Раса Василиса. Ёлка или Хранить молчание обязательно

Ёлка или Хранить молчание обязательно

Я была ёлкой. Грёбаной, мать её, ёлкой! С надписью "Experience телеком", ага.

Стояла посреди зала и мрачно хлестала шампанское. Из бутылки. Потому что "ножек" у меня не было. Ствол только. Пенёк. Коричневый, чтоб вы понимали. А дальше - всё: гибкий каркас и оборки из адски блестящего золотом нечто с жёстким фатином вида: "Ах, Варенька! Волшебство же какое! Сказка вы наша!" И шапочка. Сердючка от зависти застрелилась бы петардой, отвечаю. Короче, убейте меня, кто-нибудь, избавьте, наконец, от позора!..

...Фужера тоже не было. Потому что тот надо было бы время от времени наполнять, а для этого ходить надо, угу. А я не можу! А мне надо очень. Ибо прям вижу, как у меня новая должность появляется, и имя мне теперь - Ёлка, и никак иначе. Млин! Это всё ещё и колется невыносимо, будто для пущего натурализма костюм был улучшен настоящими иголками. Благо никто внимания не обращал, что я тут притопываю от нестерпимого зуда. Чудовищней всего чесался, конечно, живот. И грудь. И ещё... Да всё у меня чесалось! И было жарко. Уши закладывало корпоративным унц-унц, пол под ногами рябил отработанными конфетти, они сбивались от хаотичных шагов в кучки и стаи и слегка колыхались от случайного сквозняка или слишком активных басов из динамиков рядом -- тот ещё хорор. Душно пахло подкисшим фуршетным столом, средствами для укладки, парфюмом и алкоголем. В целом, учитывая мою невозможность преодолеть больше половины метра, всё было приемлемо невыносимо. А покидать "почётное" место мне было нельзя.

И вот ведь знала, что раскрывать лишний раз рот при начальстве себе дороже выходит. Кто ж меня за язык-то тянул, я вот всё спрашиваю? И ведь ясно, что как бы не обернулось, всё равно крайней окажусь я, а не руководство, которому захотелось изюминки и "Отойти от набивших стандартов". Отошли, спасибо большое. Но почему в мою-то сторону? А я всего-то предложила нарядить девочек операционисток ёлочками, они же все хорошенькие, свеженькие! И раздать годовые бонусы - уж кому как повезёт - вместо обычной лотереи. А в один из конвертов должен был попасть еще и мега-бонус. Но это был бы сюрприз.

В итоге, что? Пенек вместо ножек! Зачем, скажите мне?! Уж нашла бы я, чем эту деталь образа оформить, и так, чтобы у коллег-женщин задымились глаза, а у мужчин брюки, отвечаю! А теперь вот стою, пыхчу, топчусь, размышляю в куда увольняться... Мгновенная, блин, карма.

Мне осталось раздать ещё восемь конвертов, и, судя по тому, что по залу пока не разносилось ни истерических, ни разочарованных воплей, главный бонус года был всё ещё где-то в числе жёстких карточек в моих руках.

Благослови, дух компании, ту позитивно нетрезвую душу, которая ещё вначале вечера, споткнувшись, завалилась на меня, чуть не ободрала к едрене фене всю ёлку, та, слава небесям осталась при мне, но облапали меня тогда знатно. Ну да бог с ним, зато это недоразумение без компаса и гироскопа широким жестом ткнуло мне в руки открытую увесистую холодную бутылку, невнятно пообещало моим рукам поцелуев и тут же с пылом двинулось корпоративить дальше. А я осталась. С бутылкой. И, пожалуй, никто не смог бы разлучить меня с ней. Лишь бы устоять до конца только. Вряд ли пьяное покачивание мне удалось бы выдать за трепетание на зимнем ветру. Оно, безусловно обогатило бы видео-историю корпоративных вечеринок и собрало бы тыщёнку-другую лайков, но не за мой же в конце концов счёт! Поэтому я держалась. Маленькими глотками незаметно тянула всё вернее нагревающийся брют и ждала, когда дендрарий отпустят домой.

