Аннотация: "Везде - обман, ты - пешка, они - хозяева" - прошептал незнакомец надпись из крови рядом с названием города. Губы изогнулись в улыбке-расческе, лицо вновь приобрело радостный оскал, который не спадал даже в самые темные времена...
Вечернее солнце освещало город. Он некогда был центром культурного досуга граждан Республики. Люди были заворожены таким великолепием, что решили бросить вызов своим предкам, выстраивая огромные колонны и арки, прокладывая водопровод; тысячи зеленных островков клумб усеяли океан белого камня, даруя жителям прохладную тень; Освежающие запахи мяты и клевера заполонили твердыню цивилизации на многие мили вокруг. На улицах проводили собрания ученые мужи, пели песни юные музыканты, а в огромном, точно алмазное яйцо, эллипсе из драгоценного стекла находился амфитеатр.
Люди воздвигали высокие башни. Острые шпили строительных лесов медленно, но верно тянулись вверх. Висячие сады позволили забыть о голоде, а огромные вагоны с золотом и серебром о бедности. Вскоре начался новый проект во имя цветущей республики - единственной республики. Огромный город из мрамора и злата являлся столицей мелкой провинции, которая подчинила себе империю, навязала свой диалект, валюту и образ жизни. Это восхождение длилось долгие годы. Сотни сражений и битв, сотни побед и поражений - одна цель. Но не каждый мог ощущать себя истинным гражданином, пока не забудет свое прошлое, унизит свой дом, родителей, отринет хлам, который не нужен истинному республиканцу.
Проект жемчужины шел к завершению. Теперь вместо воды в фонтанах и колодцах находилось вино. Жрецы и градоначальники смогли превзойти своих предков - Они создали поистине рай на земле. Но за оградой белокаменных библиотек и театров находилась пустыня - земля побежденных, но не мертвых. Вокруг почти не осталось зелени, багровые пески ревниво объяли городские стены. Сотни рабов, называемых мигрантами, прибывали в поисках лучшей доли. Они служили и подчинялись за еду и лоскут туники, чтобы прикрыть свой срам. Они работали в аду печей и котельных; Сгорали под солнечным взглядом на крышах домов. Собирали объедки под презрительный гомон толпы. Они - мусор, который презирают даже на родине, канувшей в бездны истории.
Однако это не могло продолжаться долго: в этом городе богатые - богатели, бедные - беднели. Сотни страниц книг были исписаны законами и правами, являвшимся гарантом жизни. Многие ошибались, думая о варварах с презрением: все хотели попасть в сказку, быть сытыми и чистыми, а на поверку - город законов и выбора стал изощренной клеткой, где жили по праву рождения, а остальные - лишь выживали, молясь на едва спасающую от зноя тень господ.
Вспыхнуло восстание, обездоленные граждане и мигранты сплотились в единый организм из темных туник и винтовок. Градоначальники приказали убить всех непокорных. У каждого пару обойм отсыревших патронов и ржавое ружье. Металл сумрачного гения древних нехотя подчинялся ржавчине, послушно принимая свой последний вызов против орудий современности. Люди в шрамах и бинтах, озверевшие от голода и денежной пирамиды питания, они - те, кто отринул материю, освобождаясь от рабства одних, заключая себя в рабство других - идей, мыслей, эмоций.
Один из таких рабов затаился в руинах дома. Повстанец вжался в белокаменную стену, стиснув винтовку в руках. Багровое солнце выжигало своим взглядом каменные руины; исходил запах горелого мяса и гнили от сотни трупов. Улицы были залиты стонами сирот. Вдалеке слышался вой матерей. А по идеальным ступеням и мостовым лилось рубиновое вино. Бедняки и богачи как один - все животные на водопое- пили вино, слизывали его со ступенек, а затем кашляли и пытались совершить рвотный рефлекс. Будто все забывали, что во время войны кровь заменяет вино, как мрак поглощает свет.
