Райдо Витич : другие произведения.

Проект Деметра: Ловушка для призрака 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главы с 9 по 18

   Глава 9
  
   Эра припала к стене и улыбалась, слушая, как гудит камень. Ей казалось, что он поет веселую добрую песню, и как наяву слышался гул голосов, чувствовалась радость, свет и тепло. Кладка стены блестела, переливаясь под лучами, и девушка млела, начиная отогреваться, радуясь игре света и цвета перед глазами. Села на траву и гладила камень, жмурясь от умиления. Так и заснула, слушая его.
   Оттер стоял, опираясь на ствол, прикрываясь им и тер губы, искусанные в кровь. Взгляд неотрывно следил за далекой, еле видной фигуркой в белом, и лицо кривилось от саднящего чувства в душе.
   Что ж ты натворил-то, урод? -- билось в голове. Он, конечно, понимал, что веселого не будет, но понятия не имел, что вполне разумная женщина превратится в несмышленыша, беспомощного и беззащитного. У нее даже не хватило ума обойти вдоль ограды и войти в город. И пропадет ведь, пропадет у стен Ярина.
   Но подойти, выказаться, значит обнаружить себя и признать совершенное. Этого он не хотел, хорошо понимая, что с ним сотворят за такое, и неважно на чьей стороне. Применить же право отчего-то не получалось. Вот и продолжал следить, кусая губы. Фигурка не двигалась, а большой Яр уже подходил к зениту.
  
   Эберхайм прошел над своими, зорко оглядывая вереницу конных и лес справа и слева. Пролетел над ближайшей деревушкой, отметив, что в ней достаточно людей Этана и взмыл выше, направляясь к тому месту, где должна была быть Лайлох.
   Уже к полудню влетел меж веток и сложил крылья, приземляясь. Обернулся и огляделся. Чутье подсказывало, что Эйорика где-то здесь, но так же веяло от этого места тревогой и опасностью.
   Таш осторожно прошел метров тридцать и почувствовал, как внутри нарастает беспокойство. Запах, неуловимый и все-таки очень неприятный, третировал. Светлый обернулся тигром, встряхнул шерсть и мягко ступая, двинулся вперед, уже более четко улавливая запах Эйорики - он был сходен озону, яркий и манящий, кружащий голову. Вот только смешивался с чужими запахами, неприятными - гниющей плоти, смерти, опасности.
   Было влажно и пахло дождем, но и это не перебивало все более усиливающееся амбре трупов и тонкий - опасности.
   Таш приостановился, понимая, что дальше идти не стоит. Где-то здесь аромат девушки был более четким, а чуть прямо пройди - становился невыносим запах разлагающейся плоти. Они мешались и сильно тревожили светлого.
   Огляделся и, принюхиваясь, двинулся влево, по следам, что будто таяли убегая от него.
   Вскоре увидел эттарну, старую, заброшенную заросшую мхом и травой, но дверь была открыта и, свежий содранный дерн валялся рядом.
   Приближающийся звук, словно валили стволы деревьев, заставил светлого ощетиниться. Тигр выгнулся, упираясь задом в стену эттарны и, ждал, всматриваясь в гущу деревьев, и уже чуял приближение чего-то большого, необычного, пахнущего жестко, древне.
   Первым появился бронтозаврик. Остановился, приметив другое животное и, мотнул головой, демонстрируя нарост на голове, топнул лапищей.
   Таш оскалился, выказывая и свои клыки, хотя их видно было и так - сверкали, выступая далеко вниз из-под верхней губы. Детеныш внял - притих.
   Вторым появился громадный самец, выдал приветствие, валя дерево - нечаянно толкнув его боком. И подтолкнул малыша в ту сторону, откуда пришел Таш.
   "Дальше не ходи - мор, опасно", -- предупредил сородича трубно и двинулся, смывая прежние запахи, втаптывая их, смешивая с землей. Следом самка переваливаясь прошла, лишь приостановившись возле тигра. Глаза в глаза и Эберхайм понял, что изначальные бродят так уже три дня, спасая себя от непонятного мора. Самка ором выдала предупреждение сородичу и заковыляла за семьей.
   Тигр встряхнулся, озадачиваясь, но сигнал принял и прошел в эттарну уже крадучись, стараясь ничего не задеть.
   И сел у мытни с тоской глядя на раскиданные вещи, от которых разило Эйорикой и ... бедой. Шерсть невольно стала дыбом. Такая же штука, как на руке Радиша, валялась разбитой у стены и вгоняла в вой.
   Таш осторожно взял ее зубами и вышел. Во рту появился вкус непонятный и саднящий.
   Тигр сел и закрыл глаза, набирая энергии для огня и, выдал изо рта пламя, обжигая коммуникатор. Немного и пробуя предмет на вкус, уже не чувствовал опасности. Но и принюхиваясь, в надежде пойти по следу девушки, не нашел следов. Сородичи основательно затоптали все, не оставив и оттенка понятного запаха.
   Изначальный бегом двинулся прочь и лишь почувствовав, что риска больше нет, остановился. Таш обернулся и, перехватив чуть оплавленный коммуникатор, сжал его в руке, оглядел хмуро лес. Сердце щемило от ощущения непоправимой беды, и как не хотелось думать, он знал, что произошло. Он еще чувствовал запах соединившихся тел, чужой, мужской и женский, знакомый - Эйорики. И можно было бы смириться - она выбрала, нашла. Но разбросанные вещи и четкое амбре боли и насилия, не отпускали. Не оставляли вариантов.
   Таш сжал коммуникатор в кулак и сцепил зубы. Он впервые готов был убить, вот только не знал кого. Зато ясно понимал, что Эя в беде.
   По спине ознобом прошли мурашки. Мужчина осел у дерева и застонал.
   Он не мог поверить, что Эю могли изнасиловать, не хотел даже думать об этом, и тем более о последствиях, но как не бегай, чудовищность произошедшего сама просилась на ум. И он знал, что бывает, если беременную на черте взяли насильно в эттарне. Проходил при изучении свода законов, но ни разу не сталкивался с подобным зверством. Оно просто выходило за все рамки и даже тогда, в далекой юности воспринималось байкой про чудовищ.
   И ни разу он даже не слышал, чтобы светлые были способны на такое, даже изгои.
   Таша заколотило. Поднялся и закружил, вглядываясь в лесную чащу: где искать тебя, девочка? Кто это сделал с тобой? И волосы дыбом. И крик из горла, дикий, звериный.
   Семейка бронтозавров притихла вдалеке, услышав полный горечи крик сородича. Самка и самец переглянулись. Последняя тяжело вздохнула и мотнула головой. Развернулась и, спеша, двинулась прочь, подгоняя семью. Бронтозавр выгнул голову и выдал сочувственное гудение в небо: слышу, брат, и подтолкнул сынишку за матерью.
   Таш ткнулся лбом в кору, смотрел, как по ней ползет паучок, а видел сорванную куртку, раскиданные ботинки, порванные брюки.
   Он еще не знал настоль яркой и сильной ненависти и жажды мести, но сейчас они касались его, накрывали, мутя разум. Но он понимал, что поддаваться им нельзя, чтобы не случилось. Нужно думать, что делать, нужно срочно найти Эйорику, а эмоции - после.
   Таш сунул коммуникатор в карман и, обернувшись вороном, взмыл в небо. Начал кружить над лесом, выискивая девушку и мужчину, что возможно, и окажется насильником.
  
   Вейнер жевал пластину, и поглядывал вокруг - лес, однако. Вторые сутки в пути и ни одного населенного пункта - офигеть просто!
   Глянул на коммуникатор и ежик волос огладил, зажмурившись. Опять уставился и даже жевать перестал, не понимая, кто сошел с ума - он или электроника? Маячок Эрики бегал, как дурной, со скоростью корвета кружил в одном радиусе.
   Шах с трудом сглотнул остатки пластины и сунул в рот зубочистку, уставившись перед собой.
   Было похоже, что Эра посеяла коммуникатор и он кому-то достался, возможно, птице. Не может человек бегать с такой скоростью, да и нет смысла крутиться по кругу, как белка в колесе.
   Вейнер вскочил и закинул рюкзак за спину, рванул в ту точку, где они должны были сойтись с девушкой, очень надеясь, что с той все в порядке.
  
   Таш расширил зону поиска, но и это ничего не дало. Он видел Ярин и людей двигающихся к огромному, еще пустому городу, построенному, как Морент - кругом, видел конных и телеги, видел мужчин и женщин. И шел на бреющем, пытаясь разглядеть девушек, но ни одной и близко похожей не увидел.
   Зато узрел мертвую деревеньку и понял, что о ней предупреждали родичи.
   Даже здесь, высоко над тишиной и трупами, он чувствовал опасность и единственное, что смог пока предпринять - огородил по всему радиусу где начиналась тревога, непроходимым колючим кустарником. Получилась довольно большая площадь, и это серьезно беспокоило. Не меньше, чем случившееся с Эйорикой.
  
   Эя лежала в траве и играла с кузнечиком, радуясь ему и его прыти, стрекоту. С удивлением и восторгом рассматривала бабочек и стрекоз, что полетали мимо, и пробовала на вкус траву. К ночи стало прохладно, но она стойко сидела у стены, даже не понимая, что может уйти. Так и заснула.
  
   Таш понял, что поиск бесполезен и полетел прямиком в Эрхар. Уже ночью опустился на подоконник, заглядывая в залу, из которой лился свет. Эберхайм ужинал и разговаривал с Зарехом. Тот кривился, видно переча Этану и сомневаясь в его словах, и судя по всему, беседа была долгой и могла затянуться еще до бесконечности. Поэтому изначальный не стал ждать - слетел на пол и обернулся.
   Мужчины дружно уставились на монументальную фигуру, что двигалась к ним от окна.
   -- Мать Небесная, -- выдохнул Зарех, дух с испуга переводя, а Этан грозно нахмурился:
   -- Ну, и какого ты здесь делаешь?
   -- Убери его, -- не глядя на помощника родича, кивнул на светлого. Этан подвигал челюстью, изучая физиономию Таша и, понял по виду, что тот вне себя и способен сорваться.
   -- Уйди, -- бросил Зареху. Тот и не думал оставаться - сдуло за дверь.
   Таш прошел к камину и навис над огнем, опершись на полку - в душе бушевало то же пламя.
   -- Ну? Не доверяешь? Решил лично проверить, как наша договоренность исполняется? Надеюсь, убедился, что светлых не трогают? -- откинул мясо на блюдо в сердцах.
   Таш молчал и это настораживало. От его фигуры шел осязаемый фон беды, чего-то из ряда вон, и это сбивало с мыслей. Этан притих, пытаясь разобраться в собственных ощущениях.
   -- Знаешь, что такое беззаконие? -- тихо спросил Хранитель.
   -- А! Понял - прилетел поучить? Я знал, что рано или поздно ты заденешь эту тему. Извини, Таш, при всем уважении к тебе - мы живем, как привыкли жить, и менять это я не собираюсь.
   Мужчина развернулся, сложил руки на груди, уставившись на родича, и его взгляд тому очень не нравился - замораживал, причем душу. Причем - несчастьем.
   -- На твоей земле совершаются немыслимые злодеяния и, все потому, что ты забыл закон предков.
   -- Давай не будем...
   -- Будем! -- рявкнул тот и Этан от неожиданности потерялся. Он не мог и представить, что Таш умеет кричать. И видно, действительно произошло нечто ужасное, если его так разбирает.
   Эберхайм сложил руки на столе замком и внимательно уставился на Хранителя черной стороны.
   -- Мой закон - равенство, Таш. Каждый имеет право на жизнь и смерть и в этом мы равны, согласись, -- начал спокойно, пытаясь донести очевидное.
   -- Да? -- качнулся к нему светлый. -- Разве ты приходишь в мир, как простой? Разве простому нужна эттарна, чтобы войти в плоть и обосноваться в лоне матери?
   -- Это надуманные отличия ничего не значат. Каждый имеет право на основное - жизнь и смерть. И простой и светлый - дышат, любят, ненавидят, хотят есть и пить. Мы можем оборачиваться, но не умеем сеять, мы можем выбрать мать и родиться только через ритуал отцовства, но не можем, как простые рождаться без этого. Так в чем разница? Кто из нас и чем выше? Лучше? У всех две руки и две ноги, одна голова и жизнь.
   -- Преступления...
   -- А то их не совершают как светлые так и простые! И война показала истинные лица и тех, и тех! В нас, именно в нас больше всего лжи и предательства, корысти и властолюбия!
   -- Может быть. Но на моей стороне действует закон предков и потому не творится тех безумных и чудовищных преступлений, что на твоей стороне, под эгидой твоего хваленого закона равенства, -- процедил, подходя. Уперся кулаками в стол, нависнув над Этаном - черный от гнева. -- На моей стороне не насилуют женщин! На моей стороне никому не придет в голову изнасиловать беременную!
   Лицо Этана потеряло бронзовый оттенок.
   -- Не понял - ты хочешь приписать моим людям преступления из области восполненного воображения?
   -- Нет. Не хочу - требую: найти насильника и вернуть закон предков, чтобы впредь подобного не повторилось.
   -- Не много на себя берешь? -- закаменел Этан в миг. Поднялся и уставился глаза в глаза: не смей выдумывать столь вопиющее! Оставь свой бред при себе!
   -- Но первое, что я не прошу, и даже не требую, а приказываю, -- процедил, Таш продолжая. -- Это найти жертву преступления - светлую, которую выбрал ребенок, а какая-то тварь из твоих "равных" взяла ее силой в эттарне, -- процедил таким тоном, что у Этана мурашки по коже прошли и появились сомнения что Хранитель выдумывает специально.
   Осел таращась на родича и не мог взять в толк, что он городит.
   -- Тебе назвать имя жертвы, чтобы дошло? Дошло до самой печени, до пяток, до донышка души?! До последней клетки твоего тупого самолюбия и ограниченного ума?!
   Эберхайм молчал - сердце замерло и словно забыло, как гонять кровь по венам. Предчувствие чего-то катастрофического накрыло его и, сжало даже душу.
   -- Ну? -- прохрипел.
   -- Эйорика Лайлох! -- выплюнул Таш и Этан омертвел. Лицо стало белым, взгляд пустым. Пара минут и мужчина дрогнул приходя в себя:
   -- Это... ты сошел с ума...
   -- Был бы рад! Но, увы, имею основания думать, что с ума сошла твоя дочь благодаря твоим "равным"! Она здесь! -- рявкнул Таш, грохнув ладонью по столу - да до чего же вы с Лой тупы и упрямы! Но почему за вас должны расплачиваться другие?! Эта девочка, что несет свет, почему должна тонуть в вашей грязи и темноте?! -- Эйорика беременна от Лой и ее друзья пошли на все, чтобы вернуть ее сюда, вернуть, чтобы дать шанс жить ей и ребенку. Она здесь! На твоей стороне! На территории родного отца! И именно здесь ее изнасиловали прямо в эттарне! Не помогли - убили! -- процедил сквозь зубы.
   Этана затрясло, он больше не сомневался и не думал, что Таш фантазирует, наговаривает или придумал ловушку, только чтобы добиться своего - восстановить закон предков и на красной стороне, разбить людей по праву и возможностям.
   Эберхайм рванул ворот и вскочил - стул полетел на пол, а следующий в стену.
   Треск, грохот и тишина, давящая, убивающая.
   Этан застыл сжимая кулаки и смотрел в стену, так что та огнем полыхнула.
   -- Кто? -- прошипел так, что содрогнулся и Таш.
   -- Если бы я знал, -- тяжело опустился на лавку. -- Я запомнил запах насильника, но он мне незнаком, однако этот изгой точно с твоей стороны, местный.
   -- С чего решил? -- Этан упорно не хотел верить что его люди посмели растоптать его же дочь. Сказанное Ташем выходило за рамки не то что, разума - самого богатого воображения.
   -- В запахе стойкий оттенок жара и трав, растущих только на вашей стороне.
   Этан зажмурился на секунду.
   -- Где Эя? -- уставился вновь и боялся ответа, просил не озвучивать, что предполагает. Но услышал, что и думал:
   -- Не знаю.
   И видел, что и Таш вне себя от тревоги.
   Минут пять Этан стоял парализованный и вот шагнул к дверям, вынес их пинком:
   -- Зарех!!
   Рев голоса пронесся как ураган, вспугивая даже заснувших птах под крышей.
   Пара минут и помощник бегом влетел в зал, и тут же был схвачен. Этан пронес его до стены и впечатал, захрипел в лицо так, что светлый потерялся от страха:
   -- Сейчас же рассылай людей во все стороны, перерой всю красную сторону от ущелья до пустыни, загляни в каждый дом, под каждый камень, но найди мне светлую Лайлох, Эйорику Лайлох. Срывай повязки, выбивай двери, вскрывай старые стиппы, но найди ее и привези. И чтобы волос с ее головы не упал, чтобы доставил мне ее как самый нежный цветок, не смея и дышать в ее сторону. Ты понял?
   Зарех неуверенно кивнул - вышла судорога. Этан откинул его к выходу и рявкнул:
   -- Бегом!! До обеда, чтобы она была здесь!
   Мужчина вылетел, а Эберхайм осел на край стола и провел ладонью по лицу - ему и думать было страшно, что сейчас с его дочерью.
   -- Это все Лой, -- прохрипел, закрывая глаза, чтобы угомонить себя, сдержать рвущееся отчаянье и ненависть, дикую ярость, способную снести весь Эрхар.
   -- Лой даже не знает, что она здесь.
   -- И не узнает. Я не отдам ее ему.
   -- И вернешь закон предков на свои земли.
   -- Если найду этого урода - казню без всякого закона. За яйца подвешу и буду наслаждаться его криком! -- выплюнул с черным от гнева лицом.
   -- За ним будет следующий, и следующая жертва. И так будет пока ты не поймешь, что равенства не может быть, как не может женщина равняться мужчине, как день ночи, урод - человеку. И только четкий закон способен защищать людей от таких вот зверей, усмирять зверя живущего в человеке.
   Этан застонал, клонясь и заорал в потолок, вымещая горе. Стих и чуть шатаясь, прошел к окну - ночь. И там в ночи его девочка. Одна и ...
   -- Как такое могло случиться?... Как?!! -- неужели было мало бед?
   -- Я уже ответил. Потому что ты уравнял насильника и воина, урода и человека, светлого и простого. Потому что, уравнивая разрешил все и всем!
   -- Это не так!
   Таш в пару шагов оказался рядом и развернул светлого к себе, прижал к стене захватив ворот в пятерню:
   -- Когда приведут твою дочь - загляни ей в глаза и ответь себе, только себе, но честно - так это или не так!
   И отпустил, видя что Этану без него плохо, и понял что сам сходит с ума.
   И понял почему - он знал, а тот видимо нет.
   -- Хочешь, я расскажу тебе, какая она? Он сейчас смыслит не больше младенца. Не помнит себя, боится всего. Ее душа отправлена в межмирье и бродит там, собирая такие же зависшие души. Тело постепенно начнет сохнуть, и она умрет.
   Лицо Этана почернело.
   -- Нет, -- качнул головой в ужасе сродному панике.
   -- Чтобы помочь ей - нет, не вернуть рассудок, но хотя бы не дать умереть, нужен сильный жрец и не один - трое. Но ты, кажется, уравнивая всех, уравнял и жрецов, уничтожив их как служителей светлым. Остался один высший жрец, у нас, Арахарн. Все! И кто, скажи мне, теперь сможет помочь твоей дочери? Кто убил ее? Лой, который верен законам, чтобы там не было и всеми силами сохранял жрецов, стражей, сородичей, и что случись - он получит помощь и сможет вытащить даже из этого кошмара. Или ты, властитель всей красной стороны, где светлый равен простому и потому всем все можно. Ты, дочь которого берут как простую девку и который не может найти ни ее, ни ее насильника, не может ни спасти ее, не уберечь?
   Таш цедил слова, еле сдерживая гнев и, Этан слышал каждое, и каждое убивало его, вонзаясь словно клинок в сердце и разум.
   Отлип от стены и, пошатываясь, добрел до стола, опустился на стул и замер. А Таш все говорил и словно свинцом расплавленным заливал сердце и душу.
   -- Ты стоишь перед выбором. Ты цепляешься за свой закон равенства, как за единственное достижение последних двадцати лет, чтобы хоть как-то оправдать всю ту кровь и грязь, что смывала потоками жизни. Ты возненавидел своих собратьев светлых и потому пошел против закона предков - уравнял всех, лишая сородичей права и силы. Но пришло время оставить глупые мечты и подлую месть, что двигали тобой. Пора выбрать - твоя дочь и внук, будущее многих и многих или ты, твое хваленое достижение, способное вернуть войну вновь и способствующее лишь одному - дополнительному потоку крови и грязи, потоку новых смертей и жертв. Если ты поймешь, что и Лой - что в той войне ни ты, ни Инар не были виновны, как не были правы, а стали всего лишь марионетками в искусных руках, если поймешь что пора чем-то поступиться, пора поставить точку на безумии, то поймешь, что нет иного выхода, как вернуть закон. Мало прекратить бессмысленную войну - нужно научиться жить в мире. Мало объявить себя властителем - нужно уметь управлять. И думать не о себе - будущем своих людей.
   Ты больше не можешь позволить себе "хочу - не хочу", как и я. Потому что на нас ответственность за всех по ту и эту сторону.
   Таш прошел к столу и сел напротив Этана:
   -- Я не оправдываю Лой и не меньше твоего хочу, чтобы он держался подальше от Эи. Он не умеет сохранять, не умеет беречь, и в этом вы похожи. Я не виню его, и где-то могу понять - он жил войной, потому научился лишь брать, но не научился беречь. Но речь сейчас не о нем и не о нас с тобой - речь о сотни Эйорик и тысячи ее детей... Я привык жить иначе и мне многое дико в своей очевидности, и я не понимаю, как вы это не видите. Предки всегда говорят ясно, стоит только внимательно посмотреть и послушать. Лой расплачивается за свои проступки, свои преступления, но и у тебя их не меньше, и вы оба платите, но переполнив чашу терпения предков, вы подставляете самых близких и самых дорогих. Эя - урок вам обеим. Но скажи мне - почему она должна платить за вас?!... И не говори про предков. Когда ребенок не слышит, родители вынуждены повысить голос, чтобы дошло, если не понимает этих слов - они подбирают другие. Эйорика - вот их слова вам. И если сейчас вы не одумаетесь, не опомнитесь - крик будет громче - ее заберут. И тогда не любовь - ненависть поселится на Деметре, и уничтожит все и всех рано или поздно. А о любви будут лишь мечтать, но не умея любить, не зная что это такое, не ценя - будут множить ненависть. Она сжирает вас, требуя все больше крови и жертв. Вы щедро ее питали, уничтожив почти всех сородичей, все устои и сам привычный, понятный мир, яркий и полный радости и любви. Так остановитесь, наконец, не дайте ненависти поглотить и будущее.
   Этан сидел каменным истуканом и молчал. Таш склонил голову почти до столешницы и кривился от отчаянья, не зная, какие еще слова подобрать, чтобы донести очевидное, и боялся думать об Эйорике.
   Если б он мог вернуть все, повернуть время вспять - знал бы как поступить и не мешкал, не сомневался.
   -- Мне больно, Этан, так больно, что я и не знал, что так бывает, -- прошептал.
   Эберхайм лишь дернулся и закрыл глаза - в душе царил холод и страх.
   -- Я готов вернуть закон, готов встать на голову, отрезать себе уши, голым станцевать перед Лой... Готов на все, -- уставился на сородича.-- Только скажи, как помочь Эйорике, как спасти?
   Таш качнул головой, потер лицо. Минут пять молчал и бросил:
   -- Есть лишь один способ, не удивлюсь, если предки именно на него вас и вынуждают. Это метка, клеймо, проклятье. Но это шанс. И расплата.
   -- Говори.
   -- Нужен третий, -- уставился в упор и, Этана передернуло, глаза остекленели на пару минут.
   -- Ее нужно провести через эттарну вновь, но уже не силой. Добиться желания. Не факт, что душа вернется, перестанет блуждать меж мирами, но она обретет покой. Постепенно вернутся навыки, потому что вернется разум. Эя будет жить.
   -- И родит ловца, -- выдохнул в прострации от такой перспективы.
   -- Да. Да! Похоже, это единственное ваше достижение в развязанной войне, вот вас предки и толкают к нему, как к победе, -- скривился от безвыходности.
   Ничего себе выбор - ничего не делать и убить дочь, сделать и убить внука или внучку...
   Этан вылез из-за стола и забродил по зале в лихорадке раздумий, и то и дело поглядывал в окно, словно из него придут вести, словно в нем появится Эйорика, улыбнется и бросит: "Привет, отец"...
  
   Эрлан не спал - крутило: сердце и душа были не на месте, и казалось, что что-то случилось, причем настолько страшное, чего и представить невозможно. Не зря явился призрак Порверша, не к добру.
   Лой то и дело блазнилась Эя и сердце сжимало от страха и тоски, и они ширились и ширились. К ночи он готов был орать и таранить стены в кровь, лишь бы хоть чуть успокоиться, хоть немного помочь ей. Ему казалось - она умирает. Или, наконец, он?...
   К утру Эрлан метался в бреду и жаре. Лири вновь послал за Арахарном.
  
