Аннотация: Осень уже давно вступила в свои права, трепетно принимая мольберт времен года, так живо расписанный старшей сестрой.
На дворе стоял сентябрь. Осень уже давно вступила в свои права, трепетно принимая мольберт времен года. Так живо расписанный старшей сестрой, он показывал все биение жизни. Словно картина оживала: зеленая травка мирно колыхалась под дуновением озорного ветерка; проказник веселился на просторных полях, он подбрасывал вверх мелкие соринки и веточки, обдувал стволы деревьев, а затем скрывался, чтобы появиться вновь.
Посреди такого поля стояла деревянная усадьба. Небогатое убранство уступало изяществу резьбы на окнах и крыше. Внутри всегда было чисто и светло, белые и голубые простыни, скатерти и подушки добавляли колорита из сельского спокойствия и пышности простых красок.
Сам дом был поделен на пару комнат, подвал и чердак. Горница являлась гордостью хозяев, потому всегда украшалась. В спальне жильцы проводили свои вечера. Была и еще одна комната. Находящаяся в глубине дома, она являлась мастерской, где упражнялись в живописи. Как раз в ней теплилась жизнь - хозяева были еще дома. Две девушки, одна постарше, а вторая - едва вступила во взрослую жизнь.
Старшая была стройна, красива и пышна: длинная коса алых волос спадала с плеча, игривая улыбка и голубые глаза придавали некую загадку, которая сочеталась с яркостью красного кафтана.
Вторая, что помладше, была изящна, но худа, словно хрупкая шелковая нить. Правда это дополняло ее невысокий рост и бледность кожи. Испуганный взгляд карих глаз и робкая улыбка лишь прибавляли утонченности. Но с сестрой ей было спокойно, от чего на душе разливалось тепло.
Лето в последний раз посмотрела на кареглазое чудо с каштановыми волосами. Ласково чмокнув в макушку и вручив красное яблоко, оставила юного художника в своей мастерской, пожелав ей удачи в своем творении.
- И помни те строки из книги! - прокричала вслед сестра.
Осень кивнула, вновь открывая толстенную книжку. Те строки звучали так: "Подражание и потеря себя в угоду других - придает пресность тесту и начинке".
Откинув надоедливую книгу, девушка села на табурет и достала краски. Азарт и желание создать новую картину захлестнули с головой. Однако муза, сопровождающая шепотом старшую сестру, явно не желала посетить юного творца, оставляя его в тишине.
Тогда девочка перевела взгляд на зеркало, что висело на стене. Она увидела отражение комнаты: пара мольбертов притаилась в углу, рядом стоял шкаф с красками и кистями, а керосиновая лампа освещала потолок и стены.
Потуги осени в поиске "той самой" не увенчались успехом. Недоумение, а позже еле слышный ропот, переходили в откровенную панику - одни сплошные разочарования, обиды и уныние, чувство собственной белизны захватывали художника вновь и вновь, будто за всеми этими кнутами и стеной стоит дверь, за которой томится та самая принцесса - муза.
Да. Истинных эмоций художник не показывал другим. В желании во всем помочь и сравниться с сестрой, Осень терпела лишь неудачи. Она повторяла за Летом все мазки, брала одни и те же краски, рисовала похожие фигуры - но в результате картины не были такими живыми, являясь лишь бледным подобием оригинала. Всему приходит конец, как и терпению нашей особы.
Осенние деньки сменялись друг другом. В один из таких угрюмая девушка забралась в кухонный шкаф, где находилась бакалея старшей сестры. Руки едва схватили первую бутылку, а воровка устремилась наутёк.
Девушка захлопнула за собой дверь и сел на табурет. Мастерская давно изменилась, хоть и прошло немного времени. Пару бессонных ночей и серых дней убивали своей скукой. Бесплодные попытки повторить достижения сестры. Часто казалось, что успех близко; Он тут, рядом, а может и везде - лишь ускользал всегда.