Повстанец был молод. Однако мелкие морщины выдавали старческую усталость, которая была присуща ветеранам бесчисленных битв. Он достал из заплечной сумки туники магазин - последний - и вставил в приемник оружия. Яркие вспышки света во многих частях города говорил о кровопролитных боях. Многие могли поскользнуться на гильзах и кровавом камне.
Повстанец выглянул из укрытия и выставил дуло вперед, спуская курок. Быстрая очередь с громом прошерстила улицу, свист пуль заседал в голове. Она и так чугунная от контузии и боевого шока. Звук кожаных сапог помножился на одну третью. На встречу бежал еще один, сверкая стальными ботинками. Повстанец прицелился и нажал на курок, но винтовка предательски защелкала. Повстанец бунтовщик убил пару стражей, но остался с пустым магазином. Юнифа оливково цвета быстро плыла по желтой улице. Повстанец теснее сжал винтовку и быстро прикрепил штык к дулу, истерично моргая одним глазом. К нему приближался обычный городской страж. Сабля в его руке отсвечивала солнечных зайчиков на багряном мраморе.
Пистолет в левой руке стража изрыгнул пяток выстрелов - в молоко. Повстанец успел спрятаться за стеной, прикрыл глаза и затаил дыхание, считая до семи. Спустя пару мгновений грохот пуль сменил тихий щелчок. Пора! Повстанец выскочил из укрытия и увидел прямо перед собой хранителя порядка. Взмах сабли и жалкий бедняк был бы убит, но закаленная сталь заискрилась об железо огнестрела. Страж посмотрел в глаза юноши, сузив их до темных горошин. Губы изогнулись ножницами, выплевыя проклятия на разных языках, разных диалектах - мертвых, как и носители, тех провинциях.
Еще разок. Страж ударил ногой в грудь, отошел на шаг и замахнулся саблей, улыбаясь. Послышался тихий хруст, а улыбка куда-то сбежала, весело смеясь на всю улицу трупов. Изо рта полились капли крови, вперемешку с жемчужной крошкой зубов. Повстанец, как далекие предки копьями протыкали сталь и плоть, вонзил свой штык в грудь сторожевого пса. И победил.
Улицу заливал свет багрового солнца, заливал три трупа оливково цвета, омывая рубиновые лица своим бархатом. Вскоре многие мародеры будут приглашены на пир. Кто сворует драгоценные камни, некоторые отпилят пару жемчужин, но абсолютно все будут вгрызаться в полотно плоти.
Победитель вернулся в свое укрытие, оглядев свою цель - обычных людей. Плачь и вой прекратились на время. Посреди тихо трещала ветошь в объятиях языков пламени. На полуразрушенной стене были написании строки кровью:
"Везде - обман, ты - пешка, они - хозяева"
Женщины прижимали к своей груди малышню. Старики подносили патроны и камни. Сколько они здесь сидят? Час, день, неделю? Еда кончилась, воды не было во всем городе: тоже и по амуниции. Повстанец посмотрел на одинокий валун. На нем лежала золотая крошка и галька, отсвечивая под лучами багра. Крошка дрожала. Повстанец моргнул: нет, она именно дрожит. Постепенно скатилась по валуну и исчезла в разбитом камне руин.
В руках жетон. Он до сих пор помнит тот день. Тогда еще жара не заставляла так сильно изнывать от зноя, а легкий ветерок даровал легкую, почти зефирную прохладу. Улицы были полны гражданами в богатых одеждах. Изредка можно было увидеть прислугу, но чаще всего - обычную чернь за работой. Когда Юноша прогуливался по улице с метлой в руках, он увидел изящную даму в пурпурном бархате. Вокруг нее собралась толпа зевак. Дворник подошел чуть ближе, но оставался в тени толпы людей. Девушка развернулась, словно павлин и уперла руки в бока, аистом запевая грубую песню:
"В долине злата и шелков,
Среди богатства плоти,
Я вызываю всех мужчин на бой с душой,
С моими духами печали!.." - лукаво улыбалась она.
