Аннотация: Группа молодых людей попадает в пространственно-временную западню, организованную таинственным обитателем параллельного измерения.
ХО
Проявлением наибольшего милосердия в нашем мире является, на мой взгляд, неспособность человеческого разума связать воедино всё, что этот мир в себя включает. Мы живем на тихом островке невежества посреди темного моря бесконечности, и нам вовсе не следует плавать на далекие расстояния. Науки, каждая из которых тянет в своем направлении, до сих пор причиняли нам мало вреда; однако настанет день и объединение разрозненных доселе обрывков знания откроет перед нами такие ужасающие виды реальной действительности, что мы либо потеряем рассудок от увиденного, либо постараемся скрыться от этого губительного просветления в покое и безопасности нового средневековья.
(Говард Филипс Лавкрафт. "Зов Ктулху")
ГЛАВА I
КОГДА ТУМАН ПОВСЮДУ
Белое, густое, влажное безмолвие. Вода, висящая над водой. Промозглая взвесь чего-то светлого, умиротворённого, клубящегося над тёмно-синей морской зыбью. Вязкое воздушное покрывало, настолько плотное, что если вытянешь вперёд руку, то не увидишь собственных пальцев. Это всего лишь туман. Самый обычный туман, раскинувшийся над морем. Кто из нас, простых смертных, живущих в умеренном климатическом поясе, ни разу в жизни не видел тумана? Навряд ли таковые имеются. Все видели это загадочное атмосферное явление. И все относятся к нему по-разному. Кто-то испытывает восторг, разгуливая среди тумана, кто-то напротив - постоянно ёжится от страха или давящей тревоги, кто-то тоскует среди его клубящейся пастельной дымки, кто-то к нему равнодушен... Но никто не относится к туману как к чему-то сверхъестественному. Ведь это явление привычно и быстротечно. На то он и туман, чтобы неожиданно появиться и также неожиданно исчезнуть, как будто его и не было. Он - словно призрак. Внутри него трудно дышать и сложно что-либо разглядеть вдалеке. Да и вблизи, порой, тоже. Словно весь мир уменьшается до маленькой-маленькой точки, внутри которой селится твоё существо. Порой, кажется, что рядом стоит тот, кого ты любишь. Протяни руку и он прикоснётся к тебе, выведет тебя из этого туманного плена, заливающего твои несчастные лёгкие. Но, одновременно с этим, ты чувствуешь, что там, за полупрозрачной преградой, может таиться опасность. Невидимый враг. Что он преследует тебя, наблюдает за тобой. Он видит тебя, а ты его не видишь. Каждый промелькнувший силуэт, каждый фантом, каждый образ - заставляют вздрагивать, всматриваться, не зная, радоваться следует или пугаться... Что есть туман над морем? Бескрайняя гладь великой стихии, закутанная нежным, прохладным одеялом. Словно гигантское облако, измученное своей ненасытной жаждой, спустилось к солёной поверхности, чтобы втянуть в себя эту неисчерпаемую влагу. Время сна. Время, когда всё должно замереть и остановиться. Когда одинокие корабли, бороздящие морскую гладь, включая опознавательные огни, максимально снижают скорость и беспрестанно обмениваются друг с другом в эфире сообщениями о своих координатах, дабы не столкнуться в этой густой и глухой каше вездесущего морского тумана. Головная боль для усталых лоцманов. Чарующее безмолвие. Гнетущая тишина. Прослойка между светом и тьмой. Море тоски. Море безысходности.
Что это? Лёгкий всплеск волн? Рядом берег? Наверное, усыплённое туманом Чёрное море сонно вылизывает обломки прибрежных рифов. Где же он, этот берег? Существует ли он вообще? Кругом только туман над водой и ничего больше. Но всё-таки в нём действительно что-то есть. Нечто выдающее себя шелестящими всплесками. Вот-вот оно появится. Впереди, сзади, справа, слева - откуда оно приплывёт? Какая разница. В этом мире тумана нет больше никого, кто мог бы этим заинтересоваться. Лишь безразличный туман, да спящее море.
Тихие, но ощутимые всплески не были случайными. Вскоре, на холсте седовласой пелены, раскинувшейся по направлению к их доносившемуся звучанию, стал медленно вырисовываться неопределённый, расплывчатый, серый силуэт. Туман в том месте становился плотнее и темнее, постепенно приобретая всё более чёткие очертания. Он словно порождал внутри себя нечто материальное. Лепил из самого себя полупрозрачную причудливую фигуру.
Вот она, надвигаясь всё ближе и ближе, становится с каждой минутой всё чётче и чётче. Изящный корпус и длинная мачта выдают в этом туманном призраке небольшое судёнышко, одинокое, затерявшееся в плену тумана.
Белоснежная яхта. Она словно чайка, дремлющая на морской глади. Паруса спущены. На самой верхушке мачты, под клотиком, безжизненно свисает, подрагивая, потрёпанный ветром, чуть-чуть выцветший триколор. На слегка вздутом кипельно-белом борту виднеются ровные синие буквы "HORTENSIA". Между буквами T и N, прямо по букве E, проходит отвратительная размазня стекавшей по борту блевотины, уже подсохшей наверху и размытой ближе к ватерлинии. Такие же нелицеприятные разводы - последствия извержения чьего-то желудка, виднеются и на носу яхты, на котором позвякивает слегка покачивающаяся с боку на бок пустая бутылка из-под водки. На первый взгляд судёнышко кажется брошенным, но первое впечатление, разумеется, обманчиво. На яхте есть люди. Недвижимые, тихие... Мёртвые? Нет, всего лишь спящие.
-Лети ко мне, птичка моя. Спой для меня опять... Хо... Хо... Хо...
Ольга почти через силу открыла воспалённые опухшие глаза, стараясь побыстрее стряхнуть с себя остатки неприятного сна. Сон забылся тут же, сразу после того, как она вновь увидела свет и, вернувшись к жизни, мгновенно ощутила все её "прелести". Голова болела. Стоило сделать мало-мальски резкое движение, как виски и затылок тут же пронизывались жестокой, пульсирующей болью, которая сходилась где-то на макушке, заставляя девушку стискивать зубы и издавать вырывающийся сам собой лёгкий жалобный стон. Во рту творилась какая-то жуть. Безумно хотелось пить. Язык словно намертво приклеился к опухшему высохшему нёбу. Губы потрескались и слегка кровоточили. Также неизменно присутствовал отвратительный тошнотворный привкус горечи, словно ротовая полость изнутри покрылась гниющей плесенью. Оля задыхалась. Ей было плохо. Болели не только голова и глаза. Ноющая боль растекалась по всему телу, словно её вчера долго и упорно избивали. Ломило спину, затекла шея, до онемения замёрзли ноги. Общий дискомфорт. Как она к этому не привыкла!
Рядом, лёжа к ней спиной, то ли храпел, то ли хрюкал большой тёплый человек. Его почти горячая обнажённая мускулистая спина, сплошь покрытая веснушками и родинками, была единственным источником тепла в этом холодном мире. Плечо парня, полуприкрытое плотным тёмно-зелёным одеялом, тускло освещалось седым светом, падающим из продолговатого иллюминатора, за которым не было видно ничего, кроме серой бездны. Человек, лежащий рядом с ней, спал и не знал, что она проснулась. Закрыв глаза, Оля постаралась вспомнить, что было вчера.
Похмелье. Редкий человек не сталкивался с этим неприятным синдромом. И каждый раз вы даёте себе клятву, что это был последний раз...
Пиво. Только пиво. Она пила только пиво. Или нет? Или не только? Ну конечно. С пива так не развозит. Зачем? Зачем она поддалась на уговоры Бекаса выпить немного водки? Сначала немного, потом... Воспоминания, скачущие мучительной чехардой, стали потихонечку упорядочиваться в больном сознании Ольги. Вчера они почти весь день и половину ночи отмечали день рождения Вовки. Это - его яхта. И он пригласил их всех отметить своё двадцатилетие на её борту. Так всё и было. Вовка пригласил Сергея, а Сергей взял с собой её - Ольгу. Ведь это же он лежит с ней рядом. Это его спина. Господи, зачем же она так много выпила вчера?!
Холодно. Боже, как холодно вокруг. Даже дыхание слетает с обветренных губ лёгкими облачками пара. Как она хочет домой, под горячий душ, в тёплую постельку... Проклятое море, чёртова яхта, ненавистное похмелье. Она постаралась приподняться. Ей не сразу это удалось, и она замерла, опершись на локти. Голову вновь расколол приступ бессердечной боли, и девушка откинулась назад, сжав виски пальцами и зажмурив глаза. Да когда же закончится эта мука?!
Было слышно, как вода тихо плещется о борта яхты, словно уговаривая: "Расслабься. Поспи ещё немножко".
Но разве можно было сейчас уснуть? И Оля предприняла очередную попытку подняться. Пришлось приложить дополнительное усилие. Выбираться из-под мало-мальски тёплого одеяла было, мягко говоря, неприятно. Её тут же начал колотить дикий озноб, неприятно контрастирующий с жаром, заполняющим несчастную голову. Решительным движением скинув с себя одеяло, девушка обнаружила ещё один весьма неприятный факт - на ней совершенно не было одежды. Ну конечно. Ночью они занимались любовью с Сергеем. Точнее пытались. Он был слишком пьян для этого, да и она была не в лучше форме. У них так ничего и не получилось, в результате они отключились до утра. Господи. Напились как свиньи. Позор-то какой. Видела бы её сейчас мама...
