом же году в нашу жизнь ворвалась рок-музыка. До этого к советской и зарубежной эстраде, даже са-мой современной, относились спокойно, без фана-тизма, просто как к танцевальной музыке. У кого-то были какие-то записи, у кого-то нет, не трагедия. У меня, например, была кассета (фирменная, немецкая) с записью известного альбома группы "Modern Talk-ing" в яркой обложке с фотографиями и названиями песен. Ее привез из заграницы друг семьи. Были еще какие-то кассеты, но все это включалось только по праздникам или во время посиделок. Просто так, для удовольствия, никто их не слушал.
  Примерно в 1988-ом (могу и ошибаться) в городе по-явились первые "звучки" - так называемые, студии звукозаписи, где на твою чистую кассету записыва-лась модная музыка. Кассеты с уже записанной му-зыкой тоже там продавались, но стоили недешево - кажется, три рубля за советскую, 60-ти минутную кас-сету и пять рублей за импортную, 90-то минутную. На импортную кассету четко записывалось два полно-ценных музыкальных альбома на каждую из 45-ти минутных сторон. С советскими 60-ти минутными бы-ла полная маета. Я еще тогда удивлялся, какой сума-сшедший шизофреник их выдумал. Ни один альбом в 30-ти минутную сторону этой кассеты не помещался, очередная песня обрывалась и заново воспроизво-дилась уже на другой стороне. Кроме того, когда альбом заканчивался, на второй стороне оставалось еще уйма свободного места, минут на пятнадцать-двадцать. Его от фонаря занимали, так называемые "дописки" - несколько под скорую руку попавшихся песен. Скорее всего, советская промышленность просто тогда еще не умела производить кассеты об-щемирового стандарта. Иного объяснения у меня нет. Просто так выдумать и внедрить эти нестандартные неудобные 60-ти минутные кассеты мог только очень психически неадекватный человек.
  Достать чистую кассету, тоже было проблемой. Ино-гда они вроде бы продавались в магазинах, но стои-ли несоизмеримо дорого. Советские 60-ти минутные (чудовищного качества, постоянно засоряющиеся ка-кой-то пылью, хрупкие и не надежные, скрипящие и свистящие) еще можно было где-то приобрести. Настоящие же японские каким-то мистическим обра-зом добывались непонятно где, но точно не покупа-лись. Ни в магазинах, ни на черном рынке их не было. Хотя я могу и ошибаться.
  Чаще всего старые надоевшие записи попросту сти-рались и сверху записывались новые. Одна и та же кассета могла перезаписываться таким образом де-сятки раз. Отечественные кассеты такого насилия над собой не выдерживали - каждая новая запись за-метно теряла в качестве. Японские удар держали. По рукам ходили дремучие, привезенные в незапамят-ные времена, сломанные чуть ли не напополам "Со-ни" и "JVC", выдававшие отличнейший звук. При условии, конечно, что сама запись изначально была качественной. А это тоже было большой редкостью. Музыку обычно по многу раз перезаписывали друг у друга, с неизменным ухудшением качества звука, особенно если это происходило через шнур, с одного советского однокассетника на другой. У японских двухкассетников такой потери качества не случалось, да только этих самых двухкассетников ни у кого тоже не было.
  Точнее был. У Вовчика, моего бывшего приятеля-одноклассника. Не у него самого, конечно, а у его родителей. Его отец занимал серьезную должность в серьезной стратегической отрасли. Настоящий япон-ский двухкассетник "Сони", огромный, черный, с бе-гающими по периметру колонок огоньками. Он был куплен за фантастические деньги - тысяча с лишним советских рублей. Во всяком случае, эту сумму назы-вал нам сам Вовчик - известный в школе враль и фантазер, но в этом случае, думаю, цифра была близка к реальной. Техника в Советском Союзе, даже отечественная, в отличии, скажем, от продуктов, сто-ила противоестественно дорого.
  Как раз в это время мы поменяли наш старый допо-топный черно-белый телевизор, прозванный бы-вавшими у меня друзьями-одноклассниками шар-манкой за оригинальный внешний вид (отец заменил сломавшуюся ручку переключения каналов рукоятью от какой-то мясорубки, он умел находить неожидан-ное применение различным подвернувшимся по ру-ку предметам), на цветной, родного, разумеется, производства. Это был огромный, как его называла мама, гроб, под названием "Радуга", однако каналы там переключались с помощью горящих красным цветом кнопок, и даже имелось место под систему дистанционного управления. Именно имелось, ибо сама система в комплект не входила - ее надо было доставать (свободно она не продавалась) где-то от-дельно. Тогда отец выдумал собственную эксклю-зивную систему дистанционного управления - взял длинную палку и, не вставая с дивана, тыкал ей в нужные кнопки.
  Так вот, этот телевизор стоил 700 рублей - семь ме-сячных зарплат матери и четыре с половиной - отца.
  Еще о советских ценах. Сейчас эту информацию можно свободно нарыть в интернете, однако, просто так, для баловства, я попробую кое-что воспроизве-сти по памяти. Ошибки не исключены, так что, кому не интересно, пусть не читает. Это чисто для себя.
  Итак, черный хлеб стоил 16 копеек, белый - 24. Это были классические квадратные буханки. Других кон-фигураций - продолговатых батонов, круглых кара-ваев и т.д. я что-то не припоминаю, возможно роди-тели их просто никогда не покупали. Цен на мясо, масло, молоко, сосиски, колбасу, сыр я, откровенно говоря, совсем не помню - меня в магазин за ними не посылали. Все это, за исключением, молока, было дефицитом, и ушлые продавцы запросто могли надуть несмышлёного ребенка. Плитка советского шоколада, как я уже упоминал, стоила рубль пятьде-сят и продавалась совершенно свободно - в любом продуктовом магазине стояли пирамидки из этих со-вершенно одинаковых плиток. Стакан кваса стоил пять копеек, его привозили в смешных игрушечных желтых бочонках на колесах от трактора. В разлив он продавался дешевле. Мать часто посылала меня за ним поутру в воскресенье со стеклянным трехлитро-вым баллоном, отсчитывая мелочь - копеек пятна-дцать-двадцать максимум. Бутылка жигулевского (других сортов не было, помню только очень редкое рижское) пива стоила 55 копеек. Пустая стеклянная бутылка принималась за двадцать копеек, то есть, обменяв пустую на полную, оставалось доплатить лишь 35 копеек. Однако собирать и сдавать пустые бутылки считалось позором - уделом законченных бомжей и алкашей. Этим не занималась даже вечно безнадежно безденежная пацанва. Хотя эти бутылки валялись повсюду и за пять сданных бутылок можно было получить целый рубль. Точную цену пива в раз-лив я помню не очень хорошо - что-то около двух рублей с копейками за три литра. Просто в литрах оно уже не измерялось, вступил в действие "сухой закон", люди душились в очередях, покупая пенный напиток баллонами или канистрами. Сигареты без фильтра "Астра" стоили 20 копеек, "Наша Марка" с фильтром - 40. Самыми дорогими были "Космос" за 70 копеек. Иностранные продавались только на чер-ном рынке и стоили, по слухам, несусветно дорого - за одну пачку "Camel" или "Marlboro" просили то ли пять, то ли вообще десять рублей. Что еще? Проезд в трамвае стоил три копейки, в троллейбусе - четыре, в автобусе - пять.
  Еще были электронные японские часы. В комиссион-ках - так называли магазины, куда народ сдавал не-нужный товар, в надежде, что его кто-то купит (на самом деле они часто использовались барыгами для перепродажи привезенного из-за границы дешевого фуфла) продавались настоящие наручные японские электронные часы с четырьмя кнопками, кучей функ-ций, типа секундомера и шестнадцатью мелодиями. Музыка извлекалась ритмичными ударами пружин-ки по корпусу. Это было круто! Со временем такими часами обзавелись все ребята нашего класса, кроме пацанов из совсем уж неблагополучных семей. Не иметь подобных часов считалось признаком пол-нейшей нищеты. А стоили они, между прочим 70 рублей - месячная зарплата какого-нибудь грузчика или неквалифицированного подсобного рабочего. В итоге их купила мне даже практичная, считающая каждую копейку мать, чтобы не позорился в школе своими советскими стрелочными заводными часами выпуска далеких 60-х и подаренных отцом на день рождения - прекраснейшая, к слову, отечественная продукция, но немодная и непопулярная. На самом деле, как рассказывал нам друг семьи, часто бывав-ший за границей, такие дорогущие электронные часы продавались во всем мире в магазинах, типа "fix price" - две штуки за 1 доллар, однако ввозить их от-туда можно было лишь в ограниченном количество (вроде как одни для себя, пара - на подарки), иначе в тебе заподозрят спекулянта.
