Нет прекраснее картины для воина, чем зрелище корабля в море, когда ветер попутный, а волны ласковы, когда улыбается ветру полосатый, как оса, парус, когда щерится с носа, распугивая злых духов, деревянный дракон, и не остановят его ни шторма, ни враги, ни морская великанша Ран, и улыбается кормчий, и улыбаются моряки, и улыбается море...

  Когда миновали остров Трех Сосен, из-за скалы вырвался на свободу другой корабль - странный. Ни мачты, ни весел. Перечеркнул пенным следом веселое море. Ударил полосатого в бок. Треснуло дерево, как от близкого грома, разрезанный пополам корабль недоуменно переломился, и сразу же утонул.

  Нападавший проскочил вперед - на полет стрелы, может на два. Развернулся. Малым ходом подошел ближе.

  Воины, оказавшись в воде, цеплялись за великое множество деревянных обломков, ругались, кричали - но постепенно все перевели взгляд на странный корабль и замолкли.

  Трое лучников вышли на нос его и неторопливо, обстоятельно, терпеливо - принялись за работу.

  Олафа Рыжебородого рыжебородым никто не звал. Раньше прозывался он конунгом, потом братобоем, затем попробовал называться Рыжебородым - однако не получилось. Так братобоем и звали.

  Впрочем, его вообще никто никуда и не звал.

  После событий, последовавших за возникновением мерзкой клички, лишился он двух кораблей и половины селения, двух островов, любимого жеребца, жены и удачи. Побили его - сначала Гуннар-с-заплатой на море, потом Арни-Сухорук на земле. Норны покарали за братоубийство чумой; Олаф не пожалел для колдуна золотой цепи - тот помог, но лекарство оказалось хуже болезни. Страшная зима убила чуму - спасибо колдуну за нее, вот только затем она убила половину скота и единственного ребенка.

  Не оставили Олафа только те, кому идти было некуда.

  Вот потому-то, когда явился ему то ли ас, то ли ван, то ли демон, то ли злой дух, и назвал свою цену - Олаф подумал-подумал... да и решился.

  Дух был черен - но не благородной чернотой вороного коня, не блестящим отливом меча, рожденного погружением в вязкий земляной сок, и не тусклым древесным углем - нет! Будто не существо и не вещество родилось из потухшего очага - а кусок мрака предвечного.

  - Кто ты, демон? - равнодушно бросил ему почти трезвый Олаф. - И зачем появился?

  Дух помолчал, затем одним мгновенным броском будто бы сел напротив.Ни лавка не скрипнула, ни пиво не дрогнуло.

  Шевельнулся - будто облокотился.Поднял, перетекая тьмой снизу вверх, некое подобие головы.

  - Ййййааа...

  Подобен змеи шипенью оказался демонский голос, и ничего кроме длинного-длинного "яяяяяяя" викинг не разобрал.

  Демон дрогнул, на миг растаял, и тут же возник чуть левее.

  - Й! А!

  Снова исчез - и снова возник. Правее.

  - Я. Пришел. Помочь. Тебе. Олаф. Братобой.

  Все бы хорошо, если б остановился демон сразу же после "Олафа" - но нет, ляпнул глупость. Олаф привычно шевельнул плечами - Опять! - и так же привычно махнул топором. Непривычным был результат.

  Дрогнул стол, треснуло дерево и подпрыгнули миски, а дух удара будто бы и не заметил.

  - Я. Дам. Тебе. Удачу.

  Олаф поднял глаза - но поединка взглядом-о-взгляд не получилось. Не с кем было встречаться взглядом. На море была похоже облако тьмы, колыхающееся перед глазами, на море ночное, и ночь эта была безлунной, беззвездной, бесфакельной и беззвучной.

  - Дай, - согласился вождь. Ни на что, честно говоря, не рассчитывая.

  - Плати, - так же бестрепетно обронил дух.

  - Сколько? И чем?

  - Золотом.

  - У меня нет золота.

  - Будет.

  - Гм.

  Родившийся на тысячу лет позднее назвал бы это "фьючерсной сделкой", но понятие "в долг" уже существовало.

  - Сколько? И когда?

  - Половиной. Всего. Что. Награбишь. После. Смерти.

  - Чьей смерти-то?

  - Твоей.