Коллеги плясали. Нет, вы не подумайте, всё было прилично. На корпоративе и танцам, и вообще, в принципе, нет места. Танцуют люди не так. Но, в целом, дух близкого праздника, угар от почти завершившейся предновогодней гонки, курс этот снизившийся позавчера, и который после праздников наверняка отыграет, но пока-то нет! -- всё это делало веселье искренним и как будто последним.

Финдир кружила бокалом с игристым перед уверенным третьим в рискованном декольте и, поджимая губы, что-то отрывисто говорила главбуху. Тот ерошил короткие светлые волосы и смущённо улыбался в свой бокал. Пытался. Но неподвластные ему силы утягивали его взгляд к прекрасному, волнующему и досадно недосягаемому. Мужик то закусывал щёку, то морщил нос, послушно кивая финансовой леди в убийственном красном, то отчаянно вспыхивал, нечеловеческой силой прикрывая глаза... А потом они оба вдруг посмотрели точно на меня. Пиф и паф. Я остро почувствовала две жгучие дырки в своей неудаче ёлочного дизайна и, не отводя от коллег взгляда, отсалютовала бутылкой. А следом, отпивая приличный глоток, почувствовала похлопывание по пояснице. То есть, чтоб вы меня понимали, почти по ней. Поперхнулась от вопиющего этого действа, пузырьки ударили в нос, и я забрызгала кого-то рядом, неудачно тряхнув руками. Кем-то, чтоб ему провалиться, оказался Главный, Не мог что ли в другом месте незаметно Леночку потискать! Нет же, надо было спрятаться именно за меня, всё по правилам - в самом видном месте! Главный сделал лицо и гневно удалился в веселье. Ну а я, а что я? Стояла. Отрабатывала. Мысленно вычёркивая количество положительных цифр из своего гонорара...

Вереница коллег, несущих мне круглые золотистые жетоны в обмен на конверты с бонусами всё не иссякала. Шутка ли, почти двести с лишним человек! Они толпились немного, толкаясь буквально слегка, и взбудоражено переговаривались: "У тебя какая цифра? Тридцать восемь? А у меня, гляди, шесть!", "Это что вообще значит?", "Ха-ха, шесть конвертов тебе дадут, значит!", "А тебе что, тридцать восемь что ли?", "Нет, ему тридцать восемь часов неоплачиваемого отпуска дадут!", "Ага! В ноябре!"; то расходились и обо мне будто совсем не вспоминали. Ну хоть не рвали на части, и на том спасибо. А мне, главное, было не спутать алгоритм, доведённый уже почти до автоматизма: взять жетон левой рукой, проверить незаметно на толщину, гладкость и изгиб и положить его в левый карман. Опять левой же рукой достать аккуратно справа конверт, убедиться визуально, что он точно один и вручить номинанту. Ну и запомнить морду лица, кому уже вручала, тоже было не лишним. Выходило, что всё это я проделывала одной только рукой, потому что правая была крепко занята бутылкой с брютом. Мне казалось, я могла бы уже повторить все эти действия с закрытыми глазами, чётко, в первые же мгновенья, определяя на ощупь жетон и строго отделяя один только конверт от плотной стопки собратьев. Пару раз мне пытались с пьяным смехом в мерцающей стробоскопами темноте впихнуть в ладонь золотые шоколадные монеты. Но это всё не всерьёз было, конечно. Надо потом будет разобраться с шутниками, кстати. У меня тут мат ответственность и всё такое вообще-то.

Праздник неспешно катился к финалу, парил подветревшим уже канапе и разлитым шампанским. Ко мне подбежала моя Маринка из маркетинга, мы вместе шлифовали две финальные акции этого года, попыталась стащить меня с постамента в зал, чуть не оборвала мне торчащие блестящие ветки, покрутила и так и сяк, щёлкнула пару селфи и, смеясь, убежала. А я уныло осталась. Зачем я в это ввязалась? И никакой премии вот это всё не стоит. У всех праздник, а у меня что? Дурдом у меня с приветом. Но привет этот, я всё же надеюсь, будет хотя бы в размере оклада, невзирая на испорченный главпиджак. А что? Он сам виноватый! Не стой под стрелой, все с детства знают! А если б я ему на голову бутыль уронила? А если с замахом? Не выжил бы ведь, а я виновата...

