Осётр в бельевом корыте. Света ревнует. А кое-кого и плёточкой. Сорок Седьмой переходит на Х-мерный уровень.
Глава 2.
Экстрасенсорные способности Ольги. Четверное сальто-мортале полковника Горчакова. Метасознание аборигена третьей планеты - у "Эта" и "Кси" цивилизаций возникают проблемы.
Глава 3.
Взгляд в прошлое. Стать мужчиной. Инициация у Речных Людей. Грех Ирката.
Глава 4.
Прижизненная смерть Юрия Меньшикова. В гостях у "натуральной ведьмы". Из ниоткуда в никуда. Запредельный голос.
Глава 5.
Стать богом. Бейсар - наложник Кайхара. Невиданные чужаки. Реверанс в сторону мертвеца. Волшебный свет электрического фонарика. Иркат выходит на тропу войны.
Глава 6.
Прямое попадание ста пятидесяти миллиметровым. Террористы в доисторическом заповеднике. Психосимбиот "Ольга 47". Когда пра-мама скушала пра-папу.
Глава 7.
Зазевавшийся часовой. Похищение. Мирошниченко в роли бога. Магические орудия чужеземцев. Командир всегда прав. Отпечаток босой ноги. Террористы и голый мальчик.
Глава 8.
Губернатор не верит Свете - Горчаков сомневается. Если будет нарушено Большое Равновесие - мы не родимся. Жертвоприношение. Автомат стреляет "сам по себе".
Глава 9.
Голоценовый оптимум. Среди невиданных зверей. Динозавры из будущего. Проблемы, связанные с образованием полного логического девятичлена.
Глава 10.
Предрассветные вопли. Обглоданный труп на дереве. Мирошниченко съели живьём. Стрела из зарослей. Пробуждение ноосферы F8. Арбитр хоть и не человек, но всё понимает.
Глава 11.
Голые воины - стрела против пули. Самобеглые капища пришельцев. Взбешённый Шамиль отводит душу. По следам Злых Волшебников.
Глава 1.
(Осётр в бельевом корыте. Света ревнует. А кое-кого и плёточкой. Сорок Седьмой переходит на Х-мерный уровень.)
На встречу Нового 20хх года Света ждала дорогих гостей: Олю и Ивана Адамовича. А также - ребёнка. Нет, ребёнка, конечно, она ждала значительно позже - в конце мая, начале июня, - но в этом ведь, через двенадцать часов грядущем, 20хх году. И, стало быть...
- Светлана Владимировна, - от приятно волнующих размышлений о будущем мальчике (или - девочке?) Свету отвлёк напевный голос домработницы Ниночки, - я всё-таки думаю, этого осетра надо приготовить целиком - на пару. А бульон для заливного сварить отдельно. Из окуней - Василий всю ночь рыбалил, сегодня с утра принёс - белужьей головы и можно ещё сулу добавить. Чтобы - покрепче. Чтобы желатину почти не класть.
- Этого? - отвлечённая от своих мыслей Света не сразу смогла переключиться на хозяйственные заботы: - Да в нём же больше десяти килограмм! И как ты его, Ниночка, собираешься варить? Да ещё - на пару?
(Нина Юрьевна была на девять лет старше Светы, но обращалась к ней, как к хозяйке, всегда по имени-отчеству. Света, напротив, сразу же переняв от Сергея ласкательно-уменьшительное "Ниночка", Ниной Юрьевной называла домработницу только, когда всерьёз на неё сердилась. А поскольку за четыре месяца их знакомства такое случилось всего два раза, то нельзя быть уверенным, что Ниночкино отчество она помнила твёрдо - во всяком случае, до такой степени, чтобы, не задумываясь, произнести его. Вообще-то... при желании... ревнуя к прошлому Сергея... а возможно - не только к прошлому... но и у Сергея, и у обеих женщин, слава Богу, ума хватило... у мужа и домработницы - не давать ни малейшего повода думать, будто в прошлом их связывало нечто большее, чем отношения хозяина и прислуги... у Светы - снисходя к мужским слабостям - это самое прошлое не ворошить...)
- В корыте, Светлана Владимировна. Я уже примеряла - влазит. На дно положить решётки, сверху накрыть доской - ещё как сварится. А подавать на этом:
Нина Юрьевна указала на висящий на стене в обрамлении ассегаев (дротиков) почти двухметровый овальный "зулусский" щит - разумеется, сувенирный: предприимчивыми южноафриканцами поставленная на поток экзотика.
- На этом? - прыснула Света, - да за такую инициативу Серёженька нам обеим ох и пропишет "ижицу"! И правильно сделает! Плешаковский подарок - под осетра! Ох, уморила, Нинка - ха-ха-ха!
- И ничего Сергей Геннадьевич сердиться не будет. - Даже не улыбнувшись, на полном серьёзе отозвалась Нина Юрьевна. - На прошлом Старом Новом Годе он сам придумал. Только тогда не под заливного осетра, а для паровой севрюги. Я её тоже тогда - в корыте - и всё гадала, на чём подать. В корыте-то некрасиво, думала даже на доску выложить - ну, на эту, которая вместо крышки, - но всё равно не фонтан. Маюсь, значит, надоедаю Сергею Геннадьевичу, а он сначала отшучивался, а потом глянул на эту дуру, - Ниночка указала на покрытый диковинным чёрно-белым узором овальный щит, - снял её со стены, отвинтил поперечину, а она только так, для блезиру, на двух шурупчиках, и говорит мне: вот тебе, Ниночка, королевское блюдо. Зулусским, говорит, вождям когда-то на таких щитах подавали сваренных живьём врагов. Пошутил, конечно, но всё равно... я так, пока не набралась как следует, ни кусочка не могла с этого блюда взять. А когда набралась - там уже мало чего осталось. Другим-то очень понравилось. А Андрей Матвеевич уж так смеялся - страсть. Ха-ха-ха, говорит, Сергей, знали бы негры, как казаки их сувенир используют!
- Смеялся, говоришь, Ниночка? - на официальных приёмах виденного ею дважды, семидесятипятилетнего, чопорного, в строгом тёмно-синем костюме ростовского Губернатора не то что смеющимся, а даже чуть улыбающимся Света себе не могла представить. - Не обиделся, значит, что Серёженька его подарком распорядился так.
- Что вы, Светлана Владимировна. Андрей Матвеевич - он весёлый. Это на людях только... вот погодите, на Старый Новый Год или он к нам, или вы к нему... а может, в Сочи - к Кудрявцеву... тогда увидите.
В отличие от "нового" Нового Года и Рождества - особенно Рождества - когда собираются только родственники и самые близкие друзья, "старый" Новый Год являлся праздником шумным и бестолковым: со случайными, смешанными, иногда даже малознакомыми гостями. Нет, положение, конечно, обязывало, и высшее руководство никогда не выходило за пределы своего круга, но зато сам этот круг значительно расширялся, и наиболее доверенные работники из так называемого "среднего звена" могли рассчитывать на посещение Плешаковым их домашних застолий. Непринуждённых и весьма пёстрых по своему составу - таких, на которых даже домработница могла "набраться" наравне со своими хозяевами. Вот только... вряд ли Нина Юрьевна год назад являлась всего лишь домработницей! Ох, вряд ли... эта её оговорка: пока не набралась, как следует...
"Светка, кончай стервозничать! - сражаясь с пробудившейся ревностью, одёрнула себя Светлана. - Твой сейчас Серёженька - безраздельно, а что у него было в прошлом... сама ведь - до встречи с ним - тоже, небось, не постилась? Вот и оставь свои бабские штучки! А то - действительно! - станешь законченной стервой! И Сергей помается, помается - да и бросит! Думаешь, если ребёнок, то - навсегда? Терпеть он тебя будет в любом обличии? Как бы не так - идиотка!"
- Ниночка, а на горячее? - чтобы легче справиться с подступившими из глубины вредными мыслями, Света вернулась к хозяйственно бытовым проблемам. - Надо ведь на два дня. А лучше - на три. Сегодня и завтра празднуем, послезавтра опохмеляемся - какие из нас хозяйки?
- Не беспокойтесь, Светлана Владимировна. Гостей будет мало. Кроме ваших друзей из Дикого Поля, двоюродная сестра Сергея Геннадьевича со своим алкашом Колькой, да, может быть, Евгений Валерьевич - с супругой, дочкой и женихом еённым. Но их вертихвостка Ирка долго не засидится - часа где-нибудь в три с Мишкой своим слиняет. Это она прежде, - оговорилась было Нина Юрьевна, но, на её взгляд, ловко исправила нечаянную ошибку, - пока её Мишка служил по первому году... себе позволяла лишнее... ну, в смысле выпивки...
Почувствовав, что, заглаживая неловкость, она запутывается всё сильнее, Ниночка "рубанула с плеча":
- Нет, Светлана Владимировна, вы только не подумайте чего-нибудь нехорошего! Девка она молодая, восемнадцати нет ещё, вот и строит глазки кому ни попадя! Но Сергей Геннадьевич, честное слово, ноль внимания! А за прошлогодние безобразия, мне Мария рассказывала, Евгений Валерьевич дома так отодрал её, что визжала как резаная. Орёт, значит, и умоляет: ой, папочка! ой, больно! ой, не могу! ой, больше не буду! ой, прости, ради Бога! ой, умру! А Евгений Валерьевич - он строгий, он её не ремнём, а казацкой нагайкой - сечёт, значит, и приговаривает: ничего не умрёшь, бесстыдница! а что больно - на пользу! будешь знать, как на всякого мужика пялить свои похотливые зенки! что - все подруги?! что - взрослая?! я тебе покажу "взрослую"! и за подруг! за этих шалав-соплячек! вот тебе! вот! и вот! Мария рассказывала, Евгений Валерьевич так осерчал тогда, так дурищу свою отделал - два дня после пластом лежала! И правильно! На Девятое Мая была как шёлковая. Не то что на Сергея Геннадьевича, а на Мишку, на жениха - его тогда есаул отпустил на праздник - и то посмотреть боялась. Вот если бы все отцы так со своими дочками... разводов, глядишь бы, не было! А то в школах да в институтах учат чему не надо, а чему надо - нет. Вот и вырастают лентяйки да вертихвостки - срам! А если бы все, как Евгений Валерьевич...
"А ты, Ниночка, оказывается, ох до чего ревнивая! - выслушивая сию нравоучительную сентенцию, думала Света. - И жестокая. Вон с каким удовольствием рассказываешь, как папаша-садист засёк свою дочку едва ли не до полусмерти! Тебя самою бы так! За то, что на моего Серёженьку всё ещё смотришь со своих блядских позиций! Или - не только смотришь? Если он с тобой теперь всего лишь как с домработницей, а ты такая ревнивая - почему не увольняешься? Хотя... - Света сообразила, что в своих подозрениях зашла, пожалуй, дальше, чем следовало, - с таких тёплых местечек не увольняются. Сто пятьдесят долларов - да на всём готовом! И стол тебе, понимаешь, и кров! Отдельная пятнадцатиметровая комната! При нынешней безумной дороговизне жилья в Ростове! Да чтобы с такого места уволиться самой - это надо быть либо непроходимой дурой, либо святой! Коими - ни той, ни другой - ты, Ниночка, на мою беду, не являешься!"
Четыре месяца копившаяся под спудом ревность смела наконец все, старательно возводимые Светой, преграды и заклокотала в её, ставшей вдруг совсем беззащитной душе. Почему сейчас? Почему не раньше? Из-за нескольких Ниночкиных обмолвок? Но ведь они у неё случались и прежде... Никогда, правда, чтобы за короткое время две или три подряд... А сейчас - будто нарочно...
"А вот взять её, да и выгнать! Для Ниночки это будет почувствительнее нагайки! Ох, почувствительнее! Заверещит, сучка, почище Ирки! На коленках будет, мерзавка, ползать и умолять, чтобы не увольняла! Ага! Размечталась! А Серёженька? Думаешь, такое самоуправство ему понравиться?"
- Нина Юрьевна, как Евгений Валерьевич воспитывает свою дочку - его дело. Хотя, конечно, и как педагог и как женщина, я такой жестокости не могу одобрить. Нет, некоторых, - Света посмотрела в глаза домработницы строгим, пронизывающим взглядом, - постегать ремешком, а иной раз и плёточкой бывает очень даже невредно. Но не до такой же степени? Чтобы после лежать пластом? Да ещё несколько дней! Нет, этому Евгению Валерьевичу мозги прочистить необходимо! Чтобы свои садистские наклонности научился держать в границах! Не увечил собственное дитя! Однако, Нина Юрьевна, - ледяным "учительским" голосом Светлана резко переменила направление разговора, - вы так и не ответили на мой вопрос. Что у нас с мясом для жарки? Хватит? Или - пока не поздно - мне на базар смотаться?
- Ой, Светлана Владимировна, ради Бога простите меня идиотку! - понимая, каких опасных глупостей она наговорила, с жаром стала оправдываться домработница. - Мяса у нас на праздники - за глаза! Всякого! Оба морозильника - под завязку! Перепёлки, кабанчик и два барашка. Да ещё семь килограмм говядины. И поросята. Их - на сегодня. Цельными чтобы - на Новый Год. На встречу - и завтра днём. А из барашка - шашлык. Да вы, Светлана Владимировна, не беспокойтесь! Всё будет, как надо. В четыре придёт Наталья - она мне поможет. А вы только приказывайте. Ну, если захотите чего особенного.