  - Гм. А зачем половиной? После смерти-то оно мне зачем?

  - Чтобы. Твои. Воины. Не. Решились. Нарушить. Приказ. Твой.

  - А...

  Дух, оказывается, был умен, и знал, чего знать от людей. И как ими командовать. Олаф не признался бы никому, но сам твердо знал, что ему этого умения не доставало.

  - Согласен.

  - Хорошо. Я. Знал.

  И сгинул. Беззвучно, мгновенно и неподвижно. Просто было пятно - и не стало.

  Олаф икнул, хотел глотнуть пива - и обнаружил, что кружка пуста. Ругнулся с досады, потянулся к бочонку - да так и заснул. Снились ему асы, ваны, духи и прочая мерзость, которая явится, пообещает - и не сделает.

  Утром обнаружился на столе кусок шкуры с нарисованным кораблем. Корабль был странным - длинным, узким, без паруса и без весел, а на корме, вместо правИла зачем-то было прицеплено огромное колесо. Викинг хмыкнул, и хотел бросить шкуру в очаг, затем пригляделся внимательнее.

  В самом деле - зачем поднимать и опускать весла, тратить на это время, если можно закрепить их на колесе... да-да, на большом колесе... и если удастся вращать его быстрее, чем движутся весла... но как?

  - Крутить-то как? Эххх...

  Идея понравилась было, но по здравому размышлению оказалась пустышкой.

  Он снова почесал затылок и взглянул на потолок. Странно... На одной из досок красовалась угольком нарисованная картинка - воины в шлемах сидят на лавках и тянут веревку. Дружно тянут, будто гребут - вон веревка как натянулась-то...

  То есть, намотав веревку на колесо...

  Картинка была старая, уголь осыпался. Веревка, однако, выделялась - как будто рисовальщик провел ее с нажимом, и несколько раз. Будто подсказывал - вот оно, главное на рисунке, а воины - это так, для понятности.

  Значит, намотать веревку на колесо... Рывками - сматывать. Смотали. Остановить колесо. Намотать... Да есть в доме что-то круглое и хоть какая-то нитка, в конце концов?

  Явившийся на крик раб получил кружкой в морду и сгинул.

  Кружка! Конечно, вот же она! Эй, раб! Ну-ка, тащи кружку обратно! Да не с пивом, болван, кружку давай! Хотя ладно, с пивом тоже давай...

  Тесемка от ножен. Намотать. Потянуть. Гм, крутится... Остановилась. Намотать.

  Две кружки стояли рядом, и тесемка обернулось вокруг каждой из них, и в кольцо - змеей Мидгард, закусившей своим же хвостом. Повернешь одну кружку - повернется вторая. Будешь тянуть все время за одну сторону - будут вращаться кружки. Прибив лопасти к задней - получим те самые морские колеса.

  И на кой нужны духи с удачей вместе, если умному человеку достаточно взглянуть на тесемку? Демон, а демон! А не пошел бы ты... Без тебя справимся! Так, надо бы записать идейку, а лучше - зарисовать... не зря кормилица-гречанка учила марать чернилом пергамент, вишь, пригодилось... ну-ка, где-то был мой пергамент с юношескими каракулями...

  "...войдут в бухту под утро. Завтра. На осыпях вокруг бухты посади лучников. Стреляй, как только пройдут бурун. Корабль не жги, пригодится."

  С детства знакомый был текст. Неизвестно кто, когда и зачем написал, как попал пергамент в кучу добра, и выбросить хотелось не раз - да не подымалась рука, потому что на другой стороне детской рукой нацарапано: "Олаф. Один. Писать. Читать. Буква. Пергмнт".

  На длинном слове "пергамент" он сдался, и получилось вот так - пергмнт. Зачем эти гласные писать, и так ведь понятно.

  Тут на второй стороне что-то про бухту написано, и про лучников. Эх, не было тогда бухты поблизости, ни буруна, который надо пройти, а то можно было бы поиграть в викингов...

  Многое поменялось с тех пор, и пришлось переехать к бухте с буруном, и игра в викингов изрядно поднадоела...

  Завтра, говорите? Под утро?