  Вернемся к "звучкам". Поначалу ничего интересного они нам предложить не могли - стандартный набор записей с советских праздничных концертов. Либо надоевшую всем до чертиков западную поп-музыку. Впрочем, феноменальный "Ласковый Май" уже, наверное, появился, но, повторяю, это была музыка чисто для девочек. Пацаны такое не слушали. Если даже кому-то и нравились эти песни (неплохие, в принципе), он никогда бы в этом не сознался - его сразу стали бы называть девчонкой и опозорили на всю округу.
  Параллельно с этим откуда-то из Питера и Москвы, через третьи руки, к нам стал проникать русский рок. Это были многократно перезаписанные с кассеты на кассету, потерявшие всякое разумное качество уди-вительные песни. По- настоящему что-то новое, не-слыханное, бунтарское, точно в такт попадающее нашему возрасту и витающему над страной ветру перемен.
  Доподлинно помню свою первую кассету с рок-музыкой. Это была советская 60-минутка с записью какого-то альбома группы "Ария". На другой стороне - классическая дописка с песнями неведомого мне тогда исполнителя со странным, неестественно мо-нотонным голосом. Позже я узнал, что это был Вик-тор Цой.
  Потом понеслось. Слушали все подряд - "Арию", "Коррозию Металла", "Агату Кристи", "Алису", "Ки-но", "ДДТ", "Наутилус Помпилиус". Обменивались записями, давали друг другу послушать, что-то мож-но было нарыть и в заметно расширивших свой ас-сортимент "звучках". Позже появилась и западная хард-рок-музыка, металл.
  После окончания учебного года нас отправили не в колхоз, а на военные сборы. Кстати, в десятый класс мы так и не перешли. Была введена 11-летка и с де-вятого нас перевели сразу в одиннадцатый.
  Военные сборы проходили на живописных берегах реки Дон в наскоро переоборудованной под эти це-ли турбазе. Я их почему-то практически не запомнил, хотя для пацана подобное должно было оставить след в памяти. Возможно, виной тому вольница, формальное, несерьезное отношение к происходя-щему. Вспоминаются только какие-то фрагменты, ни-чего интересного не представляющие.
  А вот сам колхоз, нам заменили отработкой в школе. К ней делали серьезную пристройку - расширяли по-чти вдвое. Работали там, разумеется, настоящие ра-бочие, мы были так, на побегушках - таскали какие-то кирпичи, месили раствор. В общем-то, особо нас не напрягали, но факт - при легендарном советском долгострое пристройку в три этажа сдали "под ключ" уже к началу учебного года. Или я что-то путаю, и стройка началась гораздо раньше? Не могли же они отгрохать такое всего за три месяца? Если так, то - долгие, продолжительные аплодисменты советским строителям-передовикам.
  За работу нам заплатили совсем уж неслыханные деньги - 70 рублей. Семь полновесных советских червонцев! Я держал их в руках и не мог этому пове-рить. Я даже не представлял себе, на что их можно потратить. Японские электронные часы у меня уже были, на хороший магнитофон все равно не хватит. Купить модную фирмовую шмотку? Жалко. К тому же я никогда не придавал никакого особенного значе-ния своему внешнему виду, меня это ну вообще ни-как не интересовало. Купит мать что-то с зарплаты - хорошо, не купит - ну и ладно, всегда есть что одеть. Другие ребята вовсю гонялись за модными вещица-ми и хвастались ими в компаниях, мне же было по барабану, что носить - кроссовки ли фирмы "Адидас" или ужасающе уродские туфли фабрики "Красный Большевик". Нас с отцом одевала мать, гоняющаяся за всякой дефицитной "фирмой", если бы не она, мы так и ходили бы в лохмотьях и обносках.
  Решение, как потратить эти деньги родилось спон-танно. Мне было уже шестнадцать, и я был еще дев-ственником. Гормоны бурлили. От старших ребят во дворе я разузнал, что на нашей железнодорожной станции якобы обретаются самые настоящие прости-тутки, а крышуют их местные таксисты. Их услугами никто из знакомых мне ребят не пользовался, но все уверяли - подойди к любому таксисту, и дело в шля-пе. Расценок тоже никто не знал, но интуитивно я по-лагал, что семидесяти рублей точно хватит.
  Момент был самый подходящий. Шел сентябрь, и у родителей наконец-то совпали отпуска. Воспользо-вавшись удачей, они вдвоем уехали на море, оставив мне квартиру. Было множество напутствий в стиле - "ты уже взрослый мальчик, не подведи нас. Если что, обращайся к соседям и родственникам.". Я их не слушал - быстрей бы сбагрить подальше отсюда. Дней на десять целая квартира была в моем полном распоряжении.
  Едва они уехали, я помчался ловить такси. Ни о каких экспресс-услугах за ближайшем углом, я даже не по-дозревал. Общение с проституткой почему-то пред-ставлялось мне чем-то романтичным, со свечами, поцелуями и обязательным шампанским.
  Путь до железнодорожной станции на такси занял несколько минут и стоил копеек пятьдесят. Когда мы приехали на место, я решился.
  - Как мне здесь найти проститутку?
  Таксист вдруг не на шутку озадачился.
  - Даже не знаю...
  - Я вам заплачу. Десять рублей.
  - Где-то здесь Анька-алкашка ошивается. Пойду по-смотрю.
  Он ушел. Вернулся через несколько минут.
  - Нигде нет сволочины. Опять с каким-то алкашом замутила. Или пьяная где-то валяется.
  - А другие? - желание немедленно стать мужчиной, пересиливало даже страх перед неведомой Анькой- алкашкой. Слова шофера несколько снизили в моих глазах цену на жриц продажной любви - "Больше де-сяти рублей, ну, максимум, двадцати никакой мест-ной алкашке я не заплачу". Хотя в душе прекрасно понимал, потребуй она все деньги до копейки, отка-заться я не сумею.
  - Пойду у других поспрашиваю, - буркнул шофер.
  Вернулся ни с чем.
  - Кроме Аньки никаких других шлюх здесь нет, и та куда-то запропастилась.
  Облом. Мужчиной я тогда так и не стал. Странно, на железнодорожной станции, пусть провинциального, но отнюдь не маленького городка не было ни одной вокзальной проститутки, кроме загадочной Аньки, которая, как я сейчас понимаю, спала со всеми под-ряд за выпивку. Или таксист, по какой-то причине, мне соврал. Да вряд ли, я же обещал ему заплатить, и он прекрасно видел в моих руках пачку червонцев.
  Больше подобных попыток я не предпринимал, ре-шив для себя, что проституток в Советском Союзе нет и никогда не было - это сугубо западное, буржуаз-ное явление. Все остальное - слухи и выдумка стар-ших ребят.
  Возможно, будь я понастырнее, какую-нибудь шала-ву все-таки нашел бы, но уж очень был тогда незрел и романтичен. Женщины представлялись мне вен-цом природы - недосягаемыми и волшебными су-ществами.
  К этому времени я научился по-взрослому, в затяжку, курить, пить вино и пиво, не зная, правда, над собой контроля. Остаток дней родительского отпуска, я приглашал в квартиру друзей, мы лакали отцовское вино, слушали рок-музыку, весело проводили время. Однажды я налакался до такого состояния, что меня стошнило прямо около подъезда, на глазах соседок-старушек, потом я свалился в кусты, там и заснув. Приехав с отпуска, родители еще долго высказывали мне свои соображения о моем поведении и превра-щенной в грязный притон квартире. Впрочем, тогда это были еще "цветочки". Попойки проходили доста-точно культурно со взрослым, как тогда казалось, це-ремониалом - обязательными тостами до опреде-ленного момента и прочими атрибутами. Гости были из "нормальных" семей - ничего не пропало. Долго не засиживались, бухали обычно до или после диско-теки под рок-музыку всех стилей и направлений. Вот только девчат с нами не было, хотя кто-то с кем-то вроде бы пытался встречаться.
  Основная вакханалия произошла во время туристи-ческой поездки всем классом в Киев на зимние кани-кулы. Пили каждый день, благо, в отличие от маяв-шейся под гнетом "сухого закона" нашей Матушки Руси, спиртное там продавали на каждом углу, без ограничений, даже детям. Пива - хоть залейся, вина - в каждом магазине с десяток марок и сортов. В нашем городке вино на прилавках вот так свободно не стояло, а пиво завозилось строго в определенный час, в предвкушении которого у магазина собиралась внушительная толпа народа. То ли они пили меньше нас, то ли жили лучше. Скорее второе, потому что прилавки киевских магазинов, в отличие от наших пустыми было не назвать.
  Нас расселили в какой-то общаге, где жили ребята и из других городов. Кавардак, который мы там устро-или, заставил их нас уважать. Серьезных конфликтов с драками вроде бы удалось избежать - мы изо всех сил поддерживали авторитет отмороженных алка-шей-хулиганов. Настоящий секс между парнями и девчатами, как внутри нашего класса, так и с иного-родними, доподлинно случался, но, я как всегда, пролетел мимо. На мои идиотские пьяные пристава-ния, ни наши, ни иногородние девчонки, ну никак не реагировали.