- Ничего особенного я, Нина Юрьевна, не захочу. А как на Новый Год заведено у Сергея Геннадьевича - вы это лучше знаете. Не буду мешать вам с Натальей - так что, очень прошу обращаться ко мне лишь в крайнем случае. Если у вас возникнут действительно неразрешимые затруднения. А пока, до возвращения Сергея Геннадьевича, меня из-за мелочей, прошу вас, не дёргайте.
Ещё более холодным, чем прежде, голосом отдав этот приказ, Света удалилась в свою комнату - благо, в огромной, по её меркам, голышевской квартире таковая имелась, и плотно закрыла дверь. Уж коли, поддавшись справедливому гневу, уволить мерзавку-Нинку она не может, то пусть эта сучка хотя бы помучается как следует! Ведь даже если втихую её блядская связь с Сергеем всё ещё продолжается - не опасаться за своё место она, тем не менее, не может: не дура, чтобы не понимать, что старая любовница против молодой жены - в случае серьёзного конфликта - расклад для неё безнадёжный! Вот пусть и потерзает себя мучительной неизвестностью! Хорошенько прочувствует, что значит - сердить хозяйку!
Правда, в уединении Светин гнев скоро прошёл - и более, скоро уже явилось недовольство собой: ишь, барыня выискалась! Госпожа из занюханного Усть-Донецка! Владычица из провинции! Как когда-то справедливо заметил Иван Адамович, драть тебя, Светка, некому - вот и дуришь! Из-за двух, трёх невинных обмолвок бедную Нинку готова была растерзать! Хотя... уж если не можешь совладать с идиотской ревностью... Серёженьку - а не кого иного! Ему устраивай сцены, его кусай! Что? Трусишь? И правильно! Стервозничать с мужем - это тебе не с прислугой! Серёженька... он ведь помается, помается - да и бросит... Господи! Ну почему он до сих пор ещё не вернулся?! Ведь от Ставки Иннокентия Глебовича - если через Весёлый - на его чудо-автомобиле не дольше пяти часов! И если они выехали даже в восемь - а вчера он сказал по сотовому, что не позже шести - то приехать должны были бы уже к часу? А сейчас - без пяти два!
Света в шестой раз за первую половину сегодняшнего дня - начиная с десяти часов - набрала на мобильном Сергеев номер и в шестой раз услышала в ответ это жуткое: извините, абонент временно не доступен... Господи! Ну, где они там застряли?! И, главное, почему потерялась связь?
Тревога и беспокойство всё нарастали, Света, включив телевизор, бегло прошлась по всем доступным каналам, выключила его, взяла какую-то книжку, но читать тоже не смогла и прилегла на диванчик - Господи! Отведи от Серёженьки все беды! Пусть ничего нехорошего с ним не случится! Пусть он скорей вернётся! И я - обещаю, Господи! - ревновать его больше не буду. Ни к Нинке, ни к другой какой-нибудь потаскушке! Пусть хоть - в тайне - заведёт себе целый гарем! Лишь бы только живым вернулся!
Вновь и вновь набирая упрямо не соединяющийся номер, Света наконец поняла, что недавний мало мотивированный приступ едва ли не маниакальной ревности был спровоцирован вовсе не несколькими Ниночкиными обмолвками, а всё усиливающейся тревогой за канувшего в неизвестность мужа.
Срочно проверьте состояние ноосферы F8. Есть основания полагать, что показания ваших сенсоров намеренно искажены, и в действительности активность ноосферы F8 составляет не 0,000000000194 стандартных единицы, а не менее чем 0,00194. Поскольку из-за возможного чужеродного влияния выявить ошибку обычным способом не представляется возможным, то предлагаю вам трансформироваться вплоть до перехода на Х-мерный уровень. О результатах проверки доложить сразу же по выходе из этого состояния.
Получив столь необычное предписание, медузоподобный сгусток холодного пламени выпустил шесть псевдопротуберанцев, втянул их в себя и выпустил три других - уже не виртуальных, а полностью мнимых, проявившихся только в континууме бесконечно неопределённых измерений. Ах, если бы с такой же лёгкостью его основная - шестимерная - структура могла проникнуть в этот континуум! Верней - не проникнуть: проникнуть, воспользовавшись лямбда-эффектом создаваемым гравитационным полем даже не слишком массивной звезды (той же G2) в пространство бесконечно неопределённых измерений Сорок Седьмой мог бы - однако вернуться... когда даже возвращение из Х-мерного континуума являлось далеко не тривиальной задачей. Притом, что Сорок Седьмой был стопроцентно искусственным квазибиологическим объектом, и его ментальная организация отличалась очень большой устойчивостью, после обычных трансформаций восстанавливаясь без всякого для себя ущерба. Однако пространство с принципиально неизвестным числом координат... да, при собственной шестимерной структуре "Х" для Сорок Седьмого не мог быть меньше четырёх и больше восьми, но заданная условием преобразования невозможность локализации истинного местопребывания - Сорок Седьмой пожалел о нескольких сотнях миллионов встроенных в его логические структуры сложных псевдоорганических квазимолекул. Сообщающих ему не слишком приятную способность сочувствовать и сопереживать - вообще: испытывать эмоции. Да, без этой способности он бы не мог адекватно реагировать не то, что на постоянные изменения в бурно эволюционирующей ноосфере G2, но и на куда более медленные преобразования в изолированной - неуклонно вырождающейся - ноосфере F8. И всё-таки...
...зная, каких мучительных усилий будет стоить ему из Х-мерного пространства вернуться к естественной шестимерности, База могла бы предложить что-нибудь не такое болезненное... нет! Не могла бы! Никакой истинно биологический объект не способен функционировать в Х-мерном континууме: его сознание, нуждаясь в постоянной самоидентификации, не выдерживает Х-неопределёности и если не деградирует полностью, то из-за полученного психического шока выносит самые фантастические представления о пространстве даже с одной, двумя избыточными степенями свободы. А на Х-мерном уровне континуума избыточных степеней свободы открывается столько, что не только никакой естественный биологический объект, но даже мало-мальски сложный симбиот не может позволить себе столь безрассудную трансформацию.
Увы, не годилось и чисто автоматическое, наделённое лишь квазисознанием искусственное новообразование. Таких-то, способных без всяких проблем проникать не только в мнимые или положительно несуществующие континуумы, но и в континуумы существующие сугубо отрицательно ложнопротуберанцев и псевдоподий он, Сорок Седьмой, мог бы понавыпускать из себя сколько угодно - а толку? Нет уж! Общей трансформации, к сожалению, не избежать. Проникновение на спорную территорию "Кси" цивилизации - это настолько серьёзно, что База без колебания задействует все имеющиеся резервы, и не ему, Сорок Седьмому, критиковать её решения. Да - но...
Предстоящая нелёгкая трансформация не то что бы поколебала намерения Сорок Седьмого, но, как бы сказать, "пробудила" обычно не свойственные для объектов его класса аналитические способности: медузоподобный сгусток холодного пламени вдруг задумался о вещах совершенно непредусмотренных программой.
"Вообще-то, проникновение на спорную территорию представителя "Кси" цивилизации случай хоть и незаурядный, но не беспрецедентный: за последние десять миллиардов лет (по совсем недавно принятому аборигенами третьей планеты звезды G2 счёту времени) таких некорректных проникновений (причём, с обеих сторон) известно семьсот сорок три. Семьсот двадцать одно из них было вызвано неизбежными психотехническими ошибками, ещё двадцать произошло от непреднамеренного попадания объектов в отрицательно существующие континуумы и только два (по одному с каждой стороны) могли истолковываться как умышленные - что, в конце концов, повлекло обращение к Арбитру. И после Его - очень обязывающего и не совсем приятного как для "Кси", так и для "Эта" цивилизаций - приговора ничего подобного в радиусе десяти миллиардов световых лет более не случалось. И вдруг - на тебе! Не просто проникновение - вмешательство! Да о таком можно узнать лишь из самых древних, от настоящего времени отделённых тремя полными квазипульсациями, хроник! Когда и "Кси" и "Эта" цивилизации были, по современным понятиям ещё совершенно "дикими"! Ещё пользовались орудиями и психотехнологиями способными функционировать лишь в шестимерном континууме! А о пространстве бесконечно неопределённых измерений имели самые смутные представления. И надо же! Чтобы в наши дни... конечно, начиная с обычного шестимерного континуума, понятие "наши дни" не имеет смысла... но ведь вмешательство-то "Кси" цивилизации произошло на самом элементарном - минимально возможном - четырёхмерном уровне! А если даже - и на пяти? Ведь для уровней ниже шестого понятия "прежде" и "теперь" имеют куда как определённый - очень обязывающий! - смысл. Нет! База, скорее всего, что-то напутала! И если активность ноосферы F8 на пять порядков выше расчётной, то это ошибка только его, Сорок Седьмого! А никак не влияние "Кси" цивилизации!"
Эти, совершенно несвойственные искусственному интеллекту Сорок Седьмого посторонние соображения, мелькнув в течение нескольких миллисекунд, должны были насторожить его - не насторожили: началась трансформация. Конечно, приняв их, в высшей степени встревожилась База, но отменить приказ о трансформации не успела: Сорок Седьмой, минуя все промежуточные уровни, сразу перешёл в Х-мерное пространство, что лишало Базу возможности какой бы то ни было связи с ним. Оставалось только информировать Координатора Малой Ячейки и в окрестности звезды G2 немедленно переместить Сорок Восьмого. Да, в данной ситуации требовался Наблюдатель со значительно более сложным (не менее чем восьмимерным) уровнем основных структур, но, не располагая подобными, База, подстраховав ставшего вдруг совершенно непредсказуемым Сорок Седьмого, сделала всё, что могла.
(Экстрасенсорные способности Ольги. Четверное сальто-мортале полковника Горчакова. Метасознание аборигена третьей планеты - у "Эта" и "Кси" цивилизаций возникают проблемы.)
Иннокентий Глебович весьма обрадовался возможности сплавить Ольгу в Ростов. Ивана Адамовича - тоже, но главное - Ольгу. Если бы ещё четыре месяца назад кто-нибудь сказал Горчакову, что он - полковник секретных служб, командир спецназа, Батька всего Дикого Поля! - станет бояться кроткую, молодую, будто бы ничем не примечательную женщину (не жену, не любовницу!), то бывший "чекист", скорее всего, покрутил бы пальцем у виска, и только. Дурак, дескать, и шутки твои дурацкие! И вдруг - пожалуйста... на тебе... с того, вероятно, момента, когда, пытаясь исцелить Ольгу, он в ответ на свою попытку получил порцию маленьких ядовитых молний?.. но чтобы взрослый мужик, получив от женщины не слишком болезненный удар по кончикам пальцев - ведь вскрикнул он тогда в основном от неожиданности - из-за такой ерунды стал бы её бояться всерьёз?.. нет, конечно... скорее всего - несколько позже... после возвращения Ольги и Ивана Адамовича из их свадебного "путешествия" в Таганрог... где-нибудь - с середины сентября... когда Иннокентий Глебович вдруг покрылся холодным потом от внезапно пронзившего ощущения, что Ольга видит его насквозь... и не в переносном смысле, когда так говорят о психически одарённом, способном к интуитивному постижению сути, чрезвычайно проницательном человеке, нет - буквально: Горчакову вдруг показалось, что Ольга не просто читает все его мысли, но и прозревает их скрытую подоплёку - те, недоступные взору, семь восьмых айсберга, которые погружены в жутковатую глубину юнговского "коллективного бессознательного". Да, это ощущение, по обычным меркам, длилось не больше секунды, но Иннокентий Глебович сразу понял, что к нему нельзя подходить с обычными мерками. Нет, здесь явно попахивало чем-то запредельным... чем-то родственным изменившему все жизненные установки полковника Горчакова, властно повелевшему идти в Дикое Поле Голосу.
Конечно, скоро, присмотревшись к Ольге, Иннокентий Глебович разбранил себя за то, что придал такое значение примерещившейся чуши: женщина как женщина - скромная, обаятельная, до неприличия влюблённая в своего очень немолодого мужа - и надо же было, поддавшись внезапному необъяснимому страху, вообразить себе чёрт те что! Однако, присмотревшись внимательнее, Горчаков обеспокоился вновь: нет, считать Ольгу обыкновенной женщиной, было бы с его стороны непростительной глупостью. Что-то такое... неуловимо отличающее её от прочих... слегка "запредельное"... в Ольге, конечно, есть! Но - что?
Ни чекистский, ни жизненный опыт, ни даже природный психологический дар не могли подсказать Иннокентию Глебовичу решения этой, казалось бы, не такой уж и важной загадки. Не важной?
Думать, что кто-то способен читать твои самые сокровенные мысли и не иметь возможности защититься от этой ментальной агрессии - ничего себе! А если к тому же ты призван для исполнения высшей Воли? Спасаешь, чёрт побери, Россию? Да от всякого, способного помешать столь Высокой Миссии, ты тем или иным способом избавиться просто обязан! Любым способом! Вплоть до убийства! По счастью для Ольги, профессиональная подозрительность полковника Горчакова не являлась, во-первых, маниакальной, а во-вторых - его чекистская беззастенчивость имела всё-таки некоторые границы. В которые убийство ни в чём не повинной женщины - на основании одного лишь смутного внутреннего беспокойства - никак не вписывалось. Другое дело - держаться от неё подальше...