Тот отрывок песни отпечатался в памяти юноши, заставляя его сойти с ума от желания сойтись с девой-аистом. В толпе кто-то положил свою руку на его плечо, заставляя повернуть голову.
- Хочешь пообщаться с ней поближе, верно? По слухам, за такие жетоны та девушка могла заговорить даже с простым уборщиком или из касты нижней, - прошептал бархатный голос, вложив жетон в складку мантии.
Лицо незнакомца скрывал капюшон. Он сам по себе был похож на чернильную кляксу в белом альбоме из-за своей мантии. Незнакомец предложил сделку. Повстанец купил жетон у странного типа в темной мантии и очках за месячное жалованье - не высокая сумма, если на нее можно купить лишь пару яблок. Но в начале восстания она куда-то пропала. Видимо на вершину горы - Капитолий. Его опять обманули. Сначала та девушка, затем причудливый старик (так думал Юноша о типе в мантии). Хотя он и сам был тем еще обманщиком.
Повстанец выглянул из укрытия и увидел строй стальных щитов, а за ними виднелось длинный ствол пушки, двигающийся прямо на укрытие беженцев. Сколько их там? Он вздохнул, припоминая слухи о личной охране "Форума" - городского совета. О тех воинах слагали легенды и статьи в библиотеках. Все как один - закованы в латы. Прикоснуться к доспехам означало сгореть в адских муках. Щиты могли выдержать залп тысячи орудий, а копья с оттенками бронзы протыкали камни, как зубочистка протыкала зефирку.
На улицу выбежал раненый мужчина, ошарашено глядя по сторонам. Только он хотел навести пистолет на ровный строй, замер на месте, что-то прокряхтел и неистово завопил. Повстанец прищурился: один из латников смотрел прямо в глаза мужчины. Был слышен легкий шепот ветра, а глаза зажмурились от яркого отблеска стали. Когда Повстанец протер глаза и смог разглядеть улицу, на дороге лежали две половинки. Если присмотреться, то можно разглядеть голову. Словно это и не голова вовсе, а еда - арбуз, который разрубили надвое, просто потому что он - арбуз.
Повстанец сел на горячую плитку и вздохнул, облокотившись спиной об стену. Сжимал в руках жетон. Подбросил. Черная. Подбросил еще - Белая. Метал слегка жег руку, белая сторона была абсолютно чистой и гладкой - даже если уронить в грязь. Черная пестрила оливковыми листьями и цифрами; Была шершавой, но приятной на ощупь, даже живой, пускай и в ней не было чистоты и порядка.
- Ну, как оно? - со стороны раздался знакомый голос.
Повстанец повернул голову и увидел старика с осунувшимся лицом. Тот был сухой, как сгоревший кусок мяса, но теплая улыбка не сходила с его уст даже в самые темные времена.
- Херово, дед, там идет строй щитов, - произнес Повстанец.
- Ну, хером делу не поможешь, Джек, - старческая улыбка приобрела форму расчески.
- Увидеть бы мою Афродиту в платье аиста...
Джек достал самокрутку между ухом и уместил в губах, руки не могли нащупать огниво. Нервы предательски ломались в голове, точно мыльные пузыри, забирая драгоценное терпение. Тут маленький огонек все же прикурил сигарету.
- Спасибо - кивнул старику.
- Обращайся, - тот тоже кивнул - так как мы свалим отсюда?
- Не знаю.
- А хочешь? - произнес старик.
- Хочу "что"? - Джек повернул голову на старика и посмотрел тому в глаза.
Сигарета между уст вопрошающего прекратила истлевать, дымок завис в воздухе и медленно оброс корочкой льда. Джек задумался. Даже хотел повести носом, но намертво застыл. Казалось, весь мир был закован в лед времени: крики и вой орудий стихли, лизуны пламени тоже остановились, любовно обвивая веточки костра. Что именно хочет предложить старик и кем он являлся? Кажется, они виделись пару раз, когда тот подносил патроны. Но его лицо и одежда кого-то сильно напоминали. Не может вспомнить: голова болит, и глаза зудят от боли.
