Вопреки зреющей грозе, последнее предвоенное лето всем принадлежащим к Ам-литову дому женщинам (безразлично - свободным или невольницам) не скупясь отмерило приятностей, удовольствий, радостей. С явно избыточной щедростью - будто желая их наградить за все прошедшие и вскоре грядущие лишения и невзгоды.
Когда возглавляемое Повелителем Молний посольство вернулось с торжественно провозглашённой, но не "настоящей" войной, на Побережье поняли: всё серьёзное отодвигается до осени - да, от ночных нападений и мелких стычек роду Снежного Барса придётся нести какие-то потери, но... война объявлена только одним этим родом! Справедливая, с соблюдением всех формальностей. И лишь одному роду - Змеи. И пока не случилось массовой резни, прочим жителям Побережья не стоило особенно опасаться. Да, от досадных неузнаваемостей с несколькими из посторонних наверняка приключится беда, но ведь - с немногими, из самых безрассудных.
Конечно, война всё равно война - все мало-мальски предусмотрительные главы прибрежных родов провели оборонные работы: выставили удвоенные дозоры, укрепили колючие изгороди, боеспособных мужчин постарались освободить от второстепенных обязанностей. Ну, а Ам-лит тот, вообще - весной; предупреждённый Ле-гим-а-таном, надёжную оборону сумел организовать всего за день и половину ночи: что, впрочем, владеющему неприступной башней было не сложно. Да вдобавок, благодаря тому же Ле-гим-а-тану, вовремя заключившему союз с родом Водяной Черепахи.
Примерно половину луны - до того, как вооружённое "посольство" возвратилось в Город - за воинством, затопившим подворье Ам-лита, оставшимся женщинам довелось побегать: подать, постирать, принести, сготовить, и всё-таки, несмотря на эти утомительные хлопоты, ни одной не пришло в голову посетовать на нелёгкий труд - внимание множества молодых мужчин каждую до того взбудоражило, в каждой открыло такие силы, что наступающая ночь разве что одну Сембинию одаривала быстрым сном. Все прочие, закончив дневные дела, улучали момент, чтобы обменяться с воинами несколькими словечками.
А когда вернулось "посольство" и отчасти высветились замыслы Повелителя Молний, у женщин из Ам-литова Дома дел значительно поубавилось: больше не приходилось ждать нападения от безрассудного соседа - для взлелеянной им Войны Повелитель Молний избрал другой путь. По видимости - законный. И, стало быть, до осени старейшине рода Волка не требовалось содержать на своём подворье значительный отряд. Не считая своих (немногим более тридцати), из союзного рода Водяной Черепахи он оставил всего пятнадцать воинов - в основном для того, чтобы не отмерла, засохнув, удачно налаженная связь. И к оставленным десяти невольницам Ам-лит призвал на подмогу ещё двадцать - молодых, красивых - и у женщин, и у мужчин образовалось много свободного времени, и, право же, не стоило искушать легкомысленных младших жён.
(Супружескую неверность - случайную, без огласки - старейшина рода Волка осуждал не слишком строго и, естественно, не хотел, чтобы какая-нибудь из ветрениц оступилась прилюдно, днём: а при таком множестве молодых воинов и при таком недостатке женщин это было почти неизбежным.)
Да, даже призвав дополнительных невольниц, Ам-лит не очень-то обезопасил себя от неверности младших жён, но от ни им, ни ему не нужной огласки, можно надеяться - да. И, как показало время, хитроумная тактика старейшины рода Волка себя вполне оправдала: если иные из его жён не сумели вполне соблюсти себя, согрешили, не одолев соблазна, то в такой глубокой тайне, что не только толков, но даже насмешливого перешёптывания ни разу ни у кого не вызвав. Да ведь и то: Ам-лит, наступившей весной разменявший всего-то шестьдесят восьмое равноденствие, имел достаточно (даже с избытком) мужской силы - подтолкнуть к измене некоторых из его жён могло, разве, одно любопытство. И, конечно, главное: внимание постороннего. Чужого - не своего мужчины.
И это, до сель незнаемое внимание, до краёв наполнило удивительным, новым смыслом жизнь всех женщин на подворье Ам-лита - последнее предгрозовое лето отложилось в их памяти нескончаемым праздником.
Впрочем, справедливость повелевает отсоединить от всех Бегилу с Нивелой - не из-за сверхъестественного добронравия, но потому, что, переполненные своим, сёстры уже не могли вместить ни капли чужого. Бегила, изменявшая - и не раз! - Вин-вашу, не могла подумать без отвращения, чтобы не только наяву, но даже во сне изменить Ле-гим-а-тану. Нивела, никогда по-настоящему не ласканная изгнанным мужем, упивалась любовью Гир-кана, как пустыня благодатным дождём - не видя никого вокруг, кроме возлюбленного.
Однако укоротились дни, с гор спустились холодные тучи - слухи о редком злодействе враз прервали затянувшийся праздник.
От гонца Му-ната первыми о беспощадной резне в Горах узнали Ле-гим-а-тан с Ам-литом - не позднее, чем Повелитель Молний, несколькими днями раньше всех прочих на Побережье. Узнали и вопреки всем предзнаменованиям: звезде-грозовестнице, откровениям Лилиэды, коварству вождя - в первый момент сильно растерялись. Им сразу подумалось: теперь ничто не удержит горцев от ответной массовой резни. Вообще-то - не вопреки, а в полном согласии с приметами, откровениями и действиями вождя. Но они-то, Ле-гим-а-тан с Ам-литом, очень надеялись на лучшее! А так, как случилось - что же? Губительный обвал покатился по замыслам Повелителя Молний? Гнусность, случившаяся в Горах, по Равнине расплещется пусть и оправданным, но - злом? И, значит, теперь неизбежна чаемая вождём Большая Война? Сулящая народу бад-вар не только неисчислимые беды, но неотвратимую гибель?
