Райдо Витич : другие произведения.

Проект Деметра 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главы с 10 по 18

   Глава 10
  
   Радиш шел уверенно и спокойно, словно знал куда. Не Харн, а Радиш вел его, огибая каждое препятствие до того как оно возникало.
   Страж терялся, глядя на изменившегося за одну ночь мужчину. Ни тени страха или сомнений на челе, ни сумрака во взгляде - весел, улыбка на губах загадочная и добрая, и словно нимб над головой.
   Мужчина не знал, что думать и чувствовал благоговейный страх и трепет.
   Он еще застал тех светлых, еще довелось совсем молодым стоять на страже их права, а значит права жизни всех родов Деметры. Изначальные - так звали их и так принимали. И знали, что пока живы корни, устоит и ствол, и будут зеленеть ветки.
   Изначальных берег отец Харна, дед, прадед и прапрадед. Берег брат и побратим, берег на совесть, себя не жалея. И выше службы этой и чести умереть за изначальных - не было.
   Отец погиб защищая Порвершей, но Харн выжил. Ему не пришлось знать их близко - слишком мал был для посвящения, а позже стражам оставалось лишь прошлое - рассказы, обряды, традиция и право. Право без прав.
   Харн знал, но не видел сам, как изначальные в одночасье превращаются из детей во взрослых, что могут и как. Он слышал, но не видел.
   И вот пришлось. Вчерашний трус и слабак превратился в мудреца, от которого веяло огромной силой, равной которой нет в мире живых.
   И брал страх. И сжимало сердце от тревоги не успеть, не уследить, подвести род и отца, братьев, что легли за этот последний корень Порвершей, единственную связь с предками всех живущих на Деметре.
   Радиш шел легко, впервые не боясь ни безумия, ни монстров что рождало его воспаленное воображение, ни призраков. Впереди него гордо нес себя Ларош и звенел смех Шины, что играла в догонялки с Мирошем. Его семья была рядом, и даже если они всего лишь блазнились ему, ему это нравилось. Даже если он сошел с ума - ему нравилось быть сумасшедшим.
   Мир изменился. Он стал огромным неисследованным и бесконечно интересным полем тайн и открытий. И увлекал, и дарил радость даже тенями, еще вчера пугающими до одури.
   Страх испарился в принципе. Радий всегда боялся смерти, но сейчас она казалась ему единственно правильной. Он боялся, что там, за гранью жизни есть только смерть, пустота и монстры. Но теперь, зная, что все совсем не так, в его разуме словно рухнули преграды, как под натиском воды рушится плотина, и выпустили все возможности, все желания.
   Он ощущал себя уже не маленьким неловким человечком, а опытным, нужным и важным звеном в цепи уходящей в бездну времени от минуса к плюсу. Он чувствовал себя ответственным и нужным своей семье - тем, кто вокруг в мире живых и тем, кто рядом хоть и в мире мертвых. Эти миры соединились в нем и укрепили дух, дали веру и силу.
   -- Троудер левее, -- осторожно заметил Харн, глубоко сомневаясь, что ему вообще стоит лезть со своими подсказками, не то что, предложениями.
   Радиш улыбнулся ему:
   -- Мы идем к Сабибору. Ему нужна помощь. По дороге прихватим Шаха, и все вместе двинемся в Троудер.
   -- Опасно, -- посмел предостеречь Харн.
   Радиш улыбнулся шире и лучистее:
   -- А они так не считают, -- кивнул на идущих рядом с мужчиной, за плечом. Четверо в ряд. Тот, кто ближе всех к стражу высок и горд, меч на плече несет. За ним мужчины один за другим моложе, с бусинами в косах у висков, с луками и мечами за спинами.
   А за плечом Радиша Краш, впереди Мирош и Ларош.
   Такая толпа - одолей ее!
   -- Кто не считает? -- хрипло спросил Харн.
   -- Твой отец и братья, -- ответил, как ни в чем не бывало и, ничуть не усомнился, и даже мысли не мелькнуло, что чушь городит.
   Харн напрягся, глядя на светлого с благоговением:
   -- Они... не сердятся?
   -- Они гордятся тобой. Они рядом. Всегда, -- заверил.
   -- Они погибли тогда... а я выжил, -- протянул с тоской и виной.
   -- Ты должен был жить ради сегодняшнего дня. Их смерть не была напрасной, как не будет напрасной твоя жизнь.
   Харн поверил сразу и долго молчал, обдумывая услышанное, мысленно разговаривая с родней.
   К ночи предложил устроить привал, но Радиш скопировал жест отца: нет.
   -- Самер совсем плох, -- сказал ему Краш. -- Если не поторопиться, не перехватишь его в своем мире.
   -- Мы спешим, -- просто ответил Харну мужчина и тот не стал спорить. Его дело сторожить.
  
   Глава 11
  
   Эрика чувствовала голод. Биопластинка притупила его, но не надолго.
   Но беспокоило ее совсем другое - неизвестность. Она шла наугад, понятия не имя где тот самый Троудер, в котором они должны встретиться с товарищами. Май как партизан молчал о его местоположении, как она не выведовала, и невозможно было понять, куда направляться. Тут ни коммуникатор не поможет, ни ориентирование на местности. Мало знать куда идешь, нужно еще знать, где это находится.
   Неплохо было бы спросить у кого-нибудь, но у кого? Кругом лес густой, а ели не разговорчивы.
   Эрика прозондировала близлежайшую местность. Сверху что и снизу - ни единой приметы жизни. Природа во всей ее первозданной красоте. Единственное, что привлекло внимание девушки - речушка прямо по курсу.
   Ведовская решила, что если пройти вдоль берега, рано или поздно наткнешься на поселение. Логика. Мир этот был, мягко говоря, странен, но в нем жили те же люди, что и в ее мире, а людям всегда нужна вода, значит и селиться они должны близ водоемов.
   И оказалась права. Выйдя к речушке, небольшой, неглубокой - вброд перейти можно, и пройдя берегом не больше километра, она приметила на той стороне двух женщин, полоскающих белье у камней.
   Девушка притаилась за ветвями раскидистого дерева, разглядывая их и прикидывая как бы лучше подойти с вопросом. Было бы замечательно приобрести на случай общения с аборигенами местный наряд, чтоб не пугать своим, им явно непонятным. Вывались в черном - брюках, ботинках, куртке непонятного им пошива и материи - неизвестно как прореагируют. То ли всполошат всех, ринувшись без ума прочь, то ли в соляные столбы превратятся. Ни в первом, ни во втором случае информации не добьешься.
   Однако шитых рубах до пят со шнуровкой на грудине на ветвях не висело, а нагишом проявиться на берегу тоже не вариант.
   Эрика медленно вышла из-за ветвей, показывая себя и, постояла, чтобы увидели, привыкли, поняли, что она не приведение, ни разбойник с большой дороги и кидаться на них не собирается, не со злом явилась.
   Женщины прореагировали странно. Одна медленно выпрямилась и прижала к груди мокрое белье, не замечая, что вода течет с него и мочит ее. Вторая ахнула, рот прикрыв и, вовсе свою стирку бросила. Рубаха поплыла по течению вниз, а женщина вдруг подобрала подол своего платья и ринулась вверх, по пригорку в лес.
   -- Светлая!! Светлая пришла!! -- пронеслось в чащу.
   Эрика изумилась - как узнали? На лбу у нее крупными буквами выбито, что ли? Как они все сразу опознают и лейбл "светлая" клеют? И поправила волосы, убрала непослушную - русую, а не белую - прядку за ухо, и пошла по воде ко второй женщине.
   До нее оставалось шагов десять, как та попятилась и начала отходить, во все глаза на девушку глядя. И шлепнулась запнувшись. Эрика нависла над ней и улыбку изобразила, руку подала:
   -- Здравствуй.
   Женщина, молодая, может чуть старше Ведовской, лишь рот открыла.
   -- Предскажи, как в Троудер пройти. В какую сторону?
   Женщина шире рот открыла, про белье забыла, встала на земле его оставив и, цап девушку за руку. Потянула вверх, куда ее подружка убежала:
   -- Благослови, -- выдохнула.
   А вот это слишком, -- поморщилась Эрика. Помочь одно, если надо, благословлять - другое. Не бог она и желания им быть нет. Может, кому и бальзам на самолюбие в богах походить, а по ней хуже нет должности. Слишком большая ответственность. Ей своей выше головы хватит, с ней бы справится да свалившимся до кучи "правом по рождению".
   А женщина уже тянула ее по пригорку, держа за ладонь двумя руками.
   -- Мне нужно в Тродер...
   -- Да, да. Благослови, светлая. Мы же век изначальных не зрили. Сказывали, нет вас боле, а то ж - свету конец. Солгали, болтуны, чтоб им предки за то языки подрезали. Не откажись, светлая, покажись. Радости-то не лишай.
   Женщина и молила и глазам не верила, видно правда чудо в эту глухомань от рожденья мира не заглядывало. Да и то - оглянись - тайга густая. Камни и ели, сосны и валуны.
   Эрика двинулась за женщиной и вскоре они вышли на пологое место, где расположились круглые низкие домишки, подстать тем, что она уже видела. Улиц, как таковых не было - кто как жилища расположил. Тут же заросли и небольшой квадрат обработанной земли, "юрта" и ровный ряд желтых цветов, похожих на подсолнухи.
   И люди.
   Народ прибывал, окружая девушку, его было больше, чем она могла представить. Безмолвие стояло, тишина такая, что уши закладывало. Но вот одна рука к ней потянулась, вторая:
   -- Благослови...
   И как лавина пошла - каждый что-то говорил, ближе подходя к девушке, и норовил прикоснуться. Жители, не замечая, теснила ее, галдела на разные голоса.
   Эрика сначала отвечала, прикасаясь к каждому, кто протягивал к ней руку, но вскоре поняла, что затопчут. Отходила, прорывалась, а некуда. Немного и точно бы раздавили, разорвали, как кто-то рявкнул за спинами:
   -- Оставьте ее! Ополоумели, законы предков позабыли?!!
   Толпа, дрогнув, расступилась и Эрика смогла выбраться даже не проталкиваясь. Люди расступались сами и уже не кричали, не просили, не тянули руки - отходили, стыдливо взгляды прятали.
   Девушка увидела молодого еще мужчину, но с длинной бородой и волосами, с посохом, и поняла, что он-то их и присмирил, его-то они и испугались.
   Жрец видно, -- решила. Его длинная рубаха и темные волосы напомнили привидевшуюся на холме фигуру, тогда когда они с бойцами Тихорецкую нашли.
   -- Мы не встречались, случайно? -- спросила, поправляя куртку, что почти стянули с нее. И поняла, что коммуникатор с нее, кто-то все-таки прихватил на сувенир. Оглянулась, но шум поднимать не стала. Жаль, конечно, но найди, кто в этой толпе добычей промышлял. А заикнись, неудобная ситуация получится, ей точно не нужная.
   "Ну, вот, теперь ты вообще все потеряла. Удивляет, что еще форму на лоскуты не порвали, и тебе голову не свинтили", -- губы поджала. "Веселенькое" знакомство с местным колоритом, ничего не скажешь. "Впрочем, что тебе коммуникатор?" Толку от него действительно давно уже не было.
   Мужчина сложил руки на посохе, разглядывая девушку, и с ответом не спешил - ждал, когда оглядываться перестанет. И не ответил, хоть и сказал:
   -- Почему одна, светлая? Беда коль без стража ходишь, недолго и смерть сыскать.
   -- Чему быть, того не миновать, -- помолчав отрезала. Мужчина глаз прищурил:
   -- Где страж твой, почему право свое забыл?
   -- Мы с ним контракт на охрану не подписывали, -- проворчала, и отвернулась, сообразив, что обида в ней говорит. Обида и на себя, и на Майльфольма.
   С одной стороны она могла его понять, с другой нет. Но главное - смириться не могла. Чудо растоптанное покоя не давало, ныло словно душу оземь бросили.
   -- Беда, -- опять протянул жрец. -- Коль страж о праве забыл и тебе одной бродить дозволил - добра не жди.
   -- У нас с ним разные дороги. Ничего страшного. Это нормально, -- уже спокойно и доброжелательно ответила. -- Мне в Тоудер нужно, но, кажется, заблудилась.
   -- И голодна, -- улыбнулся слегка. Развернулся и пошел к гуще деревьев у камней. -- Яств особых не обещаю, но для светлых у меня всегда угощенье найдется. Идем дева, покушаешь, отдохнешь, а там и путь твой решится. Одной нельзя тебе. По округе стражи Эберхайма бродят, не иначе по твою душу охоту устроили.
   -- Что за Эберхайм?
   -- Злодей, -- бросил, как тавро припечатал.
   Они зашли за камни и показался круглый, но довольно высокий по сравнению с другими дом, участок вокруг был обложен в круг ровными, тесанными валунами.
   Возле дерева притулился крепкий, высокий мужчина с косами у висков, с вплетенными бусинами. Кожаный нагрудник, рукояти мечей за спиной наводили на мысль, что это страж.
   Мужчина изумленно глянул на гостью из-под насупленных бровей и, чуть дичась, поклон отвесил.
   Эрика не отстала, чем сильнее изумила воина. Проводил ее растерянным взглядом до входа в дом и следом двинулся.
   Эрика вошла за жрецом внутрь и увидела еще одного мужчину, сидящего за столом. Шелковая шитая рубаха и кожаные брюки навевали мысль о высоком положении мужчины. Он видно ел до появления девушки - миска перед ним стояла. Но тут выпрямился, выказывая гордую осанку и широкие плечи, замешкался, во все глаза, рассматривая незнакомку, и чинно приподнявшись, чуть поклонился.
   Девушка тоже кивнула, села напротив:
   -- Здравствуйте. Эрика.
   Мужчина молчал. Сложил руки на столе и, не мигая смотрел на девушку забыв о похлебке.
   В нем угадывалась порода - высокий лоб, ржаные волнистые волосы обрамляли лицо и мягкое и суровое одновременно. Глаза яркие, яркие, светятся. Взгляд странный, ни пойми какой.
   На переносице знак непонятный - ромб витой одним углом в горбинку на носу упирается, другим на челе в три волнистых линии к волосам уходит.
   А от скулы через шею в вырез рубахи красный, широкий рубец протянулся. Видно - свежий и видно, что мышцы повреждены. Не иначе мечом с плеча рубанули. Однако как незнакомец выжил, Эрика не задавалась - сама уже у жреца побывала, знала, что местные эскулапы кудесники. Другое ее насторожило - напоминал ей кого-то мужчина, а кого вспомнить не могла.
   Жрец поставил перед ней кружку, кувшин с молоком придвинул и миску с творогом.
   -- На здоровье, дева.
   И сел во главе, руки на посохе сложил, улыбнулся:
   -- Честь великая. Двоих светлых разом дом мой приветил. То к добру.
   Ведовская промолчала. В миске творог ложкой помешала.
   Светлый, значит? - глянула на мужчину с татуировкой. Молчит и взгляда не отпускает.
   -- Эрика, -- опять на себя указала.
   Молчит.
   Немой? Или воспитание паршивое?
   -- Эрлан Лой, -- встал за его плечом страж, руки на груди сложил и смотрит пытливо, почти как его товарищ, только с долей снисходительности и острого любопытства.
   -- Приятно познакомиться, -- буркнула девушка, с холодком глянув на его хозяина - хоть бы пошевелился, " мяу" бросил.
   -- Как же ты без стража оказалась, светлая? -- спросил жрец.
   И что ему покоя не дает?
   Девушка плечами пожала, лицом чуть закаменев, кушать принялась. Правда, взгляд напротив смущал.
   -- Вкусно, -- кивнула жрецу и взглядом мужчине на миску указала - мол, у тебя такая же еда, ты жуй, а не глазей. -- А вы? -- обвела взглядом жреца и стража - почему не присоединяетесь?
   Мужчины, все трое, как -то разом помрачнели и выпрямились словно отпрянули, словно холодный ушат на головы получили. Молчун так вовсе побледнел.
   -- Нечто обидели чем? -- вкрадчиво спросил жрец, качнувшись к ней. Страж задичился, голову склонил, поглядывая с долей испуга.
   Эрика насторожилась, сообразив, что что-то не так сделала или сказала.
   -- Нет, но видимо я вас задела. Чем только, не пойму. Поверьте, обидеть не хотела.
   -- Так "вы" - послышалось?
   -- Почему? -- растерялась.
   -- За что ж приговариваешь?
   Эрика нахмурилась:
   -- Не понимаю. Извините, но росла я в ином мире, потому не все здесь знаю, задеть могла ненароком. У нас "вы" - дань достоинствам - возрасту, чину, авторитету. Проявление уважения, вежливости.
   Страж шумно вздохнул и выпрямился. Жрец перевел дух:
   -- Слава предкам, -- прошептал, огладив бороду. -- Посчитаем, что и не было ничего. Не знаю, в каком мире предки тебя берегли, светлая, но видно правда забыла ты обычаи дома родного. Непринято у нас без веских причин люд приговаривать, за черту жизни отправлять. "Вы" тому говорят, кого ты наказываешь, ведь тем волей своей в неравенство ставишь, за грань братьев отводишь. Хуже нет кары такой. Скажи прилюдно, так прокаженным лучше быть, чем с таким-то клеймом жить. Ты уж помни о том, дева.
   -- Спасибо что сказали, -- кивнула искренне благодаря. Молока попила и спросила:
   -- Далеко ли Тоудер? Очень мне туда попасть нужно.
   -- Оно понятно, -- чуть улыбнулся, на раненного посмотрел. -- Слетаетесь. На то предки вам в помощь. Только негоже светлой без стража даже в купальню идти. Дождемся...
   -- Нет, -- отрезала и голову опустила. Одна мысль вновь увидеть Майльхольма будила в ней боль, разочарование, горечь, обиду и ... желание перечеркнуть все, посчитать недоразумением и начать сначала, быть вместе и вновь узнать чудо...
   Но он четко дал понять, что это лишь ее мечты, и это было его право, как ее - держаться от него подальше и попытаться забыть. Хотя можно ли забыть то невозможное что коснулось ее и словно опалило?
   Горько.
   Эрика поморщилась и почувствовала внимательные взгляды сразу трех пар глаз. Мужчины явно заподозрили неладное, а ей это было совершенно не нужно.
   -- Я не знаю никакого стража, -- солгала не моргнув.
   Жрец свел брови на переносице, не веря. Молчун выпрямился и лицом мрачен стал, страж глаз прищурил не понимая, как такое может быть.
   -- Мне нужно в Тоудер, -- заявила твердо - остальное я ни с кем обсуждать не собираюсь. Нечего.
   -- Только лишь? -- спросил осторожно жрец.
   -- Нет, -- улыбнулась озорно. -- Я любопытная. Мне б еще узнать, где город Богов расположен.
   Молчун резко встал, будто подкинуло его от возмущения, и видно силы не рассчитал - пошатнулся и чуть не упал. Шею выгнуло, и страж подхватил его вместе с Эрикой.
   Глаза мужчины стали огромными на миг. За куртку взял, отодвинуть хотел, видно приняв ее жест за жалость. А она одно поняла - рана серьезна и мучает его нещадно, хоть тот и держится, скрывает.
   Обошла стол и положила ладонь ему на шею. Взгляд мужчины ожег ее, губы в нитку сжались, и все отцепить ее хотел, но в какой-то момент замер, как и она. Тихо было так, что слышно как сердца бьются. Липкое, неприятное поползло через руку в вены Эрике, голову обнесло, закружило перед глазами конями взбыленными, всадниками. Сталь сверкнула, и кровь по ней. Хак! -- встретилась с мечом стража.
   Девушка качнулась и посмотрела на него. Тот явно ждал и надеялся, взирал на нее, будто на святую.
   Она с трудом сдержала тошноту.
   Отодвинулась и поспешила вон из дома, тяжело переставляя ноги.
   Скрутило у камней, свернулась упираясь в булыжники.
   Знахарка нашлась, -- проворчала на себя, но ничуть не жалела. Если, правда, дано ей лечить, то подло не пользоваться, видя как люди страдают.
   Осела на колени, хватая ртом воздух.
   -- Дитя ты сердобольное, -- протянул жрец, погладил по голове как ребенка. -- Вся в мать.
   Эрика покосилась на него - почему люди верят в сказки? Придумают небылицу и толкают в жизнь, точно реальность?
   Мужчина по ее взгляду что-то свое понял. Сел на валун напротив, руки на посохе сложил, подбородком в них уперся.
   -- Неужто тебе дом родной не помнится?
   Он жалел ее и это было слишком.
   Эрика оттерла губы и не стала молчать:
   -- Можете верить, можете не верить, но факт в том, что я не из вашего мира и очень хочу домой. Обратно в свой мир. Там у меня есть мама. Есть братья, сестра. Там мой дом. А ваш здесь. Ваш мир прекрасен, но и мой неплох. Вы... Ты можешь думать что угодно, но истина не всегда такая, как мы ее себе представляем.
   Мужчина долго молчал, смотрел на девушку и выдохнул:
   -- Бедное дитя.
   -- Я бы поспорила, но это бесполезно, -- поднялась. Ей стало лучше. -- Этот мужчина - немой? Его хотели убить баги?
   Жрец странно посмотрел на нее:
   -- Эрлан?
   -- Нет, его подопечный.
   -- Стража зовут Лириэрн. Лири.
   Эрика почувствовала себя идиоткой и отвернулась. Появилось острое желание свалить и побыстрей.
   -- В какой стороне Тоудер?
   -- Ты не пойдешь одна.
   -- Можно я решу сама? -- глянула, как плюхой одарила.
   Жрец прикрыл глаза и огладил бороду:
   -- Эрлан направлялся туда же. Время ваше пришло видно, и слава предкам. Но их же ради, не бесчесть ни меня, ни себя. Светлой деве без стража быть все едино, что нагой по ярмарке бродить. Не воин ты, а кусок больно лакомый. Не убьют, так скрадут.
   -- Воин. Только не такой как ваши. Постоять за себя умею.
   -- Умела, -- поднялся, в упор на нее уставился. -- За себя не боишься - мужей не бесчесть. Со стража твоего спрос отдельный. Но пока его нет - ответ на нас. Я предкам своим и братьям при встрече прямо в глаза смотреть хочу. Эрлан - воин. С ним ты будешь под защитой, а я спокоен. Не просто так двоих светлых под сводом на месте святилища свело. Бегать от того можешь, но уже не убежишь.
   Эрика промолчала, не видя смысла спорить, хотя довод очевиден - ранение этого "знатного" воина.
   Жрец же ее молчание за согласие принял. Спокойно в дом пошел.
   Девушка постояла, обдумывая, стоит ли его послушать - опять за кем-то прицепом идти, или пойти одной. Второй вариант ее больше устраивал, если б координаты знала, направление.
   Но деревня-то рядом, кто-нибудь да проговорится, если поспрашивать.
   И развернулась, пошла к селенью.
   Поймала мальчика у ограды:
   -- Постой.
   Тот снизу вверх на нее преданно уставился, дыхание затаил. "Малой совсем - может и не знать", -- вздохнула.
   -- Ты смышленый вижу. В какой стороне Тоудер, знаешь?
   Малыш засопел, соображая и, робко указал пальчиком вправо на склон к реке.
   Уже что-то. Главное не оказался бы след ложным, -- подумала.
   -- Идти далеко?
   Ребенок два пальца выставил. Подумал и еще два показал.
   Эрика выпрямилась - негусто с информацией, и не очень-то веришь что верная. Огляделась - никого, как вымерли все - и не уточнишь, не перепроверишь полученные данные.
   Что ж, оно и к лучшему, что толпа разбежалась. Испариться пока не собрались опять, самое время.
   Потрепала мальчика по вихрам и подмигнула, улыбнувшись:
   -- Спасибо. Расти умным да здоровым.
   Ребенок замер, лицом вытянулся, словно ему на голову корону водрузили.
   Эрика хмыкнула, умиляясь местным суевериям, и двинулась в указанном направлении.
  
   Глава 12
  
   Слева, глухо и далеко слышался непонятный шум - то ли зверь какой с собратом сцепился, то ли убивали кого.
   Шах прислушался, а его сопровождающие переглянулись:
   -- Никак Янтару разоряют, -- выдохнул Хайхи.
   -- Поясни? -- уставился на парня мужчина.
   -- Деревенька здесь, -- бросил Горлан и шагнул на звук, но остановился. -- Отлучусь, не серчай, -- сказал Шаху, только тогда дальше двинулся. Тот его за плечо придержал - вместе пойдем.
   Мужчины бегом двинулись по лесу. Вскоре крики стали слышны четко, уже не спутать с воем зверя, и запах гари появился.
   У опушки мужчины притаились, обозревая происходящее. Для стражей нового не было, Шах же не понимал что к чему, но в зубы дать захотел сразу.
   По деревне гоняли людей и убивали всех, кто попадался. Около десятка всадников и столько же пеших просто зачищали население.
   На поляне были расположены деревянные домишки, немного, но и их жгли. Всадники гоняли жителей, срубая на ходу всех кто под клинок попал, кто увернулся - получал от пеших.
   В деревне устроили настоящую бойню. Кто-то бесцельно метался, кто-то рвался в чащу, кто-то стенал над убитыми и ложился тут же, на трупы родных.
   Мужчина не был связан ничем кроме собственных принципов, поэтому мешкать и вдаваться в подробности не стал.
   Прикинул, оценил и, пригнувшись, ринулся к небольшому пригорку в траве, ближе к домику. Тот был настолько низким, что при необходимости мог сыграть роль прикрытия и помочь при отходе. Перекатись через его крышу и уже на другой стороне.
   Шах снял предохранитель с автомата и выдал очередь, скосив всадника, изголяющегося над бегущими.
   Горлан врубился слева, мечи находу из ножен за спиной вытащив, Хайхи к девкам ринулся, которых стрелами как куропаток укладывали.
   Лошади без седоков ржали, метались по пожарущу в не себя от огня, давили копытами мертвых и живых. Крик уши закладывал, дома трещали горящими бревнами. Жар все ближе подбирался, а баги к Шаху.
   Выстрел в спину был неожиданным. Стрела вошла в кисть руки, пригвоздив через спусковой разъем автомата к земле.
   -- Мать!.. -- выругался, успел древко сломать и развернуться на звук - мужик на него летел. Встретил ботинком, лягнув тупо. И получил по скуле кулаком.
   Сцепились. Мужик дородный, силен, давил на шею локтем, пытаясь задушить, скалился. Шах с трудом сдерживал его, и вывернулся, улучив момент и врезав кулаком по носу. Бага только мотнуло, пятерня в лицо пошла, намекая, что глаза Шаху не к чему. На силу увернулся, коленом поддал куда пришлось.
   Ничего - рычит мужик и как медведь давит. Горло в тиски сжало - не вздохнуть, и перед глазами звездочки замелькали. Шах взъярился. Выругался так, что уши у любого интеллигента бы заложило, и добрался-таки до горла силача. Покатились. Ни тот ни другой не уступает.
  
   Радиш сначала слабые звуки услышал, потом увидел за кустами Лароша в ту сторону указывающего.
   -- Не иначе заворушка где, -- выпрямился Харн, забыв, что пообедать собирались.
   Мужчины побежали на звуки.
  