  Зато в местных магазинах продавались настоящие виниловые пластинки с рок-музыкой. Их было не-много, но у нас они и вовсе не встречались. Я даже думал, что на виниле русский рок вообще не издает-ся и никогда не издавался - только полуподпольные кассеты. Я купил несколько штук. Среди самых цен-ных был только что вышедший альбом группы "Алиса" - "Шестой Лесничий", кажется, я даже успел выхва-тить с полки самую последнюю пластинку. Потом я еще долго переписывал ее всем подряд на кассеты, пока кто-то то ли купил, то ли выменял на что-то, то ли просто выдурил у меня этот дефицитнейший диск.
  Впрочем, я и так уже немножко перешагнул в 1990-й год. Пошла совершенно другая эпоха - мои 90-е.
  P.S. Все, что не вошло в этот идиотский опус, я по-пробую изложить отдельно. Назовем это так - мои 80-е. Дописка.
  
  Мои 80-е.
  Дописка.
  В первом классе, после долгих просьб, мама подари-ла мне пушистого котеночка - Мурзика, который в скорости вымахал в здоровенного наглого и само-уверенного сибирского кота. Меня Мурзик откро-венно боялся - я был слишком маленьким и все вре-мя пытался играться с ним, словно с живой куклой. Зато он отыгрывался на моих родителях. Все подряд, мерзавец, не ел. Объедки с нашего стола Мурзик от-кровенно игнорировал, советской колбасой, даже дорогой и дефицитной он брезговал, изумленно поднимая на нас свои изумрудные глаза - что это за отрава? К рыбе и сыру долго принюхивался, раз-мышляя о съедобности продукта. Не могу предста-вить себе, какой дрянью нас травили в Советском Союзе, если даже кот наотрез отказывался это жрать. Мурзик демонстративно поворачивался к подозри-тельной, с его точки зрения, пище задом, развалив-шись на полкухни и красноречиво показывая всем своим видом - эй, двуногие, это не еда. Зато он с удовольствием жрал копеечную ливерную колбасу, которую специально покупала ему мать. Для меня ливерная колбаса до сих пор ассоциируется с сугубо кошачьим кормом.
  Мурзик был дьявольски умен. Он прекрасно разби-рался в людях, знал их слабые места, струны, на ко-торых можно было сыграть, но и умел мстить. В нашем подъезде, на первом этаже жила бабулька, которая ненавидела животных, она постоянно норо-вила ударить Мурзика своим костылем, когда он пробегал мимо. Ударить просто так, без причины, из злости и ненависти не на конкретного кота, а на весь мир. Заметив это, Мурзик стал по-своему, по-кошачьему мстить ей. Он постоянно гадил на ее по-ловичок перед дверью. Только ей. Остальные поло-вички в нашем подъезде оставались сухими и чисты-ми. У бабульки постоянно возникали конфликты с моей матерью, из которых моя решительная мать по-стоянно выходила победительницей. Потом нена-висть бабульки плавно перетекла на меня, я даже боялся проходить мимо ее двери - в любой момент она могла выскочить и огреть меня своим костылем. Однажды, когда я заходил в подъезд, она стукнула меня костылем так сильно, что на теле остался огромный синяк. Об этом узнала мать.
  Мать долго тарабанила ей в дверь, а когда та откры-ла, вырвала у нее из рук злополучный костыль и толкнула старушенцию в грудь - ЕСЛИ ТЫ ЕЩЕ РАЗ, СУКА, ПРИТРОНЕШСЯ К МОЕМУ РЕБЕНКУ, Я ТЕБЯ СВОИМИ РУКАМИ ПРИДУШУ. Бабулька упала на спи-ну в собственном коридоре, и долго барахталась, пы-таясь подняться, в ее глазах застыл ужас.
  Странно, что тогда она не заявила тогда в милицию, или заявила, но ее там слишком хорошо знали и не стали ничего предпринимать.
  Мурзик после этого пропал. Навсегда. Я каждый день бегал по дворам, искал его, плакал, звал. Напрасно. Мать потом созналась, что Мурзика отравили и бро-сили где-то на свалке, но я долго в это не верил, про-должая ждать.
   *****
  О закрутках. Была еще одна нелепая закрутка, в два раза больше всех остальных, под названием "банду-ра". Она не считалась игральной, но ее вполне ле-гально можно было использовать в качестве биты.
   *****
  Я никак не упоминал о своем увлечении почтовыми марками. А ведь это было совершенно типичным хобби для советского ребенка. Кто-то однажды по-дарил мне на день Рождения превосходный альбом для марок - с красивым, приятным на ощупь пере-плетом и множеством страниц. Марки целыми тема-тическими сериями продавались в полуподвальном магазинчике, под названием "Филателия". Однако они стоили денег, пусть и небольших.
  Марки с помощью пара отклеивали со старых кон-вертов, тогда, в отсутствие мобильных телефонов и интернета, люди часто писали друг другу письма. Марки отклеивались с трудом, часто рвались, но их было так много... Одинаковые почти не встречались. Больше всего ценились, конечно, иностранные. Из далекой поездки по соцстранам отец прислал мате-ри несколько писем - из Венгрии, Чехословакии, ГДР с уникальными марками, которые потом разрешил отклеить и добавить в коллекцию. Штук 10-15 я при-вез из Болгарии. Они там продавались во всех киос-ках по одной-две-три стотинки.
  Вместе с альбомом мне подарили, кажется это был мой старший двоюродный брат Вовка или его сестра-близнец Ленка, но о них позже, блок, так называлась серия из нескольких посвященных одной теме, ко-рейских марок, не могу даже сказать из северной или южной Кореи. Они так и остались самыми ценными в коллекции. Ценилась экзотика, а марки из соцстран таковыми не являлись.
  Коллекция составлялась хаотично, была советская космическая серия из 20-30 марок, далее уже бесси-стемно - страница с болгарскими, чехословацкими, более редкими польскими и восточногерманскими, совсем уж уникальными (штук пять) венгерскими. Время от времени я уламывал родителей купить что-то в "Филателии", так появились необычные, без то-чечной линии отрыва, гладкие вьетнамские марки и марки далекого экзотического острова Мадагаскар. Еще были монгольские - знаменитые "Монгол Шуу-дан".
  Марками менялись, пытались играть в них, но в це-лом забава не носило форму фанатизма, как фантики или закрутки. Это было официозное, одобренное сверху увлечение для малышей и взрослых.
   *****
  Нумизматика, как хобби, в принципе, тоже привет-ствовалась. В упомянутом магазине "Филателия" продавались заодно и монетки разных стран и эпох, но стоили они несоизмеримо дороже марок. Их кол-лекционировали только серьезные, состоятельные люди.
  Собирали наклейки со спичечных коробок, пробки и этикетки с бутылок, естественно, иностранных. Тогда, в начале 80-тых, не было еще проблем с продажей алкоголя, изредка в магазинах попадались и кубин-ский ром, и болгарский "Слынчев Бряг", венгерские и те же болгарские вина, какие-то горькие настойки то ли из Китая, то ли из Вьетнама. А вот чего точно не было, так это виски, джина, текилы и настоящего французского коньяка. Подобные напитки в Совет-ском Союзе если и продавались на черном рынке, то стоили неимоверно дорого. Но в целом, красивые импортные этикетки редкостью не являлись. Сдирали их так - бутылку помещали в теплую воду, через не-которое время этикетка сама отклеивалась, затем ее сушили на батарее. Кстати, это происходило только с иностранными этикетками, наши же, особенно от га-зировки, держались по-советски намертво, словно были приклеены к стеклу эпоксидной смолой.
  К слову, в отличие от прочих спиртных напитков, им-портное пиво не продавалось в Советском Союзе ни-когда вообще - только отечественное. Это подтвер-ждал позже и мой отец - большой любитель и цени-тель пива. Если я что-то не позабыл по малолетству или за давностью лет, то первое иностранное пиво появилось в стране только в начале или даже сере-дине 90-тых, уже в независимой России.
   *****
  Еще одно воспоминание. Когда я был классе во вто-ром-третьем, где-то на черном рынке мама купила мне (кажется, даже, фигурировала сумма в 25 руб-лей) изумительную книгу - "Урфин Джус и его дере-вянные солдаты". Это была вторая часть серии из се-ми книг. Первую - "Волшебник Изумрудного Города" я позже нашел у какого-то приятеля и выпросил по-читать. Спустя несколько лет мне в руки попались еще две или три книги из этой серии. Оставшиеся, за-ключительные части я так и не прочел.