...и Иннокентий Глебович с сожалением отказался от возникшего у него намерения сделать Ивана Адамовича одним из двух своих заместителей, вместо завербованного Москвой Кузякина. Которого, как не справившегося с должностью начальника артиллерии, перебросить на транзит героина в Европу - нетрудно себе представить, какую, узнав о новом поле деятельности своего шпиона, московский Мэр скорчит рожу! Увы. Из-за женщины, что случается сплошь и рядом, пришлось отказаться от этих соблазнительных перестановок. Нет, Кузякина на героин Иннокентий Глебович всё-таки перебросил - держать при себе вконец обнаглевшего шпиона становилось всё несподручнее, - а вот взять на его место Ивана Адамовича Горчаков не рискнул: приблизив его, он бы волей-неволей приблизил Ольгу. И, повышенный в звании, подполковник Грубер был назначен инспектором по вооружению - работа разъездная, а поскольку Иннокентий Глебович нимало не сомневался, что Ольга будет повсюду следовать за своим мужем, то это решение Горчакову виделось наилучшим: внушающую тревогу женщину держать от себя подальше - разумно, не правда ли?
Конечно, назначать кадрового артиллериста на неактуальную - в сущности, представительскую - должность было не слишком этично, но... Иван Адамович, к некоторому удивлению Горчакова, не выразил ни малейшего неудовольствия! Напротив, искренне поблагодарив за долгожданное повышение в звании, рьяно взялся за выполнение возложенных на него обязанностей - по осенне-зимнему бездорожью побывав с инспекционными визитами едва ли не у всех мало-мальски влиятельных "степняков". Из чего проницательный полковник сделал естественный вывод, что не только он опасается Ольгу, но - и она его. Что, в свой черёд, привело к новому витку подозрительности и беспокойства: конечно, померещившееся ему и так испугавшее непосредственное чтение мыслей - вздор, а вот его настроения и чувства Ольга, несомненно, улавливает. Своим новым назначением Иван Адамович остался доволен наверняка не без её влияния! Наверняка убедила мужа, что держаться подальше от ставки - в их интересах.
К концу декабря старательный и аккуратный Иван Адамович завершил ревизию арсеналов всех хоть что-нибудь из себя представляющих "степняков", и Иннокентию Глебовичу пришлось задуматься, куда бы ещё откомандировать чересчур добросовестного подполковника - разумеется, в первую очередь имея в виду его жену. Однако по всем прикидкам получалось, что, как минимум, до конца января Ольгу предстоит ему лицезреть гораздо чаще, чем это требовалось для сохранения душевного равновесия - раньше февраля отправлять Ивана Адамовича в новую инспекционную поездку было бы верхом неприличия. По отношению не столько к подполковнику, сколько к влиятельным командирам степных отрядов. Поэтому, когда двадцать девятого декабря в Ставку дикопольского Батьки явился Сергей Голышев и передал ему конфиденциальное предложение Андрея Матвеевича делегировать (пока, конечно, неофициально) своего представителя в Ростов, то у Горчакова не возникло ни тени сомнения - кого именно: разумеется, Ивана Адамовича! Чем обрадовал и Голышева, и супругов Грубер, и - особенно! - самого себя: сохранив лицо, избавиться от внушающей беспокойство женщины - ай да Батька, ай да Талейран-Горчаков-Чичерин!
- Сергей Геннадьевич, а что я вам говорил - вспомните? И даже быстрее - чем мы с вами предполагали!
В приподнятом (из-за скорого Ольгиного отъезда) настроении Иннокентий Глебович подвёл итоги переговоров с представителем ростовского Губернатора Сергеем Голышевым.
- В марте уже присоединяемся! А в сентябре - официально. Летом соберём урожай, переработаем - и точка! С маком в Диком Поле будет покончено!
- Покончено, Иннокентий Глебович? А как же ваши глубокомысленные теории о роли наркотиков в становлении нашей цивилизации? О пользе мухоморов, вина, табака, кокаина, опиума? О будто бы вот-вот грядущей Великой Наркотической Революции?
Будучи достаточно близким к ростовскому Губернатору, к головокружительным политическим кульбитам правящей верхушки - хочешь царствовать, умей вертеться! - Сергей Геннадьевич относился, в общем-то, с пониманием: во-первых, и сам кормиться "при власти", а главное, умеющие маневрировать, склонные к компромиссам политики крови, как правило, проливают несравненно меньше, чем их, заражённые фанатизмом, недальновидные коллеги. Однако виртуозно исполненное Горчаковым, четверное - философско-научно-нравственно-идеологическое - сальто-мортале поражало не только абсолютной беспринципностью, но и демонстративным игнорированием каких бы то ни было этических ценностей: чёрт побери! В августе, разговаривая и споря с Иннокентием Глебовичем, в чём в чём, а в искренности полковника Горчакова он, Сергей, не усомнился ни на один миг! И надо же - как всё повернулось?
- А я, Сергей Геннадьевич, ни от чего, сказанного между нами тогда, не отрекаюсь. Дело в том, что жизнь и сложнее, и проще всех наших теорий. Сложнее: распространённое в наше время резко отрицательное отношение к наркотикам не совсем хорошо согласуется с их действительной ролью в истории развития человеческой цивилизации. И, следовательно, рано или поздно будет скорректировано в сторону большей терпимости. Нет, поймите меня правильно, я вовсе не хочу сказать, что наркотики - абсолютное благо. Но, с другой стороны, и не то абсолютное зло, каким его, лоббируя интересы вино водочных монополий, представляет подавляющее большинство современных "публичных" политиков.
Обволакивая своей умопомрачительной диалектикой, Горчаков вновь гипнотизировал Сергея.
- Проще: первоочередная наша задача, Сергей Геннадьевич - воссоединение России. Возвращение ей статуса Великой Державы. А какими средствами... да, в нашей прошлой беседе я несколько преувеличил готовность Запада к Великой Наркотической Революции... нет, ещё не созрел ... и, стало быть, у себя под боком "героиновую империю" долго терпеть не станет... основную ставку, скрепя сердце, сделает на Москву... а вот если Дикое Поле, присоединившись к Конфедерации Югороссии, объявит на своей территории беспощадную войну производителям героина - как сказать... ещё неизвестно, чью сторону примет...
- Так-таки, Иннокентий Глебович, и "беспощадную"? - вновь опутанный изощрённой схоластикой Горчакова, попробовал защищаться Сергей. - А деньги? В прошлый раз вы, кажется, говорили, что для спасения России деньги требуются ой-ёй-ёй какие?
- С прошлого раза, Сергей Геннадьевич, многое изменилось. Тогда мою идею о том, что возрождение России начнётся с Юга, здесь, в Диком Поле, не разделял никто. Сейчас - дело другое. Сейчас все серьёзные "степняки" согласны. А главное - ваша Конфедерация. Не стану больше от вас скрывать: убедить Андрея Матвеевича, Кудрявцева и, особенно, Сивоконя, что долго мириться с существующим положением Москва не будет, стоило мне больших трудов. Однако же - убедил. Осознали, что если Юг не пойдёт на Север - то Север пойдёт на Юг. Ну и, естественно, в свете нашего объединения героин становится неактуальным. Напротив - очень мешает. Ведь те 3-4 миллиарда долларов, которые Дикое Поле могло бы иметь от его продажи - вздор. Москва от Запада получает в несколько раз больше. И если хотя бы часть этих денег пойдёт на Юг... а я, Сергей Геннадьевич, уверяю вас - пойдёт. Причём - основная часть. Москва, разумеется, завопит, что надо не нам, а ей, что только она одна сможет спасти Россию... Но!
Весомо произнеся это своё излюбленное "но", Горчаков, как понял Сергей, "оседлав Пегаса", опять воспарил над грешной землёй и дальнейшие разглагольствования полковника слушал без должного пиетета - благо, официальная часть переговоров закончилась, и можно было себе позволить некоторые вольности. В частности, непринуждённо дискутируя с Горчаковым, - а в этом отношении Иннокентию Глебовичу следовало отдать должное, опутывая собеседника сетью своего красноречия, подавлять он его не подавлял - размышлять о "большой политике". В которой ему, Сергею, несмотря на близость к ростовскому Губернатору, место если и находилось, то на галёрке: "Чёрт! Ведь и Плешаков, и Кудрявцев, и Сивоконь когда уже поняли ведущуюся Горчаковым игру? А я - вроде бы не дурак - только сейчас! Когда всё уже разложили по полочкам. Да и то - в самых общих чертах".
К концу увлекательного разговора в который раз убедившись, что для "большой политики" он не создан, Сергей Геннадьевич с удовольствием распрощался с полковником и поторопился к своим друзьям: Ивану Адамовичу и Ольге - где, к немалому удивлению, застал Юрия Меньшикова.
Есть основание предполагать, что, вопреки всему накопленному в продолжение четырёх квазипульсаций опыту, произошёл прямой психический контакт между аборигеном третьей планеты звезды G2 и Сорок Седьмым. А также, не исключается, что - через Сорок Седьмого - со мной. В связи с чем может возникнуть ряд серьёзных проблем на шести, а возможно, и семи уровнях континуума. Особенная опасность угрожает континууму пятого уровня - вплоть до выделения некоторых подсистем (утраты ими качества непрерывности) и, как следствие, трансформации их в пустые множества. Что, в свою очередь, может привести ноосферы типа F8 к потере самоидентификации и спонтанному переходу на Х-мерный уровень. Если же эти ноосферы не имеют непосредственной пси-связи с биологическими объектами, то не исключено их проникновение в четырёхмерный континуум - что приведёт к необратимым изменениям в их тонких структурах.
Этот вывод сделан мной на основании того, что, когда ноосфера F8 поглотила психический импульс аборигена третьей планеты и стала стремительно деградировать, то на применённый к ней Сорок Седьмым одиннадцатый уровень вмешательства отреагировала неадекватно: не капсулировалась в пространстве бесконечно неопределённых измерений, а всего лишь снизила свою активность на пять порядков. Что отодвинуло неизбежную деградацию, как минимум, на девять стандартных единиц времени, но, вместе с тем, чрезвычайно усложнило прогноз взаимодействий ноосферы F8 как с индивидуальными носителями разума на третьей планете, так и с Сорок Седьмым.
Положение осложнено также тем, что, исходя из принципов Высшей Симметрии, я никак не могла предвидеть возможность взаимодействия четырёхмерного сознания аборигена третьей планеты с шестимерным искусственным интеллектом Сорок Седьмого и предписала ему для выяснения причины неадекватной реакции ноосферы F8 трансформироваться вплоть до перехода на Х-мерный уровень континуума.
Случившийся беспрецедентный контакт между тонкими психическими структурами, функционирующими в четырёх (абориген третьей планеты) пяти (ноосфера F8) шести (Сорок Седьмой) мерных континуумах привёл, во-первых, к возникновению метасознания у аборигена третьей планеты, а во-вторых, (с вероятностью не ниже чем 0,997) сделал невозможным самостоятельное возвращение Сорок Седьмого к исходной "шестимерности".
В целях минимизации негативных последствий моей ошибки, я немедленно переместила в окрестности звезды G2 Сорок Восьмого, а также заблокировала для Сорок Седьмого ведущие в отрицательно существующие континуумы лямбда-пси-альфа-гамма каналы. Однако эти меры следует считать недостаточными из-за того, что при беспрецедентном взаимодействии образовавшегося в четырёхмерном континууме метасознания с интеллектами пятого, шестого и, возможно, седьмого уровней могли возникнуть абсолютно неконтролируемые мной психические структуры, способные вступить в спонтанный контакт с "Кси" цивилизацией.
Я также не могу быть уверенной, что это беспрецедентное Образование не затрагивают иррациональной области моей собственной психики, и, следовательно, не могу быть уверенной в адекватности предпринятых мною действий. В связи с чем, для проверки меня самой и объективной оценки сложившейся ситуации, прошу в сферу моего влияния направить независимого контролёра-инструктора, основные структуры которого способны функционировать не менее чем в восьмимерном континууме.
Получив это - тревожное по форме и абсурдное по содержанию - донесение Базы, Координатор Малой Ячейки чуть было не пошёл у неё на поводу и не переместил в сферу влияния Базы запрашиваемого ею контролёра-инструктора. Однако смог удержаться от такого опрометчивого поступка, сообразив, что если полученное им фантастическое сообщение хотя бы на одну тысячную соответствует действительности, то запрос Базы нельзя удовлетворять ни в коем случае: ибо включение в четырёх (абориген третьей планеты) пяти (ноосфера F8) шести (Сорок Седьмой) семи (База) мерную цепочку восьмимерного контролёра-инструктора, может подставить под удар его самого: всего лишь девятимерного дельта-симбиота. Конечно, бредовое донесение Базы с вероятностью не менее, чем 0,999999 вызвано какой-нибудь редкой мутацией в её самопрограммирующемся аналитическом блоке - однако остающаяся одна миллионная... нет, браться в одиночку за решение столь сложной и ответственной задачи - слишком опасно. Необходимо подключить существующий на одиннадцатом уровне Системы и, следовательно, в континууме бесконечно неопределённых измерений постоянно взаимодействующий с представителем "Кси" цивилизации Омега-Центр. Ведь если донесение Базы не бред, вызванный её внутренним психофизическим расстройством, то сложившееся в течение трёх квазипульсаций Равновесие между "Эта" и "Кси" цивилизациями действительно может быть нарушено, и для его восстановления потребуется помощь Арбитра, что весьма нежелательно для обеих цивилизаций. Но и кроме...