   Глава 10
  
   Оттер, как привязанный сидел у дерева и посматривал в сторону Ярина. Уйди, а он не мог, хоть тресни. Горечь ела и вина давила так, что хоть в омут, а ноги не несли не прочь, ни к жертве его мести. Вроде, что ему? Обернись да иди, а не мог...
   Эрика проснулась от холода и, прижалась к камням поглядывая то на встающее солнце, то на траву в росе. Девушку трясло от озноба, и она жалась, обнимая себя за плечи. И открыв рот, ждала появление второго, более жаркого светила.
   Большой Яр мощно разлил свой свет и дохнул теплом. И девушка заулыбалась, припала ухом к камням, слушая их песню. Нынче она была странной - с переливами и грохотом, лилась речью и смехом.
   -- Глянь, а мы не первые, -- протянул розовый камень в кладке стены и скрипнул, фыркнул, выдал: "тпру". Потом стукнул, брякнул, начал шуршать, как шаги по траве.
   -- Доходяжка какая-то, ты глянь, мам, -- вздохнул.
   -- С кем, болезная, интересно.
   -- Да одна, похоже, никого еще.
   -- Ну, вишь, и таким счастья хочется.
   Чья-то ладонь легла на плечо Эи и та вздрогнула всем телом, мгновенно перепугавшись, сползла по стене и сжалась в комок, огромными глазами уставилась в лицо девушки.
   -- Мариша, не пугай ты ее, -- протянула дородная женщина у телеги, расстилая широкое полотно на траву.
   Там же кузнечики! -- дрогнувшей рукой указала Эя.
   -- Да она совсем больная, ма, -- протянула Мариша, закидывая косу за плечо. -- Ты чья такая? -- спросила тихо, присев перед болезной. -- Не бойся, чего ты? -- осторожно погладила по плечу.
   Эя растерянно таращилась на нее, но уже не боялась - лента в косе понравилась - шла блестящей розовой полосой по лбу и пряталась в густоте золота волос. Эя заулыбалась, робко потянулась и погладила девушку по голове, по свету на макушке, что золотил ей волосы.
   -- Яр тебе помоги, -- вздохнула та сочувственно, убеждаясь, что доходяжка-то не в себе.
   Женщина к ней склонилась и Эя опять сжалась, пугливо поглядывая в круглое лицо. Но глаза незнакомки были добрые, голубые, как небо и, немного, девушка успокоилась, улыбнулась застенчиво, провела чуть касаясь ладонью по пухлой щеке.
   -- Ну, уж ты, дите болезное, -- вздохнула женщина. -- Это ж, кто ж споганился одну тя отпускать, диковинку сирую? Ой, Яр те в дышло, чего деится. Мариш, глянь там рубаху в корзине, а то ж срамота. Пущай хоть переоденется, не отощаем небось.
   -- И ватрушку б ей - голодна, поди, -- поддакнула девушка и к телеге ушла. Покопалась и нужное достала.
   -- Давай-ка божья душа, скидывай тряпье, -- потянула за подол рваной одежки.
   Эя заскулила жалобно, испугалась так, что затрясло.
   -- Ну, не боись ты, болезная, ну чего ж ты, -- успокаивала ее женщина, но не выдержала, хлопнула дочь по ладони. -- Оставь, сверху натяни да и все. Совсем девка перепугана, душа-то божья что дитячья, ну, те ее бередить.
   И подняла Эю:
   -- Сейчас переоденем, голубка.
   Голубка - было теплое, знакомое и такое важное и успокаивающее, что Эрика безоговорочно подчинилась женщинам и дала натянуть на себя длинную вышитую по горлу и рукавам рубаху. А потом и снять ту рваную что под ней, не оголяясь.
   -- Ну, вот, -- затянула ленту, стягивая ворот на плечах Мариша, завязала бантом. -- Нравится?
   Эя не улыбалась - сияла как волосы девушки на солнце, и поглаживала нежную тесьму, розовый завиток бантика.
   -- Пойдем к нам, -- потянула ее за собой девушка - пошла робея.
   Женщина раскладывала на полотне вещи, а Мариша тряпицу смочила и принялась обтирать лицо найденке, руки. Потом по волосам гребнем провела и на шаг отступила, прижав с изумлении к груди руки:
   -- А ты красоты редкой. Ма?! Ты поглянь какова.
   Женщина посмотрела и вздохнула:
   -- Толк-то? Сирая умом-то - кому такая приглянется? Женой-то, доча, не только любуются - с ей еще разговаривают и хозяйство ведут, детков воспитывают. А с этой что взять? Сама дите - несмышлешка, едино слово. Обделили Боги.
   -- Да ну ты, со своим Богом. Нету их уже, а светлые вона как были, так и остались. Баят ныне на Харату приедут.
   -- Да, ой, -- отмахнулась женщина. -- Наслушалась баек-то.
   -- Чего? Верно, говорят. Сама суди - ныне даже Вея Кривошея в Ярин подалась, а чего б ей трястись-то выгибуле, еже ли не чает жениха справного заиметь? -- парировала, копаясь в корзине, и вытащила витую булочку, подала Эрике.
   Девушка крутила хлеб, любуясь, но даже мысли не допуская, что его едят. Мариша руками бока подперла и растерянно смотрела на ненормальную.
   -- Ты эта... ватрушек не видела, че ли?
   -- О, ты глянь - с Кумахи идут, не иначе, -- протянула женщина, приставляя ладонь к бровям и вглядываясь в приближающихся: трое конных - волосы с лентами вьются, и все синие, блескучие. -- Точно кумахинские. А как и Пав с дружками. От ты, ишь не хватало только озорников этих.
   -- Да там следом еще тащутся, -- выглянула за поворот Мариша, забыв о несмышленке.
   -- Здрава будь тетка Лайда, -- весело прокричал парень, придерживая коня и посерьезнел, зеленые глаза смех потеряли, как только с синью глаз Эрики встретились.
   -- Ну и че окаменел-то? -- засмеялась Мариша, видя как лицом поменялся.
   -- Так... ниче... А кто эт с вами, а Мариш?
   -- Много знать - долго болеть! -- отрезала. -- Давай-ка в сторону, Пав, нече тута.
   Парень покрутился на коне и нехотя отъехал, скрылся с глаз Эи и та вспомнила о булочке, снова вертеть принялась, понюхала и глаза прикрыла улыбаясь - какой аромат - сказка!
   Прижала к себе и двинулась вдоль камней по тонкому краю, нагретому Ярами - тепло и хорошо - жмурилась от радости и восторга. Мерила босыми ступнями солнечные блики и улыбалась, не видя ничего вокруг.
   Зато Пав ее увидел, ржать со своими друзьями перестал и замер.
   -- Ты чего? -- толкнул его Кубан, проследил за взглядом. -- Приглянулась, че ли? Чего ж только заришься? Двинулись - поздоровкаемся, -- подтолкнул.
   Легко ему, смелому, а Пав словно всю лихость растерял, да и была ли она?
   Встали на дороге. Кубан руку выставил, в стену упираясь и цвел улыбкой, поглядывая на девушку, а та потупилась и задичилась, булочку крепче к себе прижимая.
   -- Пугаешь ее, -- оттолкнул друга парень. -- Иди, -- буркнул.
   -- Ну и олух, -- скорчил ему рожицу Кубан, и вытянулся, вдаль поглядывая. -- Глянь - пожаловали.
   -- Раненько, -- протянул Пав разочарованно, глядя на приближающихся всадников.
   Кавалькада приметная, все служители единого и Хранителя в лице его. Хоть и без приличной им одежы - черных курток с нашивками по плечам знака единства, а все едино не спутать их - что рожи, что стать приметные.
   Впрочем, вот невидаль. Харата все ж, а на нее и служивые не прочь попасть.
   И обернулся - а девушки нет уже - дальше ушла.
   Эя улыбаясь, осторожно, чтобы не обидеть солнечные блики, ступала по ленте фундамента ограды и, не заметив, дошла до высокой огромной арки. А там столько интересного оказалось, что девушка замерла в восторге.
   Гладко выложенная камнем лентой струилась улица что налево, что направо. Свет заливал двухэтажные каменные строения и словно манил к ним, к разноцветью и идущему от них теплу.
   Стук позади вспугнул - Эя обернулась и испуганно отпрянула к стене. Всадник загарцевал, поглядывая на незнакомку и вдруг поклон отвесил, как своей.
   Девушка смутилась и голову склонила, копируя поклон. Постояла и юркнула влево под защиту дома из голубого камня.
   Мужчина к планке за аркой за узду коня привязал, следом и трое его спутников. Эя забыла, что уйти хотела - залюбовалась рысаками. Один видно, норовистый, каурый и тонконогий. Красавец - сильный, глаза умные и веселые - озорные. А как переминается так по крупу солнце его ласкает, золотом высвечивает.
   -- Лошадей любишь? -- услышала тихое. Голос как мед - дрогнула даже от тепла его. Покосилась - тот всадник рядом стоит. -- Ладмир, -- голову чуть склонил и ясно - спиной гнуться не привык. Ладный и лента широкая через лоб даже брови немного закрывает, шитая цветным, переливчатым. Потянулась к ней, приманенная игрой света на цвете, потрогала, чуть касаясь - ласковая.
   Мужчина моргнул - уставилась ему в глаза - добрые, разрез удивительный и сами ярко голубые, как небо. Улыбнулась ему, ввергая в недоумение.
   -- Тебя-то как зовут? -- прошептал, не заметив, что голос сел. -- Сколько живу, а такой улыбки не видел.
   Эя булочку к лицу прижала, вдыхая аромат свежего хлеба, и глаза затуманились восторгом и негой.
   Ладмир только и мог смотреть на нее - все мысли вон из головы вылетели.
   -- Не разговорчивая ты, однако, -- заметил теряясь в бездонных глазах, в которых только наивность и нежность, любовь ко всему миру и столь же огромное удивление.
   -- Лад, на первой улице место займем пока смотрящие не заняли? Наплыло, вон, их, -- подошел к нему товарищ. Девушку оглядел, не получив ответа. -- Наша? -- спросил доброжелательно, оценив ленту через лоб - шитую и широкую. Прищурил глаз на кулоны.
   -- Вантария ее зовут, -- положил руку на плечо друга, встав спиной к девушке, на ухо зашептал, переводя знаки на кулонах. -- У нее ребенок вне уз.
   -- Ну и что?
   -- Вне уз, -- повторил тверже, внятнее.
   -- Плевать, -- так же тихо ответил, уставился искоса. -- Не свободные сюда не ходят, а ребенок мне не в тягость.
   -- Неизвестно от кого, -- с нажимом выдал мужчина.
   -- Плевать, -- повторил Ладмир тверже.
   Эя почуяла неприязнь и холод брезгливости, потопталась и двинулась по улочке, завернула в проулок, сбегая от неприятного. Пошла, задирая голову и любуясь домами и игрой света на их фасадах, и опять улыбалась в восторге от окружающей красоты.
  
   Таш задремал под утро прямо на столе, а Этан не смог - вылетел из окна и пошел кружить над лесами и полями в поисках дочери. Часа не прошло, как Таш встрепенулся. Огляделся и понял, что сородич не дождался вестей от Зареха.
   Размялся, выглядывая в окно, и выпрыгнул, обращаясь. И ушел туда же, где был вчера - надежда зыбкая, но теплилась.
  
   Светлые проезжали мимо Эрхара и видели сумрачные лица, далеко негостеприимные взгляды багов. И злость брала - некоторые со знаками, свои, светлые, а служат упырю Эберхайму. Никто не задирал прибывших и не задирался - радовало. Но взгляды скрещивались не хуже клинков, и казалось жест один неверный, слово резкое, вздох сильный и сорвет всех - быть сече.
   Дагмар отметил, что очень многие, большинство, ходят с лентами через лоб. Только у одних простые, у других атласные, у третьих - узорные. Выделялись редкие - широкие, разноцветьем вышитые, закрывающие весь лоб, словно знак на нем. И взгляды у их владельцев были особые - настороженные.
   Там же, в Эрхаре, к ним в хвост пристроились десять всадников с нашивками на рубахах.
   Дагмар дал знак продолжать движение, а сам коня развернул, подъехал к главе кавалькады.
   -- Советник Рикан, -- назвался. -- Хотелось бы объяснений сопровождению.
   -- Это для вашего же блага, советник, -- бросил мужчина, даже не удостоив взглядом изначального.
   Тот помолчал и спросил:
   -- Чей приказ?
   -- Нашего Хранителя. Мы сопроводим вас до Ярина и обратно. Не беспокойтесь, никаких иных приказов у нас нет.
   Рикан пришпорил рысака, нагнал своих и передал по цепочке: быть настороже.
   И приказал Ушару:
   -- Как в лес въедем, отдели десять стражей и втихоря уведи в сторону, чтобы баги не увидели. Будете их сопровождать и присматривать. Не нравится мне конвой.
   -- Понял, -- бросил так же тихо и спокойно страж, головы не поворачивая, как и хозяин. Хотя ничего из ряда вон не приметил. Сопровождают? Нормально. К ним бы пришли то же самое бы получили.
   Но спорить к чему? Не его дело - смолчал, коня чуть в сторону направил, распоряжение выполнить.
   Но за поворотом, на въезде в лес, расположилась небольшая деревенька и в ней творилось невообразимое, что замешкало стражей, но и сыграло им на руку. Те вовремя пришли в себя, а баги, слишком поглощенные увиденным, не заметили исчезновения десяти подопечных.
   Признаться, светлые были шокированы и невольно снизили темп, с одной мыслью на всех - а не вмешаться ли?
   Баги бесчинствовали - выбивали двери и перерывали буквально каждую пядь, вытаскивали жителей, срывали ленты с девиц. Дагмар смотрел на происходящее, оценивая и дал знак не вмешиваться. Баги никого не убивали, но явно что-то или кого-то искали.
   И наддал коня, понимая, что это местные разборки, дикие для них, но вполне нормальные для людей Эберхайма. Что взять с бывшего изгоя и беззаконника? А каков он, таковы и живущие под его дланью.
   Светлые недалеко удалились от деревеньки, как дорогу преградил отряд конных с Зарехом во главе. Это было уже слишком.
   Дагмар придержал рысака, недовольно оглядывая советника Эберхайма.
   -- Вы нарушаете договор.
   -- О, нет, -- натянул желчную улыбку на губы Зарех. -- Я ни в коем случае не собираюсь препятствовать вам встретить Харату. Но я обязан осмотреть всех, кто проезжает в Ярин.
   И махнул рукой своим воинам - те обходили кавалькаду с двух сторон и пристально всматривались в лица.
   -- Покажите девушек, -- приказал Зарех. Светлые, что сопровождали их, потянулись к рукоятям мечей.
   -- Вы хотите неприятностей? Думаете, Эберхайм будет в восторге? -- вкрадчиво, но и предостерегающе спросил Рикан, не спуская холодного взгляда с Зареха.
   -- Уверяю, вашим женщинам не причинят вреда, к ним не прикоснутся. Мы просто хотим знать, чьего они рода. Если не трудно, покажите знаки и мы тут же уйдем с дороги, -- предельно вежливо сказал мужчина.
   Советник играл желваками, рассматривая наглеца и скрипя сердце, кивнул своим - сделайте, как просят.
   Девушки дичливо уставились на багов. Зарех перехватил виноватые взгляды тех, кто их осмотрел и опечалился. Нехотя направил коня в сторону:
   -- Езжайте, -- бросил с раздражением.
   -- Позволь узнать, кого вы ищите?
   -- С чего взял? Обычный досмотр - мало ли кого везете.
   -- А кого-то не можем?
   Зарех смерил Дагмара уничтожающим взглядом и процедил:
   -- Убирайтесь.
   -- Отлично, -- с той же "галантностью" ответил советник и тронул поводья.
   Настроение окончательно свалилось в район недовольства и раздражения. Рикан с нескрываемым презрением посматривал вокруг и ненавидел до зубовного скрежета все вокруг - от ребятни, расположившейся от любопытства на тропе к Ярину, до пейзажа.
   -- Надеюсь, у них хоть достойные невесты есть, -- услышал унылое за спиной.
   -- Чуть посимпатичней Зареха и с нравом ежа, -- буркнул еще кто-то.
   Пацаненок у дороги вдруг запустил в светлого яблоком, но выученный не часом и далеко не годом войны, Дагмар успел взглядом перехватить летящий плод и сжечь в пепел. Тот и осыпался на рубаху светлого. Мужчина направил коня в сторону мальчишки и тот попятился, открыв рот и округлив глаза. Остальные дети врассыпную ринулись.
   Рикан скривился, напоминая себе, что это всего лишь дети, и сдержался, чтобы не испепелить и их. Вернулся в строй.
   Незначительный инцидент, а знаковый. Чем дальше вглубь красной стороны, тем большее озабоченности у советника - как он сможет здесь жить. Нет уж, пока дров не наломал, вернется и поговорит с Лой - пусть что угодно, кем угодно, но дома.
   Они обогнали обоз, гордо неся себя в седлах, и даже взглядом не удостоили простых, что видно тоже направлялись на Харату. Зато прекрасно заметили, как их оглядывают и кривят губы.
   -- Вот гады! -- возмутилась какая-то баба. Последний светлый обернулся, нашел ее взглядом и хотел лишить речи, но вовремя вспомнил наставления и с трудом, но сдержался. Сплюнул демонстративно и только, нагнал своих.
   Зато заметил, что сопровождения больше нет и, передал это Дагмару.
   Ну, хоть одна приятная новость, -- поморщился тот, а все равно досада ела.
   -- Интересно, мытня у них найдется? -- спросил кто-то из светлых.
   -- Здесь все равные. Заяц равен девке, ежик мужику, а потому и в радости, и в грязи все одинаковы.
   -- И чего, мытни нет?!
   Светлые рассмеялись:
   -- В ручье умоешься.
   -- Но не забывай - он равен озеру!
   -- Чего-то пугает меня это. Так возьмешь за себя местную, а она ж равная, и ка-ак начнет подковы гнуть да ...
   -- По ночам тебя брать!
   Смех прошел - веселились, чтобы неуютность состояния и неприязнь к багам скрыть, себя взбодрить. Многие уже подумывали, что затея зряшная была и неправильная - не стоило на Харату соваться. Все здесь не по ним - чужое: домишки покосившиеся, ребятня без присмотра взрослых у дороги околачивающаяся, неприветливость местных, совершенно невоспитанных, не способных поприветствовать - пялились лишь беззастенчиво и хоть бы один, хоть бы кивнул.
   Да и сама атмосфера какая-то жесткая, зыбкая, как болото - сверху водица чуть мутная, а снизу грязь, и вот дно, но за ним второе. И с виду вроде не скажешь, что совсем уж беда, а копни и - беда - мягко сказано.
   Девушки, некоторые поодиночке шли, без сопровождения или родителей - уже не порядок.
   Андар Учер склонился к одной, приветствуя, как положено, представился и руку протянул, предлагая помощь. И такое услышал, что оторопь взяла. Даже страж его рот открыл, растерявшись. Отбрехали как могли, ругательства такие в лицо кинули, что Андар за все свои двадцать пять лет жизни не слышал.
   -- Ну, может еще, кому из девок помощь предложишь - новые слова узнаешь? -- с усмешкой спросил его друг, когда нагнал. Парень зыркнул обалдело и промолчал.
   Все чаще по дороге встречались повозки, конные и пешие, спешащие в Ярин. Светлые сначала посматривали на путников, но видели одно и тоже - неприязнь во взглядах или любопытство, будто они диковинные зверьки. И каждый, не сговариваясь, принял единственно верный способ защиты от подобного унижения -- отстраненность. Теперь светлые гордо несли себя в седлах, не обращая внимания на местных.
  