Наконец, к концу третьего часа, когда музыка сделалась громче, а ведущий очередной раз пожелал сотрудникам счастливого Нового года и игриво напомнил про мои карточки, на что кто-то из менеджеров громко и пьяно икнул и, неожиданно попав в паузу аудиосопровождения, развязно и обиженно фыркнул: "Да х...ерунда там вообще!", на весело освещённой прожекторами сцене вдруг появился наш взбудораженный Главный без пиджака и галстука и, выхватив у ведущего микрофон, таким же придурковато-веселящимся тоном, чуть растягивая слова, прогудел:

-- А раз желающих забрать оставшиеся бонусы больше нет, мы приглашаем нашу очаровательную ёлочку подняться сюда, чтобы открыть оставшиеся конверты и узнать, наконец, разыгран ли джек-пот!

Легкий удивлённый шелест в покачивающейся толпе перерос в азартные выкрики, зал охватила хаотичная суета, и главный поманил меня пальцем на сцену. С нехорошим таким прищуром поманил, отчего сердце моё тревожно ёкнуло, я сильно вздрогнула и уронила ополовиненную бутылку. Тут бы мне и броситься бежать в объятия к руководству, чтобы этот кошмар наконец-то закончился. Но вы же помните - ёлка! Я порывисто шагнула, к своему освобождению и под сдавленные смешки медленно завалилась вперед и на бок. Зал грохнул хохотом, а я, костеря последней нецензурщиной это проклятье праздничного дизайна, в панике собирала рассыпавшиеся конверты, с отчаянной обречённостью ощущая себя восходящей звездой ютуба.

К моему облегчению, все конверты нашлись - ровно восемь. И я, гневно отодрав от ёлки пенёк, двинулась на сцену.

-- Ну же! Поддержим нашу ёлочку!-- радостно и ошалело выкрикнул ведущий, истерично лупя ладонью по отвоёванному обратно микрофону. Уж не знаю, чем он поддерживал градус собственного безумия, но шампанским тут и не пахло. Ну разве что, не меньше полновесного галлона.

Зал снова грохнул пьяными выкриками, свистом и ржанием, а я одновременно красная и зелёная ринулась вверх, лишь бы поскорее прекратить этот ужас. Главный протянул руку, и прямо у моего лица зловеще сверкнул бриллиантовой огранкой чёрный глаз запонки. Я попятилась было назад, но шеф, лихо подцепив мой локоть и закинув нас с ёлкой наверх, шепнул мне на ухо: "Держись, Варвара Андревна!" и фамильярно и крепко так приобнял, как-то слишком уж празднично улыбаясь.

В этот момент меня пронзили две совершенно не связанные между собой мысли: шеф знает, как меня зовут, и, кажется, отрывая пенёк, я перестаралась - каркас ёлки начал разваливаться и сползать с меня прямо на сцену. Я выставила локти в стороны, чтобы замедлить процесс и отсрочить неизбежное, что, по-моему, не слишком-то помогло. Словом, я всё уверенней приближалась к миллиону просмотров, оставалось только надеяться, что в таком виде меня мало кто опознает. Наивно, я знаю.

Я уже подумывала, как бы так быстро сменить имя, паспорт и адрес регистрации, когда наш Главный радостно мурлыкнул, в опять отобранный микрофон:

-- А теперь мы попросим нашу ёлочку предъявить жетоны и оставшиеся конверты! -- чем спровоцировал буквально взрыв аплодисментов. Вот это успех. Мне так не удавалось завести аудиторию никогда. Надо будет спросить, в чём его секрет.

-- Жетоны, Варя, что за мечтательный вид? -- уголком рта процедил наш пахнущий алкоголем и нетерпением шеф. А я удивилась, мечтание-то он где увидел? Озверение, да, вот оно должно было быть точно. За этими мыслями вытащила из одного кармана сначала одну, а потом и ещё пару горстей золотистых жетонов с логотипом компании и ёлкой и сложила их в подставленную прозрачную пиалу. Потом так же неторопливо открыла специально вшитый в костюм чехол для конвертов с бонусами, развернула их веером и, показав залу, передала уже натужно улыбавшемуся мне мужчине.