Правда, тенью надежды виделась гибель Ин-ди-шарама - одному Ле-гим-а-тану - такая неуловимая тень не для неизощрённых глаз Ам-лита. Верховный жрец Ле-ина, подобно Му-нату, в убийстве предводителя рода Чёрного Орла усмотрел единственный благоприятный знак: ошибка вождя? Случайность? Вмешательство Высших Сил? На месте Повелителя Молний он, Ле-гим-а-тан, ни в коем случае не радовался бы гибели Ин-ди-шарама! Да, учинив гнусную резню, вождь, похоже, добился Большой Войны, но кто теперь поведёт разъяренных мстителей?
* * *
Эти же соображения, овладев умом, на две ночи лишили сна Повелителя Молний: отвратительный колдун, "Первый друг", Де-рад его побери, отнюдь не сгинул в горах! И, мало этого - взялся за старые штучки! И с отменным успехом - гад! Да, вождь, разумеется, наказал перебежчикам, при первом удобном случае своего бывшего помощника освободить от земной жизни, переправив его в чистый мир богов и предков. Но этот нечестивец, объявившись в стойбище Ин-ди-мина и едва ли не на глазах у всех исполнив мерзейшее колдовство, опять затерялся в горах - а кому было его выслеживать? Не перебежчикам же? Рискуя обнажить до времени самое сокровенное!
Нет, защищая свою жизнь, истребить зловредного колдуна - обычай позволяет каждому, даже и перебежчику: но затевать на него охоту?.. подстерегать, выслеживать?.. только с дозволения предводителя рода! Причём, не своего рода - а давшего колдуну приют! Да, на испытании ядом они могли настаивать, и даже Ин-ди-мин не посмел бы отказать им в этом - но что для Му-ната яд!
А он сам, Повелитель Молний, до чего непозволительно расслабился! Удачно справившись с "посольскими" делами - пролентяйничал, считай, всё лето! Полностью положившись на перебежчиков! Они, мол, всё устроят! Они и устроили! И кроме себя, винить ему в этом некого!
Да, за целое лето (вернее, ещё весной) жертвой злодейского колдовства пал всего один из оставленных в горах соглядатаев - тогда, получив дурное известие, он здорово всполошился: показалось, хитроумнейший замысел гибнет на корню, но... днями сменялись дни, прочие перебежчики продолжали здравствовать - Повелитель Молний почти успокоился. Почти убедил себя, что один-то воин мог лишь по неосторожности, без всякого колдовства сорваться в пропасть - непростительно недооценил Му-ната! Забыв не только о совместной юношеской борьбе, но и о недавнем подлом выстреле! А жрец о себе напомнил! И как! Если не полностью всё расстроив, то до крайности осложнив! И это уже не случай - нет, полноценное колдовство! А иначе почему он, Повелитель Молний, четверть луны тому назад, когда бесследно исчез тайный руководитель, не находился в Городе? В стойбище рода Горной Козы неспешно вёл нужные, но вовсе не неотложные переговоры - в трёх дневных переходах от Города. И гонец, разумеется, к нему опоздал...
Не воины же, вдруг оставшиеся без руководителя, виновны в чрезмерном рвении? По своему, по-воински, ища себе славы, они и рассудили здраво, и исполнили лучше некуда - нанеся такой чувствительный урон самому могучему роду Священной Долины! Отправив к предкам гордого Ин-ди-шарама. Безмозглого великана... играющего главнейшую роль в замыслах Повелителя Молний... вернее - игравшего... в самом деле, не мертвецу же вести мстителей в бой?
Да, теперь обязательно состоится набег, но кто будет командовать? И если преемник Ин-ди-шарама праведный гнев сумеет удержать в каком никаком русле?..
...немудрено было Повелителю Молний лишиться сна, узнав от перебежчиков об их "подвиге"! Непредвиденного сразу свалилось столько... и ладно бы - одних дел... нет - разъедающих волю мыслей! Если взбудораженные Горы ответят не слепой яростью, но расчётливым, зрячим гневом? Хлынут не бешеной, без разбора истребляющей всех лавиной, но дотекут до Города пусть кипящей - однако же в берегах! - рекой? И стены прорвут, и затопят Город? Кровью затопят его защитников?
Подобные мысли на день и на две, обрамляющие этот день, ночи тяжёлым камнем придавили волю вождя. Хорошо, что горцы не спешили с набегом - прозевали напасть на ослабевшего духом. Хорошо?
Когда воля выкарабкалась из-под гнёта, Повелитель Молний опомнился - плохо! И чем дольше горцы медлят с набегом - тем хуже! Сумев обуздать свою ярость, копят силы! Что же! Слава Великим богам, исцелился раненый дух - стены крепки и надёжны копья! - немеркнущую славу в грядущих битвах стяжает себе род Снежного Барса.
(Ужасная! Не могла же Она до времени отвернуться от своего раба! Обессиленного - бросить на полпути? Позволить ему погибнуть, не исполнив всей меры подлостей и злодейств?)
Сбросив внешнюю тяжесть и, к сожалению, не ведая о глубинном течении, зимним дождливым утром после двух мучительных ночей вождь наконец заснул. И как это испокон веков случается с выдающимися (и не очень) людьми, решение к Повелителю Молний пришло во сне. Настолько простое и неожиданное, что при пробуждении он усомнился: а не через край ли? Неужто Великие боги стерпят столь невообразимое коварство? Или - что ещё хуже - не восстанут ли Древние Силы? Оберегающие народ бад-вар от губительной новизны? Ведь во сне ему открылось не просто безобразное (жестокое, гнусное, отвратительное) коварство - нет: незнаемое прежде Людьми Огня! Такое - перед которым устроенная в горах резня низводится едва ли не до уровня детской проказы! Да, мнимыми перебежчиками обманув противника, напасть на него врасплох - редкое вероломство, но... всё-таки - мыслимое! Кое в ком из Людей Огня могущее себе найти если не сочувствие, то понимание. Во сне же открылось ему такое...