   Шах хрипел. Краем зрения увидел Хайхи, бегущего к нему и летящего за ним всадника - один взмах и сняли мальчишку, тот и "мама" сказать не успел.
   -- Мать!!!... -- взревел мужчина, и рванул кадык противника в сторону, ломая его. Только откинул мужика - второй со спины навалился, к земле придавил и давай руки хватать, видно вязать вздумал.
   Шах всем весом вверх пошел, сваливая придурка. Развернулся - еще один напал.
   Уделали бы точно, но тут хрустнуло что-то и баг, что насел, лицом вытянулся, рухнул. Шах увидел Радия с поленом наперевес и, как он душевно врезал второму багу локтем в рожу.
   -- Привет! -- гаркнул бодро Шутов, но другу было не до него.
   Мужик еще дергался, боролся с ним, но подоспевший Горлан вонзил ему в грудь меч одним движеньем, как кол загнал.
   -- Фу ты! -- перевел дух Шах.
   Сел, замотал головой - после удушья в ушах звенело и перед глазами туман черный пятнами еще стелился. Но вот мужчина очухался и смог увидеть товарища четко, сообразил, что не привиделся.
   -- Привет, -- прохрипел. Тот несмело кивнул. -- Рад. Честно.
   Радий подал ему руку, помогая встать, Горлан метнул нож в летящего к ним всадника. Тот увернулся, сталь угрожающе блеснула и все трое ринулись врассыпную, спасаясь от клинка.
   Шах влетел в крышу дома, перекатился и подсек попавшегося на глаза бага, что девку на траве тискал, бил кулаком как тряпичную куклу. Девчонка, подол придерживая, сгибаясь от боли, кинулась прочь прихрамывая.
   Всадник лошадь на дыбы поднял, направляя копытами на Шаха.
   -- Стоять!! -- заорал тот инстинктивно, руки выставил.
   И вдруг тихо стало.
   Шах сам замер, не понимая - оглох или сбрендил. Развернулся, оглядываясь и, затылок почесал:
   -- Ни хрена себе, -- протянул, обалдев от картины.
   Девка, как к лесу бежала, так и застыла. Горлан меч на весу держал, клинок бага встречая. И тот стоит, как окаменел, и этот. И всадник и лошадь, и даже Радий, как видно упал и подняться хотел, так и застыл в движении.
   И что делать теперь? Как это вообще? -- озадачился мужчина.
   Миг и всадник слетел с лошади, шлепнулся на траву. Меч бага встретился с мечом Горлана, и опять пошел на взмах. Мужчины стояли, но продолжали биться. Радий поднялся, а идти не может.
   Обернулся, выискивая взглядом Шаха и рявкнул:
   -- Завязывай!!
   А я что? -- нахмурился, руки в бока упер. По спине холодком мысль - быть не может такого.
   -- Разомри, -- бросил неуверенно. И заново потасовка началась. Но следом клич пронесся:
   -- Уходим!!!
   И кто куда - врассыпную и жители и напавшие на них.
   Харн рывком меч из грудины бага выдернул, наконец, и обтер об одежду убитого. Горлан к у Хайхи пошел. Радий на Шаха уставился:
   -- Ничего татуировочка, -- нашел что сказать.
   -- Ага, -- заверил тот, оценив его тату. Ромб меж бровей, увитый словно плющем, и круг в нем яркий. Кошмар, по его мнению. -- Нафига изуродовался?
   -- Я?
   -- Ну не я же? -- огляделся: дома догорали, и кроме трупов никого. Исключая двух стражей и их с Радием. -- Ни хрена себе встретились, -- протянул.
   -- Да, -- скопировал его позу и тоже огляделся. -- Какого они здесь устроили? -- пнул носком ботинка убитого бага.
   -- В новую веру опять, поди, обращали, -- буркнул Харн, вставая за плечо Радиша. И кивнул вправо. -- Вона.
   Ближе к опушке за последним домом, что горел, сквозь дым был виден поваленный крест - лежал боком к сосне привалившись. На основании внизу тело поперек лежало, только седые волосы ветерок трепал.
   -- Жрец.
   Радиш видел старика в белой рубахе, стоящего возле креста и лежащего тела. Тот отвесил ему поклон и ... слился с дымом от горящего дома.
   -- Они всех так обращают?
   -- Всех, -- заверил хмуро Харн. -- Кто против единого Бога.
   -- Уверен, что в этом дело? -- протянул Родион - версия стража вполне имела право на существование, но явно наряду с десятком других.
   -- А в чем еще?
   -- Как на счет свободы вероисповедания? -- спросил Шах. Страж с минуту рассматривал его, силясь понять, о чем тот, и качнул головой.
   -- Прости, светлый, не разумею.
   Подошел Горлан, встал за плечом Шаха и оба стража отвесили друг другу чинные поклоны. Бойцы же переглянулись.
   -- Ты как вообще?
   -- А ты?
   -- Чудеса слегка бодают, -- признался.
   Шах усмехнулся:
   -- Идентично.
   -- Уходить нужно, светлые, -- заметил Харн почтительно.
   -- Хайхи земле предать. За дело полег, хоть и по-глупому, -- поддакнул Горлан.
   Шах слегка смутился, кивнул. Он почти и не знал парня, не успел узнать, воспринимал, как нечто несерьезное, привидевшееся, а того уже и нет. Реально.
   Похороны были быстрыми и тихими. Закопали мальчишку в землю рыхлую, где крест стоял, в кусты деревяшку откинув.
   -- Пацан совсем, -- заметил мужчина, стоя над могилкой.
   -- Остальных кто похоронит? -- спросил Радиш спокойно. Он не горевал и смерть смертью не воспринимал. Ритуал перехода, перерождения - о чем беспокоится, что бояться, о чем печалиться?
   -- Жители вернутся. Нельзя нам их родню сквернить, их места. У стражей могила, где полег, а обычные свои погосты таят, -- сказал Горлан.
   -- Да и не гоже светлым хоронить, -- кивнул Харн, глядя на скорбный холмик и вздохнул. -- Теперь жди погони. Малой силой уже не пойдут, толпой налягут.
   Второй страж кивнул:
   -- Уходить надо.
   -- Автомат заберу, -- развернулся Шах и пригнулся вместе с остальными от раздавшегося грохота. Волна смела мужчин, раскидав по кустам - огонь добрался до оружия.
   Радий вылез из кустов, головой тряся:
   -- Теперь понятно, почему здесь доисторические средства защиты и нападения. Оно и лучше.
   -- Ну, мать же, а?! -- возмущенно отплевывался Шах, поднимаясь с рыхлой земли - автомат было жалко. Руками-то он не мастер махать. На коммуникатор глянул и вовсе культурных слов не нашел - экран в хлам. Не зря руку больно было - видно прилетело осколком.
   Снял, выкинул с досадой и высказаться вслух по этому поводу не преминул - все, теперь гол, как неандерталец.
   Стражи с осуждением на него глянули и только.
   -- Ладно, нас тоже немало будет. До Сабибора надо только добраться, -- проворчал Радий.
   -- До кого? -- стряхивая с куртки землю, спросил Шах.
   -- До Самары.
   -- Ааа. Тоже светлый, да? -- усмехнулся. -- Красивая сказка, правда?
   -- Угу, -- не стал спорить и в подробности вдаваться мужчина. Не то время, не то место.
   -- Ну, вы и придурки, -- протянуло ехидно в стороне. Радий обернулся - притулившись к сосне, стоял Самхат и, сложив руки на груди, рассматривал товарищей.
   -- Кажется, группа опять собирается, -- заулыбался Радий.
   -- Ты о чем? -- не понял Шах.
   -- Самхат явился, -- кивнул тот на товарища. Мужчина оглядел местность и никого не увидел.
   -- Ты про что?
   Радий нахмурился. За спиной Самхата стоял Мирош и Хайхи.
   -- Погиб?
   -- Кто?! -- качнулся к нему Шах, навис, не понимая, что к чему.
   -- Тупо, -- заверил Самхат. -- Сам виноват, накликал. Убирайтесь отсюда резвее, а то действительно встретимся, -- бросил и, развернувшись, пошел в гущу леса, слился с листвой и исчез.
   Радиш уставился на товарища:
   -- Я мертвых вижу, -- объявил - а смысл скрывать? -- Потом все объясню. Сейчас убираться надо.
   Шах шею потер, рассматривая мужчину и, нехотя кивнул:
   -- Уходим, -- и ткнул в его сторону пальцем. -- Но с тебя подробный доклад. Ты, между прочим, на месте сбора должен быть, нас ждать.
   -- Да? Ты тоже еще сутки назад там должен был быть, а топаешь, как и я, и спорю - в Тоудер. Скажи не прав?
   Тот хмыкнул:
   -- Ясновидящий просто.
   -- Почти, -- заверил серьезно.
   Четверка дала старт с места и устроила марафон по пересеченной местности, за час отмахав километров двадцать.
  
   Глава 13
  
   Она бежала то ли от жреца, то ли от себя и мыслей о Майльфольме. И вроде получалось не думать, но нет, нет, словно жало засевшее под кожей, ныло и жгло воспоминание.
   Забыть бы. А лучше не знать вовсе.
   Но что? Было ли то чудо? Может, пригрезилось?
   Сейчас все казалось другим, не таким как час назад или сутки. Странно, но как никогда хотелось домой, и как никогда щемило сердце.
   Эрика понимала, что идет защитная реакция психики и слегка удивлялась себе - когда настолько чувствительной стала, с чего ради?
   В беге она анализировала свои поступки и окружающий мир, и приходила к неутешительному выводу - вирус все же действует на представителей иного мира. Все имеет свой плюс и свой минус. Если есть ночь, есть и день, если говоришь "да", будь готов услышать "нет". Законы. Они действовали и здесь. Вирус наделил ее удивительным даром спасать, но убивал, превратив в слишком чувствительную особу. Ей подарили чудо, но забрали того, с кем она готова была его разделить.
   Стефлер вернул ей здоровье, но отобрал Родину.
   Девушка нечаянно споткнулась и очнулась от мыслей.
   -- Эйо...и...ааа... -- послышалось, будто птица где-то в чаще из сил выбившись проклецала.
   Эрика огляделась - свечки стволов почти точно сосен. Одно в них не так - ровные, как по линейке, кроны очень высоко и иглы хвои - листья длинные в трубочки свернутые. Мох у вздыбленных корней, трава, кустарники, и никого живого.
   Послышалось?
   Тень у дерева далеко в стороне не понравилась - не прямая, с изгибами, а ствол-то ровно стрела - откуда искривлениям быть?
   Шагнула неуверенно и вновь услышала:
   -- Э...оо...ааа..
   Чем ближе, тем тень гуще и отходит. Немного и Эрика явственно увидела ту самую фигуру, что уже довелось зреть на холме. Но что тогда, что сейчас - не различить ни лица, ни пола, не понять - видится или грезится. Миг стояла меж деревьев и испарилась.
   Девушка нахмурилась - что за ерунда?
   Огляделась - никого.
   Но раз еще можно принять за случайность, два - уже намеренность. Два раза одно и тоже не грезится.
   Кто же играет с ней и зачем?
   -- Эй? Мне начинает надоедать, -- заметила, двинувшись к тому месту, где видела фигуру в плаще. А там даже трава не примята.
   Девушка присела, внимательно оглядывая растения, цветы звездочками мелкими, и видела, что они не тронуты. Значит опять мираж?
   Взгляд подняла и увидела фигуру вновь, и опять далеко от себя.
   -- Меня достали эти игры, -- процедила заигравшемуся. И рванула к фигуре. Та исчезла и появилась далеко меж деревьями.
   Эрика с одной стороны понимала, что ее манят, возможно заманивают, но с другой решила покончить с этим "привидением", хотя бы для того чтобы сохранить свою психику. Пусть она попадет в западню, но зато будет знать, что за черт ее тянет - живой ли человек или плод воспаленного рассудка.
   Ее "глюк" показался в просвете деревьев, затем у опушки и окончательно исчез из вида, когда Эрика вылетела на поле, к развалинам.
   Среди трав и тишины, у леса были видны остовы каменных зданий, ограда с проломами. Незнакомец или незнакомка легко могли спрятаться в разоренном городке, причем еще и с приличным подкреплением, на батальон, не меньше.
   И не спешила к развалинам, но не только потому, что предполагала засаду - от городка веяло тоской, горем, и ощущение было настолько четким, что девушка не сразу справилась с ним. Оно накрыло как волна и принесло то ли видение, то ли воспоминания, хотя откуда им взяться?
   Зажатые в маленьком кулачке цветы, те самые, что сейчас росли у ног Эрики. Смех звонкий, заразительный от которого сердце выпрыгивало от радости. Фигура со спины - белая рубаха до пят, широкие рукава, белый плат на голове и обод посверкивающий. Девушка, скорей всего девушка - она смеялась и бежала от маленькой девочки...
   Эрика тряхнула волосами - уйди, наважденье, и осторожно двинулась к развалинам.
   Судя по всему городок разорили давным-давно, пожгли. На камнях, добро покрытых мхом и заросших травой, были видны следы копоти. В останках стены здания, меж камней застряла стрела. Древко было обломано и выглядело занозой, не раз обмытой и высушенной, тронь - рассыплется.
   Эрика осторожно провела рукой по камням, выщербленным временем, и замерла, увидев как наяву бегущих врассыпную девушек, услышала крики ужаса, плачь, и отпрянула, словно обожглась. Она понимала - здесь произошла трагедия, но не понимала какого черта происходит с ней.
   Девушка прошла до пролома в ограде с противоположной стороны и в каждом закоулке видела трупы девушек с белыми платами на голове и простоволосых. Все молодые, все в белых рубахах, ощущение, что здесь стоял монастырь или что-то вроде того. Но откуда ей знать, откуда убитые, если их нет?
   Эрика двинулась по груде камней в поле и, чуть не упав, оперлась ладонью на останки стены. И вновь увидела труп. Девушка лежала на земле со стрелой в спине. Красное пятно растекалось по белой материи и, отчего-то стало тошно, до дурноты, нехватки воздуха.
   Ведовская оттерла лицо от испарины и рванула ворот куртки: "игра воображения. Ничего нет, никого", -- попыталась уверить себя. Но чувство огромной, тяжелой потери, горя, которое не излечить, оставалось и сдавливало горло. Она видела траву, обвившую камни, и в то же время, убитую девушку. Ни лица, ни знания кто она. Только белый плат укрывший затылок, завитки золотистых волос из под него, белая рубаха и стрела в спине.
   "Какого... черта...какого?" -- пошатнулась. Ей казалось, она знает убитую, знает почти как себя, но откуда? Что вообще происходит?
   И как туман накрыл, обнес и увлек в неизвестность, а там: свод белый и пара стоит на коленях. Эрика видела лица и понимала, что происходит помолвка. И ощущала себя сторонним наблюдателем и невестой одновременно.
   Девушка стояла на коленях и все косилась за плечо, на присутствующих, когда ей на голову положили плат и водрузили сверху обод. Толпа как тени - не разобрать кто, что, но Эрика чувствовала тоску, желание невесты рвануть к тому, кто был за спиной и был дорог ей, как птице небо. А рядом стоял немилый и ненужный, как и она была ему не нужна. Молодой парень хмурился, глядя в другую сторону, в арочный проем - выход, туда, где была свобода, где день еще только разгорался.
   -- Эрлан, Нейлин...
   Голос как шелест, и оба повернули головы почему-то к Эрике. И ее прошило пониманием - девушка - призрак, она та убитая, что ляжет, сраженная стрелой, она та, что заманила ее сюда, а он - тот мужчина, что встретился у жреца и не проронил и слова.
   Эрика перевела взгляд на толпу и словно фонарик высветил лицо из темноты - Майльфольм. К нему тянулась невеста, его выискивала взглядом, ему сердце отдала...
   Эра отпрянула и тут же видение исчезло. Кто-то сжал ей плечо, чуть приводя в себя:
   -- Это Дейтрин - святое место в былые времена. Но новая вера ничего не жалеет, -- протянул не скрывая горечи Лириэрн.
   Ведовская обернулась - откуда ты взялся? И увидела Эрлана, что смотрел на нее не мигая, и вот отвел взгляд, шагнул к тому месту, где какую-то минуту назад девушка видела труп, воткнул древко увитое лентами. И встал напротив Эрики.
   Девушка была в прострации. Она не понимала что происходит, и чувствовала себя попавшей в западню. Майльфольм - любимый убитой, Эрлан - жених убитой... но что ей, Зачем Эре это знать? Почему давно было пересечься с обеими, зачем? И что за игры мертвых с живыми или больного воображения со здравым рассудком?
   Эрлан смотрел на нее, она на него и видела парня, что стоял на коленях под сводом и косился на выход, на свет что проникал в святилище, и чувствовала его желание уйти, отречься. И слышала голос Лири:
   -- Дейтрин... дейта - слева, трина - справа. Когда девушка входила в возраст, ее отправляли в дейтрин. Здесь светлых готовили к взрослой жизни, раскрывали право от рождения и помогали обходиться с закором. В дейте - левой стороне - жили не помолвленные, те, кто еще был свободен, кому жених еще не был выбран, и многие приезжали сюда, чтобы найти невесту в дейте. А в трине жили уже помолвленные, те, кому предстояло покинуть дейтрин с мужем. Их учили, их знакомили с тем, что их ждет. Душа светлых ранима, девушки чувствительны и детты помогали им. Не было почетней звания, чем детт. Жрец, пожалуй, и пониже будет... Святое место, священное. Отсюда рода изначальных шли, здесь будущих матерей укрепляли духом и помогали, и крепок род был и множились рода... Баги знали куда ударить. Первыми они вырезали дейтрины.
   Эрика это поняла, не поняла другое - что ей, что с ней? Какого черта спуталась с Майльфольмом? Нет, теперь она понимала, что чудо было дано не ей - ему, не она, а призрак убитой тянулся к нему через нее и чудо показал и подарил. А чувствовать себя марионеткой неприятно. И больно, что все просто, и никаких чудес, и горько что ты лопушка, глупая, что мужчина - подлец, предал ту которая убита и она сделать ничего не может.
   Эрика отошла к камням и осела у стены.
   На душе была опустошенность и мрак. Теперь она четко понимала, как пресекли роды светлых. Что проще, если цвет светлых девушек, будущее рода, отправляли в одно место. Накрыть и нет матерей, а значит, нет детей и нет будущего. Один дейтрин вырежи и сотня корней уже не даст побега. И эта Нейлин тоже теперь в земле и не может ни сказать "люблю", ни выйти замуж, ни родить.
   Но почему призрак выбрал Эрику? Или ходил за любимым, а тот, какого черта околачивался рядом с Эрой?
   -- Это место до сих пор священно. Сюда не ходят, чтобы не тревожить покой погибших.
   -- Но я же... здесь. И вы, -- прокаркала девушка.
   Лири присел на корточки перед ней, поглядывая с сочувствием:
   -- Значит, здесь есть твоя родня, иначе б не пустили.
   -- Бред... Бред!! -- крикнула, вскинув руки и сжала их в кулак - сердце переворачивалось.
   -- Тебе плохо, я понимаю. Были бы целы дейтрины, тебя бы так не мучило. Тебе бы помогли. Право по рожденью - тяжелая ноша. Особенно когда право открывается. Многое меняется и ты сама, и как справиться не знаешь, и страдаешь, многое не понимая.
   -- Слушай, что тебе надо от меня, ты кто? Ты страж или детт? -- процедила, злясь, и понимала, что раздражена на себя, на его правоту, но справиться с собой не могла.
   -- Я сын детты, -- тихо молвил Лири. -- А где твой страж, Эйорика? Как получилось, что ты одна? Как он мог тебя оставить?
   -- Он не мой страж, -- проскрипела поднимаясь. Ей было плохо. Не физически - морально, душа болела так, что хотелось выть. А разобраться - какое ей дело до всего, что здесь твориться, что было, что есть. До стражей, жрецов и деттов, до всех Майльфольмов и Эрланов, до этого неба и этой земли.
   Пара шагов по камням и рухнула бы - Эрлан подхватил, прижал к стене, уставился в глаза. Эрика уперлась ему в грудь руками, желая оттолкнуть, но взгляд уперся в цепочку на шее, в кулон - по кругу надписи и глаз посередине. И тут же привиделось как там, под сводом, ему на шею вешают этот знак после того как водрузили обод на голову невесты.
   Сколько лет прошло, а он хранит. Значит, до сих пор считает себя связанным.
   Девушка осторожно взяла пальцами кулон, вглядываясь в надписи - мужчина не возразил, не шевельнулся. Эрика не понимала иероглифы, но пальцы гладили витые знаки и считывали без нее, им знания в местном алфавите были без надобности. Вязь прятала два рода, что связывались узами, как буквы меж собой. И эту связь не разорвать, как от нее не бегай - встало четко. И почему-то привиделся Стефлер.
   Эрика сжала пальцами переносицу, зажмурилась - она запуталась и ничего не понимала. Это не просто раздражало - убивало. Сколько помнила себя, всегда и все загадки раскрывала и находила логическую связь меж одним и вторым, но тут была бессильна и чувствовала себя мало недалекой - никчемной, отупевшей.
   -- Отойди, -- попросила Эрлана, но тот не думал. Смотрел в глаза и будто сочувствовал, сопереживал и... манил, одновременно. Что-то случилось в тот миг. То ли ей захотелось сбежать от непонятного в понятное, то ли вычеркнуть Майльфольма раз и навсегда поставить крест, пройти точку не возврата, то ли проверить как с верностью здесь - совсем ли плохо. То ли... она не знала. Толкнуло, как черт под локоть - не устоять. Вот только -- ее ли?
   Эрлан стоял слишком близко, клонился к лицу. Девушка обвила шею мужчины и накрыла его губы. И лишь заметила, как расширились зрачки, а дальше...
   Она почти сразу поняла, что мужчина не прост, что с его слюной что-то не так. Во рту стоял аромат диковинного фрукта, мяты и голову дурманил. По венам прошлось жаром, содрагая тело. И не было сил оторваться, и мысль билась в голове - вляпалась, ты опять вляпалась!
   Сквозь полуопущенные веки она смотрела в сторону опушки и видела, как сквозь свет проступает фигура, направляясь к ним, а чувствовали лишь истому и жар тела Эрлана, что обнимал ее, сжимая, словно, боясь упустить. И хотелось, чтоб держал, и хотелось его объятий
   -- Эйорика, -- шепот вроде на ухо, а вроде в голове, и дрожь от него сладкая, и желание остаться навсегда в объятьях.
   А взгляд на фигуру, что появилась у опушки и все ближе. Бредет, окутанная светом и не видно кто, но Эра чувствует - Майльфольм.
   И все равно.
   Поздно. Она все знает.
   И не вернуть. И не жалко, и все правильно.
   Хотя нормально ли?
   Эрика смотрела на стража и не знала, откуда знает, но знала точно, что Нейлин, та убитая девушка, мечты которой оборвала стрела, была не в обиде на нее. Наоборот - хотела именно этого. Она любила Майльфольма, но была помолвлена с Эрланом - тупик, клубок в который вплелась Эрика, и поцелуй как ключ от всех замков, освободил мужчин. Порыв, глупость, а стал точкой на делах минувших дней.
   Страж застыл в паре метров от пары. И тут же Лири перехватил его и утянул за стены - где двое - третий без надобности.
   Эра с трудом отодвинулась и посмотрела на Эрлана, у того взгляд с поволокой и легкая улыбка на губах.
   -- А ты не немой, -- прошептала, уверенная, что так и есть. Непрост, ой, не прост этот человек. В кровь как яда накапали, сладкого, все естество потянувшего к мужчине. Так не бывает от простого поцелуя. Или с обычным.
   "Но говорить мне не стоит", -- погладил ей пальцем губы.
   Его голос таял, но раздавался в голове и, понадобилось пару минут, чтобы понять, что это факт, а не выдумка.
   "Ты телепат?"
   "Право по рождению", -- вновь накрыл ее губы нежным поцелуем, и девушка раскрыла их ему навстречу, как марионетка, где-то на краю сознания пытаясь сообразить, во что же вляпалась на этот раз...
  