   Глава 11
  
   Улочки шли, как линии лабиринта, и Эрика блуждала по ним, натыкаясь то на тупик, то на выход. Здесь было относительно тихо - народ прибывал, но большинство располагалось вокруг Ярина, а в сам город входило еще мало. И чем ближе к центру, тем спокойнее - голоса здесь доносились глухо, почти как эхо. Девушка их воспринимала песней камней, никак иначе.
   Ее очаровали здания и улицы - чистые, со строгими линиями и разноцветьем материала, из которого строилось. Сама затейливость расположения ее не напрягала - просто не воспринималась. Эя словно уже видела нечто подобное, только не помнила где и что же.
   А меж тем Ярин представлял из себя бледное подобие Морента и оживал лишь два раза в год - на Харату и Яростав - праздник, что заменил Пурану, до войны справляемую на черной стороне.
   Семь улиц четырьмя дугами шли параллельно друг другу, разделяясь всего двумя арками - входами. Именно через них в нужный момент в город заглядывали братья Яры - Яр большой и Яр малый, и светом разливаясь по прямым каменным дорожкам, сходились в чаше на огромной площади в центре города.
   Чаша стояла на круглой платформе, чуть ниже, кольцом ее охватывала широкая площадка с метр высотой. К ней и сбегались четыре прямые улицы, пересекаясь на площади и деля весь город на четыре сектора. Шагах в десяти от платформы четырьмя дугами - от одной улочки до другой - шли высокие каменные кубы, отшлифованные до блеска и на празднике используемые как столы. За ними, опять метрах в десяти, так же дугой шли выложенные камнем рвы, неглубокие, но широкие.
   Мужчина из тех, кого на красной стороне теперь называли ведами, потому как чем-то владели из тех знаний и умений, которым системно обучали жрецов, вместе с помощником, хромым парнишкой лет четырнадцати, закладывал в рвы уголь, хворост и дрова. У стены дома стояла корзина с травами и Эя, робея, поглядывала на работу незнакомцев, сгребая в ладонь сушеные измельченные части трав и пересыпая их обратно. И вот набрала в две ладони и начала сыпать поверх дров.
   Вед нехорошо уставился на нее.
   -- Зачем ты это делаешь?
   Он был молодой, хоть и бородатый, и глаза совсем не грозные, поэтому девушка не испугалась, наоборот - заинтересовалась. Присела, разглядывая его и тем вводя в недоумение. В нем было что- то жалкое, несмотря на внешнюю статность. Это "что-то" пульсировало под рубахой в районе грудины, токами, как щупальцами стягивая легкие.
   Мужчина закашлял и жестом попытался отогнать странную девушку, но та схватила его за ладонь, зажала своими и, улыбаясь, закивала, не пойми на что и зачем. По руке пошло тепло, разгораясь, полыхнуло в грудине и, вед отпрянул, упал, потирая грудь. Хотел выдать что-нибудь грозное нахалке, но почувствовал как вместо слов из рта выходит жар, и притих.
   Парнишка застыл рядом, не зная как реагировать, а Эя, блаженно заулыбалась и ему. Перешагнула ров и, склонившись, подняла ему подол рубахи, прошла ладонями от колен к лодыжкам, погрела их.
   -- Ну, ты... это... чего, совсем?... -- пролепетал совершенно теряясь.
   Девушка уставилась на свои руки - в них било что-то колющее и жаркое, но почему-то невидное. Эя двинулась в проход меж "столами" к чаше. Залезла на постамент и опустила ладони в чашу с водой.
   -- Эээ! -- только и успел выдать вед на такое кощунство.
   Девушка не услышала - она слушала свои ощущения и воду, любовалась ею и светом, что плыл по водной глади. Эя подхватила один блик в ладонь вместе с водой и приложила к нему щеку, млея от красоты и его нежности. Понюхала, лизнула, и, сообразив, начала пить. В горле давно пересохло, но она не понимала, почему и как от этого избавиться. И сейчас, неумело, фыркая от холода воды, пила и словно наливалась силой. Жар внутри тух и уже не саднил, не сжигал. Стало удивительно легко и хорошо. Девушка обхватила чашу по краю, легла на руку и бултыхала пальцами по глади, благодаря и лаская спасительницу от жажды и жара.
   Мальчишка удивленно воззрился на учителя, а тот поднялся, изумляясь не меньше, но только и своему состоянию и поведению девушки сразу.
   Боль в грудине давно ела мужчину, выворачивала кашлем, скручивая порой на день, а то и два, но тут, как и не было ничего - легко дышалось, и запахи стали слышны остро, четко, и не было саднящего ощущения при глубоких вздохах. И не верилось, что все прошло вот так, мигом, и ясно, что это странная невеста помогла - только как, чем?
   Он шел к ней отчитать, что взобралась на место Яров, погнать со светлого и святого, но слова забыл, как и претензии, встав рядом. Что-то мешало возмутиться. Наивный взгляд, чистый как вода в чаше братьев Яров, и сама, как воплощение эфемерности, любви и нежности, она вызывала благоговение.
   -- Тут нельзя, -- протянул тихо, найдя лишь эти два слова. Девушка лежала и смотрела на него улыбаясь. В синеве глаз заплутали Яры и высвечивали их, делая глубокими и яркими.
   Вед ладонь выставил:
   -- Что с тебя взять, сиди, -- протянул совершенно порабощенный ее чистотой и невинностью, красотой, несмотря на волос, что был короче, чем у него, чем заведено. Светлые локоны, как позолотой, обрамляли личико с белой кожей, очень белой. Такая бывает у жителей черной стороны, где холода и Яры менее сильны, но тут, на красной - редкость. Однако рубаха с вышитыми рукавами и воротом стянутым тесьмой, но открывающим тонкую шею и плечики, а так же тесьма по лбу, говорили что она местная. Но кулоны, буквально врезающиеся шнурами в шею, как у светлой с той стороны.
   Так кто она? Такой еще не видел.
   -- Ты чья?
   Молчит и смотрит, словно он самый-самый.
   -- Я - Инка, -- осмелился представиться. Эя обрадовалась - так звучно имя показалось, хотя восприняла как слово.
   -- Инка, -- выдала тихо. Услышала себя и удивилась и восхитилась - так потрясающе прекрасно было слово. -- Инка, -- повторила с благоговением. -- Инка... Инка... -- протянула, смакуя.
   Вед начал понимать, что девушка не в себе и стало жалко ее до тоски - такая красота и столь убога.
   -- Инка - я, -- указал на себя. -- Ты с кем, дитя?
   -- Инка, -- скопировала жест и, стало ясно, что понимает она не больше птички.
   А меж тем помощник веда ходил вдоль рва и словно удивлялся, что ходит. Подол рубахи даже приподнял, рассматривая ноги и, вот закричал:
   -- А я ходю! Инка, глянь! -- пробежался рядом с рвом.
   -- Инка! -- лучисто улыбаясь, закивала Эра, любуясь парнишкой - ножки ровные теперь и может резвиться. Не дело было - одна короче другой.
   Вед смотрел на парня, что сколько помнит, серьезно хромал из-за того, что ноги вырастали неровно и левая была короче правой. И заподозрил, что дева из светлых, из тех, о ком лишь слухи и остались.
   И холодком по коже - былое чудо не байка - явь, вот оно - живое. Но до чего хрупкое, блаженное.
   И поспешил убраться, пугаясь и одновременно, теряясь. Перемирие, вроде, но кто знает, что случится, открой кому, что здесь светлая из тех, из самых древних. И как быть, и как с ней себя вести? Нет, лучше сделать вид, что ничего не знает, не видел девушку.
   Эя забыла его, как только с глаз скрылся - вновь на край чаши легла и с водой играть принялась.
   Люд тем временем прибывал. Семьями мало и возле Ярина у арок вставали, в город не входя. И были знаком той цели, за которой остальные пришли.
   Те, кто один или с дружками, да не с праздным любопытством, а с волне ясной целью, в город уходили, занимали комнаты, располагались, оставляя какую-нибудь вещь на видном месте, чтобы знали - тут уже обосновались. И шли на улицу, оглядывали друг друга - дев - оценивая как возможных жен, мужчин - как возможных соперников. Три дня Хараты - довольный срок, чтобы найти того, кто по душе и сердцу, и без проволочек семью создать. Два раза в год дано одиноким пару найти и тут же свиться без обговоров с родителями, без помолвок. Да и дети, зачатые в Харату силой и здоровьем Яров наделены, а то большая удача. Сами Яры на Харате в одно сходятся. Так и люду заповедовано сойтись.
   Нынешняя Харата не только радовала, но и удивляла. Наслышаны были местные, что и светлых с черной стороны прибудет открыто, а это уже великий повод появиться, и может не найти себе супруга или супругу - уж больно светлые кичливы - но хоть посмотреть на них вживую. Столько времени воевать и вот на празднике вместе сойтись - диво, да и только. А уж приблизиться, кого уж в семью их войти - мечта заоблачная. А кому мечту в жизнь воплотить не хочется?
   Девы не спешили с местными парнями знакомиться, все больше себя придирчиво оглядывали и прихорашивались, поджидая прибытия главных на этой Харате. Только одни верили, что светлые явятся, другие тоже верили, но в обратное - что брехня все.
   Однако явление жрецов заставило притихнуть самых ярых скептиков.
   Четверо - два молодых, пожилой и древний старик, и истинно жрецы, как в былые времена - осанкой, взглядами, одеждой, прошли чинно к эттарнам с северной стороны Ярина у опушки и начали готовить их к ритуалам.
   А говорили, жрецов давно уж нет, -- переглядывались столпившиеся у стен города, в сотне метров от явленных.
   Ладмир губы потер в раздумьях и покосился на друга. Тот плечами повел: поглядим.
   -- А если правда, Нареш? -- спросил тихо, выбираясь из толпы за ним. Оба встали у арки, поглядывая на дорогу, по которой, по уму, и должны приехать светлые, если приедут.
   -- Безумие здесь появляться. Не верю ни тому, что явятся, ни что затея стоит риска, ни в перемирие вообще, -- высказался хмуро мужчина.
   -- Ну, почему, -- сорвал цветочек у ног, покрутил в пальцах стебель светлый. -- Хоть одно да сойдется. И кто узнает, кто мы? Все с лентами.
   -- Угу. Только разными.
   -- Нееет, Нареш, не прав. Ленты налобные разные, но и одинаковые. Широкие и вышитые - как у нас, как бы не с той же целью повязаны. И взгляды, заметил? Вон, лукавая с такой же лентой? -- кивнул на девушку, которая явилась одна и оглядывалась, стоя недалеко от мужчин, что ее рассматривали. -- Острый взгляд. Осанка и манеры - не из простых.
   -- Наша, думаешь? -- оценил фигуру и личико - хороша, тут не откажешь. -- Род неясен.
   -- Познакомься и узнай - какие проблемы?
   -- Это тебе интересно, -- развернулся к другу. -- Ты серьезно собрался со светлыми, если те приедут?
   -- Да, -- не думал и секунды и, шарил взглядом по собравшимся - пока людей немного, но все идут и идут. Не найди сейчас ту синеглазую, потом вовсе в толпе не отыщешь.
   -- Баят, некоторые ушли, да трупами их потом нашли. Мы изгои, Ладмир. Один путь - к Эберхайму в баги.
   -- Нет, не пойду. Старые данные. Если светлые приедут, значит, изгойство снято, и война действительно закончена. Я с ними пойду, а не один.
   -- Не верю, -- упрямо поджал губы страж.
   -- Ты вообще ничему не веришь. Волосы поправь, а то издалека видно, что косы у висков плел, -- хмыкнул и в город двинулся понравившуюся деву поискать.
   Но ее не было - по всем улицам прошел, еще пару девушек с повязкой как у него встретил, взглядами обменялись и чуть заметными поклонами, как у светлых принято. Но все равно с оглядкой - не признал бы и не прознал, кто. Вроде мир объявлен, а зыбко то, невнятно. И слух что светлые из черных на Харату явятся, как знак своим будет - значит, правда мир, правда конец постылой жизни, в которой словно сурок в норе прячешься, и можно уйти на черную сторону и не бояться быть порубленным. Там свой мир, а здесь хоть и столько лет прожито и все понятно, а чуждо все едино. Кровь светлую не обмануть и повязкой не скрыть.
   До одури так жить надоело - на собственную тень оглядываясь, слово лишнего не сказать, право всегда закрытым держать, как и знак рода, и все время простым представляться под простого гнуться. А иначе выбирай - умирать или служить закону Эберхайма. Дурной тот закон, глупый - един Бог, един мир, един человек. Говорят. На деле ж - где оно? Мир надвое разделен - сторона черная да красная. Как и человек в двух видах представлен - мужчина да женщина. И нет тому единства.
   Только выскажись - сравняют, а то и согнут в баги. И будешь глупости служить пока не сгинешь. Одно остается: вид делать, что принимаешь равенство и живешь, как того закон красной стороны требует. Ни того, ни другого не хотелось. Предки тянули, святилища отцов и прадедов, заветы матерей, что здесь сметены, а там, слышно, остались.
   Да было ли? Самому не верилось.
   Мать Ладмира Нерса к родне в Химерон подалась, чтобы там родить у известной аттари Лунга. Ребенок поздний был, единственный, потому всего боялась, что плохо скажется, выдумывала больше, чем было, но Риван Нерс, отец Ладмира, перечить не стал - повез.
   В дороге и полыхнуло. Мать одна до Вараты добралась и там же родила. Ни жрецов, ни аттари рядом не было и не спасли женщину. Страж младенца спрятал, унес к себе к родичам, потом, когда и там заполыхало, в Речу ушел, в самую чащу. Срубил с другом и сородичем дом и учил Ладмира да племянника, чему сам был обучен, что сам мог.
   Пять лет назад вроде тоже затишье образовалось, и подался он на черную сторону, счастья спытать, а детей оставил - взрослые, сами позаботятся о себе. Надеялся что правду о мире бают, что пройдет на сторону предков, а значит позже и воспитанников заберет...
   Не свезло. Пропал - ни слуху, ни духу. Так и жили Ладмир Нерс и его страж и друг Нареш Тасмер одни. Только жили ли?
   Поперек такая житуха светлому встала, вот и решил на Харату пойти - надоело чураться и словно зверь в норе сидеть. Верил еще в лучшее вопреки всему. И такого насмотрелся, что до отрыжки ему что Реча, что сама красная сторона.
   Встал недалеко от площади, оглядывался в раздумьях - синеглазка, сразу видно, тоже наглоталась до макушки. Вот с ней бы и уйти к своим. А так - вроде светлый, а вроде простой, вроде с правом, а вроде без него, вроде род есть, а вроде безродного. Подвешенный, как меж мирами.
  -- Как костры вспыхнут, так и пойдем.
   -- Знаю. Задумался просто. Ладно, -- обнял за плечи друга. -- У ворот постоим, подождем. Жрецы приехали, эттарны готовят, значит не брехня - будут светлые. Вот и поглядим каковы.
   Инка тем временем закончил закладку и в небо глянул - сходят Яры. Прошел к девушке, присел:
   -- Тебе бы уйти, негоже здесь. Пойдем, в дом отведу, отдохнешь. Скоро начало, как раз и вернешься.
   Тон просительный и Эя внимательно слушала нотки в голосе, но понимала мало. Вед зато понял: за руку взял осторожно, словно не ладонь - лепесток, и слезть помог, повел к первому дому, знал, что здесь еще ни одну комнату не заняли.
   -- Иди, где приглянется там и оставайся, -- на дверь - арочный проем, кивнул.
   Эя сжалась, видя лишь темноту, и знала - в ней страшно и холодно, и больно, и душно, и самое жуткое что может быть - там. И кривилась лицом, моля веда взглядом - не надо меня туда. И вот стриганула в сторону и по улочке вниз, лишь бы к свету и дальше от тьмы.
   Чем ближе улочки к выходу из города, тем народа больше. Эра сжималась под взглядами, терялась совсем, и куда шла, зачем - не понимала. Ее осматривали придирчиво, оценивали; кто-то кривился, кто-то улыбался, кто холодом и презрением обливал, кто удивлялся не скрывая.
   Девушка с румянцем косу за спину откинула, с презрением к босой доходяжке губы скривила, вторая губу выпятила и хохотнула - и это чучело по женихов пришло?
   Взгляды, что ножи в сердце. Эя вовсе перепугалась, обняла себя за плечи и боялась взгляд поднять. Из арки выскользнула и вдоль стены прошла, дичливо поглядывая на людей, расстеленные полотна на траве, заставленные вещами и продуктами. Много их, запахи голову кружат - духмяные, как та витушка, что у нее была да неизвестно, где потерялась.
   В животе голод обосновался и силы вытягивал. Осела, колени обняла и вздрагивала от резких звуков, не зная куда деться, что вообще происходит. Слезы закапали, а она не понимала, что плачет.
   Ладмир краем зрения заметил знакомое - локоны до плеч мелькнули. Сколько девушек собралось, а волосы у всех одинаково забраны - в косы, а если распущены, то до ягодиц льются. Потому спутать трудно было - и шагнул в сторону, выглядывая. Отодвинул парня, второго, девушек обошел, все выискивая взглядом Вантарию.
   -- Только не говори, что ее ищешь, -- проворчал Нареш.
   -- Ищу, -- отмахнулся. И рванул, уже не мешкая, приметив девушку у стены. -- Ну, вот и нашлась, -- заулыбался и притих, увидев ее слезы. -- Обидел кто? -- в груди недоброе колыхнулось.
   Эя плакать перестала, уставилась на парня во все глаза - красивый.
   У того от ее взгляда сердце как почка по весне листвой - теплом распустилось, и пошла та по венам гулять, награждая чем-то сладким, но непонятным еще.
   Тихо стало, но Ладмир не сразу сообразил, что не оглох - просто все смолкли разом, а значит, что-то важное происходит.
   -- Светлые! -- бросил Нареш, глянув недобро: очнись, олух, брось ты эту нагуленку!
   Куда там - подхватил девушку, за собой потащил:
   -- Светлые приехали, Вантария. Правдивый слух шел. Явились.
   Девушка потерялась под его напором, ноги переставляла, влекомая парнем, и все цеплялась взглядом за окружающих, испуганная порывом незнакомца.
   И притихла, увидев кавалькаду, рот открыла от восхищения.
   Прямо к городу, по дороге зажатой крепкими высокими соснами, неслись кони, бодро переставляя тонкие быстрые ноги. Всадники все как на подбор - с замкнутыми, но благородными лицами, прямыми спинами и гордо вскинутыми подбородками, казалось, парили над рысаками. Глухие рубахи, длинные волосы, вязь знаков на лбах, и рукояти мечей за спинами бликами вокруг голов удивительный отсвет создавали, словно дымчатой позолотой окутывая пришлых. Каждый светлый казался вестником иного мира, высшего, недостижимого. Их вид был настолько прекрасен и величав, что невольно внушал благоговение и трепет.
   -- Я же говорил! -- воскликнул Ладмир. Радость переполняла его и выплеснулась - обхватил девушку за талию и закружил. -- Приехали! Они приехали!
   И притих, получив толчок от Нареша:
   -- Смолкни, олух, на тебя смотрят, -- процедил тот, упреждая что столь открыто радоваться не стоит. И, правда - косились на них неоднозначно. Особо баги, что хоть и с виду как все одеты, а по взгляду и выправке - не спутать. Подколят такие по-тихому и будешь радоваться уже у предков в вотчине.
   Эя открыла рот, сжала кулачки у подбородка, забыв обо всем. Во все глаза смотрела на мужчину во главе светлых. Он был рядом, буквально метрах в двадцати - высокий и широкоплечий. Черные кудри пышной гривой, зеленые глаза и смуглая кожа. Такое бывает?
   Отряд спешился.
   Дагмар спрыгнул на траву и жестом приказал вязать коней вдоль опушки с двух сторон дороги.
   -- Учер, Бармер? Смотрите в оба. До утра дежурите у лошадей. Стражи с вами, -- кинул глухо.
   Андер кивнул, Файм плечами повел, с тоской глянув на высыпавший к арке цветник из девушек, но согласно выдал:
   -- Понял.
   Рикан придержал больную руку, морщась невольно - разнылась от тряски, и замер, оглядывая собравшихся возле главных ворот Ярина. Взгляд выхватывал тех, у кого шитые налобные повязки и таких оказалось немало - чуть больше десяти девушек и четверо парней. Уже добро, если все они светлые, а не просто любители узоров на лентах.
   Впрочем, лица были с благородными чертами и, это давало шанс первому варианту.
   Мужчина встретился взглядом с синими глазами слишком бледной девушки, и невольно замер. Сердце ухнуло как филин в ночи и волной до горла обдало волнением, забытым, а впрочем, и неведомым до этого момента. Дагмар смотрел на нее во все глаза и очнулся лишь от вздоха Ушара над ухом.
   Эя чуть склонила голову, глядя на согнутую, прижатую к ребрам руку в перчатке, потом уставилась на поблескивающую рукоять меча, торчащую из-за спины мужчины.
   Вперед еще один мужчина выступил, дородный. В простой рубахе, а по виду непрост:
   -- Не дело Яров с мечами соединять, -- бросил недобро.
   -- На Харату с оружием не ходят! -- крикнул кто-то, подхватывая то ли требование, то ли возмущение, и сорвал тишину. Пошло недовольное гудение, выкрики "сказились, светлые"! "мало кровушки попили?!"
   Рикан спокойно оглядел толпу, хотя какая "толпа" - человек сорок, а то и меньше, и демонстративно расстегнул перевязь, не глядя подал Ушару меч в ножнах.
   За спиной Дагмара выстраивались светлые и точно так же снимали перевязи, молча, спокойно, ничуть не теряя достоинства, и отдавали своим стражам.
   Ладмир был покорен и поражен величием светлых, их неспешностью и силой, сквозившей даже во взглядах. А знаки на лбах, открыто выставленные для чтения их родов, просто ошеломили. Ему хотелось так же гордо нести свой знак и знать, что за спиной вот такие как они - светлые, собратья, и все они - одно целое. Но пока он был с другой стороны.
   А простые не понимали прибывших, осуждали - недовольное гудение хоть и стало тише, но все еще шло с выкриками оскорбительными, задевающими. Смолкнуть заставили светлые девушки, что вышли вперед и встали меж мужчинами, поглядывая на местных чуть смущенно, но прямо.
   Пара минут тишины и люди начали молча расступаться перед светлыми, открывая дорогу в арку Ярина.
   Дагмар шагнул первым, но не устоял, глянул на синеглазку и только тогда прошел на улочку. Остальные светлые входили так же чинно, но то и дело кидали взгляды на девушек, оценивая, и пошли застенчивые улыбки с одной стороны, чуть озорные и зовущие с другой, переглядки, подмигивания. Кто-то рассмеялся, показывая звонкий голосок и, следом понесся смех задорный и беспечный.
   Недовольство сменилось любопытством и желанием как можно ближе познакомиться с прибывшими. На тех, кто подъезжал следом, внимания уже не обращали.
   Светлые не думая и не договариваясь, прошли на первую улицу и начали занимать комнаты. Вед только губы поджал, глядя на них - поперечить воли не хватало. И вздохнув, вовсе сел на лавку возле "стола", видя, что за пришлыми светлыми остальные потянулись, наплевав на традицию.
   Стражи вовсе ее сломали - прошли с баулами к "столам" и начали свои гостинцы на одном выкладывать, давая понять, что это место светлых и тех, кого они выберут.
   Ладмир потерял Эру в толпе, что потекла за прибывшими, но даже не заметил - его влекло одно - познакомиться с ними ближе и договориться, чтобы обратно отправляясь, его с собой взяли.
   Как-то быстро и слаженно начали в ответ на жест стражей и остальные на столы метать, а девушки и парни в группы собираться.
   Эя у стены зажалась, отдельно от всех встав, и дичливо поглядывала на мужчин со знаками, а те тоже группами, хоть и вместе и все девушек осматривают, переговариваются, видно обсуждают ту или другую.
   Мариша косу раз на пять заплела, взглядом пленяя высокого светловолосого мужчину со знаком рода Арута, но тот упорно смотрел в другую сторону, на кареглазую с широкой лентой по лбу. Его Ривол чуть пихнул:
   -- Чего взгляд мозолишь? Иди и познакомься.
   Тот неуверенно плечами повел и решился, двинулся, огибая других, к понравившейся.
   Дагмар стоял у арки в занятый им дом и внимательно следил за происходящим. Пока все было более менее пристойно. Конечно, что оружие не с ними, напрягало, тем более взглядом он уже и положение и расстановку сил оценил, багов приметил. Немало их стараньями Эберхайма намело, и паршиво то, что некоторые явно из своих - тоже светлые. Да волками глядят, того и гляди на клыки насадят.
   Но с другой стороны, верно было замечено - на Харату с мечами не ходят, а без оружия и не таких осаживали - облизнутся баги, не видать им добычи. И потом, оружие у стражей - миг и согреют руки хозяев рукояти, да есть и ножи, если что.
   Взгляд выхватил ту синеглазку и Рикан вздохнул, невольно забыл все остальное, глядя на юную красавицу.
   Ушар проследил за взглядом хозяина и с трудом спрятал улыбку - а говорил, не собираюсь жениться.
   -- Прилепила, дева-то? -- хмыкнул и как с небес на землю спустил. Дагмар нахмурился и отвернулся:
   -- Не для меня росла.
   -- Что так? Все при ней.
   -- Молода и не наша.
   -- А лента шитая, -- упрямо продолжил подталкивать изначального к знакомству.
   -- Ребенок.
   -- Дети сюда не ходят.
   -- Худая, я в теле дев люблю.
   -- Не лги.
   -- Я старый и увечный...
   -- Она тоже, по-моему, не очень здорова.
   Рикан невольно опять уставился на Эю и вздохнул: нет, что-то, правда, не так с ней. И стоит одна, неприкаянная. Явно неуютно ей, испуганна и, какая-то...
   -- Странная, -- протянул как аргумент против знакомства, а у самого горло перехватывает от волнения. Чудеса да и только - чего он в ней выискал?
   Ушар с прищуром смотрел на девушку и чувствовал в груди холодок. Веселье, как-то само закончилось:
   -- Да нет, светлый, своя она, только не в себе, похоже, -- заметил задумчиво.
   Дагмар посуровел - не понравилось, что страж отметил. Рука сама к мечу потянулась, словно тот, кто девушку обидел рядом, да вспомнилось, что оружия нет.
   -- Стоит, как оплеванная. И смотрят на нее, как на нас...
   -- Ну, хватит, -- отрезал мужчина и двинулся к Эре.
  
   Глава 12
  
   Оттер проник в Ярин за пару часов до приезда светлых, со своими, из багов, будто с ними на Харату и шел, и бродил, держась далеко от своей жертвы, но не выпуская из поля зрения. Она стала его манией за эти дни, и словно приросла к нему, словно близнецом оказалась. Когда местный вокруг нее вился - ничего, но этот из светлых - обеспокоил, даже испугал. Мужчина явно был опытный, не молодой, но и не старый, и точно не глупый.
   С одной стороны Оттер даже хотел, чтобы он познакомился с Лайлох и увез к Лой, с другой, страх брал от понимания, что этот может понять, что к чему и устроить гон и ловлю преступника, а он - вот он. С другой стороны, сколько в знаки не вглядывался, ни одного провидца не видел, а иначе, как преступника сыщешь? Девушка совсем не в себе, с булкой вон, таскалась, а не сообразила, что ее едят. Так что сказать сможет, кого и в чем обличит?
   А ведь двое суток голодная, -- зубами скрипнул. И отвернулся: не надо жалеть, Лой его сестру не пожалел, как и собственного сына не щадил.
   А жену пожалеет?
   И поморщился: кому ты мстишь и с помощью кого?
  
   Таш сидел на ветке - отдыхал. Весь день на крыльях - чревато. И сколько не кружил, толку не было. Одно хорошо - понял, что тянет его в округу Ярина, значит там Эйорика, значит там и искать. Вот только отдохнет и полетит в город - и Эю поищет, и за своими присмотрит.
   Наверняка знал: без присмотра своих людей Этан светлых с черной стороны не оставит. А чем то закончится - не предсказать.
   Взгляд ворона ушел к холмам, что тянулись от леса. С макушки сосны хорошо было видно бегущего человека. Что-то неуловимо знакомое было в фигуре и, Таш сорвался с ветки, полетел, чтобы ближе рассмотреть.
   Шах остановился и уперся в колени ладонями, переводя дух. Глянул на экран коммуникатора и выпрямился, закрутился оглядываясь. Здесь он был как на ладони, но и любой, кто приблизился бы. Однако ни единой живой души на всем обозримо пространстве, а маячок Эры однозначно чуть не в паре метров от него пеленговал.
   К ногам мужчины нырнул ворон и, тот упал, невольно отпрянув. И застыл, глядя, как птица превращается в человека.
   Таш встряхнулся и сел на пригорок, оттер лицо - устал. И вымучил улыбку Вейнеру:
   -- Здравствуй. А я думаю, кто это знакомый пробежку устроил?
   Шах крякнул, приподнимаясь:
   -- Маму, бога, -- проворчал тихо, но душевно. Бандану стянул, лоб от пота обтирая и, выдохнул. -- Я ж заикой так стану. Чудны ваши проделки, изначальный, хоть, блин, нервную систему наночипсетами заменяй.
   Достал пить, выхлебал пол бутылочки и Ташу подал. Взял, приложился с удовольствием:
   -- Смотрю, тоже вымотан.
   -- А ты не удивлен.
   -- Чему? Радиша, когда увидел - удивился, а ты уже не новость.
   -- Ага? -- усмехнулся Шах. -- Ну, ясно, выложил карты на стол, наш спирит. Так ты по мою душу крыльями километры отсчитывал? А Радишу в лом было переговорник включить? Я, блин, фигею с вас всех.
   Таш сложил руки на коленях, давая отдых телу, смотрел на мужчину чуть исподлобья. В другое время бы от души порадовался возвращению светлого, а сейчас сил на это не хватало да и другое заботило.
   Тот видно заподозрил неладное, уставился пристально, усмешку оставив.
   -- Что-то мне твой видон не нравится. Болеешь?
   Сильно. С ума схожу, -- взглянул тяжело и молча вынул из кармана коммуникатор, положил на траву меж собой и Шахом.
   Минут пять стояла тишина и вот мужчина смог заставить себя взять в руки обугленный прибор, а все равно не верил, не принимал, что с его хозяйкой беда.
   -- Только не говори мне... -- прокаркал через силу.
   -- Она жива, -- отрезал и Шах выдохнул, огладил затылок.
   -- А вот за такое и в морду получить можно, -- протянул и глаза прикрыл на пару секунд, смиряя разом нахлынувшие чувства. -- Из огня да в полымя... Как он у тебя? -- выставил коммуникатор, теперь прекрасно понимая, почему маячок крутился - летал вместе с Ташем.
   Хранитель поглядывал на траву под ногами, соображая как коротко, но ясно донести то, что неясно и очень долгоиграющее.
   -- Ее изнасиловали.
   Вейнер не поверил. В первую минуту принял слова за неудачную шутку, но по лицу видел - не до смеха Эберхайму. Да и когда светлые шутили, тем более такими вещами?
   Мужчину вздернуло. Скинул рюкзак и прошелся, встал спиной к Ташу и зубочистку достал - руки тряслись. Сунул в рот, жевать начал:
   -- Я все предусмотрел. Подумал о каждой мелочи. Но у меня мысли не было, что у вас возможно такое... Это... это, какой-то ... чушь!
   -- Вы появились на красной стороне, где нет законов. Да, у нас перемирие, но толк? Только случившееся с Эей сдвинуло Этана подумать о возвращении закона на его земли. Он не понимал, что прежде всего его подопечные лишены защиты. Впрочем, здесь еще масса других тонкостей и проблем. Их распри с Лой, например. Но сейчас мы не о том - я так и не нашел Эйорику.
   Шах обернулся, прищурил глаз:
   -- Не понял? Тогда откуда такие сведения? Откуда у тебя ее коммуникатор и почему, кстати, оплавлен?
   -- Я нашел место, где все случилось.
   -- Фьють! -- скривился. -- Отсюда и вывод?
   -- Ты забыл, кто я? -- глянул искоса. -- Скажи, собака отличает запах хозяина и чужака? Запах варенья и мяса? А ты, будучи человеком, отличишь место соития с местом насилия?
   -- Ну, -- повел плечами. -- Каверзный вопросик... Может быть, а может нет.
   -- Все случилось в эттарне. И поверь, я знаю, о чем говорю. И скажу тебе все, потому что искренне рад вашему возвращению. Мне было сложно что-то предпринимать все это время - не на кого опираться. А проблем много и с их решением нельзя затягивать. Тебе придется взять на себя ответственность, как хранитель второго уровня и решить вопросы с безопасностью. Недалеко от эттарны, где я нашел вещи Эйорики, находятся трупы, и я точно знаю, что деревня за лесом вымерла. Там нет живых, нет даже оттенка запаха живого. И умерли они от непонятного, умерли быстро и внезапно.
   Шах выплюнул зубочистку и выматерился: приплыли.
   -- Так и думал. Трупы видел?
   -- Вздутые, черные. Сверху. А как тебя, видел светлых с правом обращаться. Они предупредили, что дальше идти опасно. Они бродят в виде бронтозавров...
   -- Кого? -- офигел мужчина.
   -- Это частности - кем и в чьей шкуре. Животные более восприимчивы к опасности и менее подвержены заразе, болезням. Семья нашла способ выжить и выживает. Другое - что это, как избежать мора. Поэтому прибор оплавлен - я обдал его огнем, уничтожая заразу.
   -- Ты думаешь, Эра подцепила какую-то дрянь? -- встревожился.
   -- Не думаю. Лайлох не заражаются. Хотя, я не стал бы ничего утверждать. В Моренте мы редко сталкивались с болезнями в том плане, что имеешь ввиду ты. Есть определенные особенности у каждого светлого, но не было, чтобы болели все поголовно, тем более, умирали. А сейчас случилось, хотя об этом еще никто не знает. Но меня беспокоит, и чудится, что это лишь начало. Здесь вообще очень неблагополучно, Вейнер. Красная сторона полна сюрпризов и самых неприятных.
   -- Прибыли, -- уставился в небо, набираясь терпения и смиряя раздражение. Сунул в рот очередную зубочистку. -- Давай-ка по пунктам списком. Проблемы?
   -- Общие, личные?
   -- О, у тебя и личное появились? -- хмыкнул.
   Таш странно посмотрел на него - нет, Лой он не понимал и видно не поймет. Что один что другой - неоднозначны. Один отказался от жены, выдумав нелепый повод и, подставил ее со всех сторон, другому видимо плевать, что ее взяли силой и тем фактически убили.
   "Замечательные" ребята.
   -- Открытого противостояния нет, объявлено перемирие, -- начал сухо с того, что видно интересовало Шаха больше всего. -- Однако отношения более, чем натянутые. Ненависть продолжает жить и старые раны, как понимаешь, быстро не зарубцуешь. Но надо. Здесь, на красной стороне, не действует закон предков. Этан давно и повсеместно провозгласил закон о равенстве, чтобы уравнять светлых и простых. Мотив опустим, нет смысла рассказывать известное. Началось брожение туда и сюда. Перед войной многих раскидало, и так как зона Эберхайма была объявлена изгойской из-за него, многие не могли уйти отсюда, как прийти сюда к семьям. Некоторые встали на сторону Этана и служат ему верно по сю пору. Сейчас все начало возвращаться на круги своя, но порядка нет и в любой момент зыбкий мир вновь ухнет в пропасть войны.
   Нужно крепкое руководство, но нет тех, кто достаточно силен, чтобы встать во главе и осознать ответственность перед будущими поколениями. Нас было пятеро. Всего пять изначальных. Теперь, спасибо, больше. Из тех, что есть, я знаю только Лой и, извини, мне не нравится он ни рядом, ни в качестве советника, ни в качестве товарища. Предавши раз, предаст снова. А он предал. От Эйорики он отказался.
   -- Она беременна.
   -- Я знаю. И знает он. Но не знает, что она здесь, что с ней случилось, и я не хочу, чтоб знал. Отказался - пусть живет, как хочет, его право. Но ее в его жизни быть не должно. В общем, не вижу смысла все пересказывать - устал, знаешь. Прямо по курсу - Ярин. Сейчас там начинается празднование Хараты. Это первый праздник совместно светлых и местных. Можешь сходить, посмотреть, отдохнуть, кстати, подыскать себе невесту. Тут же совьют - эттарны приготовлены, жрецы на месте. Потом уедешь с нашими - доставят в Тоудер в лучшем виде. Но если будет желание - подумай над вопросом безопасности от мора - место очага заразы часах в четырех хотьбы от Ярина, -- объявил сухо и поднялся. Тон Таша не понравился Шаху:
   -- Ты не сказал, где Эра.
   -- Тебе это интересно? Не думаю. Вы все же истинно братья с Эрланом, хоть как меж собой грызитесь, а характер выдает. За девушку не переживай, это не твоя забота, -- и обернулся, улетел не прощаясь - Вейнер лишь рот открыть успел.
   И стало как-то нехорошо, впечатление, что ему в душу плюнули. Причем после того, как он в чужой все изгадил, истоптал.
   Море вопросов осталось ... и желание кого-нибудь придушить.
   Мужчина осел на пригорок и достал из кармана рюкзака пластину жвачки, закинул в рот и принялся жевать с ожесточением, поглядывая на лес впереди, и думал о том, что услышал.
   Неласков был Таш, а сообщил вовсе паршивое.
   Эру изнасиловали - бред какой-то. Очередной развод, не иначе. А вот мор насторожил, и ясно, что БМ с чумой все же рванула, теперь нужно вычислить место и срочно гасить до ушей огнем и дезактиватором.
   Что он там про праздник сказал? Совместный? Да, обалдеть. Двадцать лет друг друга резали и секли, а тут гопака танцуют. Хорошая сказочка.
   Пойдем, глянем, -- хмыкнул, закидывая рюкзак на плечо, бандану подвязал и двинулся.
  