...об открывшемся думать и то было страшно Повелителю Молний! По счастью, не требовалось думать - с поразительной чёткостью душе нал-вед явилось скоро грядущее! И, значит, до того, как придётся действовать, об открывшемся можно как бы забыть. Когда исполнятся сроки, пусть тогда всё случится как бы само собой - окажется продолжением сна! Неосознанным шагом в неслыханную новизну. Не думать, забыть, прогнать... так, впрочем, чтобы... не думая - хорошенько подготовиться! Забывши - не потерять следа! Прогнав - дверь оставить открытой! И, главное, в тайне не от других, нет - от себя! Словом, так, чтобы голова как будто не ведала, что делают руки и ноги.
Страшное открытие состоялось, и Повелитель Молний, как бы забыв о нём, занялся обычными делами: последними, самыми неотложными - ввиду скорой Войны.
Возвратившихся перебежчиков вождь, по счастью, сразу же, ещё до затмения воли, успел отослать в лесные дебри - подальше от любопытных глаз. Чтобы, когда слухи о гнусном злодействе распространяться и по Равнине, виновные исчезли: предатели, мол, всегда предатели, вольно было Ин-ди-шараму привечать отщепенцев - вот и допривечался! А куда они подевались? Может статься, откроют Великие боги? Он, Повелитель Молний не только знать ничего не знает об этих ползучих гадах, но и не хочет знать! Ведь им-то самим предводителю рода Змеи война объявлена открыто - без вероломства, с соблюдением всех правил: а мерзавцы и негодяи, способные бросить липкую тень на доброе имя, к несчастью, всегда случаются. Пусть кто угодно из горожан или горцев отыщет и истребит на месте этих ублюдков - он, разумеется, и не подумает заступаться за выродков, опозоривших Город!
Так (ещё до их возникновения) предупредив нежелательные пересуды, Повелитель Молний для самого неотложного у надвигающейся Большой Войны сумел урвать какой-то кусочек времени. Крайне необходимый кусочек времени - тщательно готовясь многие равноденствия, он, казалось, не должен был упустить ничего важного, однако, когда исполнились сроки, то здесь, то там открылись зияющие бреши. Как-то вдруг обнаружилось: успешно подготовив войну, он не совсем готов к боевым действиям. Чрезмерные силы направив на одно, на вскармливание своей Войны, вождь не додал корма другому - тактике и стратегии предстоящих битв.
К тому же, в безупречном по первому взгляду замысле - роду Снежного Барса встать один на один против рода Змеи - задним числом открылся существенный изъян: если не разрыв, то значительное ослабление союзнических связей. Действительно, если друг против друга только два рода - зачем им союзники? Чтобы в межродовую свару (тайный - но именно, тайный - замысел Повелителя Молний!) вместе с собой затянуть других? Этого не желающих?
(Не будь вождь безоговорочно полонённым Ужасной - он, конечно, не просмотрел бы такой скользкий поворот событий. Впрочем, Грозная Воительница, отправив Своего раба в путь по-над пропастью, не бросила его без поддержки: в критический момент нечто небывалое открыв удручённому вождю, взбодрила его уставшую волю... да и потом... до конца продолжала нашёптывать полезные советы! До копья, вонзившегося в сердце! И неважно, что нашёптанные Ею подсказки Повелителю Молний казались открытиями собственного ума - желанную жатву собрала Она.)
Впрочем, гибельности присоветованного ему Ужасной в этой земной жизни вождь так и не успел понять - оборвавшее эту жизнь копьё избавило Повелителя Молний от многих мучительных разочарований. Пока же, получив незримую поддержку, вождь сполна использовал кратковременное затишье пред грозой: пусть на живую нитку, но сумел залатать главные дыры в обороне.
С присланными из рода Горной Козы пятьюстами воинами, в Городе собиралось не менее двух тысяч защитников: увы - не из лучших. Нет, о половине из них что-то нелесное мог сказать только завзятый злоязычник: они и отважны, и свирепы с виду - да, недостаточно обучены, но обученных по-настоящему во всём народе бад-вар было всего лишь триста. Но их то - по самому строгому счёту стоивших не менее тысячи! - вождь не собирался непосредственно использовать для обороны Города. Им предстояло идти окольными дорогами. Нет, чтобы не вызвать ненужных подозрений, не следовало отсылать всех, хотя бы сотню воинов требовалось держать на виду - что ж, прочим придётся постараться вдвойне! К тому же, от оставшихся наёмников будет существенная польза в обороне. Словом, по мнению Повелителя Молний, три, да и четыре тысячи горцев ни за что бы не взяли Город, но... неспроста, небось, мстители медлят с набегом? Небось, собирают несметные полчища?
Конечно, если двадцать, да даже и пятнадцать тысяч воинов сойдут с гор - ему это будет на руку: пред такой убийственной силой волей-неволей объединится всё Побережье. Однако рассчитывать на столь восхитительный подарок было бы извинительным лишь неопытному юнцу, а никак не зрелому воину, тем более - вождю... Нет, с гибелью Ин-ди-шарама перевелись дураки в Горах. Старейшины Священной Долины не двинут на Город войско ни в двадцать, ни даже в десять тысяч... а вот - в пять или шесть... сквернейший для него расклад... но, к сожалению, самый вероятный!