...возникновение полноценного метасознания - если, конечно, этот факт подтвердится независимым наблюдателем - у аборигена третьей планеты настолько противоречило всем эволюционистским прогнозам, что связанные с "беззаконно" образовавшимся психосимбиотом проблемы могли оказаться неразрешимыми в рамках как "Эта", так и "Кси" цивилизаций.
Исходя из того, что полученное им сообщение с вероятностью в одну стомиллионную может соответствовать действительности и проанализировав возникающие в этом случае основные варианты, Координатор Малой Ячейки понял, что он не в силах проследить даже их главные разветвления и, воспользовавшись лямбда-эффектом гравитационного поля ядра ближайшей галактики, обратился за помощью к Омега-Центру.
(Взгляд в прошлое. Стать мужчиной. Инициация у Речных Людей. Грех Ирката.)
Порыв северного ветра заставил Ирката съёжиться и пожалеть об отсутствующей одежде. Последние две луны священного обряда Приобщения в физическом отношении были самыми ответственными и трудными: предшествующую Зимнему Солнцестоянию и следующую за ним луны претендующий на звание мужчины юноша должен был провести в одиночестве, совершенно голым, на "подножном" корму - питаясь то есть тем, что сможет себе добыть с помощью копья и лука. Огнём, к тому же, имея право пользоваться лишь в тёмное время суток - разжигать его после заката и на рассвете гасить. Да ещё в трёх полных дневных переходах от стойбища - в местности, стало быть, совсем незнакомой.
Хорошо, хоть зима выдалась не слишком суровой: предшествующую Солнцестоянию луну Иркат днём ни разу не мог посетовать на холод, а ночью согревал костёр. Однако с началом Солнцестояния юго-западный ветер сменился северо-восточным, выпал снег, лужицы схватились ледком. Днём, правда, это безобразье растаяло, но обнажённый юноша всё равно мёрз: ах, если бы можно было завернуться в ту оленью шкуру, которую, грубо выделав, он хранит в своём шалаше! Увы. Ни Лесовик, ни Водяная Девушка не потерпят столь вопиющего кощунства. Немочью и болезнями поразят юного святотатца. А если каким-нибудь образом углядит Кайхар, и того хуже! Полноправным мужчиной в этом случае ему уже никогда не стать! И никогда, как своих ушей, не видать Лигайды!
Да, но если замёрзнешь насмерть?.. А такие неприятности с испытуемыми - не часто, но и не вовсе редко - случаются. Особенно - в суровые зимы. Когда выпавший снег не тает по несколько дней, и замерзают не только лужи, но и болотца, и озерца, и даже тихие небольшие речушки.
Нет, да хранит его добрая богиня Айя, он не замёрзнет! Почему, ну, почему испытуемым не разрешается заготавливать мяса впрок? Уж если не солить, не коптить, то хотя бы вялить? И почему одиннадцать дней назад, когда ему посчастливилось поразить стрелой молодую оленью самку, была такая теплынь, что, три дня набивая живот вкуснейшим мясом, остатки, едва они стали попахивать, он выбросил без всякого сожаления? Хотя... ублажив мелкий лесной народец, который, как всем известно, тухлятину считает отменным лакомством, он, может быть, поступил очень даже разумно? Конечно, ни оленя, ни косулю, ни даже зайца эти маленькие проказливые существа подарить не способны... грибы, даже самые поздние, давно уже отошли... орехи этой осенью не уродились... сохранившимися кое-где ягодами терновника сыт не будешь... что ж, придётся испечь желудей... живот-то вон уже как подвело... и холодина - бр-р-р!
Нахмурилось, в воздухе запорхали снежинки, и Иркат понял: стоит ему (голому) ещё немного побыть на пробирающем до костей ледяном ветру, он в самом деле замёрзнет насмерть. В лучшем случае - без сил и без памяти, сжигаемый изнутри посланным Бранкой чёрным огнём - свалится в своём шалаше, и... нет! В Страну Вечного Лета ему ещё рано! У непосвящённых в мужчины юношей существование там не завидное! Вечно на побегушках, вечно... нет! Пусть даже при самом прославленном вожде, но в Стране Вечного Лета он ни за что не станет "мальчиком для утех"!
Распрощавшись с надеждой подстеречь идущую на водопой косулю, Иркат выскочил из укрывающих его зарослей лавровишни и бегом припустил к дубовой роще. Чуть ли не на одном дыхании промчавшись полторы тысячи шагов, юноша согрелся и повеселел - Стране Вечного Лета его придётся подождать! Хотя бы до того времени, когда он станет полноправным мужчиной!
В обложенном дёрном конусообразном шалаше было темно, тепло и уютно. Забравшись в него, Иркат первым делом нырнул с головой в кучу шуршащих дубовых листьев - однако холод, накопившийся в теле за половину дня, уходить не желал, а после ледяного ветра снаружи первое ощущение тепла внутри оказалось обманчивым. Юноше нестерпимо захотелось разжечь костёр - что сделать до захода солнца было даже кощунственнее, чем завернуться в оленью шкуру: днём в качестве защиты от холода испытуемым разрешались только сухие листья. Тепла, однако же, так хотелось... а от жилища присматривающего за испытуемыми хромого Кайхара не менее семи тысяч шагов... а дым?.. какой дым от сухого хвороста? Только ведь Кайхар наверняка не сидит в своей тёплой хижине! Хромой, хромой, а ходок отменный! А уж какой глазастый - страсть! Не зря же четвёртую зиму вожди выбирают Присматривающим именно его! Каждый раз из пятидесяти-шестидесяти испытуемых кандидатов он "заваливает" не меньше семи! А одного или двух из них - окончательно. Без права "переэкзаменовки" следующей весной. Да так ловко, что Совет Вождей с ним, как правило, соглашается. Конечно! В одежде из волчьих шкур - что ему от рассвета до заката не шастать по всему отведённому для испытуемых участку?
А Лесовик? Водяная Девушка? Айя? Увар? Бранка? Да разве только они? Сколько Невидимых - и от Нижнего, и от Среднего, и от Верхнего Миров - следят за юношами, претендующими на место в Мужском Доме!
А есть - ух до чего же хочется!
Иркат нашёл пригоршню испечённых утром - до света - желудей, содрал полопавшуюся на огне шелуху, но разве насытишься жалкой пригоршней? Ну что бы ему - болвану! - не испечь было больше? Нет же - понадеялся на свежее мясо! Два дня назад в высоком густом кустарнике обнаружив утоптанную звериную тропу - размечтался! Забыв, что в пору Зимнего Солнцестояния резко похолодать может в любой момент! Стоит только перемениться ветру! Да, мудрые шаманы в стойбище за несколько дней умеют предсказывать злые проказы Бранки, которая, вопреки воле своего отца Увара, любит досаждать Речным Людям, - но он-то, он? Накануне Зимнего Солнцестояния понадеялся на тепло? Будто бы живёт уже не здесь (на земле), а в Стране Вечного Лета! Ну, не болван ли?
Разбранив себя, Иркат разозлился, схватил лук со стрелами, в сплетённую из камыша большую сумку положил нож и выскочил наружу.
В воздухе порхали редкие снежинки, холодом обжигало кожу, но на этот раз таиться в засаде, постепенно превращаясь в сосульку, юноша не собирался - а на ходу не замёрзнешь. Туда! В расположенный за границами участка, чернеющий на горизонте лес! Невидимому, но угадываемому за облаками солнцу ещё четверть дневного пути - успеет! Особенно - если бегом. Конечно, пересекать границы участка - грех. Однако - в отличие от одежды и разведённого днём огня - грех прощаемый. И люди, и боги, и прочие невидимые существа наказывают за него не строго.
И Айя наградила Ирката за предприимчивость - пробежав трусцой где-нибудь около четырёх тысяч шагов и достигнув опушки леса, юноша оказался в буково-каштановой роще. А каштаны - это тебе не жёлуди! И хотя большую часть урожая слопали кабаны, медведи и прочие лесные лакомки, за время достаточное, чтобы вернуться засветло, ему удалось наполнить каштанами сумку. К тому же, собирая их, Иркат находил и грыз восхитительно вкусные буковые орешки. О, завтра прямо с утра! Сюда, в эту рощу! Если как следует запастись каштанами, то плевать ему на любую стужу! Обложить шалаш вторым слоем дёрна, заткнуть поплотнее лаз - не замёрзнешь в самые лютые холода! Пусть хоть весь день свирепствует Бранка - лежи себе на дубовых листьях да жуй испечённые ночью каштаны!
На обратном пути, недалеко от своего жилища - уже в сумерках - Иркату удалось подстрелить зазевавшуюся ворону. Дичь не ахти, конечно, но всё-таки - мясо. И хотя, несмотря на быструю ходьбу и бег, на лютом холоде голый юноша вновь замёрз до посинения, в шалаш он забирался в настроении куда более бодром, чем днём - скоро, совсем скоро можно будет зажечь огонь! Согреться, напечь каштанов, зажарить птицу и, впервые за последние несколько дней наевшись досыта, спать в благодатном тепле и видеть во сне Лигайду!
И огонь был зажжён, и ощипанная ворона жарилась на заострённой палке, и каштаны пеклись в золе, и у согревшегося Ирката в предвкушении предстоящей трапезы уже текли слюнки - и явился незваный гость, надзирающий за испытуемыми, Кайхар. Якобы - с инспекционным визитом. Якобы - по воле Увара. И эта внезапная проверка его благонадёжности стоила Иркату половины вороны, всех каштанов (на отведённом для испытуемых участке они не растут и, значит, грех), расквашенного носа и рассечённой губы. Когда Кайхар стал домогаться его как женщину, а строптивый юноша посмел отказать этому сластолюбивому представителю и земной, и потусторонней власти, то получил от рассердившегося блюстителя нравственности зверскую плюху и угрозу при очищении от греха "вкушения запретных плодов" быть засечённым до потери сознания. (Если твоя глупая, непослушная аржа не желает получить удовольствие, то... пеняй на себя, нечестивец!)
Ах, если бы Кайхара не защищали Увар, Айя и ещё кое-кто из Невидимых! Конечно, стареющий воин много сильней и опытней - но ловкость, но быстрота! В них у Ирката не только среди сверстников, но и среди посвящённых прошлой и даже позапрошлой весной соперников не было. Да, в единоборствах юноша не имел права состязаться с мужчиной (даже в игре поднять руку на Приобщённого - святотатство!), но в стрельбе из лука, метании копья, выслеживании зверя Иркату не было равных не только среди ставших мужчинами весну или две назад, но и среди куда более старших воинов. Конечно, в единоборствах главное - дух, но, во-первых, и телесные навыки кое-что значат, и, главное, Иркат был совершенно уверен: в его теле живёт обсидианово-твёрдый дух Великого Вождя. И если бы не Невидимые... не страх перед Богами и Предками - о!
Когда Кайхар, сожрав половину вороны и разбранив за каштаны, стал его, как безответного мальчика или женщину своей брачной группы, бесцеремонно лапать, Иркат бы не ограничился одним пассивным сопротивлением - ловко выскальзывая из цепких рук и, несмотря на посулы обильной еды и угрозы объявить юношу недостойным посвящения в мужчины, не давая воину повернуть его к себе беззащитным задом - нет! Уклоняясь и ускользая, Иркат понял, что хоть Кайхар и много сильнее его, но в сравнении с ним так неловок, что несколькими точными ударами в незащищённые уязвимые места он бы вполне мог вышибить дух из воина. Кайхар это тоже понял и после недолгой борьбы отстал от энергично сопротивляющегося юноши: в конце концов, только на первом этапе посвящения (в возрасте от десяти до двенадцати вёсен), мальчик обязан беспрекословно удовлетворять любые, в том числе и сексуальные, требования мужчины, а на втором, нет: после двенадцатой весны, став юношей, будущий воин если не хотел, то мог отказаться от роли женщины. Да, отказывались немногие, но если отказывались - неволить их было нельзя. И окажи Иркат не пассивное, а активное сопротивление - ещё неизвестно, чью сторону приняла бы в этом случае Мудрая Седая Мать.
И если бы не выброшенные в ручей каштаны, частичной своей победе юноша мог бы порадоваться, но... жёлуди, жёлуди! От которых в животе только бурчание да тяжесть - и никакой сытости.