   Лой пришел в себя, но так и не дождался возвращения Хранителя. От него не было ни слуху, ни духу и это беспокоило. Светлый отправил днем посыльного к Робергану, но вот уже ночь приближалась - вестей не было.
   Эрлан пил отвар, выгоняя лихорадку, и соображал, что происходит, что вообще могло произойти.
   А в это время Харбар стянул Самера на землю, и помог доковылять до дома смотрителя Тоудера.
   Самер не очень впечатлялся городом - так, по сравнению с Морентом, хотя много больше, не поспоришь. И башня есть и много выше, вычурнее. Но что-то не так. Впрочем, выводы делать по осмотру одной улицы рано.
   -- Этану служил? -- глухо спросил Кастеляр, не проронивший и слова за всю дорогу. И по виду было ясно - прибить готов прямо здесь и сейчас, не разбираясь.
   Спутники вообще попались неразговорчивые. Второй вопрос за сутки - прогресс просто!
   Попить за дорогу дали да спросили, как ногу повредил, и все смотрели как хищники на добычу, словно решая: сейчас съесть или еще подождать.
   А тут очнулись.
   -- Этану? Эберхайму, что ли? -- фыркнул. -- Нет - богам.
   -- Пришлым? -- насторожился тут же, и даже отстранился, наплевав, что мужчина один будет век по лестнице подниматься к смотрителю.
   -- Пришлым. Но людям - не богам.
   Кастеляр вовсе оставил его и, развернувшись, демонстративно спустился вниз, к лошадям. Харбар осуждающе глянул на него и без церемоний потащил гостя вверх, подхватив ... за ворот куртки, как щенка за загривок.
   -- Эээ! Легче, -- взбрыкнул и ... был впихнут в двери.
   Дернулся, развернувшись и, душевно въехал локтем под дых здоровяку. Тот сложился и Самер спокойно зажал ему шею в локтевом сгибе, протянул назидательно:
   -- Со мной так нельзя, парень, я тебе не щенок, за шиворот таскать.
   -- Спасибо скажи, что не убили, изгой, -- процедил тот багровея.
   Лоэрт только сел ужинать, накрутившись за день, а тут такой шикарный подарок к столу.
   Отложил ложку, сложил руки замком и смотрел, как двое умников силами меряются. Ему б их заботы.
   Самер ощерился незнакомцу с выдержкой удава и толкнул светлого в макушку пятерней, отправляя за дверь. Проковылял к столу и сел без приглашения. Каша в миске смотрителя пахла изумительно, а молоко просто слюну водопадом вызвало. Ну, что себе отказывать - налил в пустую кружку и выхлебал.
   -- Высший класс. Очень соскучился по местному молочку, -- подмигнул Лоэрту.
   Тот вздохнул: никак еще одного с красной стороны надуло. Только оттуда подобные экземпляры появляются - с нулевым воспитанием, манерами бешенного барана и знаниями законов на уровне мха.
   Однако - Сабибор. Изначальный. За это - да, потерпишь и многое простишь.
   -- Не думал, не гадал, а сына рода Сабибора повстречал. Так чему обязан? -- спросил холодно, но спокойно.
   -- К Лой я.
   -- Ааа!
   -- Ага, -- улыбнулся.
   -- И только? -- раздвинул губы в улыбке, копируя идиота.
   -- Можно к Ташу Эберхайму.
   -- Ааа! -- еще не лучше. -- Отлично. Замечательно. Прямо вот сейчас, или позволишь отужинать?
   -- Сам бы не отказался.
   -- Голоден?
   -- Да.
   -- А что, на той стороне уже проблемы с питанием?
   -- А тебе жалко миски каши?
   Лоэрт отодвинулся и вздохнул: ну, и что с таким делать? Им слово - они десять. И сразу к Хранителю их веди. Спасибо бы сказал, что целого привезли и живого, а то б отделали за милую душу, а то и голову бы свернули и в ущелье. Ищи свищи после.
   -- Вэвир?! -- крикнул стражу и кивнул на гостя, как только тот появился. -- Отведи вниз.
   -- Пойдем.
   Мужик дородный, сомнет, -- оценил комплекцию появившегося Самер, уже понимая, что ждали его здесь... как снега Арктика.
   Ладно, разберемся, -- поднялся.
   -- А Эрлану все же доложи - прибыл его друг Самер Сабибор, -- ткнул пальцем в сторону Лоэрта. Тот проводил взглядом пришлого наглеца и кивнул, придвигая к себе кашу: доложу, голубок, ой, доложу. Сейчас вот все брошу и, побегу, запинаясь, недужного хранителя тревожить.
  
   Вэвир почти на себе мужчину стащил вниз по крутой лестнице. Подвал глухой и темный, похожий на каземат Самеру не нравился, а уж предоставленные апартаменты - тесная камера с сидельцем, вовсе в раздражение вогнала.
   -- Гостеприимно, однако, -- притулился у косяка, получив дверью по спине. Оглядел помещение: слева стол и три табурета, оконце махонькое под потолком, две лежанки с танами. Справа лохань с водой и ведро, для нужд видимо. Уют и комфорт в их великолепии. Впрочем, чисто, это - да, -- сплюнул в сторону, глядя на солому на полу.
   С ума спрыгнули светлые, не иначе.
   Куда спешил, к кому?
   -- Не Морент, однако, -- протянул с желчью. -- Ну, спасибо, что хоть крысы не бегают, -- подвигал челюстью, чувствуя себя болваном.
   -- Хыр, -- выдал Прохор подпирая косяк дверей рядом с хозяином. -- Как ввалился, так и идешь. Ляг, поспи и, авось, все пройдет.
   -- Как думаешь, этот абориген - кашелюб, Эрлану скажет обо мне?
   -- Жди, -- фыркнул.
   -- Так и думал, -- доковылял до лежанки и сел, потирая ногу, уставился на чудака, что мог спать в этом чулане. Хотя сам бы поспал. Обернулся бы так с головой в тану и храпанул бы часов цать.
   Глянул на экран коммуникатора и нахмурился - Эра крутилась, как заведенная, Вейнер упрямо пер к ущелью, а Радиш... Радиш был в метре от него.
   Самер уставился на спящего и вот качнулся и рывком содрал тану.
   -- Да маму, бога, душу! -- услышал, как песню, увидел взъерошенные волосы и недовольную физиономию друга, до боли знакомую форму.
   Радиш сел нахохлившись и, зажал ладони меж ног, сонно глядя на Самера. Потер глаза, потом рукой в воздухе провел, будто стирал лыбящегося друга.
   -- Не понял? -- голову на бок склонил, сообразив, наконец, что тот не глюк.
   Самер засмеялся:
   -- Ну, привет, что ли?!
   -- Ааа! -- дошло, наконец, до Порверша. -- Самара! ... А чего здесь? Тоже Таш направил?
   -- Не, чудик местный, -- кинул рюкзак на место подушки, вытянулся с удовольствием, руки на животе замком сложил. -- Кайф. Ты не представляешь, как хреново ползти по камням одноногим. И все-таки я безумно рад тебя видеть! -- хмыкнул, покосившись на друга. -- Осталось дождаться остальных.
   -- Надеюсь, встретим мы их не здесь, -- улыбнулся Радиш и лег. -- Рассказывай, чего с ногой-то?
   -- Банально - выпал в ущелье, колено свернул. Ты рассказывай - чего про Таша сказал? Виделся с ним и он по дружбе тебе этот номерок подкинул, для випов, да? -- хохотнул.
   Радий улыбался, слушая командира и, пересказал встречу с Эберхаймом.
  
   Альмина ринулась к зеркалу, как только вошла в комнату, и давай накручивать волосы на палец, стараясь сделать локоны. Лала недоуменно уставилась на подругу:
   -- Встретила достойную партию?
   -- Изначального!
   -- Кого из пяти? -- скривилась.
   С тех пор как исчезли ее друзья, любимая Эйорика и еще более любимый Самер, Лала не жила, а существовала. У нее было ощущение, что она исчезла с ними, или жизнь в принципе ушла. Стало как-то серо, скучно, тоскливо до одури.
   Ее, конечно, притащили в Тоудер, хотя она и не рвалась - как-то ровно было. Но больного Лой не оставишь, вот и поплелась по инерции, потом так же по инерции устроилась, даже немного подружилась со светлой, такой же побочной дочерью, только совсем чахлой ветки.
   И вроде радуйся - перемирие, наконец. Тихо и мирно стало, в городе все свои и друг к другу трепетно. Женихи, опять же, наметились. Только ничего не радует и не волнует - мимо как-то все, мимо.
   -- Надо было на Харату ехать! Говорила тебе!
   Лала смотрела на девушку с прострацией во взгляде:
   -- Кто б тебя отпустил. Таш не дурак - дальше ворот бы ты не ушла.
   -- Ой, -- скривилась. -- Я вообще тебя не понимаю - твой друг сам Хранитель! И не женат. И перемирие!
   -- Он изначальный.
   -- Не люди, что ли? -- пожала плечами.
   -- Мы им неровня.
   -- Ну и сиди, -- отмахнулась и опять у зеркала давай крутиться, талию обрисовывая тканью платья. Серьги примерять начала, то одни, то другие к ушам прикладывая. -- Я сидеть не собираюсь. Мне уже двадцать пять, между прочим. Вокруг море женихов. Вот сейчас...
   -- Слышала - изначальный. Каюрс или Лой? Нет, дай угадаю - Чар у нас на границе, Эрлан - болен, значит - Эберхайм или Рикан. Последнего не знаю, зато первого - достаточно. Улыбнулся тебе и ты вообразила себя его избранницей? Спустись на землю. Таш вырос в городе предков, у них там воспитание - не чета нашему.
   -- Шестой! Да, да! -- выставилась перед Лалой. -- Есть шестой изначальный, его светлые привезли прямо к Лоэрту! Я лично видела знак Сабибора на лбу! А, какой красавец! -- сложила ладони, прижалась к ним щекой как к щеке понравившегося изначального и закачалась в танце. -- Статный, крепкий, волосы, правда, короткие.
   Лала захлопнула книгу: короткие? Сабибор?
   -- Их нет, в смысле - Сабиборов, -- выдохнула, чувствуя, как сердце бешено заколотилось. А в голове: предки, помогите, пусть это будет он, пусть будет он!
   -- Есть! Молодой, шикарный! Одет странно, да, но...
   Лала села, мигом вспомнив одежду изначальных:
   -- Куртка темно -зеленая в пятнах, море карманов на брюках?!
   -- Дааа, -- чуть отступила девушка, испугавшись возбужденного вида подруги. -- Ты чего?
   -- А зовут - Самер?
   -- Нуу... не успела я имя счесть - его к Лоэрту закинули.
   Лала услышала это уже на пороге.
   Девушка полетела к смотрителю, как птица. Забыв о приличиях, оттолкнула стража и нырнула в двери. Дух перевела и уперлась руками в стол, нависнув над ужинающим мужчиной. Тот застыл с ложкой у рта.
   -- Где Сабибор?!
   Лоэрт понял, что попытка поужинать провалилась с треском. Девица Самхарт нрава бешенного, а воспитания, как тот Сабибор.
   Смотритель отодвинул миску и подпер рукой щеку, с тоской глядя на светлую:
   -- Ну, и зачем нам пришлый от багов?
   -- Мне! -- Хлопнула ладонью по столу. -- У меня есть основание считать, что появившийся у нас Сабибор - Самер Сабибор - мой жених! -- Выпалила и сама испугалась, что придумала.
   -- Даа? -- так сразу и поверил светлый. Вздохнул и меланхолично протянул. -- Ну, Самер, ну, Сабибор...
   -- А ты знаешь десяток Самеров Сабиборов?
   Лоэрт открыл рот и закрыл - а ведь права. Почесал затылок, понимая, что вопрос поставлен верно и ответ меняет все. Вспомнилась и просьба пришлого оповестить о его появлении Хранителя.
   Мужчина нахмурился: а он его отправил к Порвершу, которого Таш приказал держать подальше от всех и от Лой в-первую очередь.
   Засада, -- почесал щеку и придвинул девушке молоко.
   -- Садись, попей.
   -- Не хочу я! Отведи меня к Самеру!
   -- Я могу, -- протянул, соображая есть ли какой выход из положения. И решил сказать прямо. -- Но не смогу тебя выпустить обратно пока не появится Хранитель. Видишь ли, это дело особой важности, и у меня приказ изолировать Порверша, а он...
   -- Радиш здесь?! -- Подпрыгнула Самхарт от вести. Это означало одно - она не ошиблась и Самер вернулся, вернулся Радиш, а значит Вейнер и Эйорика. А значит - счастье!
   -- Ты Порверша знаешь? -- Не поверил.
   -- Ну, конечно! -- обняла смотрителя. Тот ладони выставил, дурея от непонятного ему восторга девушки.
   -- Эээ... Так ты услышишь меня?
   -- А? Да, -- постаралась взять себя в руки и вести примерно, но выходило скверно - хотелось прыгать и орать от радости.
   -- Так вот, Самер вместе с Радишем, и до возвращения Таша я не могу их выпустить, потому что приказ не обсуждают.
   -- А почему их закрыл Таш? -- Хлопнула ресницами. -- Нет, это недоразумение, ты что-то не понял.
   -- Я? Хм. Эээ... хорошо, я отведу тебя к ним, но выпущу только с приказа Хранителя, повторяю. Согласна?
   Не стал перечить и втолковывать, знал - бесполезно. У него принцип был и хорошо по жизни спасал: не спорь с женщиной, дай что хочет, и сейчас, или все равно дашь позже, но уже в десять раз больше, а потеряешь - в двадцать.
   -- Да! -- Подпрыгнула: куда угодно, что угодно - только веди быстрее!
   Лоэрт поджал губы и жестом пригласил дурную на выход.
  
   Дверь скрипнула и мужчины переглянулись, дружно сели, приготовившись на выход, но в камеру прошмыгнула девица и послышался скрежет - засов вернули на место.
   Самер рот открыл, желая высказаться, но забыл о чем, узнав новоявленную пленницу:
   -- Лала?
   Девушка засмеялась, разведя руками, словно хотела обнять обоих:
   -- Я обожаю вас, светлые! Вы самые, самые, самые! Несгораемые и непотопляемые, сильные и ловкие!
   -- Хыр! -- выдал Радиш и завалился на постель, понимая, что гостья не по его душу. Достал плейстер. А Лала ринулась к Самеру и обняла, наплевав на приличия. Вместе на постель упали - мужчина на одной ноге не устоял.
   -- Ну, чего? -- прогудел смущенно, а сам обнял в ответ и вздохнул, признаваясь. -- Чертовски рад тебя видеть, девочка.
  
   Глава 14
  
   Дагмара перехватил Лаурт и взглядом указал на Ладмира:
   -- Нерс, -- бросил одно слово и советник насторожился. Бровь выгнул, пристально оглядев парня: так ли?
   Лаурт кивнул.
   -- Хочет поговорить с тобой и вернуться вместе с нами. Право неразвито, но силен. И род древний, изначальный. Удача.
   Дагмар потирая подбородок, оценивал юнца и не заметил брата.
   Айнар Рикан ввалился на Харату пьяный в стельку. Его взбесил приказ Эберхайма и мужчина весь вечер и ночь накачивался хмельным, и продолжил в дороге. В Ярин прибыл, но стоять на ногах твердо не мог. Прислонился к стене и оглядывал собравшихся с презрением и четко отражающимся в глазах желанием удавить хоть пару тройку из светлых. Ненавидел их яростно, за спесь и выставляемое превосходство, за то что были в принципе. И не с ним.
   Эра покосилась на появившегося недалеко от нее мужчину - рубаха висит на плечах, оголяя торс, широкая лента на лбу, стягивает пышные черные волосы, что ложатся на плечи. Руки на ремне, губы изогнуты в презрительной усмешке. Красивый, но душой больной, и ранимый ранимый - умилилась. Прислонилась виском к стене и смотрит.
   Айнар почувствовал взгляд и голову повернул. Зеленые глаза встретились с синими и весь хмель вынесли. Мужчина подумал, что перепил потому и чудится. Девушка в полумраке показалась прекрасным призраком, и стояла-то отдельно от всех, и смотрела, как не отсюда сама.
   Рикан выставил ладонь и отправил шар огня в дрова во рву. Миг и костер вспыхнул, стало светло, как днем, полетели крики радости, поздравления с началом Хараты. И ничего что раньше - не заметили. Зато он увидел незнакомку четко и понял, что не мерещится и не призрак.
   Мужчина качнулся к девушке, встал в паре шагов от нее и прислонился виском, как она, к стене. И стояли, смотрели друг на друга в то время, когда все ликовали.
   Айнар чувствовал покой и умиротворение, все то, чего был лишен, о чем уже и не помнил. Он просто смотрел и не мог отвести глаз, и казалось, девушка понимает его, чувствует, в отличие от других, которые даже не слышат, кого уж ощущать.
   -- Кто ты? -- разжал губы и удивился мягкости своего голоса - будто не его вовсе.
   Эра вдруг смутилась и голову склонила. Айнар сделал шаг, придерживаясь за стену не потому что не мог стоять, потому что холод камня давал ему чувство реальности и утверждал, что это эфемерное чудо - не видение.
   -- Кто ты? -- повторил, нависнув над ней и не смея коснуться - волосы как пух золотой, локоны струятся, но лишь до плеч. Мужчина не удержался и взял один в пальцы - прохладен и шелковист. Эра отпрянула, глаза стали огромными, губы дрогнули от страха.
   -- Испугал? Прости.
   И опять шаг за ней, как на поводке, как пришила.
   -- Айнар, я Айнар Рикан, -- указал на себя и все смотрел, как пил. И ничего вокруг, никого. Прижался щекой и ладонями к стене, и даже этого не замечал - он впитывал, разговаривал, не произнося и слова, и был убежден - она слышит и понимает. Девушка скопировала его позу - забавно так. И улыбнулась - камни были прохладными и пели. И так здорово, что их песню слышит не только она, но и этот мужчина.
   -- Инка, -- прошептала доверчиво улыбаясь, зрачки расширились, а в них наивность и безмятежность.
   -- Инка, -- повторил эхом. -- Тебе подходит это имя.
   Инка... Иная, другая, особенная - она и была особенной.
   Он забыл все - что не хотел жениться, что готов зубы до корней стереть и кого-нибудь загрызть, лишь бы не отправляться советником на черную сторону к ненавистным напыщенным уродам живущим по-старинке и меряющих всех и все отсталыми и отжившими понятиями. Он забыл и себя и, видел лишь ее. Так быстро, как обухом по голове, его оглушило непонятное, но щемящее сладкое чувство, от которого не хотел избавляться.
   Что ждать? Все сочтено и сложено - она особая, зовут Инка, а мать его звали - Интра, и сам он - особый, и здесь, как и она, не к месту. Они - свои - повязка налобная скрывает знак у него, равняя, и мог поспорить на собственную жизнь - у нее.
   Эттарны вскрыты, жрецы на месте, Харата началась...
   Айнар протянул руку:
   -- Будешь моей?
   Эра робко провела пальчиком по ладошке и улыбнулась - теплая и сильная, но гладкая, мягкая. Мужчина замер, чувствуя, что отрезвел от ее прикосновения. Развернулся и уперся руками в стену возле головы девушки, закрывая от всех. Взгляд скользил по бледному личику, оглаживая приоткрытые губы, и чудилось, что что-то с ней не так.
   -- Ты всегда молчаливая?
   Эя, смущенно глянула на него и опять голову склонила, будто не смея смотреть.
   Так не бывает. Он видел скромниц и разнузданных веселух, матерей больших семей и старых дев, но ни одна не была столь хрупкой не внешне - внутренне, столь беззащитна и женственна, робка не на словах - на деле.
   -- Откуда ты?
   Опять молчит.
   -- Одна здесь, без родни?
   Эя тихо неуверенно прошептала, упорно глядя вниз на его сапоги:
   -- Инка.
   Айнар дрогнул, волнуясь, в глаза ей заглянул, осторожно взяв девушку за подбородок - а в них наивная открытость миру и полное непонимание, детское любопытство и доверчивость.
   Эя моргнула, чуть сжимаясь и, явно заробела, но не посмела отодвинуться, даже убрать его пальцы или словом поставить на место.
   -- Так не бывает, -- прошептал скорей себе, чем ей. -- Ты местная? Откуда?
   -- Инка, -- шепнула еще тише и, вовсе сжимаясь.
   Айнар убрал руку и прошел взглядом к шее - кулоны, как у некоторых светлых. Взял пальцами, стараясь не коснуться ее кожи и не испугать, вчитался и опять воззрился ей в лицо.
   -- Вантария?
   -- Инка.
   На все один ответ - так не бывает. И на женщину она совсем не похожа, тем более на женщину с ребенком, родившимся вне уз - девочка, сама еще дитя.
   Эя начала беспокоиться - мужчина был слишком близко. Она чуть отодвинулась в сторону, но Айнар тут же выставил руку и девушка замерла, взгляд вниз, и видно что встревожена... но так покорна?
   Рикан запустил пятерню ей в волосы, обхватывая за затылок и заставляя посмотреть в лицо. Эя затряслась, уставилась на него, бледнея на глазах, зрачки перекрыли синеву и в их черноте расплескалась паника. Губы дрогнули, но она не закричала, не оттолкнула - сжалась и тоненько заскулила.
   Айнар отпрянул, холодея - ненормальная. Она просто не в себе и, в этом весь ее секрет.
  
   Дагмар изучал Нерса и убеждался, что он тот, за кого себя выдает. И кивнул, давая понять изначальному, что его берут.
   И обернулся, желая дойти все же до девушки и познакомиться, и увидел, что какой-то мужчина зажимает ее, забыв о пристойности. Что взять с багов? Уроды все, как один!
   Рикан отодвинул стража и направился к наглецу и видел, как тот отпрянул, как изменилась лицом синеглазка, явно перепугавшись.
   -- Тебя не учили вежливости в обращении с женщинами? -- развернул к себе за плечо наглеца, что смел испугать невинное создание.
   -- Не твое дело, -- оскалился Айнар, уставившись на мужчину как таран на ворота. Но пара минут в загустевшем вдруг пространстве и оба побледнели.
   -- Айнар? -- он сам не понял, как его узнал.
   -- Дагмар? -- неуверенно протянул второй, разглядывая лицо: один в один - отец, и не было сомнений, но... как это возможно?
   Он был ребенком шести лет, когда отец увозил его прочь от пожаров и резни, израненный уходил от преследования. Он умер уже на красной стороне и маленький Айнар скитался по лесу неделю, пока его не подобрали люди Этана и не привезли к нему.
   Он мало помнил из тех дней - убитую мать и старшего брата, лес и бег, страх, потом мертвого отца и отряд черных всадников...
   Красная сторона стала его домом, здесь он нашел спасение и применение своим силам. Смысл. Родных не по крови - по духу.
   -- Ты жив?
   Первый порыв - обнять брата, прошел. И четко встало, что все эти годы каждый служил своему праву и закону. Двадцать лет разлуки и уверенности, что каждый из них мертв, и двадцать лет жизни на разных сторонах, наложили свой отпечаток. Эти года не перешагнуть, пропасть, вставшую меж братьями за десятилетия - не преодолеть. Теперь они как два берега реки, да, одной реки, но разные берега.
   Дагмар молча отодвинул ворот рубашки и мужчина увидел белый рубец, что шел от шеи вниз. Вот как случилось тогда, вот как брат выжил.
   И обернулся к девушке, но увидел лишь ее тень.
   Эя перепуганная непонятно чем, побежала вниз по улочке без ума. И мужчин как толкнуло за ней - рванули, забыв обо всем.
  