К радости Ольги, её помятый купальник валялся рядом, и она поспешила немедленно в него облачиться. Её возня нисколько не потревожила спящего мёртвым сном Сергея. Он только хрюкнул чуть громче обычного, когда она нечаянно задела рукой его ногу.
Ёжась от холода и покрываясь гусиной кожей, Ольга начала собирать остальную одежду, которая валялась на полу, вперемешку с одеждой других пассажиров. Пришлось покопаться, чтобы всё отыскать: шорты, топик, кроссовки... Какое всё измятое, грязное, влажное, холодное. Мерзость. Постукивая зубами, Оля оделась и бросила короткий взгляд на иллюминатор. За ним не было ничего. Только туман. Как же она ненавидела туманы!!!
А вот и её маленькие часики, лежащие тут же на полу позолоченной змейкой. Сырые и холодные, как и всё остальное. Она обеспокоено взглянула на циферблат. На стекле изнутри всё запотело. Неужели отсырели? Встали? Нет, кажется, ходят. Приложила часы к уху. Тикают. Работают. Через туманную плёнку сырости с трудом, но просматривались стрелки и пятнышки цифр. Половина девятого. Ещё утро.
Потирая замёрзшие руки, Ольга приподнялась и осмотрела полутёмное помещение, в котором она находилась. На полу, завернувшись в одеяло, спал Сергей. Лица его видно не было. Только широкий коротко стриженый загривок. Сразу за спящим на полу Сергеем располагалась койка, на которой лежали двое. С краю, по всей видимости, лежал Вовка. Это было заметно по его отчётливо выступающему толстому животу, размеренно дышащему под одеялом. Из всей компании только он обладал такой тучной фигурой. А у стенки, рядом с ним, лежала девушка, у которой из-под одеяла виднелись лишь ярко-рыжие волосы, разбросанные по подушке медными "щупальцами". Э-э-э... Кажется, её зовут Настя. Точно, Настя... Сознание неукротимо возвращалось к ней.
В воздухе висел неприятный, тягучий запах. Разило кислым перегаром. Оставаться здесь Ольге больше не хотелось ни минуты. Ей было противно. Всё вокруг вызывало у неё отвращение. Какая тяжёлая спёртая атмосфера. На воздух! Скорее на воздух!
Низенькая дверь с холодной ручкой легко ей поддалась и бесшумно открылась, впустив в унылое помещение прохладную сырую свежесть. Сначала девушка почти задохнулась от неожиданного столкновения с чистым морским воздухом, но затем справилась с этим резким перепадом, и, стараясь не обращать внимания на излишнюю прохладу, решительно выбралась из каюты, небрежно закрыв за собой дверь. Свежесть одурманила её. Подействовала как лекарство. Частично выветрила головную боль и помутнение, царящее в сознании. Здесь, на палубе, она наконец-то смогла выпрямиться во весь рост.
Ольга была невысокой, стройной, аккуратненькой, выглядящей скорее ребёнком, нежели двадцатидвухлетней девушкой. На звание изысканной красавицы она не претендовала, но своеобразная изюминка в её облике всё же таилась. В глазах, что ли? Остреньких, внимательных, умных, глубоких. Цвета бездонного неба, потемневшего перед грозой. Удивительные глаза. Редкие.
Во всём же остальном, Оля мало чем отличалась от обычных, российских девушек, воспитанных в домашних условиях. Миниатюрная, в меру статная, непоколебимо поддерживающая стройность своей фигуры. Ножки, хоть и не модельные, но прямые и вполне красивые. Руки гладкие, мягкие, с короткими розовыми пальчиками, украшенными перламутровым маникюром. Все пропорции её тела были, кажется, идеально отмерены в анатомическом плане. Ничего вычурного или лишнего. Разве что шея, казалась чуть-чуть длиннее, чем должна быть. Или это только казалось?
Отдельного внимания заслуживало лицо Ольги. Очень простое, непосредственное, и, одновременно с этим, необычное, притягивающее, обворожительное. Ровные, тёмные брови, тонкие сочные губы, большой, но аккуратный и нисколько не портящий лица нос. И, конечно же, огромные, серо-голубые глазищи - основная гордость Ольги. Смотрит - словно пронизывает ими душу насквозь.
Лицо широкоскулое, бледное. Болезненное. Лёгкий бриз играет светлыми волосами золотистого цвета. Прямыми, сухими, лёгкими, постепенно пропитываемыми всепроникающей влажностью повсеместного тумана. Ноздри слегка трепещут, вдыхая прохладную сырость. Она оживает. Словно цветок, распускающийся утром. Слегка помятая, удручённая, но красивая. Произведение искусства во плоти. Взгляд Ольги отрешён. Он словно растворяется в туманном молоке. Её взор сам как часть этого тумана. Непонятный, расплывчатый. Манящий и отстраняющий одновременно.
Ещё будучи совсем юной девочкой, Оля частенько любовалась ночной пустотой, разглядывая её из окна своего дома. Она смотрела сквозь неё, разрушая унылые пределы своим пронзительным взглядом. Что она видела в эти моменты? Что волновало или, может, тревожило её душу? Никто никогда не мог этого постичь. И у неё всегда был такой же взгляд, как и сейчас. Всё было в нём: задумчивость, грусть, непостижимость, пустота... Одиночество.
Она всегда была одинокой. Даже среди родных. Даже среди друзей. Всегда. Личная жизнь Ольги Вершининой также была не вполне удачной. Дела сердечные постоянно шли у неё наперекосяк, причём далеко не всегда по её вине. Впервые она испытала серьёзные чувства ещё в школе, к мальчику из своего класса. Это был умный, аккуратный и интеллигентный парнишка. Красивый, пунктуальный, аристократичный, способный малый. Его отец был немцем. Звали эту первую любовь Петром, хотя сам он предпочитал этому имени западный вариант - Питер или коротко - Пит.
Именно Питер впервые обратил внимание на скромненькую тихую Олю. Первые цветы, приглашения на день рождения, наивные детские разговоры... Он стал её идеалом. Виртуозно владеющий большим количеством музыкальных инструментов, талантливый и современный, он был словно создан для неё. Когда он играл на гитаре или на фоно, Оля не могла сдержать слёз восторга и переполняющих её душу чувств. Когда он говорил с ней, она с трудом могла подобрать слова и в основном слушала его. Слушала, наслаждаясь музыкой его голоса. Это была настоящая любовь. Первая и последняя. Но неожиданно всё закончилось. Так быстро... Так жестоко... А ведь она уже была так счастлива.
Родители Пита уехали в Германию и забрали сына с собой. Расставание, тоска, слёзы. Жизнь, казалось, оборвалась. Ольга снова была одинокой. В то время как все девочки-одноклассницы уже вовсю интересовались мальчиками, она ходила как неприкаянная душа, не в силах смириться со своей болью. Она опять была одна. Скупые письма из Германии, старые фотографии, да тепло прежних воспоминаний - вот всё что у неё осталось.
Она почти не выходила из дома, кроме как в школу. Лишь изредка выбиралась на короткие прогулки в одиночестве, или в компании заботливых родителей. И всё ждала. Ждала чего-то.
Время вновь потекло однообразно и размеренно, пока в её жизни совершенно неожиданно не появился Евгений. Этот парень заслуживал отдельного повествования. Он был старше её. Высокий, темноволосый, спокойный и уравновешенный. С собственным, ни на что не похожим мировоззрением. Он сразу заинтересовал её, как только она впервые его увидела. Затем друзья познакомили их, и уже после первой беседы Ольга оценила незаурядность Жени Калабрина, который к тому времени успел закончить школу, и уже учился на первом курсе университета. Он привлёк её своей необычностью. Ведь он был первым из тех, кого она встречала в своей жизни, кто отнёсся к её мироощущениям не наплевательски. Напротив. Он понимал её. Понимал как никто другой.
Нет. Она не влюбилась в него. Её единственная любовь - Питер, кажется, забыл про неё. Он уже давно не писал ей писем. Но она продолжала верить, что он вспомнит о ней когда-нибудь. А Евгений был лишь её другом. Хотя, надо заметить, особенным другом. Неординарным. Обладавший неплохим чувством юмора, обширной фантазией и достойным интеллектом, он был не такой как все. Его внутренний мир казался красочным, захватывающим, интересным. С ним никогда не было скучно.
В один прекрасный момент, Ольга подумала - "А почему бы и нет? К чему изводить себя бесцельными ожиданиями и мечтами?"
И она пустилась по волнам своей страсти. Начала строить Евгению глазки, заигрывать с ним, намекая на то, что их отношения пора бы перевести в более тесную плоскость. Но это была именно страсть. Азарт - сумеет ли она покорить этого странноватого отшельника, работающего на своей волне. Не любовь.