Понемножечку подбрасывая в костёр сухие ветки и мысленно желая Кайхару угодить в объятия Бранки, - а эта ненасытная богиня с грыденями не церемонится, залюбливает их до полного истощения, до скоропостижной несвоевременной импотенции! - Иркат думал о разном, и его мысли не отличались весёлостью. Лигайду во сне сегодня ему не увидеть - нет. В несытом теле душа бывает озлобленной и, пускаясь в ночные странствия, обычно забредает в дикие места - где всё непонятно, темно, тревожно. В те светлые области, куда направляется душа юной девушки, его раздражённой душе ни в коем случае не попасть - нечего даже и мечтать о таком везении! Нет, чтобы приснилась Лигайда, необходимо за ужином поесть свежего мяса! И завтра он его обязательно раздобудет! Раздобудет?..
Иркату вдруг пришло в голову то, чему следовало прийти ещё позавчера. А возможно - и раньше. Уже пять дней, как он не может подстрелить даже разнесчастного зайчишку. Почему, Айя? Почему в начале испытательного срока и свиней, и косулей, и ланей, и даже оленей, не говоря о зайцах, было в этой местности в изобилии, а сейчас - не отыщешь и блохи? Распугали готовящиеся к Приобщению юноши? Но их всех на весьма обширных угодьях, считая и его, и двух поселившихся у Кайхара "наложниц", было пятьдесят три человека. Разумеется, сколько-то они распугали, но вряд ли - много. Ведь воинскому и охотничьему ремеслу их начинали обучать с первого дня Приготовления. С того, то есть, времени, когда мальчикам только-только исполнялось по десять вёсен. И чтобы сейчас... когда накануне у каждого судьбоносная четырнадцатая весна... они бы своей неловкостью распугали всю дичь на таком обширном участке?.. нет, конечно! Зверей распугал кто-то другой. Невидимый. И они ушли. Пять дней назад. Все. Сразу. Увар, Айя, Бранка - спасите и сохраните от этого Страшного Невидимого Пришельца! Выходца из Страны Вечной Зимы! Где по заснеженным полям бродят неприкаянные души самых великих грешников - с тоской взирая на не дающее ни тепла, ни радости ледяное солнце... Тьфу, тьфу, да не допустят боги, чтобы он, Иркат, согрешил так непоправимо, чтобы после смерти угодить в эту обитель Вечной Тоски. Не допустят? А, вспомни, несчастный, о Лигайде! Ведь если твои нечестивые замыслы относительно этой девочки успешно осуществятся... то?
А что, если и звери? Почуяв зреющее в нём святотатство, ушли из этих краёв?
Проснувшись незадолго до рассвета, Иркат поторопился раздуть огонь, тлеющий под слоем остывших сверху углей - чтобы испечь жёлуди, времени едва хватало. И когда с лёгким отвращением юноша пережёвывал невкусную пищу, то вчерашние сомнения его уже не мучили - все мысли были направлены на предстоящее непростое дело: в заповеданной роще беззаконно разжиться запрещёнными Кайхаром каштанами. Да так, чтобы Присматривающий, который наверняка будет следить, не схватил бы согрешающего нечестивца за руку. Ни в самой роще, ни после - когда он будет украдкой печь эти запретные плоды. Ведь, ослушавшись приказа, согрешить умышленно, это очень серьёзный проступок. За это, кроме того, что нещадно высекут, могут ведь и отложить его посвящение в мужчины до следующей весны. А разозлённый его несговорчивостью Кайхар будет следить очень зорко. Что ж - изворотливости ему, слава Увару, не занимать...
Иркат палкой сгрёб не прогоревшие угли и головёшки в большую яму, накрыл их дёрном и выбрался из шалаша - потеплело. Северный ветер сменился западным, в рассветных сумерках угадывались стремительно несущиеся по небу лохматые сизые тучи. Чутьё, правда, подсказывало юноше, что тепло будет недолгим - похолодает уже к вечеру. Однако - до вечера... Иркат решил не искушать судьбу и, как ему ни хотелось есть, делом занялся вполне легальным - утеплением шалаша.
Вырезывание деревянным с кремниевыми вкладышами по режущей кромке ножом больших кусков плотного лесного дёрна являлось нелёгкой работой - когда, обложив шалаш вторым слоем, Иркат посмотрел на проглядывающее сквозь тучи солнце, то от середины неба оно уже сместилось на четверть оставшегося до горизонта пути. Кайхару, скорее всего, надоело караулить строптивца - можно и за каштанами.
В рощу на всякий случай юноша зашёл в стороне от того места, где, по его прикидкам, мог находиться воин. И очень обрадовался, обнаружив, что за подлеском здесь тоже растут каштаны - надо же! Рядом с границей отведённого для испытуемых участка - такое богатство! Еда, на которой вполне можно продержаться все отведённые для испытания две луны! Но - чтобы в Стране Вечного Лета дважды икнулось почтенным предкам! - еда заграничная... значит - запретная... однако - не слишком строго... ни духи реки и леса, ни боги, ни остальные Невидимые нарушителей не карают... только - надзирающий за испытуемыми... а человека, даже самого проницательного, возможно обмануть всегда... избрав другую, не охраняемую им дорогу...
Чрезвычайно довольный своей полудетской хитростью, Иркат так увлёкся сбором каштанов, что торжествующий голос Кайхара был для него подобен грому с ясного неба:
- Нечестивец, да как ты смеешь после моего запрета пересечь границу участка?! Вместо того, чтобы охотиться или ловить рыбу - повадился за тем, что полегче! Да я тебя безобразника так сейчас проучу - навек запомнишь! А ну - подойди сюда!
Понимая, что жестокой трёпки не избежать - и поделом! за беспечность и самодовольство, вполне заслуженно! - юноша без колебания подошёл к Кайхару и стал в шаге от воина, склонив голову и заложив руки за спину. Кайхар, видимо, наслаждаясь покорностью вчерашнего строптивца, растягивал удовольствие - первая оплеуха последовала, когда Иркат успел произнести про себя малое защитительное заклинание. Голова юноши дёрнулась, зазвенело в ухе, но в целом удар был щадящим - сознание не помутилось. Вторая пощёчина оказалась болезненнее - тыльной стороной ладони, с захлёстом на уголок зажмурившегося правого глаза. Затем - снова ладонью, зацепив мочку левого уха и раскровенив рассечённую вчера губу. Сильные, очень болезненные удары следовали один за другим - Кайхару явно нравилось избивать покорившегося мужской власти юношу. У Ирката звенело в ушах, из глаз от бессилья и гнева - а он был обязан безропотно принимать побои от любого мужчины вплоть до самого Приобщения - катились слёзы, смешиваясь с текущей из носа кровью. Однако голова хоть и гудела, но оставалась ясной: калечить его Кайхар, похоже, не собирался.
Не получив очередного удара, юноша приоткрыл глаза и посмотрел в лицо своему мучителю: нет, во время избиения зажмурился он не из страха, а чтобы - при виде кривящей полногубый рот самодовольной ухмылки - не дать вырваться клокочущей в горле ярости. Однако сейчас, сразу же после совершённой им небольшой экзекуции, лицо Кайхара выглядело просветлённым и ласковым. Его серо-голубые глаза приветливо и дружелюбно смотрели на снисходительно им наказанного юношу - будто бы говоря, что маленький инцидент исчерпан, и грех сбора запретных плодов Иркату прощён.
По обычаю, юноша должен был оставаться на месте: если мужчина решит, что достаточно наказал виновного, то отойдёт сам - Кайхар, однако же, не отходил, но и бить, судя по его виду, больше не собирался. В уме Ирката мелькнуло скверное подозрение: неужели этот неугомонный сластолюбец вновь начнёт приставать? Мало ему двух добровольных "наложниц"? Оказалось - что мало... а верней...
- ... только тебя, Иркат! Хочет моё сердце! Тебя одного - и никого другого!
Услышав это признание, юноша замер, как птичка, завораживаемая змеёй. Ведь именно такие слова он сам во сне говорил Лигайде! А после посвящения в мужчины собирался - дерзко нарушив все мыслимые законы! - произнести их вслух. И вдруг - он слышит их от Кайхара? От, казалось бы, бесчувственного, очень немолодого воина? По меркам Речных Людей - почти старика! Нет, вчера всё было много естественнее и проще: Кайхар, в пылу борьбы с уклоняющимся упрямцем, произносил только угрозы да посулы - отрывистые, почти бессвязные, выкрикиваемые сдавленным хриплым голосом. И надо же! Чтобы у седобородого, обременённого и вёснами, и битвами воина были в душе такие слова? Очаровывающие и прельщающие! А Кайхар, заметив, что юноша находится в состоянии близком к трансу, стал ещё более красноречивым:
- Без тебя, Иркат, моё сердце - камень! Тяжесть в груди и боль! Ты, Иркат, заколдовал моё сердце! Так - что, кроме тебя, никого в нём нет! И не только сердце! Ни чьей и нигде дырочки - ни спереди, ни сзади - кроме твоей, не хочет больше мой инхам! И никогда не захочет - я знаю! И на мои глаза ты, Иркат, наложил заклятие! Никого, кроме тебя, не видят мои глаза! Зато тебя - везде и всегда! Ведь мои глаза знали, что ты в этой роще! И я пришёл! А что немного побил - это ведь для твоей же пользы! Чтобы отвести от тебя гнев Бранки! А особенно - Лесовика! Ты не знаешь, но он уже вчера очень разозлился из-за унесённых тобой из этой рощи каштанов! Почему я вчера и пришёл, и велел выбросить в ручей эти нечистые плоды! А что захотел взять тебя силой - прости! Когда ты повернулся ко мне своей обалденной аржей - мой инхам просто взбесился! Как тебе удалось, Иркат, полностью околдовать меня? И зачем? Ведь если ты отвергнешь мою любовь - не только сердце, но и весь я превращусь в камень! И буду долго умирать в муках! Не отвергай, Иркат, лучше убей! Возьми нож и по самую рукоятку вонзи его в моё - больное тобой - сердце! О, Иркат, если ты меня отвергнешь, умереть от твоей руки - блаженство!
Очарованный этими удивительными признаниями, юноша чувствовал себя безоговорочно пленённым: а Кайхар всё говорил и говорил - будто бы вил паутину из слов. Из удивительно проникновенных, никогда прежде - до того, как воин их произнёс - не существовавших слов! Верней, сами по себе, по отдельности, в языке Речных Людей эти слова, конечно, существовали - но завораживающие их сочетания! Их строй и порядок! Нет! Если подобное сказанному Кайхаром в начале душа юноши говорила во сне Лигайде, то продолжение речи воина - это уже не земной язык! Не человеческий! На таком языке в Стране Вечного Лета Предки разговаривают с Богами!
И первый отсвет небесного огня покорил душу юноши, и он, зачарованный, на нежное прикосновение Кайхаровой руки к его припухшему, в синяках, лицу отозвался сладким ознобом во всём, сделавшемся вдруг безвольным и абсолютно покорном, теле. О, теперь гладящие его приятно побаливающее лицо сильные сухие ладони воина вызывали не отвращение, а умиление и благодарность - ведь побил его Кайхар, защищая от мести разгневанного Лесовика! Не с ненавистью побил - а с любовью!
И когда воин нежно привлёк к себе голову юноши и стал страстно целовать его кровоточащие губы, распухшие щёки и мокрые от слёз глаза, изнутри растаявшего в объятьях тела явилось неудержимое желание, забыв обо всех лидерских амбициях, стать "женщиной". И отдаваться, отдаваться - млея в руках Кайхара.
И когда ладони воина легли на плечи Ирката и с ласковой настойчивостью стали прижимать его к земле, юноша без колебания опустился на колени - на толстый ковёр из опавших листьев. Воин зашёл сзади, стал на колени сам и, гладя плечи и спину, пригнул юношу так, что его руки упёрлись предплечьями в рыжевато-бурый ковёр, а соблазнительно округлившаяся аржа возвысилась над остальными частями тела. И ладони Кайхара сразу же сместились на неё, и стали гладить, мять и легонько шлёпать упругую нежную плоть - ах, лучше бы воину было этого не делать! Аржа Ирката уже почти согласилась принять могучий мужской инхам, и приняла бы, проникни он без промедления. Но предварительные ласки Кайхара вызвали эффект прямо противоположный ожидаемому: вожделение, разбуженное ласками его почти покорённой аржи, напомнило Иркату, что уже две весны он не позволяет себе испытывать "женское" удовольствие - живущий в его теле Дух Великого Вождя требует получать наслаждение только беря, а ни в коем случае не отдаваясь! Причём, сначала об этой глубинной психической установке вспомнила не голова Ирката, а его аржа: сладко трепеща под ласкающими её ладонями, она, тем не менее, не расслабила, а сжала запирающий мускул - заставив с силой толкающийся в закрытое устье инхам причинять Иркату значительную боль. И уже эта боль, напомнив юноше о его обязательной полной покорности подобным требованиям любого мужчины каких-нибудь две весны назад, распластала тело Ирката животом на земле - ещё более затруднив инхаму проникновение в аржу. Хотя сознательно в этот момент юноша сопротивляться ещё не помышлял - его, очарованное словами Кайхара, сердце всё ещё требовало: уступи! отдайся! ведь воин тебя так безумно любит! и ты его любишь тоже!
Поначалу Кайхар не понял: ему показалось, что ещё несколько мгновений назад пылающий страстью юноша, сейчас сопротивляется в шутку, раздразнивая и распаляя, и затеял ответную эротическую игру:
- Ах, негодный мальчишка! Я тебе покажу, как вредничать! Ведь твоя аржа хочет! хочет!