  Вообще, детская литература в Советском Союзе стро-го делилась на три категории - русские народные сказки (либо сказки народов мира) для малышей, со-ветские сказки (про Ленина) для малышей постарше и жутко идеологизированные сказки для подростков. Последние, иногда, были неплохого качества, например, книга - "Тимур и его команда", но в боль-шинстве отличались жутко занудным сюжетом и тошнотворно правильными или карикатурно непра-вильными персонажами.
  С приключенческими детскими и подростковыми книгами советских авторов вообще была полная бе-да. Если они и издавались, то не попадали не только на прилавки магазинов или в библиотеки, но и на черный рынок. Отчасти их заменяли одобренные цензурой иностранцы - Дюма, Джеймс Фенимор Ку-пер, Конан Дойл, Жюль Верн, Герберт Уэллс, Майн Рид, но, во-первых, они тоже в свободной продаже не встречались, а приобретались по знакомству или на том же черном рынке, во-вторых эти авторы были не совсем детскими. Изначально-то они писались для взрослых современников, а в разряд подростковых их перевел Советский Союз. Ими начинали зачиты-ваться лет с четырнадцати-пятнадцати, дети помлад-ше оказывались в литературном вакууме. Я не назо-ву, даже задумавшись, и десяти интересных книг для детей в возрасте 10-13 лет.
  Кстати, по-моему, я ошибся. За 25 рублей мать купи-ла "Три Мушкетера" Дюма, а "Урфина Джуса" - за 10. Такая расстановка цен кажется мне более логичной, тем более, что обе книги были изрядно потрепанны-ми. А вот из Армении отец привез новенький томик Дрюона "Железный король", купленный в обычном книжном магазине за обычные 2 рубля, 50 копеек. У нас на базаре он стоил бы рублей тридцать.
  Заканчивая тему. Позже, уже во взрослом возрасте, я узнал, что "Волшебник Изумрудного Города" с по-следующими продолжениями вовсе не был ориги-нальным произведением, а просто вольным перево-дом американской книги - "Волшебник страны Оз". Такое в Советском Союзе, не соблюдающего между-народного закона об авторских правах, считалось нормой. Вспомнить, хотя бы, Буратино.
  P.S. Отец выточил мне точную копию деревянного солдата из иллюстрации к книге - у нее сгибались локти и колени, крутилась голова, раскраска мундира абсолютно повторяла рисунок. Дети во дворе жутко завидовали, они не верили, что игрушка не покупная - сделать такую красоту своими руками, без станка, примитивными инструментами, было просто невоз-можно. Я бы сам в это не поверил.
   *****
  В Советском Союзе было много всяких фишек для детского времяпровождения. На самом деле мы не скучали, как может подумать сегодняшняя компью-теризированная молодежь. Да, не было интернета, а информационный голод чертовски терзал, было ма-ло художественных книг, зато были научно-популярные. Они тоже продавались редко, но все же продавались и стоили недорого. В них поднимались научные вопросы, написанные языком, понятным, приблизительно, пятикласснику. Там говорилось о микромире и космосе, о биологии и истории. Нам, конечно, больше хотелось узнать что-нибудь о дино-заврах, рыцарях, пиратах, далеких джунглях, древних доисторических людях, но эти темы были в Совет-ском Союзе почему-то строго засекречены.
  Сейчас все это продается в любом киоске, но с ори-ентацией на самые младшие классы. А многие из тех научно-просветительских брошюр вполне мог с ин-тересом читать и взрослый человек.
  Компьютерных игр не существовало, были только дворовые и настольные, да и те часто делались вруч-ную. Покупные "бродилки" с бросанием кубиков и перетаскиванием фишек с клетки на клетку были столь примитивны, что мы чертили свои, усложнен-ные, со множеством прибамбасов и неожиданных стратегических решений. Впрочем, особой популяр-ностью они тоже не пользовались - надоедали и бросались уже через несколько дней. Большее удо-влетворение приносила не сама игра, а процесс ее созидания.
  В шахматы и шашки играли мало. Несмотря на вели-кую советскую шахматную школу, эта игра, по край-ней мере у нас в городе, широко не популяризиро-валась. Да, дедули в парке играли, занимая множе-ство скамеек, но не более того. А вот домино и кар-точные игры процветали. Домино - для малышни, карты - для старших ребят.
  
  
   *****
  В центре города было три школы - школа Љ2 (наша), школа Љ3 (элитная, если, конечно, этот термин мож-но применить к советской системе) и школа Љ10, на фасаде которой почему-то гордо красовалась вывес-ка - школа Љ1. В последнюю ходили ребятишки, жившие в окружающем центр частном секторе, эта школа считалась не совсем благополучной, тем бо-лее, что туда приводили на занятия детдомовцев, имевших репутацию (и небезосновательно) отчаян-ных отморозков, хулиганов и драчунов. Детдомовцев реально боялись - в драках они не признавали ника-ких правил, дрались жестко, без оглядки на послед-ствия. С десяток или даже более маленьких школ располагались на окраинах и примыкающих к городу рабочих поселках.
  Теоретически, школы формировались по территори-альному принципу - детей записывали в ближайшую от дома. Но по факту дети нередко добирались до места учебы на автобусах откуда-то из глухомани. Почему подобное происходило, совершенно непо-нятно. В нашу школу приезжали ребята и с окраин, причем не какие-нибудь мальчики-мажоры, а, зача-стую, парни из неполных и неблагополучных семей.
  Класса до седьмого, пацаны и девчата из разных школ почти не пересекались. Случались драки, но не школа на школу, а район на район, да и то не столь масштабно, как это могло преподноситься. Чаще все-го ловили случайного залетного парня из чужого района и аккуратно били его, даже не столько били, сколько издевались, пока тот не начнет плакать и просить пощады. Повторяю - речь идет о детях, лет до тринадцати. Потом шел период более жестких драк - межрайонных, межэтнических и т.д., завер-шающийся годам к шестнадцати. Со временем мы обрастали новыми знакомствами, компании смеши-вались, и подобные драки сходили на нет. Бились иногда компашка на компашку, но тоже редко - в больших компаниях всегда находились общие зна-комые (приятели, одноклассники, дальние родствен-ника, друзья дальних родственников или однокласс-ников) и конфликты решались в частном порядке ли-бо вовсе бескровно.
  Дружить с девочкой из другой школы, кстати, счита-лось более круто и престижно, чем со "своей". С "чу-жачкой" ведь еще нужно было познакомиться, про-явить инициативу, показать себя взрослым и реши-тельным парнем. Девчонки тоже предпочитали пар-ней из других школ - это повышало их статус среди подруг.
   *****
  Мой отец, технарь-самоучка долго не имел высшего образования, только техникум, да и то непрофиль-ный - бухгалтерия и финансы. Каким образом он по-лучил инженерную должность в проектно-конструкторском бюро - загадка века. Видимо врож-денный талант слишком уж бросался в глаза, и руко-водство не могло с этим не считаться. Но в начале 80-тых перед отцом поставили условие - заочно закон-чить институт. По всем показателям, он должен был занять пост начальника отдела, тот уже давно достиг пенсионного возраста и все время грозился уйти на заслуженный отдых, но без высшего образования подобное повышение было неосуществимо.
  До этого он какое-то время проработал в местном политехническом институте кем-то, вроде лаборанта и знал там почти всех преподавателей. Чинил им те-левизоры и прочую технику. Они его тоже помнили и уважали. Учеба протекала на "ура", тем более, что отец сам мог дать им фору в таких дисциплинах, как сопротивление материалов (сопромат), начерта-тельная геометрия или высшая математика. Напоми-наю - его шкаф ломился от технической литературы.
  Хотя напрягаться все же приходилось. Институт он за-кончил года за два, я до сих пор помню, как после работы отец (письменного стола у него не было, он переоборудовал под эти цели открывающуюся дверцу стенного секретера, снабдив ее люминес-центной лампой) подолгу засиживался в окружении книг и чертежей. Некоторые курсовые работы за него делали сами преподаватели (цена вопроса - почи-ненный магнитофон или бутылка водки, а то и просто так, по знакомству). Взяток тогда не брали, хотя он мог сделать всю работу и сам - просто не хватало времени.
  Иногда я, ради любопытства, перелистывал эти учеб-ники, полные сложнейшими формулами и прочей абракадаброй, недоступной малышу, но более всего меня поразил самый страшный предмет. Он назы-вался - "Научный коммунизм".
  Отца-технаря, далекого от всякой политики, эта ахи-нея просто выводила из себя. Кажется, ему пришлось пересдавать его раза три. После окончания институ-та, он использовал этот талмуд в качестве разного вида подпорок для сломанных ножек дивана и шка-фа.