   Таш сделал второй круг над Яриным, всматриваясь в веселящихся. В отсвете костров всех было хорошо видно. Но внимание привлекла фигурка, несущаяся по улочке к арке, от света - к темноте. Сердце екнуло: она. Ворон пошел на перерез, спикировал в конце улицы и начал обращаться.
   Эра отпрянула и парализовано сжалась от ужаса - прямо перед ней вырастала из темноты фигура мужчины и двигалась, увеличиваясь. Девушка качнулась и ... провалилась в черноту.
   Таш успел подхватить падающую, прижал к себе и уставился на подбегающих мужчин, взглядом останавливая ретивых.
   Дагмар сам себе не верил. Затормозил уже возле Эрики и во все глаза уставился на изначального:
   -- Хранитель?
   Что он здесь делает? Не доверяет ему, решил проверить?
   Айнар испугался сам в первую минуту - черная глыба, выросшая из темноты, горящие глаза и знак на темном челе чуть светится - любого испугает.
   Ташу же было плевать на него. Он крепко прижимал Эю и, чувствуя ее тепло и стук сердца у своей груди, осознавая, что это она, что нашлась, живая, ощущал лишь трепет и облегчение. Главное позади - Эйорика найдена. Дальше будет проще.
   Эберхайм боялся шевельнуться, держал ладонью через спину и за затылок, чуть наклоняясь к ней, как она падала, и тихо приказал, чтоб не беспокоить даже голосом.
   -- Найди самую удобную комнату и подальше от шума. И чтобы никого поблизости. Айнар Рикан? -- уставился на второго мужчину. Тот неуверенно склонил голову, понимая, что перед ним не простой изначальный.
   -- Приветствую. Ты будешь советником у нас.
   -- Да, -- протянул, не понимая, что происходит.
   Эя дрогнула, приходя в себя и, тихо заскулила, чувствуя близость незнакомца.
   -- Тихо-оо, тихо, девочка,-- почти пропел тот очень ласково, негромко. Эя всхлипнула, притихнув послушно, но вздрагивала от страха и не понимания, таращилась на незнакомца, как на призрака прошлого.
   -- Комната, Дагмар, -- подогнал светлого Таш.
   -- У меня отличная комната, но на площади.
   -- Там шумно, ей сейчас нельзя в толпу.
   Рикан нахмурился - он начал понимать, что Хранитель появился здесь именно из-за этой девушки, а не потому что не доверял новому советнику.
   -- Ее зовут Инка и ты, будь хоть сам Хранитель, не имеешь на нее права, -- процедил Айнар, сообразив, что тот глаз положил на девушку. Это мгновенно привело его мало в себя - в ярость. -- Она согласилась стать моей, -- солгал смело.
   -- Конечно. А я - Шердан, -- не моргнув, бросил Таш. Мужчина притих от такой непробиваемости, спокойной и тем ставящей в тупик. Считал, наконец, знаки и головой качнул - надо же так опростоволоситься.
   -- Она ... ненормальная, -- заметил тише, надеясь и сгладить неловкость и отвадить все же Эберхайма.
   -- Не тебе судить, щенок, -- мрачно бросил тот и подхватил Эю на руки, решив, что и комната Дагмара сейчас сойдет.
   Айнар оторопел от подобной отповеди, но смог лишь взглядом проследить за Хранителем. Не был бы он Эберхаймом, ответил за оскорбление прямо здесь и сейчас.
   Однако пришлось смириться и смирить гнев и ревность, отступить.
   Таш чуть покачивал девушку, которая всхлипывала и тряслась, во все глаза, глядя на него и тем упреждая выпады, охлаждая пыл.
   -- Тише, малыш, тише, все будет хорошо, -- вымучил наконец улыбку светлой и та, как отражение в зеркале, выдала ответную, натянутую, но все же хоть такую. -- Принеси молока и амина, -- бросил Дагмару и опять улыбнулся Эйорике. -- Ты когда ела, малышка?
   -- Инка, -- тихо сообщила ему, как тайну
   Эберхайм сжал зубы и пронес ее к дверям под несколькими недоуменными и настороженными взглядами. Светлые сразу узнали Хранителя и насторожились, не понимая, что он здесь делает и, что значит его появление. Баги же вовсе подобрались: не шутка дела - сам Хранитель черной стороны на Харату пожаловал. Как бы чего не затеяли светлые.
   Оттер же, завидев издалека здоровяка в черном с девушкой на руках, понял, что попал. От этой громилы несло силой и звериным духом и не нужно было быть Шерданом или Порвершем, чтобы понять сын чьего рода объявился в Ярине и чем это чревато. Чутье его еще не подводило и, мужчина не стал мешкать - бочком, бочком ушел с площади и так же незаметно выскользнул из города. Оценил заставу светлых у дороги и, поняв, что незаметно не проскользнуть даже применив право, пошел в сторону от эттарн, стараясь держаться темноты и своих. Его несколько раз тихо окликали, но услышав заветное слово, даже не приближались.
   Таш внес Эру в комнату и усадил на широкую постель, затеплил светильники и присел, увидев, что девушка босая. Начал осторожно растирать ей ножки, холодные, замерзшие. Эя смотрела на него сложив руки у груди, и к сожалению, оправдывала ожидания. Все было так, как он предполагал: пустой в своей наивности взгляд, отрешенность с долей детского любопытства и запах потерянности и одиночества.
   -- Инка, -- вдруг выдала и заулыбалась, словно нашалила. У Таша губы свело, не смог ответить. Больно было и смотреть на нее и чувствовать.
   Нежная кожа еще помнила, как ее пятнали и отзывалась на право Хранителя, выдавая ему произошедшее за последние дни. От холодных ножек веяло сыростью и стылостью, страхом и землей, усталостью. Платье же явно было чужим, пропитанным светом и сдобой, светлым, размеренным и безбедственным. Значит и на красной стороне нашлись добрые люди, что не оставили увечную в ее беде, и это хоть чуть, но примиряло Таша и с родичем и с его людьми.
   Он старался ни о чем не думать, но глядя на Эю, чувствуя ее ножки в своих ладонях, понимая насколько она беззащитна и больна, решил для себя одно - она станет его женой. Да, он признавался себе, что решение не пришло вдруг, а зрело довольно давно, но именно сейчас Таш отчетливо осознавал, что ни Эрлан, ни Вейнер, ни Дагмар или любой другой, не смогут сохранить и защитить ее, понять и принять, а не использовать. Молоды, неопытны, дури много, мудрости вовсе нет. Не спасут, не усмотрят - загубят окончательно. Мало кому в этом свернутом мире достало понимания кто есть дочь рода Лайлох и что значит ее жизнь для всех ныне живущих.
   Рикан прошел к столу с кувшином и блюдом с амином.
   -- Ее зовут, кажется...
   -- Эйорика Лайлох, -- прервал его Таш глухо и резко. Светлый дрогнул, чуть не выронил кувшин. Уставился на Хранителя, как на ненормального, а тот осторожно стянул повязку со лба девушки, и та, испугавшись и смутившись, закрыла ладонями лицо, но тем не прикрыла, а выставила знак, взяв его в рамку пальцев. Он подтверждал слова изначального и вводил в ступор.
   Рикан поставил на стол принесенное и сам осел на скамью, как под дых получил. Вопросов не было, вернее их было слишком много, но не один задать не мог. На душе муторно стало отчего-то настолько, что и слов в первый момент вспомнить не смог.
   В образовавшейся тишине Эберхайм пристально изучал кулоны на шее девушки, а та, придя в себя, поглаживала тану на постели и, дичась, поглядывала на мужчину. Таша насторожили и знаки и сами кулоны и запах, сильный, знакомый, только от чего он шел?
   Ноздри раздулись, Таш обнюхал ленту и потянулся к шее, слушая запах от брелков - один и тот же и нет сомнения, что принадлежит тому щенку бездны, что совершил преступление.
   -- Нож, -- не глядя протянул руку к Дагмару, требуя. Тот вытащил из голенища, уже ничего не спрашивая - подал. Светлый стряхнул ножны и, видя, что Эя принимает его действия за игру, приложил палец к губам и зажмурился. Девушка заулыбалась - весело, и скопировала - зажмурилась. Таш убрал ей волосы с шеи:
   -- Не открываем глаза, ты спишь, малышка, да? Эя спииит, -- чуть подтянул шнур, прикидывая, как его срезать. Расстояние как раз втиснуть лезвие, но опасно - дернется изначальная и можно поранить.
   И вспомнил про свой, сунул руку в голенище и вытащил небольшой, с тонким лезвием, убирающимся в паз рукояти. Раскрыл и быстро срезал шнуры.
   Девушка лишь почувствовала, как на миг впивается в шею веревка, и холод мельком прошел по коже, но и этого ей хватило, чтобы испугаться и всхлипнуть, сжимаясь. Но Таш подал ей молоко и, она все забыла, принялась рассматривать белизну в кружке.
   Светлый же выставил кулоны на свет и оглядел все знаки.
   Вантария Сканза.
   Сканза? Родня Лоэрта?
   Эвинор Сканза, рожден вне уз, но в секторе отца стояла буква "Л".
   "Л"...
   Взгляд Таша ушел в стену - Вантария - слишком знакомо. История ясна, в принципе - женщина родила ребенка вне уз, то есть, отец признал мальчика сыном, но не признал женщину женой...Слышал он эту историю, когда по заданию главы Морента в этот мир летал.
   И передернулся, невольно оскалившись, как тигр, который почуял нечто неприятное на запах, острое, противное.
   Больше у Хранителя не было сомнений - Эя будет его женой. Он все понял, и теперь имел след к насильнику. Аккуратно завернул кулоны в ленту и сунул в карман. Глянул на девушку - пьет молоко неловко, не умея - пришлось помочь. Улыбнулся ей подбадривающее, чтобы не пугалась, и показал. Заулыбалась и так, глядя на него, выпила все молоко. Амин ей подал, в рот вложил осторожно. Девушка удивленно уставилась - вкусно!
   Таш подмигнул и, подхватив на руки, пересадил за стол, придвинул блюдо, где горкой кубики амина лежали. Эя в восторге принялась играть с ними и есть, а мужчина воззрился на Рикана, растерянного, даже подавленного.
   Он уже понял, что случилось преступление. Он знал, что у Эрлана была жена - Эйорика Лайлох, знал, что и все, что она погибла, но вот, сидела перед ним и не в себе. И на красной стороне. И без кулона Лой - с чужими.
   Но только представить, только подумать... возможно ли такое?
   Красная сторона, что ты хотел? -- напомнил себе, мрачнея: ну, и о каком мире может идти речь? Сказать сейчас же своим и встать в мечи, уничтожить этот рассадник скверны.
   Таш понял по глазам, что он думает и еле заметно качнул головой, отвернулся.
   -- Нас двадцать два, не считая стражей, -- бросил Рикан тихо, но жестко, намекая Хранителю, что для мести людей достаточно. А как иначе? Как можно оставить столь вопиющее преступление?
   -- Нет, -- отрезал тот и Рикан встал, с угрюмой решимостью уставился на Хранителя:
   -- Я не ослышался?
   -- Нет.
   -- Она...
   -- Я знаю.
   -- Ее...
   -- Да.
   Минута тишины глаза в глаза и Дагмар выплюнул, начиная закипать:
   -- Я хочу объяснений, иначе буду считать тебя... предателем.
   Таш грустно улыбнулся:
   -- Не наигрались в войну? -- и чуть заметно кивнул на девушку, что словно дитя играла с амином. -- Вот результат. Продолжим или остановимся?
   Мужчина молчал, понимая, что чего-то не понимает.
   -- Ты хочешь объяснений? Хорошо. Но для начала я скажу тебе, чего хочу я.
   Таш прошел по комнате и встал у стены, поглядывая то на Эю, то на Дагмара:
   -- Я хочу мира, хочу защиты и стабильности для жителей, что черной, что красной стороны. Хочу вернуть закон сюда и искоренить ненависть везде. Хочу восполнить рода. Мне объяснять тебе, кто такая Эйорика Лайлох?
   Рикан рванул ворот рубахи, отворачиваясь. Ему было трудно смирить чувства, что нахлынули разом, и разум сейчас был в их власти:
   -- Жена...
   -- Нет. Лой отказался от нее. Сказать, где ее брачный анжилон?
   Изначальный искоса уставился на Хранителя: нет.
   -- Да.
   Дагмар отошел к другой стене, боясь сесть рядом с девушкой и тогда увидеть ее близко и вновь уйти в пучину праведного гнева, ярости, что не станет слушать доводы мудреца.
   -- Он не мог...
   -- Смог. Теперь она станет моей женой.
   Таш шагнул к нему и уставился в глаза:
   -- Я буду откровенен. Лайлох - последняя из своего рода и Лой не смог сберечь ее тогда, не оценил, и подставил сейчас. У меня есть серьезные основания считать, что ее взяли силой из мести ему. А тем временем, он просто отказался от нее. Взял, привлек ребенка и выкинул. Поэтому я не стану рисковать - Эя станет моей женой.
   -- Он не мог так поступить. Я знаю Эрлана много лет - он не способен на столь отвратительный поступок. Он чтет закон предков и сам убьет любого изгоя, что посмеет совершить и меньший, чем этот проступок. У него немало врагов, как у нас всех, и я допускаю легко, что какой-то урод, тем более здесь, где нет закона, сотворил бесчинство. Но чтобы Эрлан безответственно отнесся к жене? Нет. Чтобы предал, отрекся от ребенка? Нет. Спрятался за спину женщины? Нет!...
   -- Она дочь Эберхайма.
   Рикан замер: с ума сошел? Нет, это слишком.
   -- А теперь зная все это, скажи мне - какие варианты? Что выберет Лой и, что будет с Эйорикой? Чем все закончится?
   Дагмар постоял, чувствуя как ноги становятся ватными от вестей, которые сыплятся, как снег с неба одна убийственней другой, осел у стены, во все глаза глядя на девушку.
   Все ясно. Раз отказавшись, Лой откажется вновь. Значит, девушка будет жить до рождения ребенка в состоянии ребенка. Потом умрет, дав свету дитя. Если даст, если доживет до родов. Если они вообще будут. В любом случае, ее смерть станет поводом для войны - всем известно, как ладят Лой и Этан Эберхайм.
   Но как не воевать? Как спустить такое преступление багам?!
   -- Что ты задумал? -- спросил тихо, хотя ответ был очевиден.
   -- Этан согласен вернуть закон на свою землю, но с условием, если его дочь будет жива. Дальше говорить или все сам понял?
   Рикан склонил голову: ясно. Любой ценой сохранить мир. А стоит ли он того? Такой мир?
   Таш женится и тем сохранит жизнь и ребенку и матери, и тем вернет закон на красную сторону, упрочит власть светлых и здесь. И войны не будет в принципе, потому что две стороны объединяются семейными узами.
   Вот только Лой...
   -- Эрлан так все не оставит.
   -- Он сам сделал выбор.
   Дагмар потер лицо и поднялся:
   -- Веселый вышел праздник, -- протянул тихо. Он не завидовал Лой, но не мог не отметить, что Таш верно рассудил. Хотя сомнения все равно ели.
   Впрочем, здесь, на стороне изгоев, все было не так и все - через чур.
  
   Глава 15
  
   Эрлан смотрел в темноту, а видел прошлое. Совсем недавнее, а кажется - древнее.
   Четыре месяца жизни, насыщенной настолько, что ни один день не прожит зря. Он вкладывался и выкладывался, он любил, как дышал, без остатка отдаваясь чувству. Любил ее и... знал, что все скоро кончится.
   Может поэтому на многое смотрел легче, может, поэтому спешил пережить, как можно больше?
   Что это было - вспышка, игра, истина?
   Сейчас все казалось слишком далеким, но все так же ярким и сильным, прекрасным от порывов страсти до тревоги, от ревности до прощения, что и сейчас спирало грудь от чувств.
   Он всегда знал, что Эйорика - фантом, что она уйдет, и сразу сообразил, как ее можно использовать, получить нужное и не отказать себе в радости. Сейчас он знал, что такое любить и быть счастливым, но не знал, кто она для него, что испытывает к девушке сегодня.
   Благодарность? Да.
   Сожаление, что получилось все так, а не иначе, и ей одной теперь придется расхлебывать последствие появления на Деметре? Да. Но ее собратья точно так же накуролесили на землях светлых и ушли, а они расхлебывали долгие годы и, уверен, будут разгребать еще столько же. И тоже - одни, и тоже - сами.
   Он был чистосердечен с ней, ценил ее и любил, как настоящую Эйорику, отдавая дань ее душе и своей, но все закончилось, и с этим ничего не сделать. Так устроен мир, что рано или поздно заканчивается все, и разве он в том виноват?
   Он был счастлив и сделал все, чтобы была счастлива и она.
   Он искренне забыл на эти месяцы, что будущего у них быть не может, и этот самообман был столь же сладок, как и все что он испытывал, порой впервые, порой непривычно ярко.
   Но к чему мучить себя - время, отмерянное им, закончилось. Они использовали его по максимуму и это все, что можно было сделать. Осталась память как подарок, светлая, хоть и с ноткой печали, и в ней все пережитое - от трепета поцелуя до боли расставания. Мечта четыре месяца была реальностью, а теперь превратилась в быль. И не стоит печалиться о том, что было, что пришло как озарение, и прошло, как все проходит. Нужно смотреть вперед, жить дальше.
   Эрлан нащупал брачный анжилон на своей шее, сжал его, прощаясь и, рывком сорвал. Достал точно такой же и выставил оба на свет свечи, вспоминая, как надевал его в Моренте на спящую, а для всех - мертвую.
   И это было и прошло.
   Четыре месяца, как четыре года, но жизнь не мечта, и столь насыщенным темпом идти не может. И неизвестно, как бы все сложилось, если бы он стоял перед выбором, зная, что Эйорика это Эйорика, и не исчезнет, когда он получит око. Возможно, тогда многое было бы по-другому - он не простил бы измену или ее происхождение, не смог бы переживать так сильно и не имел столько терпения. Кто знает? Это уже из области фантазий и они канут как эта ночь. Она оставляет сны, которые постепенно тают, и эти четыре месяца уже как сон, и тоже, постепенно начнут блекнуть и таять.
   Сон, все было сном.
   Эрлан смотрел на анжилоны, понимая, что нужно быть последовательным и отправить их в сундук, пусть затеряются. Но, то, что связано с ними было еще свежо и живо. Наверное, нужно время, чтобы окончательно избавился от воспоминаний и этих знаков былого счастья.
   Мужчина засунул их в карман и встал. Выпил настой, хотя лихорадка прошла, и он отчетливо понимал, что переболел, как перегорел, и теперь свободен. Лихорадка больше не будет сотрясать тело, потому что ее уже нет в душе. В душе в принципе ничего нет - пустыня. А нотка тихой печали и сожаления, как зуд по краям раны, признак заживления, и пройдут через пару дней или недель.
   Эрлан прихватил корешок и сел на подоконник, начал жевать, поглядывая в окно на спящий город и почти черное небо. Мысли ушли в сторону Таша, пропавшего, как провалившегося, и будущего, тех дел, что предстоят.
   Стоит ли сегодня строить дейтрины и мельберны? Стоит восстановить те, что подлежат восстановлению. Потом они понадобятся точно. Светлые вернутся с Хараты и, если предки дадут, через полгода появятся младенцы. Еще бы повезло, и Таш оказался прав на счет невест. Если мужчины придут с равными, будет замечательно. Только утопия. Если хоть пара светлых в Ярине будет, уже хорошо, уже - удача.
   Тоже жениться? Надо. Но где взять равную невесту?
   Ах, да, ему же еще предстоит разбор с Эберхаймом.
   Эрлан усмехнулся и сплюнул кончик корешка - горьковат.
   Было бы отлично, спустя немного времени, закончить с Эберхаймом в принципе. Дейндерт ушел и Этану пора. Зря Таш надеется, что можно миром вернуть закон на его сторону и сохранить покой на землях долго. Этана можно обойти на повороте, но потом, на прямой, он возьмет свое и перегонит.
   Посмотрим, -- потер грудь, что таки саднило непонятной болью, и двинулся спать.
  
   -- Найди сапожки и отнеси в эттарну, -- попросил Дагмара. Тот нехотя кивнул и вышел, а Таш присел перед девушкой, поглядывая на нее снизу вверх. И вот протянул ладонь, хоть и понимал - нечестно.
   -- Будешь моей?
   Эя посчитала это очередной игрой и погладила ладошку, и как в капкан попала - мужчина чуть сжал ее пальчики, не давая убрать.
   Сильный такой - восхитилась. Уставилась в лицо и начала пальцем черты обводить - вот нос, вот скула, вот брови, узор на лбу. И не страшно - весело. Черты удивительные - четкие, как резные.
   -- Пойдем со мной, -- попросил волнуясь, но пытаясь скрыть. Эя обхватила его щеки ладошками и сообщила загадочно, ткнувшись носом в нос:
   -- Инка.
   -- Чудо, -- согласился и подхватил ее на руки, вынес из комнаты.
   Эрика уже не боялась этого огромного получеловека, полупризрака, сидела спокойно, доверившись его сильным рукам и, изумляясь тому, что плывет над полом, и так хорошо видно рассевшихся за столами, лепестки пламени во рвах, мужчину на ступени возле чаши. Он пел и голос был очаровательным. Слушая, девушка вовсе потерялась в песне. Но вскоре голос стих почти, а перед глазами темнота была.
   Эя прижалась к изначальному, признавая его своей защитой, и шептала, успокаивая себя: инка, инка, инка.
   Пара метров за поворот из арки и стали видны точки небольших костров, дорожкой бегущих в четыре стороны - к эттарнам.
   Жрец, седой старик, удивленно вскинул бровь, завидев первую пару. Знак рода и взгляд мудреца говорили о многом.
   -- Таш Эберхайм... тебе ведь...
   -- Много лет, ты прав. Но здесь меньше, чем родичу.
   Жрец оглядел его, затем невесту и сразу понял, что та не в себе, но тут уж промолчал - знак рода Лайлох все аргументы против союза уничтожил. Блаженная или ненормальная, хромая, косая, тупая - значения в свете итога прошедших лет общего безумия, не имели.
   Девушка ткнула пальцем в сторону старика, глядя на Таша:
   -- Инка.
   -- Да, дитя, -- сложил руки жрец и вздоха не сдержал. -- Я - Инка. Что сотворилось с миром, предки нас помилуй... Идемте, -- распахнул вход в эттарну. -- И пусть Яры сойдутся в лоне в эту ночь, одарят добрым вас потомством.
   Эя замерла, оказавшись в смутно знакомой ей комнате. Старик огонь в чашах зажег и девушка сжалась, глядя на Таша. Тот понимал, что с ней происходит, но пока не знал, что делать. Конечная цель была ясна, старт тоже, а вот сам путь представлялся походом через заросли шипастой ехетии.
   Таш усадил девушку на край мытни и стянул рубаху, встал рядом, давая ей привыкнуть к виду полунагого мужчины, а сам поглаживал пальцем по ее лицу. Эя сначала зажмурилась и сжалась, в голове зашумело от страха, но вклинился бубнеж мелодичный - старик запел хараты и девушка покосилась на него, потом на Таша. Уставилась на литую грудь, живот. Кожа казалась бронзовой с красноватым отливом, и манила. Коснулась ее ладонью - и не страшно - теплый, гладкий.
   Смутилась, но озорно заулыбалась - красивый.
   Светлый улыбался в ответ и не торопился.
   Ладошки девушки осторожно прошлись по груди и животу, застыли - Эя вслушивалась в токи, что шли в руки, и не было неприятно, наоборот - волны ласковые, приятные пробежали по венам.
   Таш посерьезнел - не до улыбок. Ее махонькие нежные пальцы, теплые ладони тревожили его сильней и сильней. Еще тогда, в Моренте, когда она сама упала ему на руки на лестнице перед входом в зал совета, он понял, кто она ему и что. Не на руки упала - в сердце, в душу запала, вошла, как вбили кол.
   Давным давно, наверное, когда еще отец Эйорики был малышом, он был помолвлен. И помнит трепет в ореоле юности, и стремление всем существом к ней, восторг и упоение от одного лишь вида невесты. Любил? Наверное, пытался. Незрело, неумело, еще не в полной мере владея своим пылом, еще не обуздывая жаркий нрав... и напугал. Вспыхнул мигом, но по неопытности тем только оттолкнул - союза не состоялось.
   Сейчас он повторять ошибку не хотел, хотя страсть животная, бурная, уже ярила кровь. Коснулся нежно губ, еще не веря, что касается, и стало больно до дурмана того, что не испугалась, не оттолкнула - притихла, как прислушалась. Признала?
   Губы Таша были жаркими и сильными, как мышцы твердыми, но не жесткими. Зато язык... он осторожно проникал внутрь, рука мужчины, обхватив за спину притягивала к груди и все вместе вызывало любопытство, приятное ощущение трепетного волнения, томного и сладкого. Во рту, как мята растекалась и, не хотелось, чтобы исчезала.
   Таш понял, что Эе нравится целоваться и потянул за кончик тесьмы ее платья. Ворот стал свободен, и ткань стекла по плечам, оголяя девушку, рубаха повисла на запястьях. Одно движение, оглаживая руки от плеч до пальцев и ненужная одежка валялась на полу.
   Прижал к своей груди невесту, не переставая целовать, проникая глубже, и девушка смешно пискнула, изогнулась в его руках, но не отталкивая, а приникая и словно устремляясь ввысь. Его же, как обожгло, из головы вынесло мысли, планы. Одно желание, неостановимое как закат или рассвет, владело им.
   Он так давно хотел любить, распахнуть душу и принять в нее другую, и взять ответственность за хрупкое создание, за ту, что свет и тень в одном лице. И здесь, сейчас, соприкасаясь грудью и губами, он чувствовал не плоть долгожданной - душу.
   Эя трепетала, потерявшись, во все глаза смотрела на него и не боялась ничего. Ей чудилось, что он ее ласкает не руками, а будто крылами, и что она не пальцами касается его, не грудью и не губами губы ощущает, и не стоят - парят. И оба растворяются друг в друге, и где он, где она - неясно, да и наплевать.
   Свет и тепло, полет вдовеем, в котором чувствуешь его как часть себя, себя же без остатка и сомнений отдаешь ему, и нежность окутывает, словно голос мамы из детства слышит или крылья ангела касаются души.
   Эя видела его глаза, они мерцали словно звезды и сулили нежность рая. В них уместился огромный мир, и расцветал, распахивался перед ней, мир, был так прекрасен, что не оторваться, а если оторвут - умрет, казалось. И нет ничего и никого, время встало, пространство загустело. А изнутри, и против воли, стремилось к нему огромное и яркое тепло.
   Ей виделась поляна у предгорья, цветы, простор, и небо чуть темней, как перед грозой, но не пугающей, а возвещающей свободу, и словно рвется смех и крик из груди, и ноги несут навстречу ветру к горизонту, соединиться, как соединены они.
   И закричала, и молния сверкнула, принимая зов, и будто молния - она, и будто небо и земля соединились и распахнулись перед ней, и больше не было отдельно его и ее, неба и земли, и каждый свободная и равноправная часть друг друга, и не понять где кто, ты сразу все и ничего одновременно, и даже в этом радость.
   Гроза, прекрасная в своей моще и чистоте - то Таш закричал и крик слился с криком Эи, что вплелся эхом звенящего ручья и топотом несущегося к горизонту табуна. Она летела, чувствуя всем существом как словно крыльями ее касается и укрывает он, и видит тоже и чувствует ее, как чувствует она, и две пары глаз становятся одним взглядом на двоих и ощущают друг друга и силу ветра, силу лошадей, что бьют копытами неся себя свободе, даря себя и восхищаясь миром, простором, широтой и нежностью его, что тоньше и прекрасней, чем можно описать словами.
   Что это было? Было ли?
   Эра во все глаза смотрела в лицо Таша и, тот не отрывал взора от нее и оба чувствовали и себя и другого, и тихую пульсацию, и эхом беспечное озорство ветра, полет и запах грозы перед дождем, которых не было, а словно было.
   Мужчина улыбнулся, глаза светились и вбирали изумление и трепет девушки, что приняла его, открывшись навстречу, отдалась без остатка и отдала себя, как он, и приняла так же - до капли, клетки, вздоха.
   Эя чуть коснулась пальцами его щеки - его, ее? Он так знаком и близок, как она себе. Живой ли, не приснилось? Прекрасен до боли, до невозможности быть настолько красивым и полным в этой красоте. Не ликом только и не телом - тем, что внутри, что ощущается как видится, и ласкает. Черты грубее, жестче, они как оболочка, внутри которой бесконечная любовь, такая нежная, что даже слово своим звучанием гораздо грубее и не передает и доли того что есть.
   -- Ты?...
   -- Таш.
   Таш - и сказано все. И не нужно договаривать - все ясно и понятно. И слышен каждый шорох души - нет слов и не нужны - в глазах, движеньях и дыханье отображается оттенком чувств, что думает и хочется сказать.
   Эйорика - коснулся палец щеки.
   Я - прошел по скуле.
   Тебя - очертил овал лица.
   Люблю - коснулся губ, теплом лаская и ее дыханье.
   А ей ответить нечего - она все отдала ему, ему принадлежит и знает, что он это знает.
   Улыбка его - ответ - я знаю, знаю. И я тоже твой.
   И счастье такое, что плакать хочется. Прильнула к нему, скрывая слезы, а он почувствовал, ладонями ей обхватил виски и губами осушил слезинки.
   Ты больше не будешь плакать, -- поняла, хотя и слова сказано не было.
   И кто он, где они - значения не имело.
  