Сколькими воинами располагает род Ин-ди-мина - на Побережье этого не знает никто. По его грубым прикидкам - кстати загостилось "посольство"! - не многим более тысячи. Но Ле-гим-а-тану, а тем более Ди-ги-а-тину попробуй, докажи... Нет, если пять, да даже и шесть тысяч воинов спустятся с гор и по дороге к Городу не учинят вопиющих бесчинств - на чрезмерное для рода Змеи многолюдство ненадёжные союзники намеренно закроют глаза. А надёжные? Они - что? Да и надёжных-то - много ли их осталось?
Если не считать безоговорочно подчинённых, маловлиятельных и слабосильных четырёх родов - только один род Горной Козы. Не надо себя обманывать - один! Главный и верный, думалось, навсегда союзник род Свиньи спокойненько останется в стороне! При этом - не нарушив клятв! По видимости - не предав и не обманув! Сумей-ка доказать не желающим знать, что у Ин-ди-мина не может быть более полутора тысяч своих воинов!
Мало того, старейшина рода Свиньи - будто бы издеваясь! - охотно предложил ему в помощь триста ищущих славы юношей: мол, кто разберёт, к какому роду принадлежат эти юнцы? Понимай - ни в чём не отличившиеся, не испробованные в сражениях, ничего не умеющие!
И ведь - опять Му-нат! Опять упредил его! Ещё по весне, когда вооружённое "посольство" только собиралось в Горы, а Биш-мар - не малый человек в роде Свиньи - поспешил увести из Города своё семейство, Повелитель Молний заподозрил неладное. Но только теперь, не поморщившись скушав издевательское предложение о смехотворной помощи, (не идти же с родом Свиньи на открытый разрыв?) сумел оценить - насколько! И в какой глубокой тайне! Ведь если о его собственной секретной работе кое-кто наверняка догадывался, то о ловко подстроенном Му-натом разрыве давнего союза ему ничего не было известно до самых последних дней! Да, после исхода весной Биш-мара подозрения у него шевельнулись, но именно - шевельнулись. А летом, словно бы от жары - ругай не ругай себя! - совсем утихли. И?..
...взбешённый вождь с внешне совершенно искренней благодарностью принял малоопытных юнцов! Взбешённый собственной недальновидностью, предательством предводителя рода Свиньи, но главное - ядовитейшими (исподтишка!) укусами Му-ната. Ладно, подлый выстрел ещё можно оправдать заботами о Лилиэдиной жизни! Колдовство в горах - тем более: после выстрела перешедшему на другую сторону, отчего жрецу было бы не обойтись с врагами по-вражески? Но загодя подготовленный им разрыв?! Ведь, чтобы расшатать прочный союз - были нужны не луны! Нет - равноденствия! То есть, те равноденствия - когда хоть и остудилась былая дружба, но не то что о вражде, о малейшей неприязни не было даже и помину! То есть, те - когда он ещё мало чего скрывал от Му-ната! При этом - считая себя хитрецом. Тогда, как в действительности...
...вместо того, чтобы если не избавиться от жреца - тогда ему этого попросту не могло прийти в голову - то уж, заметив холодок, перестать откровенничать он был просто обязан! Являйся в действительности ни каким-нибудь особенным хитрецом, а просто - не дураком! Теперь-то (задним умом!) разглядеть Му-натово коварство - чего уж проще! Одна незадача - поздно! Жрец успел-таки разломать казавшийся нерушимым союз с родом Свиньи!
По счастью, когда, казалось, ярость опять сомнёт волю вождя, Ужасная вновь помогла ему: остудила закипающий гнев, очистила глаза от злобы, освободила запутавшийся ум.
Пусть всего триста не испытанных в битвах юношей, но старейшина рода Свиньи ему их всё-таки предложил! И, стало быть, Му-натовыми стараниями союз хоть и расшатался, но ведь не развалился окончательно! А четыре подвластных рода? На худой конец, каждый из них сможет выделить хотя бы по двести воинов! Глядишь, у него и набирается дополнительная тысяча защитников! А обороняться - не нападать! Три, три с половиной тысячи к пяти, да и, пожалуй, к шести - приемлемое соотношение! Имея даже двукратное превосходство в людях, сходу Города врагам не взять - волей-неволей придётся перейти к длительной осаде. А продолжительные осады на чужой земле - они чреваты... Отыскивая себе пропитание, всегда ли сумеют горцы находить различие между собственностью Снежных Барсов и достоянием других родов? Или, к примеру, на отдалённое стойбище Ам-лита разве не может (по неведенью!) напасть отряд, отбившийся от основного войска?.. Не крупный отряд, естественно - человек эдак в двести?..
Сделав необходимые выводы, вождь значительно успокоился: а может быть, и не к худу гибель Ин-ди-шарама? Ведь неизвестно, что может оказаться опаснее: зрячий холодный гнев - или слепая ярость?
* * *
Как было сказано, известие о подлой резне в Горах враз оборвало казавшийся бесконечным праздник всех женщин на подворье Ам-лита. Мужчин, изготовившихся к войне, если ещё и привлекали женщины, то - сугубо плотски: ни беспечной болтовни, ни долгих распаляющих ласк - торопливые, впопыхах, соития: единственное, что оставила надвигающаяся гроза. Опять-таки, исключая двух старших дочерей Ам-лита: для Бегилы праздник мог прерваться только с жизнью Ле-гим-а-тана, да и то на время - до воссоединения с ним уже навсегда в чистом мире богов и предков. Нивела же... впервые по-настоящему вкусившая плотской любви... за еженощные свидания она обоготворила Гир-кана! Если и сетуя на неизбежную скоротечность этих свиданий, то совсем чуть-чуть: даже такие, злодейски урезанные приближающейся войной, они наполняли радостью не только Нивелино тело, но и её душу. Струящейся, светлой радостью - прежде не прозреваемой даже в самых лучистых снах! Настолько отгородившей женщину от всего земного, что она не могла думать даже о самом ближайшем будущем. Зачем? Какое будущее? Когда одно настоящее - и ничего кроме!