Мастерская превратилась в каморку, а девушка в тень былой красоты: огненные ручейки слез покрывали кожу лица, иссушая своей солью. Волосы выцвели из-за постоянных истерик. Глаза приобрели скорее апатичный взгляд, чем грустный. Зубы приобрели золотистую пленку, губы
сжимали очередную сигарету, наполняющую комнату сизым дымом. От волос исходил неприятный запах. Тощие пальцы сжимали кисть, которая выводила наполненные однообразной серостью узоры на мольберте.
Бутылка вина, изготовленная Летом из самых лучших и сладких сортов винограда, была жадно испита до дна, а затем разбита об стену. Глаза девушки наполнились яростью, едва граничащую с детским восторгом, когда мертвецки бледные пальцы схватили кисть.
Безумный творец макал кисть в кровавое пятно, наносил странные хороводы знаков и точек на стены. Мастерскую наполнил хохот - девочка сжигала остатки мебели на костре посередине комнаты. Рука схватила маленький уголек и принялась исписывать стены в готическом орнаменте, рисуя обвисшие скелеты и кости. Демонический смех и хохот, огненные слезы, табачный дым и ненависть ко всему живому - муза посетила девочку, шепча свою панихиду ей на ушко. А тем временем вечер подходил к концу, обволакивая творца вуалью тьмы.
Старшая сестра уже давно не посещала свою сестрёнку Осень - оставалось еще много дел, приготовлений, после которых можно было с уверенностью уйти на отдых. На улице разыгрался дождь, мешая ее возвращению.
Девушка открыла дверь, ведущую в горницу. Ей уже показалось странным, что ее никто не встречает. Младшая всегда вбегала в горницу, чтобы обнять дорого родственника и спросить последние сплетни. Лето оперла косу об стену и сняла мокрый платок. Странно, в избе пахло гарью, белые простыни и занавески приобрели кофейный оттенок, а толстый слой пыли скрывал мебель заботливым покрывалом.
Может озорница в мастерской? Туда и устремилась старшая сестра, подгоняемая страхом за родственника. Лето открыла дверь в мастерскую и вошла: некогда чистая, опрятная, но имеющая творческий хаос мастерская превратилась в заброшенное помещение. То тут, то там были разбросаны осколки битой посуды. В центре догорали угли костра. Девушка зажала нос платком - столь сильные и различные запахи могли свалить с ног лошадь.
- Сестрица, где ты?! - крикнула старшая сестра.
Ответила ей тишина, изредка нарушаемая нарушалась сквозняком из окна. Она погружала в романтику сладостного сна. Лето увидела произведение своей подопечной. Стены были исписаны непонятными линиями и фигурами, усеянными алыми точками, коричневыми и золотистыми пятнами, обои и потолок оставались влажными. Девушка внимательно обошла всю комнату, сел на чудом уцелевший табурет и принялась думать.
"Какой ужас" - промелькнуло в голове.
Словно только этого и ждал потолок, который обломился. Девушка едва успела выбежать из комнаты, чтобы ее не поглотил слой пыли и побелки. Оно пару раз чихнула и осторожно вернулась обратно.
Мелкие капли дождя падали на занесенный золотистыми и багровыми листьями пол. Стены и окна заслонили собой неожиданно появившиеся кусты и пара деревьев. Все голые и худые, лишь с парой десятков золотых листьев, они стояли прямо там - в мастерской. От пола исходил туман, который скрывал часть мастерской. Девушка видела перед собой догорающий костёр и пару поленьев. На кустах располагались гроздья алой рябины, а рядом под елью и березой притаились подосиновики.
Девушка пару раз прокричала имя своей сестры и опустила голову от безысходности. По щекам текли слезы. Однако, краем взгляда, разум вцепился во фрукт - наполненное спелостью, алое яблоко лежало посреди грибов.
Девушка быстро взяла его в руки и прижала к груди, думая о своем. Она плакала, но затем грустно улыбнулась. Она все знала. Казалось, странно наблюдать за полным разложением личности и тела, но это было необходимо.
- "Лишь тот, кто любит себя, не станет восхищаться и копировать других; он найдет свой путь и призвание, или откроет новый, а иначе - пройдет через путь саморазрушения" - шептала сестра, вновь заливаясь слезами.