   Двадцать лет назад
  
   Эрлану было шестнадцать, его невесте - пятнадцать. Он усиленно смотрел в сторону, не желая видеть да и знать свою нареченную. Она казалась ему мало блеклой, но и не нужной. В былые времена до двадцати лет о союзе и речи б не заводили, но мир менялся с пугающей быстротой и заставлял поступиться обычаями. Изначальные были вынуждены торопиться и торопили молодых.
   Помолвка - формальность. Все знали, что она ничего не будет значить, если за три месяца молодые не потянутся друг к другу и не соединятся.
   Эрлан был уверен - помолвка канет, рассыплется. Через три месяца можно будет снять знак союза и вернуть в дом невесты. Но даже три месяца пут казались ему немыслимо большим сроком.
   Он не мог перечить старшим, но его взгляд упорно уходил в сторону выхода, к свету что шел с улицы. Там была свобода, там, далеко от дейтрина стоял мельберн - заведение для мальчиков, где друзья Эрлана еще занимались с деттами, еще бились на мечах и учились руководить собой.
   Он понимал, что женщины - святое, что желание отца - закон, что есть слово "надо", что есть долг... Но как хотелось вскочить и поперек всему убраться, убежать к друзьям в мельберн и вновь взяться за меч и по ночам устраивать тайные соревнования, играть в лиду, прячась от товарищей.
   Зачем ему жена? Он не готов к ответственности и за себя, не то что за нее, не хочет.
   За оградой Лейда, верная и резвая. Вскочить бы в седло...
   И вскочил с колен, как только жрец повесил ему на шею знак союза. Как груз тяжелый амулет, но только б за ограду выбраться и долой его - в траву.
   Он первым стремительно покинул святилище и не заметил, как качнул головой жрец, осуждая юнца. И не видел, как невеста смотрит не ему в спину, а в лицо собственного стража. Как этот взгляд замечен ее родней и та, одергивает девушку.
   Он шел к лошади, стремился вон из дейтрина. Стайка невест, пересмеиваясь, оглядывала его, обсуждала и тем подгоняла шаг.
   Эрлан вылетел из ворот и сбил девчушку. Та рухнула на ягодицы как шла - с гордостью выставив зажатый в кулачке букет однодневок, обычных сорняков. Взгляд девочки был растерянным и только.
   Парень смутился - чтобы не было, его не оправдывает увечье ребенка.
   Он подал руку:
   -- Извини.
   Девочка не смело вложила свою ладошку и засмеялась. Эрлан замер. Тепло и нежность шли от руки девочки, как укус ядовитой карсты, от которого умираешь медленно, впадая в блаженство и онемение. Токами что-то неведомое и сладкое разливалось по жилам от ее смеха,
   Парень потерял дар речи. Смотрел на девчушку, забыв, куда шел и зачем и чувствовал желание вот так и остаться, стоять истуканом хоть век, только пусть она будет рядом.
   -- Ты кто? -- прошептал. Знак ее рода еще лишь проявлялся меж бровей и был неуловим. Мала, куда он лезет, что с ним? Не сдурел ли?
   -- Эйолика, -- чуть улыбнулась девочка. Ее глаза как звезды горели, а в них лукавство, непосредственность дитя и доверчивость, любовь ко всему миру, сплетенная с любопытством.
   Девочка убрала руку и обошла парня, не спуская с него взгляда. Так и шла в ворота голову сворачивая, и он не отставал - следил за ней взглядом, забыв обо всем, не видя ни невест, ни жреца, ни гостей, ни родни.
   -- Надеюсь, ты не говорил с ней? -- рука отца сжала ему плечо, приводя в себя. Эрлан вздрогнул и очнулся, нахмурился, почувствовав вину. Голову склонил.
   -- Спросил... как звать, -- признался.
   Мужчина стал темнее тучи лицом. Жрец вздохнул:
   -- Вот что бывает, когда сводят тех, кто в пору не вошел. Беда, Аркарн, не быть этой помолвке.
   -- Не каркай!
   -- Успокойся, -- влез Инари обнял за плечо поникшего племянника:
   -- Она - дитя, ты понимаешь? Ей до дейтрина еще столько, сколько тебе до Мормута пешком.
   Эрлан сжал зубы, а взгляд наперекор всему стремился в ворота, где скрылась девочка. Мужчина проследил за ним и уставился на брата. Оба поняли, что случилось то, что Лой всем родом не перешагнуть. Закор не изменить, а мальчик слишком юн, чтоб осознать его.
   Что будем делать? - один вопрос на двоих.
   Жрец лишь вздохнул и пошел обратно в дейтрин. Его служба сегодня была напрасной. Его чуть не сбил вылетевший из ворот Вейнар, и смеясь, помчался с букетом уже знакомых цветов, а за ним Эйорика:
   -- Отдааай!! -- зазвенел ее голосок. Эрлан даже побледнел от того, что девочку обижает его брат, пусть малой и глупый, но как он смеет!
   Перехватил проказника и, грубо отобрав цветы, процедил:
   -- Не смей на будущее! -- руку сжал как тисками. Мальчик перекосился от боли, губу прикусил, сдерживая слезы. Девочка застыла на секунду, видя как ему больно и, вдруг, пнула взрослого по ноге. Тот выпустил брата от неожиданности и, девочка погладила друга по голове:
   -- Не плачь.
   -- Вот еще! -- дернулся Вейнер и, развернувшись, побежал прочь в поле, скрывая слезы и стыд. А девочка забрала букет у Эрлана и уставилась ему в глаза:
   -- Тсево ты злой такой? Не злися, -- погладила по руке. Он подхватил ее под мышки, поднял вглядываясь в лицо - пигалица совсем, но что за чары наводит? Какая сила, какое право ей дано, и что свело их? А свело, как сводило душу, только от взгляда на нее, от ощущения невесомости в руках, и улыбка наползала на губы сама собой в ответ на ее улыбку.
   -- Дулачек такой, -- засмеялась и обвила его шею руками. -- Эллан Лой, -- устроилась на его руках и давай гладить по лицу пальчиком, словно рисовать.
   -- Лой, Эрлан, -- повторил эхом бездумно. Странное чувство владело им. Он готов был плюнуть на мельбер, приятные забавы, завет отца и даже долг пред родом, лишь бы стоять вот так, держа малышку на руках. Совсем скоро она вырастит ... но у него уже будет жена, постылая, ненужная.
   -- Ээйлан, -- улыбаясь, протянула девочка и прильнула к нему.
   Аркарн и Инар переглянулись, для них все было ясно, потому оба и потемнели лицами.
   Мужчины понимали, что в сложившейся ситуации, даже если не брать во внимание помолвку, что парень, что девочка могут раз триста полечь, прежде чем вырастут и смогут быть вместе. Но и не вместе они быть тоже не смогут. Таков закор рода Лой, таково право по рождению. Изначальных можно убить, но невозможно изменить.
   Сабибор, Самхарт и Порверш, свидетели помолвки, встали рядом. Каждый понял, что свершился суд предков, когда живым перечить нельзя и бесполезно, и каждый понимал к чему это может привести и мог помочь лишь одним - поддержкой.
   -- Видно правду старики баят - конец времен, -- молвил Сабибор.
   Аркарн обернулся к друзьям в растерянности. Самхарт вздохнул, принимая пожелание, вернее мольбу и уставился на пару.
   -- С другой стороны - так предки пожелали, поэтому не нам перечить.
   Краш одарил его недоуменным взглядом - в своем уме? Чему радуешься? Эйорика суждена Вейнеру, о том сговорено с рождения!
   Эрлан отпустил девочку и, та побежала в поле за Вейнером, опять рвать однодневки и играть в увлекательную игру "а ну-ка отбери".
   Парень же тряхнул волосами, словно с неба на землю вернулся и посмотрел на собравшихся.
   -- Бесполезно, -- тихо заметил Самхарт. -- Она его уже обожгла. Не перечьте. Их предки повязали, значит, так было нужно.
   -- И что прикажешь? -- побелел Аркарн.
   -- Оставь как есть, там будет видно.
   Краш глянул на друга и кивнул, подтверждая слова Самхарта. Пошел уже к лошадям, но встал как вкопанный, будто что увидел. Изначальные, зная право рода Порвершей, шагнули за ним, ожидая наставления от предков.
   -- Что? -- сжал его плечо Сабибор. Мужчина обернулся, обвел всех тусклым взглядом и бросил:
   -- Детей спасайте. Нам уж не спастись.
   И словно сам своих слов испугался, вскочил в седло, сбегая от друзей и того жуткого виденья, что открыл ему усопший прадед. Толпой пришли, в ряд - такого не бывало, но Краш ждал нечто подобное - ведь не было до селе и того, чтоб двух свели так резко и так четко, и на глазах у всех.
   Как впрочем, не было, чтоб молодых до поры помолвкой обязывали, совсем зеленых еще, пути своего не зрящих.
   Мир точно в бездну катится, сомнений больше нет.
   Инар проводил Краша задумчивым взглядом и тихо бросил брату:
   -- Я что-нибудь придумаю. Пока уводи своих.
  
   Эрлан смотрел на Эйорику, отчетливо помня тот день, тот час, ту минуту. Он понимал - она ничего не помнит, ее память смыло право Самхарта и Шердана. Но против права Лой оно было ничто, да и не мешало.
   -- Почему молчишь, если можешь говорить? -- с трудом выдохнула Эра, приходя в себя. Еще немного и она бы без раздумий отдалась, а впрочем, и сейчас еще была готова на все - он пальцем только помани.
   Эрлан прижал ее к себе, не в силах отказать в этой мелочи.
   -- Сама, как думаешь? -- тихо прошептал. Девушка дрогнула. Его голос был странным, завораживающим, и каждый звук, что морок, из головы прочь все мысли и желанья, кроме одного - быть его, служить ему и делать, что он скажет.
   Тряхнула челкой, освобождаясь от наважденья - все ясно.
   -- Подчиняешь голосом?
   "Только не тебя", -- огладил щеку пальцем, чуть губами коснулся губ: "Ты многого не помнишь, правильно? Отсюда и вопросы и сумбур. Ты мучаешься в поисках разгадок".
   Эра внимательно смотрела на него - еще там, в доме жреца, он показался ей знакомым, но сейчас она словно знала его всю жизнь и шла к нему.
   Нет, прочь... Он опасен, воздействует, не нужно поддаваться...
   Двадцать лет...
   -- Вспомни... Самер Сабибор...
   В памяти всплыл худенький мальчишка, замок из песка... Они возились на берегу речки. Камыши и утки, всплескивалась рыба и зов двух голосов издалека:
   -- Сааамеер?!... Эйорикааа?!...
   Голова закружилась и, Эрлан придержал девушку за талию и затылок, прижал к себе крепче, давая понять - не упадешь - я рядом и не дам.
   Она словно полетела - небо без края и нет земли, нет тела.
   -- Радиш Порверш...
   Бледный, как ночное светило. Он вечно был в сторонке, но никогда не удалялся от компании, словно цеплялся за нее, но всегда сомневался нужны ли ему друзья...
   -- Вейнер Тшахерт...
   Задира и ботаник.
   Гонялся по полю за мотыльками и отбирал цветы... пытался их вернуть обратно, посадить...
   -- Самхарт...
   Она увидела Самхата и очнулась, отвела взгляд от Эрлана, возвращаясь в реальность.
   -- Это нечестно, -- протянула. -- Ты гипнотизируешь. Информация может быть ложной, ты просто вкладываешь ее в чужой разум.
   "Не бегай от себя, Эйорика".
   -- Что ты хочешь от меня? Что ты хочешь?! Кто ты вообще такой?! Кто дал тебе право, копаться в чужой психике, в чужой голове?! -- попыталась вырваться, боясь, что он разбередит забытое, больное. И очевидное, то, что она так не хотела знать.
   -- Не трогай ее! Перестань! -- выступил Майльфольма. За оградой можно было не видеть, но не слышать - невозможно.
   -- Ты, кажется, ее страж? -- чуть повернул голову в его сторону Эрлан. Взгляд был суров, пытал и уничтожал одновременно.
   Мужчина притих, желанье броситься на помощь куда-то делось, и то, что пряталось, само просилось наружу. Оглушающая пустота сделала его безвольным и лишь вина все ширилась и заливала душу. Вина пред Эйорикой, пред собой и... Нейлин.
   -- Да, -- выдохнул, не смея ослушаться, завороженный звоном голоса, что еще стоял в ушах, как эхо в горах.
   Лири подошел со спины и, отогнув ворот рубахи, взялся за цепь со знаком стража. Рванул ее с шеи и та змеей легла в ладонь. Мужчина подал ее Эрлану. Тот оглядел и приказал не глядя:
   -- Рассказывай. Все рассказывай.
   Эра дернулась, но отодвинуться не смогла - мужчина крепко обнимал, почти вжал в кладку. Но, признаться, особого желания лишиться его близости не было. Она уткнулась ему в грудь и как сквозь сон, не думая, сказала:
   -- Меня влекло к нему. Все было нормально, и вдруг... не знаю что нашло, как будто ангелы коснулись. Не передать. Чудо. Мы были вместе, не касаясь: как будто душа с душой... так не бывает, но было... Он сделал вид, что не было. Мне стало больно и я ушла. Лучше быть одной. Нам с ним лучше не встречаться. Так проще, так быстрей забудется чего и не было... но было так прекрасно...
   Эрлан выслушал, хмурясь и разглядывая знак стража и, вдруг кинул его в сторону древка с лентами. Цепочка намоталась на него и знак повис.
   Мужчина посмотрел на стража - им слов не нужно было. Каждый понимал, что это значит.
  
   Двадцать лет назад
  
   Страж. Молодой и глупый, горящий, словно листва на закате.
   -- Я люблю тебя, -- шепчет Нейлин, доверчиво прижимаясь к его груди. Как тут устоять? И почему нельзя? Разве страж мертвый, бесчувственный, или у него иначе сердце работает, не две руки и ноги - четыре?
   И сколько мучиться еще? За что, зачем?
   Еще два дня и Нейлин станет невестой Лой, не изменить.
   Майльфольм держался, но взгляд уж шарил по округе, выискивая укромное место и, руки гладили доверчивое тело. Какой-то миг - запреты стали пустым звуком. Закуток на половине дейтера укрыл страсть пары. Ладони, потные от желания, прошлись от лодыжек к бедрам, поднимая подол - девушка не шелохнулась, не оттолкнула. Он припал к ее губам - ответила. И закружило, понесло. Смял, сжал, впечатывая в стену, придерживая навесу. Не Нейлин владел - всем миром.
   И только после понял, что сотворил.
   Умывался у бочки с водой в темноте, обмывал пятна крови и боялся смотреть на свое отражение. По венам еще бродило удовольствие, счастье не сравнимое ни с чем, но и давило содеянное виной и страхом наказанья. Прознай, кто - не отмыться. Смерть - меньшее, что ждет.
   И обернулся холодея, как наяву услышал отцовское:
   -- Что ж ты натворил, щенок?
   Никого. Темень. Спит дейтрин, спит Нейлин, а ему не до сна. И крутит страх и возмущенье - почему нельзя, почему? Он готов жениться...
   Готов ли? Кто ему позволит? Кто он и кто она? На что он посягнул? Как смел?
   Ночь как в бреду - то Нейлин грезится, ее грудь и жаркое дыханье, тепло от которого кругом голова и губы мягкие на своих губах, и ощущение что обнимает. То батя грозно брови сдвигает, корит, родня с презреньем смотрит и собратья отворачиваются.
   Только лишь заря - не выдержал - пришел к жрецу в святилище, встал на колено.
   -- Помоги.
   Ивер не шевельнулся. Сидел на скамье у окна и не мигая смотрел на парня и словно ведал уже, что у того на сердце, какое преступление ему на душу легло.
   -- Говори, -- бросил не сразу, тяжело.
   А что сказать? Правду? Тогда голову с плеч и все разговоры.
   -- Справиться с собой мне нужно, -- проскрипел через силу.
   -- Гордыня?
   -- Не понимание, отец. Я страж по праву, и ведаю законы, но кое- что смущает душу. Почему, я преданный всем сердцем, душой и телом роду Лайлох Патма, могу быть только стражем. Нейлин...
   -- Ах, вот что?
   Майльфольм в страхе уставился на жреца. Тот поманил его, помедлив, взглядом приказ встать на колени перед ним у света, и вперился в глаза не мигая. Чуть и отклонился к стене, взгляд стал спокойным и грустным:
   -- Дурное держишь в голове. Не не зная - не желая знать того, что ясно и ребенку. Союзы неравные меж изначальными не могут быть, ибо род их длится нам на радость. Они защита, крепость нам. Но ты представь, что расцветает лота, раз в десять лет цветет, как помнишь. И вот ты из любопытства, ради своего сиюминутного удовольствия, сорвал ее. Она повяла тут же. И нет семян, нет благоухающего аромата, который способен и мертвого поднять и оживить. Одним движеньем ты лишил возможности вырасти еще одной лоте. Загубил впустую то, что могло бы радовать и радовать, расти на радость всем. Так и со светлыми. Коснись ты, обычный, цветка что распускается чтоб род свой длить и всех нас от печалей хоронить, повянет тут же. Не видать побегов ни тебе, ни ей. Считай - убил. А как иначе - корень вырви и, нет уж дерева, и не привить в обрат. Печать твоя останется навеке и передастся тем, кого родит, и права у них не будет, если дети вообще будут.
   Нет тяжелей беды, нет горше преступленья, чем загубить по прихоти росток, прервать рожденье, отдавая смерти, и свет погасить, провозгласив лишь мрак.
   Они - не мы. Ты юн еще, многого не понимаешь не от скудости ума - от неопытности, молодости прыткой, которой беззаботность довелось узнать. Но стражем быть обязан ты по праву, а страж - звание высокое. Ты не просто охраняешь Нейлин, ты охраняешь род, будущее и не только ее.
   Придет время и ты узришь что значит, когда светлых нет. Те времена - их горше не бывает. Смерть станет, словно ветер гнет траву - так собирать людей. Законы канут, болезни нападут и пожирут и малых и седых. Брат будет предавать брата, жена мужа, сын отца. Спасения не станет не от боли ни от горя и засмердят сердца и души будто ссохнутся и станут не в чести. Перевернется мир. А что хотел - он будет без защиты светлых. А кто их защитит? Ты, Майльфольм. Ты защитишь защиту и опору мира, нас всех.
   Запомни, -- качнулся к уху парня: Нет в этом мире лишних и, случайно не дует даже ветер. А ценно каждое зерно. Сегодня не сбережешь и раскидаешь, а завтра сеять будет нечем.
   Майльфольм побледнел.
   -- Но... почему же так? Ведь может быть и исключенье.
   -- Ты много союзов знаешь меж стражами и светлыми, меж светлыми и жрецами, или где слышал, чтоб изначальные сошлись с простым?
   -- Нет, но...
   -- "Но" быть не может, как огню не сойтись с водой. Сойдись - вода огонь потушит, огонь сильней - воду испарит. А по отдельности они нам верой-правдой служат. Но вместе могут лишь дружить.
   -- Но мы с виду одинаковы...
   -- Да что ты? Ты глуп настолько, вздор тут городить? И что же общего? Руки, ноги, голова? А что ты можешь своими руками? Мечом махать, и кулаками? Что может Нейлин - сам ответишь? У тебя глаза - у светлых тоже, но что зришь ты и что они? Ты думаешь - они тоже мыслят, но что ты делаешь, а что они? Ты можешь взглядом дождь призвать и напоить от жажды засыхающие колосья? Можешь, одним словом подчинить врага или одним касаньем излечить от смертной хвори? Ты можешь преградить путь смерти, выведать сокрытую в сердце правду, тогда как лгут искусно, глядя в глаза прямо? Ты можешь мор остановить и глад и взглядом лишь наполнить радостью отчаявшуюся душу и возродить уж мертвое?
   Майльфольм склонял голову все ниже.
   -- Нет, -- признался.
   -- И не сможешь, и дети, если даже кощунство такое представить что сведет тебя тьма с пути и подтолкнет к проступку тяжкому, то радости не жди. Не одного себя - род свой и изначальных ты погубишь, ответ нести и будешь за всех разом. Убить одно - лишить же права весь род - другое.
   -- У Нейлин есть сестра.-
   -- А у тебя есть брат, отец. Сегодня. А будут завтра - ведаешь? И я нет. Только изначальным то знать дано. Значит, не нам судить что делают. Они то лучше знают. Не смей сквернить своих предков даже мыслью о дурном. На кол посадят - будет мало, -- качнулся к уху, шепнув последнее таким тоном, что по спине парня мурашки прошлись.
   Поздно. Он уже свершил то худшее, от чего предостерегал жрец.
   -- Представь, что досталось тебе сокровище - отдашь его болоту, лягушкам на развлеченье? Нет. Так береги честь и свою и светлой. В ней будущее и твоих детей, жизнь и отца и брата, друзей, знакомых. Всех, сынок. Сколь чести у тех, кто обманывает невинную душу, влюбленную во весь мир, доверчивую и чистую? Право Нейлин - любовь, она любит всех кроме себя, ей вы все дороже жизни. Ты мал еще, чтоб понимать, что это, как тяжко, когда нет. Не убивай любовь, она с душой едина. Лиши ее любви, и нет души.
   Теперь хоть понимаешь, что тебе досталось, кого ты охраняешь, страж?
   Майльфольм молчал - ему было не по себе - тяжело и горько, но полный смысл предостережений старика он постиг после. Когда запылал дейтрин и баги вырезали всех...
   Он выжил, но лучше бы подох. Ту ночь он не забудет даже в доме пращуров, как и свою вину. Ведь позже мир менялся на его глазах и Майльфольм видел, во что он превратился без любви, без защиты и опоры. Без веры. Ее давали изначальные, не стало их - не стало жизни.
   Слова жреца сбылись, мир покатился в бездну. И он чувствовал свою вину, был уверен, что лично поспособствовал подобному повороту событий.
   Новая вера и новые боги несли веру лишь в себя, а ты ничто против болезней и стихий, против неправды в сердце людей, зла и подлости. Да разве можно уровнять светлого и простого? Что может первый и что второй? "Люди равны и Бог един" -- какая чушь!
   И лишь осколки прошлых родов все еще держались мира предков.
   Он помнил взгляд Нейлин при помолвке. Он помнил ее преданность, ее безграничную любовь и готовность уйти с ним, закрыть собой, и даже после, в ночь, когда напали багги, девушка не смогла убежать, потому что не могла его оставить, не могла и все. И прикрыла собой, и умирала, улыбаясь ему в лицо и все держала ладонь на его щеке, излечивая от ран и не давая умереть, хотя сама умирала...
   И тогда, у водопада, он видел Нейлин, а не Эйорику, чувствовал ее любовь и умирал от тоски, невыносимой вины за содеянное.
   Да, с той ночи в дейтрине утекло много воды, и он ходит осторожно, стараясь не смять ни один цветок ногой. Но это не вернет уже сорванный и высохший, рассыпавшийся в прах в его грубых руках.
   Только оставшись в одиночестве, он понял, что сотворил, только когда баги вырезали почти всех светлых, Майльфольм понял насколько был значителен каждый, как важно было сохранить каждого. А он не смог. Он сломал. Он растоптал. Сам. Растоптал то, что ему родом было доверено хранить и оберегать.
   -- Я тебе не судья, -- тихо бросил Эрлан, прижимаясь губами к виску Эрики. Он нашел ее, они встретились и он должен сохранить ее во чтобы то не стало.
   Майльфольм склонил голову и вытащил меч из-за плеча. Ему оставалось одно - поступить по законам чести - лишить себя жизни. Но его руку сжало в тиски, и мужчина вскинул взгляд - Эрлан смотрел на него нехорошо, презрительно и твердо.
   Лири забрал меч и бросил:
   -- Не те времена, брат. Не о прошлом думать надо, о будущем позаботиться, ? и убрав меч в ножны, покосился со значением на пару. Майльфольм все понял.
   "Нужно идти, счастье мое", -- заглянул в глаза девушке Эрлан, а они сонные, и по сердцу как лепестки рассыпали - хорошо до истомы. Только смотреть, только знать что жива, что рядом, что хорошо ей и спокойно. Придет момент и она станет его.
   Эрике действительно было так спокойно, что ни одна мысль не тревожила. Так бы и стояла, прижавшись к Эрлану год, десять, век. Какой идти, куда?
   Мужчина просто подхватил ее на руки.
   Его дар творил и не такое.
  
   Глава 14
  
   Шах жевал зубочистку и поглядывал на Радия. Тот смотрел в одну точку и шевелил губами. Сеанс спиритизма затягивался и мужчина не выдержал, взглядом развернул его к себе.
   Радиш с оторопью уставился на него и сплюнул с досады:
   -- Никогда больше так не делай! Аркарн, между прочим, тобой недоволен!
   Шах огляделся - двое стражей за спиной и стройный ряд сосен по склону вниз - все. Никого более не надуло.
   -- Что еще за аркан?
   -- Аркарн! -- поднялся Шутов и двинулся к озерку умыться, чтоб от дурноты избавиться, которую молитвами друга получил. -- Отец твой!
   -- Ага, -- хмыкнул тот, и развалился на пригорке, с долей сочувствия и иронии поглядывая на товарища: совсем местный фольклор парню мозг задурил. -- Папашку моего звали Виктором, и недоволен он был, когда на опохмел тугриков не хватало.
   -- Каким ты был ненормальным, таким остался, -- ворчал Радиш.
   -- Мы с тобой виделись? Может не раз из одного котелка хлебали? Что-то с памятью моей стало...
   -- Сдуло! Самхарту скажи спасибо.
   -- Кому?
   -- Отцу Самхата!
   -- Ты не утомился, часом?
   Радий вернулся и бесцеремонно отпнув ногу мужчины с пенька, уселся.
   -- Не-а. Это ты как дурак в беспамятстве все ходишь, дитя продвинутых технологий.
   Шах бровь выгнул - не заносит?
   -- С цепи сорвался или крыша потекла вконец?
   -- А ты вспомни, как за какой-то летающей фигней бежал и разрушил построенное Самером и Эйорикой. Или как у нее цветы забрал, потом от брата по загривку получил. Или как меня доставал.
   Шах сел:
   -- Температура?
   -- Да ну тебя, -- отмахнулся и огляделся. -- К Самеру надо быстрее. Его спасать, а потом на подмогу. Самхата уже нет. Помедлим, не будет Самера, а еще помедлим... короче, все усилия наших отцов прахом лягут, как тот замок, что ты своей ногой разрушил. Так что, подъем и кросс до упора.
   -- То что ты болен, я понял. Не понял - чем захворал, -- протянул Шах, поднимаясь.
   Радиш же уже бежал за Ларошем.
  
   -- Помирать, значицо собралси.
   Марк покосился на Прохора - ну, до чего нудный пацан. Спасу от него нет. Вот и гудит, как стая комаров у болота.
   -- Ты не закор, ты кошмар, -- просипел.
   Лань склонилась над раненным, оттерла испарину со лба и озабоченно посмотрела на Малика. В глазах слезы стояли:
   -- Дольше медлить нельзя, и здесь ему нельзя - помрет.
   Мужчина хмурился, рассматривая светлого и, соображал, что делать, а ничего не выходило. Жрец нужен, и тот, что поможет, Малик бы не взялся утверждать, но хоть уход облегчит. Опять же, где жреца взять? Высунься и тут же баги возьмут, куда уж жреца довести - кабы светлого не добили. Набегло их - тьма. Чуют беду для себя. Видно кто-то из братьев все ж сберег изначального, возможно и довел до Тоудера.
   А вот им не свезло. Застряли да еще с полумертвым.
   И провиант на исходе. Они-то с Ланью, ничего, пояса подтянут, а раненному пища нужна особая абы сам особый. Амин же на исходе.
   Вот и думай, чего делать. Хоть так крути, хоть этак - один конец - сидеть ли смертушки ожидаючи, или в пути сгинуть.
   -- Где дружки твои таскаются, ума не приложу, -- проворчал Прохор.
   Марк смотрел на девушку, что заботливо поглаживала ему руку, заглядывала в глаза и все слезы прятала. Извелась вся, а чего? Кто ж виноват, что он напоролся как лох?
   Самара понимал, что умирает, и было жаль уйти так и не получив ответа на массу вопросов. Он закрыл глаза и сам не понял, что случилось.
   Странное ощущение. Он видел себя и других ясно, как через прицел. Чувствовал все, кроме тела. Ни боли, ни забот, и все вокруг ярко. Словно только что прозрел, будто спал, спал и вот проснулся. Он огляделся и увидел Прохора. Тот встал поперек, руки в боки, вид смурной, сердитый:
   -- Эт ты куды собрался? А ну кыш обратно в тело! Кому грю?! Ну! -- ногой топнул.
   Самаре и смешно и грешно. Оглянулся и себя увидел:
   -- Нихрена себе... Что за ерундовина?
   -- Право твое, по рождению, от предков боковых ветвей привет! Да не вовремя выказолось! Кыш в обрат, говорю, неслух! И где твои запропали? Один же ж биолог, да? В ладах должон быть с лекарством. Залатает. Ложись и жди!
   Самара косился на себя, лежащего под сосной, на спину девушки, на хмурого Малика, что у костра в берестенном котелке какую-то похлебку колдовал, и не чуял запахов, не чувствовал физической боли, но иные чувства обострились. Мир вокруг ожил и, казалось, что деревья вокруг чуть гнуться, танцуя вальс, трава шепчется, котелок ворчит, языки пламени его ласкают.
   -- Прикольно, -- заулыбался мужчина. Любопытство и воля дарили эйфорию, и не было ни страха, ни сожаления.
   -- Я те дам, веселится он понимашь! Атедь до тела! -- верещал Прохор, но Самара отмахнулся. Оглядел себя - а нечего, нет его. Потянулся и у верхушки сосны оказался. Сверху вовсе смешно было смотреть на свой труп и стражей, на языки пламени.
   -- Ну, дождесси от меня! -- зашипел Прохор и вцепился в него, повис как кирпич, утягивая вниз. Самара сам не понял, как шлепнулся.
   Глаза открыл и опять навалилась боль и слабость, жар. Хотелось пить.
   Лань точно бы угадала - поднесла настой из каких-то трав к губам.
   Плохо. Как из огня да в полымя.
   Застонал.
   Пару глотков и без сил глаза закрыл. Немного и вновь рядом с телом стоял.
   Прохор только рот открыл - мужчина палец выставил:
   -- Заткнись, а то придушу.
   Парень с треском сомкнул челюсть и только взглядом всю "любовь" выказывал.
   Самара огляделся - в принципе ничем жизнь вне тела не отличалась, только краски ярче казались, зрение острее, восприятие, словно нервы оголили. Он видел то, чего видеть не мог - птицу, спрятавшую в кустах свою кладку в полкилометре от стоянки людей, гриб, таранящий дерн, рыбу, плескающуюся в озерке далеко слева. И точно так же чувствовал, причем на уровне "знаю", не объяснимым ни логикой, ни разумом образом. Не было запахов, тактильных ощущений, но было четкое "знаю" на любой предмет. Смотрел на Лань и чувствовал ее мысли, именно ощущал о чем она думает, ее тоску и страх, что он умрет и все окажется напрасно. Она переживала за него не как за приглянувшегося мужчину, как за нечто божественное. Он был для нее тем смыслом, ради которого стоило жить, но если умрет, то и ей незачем существовать.
   Самара хмурился, вслушиваясь в ощущения, в те токи, что шли от девушки и мог облечь их в слова, но они были не нужны.
   Малик переживал, как и она, но его мучительные изыскания были направлены на одно - найти выход, спасти, вытащить, обойдя засады. И он не знал, как это сделать, и понимал, что ситуация опасна, и без всяких метаний готов был покончить с собой, если не удастся спасти светлого.
   За плечом Самары встал Прохор. Он молчал, но мужчина четко уловил его настойчивое желание, чтобы он вернулся в тело, предостережение, что опасно находится вне долго.
   -- Почему? -- спросил не оборачиваясь.
   -- Потому что ты не обучен. Тебе бы детта, -- вздохнул. -- Знаешь, раньше все было иначе. Мир был понятен и прекрасен. А сейчас миром правит зло и в нем все меньше места добру. Любовь убили много лет назад вместе с наследницами родов. Так случается, что любовь не в каждой рождается. Раньше распознавали и берегли, как зеницу ока. А тут погубили по прихоти своей и пошло все наперекосяк. С тех пор о любви лишь помнят и скорбят. Добро и честь сожгли в мельберне. О них тоже осталась только память. Первое что уничтожили - дейтрины и мельберны. Детей, что были будущим родов, учителей, что помогали светлым раскрыться. Теперь и светлых-то - ты да я да мы с тобой, а изначальных и вовсе по пальцам рук пересчитать. Уйдешь и вас вовсе не останется. А кто мир защитит? Кто людям веру, любовь, правду, честь и справедливость вернет? Кто законы предков отстоит?
   Самара медленно повернулся к парню, но Прохор уже не был сопливым мальчишкой - перед ним стоял муж.
   -- Отродясь рода не было средь изначальных тех, кто долг бы презрел, себя поперед его ставил. Не позорь ни себя, ни предков - вернись и сделай что должно. Выздорови, встреться с товарищами и верни миру мир, свет душам и радость сердцам. Вы не сделаете - никто не сделает. Не те времена, чтоб на других надеется. Каждый в этом борбище важен.
   Самара покосился на себя, лежащего в беспамятстве и испарине. Ему не хотелось обратно в жар и боль израненного тела, но что-то было в словах Прохора, что заставило его шагнуть обратно.
  