Ей это удалось даже быстрее, чем она того ожидала. Оказывается, он уже был влюблён в неё и сдался практически без боя. Сияя от счастья, он говорил ей много приятных вещей, осыпал её комплиментами, боготворил её. Уже после нескольких откровенных бесед, он наконец признался ей в любви. А она - промолчала в ответ. Она не могла пойти на ложь. Более того, она с некоторым удивлением и тоской осознала, что эта "победа" сделала Евгения неинтересным для неё. Ей было интересно добиваться его, плести интриги, бороться. А он даже не сопротивлялся. И страсть угасла. Ещё какое-то время они продолжали встречаться, пока в её жизни вновь не объявился Пит.
Его жизнь в Берлине также не заладилась. Он женился, но, не прожив с женой и полугода, серьёзно с ней поссорился. Дело дошло до развода. Удручённый таким раскладом, Питер неожиданно вспомнил свою прежнюю любовь и быстро с ней связался. Он начал звонить ей по телефону, заваливать её письмами с массой обещаний и красивых слов. И увядшие уже было чувства вновь вспыхнули сказочным огнём. Пит говорил, что заберёт её к себе в Германию. Он обещал так много. Слишком много для неё одной. Но она ему верила. А Евгений остался не у дел. Ей было больно с ним расставаться, но она всё-таки нашла в себе силы сказать ему, что между ними больше ничего нет, и что им впредь не следует встречаться.
Маленькая боль. Но она ничто перед красотой живописных перспектив, так благодатно раскрывшихся перед ней. Уже почти умершая мечта вновь превращалась в реальность. Ольга была счастлива. Забыв о Евгении, моментально выпавшем из её жизни и растворившемся в сумраке небытия, она летела навстречу к своей судьбе. Но мечта, казавшаяся такой реальной, на деле оказалась лишь иллюзией и обманом. Питер обманул её. Перебесившись и одумавшись, он помирился с женой, с которой так и не успел развестись и которая была от него беременна. Он прислал Ольге последнее письмо со своими извинениями. Но нужны ли ей были эти извинения? Он убил её. Одним письмом. Одним махом. Все мечты, все цели, все стремления. Всё рухнуло, развалившись в пыль. Всё остановилось. Для неё больше не было смысла жить.
Депрессия, апатия, тёплая ванна и прохладное лезвие из отцовской бритвы... Родители, крики, сломанный замок. Она так и не успела это сделать. Видимо, умереть тогда ей было не суждено.
Но прежняя жизнь Ольги безвозвратно закончилась. Началась новая. Ещё более серая, нудная и пустая. Институт. Новые друзья, у каждого из которых свои проблемы. Новые увлечения. Новые страсти. Она понимала, что эту жизнь надо серьёзно изменить, только вот не знала, как это сделать. Новые романы были скоротечными и скупыми. Лёгкость, с которой Ольга общалась с людьми, быстро подкупала парней. Она искала любви, а они ждали от неё секса. Она хотела поделиться с ними своей душой, а они вожделели лишь её тело. Для них она была лишь легко доступной девушкой, смазливой и желанной. Она же каждый раз надеялась на чудо. Но чуда не происходило.
Постоянная зависть точила её изнутри. Она беспричинно ощущала себя какой-то уродкой, и тайно завидовала другим девушкам. Несмотря на то, что она всегда всем говорила, что довольна собой, на самом деле она дико комплексовала по поводу своей фигуры и манер. Она стремилась к совершенству, но это была недостижимая черта. Слишком недостижимая. Так и приходилось жить изо дня в день, из года в год. Скрывая рисованным легкомыслием и постоянным наигранным весельем свою боль и тоску.
Затем появился Сергей. Мягкий, добрый, слегка притуплённый детина, недавно справивший своё двадцатипятилетие. Он понравился ей хотя бы потому, что обижал её не так часто как все остальные. Только что отслуживший в армии, крепкий, отлично слаженный. Он не был идеалом, но он был лучше, чем все остальные, окружавшие её. Да, она гораздо умнее его, но ему на это совершенно наплевать. Порою ей становилось грустно от того, что зачастую им было не о чем с ним поговорить, так как он попросту не понимал многих её слов. Сергей - обычный парень. Сильный, страстный, надёжный, но чрезвычайно примитивный. И Ольга смирилась с этим. Наверное, ей надоело метаться в поисках своей судьбы. Но она прекрасно понимала, что рано или поздно им всё равно придётся расстаться, когда он ей окончательно надоест. Поэтому, на все его намёки о том, чтобы связать свою жизнь с ним, она отвечала категорическим отказом и словами, что она "пока не готова к этому". И так по сей день. Никакой определённости. А зачем ей эта определённость?
Ведь всё хорошо. Сергей получил премию, присовокупил её к своим накоплениям, и они поехали в Адлер - к Чёрному морю. Долгожданная поездка. В Адлере у Серёги живут друзья. Все, в общем-то, неплохие ребята. Хороший коллектив, ласковое море, тёплая погода. Что ещё нужно для счастья? Но Ольге почему-то всё равно было невесело. Что-то продолжало её тревожить. Даже такое событие как день рождения Владимира - приятеля Сергея, которое он решил отметить на собственной яхте в кругу своих в доску ребят, она восприняла с некоторой досадой, как обязаловку. Она пошла на это только ради Сергея. Ведь она представляла "его девушку" в этой весёлой компании. Он на неё рассчитывал. И ей не хотелось его подводить, хотя отправляться в это плаванье ей не хотелось ещё больше...
Странно. А вчера не было даже и малейшего намёка на туман. Девушка подошла к борту, присела на корточки перед низеньким поручнем и, опустив голову, стала смотреть на тёмную воду. "Гортензия" лежала в дрейфе и, казалось, стояла на месте, лишь немного покачиваясь на зыбкой морской глади. Туман обволакивал её так плотно, что находясь на носу яхты, кормы её уже абсолютно не было видно. Также скрывалась в туманной пелене верхушка длинной мачты.
Оля смотрела на воду. Её мысли спутались. Пить. Как же она хотела пить! Сейчас, по хорошему счёту, было бы неплохо поискать недопитую бутылочку минеральной воды, но двигаться не хотелось. Она боялась, что вместе с движением к ней вернутся неприятные ощущения похмельного синдрома, возглавляемые головной болью. Поэтому она сидела у борта и старалась лишний раз не шевелиться. Бездонные, тоскливые глаза бесцельно блуждали по такой же бездонной серой поверхности. Губы были плотно сжаты. У горла медленно ползал взад-вперёд лёгкий тошнотворный комок. Казалось, ещё немного и её вырвет. Её уже тошнило вчера. Гортань до сих пор болит. Больше испытывать это отвратительное ощущение она не хотела, поэтому изо всех сил боролась с подступающей тошнотой. Очередное глотательное движение. Глаза закрылись белыми полупрозрачными веками и открылись вновь, измученные, воспалённые, водянистые.
Тёмная вода внизу. Маленький участочек моря за бортом, растворяющийся в тумане. Пронизывающая до костей прохлада. Дышать тяжело из-за избытка влажности в воздухе. Одиночество.
Глаза цвета девонских болот... -Почему же ты молчишь, моя птичка? Спой мне...
Ольга вздрогнула. Почему она вспомнила это именно сейчас? Почему это вдруг всплыло из далёких глубин подсознания. Всплыло со стыдом и болью. Такие чёткие воспоминания. Тёплая, мягкая рука. Усыпляющий шелест слов. Чарующий трепет губ.
-Девон. Кажется, один из геологических периодов палеозойской эры... -Что за мысли? Ольга стряхнула с себя последние воспоминания об этом и обернулась.
И вот её тусклые печальные глаза уже вновь пленят своим задором и озорным блеском. И всё её бледненькое личико лучезарно сияет искристой заразительной улыбкой, словно и не было печали на нём никогда. Словно вся жизнь её была одним радужным сном, без горестей и боли. Словно она - самая счастливая девушка на свете. Лишь в глубине смеющихся серо-голубых глаз по-прежнему тускло маячит грусть, которую способны рассмотреть только избранные.
На палубе появился заспанный и разбитый Сергей в ярко-красных широких плавках и помятой жёлтой рубашке с коротким рукавом. Это ему она так приветливо улыбалась. А он не обращал внимания на её улыбку. Ему было не до неё. Ему было плохо.
Сергей не сразу откликнулся. Пошатнувшись, он слегка облокотился на сырую крышу кабины, доходившую до его плеча.
-Серёж-ка, -повторила она.
Опять тот же мелодичный напев, такой необычный в туманной тишине. Чарующий голосок.
Теперь он соизволил повернуть в её сторону своё опухшее лицо. Выглядел он неважно. Отёки под глазами, синева на щеках. Причём, левая щека несла бурый оттиск чего-то твёрдого, по всей видимости того, на чём Сергей проспал всю ночь. Браслет от часов это был или зажигалка - сейчас уже сложно было установить. Да и не нужно.
-Уууу? -промычал парень, тупо глядя на неё и медленно почёсывая плохо выбритую шею.
Он ещё не до конца отошёл ото сна, да и чувствовал себя, очевидно, гораздо хуже Ольги.
Она выпрямилась, умело скрывая при нём своё нелёгкое состояние, и, беззаботно улыбаясь, порхнула к нему, буравя озорными глазами. Лёгкое соприкосновение тел. Касание губ. Поцелуй.
