Ожидание начинает выводить Алексея Жечева из себя. Его собеседник так часто делает паузы в разговоре и тянет с ответом, что хочется закричать ему в ухо все нелестные эпитеты, которые есть в русском языке. А еще лучше, дать подзатыльник. Небольшой скромный кабинетик этого важного лица и особенно само лицо - морщинистое, с выражением учительской строгости, кажутся Алексею просто противными.
- Да, вы сумели преодолеть бесплодие и зачать ребенка, - наконец, продолжает собеседник. - Но почему так уверены, что теперь и в жизни других сможете творить чудеса? Видите ли, Алексей, простой гипотезы недостаточно, чтобы претендовать на экзамены по целительству и экстрасенсорике высшей категории.
- Я же вам говорю, Николай Федорович, на мне поставили крест все врачи... Да разве только в этом дело?! - Сохранять вежливый тон Жечеву становится все сложнее. Дерзость, которая до этого момента пряталась в уголках его серых глазах, приготовилась к прыжку. - Я многое вижу и чувствую... Знаете что? Не будь такой необходимости в вашей дурацкой лицензии, я бы давно практиковал и к этому времени успел озолотиться, прогреметь на всю страну!
- Честолюбие... Как же его у вас много. А ведь это нехорошо, если не сказать, недопустимо.
Алексей нетерпеливо ерзает на сидении, но не меняет вальяжной позы: нога на ногу, кисти рук небрежно свисают с подлокотников. Такое впечатление, что офисный стул служит ему троном. Однако в душе Алексей испытывает сильное беспокойство. Общение с сухопарым, неприветливым человеком лет шестидесяти действует на него угнетающе. Сам Жечев выглядит очень молодо для своих тридцати.
- Ну, почему недопустимо? Я же при своем чудесном даре еще и человек. Или все, кого вы допускаете к экзаменам, должны быть инопланетянами?
- Не все.
- Инопланетяне?!
- Что-то в этом роде.
Алексея пробирает нервный смех. Короткий и безрадостный.
- Тогда извините, потому что у меня нет прописки на Марсе.
Он встает, чтобы уйти, но Николай Федорович останавливает его жестом.
- Послушайте, вы с вашими способностями можете достигнуть больших высот где-нибудь в сфере дипломатии и тоже прославиться. Зачем вам вмешиваться в сверхъестественное?
- Зря стараетесь. Я для себя уже все решил.
- Хорошо. Однако вы должны учитывать, что за тесную связь с параллельным миром всегда приходится платить и часто очень высокую цену. При этом наименьший спрос с бескорыстных.
- Как-нибудь рассчитаемся.
Во взгляде Жечева мелькает вызов. Николай Федорович откидывается на спинку стула, продолжая внимательно смотреть в глаза Алексея. Он видит в них лишь непробиваемую серую твердость асфальта.
- Что ж, тогда я позвоню вам через пару месяцев и приглашу на экзамены. Надеюсь, за это время вы передумаете.
Алексей поднимается, секунды две молча, несколько высокомерно смотрит на будущего экзаменатора. 'И чего этот хмырь так долго баламутил воду? Зря только нервы потрепал мне и себе', - думает он.
- Тогда до свидания, Николай Федорович.
- До свидания, Алексей. Это ради вас. Только ради вас.
- Что ради меня?
- Воду вашу баламутил.
Первый раз за время их беседы, экзаменатор улыбается, а Жечев чувствует неловкость.
***
Алексей смотрит в большое зеркало на дверях шифоньера, застегивая пиджак единственного презентабельного костюма в своем гардеробе. Большего школьный учитель физики себе позволить не может. Пока. В зеркале на заднем плане появляется его жена Елена. Тяжело ступая, неся впереди себя огромный живот, она садиться на кровать. С нежной улыбкой смотрит на мужа. Алексей отвечает ей тем же. Потом все также, не поворачиваясь, подносит ладонь к зеркалу и останавливает напротив отражения Лены в районе ее живота.
- Леша, перестань! Ну, сколько можно тебя просить? - лицо супруги теперь выглядит расстроенным.
Он подбегает к ней, садиться рядом, обнимает за плечи и целует в светло-русую голову.
- Все-все, прости, больше не буду. Просто никак не могу совладать с любопытством: кто у нас родиться? Ты же знаешь, что этот ребенок - великое чудо. В моем организме созрело всего одно плодоносное семя, и оно не погибло, а смогло прорасти. Хотя у него был шанс один на миллион четыреста тысяч!
Лена проводит рукой по щеке мужа. В ее голубых глазах снова купается тихая радость.