   Песня была прекрасна, и та, кому он пел, приняла его, вложила свою ладонь в протянутую руку мужчины и пара прошла меж полосы огня к веду в полной тишине. Инка улыбнулся и наложил свои ладони на их. Мальчик подал ободы и вед водрузил их на головы молодых. Осенил пару крестом:
   -- Во имя неба и земли, Яра большого и малого, быть вам одним, что явился из двух. Отныне и до скончания века равны вы пред людьми и Богом. Как Бог и мир един, так вы теперь едины...
   -- Первая пара, -- выдохнул кто-то и тишина, в которой зачарованно следили за соединением, разорвалась ликующими криками.
   -- Харата!!
   -- Как два Яра сходятся, чтоб вместе воссиять и миру нашему дарить тепло и свет, так вас соединяют эти узы и быть вам вместе до скончания лет! -- уже громко возвестил вед, поднимая руки к небу, очерчивая единый круг над головами пары.
   Светлело - скоро утро.
   -- Харата!! Харата!! -- понеслось дружное. Запела свирель и однострунка, словно подначивая. Потенциальные женихи и невесты, воодушевленные примером пары, бросили смущаться и принялись активно выказывать знаки внимания.
   Только светлые недоуменно косились на ритуал багов, и не разделяли восторга толпы.
   Рикан, как поперек увиденному, принес кубок и под взглядами светлых налил его до краев, поставил на середину стола, а себе налил ягодного хмеля в кружку и вышел к чаше. Светлые внимательно уставились на него, кто отходил - вернулся к столу, трое вовсе уже стояли, обнимая невест, и видно, не сейчас, так завтра, отведут в эттарну.
   Дагмар улыбнулся - великий день.
   -- Наверное, только сейчас мы по-настоящему чувствуем, что война закончилась, -- сказал тихо, но его слова услышали все и перестали орать и веселиться, разговаривать - дружно развернулись к советнику.
   -- Харата всегда всем нам дарила ощущение единства, сопричастности друг к другу, дарила радость и тепло. Награждала щедро, и ныне уже утвердила, что все как прежде. Великий праздник уже подарил нам великую радость. Сейчас соединяются двое из великих родов. Харата подарила нашему Хранителю жену и мы уедем с праздника обогащенными.
   Светлые переглядываясь, заулыбались.
   -- Я не мастер говорить, но очень хочется пожелать - добрых невест, что станут вам добрыми женами, и, да благословит ваши союзы Харата, подарит миру еще больше света и тепла в виде новых семей, рождения светлых детей на радость всем. И пусть союз Таша Эберхайма и Эйорики Лайлох станет первым среди нас, но не последним!
   Светлые замерли, растерявшись, переглянулись и дружно выпили. Хмель дошел вместе со смыслом сказанного и дружное "Харата!" вновь разлетелось над площадью.
   Местные же стали перешептываться, кто-то недоумевал, как это светлые свиваются, а они не заметили, и правда ли то, что говорит сын рода Рикан.
   Карверст, что нашел себе девушку по нраву, принял слова советника за знак, стянул ленту со лба своей избранницы. Та ойкнула и смущенно прильнула к мужчине, настороженно поглядывая на светлых. А те заулыбались ей приветливо, видя, что она дочь рода Лигон, и их собрат нашел себе равную.
   -- Предлагаю отвести молодых в эттарну и встретить Хранителя с молодой женой, -- сказал Озвар Сэдил.
   -- Хорошая мысль, -- хлопнул его по спине Каюлс и уставился на девушку с шитой лентой по лбу, что сидела за столом простых, но упорно поглядывала на него. -- Мне сдается, я тоже кого-то нашел, -- протянул и светлые засмеялись.
   Карверст взял невесту за руку и подтолкнул друга в его избраннице. Тот отпихивался, но взгляд уходил к девушке и глаза блестели. За дело принялись остальные и дружно утащили его к столу, поставили перед смуглянкой. Минут пять переглядок и мужчина протянул ладонь. Еще пара минут тишины в ожидании, и невеста поднялась, оглядела светлых с величием и ... вложила свою ладонь в руку мужчины. Грянул смех и крики.
  
   Харата!! -- грянуло совсем близко.
   Вейнер понял, что недалек от цели, но в темноте хрен что разглядишь, и так поплутал, голова дырявая - про фонарик-то не вспомнил!
   Вытянул из рюкзака, включил и уже пошел бодрее. Метров через сто свет выхватил меланхоличную физиономию стража, что сложив руки на груди, подпер плечом ствол кедра и, сонно поглядывая на путника, спросил:
   -- Ну и кто таков будешь? Чего по ночи по лесу гомонишь?
   Шах заулыбался - приятно видеть старых знакомцев. Ничего не изменилось!
   Направил луч себе на лицо, стягивая бандану, осветил знак и вновь вернул на стража луч - тот явно проснулся.
   -- От ты глянь - слетаются голуби... Чую, лошадей не хватит на всех, -- проворчал, впрочем, добродушно.
   Шах хохотнул:
   -- Забавные вы мужики, стражи. Не переживай, с лошадьми решим.
   -- Табун, что ли подгонишь?
   -- Ага, в кармане, вот, застоялся.
   Страж фыркнул и заулыбался:
   -- Веселый ты парень, сын Тшахертов. Ну, иди давай, куда шел.
   -- Да уж пришел. Я к Ташу на эту, как она? Харату.
   -- Ха! Ну, идем, -- пошагал, увлекая за собой и, вскоре оказались возле коней, а впереди виднелись костры и темнеющие очертания обнесенного округ стеной города, в центре которого, как в чаше, колыхался свет и высвечивал светлое пятно на темном небе. Доносился смех и крики.
   -- Раут, значит?
   -- Раут - дома. Чего ему - он женат, -- пожал плечами мужчина, а Вейнер не сдержал смех, чем немало удивил и даже оскорбил.
   -- Извини, брат, -- примиряющее бросил Шах и пошагал к городу.
   И чем ближе, тем интереснее - телеги, на них и под ними кто спит, кто обнимается, полотна расстелены с яствами, вещами. Костры слева к опушке дорожкой. Каменная ограда города поблескивает в их отсвете, делая его ирреальным. У ворот аркой девица стояла, руки сложив. Глазищи большие, лукавые. Оглядела пришлого и поперек встала:
   -- Я -Шена, а ты Вейнер Тшахерт теперь мой жених.
   -- Так сразу? -- хмыкнул, оглядев ее. -- Лихая. Ленту со лба сними.
   -- Да щасс! Женись сначала.
   Шах гоготнул: фигассе - гуляют, однако, насмерть.
   -- Перебрала, что ли? -- подмигнул - мол, я с пониманием, чего не бывает.
   -- Ты откуда свалился-то? -- Немного удивилась Шена.
   -- С неба, -- заверил.
   -- Оно и видно. Рассвет, олух! -- Указала на полоску света у дороги.
   Оглянулся: ну, рассвет, и что?
   -- Милая, если б я каждый рассвет женитьбой отмечал, у меня б женилка отощала.
   Лицо девушки вытянулась, а за аркой хихиканье послышалось. Шах отодвинул резвую, проходя, и увидел двух молоденьких девушек, только не с шитой, а с атласными лентами через лоб.
   -- А, понял - женский заговор. Типо того что - "выйду за первого, кто ввалится". Надо было уточнить: "кто согласится", -- хохотнул и потопал на свет впереди.
   -- Подожди, -- повисла на его руке Шена. В глазах уже и доли лукавства нет - озадаченность. -- Это же принято. Если в Харату на рассвете встать у ворот, то предки жениха приведут и тем благословят.
   -- Предки? -- Посерьезнел. Оглядел ее опять, сообразил, что она широкой повязкой через лоб скрывает, и к уху качнулся. -- Так ты от них прячешься и сама их прячешь - лентой. Вот они тебе по делам и привели - помолвленного.
   У девушки лицо вытянулось - расстроилась. А Вейнер дальше потопал, только пара метров и приостанавливаться стал, теряясь в догадках - навстречу толпой светлые шли, и лихие, довольные.
   Меня, что ли, встречают? Песен и плясок не хватает. И ковровой дорожки, -- подумал, усмехнувшись.
   Светлые, приметив незнакомца, приостановились. Рикан подошел и знак оценил. Развернулся к своим:
   -- Изначальный рода Тшахерт!
   -- Ааа!!
   -- Харата!! -- взревели и, потоком вниз полились, прихватывая гостя, увлекая за собой.
   Седил уже за воротами на телегу взобрался, и, сложив ладони у губ, закричал протяжно в каемку света за дорогой:
   -- Вернулся изначальный рода Тшахерт!!
   Тшахерт, Тшахерт, -- понеслось по округе, не сбавляя силу, загудело в листве и потянулось в небо.
   -- Не то! -- дернул его за рубаху Каюлс. -- Про свадьбу объяви!
   -- А! Точно! -- и опять запел, но громче. -- Хранитель женился!
   Женился, женился, -- понеслось вслед "Тшахерт".
   -- Таш женился? -- спросил обалдевший Шах у парня, что его за плечи обнял, и, потягивая хмельное, смотрел на друзей, передающих вести домой, улыбался как озаренный.
   -- Союз заключил, -- кивнул, взгляда от них не отрывая. -- И какую невесту окрутил! Лайлох! Изначальная! И ты, брат, вовремя - Харата! Выбирай невесту и домой богатыми вернемся!
   Шах лицом изменился. Весть о том, что Таш взял Эру, доходила тяжело и не принималась.
   Как она-то согласилась? Ведь он ее просил!
   Прокаженный, что ли? Сначала Лой, теперь Эберхайм, а он? Он -то чем не вышел?
   И Таш - сука. Наверняка специально напел про изнасилование. Ну, урод!...
   -- Что-то ты опечалился вести, -- с подозрением глянул на него Рикан, пристраиваясь рядом: еще один изначальный - удача. Но не больно ли щедро Харата одаривает, и стоит ли тем подаркам радоваться?
   Странный этот изначальный. Третий за ночь появился, а первый от кого чужим веет.
   Шах слюну сглотнул, комом в горле вставшую:
   -- Не мог Таш на Эйорике жениться, -- просипел. Грудь как сдавили, а в душе злость и растерянность хороводят.
   -- Это почему?
   -- Она замужем.
   -- Нет. Кулон у мужа, а не у нее, значит - немужняя. Значит - свободна. А тебе, откуда такие тонкости ведомы? -- Глаз прищурил.
   Шах развернулся к мужчине, уставился в глаза чуть потерянно и тяжело:
   -- А я... брат ее мужа, -- выплюнул и развернулся, пошел обратно в город, не желая видеть молодых. Забрал, не глядя, у Каюлса кружку с хмелем, выпил залпом, даже не почувствовав вкуса и выкинул посудину в сердцах.
   Рикан долго смотрел ему вслед и соображал, что явление мало изначального да еще брата Эрлана, значит. И чуялось неладное, и чуялось, что будет еще дегтя в бочке меда Хараты.
   -- Арди, -- перехватил одного из своих и кивнул в спину удаляющегося Тшахерта. -- Иди с ним, расположи у себя, и пригляди. Он говорит, что брат Лой, но семью у него всю положили, я точно знаю.
   -- Все может быть. Брата у Эрлана Вейнер звали, -- упер руки в бока мужчина, потеряв хмельной дурман и веселость.
   -- Все равно, но странный он. Неприятности нам не нужны, тем более сейчас - пригляди. На тебе Тшахерт.
   -- Понял, -- кивнул мужчина и натянул рубаху, что сложенная висела на плече. Двинулся за "новеньким".
   Ушар с прищуром глянул им вслед, затем на хозяина:
   -- А, правда, говорят, я слышал, что Лайлох...
   -- Дочь Эберхайма, -- закончил за него, чтобы воду в ступе зазря не молоть, и уставился в глаза стража: переводить нужно, что это значит?
   Тот усмехнулся:
   -- Значит, Этан под Хранителя ляжет. Мудро.
   -- Как сказать. Она была женой Лой, -- отвернулся хмурясь. Беда мерещалась ему, большая беда.
   Ушар дернулся, очумело глянув на Дагмара, и присвистнул, уставился в спины светлых, что уже входили в ворота:
   -- Значит, хорошо, что ты советником в Эрхаре будешь. Самое горячее в Тоудере начнется. Кстати, я тебе невесту подыскал.
   Рикан бросил на него однозначный взгляд: отвали, и пошел к эттарне, к своим, что уже выстроились, ожидая молодых, и спорили, кто как поприветствует их.
  
   Эрлан вздрогнул, просыпаясь от крика: приснилось, что Эя в объятьях другого.
   Вскочил, лицо оттирая, грудь - больно, как по свежей ране да раскаленным железом.
   Сел, руки на коленях свесил, в себя приходя - что он всполошился? Сон же это, всего лишь сон. Она - там, он - здесь, у каждого своя жизнь.
   А ладонь опять по груди рыщет, разлившуюся боль унимая. И скривился, зубами скрипнув - сообразил, чего не хватает - кулона.
   Зря...Нет, все верно - он ее освободил и сам свободен. А ребенок... ребенок... Инар поможет ей.
   Еще бы самому в это поверить...
   Прошел к столу и жадно выхлебал настой, надеясь так избавиться от привидевшегося кошмара и тяжелых мыслей. Полегче стало, только все едино - тошно до воя. И вопрос один - кого ты обманываешь? Себя? Надолго хватит?
   Ветер в окно дунул и прямо в уши: "Тшахерт вернулся. Хранитель женился".
   Лой дернулся, высунулся в окно - весть летела над городом, устремляясь дальше, чтобы оповестить всех живущих на черной стороне.
   Ничего себе, с размахом женился. Теперь ясно, почему так долго отсутствует, -- усмехнулся изначальный, волосами тряхнув. Оно к лучшему.
   И обернулся, услышав скрип - Лири ввалился. Амин поставил и молоко:
   -- Там посыльный вернулся от Робергана. Бают, что Таша не видели, а Порверш убег и найти не могут. А и был ли, мерекаю, а, светлый?
   Эрлан уже к молоку приложился, как забыл что хотел - дошло.
   -- Тшахерт вернулся, -- повторил весть, пущенную по ветру, и застыл в прострации.
   Это значило одно - вернулся Вейнер, а значит Радиш не призрак, а значит, вернулся и Самер и ...
   -- Эя?...
   Как?...
  
   Глава 16
  
   Таш надел на жену новую рубаху, шитую бисером, и подхватил на руки, поставил на край мытни. Обнял, прижавшись щекой к животу, целовал его через ткань, не веря своему счастью.
   Эра смущенно улыбалась, перебирая ему волосы и вовсе зарделась, когда он на нее снизу вверх посмотрел. Глаза у мужчины светились любовью, и ласкали взглядом.
   Таш бы вовсе не выпускал ее, залег в эттарне на год, а то и век, но нельзя - вздохнул. И усадил девушку, сапожки натянул, и опять огладил нежно от колен до щеки, прижался губами к ее губам. И опять в рот проник, чтобы вновь испить ее дыхание и чувствовать, что она его.
   Его!
   Упоительное чувство, удивительное, неповторимое - осознавать, что тебе доверилось, отдалось это уникальное существо. Что дождался своего, не зря не разменивался.
   -- Моя женщина, моя жена, -- прошептал ей. Эя потупила взгляд, смущенно улыбаясь, и смирно сидела, словно послушный ребенок.
   Теперь ты будешь жить, а остальное неважно, -- огладил большим пальцем ее сладкие губы. И нехотя оторвался, оделся сам.
   Но из эттарны вынес на руках, не желая и на миг ее выпускать, на секунду терять ощущения, что она рядом, его.
   Шаг на волю и свет, и оглушительный крик заставил девушку крепче прижаться к мужчине, обвив его шею руками. Уткнулась лицом в шею, испугавшись, сжалась. И стало тихо - Таш взглядом дал понять: не пугайте.
   А сам улыбался невольно - на душе сады цвели.
   Шепнул девушке:
   -- Это свои, Эя. Посмотри сколько подарков. Ничего не бойся, я же с тобой.
   Эрика робко глянула на ряд мужчин. Таш поставил ее и обнял, подбадривая - прижалась доверчиво.
   Ее рассматривали как диковинку и переглядывались.
   Жрец вышел, встал перед молодыми с венцами - ободами со знаками, что выбил и обжег, пока молодые сходились.
   Эра глаза распахнула, глядя на тонкую работу и красоту цвета - непонятный металл переливался разными цветами и был украшен вязью знаков, что шли не вниз, как на лбу Таша, а вверх, и поднимались треугольником, который венчал каплевидный камень, единственный на всей поверхности.
   -- Склони голову дитя, ты стала женой, -- торжественно возвестил жрец.
   Эя настороженно и вопросительно покосилась на Эберхайма и тот чуть заметно кивнул - согласно склонила голову, и обод крепко обхватил лоб и виски.
   -- Склони голову сын великого рода, сегодня ты стал мужем, -- взял из рук Рикана второй - шире и больше.
   Ташу пришлось встать на колено, чтобы старик надел венец.
   Выпрямился и светлые закричали на радостях, уже забыв упреждение Хранителя.
   Жрец раскрыл ладонь, выказывая круглые кулоны, червленые, со знаками:
   -- Память о Харате, что скрепляет сильнее уз земных, и сами предки теперь вам в помощь будут, и Яры путь осветят вам ваш путь, подарят крепкое потомство.
   Таш взял кулон и надел на шею Эры и та поняла, что должна сделать тоже самое. Дичась подхватила пальцами кулон мужа и осторожно надела, погладила по груди, рассматривая знак.
   -- Здесь написано: Таш и Эйорика свиты в день Хараты по воле предков.
   Перевел, улыбаясь ей в лицо и не выдержал - уж больно губы хороши - податливые сладкие, припухшие от ночи поцелуев. Накрыл своими губами и обнял, так что девушка пискнула от неожиданности и потерялась в его руках.
   -- Харата!!! -- ликовали уже не только светлые. Все кто прибыл, столпились любуясь молодыми. Праздник одарил для кого невиданным, для кого забытым - свадьбой изначальных.
   Таш засмеялся и все притихли - перед молодыми дорожкой выросли цветы.
   Мужчина обхватил девушку за талию и, сжимая в своей ладони ее руку, повел к городу. Эра зачарованно смотрела на бутоны и боялась наступать. Эберхайм просто подхватил ее на руки и закружил, а вокруг, взявшись из неоткуда, запорхали бабочки. Девушка в восторге смотрела на разноцветные крылья и вдруг засмеялась, протягивая руки, и чувствуя, видя, как их облепляют бабочки.
   Каюрс подпрыгнул и перехватил одну. Эя испуганно уставилась на него, а мужчина выставил ей кулак и раскрыл, улыбаясь лукаво - хороша жена у Хранителя.
   -- Тебе, светлая.
   На ладони лежало колечко в виде бабочки, только крылья теперь были из камней и переливались. Эя чураясь, но, не скрывая изумления, прижалась к мужу. Глянула вопросительно и, увидев одобрение в глазах, робко взяла подарок. И чуть не выронила от криков - гром и молния были ничто по сравнению с ликованием светлых.
   Таш поставил ее на траву и надел колечко на пальчик - впору пришлось, а он и не сомневался.
   -- Еще пара союзов будет, -- доложил Хранителю Рикан, когда уже шли в город.
   Эя замешкалась, привлеченная красными боками яблок на полотне. Уже привычно взглядом спросила разрешения мужа и, получив, присела, выбирая, а хозяйка услужливо подавала, готовая все отдать.
   Таш же, не выпуская из поля зрения жену, спросил советника:
   -- Хорошо. Что еще?
   -- Появился ...
   -- Тшахерт? -- предугадал Эберхайм, и Рикан понял, что чего-то не знает.
   -- Приняли? -- спросил Таш, видя, что советник потерял дар речи.
   -- Да. Он...
   -- Брат - Лой. И это правда.
   Дагмар вздернул подбородок, закинув руку за спину: ну и за каким он докладывает, если Хранителю и так все известно?
   А тот смотрел на Эйорику, что уселась у полотна и, поглощая яблоко, словно никогда не ела до того, подгребала к себе еще.
   Таш присел перед ней, заглядывая в глаза - все та же наивность в них, и все же уже осмысленность появилась.
   -- Нравятся яблоки?
   Девушка смутилась, словно совершила преступление, голову склонила, а надкусанное яблоко не выпустила, крепче сжала, и второй рукой еще одно к себе утянула потихоньку, не понимая, что мужчина видит это.
   Таш взял одно и подал, чтобы поняла, что он не сердится - просто любопытно. Эя тут же заулыбалась, забрала несмело еще одно с полотна, поглядывая на мужчину - не против?
   Кивнул еле заметно и выпрямился.
   Вейнер пил, поглядывая на возвращающихся нехорошо, тяжело и давяще. Очень ему хотелось в глаза Эрике посмотреть, но увидел ее и насторожился - не то с ней, будто и Эрика вовсе, или действительно не она? Подменили?
   Таш встал у стола, с высоты своего немалого роста поглядывая на мужчину, словно зная, что он испытывает, а девушка к нему прильнула и дичится, словно впервые Шаха видит, и не муж рядом придерживал, явно убежала бы прочь.
   Невидаль. Или настолько противен ей или совесть ест или с ума спрыгнула? -- чуть озадачился Шах, с прищуром разглядывая знакомую незнакомку.
   -- Привет, -- бросил сухо, надеясь, что ему лишь чудится неадекватность, а на деле банально стыдно Ведовской. Не хочет объяснений, вот и косит под дуру.
   Девушка сильнее к мужу прильнула и на него уставилась, вверх голову задирая.
   -- Все хорошо, Эя - это Вейнер, познакомься.
   -- Познакомься? -- Усмехнулся нехорошо, глаз блеснул недобро.
   Шах поднялся тяжело, уничтожая взглядом Таша. И хотелось одного - в зубы ему да до смерти. А тот спокоен, как удав, хоть бы бровью повел. -- Эра, нас нужно знакомить? -- Спросил неласково у девушки. Злость внутри кипела и обида, да такая, что говорить трудно было - губы сводило судорогой.
   Девушка явно испугалась тона и, скользнув по боку мужа, спряталась за его спиной, цепляясь за руку. И выглянула из-за нее робко. Смотрелось смешно, но было не до смеха.
   Шах нахмурился, не понимая, что происходит - Эрику как подменили, даже взгляд как у инфантильной идиотки. И как в голову ударило.
   -- Что ты с ней сделал?! -- перепрыгнул стол и встал нос к носу возле Таша. Хотя, нос к шее, скорее.
   -- Не пугай Эю, -- сказал Эберхайм тихо, но с нажимом.
   -- "Пугай"?! Да я тебя сейчас! -- рыкнул и хотел схватить изначального за ворот, но Эберхайм дыхнул в лицо задиры и тот застыл в прямом смысле. Все тело от макушки до носков ботинок покрыл иней, а во рту лед вместо слюны образовался. Пока Шах выплевывал ледышки и стряхивал наледь с куртки, светлый отвел жену за стол и сам сел.
   -- Олух, -- хохотнул Озвар, глянув на Вейнера: а кто еще будет связываться с правом Эберхайма? И получил в ответ пламенный взгляд. Мужчина развернулся к молодым, понимая, что нахрапом Таша не взять, но оставить дело не мог.
   -- Сядь, поговорим спокойно, -- указал тот горячему на место слева от себя, тогда как Эя сидела справа. Обняла его через грудь и голову на плечо положила, глядя на Шаха с любопытством и долей испуга.
   Убивала ее покорность и вялость, взгляд тупой. И за нее убить хотелось.
   Но выбор небогат - хочешь ответов - сядь. И сел, с трудом смиряя гнев и ревность, что вровень бушевали в душе.
   -- Чем ты ее опоил? -- прошипел, стараясь не смотреть в пустые глаза девушки, чтобы не слететь с катушек окончательно. Понял уже - против Таша он что мышь против лиссера.
   -- Вопрос неверный. Ничем, -- ответил Хранитель с раздражающим спокойствием. Впрочем, Шах иным Таша и не знал. Как-то сразу он обстоятельным и терпимым воспринимался, однако и неспособным на подлянки. А именно подлянку и сделал - обеим братьям.
   -- У тебя такое же право как у Эрлана или Лалы? -- Процедил. Затошнило даже от безысходности, тупика в который его загнали, как последнего барана.
   -- Нет.
   -- Тогда что происходит?! -- Развернулся и стих, увидев, как от его повышенного тона Эра зажмурилась и сильней прижалась к мужу, буквально втиснулась ему в грудь.
   -- Если ты не перестанешь орать и горячиться, мне придется тебя охладить более вдумчиво, -- ровным тоном заметил Таш и подал Эе амин, желая подкрепить и успокоить. Та взяла, но есть не стала - уставилась мужа вопросительно и несмело указала пальчиком на яблоко. Хранитель улыбнулся и протянул. Взяла, грызть начала, но от Эберхайма не отлипла, и смотрит на Вейнера, как дите только нарожденное.
   Шах затылок огладил, все больше тревожась и уже не понимая кто настоящий идиот - он или она:
   -- Что за херня? -- протянул, дурея от происходящего. "Фарс какой-то. Разыгрывает? Отыгрываются?"
   -- Ты знаешь. Я уже сказал, но ты видимо мимо ушей пропустил.
   -- О чем ты?
   -- О том, -- бросил сухо. -- Это последствия. Постепенно все войдет в норму, но не сразу и нескоро.
   Шах моргнул, рассматривая Эру, а та уже разглядывала яблоко и грызла его с упоением.
   Дитя - одно слово.
   -- Это...
   -- Не здесь и не сейчас, -- не дал высказаться Таш. -- Не за свадебным столом, и не при моей жене. Не смей ее тревожить и волновать.
   Вейнер зубами скрипнув, отвернулся. Налил хмельного в кружку и выпил залпом. Рот тыльной стороной ладони прикрыл, чувствуя, как крепость напитка разъедает даже дыхание, но тем на время отодвигает все тревоги и заботы.
   -- Когда, где? -- спросил глухо.
   -- Немного, и я отведу Эйорику в комнату, уложу спать. Выйду и поговорим.
   "Уложу спать", -- как ножом по сердцу полоснуло.
   -- Она мой закор, -- напомнил: да ведает ли Таш, что творит?!
   -- Знаю. И не только твой. Но она одна и не в том состоянии, чтобы вы раздирали ее на части. Я больше не позволю вам использовать Эйорику, как вещь.
   -- "Вам"?!
   Ах, да - еще же Эрлан! -- Шах нервно хохотнул - шикарно! Такую подлянку кинуть не каждому получится. Эберхаймы, одно слово.
   -- Сука ты, а я тебя другом считал.
   Таш сдержал вздох.
   -- Я устал очевидное вам втолковывать.
   Вейнер молчал пару минут, глядя перед собой в прострации и вдруг тихо, но твердо заявил:
   -- Я тебя убью.
   Эберхайм чуть удивился, глянув на мужчину и головой качнул: неисправимы.
   -- Лучше подумай, как помочь жить.
   -- Ты убил Эрлана...
   -- Не суди раньше времени. Это Эрлан убил Эйорику, и не оставил выбора. Я должен был наблюдать, как она умирает, так вам было бы лучше и легче? Извини, Вейнер, но это не ко мне. Хватит вам ее мучить и раздирать на части, заставлять платить за ваши проступки.
   Бред какой-то, -- огладил затылок Вейнер.
   -- Что ты с ней сделал? -- Спросил опять, уставившись зло и ощерился, отворачиваясь - сил не было видеть Эрику, смотреть в ее широко распахнутые глаза, в которых наивность сроднилась с любопытством. Она явно не узнавала близкого друга, но как такое может быть?
   Таш понял, что Вейнер не в состоянии ждать, видно не его черта характера терпение. Не в курсе он о наличии такового.
   Качнулся к Рикану:
   -- Дагмар, присмотри за Эйорикой. Мы отойдем с Тшахертом, дело есть.
   -- Конечно, -- заверил тот.
   -- Эя, я скоро вернусь. Ничего не бойся, хорошо?
   Девушка чуть сжалась, но послушно кивнула.
   -- Может быть в комнату тебя отвести, отдохнешь?
   Обрадовалась, закивала и огляделась, вцепившись в мужчину - тот понял - шум и внимание, скопление людей ее напрягает. Подхватил на руки и отнес в комнату, уложил на постель.
   -- Дагмар будет рядом если, что-то понадобится. Отдыхай, мой свет, -- поцеловал в лоб, сожалея, что придется уйти. Но она и не дала - вцепилась руками в рубашку и прижалась к груди:
   -- Не уходи.
   Таш вздохнул и обнял ее, теряя желание поставить точку на проблеме с Вейнером. Подождет.
   Прилег и гладил Эю, плыл в умиротворении чувствуя как она сопит на его плече, засыпая. И знал - это и есть счастье, когда тот, кто дороже тебе самого себя, рядом и верит, доверяется безоговорочно. А ты можешь его защитить, хоть что-то сделать для него.
  