Сергей натянуто заулыбался. Ольга лукаво усмехнулась. На её губах остался неприятный, горьковато-кислый, терпкий привкус. Ну да, конечно. Ночью Сергея тошнило. С трудом подавив отвращение, нарастающее в её душе, Оля даже виду ему не подала, титаническим усилием воли борясь с соблазном поскорее вытереть со своих губ эту мерзкую слизь. Она продолжала радужно улыбаться и сверкать лучиками своих счастливых глаз.
-Как спалось, милый? -пропела она, взъерошивая короткий "ёжик" на его голове.
-Н-н-нормально... -с великим трудом выдавил из себя приятель, и кашлянул в свой большой, крепкий кулак.
-Голова болит?
Он кивнул. Оля понимающе убрала свою руку и тихонько чмокнула его в щёку, несущую отпечаток таинственного предмета. Медленно отстранившись от неё, Сергей, придерживаясь рукой за крышу, неторопливо развернулся и побрёл по палубе, вдоль борта, шатаясь (хотя на море не было и малейшего намёка на качку), кряхтя и постоянно покашливая.
-Ты куда? -вдогонку ему спросила Ольга.
Глаза её вновь налились грустью и опустошением. Сергей, не поворачиваясь, махнул ей рукой. Этот жест мог означать только одно: "Оставь меня в покое".
Сделав ещё несколько неуверенных шагов по палубе, он вдруг резко метнулся к бортику и повис на поручне, согнувшись на нём вопросительным знаком. Его тело выгнулось в непроизвольной судороге, голова опустилась низко за бортик, после чего в туманной тишине раздались булькающие звуки, сопровождавшие извержение его желудка, и плеск отвергаемой организмом дряни, выливающейся в море тугим мутным рукавом. Ольга тут же отвернулась и возвратилась на то место, на котором сидела в одиночестве до появления Сергея. Как же ей это всё осточертело!
Так ты к этому стремилась? Значит, вот что тебе было нужно...
Печальный голос из прошлого. Зрачки Ольги расширились. Она непроизвольно дёрнула плечом и плотно сжала пальцами свои виски. Головная боль снова вернулась к ней. Что же это за воспоминания? Как ей от них избавиться?!
А яхта уже начала пробуждаться. Послышалась возня на корме и приглушённое бормотание в кабине. Видимо, разбуженные топотом и кашлем Сергея, практически одновременно стали просыпаться остальные пассажиры "Гортензии". Ворчание, стоны, звон бутылок. Знакомая многим мелодия похмельного утра.
На корме, где высилась груда пустых коробок, многие из которых были покрыты жирно-масляными пятнами, зашевелилось нечто, покрытое сверху чистым, слегка влажным брезентом. Спасательный круг, лежащий сверху, очевидно наброшенный вчера каким-то шутником, сполз вниз, и перевернувшись упал на дно яхты. Уверенным рывком чьей-то руки, скрытой этим грубым покрывалом, брезент был отброшен в сторону - прямо на свалившийся с него круг. Под брезентом оказался широкий спальный мешок защитного цвета. Судя по его толщине, он был достаточно тёплым для того, чтобы провести в нём ощутимо прохладную ночь на открытом воздухе.
А из мешка уже бодро выбирался очередной пассажир яхты. Его звали Иваном, хотя друзья прочно закрепили за ним прозвище Бекас, очевидно произошедшее от его фамилии - Бекашин. Бекас был высоким сутулым парнем, двадцати трёх лет отроду, с далеко не идеальной мускулатурой. Лицо у него было приятным и постоянно весёлым. Блаженная улыбка редко сползала с его плотных губ, без устали сорящих нескончаемыми шутками и анекдотами. Карие глаза всегда лучились тёплым шутливым светом. Он был чертовски смазливым и обаятельным. Дамским любимцем.
Одетый в узкие синие плавки с вышитым жёлтым штурвалом и "дырявую" красную майку с номером "78". На его тощей шее болтался металлический жетон, как у бойца спецназа, который он ещё три года назад прикупил в "Военторге". От настоящей же службы в армии Бекас успешно "закосил", своевременно сославшись на плоскостопие. Сейчас он неторопливо выкарабкивался наружу - в туманную, почти морозную сырость, путаясь ногами в своём тёплом ночном "гнёздышке", словно не желающем отпускать его раньше времени.
-Вот, чёрт! Ну и холодрыга! -бормотал Ваня дрожащим, но весёлым голосом. -Это чё вообще? Туман, что ли?
И, окончательно выбравшись из мешка, он окинул своими красными заспанными глазами окутанную туманом палубу. Взгляд его остановился на присевшей возле поручня Ольге. Та улыбнулась ему, слегка откинув волосы назад, и расплывчато ответила:
-Туман.
Она кокетливо прищурила глаза. Он криво улыбнулся и кивнул:
-Уже понял.
И стал шарить босыми ногами по холодной палубе, нащупывая среди всей этой свалки свои любимые "сланцы". Он выглядел очень забавно и Оля, разглядывая его, тихо посмеивалась. Бекас был единственным человеком, который по жизни всех развлекал. Он слыл прирождённым комедиантом. Даже будучи абсолютно серьёзным, он вызывал всеобщее веселье своим глупым клоунским видом.
-Как спалось, Бекасик? -прозвенел голосок Ольги, слегка склонившей голову набок.
При этом её волосы устало скатились с этого наклона подобно золотистой волне.
-Сссупер! -протянул тот, отыскав один шлёпанец под спасательным кругом. -Отлично! Только вот...
Он поморщился и скорчил мученическую гримасу.
-Голова болит? -Оля завершила ответ за него и снова весело рассмеялась, поблёскивая искорками глаз.
-Не сказать, чтобы болит, -прыгая на одной, обутой, ноге и поджав вторую, ответствовал приятель. -Тяжёлая. Как гиря. Ах, вот ты где, сволочь!
Последние слова были адресованы второму шлёпанцу, хитро спрятавшемуся под свалившимся с мешка брезентом. А спальный мешок уже опять шевелился и вытягивался по всей длине. В нём находился ещё кто-то.
-Что? Холодно? -обратился к мешку Бекас.
И мешок ответил ему продолжительным зевком. Ольга отвернулась к воде и, подхватив эту "зевательную заразу", также зевнула, прикрыв ладошкой рот.
-Вылазь. Хорош балдеть, -скомандовал важно расхаживающий по палубе Иван.
Теперь он пытался отыскать свои джинсовые штаны и такую же джинсовую куртку.
-Сколько надо, -довольно грубый ответ прозвучал из уст Бекаса очень нежно, с какой-то ласковой раздражительностью. -Подъём!
Далее последовала молчаливая возня, сопровождаемая сопением и шуршанием. Когда Оля вновь устремила свой взор в сторону спального мешка, тот уже окончательно похудел, и над его тёмной плотной массой возвышалась длинноногая брюнетка с короткой стрижкой, одетая в широкую и длинную цветастую рубашку. Лида. Девушка Бекаса. Раскрепощённая и независимая. Знающая толк в моде. Порой заносчивая, стремящаяся всегда быть в центре внимания, но, тем не менее, весёлая и беззаботная особа. С ней не скучно. За это Ольга её ценила. В остальном же, она вызывала у неё тайное раздражение. Непонятно, где этот чудак-Ванька её откопал?
-Олечка, здра-авствуй, -наигранно простонала она, плаксиво вытянув губки. -У меня головка бо-бо. У нас есть ещё кофе? Только покре-епче.
-Где-то был, -дёрнула плечиком Ольга. -Не помню. Надо поискать. Сама кофе хочу - умираю.
-Что же вы вчера так на спиртное налегали, мадмуазели? -хихикая, иронизировал Бекас, пытаясь выдернуть свои джинсы, из-под деревянного ящика, под которым те оказались непонятно каким образом. Ящик был тяжёлым и парень не сразу сумел его приподнять, освобождая свои многострадальные, слегка потрёпанные штаны. -Теперь вот умираете. Нельзя так пить, нельзя!
-Чего-о? -Лида сердито упёрла кулачки в бёдра. -Кто это на что налегал?! А са-ам то?! Чья бы корова мычала!
-Вот именно! -Весело поддержала подругу Ольга. -Кто-то вчера даже нырять за жемчугом пытался. Кто? Разве мы?
-Это я шутил тогда, -немного виноватым тоном парировал Иван, просовывая ногу в холодную сырую штанину. -А вы, прямо, и шуток не понимаете.
-Он тогда ещё чуть сам за борт не свалился. Тоже скажешь "шутя"? -продолжала Лида. -Хорошо, что Генка успел его вовремя за руку ухватить, а то бы точно утонул, балбес.
-Да ну вас, -отмахнулся от неё Бекас. -Какой смысл с вами спорить?
-Правильно. Никакого, -почти по буквам произнесла последнее слово Ольга.
-Лучше скажите, куда у нас термос подевался? -пропустил мимо ушей её слова Иван.
-Да. Нужно его отыскать, -куталась в свою лёгкую курточку Лидия. -Ну и туманище сегодня! Ненавижу такую погоду.