Гир-кан - по-другому: но о будущем и он пёкся не более, чем Нивела. Правда - о ближайшем будущем; об отдалённом - по возвращении на Острова - очень даже пёкся. Однако ближайшее - готовая вот-вот полыхнуть, чужая война - всё ближайшее заволакивал густой дым. Нет, он не стремился стать героем на чужой войне, но и быть трусом - и по своей природе, и по долгу службы - тоже не мог. Да и просто по благоразумию - на войне что трус, что герой - излюбленное лакомство Смерти.
Так что, не собираясь гибнуть со славой, таиться в последних рядах Гир-кан тоже не собирался. Нет - рядом с отважными, стойкими, уверенными в себе - ни с безрассудно смелыми, ни с безрассудно робкими зрелому воину не по пути. Конечно, где и когда придётся встретиться со смертью - этого всё равно не угадаешь, и ближайшее будущее Гир-каном просматривалось плохо. Оставалось одно настоящее. А в настоящем была Нивела.
Вообще-то, как ему казалось, менее, чем за луну открыв загадки и тайны этой женщины, Гир-кан не мог объяснить длящуюся и, главное, день ото дня усиливающуюся привязанность. Едва ли не с первого своего шага на Побережье мужественный, красивый воин пользовался неизменным успехом у дочерей народа бад-вар; из всех, по-настоящему им возжажданных, ни одна ещё не воспротивилась его чарам; казалось бы: то же самое и с Нивелой - ан, нет! Легко сходясь с женщинами, с подобной же лёгкостью синеглазый островитянин расставался с ними - но вот со старшей дочерью Ам-лита...
...очевидно не зря, признав в Нивеле встреченную у водопоя незнакомку, Гир-кан отчего-то очень обеспокоился, как бы к ней не привязаться надолго - чего прежде с ним никогда не случалось. Из-за драгоценного ожерелья на её золотистой груде? Не исключено... но лишь - поначалу... а спустя несколько дней? Когда к дивному сочетанию - безмятежно-синее на золотисто-живом - он уже привык? Тем не менее чувствуя, что день ото дня всё прочней прилепляется к Нивеле?.. или же?..
...поразительная, ни у одной из множества прежде знакомых женщин не встречаемая досель бестребовательность? (Ни в коем случае - не путать с бескорыстностью! Бескорыстные возлюбленные порой попадались Гир-кану. И даже - вопреки устоявшимся мужским предубеждениям - не так уж редко.) Однако таких, не выпрашивающих даже полунамёком ни жарких поцелуев, ни долгих любовных ласк, ни хотя бы нежного взгляда - никогда! С сияющей в лучистых глазах благодарностью всё от него берущая и ни о чём не просящая сама - только Нивела!
Столь необычайная бестребовательность, казалось бы, должна была скорее остудить Гир-кана, но - нет! Будто бы издеваясь над опытом большинства мужчин, всё подбавляла топлива в разгорающийся любовный огонь! И если бы не стоящая у порога война, Гир-кан, возможно, и испугался бы располыхавшегося столь жарко чувства, но... не в виду скорой войны! В самом деле, не о будущих лунах и равноденствиях печься всерьёз тогда, когда, возможно, уже через несколько дней от земных радостей и забот его навсегда освободит вражеское копьё! Потому-то, в короткие теперь свидания мало думая о последствиях, к Нивелиному огню Гир-кан изрядно добавлял своего. Потому-то, сгорая в любовном пламени, женщина всякий раз выпадала из земного времени. Какое, простите, время - если даже при самом скоротечном свидании её душа разгоралась углем? Счёт его - что? Прикажете вести не по ударам ли тонущего в блаженстве сердца? Когда, купаясь в нездешнем сиянии, оно или останавливается вообще, или, не согласуясь с земными ритмами, сокращается тысячу раз в мгновенье!
Первым, горящей не поземному страстью обеспокоился не Гир-кан - Ам-лит. Не сразу. Сразу, напротив, тем, что после безоговорочного разрыва с жестокосердным мужем его старшая дочь так скоро утешилась с меднокудрым пришельцем, Ам-лит был доволен: это увлечение наверняка ей пойдёт на пользу, полностью излечит память от недавнего кошмара. Вот только... если бы синеглазый воин действительно принадлежал к роду Водяной Черепахи! Он бы легко поучил согласие Ди-ги-а-тина - Нивела наконец-то бы обрела достойного мужа! Увы, гостить у Людей Огня островитянину оставалось меньше четырёх равноденствий.
Ле-гим-а-тан, рассказавший об этом старейшине рода Волка, также не советовал, используя родительскую власть, поспешно тушить любовный пожар: сейчас такое горение для Нивелы - благо, а за четыре равноденствия мало ли что может случиться? Мгновенно вспыхнувший, Гир-кан способен мгновенно остыть. Увлечься какой-нибудь новой чаровницей. И, вообще, когда на носу война - гадать даже о самом ближайшем будущем...
Ам-лит согласился с верховным жрецом Ле-ина: действительно, четыре равноденствия - очень приличный срок, всё может случиться. А пока следует благодарить Великих богов за то, что они так своевременно послали Нивеле Гир-кана. Да, Гир-кан Нивеле - ниспосланный свыше дар...
...как и она ему!
Это уже меднокудрый воин. Стоило ему посмотреть на эту женщину, как на дар богов - сразу же объяснялось многое. Особенно то, что до сих пор являлось для Гир-кана главной загадкой - длящаяся и день ото дня усиливающаяся привязанность.