Он как-то странно криво оскалился, стоило конвертам оказаться в его руках, и небрежно засунул их себе в карман брюк. В штаны он их засунул, вы понимаете?! Да я воздухом подавилась, увидев такое вопиющее, бессовестное непотребство! Мне в инструкциях раз сто наказали из рук не выпускать, держать только в том самом чехле-кармане, выдавать строго по одному, перепроверяя трижды, чтобы не дай бог что! А этот..! В штаны!

Конверты торчали помятыми краями и, пожалуй, Главный был прав. В его кармане, у всех на виду это было сейчас самое безопасное место.

-- Жетонов ровно сто девяносто восемь! -- радостно оповестила оператор торгового зала из главного ЦОКа (Центр Обслуживания Клиентов) и запрыгала, прижимая руки к груди, словно её только что объявили "Мисс Experience Телеком". И я бы закатила глаза, да что-то было мне неспокойно.

-- Отлично! -- возрадовался вслед за операционисткой ведущий и резюмировал: -- И это значит, что конвертов осталось ровно семь!

Как семь? Я совершенно точно собирала с пола восемь!

У меня и так давно грохотало в ключицах, и теперь сердцебиение моё подтянулось точнёхонько к ушам, туда, где на голову давила шапка Сердючки.

Я, словно во сне, оглушёно наблюдала, как Главный небрежно вытаскивает из кармана растрёпанные конверты и, глядя на меня необъяснимо горящим взглядом, медленно, по одному, разворачивает их веером. Все... семь?

Мать вашу!

КАК СЕМЬ?!

В лицо плеснуло сначала жаром, а потом ледяным холодом, и в голове что-то тоненько и звонко завыло.

Мне конец... Не знаю какой, но точно конец. Я судорожно обхватила себя за плечи, пытаясь замедлить сползание ёлки и панически соображая, чем мне это грозит, и что срочно делать?

Зал заискрил мерцающей золотой подсветкой, зазвучал праздничной музыкой, и послышались задорные выкрики: "Вскрывайте!", "Чего же ждём?!", "Ха-ха!", "...не пришёл?", редкие хлопки и даже свисты.

А я, конечно же, глупо надеялась, что это какая-то дурацкая ошибка, недоразумение. Кажется, так говорят все, на кого надевают наручники...

Главный отделил от стопки один конверт, безалаберно засунув остальные под мышку. ОМГ! Да меня просто удар сейчас хватит! Варварски разорвал конверт и достал серебристую корпоративную карточку, показал её залу, и под смешки кто-то выкрикнул: "А кто прогулял, не получат бонусы что ли?"

-- Получат, -- неожиданно серьёзно ответил шеф, и, опять запихивая конверты в карман брюк, со злорадным оскалом пояснил, -- Просто сделают это у меня в кабинете.

В зале охнули, и до нас слабо донеслось: "Чур меня, Чур!", а я глупо хихикнула. Наверное, у меня от тотального перенапряга самосохранение просто сдохло. Главный метнул в меня убийственный взгляд, и я уверилась: одним увольнением тут не обойдётся, (ну кто ж меня за язык-то тогда тянул, а?) и, спрятав карточку в нагрудный карман рубашки, принялся за второй конверт, под одобрительный гул выудил оттуда очередную серебряную карту. А потом из трёх следующих --- две зелёные и одну серебряную...

Гул становился заинтересованным и всё более громким, а лицо Главного напряженным. Нет, он не прекратил ни улыбаться, ни шутить, но глаза его сделались холодны, а челюсть заметно выдвинулась вперед, искажая улыбку до устрашающей гримасы. Я успокаивала себя тем, что так падает подсветка сцены сверху, что шеф в подпитии и, возможно, просто достало его это всё. В конечном счёте, ему отдых нужен едва ли не больше, нежели всем нам. Он единственный в нашей конторе работает без обедов и выходных. Но ему можно. Он владелец и всё такое.