- Поэтому я и не хочу забегать вперед. Это не угодно Богу. Как говорит мой папа, предсказывать свое будущее, все равно, что вспарывать брюхо собственной судьбе. После такой операции она вряд ли изменится в лучшую сторону.
Алексей прижимает руку жены к своим губам. 'Будь, по-твоему, пташка моя, - отвечает ей мысленно. Он понимает, что на многих ее взглядах сказывается влияние свекра - православного священника, и не пытается их ломать. - Я, даже не настраиваясь на глубинные сигналы подсознания, хорошо чувствую, что нас с тобой ждет двойная радость. Двойная!'
- Все, мне пора.
Они встают и вместе идут в прихожую. Здесь Алексей торопливо зашнуровывает ботинки, Лена, опершись на стену, следит за его движениями.
- Сколько продлятся твои экзамены? - в голосе жены слышится беспокойство.
- Понятия не имею, пташка моя. Но постараюсь справиться как можно скорее.
Он подходит, чтобы обнять ее.
- Не волнуйся, я непременно почувствую, когда это начнется. Поверь мне, с тобой все будет хорошо.
'Ну, почему ты сейчас меня оставляешь? Почему сейчас?!' - в душе взывает к нему Лена.
***
Здание частной клиники. Врачебный кабинет. Николай Федорович в белом халате спокойно объявляет об успешной сдаче четвертого экзамена. В то же время несколько взволнованное лицо Алексея снова превращается в икону самоуверенности.
'Да, он меня не просто испытывает. Изворачивается, только бы поймать на ошибке! - размышляет Жечев. - Похоже, я в числе особенных людей - тех, кто ему особенно не понравился'.
- Курите.
То ли предложение, то ли команда экзаменатора снова ставит Алексея в тупик.
- Зачем?
- Ну, вы же курите, а сейчас самое время сделать небольшой перерыв.
Николай Федорович говорит с видом совершенного простодушия. Его степенно-важная речь меняется на добродушно-участливую с той же непосредственностью, с какой включается заснувший уличный фонарь посреди глубокой ночи. Алексей достает из кармана пиджака пачку. Его несколько озадаченный взгляд постепенно проясняется и добреет.
- Можно прямо здесь?
- Конечно. Ведь, если вы выйдете из этой комнаты до срока, считайте, что экзамены завалили.
'Какого еще срока? Хорошо, что я не ел сегодня ничего такого, что может расслабить желудок. Чувствовал'.
Жечев затягивается, но поспешно выпускает дым. Хочет скорее преодолеть паузу. Он несколько растерян от волнения перед предстоящими испытаниями, поэтому плохо соображает, как бы растворить этот камень молчания. Предугадать дальнейший шаг Николая Федоровича он не может. Экзаменатор воздвиг между ними плотный мысленный заслон.
- До того, как начнется следующий экзамен, постарайтесь расслабиться. Подумайте о чем-то отдаленном. О детстве.
Алексей запрокидывает голову, прислоняется затылком к прохладной стене. Перед глазами начинают возникать картины прошлого. Живо, отчетливо. Он улыбается. Ему весело вспомнить, как, окруженный одноклассниками, он предсказывает им оценки по контрольной работе. Кому за жвачку, кому за кусок маминого пирога...
- Странно, Николай Федорович, почему вы с вашими редчайшими талантами и жизненным опытом до сих пор сидите на месте рядового врача? Это даже неестественно и странно, что птица, у которой такой большой размах крыльев, не летает в небе, а только ходит по земле.
Вместо ответа Алексей слышит глухой стук, будто кто-то легкий и босой подпрыгнул на полу. Вместе с ним хриплое, невнятное ворчание или... рычание! Он выходит из ленивого потока мыслей и тут же впадает в шок. В двух шагах от него сидит огромная собака. Темно-коричневого окраса, похожая на гигантского ротвейлера. Смотрит враждебно, с животной ненавистью. Из приоткрытой масти свисает нитка слюны.
- Б-бешенная.
В одну секунду Жечев делает несколько наблюдений, выводит из них логическую цепь. Чувствует, как эта цепь сжимает горло: первый этаж, открытое окно, Николай Федорович будто растворился. 'Наверняка пса испугался и выскочил. Даже меня не предупредил. Трусливая крыса!'
Алексей уже почти последовал порыву сделать два стремительных шага, чтобы прыгнуть в окно. Но вспомнил слова экзаменатора: 'Если выйдете из комнаты до срока, считайте, что экзамены завалили'.