  - ...и если засел братоубийца с ватагой таких же, как он, разбойников, и грабит купцов без чести и совести, и не дань берет, а полностью все отбирает, считая жизнь, то не будет бесчестием напасть внезапно, и не биться - а перестрелять всех, как собак бешенных, и трупы зарыть на границе воды и земли, потому что нет места бесчестным разбойникам ни на воде, ни на суше! Сейчас вот бурун пройдем... ну-ка, ну-ка...

  - Дух!

  Черными от крови были корабельные доски, и даже самые лютые воины ступали о опаской, и опасались они вовсе не поскользнуться. Что-то нечеловеческое было в том, чтобы вот так, издалека, быстро и неожиданно смести с палубы полторы сотни воинов. Закаленных, опытных, быстрых, храбрых, знатных и честных. И что теперь с их чести да знатности? С мечом к нам пришли... за мечи спасибо, и за корабль тоже, а вот погребального костра, уж простите, вам не видать.

  - Эй, дух!

  "Чего тебе?" - сколько помнил себя Олаф Братобой, всегда на щите было написано - "чего тебе?" Веселым человеком был хозяин щита, скучно стало, когда год назад погнался он за румяной девкой в кусты - да там, в кустах и остался. Кто его зарезал, то ли сама девка, то ли некстати подвернувшийся жених ее - так и осталось загадкой. Вырезали, конечно, в отместку всех, кто случился под руку - но человека разве вернешь? Щит в доме повесили... вдруг пригодится... вот, пригодился.

  - А нормально поговорить можешь? Как вчера?

  Молчок. Только на одной из досок дверных, со старого корабля снятых, обрывок надписи - "...нет". Никто уже и не помнит, что за слово там было.

  - Только надписями?

  Молчок. И куда смотреть?

  Ага...

  Ручка на двери изогнута руной "зю", означающей согласие. Тоже всегда таковой была. Все три года. Дверь сняли с петель в старом доме, но когда перевозили, уронили на палубу - а распрямлять поленились.

  - Как тебе это удается?

  Молчок, естественно. А смотреть куда? Если дух это делает... то, наверное, снова на дверь?

  Два сучка возле ручки, в двух разных досках, как глаза, ручка - как нос, а засов с хитро выкованными петлями - рот. Улыбающийся. Зубы скалящий. Мол - не скажу!

  Знаете ли вы, как построить корабль? Нет, вы не знаете. Не так уж много мастеров-корабелов осталось. В былые времена, говорят, встречались они почаще, но вымерли. Потому что у настоящего мастера вместо жен - топор да пила, а вместо детей - лодки да корабли.

  Но не размножаются сами собой корабли.

  Зато старятся, начиная с рождения.

  Недолго живет корабль, и редко какой угасает, старому деду подобно. Гибнут они, как воины, в штормах и ветрах, от камня, огня, льда, воздуха, а чаще всего - от вражеского удара борт-в-борт, и сечи - меч в меч. А когда перебита команда, и враги потрошат мешки и рыщут под палубой - куда побитых девать? Никуда. Редко когда удается разделить экипаж, сделать из одного два, и потащить корабль в плен... чаще бросят на него факел, или днище прорубят...

  И вперед, мертвые воины на корабле смерти! Валгалла ждет вас, там встретимся!

  И мастерам-корабелам больно смотреть, как умирают их дети, и хотят они сделать их лучше, быстрее, ловче - чтобы не их, а чужие дети погибли, да только и вражеские корабелы того же хотят.

  Потому и мало осталось мастеров, а скоро вообще не будет.

  В селении Олафа, например, уже не было.

  И корабль, сирота-безотцовщина, как чувствовал - старел на глазах. Так что трофей оказался кстати.

  "Это киль" - чернели на старом бараньей шкуре. - "Он не должен быть острым сзади, как вы обычно делаете. Корма нашего корабля будет тупой, а колесо подвешено на двух балках".

  Кажется, надпись на шкуре была всегда. А может и нет. Да вроде была - вот, какая старая, аж выцвела вся. Просто никто не обращал внимания.

  - А как сделать, чтобы веревка в одну сторону тянула, а в другую - скользила?

  Нет ответа. Только висит на стене древний трофей - то ли от франков досталось, то ли даже от византийцев. Лук на деревянном прикладе. Короткий, но тугой, и потому у основания прицеплен блок с тросиком, и зазубренная моталка. В одну сторону крутишь - тянет. В другую - трещит.