   -- В деревни не заходите, не до того, -- сказал Ларош.
   -- Самер уже у нас появлялся, -- закивал Мирош. -- Время не теряйте.
   Радиш поморщился:
   -- Так плох?
   -- Худой совсем, -- кивнул мальчик и покосился на Шаха, что с недовольным видом жевал зубочистку и с нетерпением ждал окончание очередного сеанса общения с духами.
   -- Слышь, ты, шаман, кто пару часов назад орал "гей и до упора"? Мы идем или нет?!
   -- Бежим, -- буркнул мужчина и кивнул Ларошу. -- Показывай дорогу и не останавливайся.
   Четверка побежала дальше, вверх по склону. До ночи по пересеченной местности, все больше горной, кросс сдавать тяжко. К темноте всех уже штормило, но Радий пер не останавливаясь и другим не давал.
   Шах бы возмутился, но в какой-то момент почувствовал себя ведомым знающим проводником. Было что-то в этом Родионе иное, чем в том, с которым он шагнул на переправу и вывалился на этой планете, и рождало ощущение, что он один из всех понимает, что происходит и видит полную картину. Мертвые ему что нашептали, больное воображение нарисовало или вирус кренделя такие по психике выписывал - стало вторичным.
   Шах, сцепив зубы упорно бежал за товарищем. Но вскоре бег перешел в шаг, немного и Радий вовсе остановился.
   -- Где-то здесь, -- прошептал, присаживаясь за куст, словно прячась.
   -- Кто, что? -- скопировал его маневр Шах, внимательно оглядывая местность вокруг. В полумраке были видны все те же ровные свечки стволов и их тени.
   -- Засада. Баги.
   Стражи переглянулись и вынули мечи из ножен. Шах поморщился - куда торопятся.
   -- Это тебе мертвые нашептали? Я что-то никого не вижу и не слышу.
   -- Увидишь - поздно будет, -- бросил Радиш.
   Тоже верно, -- скорчил рожицу мужчина. И крутанул рукой, указывая стражам - одному налево, другому направо, а сам пошел прямо, крадучись и прислушиваясь, приглядываясь.
   Чуть дальше была низина и с ее краю мужчина приметил тень, отличную от естественной. Подкрался ближе и понял, что не ошибся - на хвое растянулся дозорный, а в низине засело около семи мужчин, видно привал устроили.
   Снять дозорного - не проблема, проблема с остальными справиться. Семеро их или больше, Шах бы утверждать не взялся, а разведывать опасно. Близко подбираться - себя выдать, на неприятность напороться.
   Он присел у ствола и задумчиво огляделся, соображая, что предпринять. Идти напролом глупо, проще обойти. С другой стороны и поквитаться за разоренную деревеньку хотелось и "языка" взять, чтоб вообще понять, что происходит.
   Мужчина начал осторожно отступать и был перехвачен Харном. Тот прижал его к дереву и выказал растопыренные пальцы ладони, потом еще и указал вправо. Взгляд стража был нехорошим, глаза как сталь блестели. И Шах понял ход его мыслей - отрицательно качнул головой. Указал в направлении низины и выказал восемь пальцем.
   Харн отодвинулся и чуть не сплюнул.
   Мужчины вернулись к Радию, а там уже Горлан таился.
   -- Двенадцать, -- доложил.
   Шах выплюнул зубочистку:
   -- Хреново. Им здесь медом намазано? Кучкуются толпой, -- прошептал, соображая как обойти. -- Нам прямо?
   -- Да, -- кивнул Радий. И в упор уставился на товарища - мысль шалая посетила:
   -- Позови дождь. Ливень.
   -- Чего? -- перекосило того.
   -- Ливень устрой. За завесой нас не увидят - пройдем.
   -- Мож тебе сразу целенаправленный торнадо устроить, или точечный атомный удар? -- крутанул у виска.
   -- Мать! -- выругался еле слышно Родион. -- Ты же умеешь, твое право по рождению, -- процедил. -- Так примени его, а потом обсудим что кто и чего! Самара одной ногой на том свете, не время ломаться!
   Шах уставился на него как на полного придурка, но мысль о лейтенанте навеяла и другую - ведь получилось же и в деревне и с животными. Может не так уж шизофренично предложение Радия?
   Но...
   -- Как? -- развел руками.
   -- Мозгами!
   Шах сплюнул демонстративно и отвернулся. Задумался: как у него в прошлые разы получилось? Глаза закрыл и представил, что с двух сторон ливень стеной стоит, а посередине, как раз, где им нужно пройти - сухо. И так живо картинка нарисовалась, что даже запах влажной хвои появился, озона. И вдруг с шумом с неба обрушилась лавина воды. Мужчина голову в шею вжал от неожиданности, уставился на вставшую стеной стихию слева и справа. И обалдел, глазам не веря - это он? Это как?
   Ровно как представил - сухая тропка посередине ливня.
   -- Супер! Вперед! -- толкнул его в плечо Радий и ринулся по образованному пути.
   Как все получилось, Шах не понял, но озадачился. Бежал за другом и думал, что "вирус" или та неопознанная составляющая воздуха планеты, влияет очень даже интересно на человека. Не помешало бы провести серьезные исследования. Возможно, именно этим и занималась предыдущая группа, вернее была послана сюда для исследования данного феномена.
   Шах как принимал проявления уникальных способностей, так и не исключал, что они игра воображения. Он вполне допускал, что "вирус" уже глобально подточил нервную и психическую систему, а значит, все происходящее могло быть смоделировано в воображении, а не наяву.
   -- Слушай, у тебя нет ощущения, что ты спишь? -- сунул руки в брюки и зашагал рядом с товарищем, когда кросс закончился и ливень остался далеко за спиной.
   Радий внимательно посмотрел на него:
   -- Ты серьезно думаешь, что у нас искривление сознания? Глюк - один на двоих?
   -- Или на одного, -- пожал плечами.
   Шутов усмехнулся:
   -- Знаешь, я довольно долго просидел в психушке с подобным искривлением, и уж как-нибудь реальность от нереальности отличаю. Мне тоже было трудно поверить, да кого там, не стану скрывать - страшно. Но я серьезно вижу и разговариваю с умершими родственниками. Это они, мой брат Ларош, сказал, что здесь засада.
   Шах покосился на мужчину, но промолчал. Он допускал как то, что Родион действительно стал спиритом на почве съезда крыши, так и то, что у него банально обострилась интуиция и слух под воздействием "вируса".
   -- Мне сложно поверить, что все это реальность, -- заметил только.
   -- Защитная реакция организма, раздел психики, -- констатировал Радиш.
   -- Не отрицаю, но и не настаиваю. Все может быть. Но давай применим логику и знания?
   -- О, ну, понятно. Тебе как представителю медико-биологической службы нужно все привести к научному знаменателю физиологических, нервных или психофизических процессов. А если некоторые не поддаются объяснению?
   -- Нет таких. Есть отсутствие знаний по предмету, который не можешь объяснить. Факт в другом. Нам тут уши парят о праве по рождению. У меня типа сила мысли, у тебя, так понимаю, связь с загробным миром. Ладно, допустим...
   -- Факт. Только что убедились.
   -- Хорошо. Но как ты объяснишь это "право по рождению"? Откуда оно взялось и почему именно сейчас и здесь? Вот ключевые вопросы, и ответы на них, очевидные, между прочим, напрочь рушат твою уверенность, что происходящее норма и реальность. Первое - ты не мог родиться здесь...
   -- Но родился...
   -- Хорошо, тогда как оказался на Земле? Или станешь отрицать, что жил там, получал образование, служил? И ни черта не помнил о доме родном?
   -- Нет, -- бросил через паузу. -- У меня нет ответа как, знаю только, что в этом помог какой-то Инар.
   -- От кого знаешь?
   -- От отца.
   -- Ты связь наладил? -- нахмурился Шах.
   -- Не ту. Я про настоящего отца. Умершего.
   У Шаха бровь на пару секунд к челке уехала.
   -- Хм, в смысле мертвый тебе сообщил, что тебя маленького какой-то паренек свистнул? А теперь ты вернулся и прямиком в объятья пусть и призрачных, но очень довольных родственников? Супер версия, всеми видеокомпаниями не на одну сотню раз обработанная. Самому ничего странного в ней не кажется?
   -- Я не сказал, что меня украли.
   -- А что сказал?
   -- Отец сказал, что Инар увез.
   -- Но не украл. А не одно и то же, да? -- скривился ехидно. -- Ладно, допустим тебя увезли и покрали - хрен с ним, называй, как хочешь. Но как быть со мной? Меня не крали, мертвые ко мне не являются, чтобы генеологическое древо в подробностях биографий разложить. И жил я на Земле как любой человек без всяких экстроординарных закидонов. И родня имелась. Настоящая, из плоти и крови. Мама просто идеал во всех отношениях, папашка не без закидонов, но тоже нормальный мужик. И оба без съездов крыши в сторону неопознанного - вполне четкие и разумно рассуждающие. И не леветировали, ни телепотировали, ясновидением не страдали, привидений не гоняли. Так с какой полки на меня "право по рождению" брякнулось, и почему здесь проявилось, а не положим, когда экзамены в медакадемию сдавал? И почему у меня это "право" - сила мысли, а у тебя - спиритизм?
   -- Потому что ты из другого рода.
   -- Ааа! -- хохотнул. -- Убойный аргумент.
   -- Я серьезно. И ты и я, и Самара и Эра, и погибший Самхат - все из разных родов, но все местные, и все светлые, и не просто светлые - изначальные.
   -- А разница?
   -- Изначальные - самые главные из светлых, потому что первые. Сила права в изначальных полная, а в просто светлых - как разбавленная.
   -- Это тебе тень отца Гамлета спела? Ладно. А вопросец можно? Среди светлых темные наблюдаются?
   Радий остановился и повернулся к другу - этот вопрос ему в голову не приходил, но сейчас показался резонным.
   -- Не знаю, -- нахмурился. -- Надо уточнить.
   -- У кого? -- кивнул на стражей за спиной.
   -- У родни узнаю, -- пошагал дальше.
   Шах пошел за ним, поглядывая в спину и, пришла ему в голову мысль:
   -- Хочешь сказать, что ты абсолютно уверен в той информации, что получаешь от мертвых?
   -- Да.
   -- Тогда спроси их, в туфлях какого цвета была девушка, которую я впервые пригласил на свидание.
   Радиш услышал смешок рядом и покосился вниз, на проявившуюся у его ног сестренку.
   -- Она вааще не плишла, -- хихикнула опять проказница и умчалась прочь, заметив укоризненный взгляд Лароша.
   -- Ни в каких. Девушка не пришла на свидание, -- бросил Радий Шаху.
   Тот притих, соображая откуда ему могут быть известны такие вещи, и пришел к выводу, что процент правильного ответа равен пятидесяти. А мужчина просто пошел по наиболее выгодному для себя пути, но все равно методом тыка. Ведь всем известно, что вариантов только два - девушка пришла или не пришла. И как правило на первое свидание не приходят. В пятидесяти процентах.
   -- Ладно, -- протянул. -- Еще вопрос: как звали собаку моего соседа и какая у нее была порода.
   -- Соседа по чему?
   -- По парте. В первом классе.
   -- Лелик. Пекинес, -- пожала плечами Мина, с настороженностью покосившись на мужчину. -- Ему трудно поверить, Радиш, но мы готовы тебе помочь убедить его.
   -- Он поверит, Мина, дай ему время.
   -- Что? -- не расслышал Шах.
   -- Ее звали Лелик. Она была пекинесом.
   -- Ммм... А что, мертвые все знают?
   -- Не знаю, не интересовался.
   -- Тогда может скажешь, что я думал, когда мы возле переправы собрались? Хотя нет, там мысль одна на всех была. Спроси - что я думал, когда...
   -- Увидел Эрику? -- развернулся к нему Радий. -- Что знаешь ее. Что с такой не на задание бы, а в ресторан на ужин при свечах. А еще ты подумал, что, кажется, уже видел каждого из нас. Что компания знакомых собралась. И только потом, отмахнувшись от этой мысли, ты подумал, что мы компания, но незнакомых, но самоубийц. Ты был уверен, что мы не вернемся.
   Шах молчал и смотрел на него, не зная, что сказать. Он был точен, и точно не мог прочесть его мысли, тем не менее, прочел. Во всяком случае, выдал именно то, что пришло в голову у переправы. Даже чувства. И ладно на счет группы - можно угадать. Но как на счет Ведовской? На лице было написано, а Радий прочел?
   -- Ты хороший психолог и физиономист, -- заметил тихо.
   -- Нет, Шах. Я всего лишь перестал бегать от себя и искать привычные в том мире объяснения непонятным вещам. Я принял и себя и свое право, как свою семью. Как и мир, в котором родился. А ты еще нет. Ты все еще цепляешься за рационализм. А его здесь нет. В нас его нет. Мы дети Деметры. Здесь выросли наши деды и отцы, здесь они погибли. Погибли, когда мы были уже в безопасности и не помнили своих корней. Пришло время занять свое место и продолжить дело отцов. Нам - их детям.
   Шах смотрел на Родиона и видел, что он искренен в своих убеждениях, но сам был не готов их разделить. Слишком непонятно, слишком алогично.
   -- Угу? И что за дело?
   -- Вернуть в мир мир, и встать во главе, чтобы сохранять древние законы...
   -- Любви и добра, ага, -- не скрыл сарказма. Скривил рожицу и у груди погладил. -- Извини, мимо как-то и первое и второе, не греет, сердце не бодрит. Видишь ли, мир во всем мире - утопия, а гегемония меня только в размере ограды дачного участка привлекает. Чтоб всякие умники тропу мимо не прокладывали и не учили как редиску садить. И последнее -
   Деметра, говоришь? Что-то я не слышал о такой. Нет ее ни в списках открытых планет, ни в списках пригодных к освоению, ни назначенных на исследование.
   -- А мне все равно.
   Двинулся дальше. Судя по взглядам Лароша, они почти пришли и сейчас Родиона больше интересовало состояние Самера. Он отчетливо понимал, как важно сохранить каждого из вернувшихся. И не плавал в сомнениях как Шах - для него все стало очевидно в ту ночь, когда он поговорил с отцом. С того момента у него в принципе не было существенных вопросов. Более того, жизнь, наконец, приобрела смысл, а сознание словно вырвалось из клетки.
   Но вопросы позже появились.
   К рассвету мужчины остановились у разрушенных скальных пород, заросших мхом и густо усеянных кустарниками и деревьями.
   -- Где-то здесь, -- тихо заметил Радиш.
   -- Твои мертвецы нормально-то довести не могут?
   -- Во-первых, я уже сплю находу, во-вторых, на рассвете они исчезают, появляются только после. Я уже заметил.
   -- Н-да? Значит, у призраков бывают перерывы на обед, -- протянул Шах, осматриваясь и прислушиваясь. Кто-то здесь явно был, хотя было тихо и никого не видно.
   -- Тец, тец, тец, -- проклацал Горлан, видно выдав понятные стражам позывные.
   Немного и в стороне, за камнями, поднялся куст. Мужчина стащил шапку с ветками и отвесил поклон светлым. Прошел вниз и подал для пожатия поднятую вверх руку своим товарищам.
   -- Не чаяли уж о подмоге. Баги обложили, а светлый совсем доходит. Что делать, ума приложить не мог. Идемте.
   Группа поднялась вверх за Маликом и оказалась на небольшой площадке, густо поросшей вокруг кустарниками. Возле сосны лежал заботливо укрытый Самара.
   -- Ну, наконец-то! -- начал пихать его Прохор.
   -- Отвали, -- простонал тот в лицо Шаху, что нагнулся над товарищем, изучая его раны. Пульс пощупал, пропустив мимо ушей тихое причитание девушки:
   -- Бредит, какой день.
   Дела и без диагнозов левых медиков были ясны - состояние крайней тяжести.
   Радий решил ее отвлечь, представился, чуть отводя в сторону. Лани невольно пришлось ответить, опомнившись, поклон положить. Но девушка все равно с тревогой смотрела на недужного и здоровяка, что колдовал над ним.
   -- Светлый знает, что делать? -- спросила тихо.
   -- Найдет, как вытащить, не переживай, -- и кивнул на костерок, чуть тлеющий в специально устроенной ямке меж камней. -- Сообрази-ка нам что пожевать и воды вскипяти. Пригодится.
   А сам к Шаху подошел, присел на корточки над Самарой с другой стороны:
   -- Как он?
   -- Хреново, -- отрезал мужчина, ощупывая кожу вокруг раны на груди. -- Явно что-то застряло, возможно, наконечник. Восполнение - четко. Пугать не стану, но очень похоже на сепсис, а не локальное воспаление.
   Вытащил аптечку из кармана рукава, провел пальцем по шприц-тюбикам, разворачивая их наклейками и выбрал два. Фигня, конечно, дробина против мамонта, но хоть какое-то облегчение состояния.
   Шах понимал, что не ошибся - сепсис у Самары, но и без него ему было неясно как тот жив с двумя, фактически, смертельными ранениями.
   -- Свою аптечку гони, -- бросил Радию.
   Состояние Самары было тяжелом, и единственный выход, который видел Шах, была операция. Благо возможность ее провести есть - он всегда таскал с собой дополнительную аптечку со спецефическими инструментами и препаратами. Вытащил ее из кармана другого рукава и Радий присвистнул:
   -- Как знал.
   -- Опыт, сын ошибок трудных, -- буркнул мужчина, ставя коробку на камни. Взял дезинфектор и обильно смазал им вокруг раны. Вскрыл стерильную упаковку со скальпелем и уже им вскрыл рану. Кровь хлынула вместе с гноем.
   Самара застонал и приоткрыл глаза. Ему показалось, что рядом находится Шах, а чуть дальше - Радий.
   -- Они, они, не кажется. Полегчает те, -- заверил Прохор.
   -- Как же ты мне... надоел, -- выдохнул мужчина.
   Шах только хмыкнул.
   -- Понимаю, лейтенант. Но придется терпеть.
   И всадил обезболивающее в сонную артерию, а следом и противовоспалительное. Мужчина глубоко заснул, а Шах принялся извлекать инородный предмет, обработав дезинфектором пальцы.
   Он был готов увидеть пулю, древко, наконечник, даже осколок камня или стекла, все что угодно кроме того что вытащил. Плоская чипсета появилась на свет, и товарищи переглянулись.
   -- По-моему это по твоей части, -- бросил Радию и вложил окровавленный кусочек пластика ему в ладонь. Ощупал, оглядел, ничего больше не нашел, и зашил рану, обработал. Принялся за вторую, с помощью Малика перевернув раненного на бок.
   Вторая рана была много хуже. Удивляло, что Самара еще жив. Причем "удивляло" - слабо сказано - точнее было к чуду причислить.
   -- Какой идиот его с раздробленной лопаткой на спину положил? -- процедил. Стражи переглянулись и покаянно опустили головы. -- Придурки, -- ругался боец.
   Пока мужчина возился с Самарой, Радий уселся на камень и изучал чип, очистив его водой от крови.
   -- Ну, что? -- спросил его Шах, закончив с раненым. Сел рядом.
   -- Запчасть какая-то. Непонятно от чего и нафига.
   -- Но не местная. И знаешь, спирит ты мой дорогой, есть у меня мыслишка, что и в нас такие штуковины имеются, -- протянул.
   Радиш взгляд на него вскинул, нахмурился. Шах же забрал чип и начал изучать. Что-то он ему напоминал, но что?...
   -- Как Самара?
   -- Хреново, -- отмахнулся: что воду в ступе толочь, пересказывая, что и ежику ясно
   -- Выживет?
   -- У мертвых спроси, -- покрутил в пальцах чип, разглядывая его на свет. И бросил. -- Наши аптечки израсходуем - посмотрим. Если еще жив, может и дальше чудеса живучести, как зло всей клинической медицине выкажет. Но будет инвалидом гарантированно. Я кости собирать в полевых условиях не умею. Пневмоторакс локализирую и от воспаления удержу, а дальше как местные боги позволят.
   -- Ты почти бог, местный. Ливень устроил? Устрой, чтоб Самара выздоровел.
   Шах уставился на мужчину, и опустил руку с чипом, вздохнул. Перевел задумчивый взгляд на лейтенанта и буркнул:
   -- Попробую... А фигня эта напоминает мне базисчипсет от биологического оружия. Есть такая ерундовина - БМ -15. Если рвануть такую - пол планеты без людей и зверей останется, вся фауна на. Но хрянь в том, что БМ на секретном подотчете. Партия маркирована с доступом только по резолюции верховного совета федераций. Проще достать атомную бомбу: вон хоть из музея, чем БМ, и уж совсем тупо разбирать и по телам ныкать. Ерунда какая-то.
   Радий взял у него чип, покрутил и в карман сунул:
   -- По ходу пьесы разберемся.
   -- Угу. План минимум - поспать и поесть. Потом Самару поднять. Сейчас он отрубился часов на десять. Восстановители сработают, их хватит. Пару дней и воспаление, авось, пройдет. Гарантировать ничего не могу кроме одного - идти он не сможет.
   -- Понесем.
   -- Куда? В Тоудер?
   -- Туда Эрика придет, она лечить умеет.
   -- Тоже "право по рождению"? -- хмыкнул. -- Ну, ну. Слышал. Интересно, какое право у Самары?
   А у самого перед глазами Ведовская встала - гибкая, подтянутая, замкнутая, как не от мира сего, а в глазах как поляны с цветами расстелены и манят, манят...
   Мотнул головой - сбрендил, что ли?
   -- Право Сабиборов - обостренный слух, взгляд и восприятие, -- молвила Лань, услышав вопрос мужчины. Тот глянул на нее оценивающе, отчего девушка потупилась и покраснела.
   -- Ты, красавица, видно много сказок в детстве читала. Оттуда все и узнала, да?
   -- Отчего ж? Знак светлого все рассказывает, -- ответила совсем заробев.
   Шах губы пожевал, достал зубочистку, в рот сунул, изучая тату на лбу лейтенанта.
   -- Это не ты его разукрасила, часом? -- прищурил недобро глаз и на Радия покосился - не один ли мастер тату развлекался? И как дались?
   -- Как можно? -- испугалась. -- То знаки родовые, от рождения вместе с правом дадены.
   -- Ага? Может и мое право мне зачтешь?
   -- Чего проще, -- вступился Малик, чуть оттирая совсем заробевшую Лань. -- Ты - Вейнер Шахлар Тшахерт Лой, сын Аркарна Тшахерт Лой.
   -- Мне не выговорить, -- качнул челюстью Шах. Не нравилось ему, что чужими именами величают. -- Меня Валерий зовут, и не лают.
   Страж головой качнул:
   -- Не гоже от рода отказываться, светлый. Хоть и далече от дома ты вырос, а корни забывать не след.
   Шах в упор смотрел на него и жевал зубочистку, соображая, откуда мужчина вообще местное ФИО взял и ему приляпал. И невольно по лбу провел - не хватало, чтоб и у него татушка объявилась. Хотя откуда? Кто б ему ее устроил так, чтоб он не знал? Вроде не бухал в дороге до беспамятства...
   -- Умыться есть где?
   -- Чуть ниже озерко, -- указал вправо страж. Мужчина двинулся, желая одного - посмотреть на свою физиономию и убедиться что она нормальная, без всяких аномальных раскрасок. Дела-то странные творятся, так что удивляться не приходится. Наслушаешься дуриков, не то что в призраков - в кикимор и НЛО поверишь.
   И зубы сжал с досады, увидев в мутной глади непонятный знак меж бровей. Потрогал, пытаясь понять, как такое может быть. Попытался смыть, стереть, но тот лишь ярче проступил, а в теле слабость появилась.
   Из воды Шах не вышел - выполз и рухнул на песок и траву без сил.
   И увидел над собой Радиша:
   -- Твой закор - вода. Напомнить? -- хмыкнул.
   -- Пошел ты, -- прошептал - рявкнуть сил не было. А хотелось до слез.
   Шаху стало не по себе от одной мысли, что все происходящее реальность, а не последствие влияния на организм и психику "вируса". И все что говорил Горлан и Радий - правда. И эта планета - его родина.
   Выходило, что он приемный, что какая-то сволочь лишила его и дома и родни? Сломала судьбу, по сути.
   Почему приемные родители ему не говорили, почему у самого ни разу даже подозрения, что приемыш не возникло?
   Нет, не правда, не может быть правдой. Ведь поверить - перечеркнуть всю жизнь.
   -- Инар, говоришь? -- протянул зловеще: а кто еще такую хрянь провернуть мог?
   Радиш стянул с него ботинки, давая ветерку обсушить ноги, и сел рядом с товарищем:
   -- Хочешь поговорить со своим отцом через меня? -- спросил тихо.
   Шах закрыл глаза, уверяя себя, что всему есть рациональные объяснения и спросил:
   -- Откуда этот знак? Кому спасибо сказать?
   -- Это "родимые пятна". Знаки рода.
   -- Чего ж этого пятна раньше не было.
   -- Раньше тебя здесь не было. И право твое спало. Кстати, твой отец говорит, что мне не нужно тебя убеждать. Ты и так все знаешь и понимаешь - принимать не хочешь. Но примешь. Время нужно.
   -- С чего, вдруг? И когда? Когда еще одну татушку, только уже на заднице, увижу?
   -- Когда придет время встречи.
   -- С кем, чем?
   -- Ты сам все поймешь.
   -- Можно сейчас?
   -- Он не хочет говорить. Одно просит тебе передать - вода лишь на время становления и укрепления права забирает твои силы. Она не закор. Потом все пройдет. Закор твой в другом. Он один у всего рода Лой.
   -- Какой?
   Радиш с сочувствием посмотрел на него:
   -- Ты однолюб, -- и встал, пошел к стражам и раненному.
   Шах приподнялся на локтях, провожая его нехорошим взглядом, в котором упрямство смешалось с неверием, а удивление с презрением.
   И сплюнул с досады: спасибо, подбодрил!
  