  Но само название интриговало. Мне казалось, что этот учебник тоже должен быть весь исчерчен мно-гоярусными математическими уравнениями и сим-волами древних языков, по которым наши вожди выводили формулу идеального коммунизма. Когда я открыл его, меня ждало полное разочарование - од-ни лишь чудовищные массивы текста. Половина слов были мне незнакомы, остальные выглядели полней-шей бессмыслицей.
  Через несколько лет, отец получил все-таки желае-мую должность и соответствующий ей оклад - 250 рублей.
   *****
  А еще была забава - кубик Рубика. Поначалу мы да-же и не знали, что Рубик - имя знаменитого на весь мир венгерского изобретателя головоломок, думали, что это просто такое смешное словосочетание, типа гоголь-моголь или шашлык-машлык. Он так и назы-вался - кубик-рубик.
  Поначалу, кубик-рубик был страшнейшим дефици-том, эту головоломку привозили откуда-то из-за гра-ницы, потом советская промышленность наладила его производство, и он начал продаваться во всех магазинах страны. Однако, родные кубики были из-готовлены из белой пластмассы с тусклыми и блек-лыми цветными наклейками, грани туго поворачива-лись и ужасно скрипели. Новенькие кубики еще дол-го сыпали белым порошком, стертым с плохо подо-гнанных деталей. Другое дело импортные. У моего дворового друга был настоящий, венгерский.
  (Блин, почему наши соседи по соцлагерю умели де-лать красивые и качественные вещи, например, Че-хия и Румыния - обувь, не уступающую итальянской, Венгрия и Польша - стильную одежду, изделия ма-стеров из ГДР ничем не отличались от западногер-манских, и только СССР умудрялся халтурить на са-мых простейших, казалось бы, вещах, превращая их в уродливое барахло. Как будто это была такая специ-альная политика, секретный декрет партии).
  Этот венгерский кубик-рубик был выполнен из чер-ной пластмассы, цвета - ярко-насыщенные, почти (пользуясь современной терминологией) кислотные, наклейки ровные, грани двигались легко и бесшум-но. Одно слово - импорт.
  Проводились какие-то мировые и отечественные чемпионаты по скоростной сборке кубика-рубика, однако, на моей памяти, никому во дворе или в шко-ле собрать злополучный кубик так и не удалось. В журнале "Наука и Жизнь", который выписывал мой дед, однажды вышла целая статья (страниц на два-дцать) с подробнейшей инструкцией по сборке вол-шебного кубика, однако она была написана столь сложным техническим языком и снабжена такими непонятными рисунками, что, даже с ее помощью, у меня ничего не получилось. Последняя из шести плоскостей, ну никак не собиралась.
  Вру - однажды, в порыве отчаяния, я совершенно случайно собрал-таки чертов кубик, однако точный алгоритм своих действий, увы, не запомнил, и все последующие попытки повторить этот подвиг обер-нулись крахом.
  На тему кубика Рубика появилось множество вариа-ций. Например, треугольная "пирамидка" - собрать ее было гораздо проще. По крайней мере, мне это удавалось. Еще была "змейка", из нее собирались разные фигурки.
  Моя двоюродная сестра училась в Риге, в летном училище. В общежитии, где она жила, проживали (по ее словам) две девушки из Кубы. Они подарили ей, нищей советской студентке, несколько удивительных заморских вещиц. Среди них - четырехгранный ку-бик-рубик в красивой пластмассовой упаковке (в Со-ветском Союзе не то, что такой кубик, даже упаковку для него сделать были не в состоянии, а на Кубе, от-сталой, окруженной врагами - запросто) и "змейку", большую, желто-коричневую, приятную на глаз и на ощупь, заключенную в прозрачный пластиковый шар. Советские тусклые "змейки" глаз ну никак не радовали, к тому же проворачивались так же туго и со скрипом, как и кубики-рубики.
  Я легко научился обращаться со "змейкой", а вот со-брать четырехгранный кубик-рубик - задача не для среднего интеллекта. Я пытался нащупать алгоритм, отличающий его от обычного трехгранного, и почти нашел - любая из сторон собиралась на ура, но... Дальше дело не продвинулось.
   *****
  Я ничего не говорил о супер культовом телесериале для подростков середины 80-тых - "Гостья из будуще-го". Он был снят по мотивам произведений Кира Булычева (популярнейший советский автор книг для детей и подростков) о девочке Алисе Селезневой из далекого коммунистического будущего. У меня даже была одна из его книг - "Лиловый шар", которую я перечитывал по многу раз. Также по одному из его рассказов был создан и фантастический (редкость в Советском Союзе) мультфильм - "Тайна третьей пла-неты".
  Главную героиню - Алису Селезневу сыграла юная девочка-актриса, если не ошибаюсь, Наташа Гусева, в которую поголовно влюбились все пацаны Совет-ского Союза двенадцати-четырнадцати лет. По сце-нарию, два галактических негодяя, их называли кос-мическими пиратами, украли у отца Алисы, знамени-того ученого, прибор для чтения мыслей - "мелофон" и спрятали его в нашем времени. Отважная девочка, втайне от отца, самостоятельно отправилась в про-шлое на поиски волшебного "мелофона", который мог стать страшным оружием в руках мерзавцев. Там она сумела попасть в обычную советскую школу и завертелся запутанный сюжет. Пересказывать я его не буду, кто хочет вспомнить и пересмотреть, пусть пороется в интернете, наверняка этот фильм там от-копается.
  Все это к тому, что в середине 80-тых у подростков в Советском Союзе появился первый и, наверное, если взять масштаб явления, последний настоящий секс-символ. Гусевой писали письма, вырезали ее фото-графии из газет, и хранили, как икону, все скамейки в парке были изрезаны и исписаны ее именем в сер-дечке. Ни одна актриса, на моей памяти, не пользо-валась такой бешеной популярностью, ни до, ни по-сле этого фильма. Даже если взять современные го-ды.
   *****
  Зря я, наверное, грешу на советскую литературу для детей и подростков. Были интересные авторы, инте-ресные книги. Но они попадали к нам в руки совер-шенно случайно, хаотично. Например, была такая серия книг - "Библиотека Приключений", у нас со-бралось со временем пять или шесть томов этой се-рии, однако, просто так, в магазинах они не прода-вались, дарились тоже редко - вечная ценность, твердая валюта, покруче, наверное, даже бутылки водки.
  Полное собрание произведений одного автора со-брать было невозможно. Из трилогии о "Незнайке" у меня был только "Незнайка на луне", гораздо позже появился "Незнайка в Солнечном Городе". Из семи книг о волшебнике Изумрудного Города - только "Урфин Джус". Из всего Кира Булычева - "Лиловый шар". То же самое происходило и с взрослой, и с подростковой литературой. Джеймс Фенимор Купер читался с заду наперед, по мере приобретения новой книги. Дюма, Дрюон - все то же самое.
  Некий кратковременный прорыв произошел году в 1984 (приблизительно), когда у родителей на работе было организовано нечто, вроде замысловатой ло-тереи. Абсолютно официальное мероприятие - люди вносили определенные суммы денег, соответствую-щие желанию приобрести некое количество дефи-цитных книг, потом все это разыгрывалось случай-ным образом. Кому-то везло, а кто-то мог и "проле-теть", отдав впустую кучу денег, и не выиграть ниче-го.
  Я до сих пор помню эти моменты (мать брала меня с собой, отец в дурацкой процедуре участвовать наотрез отказывался) - громадная толпа людей, драйв, предвкушение победы. А ведь это был еще Советский Союз, ни о каких перестройках речь даже не шла!
  Именно тогда матери достались уже малоинтерес-ные мне "Незнайка в Солнечном Городе", "Карлсон, который живет на крыше", и даже "Чиполлино" - са-мая дефицитная детская книга тех лет.
  Естественно, я их прочел, и не по одному разу, но из возраста этих книг уже вышел, хотя к настоящей под-ростковой литературе тогда еще не пришел.
   *****
  На море мы с родителями ездили каждый год без ис-ключения, останавливаясь не только в Хосте, но и в других местах - Волконка, Салоники, Лоо. Упоминать о всех этих поездках смысла нет, это неинтересно, да и многое я уже просто подзабыл.
  А вот выезды на великую реку Дон достойны не-скольких слов. Как я уже говорил, мои родители ра-ботали в одном здании, представляли одну и ту же проектную организацию, однако относились к раз-ным учреждениям. Соответственно отец был при-креплен к одной турбазе (на правом берегу Дона, более, что ли, элитной), а мать к другой (на левом берегу, с деревянными домиками без удобств и об-щей кухней на открытом воздухе). У отца на турбазе было капитальное кирпичное строение с удобными просторными комнатами, красивая каменная лест-ница, спускающаяся прямо к воде, и даже некое по-добие причала (дебаркадер), к которому, правда, никто никогда не причаливал.
  На отцовской базе мы отдыхали редко, возможно пу-тевки туда давали не всем и не всегда, зато на мами-ной - постоянно. Она мне даже нравилась больше помпезной правобережной.