Туман бесшумно клубился среди них, как будто пропитывая всё: живое и неживое - насквозь, проникая в каждую клеточку, в каждый атом. Даже сидя совсем рядом со своими товарищами, Ольга не могла разглядеть их лиц и видела лишь расплывчатые движущиеся силуэты, словно в театре теней. В отдалении слышался прерывистый кашель Сергея. Из кабины, в которой они спали, отчётливо доносились звуки шевеления и неразборчивое гудение голосов. Яхта просыпалась. Нехотя, неуверенно, болезненно, но неуклонно стряхивала с себя иго тяжёлого сна. Именно сейчас Ольге почему-то ужасно захотелось ещё немного побыть одной, наедине со своими мыслями, тревогами, раздумьями. А эти постепенно нарастающие брожения, мелькания и шум, заполняющие одинокое судёнышко вместе с его поочерёдно просыпающимися пассажирами, всё больше и больше начинали её раздражать. Жажда бессовестно мучила, заставляя ежеминутно облизывать пересохшие, несмотря на окружающую влажность, губы. Настроения не было, радости не было, не было вообще ничего, кроме болезненно-пьяных обрывков воспоминаний и тоски: по дому, по теплу, по берегу. Иван шарил среди разбросанных вещей в поисках пропавшего термоса с животворящим кофе. Лида помогала ему, точнее, делала вид. Настрой у неё был не лучше Ольгиного.
Вскоре, с противоположного конца окутанной туманом кабины, послышались бубнящие голоса. Стало понятно, что Сергей заговорил с кем-то. Значит, теперь проснулись все. Вся команда яхты "Гортензия", состоящая из семи человек, уже бодрствовала. Новый день начался.
Вот дверца кабины открылась, и на палубу вывалилась толстая фигура со смехотворно растянутыми на необъятной талии широченными цветастыми плавками. Это был Вовка Геранин. Вчерашний именинник. Жирное обрюзгшее создание, выглядящее лет на десять старше своего реального возраста. Необычайно глупый и до дурости наивный. Богатый и избалованный. Это ему принадлежала "Гортензия". Изящная красавица-яхта досталась ленивому повесе в подарок от отца - состоятельного бизнесмена, владельца крупного банка. Предприимчивый папаша был заметной фигурой и, по слухам, водил дружбу с прокурором Краснодарского края. Солидное финансовое состояние позволяло Геранину старшему ублажать своё нерадивое чадо поистине царскими подарками.
Яхта была приобретена в позапрошлом году. Тогда это была новенькая, исключительная по своей красоте и ходовым качествам, парусная лодка с комфортабельной кабиной и отличным американским двигателем. За два года, новый хозяин превратил её в облезлую изношенную посудину, требующую основательного капитального ремонта. Постоянные пьянки-гулянки, неопрятность, отсутствие профилактической отладки двигателя и починки корпуса - всё это видоизменило образцовую черноморскую яхту до состояния грязной рыбацкой шаланды-развалюхи, до какого-то плавучего свинарника. Но Владимиру, похоже, было плевать на состояние "Гортензии". Она была нужна ему исключительно для весёлого времяпрепровождения с дружками, в кругу девиц лёгкого поведения. С целью произвести впечатление, на парусные прогулки также приглашались многочисленные Вовкины подруги. Но это не помогало ему построить серьёзные отношения. Даже самые непритязательные девушки не выдерживали общения с ним дольше месяца. Однако следует отметить, что парня это мало заботило. Каждой очередной бросившей его красотке он с лёгкостью находил замену. Причиной тому были отнюдь не природные данные Геранина. Единственным привлекательным аспектом в данном случае служили деньги и только деньги. Владимир не знал нужды в деньгах. Они водились у него постоянно и в большом количестве. Поэтому у него всегда было много друзей, которые его обожали. Как он сам наивно полагал. На деле же, хитрые и ушлые "друзья" попросту использовали тупого и наивного богатея, развлекаясь за его счёт и посмеиваясь над его хронической непроходимостью почти в открытую. Настоящих же друзей у него никогда не было. Да он в них и не нуждался, имея постоянный источник финансирования в виде щедрого и любящего папашки, который в своё время мечтал отправить сына учиться за границу, но тот оказался настолько тупым и настолько ленивым, что все попытки и нравоучения отца пошли прахом. Пришлось довольствоваться отечественным учебным заведением. Таким образом, закончив престижный экономический ВУЗ с красным дипломом, естественно, купленным, Геранин устроился работать в респектабельный коммерческий банк своего отца. Он сделался крупным акционером этого банка, владельцем блокирующего пакета акций, незадолго до наступления знаменитого финансового кризиса и дефолта в России, когда вдруг сотни подобных банков разорились в один момент, сделавшись абсолютными банкротами. Его банк какое-то время продолжал держаться буквально на честном слове, в основном за счёт своих валютных счетов, но сумел устоять в этой тяжёлой кризисной обстановке, избежав бесславного краха и не обанкротившись. Более того, когда кризис миновал, этот банк быстрее остальных стряхнул с себя все его последствия и продолжил своё дальнейшее развитие, демонстрируя небывалую экономическую устойчивость и надёжность. В этой нелёгкой ситуации, акционеры, которые не поддались панике, сохраняя верность своему банку до конца, с огромным риском скупали его акции, теряющие свою ликвидность с каждым днём. Их самоотверженность окупилась с лихвой. В итоге, ничтожная горстка оставшихся долевых владельцев банковского имущества, оказалась в максимальном выигрыше, колоссально приумножив своё благосостояние и прочно закрепившись в структуре управления. Разумеется, в числе этих расчётливых акционеров неизменно присутствовали отец и сын Геранины. Такая экономически выгодная дальновидность безусловно принадлежала не этому глупому недалёкому существу с заплывшими жиром мозгами, и даже не его хваткому родителю. Предположительно, Геранин старший воспользовался своими старыми связями в правительственных кругах. Высокопоставленные друзья не остались безучастными. Отсюда возникло и неожиданное стремление прикупить акции погибающего банка, лихорадочно продаваемые по бросовым ценам, впавшим в панику большинством его совладельцев. Так толстый Вовка стал кем-то вроде солидного бизнесмена, занявшего своё место в совете директоров и получающего со своей доли акций неплохие дивиденды, которые, впрочем, выглядели грошами в сравнении с поистине циклопическим окладом. Так он и работал, хотя "работой" это было сложно назвать. В основном, всю работу выполняли за него более мелкие услужливые клерки, а он только время от времени ставил свои подписи на тех или иных документах. Удел баловня судьбы. О таких говорят, "хорошо устроился". Повезло с родителями, повезло с работой, повезло с друзьями. Последних у него всегда было в избытке. Причём уважал Владимир в основном подхалимов. Они услаждали его душу своей красивой лестью, с ними он мог отвлечься от терзающих его подсознательных комплексов, культивируемых регулярными поражениями на личном фронте.
Отец пророчил ему богатую невесту, но Вовка постоянно отвечал, что жениться ему пока рановато. Что он ещё успеет повесить на себя хомут брачных обязательств. На деле же, он попросту боялся брака. Боялся новой жизни, новой семьи, в которой уже никто не будет думать за него, а ему самому придётся принимать сложные решения. Боялся женщины, с которой ему предстоит жить рядом долгие годы и которая может взять над ним абсолютную власть, лишив привычных милых сердцу развлечений и привычек. Вот он и тянул время, периодично меняя своих подружек, однообразные романы с которыми обычно длились не более четырёх недель. Насте - его последней девушке, удалось побить все рекорды. Они были вместе уже два с половиной месяца, и расставаться покамест не собирались. По словам Анастасии, она встречалась с Вовкой только потому, что "понимала его". Однажды она призналась, что не бросает его только из жалости. Как бы то ни было, её истинные мотивы оставались для всех загадкой.
Настя была странной девушкой. Её спиритуальная натура причудливым образом дополнялась блаженной набожностью, что заметно контрастировало с демонстративной лёгкостью её обыденного поведения. Начитанная тихоня, живущая, кажется, в каком-то совершенно ином измерении. С самого детства, книги были её незаменимыми спутниками. Она постоянно что-нибудь читала. Особенно "сходила с ума" по всевозможным астрологическим изданиям. Эта особа была, наверное, самой тихой, но вместе с тем и самой капризной из всей компании, собравшейся в эти дни на яхте Геранина. Рыжеволосая, высокая, худая и строгая. Она редко смеялась, чаще всего заменяя смех скромной улыбкой. Несмотря на жертвенную самоотверженность, с которой она терпела выходки своего беспардонного кавалера, Настя знала себе цену. Обыденная маска мечтательной задумчивости выделяла её из группы шутливых и энергичных весельчаков-приятелей, заразительно смеющихся по поводу и без повода.