И я бы лелеяла эту мысль и дальше, если бы не скользнувшая по виску мужчины блестящая капля, она прочертила стремительный след к подбородку и исчезла за расстёгнутым воротом ослепительно белой рубашки.

Шеф прищурился в зал, демонстративно медленно оглядывая замершую разгорячённую праздником толпу и ехидно так поинтересовался:

-- Точно ни у кого в конверте нет особенной карты, а то тут их осталось... -- он шутливо покосился на свой карман брюк, вызвав напряжённо-взволнованный хохот, -- оба! А карты-то всё нет! -- вот ведь, оказывается, как может, никогда бы не заподозрила в этом пугающем человеке массу обаяния и артистизма. Он с широкой улыбкой выделил это "особенной", и все бросились проверять свои конверты. А я, пребывая в откровенном ужасе, боялась даже вздохнуть, чтобы не спровоцировать падение ёлки. В буквальном, и фигуральном смысле.

Именно в этот момент под одинаково громкие и одновременно разочарованные и восторженные возгласы шеф вытащил из кармана очередной мятый конверт, демонстративно развернул его логотипом к залу и аккуратно вскрыл. Не разорвал как остальные, а осторожно именно вскрыл! А после с невероятно серьёзным лицом, на котором блестели чуть заметные капельки пота, медленно извлёк из него карту. Золотую! Слава боженьке и небесям! Золотую! Я так громко и с силой выдохнула, что Главный вытаращился на меня, а каркас ёлки соскользнул вниз до середины плеч, я его едва поймала. Жуть!

-- С чем вас, дорогие друзья, и поздравляю! Последний конверт вскрывать не будем, нет смысла. А эта сумма, -- он покачал мерцающей картой перед собой, -- результат работы всех нас, она же и останется в обороте фирмы, умножая наше с вами благосостояние в следующем году! С новым годом!

Я обессилено привалилась к какой-то хлипкой опоре, кажется, это была гигантская снежинка и ждала, когда публика потеряет к происходящему на сцене интерес, потому что метаболизм и нервная система требовали одновременно шампанское принять и исторгнуть. Это нервное, я знаю. И вообще уже очень хотелось домой и чтобы больше никаких ёлок. Навечно.

Тем временем, из зала донеслось не слишком громкое за радостным "Happy New Year", но такое, что нам с Главным со сцены нельзя было не расслышать:

-- Несправедливо...

-- ...ну да, просто отжали в руководство.

-- Лучше бы опять лотерею сделали, как в прошлом году.

-- Точно! -- сквозь явно большой глоток, -- Спектакль, и всё подстроено!

Я видела, как с каждым услышанным словом лицо шефа превращается в красный бульдозер, а блаженно расслабившийся к этому моменту новогодний тамада, вытаращив глаза, бросается к сцене, пытаясь перехватить у главного микрофон. Но было поздно, шеф уже набрал воздуха в грудь и массовка слаженно замолчала. Музыка стала тихой, а в динамиках раздался противный, убийственный визг.

-- А теперь Варвара Андревна напомнит нам, кто тасовал конверты! -- Я тряхнула головой, в надежде, что мне послышалось, и с отчаяньем поняла, что нет, это действительно прозвучало! -- Ну же! В самом начале праздника, под первый тост! Кто?

Но ответить мне, слава небесям, не пришлось.

-- Я! Я конверты тасовала! -- выкрикнула Лерочка из корпоративного отдела откуда-то из глубины зала. И тут же её выхватил из толпы яркий белёсый луч, а вокруг закружились световые сердечки. Кто у них там за пультом вообще? -- Все видели, Виктор Алексеевич, вы чего? Там ничего подстроить было нельзя! И у Вари они стопкой торчали, и она крайний всё время брала. Я следила!

Бог мой! Она следила! Возможно, не только она. Даже наверняка! Это хорошо или плохо?