Конечно, Нивела земная женщина - вся от мира сего - на запредельное в ней нет и полунамёка... Но посланное богами - не обязательно оброненное с небес... Ему не возбраняется быть самым что ни на есть земным... и всё-таки - не вполне земным! Даже не прикосновение любого Старшего бога, но просто его указующий жест: вот, мол, твоё, бери - на выделенное подобным образом бросает лучик нездешнего света, неуловимо преображая его. Может быть - совершенно неуловимо, но ведь не в этом суть. Уловишь ты или не уловишь искорку от горнего света, но то, что им было озарено, для тебя - очищено.
И ожерелье на груди Нивелы - несомненный указующий знак для островитянина. А иначе, как в здешней глуши могла оказаться такая редкость? Вообще-то... наверно, и без вмешательства Высших Сил ожерелье могло попасть к народу бад-вар?.. могло-то, могло, но... для этого требовалось совпадение чересчур многих невозможностей! Что, несомненно, выглядело неестественней, чем вмешательство Высших Сил. Стало быть - боги. Стало быть, ожерелье - знак. Стало быть, Нивела - дар.
Да, Нивела дар, посланный богами - и?
В очищенные от сомнений последние шесть ночей перед началом боевых действий смягчилась страсть меднокудрого островитянина, просветлела, приобрела лунные оттенки. Воина перестала смущать необычайная привлекательность старшей дочери Ам-лита - и женщина расцвела. (Жалкая и неточная попытка определить словами пробуждение новых, не знаемых прежде чувств.) Несомненно, Нивелино пробуждение началось раньше: с появления на отцовском подворье давным-давно встреченного у водопоя незнакомца - с узнавания, трепета, обретения. С обретения? Да, за миновавшее лето воин её успел одарить бесконечно многим... и... тем не менее... для совершенного счастья женщине всё-таки не доставало единственной неощутимой капельки!
Впрочем, сама Нивела до нескольких последних дней - до того, как эта животворная капелька оросила её душу - даже и не догадывалась о недодаденной малости, считая себя бесконечно счастливой. И дело не в изгнанном муже - многие из сыновей народа бад-вар были бы несравненно щедрее на телесные ласки, чем этот жестокосердный скаред... на телесные... на телесные - и только... Да, для большинства дочерей народа бад-вар этого было вполне достаточно. Для самой Нивелы - до последних шести ночей - более чем достаточно. Да что говорить о неискушённой дочери Ам-лита - когда меднокудрый воин... ведь и Гир-кан, в совершенстве познавший плотское, до этих незабываемых шести ночей о чём-то большем, с плотским пусть неразрывно связанным, но к нему одному всё-таки не сводящимся, ничего не знал. И дивные шесть ночей для многоопытного островитянина явились откровением ничуть не меньшим, чем для старшей дочери Ам-лита...
...но и кроме.
Нивела в эти последние предвоенные ночи смогла хоть немного понять чувства своей сестры к верховному жрецу Лукавого бога. То, что до сих пор виделось ею в Бегиле если не лживым, то сильно преувеличенным - не уменьшилось, нет - стало на должное место. Старшая дочь Ам-лита смогла наконец не умозрительно, а всем своим естеством понять: сестрёнкина любовь к Ле-гим-а-тану - чувство пусть и редчайшее, но всё же не невозможное.
(Нивеле оставалось сделать всего шаг, чтобы увидеть новую землю. И на этой новой земле - новую любовь. Всего один шаг... правда, через край - в бесконечность. Неудивительно, что этого шага она не сделала...)
Впрочем, и её сестра, Бегила, будучи и по природе более чуткой, и времени имея неизмеримо больше, чем жалкие шесть ночей - и она не смогла ступить за заветную черту. Разве что, приближаясь к ней, иногда улавливала освежающее дыханье иной реальности.
Гир-кан? Удовлетворённый простеньким объяснением, что Нивела - дар богов, мимо невообразимо нового он поспешил пройти стороной. Дивные шесть ночей воину пришлись не по мерке. И более: по их истечении - до чего же капризна земная любовь! - он почувствовал: небывало пламя угасает. Нет, новая любовь на новой земле - не для воина, пусть даже обожествлённого исстрадавшейся женщиной.
А для кого?
Из современников ближе Бегилы, не считая Ле-гим-а-тана, к новой неземной любви подходили и Лилиэда, и Му-нат. Однако Лилиэда, бога-спасителя соединив с Ужасной, сама затворила себе дверь к пониманию нездешней красоты, а хитроумный жрец - ну, не насмешка ли? - пал жертвой изощрённой мудрости. Сделав изумительное для своего времени открытие, будто вначале были Земля и Небо, он ступил на другой путь познания, который увёл его от истины дальше, чем девочку её заблуждения.
Пожалуй, для одного Ле-гим-а-тана пока ещё оставалась приоткрытой дверь к постижению новой любви - тем более, что Бегила...
* * *
...прохладным зимним утром от свалившейся вдруг тревоги проснулась Третья жена Ле-гим-а-тана. В полутьме огляделась по сторонам: Ринэрия с Элинидой спокойно спали - любимого мужа рядом не было. Но отчего - тревога? В Город к утренней службе в храме жрец отправлялся рано; зимой - так почти что затемно; уйти ему было уже пора; нетребовательный в быту, он, собираясь в Город, своих жён, как правило, не будил - или сам разогревал себе оставшееся от ужина, или просил об этом проснувшуюся невольницу.
Вот и сегодня... ведь так же - как и вчера? Нет, далеко не так! Вчера, проснувшись и рядом не обнаружив мужа, Бегила нисколько не обеспокоилась - знала: ближе к вечеру Ле-гим-а-тан здравым и невредимым возвратится к семье, под надёжный Ам-литов кров. Сегодня - совсем не то. Казалось бы, ввиду скорой войны любая его отлучка должна была тревожить любящую до самозабвения женщину - однако до сегодняшнего утра почему-то не тревожила. Тогда, как сегодня...