Лишь один человек на яхте не смеялся вообще, да и улыбался не часто. Самый серьёзный и замкнутый член экипажа "Гортензии", который в эту ночь спал на баке - в носовой части. Капитан яхты. Единственный, кто умел ею управлять. Двадцативосьмилетний моряк Геннадий Осипов. За его плечами был черноморский яхтклуб, в котором он дослужился до старшего инструктора. Затем, после нелицеприятного скандала с новым начальником, Геннадию пришлось его покинуть, начав мытарства в поисках новой работы. Он не видел себя никем, кроме как моряком. Это был прирождённый морской волк. Причём, его притягивали именно лёгкие быстроходные яхты, а не большие грузовые и транспортные корабли, на которых, в основном, предлагались вакантные места. Он не терял надежды, продолжая искать спрос на свои навыки среди владельцев частных яхт. И его поиски в конце концов увенчались успехом, когда в один прекрасный день друзья рассказали ему о том, что новая яхта "Гортензия" была куплена частным лицом, которому, возможно, потребуется опытный профессионал, способный этой яхтой управлять. Осипов быстро разыскал новых хозяев "Гортензии" и осведомился, не нужен ли им капитан? Это обращение прозвучало как нельзя кстати, так как отец Владимира Геранина как раз собирался дать объявление о том, что ему требуется яхтсмен-специалист именно на такую должность. Ознакомившись с послужным списком Геннадия, он без лишних разговоров нанял его, посулив неплохой заработок (которым, на самом деле не обижал его и по сей день). Свою работу Геннадий Осипов всегда выполнял достойно, ухаживая за яхтой, как за своей собственной, и безропотно "восстанавливая" её каждый раз после "разгромных" прогулок нерадивого хозяина. Гена любил "Гортензию". В тайне, он мечтал скопить достаточно денег, чтобы в будущем выкупить её у Гераниных. А пока, усердно трудился на её борту, в тайне кляня свинарник, который устраивали нечистоплотные друзья Владимира, но воочию своё раздражение никогда не показывал. Так было раньше, так есть сейчас, так будет и потом. Ничего не поделаешь. Такова жизнь. Он привык к постоянным пьянкам и гулянкам, проводящимся на борту его любимицы и всегда держался особняком, как бы не пытались друзья Володьки (да и сам хозяин) заставить его присоединиться к ним в этих несуразных гуляньях. Он всегда строго шёл на отказ. Ведь он был на работе, и он всегда помнил об этом, безоговорочно мотивируя тем самым своё твёрдое "нет". Да к нему особенно-то и не приставали в последнее время, видимо поняв, что дело это бесполезное.
Вчера, Гена уснул позже всех. Он, единственный из находящихся на борту людей, был трезвым, поэтому, кроме контроля за яхтой, ему приходилось наблюдать за поведением "нагрузившихся" под завязку пассажиров, которые вытворяли что хотели, требуя за собой особого надзора, дабы эти "шутки" не закончились для них плачевно. Генка постоянно разнимал начинающих было драться друзей, одурманенных спиртным, ловил их, когда они валились за борт, да и вообще, следил за относительным порядком на борту. Вот и вчера он не лёг спать, пока не убедился в том, что последний пассажир угомонился и заснул. Это было уже под утро, поэтому капитану удалось поспать всего три с половиной часа. Но, несмотря на это, в своих традиционных синих джинсах и слегка потрёпанной тельняшке, он как всегда выглядел достаточно бодрым и целеустремлённым. Бродя, как ни в чём ни бывало, среди просыпающихся пассажиров, похожих на слепых котят, Гена, казалось, не замечая их, спокойно приступил к своей обычной работе.
-Как спалось? -бросил он Ольге, проходя мимо неё со спасательным кругом в руках.
-Неплохо, -улыбнулась та в ответ.
Но он уже не обращал на неё внимания, уверенно пробираясь вдоль борта - к носу, стремясь очевидно поскорее возвратить спасательный круг на его прежнее место.
-Башка болит, -раздался совсем рядом сонный голос толстого Вовки. -Бекас! Пиво у нас осталось?
-По ходу, всё вчера выжрали, -почёсываясь ответил Ваня, разглядывая клубящийся туман, обволакивающий их со всех сторон. -Давай поищем, может, найдём чего?
Парни начали вяло копаться в разбросанных повсеместно вещах, надеясь разыскать хоть что-нибудь, чем можно было если не заглушить головную боль, так хотя бы утолить неприятную жажду.
Оля пожала плечами и улыбнулась. К ним подошла Лида.
-Вы не представляете, девчат, как у меня всё болит! Все кости ломит! Дурацкий спальный мешок! -пожаловалась она.
-Ага. У меня тоже всё болит, -согласилась Настя. -И не выспалась я совсем. Чуть-чуть только вздремнула. Да и то, сон какой-то плохой видела. До сих пор чувствую себя неуютно.
Оля отвернулась и вновь стала рассматривать туман за бортом. Его, казалось, стало ещё больше. Глухой, тоскливый, удушающий - откуда он взялся?
-Когда уже ребята парус поднимут? -голосок Насти заставил Ольгу слега встрепенуться, стряхнув с себя мысли обволакивающие тревогой.
-Какой парус?! -воскликнула Лида. -Ветра-то нет совсем. Мотор надо запускать.
-Пусть мотор запустят! Надоело мне тут. Туман проклятый надоел. И яхта эта мокрая. Во-овчи-ик!!!
-А? -Владимир, копающийся в какой-то большой спортивной сумке, лежащей на полу, с трудом разогнулся и уставился на подругу своими маленькими поросячьими глазками. -Чего?
-Сейчас, сейчас поедем, -толстый продолжил копаться в сумке.
-Запускайте уже мотор, да поплыли.
Последняя её фраза осталась без ответа, проглоченная прожорливым туманом, бесследно растворившим нежный звук голоса. На мгновение, белая завеса словно всколыхнулась, а затем вновь успокоилась, став ещё более плотной и непроницаемой.
Я уже близко. Беги-и-и-и-и-и!!!
Оля невольно дёрнулась и судорожно сжала кожу на лбу правой рукой, между ладонью и пальцами. Сердце ухало подобно стуку механизма старинных часов. Головная боль сконцентрировалась в самом центре черепа, не желая оставлять своих позиций. К счастью, подружки не обратили внимания на её неожиданное волнение. Они не услышали ни голоса, прозвучавшего в её голове, ни последовавшего за ним тревожного отголоска, с минуту затихавшего в самых далёких уголках одинокого измученного сознания. Им было не до этого. Каждая думала только о себе.
Вовка нашёл под лавкой закатившуюся туда пластиковую бутылку с минералкой. Воды в ней осталось менее чем на один глоточек, но даже эти капли сейчас ценились пассажирами заблудившейся яхты на вес золота. Дрожащими пальцами отвинтив скользкую крышку, толстяк припал губами к горлышку и, опрокинув бутылку почти вертикально, заглотнул остатки плещущейся в ней минералки одним залпом. С пронзительным визгом, отталкивая друг друга, Лида и Настя запоздало бросились к нему, а вернее, к бутылке, которую он держал в руках. Геранин даже не пытался сопротивляться. Это было уже незачем. Лидия первая выхватила бутылку из его руки и, уворачиваясь от наседающей на неё Насти, припала к горлышку дрожащими от предвкушения губами. К великому разочарованию, напиться ей так и не удалось. Лишь одна ничтожная капелька сорвалась в её пересохший рот. Остальное уже успел выпить бесцеремонный Владимир. Не разглядевшая этого Настя, воспользовавшись замешательством подруги, машинально перехватила у неё бутылку, в которой не осталось даже капли. Пробормотав что-то невнятное, девушка сердито встряхнула пустую пластиковую ёмкость и тут же приложилась к ней. Не добившись результата, она обиженно пискнула и облизнулась. Казалось, что она вот-вот расплачется от досады. Лида была вне себя от гнева.
-Вовка! Ты - скотина! -набросилась она на виновника. -Оставил бы хоть чуть-чуть! Сволочь.
-Я тебе это припомню, -кивала Анастасия.
-Да я, это... -глупо отпирался Владимир. -Я не подумал... Я не знаю...
-Чего ты не знаешь?! -зыркнула на него своим прожигающим взглядом взбешённая Лидия.
Геранин виновато вздохнул и, отвернувшись, продолжил копаться на палубе.
-Эгоист чёртов! -слегка всхлипнув от обиды, произнесла Настя.
Подойдя к борту, она с яростью зашвырнула пустую бутылку в море. Лёгкая бутылка, вращаясь, улетела в туман. Через пару мгновений послышался тихий всплеск, свидетельствующий о её приводнении где-то неподалёку от дрейфующей "Гортензии". Оля всё это время сидела у борта и с некоторым безразличием смотрела на происходящее, как будто ей было на всё наплевать, словно жажда её совершенно не мучила. Она медленно переводила свой равнодушный взгляд с одного пассажира на другого и иногда таинственно улыбалась, хотя налёт призрачной грусти не исчезал в её взгляде ни на минуту.
-Жирная свинья, -прошептала Лида, присев рядом с ней. -Напился и счастлив, урод.
Вовка не расслышал её слов, но разобрал недовольное ворчание и попытался в последний раз оправдаться:
-Да ладно вам. Там оставалось-то всего ничего. На донышке.
-Мы с тобой вообще не разговариваем! -не оборачиваясь в его сторону, повысила голос Лидия.