И на "обалденную" аржу Ирката посыпались звонкие - по мнению воина, её возбуждающие - шлепки. Однако время ушло - в ответ на эту эротическую провокацию юноша не только не встал в соответствующую позицию, но попробовал задать стрекача. Кайхар, всё ещё думая, что играет, в последний момент схватил беглеца за ногу и на вновь упавшего на живот Ирката навалился всем своим телом - целуя затылок и шею юноши. Затем, подхватив под живот, попробовал опять поставить Ирката на колени - не тут-то было! Юноша из объятий воина рванулся с такой силой, что Кайхар наконец-то понял: это уже не любовная игра! Иркат его больше не хочет и сопротивляется по-настоящему - как вчера. Но почему? Почему? Ведь совсем недавно он трепетал от желания - и вдруг! Какая муха укусила этого несносного упрямца?
- Иркат, мальчик, ведь ты же хочешь! Ведь нам с тобой будет божественно хорошо! Сегодня же переберёшься в моё жилище! Где и мяса, и хлеба, и рыбы будешь есть вволю! И пить медовую, настоянную на малине, брагу.
В отчаянии стал соблазнять Кайхар - умоляющим, недостойным мужчины голосом. И эти жалкие посулы, напомнив юноше вчерашнее домогательство, окончательно определили выбор, вернув Иркату отвращение к этому мерзкому вымогателю плотских радостей. Наведённые удивительными словами воина волшебные чары исчезли - гнев заклокотал в сердце юноши:
"Да что он из себя воображает, этот неугомонный грыдень?! Что всякая аржа, всякая вийна всегда с удовольствием примут его инхам? Умру, видите ли, без тебя? Ну, и умирай себе на здоровье! Катись к своим двум "наложницам"! А его, будущего Великого Вождя Речных Людей, не трогай!"
Сопротивляться, стоя на коленях, было крайне не ловко: ни ударить, ни даже укусить находящегося сзади и удерживающего его за живот могучего воина Иркат не мог - к тому же, и предки, и боги, и Лесовик, и Речная Девушка ему запрещали это - но и сцапавший юношу Кайхар, находясь в таком положении, тоже не мог ударить, и их борьба затягивалась. Силы Ирката постепенно иссякали - отчаянные попытки вырваться из медвежьих объятий измотали его вконец, на что, вероятно, Кайхар и рассчитывал: утомить, обессилить и овладеть. Сообразив это, юноша расслабил напряжённые мышцы, и когда воину почти удалось поставить его на четвереньки, Иркат с такой стремительностью бросился грудью и животом на землю, что не готовый к этому броску противник на мгновенье разжал руки. Однако не растерялся и, вскочив на ноги почти одновременно с Иркатом, с такой силой ударил его кулаком по скуле, что у юноши потемнело в глазах и помутилось сознание. Кайхар подхватил обмякшее тело, прижал к себе и, целуя жёсткие спутавшиеся волосы на безвольно свесившейся голове упрямца, исступлённо шептал между поцелуями нечто повелительно-стастно-нежное:
- Не сопротивляйся, мальчик... вот увидишь, твоей арже понравится мой инхам... клянусь всеми молниями Увара... всё равно, Иркат, рано или поздно, ты будешь моим... ведь я тебя так люблю... и ты меня любишь тоже - я знаю... не сопротивляйся, мальчик... ведь я могу нечаянно так ударить, что тебе будет плохо... а если тебе будет плохо, то моё сердце окаменеет... но всё равно, Иркат, и здесь, и в Стране Вечного Лета я буду тебя любить... и ты везде и всегда будешь моим... а без тебя - лучше смерть...
... - смерть, - эхом отозвалось в голове у очнувшегося юноши, - смерть тебе, шелудивый пёс! - властно скомандовал встрепенувшийся в Иркате несгибаемый дух Великого Вождя. Настолько властно, что, презрев все божеские и человеческие законы, юноша неуследимым движением вырвал нож из-за пояса Кайхара и почти без замаха левой рукой, сбоку, вонзил его в печень воина. И сразу же, оттолкнув скорчившегося от нестерпимой боли насильника, выточенным из бедренной кости зубра острым клинком ударил в грудь - в сердце.
Насмерть сражённый воин, прохрипев два слова, - Иркат, люблю, - шагнул в направлении отскочившего юноши и рухнул, уткнувшись лицом в сухие листья.
Стоя в шаге от головы поверженного вымогателя, юноша, придавленный тяжестью случившегося несчастья, казалось, оцепенел: нет, это не наяву! Это в кошмарном сне! В одном из миров злобной Бранки! Вышедшая из его тела душа Великого Вождя сразила душу Кайхара! А поскольку душа не может быть поражённой насмерть, то сейчас воин очнётся! Встанет! И опять начнёт домогаться его любви! И на этот раз он, конечно, уступит! Чтобы из-за такого, в общем-то, пустяка, как проникновение в аржу инхама - такие страсти! Такое немыслимое святотатство! Неприобщённому юноше - убить мужчину?! И как это Лесовик, чтобы скрыть от неба вселенский ужас, до сих пор ещё не обрушивает деревья? Речная Девушка - чтобы смыть его - не поворачивает вспять потоки? Увар - чтобы испепелить - не посылает тысячу молний?
Раскачиваемый сильным ветром, жалобно стонал неприветливый зимний лес, капли хлынувшего дождя шуршали и дзинькали, ударяясь о стволы и ветки, опавшие листья и совершенно сейчас бесчувственную кожу голого юноши. Смывая кровь с Иркатовой левой руки, живота и инхама - брызнувшую из развороченной массивным костяным лезвием груди Кайхара: когда, молниеносно ударив, юноша столь же стремительно вытащил нож из раны.
Пошедший в момент убийства холодный дождь превратился в ливень, который, до самых глубин ознобив тело, вывел Ирката из душевного оцепенения: какие - Бранка его побери! - Лесовик, Речная Девушка, Увар и другие Невидимые? Когда несравнимо большую опасность сейчас для него представляет разгневанный Дух Кайхара! Воина, убитого нечистой рукой мальчишки! Не посвященного в мужчины! Из-за чего, несомненно, Дух Кайхара разгневан сейчас втройне! Исполнен удесятерённой ярости! И вот-вот покарает святотатца так, что страшно даже подумать! Покарает?.. а последние в этом мире слова Кайхара: "Иркат, люблю"?.. ведь воин произнёс их, уже получив от своего избранника две смертельные раны...
Из глаз юноши вдруг ни с того ни с сего покатились слёзы: не от обиды, боли или сдерживаемого гнева, а именно, ни с того ни с сего - как в раннем детстве. За что до его шестой весны, до того как в Иркате пробудился Дух Великого Вождя и он научился справляться с этой постыдной для мужчины женской слабостью, мальчишки-сверстники дразнили его "девчонкой". И надо же... на пороге четырнадцатой весны... когда до вожделенного Приобщения осталось меньше четырёх лун... расплакаться из жалости к поверженному противнику... вымогателю плотских радостей... неугомонному грыденю... стыд и позор Иркату!
Пристыдив юношу, дух Великого Вождя заодно напомнил ему об опасности, которую представляет не погребенный мертвец: чтобы самому в ближайшее время не угодить в Страну Вечной Зимы, необходимо немедленно похоронить Кайхара.
На лесной опушке, в корнях недавно вывороченного бурей тополя нашлось подобие небольшой пещерки, куда, ножом и руками углубив яму, Иркату удалось запихать тело воина - в принятом у Речных Людей сидячем положении. Ещё, конечно, требовалась кровавая жертва, но ни младенца, ни чужеплеменника взять было негде, а от себя Иркат пожалел отдать даже мизинец и ограничился тем, что, вскрыв вену на левой руке, вымазал кровью лоб, щёки и рот убитого воина. Таким образом удачно, по его мнению, выпутавшись из непростой ситуации: в Стране Вечного Лета душу Кайхара на первые три дня обеспечив пищей, он мог надеяться, что, за это время освоившись в Горней Обители, разгневанная душа успокоится и не явится на землю для взыскания долга со своего обидчика. Во всяком случае - в эти три самых опасных дня, когда душа новопреставившегося бывает особенно яростной и свирепой.
Пока юноша хоронил воина и, чтобы, задобрив, защититься от злых козней мертвеца, произносил все известные ему заговоры, заклятия и молитвы, совсем стемнело. Холодный ливень сменился метелью, и юноша, понимая, что это начало приготовленных для него Невидимыми казней, выкрикнул самое заветное, обращённое к Увару, страшное по своей магической силе заклинание и в темноте, сквозь снежную круговерть, стремглав бросился к своему шалашу. На этот раз завещанное Предками Тайное Знание его защитило: в спешке, почти ослеплённый взбесившимся снегопадом, несколько раз упав, Иркат не только ничего себе не повредил, но даже не растерял тех немногих пригоршней каштанов, которые успел собрать до того, как за этим предосудительным занятием был застигнут Кайхаром. Что, забравшись в шалаш и запалив костёр, великий грешник с некоторой поспешностью счёл добрым предзнаменованием: Невидимые, дескать, настроены к нему благосклонно и за святотатственное убийство мужчины неприобщённым юношей взыщут не слишком строго. Но это - Невидимые. Которые в первую очередь озабочены сохранением всеобщего равновесия - мировой, так сказать, гармонии, - а о конкретном, частном пекущиеся не чересчур. Другое дело - душа Кайхара. Да, сейчас, вероятней всего, она ещё слишком потрясена вероломным убийством, но завтра... а не исключено, что и этой, уже наступившей ночью... поев особенно вкусных после обрыдших желудей каштанов, юноша понял: спать этой ночью ему нельзя - его (сонного, беззащитного) мертвец может легко утащить с собой в Страну Вечной Зимы. Где, высосав из святотатца всю кровь, оставит влачить жалкое существование в виде бесплотной тени, а сам, набравшийся сил и довольный свершённой местью, воспарит в Горнюю Обитель Вечного Лета.
Однако на относительно сытый желудок согревшемуся у огня Иркату зверски хотелось спать - и явилась утешительная мысль: ой ли? А так-таки Кайхар алчет его крови? Ведь два последних на этой земле слова воина, - Иркат, люблю, - были произнесены, в сущности, мертвецом... и о чём о чём, но о желании отомстить вряд ли они свидетельствовали...
Сознание спуталось, глаза закрылись - наевшегося горячих каштанов юношу, одолел сон. И впервые за последние пять дней его душа сумела попасть на пестреющую цветами солнечную лесную поляну - туда, где обычно по ночам резвилась душа Лигайды. И на этот раз, вспомнив удивительные чарующие речи, которыми Кайхар чуть было не обольстил его самого, Иркат нашёл наконец такие слова, что, презрев священные брачные законы Речных Людей, душа девочки доверчиво приблизилась и в неземном экстазе слилась с душой дерзкого соблазнителя. И содрогнулись Невидимые: Боги, Предки, Водяная Девушка, Лесовик и даже Духи отдельных озёр, ручейков, рек, деревьев. Ибо случившееся во сне кощунственное соединение юноши и девушки одного брачного клана (клана Аиста) не могло не поколебать основ Мироздания. И невозможно себе представить, какие страшные потрясения произойдут и в Нижнем, и в Среднем, и в Верхнем Мирах, если Иркату когда-нибудь удастся до конца осуществить свой безумный замысел: соединиться с Лигайдой не только душой, но и телом...
Снегопад прекратился, ветер подул с юга, всё небо на миг озарилось холодным розовым светом, но Иркат спал и не видел этого тревожного предзнаменования.
Глава 4.
(Прижизненная смерть Юрия Меньшикова. В гостях у "натуральной ведьмы". Из ниоткуда в никуда. Запредельный голос.)
- Я был в аду. И если бы не Ольга...
За ужином в палатке Ивана Адамовича вымученно, с неохотой, подчиняясь властному внутреннему принуждению, рассказывал две недели назад "оживлённый" Ольгой Юрий Меньшиков. Впервые пытаясь на человеческий язык перевести те ужасные образы, мысли и ощущения, которые в течение почти четырёх месяцев истязали его отделившуюся от распавшегося разума душу - пока искусственно питаемое, находящееся в коматозном ступоре тело подобно бесчувственному бревну валялось на крашеной белой масляной краской госпитальной койке.
(Никаких показаний от задержанного после покушения - в состоянии полной невменяемости - Маркиза контрразведчики, разумеется, не могли добиться, и если бы не вмешательство самого Иннокентия Глебовича, то "снайпера-одиночку" или бы замучили до смерти, или же, убедившись, что он действительно вдруг сошёл с ума, попросту пристрелили. Но и после... не проявляй время от времени полковник Горчаков интереса к участи, казалось, полностью потерявшего человеческий облик существа, вряд ли бы Меньшиков выжил в госпитале: переводить дорогие медикаменты на доходягу-киллера - вот ещё! А когда Ольга, почувствовав, что пора, прикосновением руки вывела Маркиза из комы, то Меньшиков не пожелал рассказывать Иннокентию Глебовичу о пережитых в бреду кошмарах - отговорившись полной потерей памяти. Конечно, Ольге о страданиях своей, более трёх месяцев промаявшейся в аду души он без утайки рассказал бы всё, но как раз Ольге рассказывать ничего не требовалось. Также - как и Ивану Адамовичу. Они без всяких слов о сошествии в ад души Юрия Меньшикова знали едва ли не лучше его самого. И так получилось, что Сергей Голышев оказался первым "духовником" Маркиза.)