Снова рычание. Жуткий взгляд темных блестящих горошин. Такая же тварь напала на него в детстве. Тогда маленькому Алексею она тоже казалась сказочно большой... 'До срока..., - неожиданно в нем взыграла решимость. - Я ни за что отсюда не выйду. Если это часть экзамена, то я его сдам, а если нет... Я сумею справиться с этим монстром!.. Или умру'. Его мысли лихорадочно, рывками начинают двигаться в сторону теории внушения.
Рычание. Пес приседает на передние лапы, подкрадывается ближе. Кажется, жуть наполняет всю комнату. Трудно дышать.
- Не верю глазам своим, не верю глазам, - вслух повторяет Жечев, словно молитву. Он устремляет взгляд в пространство и силится сосредоточиться.
Громадный ротвейлер начинает лаять. Невероятно громко. Страшно. Он подпрыгивает, вот-вот набросится. 'Господи, я не успею... Но я должен! Нет, не успею...' Алексей отчаянно пытается сконцентрировать внимание. Как будто проваливается в полусон. Перед его глазами появляется воображаемый карандаш и выписывает вокруг него решетку. Железные прутья еще местами бледнеют и рвутся.
Тут собака срывается с места, кидается на Алексея. Он зажмуривается, застывший от ужаса. Тяжелые лапы падают ему на плечи, а влажная пасть тянется к шее. Однако не достигает своей кровожадной цели. Собаке мешает решетка, в которую поместил себя Жечев.
- Не верю глазам, не верю...
- Чем же плох хлеб травматолога? Я очень доволен своей работой.
Алексей открывает глаза и видит перед собой Николая Федоровича, который говорит с ним, положа руки на плечи. Тон у него не добродушный и не злой. Он совершенно нейтральный. В подобном тоне читают лекции в вузах. - А что до вашего сравнения с птицей, которая не летает в небе, то люди часто практикуют замену понятий 'высь' и 'низость'. Просто потому что падать проще, чем взлетать, а ощущение полета все равно сохраняется. Но эти-то смысловые перевертыши и сбивают человека с дороги, ведущей к его извечной цели - гармонии с собой.
- А где собака?.. - Алексей пока с трудом вникает в слова экзаменатора. Вид у него обалдевший. - Гипноз? Гипноз! А я считал, что ему не подвержен.
- Подвержены все. Вопрос лишь в дозе. Даже негры получают ожоги на солнце.
Лицо Николая Федоровича принимает редкое для него выражение - улыбки. Впрочем, она довольно быстро исчезает. А черты Жечева искажаются от досады.
- Тут уж я точно провалился, - он говорит тихо, почти бубнит. - Вы внушили мне, что вы - собака, а я и не заподозрил вас под мохнатой личиной. Не разгадал эффект оборотня.
- И опять неверная трактовка результата. Как я уже сказал, внушить можно что угодно и кому угодно. Испытание состояло в том, чтобы изменить предлагаемые обстоятельства в свою пользу. Человек - единственное существо на планете, способное моделировать свою судьбу. Потому что он один обладает необходимым для этого инструментом - сознанием. Именно в нем заключается наше подобие Творцу. Но люди не учатся управлять своим сознанием, и владеют этим искусством лишь те, которым повезло с ним родиться. В частности вы. Воздвигнув решетку, тем самым смогли защитить себя от опасности. Правда, с большим трудом. Окажись перед вами не мнимое, а настоящее животное, было бы гораздо проще его отвадить. С таким потенциалом, как у вас. Братья меньшим легче что-либо внушить, поскольку с их стороны вы не встретите сопротивления сознания. Они опираются лишь на инстинкты. Но все-таки...
- Ловко же вы меня запутали! - Алексей перебивает Николая Федоровича. Его распирает сильное воодушевление. - Меня, который считал, что вполне научился управлять своим сознанием - я вот-вот почувствую радость отцовства, будучи почти стерильным! Всегда знал, самовнушение - самый простой путь к цели. Так почему бы не убедить себя, что я стану знаменитым на весь мир целителем? Богатейшим человеком на земле?
В облике Николая Федовича появляется нахмуренность, которая грозится перейти в угрюмость.
- Я не договорил, что все-таки хочу дать вам еще один шанс уйти из экстрасенсорики и обрести все, к чему вы стремитесь, в другой профессии... Вы прекрасно понимаете, почему я настаиваю.
Алексей только молча улыбается. Слова экзаменатора кажутся ему безобидной чушью, которую поневоле приходится выслушивать, но пройдет секунда и он выбросит ее из головы. Однако следующая фраза убивает в нем всякую радость, вызывает испуг, потом раздражение.