   Глава 15
  
   Места были глухие, но некогда обжитые. Несколько раз встречались столбы с лентами, и группа обходила его стороной. Было ясно, что это, как предостережение, но девушка не предполагала, что они фактически обелиск убиенным.
   -- Большие стаки ставят на месте больших скоплений убитых, -- пояснил Эрике Лири, придерживая ее, когда она в очередной раз чуть не свернула голову, рассматривая ритуальную штуковину. -- Они предупреждают, что это место нужно обойти и не тревожить покой умерших.
   -- Братские могилы?
   -- Деревни. Баги вырезали и вырезают целые деревни, если жители не хотят преклонить колени перед крестом. Новая вера никого не жалеет. Потому и верят насильно. Потому и лукавят без ума и повсеместно. Крестам поклоняются, а сами к жрецам бегают. Тех, как и светлых добро перемололи. У жрецов кастовость была. Были жрецы детты, были жрецы малы, жрецы - знахари и служители, были амины, были аттари. Детты девиц да парней обучали, помогали право раскрыть и укрепиться, малых детишек обучали, а среди них обычных пригодных к служению примечали, отбирали себе на замену. Жрецы первые посредники меж обычными и светлыми. Были. Из молодых раз, два - обчелся их осталось. Полетел мир в бездну.
   -- Давно?
   -- Двадцать лет, наверное, около того. Сперва воду мутили, но светлые всегда спокойно к чужому мнению относились, потому, наверное, и не думали о беде. Я пацаненком был, помню с батей на площади в Ясенцах вестника слушали. Забавно он пел, мол, светлые от темного и темный тот, враг всего живого, потому как имя его Гордыня, и чтоб спастись, кресту поклоняться нужно, только он от тьмы спасет, потому как знак Бога, того что мир сотворил и нами населил, а мы дети того Бога и равны все. И воздух он нам дал, и воду и огонь, и ходить научил, и говорить, и мыслить. В общем, все от них, от Богов, а не от светлых. И от главного - Высшего. А светлые, мол, от ... как его? Лукавого, владеют нами и слепят, разум затуманивают ради своей выгоды. Что мы им как рабы и пора прозреть, скинуть их.
   Крест.
   Эрике вспомнились нашивки службы миграции. Но какого черта она могла здесь делать и на каком основании впереди других органов и служб пошла? Неувязка.
   ? В общем, ходили вестники, болтали забавное, развлекали боле, чем увлекали. А потом восемь дейтринов и семь мельбернов в прах. За сутки. И понеслось - не остановить. Смеяться -то над вестниками смеялись, но нашлись и те, кто поверил. Вот уж правду сказать, тьма накрыла разум и души, и мир весь. Страх людей накрыл. С багами те боги шли, о которых вестники баяли. Черны, в одеже, как твоя, и где побывают, там хворь объявляется, да такая, что жрецы помочь не могут, косит хворь всех без разбору. А после баги идут и вестники поют - вот мол, вам наказание за неверие. Себе подобных возвеличиваете, волю на неволю поменяли, а Бог -Отец вам свободу дал. Пренебрегаете - получаете. Уверуйте в Отца своего, крест ставьте ему и будет вам прощение и минет чаша горькая. Страаах. Он как зараза прошелся, каждого коснулся. И слух ползет - сильны боги, светлые супротив них - тьфу. А сильны по вере, мол, Отца чтут, потому он их великой мощью награждает.
   Всех изначальных повывели, те и оглянуться не успели. Знак то, знак, что неправо жили, не тем верили, не на тех опирались. Вот боги, они - да. Им верьте, им кланяйтесь. А ведь как они можете стать, только отриньте тьму идущую от изначальных, в объятья Отца вернитесь да почитайте его. По нраву - нет, а согнулись многие. Кому близких хоронить хочется? Только обернулась новая вера горем большим, чем смерть. Деттов не стало - детишки неучи, служб не стало абы жрецов где-то и сами рубили, а где баги на глазах у всех на крестах растягивали, в назидание - мол жрецы ваши только светлым и служат и против вас, а светлые и их кинули, что о вас говорить? Не стааало служб, а с ними и законы забываться стали, справедливость селенья покинула. И каждый за себя да по норам. Дошло - девок красть стали, детей, соседей убивать, наветничать, простые светлых девок брать. Листан, где светлые собрались, чтоб отпор дать - выжгло часом, так что лес полыхал много дней и ни одного зверька в округе не стало, кого уж, души живой. Листан не первым поражением был, но одним из самых горьких из потерь. Листан Мормар, Деба Тебра... всех под корень, даже младенцев не жалели. Светлые семьями ложились. Из города Богов все зло ползло, оттуда мор шел, смерть сама оттуда и к светлым и к обычным пришла. Было и меня задело. Пришел один бог с вестником и багами в Безелицы. Люд галдел, было и кинули чем. Бог-то этот крестик малый в землю воткнул, а у него посередь зеленое мигает, как глаз. Страх. Ушли, Юркаш крест-то тот вырвал и выкинул, а он бахни пылью. Часа не прошло - язвами все жившие покрылись, у тетерок перья вылезли. Где кто был, там и падал. Меня скрутило, родню мамкину. Как сейчас помню, как она меня и сестренку малую к жрецу тащила, из последних сил к святилищу ползла. Померла, и сестрица сгинула. А я, вишь, выжил. Жрец подобрал, да сам бы не справился - Инар Дейндерт у него был, он и вытащил. Меня и еще десяток, не меньше. Дядька твой, ? покосился на Эрику. ? Баги жреца через пару ден порубили. За нас умер. Схоронился бы, может и выжил бы. Да не хоронились ни жрецы, ни светлые, стояли... Эх...
   Эрика одно поняла - здесь славно поработала биологическая служба зачистки. Кстати, родное ведомство Шаха. Не иначе нашли планету пригодной к жизни и решили заселить, но с аборигенами считаться не собирались. Сообществу не скажешь - вот вам земли обетованные, только они немного занятые. Закон звериный и простой - очисти местность, чтоб и памяти о былом не осталось, тогда уж объявляй, что есть свободная и пригодная для жизни планета. Иначе никаких заселений и никакой прибыли корпорациям. Кодекс. Третья статья - для освоения пригодна лишь та планета, на которой не обнаружено наличие разумной жизни. Если на открытой планете обнаружена разумная жизнь, планета объявляется заповедной и входит в список курируемых и все действия подчиняются пункту "а" "б", статьи четыре. Все планеты с грифом "курируемые", объявляются запретными для: а - освоения, исследования и заселения. Б - вмешательства в историю исконной цивилизации, как будь то помощь в любой сфере жизнедеятельности, обучение или внесение любых иновведений.
   В общем, планета становится заповедником. Ждут когда цивилизация станет равной по развитию и только тогда разрешается контакт на партнерской основе.
   Только заповедных планет и нет. Одна - весь список. И не Деметра.
   В свое время Эра уже обращала внимание на эти странности. Заповедных - одна, пригодных для жизни уже четыре. Их активно заселяют.
   А как так случается, что есть все необходимое - кислород, озоновый слой, атмосфера, леса, вода, плодородная земля, а людей нет, никаких существ, даже зверей. Загадка для обывателя, а для служаки простейшее уравнение: аборигены помноженные на БМ 15 - от двух до трех или два десятка распылителей МИГ-4 плюс пять лет консервации, равно чистая и незаселенная планета, пригодная для жизни.
   Она думала об этом, но напрямую не сталкивалась и улик не имела, но даже если б попались доказательства, не знала, чтоб сделала.
   А тут, выходило, в самую гущу попала, изнутри могла видеть. И понимала, что спасает Деметру одно - непонятный элемент в составе воздуха, отрицательно влияющий на человеческий организм. Может и уже спас. Если б не этот факт, уверена была - почистили бы планету без всяких моральных метаний.
   То, что освоение началось - бесспорно. Боги просто так не появляются да еще со знакомыми до боли "знаками". Явно свои сюда нос сунули. Но если учесть, что город богов мертв, как и группа исследователей к предкам прямиком отправилась - головы свои здесь все переселенцы сложили. Наверняка последних сюда не для того чтобы они исследовали, а чтоб их исследовали, отправили. Для подтверждения уже имеющихся данных. Доптест, так сказать.
   Недаром она слышала о некоей Деметре и карантинной зоной вокруг нее по медико-биологическим показаниям. Но это обычное дело для галсеров - прокладывать путь в обход опасных мест, и таких, ой, много, и никаких данных, что планеты в зоне не то что, пригодны для жизни, но и что эта жизнь уже имеется в наличии. Да никто и не спрашивает, как ни у кого не вызывает желание проверить зону карантина. Даже у экстриммеров, любителей приключений на свои экипированные задницы.
   И губы поджала - лирика. Главный-то тест - отношение к жизни, и конечный результат очевиден. Не стоит жизнь для землян и пыли под ногами. Все - кролики подопытные, "мясо". А на Деметре наоборот - с трепетом да к каждому. Грех такую цивилизацию ликвидировать.
   Кто б еще ее спросил.
   И не спросят, и могут установить БМ в любой момент, в любом месте, если хоть одна переправа работает.
   -- Боги еще остались?
   -- Кто ж знает, -- уклончиво плечами повел. -- Не видали давно. Слух ползет - вымерли, а кто баит упорно - ушли покаместь к Отцу своему, а за себя Эберхайма оставили. Однако двух богов баги сами на приманки для вас пустили.
   Знаково, -- нахмурилась Эра. Выходит кто-то знал о группе, и знал кто в группе, а знать или прознать о том могли только свои - по местному - боги. Выходило, что и переправа все-таки могла быть.
   -- Куда же все боги делись?
   -- Как-то разом сгинули. Появлялись то тут, то там, но редко. Слух шел, что мол теперь в городе обитают, но город-то мертвый. Давно это было, Локс из Семхэйна стрелу в бога пустил, а тот и пал замертво. Было. В аккурат в шею пришлось. Кровищи, как у смертного. Локса-то порубили, только всем ясно стало - что боги, что баги - обычные. Ежели смельчак находился - били богов. Вот они более не шастали, баги за них. А потом, говорю ж, вовсе слух прошел, что повымерли. Вот так - светлых повымели и сами сгинули. А зачем то затевать было, к чему мир переворачивать, моча ли им в голову вдарила али грибов дурных объелись?
   Эра хмыкнула и чуть не растянулась, запнувшись о корень. Эрлан придержал, обнял:
   "Осторожно", -- и выпустил, дальше рядом шагал, как ни в чем не бывало. Эра же, как свихнулась - одно прикосновение и желание жаром обдало. И самое паршивое - нравился он ей, до одури нравился. И как смотрит и как ходит, и манеры и осанка, и руки и плечи? и волосы и глаза. Ну, хоть бы к чему придраться, хоть в чем-то минус увидеть.
   А в душе тревожные звоночки - держись от него подальше. Голову он морочит, не нравится, а заставляет нравиться.
   Непонятно ей многое, и тревожит тем.
   То что вспомнилось, воспринималось уже чужим, будто та убитая как чудом наделила и памятью. Своей, а не Эрики.
   Только почему ее выбрала? Может и сейчас каким-то образом воздействует и с Эрланом сталкивает? Может ее это желание, а Эра за свое принимает, как у водопада? Только нет того, что нахлынуло на нее с Майльфольмом, другое будоражит, трепет как лихорадка. И не смотрела бы на мужчину, а взгляд сам устремляется.
   Майльфольма она тоже видеть не могла, и хоть обиды не было, но что-то ело внутри не за себя, за Нейлин. Хотя разобраться - какое ей дело до местных страстей, покрытых уж мхом забвения.
   Однако посчитала, что разумнее держаться ближе к стражу, чем к Эрлану.
   И чуть отстала, чтоб тот нагнал.
   Эрлан обернулся на нее и тут же отвернулся, встретив настороженный взгляд.
   Не ему ей диктовать, но все равно на душе было неспокойно и тяжело.
   Он понимал, что она не знает того, что ему ведомо. Годы вне Деметры лишили ее многого, отсутствие мудрого детта и становления в дейтрине, заставили самостоятельно решать массу проблем и приспосабливаться. И сейчас, когда вернулась и право начало укрепляться, раскрываясь, многое и тревожило и воспринималось Эйорикой неверно, было непонятно, откровенно пугало ее.
   В былые времена в дейтрине ей бы объяснили что, входя в возраст у девушки появляются циклы, когда организм требует свое и стремиться к зачатию. И желание будет будоражить ее, не давая покоя, пока не примет семя и не начнет растить дитя. И это нормально, и нужен мужчина. И родня бы нашла жениха.
   Мудрый детт объяснил бы ей, что это заложено природой.
   Мудрая традиция соединила бы их под сводами святилища, а после молодые бы на месяц поселились бы в стиппах - специальных поселениях для молодых, святых, закрытых. Где их бы никто не тревожил, не мог бы зайти. Высокий глухой забор ограждал бы от нескромных взглядов и любопытства, а страж, кому одному дано было входить на землю родового святилища, где закладывалось продолжение рода, приносил бы пищу и охранял покой пары.
   Но у Эрлана не было возможности отвести Эйорику в родовое святилище. У него не было возможности даже провести обряд помолвки. Дейтрины уничтожили, святилища были единичны, стиппы разорены и осквернены.
   Девушку лишили слишком многого, как их всех, и единственное что он мог сейчас, помочь ей - раскрыться, рассказать и подсказать. Мягко и осторожно приручить к себе.
   Он чувствовал ее взгляд спиной, затылком, чувствовал опаску и недоверие напополам с влечением и пока не знал, как поступить, чтоб первое не увеличить, а второе не свести на нет.
   Эра топала рядом с Майльфольмом, а смотрела на Эрлана и боролась с собой.
   Она запуталась в собственных мыслях и ощущениях. Она не узнавала саму себя и хотела понять, что произошло с ней, когда и каким образом.
   Мужчина влек ее, влек как никто и никогда. Возможно в этом дело.
   Личная жизнь Эрики была, мягко говоря, никакой. Случались увлечения, как и влечения, но она всегда отдавала себе отчет в своих желаниях, как и действиях, так и в сути того, кого выбирала. Но видно, лишенная природой главного, была лишена и приложения к тому. Ни разу у нее так и не случилось быть с мужчиной. Как рок висел - то с первого момента, то в последний, что-то вмешивалось и раскидывало неудачливых влюбленных. Какая-то глупость, мелочь, но с постоянством похожим на проклятье - то звонок, то вызов, то вдруг сирена, то стук в дверь, то его выдергивали, то ее.
   Смешно сказать, но в свои годы она так и была девушкой.
   В свое время еще пыталась бороться с роком, но потом сдалась и боролась уже с природой, отлично понимая, что против нее спасенья нет. И принимала все как есть, уверенная что все из-за ее дефекта. У нее не было регул. Природа лишила ее возможности зачать.
   В свое время мать таскала ее по врачам, но те лишь разводили руками - все в норме, но менструации нет и быть не может, и никто не мог объяснить причину этого явления.
   Возможно, это и решило ее судьбу. Ее охотно взяли туда, куда женщин берут с трудом. А семья поставила на ней крест, точно зная, что она не родит ребенка и потому не создаст полноценную семью.
   Но все было еще хуже, чем думала родня - она не смогла даже банального любовника завести. Даже здесь, даже с Майльфольмом, в глухом лесу один на один столько дней... и то ничего не было.
   Природа смеялась над ней и убивала все надежды, рождая немотивированную злость внутри.
   -- У вас было, что-то с Нейлин, правильно? -- покосилась на стража. Тот не смог посмотреть в глаза в ответ. Долго молчал и ответил:
   -- Я знаю, что виновен. Знаю, что не искуплю проступок одной жизнью, ведь сломал одним махом множество судеб. Молодым всегда кажется, что законы мира несовершенны, что взрослые чего-то недопонимают, и только с годами приходит, что не понимал именно ты. Я не оправдываюсь, но... я был мальчишкой. Из поколения в поколение моя семья служила роду Лайлох, и мне, мне вдруг доверили светлую. Девушку! Я возомнил. Сразу получив недосягаемое, то о чем представить не мог, мне показалось, что обласкан самой судьбой и могу взлететь выше... Прости.
   Эра неуверенно плечами пожала:
   -- Я причем?
   -- Я сломал судьбу и тебе.
   -- Не думаю. Мы взрослые люди. Что было у водопада - ясно, не мое. Твоя подруга видимо через меня хотела дотянуться. Понять можно. Непонятно, почему меня выбрали. Неприятно. Марионеткой быть всегда неприятно. Но переживу, -- усмехнулась невесело.
   Майльфольм внимательно посмотрел на девушку:
   -- Ты так и не поняла?
   -- Что именно?
   Мужчина даже остановился. Оглядел Эру и нахмурился:
   -- Ты не поняла, что Нейлин твоя сестра? Что я сломал судьбу тебе, ей, Эрлану, его брату и себе. И множеству других - ваших родителей, друзей.
   У Эрики сердце замерло.
   -- Нейлин... кто?
   -- Твоя сестра. Старшая сестра.
   Девушка потерла горло, бесцельно оглядываясь:
   -- Моя сестра далеко отсюда.
   И смолкла.
   Ну, конечно! Какая же ты дура, Ведовская!...
   Все стало ясно и то, что ей втолковывали о том, что она здешняя, уже не требовало доказательств.
   Эра почувствовала себя раздавленной, убитой. Хотелось сесть под дерево и там остаться. Вся жизнь, понятная и размеренная, все чаянья и переживания, она сама - все полетело кувырком и оказалась миражом.
   Какого черта, кто, зачем?!...
   Эра привалилась к дереву и стекла по нему, обтерла лицо руками, пытаясь прийти в себя. Мыслей не было - пустота в голове до звона. И только не понимание - почему так, кто это устроил и зачем. Знал ли Стефлер, посылая их сюда? А она сама, догадывалась, что не имеет отношения к Ведовским? И не Ведовская, а какая-то Фиг Хрен Знает Патма. Светлая, умеющая лечить прикосновением, шагающая с женихом и возлюбленным покойной сестры, которую не знает, в неизвестный ей Тоудер к неизвестному ей дяде и опекну для встречи с известными людьми.
   Бред!
   Но факт.
   -- Эя?
   Над ней склонился Эрлан, чуть сжал плечо, заставляя посмотреть на себя. Взгляд был озабочен и ласков, но именно это и добило. Эрика выставила палец:
   -- Не трогай меня. Не прикасайся. Не подходи. Не разговаривай, -- процедила.
   Она бы с удовольствием вообще ушла от всех, чтобы побыть одной, прийти в себя. Но не было возможности. И девушка понимала пока лишь одно - природа, судьба или Бог, в очередной раз лишили ее надежды, окончательно раздавили.
   Она не женщина, она не дочь, не сестра, не жена. Она кто угодно - игрушка, боец, подкидыш, бедный родственник. И от этого можно бегать, но все равно не убежать.
   Эрлан хмурился, пытаясь понять, что произошло. Презрительно и подозрительно уставился на стража:
   -- Что ты сказал ей?
   -- Что Нейлин - сестра, -- выпалил тут же и только потом сообразил.
   Эрлан сжал переносицу пальцами: понятно. Непонятно, что делать.
   У него было ощущение, что он вновь теряет Эю.
   "Послушай", -- сжал ей чуть руки. Она тут же дернулась, как ожглась и встала:
   -- Держись от меня подальше, -- отчеканила. -- Помни, что ты мне родственник. Как -никак - жених сестры.
   И двинулась вперед, стараясь получить значительную дистанцию и тем время, чтоб прийти в себя и все обдумать.
   Мысли были невеселыми, да куда там - откровенно паршивыми, от них впору было вздернуться на первом же дереве.
   Все ее детство и юность оказались фальшивыми - от личного номера до записей в медфайлах, от ее долга перед семьей до желаний устроить личную жизнь, от усилий быть полезной до тех переживаний, оглушающей безысходности, когда она лежала овощем в госпитале. То, что было важно, оказалось неважным, то что нужно - ненужным или недостижимым. Появился огромный пробел длинной в двадцать семь лет. И чем его заполнять, она не знала, да и не была пока готова. Ей бы принять для начала, свыкнуться, как говорят "переспать с этим фактом".
   Она так много знала... но оказалось, что не знает ничего.
   Она стремилась, но получилось - не к тому.
   Она верила, но выходило - не в то.
   Она надеялась, но было абсолютно ясно - напрасно.
   Весь опыт, воспоминания, принципы, взгляды, цели, все из чего состояла ее жизнь и она сама - полетело к чертям. Она больше е была Эрикой Ведовской, та рассыпалась как древний артефакт. Но она и не стала Эйорикой Лайлох, потому что не могла стать той, о ком не имела представления.
   Выходило, что она зависла меж двумя личностями и жизнями, как меж мирами, и чувствовала себя соответственно. В том, привычном и понятном ей мире она всегда держалась обособленно и ощущала себя ущербной. В этом, как оказалось родном, о котором она очень мало знает, в котором еще меньше понимает, она тоже была прокаженной, дичью для охоты. Там у нее была родня, знакомый круг друзей и товарищей, понятная работа. Здесь были лишь чужие воспоминания и рассказы о семье, которой она не знала, непонятное "право" и еще более странные сопровождающие. Там она понимала и себя и людей, как-то могла прогнозировать и анализировать складывающиеся ситуации. Здесь путалась во всем, и соображала, как тупица в логарифмах. Но этот мир оказался ее родным, а тот чужим, здесь была родной, своей, а там чужой, приемышем.
   Зачем и кто это устроил? Как вернул ее и намеренно ли?
   Как вернуть себя и потерянные годы, как узнать, а главное принять упущенное?
   -- Ребята тоже? -- развернулась к Лири. Ни Эрлана, ни Майльфольма видеть не могла, кого уж что-то спрашивать у них.
   Страж чуть растерялся, с полминуты соображал, о чем она и кивнул.
   -- Все?
   -- Все, -- протянул, теряясь еще больше и, покосился на хозяина. Эрлан хмурился, взгляд был больным.
   Здорово, -- вновь отвернулась девушка. Ей представилось, что чувствует Радий или Шах, и стало смешно до колик. Она понимала, что это нервное, и ничего смешного нет. Мотнула головой, надеясь прийти в себя и избавиться от глупых хохотков. И захотелось кого-нибудь убить: взять автомат и дать очередь, или выхватить меч и рубить, рубить.
   Эра с трудом взяла себя в руки. Сжала пальцы в кулак, так что ноготки впились в ладони. Потопала, нахохлившись, вперед. Не выспрашивать что-то, ни выяснять, ни знать в принципе, не хотелось.
   Ей остро хотелось побыть одной. Одиночество, которое в свое время она выбрала как самую приемлемую защиту от вмешательства из вне, от всех болезненных уколов действительности, прививалось тяжело, но в какой-то момент стало привычкой. Именно одиночество давало ей комфорт, избавляя от лишних тем для переживаний, давая возможность обдумать, что-то понять и принять.
   И она старалась держаться особняком от сопровождающих, но все равно посматривала в лес и с удовольствием бы сбежала, чтоб не создавать видимость, а действительно побыть одной. Еще с большим удовольствием Эра бы построила времянку прямо в этой глухой чаще и жила бы незаметно, тихо и спокойно.
   Эрлан чуял неладное, пристально следя за девушкой и посмотрел на Лири, взглядом приказывая быть рядом с ней. Он интуитивно понимал, что ему пока к ней подходить не стоит, да и поговорить с ней он бы не смог, не принуждая к ответам. А именно принуждать ее и не хотелось.
   Страж все понял и пристроился рядом с девушкой. Улыбнулся участливо:
   -- Загрустила совсем, смотрю. А что так, светлая?
   Эра молчала, делая, вид что глуха и слепа, в надежде, что страж отвяжется. Но тот словно не замечал ни ее отстраненности, ни своей навязчивости:
   -- Понимаю, Нейлин из головы не идет. Печаль одна когда близкие погибают, а уж когда женщины... Но ты жива, и, за нее и за себя поживешь.
   "Отвали!" -- процедила про себя. Слова как ножом по сердцу полоснули.
   Не прожить ей ни за кого, только за себя, убогую. А зачем ей жизнь? Спасибо дару или "праву" - один фиг, хоть лечить может. Да себя не вылечить. Не только у Нейлин жизнь отобрали - у ее ветки, всей женской, а видно и мужской. А ее вот на Землю за каким-то чертом отправили, то ли спасали, то ли украли, то ли насмехались. И она выжила. А зачем? Родить она не сможет, так что от ее появления дома ничего не меняется, мертвое не оживет. Разве что других вылечит - так и это утешение слабое. Непонятно, как "право" действует. Может одно лечит, а другое калечит.
   Лучше б наоборот - Нейлин выжила, а не она. Вышла бы замуж за Эрлана...
   Эрлан. Хорош, что говорить. Наверняка были бы они отличной парой и детишек нарожали, светлых миру прибавив. А и с Майльфольмом бы сошлась, тоже хорошо бы было. По любви, а это все прощает и все примиряет. По-любому от Нейлин больше толку было б.
   Девушка покосилась на Майльфольма, но тот отвернулся, хоть и почувствовал взгляд. Он видел интерес Эрлана, понимал, что иного быть не могло, как нет и не может быть ему самому места рядом с Эйорикой. Из милости его еще в изгои не отправили, еще терпят. И что будет - тоже ясно. Эрлан не оставит девушку, добиваться станет, не так, так этак свое получит.
   Только отчего тогда он виновен, а Лой нет?
   Да, с одной стороны, вину и не сравнить. Помолвка была, да ни к чему не привела и давно канула как уговор, не обязывает. Он свободен. Но был женихом сестры Эйорики, пошел на это хоть ему, в отличие от Майльфольма, плевать было на Нейлин. Завет отца? Да. Но если б не та внезапная и заведомо пустая помолвка не случилась, он бы тоже наплевал, только на заветы своего отца, на предостережения жреца, за закон и свое право, даже на род, и увозом бы забрал Нейлин. И жили бы они вместе, и возможно была бы она жива, а он не стал бы изгоем и не мучился виной за ее смерть, за ту ночь, когда она его стала.
   Негоже ему дурное о светлых думать, но само на ум идет. Вцепились Лой в дев Лайлох как клещи. И понятно - род длить нужно. Изначальных дев по пальцам руки пересчитать. И за каждую голову положить готовы.
   Только получил бы ее Эрлан, встретил, если б Майльфольм вовремя не подоспел, не уберег? Нет.
   Да, виновен. Но, то прошлое, а думать о будущем нужно, и то будущее он берег, как стражу положено, и за то ни вины ни стыда на нем нет. А в расчет не взяли. Дойдут до Тоудера, доведет он ее с ними и голову с плеч снимут, как пить дать. Как собаку используют и убьют. Нет, он понимает - страж и есть собака, только все едино человек, и подыхать как животное не согласен.
   И вдруг почувствовал, как озноб по позвоночнику побежал, страх в душу прокрался - Эрлан смотрел на него не мигая и, будто счел сокровенное, в самое сердце зрил. Майльфольм не то, что побледнел - позеленел от его пронзительного и пронизывающего взгляда.
   Немного, и светлый отвернулся, но стража так и не отпускало острое чувство глубинного страха перед ним. Он боялся даже взгляд на него кинуть, подумать о чем-то.
   А меж тем Лири упорно пытался разговорить Эрику и отвлечь от нехороших мыслей, что морщили ей лоб, набегая на чело, как облачка.
   -- Сговор в святилище - великое дело. Сейчас помолвкой называют. А суть одна - сговариваются родители девушки и юноши, жрец совершает обмен меж ними аммулетами рода, чтоб обвыклись. А там как задастся. Три месяца на слад дано. Слюбятся - будет союз заключен, нет - новые сговоры ждут.
   -- И к чему ты это? -- недобро уставилась на мужчину девушка.
   -- Так... -- немного растерялся. -- Эрлан-то свободен.
   -- И что?
   -- Нуу... вроде по нраву вы друг другу.
   -- И?
   Она упорно делала вид, что не понимает. Прямое вмешательство в ее жизнь всегда выводило Эрику из себя. Она не терпела того от родных, а уж от посторонних тем более не собиралась.
   Лири чуть смутился, понимая, что заболтался да границу-то дозволенного и пересек, не заметив. Исправить положение попытался:
   -- Ты не прими за вольность, светлая. Так я... К тому что все едино союз заключать будешь, ну и вот, чтоб знала.
   -- Не буду, -- продолжая давить его взглядом, отчеканила.
   Мужчина крякнул, основательно потерявшись.
   -- Как это?
   -- Так. Свобода выбора. Тебе надо - ты и женись. А меня сватать завязывай. Еще услышу - "выкать" начну, -- отрезала.
   Лири посерел лицом, моментом поотстал. Одно от неловкости спасло - к мосту вышли. Тут уж не до разговоров стало.
   Эрика замерла на краю откоса у начала моста, с удивлением и восхищением глядя на открывшийся пейзаж. Отвесные скалы щетинились пиками сосен, высоких и стройных, как бамбук. Камень яркий, поблескивает, то синеватый, то красноватый, то малиновым играет. Внизу, далеко, словно из-под земли, слышится шум воды, что несется по дну ущелья. А с одной стороны на другую проложен мост из сложенных бревен, оббитых досками, так что посередине небольшой проем, в который видно горную речушку, что шлифует камни. Мост не простой - с высокими глухими бортами, может по плечи, но не меньше, а скорей и выше. Непонятно зачем.
   Эра вниз с края глянула и тут же Лири и Эрлан ее придержали.
   Девушка руки стряхнула и на мост шагнула, рядом Лири двинулся, а Эрлан, чтоб не раздражать, с Майльфольмом позади.
   Мост был устойчив, но Эре не давали покоя высоченные борта, сложенные столь же искусно и крепко, как и настил. И она бы не догадалась, если б дойдя до середины не услышала топот.
   Все замерли, понимая, что попали. Бежать назад - не успеют - впереди явно конные.
   Миг какой-то и Эрику оттерли за спины Эрлан и Майльфольм. Они давали ей время уйти, и Лири настойчиво тянул ее, но она не могла бросить остальных.
   На мост въехал первый всадник, за ним еще, еще, и стало ясно, зачем борта - чтоб не пугались лошади. Они шли ровно, как по земле, первая несла всадника в черном плаще. Четверка отступала, вытащив мечи.
   Эра насчитала семерых противников и понимала, что за ними еще есть. И понимала, что Эрлан не остановит их, применив голос, потому что стражи и она рядом. Его право больше его проклятье - скажи одному "стоять", и встанут все в округе. Но уйти и оставить его, надеясь на помощь его дара? Оставить одного против минимум семерых?
   Первый всадник медлил, натянул поводья, останавливаясь и смотрел на девушку, которую закрывал собой Лири и упорно теснил к лесу. Мужчина словно не видел остальных - он буквально впился взглядом в глаза Эрике и, та не отстала - ответила холодом и предостережением.
   Странные это были переглядки, и сам незнакомец странный.
   Мужчина был возрастом много старше Эрлана и не в пример крупнее. Лицо как камень, а взгляд орлиный, гордый и цепкий. Осанка и экипировка выдавали в нем воина, а суровое, чуть посеченное морщинами лицо говорило, что жалости этот человек не знает. Одет богато, но знака родового на лбу не различить.
   Люди незнакомца были ему под стать. Черные плащи с нашивками в виде красных крестов, у всех поголовно, намекали на встречу с регулярными войсками багов, если такие вообще имелись.
   -- Кто это? -- выдохнула сама не понимая с чего волнуется.
   -- Эберхайм, -- разжал губы Лири.
   Эрлан покосился на него, взглядом приказывая уводить Эрику. Страж понимал своего хозяина, как верная собака и не стал мешкать - перехватил девушку за талию, и, оторвав от земли, так что та ногами взбрыкнула от неожиданности, потащил прочь с моста.
   -- Нельзя оставлять своих!
   -- Лучше всем лечь?! -- прошипел и Эра сдалась. Она видела "черного" - он так и не спускал взгляда. Она видела Эрлан и Майльфольма, что держа мечи на изготовке медленно отходили, встав на пути конных. И понимала - они не преграда. Сметут их вмиг. И понимала, что помочь не сможет. Это как раз тот случай, когда приходится принимать тяжелое решение - какой шанс, кому и на что получить.
   Останься - может лягут все, может часть, а часть возьмут в плен. Уйди - Эрлан сможет применить свой дар и отойти. Потерян будет только страж.
   Нееет!! -- сцепила зубы, скривившись от ярости и отчаянья и ... развернувшись, со всех ног побежала прочь вместе с Лири.
   Они понеслись прямо, но как только чаща сомкнулась за спинами, страж резко ушел влево и девушка за ним с долей секунды отставания.
   Мужчины на мосту слушали звуки удаляющихся за их спинами ног и ждали. Всадник, сторожась, медленно подступал, они отступали, но еще медленнее. Когда стало тихо в лесу, Эрлан покосился на Майльфольма и тот чуть прикрыл веки, прекрасно понимая, что у светлого один выход, а у него один шанс умереть достойно и загладить свой проступок.
   Каждый выполнял свой долг.
   Эберхайм уперся рукой в холку лошади, качнувшись к Эрлану. Он так же понимал что будет, уже взвесил шансы и знал, что они выше у противника. Внезапность отобрала у них успех. Но не совсем, а лишь на время, на эту встречу:
   -- Не ожидал тебя встретить, Лой, -- протянул, разглядывая мужчину.
   -- Знаю, ты был уверен, что отправил меня к предкам.
   Кони чуть забеспокоились, пытаясь повернуть обратно, всадники же наоборот, впились все как один в лицо Эрлана и стали похожи на сомнамбул, у которых один идол - стоящий поперек их дороги - светлый.
   Эберхайм невесело усмехнулся:
   -- Это не Лайлох часом с тобой была?
   -- Нет!
   -- Поблазнилось значит, -- протянул задумчиво и недоверчиво мужчина - смотрел по прежнему с насмешкой и превосходством, но лицо смягчилось и строгость из глаз испарилась.
   У Эрлана не было желания болтать. Встреча была паршивой, но еще хуже были ее последствия. Теперь Эберхайм точно знал, что жив не только он, Лой, но и Эйорика Лайлох. И он точно устроит такой гон, что лучше б им уже оказаться на той стороне ущелья да поближе к Тоудеру.
   Теперь у них один выход - выиграть время.
   -- Стоять всем! -- приказал. Люди, кони замерли как вкопанные.
   Эрлан убрал меч и, развернувшись, уже шагнул прочь, но остановился. Посмотрел в глаза стража, прощая и прощаясь, сжал плечо, примиряясь и увидев благодарную улыбку в глазах, рванул с места вслед за Эрой и Лири.
   У Лой было максимум полчаса. Он точно знал, куда страж уведет Эрику и гнал со всех сил, летел перепрыгивая препятствия, стараясь не сбить ветки и не оставить след, по которому их вычислят.
   Путь лежал в скай Янша. Иных дорог им не осталось. Он знал, что Эберхайм устроит такую охоту, что через пару часов и заяц мимо багов не замеченным не проскользнет.
   Конечно, путь через скай самый тяжелый, но и самый безопасный теперь. Эрлан выбрал бы его, если б шел один, но именно из-за Эйорики вынужден был выбрать самый легкий. Однако предки решили иначе и развернули их.
  