  Корабль получился странный. Очень странный получился корабль. Ни весел, ни мачты. Нос - как топор. Без дракона. И колесо на корме укрыли навесом до самой воды. То ли для того, чтобы вражьи глаза ничего не увидели, то ли чтобы демоны не разбежались.

  И колесо было демонским, похожим на огромный солнечный оберег, и так и назвали корабль его именем - "Сварга". И несмотря на веревки-тяги, все уверены были, что демоны вращают его, а не люди.

  Испытали на стареньком своем корабле - все равно ему пропадать.

  Пропал.

  Треснул пополам, расплылся в изумленной гримасе, как воин, которого поперек лица рубанули. Закачалась корма на волнах, разрывом кверху, а нос - так и булькнул.

  А вот с городком, откуда был родом погибший корабль, пришлось повозиться.

  - Эй, демон? Ты здесь?

  "Я всегда здесь".

  Надпись была на трофейном кубке. Хороший кубок попался, вместительный. И пиво вражеское тоже вполне, вполне...

  - А почему ты не разговариваешь? Не умеешь?

  "Тише... - слышится из-за шкуры, которой временно заменили дверь. Дверь, впрочем, пострадала не временно, а навсегда, причем абсолютно безвинно. Даже не заперта была, а все равно вышибли".

  "Услышат же... Убьют..."

  За шкурой - клеть, а в клеть загнали враженков. Три штуки - две девки и мальчишку. Примерно десять, восемь и шесть лет, соответственно. Щенок вырастет - рабом будет, а может и воином, да и девки зачем-нибудь пригодятся.

  - Это ответ?

  "Да".

  Ручка на безвинно пострадавшей двери тоже изогнута руной согласия.

  - Ты боишься, что нас услышат?

  "Да".

  - Другие демоны?

  "Да".

  - Сильнее тебя?

  "Да".

  - А так не услышат?

  "Да".

  - Что "да"? Услышат или не услышат? Э-э-э... а так могут услышать?

  "Да".

  - Ага... Примерно ясно. А что они могут сделать мне? Убьют?

  - Неееееет! - визжит какая-то баба с улицы. Какой там нет, "да", и еще раз "да", а если не повезло ей, родилась красивой, и красоту сберегла - так и каждому "да" по разу. По второму уже не получится.

  - Не убьют? Гм. А что сделают?

  - Отдай золото, все равно отберут, - дружелюбно советует кто-то в соседней клети. В соседней клети очаг, а с корабля притащили допросный прут из заморской стали. Нагреешь - и трех пленников допросить можно. Не то что наши, из простого железа...

  - Отберут, значит, золото... Ну, допустим, золота еще нет...

  - Не помню!!! Не помню, всю память отшибло!!!

  Это уже пленный орет.

  - Отберут, значит, память... О золоте?

  - Нет!

  Странно, ручка вроде на согласие была похожа, а присмотрелся - на отрицание.

  - Корабль отберут?

  - Нет! Нет!

  - Память о корабле с колесом отберут?

  - Да! Да! Дааааа!!!

  - Ну хорошо...

  На улице действительно хорошо - пахнет свежим пожаром, дымом и кровью, кто-то орет, как рубленый, кто-то - как изнасилованный, огонь трещит, и народ бежит - кто с мешком, кто с железякой в руках. С грузом - к, естественно, кораблю. А без груза - соответственно, с корабля. Потом меняются.

  Хорошо!

  - Слышь, демон! А если я тебя обману и золото с собой в могилу не унесу? А? Людям раздам, чтобы подольше вождя помнили? А? Ты мне что сделаешь?

  "Вождь. Враг. Колесо. Отдать."

  Надпись на камне древняя, стертая, сколотая и обветренная. Не было еще людей здесь, когда надпись была, не было, возможно, на всей земле человека, а надпись была. Вот,пригодилась.

  - Шучу я, демон, шучу.

  Если тысячи лет назад знал дух, что спросит вождь-братоубийца в эту минуту- стало быть, знает и что сделает через два-три десятка лет.

  - Эй, демон! А когда я умру, скажи!

  То ли вправду... то ли действительно сложены валуны в нечто, напоминающее кулак? Или не кулак... Или кулак - только с большим пальцем вовнутрь.