Осторожненько, чтобы не разбудить Ринэрию с Элинидой, Бегила в полутьме поднялась с широкого низкого ложа, мышкой скользнула в крохотную и совсем уже тёмную комнатку (скорее, чуланчик), на ощупь отыскала молитвенный коврик и, приняв под себя скрещённые ноги, устроилась поудобнее - дабы ни чем не отвлекаться. Не отвлекаться, правда, не удавалось: от внешнего устроения внутреннее нестроение - ну, хоть заплачь! - не спешило заимствовать порядка. Молиться? Бегила попробовала. Но все, к кому обращалась женщина: и Ле-ин - бог её мужа, и Че-ду - верховный бог на Побережье, и Аникаба - покровительница рода Волка - все они ничего не открыли ей. Даже ближайшее будущее тонуло в непроглядной тьме - тревога усиливалась.
Не помогли молитвы - помогут слёзы? Действительно - помогли. Однако - совсем чуть-чуть. Не освободив от мучительной тревоги, а только уменьшив боль. Ровно настолько, чтобы о несостоявшемся прощании смогла посожалеть Бегила: ну, отчего бы ей вчерашним вечером или хотя бы ночью было не обеспокоиться о сегодняшнем дне? Да пусть даже перед самым рассветом - пока её муж только собирался, пока ещё не ушёл? О, если бы чуть пораньше - неужто бы она не смогла отговорить Ле-гим-а-тана? Подумаешь - служба в храме! А на пути - вражеский отряд? Повстречай разведчики одинокого путника - станут они выяснять, к какому роду принадлежит идущий? Да и вообще - кипящие праведным гневом горцы не поспешат ли отправить в лучший мир всякого из прибрежных жителей? Поспешат! Ну, почему бы ей было не проснуться вовремя?!
А теперь? Почитай до вечера, до того, как, закончив дневную службу, Ле-гим-а-тан не возвратиться на Ам-литово подворье, она себе не найдёт места. А, допустим, муж задержится?.. но этого нельзя себе и представить! Это настолько страшно, что в течение дня шевельнись мысли о подобном исходе, их необходимо безжалостно истреблять! Да! Рассуждать легко, а как на деле? Мысли - не мухи, не пауки, не змеи - истреби их, поди попробуй! Но ведь что-то надо делать? Иначе можно совсем известись до вечера! Надо... а что? Пожалуй, единственное - поговорить с отцом...
Выйдя из молитвенной комнатки, Бегила слегка удивилась: долго же она там пробыла! Уже вовсю сияло прохладное зимнее утро, вовсю хлопотали приставленные к хозяйству невольницы, младшие жёны Ам-лита возились с детишками, вдохновенно сплетничали, перешучивались с мужчинами - будто и не было никакой войны!
Такие, накануне лившими ливнями чисто умытые дни - случающиеся только по зимам и крайне редко - Бегила очень любила, и если бы не война... а вернее - тревога за мужа... ох, до чего бы она обрадовалась! Зимнему солнышку, так приятно согревающему после холодных дождей - свежести, чистоте, покою... если бы... но - не сейчас! Благолепие дивного утра смогло задержаться разве что на наружных краешках глаз - всё остальное застила тревога. Досадуя на задержки, восхитительно невпопад отвечая на обращённые к ней вопросы, женщина сновала по злодейски раздвинувшемуся подворью, отыскивая своего отца. Однако самой ей казалось - нестерпимо медленно. Непростительно, непоправимо медленно! Ведь уже, может статься, где-нибудь в лесной чаще с грудью, прободённой копьём... нет! Бегила гнала от себя страшные виденья, и её шаги убыстрялись.
Ам-лит отыскался неожиданно и вблизи. У пустующего сейчас овечьего загона. Женщина, можно сказать, наткнулась на разговаривающего с Гир-каном и ещё двумя воинами отца. Смутилась от неожиданно случившейся бесцеремонности, на мгновенье потупилась, но - а тревога была несравненно весомей всех приличий и правил - одолев смущенье, не сразу отошла в сторонку, а лишь после того, как попросила отца уделить ей немного времени. В общем, вызывающе дерзкая просьба, но о последствиях - могущих оказаться весьма чувствительными для плеч и спины - в тот момент Бегила не думала, ей тогда было не до пустяковых неприятностей.
Однако, Ам-лит нимало не рассердился, узнав, отчего в мужской разговор вдруг вздумалось затесаться его дочери - он сам беспокоился с утра. Ещё на рассвете, случайно сойдясь с собирающимся в Город Ле-гим-а-таном, старейшина рода Волка неожиданно почувствовал: сегодня что-то не так. Что-то - не как всегда. Похоже, что жрец и сам улавливал нечто неладное: его, крайне неохотно берущего в руки оружие, на этот раз не пришлось упрашивать захватить копьё. Да и от предложенных в помощь двух опытных воинов и шустрого мальчишки-лазутчика Ле-гим-а-тан немножечко поотнекивался только для вида - последнее полностью убедило Ам-лита: гроза уже рядом. И громыхнёт не завтра - сегодня уже громыхнёт.
Казалось бы - естественно: война отворила дверь, но... тихая при прощании просьба жреца: если придётся им на пути встретиться со смертью, то в их гибели обвинять не горцев, а Повелителя Молний, совершенно сбила с толку Ам-лита: коварство вождя полагая почти безмерным, он сам ни за что бы не смог границу этого коварства уследить в такой близи! Напасть не на чужих - на своих: мерзость, которая не укладывается в голове! С другой стороны... верховный жрец Ле-ина - отнюдь не пустой придумщик... да-а-а...