   Они бежали, как чокнутые. Брали препятствия сходу, налету огибали ветки и стволы, валуны, что встречались все чаще. Путь шел вверх, к крутому подъему, горе, заросшей деревьями так глухо, что угроза налететь на ствол и убиться, стала реальна. Но эта полоса препятствий закончилась так же внезапно, как и началась.
   Они вылетели на широкую каменную реку. Витой лентой из валунов и нагромождения камней, меж строя деревьев она уходила вверх.
   То что здесь не то что лошади - люди ноги переломать легко могут, было бесспорно.
   На тренингах нечто подобное бойцы проходили часто и, Эра не остановилась и не испугалась, хотя прекрасно поняла опасность. Запрыгнула на валун, потом на следующий, следя четко за ориентиром что наметила. Главное было сосредоточиться и четко держать координацию и тот темп, что задан изначально. Лири двигался рядом, внимательно следя за ней и готовый в любой момент придержать от падения. Но и самому было трудно.
   Постепенно дыхание сбивалось, движения становились неуверенными, темп сбавлялся.
   -- Держись! -- рявкнула ему и обернулась в надежде увидеть еще двоих, идущих за ними. Но ни Эрлана, ни Майльфольма не было.
   Это оглядывание оказалось роковым. Ботинок соскользнул с валуна и нога съехала вниз. Девушка рухнула бы плашмя на тупой край камня и расшиблась, но Лири успел встать твердо на камни и придержать ее за шиворот. Эра лишь ободрала ладони.
   Она понимала, что это скверно, однако вида не показала. Встала и кивнула стражу: спасибо. А руки сжала в кулаки, сдерживая сочащуюся кровь.
   Пара продолжила путь.
   Немного и у Эры начала кружиться голова, одолевала слабость. Девушка все чаще соскальзывала с камней и все больше Лири приходилось ее поддерживать. Он сам расшиб себе и руки и колено, стараясь оградить ее от травм. И в итоге уже тащил подопечную на себе.
   Эра не поняла, как ноги коснулись земли. Рухнула на дерн, переводя дыхание и не сдержала тошноты.
   Лири подхватил ее на руки и похромал вперед. Останавливаться было нельзя.
   Девушка попыталась встать и идти, но слабость давила, стелила туманом перед глазами и стражу все равно пришлось ее тащить, подхватив за талию.
   Вскоре они шли уже вниз, к отвесной скале. Глядя прямо было невозможно угадать что сквозь нее есть проход - неприметная узкая расщелина, расколовшая монолит.
   Вдвоем пройти было невозможно - только один за другим. Лири шел первым и подтягивал девушку к себе. Но где-то на полпути понял, что так дело не пойдет. Стянул рубаху и, порвав ее, перетянул девушке руки.
   -- Потерпи, пожалуйста, потерпи, -- взмолился, видя, что она вот-вот потеряет сознание.
   -- Я... смогу, -- заверила, но не верила. Ее мутило и шатало, стоять на ногах было невозможно - они стали ватными, непослушными.
   Девушка задрала голову вверх, посмотрела на полоску неба меж камней, и, сглотнув слюну, двинулась за стражем.
   Ей показалось, что они преодолевали расщелину год, не меньше.
   Ноги заплетались и она уже ничего не соображала, когда, наконец вышли на небольшое, но открытое пространство. На ровной площадке, зажатой скалами, стоял высокий, круглый чум из разноцветного камня, со скульптурными композициями по всей макушке.
   -- Пришли, -- сообщил ей Лири. Но она не смогла даже кивнуть -- осела, теряя сознание.
  
   Глава 16
  
   Лири хлопотал, ухаживая за ней, а Эре хотелось, чтоб на его месте был Майльфольм - более близкий и понятный. Она привыкла к нему, и мысль о его гибели вызывала щемящее чувство досады, прежде всего на себя. Эта она должна была остаться на мосту. Так было бы справедливо.
   Но задним числом ничего не исправишь. И Эрике оставалось лишь сдерживать слезы и скрипеть зубами на себя. Состояние не улучшалось. Круглая зала, в которой они оказались, плыла, не воспринималась. Кровь насквозь пропитала лоскуты рубашки стража. Тот явно был в панике и не знал что предпринять. Он знал все, что касалось Лой, но понятия не имел, как вести себя с Лайлох. В круге изначальных они были следующие после Шерданов и Ольрихов по важности. И стражи у них были, как у всех, свои, из поколения в поколение передающие тонкости служения своему хозяину. Но эти подробности были неведомы Лири.
   Он обыскал скай и нашел амин, заставил девушку проглотить кусочек, снова перевязал руки, но на этом его помощь закончилась. Оставалось ждать Эрлана и надеется, что он сможет больше.
   Эрику после местного "лекарства" мутило еще сильней, до испарины. Сознание плавало. Она пыталась взглядом зацепиться за что-нибудь и взять себя в руки, справиться с дурнотой, слабостью. Но как дымка по помещению гуляла, и сквозь нее лишь блеклые пятна - испуганные глаза Лири, лицо очень красивого, но незнакомого мужчины, женщина, раскрывшая руки, мозаичная чаша. Отрывки то ли виденного, то ли привидевшегося.
   -- Хелва за Ганном, -- услышала звон и открыла глаза. Перед ней был Эрлан. Он склонился, оглядывая ее озабоченно. Стянул рубашку и кинул стражу.
   "Жив", -- подумалось без уверенности. Может блазнится?
   "Я жив, я - рядом, Эя", -- теплая, ласковая ладонь прошла по лицу, успокаивая.
   "Майльфольм?"
   Риторический вопрос, потому как ответ без озвучивания известен.
   Сквозь туман и дурноту она чувствовала, как ее раздевают и куда-то несут. Что-то коснулось губ: "пей". Куда, если тошнит?
   -- Ты сможешь, пей, Эя.
   И ведь смогла сделать пару глотков. Маслянистое нечто было до ужаса паршиво на вкус, но прояснило сознание.
   Девушка увидела Эрлана от знака на лбу до голого торса, фрески людей по стенам, величественные и искусные, уходящие к проему в своде, и стража, застывшего рядом с хозяином и держащего что-то похожее на ладью. Мужчина смачивал ленты приметного цвета и приметной материи в той же жидкости, которой поил Эрику. Обмотал ими ладони, поглядывая на нее с сочувствием и заботой.
   От прикосновения "лекарства" ладони перестали гореть, словно она до костей их изранила.
   "Все будет хорошо, голубка".
   Девушка смотрела на Эрлана не мигая и почти не чувствуя, как он бинтует ей руки. Она любовалась его профилем, волосами, что волной огибали скулы и падали на плечи, на литую грудь, гладкую, заманчивую, и ощущала влечение, еще глухое, размытое слабостью и обморочным головокруженьем, но четкое в желании. Ей хотелось огладить его плечи, почувствовать тепло кожи, коснуться губам и ощутить ее вкус.
   Эрлан словно почувствовал - замер, убрал волосы с лица, и уставился на Эрику. В глазах было легкое замешательство, будто он всерьез мог понять, что она ощущает.
   И она вдруг поняла, что мужчина не только читает мысли - он слышит каждое движение души, каждый оттенок эмоции.
   Эрлан очнулся и смущенно опустил взгляд, но его пальцы касались ее кожи, затягивая импровизированные бинты и Эра все яснее ощущала страсть. Она нарастала, прорываясь сквозь боль, туман, дурноту, перекрывала их. Движенья Эрлана становились все медленнее, он будто засыпал или уходил в то, что источала девушка. И больше не опускал взгляд - смотрел не мигая, забыв обо всем.
   -- Ты очень красивый, -- прошептала. Он лишь моргнул. Скулы словно из мрамора высечены, благородные черты лица, живые глаза, губы твердые, но она помнила, насколько нежные. Плечи широкие, мышцы развитые, но не вбухшие, как у любителей превращать свое тело в атлас по анатомии. Грудь идеальна до малейшего изгиба, торс гибкий, живот...
   Эра прикусила губу.
   Не время вроде бы, не место, но кто знает, будет ли оно когда-нибудь - ее время, ее место? Она никогда так не желала - остро, словно последний шанс, единственного мужчину. И разум тут уже не котировался.
   Девушка потянулась к Эрлану, попыталась сесть, но упала бы, не придержи он ее. И это было последней каплей. Ее грудь коснулась его груди, руки как окутали теплом и силой. Эра уткнулась ему в шею лицом и вдруг впилась губами в кожу - не удержалась, одурманенная то ли кровопотерей, то ли его голосом, им самим, а может просто хотелось пойти наперекор всему и хоть миг перед смертью почувствовать себя необходимой, ощутить радость близости и стать, наконец, женщиной.
   У нее было ощущение, что завтра не будет, как нет вчера и нет сегодня. Было лишь "сейчас", он и она, желание принадлежать ему, жгучее, нарастающее и укрывающее разум как волны цунами прибрежные пляжи.
   Она надеялась лишь на одно - на этот раз никто не позвонит, не постучит в дверь, не явится соседка или друг, не вызовут к начальству, не прозвучит сирена и сигнал тревоги не заставит вскочить и бежать.
   Эрлан боялся дышать, чтоб даже вздохом не спугнуть счастливые мгновенья и чувства Эйорики. Он гладил ее медленно и нежно, наслаждаясь каждой клеточкой ее кожи и не веря самому себе. Он как во сне был, плыл умирая и возрождаясь от близости девушки, от ее желания стать его.
   Не время и не место.
   Но это было доводом век назад - минуту, что канула, унеся с собой разум. Губы искали приюта на ее губах, а рук было уже не оторвать от ее тела, грудь не отнять от ее груди. Они словно слились, срослись, чувствуя одно на двоих - безумное и огромное, прекрасное и глубокое. Восторг и упоение, наслаждение на пике от каждого вздоха, каждого прикосновения, от гладкой, нежной кожи под пальцами, от податливых губ, от сладкого дыханья, от запаха волос, той женщины, которой грезил столько лет.
   Лири на цыпочках отошел к очагу и сел спиной к горящим от страсти. Подбросил веток в огонь и не сдержал улыбки. В груди трепетало от мысли, что происходит меж ними, о том, чем может закончиться. Он чувствовал себя свидетелем рождения вселенной, как минимум. И виделось ему, что в Тоудер они явятся опять вчетвером - принесут, возможно, новую жизнь, что так же, возможно, зарождается сейчас, почти у него на глазах. А что есть величественней и важней рождения жизни? То как знак великий. Ведь столько лет только о смертях светлых слышали, и ни разу о рождении - уже и веры не осталось.
   Он загадочно улыбался, рассматривая лики изначальных на своде ская и те будто улыбались с пониманием ему в ответ. Случайностей не бывает, и то, что двое их потомков сошлись здесь, на их глазах, мыслилось ему желаньем свыше, их желаньем. И был уверен - Эйорику и Эрлана сюда привели именно они и именно для того, чтоб те соединились. Род возрождался. Два рода. И от радости у стража в груди тесно было.
   -- Эя, -- выдохнул Эрлан не думая. Пальцы зарылись в ее волосах, губы нежились о ее губы, щеки, веки, шею, плечи. Она с ума сводила. Не манила - связала, прилепила. Его ладони ласкали ее, грели кожу и губы, словно пили ее, будто изучали каждую клеточку и каждый вздох. Девушка целовала его, чуть впиваясь губами в шею, грудь, и вот живота коснулась. Эрлан не выдержал - разделся и лег рядом, стискивая ее. Она обвила его руками, открыла губы, впуская в поцелуе. Сладкий жар сплавил их в одно.
   Эра ногтями впилась ему в спину, не чувствуя того. Она желала, она хотела его больше чем воды умирающий от жажды. Его нежность и сила сводила ее с ума, и хотелось подчиняться, быть его сейчас же и навсегда. Он вошел в нее, не сдерживая стона, она же закричала, того не ведая. Не боль, а неожиданная радость потрясла ее. Она словно стала раскрывшимся бутоном, раскрывающимся на глазах. Стала не человеком - птицей. Его пальцы сплелись с ее, ее дыхание смешалось с его дыханием и, было не разобрать где кто, и только сладкий, протяжный крик эхом бродил под сводом. Он затихал и возрождался вновь.
   Она заснула на его груди в постели - раковине, застеленной пушистой материей, такой же нежной, как ласки Эрлана, такой же теплой, как его тело. Заснула истомленная, счастливая, обнимая мужчину и чувствуя себя жемчужиной на этом странном ложе. Улыбка застыла на ее губах и так осталась даже во сне.
   Эрлан же не мог спать - все обнимал Эрику, слушал ее дыхание и гладил, перебирал волосы и любовался ею. И все не мог поверить, что она его, что рядом.
   Его закор мог оказаться проклятьем, кошмаром откажи она во взаимности. Но предки видно дали ему шанс. Взгляд мужчины скользил по ликам на фресках и благодарил. Он понимал, что их соединение с Эйорикой было не случайно. Возможно даже, скай для того и строили много веков назад.
   Схрон изначальных, заветное место известное лишь пятерым, приют, пристанище и святилище. Здесь было все на любой случай: еда, вода, постель, оружие, зелья от ран, дрова и Диалог - книга заветов предков.
   Ему вдруг остро захотелось знать, а не догадываться и предполагать. Знать, что их с Эйорикой благословили и она будет жить. Он прижал ее ладонь к своей груди, боясь встать и потревожить ее хрупкий сон, посмотрел в спину Лири.
   Тот почувствовал, обернулся. На губах была блаженная улыбка и Эрлан не сдержал такой же в ответ, но взгляд еще и приказывал. Мужчина понял, достал из ниши том в чеканной обложке и принес ему.
   Эрлан положил ладонь на орнамент, задумал и открыл вверх. Прошел пальцами по вязи букв и уперся в одну строчку. И прочел: "найти потерю - труд немалый, но больший все же - сохранить. Судьба удачу созерцала, но не досталась бы она другим".
   Эрлан нахмурился - предки предостерегали.
   Покосился на спящую Эю и почувствовал, как защемило сердце от тревоги.
   Он закрыл книгу и вновь водрузил на нее ладонь, загадывая следующее. Открыл и провел пальцами по строчкам. Остановился и прочел: "доход большой несет расход немалый, смерть и рожденье об руку идут. День ночь сменяет, вечер утро оттеняет. За радость тоже заплати. Чем раньше - тем меньше будет плата. Сам не отдашь - так отберут".
   Эрлан побледнел и захлопнул книгу, махнул рукой стражу - убери. Взгляд шарил по ликам предков - издеваетесь? Одна мысль о потере Эйорики выводила его из себя, и он твердо знал, что отдаст ее только вместе со своей жизнью.
  
   Глава 17
  
   Она проснулась, но не встала. Лежала и смотрела на Эрлана, любуясь его движениями, осанкой, профилем. Ей было так хорошо, что самой не верилось, что так бывает. Покой в душе царил и ничего не нужно - все есть. Возможно счастье для многих в другом: но она была уверена - свое счастье она познает сейчас, оно досталось ей все-таки.
   Мужчина почувствовал взгляд и чуть повернулся, улыбнулся девушке. Руки замерли, перестав проверять и сматывать веревку:
   "Как спалось?"
   -- Отлично.
   "Выспалась?"
   -- Да. И чувствую себя прекрасно.
   Эрлан скинул намотанную на локоть веревку и взял с подставки у очага миску с белой, густой как сметана массой:
   "Пора подкрепиться".
   "И идти?" -- улыбнулась, принимая еду из его рук, но глаза смотрели только на него. Эрлан присел рядом и огладил ее лицо:
   "Ты так прекрасна".
   -- Не увиливай. Нам пора?
   "Прошли сутки", -- посерьезнел и отошел.
   Ничего себе, -- удивилась Эра своему сну, но лишь плечами пожала: видно организму нужно было восстановиться. Покушала и потянулась за одеждой, заботливо сложенной у постели - ракушки. Натянула брюки и задумчиво огладила их на ноге, даже не понимая того. Ей показалось происходящее слишком замечательным, неправдоподобно. Кажется, она влюблена, кажется наконец стала женщиной. И кажется, еще и любима. Разве так бывает наяву, а не в сказках, мечтах или сне?
   -- Тебе не кажется, что мы спим?
   Эрлан внимательно посмотрел на нее:
   "Нет".
   Эра не спускала с него взгляда и чувствовала как за образом любимого и той ночью, что они провели вместе, блекнет цель похода и весь этот мир.
   На какой-то миг ей всерьез показалось прошлое сном, местами очень неудачным. Мать, родня, служба, потери и приобретения, все чаянья и обиды, радости и цели словно подернуло густой завесой. И были ли они, была ли она там?
   А есть ли здесь?
   А настоящий ли Эрлан? И этот странный скит со сводом как в древних храмах, знакомых ей?
   Впрочем, вздор.
   Натянула куртку, чуть мешкая с замком из-за перевязанных рук.
   -- А где твой страж? -- перевела разговор.
   "Лири проверяет дорогу".
   -- Пойдем через скалы?
   "У нас нет выбора, Эя. Старой дорогой вниз в ущелье, затем вверх. Нам нельзя выходить за скай. Эберхайм наверняка обложил всю округу - его наемники обыскивают каждый куст."
   -- Так жаждет тебя видеть?
   "Меня?", -- Эрлан с настороженной печалью глянул на нее: "Тебя еще больше. Ты женщина".
   -- Особый приз?
   "Эя, ты прекрасно поняла, о чем я", -- развернулся к ней и больше не скрывал тревоги.
   -- Нет, объясни.
   "У нас род отсчитывается по женщине. Ты - женщина".
   -- Ну, да? -- усмехнулась: какой мир не возьми - все одно и тоже. -- Этот Эберхайм - кто он?
   "Светлый из красных. Бывший".
   Эрика бровь выгнула - ничего себе загадка.
   -- Это как? А ты из каких?
   "Изначальный, светлый из темных. Как и ты."
   -- Объясни, -- мотнула головой - чудесато больно.
   "Изначальных немного. Это те, кто от начала времен не путал кровь со стражами, жрецами и любыми другими, когда из поколения в поколение союзы заключались только светлые меж светлых, от начала времен. Чистые ветки. Мы. Ты и я. Наши земли находятся там, за Тоудером, на темной стороне. Поэтому мы темные изначальные. Земли светлых красных - здесь".
   -- Это как?
   Эрлан улыбнулся и указал перед собой: "темная сторона". Указал себе за спину: "красная сторона". Правой рукой указал вправо: "утренняя сторона". Левой влево - "вечерняя".
   Эра поняла, что здесь стороны света трактуются как в ее мире много тысячелетий назад - север - темная сторона, потому что зима приходит рано и приносит темноту, день становится коротким, холод частым гостем. Юг - красная сторона - жарко, солнце палит. Закатная сторона - запад, рассветная или восходящая - восток.
   Одно чуть удивило - здесь два светила, и выходит, ходят друг за другом?
   Взгляд девушки скользнул в сторону свода приютившей их "хоромины" - люди в полный рост, живопись достойная всяких восхищений, так точно и ярко переданы образы. Как образа.
   Эра нахмурилась - ей вспомнились и другие нюансы, слишком знакомые.
   -- У вас, как было когда-то у нас, -- протянула. -- Я в юности увлекалась историей. И нахожу что у нас много общего. Так же стороны света обозначали, так же святых изображали. Одежда сходна, оружие. Те же религиозные войны. Были языческие Боги, вполне человеческие, обычным путем рожденные, за что-то свое отвечающие. Со своим характером, привычками, пристрастьями. Боги, но и люди одновременно. Потом пришло христианство и объявило, что Бог один, и не человек и рожден не человеком. И пошли войны, гонения, насильное крещенье.
   Странное совпадение, -- подумалось. Но что к чему - прийти к определенному выводу не могла.
   "Что тебя беспокоит?" -- обнял ее мужчина, заглядывая в глаза.
   -- Странное чувство, Эрлан. Я словно сплю и вижу все это во сне. Вижу то, что уже знаю, но одновременно - не знаю, не могу знать. Я привыкла анализировать, привыкла находить объяснение всему, но здесь или отупела или этих объяснений просто нет. Необычное ощущение. Ты словно нагая в толпе и на тебя пока не смотрят, но могут увидеть в любую секунду.
   "Чувствуешь опасность?" -- нахмурился.
   "Не знаю... нет. Скорее - беспокойство от непонимания".
   Эрлан огладил ей лицо пальцами, чуть успокаиваясь: "пустое, голубка. Ты слишком долго жила в другом мире и часть тебя все еще там, не может принять то, что здесь".
   -- Возможно.
   Его губы манили, и все, что было за их чертой становилось неважным. Эра коснулась его губ и он тут же ответил. Эрлан вспыхнул, как и Эра - в миг.
   Он понимал, что с ней - цикл. Так у любой светлой происходит в моменты, когда она готова к зачатию. Организм требует и распаляет кровь, воображение, зовет навстречу мужчине.
   Он это знал - она себя не понимала. Ее желание принадлежать ему выходило за рамки любых рациональных объяснений. Ее просто "сносило" от его поцелуя, от его вида, от объятий. Сносило наглухо, до слепоты и беспамятства. Как обухом по голове и только гул крови в висках и жажда принадлежать ему до крика.
   Он словно лишил ее не девственности, а разума.
  