  Мы ловили рыбу. Настоящей удочки у меня никогда не было, никто в семье не был фанатом рыбалки, я тоже им не стал. Удочка мастерилась из обычной палки, на сучок которой приматывалась леска с крючком и поплавком. Реальные удочки из бамбука, на моей памяти, нигде никогда не продавались, но у многих заядлых рыбаков они были, не знаю, где они их доставали. Одно время тоже я мечтал о такой, но не смел даже заикаться об этом в присутствии роди-телей, во-первых - дефицит, стоящий, соответствен-но, немыслимых денег, во-вторых - временная дет-ская блажь, которая вскорости сменится другими увлечениями. Зато леска любого диаметра, крючки всех размеров, поплавки и блесна продавались по-всеместно в магазинах спорттоваров и не только, и стоили сущие копейки. Поплавок - 5 копеек, крючок - 3 копейки, леска - 2 копейки за моток в несколько метров.
  На самопальную деревянную удочку ничто не жела-ло ловиться, поэтому мы (не только мы, но и местные жители, промышляющие ловлей рыбы на продажу) делали, так называемые, донки - длинную леску со множеством крючков с наживкой привязывали к увесистому камню и забрасывали далеко в воду, дру-гой конец лески приматывали к рогатине, которая втыкалась в песок. Все. Можно было курить бамбук или идти пить пиво. Через какое-то время несколько рыбешек обязательно попадется. Особенно пред-приимчивые, привязывали к леске колокольчик, из-вещающий о каждой попавшейся добыче.
  Рыба на донку ловилась преимущественно мелкая - рыбеха длиной сантиметров в десять считалась большой удачей. Мать жарила ее на общей кухне. Более разнообразный улов приносил бредень - огромная сеть, в которую стоящие по горло в воде рыбаки загоняли речную живность. Однажды я тоже принял участие в этом предприятии - ничего инте-ресного.
  А вот щуку на настоящий профессиональный спин-нинг ловить все же доводилось - совсем другое дело. Меня, мальца, как-то взяли с собой взрослые люби-тели рыбалки и обучили нехитрым способом обра-щения с диковинной снастью. В умелых руках катуш-ка спиннинга разматывалась метров, наверное, на сорок, леска имела красивые, выполненные в форме маленьких рыбок блесна, а сам спиннинг, сделанный частью из бамбука, частью из пластика легко гнулся под неимоверными углами, почти готовый перело-миться, но, к моему детскому восторгу, не ломался. Руки мои были не столь уж умелые, но несколько вполне серьезных щук, к радости моей матери, я все-таки поймал.
  Еще левый берег Дона запомнился огромным коли-чеством улиток - разного размера, разных цветов и форм раковины. Я, малыш, собирал их в большущую картонную коробку из-под советских кукурузных па-лочек.
   *****
  Кстати, в отличие от безвкусной отвратительной со-ветской газировки (пусть ностальгирующие по тем временам не бросают в меня камни, как помню, так и пишу) сладкие кукурузные палочки и редчайшие дефицитные кукурузные хлопья были не чета совре-менным. Они делались из натуральных продуктов без всяких подозрительных добавок и с настоящим сахаром, а не с его химическими заменителями. Сей-час таких нет. Кукурузные хлопья, кстати, производи-лись и продавались только на Украине, мать часто привозила их из своих продуктовых вояжей в сосед-нюю республику.
  А вот еще несколько слов о советском мороженом. Я был за границей, в Болгарии, и мне есть с чем срав-нивать. Болгарское мороженое завораживало своей красотой - завитые в спирали разноцветные рожки, усыпанные ореховой, шоколадной, кокосовой и не знаю еще какой стружкой. Их было видов сто, не меньше, такому обилию позавидовали бы даже се-годняшние капиталистические супермаркеты. Бело-розовые, шоколадно-оранжевые, сине-зелено-красно-голубые, желтые в фиолетовых стаканчиках и фиолетовые в желтых. Всех форм и расцветок и... аб-солютно невкусные. Мне, пацану, это казалось вер-хом предательства - испортить подобную красоту. Наши некрасивые, нелепые, кривые и кособокие ва-фельные рожки были в тысячу раз вкуснее. Не говоря уже о реже встречающимся пломбире в лимонной или шоколадной глазури. Резюме - не все то золото, что блестит.
   *****
  Вспоминая о юных пионерских временах, нельзя не упомянуть о романтике тех лет, описанной во многих детских рассказах и показанных во многих идеологи-ческих и патриотических кинолентах - сбору макула-туры и металлолома. Так вот ничего подобного у нас не было. Субботники с уборкой школьной террито-рии происходили регулярно, а вот остальное...
  Макулатуру, на моей памяти, мы собирали раза два, металлолом - ни разу. Хотя начитавшись всякой со-ветской дребедени, хотелось жутко. Это казалось так романтично и мужественно - собирать металлолом для Родины. Мы даже упрашивали учителей и школьное руководство - без толку.
  Про макулатуру вспомнили классе в четвертом, про-вели идейное школьное собрание, определили ми-нимальную норму и отправили в путь. Не такая уж и простая оказалась задача - собрать энное количе-ство, не помню уже сколько, килограммов ненужной бумаги. Я выгреб из дома все старые газеты и журна-лы, но и этого отчаянно не хватало до нормы. При-шлось ходить по чужим квартирам и клянчить, нары-ваясь на грубости и откровенный мат (дело происхо-дило в субботу утром, когда советский честный про-летариат мирно спал). Норму практически никто так и не собрал, за исключением нескольких особо предприимчивых деятелей, которые догадались пройтись по магазинам, выпрашивая картонки из-под старых коробок. Эти даже умудрились перевы-полнить норму и заслужить похвалу школьного начальства, однако свою тайну они держали до по-следнего.
   *****
  Примерно в том же четвертом классе мне подарили хомячка. Назвал я его просто и без затей - Хомка. Ро-дители купили малюсенькую клетку для Хомки, в ко-торой тот еле помещался, поэтому я решил сделать из старой тумбочки, валявшейся на балконе, настоя-щий многоэтажный домик с лесенками. Разработал проект и показал его отцу. Тот раскритиковал его в пух и прах - шмыгающего впотьмах по лесенкам хо-мячка не будет видно, даже если, согласно моей за-думке, одну из стенок сделать стеклянной. Идею об электрической подсветке он тоже почему-то отверг. То ли отцу было просто неинтересно возиться с до-миком для какой-то мыши, то ли он был занят каки-ми-то другими делами, вроде дипломной работы в долбанном институте. Самостоятельно реализовать проект я не мог - слишком много технических слож-ностей, не решаемых без помощи взрослого опытно-го человека.
  Держать Хомку в тесной клетке было жалко, и он по-стоянно бегал по всей квартире, норовя сбежать из нее на волю. Иногда ему это удавалось. Неизведан-ными тропками он спускался с нашего четвертого этажа в подвал к тараканам, крысам и кошкам, где его и находили, перепачканного так, что угадать бе-лого и пушистенького Хомку в этом адском черно-сером создании было практически невозможно.
  Каким-то чудом я выпросил у матери друга для Хом-ки - хомячка Гришу. К моему разочарованию, друг с другом они не игрались, но, к счастью, и не дрались, умудрившись как-то ужиться.
  Погиб Хомка глупо. Сорвался с балкона четвертого этажа на асфальт. Я как раз принимал душ, когда к нам в дверь позвонила соседка - не ваша ли мыша под балконом валяется? Я кое-как обтерся, накинул что-то и, рыдая, сбежал по ступеням вниз. Хомка был уже мертв. Думаю, он умер мгновенно. После этого зачах и заболел Гриша. Он мало двигался и почти ни-чего не ел, его не манила даже открытая дверь клет-ки. Через несколько дней тихо умер и Гриша.
  Видя мои детские слезы, мать решительно постано-вила - больше никаких животных в доме.
   *****
  Мурзик был настолько громадным и наглым коти-щем, что гонял во дворе даже некоторых собак. Не вру, я сам видел, как те улепетывали от него, едва завидев.
   *****
  Любопытным воспоминанием, непонятно почему не вошедшим в "мои 80-е", была поездка в гости к тетке в удивительный город Червоноград. Он находился на самом западе Украины - во Львовской области. Мне было тогда лет 12-13.
  Червоноград - молодой город, построенный на пу-стом месте уже в советские времена, представлял из себя почти ровный квадрат типовых многоэтажек. Его стороны составляли не более километра каждая. Во всяком случае, я полностью обходил его по пери-метру менее, чем за час. С севера город ограничива-ла железная дорога, за которой начиналась какая-то промзона, с юга маленькая, но очень быстрая река Буг. Плавать я уже к тому времени научился, но пе-реплывая ее, меня сносило течением в сторону мет-ров на тридцать - вдвое больше ширины самой ре-чушки.