Не догадываясь, отчего за свою дерзость она не получила ни единой затрещины, приветливости отца Бегила всё-таки удивилась бы - не этого требовал от него обычай - если бы, узнав о её тревоге, Ам-лит не сказал дочери, что полностью разделяет её беспокойство, что Ле-гим-а-тан сегодня ушёл не безоружным и не без охраны, и что ещё трёх воинов он, не мешкая, отправит в Город.
Получив обнадёживающее известие, Бегила приободрилась, но, немного подумав, вновь обеспокоилась: значит, тревога при пробуждении - не зря? Если не только она, слабая женщина, а сильные и далеко неробкие мужчины почуяли шарящую рядом беду - ох, неспроста! Серьёзная опасность Ле-гим-а-тану грозит не завтра - сегодня! И, может быть - непосредственно в этот миг? Или - следующий за этим? Или... женщина немного опомнилась: жрец уже в Городе, в храме Ле-ина, среди своих.
(К большому счастью для Бегилы, Ам-лит не поделился с дочерью сомнениями, разбуженными в нём Ле-гим-а-таном: иначе бы не тревога, не беспокойство, нет - беспрерывно нарастающий ужас!)
Однако и без этого, без знания мрачных мерзостей женщина основательно истерзалась до середины дня - пока с успокоительной вестью не объявился юный помощник жреца: мол, пока ничего худого, в Городе всё спокойно. И с детской непосредственностью запрокинув голову и посмотрев в зенит, уже от себя добавил: какое сегодня безоблачное небо!
Почему-то - а безоговорочно великолепный, с тёплым, но не палящим солнцем царствовал удивительный зимний день - этот естественный восторг болезненно царапнул почти успокоившуюся Бегилу, вновь пробудив в женщине уснувшую боль.
* * *
Закончив дневную службу, Ле-гим-а-тан поспешил покинуть возбуждённый Город. Му-нат вовремя известил его о скором выступлении горцев в поход (если не в ближайшую ночь, то в следующую), но верховного жреца Ле-ина торопили отнюдь не превратности близкой войны, нет - Повелитель Молний. И захватить копьё, и не отказаться от воинов, предложенных сегодня Ам-литом, вынудил он же: хитроумный, коварный вождь.
Заметив, как в последние несколько дней постепенно тает - казалось бы, не заменимый при обороне Города - выпестованный вождём отряд, жрец обеспокоился не на шутку. Правда - не сразу: вначале казалось вполне нормальным, что, готовясь встретить многочисленных врагов, Повелитель Молний повсюду рассылает опытных разведчиков. Однако, присмотревшись, а Ле-гим-а-тану было не занимать наблюдательности, он скоро обнаружил: из наёмников в Городе осталось не более ста. Ушедшие - не возвращались. Конечно, лазутчики могли сноситься с вождём по ночам, в глубокой тайне, но, во-первых - зачем? - а во-вторых: на смену явившимся следовало бы уходить другим - свежим, с не притупившимся на собачьей, по сути, службе чутьём. Однако главное, что настораживало: ни с чем несообразный избыток - на Побережье (среди своих) ни для чего не пропускающего догляда хватило бы с лихвой и полусотни воинов! Нет же! В Городе оставались лишь те наёмники, которых вождь почему-то не брал в затеянное весной "посольство"? Случайность? В столь ответственный момент! С Повелителем Молний как-то не состыковывается! С расчётливым, дальновидным, хитрым!
Хрустнувшая за поворотом ветка насторожила идущих с Ле-гим-а-таном воинов, и собралось в тугой комок не ко времени рассеявшееся внимание жреца: друг? Неприятель? Случайный путник? Или - хуже всего! - коварная засада? Место самое подходящее! В поредевшем зимнем лесу не часто встретишь не растерявший летней зелени, непроницаемый для взгляда кустарник. А за поворотом такая заросль, что могут спрятаться даже и тридцать человек!
Ле-гим-а-тан и его спутники остановились: их, вместе со жрецом, шестеро - а сколько за поворотом? Густо топорщащиеся на ветках листья скрывают скольких недругов? Затаиться? Ввязаться в бой? Изготовившись, продолжать идти - будто бы не услышав предостерегающего хруста? Всё плохо! Таиться? А если - случайный путник? Потом не оберёшься стыда! Впрочем, в такое тревожное время выглядеть трусоватым - куда менее зазорно, чем когда тишь да гладь. Главное не это, главное - сколько ждать? До сумерек? До глубокой ночи? Но если впереди никто не прячется - ведь обидно? А если - напротив - враги в засаде? Свои - при солнышке-то! - вряд ли рискнут напасть, но стоит сгуститься тьме...
...немного посовещавшись, все единодушно решили: изготовиться и - будь, что будет! - идти вперёд. Их - а жреца, как воина, следовало считать всерьёз! - всё же шестеро: сильных, отважных, ловких.
Зелёные заросли начинались шагах в пятнадцати от поворота - внимание каждого многократно усилилось: казалось, не четырнадцать глаз, считая пару мальчишеских, но не менее сорока пытались пробуравить плотные листья. Не удавалось. Миновал поворот, кусты заканчивались - мальчишка замер. Пригнулся, всматриваясь в видимый ему одному просвет, и, засмеявшись, выпрямился. Схлопотал лёгкий подзатыльник, но, не справляясь с давящим смехом, стоял и трясся, прикрыв рот левой ладошкой и отставленным от кулачка пальцем правой руки указывая на низкий просвет. Высокорослым воинам, дабы заглянуть туда, приходилось складываться вдвое - зато, выпрямившись, каждый светлел лицом: начисто стиралась омрачавшая тень тревоги. Нет, уподобившись мальчику, никто из воинов не рассмеялся, но враз спало напряжение - правда, на подворье Ам-лита путь завершился без особенной славы, но (от недавно проявленной решительности) в добром расположении духа. А то, что помстившийся за кустами "опасный враг" оказался невольницей, присевшей по нужде - что же, на войне случается...