   Шах выпил хмельного и уставился в стол - уже не зло разбирало - отчаянье. У него было ощущение, что он сдал кросс парсек в пятьсот за очень высокой и нужной целью, и вот, добежал, и понял, что цель - пустышка.
   И тишина накрыла, холод в душе, как в склепе.
   -- Привет, красавчик, -- села напротив Шена, та самая лукавоглазая шустрая девица. Правда признал ее Вейнер не сразу - уставился в упор хмельно и тяжело, минут пять рассматривал.
   -- И что надо?
   -- Все то же, -- губы поджала.
   -- Замуж?
   -- Почему нет? Мы можем стать отличной парой - Харата так просто вместе не сводит, -- подперла подбородок кулаком.
   Шах смотрел на нее, а видел Эру, и злился. Мысли хмельные и дурные посещали, с толку сбивали. "Сколько можно бегать за ней? Пацан что ли? Нашла марионетку, королева, тоже мне",-- скривился, как кислого сьел: Почему она упорно не видит и не хочет его знать, зато выбирает каких-то уродов? Взять Эрлана - предал ее, наплевал, использовал и нафиг послал. А она по нему тоской исходила. Таш? Еще не лучше - что-то сделал с ней, точно. Этот жук оказался хитрее всех. Пока он с братом бег по прямой за Эру устраивали, тот обходным путем дошел до цели и спокойно взял. И пофигу, что двоих разом подкосил. И не отдаст живым, как вампир впился.
   "Так чего ждать? Какие объяснения и кому они нужны? Сколько еще лапши давать развешивать себе на уши и, сколько еще жить иллюзорной надеждой?
   Хватит"!
   Шена смазлива, и сразу видно, что стерва: палец в рот не клади - по локоть откусит. А все бабы такие.
   Так почему не поставить точку и не показать Эре, что ему ее выкрутасы уже поперек? Может увидев его с другой поймет, что довыгибалась?
   Да пошла она! И Таш и Эрлан, и все - на хрен!
   -- Чей род? -- спросил сухо у смазливой.
   Шена глаз прищурила, чуть набок голову склонив:
   -- Эмерт, -- протянула, заподозрив, что мужчина готов согласиться, но боясь в это поверить.
   -- Эмерт, -- повторил как эхо. Ровно было чьего рода - время тянул, решаясь поставить точку. Для Эры. Развестись ведь можно будет, если с обоюдного согласия. А что при надобности согласие от Шены получит - не сомневался. Таких соплюх он знал и обламывал легко. Это Эрика, как не от мира сего, не знаешь, что выкинет в следующую секунду и как себя с ней вести, как подступаться.
   Пусть и ей хоть на миг станет больно, как ему. Может тогда что поймет? Оценит? Вот тогда на равных и поговорят.
   Шах потянулся и рывком стащил ленту со лба Шены. Та зарделась и глазами сверкнула от наглости светлого. Но сдержалась интуитивно и тем к решению его подтолкнула - руку подал:
   -- Ну, пошли, если так круто взялась. Только потом на себя пеняй.
   Девушка гордо вскинула подбородок и смело вложила свою ладонь в его.
   -- Веди, куда там дальше, -- прошипел.
   Все Шаха раздражало: песни, музыка, взгляды, светлые и простые, улица эта и сам городок. Одно хотел и потому раз пять оглянулся, пока Шена его к арке вела - чтобы Эра вышла и за ним кинулась. Даже просто вышла и посмотрела...
   Никто не появился, только светлые провожать в эттарну пошли, все фигню какую-то городили, смеялись. А он шел и все ждал, что Эра окрикнет.
   Жрец с недовольством новую пару оглядел и головой качнул:
   -- Ты в себе ли, светлый? -- Спросил тихо Шаха.
   -- Да, -- отрезал тот, в упор уставившись - еще эта старая развалина ему права качать будет. Достали уже все. И взглядом дверь пнул и невесту без церемоний пихнул - влетела и тормознула у туба с водой. Во все глаза с долей испуга на будущего мужа глянула, будто впервые увидела. Тот вошел - руки в брюки, оглядел место ритуала и усмехнулся: мистика-шмаистика. Ну-ну.
   Взгляд ушел на постель в раковине и стало ясно, что делать.
   А почему нет?
   Понесло Шаха как колесо с горы - на все ровно, потому что ничего нет. Одежду скинул и стянул с невесты рубаху, огладил тело: ничего, ладная. До Эрики как до Луны, конечно, но потянет.
  
   Таш лежал и смотрел в потолок, не шевелясь, чтобы не тревожить заснувшую жену. Ее сопение на его плече как бальзам на душу - и грело и млело. Одно покоя не давало - как найти того нелюдя, что посмел к ней притронуться? Оставить это дело нельзя, но и искать сложно.
   Опять же, что будет дальше?
   Он решил ничего не объяснять Вейнеру, а поручить ему расследование и оставить на красной стороне пока не найдет преступника. И дело будет и толк - горячка у парня пройдет, сам все поймет и сложит, и не сможет Эрлану доложить. И тем фору Эйорике даст - пусть какое-то время в покое поживет, пусть хоть пока ее не тревожат, дадут в себя прийти.
   Высвободиться попытался, осторожно девушку переложить, но та мигом проснулась, вскинулась:
   -- Таш?
   И обезоружила. Это ее тихое и испуганное "Таш" было подобно попытке падающего в пропасть зацепиться за уступ. А то, что имя запомнила - добрым знаком стало - ему, что мил, для нее - что в память и разум входит постепенно.
   И дрогнуло в сердце, в душе как сразу два Яра взошли.
   Улыбнулся и губами лба коснулся:
   -- Потревожил тебя? Мне идти нужно.
   -- Я с тобой, -- глаза испуганные.
   -- Ну, что ты, малыш? Я с тобой и свои рядом. Тебя никто не обидит.
   -- Я с тобой, -- повторила тише, голову склонила словно своей настойчивости испугалась.
   Мужчина обнял ее, скрывая на миг потемневшее лицо: напугал урод ее, душу вывернул. Лой мстил, а Эя-то причем? Почему она с двух сторон получать должна?
   -- Идем, конечно.
   -- Ты всегда будешь рядом, правда? -- С мольбой воззрилась ему в глаза.
   -- Конечно. Я всегда буду рядом и никто, никогда тебя больше не обидит, -- сказал с нажимом.
   Девушка успокоено прижалась к нему:
   -- Спасибо... А ты... ты не помнишь, как меня зовут?
   -- Эя, -- обвел овал ее лица пальцами, чуть касаясь кожи. -- Эйорика Лайлох. Жена Таша Эберхайма и дочь Этана Эберхайма.
   -- Вы братья? -- распахнула глаза не столько удивляясь сколько умиляясь.
   -- Нет, -- улыбнулся ей. -- У нас один предок и только.
   Девушка несмело коснулась лица мужчины, провела пальцами по брови, потом по скуле и по губам:
   -- Ты красивый, -- протянула восхищенно. Таш не сдержал улыбки: дитя.
   -- Для тебя все красивые, -- прошептал, зная, что она не знала. -- Ты сама любовь, а для нее все красивы и дороги. Только я очень попрошу тебя об одной вещи, Эйорика, -- сплел ее пальцы со своими и любовался, дивясь нежности кожи, тонкими линиями и хрупкости ее пальчиков. -- Ничего не скрывай от меня. Совсем ничего. Я всегда пойму тебя.
   Девушка растерялась, не понимая, о чем он и к чему и светлый накрыл ее губы поцелуем, сообразив, что слишком рано просит. Ее умок еще слаб, она еще не в состоянии понимать многое. Рано, слишком рано. Не стоит торопиться. Прогресс налицо и это главное. Остальное приложится со временем.
   -- Мне сон снился, -- обняла его и прижалась щекой к плечу, устремив взор в стену. -- Страшный сон - темно и глаза светятся. Злые, от них холодно, холодно. А потом появился ты и стало тепло, и светло. И спокойно. Та-а-аш, -- протянула, смакуя имя, и по -детски прильнула губами к его шее. Светлый дрогнул - желание пронзило. Но нельзя. Вот очнется, совсем в себя придет и выберет его осознанно - тогда.
   Только голова кругом и даже эти мгновения чистой ласки - счастье. И пусть потом ничего не будет - есть сейчас, есть эти минуты, в которые она его и дарит свою чистоту и любовь без оглядки. И он нужен ей сейчас.
   -- Я люблю тебя, -- прошептал, закрывая глаза и блаженствуя от ее близости и доверчивости. Пусть миг, пусть...
   -- Т-а-аш, -- протянула прямо в ухо, обжигая дыханием и, засмеялась чуть застенчиво, но озорно.
   Изначальный не смог сдержать смеха в ответ, и сам удивился: когда смеялся последний раз? Уложил жену на постель, навис, любуясь. В ее глазах уже не было пустоты и страха - они блестели от нежности и любви. Тонкие пальчики прошли по лицу, согревая и лаская, и Таш поцеловал каждый, запоминая эти минуты, ее запах, ее вид, эту улыбку и эти несмелые касания.
   Им было легко и так хорошо вдвоем, что время и пространство потеряло свое значение.
  
   Глава 16
  
   Вейнер смотрел на три огонька в темноте и то и дело жмурился, пытаясь сообразить - мерещится или снится. Голова гудела, как колокол, и это точно не было глюком.
   Мужчина сел и чуть не ослеп от света, что резко вспыхнул и как убил. Ему показалось, что голову раскололи надвое - сжал виски, и, немного отдышавшись, вспомнил, с чего такой бодун напал - хмельное. Он же бухал вчера, как последний алкаш.
   Ну, мать же их, изначальную брагу!
   -- Тебе плохо? -- Сев, обвила его со спины Шена. Шах хмуро покосился на нее - зашибись - еще и девку под бок уложил. Прямо как в песне - "и что-то левое храпит в постели справа". Еще бы вспомнить кто такая...
   -- Мне отлично, -- протянул морщась и поспешил насколько смог вылезти и прикрыться. Сквозь туман узрел воду в тубе и нырнул в него с головой. Отфыркиваясь оттер физиономию от влаги и уже смог твердо встать на ноги, устоять на них. Натянул брюки и покосился на девушку: как же ее зовут?
   Да, какая, к чертям разница?
   -- Лапа, давай одеваться. Башка гудит, надо бы обезболить.
   Шена нехорошо смотрела на него:
   -- Ты что, не понимаешь, где ты и кто? Не знаешь, что должен одеть меня?
   -- Я? -- Бровь выгнул. -- Пардон, мадам, я больше по части "раздеть". Может ты уже сама?
   Девушка гордо вскинула подбородок и прищурила глаз:
   -- Я твоя жена, Вейнер, надеюсь это ты не забыл?
   Шах забыл - как куртку застегивать. Подкосила новость - уставился на шутницу недобро:
   -- Не понял?
   Зато та все поняла. Вскочила, раздраженно натянула на себя платье и прошипела в лицо мужчины:
   -- Ты свился со мной! Теперь мы муж и жена!
   -- Хорошая шутка, -- кивнул в прострации минуты через три. Не по себе стало от мысли, что натворил сдуру и от ревности.
   Шена натянула сапожки и указала на дверь:
   -- Если ты достойный человек, веди себя как положено!
   Шах выгнул бровь, проследив взглядом в сторону двери и сообразил, что там что-то будет, и ему нужно этому "чему-то" соответствовать.
   -- Может обойдемся? -- упер руки в бока, нахмурился.
   -- Нет, -- отрезала новоявленная женушка.
   -- Ладно, начнем снасала, -- поджал губы. -- Дико извиняюсь, киса, но убей, не помню, чтоб с тобой венчался. Может, что и было в пьяном угаре, но воспринимать всерьез...
   -- А ты это им скажи! -- рыкнула, открывая дверь и тут же Шаха оглушило от приветственных криков.
   Его буквально выволокли наружу, хлопали по плечам. Потом жрец что-то бубунил и начал вешать на грудь кулоны. А светлый хмурился в прострации, все пытался сообразить, и холодел от мысли, что наделал. Косился настороженно на собратьев, на жену, что была ему нужна, как тигру морковка.
   Но девица попалась та еще - потащила приобретенного мужа, как шмотку на показ подругам. Насилу отвязался.
   Уже у стола встретился с взглядом Таша и спрятал свой. Сел как в воду опущенный.
   -- Поздравить? -- Протянул тот: Дагмар уже доложил и Эберхайм в сотый раз поздравил себя с верным решением на счет Эйорики. Не пара ей сыны Лой, совсем не пара. Ума у обоих нет.
   -- Отвали, -- прошипел Вейнер и залпом отправил полкружки хмельного в рот, чтобы прийти в себя. На Эру смотреть боялся, а чуял ее взгляд. И вот назло уставился. Минута и не сдержался - отвел взгляд, желваками по лицу заходил - больно и стыдно.
   Идиот, боже, какой идиот! -- ругал себя, соображая во что вляпался от ревности и отчаянья. И хуже нет было видеть в глазах Эрики счастье. Она радовалась за него! С умилением дитя смотрела и цвела!
   -- Тебе хорошо, да? Рада? -- Ощерился зло и стих, увидев как та не на шутку и не играя испугалась его тона - прилипла к Ташу, побледнев, зажмурившись. Тот обнял и чуть успокоилась.
   -- Не смей так разговаривать с Эйорикой, -- спокойно, чтобы не пугать жену, приказал светлый. И взглядом дал понять, что не потерпит.
   Шах моргнул, соображая. В сердце занозой сидело поведение Эры, и никак понять не мог отчего она пуглива как лань стала, почему смотрит словно ребенок, что мир как сплошной аттракцион воспринимает - все-то умиляет и все-то ему интересно.
   -- Эра? -- Позвал мягче, настораживаясь и чувствуя себя болваном. Девушка уставилась как будто боясь, что он ударит - носом в плечо мужа уткнулась и только глаза видно. -- Да, что с тобой, маму, бога? -- процедил еле сдерживаясь, и почувствовал, как чьи-то руки обвили его через спину - Шена подошла, рядом села и на пару напротив воззрилась, демонстративно обнимая мужа.
   Шаха перекосило - увидел в глазах Эры лишь любопытство, а не ревность или обиду. Стряхнул с себя руки женщины и взглядом дал понять - отвали.
   -- Твоя жена? Смелый ты, Тшахерт, -- протянул Таш, не скрывая не столько насмешки, сколько разочарования. -- Эверт в жены... Н-дааа.
   -- Ты, что-то имеешь против? -- Свысока уставилась на мужчину Шена.
   -- Что ты, светлая. Наоборот - большим уроком чем ты, никто б Вейнеру не стал.
   Тот замер, поглядывая то на свою нареченную в хмельном дурмане, то на Хранителя.
   Дагмар качнулся к нахалке и тихо заметил:
   -- Я понимаю, что с воспитанием живущих на красной стороне плохо, но придется учиться, светлая рода Эверт. Ты с мужем так разговаривать будешь, а не с Хранителем. Ясно?
   -- Почему я должна терпеть унижение от Хранителя?
   -- Заткнись, -- глянул на нее Шах, ненавидя просто за то что рядом и такая тупая, что элементарного сложить не может. У девушки зрачки расширились, побледнела от гнева.
   -- Не смей со мной так разговаривать.
   Дагмар и Таш переглянулись. Эя зачарованно смотрела на пару, пытаясь постичь суть их разговора, и даже рот открыла от надсады. А Вейнеру ее наивность да пустое любопытство были, что кол в сердце.
   -- Ты мне что-то объяснить хотел, -- уставился на Эберхайма, понимая что от Эры ответов просить, все равно что ель доить.
   Таш яблоко взял, жене подал, а себе второе. Откусил, пожевал, разглядывая дурака и бросил:
   -- Нет - поручить. Расследование. Ты остаешься на красной стороне пока не найдешь преступника, что совершил высшее из злодеяний. Завтра мы выезжаем, пройдем мимо Эрхара. Там и останешься. Этан тебе поможет.
   Вейнер глазел на него, сходя с ума от собственного бессилия и осознания, что он не только выглядит дураком, но и является оным.
   -- Почему ты решаешь за меня?
   -- Потому что это дело могу доверить только тебе. К тому же ты хотел объяснений - вот и получи их. Сам, -- и вдруг жестким стал не только лицом, но и тоном. -- И хоть что-то полезное сделай для той, кого так любишь, что готов попрать не задумываясь.
   Эя услышала стальные неприятные нотки в голосе мужа и перестала есть яблоко, уставилась на него удивленно, потом на Шаха и опять на мужа:
   -- Ты ругаешься? На него? -- Несмело зыркнула на Вейнера. -- Не надо - он хороший.
   -- Хороший. Не ругаюсь, -- поспешил ее успокоить Таш. Его тон опять был мягким и спокойным, и Эя довольно заулыбалась, в благодарность коснулась губами подбородка мужа - до чего дотянулась.
   Шах затылок огладил, пытливо пялясь на нее и до удушья было тошно от невинного вида, этой робости и мямлинья.
   Шена прищурила глаз, видя, как муж смотрит на Лайлох, и заподозрила в ней соперницу. Обняла мужчину, показывая, чей он. И тут же была отодвинута, но даже взгляда не удостоилась.
   -- Уйди, -- прошипел. Вспылить хотела, но сдержалась - позже все скажет. Но вставая, взглядом одарила Эру однозначным: берегись, я свое не упускаю.
   Девушка не заметила, зато Таш и Дагмар не только заметили, но и поняли.
   -- Чтобы Эверт близко к Эе не подходила, -- бросил Хранитель советнику и тот чуть прикрыл веки, давая понять, что сам знает.
   -- Что плохого в Эверт? -- Полюбопытствовал Шах, желая спросить о другом и иным тоном - жестким.
   -- Плохо не столько в Эверт, сколько ты изучал право, -- ответил Таш и повернулся к Эе, что заинтересованно уставилась на хоровод, который начал собираться за рвом с погасшим костром. -- Хочешь потанцевать? Сходи.
   Девушка мотнула головой чего-то устыдясь и уткнулась в плечо мужа.
   -- С тобой пойдет Рикан, не бойся, -- улыбнулся ей мужчина, приподняв за подбородок. Эя пытливо покосилась на Дагмара, выглядывая из-за мужа и, вздохнула тихо, просительно:
   -- С тобой.
   -- Извини, малышка, мне нужно побеседовать с Вейнером. Но позже я присоединюсь.
   Рикан понял, что Хранителю нужно остаться с Тшахертом и встал, подал девушке руку, улыбаясь хоть и натянуто, но доброжелательно. Эя бы не пошла, но ее привлекла разница - одна рука у светлого обычная, другая в перчатке - почему?
   Встала и отошла к краю скамьи, робкая и трогательная. Замерла, ожидая его, но вместо того, чтобы пойти в хоровод, вдруг взяла за перчатку и потянула на себя. Рикан не посмел перехватить ее руку, остановить, лишь попытался отодвинуться. Девушка смущенно, но доверительно заметила:
   -- Не бойся, Таш рядом, значит все будет хорошо.
   Шах смотрел на нее во все глаза и видел, чего не хотел. Еще вчера, да кого уж - и сегодня, он считал, что Эра притворяется дурочкой за какой-то надобностью - возможно, чтобы оправдать свое решение стать женой Эберхайма. Но сейчас четко осознавал, что она действительно превратилась в ребенка из взрослой женщины. Причем не просто ребенка, а нечто среднее между блаженной и младенцем.
   Он во все глаза уставился на Таша:
   -- Что ты с ней сделал?
   -- Не надоело один и тот же вопрос задавать?
   -- Нет. И буду продолжать пока ответ не услышу.
   Светлый устало глянул на него и, качнул головой: неисправим, непробиваем.
   -- Тебе не жену, тебе ребенка нужно было заводить. В няньки не думал наняться? -- Продолжил подначивать Вейнер.
   Эберхайм покосился на него: ну и что хотел? Нет, он, верно все сделал. Братья Лой не готовы нести ответственность, не понимают элементарного.
   -- Иногда нам всем приходится быть няньками, это долг человеческий, а не проблемы характера или психики. Или ты предпочитаешь убивать недужных, чтобы не возиться с ними?
   -- Не передергивай. Ты понял, о чем я.
   -- Понял. Что вы с Эрланом еще мальчишки. Жаль.
   -- Жаль? -- Шаха перевернуло и развернуло - сел поперек лавки лицом к Ташу. -- Ты конечно сильнее меня, но как же хочется дать тебе в зубы!
   -- А что-нибудь кроме - умеешь? -- Уставился на него с долей сочувствия и брезгливости, как на неполноценного. И ткнул в его сторону рукой. -- Вот именно поэтому вам обоим нечего делать рядом с Эйорикой. Вы способны ее погубить, но не способны понять и сберечь. Слушая тебя, глядя на тебя, я лишний раз убеждаюсь, что поступил правильно.
   Вейнер был раздражен, но не мог всерьез разозлиться на него, как не пытался - давило поведение Эры, ее странное состояние. Он понимал, что Эберхайм к этому скорей всего не причастен, но явно в курсе что и из-за чего происходит. И силился понять что именно, и мысль в голове билась, что связаны странности с тем, что Таш ему сказал еще там, у леса. Но разве такое может быть? Эру серьезно, взяли силой и она сдвинулась? Эрика? Бред, чушь! Ведовская ни кисейная барышня и по такому дерьму в армейских ботинках прошагала, что Ташу и не снилось, и сдвинуться от насилия точно не могла.
   Нет, сложить изнасилование и резко обуявший Эру инфантилизм, Шах не столько не мог - не хотел, хотя где-то на краю сознания допускал, что это связано. Комом в горле ему это допущение встало, ведь если так - он сам виновник случившегося хотя бы тем, что не предусмотрел подобный вариант развития событий, просто даже не подумал, что подобное может быть.
   Нет. Нет! Все это грязные игры Таша.
   -- Ты всех подставил, обвел вокруг пальца. Ты ведь хотел ее еще там, в Моренте, из-за нее ушел, -- качнул головой, вспоминая. И рванул ворот куртки - душно, тошно. Пальцы сами в кулаки сжались. -- Что ты сделал с Эрикой?!
   -- Опять? -- бровь выгнул: Лой кого-нибудь кроме себя слышат? -- Хорошо, на этот вопрос я тебе отвечу вновь, повторю, что уже говорил: ни-че-го. Я ничего с ней не делал. А теперь ты ответь мне на несколько вопросов: слышал ли ты хоть слово из того, что я тебе говорил вчера или буквально минут двадцать назад, минуту?
   Шах потерянно оглядел его и перевел взгляд на Эю - та усадила советника и хлопотала над ним, как мать над ребенком - склоняясь в сочувствии, держала за руку, искалеченную старой раной, и что-то говорила с ликом святой.
   -- Что с ней? -- Прошептал.
   -- Именно для ответа на этот вопрос я и просил тебя заняться расследованием и поиском преступника. Или ты хочешь, чтобы он ушел от ответа?
   Светлый уставился на Таша, понимая, что чего-то не понял. Нахмурился оканчательно запутываясь:
   -- Это... из-за...
   -- Да, -- Таш посмотрел прямо и твердо и Вейнера пот холодный прошиб. Мужчина зажмурился: боже, какой идиот! Предположение оказалось фактом и одарило прострацией. На пару минут Шах провалился в прошлое и явственно видел, как Эре становится плохо лишь от того, что он голос повысил.
   А тут не рявкали - тут похлеще случилось.
   -- Рассказывай, -- попросил глухо.
   -- Лучше покажу. Идем, -- вышел из-за стола и двинулся на выход из города, затем к лесу. Видя что Шах притих и, кажется, наконец понял хоть что-то, начал тихо говорить, и вроде себе, и вроде спокойно, а Вейнера мутило от его слов. В свете сказанного он выглядел уже даже не идиотом - уродом конченным.
   -- Я думал она играет, -- прохрипел.
   -- Ты так плохо ее знаешь? -- Покосился Таш. -- Тогда чего ты хотел от женщины? Ты веришь себе и видишь лишь себя. И, боюсь, это у вас родовое. Но опустим. Мне нужен тот, кто сотворил страшное, Вейнер. Нужен живым. Ты понял?
   Шах сунул в рот зубочистку и уставился на пригорок, к которому его привел Хранитель.
   -- Это здесь. Недалеко деревня, в которой не осталось живых. Мор, тот самый о котором мы с тобой уже беседовали. С этим тоже нужно что-то делать. Я окружил место колючими кустарниками, но это страховка лишь на время, думаю, ты понимаешь.
   Шах долго молчал, глядя на открытую дверь в эттарну, древнюю, как мир, и вот бросил:
   -- Мне нужен помощник.
   -- Их будет двое. Этан и Дагмар. Рикан остается на красной стороне, он будет советником от нас. Этан в курсе произошедшего с Эйорикой и поможет всем, только скажи. Я надеюсь, что вы не вспугнете преступника.
   Шах молчал и все смотрел в проем эттарны и, казалось, видит свою смерть. И вдруг спросил:
   -- Что нужно для развода?
   Таш выгнул бровь и отвернулся - удивительная способность нагребать себе неприятностей, потом с ними бороться.
   -- Обоюдное согласие. Но в случае с Эверт это не пройдет.
   -- Почему?
   Мужчина с минуту изучал светлого, изумляясь его легкомыслию и безответственности:
   -- Потому что не в ее интересах отдавать тебя. Ее право пить жизненные соки и длить свою молодость за счет другого. Спорим, ей лет сто, не меньше, и ты нужен, чтобы удержать видимость молодости и красоту. Гиблую, Вейнер. Для тебя, прежде всего.
   Шах осел на траву: супер - хмыкнул, с горечью констатируя скудость собственного интелекта.
   -- Влетел по полной, да? Эру изнасиловали и превратили в ребенка, в километре - чума, а я - женился на энергетическом вампире. За-ши-бись!
   "Да, в такое дерьмо ты еще не вляпывался", -- огладил затылок дурея от собственной глупости.
   -- Я могу еще пару интересных фактов добавить, но не стану. Ты вроде не мальчик, а муж, поэтому сам в состоянии отвечать за свои поступки. И разгребать, что нагреб. Меня сейчас другое интересует - повторить, что?
   -- Нет, -- отрезал, поднимаясь: хватит слюнтяем себя показывать. Выпрямился и посмотрел прямо в глаза Хранителя. -- Я все понял. Иди к Эре, а я пока прочешу здесь все и соображу.
   -- Не забывай о море...
   -- Я помню и знаю, как этому противостоять. Иди.
   Таш с сомнением оглядел его и нехотя двинулся обратно. Но лишь ушел из зоны видимости - обратился в ворона и вернулся, сел на ветку, наблюдать.
   Шах колотил по стволу кулаком, щерясь и матерясь. Потом оттер лицо и шагнул в эттарну. Вышел нескоро и не бледный - серый и потерянный. Осел на мох и словно в истукана превратился. С пол часа прошло, прежде чем встал и решительно направился в Ярин.
   Эберхайм вернулся в город и человеческий облик.
  