-- Точно! -- донеслось сбоку нетрезвым голосом заведующего по хозяйственной части. И музыкальная тема в динамиках сменилась весёленькой музычкой из "Каламбура", чуть заметно усилившей громкость. -- Крайний. А может, так и задумано было, чтоб потом это ага... М? -- говоривший сдавленно заржал, а я не удержалась и оглянулась на пульт. Ну точно. Из-за коробки с рычажками выглядывали кроссы, почти пустая бутылка с неопознаваемым содержимым и косматая макушка в одном наушнике сдвинутом на лоб.

-- Викентий Ар...батьевич! -- выругался шеф.

-- Арба-ат! Вике-ентьевич, -- громким, свистящим шёпотом донеслось всем тут же слышное из зала. И музыка наконец-то прервалась.

-- Вот да! Именно! Прошу прощения, -- шеф с досадой прищурился в затопившую вдруг зал темноту. Вот же самоубийцы. Не могли, что ли сделать вид, что так и надо? Начальство не ошибается, между прочим. -- Уважаемые коллеги, дорогие друзья! Чтобы у вас не возникало никаких сомнений в отсутствии возможных подлогов, съемка вечера доступна любому желающему убедиться в чистоплотности организаторов и исполнителей! -- Директор махнул кому-то вдаль, и все обернулись назад, чтоб увидеть, как лысый, в красивых тату и наушниках мужик с камерой на штативе и мохнатейшим микрофоном, сияя ослепительной улыбкой, достал флешку из всё ещё направленной на зал камеры и, торжественно прошествовав через толпу, вручил карту памяти шефу.

-- Мы разместим это видео на сайте компании, -- он поднял флешку над головой, и повторил: -- Для всех желающих! Что ж. Вечер с вами был замечательным и красивым. Спасибо всем большое, -- произнёс так, будто послал нас всех сразу далёким и очень дремучим лесом. -- С наступающим Новым годом и... до понедельника! -- Главный со злорадной улыбкой спрыгнул со сцены, за локоть сдёрнув за собой абсолютно не готовую к такому маневру меня. Динамики взревели "Gimme...", и толпа, в которую к этому времени превратилось наше собрание, удовлетворённо ринулась праздновать дальше.

Мы с ёлкой негодовали. Тайно. Задавать откровенно взбешённому мужчине вопросы и указывать на свои неудобства рискованно и чревато здоровьем, если этот мужчина волочит тебя по местами мокрому полу за руку, материальным благополучием, если это твой работодатель и честью, если на тебе сползающая ёлка... Я держалась. Молодец я в курсе.

Именно в это мгновенье нога моя ступила в пучок блестящего конфетти, и я уже не шла, а просто скользила вслед за шефом. Тот, перестав чувствовать моё сопротивление, радостно прибавил ходу и буквально вытолкнул меня на финдиректора с главбухом.

-- Светлана Игоревна, Олег Николаевич! А составьте нам компанию! -- задорно повелел он и с неотвратимостью пылающего ледокола рассёк толпу коллег в направлении неотложной эвакуации.

Зал гремел нам вдогонку нестройным "Новый год к нам мчится. Скоро всё случится!" и зловеще мигал красными огнями, вырисовывая на приближающейся двери всклокоченный силуэт шефа и летящий за ним, как на привязи, мой.

И будь я человеком посторонним, ни за что бы не поняла, что наш Главный не по плечу хлопает администратора, возникшего опрометчиво рядом, а таранит его перед собой на выход. Но я понимала и в чём-то даже сочувствовала бедолаге, не особо, впрочем. Помирать в компании всегда веселее потому что. А вызывать весь огонь на себя в мои планы совершенно сейчас не входило. И вообще, у меня ёлка! Почти разодранная, покосившаяся с грустными блестящими опилками на зелёной фате и звезда золотая еще на макушке. Хорошо еще, если макияж не поплыл от этих софитов, под которыми я три часа простояла. Мне сейчас вообще полагалось бы за вредность как минимум душ и к нему молоко. Как максимум... ох я свою фантазию никогда не ограничивала. Много мне полагалось. Но я не настаивала, потому что огонь на себя, вы помните и все такое. Поэтому я ободряюще улыбнулась беспокойно озирающемуся человечку в неважно сидящем праздничном пиджаке. Тот в ужасе дёрнулся и у него даже почти получилось от шефа отскочить, но Главный, на то он и главный, был быстрее: поймал бедолагу за лацкан и вытащил нас всех в фойе.