   Самер сидел перед костром и пытался ощутить запах варева в котелке над огнем.
   Прохор с грозным видом разгуливал туда-сюда за его спиной и нудел как комар над ухом:
   -- Вернись в тело, имей совесть!
   -- Ты ее уже изнасиловал, -- буркнул отмахиваясь и замер от удивления, увидев что взмах руки, простой жест, между прочим, снес котелок с огня.
   -- Ах ты ж...! -- выругался Малик, с досадой разглядывая разлившуюся похлебку.
   -- Не переживай - обойдемся без завтрака, -- заверил Шах, но судя по виду - огорчился не меньше. Био-пластины уже закончились, и живот подводило. Сунулся за зубочистками - увы, и тут обломася - туб был пуст.
   -- Смотри, что натворил! -- всплеснул ладонями Прохор, взглядом обвиняя Самару. Тот моргнул, не понимая:
   -- А я-то, что?
   -- А хто... -- загнул длинно и непереводимо.
   -- Подожди...я?!
   -- Ты! -- рявкнул, смешно глаза вытаращив.
   Мужчина застыл, осмысливая, как такое может быть.
   -- Ой, ну в кого ты такой тупой? А как могет быть что за тя други бъются, а ты тута вне тела стоишь? Еще и завтрака их лишил, черезсветвоградудышлом!
   Самара покосился на парня:
   -- Ты хоть разгибай периодически... в смысле - переводи на внятный.
   -- Я те переведу! А ну, кыш в тело! -- рявкнул, перстом указывая на тело мужчины, что лежало на своем месте под сосной.
   Самара глянул на себя и ... открыл глаза. Сбоку кто-то копошился и ворчал вздыхая. Перед лицом виднелась лапа "ели" с длиннющими иглами - свернутыми трубочкой листьями. Красавица, если приглядеться, словно из изумрудов выточена.
   Самер невольно улыбнулся и чуть подтянулся, присаживаясь. Глухая боль еще жила в теле и ела, одаривая бессилием, вгоняя в пот и озноб от каждого движения. И все-таки он уже чувствовал себя живым. Ощущения тела впервые нравились ему и были острыми и яркими, как вид той ветки.
   -- Э, брат, рано хорохоришься, -- заметил Шах, придерживая его. Самара вздохнул и смущенно улыбнулся другу.
   -- Рад тебя видеть.
   Мужчина хмыкнул и подмигнул:
   -- Живы будем, да? Как оно? Самочувствие.
   -- А то не видно, -- всплеснул руками Прохор, нависнув над плечом Шаха. -- Хреново! -- рявкнул тому в ухо.
   -- Свали, малохольный, -- вяло посоветовал ему Самер. -- Ранение - фигня, а вот это дополнение к нему - сущее наказание. И врагу общества такого придурка не пожелал бы, -- прохрипел доверительно товарищу. Тот бровь выгнул и ладонь на лоб водрузил.
   -- Жара нет, а бредишь.
   -- Это не бред, а закор. Да, ладно, сам потом разберусь. Вы как тут, как нашли? Как у нас вообще?
   -- Нуу... -- Шах сел, обхватил колени и, сунув в рот травинку, начал оглядывать ветки деревьев над головой, видимо там выискивая ответы. -- Честно? Хреново, -- глянул на товарища. -- Вкратце расклад прост - надо убираться. В паре километров от нас баги табором стоят. Их много, нас - мало. У них оружие, у нас - решимость. Так что, командир, конечно ты, но решение приму я - уходим. Все остальное обсудим в Тоудере. Место, говорят, тихое и для душевных бесед вполне подходящее.
   Самара на минуту завис, осмысливая сказанное и, кивнул: годится.
   -- И как же ж вы, антересно мне, попретеся? -- с ехидством скривился Прохор. -- В тебе, бугае, столь весу, что им всем не упереть...
   -- У меня ноги есть...
   -- А силы?
   -- Пошел ты, -- беззлобно кинул мужчина и удостоился недоуменного взгляда товарища.
   -- Я конечно могу...
   -- Не ты, -- поморщился Самара. -- Закор этот гребанный. Задолбал, веришь, нудит без устали.
   Шах помолчал, изучая физиономию командира и, фыркнул:
   -- Смотрю "вирус" нас всех благословил - шизой и глюками.
   -- Ага, -- усмехнулся мужчина и попытался сесть удобнее, но смог лишь с помощью друга. -- Кому бы задарить счастье такое... Сами-то как? Что о Самхате и Эрике слышно?
   -- Ничего, кроме того что они как и мы - светлые, изначальные, и вроде, тоже прут в Тоудер. Короче, то же вроде крезанутые, но на свою сторону. Правда, Радий, говорит, что Самхат погиб, -- посерьезнел.
   Самара нахмурился - как?
   -- Инфы ноль, -- отвернулся Шах и прищурил глаз на Лань, что подошла, присела перед раненым, заулыбалась, словно великая радость ее накрыла.
   -- От, дурра- баба! Мужик, понимаишь, ранетый вдрызг, а ей все по боку, -- заворчал Прохор.
   "Да уймись, ты!" -- рявкнул Самара: "Хуже вампира, ей Богу, все нервы истрепал! Надо ж болтливым таким быть!"
   Прохор надулся. Выпрямился над девушкой, руки на груди сложил и стоял, покачиваясь и сверля ее презрительным взглядом. А та, что в котелке на дне оставалось, в мису выложила и принесла светлому. Кормить начала, глаз с него не сводя, и лучилась вся от его взгляда. Даже Шах почуял, что меж ними что-то происходит, отошел из деликатности.
   Пнул легонько заснувшего Родиона:
   -- Рота, подъем.
   Того вздернуло моментом из горизонта в вертикаль. Вытянулся, как на плацу и ... сдулся, рассвирепев:
   -- Кретин, блин!
   -- Приятно познакомится - местный Бог Валерий Шах, -- хмыкнул мужчина и посерьезнел. -- Лейтенанту лучше, но идти не сможет, а уходить нужно. С провиантом ахово, в округе банды религиозных фанатиков, а у нас на руках тяжелораненый, требующий особого ухода. Так что, не спи, спирит, поднимай своих вещателей от потустороннего, пусть скажут как выбраться.
   Радиш лицо потер, головой качнул - возразить бы и высказаться за плоские шутки вояки, но суть в том, что он прав, и веселье его вполне возможно, всего лишь защитная реакция на паршивость ситуации.
   -- Думаешь, в Тоудере есть врачи?
   Шах чуть заметно плечами пожал:
   -- Хз. Одно точно могу сказать - останемся - представимся. Первым лейтенанта похороним.
   Радиш почуял холодок слева и покосился в его сторону - у дерева, подперев его плечом, застыл Ларош.
   -- Он прав, вам нужно уходить.
   -- Как? Куда?
   -- Я проведу до ущелья. За ним территория ватаров. Они нейтральны, в дела багов и светлых не вмешиваются, но посечь могу и вас и их. Зато как пройдете их места, начнется земля светлых. Отец поможет вам выйти на клан Лойройя.
   -- Тот поможет?
   -- Укроет. Риг Лойрой в стороне от всех схоронился и своих максимально сохранил. Он их клана хранителей, и всегда жил обособленно. Только пора ему за трусость и предательство платить, -- лицо парня стало мертвенно бледным и ярким. Радиш почувствовал, что Ларош имеет личный счет к неведомому сородичу.
   -- После расскажу, если интересно будет, -- нахмурился тот. Бросил - собирайтесь, время не терпит. К ночи баги пойдут, -- и растворился в листве.
   Шах стоял руки в брюки, терпеливо ожидая окончания медитации друга на куст за сосной, и не вытерпел, склонился над ним и рявкнул в лицо:
   -- Алле, как сеанс связи с усопшими, что морзянят?
   Шутов недовольно глянул на мужчину и процедил:
   -- Уходить надо. Вечером баги сюда придут.
   -- Тааак, -- выпрямился Шах. Покрутился, соображая, куда и как лучше убираться. Нести раненного можно, но сложно. Первое - с ним далеко не уйти, второе - ему долго не протянуть. Оставаться тоже не выход.
   -- Значит так, -- постановил. -- Двигай с Харном по носилки. Мастерите, как хотите, но в рекордные сроки. Я его накачаю так, что охнуть не сможет. И ноги в руки, братка.
   И разошлись - Радиш за Харном, Шах вещи собирать. Впрочем, собираться им, что подпоясаться - скрутка стражей да котелок - весь скарб. Мужчина покосился на девушку, что кормила раненого и решил обождать со своим вмешательством - пусть поворкуют пока товарищи носилки делают.
   Самара кушал, не отрывая взгляда от Лани, а та рдела в смущении и глупой девичьей радости. Мечты на лице как транспаранты высвечивались. Но Самера они не отталкивали, скорей умиляли. Такую нежную и красивую он еще не встречал и за стража - воина при всем богатстве воображения принимать не мог.
   -- У вас все такие? -- прошептал.
   -- Какие? -- девушка притихла, замерла взгляд потупив.
   -- Славные.
   -- Разве иные бывают? -- удивилась и, даже посмотреть на мужчину осмелилась, улыбнуться игриво.
   -- У нас и получше есть! -- рявкнул проявившийся Прохор прямо в лицо Самаре. Тот вздрогнул от неожиданности и выругался, введя Лань в ступор:
   -- Да мать твою!! Бога, душу!! Му... е...!!
   Прохор в ответ расцвел как кактус на окне и отодвинулся - перед Самером оказалась Лань с лицом потерянным и бледным, глаза наполнились страхом и оторопью.
   -- Я не тебе, -- прокаркал мужчина и мысленно высказал своему закору еще более замысловато и доходчиво, понимая, что девушка все едино не примет его извинения. И всему виной этот придурок от родины! Чтоб ему икалось до полуночи!
   -- Не умею, -- гордо возвестил тот, вскинув подбородок, довольный донельзя и вдруг... громко икнул.
   "Вооон!!"? рыкнул ему Самер и парня, правда, как сдуло, только звук "ик" еще слышался, бледнея постепенно.
   Лань поспешила прочь, пряча лицо и обиду с непониманием в глазах, ушла к заводи, обмыть миску, и принялась хлопотать вещи складывая. Шах жевал травинку и с прищуром наблюдал, как она ложку пять раз в скрутку прятала и обратно доставала, и отобрал наконец.
   -- Болен он, близко, что городит, не принимай.
   Лань притихла и нехотя кивнула: поняла. Все верно говорите.
   -- Понесем его?
   -- Мы, -- кивнул лишая ее даже мысли, что такого амбала тягать придется. -- Ты водицы набери. Остановок не будет. Вещи на тебе.
   -- Поняла, -- кивнула и ушла.
   Самара зубами скрипел, обдумывая как гадского хранителя ликвидировать, пока тот всю личную жизнь ему не порешил и вдруг напрягся, услышав вдали странные звуки. Прислушался и словно там оказался, и понял что это, что происходит. Кто-то точил лезвия, натягивал тетиву и проверял ее. Что-то еле слышно шуршало, будто крались трое по траве, и еле слышный шепот донесся: "пойдем цепью. Друг друга из вида не терять... Хватит сидеть: пора проверить здесь они или нет - выгнать до ущелья... К мосту ушли, подпортят... по-другому не переправиться... если здесь - словим..."
   Самер уставился на Шаха. Тот поймал его взгляд и понял, что что-то случилось.
   -- Плохо? -- подошел.
   -- Они пойдут. Вечером. Где-то рядом ущелье и мост через него. Переправы не будет - ликвидируют. Послали уже туда.
   Валерий сплюнул травинку, пытливо разглядывая лейтенанта:
   -- Это тебе белочка нашептала?
   -- Слышал.
   -- Угу?
   -- Не спрашивай как, я не знаю.
   -- Ну, зато я знаю, -- выпрямился. Взгляд устремился в ту сторону, куда они собрались идти, мысли потекли в одном направлении - как переиграть аборигенов.
  
   Глава 18
  
   Шли тихо и бодро. Накачанный лекарствами Самер не чувствовал тряски и боли, он спал, провалившись как в бездну - спасибо Шаху.
   Тот нес носилки спереди, Малик и Радий сзади. Лань и Харн шли стороной, приглядываясь и прислушиваясь к каждому звуку. Сторожили не видные другим. Страж периодически сменял товарищей, давая им отдых.
   К вечеру руки ныли от надсады - вес лейтенанта был значительным да и местность не помогала легкому шагу: то вверх по камням, то вниз по россыпи, огибая густые заросли и повалившиеся от дряхлости деревья.
   Привал лишь раз за день устроили. Воды испили, лица обмыли, дух перевели и опять в путь, спеша убраться как можно дальше и быстрей от смерти. А что впереди она ждала, знал лишь Шах и Самер. Но последний сказать не мог, а первый надеялся сообразить до часа Икс, как засаду обойти.
   Но до переправы было уже рукой подать, а дельной мысли так и не появилось.
   -- Жжж-ии-кк, -- словно птица какая протрещала и Малик тут же остановился, заставляя остальных встать. Мужчины, уставились на него: какого?
   -- Баги впереди, -- одними губами выдал.
   Самера спешно отнесли в ближайшие заросли. Лань как из-под земли выросла, с раненым засела, остальные на зов Харна двинулись крадучись.
   -- Стойте, -- приказал проявившийся Ларош и Радиш успел остановить Шаха, придержав за плечо. Следом Малик у дерева вытянулся, выжидающе поглядывая на светлых - с ними предки, им видней.
   -- У моста десять багов, на той стороне на подходе отряд Зареха. Переходить не станут - засядут вас ждать.
   Сообщил Ларош, подходя к брату, встал за плечом, руки на груди сложив.
   -- Что предлагаешь? -- спросил мужчина, покосившись на родича.
   -- Мы уже далеки от этого мира, брат, не все и не всегда можем. Долг нас с тобой вяжет, помочь требует. Но земные дела не в нашей власти. Прости.
   -- Думай сам, так?
   Ларош хмуро кивнул:
   -- Здесь, теперь, многие судьбы решатся. Не первый раз, не последний. Но перекресток не нам проходить - вам. Пойми.
   -- То есть, решение должны принять мы.
   -- Да.
   Шах смотрел на товарища, слушая его диалог с невидимым родственником и не знал смеяться или ругаться по эту тему.
   -- Завязывай покойников пытать. Не им в заворху ввязываться - нам. Хотя уже ввязались, по макушку увязли, -- заметил меланхолично. Помолчал, соображая и взвешивая все "за" и "против" и приказал. -- Давай за Самарой и его "Джульеттой". Малика прихвати. Как крикну - рысцой ко мне.
   И отлип от сосны, попер руки в брюки вниз, к видневшимся камням и обрыву. Шел, как прогуливался в поисках барышни. Травинку на ходу сорвал, в рот сунул.
   Радиш зубы сжал, глядя ему в спину: самоубийца...
   А они кто?
   И кивнул Малику, бегом двинулся за лейтенантом.
   Шах вывалился из леса на мелкую россыпь камней у обрыва и, как ни в чем не бывало, замер перед вояками от новых Богов. "Крестные" братья закончили раскатывать бревна моста и сидели на них, пережидая.
   Явление изначального стало неожиданностью, но не для всех. Кто потянулся за топориками, кто к рукоятям мечей за плечами, кто за луком. Но это те, кто были перед Шахом, а он спиной чуял - в зарослях еще дозорят и те точно свой арсенал не бросали. Наверняка он уже на мушке - на острие стрелы.
   -- Все замерли!! -- рявкнул, оглушая. Голос эхом прокатился по скалам, отдаваясь внизу, забродил меж камней, заблудился в лесу.
   Баги замерли как кто был: один на пол пути к нападению, второй прилаживая стрелу, третий, приподнимаясь еще только с бревна.
   Шах оценил воинство - семеро здоровяков - олухов. Собрал оружие и в ущелье отправил. Мечи, правда, пожалел - за спину приладил две перевязи вздев, одну для Радия взял. Прошел по кустам и деревьям. Слева приметил засаду - воин тетиву натянул и стрела уже была готова в цель уйти. Шах ему шею свернул без менуэтов. Тут и Харн появился, глянул, усмехнувшись, и выказал контрибуцию - пару ножей в знатных ножнах и меч.
   Значит, справа всех зачистил, -- понял мужчина. Но когда вернулся к мосту и увидел, что ни одного бага нет, понял что Харн и здесь постарался.
   В принципе прав, -- глянул на него, но на душе нехорошо стало. Конечно, дела такие, что выбор прост - либо тебя, либо ты. Но одно в бою, другое беспомощных и безответных порешить.
   Шах поморщился и, откинув сантименты стражу на бревно кивнул. Пару надо положить обратно, иначе не пройти. Как раз и товарищи появились.
   Лань оценила испорченный мост и путь по нему, заросли на той стороне, и словно канатаходец, молча ринулась вперед, ловко перейдя по небольшим уступам.
   Шах только рот успел открыть, желая запретить рисковать. И уставился на Малика - твой человек? Какого ж ты?!
   -- С измала юркая, -- заулыбался тот, и взялся за бревно, помогая мужчинам. Девушка же уже была на той стороне и затаилась в кустах.
   Пока им везло, но каждый знал, что удача штука капризная.
   Радиш хотел помочь товарищам, но и склониться не успел - с краю обрыва показался отец, завис над пропастью, глядя на сына, словно видел впервые. Этот взгляд не понравился мужчине, насторожил. А из ущелья, с самого края появились воины и, Радий понял, что случилось.
   -- Вы просто убили... -- протянул не веря.
   -- Помиловаться не получилось, -- крякнул Шах, толкая с помощью стражей бревно, чтобы в пазы вошло. Но здоровое, чертяка, тяжелое - сорвалось и вниз полетело, зацепив целый настил. Теперь и второй ряд был поврежден, впрочем, несильно. Оставалось три бревна - в принципе достаточно, чтобы перейти на мост.
   Но Радиш головой качнул - он видел, что усилия тщетны. Убитые неправо не дадут.
   Шутов впервые столкнулся с местью погибших и все понимая, не понимал, как их остановить и что делать. Он видел, как четверо стоят на той стороне моста, что не разобрана и не дают бревнам встать на место, а еще пятеро мешают Шаху и Харну, сверлят их злыми взглядами, скалятся, рычат, пугая и будто силы забирают.
   -- Мать! -- выругался Шах, грохнув по обструганному дереву кулаком - сил нет сдвинуть. Как не тужатся - не получается. -- Очнись, спирит хренов!! -- рявкнул на Радиша, заметив, что тот прохлаждается. -- Помогай!
   Мужчина хотел встать, но передумал - замер, в упор глядя на друга. Ему было ясно больше чем Шаху, но как донести до него?
   -- Задницу, сказал, оторвал и сюда принес!
   -- Нет, -- отрезал мужчина. Валерий выпрямился и упер руки в бока, опешив:
   -- Не понял?
   -- Вы что натворили? Девять человек, девять! Как куропаток...
   -- Ну, ты мне еще нотации почитай! Встал и помог!
   -- Вы уже все сделали. Против вас девять мертвецов и они не дадут нам пройти.
   Стало тихо. Харн побелел на глазах, Шах, готовый уже пинками гнать товарища на помощь, замер и нахмурился.
   -- Чокнулся? -- поинтересовался. -- Я не понял - ты хотел бы, чтоб нас положили?
   -- Не то ты говоришь, Валера. Ты сам знаешь, что я прав, а ты - нет. Сам понимаешь, что сделал подлость...
   -- Какую? Какую, мать твою?!! -- пошел на него Шах, развернул за плечи и, схватив за шею заставил посмотреть на лейтенанта, что лежал на носилках трупом.
   Радий вывернулся и схватил Шаха за грудки:
   -- И его ты подставил! Всех! Нам теперь не переправится! Они мстят и будут мстить!
   -- Кто "они"?! Мертвяки твои?! Глюки твоей больной башки?!! -- стянул ворот куртки на шее Радиша, крича в лицо и требуя ответа. -- Ты, вечная запасная обойма, моралист хренов! Приди в себя, утрись, мать твою! Если б мы их не сняли, сняли б нас! На тот свет захотелось, к родственничкам?! Вперед! Держать не стану, но других тянуть за собой не дам!!
   Радиш молча смотрел на искаженное от злости лицо друга, а видел еще одно - слева от него. Призрак грустно смотрел на них и вдруг развернулся и пошел на ту сторону ущелья, тая с каждым шагом. А вот от Харна ни один не отошел - его окружали восемь силуэтов и пихали, а скалились на Шаха.
   -- Ларош был прав, -- протянул, стряхивая руки Шаха. -- Мы на перекрестке и должны сами выбрать путь. И выбрали. Предкам стыдно за нас.
   Лицо мужчины искривилось, а взгляд выдавал неподдельную горечь. И Шах притих, ярость куда-то улетучилась.
   Он не видел ни предков, ни призраков убитых, да и что, собственно, ему было за дело до мести покойников? На войне, как на войне - любому бойцу эта формула известна. Только вот на душе было паршиво.
   -- Хорошо, -- признал через силу. -- Допустим, были не правы. Что дальше?
   -- Не знаю, -- качнул головой Радий - он действительно не знал.
   -- Ну, спроси у своей родни, что ли?
   Радиш посмотрел туда, где недавно появился отец и не увидел его. Огляделся и не заметил ни одного из своих. Мысленно позвал - тот же эффект.
   -- Их нет, не хотят появляться.
   -- Супер. Тогда за работу! Моральные принципы и метания потом обсудим!
   И двинулся к бревну, прикрикнув и на застывшего стража:
   -- А ты чего истукана изображаешь?! Времени до фига?!
   Малик затоптался, глядя на светлого и Харна, что пытались подтолкнуть брус на ту сторону в паз, и не знал что делать. По уму к ним теперь нельзя приближаться - чревато. Покойные в гневе не разбирают, а в яви закон один - с кем ты - то и получаешь. Набедовал один, а получите оба, потому как вместе.
   Но и оставлять, как есть нельзя, изначальных мало, на них мир еще держится. И если уж полечь, то всем. Что стражу без светлого делать? Ни жизни, ни смысла.
   И подошел помочь. Радиш постоял и несмело шагнул следом. Общими усилиями один брус вернулся на место. А за второй взяться не успели - почудилось что идут. Прислушались и убедились - баги совсем рядом.
   -- Меримар?! Заснул?! -- донеслось из леса и Радиш увидел, как один из призраков отступил от Харна в сторону чащи, словно слышал зов.
   -- Их много, -- заметил Шах и начал вытягивать меч из ножен, с напряжением глядя в заросли. -- Берите лейтенанта и уходите. Бегом.
   -- Нет, -- придержал его руку Харн, силой заставив вернуть клинок обратно. -- Хозяин прав, светлый. Я должен охранять вас и защищать, а не подводить. Но подвел, совершив неправое. Мир с ума сошел и я с ним. Прости, светлый - моя вина, моя расплата. Я должен, иначе никто не уйдет.
   -- Нет...
   -- Я знаю, что говорю! -- повысил тон, пресекая возражения, и стих, заробев от своей смелости. -- Так надо, так верно, светлый. Я осквернил всех, я, а не ты. Я должен искупить иначе не будет удачи вам и не будет покоя мне даже на той стороне света. Не приговаривай меня, дай шанс исправить.
   Шах видел по глазам, что воин прощается и готовится умереть, и хотел остановить, но не мог. Что-то внутри не давало перечить.
   Да и времени на прения не было.
   Мужчины подхватили Самару, сжав с двух сторон и понесли к мосту. Риск был огромен, но выхода не было.
   Первый шаг на узкий брус и последний взгляд на стражей.
   Харн улыбнулся Радишу и отвесил благодарственный поклон Шаху. Развернулся и двинулся в чащу, чтобы встретить противника. Малик замер у моста, преграждая путь в ожидании, пока переправятся изначальные.
   Лейтенант висел на плечах товарищей, не ведая происходящего и, был сродни кирпича на шее утопленника. Бойцы двигались медленно, боком, старательно сохраняя равновесие. Все замерли и все замерло, казалось даже ветер притих от поступка ненормальных и следит, затаив дыхание, не веря что у них получится.
   Они и сами не верили и потому не смотрели друг на друга. Просто шли, покрываясь испариной от тяжести и риска. Внизу далеко и глубоко, шумела речка, словно гневалась на людей, побеспокоивших ее, и раскидывала трупы по берегу, захлестывая их на камни.
   Шах видел убитых и только сейчас понял, что Радий прав. Чтобы не было, а тупо скидывать беззащитных в ущелье нельзя было, не по-человечьи. Да, они враги, да ждали их, да, нужно было обезоружить, но убивать парализованных?
   В этот момент мужчины качнулись над пропастью и с трудом устояли, выровнялись. Тогда Шах и понял Харна и принял решение для себя.
   Мимо свистнула стрела. Послышался крик и лязг - стражи встретили багов.
   Шах, наконец, ступил на ровную широкую поверхность и подтянул друзей. Дальше бегом не оглядываясь, до зарослей к Лани, что уже вела ответную атаку и стрелы летели с левого края ущелья на правый, с правого на левый.
   Мужчины спешили, волокли раненого, скрипя зубами от надсады. Но вот острие наконечника впилось в лодыжку Шаха. Он припал на секунду и ощерился, мысленно вытягивая стрелу из мышцы. Та брякнулась на настил. Кровь из раны быстро набиралась в ботинок и дорожкой потянулась за уходящими.
   Лань, видя смертельную опасность светлым, вышла из укрытия и, прикрывая собой, ловко и быстро отправляла стрелы в багов, помогая отбиваться Малику.
   -- Куда, дура?! Уходи!! -- рыкнул Шах.
   Радий хотел перехватить девушку, зацепил за руку и толкнул в сторону, но полетели они. Сходу врезались в кусты за мостом, невольно придавливая Самару. Тот застонал и очнулся.
   -- Что... происходит?...
   -- Молчи, -- процедил Шах. -- Уноси его, -- приказал другу, а сам, прихрамывая, вернулся к мосту и закричал:
   -- Замерли!!
   Стихло. Все застыли как вкопанные, но толк? Вместе с багами и свои стали истуканами.
   Шах чертыхнулся, морщась от тупости ситуации - собственной тупости.
   -- Болван, мать твою, Валерка!... Разомри, -- шепнул Лани, проходя мимо. -- Иди к Радишу, помоги ему с лейтенантом.
   И пошел на ту сторону как на таран, на ходу вытаскивая мечи.
   -- Продолжим! -- рявкнул, перейдя злокозненное бревно, и встав рядом с Маликом.
   И принял летящий на него клинок, подсек бойца справа, что кинулся в спину стража.
   -- Харн, сюда!!
   В чаще слышался лязг, скрежет и ясно что шел не шуточный бой, но Шаху туда не пробиться, как не оставить стража одного.
   Харн появился, сдерживая воина, мечами крест на крест пресекая путь вражескому мечу, посеченный, но живой. Шах снес клинком одного и въехал кулаком в зубы другого, расчищая дорогу товарищу. И получил касательный по спине. Замер от неожиданности и тут же его оттолкнул к мосту, себе за спину Малик. Мужчина припал на мечи, воткнув их в то бревно, что так и осталось лежать на краю. Глянул исподлобья на резню и застонал, узрев как с двух рук, по подлому, со спины, Харна рассекают клинки.
   Страж падал на глазах Шаха и тот видел его смерть и видел убийцу. Он не скрывался - стряхнул с клинков кровь и криво усмехнулся, глядя прямо в глаза изначальному.
   -- Убейся, сука, -- прошипел тот. Баг дрогнул, зрачки расширились, правая рука выхватила нож и ...
   Шах зажмурился и крикнул:
   -- Замерли!
   Силы покидали его, и этот крик дался с трудом. Но все, же мужчина смог перехватить Малика и шепнув - "разомри": толкнуть к брусу. И рухнул бы, не подхвати его страж.
   Малик взвалил светлого на спину и двинулся по узкому, шаткому переходу, спеша успеть на мост до того, как морок светлого спадет с врагов.
   На перекрытие рухнули вдвоем - не сдержал страж изначального. Шах в себя пришел, головой мотнул и вместе с мужчиной начал пихать бревно из паза. Треск, грохот от полетевшего вниз бревна и тут же засвистели стрелы, послышался крик врагов - очнулись.
   Малик прикрыл мужчину собой от стрелы и потащил по мосту к остальным.
   Лань не ушла - помогла Радишу оттащить раненного подальше и вернулась, чтобы выполнить свой долг.
   -- Дура-баба, -- прошептал Шах, заметив ее. И словно второе дыхание открылось - рванул, подталкивая Малика к лесу, перехватил девушку на ходу и не заметил как ей в спину вонзились стрелы. Он лишь почувствовал тяжесть и перехватил Лань, потащил к зарослям, уверенный, что она ранена.
   Вломился следом за Маликом в кусты. Тот перехватил девушку и уже вдвоем они потащили ее вглубь леса.
   На прогалине остановились отдышаться, уложили Лань на мох. Шах еще верил в лучшее, а Малик видел худшее и сел на колени, мысленно провожая верного стража в чертоги предков. Он не мешал светлому - не его право, как нет права у светлого вернуть мертвую, преградить ей путь к предкам.
   Шах рычал, пытаясь растормошить убитую, выдернул стрелы и хотел сделать искусственное дыхание, но лишь склонился, встретился с пустым взглядом мертвых глаз и сник. Свесил голову, оттирая лицо, уставился перед собой.
   Один переход, какой-то паршивый мост, а скольких положили на этой переправе?
   Во имя какого лешего?
   И он дурак. Зачем положил тех, кто и шевельнутся, не мог? Может прав Радиш - это и есть месть мертвых, неправо убитых?
   -- Двоих забрали... Двоих...
   -- Харн - страж. По чести погиб, как должно. Смыл проступок и тебя не осквернил бесчестием, -- почти гордо заявил Малик.
   -- А девченку-то-дурочку, за что? -- искоса уставился на него Шах, искренне не понимая, какого черта он тут патетику разводит. Отошел на пару шагов, выискивая землю помягче, влажную, и начал руками копать могилу погибшей.
   -- Погоди, светлый, -- остановил его Малик. -- Сперва раны твои перетянуть надобно, отдохнуть тебе, потом уж Лань предкам передадим. Она поймет, она б сама так сделала.
   Шах не стал перечить - по состоянию чувствовал - сдает, видно кровопотеря большая.
   Сел, достал аптечку и пока страж ему рану на ноге перетягивал вколол разом гемостатик и обезболевающее, прямо в бедро через брюки.
   -- Ничего, светлый, все ладно, по чести и праву. Ты жив, Порверш с Сабибором живы, остальное как должно.
   -- Что ж в нас такого, что вы жизни за нас отдаете? -- проскрипел, дурея от слабости.
   -- Вы - опора, -- стянул своей рубахой раны ему на спине.
   Шах поморщился и усмехнулся, качнувшись:
   -- Проще нас положить, меньше жертв.
   -- Вас и положили - весь мир жертвой стал. Ни любви в нем, ни радости - беды да изгольство. Нахлебались ужо.
   Валерий хмыкнул и поморщился от боли и слабости - лечь бы: пять минут поспать: всего пять. Но волосами тряхнул, гоня дурман - не время. Что отдыхать, что киснуть, что разборки устраивать после будут. После...
   Покосился на стража, что могилу Лани копал, и зубами скрипнул - даже помочь не может.
   -- Нам еще остальных найти надобно, светлый. Ты держись. Ничто, обойдется, доберемся до своих, там полегчает. Только поспешать бы.
   Шах хмуро смотрел на мужчину и ничего не чувствовал, кроме отупения. Сожаление, глухое как далекий раскат грома, появилось лишь, когда страж уложил в могилу Лань. Красивая девчонка, у которой вся жизнь была впереди, и даже любовь наметилась, -- подумал отстраненно и поморщился, когда влажная, черная земля полетела на молодое тело.
   Малик насыпал холмик и воткнул меч в изголовье, отвесил поклон гордый, почтительный.
   -- Нестыдно будет тебе, Лань, пред очами пращуров стоять.
   "А Харна даже схоронить не смогли", -- подумал Шах и отвернулся.
   Малик подхватил его, помогая подняться, и они двинулись в чащу.
  