"Я выйду один?" - наконец подумал он.
"Можешь и друзей с собой забрать" - засмеялся старичок.
- Вместе... - едва первые слоги медленно прокрались изо рта Джека на воздух, старик подло ухмыльнулся, приобретая тот самый вид странного торговца жетона.
Стоило упереть глаза в лоб, как замороженная картина оживала: алый небосвод был залит алыми красками, среди злата облаков был раскидан бисер звезд. Изредка виднелись мазки огненных кистей - хвостов комет. Спустя пару минут на месте укрытия беженцев возник трехметровый демон, или человек. Никто точно и не знал, что это за существо. Все черное с серебристым поясом, объятое синим пламенем и злобой, оно двинулось на ряды карателей. Весь город утоп в лязге металла. Многие отряды бунтовщиков и стражей бросили свои позиции и направились в сторону криков. Некоторые доходили до заветной улицы. Единицам предстало зрелище расправы гиганта над элитой сил правосудия.
Существо раскидывало карателей как детей, сжимала их в когтистых лапах, как сжималт консервные банки, лопало и глотало целиком. Адский хруст и ласковое урчание пели в унисон кровавой бане, пока очевидцы сходили с ума.
"Асмодей" - шептала вязь букв на поясе серебра.
Демоническое нечто отдалялось от города. Лапы топтали черепа и грудные клетки неудачников на дороге. Размеры демона вселяли ужас даже латникам республики. Когтистые лапы хватали хранителей порядка и щитоносцев, кидали в укрепленные точки стражи. Хрупкие кости и доспехи, давая концерт хрустящих чипсов, сыпались между когтей на аллеи.Два алых рубина - пара глазных шарниров - выжигали последние мысли о надежде в душах республиканцев.
За спиной демона никто не мог увидеть ахиллесову пяту: старики тащили раненых, молодые - женщин. Люди медленно двигались за демоном, коим являлся их защитник. За ними уже шла погоня. Демон смог довести людей до выхода из руин, к началу пустыни, а сам, медленно развернувшись, сел на колени и издал громкий рев, взрывающий головы преследователей.
Вдруг рев прекратился. Нечто встало с колен и расширило рубины на метр: он видел цвет ванили на залитом кровью помосте. Уши крылом повернуло, когда первые нотки засосало пылесосом:
Узнаю клинок расплаты,
Полыхающий грозой,
Узнаю твой взор крылатый,
Охвативший шар земной!
Гордость древнего народа,
Возродившаяся вновь,
Здравствуй, гордая Свобода,
Здравствуй, эллинов любовь! *
Демон увидел одинокого призрака: миниатюрная девушка танцевала среди руин, перескакивая с одного валуна на другой. Асмодей вытянул руку вперед, в попытке схватить милое создание, но девица прыгала по руинам стен, перескакивала на крыши домов, а затем исчезала, исполняя очередной куплет. Город потряс очередной рев. Необычный. Не грозный, а жалобный. Словно скулеж, вырывались звуки из глубины темного угля и уст существа. Оно направилось за призраком - рассекать головы во имя своей госпожи.
Одинокая личность в плаще шла в сторону пустыни. Сухие ноги шли достаточно бодро, а ткань одеяний спасала от выжигающего солнца. Прошли многие годы, перед тем, как путник смог добраться до этого места. Незнакомец скинул капюшон с головы и обернулся: перед глазами высились руины великого города. Некогда великого. Оттуда шли крики и лязг, проникали в почву, песок, вино и сам воздух.
"Добро пожаловать в Демокрос! Город, разрушенный злобой и богатством " - сообщала вывеска рядом с дорогой.
Губы изогнулись в улыбке-расческе, лицо вновь приобрело радостный оскал, который не спадал даже в самые темные времена. Глаза старика осматривали руины города. Белизна стен была поглощены ржавчиной и багром.