  "Сварга-2" была еще уже, еще длиннее, а для лучшего обозрения на носу поставили мачту - не для паруса, а для бочки с прорезью в днище. Бочку тут же назвали "вороньим гнездом", а зоркого парня, которого туда посадили - "Муниром".

  И вправду - смерть врагам он предсказывал здорово.

  Сложнее всего оказалось со связью. Очень уж неудобно было каждый раз, спросив демона, озираться вокруг - где ответ? и ответ ли это?

  Но случились одновременно прилив и шторм, выкопало из песка доску из мореного дуба - старую-престарую, может даже с корабля Торина-основателя. С одной ее стороны выжжены были руны: "Отнеси Олафу!". С другой - "Переверни меня!"

  Стало проще.

  - Эй, дух. Завтра шторма не намечается ли?

  Собственно, доску можно было и не переворачивать - Олаф и так ясно помнил - написано: "не намечается". Зато намечается купеческая лоханка со шкурами. Пригодятся!

  Когда Олаф выпивал много пива, надписи становились сложнее - возможно, потому, что сложнее становились вопросы.

  - Откуда ты знал о купце, демон?

  "Из сегодня я видел вчера, и как раз вчера купец проплывал мимо. Вернувшись в позавчера я сказал тебе, что купец будет завтра. Понял?"

  Иногда Олаф понимал.

  - А как ты со мной разговариваешь?

  "Вечно скользя над сегодня, я могу слышать твои слова. Вернувшись в позавчера, я могу сделать надпись на том предмете, который сегодня попадется тебе на глаза".

  - Но эта доска явно не из позавчера!

  "Этой доске триста лет, но для меня это мало чем отличается от вчера".

  - А почему ты не можешь говорить из сегодня?

  "Злые и сильные духи висят над каждой минутой сегодня и слушают. Пока я скольжу над сегодня - я невидим и неощутим. Как только надолго остановлюсь - смерть. Если остановлюсь на миг - могут не заметить. Если даже заметят - не успеют поймать. Поэтому я останавливаюсь во вчера, позавчера и еще триста раз поза-вчера и говорю с тобой оттуда. Один раз я рискнул - и появился. Второй раз - поймают. Понятно?"

  Иногда было не очень понятно.

  - Зачем тебе золото?

  "Власть. Сила. Вождь. Мир."

  Иногда непонятно вообще. Скорее всего, руны не могли выразить желания демона, или демон не знал скрытого выразительного богатства рун.

  - А почему злые духи ловят тебя?

  "Страх вреда".

  - Вреда им?

  "Вреда всем. Убить мир. Изменение прошлого. Неправда. Ложь. Перестраховка."

  Трижды пытался Олаф понять этот страх, и трижды ответ казался понятным - но всего лишь казался. Концепция "страха причинить вред" не поддавалась рунному исчислению. По его мнению, вреда от демона не было, а польза...

  Польза очень наглядно заполняла четвертый сундук, блестела кровавым рубиновым глазом с рукояти меча, мягко шуршала шелком на гладкой коже рабынь и блеяла, мычала, ржала за частоколом.

  Вот только...

  Однако на вопрос о сроке, Олафу отпущенном, демон всегда отзывался картинкой - то на дереве, то на камне, то из валунов сложенной. То ли кулак, то ли странное подобие кулака, то ли не хватает в нем большого пальца, то ли хитро уложен он между средним и указательным.

  Настал час, и Кровавый Олаф умер, и велел он похоронить себя не в море на пылающем корабле, а в земле, и половину своего золота взял с собой.

  Настал час, и археологи раскопали корабль, и подняли на поверхность рыжебородый скелет, и меч с кровавым рубиновым глазом, и шелковый платок, сохранивший черты лица удушенной им рабыни, и сотню овечьих черепов, и один конский, и еще много чего - вот только не было золота в викинговой могиле, а был только старый засыпанный лаз под холмом.

  Много столетий назад могила была ограблена. Ограблена тем, кто твердо знал, где следует рыть и когда это безопаснее всего сделать. Века три спустя после похорон, когда никто уж не помнит, кто где закопан, но еще никто электроникой курганы не стережет.

 И вреда от этого было чуть, а вот польза кое-кому так очень даже была.