  Если Червоноград иными достопримечательностями не страдал, то Львов поражал своей красотой. По-моему, каждое здание там было историческим па-мятником. По нему можно было бродить часами, любуясь необычной архитектуре. Тогда же я заболел новым детским кратковременным увлечением - фо-тографией.
  Это сейчас - нажал на кнопочку в смартфоне, и весь кайф. Тогда все было иначе. Пленку сначала надо было зарядить в фотоаппарат, отщелкать все 32 кад-ра из пленочной кассеты, затем проявить ее, не ис-портив, а уж потом переместить изображение на фо-тографическую бумагу. Целое искусство, требующее специальной аппаратуры и реактивов. Замечу, - и нервов.
  Дешевенький советский фотоаппарат у меня был, у тетки, точнее у ее мужа - все остальное. Выдержку и все прочее надо было устанавливать вручную, по-этому в неопытных руках добрая половина снимков портилась, смазывалась, а то и вовсе засвечивалось. Кроме того, у меня барахлила система перемотки кадров, еще больше увеличивая процент брака. А ведь пленка стоила денег.
  Но разве фотографа этим остановишь! Тем более, что под рукой такой материал - можно фотографировать все подряд, не ошибешься.
  Особенно же меня поразило местное (кстати, дей-ствующее) католическое кладбище с невероятно кра-сивыми скульптурами. Не знаю, насколько это этично - фотографировать чужие надгробия и памятники, но, как место последнего успокоения, эти шедевры никак не воспринимались. Такая красотища! Я за па-ру посещений нащелкал там более пятидесяти фото-графий и остановился лишь потому, что запасы плен-ки иссякали.
  Еще один интересный момент. В трамваях там вме-сто привычного - "осторожно, двери закрываются", говорили - "двери зачиняютя". Меня это почему-то очень смешило, даже вошло в подобие поговорки. Разговаривали все преимущественно по-украински, но какой-то демонстративной неприязни к русской речи я не ощущал. Сталкиваясь с нами, "западенцы" легко и охотно переходили на русский язык. Однако что-то такое все же витало, то ли во взглядах, то ли в жестах. Атмосфера того, что русские здесь не осо-бенно любимы, чуть-чуть, да ощущалась.
  Последнее воспоминание. Не помню, во Львове, или в самом Червонограде был огромный птичий рынок, где продавали всякую живность - от куриц-несушек и молочных поросят до котят, щенков и декоративных ручных крыс. У тетки была дочь, моя двоюродная сестра - девочка, куда младше меня. По-моему, она тогда еще даже в школу не ходила.
  Так вот, с моей подачи ей купили настоящего живого кролика, вместе с клеткой. Я назвал его - Джек, в честь какого-то героя из детской книги про животных. Поначалу мы вдвоем ухаживали за ним, кормили, выносили на природу, игрались - кролик был ма-леньким и совсем ручным. Но вскоре забава надое-ла, сначала сестрице, потом и мне. Когда я уехал, кролика отнесли куда-то на кроличью ферму.
   *****
  Нет, еще не все. На западной Украине ловилось не-сколько польских телеканалов и большинство мест-ных жителей кое-как понимало польский язык. У тет-ки даже был небольшой русско-польский словарик.
  Польское телевидение разительно отличалось от со-ветского. Если наше, занудное, редко радующее зри-телей хоть чем-то интересным (иногда были дни, ко-гда телевизор не включался вовсе - смотреть было нечего), то польское просто пестрило фильмами, вик-торинами, разнообразными ток-шоу, мультиками и прочими развлекательными программами. Сюжетов про ударниц социалистического труда, шахтеров-стахановцев или политических язвительных нападок на загнивающий запад там вообще не было!!! Сплошная, как бы сейчас сказали, развлекуха. Отве-чаю, не вру - однажды, правда в очень позднее вре-мя, транслировался даже какой-то мировой конкурс красоты с девушками в бикини. И это в 1985 или в 1986 году! В социалистической Польше! У нас, в Со-ветском Союзе, красотку в столь откровенном наряде и на пляж бы не пустили. В Польше даже существо-вали журналы полуэротической направленности. Я видел один такой - яркий, глянцевый, вызывающе прозападный аналог настоящего мужского журнала. По-польски я читать, разумеется, не умел, разгляды-вал только картинки. Так вот там была даже (вы не поверите!!!) фотография девушки с обнаженной гру-дью. Встречались и другие, менее откровенные, но все равно непозволительно смелые и соблазнитель-ные снимки. Представить себе такое в родном Совет-ском Союзе было вообще невозможно.
  Ведущих, даже для серьезных политических про-грамм в Польше подбирали самых сексапильных, они вели себя в студии совершенно раскованно, не боясь выставлять на показ свои красивые голые ко-ленки, от души смеялись каким-то шуткам. Никакой советской зажатости - полная раскованность абсо-лютно свободного человека.
  Произвел на меня впечатление и польский вариант передачи "спокойной ночи, малыши". Если кто пом-нит, наша начиналась с, в общем-то, правильных и полезных малышу сценок с участием непревзойден-ных Хрюши, умницы Степашки, Фили, Каркуши и кота Цап-Царапыча, потом следовал короткий мульт-фильм, завершающийся логическим резюме. Все это укладывалось в десять минут. Все.
  Польская вечерняя программа для малышей растяги-валась минут на сорок. Она включала в себя, как ми-нимум, два мультфильма (один местный, польский, второй - обязательно американский, диснеевский), игры, викторины с участием специально приглашен-ных детей, и еще множество штучек, которые я и не припомню. Короче, наше родное привычное "спо-койной ночи, малыши" проигрывало своему поль-скому аналогу с унизительно разгромным счетом.
   *****
  В 1988 году мать получила путевку в Красную Поляну. Это сейчас там знаменитый престижный горнолыж-ный курорт, оставшийся после зимней олимпиады, наверняка куча новых ультрасовременных построек и современная же инфраструктура. Тогда она пред-ставляла из себя затерянную в горах деревню. Путь туда пролегал через немыслимый серпантин узень-ких горных дорог, проехать по которым мог только самый отчаянный камикадзе. С одной стороны - гор-ное ущелье, чье дно теряется где-то далеко внизу, с другой - отвесная скала. Когда я приехал туда, меня мутило и тошнило до самого вечера. Не в лучшем со-стоянии была и мать. Даже не представляю себе, ка-ким железным вестибулярным аппаратом должен был обладать местный водитель.
  Но и в те времена место считалось почти элитарным. Санаторий оказался весьма приличным, если это слово вообще применительно к советским санатори-ям - уютные одноэтажные домики-коттеджи, чистые туалеты, клуб, собственный кинотеатр, спортивная площадка. Относительно неплохой сервис. Не Болга-рия, конечно, но...
  В комнаты селили по две семьи. В нашу по какому-то недоразумению подселили мамашу с девочкой-подростком моих лет. Это вносило некоторые стес-нения в быту - нам было по пятнадцать лет, вполне уже "такой" возраст. Каким образом руководство са-натория допустило это вопиющее безобразие, даже не знаю. То ли была нехватка мест, то ли нас посчи-тали слишком маленькими детишками для всяких "этаких" глупостей.
  Девочка мне, естественно, сразу же понравилась, я ей, естественно, нет. Мы просто общались, но все мои попытки привлечь ее внимание, расходовались впустую. Она была из Питера, из какой-то крутой се-мьи, и неловкие ухаживания паренька из глухой про-винции ее никак не прельщали. Вспоминал, вспоми-нал, как ее зовут, так и не вспомнил. Оля? Юля?
  Да, еще, вспомнил. Когда мы ехали на юг, в плац-картном, разумеется, вагоне (билетов в купе было не достать) нашей соседкой оказалась девушка года на три-четыре старше меня. Я лежал на верхней полке, она - на нижней, прямо подо мной. Мы познакоми-лись и проговорили с ней всю ночь. Я отчаянно хох-мил, она охотно смеялась. Она вела себя настолько по-женски естественно, что я влюбился в нее с перво-го же взгляда. Девушка, кажется ее звали Лена, со-вершенно точно - Елена, так она и представилась, умела кокетливо улыбаться, стрелять глазками, про-являть весь чарующий спектр женского обаяния, то, чего мои сверстницы не умели никак. Она ездила в наш городок поступать в институт, но провалила эк-замены, и теперь возвращалась домой в родные Со-чи. Там она и сошла, наш же путь пролегал дальше - в Адлер. Я поклялся себе найти ее, тем более, что Ле-на перед высадкой не очень определенно махнула мне рукой - вот здесь я и живу, около железнодо-рожного вокзала.