-- А что, уважаемый, где бы нам тут поскорей уединиться? -- шеф с полубезумным видом порывисто заозирался, притопывая в нетерпении ногой.

-- Со мной?! -- в панике вскричал посветлевший до белого администратор, так, что стал заметен корректор под глазами и, в общем-то, умело наложенный тон.

-- Да вот хоть в гардеробе! -- разрешил себе шеф, и мы все обернулись к огромному зеркалу на стене, отразившему то неповторимое, что непременно надо было бы запечатлеть для потомков: шеф взъерошенный, напоминающий собственный шарж, карикатура на внезапный и насильственный труп ёлки, казначеи нашей конторы, придерживающие друг друга за локти с одинаково вытянутыми лицами и плотный, бледный мужичок в серебристых пайетках.

-- Нет! -- безбрежный алярм в голосе ответственного за ресторанный зал грозил обратиться сверхзвуком, -- Что же вы... Мы... То есть, у нас! Да к черту же! -- и мужчина звучно выдохнув, наконец, собрался: -- Отель в вашем полном распоряжении. Я провожу вас в конференц-зал!

-- К дьяволу конференц-зал, -- сквозь зубы пробормотал шеф и на полном серьёзе попросил: -- Нам хоть в подсобку, только поскорее, -- и двинулся было выполнять, но что-то его остановило. Возможно, внезапно наступившая абсолютная тишина. И даже еле слышное из-за плотных дверей фуршетного зала слабое унц-унц не могло перебить оглушающего этого момента.

Шеф замер и обвёл наше собрание горящим, почти вулканическим взглядом. Проблеск понимания неспешно разгорался на его сосредоточенном и суровом лице.

-- Так. -- Он запустил свободную от меня пятерню в волосы, повторил: -- Так! -- И взревел: -- Вы что тут подумали?!

Что-что... Что кому-то... то есть, кто-то... не в себе сильно, в общем. Но все почему-то слаженно промолчали и так же хором отвели глаза в потолок. С нашими же лицами на нём, кстати.

-- Вы что думали!? Что я, что я вот... это вот?!!! -- и он весьма недвусмысленно ткнул в меня пальцем, одновременно брезгливо отбрасывая мою руку.

Ну, знаете!

-- Ну почему же... -- пробормотал себе под нос ресторанный администратор, бросил виноватый взгляд на главбуха с финдиром и громко добавил: -- Нет-нет, что вы! Как вы могли... То есть, мы! Как мы могли... То есть, вы как могли! То есть,..

-- Я понял! -- проревел шеф и почти крикнул: -- Помещение где?! -- И, через мгновенье добавил: -- Совещание у меня! Экстренное!

-- Конечно-конечно, -- на бегу бормотал административный мужичок и со словами: -- Момент! -- распахнул перед нами какие-то двери. -- Помещение, -- шёпотом выдохнул мне в затылок, и следом до нас донесся топот стремительно удаляющихся ног.

Мои ноги тоже бы с радостью удалились, но я была надёжно стреножена маскарадом и поэтому обречённо шагнула вслед за теряющим адекватность и, похоже, жутко рассерженным мужиком.

-- Да что же произошло? -- беспокойно поглядывая на стопки накрахмаленных снежно-белых скатертей и салфеток, спросила финансовая Светлана.

Главный быстро выудил из наставленной друг на друга кучи мебели в углу стул, чем вызвал опасный крен этой фантомно сбалансированной системы, и с размахом плюхнувшись на сиденье, изрёк непонятное:

-- Тридцать лямов у нас произошли, Свет, -- расстегнул третью пуговицу рубашки и с силой потёр шею. Устал мужик. -- И вроде, с одной стороны, страшного ничего, сейчас или заблокируем счет, или дождёмся движения и... Млин, поймал, называется, на живца, -- поморщился шеф и тоскливо вздохнул...

Раса Василиса : другие произведения.

Ёлка или Хранить молчание обязательно