На какое-то время вокруг них воцарилось демонстративное молчание, сопровождающееся лишь вознёй Вовки с Бекасом, да далёким покашливанием Сергея. Оно могло затянуться надолго, если бы вдруг со стороны бака не донеслись резкие возгласы Геннадия. Это было довольно странно. Обычно капитан редко повышал голос или ругался. Он предпочитал молчать. Всегда молчать. Теперь же он возмущался в полный голос. Как непохоже на него! Выкрикнув пару невнятных заглушаемых туманом слов, Гена умолк, но все как один тут же повернули голову в ту сторону, откуда доносился его голос. Что-то произошло. Что-то такое, что вывело из равновесия самого Геннадия Осипова - молчаливого и спокойного моряка с образцовой выдержкой. После криков наступила угрожающая тишина, которая длилась недолго, и вскоре расступилась перед гулким звучанием тяжёлых приближающихся шагов. Кто-то направлялся к ним со стороны бака. Был виден лишь расплывчатый силуэт, темнеющий и насыщающийся чёткостью по мере своего приближения. Сомнений не оставалось - это был Гена. Ещё одна странность наблюдалась в его походке. Он никогда так не ходил: тяжело, неуклюже, с топотом. Обычно он неслышно скользил по яхте с проворностью дикой кошки, ловко цепляясь за снасти, всегда успевая появиться в нужном месте в нужное время. Теперь же это был словно не он, а кто-то другой.
Медленно разорвав туманную пелену, капитан молча вышел на палубу и, остановившись посередине, исподлобья осмотрел всех присутствующих на ней, с немым вопросом вглядываясь в глаза каждого из них. Впервые пассажиры "Гортензии", во главе с Гераниным, увидели его лицо таким, искажённым неподдельной испепеляющей яростью. Все замерли. Иван втянул голову в плечи. Девчонки, съёжившись, боялись даже открыть рот. Вовка тупо таращился на Осипова, абсолютно ничего не понимая. А тот всё пытал и пытал их своим исполненным ненависти взглядом, сопя и "играя" желваками. Он напоминал разъярённого быка, вырвавшегося на волю.
-В чём дело, Ген? -наконец решился спросить хозяин яхты.
-В чём дело? -проревел в ответ капитан, впившись в него убивающим взглядом. -Это я вас хотел спросить - в чём дело?!
-Геночка, что случилось? -прошелестела Настя. -Не пугай нас. Ответь нормально. Мы действительно ничего не понимаем.
-Что случилось? А то! -Осипов отвернулся от Вовки и окинул девушек презрительным взглядом. -Доигрались! Вот, что случилось! Засранцы тупорылые.
-Ну ты!!! Полегче с выражениями... -начал было петушиться обескураженный хозяин.
В его интонации сквозил неприкрытый страх перед капитаном.
-Заткнись! -рыкнул на него Гена, после чего тот моментально умолк, потупив свой испуганный взгляд.
Осипов никогда не позволял себе такой дерзости, особенно в общении с хозяевами. Он всегда был предельно вежлив и культурен. То, что творилось с ним сейчас, вообще не подпадало под привычные определения, выходя за рамки его обыденного поведения. Осипов словно с цепи сорвался.
-Весь день, весь вечер и почти всю ночь, вы ползали по яхте как тараканы! Напились до поросячьего визга! Каждый героя из себя начал строить! Думаете, легко мне было следить за всеми вами одновременно?! Пока я одного спасал от чего-то, или вытаскивал откуда-то, тем самым временем, в другом конце яхты, кто-то другой уже что-то вытворял. А мне надо было уследить за каждым! Да ещё и судном нормально управлять! Вы думаете, что это так просто, да? Думаете, я здесь в бирюльки играю? Вы поразвлекались и разошлись, а я кручусь тут как белка в колесе, не требуя никакой благодарности за то, что обеспечиваю вам здесь комфорт и безопасность, что, кстати говоря, совершенно не входит в мои непосредственные обязанности! У вас нет даже самой элементарной культуры поведения! Вы плюёте на технику безопасности... Коне-ечно! Зачем её соблюдать? Есть же Генка, который всегда спасёт! Вытянет за трусы из-за борта, вовремя остановит мордобой, сунет утром таблетку от похмелья или морской болезни... Как хорошо! Думаете легко гоняться по яхте и предотвращать ЧП, которые вы то и дело пытаетесь устроить, нахлеставшись пива или обкурившись в хлам! Думаете я супермен, который всё видит, легко замечает, и запросто перелетает с места на место? Или у меня есть пара глаз на затылке? Ни хрена подобного! Я обычный человек! И меня бесит ваше гнусное поведение! Но я терпел. Терпе-ел... Работа была дорога. Смотрел на всё сквозь пальцы. Привык оттирать засохшую блевотину с палубы, вычищать мусор, чинить движок и радиостанцию. Я мирился. Но то, что я увидел сейчас... Это уже верх! Это край! Это выше моего терпения, друзья! Вы превзошли самих себя, диверсанты-самоубийцы хреновы! Вы...
-Да объясни же нам всё наконец! -не выдержала этой яростной тирады Лидия. -Мы не понимаем, о чём ты говоришь! Что ты увидел?!
Капитан умолк, мрачно переведя взгляд на неё. Он не сразу продолжил свою речь. А когда продолжил, она уже не была столь громкой и пламенной. Он вновь говорил как всегда - тихо, спокойно, привычно.
-Я узнал, ребята, что у нас с вами большие проблемы. Чертовски большие. Мы в дерьме по уши.
-Почему? Говори!
-Какая-то с-с... Короче, если вы думаете, что мы сейчас стоим на месте - то вы серьёзно ошибаетесь. Мы дрейфуем. Плывём. Нас уносит непонятно куда. И я без понятия, насколько далеко нас уже отнесло от места стоянки!
-А как же якорь?! Мы же должны были бросить якорь! -воскликнул Бекас.
-Я бросил якорь сегодня ночью, убедившись, что мы находимся неподалёку от берега. -мрачно ответил Гена. -Всё проверил с максимальной тщательностью. Якорь лёг удачно. Яхта стояла как прикованная. Я постоянно проверял якорный трос пока все не уснули. После чего я сам лёг спать. Если бы я знал, что вы идиоты настолько - я бы и глаз не сомкнул, карауля трос до утра. Но скажу вам честно, я устал! Я - человек, а не машина, чтобы работать без устали несколько суток подряд, в постоянной беготне и напрягах.
-Что случилось с якорем?! -"ожил" Геранин.
-С якорем - ничего. Он остался где-то там - на дне, -развёл руками Гена. -А вот с тросом действительно что-то случилось. Несколько минут назад я пошёл на бак, чтобы поднять якорь. И что я там увидел? Только болтающийся за бортом огрызок троса.
-Нас сорвало с якоря! -ужаснулась Настя.
-Не смеши, -хмыкнул Осипов. -Этот трос надёжен. Он способен выдержать даже небольшой шторм. Но пока мы спали, не было никакого шторма. Даже качки не было. Я бы проснулся, почувствовав её - привычка у меня такая... Выработанная годами. Штиль был всю ночь. Просто так, сама по себе, яхта сорваться с якоря не могла. Но трос оборван. Вернее - перерезан.
-Перерезан?! -в один голос воскликнули Вовка, Бекас и Лида.
-Да, дорогие мои. Я посмотрел. Там гладкий спиленный срез. Кто-то весьма долго возился с тросом, причём, как специально, выбрав именно то время, когда я спал, ни о чём не подозревая. Спал на этом самом чёртовом баке!!! У меня под носом совершили диверсию! Вандалы чёртовы. Надеюсь у того, кто эту подлость сотворил, хватит смелости признаться в содеянном? По глазам вижу, что ни у кого на это отваги не хватит.
-Остынь, кэп, нужно хорошенько во всём разобраться, прежде чем делать скоропалительные выводы и кого-то в чём-то обвинять, -подошёл к нему Иван. -Может ты заблуждаешься? Да и долбанный туман давит на мозги... Давай посмотрим на этот трос? Может он перетёрся? Был гнилой...
-Гнилой?! Да за кого ты меня принимаешь? -вновь вспылил Осипов. -У меня всё по сто раз проверенно и перепроверено. Я на каждой снасти могу свою подпись поставить, и ответственность за её состояние готов нести своей башкой! Я этот трос лично проверял! Это новый надёжный трос. Он не мог вот так, сам собой перетереться и оборваться. Говорю тебе - его перерезали! Вот только зачем? Хоть убейте - не возьму в толк!
-Действительно. Кому это надо было? -произнесла Ольга.
-И я о том же, -капитан упёр руки в бёдра. -Но и это ещё не всё. Кому-то этого было мало...
Все разом подняли на Геннадия исполненные тревожным ожиданием глаза.
-Да-да. Было мало, -кивал Осипов. -Мало того, что этот кто-то перерезал трос, сорвав яхту с привязи. Этот кто-то, вдобавок ко всему, ещё и избавился от запасного якоря, лежавшего там же - на баке!
-Куда он подевал второй якорь?! -воскликнул Владимир.
-Без понятия. -пожал плечами капитан. -Скорее всего, выбросил его в море. Хотя не пойму, как ему это удалось без всплеска? Всплеск воды уж точно бы меня разбудил. Но якорь исчез бесшумно.
-Так может он всё ещё на яхте?
-Не думаю. Я тщательно всё обыскал. Спрятать его попросту негде - слишком уж он громоздкий и заметный. На борту его точно нет.