- Я знаю, почему вы так неистово хотите иметь детей...
- А что тут знать? Разве таким естественным желанием можно кого-то удивить?
Жечев старается придать своим словам, как можно большую непосредственность.
- Я также знаю, чем вы пожертвовали ради вашей цели. Точнее должны были пожертвовать, но не сделали этого, - продолжает экзаменатор. - Дилетанты, трактующие теорию внушения, - зачастую идеалисты, которые забывают о важнейшем нюансе. О законе вселенского баланса. Но вы-то не дилетант.
Алексей начинает испытывать какое-то неприятное чувство, оно будто съеденный гнилой фрукт отдает в животе. Еще противней ему становится, когда он сознает, что это чувство вины и стыда.
- Вы же понимаете, если что-то происходит в жизни, значит, так надо. Если что-то не происходит - тоже, значит, так и должно быть. А, если мы добиваемся чего-то сами, то всегда поступаемся, жертвуем чем-то другим.
- Но я хотел... не только для себя. Какие могут быть жертвы, если мой ребенок, возможно, станет благом для других людей, для общества?
- Перестаньте. Вы слишком хорошо предвидели: не будь у вас детей, семья разрушится. Жена, в которую вы влюблены чуть ли ни с первого класса, непременно уйдет от вас, поскольку ее отец - священник, уверен, что главное предназначение каждого человека заключается в продолжении рода. Он не позволит ей 'пропасть' рядом с вами.
- И что с того? Я сумел исправить эту ошибку природы! Я сумел спасти наш брак!
- Природа не делает ошибок, - вам это известно не хуже, чем мне. А ваша жертва ради одной единственной возможности зачать в том, чтобы оставить все начинания в области экстрасенсорики. И вы пошли на нее сознательно, когда внушали себе, что в состоянии стать отцом.
Жечев машинально тянет в рот сигарету. Только с третьего раза прикуривает. Его руки, потные от волнения, неуверенно держат зажигалку.
- Что ж, Николай Федорович, поздравляю, вы вывернули меня наизнанку. Да, то, о чем вы говорите, я прекрасно знал, и не переставал думать, когда шел сюда. Но сейчас смотрю на все по-другому. Если бы мне нужно было пожертвовать, я бы не сдал ни одного экзамена. Как видите, пока я отлично справляюсь. Значит так надо, не правда ли?
Экзаменатор смотрит на него с полминуты. В строгом взгляде появляется даже какая-то жалость.
- Похоже, вы не хотите понять, а мыслите, как вам удобно. Если бы в силу каких-то обстоятельств вы вдруг, не по своей воле лишились дара, это не было бы жертвой. Жертва всегда сознательна. Все остальное рок, фатум - называйте, как угодно.
На какое-то мгновение чувства Алексея разрезает сомнение. Поймав себя на этом, он едва вздрагивает и недовольно морщится.
- Я ни за что не поступлюсь призванием экстрасенса. Возможно, я поздно понял, что в этом смысл моей жизни. Но понял всем сердцем, насквозь, если можно так выразиться.
Николай Федорович задумчиво смотрит куда-то в пространство, затем себе под ноги. Всегда такой степенный он начинает нетерпеливо прохаживаться взад-вперед по кабинету, словно чего-то ждет. Наконец, подходит к вешалке, стоящей в углу, снимает с нее медицинский халат и протягивает его Жечеву:
- Пойдемте. Настал срок выйти из кабинета и пройти последний экзамен.
***
Они идут по лестнице, поднимаются на два этажа выше. Здесь лица врачей выглядят оживленнее, участливее, а медсестры остаются также увлеченными своими проблемами. Экзаменатор и Алексей проходят мимо скамейки, на которой сидит одна из них и ловко давит по кнопкам мобильного телефона. Рядом находится комната, куда Николай Федорович проводит Жечева, и прикрывает за собой дверь. Это оказывается кладовка, загроможденная больничным хламом: от поломанных кушеток и гинекологических кресел до металлических контейнеров. Здесь ни с того, ни с сего на Алексея находит озноб. Накатывает волна как будто беспричинных переживаний, учащается дыхание. Он начинает гладить руками стену, кажется, хочет пройти сквозь нее. На какое-то мгновение Жечев забывает о присутствии экзаменатора и шепчет, почти касаясь губами холодного бетона:
- Лена, Леночка, я с тобой. Все будет хорошо, я чувствую.
- Сколько человек на скамье в коридоре?