   Глава 19
  
   Эрлан заметил, как на чело Эйорики набежала тень:
   "Что тебя встревожило?"
   Девушка смотрела на мужчину не отрываясь, прилипла к нему, как срослась, и представить не могла, что нужно отодвинуться. Но понимала, что счастливые каникулы заканчиваются и наступает проза жизни, и в ней им вместе не бывать.
   "Я думаю о ребятах. Их нужно найти"
   Эрлан зажмурился, потерся щекой о ее щеку, вдыхая аромат волос:
   "Я знаю", -- протянул, скрывая истинное желание - остаться с ней, здесь, навсегда.
   Но есть долг и в этом Эя права.
   "Будь проклята эта война..." -- она спутала все карты, исковеркала судьбы, уничтожила покой в сердцах и любовь в душах. И если б это было позади - но впереди еще немало схваток и нет гарантии, что изначальные останутся, что светлые победят и в принципе будут живы.
   " Возможно, случиться худшее и от нас останутся лишь легенды. Пусть они будут добрыми и светлыми", -- посмотрела ему в глаза Эрика. Эрлан глядел на нее и прятал мысли - ей достаточно тревог.
   "Все будет хорошо, поверь".
   В залу ввалился Лириэрн, затоптался, старательно изучая фрески над головой и всем видом, выказывая, что не видит, чем занят хозяин и его молодая жена.
   Эрлан сел и Эра испуганно прильнула к нему, боясь выпустить, остаться без него и на миг. Мужчина ласково улыбнулся ей, погладил по руке, что обвила ему грудь:
   "Нужно идти, Эя".
   -- Дождь льет, -- шмыгнул носом Лири, стоя спиной к паре. -- Самое время ущелье пересечь. Спуск, как вчера сробили - целехонек.
   Эрлан встал, натянул брюки и подошел к стражу, встал перед ним, заглядывая в глаза:
   "А подъем?"
   Мужчина вздохнул и замялся:
   -- Вот тут сложно, не скрою. Однако по дну к мосту ближе пройти, там есть местечко, где споро забраться сможем. Тропа старая, но еще добрая.
   Эрлан натянул рубаху, покосился на Эрику, что нехотя одевалась, и вновь уставился на стража. Тот насупился и чуть заметно развел руками: как тут предсказать?
   -- На той стороне ватары. Роберган тебе вроде друг. Может и свезет?
   Эрлан отвернулся - Роберган лишь страховка, до него еще добраться нужно. А Эберхайм не глуп - знает и понимает, как важно взять изначальную. Лой в этой охоте лишь второго выстрела достоин - первый будет по Эйорике.
   Много лет баги целенаправленно вырезали женщин светлых, чтобы пресечь ветки родов, лишить будущего. Особый гон был устроен на изначальных, на кровь, что разбавлялась, смотрели проще и все едино истребляли. Давно о девушках из светлых не говорили, кого уж - изначальных. Ходили упорные слухи, что всех перебили. Но Лой как и все его собратья что с той, что с другой стороны, знали истинное положение дел - светлые прятали дев, стерегли пуще своих глаз. Они составляли залог будущего и лишится его было равносильно умереть. Любой - что красный, что черный, что продолжающий стоять на стороне права, что отошедший в сторону и решивший переждать лихие годы, не так дорожил своей жизнью и берег ее, как детей и особо девочек.
   Но это было известно и багам. Не далее чем полгода назад до них дошел слух о том, что старый Ловереш Терри Хаар Ханма имеет внучку. И право при ней - мать детта, отец светлый. И начался гон. Терри выследили и вырезали всех, не успокоились пока не положили и детей стражей. А Ловереша пытали. Побратим и правая рука Эберхайма - Зарех. Не побрезговал старика на ремни резать, выпытывая, правда ли те слухи и где он девочку прячет.
   А ей пять лет. Благо за Тоудер успели переправить, под присмотр деттов, что еще остались, хоть и наперечет.
   Дейтринов нет, зато самхаймы появились - схроны для сирот, -- качнул головой, стеклянными глазами глядя перед собой. Иногда ему хотелось пойти как баги - вырезая всех, искореняя на своем пути селеньями, никого не щадя. Ненависть накатывала смывая разум, мраком глаза застила...
   Но на этот раз взгляд Эрлана ушел в сторону Эйорики и потеплел, улыбка коснулась губ и изменила выражение лица, смыв жесткость и мрачную решимость, слепую в ярости своей. Девушка застегивала куртку - пальцы скользили по груди, нежные, тонкие, волосы рассыпались по плечам и профиль обрамлял свет, льющийся из-под купола. Эрлан забыл про все, засмотревшись, на сердце вновь стало покойно и тепло. Эя казалась ему высшим существом из тех, про кого мамы читают сказки на ночь детям, чтоб те видели добрые сны и чувствовали себя счастливыми. Именно так она действовала и на него.
   Эта сказка должна жить, и неважно, выживет ли ее читатель...
   Эрлан покосился на стража, приказывая собираться.
   Промедли - можно опоздать. Эйорика должна, как можно скорее оказаться на землях изначальных, в безопасности и под серьезной охраной.
  
   Вышли вскоре, собравшись за пару минут - у опытного стража необходимое было наготове. Он и мысли не допускал подвести хозяина, а уж сейчас, когда с ним жена, ответственность давила не на шутку.
   Лири шел впереди, прислушиваясь к каждому шороху и вглядываясь в каждый камень, островок мха. Второй шла Эя, замыкал Эрлан. Ливень и полумрак были им в помощь, и они без приключений добрались до тропы.
   На краю ущелья царил северный ветер и порывами бросал дождь в лицо, грозя сорвать со скалы непрошенных гостей. Лой обвязал девушку веревкой за талию, соединив с собой. Та улыбнулась - какой серьезный и сосредоточенный! Какие немыслимые способы страховки придумал!
   -- У меня отлично по альпинизму, -- заверила, с трудом удержавшись, чтобы не впиться губами в его губы, не прижаться к нему. Эрлан будто понял и не сдержал улыбки, что как мечта в глазах, лишь тронула губы и исчезла. В старые времена и в голову бы не пришло прервать общение новобрачных, будущая мать не знала бы иного, чем нежность и комфорт. Ни поход в горы, ни опасность, а самые лучшие яства, самые пушистые простыни, самые благоухающие цветы, самые романтические баллады и самые веселые истории, услаждали бы ее. И душа будущего наследника рода еще до того как спуститься из обители малышей, познала бы любовь и счастье, наполнилась бы ими как кувшин под струями этого ливня. И родившись, принесла бы в этот мир лишь радость.
   Мысль, что его ребенок, который возможно уже выбрал Эйорику, чувствует холод и влагу, опасность и тревогу, была мягко говоря, неприятна. Эрлан отвернулся, скрывая от девушки свою печаль и недовольство.
   Но та и не заметила - взгляд был прикован к крутой лестнице, к ступеням, выдолбленным в скале и ведущим вниз, в пропасть.
   Камни были скользкими и мерзлыми, ветер сильно трепал путников и приходилось прижиматься к стене, ступая осторожно, двигаться со скоростью черепахи.
   Лири то и дело оборачивался и придерживал девушку, Эрлан следил за ней сверху, в любой момент готовый перехватить и удержать. И закрывал собой, вжимая в стену, когда ветер особо бушевал.
   Скала была отвесной и, казалось, тянулась километры, которые придется преодолевать сутки, не меньше. Но к ночи ветер стих, дождь затянул монотонно, уже не выливая на путников воду как из ведра, и спускаться стало проще. К первым звездам троица уже была внизу.
  
   Самер стонал во сне, ему становилось хуже и это тревожило. Радиш сидел рядом, прислонившись спиной к сосне и упорно смотрел перед собой, замороженный в ожидании остальных. Ему чудилось, что все остались там и помощи не будет, и он не знал что делать, куда идти. Одна надежда - на свой род. Но и те не появлялись, как он не звал.
   В душу прокрадывалось отчаянье.
   Из-за дерева выглянула Шина, подлетела к брату и присела перед ним, заглядывая в лицо. Мужчина встрепенулся:
   -- А где Ларош?
   -- Не плидет. Взлослые такие стлаа-аные. Они сситают что ты больсой мальсик и должен сам лешать, -- пропела проказница, потирая ему пятно на колене на брюках.
   -- Это из-за того что случилось у моста, из-за убитых?
   -- Ой, -- насупила бровки, взмахнув ладошкой. -- Они такие нессясные. Ты больсе так не делай и Вейнелу сказы.
   -- Вейнелу?
   -- Вей-неллру!
   -- Вейнеру - Шаху?
   -- Ну да, -- подскочила и закружилась, любуясь своими юбками.
   -- Шина! -- зашептало вокруг, то ли призывая девочку, то ли укоряя. Радиш огляделся, выискивая хозяина голоса и, приметил Сашу. Сестра поняла, что ее видят, и несмело подошла.
   -- Не грусти, -- придержала Шину, обращаясь к Радишу. -- Вы все верно сделали, и мы будем помогать, но ты должен и сам. Так сказал папа. Ему видней.
   Мужчина нахмурился:
   -- Возможно, он прав, но Самеру совсем плохо, а что с ребятами - неизвестно, и куда идти, как спасти Самару? Что я могу один? Мне его даже не поднять, медикаментов нет, знания в медицине на уровне пластырей и капсул от головной боли. Нам нужна помощь.
   Саша неуверенно качнула головой:
   -- Ты все можешь сам.
   И пошла прочь, уводя за собой Шину, что подпрыгивала, словно играла в какую-то игру.
   -- Ты все можешь сам. Просто тебе нужно в это поверить. Не сердись, -- обернулась и исчезла вместе с малышкой.
   Радиш скривился, чувствуя обиду. Он пытался оправдать поступок родни и не мог - раздражение наваливалось и душило зачатки здравых размышлений эмоциями.
   Но хоть тресни от обиды, хоть как бобр вгрызись в древесину от ярости и хоть как дятел стучи в попытке вытребовать помощь - толку нет.
   Шутов закрыл глаза и попытался взять себя в руки, сообразить, что делать.
   Ждать - хорошо, но может оказаться мало бесполезно, но и губительно. Значит нужно идти. Вопрос куда и как?
   Мужчина огляделся, присматриваясь к однотипному для всех сторон пейзажу и, поднялся, решаясь.
   Подсадил Самару, взвалил себе на плечи и, отдуваясь под тяжестью лейтенанта, двинул куда ноги понесли. Хотя "понесли" - было громко сказано, скорее поползли, треща мышцами от надсады и скрипя костями. А идти все равно надо. Сидеть и ждать у моря погоды глупо.
   -- Хрен с вами, -- прохрипел, злясь на призраков. -- Сам могу... Сам, так сам.
  
   Малик и Шах плелись по лесу, надеясь найти Родиона и Максима и не напороться на отряд Зареха или других шустрых багов.
   Валерия неслабо заносило, нога онемела, и он тащился, как гусеница по одуванчику, кривясь от собственной слабости. В голову лезли глупые мысли, шалые и неуместные и виделась почему-то Эрика: нахмуренные бровки, чуть вздернутый носик, непослушные локоны у виска и гибкая фигурка. Все ничего, но то что Стефлер и с ней решил поиграть в смертницу, Шаха бесило. А подумать - больше проблем нет? Что в голову именно она лезет? Что в ней особого? Баба, как баба, со своими тараканами в голове и загибами в характере. Только... тараканы у нее слишком привлекательные и загибы такие, что разгибать не хочется.
   Шах фыркнул, потешаясь над собой и, привалился к дереву, давая передышку и себе и стражу. Но отдохнуть не получилось - послышался характерный звук и стало ясно, что по лесу шарят конные.
   Хреново, -- переглянулись мужчины. Шах стек по стволу вниз, припал к земле. Малик замер рядом у соседнего дерева. Вступать в бой сейчас было не с руки. Лишь бы их не заметили, иначе выбора не будет, как и шансов выбраться.
  
   Радиш опустил Самару и разлегся рядом без сил:
   -- Ну, ты здоров, лейтенант, -- просипел. И неожиданно услышал не менее хриплое:
   -- Извини.
   Мужчина сел и уставился на друга:
   -- Ты как?
   -- Хороший вопрос, -- хыркнул тот, кривясь, но уверенный что улыбнулся. -- Где ребята?
   Радий отвернулся - говорить не хотелось. С другой стороны - что скрывать?
   -- Не знаю. Ждал их и пошел. Смысла сидеть не было. Тебя в тепло надо и врача...
   -- Ерунда. Помоги подняться и пойду. Куда хоть?
   -- К людям. Надеюсь, кто-нибудь подвернется из нормальных и информированных про тот самый Тоудер.
   -- Где все дороги сходятся? -- хмыкнул.
   -- Точно, -- помог подняться лейтенанту и придержал. Тот повис на его плече, но смог сделать шаг. Медленно, но они все-таки пошли. Однако преодолели метров пятьдесят, не больше - лейтенант просто потерял сознание и свалился. Радиш выругался и обтер ладонью лицо, осев рядом с товарищем.
   -- И куда направляемся? -- услышал негромкое и ленивое в стороне. Обернулся, вздрогнув и, увидел мужскую фигуру у сосны. Мужчина был в маске, скрывающей пол лица, в прорезях блестели лукавые и въедливые глаза, губы кривила усмешка, а из-за плеча незнакомца торчала рукоять меча.
   -- Ты кто? -- насторожился Радий, сообразив, что перед ним не призрак, хотя в сумраке лесной чащи да ночью, пришелец в черном был под стать клану Порвершей, любителей навещать сына в эту пору.
   Рука Шутова потянулась к ножу - единственному оружию, которое у него было.
   -- Не советую, -- все так же лениво бросил мужчина. Голос был молод, и казалось, глушится специально.
   Незнакомец двинулся к путникам спокойно и медленно, но, не спуская настороженного взгляда с Радиша. И чем ближе подходил, тем четче было видно его. Парень - молод, гибок. И нагл.
   Бесцеремонно оглядел светлых и поджал губы:
   -- Неужто изначальные? Да без стражей... А говорили, вас всех к пращурам отправили.
   -- А еще, говорят, кур доят, -- проворчал Порверш, с презрением поглядывая на юнца - тоже, нашелся умник. -- Ты сам кто?
   -- А если баг?
   -- Не свисти - нашивки нет.
   -- Это креста, что ли? -- хмыкнул. -- Извини, парадный наряд дома забыл. Да куропаткам и ровно в чем их в суп приговорят, -- склонился над раненным, разглядывая слишком пристально. -- Горит.
   -- Температура. Не мудрено. Ему врач нужен, -- уставился на парня мужчина, буквально требуя помощи взглядом.
   -- Что? Ну и говор у вас. Странный.
   Парень присел перед Самером и вновь внимательно осмотрел, огладил, почти не касаясь, и прижался ухом к грудине.
   -- Н-дааа, -- выпрямился. -- Ладно, уговорил Порверш, помогу я тебе Сабибора пристроить. Не безопасно здесь.
   -- Откуда ты знаешь, кто мы?
   -- Так на лбу все написано, -- хмыкнул наглец и кивнул на раненного. -- Помоги, что смотришь?
   -- И куда ты нас отведешь?
   -- К Хелехарну. А там посмотрим.
   -- Вот еще бы знать, кто таков твой Хелех, -- проскрипел Радиш, поднимая лейтенанта. Вдвоем они потащили его, как с Шахом через мост несли - перекинув за руки через плечи и придерживая.
   -- Хелехарн - жрец. Он найдет, как вас укрыть и Сабибора укрепить. А здесь вам никак. Зарех по лесу, как зверь гоняется, а с той стороны ущелья сам Эберхайм гон устроил. Слух о вас идет, а это как приманка для багов - разошлись, взбаламутились. Правда, говорят, среди вас женщина. Не он ли? -- кивнула на Самера и удостоилась презрительного взгляда Радиша. -- Ааа! Так это ты! -- хохотнул.
   -- По ушам давно не получал за хамство? -- скрипнул Радий.
   -- Ладно, потом, все потом, -- благодушно хмыкнул парень и смолк. Даже для двоих Самара был тяжелой ношей - не до болтовни.
   Молчание и помощь немного примирили Радиша с незнакомцем, и он решился выведать и попросить:
   -- Ты эти места хорошо знаешь?
   -- Допустим.
   -- С нами еще люди были.
   -- Потерялись?
   -- У моста баги засаду устроили. Нужно найти ребят и помочь. Но сначала Самера пристроить.
   -- Подумаю, -- через паузу бросил парень. -- Это земли Робергана, так что твои друзья здесь, незамеченными не пройдут. Ватары их быстрее Зареха достанут.
   -- Что, Роберган твой, круче Зареха?
   -- Он здесь хозяин, он и решает, кого казнить, кого миловать, кого можно поймать, кого невозможно.
   -- Ааа. Хорошо его знаешь?
   -- Я здесь живу.
   И съехали по пригорку вниз, запнувшись в темноте. Хорошо ноги не переломали и Самера окончательно не добили. Тот застонал, но в себя не пришел.
   -- Не нравится мне его состояние, -- протянул Радиш, склоняясь над командиром. -- Сдается, мы ему рану разбередили, и как бы не добили.
   Самара стоял напротив, хмурился и разглядывал незнакомца. Прохор маялся рядом и на удивление не тараторил всякие глупости, только вяло вопрошал:
   -- Мож вернешься?
   Тем временем парнишка осмотрел раненого, даже ухом к груди приложился, вслушиваясь бьется ли сердце, и уставился на Радиша.
   -- Он же умирает.
   -- Лекарствами обколот...
   -- Какие лекарства к бабе Веге? -- стянул с лица маску наглец, открывая взору юную физиономию, сноп коротких, торчащих в разные стороны рыжеватых волос и ... знак рода на лбу.
   Радиш бровь выгнул, Самер ближе подошел, склонился, разглядывая тонкие черты далеко не юношеского личика в своей красоте и нежности, и улыбнулся:
   -- И кого ж ты провести хотела, красавица?
   За спиной Прохор хмыкнул, нависнув почти над ухом:
   -- Я это, сильно извиняюсь, но может ты того, обратно, и оттудова спросишь? Глянь, звезда какая.
   -- Без тебя вижу, -- огрызнулся. Смотрел и вот руку протянул, так захотелось коснуться ее кожи, познать ее тепло. Но ничего не почувствовал - пальцы прошли мимо.
   Мужчина помрачнел, сообразив, что вне тела он видит четче, краски ярче, и понятна даже мелочь в километре от него, но, ни ветра в лицо, ни запаха от этих вот, чуть вьющихся, растрепанных волос, ни вкуса, доведись коснуться губ, он не чувствует.
   Паршиво. Самарин покосился на Прохора: это как? Тот стоял пришибленный, мялся и только руки развел:
   -- Так я ж, о чем и толкую. Ты б в тело-то, того и оттудова ага.
   -- Угу?
   Дилемма. Вне тела ничего не чувствуешь, но острее слышишь и видишь, можешь парить, можешь в миг за пару парсек оказаться. В теле не полетишь, если не камнем со скалы, и видишь хуже и слышишь ровно сколько твоему диапазону дано, и чувствуешь все, каждую мелочь, не только хорошее, но и плохое, боль, например.
   Мужчина передернулся, и все же взвешивая, решил наплевать на физический дискомфорт, ведь к нему бонусом прилагалось знакомство с лесной феей - иначе девушку Самара просто не мог назвать. И понять не мог, как Радий не видит, что перед ним не пацан, и тревожился - а ну поймет да увидит, насколько она хорошенькая?
   И вернулся. Приоткрыл глаза и чуть улыбнулся незнакомке, преодолевая слабость и боль.
   -- Привет.
   -- Лала, -- услужливо подсказал Прохор.
   -- ... Лала.
   Зрачки светлой расширились, меж бровей пролегла бороздка, искажая родовой знак:
   -- Откуда ты знаешь?
   -- Смешная ты, -- хмыкнул и потерял сознание.
   Лала отодвинулась, хлопая ресницами от удивления, уставилась на Радиша:
   -- Он же Сабибор, а не Ольрих, как он имя считал? Закор?
   Родион хмуро смотрел на нее и даже не пытался сообразить, о чем спрашивает, как и не понял, что перед ним девушка. Помолчал и вдруг вспылили:
   -- Может, помощь раненому окажем, потом вопросы будем задавать?!
   Лала скривила презрительную мину и поднялась:
   -- Ну, и вперед.
   Шли недолго. Спустились в низинку меж двумя холмами, густо поросшими кустарником и соснами. Лала заверещала, имитируя не иначе клюнутую в макушку птицу, и дерн у валунов ушел в сторону, открывая зияющее отверстие с краю холма.
   "Партизаны", -- только и качнул головой Радиш. Появившийся парень, высокий и жилистый, огненно рыжий, как древний клоун, молча поднял раненного, перехватив как девицу. И без видимых усилий внес внутрь. Радий чуть дичась шагнул следом и замер у импровизированной двери, обозревая помещение.
   Духота, свет от огня в четырех плошках по кругу с края комнаты. Бревенчатый накат и земляной пол. Очаг, стол и веники по всему периметру по стенам. Старик в светлой рубахе до пят, седой, как снежные вершины, взмахом указал на лежанку у очага и парень уложил на нее Самера.
   -- Здрав будь, светлый, -- прогудел жрец, обращаясь к Радишу, но склоняясь над Самарой. Голос старика был неожиданно молодым и сильным. Мужчина рот открыл, желая спросить, но Халехарн ладонь выставил:
   -- Все потом. Лала, займись изначальным. Огник, помоги мне с Сабибором.
   Девушка потянула гостя за руку за занавеску слева. За ней была дверь, за той - комнаты и комнатки, изветвление коридоров, как в катакомбах.
   -- Ничего вы устроились, -- заметил Радиш.
   -- Нормально. Сейчас помоешься, переоденешься, покушаешь и спать.
   -- Самер...
   -- Им уже занимаются. Халехарн свое дело знает, не одного и не десять на своем веку поднял. За друга не заботься - собой займись. На ногах еле стоишь.
   Что правда, то правда, -- не стал спорить. И замер под невысоким сводом, разглядывая настоящий бассейн. Небольшой и глубокий он был выложен камнем и окружен плошками с огнем. Чистая вода чуть плескалась и пропадала в отверстии справа, в то время как из широкой трубы слева лилась, не переставая довольно мощной струей чуть выше уровня бассейна.
   -- Чистую одежду сейчас принесу, -- бросила Лала, но Радиш не услышал. Он смотрел на манящую гладь и чувствовал себя смертельно уставшим, отупевшим, словно не спал неделю, не меньше. И разделся, нырнул в бассейн, с наслаждением отдаваясь прохладе воды.
   Переоделся в то, что принесла Лала, съел, опять же что она дала и заснул куда отвела, даже не сообразив где, что и как.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   62
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"