-Так, -Иван хлопнул себя руками по коленям. -Пошли, посмотрим что там за саботаж, и насколько всё сложно. Показывай, Ген.
Осипов сделал приглашающий жест, и они с Бекасом первыми направились на нос яхты. Остальные члены экипажа, зябко поёживаясь, двинулись следом за ними, стараясь отгонять от себя тоскливые мысли. На какое-то время все кажется забыли о мучительной головной боли и изматывающей жажде. Всеобщее волнение было выше этих физических напастей, порождённых похмельем. Люди ещё до конца не понимали в какой сложной обстановке они оказались. Одни, где-то посреди моря, в объятьях тумана...
-Вот, смотрите, -сидя на корточках, Гена облокотился на кнехт, обмотанный тросом, представлявшим из себя жалкий огрызок, бесполезно болтающийся вдоль седого борта. Капитан подтянул его край наверх и, стащив с кнехта, показал собравшимся на баке пассажирам. Бекас принял трос и начал внимательно его изучать.
Якорный трос был достаточно тонким, в палец толщиной, но очень прочным. Во всяком случае, удержать такую яхту, как "Гортензия", на якоре он мог даже в условиях сильной качки. Трос был новым и, безусловно, надёжным.
-А может всё-таки перетёрся? -неуверенным тоном предположил Ваня.
Капитан лишь презрительно хмыкнул в ответ.
-Какому дебилу понадобилось его резать?! -воскликнул Владимир. -Руки оторвать за это мало!
-А почему вы решили, что это кто-то из наших сотворил? -нахмурилась Лида. -Вдруг это кто-то чужой жестоко над нами пошутил, пока мы спали? Какие-то уроды подплыли тихонько на лодке, перерезали трос, украли якорь и уплыли.
-А что? Может это действительно так? -кивнул Геранин.
-Не вижу смысла кому-то нас так разыгрывать, -капитан повернулся к борту и сплюнул в воду. -И потом, я спал на баке. Допустим я не расслышал плеска вёсел, согласен. Не расслышал стука борта чужой лодки о борт нашей яхты. Не расслышал, как психованный злоумышленник перерезает якорный трос... Всё это я могу допустить. Но как, позвольте спросить, тогда этому негодяю удалось стащить запасной якорь?! Ему бы пришлось перебираться через борт, залезть на палубу, в буквальном смысле перешагнуть через меня, забрать якорь и вернуться назад тем же путём! На это способен разве что призрак. А в призраков я не верю. А так же не верю в то, что мог проспать перепиливание каната и кражу якоря, происходившие буквально у меня под носом!
-Ген, мы конечно все тебя уважаем, -улыбнулся Бекас. -Но ты ведь и сам недавно упоминал о том, что ты всего лишь человек. А человек не всегда способен себя контролировать. С кем не бывает? Намаялся за день, уснул, отключился... В этом нет ничего предосудительного...
-Я не нуждаюсь в вашем понимании, -капитан выхватил у него из руки обрывок каната и швырнул его на палубу. -Я ни хрена не понимаю, что здесь произошло, и есть ли в этом хотя бы какой-то смысл! Я знаю лишь то, что всё сделал правильно, а кто-то всё взял и испортил. Для чего - непонятно. Но думаю, мы сумеем выяснить причину, если узнаем кто это сделал.
-Это не я, -твёрдо заявил Вовка. -Мне-то зачем? Чё я, дурак что ли?
Все сочувственно на него посмотрели, а Иван слегка улыбнулся и еле заметно кивнул. Лида заметила это и прыснула в кулачок.
-Да пошли вы! -Геранин махнул на них рукой и, пошатываясь, побрёл по палубе, постепенно растворяясь в тумане.
-Вряд ли это Вован сделал, -глядя ему вслед произнёс Бекас. -Такой жирдяй непременно бы тебя разбудил. Он же неуклюжий как бегемот.
-Допустим, Владимир отпадает, -согласился Осипов. -Это сужает круг поисков. Остаются пятеро подозреваемых: Ты, Сергей, Лида, Оля и Настя.
-Я?!!! -услышав своё имя, взвизгнула Лида.
Но внимания на неё никто не обратил.
-Девчонок тоже можно отбросить, -почёсывая затылок, рассуждал Иван. -Сомневаюсь, что они смогли бы это осуществить. Выходит, что остаются только двое: Я и Серёга?
Они оба мрачно посмотрели в ту сторону, откуда недавно доносились кашляющие звуки. Туман окончательно заволок яхту и силуэт Сергея растаял в нём без следа. Кроме клубящейся белой завесы ребята ничего не увидели.
-Поговорим с ним? -обратился к Бекасу Гена.
-А что нам остаётся? -пожал плечами тот. -Хотя, зачем ему это было нужно? Ума не приложу...
-Постойте! -выступила вперёд Лида. -О чём вы вообще говорите?! Давайте начнём все друг друга подозревать. И что из этого выйдет? Может продолжим играть в детективов на берегу? А сейчас предлагаю попытаться как-нибудь сориентироваться на местности, запустить мотор и возвращаться в порт.
-Дело говоришь, женщина! -Иван рассмеялся и обнял свою подругу. -Действительно, сейчас у нас есть дела поважнее, нежели поиск виновного. Нам бы не помешало связаться с берегом и выяснить наши координаты.
-Каким образом? -хмыкнул Осипов.
-По радиостанции.
-Которая не работает. Я же вам вчера ещё говорил о том, что не успел её починить.
-Да починим сейчас. Какие проблемы?
-Там транзистор полетел. Замена требуется. Сейчас рацуху починить не реально. И потом, у вас же с Гераниным мобильники есть. Вот и созвонитесь с береговыми патрулями. А насчёт движка, так запускать его в таком тумане, в условиях полной дезориентации, дело рискованное и глупое. Неизвестно, насколько далеко нас могло унести от места последней стоянки, которую я успел отметить на карте. Самое надёжное сейчас - это связаться с береговой патрульной службой и указать им наши примерные координаты. Хотя бы в каком квадрате мы находимся. Тогда они нас найдут и сопроводят до порта. А так плыть неизвестно куда - это глупо. Так можно и в открытое море уплыть, или заграницу.
-Заграницу. Это было бы забавно, -вздохнув, улыбнулась Оля.
-Да, ты прав, кэп! -радостно воскликнул Бекас. -А у меня прямо из головы вылетело то, что у меня сотик с собой! Девчонки, мы спасены! Сейчас свяжусь с МЧС, и нас быстренько найдут.
-И спасут, -себе под нос добавила Лида.
-Так, -похлопал себя по карманам Иван. -А где он? Куда я его положил? Блин. Зараза! Пойду искать.
Он уверенно направился по палубе вдоль борта и вдруг остановился как вкопанный, едва не столкнувшись нос к носу с Сергеем, неожиданно выплывшим из тумана навстречу ему.
-Опс. Доброго утречка, -широко улыбнулся Сергей.
-Эээ. Привет, -растерянно проблеял Бекас.
-А вы чё тут собрались все? Что за собрание без меня?
-Да мы так... Просто... Кстати, Серый, а ты случайно мой сотовый нигде не находил?
-Твой сотовый? -Сергей глупо посмотрел на него, а затем простодушно рассмеялся. -Ха-ха! Нет, Ванёк, ты в натуре кадр!
-Я тебя не понимаю, -прищурился Бекас. -Чего смешного-то?
-Да ничего. Это я так... Неужели ты сам ничего не помнишь из вчерашнего? У меня тоже не все события в памяти сохранились, но это отпечаталось наиболее ярко! Хе-хе.
-А что было-то? Где мой телефон?!
-Утопил ты его, братишка, -Сергей похлопал его по плечу. -Вывалился он у тебя из чехла, когда ты за борт чуть не свалился. Да фиг с ним, с сотиком. Самое главное, что сам не утонул вместе с ним.
-Чего ты гонишь? -упавшим голосом пробормотал Бекас.
-Да чё мне гнать? Мы тебя вон вместе с Генкой спасали. Он подтвердит.
-Чёрт... -Иван больше не смог произнести ни слова.
Он разинул рот как рыба, и, испустив вместо слов лишь сдавленное шипение, покачал головой, после чего понуро направился вдоль борта - в туман, время от времени делая какие-то немые жесты руками. Сергей проводил его взглядом и повернулся к остальным, глупо улыбаясь. -В чём дело, ребята?
-Серый, ты якорь не трогал? -строго спросил его Гена.
-Нет. А на кой он мне сдался? -всё ещё сохраняя улыбку произнёс тот.
-Ладно. Потом разберёмся, -капитан устало махнул рукой. -У Владимира есть мобильник. Пойду, поищу его.
Придерживаясь рукой за штаг, опускающийся с верхушки мачты на нос яхты, Осипов ловко развернулся и быстро скрылся за кабиной. Он снова стал таким, каким был всегда: невозмутимым, незаметным и хладнокровным. Горячка отпустила не только его, но и остальных членов экипажа, столпившихся на баке. Девушки заметно успокоились, услышав про телефон Геранина.
-Сроду у нас без приключений не обходится, -усмехнулась Лида.
-Да уж. Странно всё это, -Оля сложила руки на груди.
Настя таинственно молчала, отвернувшись от остальных и глядя в туман.