Неожиданный вопрос Николая Федоровича звучит, будто оклик издалека. 'Ах, вот оно что, решил меня испытывать, когда я всеми мыслями должен быть с рожающей женой, - он про себя негодует. - Да разве такое допустимо?! Разве это не против правил?!.. Моя пташка, прости'.
Экзаменатор все также настойчиво-твердо ожидает ответа. Лицо его напрочь лишено эмоций. 'Каменный истукан!' - в последний раз бросает Алексей и старается сосредоточиться.
- Один... нет! Два. В коридоре два человека.
Николай Федорович жестом предлагает ему выйти и посмотреть, чтобы самому убедиться в правильности или неправильности ответа.
В коридоре Жечев замирает в изумлении. Не только на скамье, но и во всем длинном холле никого нет. Слышны лишь голоса врачей и крики роженицы. 'Лена...'. Он нерешительно оглядывается на экзаменатора, но тот опять указывает ему на скамью.
- Здесь вы сами должны догадаться. Обязательно сами.
Алексей зажмуривается, мысленно твердит: 'Не верю, не верю глазам...'... Спустя несколько мгновений вокруг него пропадают все звуки, и он начинает видеть. На скамье и, правда, есть кто-то или, вернее, что-то. Вот оно является Жечеву бесформенным светящимся комком размером с человека. Затем постепенно приобретает очертания... Теперь он различает в них девочку и мальчика. Обоим можно дать лет по пять. Они сидят не шевелясь, обнявшись, будто застыли в по-детски сладком полусне.
В следующую секунду Алексей вздрагивает от неожиданной, как будто щекочущей где-то в желудке радости. Так происходит с человеком, который вдруг совершает открытие. На скамью присели две людские души! Они выбрали себе родителей и теперь ждут, когда родятся младенцы, чтобы поселиться в их маленьких тельцах! Чем лучше, отчетливее Алексей видит облики душ, тем сильнее ощущает в себе невероятную теплоту и нежность... 'Впрочем, души не имеют пола. Похоже, это только проекция того, кем они были в прошлой жизни', - такие рассуждения приходят к Жечеву параллельно с восторженными эмоциями.
Но внезапно безграничное умиление сменяется столь же необузданным страхом. Почему, он и сам не может понять. Его сердце бьется хоть и спокойно, но до того громко, что, кажется, весь организм превратился в большой пульсирующий механизм.
Вдруг эти две души, два чистых ангелочка начинают делать нечто невообразимое и будто гадкое на вкус. До отвращения! Они целуются совершенно по-взрослому. Ласкают друг друга в самых интимных местах. Живо, словно куда-то торопятся, переходят к половому акту. В каком-то диком исступлении сливаются в одно! Да это уже и не дети вовсе, а двое взрослых людей! Развитых во всех отношениях.- Нет! Нет! Не-е-ет!
Алексей открывает глаза и хватается за голову, по щекам текут слезы. Он смотрит перед собой и упирается взглядом в Николая Федоровича. Экзаменатор по-прежнему строг. Он подает Жечеву одноразовый платок.
- Последний экзамен сдан. В любое время я готов вам выдать лицензию. Но испытания для вас не закончились. Теперь вы должны полюбить их.
Николай Федорович резко разворачивается и поспешно уходит. Видно, что его самого угнетают страдания Алексея, но он ничем не может помочь теперь уже дипломированному экстрасенсу.
В это время из родильной палаты выходит полная акушерка с разрывающимися от плача крохами, которых почти не видно за ее массивными руками. Она уносит их в неизвестном направлении. Следом появляются два врача: гинеколог и анестезиолог.
- А мы еще думали делать кесарево или нет? - говорит первый. - И куда смотрел наблюдавший ее доктор?! Как это он проглядел такое?
- То-то будет, когда мамаша проснется, - вяло протягивает анестезиолог, которому, по-видимому, совершенно все равно.
Тут они обращают внимание на человека в белом халате с всклоченными волосами и покрасневшими от слез глазами.
- Я отец. Я уже все знаю.
Врачи переглядываются, первым решается заговорить гинеколог. Он строит фразы как-то не впопад.
- Вы можете отказаться от него... от них. Это девочки. Сиамские близнецы - такая редкость... Кто, знает, может, проживут с годик, а может и нет.
- Я знаю. Проживут. И даже больше вашего. Я никому не отдам детей и сам займусь их воспитанием.
Жечеву уже откуда-то известно: Лена не сможет принять родившихся 'монстров', они будут вызывать у нее лишь суеверный страх и брезгливость. Это же чувство совсем скоро появится у жены к Алексею. Она уйдет от него, бросив их девочек. Не пройдет и года.