- ...конечно, рано или поздно мне туда предстоит вернуться... сто тридцать два убитых мной человека... сто тридцать две оборванные жизни... а ведь у каждого из них здесь на земле было своё предназначение... своё особенное призвание... которого они в большинстве своём вовсе не чувствовали... а некоторые, если что-то и чувствовали, или ему не следовали, или следовали так плохо, что лучше бы и не следовали... но - всё равно... каждый из них, пока был здесь, мог почувствовать, исправить, с ложной дороги перейти на истинную... ведь пока человек здесь - исправлять свои ошибки ему так легко... а вот когда оказывается там - очень трудно... мучительно трудно... то, на что здесь требуются минуты - ну, может быть, часы - там занимает годы... и эти четыре месяца - там они для меня были тысячью лет... и всё равно - сделать удалось лишь ничтожную часть из того, что предстоит сделать... простите, Сергей Геннадьевич, очень трудно рассказывать... главное, конечно, не работа... верней, та работа не имеет ничего общего с нашей... там - в основном - приходится заново выстраивать самого себя... и - главное! - помогать это делать тем, чей земной путь ты оборвал убийством... делать чужое - вот что мучительно тяжело... а своё - нет... своё - недоделанное здесь - не то что бы очень легко, но ничего мучительного... ни тоски, ни горечи, ни ужасного ощущения непоправимо упущенных возможностей... хотя попотеть, конечно, придётся и над своим... но это - совсем другое: творческое... или даже - со-творческое... когда и люди, и какие-то непонятные иные силы все вместе делают общее, осмысленное, очень интересное и очень нужное дело... а конкретнее - я не знаю... мне ведь, прежде чем заняться своим, там предстояло столько... особенно - поначалу... ведь поначалу мне пришлось помогать самому гнусному типу из всех, мною убитых... который, в свою очередь, помогал самому отъявленному мерзавцу из убитых им... а тот - тоже: такому отморозку, что пробы некуда ставить... ну, и так далее... ужас, Сергей Геннадьевич, и тоска, тоска... и если бы не надежда, что через миллион лет я смогу наконец заняться своим, тем, что было предназначено мне на земле, я бы там, ей Богу, сошёл с ума... представляете?.. сумасшедший, сошедший с ума?.. дважды, так сказать, сумасшедший... и если бы не надежда через миллион лет заняться своим делом... и, конечно, Ольга... не представляю, как ей удалось вытащить меня оттуда?.. ведь я чувствовал, задействованы были такие Силы, в сравнении с которыми наше Солнце - тьфу... спичка - в сравнении с водородной бомбой... а конкретнее - нет, Сергей Геннадьевич! Конкретнее я рассказать не могу. Слишком там всё другое.
Исповедуясь, Меньшиков волновался всё больше, взгляд его серых глаз делался всё тревожнее, беспокойство всё явственнее выражалось на бледном лице вернувшегося "с того света" грешника. У Сергея возникло опасение, а не сходит ли Маркиз вновь с ума - захват Светы безумным Меньшиковым ох как запомнился! - и что в этом случае, дабы предупредить нежелательный инцидент, ему следует делать, но Ольга разрешила эти сомнения, взяв своего пациента за руку и заговорив с ним ласковым тихим голосом.
- Юрочка, успокойтесь. Там, куда вы в своей болезни смогли заглянуть краешком глаза, всё не так страшно и мучительно, как показалось вашей, ещё не просветлённой душе. Ведь вы смогли увидеть только начало. Да ещё эти - сто тридцать два вами убитых. С такой ношей - конечно, трудно. Но, Юрочка, не отчаивайтесь - вы всё вынесете, я знаю. И обязательно достигнете области просветления. И не через миллион лет, а гораздо раньше. Ведь ваша болезнь... ваша прижизненная смерть... она ведь во многом способствовала. Ведь если бы в вашем безумии ваша душа не отвратилась от тьмы - мне бы не удалось так легко возвратить её в ваше тело... соединить с сознанием... и тем самым исцелить ваш разум. И ничего, Юрочка, больше не бойтесь - в следующий раз, когда после настоящей земной смерти ваша душа попадёт туда, ей будет несравненно легче. Ведь многое из вам предназначенного, но вами не сделанного, возможно сделать теперь... и вы сделаете, я знаю... и сможете даже что-то поправить... немногое - но сможете. Ибо, решительно отвернувшись от владевшей вами тьмы, вы найдёте дорогу к свету... не сразу, конечно, но - обязательно... и не через миллион лет, а раньше... гораздо раньше...
Лицо Меньшикова просветлело и затуманенный тревогой взгляд очистился сразу же, как только Ольга взяла его за руку, и произносимое женщиной нечто странное, по мнению Сергея, бредово-мистическое, вряд ли могло его успокоить больше, чем целительное прикосновение, но она всё говорила и говорила - зачем? Конечно, будь Голышев врачом-психиатром, с профессиональной точки зрения шизоидный бред Маркиза и параноидальный Ольги могли бы его заинтересовать - однако не специалисту... Нет, то, о чём говорили Юрий и Ольга, само по себе очень даже интересно и увлекательно, но... если к их словам отнестись всерьёз, то... сам, того и гляди, слетишь с катушек! Ну, Меньшиков - ладно! Две недели назад вышел из ступора, но ведь всё равно - сумасшедший! Но Ольга-то... Ольга... а что - Ольга?.. тоже ведь из "замороженных"... причём - дважды... хотя - во второй раз...
То ли надеясь разрешить свои сомнения, то ли просто ища поддержки, Сергей перевёл взгляд на Ивана Адамовича и сразу же понял: напрасно. Подполковник с помощью Олега разделывал только что поспевшего "предновогоднего" гуся и по первому впечатлению, казалось, вовсе не прислушивался к ведущимся разговорам - и Голышев скоро понял: не только по первому впечатлению. Действительно, зачем произносить и выслушивать неточные, искажающие мысли, а главное, почти неспособные передавать чувства слова - если он с женой общается телепатически?
Вообще-то нечто подобное Сергей Геннадьевич заподозрил ещё в начале сентября, на хуторе близ Таганрога, где две новобрачные четы - а со Светой они обвенчались сразу же по прибытии в Усть-Донецк - проводили медовый месяц, но эта мысль казалась настолько невероятной, что тогда Голышев почти не придал значения своим подозрениям: вздор! Померещилось! Однако сейчас, в Диком Поле за ужином в тёплой просторной палатке супругов Грубер вдруг почувствовал: ничего не вздор! Ольга действительно умеет телепатически общаться с мужем! А может - не только с мужем? Может, вообще - способна читать мысли других людей?
Подобно полковнику Горчакову, Сергею от этой догадки сделалось несколько не по себе, но, в отличие от полковника, шока он не испытал: даже если Ольга и обладает уникальными экстрасенсорными способностями - она их не использует во зло! Непонятно, откуда взялась эта уверенность, но, допустив у женщины наличие телепатического дара, Сергей сразу же, как данность, принял и то, что распоряжаться им Ольга может только во благо.
И всё же... откуда у этой женщины такая уверенность в разговорах о "запредельном"? Такие глубокие знания о "потустороннем мире"? Ну да, ну, в накрывшем и переместившем их Облаке она видела не только насекомоподобных разумных тварей, но и гибель их мира... ну, и что? Света этих тварей видела тоже, а какой была - такой и осталась! Никакой мистики, никакой чертовщины, никаких душеспасительных лекций о "том свете"! И никаких, слава Богу, телепатических способностей! А так-таки - никаких? А может быть, она их просто скрывает? Чушь! Такое не скроешь! Или?.. кроме фантастического перемещения, было что-то ещё?.. и Света?.. нет! Хватит! С него довольно! Дикое Поле - дикое место! Чреватое чем угодно! В том числе - и самыми оголтелыми чудесами! В Ростов, в Ростов! Завтра - с утра пораньше.
И не успел Сергей этой нехитрой мыслью успокоить смятённую душу, как вдруг увидел исходящее от Ольги голубое мерцание - чем-то похожее на никогда им не виденные, но хорошо знакомые по описаниям огни "святого Эльма". Будто бы женщина, как корабль перед надвигающейся грозой, оделась в холодное пламя электрических микроразрядов.
"Чёрт побери! Не может быть!", - мелькнуло в уме Сергея прежде, чем он смог осознать это поразительное явление, и тут же, успокаивая, раздался ласковый Ольгин голос.
- Серёженька, вы не волнуйтесь. В последнее время со мной это иногда случается - ну, будто светящееся облако вокруг. Правда, видят его, кроме Ванечки, слава Богу, очень немногие - не то бы, в наши дико просвещённые времена, наверняка ославили натуральной ведьмой. Хотя... а кто я теперь, как не ведьма?.. шучу, конечно... а может - и не совсем шучу... не знаю... честное слово, не знаю... ни кто я теперь, ни что могу... иногда даже кажется, что могу всё... что здесь, на земле, для меня нет границ... вздор, конечно! Серёженька, не берите себе в голову! Не обращайте внимания на эти мои "ведьмовские" штучки- ладно? Понимаете... на меня - или через меня - как это открылось Юрочке, сейчас действительно замкнуты какие-то непонятные могучие силы. Но, Серёженька, ей Богу, ничего страшного! Они не злые, не тёмные... и, как бы это, не совсем что ли материальные...
- Ни фига себе, Оля, не материальные! - довольный тем, что Ольга приоткрыла краешек тайны, живо отозвался Сергей. - И мы, и захватившие тебя отморозки на несколько сотен километров переместились в Облаке очень даже материальным образом! Материальнее не бывает! Нет! Надо же так совпасть! Чтобы именно в России - и именно тогда, когда она не Россия, а полтора десятка "Суверенных Независимых Государств"! - было объявиться Пришельцам?
- А они, Серёженька, не объявлялись. И объявляться не собираются. Ну - до тех пор, пока мы сами не дорастём до них. - Разъяснила Ольга.
- Как не объявились? А Колодец, а "замороженные", а Облако? А главное - наше фантастическое перемещение?
- Это, Серёженька, не они. Это то, что осталось от погибшей цивилизации квазиразумных насекомых. Их нематериальная аура. Понимаешь, ей - ну, этой ауре - чтобы сохраниться, необходимо было получать подпитку от нас, от нашего психического поля. Ну, вот она и пыталась вступить с нами в контакт...
- Погоди, Оля, - в возбуждении перебил Сергей, - она что - вампир!? Вернее - вампирша? Эта чёртова аура?
- Нет, Серёженька, ни в коем случае. Она же ничего из нас не высасывает, а пользуется только той психической энергией, которая постоянно из нас истекает и рассеивается в пространстве. Да и то - её самой ничтожной частью. Потому что в основном эта энергия поглощается нашей аурой. Той, которую образовало общее биополе всего человечества - за всё время его существования.
Ольга говорила настолько уверенно и убедительно, что Сергей не сразу заметил, как на полном серьёзе втянулся в бредовый диалог со "смещённой по фазе" женщиной, - чёрт, а ещё говорят, что сумасшествие не заразно? - и не смог удержаться от продолжающего дискуссию вопроса:
- Оля, а откуда ты это знаешь? Ну, про этих тварей, про ауру, про пришельцев - вообще: про всё?
Ольга проникновенно взглянула в глаза Сергея и, как он понял после, не сказала словами, а с его сознанием непосредственно соединилась своим: "Я там была, Серёженька. В телах нескольких обитателей погибшей планеты. И не только - в них. В разных местах, в разных телах, в разных временах было моё сознание. Или душа - не знаю. А знаю, что ещё много где - в местах и временах совершенно невообразимых - мне предстоит побывать. И, возможно - не только душой, но и телом".
Если бы Ольга о своих невероятных перемещениях в пространстве и времени рассказала Сергею словами, он бы в лучшем случае посчитал это красивым вымыслом - фантастикой пополам с бредом. Однако, непосредственно восприняв Ольгины мысли, он воспринял и образы, запечатлённые в её мозгу. Вернее, не так: не разделённые наподобие слов отдельные мысли в сопровождении отдельных же иллюстрирующих их картинок-образов - нет, всё вместе: синтезированные в единую гармоническую структуру мыслеобразы, заглянувшей за знакомые нам горизонты времени и пространства, женщины. И был до того потрясён увиденным, что, вернувшись из удивительного путешествия - а по-другому нельзя назвать воспринятое и почувствованное им - смог только восхищённо произнести:
- Оля, а ты действительно - ведьма! В первоначальном значении этого слова: ну, от "ведать - знать"! А лучше - ведунья! А то "ведьма" у нас в основном всё же ругательство.
- И какая ещё ведунья! - подал голос управившийся с разрезанием аппетитно пахнущего гуся Иван Адамович. - Вот погоди, Серёга, узнаешь её покороче, такое откроется, что вообще! Ладно, не буду хвастаться - сам увидишь!