   Глава 17
  
   Вейнер взял все необходимое для дезактивации и подошел к Эберхайму, что сидел за столом и помогал играться Эре - та складывала пирамидку из кубиков амина. Шах смотрел на девушку, забыв, что хотел, и было не по себе. Только сейчас, уже побывав на месте преступления, он поверил, что случилось на самом деле. И только сейчас понял, что Эра не в себе, а не стала ребенком. И снова вспомнилось, как он повысил тон, и она тут же рухнула в обморок. Он был чуть резок и только, а реакция последовала тут же, так что говорить, если произошло более жесткое - шоковое, стрессовое?
   -- Ты, что-то хотел? -- Обернулся Таш, снизу вверх глядя на светлого. Шах нехотя отвел взгляд от девушки - ему было паршиво. Себя ругал. Эра нуждалась в помощи, а он мало не поверил Эберхайму, не поверил и ей, и ушел в ревность, тупые обвинения, вместо того, чтобы понять, помочь.
   -- Мне нужна помощь, -- выдохнул с трудом. -- Деревню нужно уничтожить. Огнем. Необходима теплообработка.
   Таш поднялся и оглядел светлых:
   -- Учер! -- Позвал. -- Познакомься - Андер Учер, право огня. Вейнер Тшахерт - право силы мысли.
   Представил мужчин друг другу и приказал первому сопровождать второго. Но из города выйти не успели - Шена увязалась.
   -- Ты куда?
   -- Куда надо, -- огрызнулся - не отстает.
   -- Ты никуда не пойдешь!
   -- У меня приказ Хранителя, лапа.
   -- А мне плевать!
   -- Извини, -- бросил Андеру Шах, что с любопытством и нескрываемой насмешкой косился на пару. Развернулся к женщине и демонстративно сорвал со своей шеи кулон. -- Мы развелись, дорогая.
   -- Так просто? -- Усмехнулась, но насторожилась. -- Для развода мы оба должны снять кулоны или подать претензии в совет. От меня - не дождешься. Я буду ходить за тобой, куда бы не пошел. Ты - мой муж!
   Громкое заявление.
   Шах постоял, разглядывая ее, решая и, кивнул, ухмыльнувшись: что ж, она сама выбрала.
   -- Вперед.
   Уже возле колючих ветвей, что окружали зону опасности, протянул пластину Андеру и сжевал сам, а Шена настороженно смотрела:
   -- Что это?
   -- Жвачка. Для мужчин.
   -- Врешь!
   Шах плечами пожал и напрягся, раздвигая мысленно густо переплетенные ветки с шипами. Нырнул в образовавшийся проход, следом остальные двинулись.
   Еще немного по лесу и троица вышла к первому дому.
   Андер помрачнел, но ни слова не сказал, Шена насторожилась. Вейнер пристально оглядел открывшийся "пейзаж" и вздохнул - худшие опасения оправдывались. Достал шар дезактивации, завел таймер на выброс через три минуты после соприкосновения и подал женщине.
   -- Пройди, посмотри что творится, и воткни это в землю в конце улицы.
   -- Ничего я не буду...
   -- Ты, кажется жена? Ну, так и сделай, как муж просит, -- отрезал, не давая ей вариантов выбора. И подтолкнул Шену, а сам встал на пригорке, обозревая местность.
   Женщина чуяла подвох, но не могла разобрать в чем он, поэтому пошла, хоть и оглядываясь. Андер следом качнулся, но Вейнер его рукой придержал:
   -- Ты знаешь, что это за селение?
   -- Нет. У жены спроси - она местная.
   -- Ее спросишь, -- протянул, понимая, что фурия ему ничего не скажет. Пока. -- Подождем. Твое дело спалить здесь все. Огонь должен выжечь местность до оградительных кустов. Это возможно?
   Парень плечами пожал:
   -- Конечно. А что здесь произошло? Запах мерзкий стоит.
   -- Сейчас "дорогая" вернется и узнаем, что к чему,-- слукавил. -- Пока расскажи мне, кто был, когда вы приехали в Ярин.
   -- В смысле? -- Насупился и уставился на светлого с подозрением. -- Что ты крутишь? Что происходит?
   -- Ладно, потом, -- отмахнулся, сообразив, что рано разговор завел - сначала стоит одно дело завершить, затем уж по второму по пунктам идти. Расследование - не дезактивация, на него не час времени потребуется.
   Минут двадцать мужчины топтались на месте, и Вейнер решил, что пора действовать.
   -- Что-то не видно... твоего счастья, -- заметил Учер, все так же подозрительно поглядывая на мужчину.
   -- Стой здесь, я за ней схожу, -- бросил тот, глянув на таймер на коммуникаторе - пора.
   И двинулся по улочке, обозревая дома, трупы. Сомнений не оставалось - судя по виду мертвецов, деревню накрыла чума. Шах шел, оценивая размах эпидемии и соображал, знал ли об оставленных БМ Дейндерт. И выходило, что не мог не знать, как глава "Генезиса". И выходило, что бросил он сородичей сознательно, и даже не предупредил об опасности.
   -- Сука, -- прошептал, увидев труп ребенка.
   Для Вейнера не было новостью вымершая деревенька - проходил по службе и круче, но именно здесь было особенно больно смотреть на мертвых.
   А может и не в Деметре было дело - в нем, что уже не воспринимал чужой эту землю?
   В конце улочки он заметил седую женщину в знакомом платье. Она пыталась подняться, но явно сил не хватало. Встал в паре метров от нее и смотрел, понимая, что это и есть Шена. Изменилась она глобально, как и предполагал, нахваталась миазмов разложения и чумных бацилл, и организм выложился, отдавая все, что накопил, чтобы сохранить ей жизнь. Вот только красоту и молодость не удержал.
   Перед Вейнером была древняя старуха, в морщинах и старческих пятнах, с седыми патлами. Она подслеповато щурилась на него, приподнимаясь, но руки не держали и все, что ей удалось - сесть.
   Быстро ее смяло, -- оценил, но не удивился: предполагал нечто подобное. И огляделся: видимо деревня в зоне выброса оказалась.
   -- Помоги, -- проскрипела женщина, потянулась к нему трясущейся рукой.
   Шах присел перед ней на корточки:
   -- Зачем?
   Шена рот открыла, глядя на мужчину - дошло, что он знал, что будет и специально ее подставил.
   -- Как ты мог?
   -- А ты?
   Глаза женщины распахнулись, парировать было нечем и она потерянно прошептала:
   -- Не надо так, я ничего тебе не сделала. Что ты хочешь?
   -- В уме тебе не откажешь, -- протянул, оглядывая ее. -- Кулон. Я не собираюсь кормить тебя, так что придется решать с разводом здесь и сейчас.
   -- Ты убил меня.
   -- А скольких убила ты?
   -- Ни одного! Я беру немного, совсем немного!
   Шах видел, что она не лжет - не то состояние, не та обстановка. Шена понимала, что умирает, а присмерти нет смысла лгать и запираться.
   Вытащил пластину с антидотом и выставил ей:
   -- Это то, что вернет тебя к жизни. Но чтобы получить, что хочешь, ты должна и мне дать что хочу.
   -- Что тебе надо? -- Скривилась, понимая, что не дотянется, не сможет противостоять - обошел, обхитрил. А ведь казался глупцом редким.
   -- Сколько тебе лет?
   -- Пятьдесят.
   Шах поднялся и сделал шаг прочь. Шена поняла, что он уйдет и оставит ее умирать, скрипнула с натугой, истерично:
   -- Сто двадцать восемь!
   Ну, это уже ближе к истине, -- вернулся и опять на корточки перед ней присел:
   -- Больше не лги, иначе разговора не будет, значит, не будет и спасения. Зачем ты на Харату пришла?
   -- Чтобы жить, -- склонила голову. -- Чтобы попасть на черную сторону. Здесь тяжело - меня все знают.
   -- Сама откуда?
   -- Здешняя.
   -- Давно?
   -- Всю жизнь.
   -- Знаешь, что это за деревня?
   -- Марашта, -- клонила голову все ниже. -- Ты не можешь меня оставить, не можешь убить, это против ваших законов.
   -- А то, что ты творишь - по закону?
   -- Я не просила права и не виновна, что оно такое, а не другое. Думаешь, легко такой жить? -- Глазами сверкнула, раздражаясь, но тут же стихла - силы уходили быстро. -- Я не виновата, Вейнер, я никого не убивала, всегда брала понемногу. Если ты оставишь меня умирать, предки не простят неправедного дела. Ты не прав, несправедлив ко мне. Я была бы хорошей женой, и никому никогда не чинила вреда. Зачем так жестоко обходиться со мной?
   -- Да кто тебя убивать собирается? -- Вздохнул. -- Кулон давай, и помни - мы развелись.
   -- Хорошо, -- трясущейся рукой нехотя стянула шнур с кулоном и с трудом откинула к ногам мужчины. Сникла совсем, понимая, что загнана в угол. И так просто, а главное кем? Дурачком, мальчишкой!
   -- Еще селенья рядом есть? -- Подтянул к себе кулон и размахнувшись, закинул далеко во дворик, какого-то дома.
   -- Нет. Кухары с той стороны, за Яриным.
   -- Все?
   -- Да... Не мучай меня, я не сделала плохого, не отобрала жизни - не отбирай и мою.
   Странные люди - 128 лет жить и все мало, -- поджал губы, хмуро глядя на нее. И кинул антидот.
   -- В Ярине не показывайся.
   Старуха быстро схватила пластинку и, засунула в рот, обдирая оболочку зубами.
   -- Это все из-за Лайлох? -- прошамкала. -- Таш не отдаст ее.
   -- Не твое дело, -- выпрямился. -- Уходи сейчас. Даю десять минут. Позже все здесь спалим. Одежду уничтожь или она уничтожит тебя. И чтобы больше никогда я тебя не видел. О черной стороне даже не мечтай.
   И двинулся по улице к Андеру. Дал не десять минут, а двадцать Шене и кивнул светлому: начинай.
   Тот выставил ладонь и закрыл глаза. Какой-то миг и огонь встал стеной, дыхнув жаром в лица и чуть опаляя волосы. Одежда вмиг нагрелась и стала обжигать кожу. Шах отпрянул.
   Пара минут и он обалдело смотрел на распростертую перед ним пустыню: ни домов, ни трупов - чернота из пепла. И сам дымился - закашлялся от удушливого дыма и отряхнул свою куртку, от которой пар шел.
   -- Ну, ты... силен, -- прокаркал. Андер улыбнулся, хлопнув его по плечу и, потянул к лесу:
   -- Забавный ты, сын Тшахертов. А что здесь было вообще?
   -- Мор, -- бросил откашливаясь.
   -- Жену-то увел?
   -- Уже не жена. Ушла сама. Чего-то ты поздно озаботился, -- зыркнул неласково.
   -- Так она Эверт. И твоя, а не моя. Тебе и забота. А что за мор?
   -- Хреновый, -- помолчал и спросил. -- Вы когда прибыли в Ярин, здесь кто-нибудь был?
   -- Ты уже спрашивал, я тоже в ответ спросил, но ты не ответил, -- глянул с подозрением.
   -- Любопытный от рождения. Так был кто или нет, и кто конкретно?
   -- Ну-у, -- затылок почесал, топая через лес, как по шоссе. -- Нерс был точно, Ладмир. С собой его взять напросился, это точно знаю. Я еще удивился, когда узнал, что есть отпрыск Нерсов, от них ни слуху ни духу давным-давно, а тут - подарок просто.
   Помолчал и встал поперек дороги светлому, уставился нехорошо и чуть свысока:
   -- Пока не объяснишь с чего интересуешься - ни слова больше не скажу.
   -- А можешь?
   -- Много, что могу.
   Шах придирчиво рассматривал физиономию молодого, но бойкого и согласился:
   -- Хорошо. Произошло серьезное преступление и Хранитель поручил мне расследование. Надеюсь, что пока это останется меж нами.
   -- Нет, стоп, -- придержал уже шагнувшего в сторону мужчину, чуть побледнев от сообщения. -- Что за преступление? Нешуточное заявление, Тшахерт, но сдается мне, ты сам не ведаешь его серьезность. Теперь уж говори все, раз говорить начал.
   -- Иначе что? -- глаз прищурил и поставил на то, что парень начнет угрожать. Но тот умнее оказался - руки на груди сложил, прямо в глаза глядя собеседнику, заявил:
   -- К Хранителю пойду, требовать. Мы на красной стороне, и если совершено преступление - тяжесть его ложиться на багов и Эберхайма. Никто из нас не останется в стороне.
   Вейнер вздохнул, оглядывая местность: круто. Конфиденциальность будет соблюдена по полной...
   -- Кто бы сомневался, -- протянул. И в глаза Учеру уставился. -- Только речь о чести женщины. И никаких улик, ни намека на преступника. Всколыхнешь всех - резня начнется и опять война. А тот, кто виновен может ускользнуть. Неправильно это.
   -- Что случилось, кого тронули? -- Схватил неожиданно за грудки, бледнея, а глаза красными стали, словно пламя в них вспыхнуло.
   -- Руки убери, -- посоветовал Шах спокойно. -- О деле знают четверо и не мне рассказывать, что-то пятому.
   -- Придется. Ты сам сказал: задета женщина, совершенно преступление. Думаешь смолчу или забуду? Мы такое не спускаем. У тебя два варианта - или ты рассказываешь и я помогаю, или я рассказываю всем и помогаем всем составом, но уже громко. Скажи тому же Каюрсу или Дагмару - никого в Ярине не останется, -- прошипел.
   Шах смотрел на него и чувствовал уважение, а к себе неприязнь. Один намек и парня вздернуло, в бой готов ринуться и жизнь положить. А ведь Эра ему никто, он вообще не знает о ком речь.
   "А ты, Шах, ты? Мимо ушей пропустил, что с Эрикой беда, не принял, не понял. Ну и кто ты, что ты?" -- подумал и хреново настолько стало, что хоть лбом о сосну.
   Сел под дерево хмурый, как море перед штормом, травинку сорвал: "что ты вообще знаешь? О чем думаешь и кого слышишь? Кого видишь?"
   Как не бегай и выходило паршивое - что ни мужик он и не человек - так, половинка на серединку. Тело человечье, анатомия мужская, а в остальном - кисель, эгоист. И что может? Из одного дерьма в другое вляпываться и других вляпывать, а потом их же и винить.
   -- Хреново мне, -- признался, увидев физиономию светлого перед собой - что укор ему Учер. Пацан ведь, как тот Ежи, а что ума что чести - ему до них пилить и пилить, как от Марса до Кассиопеи.
   -- Рассказывай, -- присел тот на колени рядом. Лицо жесткое стало, взрослое, как у матерого, закаленного бойца прошедшего что ему, Шаху, вроде не меньше повидавшему, и не снилось.
   -- Долго, -- протянул.
   -- Не тороплюсь, -- отрезал и предупредил. -- Все равно не отстану.
   Вейнер внимательно посмотрел на парня и спросил:
   -- Представь что женщину выбрал ребенок, а ее изнасиловали - что с ней будет?
   Андера от его слов назад отнесло - в глазах пламя вспыхнуло и лицо жестким сделалось, как закаленная сталь.
   -- Душа меж мирами заблудится, умрет несчастная, вот что будет. Разум потеряет. Тело проживет немного и постепенно иссохнет. Сгинет. А теперь говори все, иначе, клянусь предками, душу из тебя вытрясу, а узнаю, что скрываешь. Нешуточное ты сказал, такое что и весь род вырезать за то, мало будет.
   Он не говорил - слова как камни бросал, и Вейнера все больше это убивало. Парень не отмахнулся - мгновенно, как свое чужое горе принял, и как горе, а не так, нечто вроде ушиба коленки.
   А он? Просил руки Эры, любит... и как не понял так и не понимает, что с ней произошло. Вернее только сейчас понимать начинает. А ведь винил Таша, думал это он ее чем опоил, а выходит - тот урод ее искалечил.
   И дошло до ума, до сердца, до пяток - проняло, как пронзило:
   -- Умрет? -- исказился лицом и перед глазами Эрика: рядом с Эберхаймом - мало явно ненормальная, так и похудевшая и маленькая какая-то.
   -- Умрет! Считай ее убили! И ребенка! Говори кто?! -- встряхнул Учер, лицо от гнева исказилось. Шах оттолкнул парня и тяжело уставился:
   -- Как сделать, чтобы выжила?
   Андер с минуту молчал - глаза все больше становились и в них - пожар.
   -- Значит... какая-то тварь местная....
   -- Не знаю. Не знаю кто, но именно это и должен выяснить. Для начала спасти - как?
   Парень сел рядом и колени обхватил - темный лицом, осунувшийся, будто с его сестрой или матерью такая беда приключилась.
   -- Ты как с неба свалился или в глухой тайге жил. Даже я, без мельберна вырос, и то знаю - тупиковая ситуация. Душу нужно вернуть в тело - появится шанс, что она задержится и все восстановится. Только ... ребенок ловцом родится, а это проклятье и рода и родов. На отца обязанность возлагается убить младенца сразу после рождения. Мать после этого... в общем, снова не в себе будет и снова душа уйдет.
   Шах затылок огладил, зубами скрипнув - маму, Бога!
   -- Значит, тот, кто насиловал, знал, что творит?
   -- Не мог не знать. С кем это случилось? Наши точно в порядке, я вот девушек видел.
   -- Эя, -- выдохнул.
   Парня передернуло и развернуло:
   -- Ополоумел?!!... -- И стих, бледнея на глазах.
   -- Кто-то изнасиловал ее здесь, в эттарне. Перед Харатой. Я должен найти этого ублюдка.
   -- Говорят, она...
   -- Дочь Эберхайма.
   -- И жена Хранителя, -- добавил эхом. Лицо оттер ладонью, выдохнул в прострации. -- Мать Небесная... Хранитель знал... А я думал, что с ней не так... не в себе она....
   И поднялся, застыл в прострации глядя перед собой. Минут десять было тихо и, вот выдал:
   -- Нерс был точно. Еще человек тридцать местных. Только местных. Баги скорей всего - взгляды и осанка приметные. Но нет гарантии что тот выродок, что сподобился на подобное зверство здесь или был здесь. Что известно? -- Уставился, требуя ответа и чуть не заорал в небо, увидев как Вейнер отрицательно качнул головой.
  
  
   -- Есть мысль, что кто-то местный - увидел, захотел, взял. Найти будет сложно - в эттарне ничего, чтобы на дельные мысли навело. Еще версия - месть светлым. Красная сторона, Эра была без ленты...
   -- С лентой! -- Развернулся парень, ткнул ему в грудь. -- Вспомнил я ее! Она была с лентой шитой через лоб и с кулонами на шее. И стояла рядом с Нерсом, -- и притих, соображая. -- Неужели он? Неет... Или?...
   Шах обдумал услышанное, щеку почесал:
   -- Покажешь мне его?
   -- Покажу, -- процедил. -- Только слабо верю, что он. Не похож на упыря, и мальчишка совсем. Меня много младше.
   Минут пять молчал и добавил:
   -- И Хранитель его видел. Если он знает, а он знает, что случилось - запах бы счел и парня б не было на Харате. Всплыл бы на крюке в Эрхаре. А потом бы его до Тоудера так за крюк подцепив и везли. За убийство своего могут права лишить, а вот за то, что женщину тронул, да еще на черте которая, да еще насильно взял, и тем весь род подставил - даже смерть не положена - о ней молить придется. Нет, в здравом уме пойти на такое?...
   Шах глянул на него: я мучить не стану - евнухом сделаю и инвалидом, и пускай живет.
   -- Даже предположить не могу у кого сработало.
   -- Сработало? -- перекосило Учера. -- Это нелюдь!.. Вот что, идем и покрутим Ладмира, выясним, кто первый ее увидел и кто был кроме него.
   -- Ты понял, что болтать нельзя? -- прищурил глаз Шах - не сорвало бы парня.
   -- Понял. Я все понял. Даже больше, чем думаешь.
   -- Например?
   -- Почему Хранитель появился, отчего Рикан от пары не отходит. И что в Эрхар на обратном пути заедем - однозначно будет. И почему молчать надо.
   Теперь это и Шах понимал, как и многое другое. И не по себе было, что тормоз такой - лишь сейчас дошло.
   Случившееся - повод для войны. Скажи светлым и те живых не оставят, сами лягут, а до самого ущелья всех и каждого к ответу призывать начнут.
   Они! А он, друг, близкий человек? А Эрлан? И как наяву слова Таша услышал "а вы действительно братья - Лой - одинаковы".
   А он еще считал, что тот заподлянку Эрлану кинул. А это он и Эрлан Эру кинули, а Таш спас. Пока спас.
   "Я найду этого урода, Эра", -- поклялся, глядя в небо, а в нем ее наивные глаза увидел, как наяву...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   .
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   59
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"