  Найти не нашел, хотя и честно пытался. Пару раз спе-циально приезжал в Сочи, бродил вокруг жилых до-мов, примыкающих к вокзалу, расспрашивал бабу-лек на лавочках - все впустую. По приезду домой, зашел даже в институт, куда она поступала, в надеж-де разузнать ее адрес, который наверняка должен был сохраниться в каких-нибудь архивах. Сочинил некую головокружительную историю (какую - уже и не помню), выжал из своей фантазии все, что только мог. Однако я не знал даже ее фамилии, только имя и факультет. Да хоть бы и знал - кто бы мне раскрыл подобную информацию.
  Вернемся к Красной Поляне. Это был типичный од-ноэтажный курортный поселок с одной или двумя асфальтированными улицами. Повсюду бегали куры, гуси и свиньи удивительной породы. Мать их назы-вала - торпеды. Длинные (метра два точно, если не больше), с вытянутыми, как у громадной таксы носа-ми, которые и пятачками-то назвать язык не повер-нется, поджарые - ни одного грамма лишнего веса, резвые, обладающие фантастической скоростью и реакцией. Вспоминаю даже один курьезный случай. Мать достала где-то килограмм дефицитных перси-ков и несла их в кулечке, мы направлялись к берегу местной маленькой, бурной и жутко холодной ре-чушки. Путь пролегал по обычной грунтовке. Внезап-но сзади раздался топот, похожий на бег небольшой толпы. Мы обернулись. В клубах пыли на нас вылете-ла свинья-торпеда, молниеносным движением пасти выхватила из рук матери кулечек с персиками, и умчалась вдаль со скоростью хорошего автомобиля. Догнать хрюшку нам удалось, только когда она сама остановилась, дочавкивая наши персики. Фантастика - на бегу, держа кулек в зубах, она ухитрилась съесть их все! Когда мы запыхавшись догнали ее, кулек был уже пуст, точнее там лежали несколько дочиста об-глоданных персиковых косточек, а сама хрюшка, до-вольная, валялась на земле, на ее наглой вытянутой морде было написано - ну и че вы мне сделаете???
  Еще там было небольшое озеро, которое я, желая похвалиться перед Олей (Юлей?), по нескольку раз переплывал вдоль и поперек. Не забывая при этом о Лене. В конце концов, Лена далеко, а Оля(Юля?) ря-дом - вдруг что обломится. Реакции, соответственно, ноль.
   *****
  Там же, в Красной Поляне, мне приснился нереально красивый фантастический сон, который позже я пре-вратил в небольшой рассказик. В силу скромных да-же для подростка, прочитавшего множество книг, литературных навыков получился он ни то, ни се, но сюжет был умопомрачительным. В нем пересекались сон, явь и их взаимопроникновение. Герой (я) посто-янно переходил из сна в сон и, даже окончательно проснувшись, перетащил в реальность обрывки этих самых снов. В рассказе переплетались мистика, эро-тические фантазии подростка, еще какие-то штучки, которые следовало бы показать доктору Фрейду. Возможно, эта рукопись до сих пор где-то валяется.
   *****
  Та знаменательная тур поездка была разделена на две части - неделя в Красной Поляне, неделя - в Ад-лере. Они как бы компенсировали друг друга. В Красной Поляне был комфортабельный санаторий с прекрасным сервисом и инфраструктурой для иде-ального отдыха, но не было моря. В Адлере было море, однако санаторий, даже по советским време-нам, не тянул на это гордое имя и напоминал скорее убогую провинциальную турбазу для колхозников. Но - море!!!
  В Адлере мне понравилась еще одна девочка (имен не называю - не помню), которая (как всегда) меня совершенно игнорировала. Зато со мной стала заиг-рывать другая, немного старше меня, но абсолютно, на мой взгляд, не привлекательная. Даже не знаю, действительно ли она стремилась к каким-то отно-шениям, или просто хотела растормошить малость закомплексованного паренька. Но она не нравилась мне, ну вообще никак.
   *****
  Забыл сказать - на Дону, когда я был еще совсем ма-леньким, мне дали подоить настоящую корову. Суну-ли в руки ведро и показали, как это делается. Черт возьми, какая гадость - это парное молоко из-под ко-ровы. Пахнет коровьей мочой, пить совершенно не-возможно. Прокипятив - еще ничего, но лучше всего - пастеризованное, из магазина.
   *****
  Моя мать была родом из-под Смоленска, во время войны ее, совсем еще младенца, вместе с бабушкой эвакуировали в Новосибирск. После войны они вер-нулись, но не на родину, а в Ворошиловград (Лу-ганск) к каким-то родственникам. Потом бабушка по-знакомилась со вторым мужем (первый - отец мате-ри, погиб на войне) и перебралась к нам.
  Но в Ворошиловграде (называть его Луганском до сих пор непривычно, тем более, что тогда я и не знал старого дореволюционного названия города - слово Луганск нигде не упоминалось, даже среди самих го-рожан) у нее остались родственники, очень далекие, но связь какое-то время поддерживалась. И вот они пригласили нас с матерью к себе в гости.
  Ехать пришлось на междугороднем автобусе - новом для меня транспорте, до этого для длительных путе-шествий использовались только поезд и самолет. Ав-тобус же раньше рассматривался только, как сред-ство передвижения по городу, поэтому, с непривыч-ки, за несколько часов непрерывного сидения ноги жутко затекли.
  Родственники (сейчас связь с ними утеряна) жили на окраине Ворошиловграда, в частном секторе близ железнодорожных путей. Почему мы не поехали ту-да на поезде? Автобусом было быстрее и ближе - прямого железнодорожного сообщения не суще-ствовало и пришлось бы сделать изрядный крюк.
  Приняли они нас радушно. В те времена люди слави-лись гостеприимством. Это сейчас приезд какого-нибудь дальнего родственника воспринимается, как непредвиденная катастрофа. Тогда все было по-другому. Для нас накрыли шикарный стол, не жалея дефицитных продуктов, хотя Ворошиловград входил в состав Украинской ССР, а значит дефицита там бы-ло куда меньше, чем в нищей России, приготовили лучшую комнату, сами переселившись в невзрачный флигелёк.
  Мать бегала по магазинам, скупая дефицит, меня же эта фигня совершенно не интересовала. Я случайно натолкнулся на местный магазин "Мелодия", в отли-чии от нашего имеющий в ассортименте зарубежную попсу и несколько незнакомых отечественных ис-полнителей, естественно, на виниловых пластинках. Я уговорил мать купить несколько. Среди прочей фигни была пластинка группы "Черный Кофе". Имен-но с нее я впервые познакомился с русским роком.
   *****
  Как отступление. Из Красной Поляны в Адлер я в первый и последний раз в жизни летел на вертолете. Ощущения неописуемые. Вертолет гремел так, что закладывало уши, однако внизу, под нами, открыва-лась вся нереальная красота кавказских гор. Вертолет летел низко, и весь ландшафт был виден, как на ла-дони.
   *****
  Последнее. Очередной гвоздь в гроб злополучного Советского Союза. Отец, побывавший в 70-х, по тур путевке в Венгрию, Чехословакию и ГДР, рассказал мне, подростку, удивительные вещи. Это поразило даже его, толстокожего технаря. Жившие в этих стра-нах люди были абсолютно счастливы, приветливы, они улыбались. Представить себе безмятежную улыбку на лицах вечно озабоченных какими-то про-блемами соотечественников, было просто невоз-можно. Дефицит, в советском понимании этого слова там отсутствовал. Процветал мелкий бизнес. В Чехо-словакии - частные пивоварни с великолепным пи-вом. Существовали частные магазинчики, парикма-херские, даже небольшие кустарные производства. ГДР - вообще особый разговор. Отец говорил, что более счастливых лиц он не видел нигде и никогда в жизни. По его словам это были абсолютно свобод-ные люди, жившие в идеальном государстве, где ло-гически сочеталось все лучшее из коммунизма и ка-питализма. Никакого намека на пресловутое "штази" и политические репрессии. Свободная страна для свободных людей.
  Единственное исключение - Румыния, в которой отец тоже побывал, только гораздо позже. Она ничем не отличалась от Советского Союза. Тот же дефицит, очереди за продуктами, хмурые, неприветливые ли-ца. Контраст с благополучной Болгарией, входившей в тот же круиз, был разительный.
   *****
  Конец. Дальше уже пошли лихие 90-е. ГКЧП, распад страны, тотальное обнищание народа, служба в ар-мии, куда я призывался советским солдатом, а ухо-дил защитником непонятного государства, СНГ, ваучеры, Ельцин, реформы, наглое расхищение (приватизация) бывшей государственной собствен-ность, развал промышленности, коррупция, воров-ство и бандитизм, мои жалкие попытки заняться биз-несом, растянувшиеся на долгие годы, которые смог прервать только Путин и его банда единороссов. Ка-лейдоскоп фантастических событий - мои 90-е.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"