- Ванечка, - приятно смутилась польщённая Ольга, - не надо преувеличивать. Что-то я знаю, что-то умею, но... это ведь не от меня... это как бы дарованное... а уж кем и за какие заслуги... да и вообще - дар ли это?.. скорее - призвание... обязывающее ко многому... а вот - к чему?.. не знаю... пока не знаю...
Этими туманно-многозначительными словами завершив не совсем обычную, - а вернее, вполне фантастическую - часть застольной беседы, Ольга взяла бокал с местным вином и произнесла короткий прощальный тост:
- За отъезд, Ванечка. За то, чтобы в "хоромах" ростовского Губернатора нам было также уютно, как в этой палатке. За то, Юрочка, чтобы всё твоё кошмарное прошлое осталось здесь, в Диком Поле. Тебе, Олежек - чтобы, взрослея, всегда оставаться таким же чистым и честным, какой ты есть. Чтобы искушения и соблазны большого города не замутили твоей сути. Ну, а Серёженьке... поскольку он не прощается, а обретает... обрести во всех нас неназойливых добрых знакомых. Не говорю - друзей. Хотя, конечно, очень на это надеюсь.
В ответ Сергей сказал, что не надо бояться "сглаза", что Оля и Иван Адамович самые большие друзья и его, и Светы, и что он ужасно рад их переезду в Ростов.
Прощальный ужин не затянулся - вставать надо было в пять утра, и спать легли, соответственно, рано.
Благодаря организованности и распорядительности Ивана Адамовича, заранее позаботившемуся не только о важном, но и о множестве мелочей, в Ростов выехали ровно в шесть утра, как и пообещал Сергей Свете - накануне, по сотовому.
Погода была отвратительная: поднявшийся с ночи восточный ветер нещадно хлестал "Уазик" колючими серыми струями смешанного с мёрзлой пылью сухого снега. Да к тому же - при почти пятнадцатиградусном морозе. Сергей мысленно порадовался, что за супругами Грубер поехал на своём надёжном автомобильчике, а не взял, по совету завгара, неуклюжий "ПАЗ". В автобусе, конечно, поместилось бы всё имущество подполковника и его жены, но... зимнее степное бездорожье! Сейчас, например, всякую низину, всякую балочку могло до такой степени замести перемешанным с пылью снегом, что маломощный, не имеющий переднего привода "ПАЗик" безнадёжно бы в нём увяз. Что же до имущества - у военных, обычно, его не много, и самое необходимое уместилось в двух больших чемоданах, а оставшееся должен был захватить скоро направляющийся в Ростов за гранатомётами и запчастями "КАМАЗ". И хотя из-за "полупредвиденного" Голышевым Олега и совершенно непредвиденного Маркиза в "Уазике" было тесновато, с лёгкостью выруливая из очередной колдобины, Сергей радовался, что не изменил своему "четырёхколёсному другу" - "Уазик" не подведёт!
В восьмом часу развиднелось, улёгся секущий серой мутью жуткий восточный ветер - между землёй и небом носилось уже не чёрт те что, а густо порхали "настоящие" белые снежинки. Ещё через полчаса, поднявшись на пологий холм и "начерно" определившись со своим местонахождением, Сергей понял, что хотя из-за замедлившей их продвижение метели к одиннадцати они не успевают, но до двенадцати будут вполне - и, не желая тревожить сладкий утренний сон не работающей сегодня жены, не стал звонить ей по сотовому. А ещё через полчаса сидящая сзади между Иваном Адамовичем и Маркизом Ольга вдруг положила руку на его плечо и попросила остановиться.
Сергей, думая, что женщине требуется по естественной надобности, сбавил скорость, собираясь затормозить перед чернеющим в низине метрах в ста впереди густым кустарником, но Ольга заторопила: нет, нет, сейчас, Серёженька! Немедленно! Прямо здесь!
Повинуясь женщине, Сергей плавно, но быстро остановил "Уазик" и с тревогой посмотрел в зеркало заднего вида: что ещё вдруг стряслось? Такое - чего не заметил его натренированный взгляд и о чём не предупредила в случае опасности работающая хорошо, как правило, интуиция? Но ничего подозрительного ни сзади, ни с боков, ни спереди Голышев не увидел и собрался было обратиться к Ольге с вопросом о причинах такой поспешности, но в этот момент всё вокруг озарилось удивительным розовым светом. Затем свет стал пульсировать, сгущаясь перед самым автомобилем в подобие огромного огненного цветка - густо-розового по середине с почти белыми, тянущимися к "Уазику", лепестками-щупальцами. И не успел Сергей ни удивиться, ни испугаться этому фантастическому нечто, как кабина изнутри озарилась призрачным голубым сиянием - огнями "святого Эльма" вдруг замерцала Ольга. Но только - неизмеримо ярче, чем вчера за столом: сейчас она казалась Сергею голубым светоносным облаком. К которому, то выпуская, то втягивая щупальца, снаружи тянулось колышущееся облако розового света. И Сергей понял, что сейчас - через две, три секунды! - они сольются.
"Есть ли конец у бесконечных трансформаций? Можно ли решить уравнение состоящее из одних неизвестных? А если к тому же эти неизвестные - переменные? Если "Х" в четырёхмерном континууме совсем не то, что "Х" в пятимерном? Да вдобавок: принципиальная невозможность знать, в каком именно континууме локализуется этот "Х"? И когда, следовательно, он равен, а когда не равен самому себе? Конечно, главное, ввергающее в шок всякое "естественное" и симбиотическое (естественное + искусственное) сознание в Х-мерном континууме, это невозможность отождествления себя с собой. Но и для полностью искусственного реального - не виртуального и не квази - сознания проблема самоотождествления достаточно дискомфортна. Особенно - если в это сознание встроен "эмоциональный" блок. Впрочем, без него, просчитав, что в результате абсолютно невозможной комбинации ментальностей ноосферы F8, меня, Сорок Седьмого, и метасознания аборигена третьей планеты звезды G2, вероятность моего выхода из Х-мерного континуума не превышает 0,00013, я бы преспокойненько бултыхался в этой неопределённости, ничуть не беспокоясь об участи возникшего вопреки всем вероятиям метасознания. Ведь если оно действительно является таковым, то его носителю ни в пределах своего континуума, ни за его пределами не может угрожать ни что. Ну, да... в теории... и только - в теории... практически же возникновения метасознания у индивидуумов имеющих тип мышления сходный с мышлением аборигена третьей планеты за, как минимум, четыре квазипульсации ещё ни разу не наблюдалось. И какое метасознание может возникнуть на базе столь мощного, но и столь же неустойчивого (из-за трагической обособленности) интеллекта - большой вопрос. И ещё... а подлинное ли это метасознание?
Да, то, что каким-то непостижимым образом случилось взаимопроникновение ментальностей ноосферы F8, меня и аборигена третьей планеты - факт...
Ноосфера F8 - первое, что мне удалось выяснить, перейдя в Х-мерный континуум - не капсулировалась в пространстве бесконечно неопределённых измерений, а из-за этого немыслимого взаимопроникновения всего лишь снизила свою активность на пять порядков. И моему "эмоциональному" блоку очень бы хотелось знать, что всё-таки в действительности произошло с сознанием аборигена третьей планеты? Ведь вовсе не исключено, что у него образовалось не истинное метасознание, а какой-нибудь химерический гибрид? И в этом случае совершенно нельзя предвидеть, как ориентировано и на что способно это, ни в каких прогнозах никогда не принимавшееся в расчёт, квазиметасознание. Чьё влияние я, кажется, начинаю ощущать?.. вообще-то - абсурд. В Х-мерном континууме - теоретически - можно ощутить только влияние Арбитра... а не его ли это влияние?.. нет, конечно! Арбитр, чтобы не нарушать сложившегося Большого Равновесия, просто вернул бы меня на исходный шестимерный уровень - и всё... находясь в Х-мерном континууме, я, тем не менее, ощущаю чьё-то влияние! Будучи там, где повлиять на меня может только Арбитр... но это - не Он... не Он! На меня влияет метасознание Аборигена третьей планеты! На меня - находящегося, в сущности, в нигде! Влияет всё явственнее! Но и я! Каким-то непостижимым образом влияю на это метасознание! Причём - не желая этого! Нет, совершенно необходимо вмешательство Арбитра! Иначе, как минимум, на шести уровнях континуума может произойти всё, что угодно! Большое Равновесие может быть нарушено так, что для его восстановления потребуется несколько десятков стандартных объёмов времени! Нет! Невозможно!"
В три часа измученная тревогой Света оставила безуспешные попытки соединиться с Сергеем и позвонила в приёмную Андрея Матвеевича. Как и следовало ожидать, в послеобеденное время тридцать первого декабря там была лишь дежурная секретарша, которая на все вопросы отвечала только отрицательно или неопределённо: нет, после праздников, знать не знаю, это ваши проблемы, нельзя, после четвёртого, больше никого нет, запрещено, я же вам русским языком сказала - и далее в том же роде, пока, разозлившись на Светину настойчивость, не бросила трубку.
А тревога всё нарастала. Позвонить Горчакову? Но там, вероятно, то же?..
...там, естественно, было то же. С небольшой поправкой на мужской голос и военную чёткость отвечающего: никак нет, не могу знать, позвоните второго января.
Около четырёх Света не выдержала и позвонила по доверенному ей Сергеем для экстренных случае секретному номеру. Твёрдый вежливый голос, перебив сумбурную речь взволнованной женщины, прежде всего попросил опешившую Свету повесить трубку. Она автоматически подчинилась. Через несколько секунд раздался ответный звонок, и тот же вежливый голос разъяснил женщине:
- Вот теперь, Светлана Владимировна, я знаю, что это звонок с домашнего телефона Сергея Геннадьевича. А то с определителями - ненадёжно. Теперь столько всяких блокирующих устройств и "за", и "против", что пока разберёшься... Вот я и воспользовался самым старым, самым простым, и самым, наверное, безотказным способом проверки. А не проверить, как вы понимаете, я не мог: ведь, извините, Светлана Владимировна, вы пока среди наших абонентов не значитесь. Сергей Геннадьевич - другое дело. Ещё раз извините за мою профессиональную подозрительность, и, пожалуйста, Светлана Владимировна, попробуйте успокоиться и расскажите мне, что случилось. Во всех подробностях. Без спешки и суеты.
Эти, соединённые с вежливостью, властность и твёрдость успокоили Свету до того, что она смогла вполне толково рассказать о значительном опоздании Сергея, - он вчера по телефону обещал выехать в шесть утра, - и, главное, о безуспешных, начиная с десяти часов, попытках связаться с ним по сотовому.
Произнеся в ответ несколько общеободряющих фраз в том смысле, что особенно тревожиться не следует, - мог-де сломаться автомобиль, а сотовая связь, из-за вспышки на Солнце, сейчас очень неустойчивая - "засекреченный" собеседник попросил Свету никуда больше не звонить и в течение полутора, двух часов не отлучаться из дома, пообещав женщине держать её в курсе поисков.
Свету это сообщение успокоило мало, но то, что свою тревогу ей удалось разделить хоть с кем-то - пусть даже с "невидимкой" - всё-таки приободрило женщину, и когда через сорок минут позвонил Губернатор, сочувственно утешая и обещая для поисков Сергея предпринять всё возможное, она не впала в панику: с Серёженькой ничего не случиться!
(В свете того, что поисками Сергея занялся сам Андрей Матвеевич, вывод, казалось бы, совершенно не логичный, но... женщине его вдруг подсказало сердце! Или - не сердце? А посторонний, дошедший до неё из невообразимых далей, голос? Неважно. Света смогла утешиться. Конечно - не совсем, но остающаяся тревога уже не вела к отчаянию, уже ожила надежда.)
Чего не скажешь о ростовском Губернаторе, дикопольском Батьке и нескольких высокопоставленных сотрудниках двух контрразведок - чёрт! Только-только ведущиеся больше года неофициальные переговоры начали оформляться во что-то конкретное, как пропадает Посол! Да, Диким Полем в Ростов отправленный конфиденциально, но всё же - Посол! Вместе с женой и доверенным представителем ростовского Губернатора. Конечно, сами по себе и для Горчакова, и для Плешакова они фигуры не больно-то и важные: да, Голышев - ценный "кадр", но какой же начальник не имеет твёрдого убеждения, что незаменимых людей нет? Другое дело - возложенные на них функции. Да если Москва каким-нибудь образом пронюхает о дикопольском посольстве в Ростов - тушите свет! Раструбит на весь мир! Что, в глазах Европы выглядящая вполне респектабельно, Конфедерация Югороссии в действительности существует на деньги наркобаронов! И, стало быть, влияние и власть её правящей верхушки опираются - в конечно счёте! - на героин.
Разумеется, сценарий маловероятный: пока будто бы нет никаких оснований в исчезновении Ивана Адамовича, Ольги и Голышева видеть "руку Москвы", но... получив от ростовского Губернатора известие о пропаже Посла, Горчаков задействовал две роты спецназовцев, а Плешаков, со своей стороны, направил на поиски расквартированную в Весёлом казачью сотню. И поскольку Сергей накануне отъезда уведомил о своём маршруте Батьку - можно было надеяться на скорые результаты поисков. К сожалению, ничего подобного - "Уазик" как в воду канул. Притом, что, кроме сотового, у Сергея была надёжная армейская рация современного южнокорейского производства.